ТРИЛИСТНИК ПИСЬМЕННОГО СТОЛА

1. Преодоление филологии

Братскому монгольскому народу посвящаю. Автор

О ЧТЕНИИ КНИГ

Звездочкой (*) отмечены примечания составителя и редактора издания, помещенные в конце книги; трилистником (†) - авторские библиографические сноски и отсылки в конце каждого трилистника.

Когда возникает интерес к какому-либо предмету, когда хочется узнать о нем все: и то, что он собой представляет, и как он связан со своим окружением, и какое он имеет значение для меня и моих современников, - то прежде всего ищешь книгу, желательно одну, где бы все это было описано. Надеешься, что, прочтя се, обретешь покой и сможешь перейти к очередным делам, до тех пор пока демон любознательности не вцепится снова в сердце.

И вот, признаюсь, мне безумно захотелось узнать, как в пустынных степях Монголии внезапно возникла могучая империя Чингисхана, которая через 100 лет так же быстро развалилась. Конечно, я тут же бросился искать книгу, но каково же было мое разочарование: книг оказалось больше, чем я мог бы за всю жизнь прочесть, а ответа на вопрос так-таки и не было.

Мне могут возразить, что я не имею права на такое утверждение, поскольку признаюсь сам, что всех книг не прочел. Но, к счастью, нам осталось наследство от средневековой схоластики - система сносок и ссылок. Читая обзорную работу, по ссылкам легко установить, что откуда переписано. Авторы обзорных работ - люди дотошные. Уж если бы они могли откуда-нибудь списать такое ценное сведение, которое проливайте бы свет на причину образования мировой империи, так и списали бы его. Но, к сожалению, его нет! И мне пришлось копаться в текстах самому.

Но и тут меня подстерегали огорчения. Авторы одних источников сообщали о том, что в Азии было большое христианское царство еще до возникновения монгольской империи, а авторы других источников того же времени об этом умалчивали. Я окончательно растерялся. Чтобы удовлетворить свое страстное любопытство, мне пришлось заниматься историей кочевников всерьез, отодвинув на задний план все другие дела. [*1]

Но история - дело тонкое. Если просто собрать сведения из разных источников, то они чаще всего противоречат друг другу. Если же отобрать только те, которые между собой согласуются, то они рассыпаются, как стальные шарики, сложенные в виде пирамиды. Надо бы их скрепить, сцементировать, да нечем! И тут я подумал: возьму-ка заведомо правильное суждение, что Чингисхан был и его империя существовала, и заведомо сомнительное, что пресвитер Иоанн царствовал в "Трех Индиях", и сопоставлю их на авось. Вдруг от такого сочетания сама собой получится органическая концепция, поскольку у меня уже появятся положительные и отрицательные величины. Так я и поступил. А теперь пусть судит читатель, насколько удачной оказалась моя попытка.

АУТЕНТИЧНАЯ ЛОЖЬ

В 1145 г. в Западной, романо-германской, феодальной и католической Европе распространился слух, потрясший воображение королей и прелатов, рыцарей и купцов, благородных дам и прекрасных куртизанок, грубых провинциальных баронов и моряков средиземноморских флотов Генуи, Венеции и Пизы - словом, всех, имевших хотя бы косвенное отношение к подготовлявшемуся тогда второму крестовому походу. [*2]

Выдающийся германский историк, автор всемирной хроники "Книги о двух государствах" и исторического труда "Деяния императора Фридриха" (Барбароссы), Отгон Фрейзингенский оставил следующую запись: "...Мы повстречали также недавно рукоположенного в сан епископа Габульского из Сирии... Он рассказал, что несколько лет назад некий Иоанн, царь и священник народа, живущего по ту сторону Персии и Армении, на крайнем Востоке, и исповедующего христианство, хотя и несторианского толка, пошел войной на двух братьев Самиардов, царей Мидии и Персии, и завоевал их столицу Экбатану (?!)... Одержав победу, названный Иоанн двинулся дальше, чтобы прийти на помощь Святой церкви. Однако когда он достиг Тигра и за неимением корабля не смог переправиться через него, пошел к северу, где, как он узнал, река эта зимой замерзает. Но, проведя там напрасно несколько лет, он не дождался мороза и, не достигнув из-за теплой погоды своей цели, был вынужден вернуться на родину, тем более что из-за нездорового климата он потерял многих своих воинов... Кроме того, рассказывают, что он ведет свои род от древних волхвов" [†1] (т.е. евангельских волхвов, якобы наблюдавших вспышку Вифлеемской звезды и принесших дары новорожденному Иисусу).

Аналогичные сообщения появились и в других германских хрониках [†2]. По-видимому, сообщения о царе-первосвященнике начали рассматривать как реальность [*3]. На легенду наросли новые подробности: появилось письмо пресвитера Иоанна византийскому императору Мануилу Комнину, написанное будто бы на арабском языке и затем переведенное на латинский для папы и императора Фридриха Барбароссы. Арабский оригинал не сохранился, а в дошедшей до нас версии текст письма таков (в сокращении):

"Пресвитер Иоанн, всемогуществом Божиим и властью Господина нашего Иисуса Христа царь царей, повелитель повелителей, желает другу своему Мануилу, князю Константинопольскому, здравствовать и благоденствовать по милости Божией..." [†3]

Уже одно это обращение могло бы насторожить читателя, хотя бы чуть-чуть способного к критике. Иоанн называет своих вассалов царями, а суверенного государя Мануила Комнина - князем Константинопольским. Такое явное неуважение, причем ничем не вызванное, должно было бы иметь последствием не союз и дружбу, а разрыв дипломатических отношений. Но фальсификатор, автор письма, знал свою аудиторию. На католическом Западе унижение византийского православного царя, пусть мнимое, было воспринято как нечто подразумевающееся и не повлекло за собой недоверия к тексту, что пошло бы только на пользу делу [*4].

Далее, пресвитер Иоанн описывает свою державу, которую называет "Три Индии", причем местом своей столицы называет Сузы [*5]. Только совершенно не сведущий в античной географической литературе читатель мог не заметить, что сам автор письма ничего не понимает в географии.

Понятно, что в Константинополе на эти россказни не обратили ни малейшего внимания, а западноевропейскому читателю XII в. даже в голову не пришло, что его просто морочат.

Весьма примечательно, что "пресвитер Иоанн" счел долгом описать все живое своего царства, начиная со зверей наиболее экзотичных, с точки зрения европейца: "Слоны, дромадеры, верблюды, Meta collinarum (?), Cametennus (?), Tinserete (?), пантеры, лесные ослы, белые и красные львы, белые медведи, белые мерланы(?), цикады, орлиные грифоны,... рогатые люди, одноглазые, люди с глазами спереди и сзади, кентавры, фавны, сатиры, пигмеи, гиганты, циклопы, птица феникс и почти все обитающие на земле породы животных..." [†4].

Откуда автор письма взял этот список? Только из средневековой фантастики, так как этот жанр никогда не умирал [*6]. Кажется совершенно удивительным, что в такую чепуху поверили и верили еще свыше 500 лет, но такова сила слова, заключенного в "аутентичный источник", а письмо именно таким и было [*7]. И поэтому-то папа Александр III 27 сентября 1177 г. выдал длинное послание лейб-медику магистру Филиппу для "царя-первосвященника Иоанна". Посол вместе с письмом был отправлен из Венеции тогда же. Но куда? Место обширного и великого христианского царства на Дальнем Востоке было неизвестно, и все попытки отыскать его не имели успеха. Да иначе и быть не могло - царства восточных христиан не существовало!

Долго не хотели европейцы примириться с разочарованием, но пришлось. Ни в Индии, ни в Абиссинии, ни в Китае не нашлось ничего похожего на столь подробно описанное царство Иоанна. В XIX в. историкам осталось лишь объяснять причины фальсификации и легковерия предков. Но ведь методика исторической критики и сейчас не всегда принципиально отличается от средневековой, а кроме того, как истина, так и ложь всегда смешаны между собою, хотя и в разных пропорциях.

Дыма без огня не бывает, и теперь уже нет никаких сомнений в том, что причиной слуха было действительное событие: разгром войск сельджукского султана Санджара ополчением центральноазиатских племен, объединенных киданьским гурханом Елюем Даши на Катванской равнине в 1141 г. [†5]. Вероятно, несториане были и среди кочевников, но сам Елюй Даши если и имел определенные религиозные симпатии, то только к буддизму. До Тигра его войска не доходили, да и не стремились дойти, царство его было небольшим, охватывавшим только Семиречье, часть Джунгарии и южные склоны Алтая; имени Иоанн среди киданьских владений не зафиксировано, и ничего похожего на пышный вымысел средневековых европейцев [†6] в Азии не обнаружено. И тут встают сразу две большие проблемы: 1) что же было на самом деле? 2) поскольку аутентичный источник дает заведомо ложные сведения, то имеем ли мы право вообще доверять источникам, а если нет, то как нам добыть сведения достоверные? Вот на эти два вопроса мы и постараемся ответить нашей книгой.

