Генрих Гейне. Стихи (пер.Маршак и А.Толстой)
(1797-1856)
* ПЕРЕВОД С. Маршака *
"Над пеною моря, раздумьем объят..."
"В почтовом возке мы катили..."
"Когда тебя женщина бросит, - забудь..."
"Как из пены вод рожденная..."
"Чтобы спящих не встревожить..."
"Не подтрунивай над чортом..."
"За столиком чайным в гостиной..."
"Прекрасный старинный замок..."
x x x
Когда выхожу я утром И вижу твой тихий дом, Я радуюсь, милая крошка, Приметив тебя за окном.
Читаю в глазах черно-карих И в легком движении век: - Ах, кто ты и что тебе надо, Чужой и больной человек?
- Дитя, я поэт немецкий, Известный в немецкой стране. Назвав наших лучших поэтов, Нельзя не сказать обо мне.
И той же болезнью я болен, Что многие в нашем краю. Припомнив тягчайшие муки, Нельзя не назвать и мою.
x x x
Над пеною моря, раздумьем объят, Сижу на утесе скалистом. Сшибаются волны, и чайки кричат, И ветер несется со свистом.
Любил я немало друзей и подруг. Но где они? Кто их отыщет? Взбегают и пенятся волны вокруг, И ветер протяжно свищет.
x x x
В почтовом возке мы катили, Касаясь друг друга плечом. Всю ночь в темноте мы шутили, Болтали - не помню, о чем.
Когда же за стеклами в раме Открылся нам утренний мир, Амур оказался меж нами, Бесплатный слепой пассажир.
x x x
Когда тебя женщина бросит, - забудь, Что верил ее постоянству. В другую влюбись или трогайся в путь. Котомку на плечи - и странствуй.
Увидишь ты озеро в мирной тени Плакучей ивовой рощи. Над маленьким горем немного всплакни, И дело покажется проще.
Вздыхая, дойдешь до синеющих гор. Когда же достигнешь вершины, Ты вздрогнешь, окинув глазами простор И клекот услышав орлиный.
Ты станешь свободен, как эти орлы. И, жить начиная сначала, Увидишь с крутой и высокой скалы, Что в прошлом потеряно мало!
* * * Как из пены вод рожденная, Ты сияешь - потому, Что невестой нареченною Стала ты бог весть кому.
Пусть же сердце терпеливое Позабудет и простит Все, что дурочка красивая, Не задумавшись, творит!
x x x
Чтобы спящих не встревожить, Не вспугнуть примолкших гнезд, Тихо по небу ступают Золотые ножки звезд.
Каждый лист насторожился, Как зеленое ушко. Тень руки своей вершина Протянула далеко.
Но вдали я слышу голос - И дрожит душа моя. Это зов моей любимой Или возглас соловья?
ЛОРЕЛЕЙ
Не знаю, о чем я тоскую. Покоя душе моей нет. Забыть ни на миг не могу я Преданье далеких лет.
Дохнуло прохладой. Темнеет. Струится река в тишине. Вершина горы пламенеет Над Рейном в закатном огне.
Девушка в светлом наряде Сидит над обрывом крутым, И блещут, как золото, пряди Под гребнем ее золотым.
Проводит по золоту гребнем И песню поет она. И власти и силы волшебной Зовущая песня полна.
Пловец в челноке беззащитном С тоскою глядит в вышину. Несется он к скалам гранитным, Но видит ее одну.
А скалы кругом все отвесней, А волны - круче и злей. И, верно, погубит песней Пловца и челнок Лорелей.
x x x
Рокочут трубы оркестра, И барабаны бьют. Это мою невесту Замуж выдают.
Гремят литавры лихо, И гулко гудит контрабас. А в паузах ангелы тихо Вздыхают и плачут о нас.
ГОНЕЦ
Гонец, скачи во весь опор Через леса, поля, Пока не въедешь ты во двор Дункана-короля.
Спроси в конюшне у людей, Кого король-отец Из двух прекрасных дочерей Готовит под венец.
Коль темный локон под фатой, Ко мне стрелой лети. А если локон золотой, Не торопись в пути.
В канатной лавке раздобудь Веревку для меня И поезжай в обратный путь, Не горяча коня.
x x x
Двое перед разлукой, Прощаясь, подают Один другому руку, Вздыхают и слезы льют.
А мы с тобой не рыдали, Когда нам расстаться пришлось. Тяжелые слезы печали Мы пролили позже - и врозь.
x x x
Они мои дни омрачали Обидой и бедой, Одни - своей любовью, Другие - своей враждой.
Мне в хлеб и вино подсыпали Отраву за каждой едой - Одни своей любовью, Другие своей враждой.
Но та, кто всех больше терзала Меня до последнего дня, Враждою ко мне не пылала, Любить - не любила меня.
x x x
Кто влюбился без надежды, Расточителен, как бог. Кто влюбиться может снова Без надежды - тот дурак.
Это я влюбился снова Без надежды, без ответа. Насмешил я солнце, звезды, Сам смеюсь - и умираю.
x x x
Как ты поступила со мною, Пусть будет неведомо свету. Об этом у берега моря Я рыбам сказал по секрету.