ВОЗНИКАЮЩИЕ ТРУДНОСТИ

На наше счастье, история средних веков неплохо разработана нашими предшественниками. Это надо понимать в том смысле, что установлена последовательность большинства событий политической истории, датированы войны, договоры, дипломатические и династические союзы, законодательные акты и социальные реформы. Иными словами, уже имеется канва, на которую можно нанести тот или иной узор и воспользоваться ею для того, чтобы опровергнуть или поставить под сомнение сведения, нелепость которых бросается в глаза; в том числе и рассказ о "первосвященнике-царе Иоанне".

Но вместе с тем событий так много, что охватить их взглядом или запомнить и удержать в памяти невозможно. Обычно здесь принято идти путем узкой специализации - изучения страны в одну, сравнительно короткую эпоху. Ведь именно этот путь привел средневековых летописцев к принятию абсурдного сведения о Иоанне, сведения, которое не удержалось в арсенале византийской и древнерусской науки, потому что греки и русские, находясь территориально ближе к Азии, знали ее лучше, чем современные им немцы или французы. Следовательно, путь сужения специализации ведет к тому, что на глаза исследователя надеваются шоры и отсутствие перспективы приводит к не меньшим ошибкам, чем недостаточная углубленность.

Затем для нашей темы необходимо самое широкое рассмотрение истории тех стран, где несторианство возникло, развилось и погибло, т.е. почти тысячелетний период истории Азии от Мраморного до Желтого моря [*8]. Удержать же в памяти все события, связанные с интересующей нас темой, возможно только путем помещения их в какую-то систему, специально для этой темы приспособленную. А поскольку такой системы нет, то надо ее изобрести, помня одновременно, что назначение ее чисто вспомогательное. Нужный для вывода материал можно получить двумя путями: 1) непосредственно из источников, т.е. сочинений современников событий, и 2) из сводной исторической литературы

XIX-XX вв. Второй способ имеет ряд преимуществ: он менее трудоемок; критика средневековых текстов и версий уже произведена, и повторять ее без достаточных оснований не имеет смысла; события сведены в причинно-следственные ряды, что облегчает нашу задачу - интерпретацию, и. наконец, читатель без затруднения может проверить ход нашей мысли и правильность выводов. Но, увы, ограничиваться этим путем нельзя, ибо если бы в историографии все обстояло так благополучно, то не возникало бы проблем, подобных тем, с которыми мы уже столкнулись и столкнемся еще не раз. Поэтому нам придется снова и снова обращаться к источникам не в плане текстологическом или литературоведческом, а на предмет проверки достоверности тех или иных сведений, возбуждающих сомнения или недоверие. Источниковед-филолог стремится ответить на вопрос: что говорит изучаемый автор? А источниковеда-историка интересует: что из сообщаемого автором - правда, что им опущено и как было на самом деле? Разница в аспекте очевидна.

Весьма распространено мнение, что ошибочность или недостаточность вывода объясняется поверхностным изучением источника. Молчаливо предполагается, что имеющиеся в научном обороте источники содержат все, что нужно для совершенного знания предмета. Достаточно лишь предельно точно перевести сочинение средневекового автора и пересказать его своими словами, чтобы любая проблема, связанная с данным сочинением, была решена. Это мнение нигде специально не сформулировано, но бытует как нечто само собой разумеющееся и не подлежащее пересмотру. При этом упускается из виду, что, слепо следуя источникам, историк только воспроизводит точку зрения древнего автора, а никак не истинное положение дела, которое самому старинному автору бывало зачастую неясно. Критика источников при таком подходе сводится к установлению их аутентичности, а противоречия нескольких, несомненно подлинных, источников составляют барьер, не всегда преодолимый. Да и как его перепрыгнуть, если для этого рекомендуется, допустим в нашем случае, опровергнуть все новые, да и старые исследования по истории Монголии [*9], заново перевести источники с арабского, персидского, греческого, китайского, монгольского, латинского, грузинского и армянского языков, да так, чтобы не повторить ни одного из предшественников и в конце концов выдвинуть еще одну гипотезу, отнюдь не имея уверенности, что она лучше прежних.

Этот путь меня не манил прежде всего потому, что никак не мог набраться смелости заявить, что мои переводы (если бы я их сделал) будут лучше и точнее, чем те, которые были выполнены блестящими и ученейшими филологами. Наоборот, историк, имея собственную точку зрения, всегда будет подгонять перевод под подтверждение ее. И совершенно безразлично, сознательно ли он выбирает удобные для него варианты или искренне верит, что так оно и есть. Даже стремление к повышению степени буквальности нецелесообразно, потому что буквальный перевод далеко не всегда самый точный, так как тут опускаются смысловые и интонационные нюансы, значащие в литературном произведении куда больше, чем формы глаголов или синтаксические обороты.

Но самым главным пороком этого метода является те, что исследование предмета подменяется изучением текстов, упоминающих о нем. Ведь нас интересует сама несторианская проблема, а не то, что о ней рассказывали современники.

Факты, отслоенные от источника критикой, редко позволяют уяснить ход событий, потому что всегда многие важные события в источниках бывают опущены, а незначительные выпячены. Примером может служить Ветхий завет Библии. Читая только его, невозможно усомниться в том, что вся история Ближнего Востока в первом тысячелетии до нашей эры вращалась вокруг Израиля и Иудеи. На самом же деле, как мы теперь хорошо знаем, Израиль и Иудея были захолустьями ближневосточного мира, исторические судьбы которого в эпоху определялись совсем другими народами и государствами.

Точно так же из "Песни о Роланде" вытекает, что главным событием первого похода Карла Великого в Испанию в 778 г. были геройская смерть Роланда в неравном бою с маврами. Но, как известно, такого боя вообще не было и Роланд на самом деле был убит в Ронсевальском ущелье басками, а не маврами. Однако такое явное искажение событий не мешает "Песне о Роланде" оставаться первоклассным историческим источником, как не мешает оно оставаться таковым же и "Слову о полку Игореве", хотя описанный в нем поход князя Игоря на половцев в 1185 г. проходил совсем не так, как изложено в "эпосе" [†7] [*10].

Поэтому необходим анализ, который целесообразно проводить путем синхронистического подбора фактов, благодаря чему легко обнаружить преувеличения и недомолвки источников, а также "белые пятна" в общей картине. Заполнение последних возможно только путем интерполяций, восполняющих на основе причинно-следственных связей первоначальную канву событий, полученную из источников [†8]. Степень точности при интерполяциях, естественно, снижается, но допуск невелик и общая закономерность не нарушается, зато в противном случае она теряется вообще. Следующая операция - синтез: сравнение полученной исторической канвы с аналогичными рядами фактов, установленных таким же образом в смежных науках. Синтез - констатация схождении и расхождений и объяснение того и другого, что и является целью исследования.

Итак. методическая цепь четырехчленна: 1) как (написано)? 2) что (было на самом деле)? и что к чему? - завершенный продукт производства.

Спешу договорить, дабы предупредить возможную - нет, неизбежную - критику, основанную на неполном понимании моего подхода. Я не против повторения переводов старинных текстов, даже больше - я за него, но считаю непозволительной роскошью не отдавать себе отчета в том, что именно может принести такая, очень большая и сложная работа. В разных случаях разное. Для изящной словесности повторные и параллельные переводы крайне желательны. Каждый переводчик передает подмеченные им нюансы эстетические, стилистические и смысловые. Тут не может возникнуть дублирования, потому что художественный перевод всегда отличается от подлинника и от аналогичного перевода, особенно сделанного на несколько поколений раньше. Тут и язык - как система ассоциаций и рефлексов - имеет значение, а мы знаем, что наши деды говорили, пусть чуть-чуть, но иначе, чем мы.

Другое дело деловой перевод. Там, где дело не касается терминологии, стилистика не меняет ни смысла, ни значения. В каких бы выражениях ни было сказано о поражении, допустим, русских на реке Калке - факт не изменится и убитые князья не воскреснут. Для нашего анализа достаточно такого перевода и даже следует ограничиться именно им, чтобы иметь возможность взвесить все pro et contra беспристрастно.

Что же касается терминов (названий чинов, родов войск, топонимов, этнонимов и т.п.), то в раскрытии их филолог ничем не сможет помочь историку, если тот не разберется сам, опираясь не на этимологию отдельных слов, а на комплекс событий, в описаниях которых эти трудные слова встречаются в разных сочетаниях. Вот поэтому мы и будем рассматривать проблему "попа Иоанна" не как проблему текстов, а как проблему исторической действительности XII в., для которой вопрос о восточном христианстве, как это ни странно, является ключевым вопросом.

ПОИСКИ ПУТЕЙ ИССЛЕДОВАНИЯ

Вопрос о том, как писать "историю", не решен, да и никогда не будет решен. Больше того, в решении его нет необходимости, потому что рецепты здесь идут скорее во вред делу, чем ему на пользу. Совершенно невозможно представить, чтобы два исследователя-современника, занимающиеся одним периодом, даже при полном согласии в трактовке событий и оценке явлений, изложили предмет одинаково, так как каждый из них уделит большее внимание сюжетам, соответствующим его научным интересам. Именно это разнообразие способствует объективному познанию исторического процесса, который предстает перед читателем в разных аспектах и, значит, наиболее полно.

Жанр, стиль и язык исторического повествования определяются тем, к кому обращается автор: к группе ученых-специалистов или к широкому читателю, интересующемуся темой исследования. В первом случае обязателен крайне обстоятельный анализ сложных проблем, решение которых предлагается автором; сокращенное до минимума изложение хода событий, потому что специалистам оно известно; и сухой, деловой язык, ибо центр тяжести перенесен на доказательство и историю вопроса. По существу, такая книга не что иное, как большая статья.

Во втором случае автор уделяет больше внимания историческому синтезу, опираясь на результаты аналитических работ через отсылочные сноски. Повторять аргументацию цитируемых статей нецелесообразно, так как это лишит читателя возможности следить за ходом мысли автора. Изложение развития событий приобретает решающее значение, потому что в нем, как в фокусе телескопа, сосредоточивается осмысление эпохи в целом. Язык допустим образный, подчас эмоциональный.

Наконец, возможен и третий подход - справочный. Далеко не все разделы истории одинаково хорошо известны читателям, в том числе самим историкам. Историческая наука в XX в. так расползлась вширь и вглубь, что историк, скажем, итальянского Возрождения оказывается по отношению к истории Индии или Китая просто квалифицированным читателем. Это особенно болезненно отражается при постановке сюжетов, подобных нашему. По кочевниковедению есть огромная специальная литература на многих языках, но нет общих, облегченных сводок, из которых можно без труда извлекать нужные сведения. А ведь это самое главное - легкость получения положительных знаний, позволяющая сосредоточить сэкономленные силы на обдумывание предмета.

Еще за тысячу лет до нас проблема избыточной информации занимала лучшие умы историков, в ряде случаев непревзойденных. Константин Багрянородный [*11], столкнувшись с этой трудностью, писал: "Материал истории дорос до пределов необъятных и неодолимых; поэтому цель работы - соединить выдержки из писателей старых и новых". Этим он хотел сказать, что важным для него является, во-первых, установление факта, причем безразлично, из какого источника автор его почерпнул, и. во-вторых, обнаружение связей данного факта с другими, т.е. нахождение его места в цепи событий. Именно это считал он наукой - историей, а прочее, т.е. историографию, рассматривал как подсобное и не всегда нужное занятие.

Но прежде чем излагать историю страны или народа, надо увидеть ее самому, а смотреть тоже можно по-разному: с птичьего полета, с вершины холма, из мышиной норы. В каждом случае мы что-то заметим, а что-то упустим, но совместить все три уровня рассмотрения невозможно. Следовательно, приходится выбирать тот, который нам нужен в данный момент.

Итак, при историческом анализе лучше всего применять все три метода, так как ни один из них не заслуживает предпочтения, а просто отвечает на разные вопросы. Предлагаемый здесь подход не что иное, как анализ, т.е. "расчленение", необходимое для того, чтобы распутать неясные места в истории и потом перейти к синтезу, когда учитываются результаты разных методик исследования. Только таким путем можно вырваться из прокрустова ложа заданной схемы, не впадая в мелочеведение, при котором теряется сам предмет исследования - ритмы Всемирной истории.

А ТЕПЕРЬ О СИНТЕЗЕ

Звездное небо наблюдают в телескоп; женский профиль - простым глазом; насекомое - в лупу; каплю воды - в микроскоп. А как мы наблюдаем историю? Горько сказать, но большая часть бесплодных споров происходила оттого, что исторические процессы хотели видеть одним глазом с уменьшением, допустим, в 1000 раз, а другим - с увеличением примерно в 850 раз, простодушно полагая, что таким образом будет достигнуто какое-то среднее искомое приближение. Не отсюда ли многовековой спор между методиками, школами, подходами и т.д.? Представим себе, что в нашем распоряжении есть историоскоп, прибор с масштабной шкалой, содержащей градацию степени приближения. Попробуем поставить окуляр на приближение - No 1 (самое общее).

Мы увидим огромную спираль - путь исторического развития. Нижний ее конец теряется в густых лесах, окаймлявших языки наплывавшего ледника, в пещерах, где высокие смуглые люди делили тушу мамонта, разрезая мясо кремневыми ножами. Ниже витки спирали расплываются и просматриваются только отдельные ее отрезки со смутными абрисами гоминидов: неандертальца, синантропа и других порождений природы. Верхний конец уходит в будущее, которое представляется нам как полное торжество человека над природой, но описывать его я не берусь, предоставляя это занятие авторам научно-фантастических романов. Наша письменная история - всего один виток этой гигантской спирали.

В первом приближении мы наблюдаем три нити закономерности общечеловеческого развития: демографический взрыв, технический прогресс и смену социально-экономических формаций. Рост населения за последнюю тысячу лет идет по восходящей кривой. У рубежа нашей эры население Земли насчитывало от 250 до 350 млн. человек; в 1650 г. - около 545 млн.; в 1800 г. - приблизительно 906 млн.; в 1900 г. - 1,6 млрд.; в 1950 г. - 2,517 млрд. и к 2000 г. должно достигнуть 6 млрд. человек. При этом замечено, что прирост населения особенно велик не в странах изобилия плодов земных, а там, где ощущается их недостаток [†9]. Очевидно, здесь не функция роста цивилизации, а имманентный закон, присущий человечеству как виду.

Технический прогресс на таких отрезках времени несомненен. Он перерастает рамки социальных отношений и становится фактором антропогенного преобразования ландшафтов земной поверхности. Исчезли и исчезают целые виды животных, распространяются виды культурных растений, например пшеница, картофель, кофе, вытесняя естественные геобиоценозы. Загрязняются промышленными отходами пресные воды, и даже начинает изменяться состав атмосферы. Прогресс - как огонь: он и греет и сжигает. Социальное развитие описано достаточно подробно, и нет надобности повторяться. Изучение этих ритмов - достояние всемирно-исторической методики. Культурно-историческая школа по отношению к этим закономерностям бессильна. Она просто их не замечает, так как ее диапазон узок.

Сдвинем наш окуляр на приближение No 2. Сразу пропадет спираль и останется только один ее виток длиной около 5 тыс. лет, который будет восприниматься как прямая линия. Но эта линия прерывиста, как будто она состоит из переплетения разноцветных нитей, концы которых заходят друг за друга. Это те самые исторические культуры, которые то и дело сменяют друг друга, веками сосуществуя на поверхности планеты Земля. Так, заря Эллады, когда базилевсы с дружинами разоряли Трою, - XII в. до н.э. - по времени совпала с закатом Египта и началом упадка могущества Ассирийского царства и Вавилонии. Так, при агонии золотой Византии - XIII в. н.э. - возносились знамена франкских рыцарей и бунчуки монгольских богатырей. А когда изнемогал от внутреннего кризиса средневековый Китай - XVII в., - тут же поднялся трон маньчжурского богдыхана, вокруг которого объединилась Восточная Азия. И каждый из этих подъемов был связан с явлениями этногенеза - появлением новых народов путем коренного преобразования прежних. Тут уж нельзя говорить об одном процессе. Наоборот, наблюдается переплетение разных процессов с инерционной кривой развития: быстрый подъем, короткая стабилизация в зените и постепенный упадок, за которым иногда следует полное исчезновение данного этноса. Именно об этих явлениях говорили Ибн Халдун и Джан Баттиста Вико [*12].

Сдвинем рычаг историоскопа на приближение No 3 и увидим только одну культуру, переживающую свою юность, зрелость и старость. Перед нами предстанет картина социальной борьбы. В древнем Риме шла борьба патрициев и плебеев, затем - оптиматов и популяров, потом - Сената и легионеров [*13]. В Италии это будет борьба лангобардов с местным населением, переоформившаяся затем в борьбу гибеллинов и гвельфов и, наконец, в войны итальянских городов между собою. В Монголии будет война дружинников Чингисхана против племенных вождей кераитов, меркитов и найманов. В Арабском халифате соперничество кайситов и кельбитов сменилось войной Аббасидов против Омейядов, потом карматов против мусульман и в конце концов турок против всех остальных. Но каждая культура будет видна отдельно, все остальные окажутся для нее только фоном, объясняющим отдельные события политической истории, но не собственные ее ритмы.