Пятнать твое доброе имя На твердой земле я не стану, Но слух о твоем вероломстве Пойдет по всему океану!
x x x
Весь отражен простором Зеркальных рейнских вод, С большим своим собором Старинный Кельн встает.
Сиял мне в старом храме Мадонны лик святой. Он писан мастерами На коже золотой.
Вокруг нее - цветочки, И ангелы реют над ней. А волосы, брови и щечки - Совсем, как у милой моей.
x x x
Не подтрунивай над чортом, Годы жизни коротки, И загробные мученья, Милый друг, не пустяки А долги плати исправно. Жизнь не так уж коротка, - Занимать еще придется Из чужого кошелька!
x x x
Какая дурная погода! Дождь или снег, - не пойму. Сижу у окна и гляжу я В сырую, ненастную тьму.
Чей огонек одинокий Плывет и дрожит вдалеке? Я думаю, это фонарик У женщины старой в руке.
Должно быть, муки или масла Ей нужно достать поскорей. Печет она, верно, печенье Для дочери взрослой своей.
А дочь ее нежится в кресле, И падает ей на лицо, На милые, сонные веки Волос золотое кольцо.
x x x
За столиком чайным в гостиной Спор о любви зашел. Изысканны были мужчины, Чувствителен нежный пол.
- Любить платонически надо! - Советник изрек приговор, И был ему тут же наградой Супруги насмешливый взор.
Священник заметил: - Любовью, Пока ее пыл не иссяк, Мы вред причиняем здоровью. - Девица опросила: - Как так?
- Любовь - это страсть роковая! Графиня произнесла И чашку горячего чая Барону, вздохнув, подала.
Тебя за столом не хватало. А ты бы, мой милый друг, Верней о любви рассказала, Чем весь этот избранный круг.
x x x
С надлежащим уважением Принят дамами поэт. Мне с моим бессмертным гением Сервирован был обед.
Выбор вин отменно тонок. Суп ласкает вкус и взор. Восхитителен цыпленок. Заяц сочен и остер.
О стихах зашла беседа. И поэт, по горло сыт, Устроительниц обеда За прием благодарит.
x x x
Твои глаза - сапфира два, Два дорогих сапфира. И счастлив тот, кто обретет Два этих синих мира.
Твое сердечко - бриллиант. Огонь его так ярок. И счастлив тот, кому пошлет Его судьба в подарок.
Твои уста - рубина два. Нежны их очертанья. И счастлив тот, кто с них сорвет Стыдливое признанье.
Но если этот властелин Рубинов и алмаза В лесу мне встретится один, - Он их лишится сразу!
x x x
Прекрасный старинный замок Стоит на вершине горы. И любят меня в этом замке Три барышни - три сестры.
Вчера обняла меня Йетта. Юлия - третьего дня. А день перед тем Кунигунда В объятьях душила меня.
В замке устроили праздник Для барышень милых на днях. Съезжались бароны и дамы В возках и верхом на конях.
Но жаль, что меня не позвали. Не видя меня на балу, Ехидные сплетницы-тетки Тихонько смеялись в углу...
x x x
Материю песни, ее вещество Не высосет автор из пальца. Сам бог не сумел бы создать ничего, Не будь у него матерьяльца.
Из пыли и гнили древнейших миров Он создал мужчину - Адама. Потом из мужского ребра и жиров Была изготовлена дама.
Из праха возник у него небосвод. Из женщины - ангел кроткий. А ценность материи придает Искусная обработка.
БОЛЬШИЕ ОБЕЩАНИЯ
Мы немецкую свободу Не оставим босоножкой. Мы дадим ей в непогоду И чулочки и сапожки.
На головку ей наденем Шапку мягкую из плюша, Чтобы вечером осенним Не могло продуть ей уши.
Мы снабдим ее закуской. Пусть живет в покое праздном, - Лишь бы только бес французский Не смутил ее соблазном.
Пусть не будет в ней нахальства, Пусть ее научат быстро Чтить высокое начальство И персону бургомистра!
ПОГОДИТЕ!
Из-за того, что я владею Искусством петь, светить, блистать, Вы думали, - я не умею Грозящим громом грохотать?
Но погодите: час настанет, - Я проявлю и этот дар. И с высоты мой голос грянет, Громовый стих, грозы удар.
Мой буйный гнев, тяжел и страшен, Дубы расколет пополам, Встряхнет гранит дворцов и башен И не один разрушит храм.
* ПЕРЕВОД А. Толстого *
Довольно! Пора уж забыть этот вздор
Довольно! Пора уж забыть этот вздор, Пора бы вернуться к расудку! Довольно с тобой, как искусный актер, Я драму разыгрывал в шутку! Расписаны были кулисы пестро. Я так декламировал страстно, И мантии блеск и на шляпе перо, И чувства - все было прекрасно.
Но вот, хоть уж сбросил я это тряпье, Хоть нет театрального хламу, Доселе болит еще сердце мое, Как будто играю я драму.
И что я поддельною болью считал, То боль оказалась живая - О боже, я раненый насмерть играл, Гладьятора смерть представляя!