При приближении No 4 мы увидим уже не всю историю культуры как целого, а только отдельную эпоху. Социальные противоречия станут расплывчаты, а отчетливы и выпуклы характеры и судьбы отдельных людей. Тогда историк будет говорить о необузданности Мария, железной воле Суллы, легкомыслии Помпея, предусмотрительности Цезаря, влюбчивости Антония и расчетливости Октавиана. История будет казаться поприщем для соперничества великих людей, хотя известно, что сама идея обманчива. Фоном станет эпоха, которую рассматривали в предыдущем приближении как основную и конечную цель изучения. Но это еще не предел.

Возможно еще приближение No 5, при котором в поле зрения оказывается один человек. Как ни странно, это приближение используется очень часто. Если этот человек Пушкин - возникнет пушкиноведение, если Шекспир - шекспирология, Но здесь история смыкается с биографическим жанром и перестает быть сама собой. Шкала историоскопа исчерпана.

Вот к какому решению привел анализ всемиро-исторического материала для ответа на вопрос, поставленный в начале сочинения: как понять историю царства пресвитера Иоанна на фоне Всемирной истории? Какое приближение отвечает нашим задачам и как его следует применить к делу?

Приближение No 1 явно не может быть использовано, потому что интересующее нас столетие будет казаться точкой на бесконечно длинной кривой. А, как известно, описать точку невозможно, потому что она имеет место в пространстве, но не имеет формы. Кроме того, методы, применимые при первом приближении, как-то: образование рас первого порядка (негроидов, европеоидов и монголоидов), открытие добывания огня, изобретение письма, применение металла и т.п., образуют такие эпохи, для которых появление ложного слуха, вроде того, какой интересует нас, явление отнюдь не соразмерное.

Перейдем к приближению No 2. Здесь уже есть на что обратить внимание. В XII в. наблюдается причудливое переплетение различных культур, непохожих друг на друга и избегающих сходств, даже в виде заимствований. Западная Европа, разъединенная политически, воспринимает себя как единство, целостность, называя себя " христианским миром", куда не включает схизматиков: греков и русских. Та же картина в странах ислама: политическая раздробленность ничуть не мешают культурному единству, противопоставляющему себя и "франкам", и грекам, и "неверным туркам", под которыми понимались все кочевники Евразии, включая венгров и монголов. Китай был в XII в. централизован, но рассматривал как свою периферию царства тантутов - Си Ся и киданей - Ляо. Это была явная натяжка, потому что тангуты больше тяготели к тибетской культуре, а кидани хранили многие традиции кочевого быта, но таково было мироощущение китайцев, уверенность в своем превосходстве над всеми народами всего мира. А сами кочевники? Там, где они не окитаились, или не перешли в ислам, или не стали феодально-католическим королевством, как, например, в Венгрии, они оставались сами собой и, подобно всем перечисленным культурам, ощущали свое единство на фоне политического и бытового разнообразия. Для нашей темы это фон; но что это за картина, если в ней нет второго плана и глубины?

При приближении No 3 мы уже подходим к предмету вплотную. Судьба несторианства как особой ветви культуры, которую можно условно назвать "византийской" (ибо само слово "Византия" - термин условный, потому что средневековые константинопольские греки именовали себя ромеями, т.е. римлянами), будучи прослежена от начала до конца, многое объяснила бы нам, и наша тема оказалась бы лишь ее составной частью. Но тогда нам пришлось бы заодно поднять такие вопросы, которые отвлекли бы нас от нашей проблемы, и поэтому целесообразно перейти к приближению No 4 и рассмотреть только одну эпоху - с 1141 по 1218 г., когда несторианские ханства были завоеваны монголами Чингисхана [*14].

Казалось бы, решение найдено, но, к сожалению, на нашем пути лежит камень преткновения: источники по истории несторианских ханств XII в. слишком скудны. Сохранилось только несколько случайных упоминаний, по которым восстановить ход событий и дать объяснение их невозможно. Поэтому-то эта проблема осталась не освещенной в исторической науке, но мы попытаемся найти выход из положения, кажущегося безнадежным.

Применим "панорамную" методику. Соберем и систематизируем все, что происходило до, после и вокруг "белого пятна", т.е. примем как вспомогательный прием приближения 3,5; затем, на базе установленных фактов, рассмотрим стимулы поведения отдельных людей, принимавших участие в событиях; это будут приближения 4,5. Если и таким способом, до сих пор не применявшимся, но мы не получим результатов - тогда опустим руки. Но пока есть надежда на успех - начнем исследование.

2. Выход в географию

СТРАНА И НАРОД

Широкая степь, ограниченная с севера и северо-востока сибирской тайгой, а с юга китайской стеной и горными кряжами Алашаня, Бэйшаня, Куньлуня и Памира, издавна имела постоянное население. Однако государства на указанной территории стали возникать относительно поздно, не раньше IV- III вв. до н.э. Непроходимая каменистая пустыня Гоби отделяла северную часть степи от южной; сношения между ними были немыслимы до тех пор, пока полное освоение лошади не превратило оседлых охотников и скотоводов в кочевых скотоводов-воинов.

До появления кочевого скотоводства культуры возникали по углам степи, там, где сочетание различных ландшафтов давало простор хозяйственной деятельности человека. На всем Саяно-алтайском нагорье преобладает лесостепной пейзаж, причем то лес глубоко врезается в степь, как, например, знаменитая Утукенсская чернь на склонах Хангая, то степь углубляется на север, как хакасские степи в верхнем течении Енисея или широкая Забайкальская степь. Изобилие зверя на лесных опушках, рыбы в широких реках и залежей меди и железа в горах позволило древнему обитателю Южной Сибири получить тот избыточный продукт, который необходим для роста культуры. Развитие скотоводства и, главное, коневодства тянуло человека в степь, где широкая практика облавных охот компенсировала его за потерю некоторых навыков трапперства и борьбы с комарами. Северный скотовод тянулся к югу [*15].

На юге-востоке положение было несколько иным. Из большого количества разнообразных племенных групп, обитавших в бассейне Хуанхэ [*16] (жуны, ди, и, ху), особенно усилились китайцы. Они постепенно подчинили и отчасти истребили окружающие их племена, за исключением тех, которые успели освоить кочевое скотоводство и благодаря этому отступить в степь. Таковыми оказались предки монголов дун-ху, тюркоязычные хунны и "западные цяны", предки тибетцев [†10].

В жестокой борьбе с растущим Китаем монголы, тюрки и тибетцы сумели отстоять свою свободу и создать культуру, приспособленную к их быту, в то время как "южные варвары" - лесные и горные племена Сычуани, Юннани и Восточного Китая - были почти полностью истреблены или окитаены. Та же участь грозила тюркам и монголам, но они, овладев техникой конного боя и длинных перекочевок, нашли способ избегать губительных китайских вторжений, скрываясь за Гоби и отдыхая в травянистых степях Халхи или Барги, чтобы с новыми силами бросаться в смертную борьбу с китайцами за обладание своей родиной - Ордосом и предгорьями Алашаня или Хингана.

Вековая борьба закалила кочевников и позволила им стать ведущей силой на всей территории Внутренней Азии [*17] в интересующий нас период истории. Поэтому главным предметом нашего исследования будут основанные ими государства и их строй жизни, неповторимый в своем своеобразии.

На юго-западе, на склонах Тянь-Шаня, мы наблюдаем ситуацию, отличную от обеих предыдущих. Пустыня Такла-Макан, занимающая огромную территорию, совершенно непригодна для жизни. Центральная часть Джунгарии покрыта сыпучими песками. Регрессия Балхаша привела к постепенному иссушению прилегающей степи и сокращению пастбищ. Жизнь на этой территории сосредоточивается главным образом в оазисах, тянущихся несколькими цепочками от древнего города Шаша (Ташкент) до оазиса Хами [*18]. Однако в распоряжении кочевников оставалось немало земель, так как им всегда принадлежали горные и предгорные пастбища Тянь-Шаня, долины рек Или, Чу, Черного Иртыша, Тарима и холмистая возвышенность Тарбагатая.

Здесь отношения складывались гораздо более благоприятно для кочевников, чем на востоке. Разобщенные оазисы не составляли единого государства и становились легкой добычей кочевников. Больше того, правители оазисов искали помощи у них против угрожавших им китайцев и арабов. Таким образом, на западе имелись условия для организации наступлений кочевников, но не для развития их на месте. Действительно, племена, оттесненные сюда с востока или возникшие автохтонно, в результате этногенеза, стремились развить широкое наступление на юг, причем объектами нападений становятся попеременно Индия и Персия. Отсюда вышли саки, кушаны, туркмены-сельджуки, карлуки, кыпчаки. Но государства, основанные этими завоевателями, связаны больше с теми странами Южной Азии, которые подпадали под их власть, чем со степью, из которой они вышли.

Хозяевами степей Внутренней Азии были тюрки и монголы. Обе эти - вначале этнические, а потом лингвистические - группы, включавшие в себя много самостоятельных народов, настолько приспособились к степным ландшафтам, их хозяйственная деятельность так тесно сомкнулась с процессами, происходившими в природе, что они стали в известном смысле как бы частью освоенного ими ландшафта, или верхним, завершающим звеном биоценоза степей. Их стада вытесняли диких копытных, лишая их пастбищ и воды из немногочисленных источников. Степные собаки и прирученные орлы истребляли волков, благодаря чему интенсивно размножались овцы - основной скот кочевников в евразийской степи. Таким образом, человек заменил собой крупного хищника, регулирующего обычно в естественных условиях прирост травоядных животных.

Но кочевник не только не утерял способности к коллективным формам общежития, к восприятию чужой и созданию своей культуры и сложных форм организации - родовой, военно-демократической и государственной, но развил эти способности настолько, что на протяжении 2 тыс. лет успешно вел борьбу со своими оседлыми соседями. Соотношение сил неоднократно менялось. Кочевники то ослабевали и попадали под власть оседлых соседей, то набирали силу и в свою очередь покоряли соседние государства и народы. Наблюдалось политическое равновесие между кочевниками и оседлыми народами.

Очевидно, причина здесь, как впрочем, и везде, кроется в экономике. Но экстенсивное кочевое хозяйство зависит только от природных условий, которые на протяжении двух тысячелетий отнюдь не оставались неизменными.

ВОДА И ВОЗДУХ

Вопрос об усыхании степей Центральной Азии вызвал острую полемику [*19]. За усыхание в исторический период высказались Г.Е.Грумм-Гржимайло, Н.В.Павлов, В.А.Смирнов. А.М.Синицын и А.В.Шнитников, против - Л.С.Берг, К.Н.Марков и др. [†11].

Доводы сторонников теории усыхания не были достаточно убедительно опровергнуты Л.С.Бергом, но Э.М.Мурзасв привел некоторые интереснейшие указания, позволяющие по-иному поставить и решить этот вопрос. Он отмечал: "Недавние исследования Чжоу Кэ-чжена, извлекшего метеорологические записи из китайских летописей за последние 2000 лет. показали, что можно говорить только о пульсации климата Китая, но никак не о его тенденции к аридному типу" [†12]. И.А.Ефремов, занимавшийся изучением палеонтологии Гоби, пишет: "Нужно отметить признаки более сложного хода процесса опустынивания Гобийских районов, чем это предполагалось до сих пор. Наступление аридного климата представляется нам совершившимся недавно. Этот процесс, нужно думать, происходил двумя этапами, с промежутком сравнительного увлажнения между ними" [†13].

Необходимо отметить, что все перечисленные нами исследователи, говоря об усыхании степей, не учитывали несовпадения увлажнения аридной и гумидной зон и потому не достигли окончательных результатов. Введение принципа гетерохронности увлажнения с добавочным коррективом на возможное перемещение путей циклонов в арктическую зону позволяло на историко-археологическом материале проследить климатические колебания с гораздо большей точностью.

Главное воздействие на климат северного полушария, в частности Старого Света, оказывают две воздушные башни. Одна из них стоит над северным полюсом - это полярный барический максимум. Вторая воздушная башня, затропический максимум, высится над Сахарой и Аравией. Она образуется чисто механическим путем за счет вращения Земли, и ее основание постоянно размывается снизу из-за нагревания поверхности пустыни. Если полярный максимум в целом остается неподвижным, то башня затропического максимума постоянно передвигается то к северу, то к югу, в связи с чем изменяется и область низкого давления, представляющая своего рода ложбину, по которой влажный воздух Атлантического океана в виде циклонов течет на континент Евразии. Эти циклоны и являются причиной выпадения осадков на этой территории.

Направление циклонов зависит от степени активности затропического максимума, которая прямо пропорциональна колебаниям солнечной активности, потому что солнечные лучи со всей силой упирают именно в тропические зоны земного шара. Напротив, на полярный максимум колебания солнечной активности почти не влияют, поскольку солнечные лучи лишь скользят по поверхности полярных областей.

В годы спокойного солнца, т.е. при малой солнечной активности, путь циклонов проходит через Средиземное и Черное моря. Северный Кавказ и Казахстан вплоть до горных кряжей Алтая и Тянь-Шаня. Здесь они задерживаются, влага, которую они несут с просторов Атлантики, выпадает дождями. В это время происходит увлажнение степи. Пустыни зарастают травой. Степные реки, текущие со склонов Алтая, Тарбагатая. Тянь-Шаня и Памира, становятся многоводными. Балхаш и Аральское море наполняются водой и увеличиваются в размерах. Напротив, Каспийское море, получающее 81% воды из Волги, бассейн которой занимает среднюю полосу Европейской России, усыхает, сокращается в размерах. Количество осадков в бассейне Волги, как и во всей средней полосе, сильно сокращается. Здесь мелеют и исчезают реки, озера превращаются в болота и торфяники, стоят малоснежные суровые зимы, сменяющиеся сухим знойным летом. Далее к северу, в полярной зоне. Белое и Баренцево моря покрываются льдом, вечная мерзлота продвигается на юг, поднимая уровень озер в тундре.

С усилением солнечной активности затропиче}кий максимум начинает сдвигаться к северу, сдвигая в этом же направлении путь атлантических циклонов. Циклоны несутся над средней полосой Европы и Сибирью. Количество осадков в зоне степей сильно падает. Степь начинает усыхать. Балхаш и Аральское море мелеют и сокращаются. Наоборот, Волга становится широкой и многоводной, Каспийское море увеличивается в размерах, наполняясь водой.

Зима в лесной полосе становится многоснежной, мягкой, с частыми оттепелями, а лето - прохладным, дождливым.

В периоды наивысшей солнечной активности циклоны смещаются еще далее на север. Они проходят над Шотландией и Скандинавией к Белому и Карскому морям. Степь превращается в пустыни и полупустыни, граница ее лесной зоной продвигается на север. Волга мелеет, Каспийское море сокращается. Климат полярной зоны становится более теплым и влажным. Таковы три основных варианта пути атлантических циклонов, от которых прямо и непосредственно зависит история Великой степи. Изменения в направлении циклонов происходят постоянно, и мы теперь имеем возможность хронологически датировать периоды увлажнения и усыхания степей Евразии [*20].

Оставим в стороне глубокую древность и посмотрим, как изменялся климат степной зоны на протяжении интересующего нас периода. В IV-III вв. до н.э., к которым восходят древнейшие более или менее подробные письменные известия о народах Центральной Азии, был период увлажнения степи, связанный с южным вариантом прохождения циклонов. В это время уровень Каспийского моря был на 8 м ниже современного, хотя Узбой нес в него избыток вод Амударьи, не вмещавшийся в Аральское морс. Затем постепенно количество осадков в степи стало падать: циклоны стали перемещаться в лесную зону. На I-III вв. н.э. падает эпоха усыхания степи. Балхаш и Аральское море сильно сократились, а уровень Каспия поднялся на 4 м.

В IV в. циклоны снова сместились на юг - и степь опять зацвела. Так продолжалось до XIII в. с небольшим периодом усыхания в IX в. С середины XIII в. путь циклонов передвинулся в среднюю полосу. К началу XIV в. Каспийское море поднялось на 8 м выше современного уровня. Великая степь вступила в период засушливого климата.

Циклоны на протяжении последующих столетий переместились в полярную зону, затем, в XVIII-XIX вв., вернулись в среднюю полосу, а в XX в., буквально на наших глазах, снова ушли на север [†14].

Нетрудно понять, какую огромную роль в истории кочевников Евразии играли подобные изменения климата степей. Скот не может жить без травы, трава - расти без воды, а кочевники - существовать без скота. Следовательно, все они составляют единую систему, в которой ключевым звеном является вода. При долговременной засухе пустыня Гоби наползает на степи, расширяется и становится труднопроходимым барьером между равнинами Ордоса и долинами Орхона, Онона и Селенги. При повышенном увлажнении переходит в наступление растительность. Она движется на пустыню и с юга и с севера, а вслед за травой идут дикие копытные, затем овцы, коровы и лошади, несущие всадников. А эти последние создают воинственные орды и могучие кочевые державы.

ДОРОГА К ИСТИНЕ

Вековые засухи степной зоны имели место в III в. и в Х в. Последняя особенно важна для нашей темы, и о ней мы будем говорить ниже. Сейчас же нас интересует методический вопрос исторической науки: не потому ли эпоха между IX и XIII вв. осталась "темными веками", что не были замечены и учтены явления природы, которых авторы средневековых источников не могли заметить и описать, а также потому, что те же источники не содержат сведений о кочевниках Великой степи за этот период?

Да иначе и не могло быть! Периодические колебания увлажнения и иссушения степи происходят в течение веков и не могут быть замечены на протяжении жизни одного-трех поколений. Поэтому древние авторы писали о явлениях природы либо вскользь, либо исходя из представлений современной им науки. В обоих случаях сообщаемые ими сведения нельзя принимать без исторической критики, которая редко может быть достаточной в силу отрывочности сведений и изолированности источников друг от друга.

Разгадка здесь не в истории народов, а в историографии. Только немногие, наиболее талантливые книги по истории переписывались в большом количестве экземпляров, но и они не все дошли до нас. Эпоха VI-VIII вв. была в Китае расцветом летописания. Борьбе с монгольским игом тоже посвящены яркие сочинения, которые многократно переписывались и бережно хранились.

А в промежутке, после кровавого спазма периода "Пяти династий", во время расцвета китайского искусства и филологии при династии Сун [*21] вся энергия способных писателей эпохи была пущена на сюжеты, далекие от истории и географии. Деятели направления, которое академик Н.И.Конрад [*22] нарек "китайским Ренессансом", предались изучению классических книг Конфуция и творений его современников. Они писали каллиграфическим почерком многочисленные комментарии и изложения, в том числе и на хроники минувших династий, хорошо сдавали экзамены на чин и не менее удачно подводили под суд или опалу своих коллег. И никому в голову не приходило, что политическая география и история с этнографическим уклоном - это условие понимания реального положения государства, окруженного соседями с иным бытом и культурой.

Поэтому, как ни плохо справлялась империя Тан с задачами, которые ставила перед ней суровая действительность, но она удержалась в границах Китая, используя войска, навербованные среди дружественных кочевников. За это китайские интеллигенты Х-XIII вв. и обзывали танских императоров варварами, организующими суеверное поклонение кости Будды, якобы соучастнице его мышления, хотя одновременно они восторгались и победами их над тюрками. А при династии Сун дипломаты и полководцы, изучившие комментарии к Конфуцию и трактаты о Мэн-цзы [*23], становились в тупик, сталкиваясь с застенными варварами: тибетцами, тюрками, монголоязычными киданями и тунгусоидными чжурчжэнями. Они бодро совершали ошибку за ошибкой, выходили сухими из воды за счет высоких связей и предоставляли стране и народу расплачиваться за все слезами и кровью. Они умудрялись проигрывать войны при огромном численном перевесе, советовать правительству отдавать территории с населением слабому врагу, только чтобы экономить время и силы для гарема, и если писали историю, то только историю своего начальства, с целью получить от него солидную мзду.

Трижды прав был И.Н.Болтин [*24], еще в XVIII в. писавший: "При всяком шаге историка, не имеющего в руках географии, встречается претыкание" [†15]. Исторические трактаты этого периода неполноценны. Впрочем, указанные недостатки метода характерны для многих исторических школ, пренебрегающих исследованием природы и характерных особенностей народов, населяющих те или иные страны и применяющихся к их ландшафтам и климату. За невежество в естественных науках всегда приходится дорого платить.

Но знание географии не означает признания концепции географического детерминизма, сформулированного Ш.Монтескье и несколькими авторами [†16]. Тезис, положенный нами в основу географического анализа, совсем иной, а именно: историческая судьба народности (этноса), являющаяся результатом ее (народности) хозяйственной деятельности, не определяется, но связана с динамическим состоянием вмещающего ландшафта [†17]. Это не географический детерминизм, а историческая география, необходимая нам не для философских построений, а, с одной стороны, для того, чтобы восполнять пробелы аутентичных источников, а с другой - чтобы уличать их во лжи, в той самой лжи, из которой мы надеемся отжать правду.

3. Путь через историю

НА РУБЕЖЕ КИТАЙСКОЙ СТЕНЫ

Хотя Китай вступил в соприкосновение с кочевыми народами, обитавшими севернее Хуанхэ, в глубокой древности, проследить характер этих взаимоотношений мы можем только с III в. до н.э. В эту эпоху произошло объединение Китая императором Цинь Ши-Хуан-ди (221 г. до н.э.) и сложение кочевой державы Хунну (209 г. до н.э.). Тогда же была построена китайская стена, разграничившая Китай и Великую степь. Стена была проведена не только по географической, но и по этнографической границе Китая; население, жившее к северу от стены, считалось китайцами "варварским", чужим как по происхождению, так и по образу жизни, а в политическом отношении враждебным, к чему были весьма веские основания. Именно там сложилась держава Хунну.

Территория, населенная хуннами. - современная Внутренняя и Внешняя Монголия, Джунгария и Южная Сибирь - была крайне удобна для кочевого скотоводства, так как при уровне техники того времени не могла быть использована для земледелия. Поэтому хозяйство хуннов было специализировано: они имели в избытке мясо, кожи и меха, но, как все кочевники, нуждались в хлебе и тканях. Легче всего было получать эти продукты из Китая путем меновой торговли, на что очень охотно шло китайское население, но между народами встало имперское правительство и его советники. Императорам династий Цинь и Хань требовались средства на содержание армии солдат и чиновников, и они взяли торговлю с хуннами в свои руки, вследствие чего хунны стали получать значительно меньше тканей и хлеба, чем им это было нужно [†18]. Хунны на это ответили войной и к 152 г. до н.э. добились открытия рынков меновой торговли. В 133 г. китайцы возобновили войну и, пользуясь численным перевесом, оттеснили хуннов на север Гобийской пустыни. Однако попытка покорить хуннов закончилась в 90 г. до н.э. полным разгромом китайской экспедиционной армии [†19].

Новое наступление Китая на Хунну, начавшееся в 72 г. до н.э., проводилось путем дипломатии: китайцы сумели внести раскол в кочевые племена и поднять против Хунну их соседей: джунгарских усуней, саянских динлинов и хинганских ухуаней. Межродовая война, вспыхнувшая среди самих хуннов в 58 г. до н.э., облегчила победу Китая. Один из претендентов на престол вступил в союз с Китаем, а прочие погибли. Хунны в 52 г. до н.э. признали верховную власть Китая.

До тех пор пока китайская власть в степи была номинальной, мир сохранялся, но как только узурпатор Ван Ман в 9 г. н.э. попытался вмешаться во внутренние дела хуннов, они восстали и, сковав правительственные войска на границе, поддержали восстание "краснобровых" - китайских крестьян, жестоко угнетавшихся Ван Маном. Династия Младшая Хань, пришедшая к власти в 25 г., опять оказалась перед "хуннской проблемой". Только распадение державы Хунну на Северное и Южное, а также союз с сяньбийскими (древнемонгольскими) племенами, обитавшими в Маньчжурии и Восточном Забайкалье до III в. н.э., позволили китайцам создать коалицию, разгромившую Северное Хунну в 93 г. Но степь опять-таки не досталась китайцам. Вождь сяньбийцев, Таншихай, одержал ряд побед над китайскими войсками и даже перенес военные действия на южную сторону китайской стены. Все китайские завоевания к 177 г. были потеряны.

Естественно, что за истекшее время китайская политическая мысль была прикована к "хуннскому вопросу". Решений проблемы было предложено два! Историки Сыма Цянь и Бань Гу [*25] были противниками расширения агрессии в северном направлении. Сыма Цянь считал покорение страны, имеющей совершенно иной климат и рельеф, нежели тот, в котором привыкли жить китайцы, неосуществимым; Бань Гу находил включение в состав империи народа, чуждого по культуре, вредным, а ассимиляцию кочевников ненужной для обеих сторон [†20]. Но с мнением ученых императорское правительство не посчиталось, и они были арестованы; Сыма Цяня изуродовали, но освободили, а Бань Гу умер в тюрьме.

Возобладала вторая концепция, последовательно проводившаяся императорами династии Хань, начиная с У-ди (140-87 до н.э.).

Это было стремление создать мировую империю путем завоевания соседних народов и насаждения в их среде китайской культуры в ее конфуцианском варианте. Во исполнение этой программы были покорены Чаосянь (Северная Корея), Юе - северное и южное (в Гуандуне и Индокитае) - и кочевые тибетские племена около озера Кукунор. Однако война на севере не только оказалась неудачной, но и повлекла за собой полное экономическое истощение Китая. Великолепно экипированные армии, укомплектованные отборными воинами, руководимые часто очень способными полководцами, либо терпели поражения, либо не могли закрепить с трудом достигнутый успех. Ханьский Китай во II в. н.э. вступил в полосу жесточайшего социально-экономического и политического кризиса и не мог успешно бороться с кочевниками.

Расходы на войну усиливали налоговый гнет на крестьян, которые, наконец, ответили восстанием "желтых повязок", подорвавшим силу династии Хань (184 г.). Разложившиеся ханьские войска не могли справиться с повстанцами. Инициативу взяли на себя аристократы, члены "сильных домов". Победив крестьян, они разделились и, встав во главе отдельных армий, вступили в борьбу друг с другом и большей частью погибли в междуусобной войне. Трое уцелевших основали три царства, на севере, юго-востоке и юго-западе, на полвека разорвав Китай (220-280).

Так пала империя Хань, одна из четырех мировых империй (наряду с Римом, Парфией и Кушанской империей) древности [*26].

Для Китая это была настоящая катастрофа. Достаточно сказать, что его население с 221 по 280 г. уменьшилось с 50 млн. налогоплательщиков до 7,5 млн [†21]. Города лежали в развалинах. При государственном перевороте Сыма Яня к власти пришли вместо землевладельцев и ученых-конфуцианцев безграмотные, морально разложившиеся солдаты, еще меньше понимавшие задачи своей страны [†22]. Застенные земли перешли снова в руки кочевников, а кровавые распри между дворцовыми кликами поставили Китай на грань новой катастрофы.

Но, может быть, не Китай, а именно хунны были причиной жестокой войны, способствовавшей гибели империи Хань? Весьма распространено предвзятое мнение, что хунны были дикими разбойниками, обижавшими своих тихих, трудолюбивых соседей. Это представление зиждется на том, что в Европе хунны возглавили многочисленные племена угров, аланов, антов и германцев и положили начало "Великому переселению народов", во время которого пала Западная Римская империя. Впрочем, и здесь римляне отнюдь не были овечками, страдавшими от злодеев и других варваров. Варварам было за что мстить Риму [*27].

Обстановка в Азии была несколько иной. Прежде всего отметим, что хунны стремились не к территориальным захватам, а к организации обменной торговли на паритетных началах. В 200 г. до н.э. они, окружив у деревни Байдын (в Шаньси) [*28] отряд, сопровождавший китайского императора, выпустили последнего, заключив с ним договор "мира и родства" без каких-либо территориальных уступок. Хунны основывались на том, что, захватив китайские земли, они не смогли бы на них жить [†23]. Так же равнодушно восприняли они отложение усуней, переселившихся в Семиречье и Западный Тянь-Шань [†24]. Но свои земли они защищали отчаянно и, потеряв Иньшань [*29], "плакали, проезжая мимо него" [†25]. Их войны с Китаем были не наступательными, а оборонительными.

Кроме того, хунны сумели создать в степи условия жизни значительно более легкие, нежели те, которые имели место в древнем Китае. В докладе чиновника Хоу Ина (I в. до н.э.) указано, что пограничные жители, угнетаемые китайскими чиновниками, невольники, преступники и семьи политических эмигрантов только и мечтают бежать в степи, говоря, что "у хуннов весело жить" [†26]. Такого разноплеменного населения в державе хуннов скопилось так много, что они образовали самостоятельную этническую единицу, которую китайские историки считали племенем "цзылу" [†27]. Ассимиляции с коренным хуннским населением произойти не могло, так как пришельцы не входили в хуннскую родо-племенную систему, но они жили в мире и дружбе, помогая друг другу в хозяйственной деятельности и обороне своей страны.

Неправильно думать, что в кочевом обществе невозможен технический прогресс. Кочевники вообще, а хунны и тюрки в частности, изобрели такие предметы, которые ныне вошли в обиход всего человечества как нечто неотъемлемое от человека. Такой вид одежды, как штаны, без которых современному европейцу невозможно представить себе мужской пол, изобретены кочевниками еще в глубокой древности. Стремя впервые появилось в Центральной Азии между 200 и 400 гг. [†28] . Первая кочевая повозка на деревянных обрубках сменилась сначала коляской на высоких колесах [†29], а потом вьюком, что позволили кочевникам форсировать горные, поросшие лесом хребты [†30]. Кочевниками были изобретены изогнутая сабля, вытеснившая тяжелый прямой меч, и усовершенствованный длинный составной лук, метавший стрелы на расстояние до 700 м. Наконец, круглая юрта в те времена считалась наиболее совершенным видом жилища [*30].

Не только в материальной культуре, но также и в духовной кочевники не отставали от оседлых соседей, хотя литература их была устной. Конечно, было бы нелепо искать у хуннов научные теории: их даже греки заимствовали у древних египтян и вавилонян. Кочевники создали два жанра сказаний: богатырскую сказку и демонологическую новеллу. И то и другое было ближе к мифологии, нежели к литературе в нашем смысле слова, но они этим способом воспринимали действительность и выражали свои чувства. Иными словами: мифология несла у них те же функции, что у нас - литература.

Подобным образом, т.е. непохоже на нас, кочевники воспринимали и историю. Она представлялась им в виде развернутой генеалогии рода; эталоном было не событие или институт, а мертвый предок. Для европейцев такой счет поколений кажется бессмысленным, но ведь он тоже отражает течение времени, как и любая принятая в науке система отсчета. Просто он приспособлен к другим целям и потребностям, которые вполне удовлетворяет. При этом надо помнить, что данные о фольклоре и истории древних кочевников получены нами за счет этнографических аналогий. фрагментарных сведений и т.п. и, следовательно, очень приблизительны. Зато произведения изобразительного искусства дошли до нас в оригиналах и дают несравненно более полное представление о том, что было в древних степях на самом деле. Раскопками П.К.Козлова, С.В.Киселева и С.П.Руденко вскрыты великолепные памятники искусства, так называемый "звериный стиль", позволившие констатировать культурную близость хуннов с народами Сибири и Средней Азии [†31] [*31]. В курганах часто встречаются и китайские вещи: шелковые ткани, бронзовые навершия и лаковые чашечки. Это были предметы повседневного обихода, попадавшие к хуннам как добыча или дань, а также выделывавшиеся китайцами, перебежавшими к хуннам (цзылу). Однако такие вещи отнюдь не определяют направления развития культуры [†32].

Мы так подробно остановились на этой теме, чтобы отвергнуть обывательское мнение о пресловутой неполноценности кочевых народов Центральной Азии, якобы являвшейся китайской периферией [†33]. На самом деле эти народы развились самостоятельно и интенсивно и только китайская агрессия I в. оборвала их существование, что было, как мы уже видели, одинаково трагично для Хунну и для Китая. Но историческое возмездие не заставило себя ждать.

В 304 г. старейшины южных хуннов, попавшие в подданство к Китаю, приняли решение оружием вернуть утраченные права. Пользуясь беспорядочным управлением династии Цзинь, они быстро овладели обеими китайскими столицами - Лояном и Чанъанью - и всем Северным Китаем. Вслед за хуннами в Китай проникли тибетцы, сяньбийцы - муюны и табгачи (то-ба) [†34]. После кровавой борьбы между собою и с китайцами, оттесненными в бассейн Янцзы, тоба одержали верх и основали могущественную империю, официально принявшую китайское название - Вэй. Это государство в глазах кочевого населения степей было китайским, а в глазах китайцев - варварским. По существу же оно открыло особый ряд пограничных образований, которые нельзя относить ни к той, ни к другой культуре, хотя все они [†35] состояли из сочетания китайских и кочевнических элементов. Но это была уже не родо-племенная держава, а феодальная империя с условным землевладением, закрепощением свободного населения и раздачей областей за службу.

С 495 г. в государстве Вэй китайский язык заменил тобаский в управлении, а сяньбийская одежда и прическа были официально запрещены. Однако все эти меры не примирили покоренное силой оружия китайское население с чужеземной властью. Будучи слишком слабыми для организации восстания, китайцы проникли в администрацию и войско. Постепенно фактическая власть сосредоточилась в руках воевод китайского происхождения, и в 550 г. они упразднили династию Вэй, члены которой, включая грудных детей, были изрублены на мелкие кусочки и брошены в Желтую реку. Китай опять стал китайским, но потомки табгачей, уже забывшие родной язык, продолжали жить вдоль китайской стены, на границе со степью.

А в степи в это время возникла новая держава, значительно более могущественная, чем Хунну. Великий тюркский каганат за короткое время, с 550 по 569 г., объединил степи от Желтого моря до Черного и присоединил к ним Среднюю Азию, впрочем, с согласия населявших ее согдийцев. Согдийцы богатели за счет караванной торговли шелком, который они переправляли из Китая в Европу. Как только тюркские ханы прекратили внутренние войны и грабежи в степи, согдийцы стали их искренними друзьями и помощниками [*32].

Но совершенно иначе отнеслись к образованию тюркского каганата в Китае, где в 581 г. власть досталась клике шэнь-сийских магнатов-землевладельцев, вождем которых был Ян Цзянь, основатель династии Суй [*33]. Программой этой династии стало восстановление былой мощи империи Хань. а следовательно, и война с тюрками. Словом, повторилась коллизия 1 в., с той лишь разницей, что вместо межплеменных усобиц китайские лазутчики (Чжан-сунь Шэн, Фэй Гю) разжигали распри между удельными князьями тюркского правящего рода.

Следующие три века были наполнены событиями, главным содержанием которых являлась борьба свободолюбивых кочевников против китайской агрессии. Тюрки общались с многими народами, но ни Византия. ни Иран. ни тем более сибирские угры [*34] не пытались подчинить их себе. ограничиваясь установлением дипломатических связей и охраной собственных границ. В свою очередь тюрки, вступая в вооруженные столкновения с персами или греками, преследовали экономические и политические цели, связанные с караванной торговлей. Эти столкновения были исторически неизбежны, потому что, объединив Великую степь, тюрки приняли на себя политические задачи народов, вошедших а Великий каганат [†36].

Совершенно иначе сложились отношения тюрок и Китая, где антитюркские настроения стали с VI в. доминирующей внешнеполитической тенденцией. Основной задачей китайских феодалов и чиновников стало установление власти над Азией, что некогда было целью династии Хань. Они не искали компромиссных решений и не хотели их. Даже крах династии Суй и бедствия, перенесенные их страной и народом [†37], не заставили китайских феодалов отказаться от этой безумной затеи. Побежденные в гражданской войне собственными пограничными войсками, потомками табгачей, установившими приемлемый на первых порах и для тюрок и для китайского народа режим династии Тан, они путем интриг и заговоров повернули политику в привычное русло, чем вызвали восстания Кутлуга Эльтерес-хана [†38] и Ань Лу-шаня [†39], снова залившие кровью Китай. В последующем веке (764-861 гг.) китайцы тщетно пытались удержать ключевые позиции в Великой степи и снова добиться гегемонии. Уйгуры отстояли независимость своей родины, а тибетцы, взяв китайские крепости в Шэньси, уничтожили самую возможность реванша. И хотя ни уйгурское ханство, ни тибетская монархия не пережили династии Тан, китайская агрессия была остановлена.

В этой жестокой борьбе - объяснение мнимой застойности народов Срединной Азии. Они не уступали европейцам ни в талантах, ни в мужестве, ни в уме, но силы, которые другие народы употребляли на развитие культуры, тюрки и уйгуры тратили на защиту своей независимости от многочисленного, хитрого и жестокого врага. За 300 лет они не имели ни минуты покоя, но вышли из войны победителями, отстояв родную землю для своих потомков.

Не менее примечательно общее для всех народов Центральной Азии неприятие китайской культуры. Тюрки имели свою собственную идеологическую систему, которую они отчетливо противопоставляли китайской. После падения Второго каганата в Азии наступила эпоха смены веры. Тогда уйгуры приняли манихейство, карлуки - ислам, басмалы и онгуты - несторианство, тибетцы - буддизм в его индийской форме, а китайская идеология не перешагнула через Великую стену.

СТЕПНОЕ ВИЗАНТИЙСТВО

Когда мы произносим слово "Византия" без каких бы то ни было пояснений и добавлений, то содержание понятия бывает различным. Может оказаться, что Византия - это Восточная Римская империя, реликт былого величия, на протяжении тысячи лет катившийся к упадку. Так понимали термин "Византия" и Гиббон и Лебо [*35]

[*35] называвший это государство Bas-Empire, а также Владимир Соловьев. Может быть, под этим термином подразумевается греческое царство, возникшее как антитеза выродившейся античности, имевшее свои собственные ритмы развития, свои светлые и теневые стороны. Такой видели Византию Успенский, Кулаковский и Шарль Диль [*36].

А может быть, Византия просто огромный город, средоточие торговли и образованности, воздвигшийся на берегах голубого моря и окруженный выжженными горами, где полудикое население веками пасло коз и снимало оливки и виноград? Это тоже закономерное понимание термина, но мы в нашей работе хотим использовать его четвертое значение: Византия- культура, неповторимая и многообразная, выплеснувшая далеко за государственные границы константинопольской империи. Брызги ее золотого сияния застывали на зеленых равнинах Ирландии (Иоанн Скотт Эригена), в дремучих лесах Заволжья (Нил Сорский и нестяжатели) [*37], в тропических нагорьях вокруг озера Цана (Аксум) [*38] и в Великой Евразийской степи, о которой и пойдет речь.

В таком понимании термина "Византия" не только город Константинополь и подвластная ему страна, и даже не только халкедонское исповедание, но целостность, включающая в себя равно православных и еретиков: монофизитов и несториан, христиан и гностиков (маркионитов и манихеев, о которых тоже будет упомянуто). То, что перечисленные течения мысли боролись между собою, не противоречит предложенному значению термина, ибо идейная, да и политическая борьба - тоже вид связи, форма развития.

Христианская религиозная мысль с самого момента своего возникновения растеклась на множество струй, из которых большая часть высохла, а некоторые превратились в мощные потоки. Небольшая группа иудео-христиан, т.е. евреев, признавших пришествие Мессии, исчезла без следа. Зато проповедь апостола Павла, обращенная к просвещенным язычникам, обрела многих неофитов. Эллинов особенно поразила идея, дотоле им чуждая, о существовании стихии зла, и они начали трактовать ее по-разному: наиболее образованные и умеющие мыслить последовательно возложили ответственность за все несправедливости и несчастья мира на особу, его сотворившую, и с раздражением назвали ее "демиургом", т.е. ремесленником. Они считали, что демиург - не очень крупный демон, сотворивший мир и человека (Адама) для того, чтобы Адам жил в неведении и был для него, демиурга, игрушкой. Но мудрый змей просветил Адама и помог ему добиться свободы, за что демиург мучит потомков Адама и Евы.

Это течение мысли положило начало гностицизму, религиозно-философской концепции, рассчитанной на людей мудрых и образованных (гносис - знание). Можно опустить описание трех главных направлений гностицизма: египетского, сирийского и маркионитского (от имени христианского гностика Маркиона) - и остановиться только на изящной концепции персидского мыслителя Мани (III в. н.э.), объединившего идеи христианские, зороастрийские и даже индийские. Мани учил, что существует "беснующийся мрак" - пространство вечной тьмы, имеющей сгустки еще более темные, чем вмещающая их среда. Эти скопления мрака движутся беспорядочно, как молекулы в броуновском движении, но однажды они случайно приблизились к краю своего пространства, к границе "вечного Света" и попытались проникнуть туда, чтобы омрачить "царство Света". Против них вышел сражаться носитель светлого начала, которого Мани называет "Первочеловек" и придает ему качество Ормузда. Силы мрака победили, растерзали "Первочеловека" и облекли тьмой частицы Света, которые теперь томятся в плену. На выручку этим частицам, т.е. душам, приходил Христос, а вслед за ним он, Мани, воплощение Святого Духа, Параклета-Утешителя. Цель их прихода - освобождение душ от материи - кристаллизованной тьмы; отсюда вытекает, что все материальное, все, что привязывает человека к миру и жизни, - греховно.

С этой концепцией боролись христиане, утверждавшие, что создатель мира благ, а мир, созданный им, прекрасен. В противовес возникли монистические мысли: неоплатонизм, утверждавший, что материя - ничто (мэон), а мир - это истечение из божественной Плеромы - полноты всего сущего, и христианский монизм в учении Оригена, проповедовавшего, что после светопреставления и Страшного суда по милосердию божьему дьявол будет прощен.

Православная мысль к IV в., усвоив отдельные элементы всех перечисленных концепций, выкристаллизовывалась в особую философему. Но тогда начались новые затруднения, уже чисто богословского, а не философского характера, отразившиеся в жестокой борьбе на вселенских соборах.

Появились четыре направления христианской мысли: арианское - распространившееся среди германских племен, несторианское - наиболее важное для нашей темы, монофизитское - возникшее как антитеза несторианству, и халкедонитское [*39] (от места, где происходил IV собор) - ставшее господствующим исповеданием Византийской империи.

Вулканом вольномыслия в первые века нашей эры был Передний Восток. В начале IV в. александриец пресвитер Арий выступил с проповедью, что Христос-Логос меньше своего отца, ибо он сын и, значит, рожден. Архиепископ Александр и его диакон Афанасий возражали Арию, указывая, что слово "рожден" к божественной сущности неприменимо, и обвинили его в ереси Павла Самосатского, учившего, что Христос был человек, осененный божественной мудростью. Спор быстро перерос в гражданскую войну, причем одни императоры поддерживали ариан, а другие - православных. Одновременно проповедовали свои учения гностики, неоплатоники, митраисты, и все боролись против всех.

Не следует думать, что представители этих учений были неискренни в своих привязанностях к исповеданиям веры. В те времена потребность в логически-последовательном мировоззрении была очень острой [†40]

[†40] Конечно, не случайно, что наиболее рационалистические и буквалистские толкования догмы религии были связаны с антиохийской школой, философские - с александрийской, а эмоционально-эстетические - с константинопольской, где эллинский элемент среди населения был преобладающим. Но нам нет необходимости далее останавливаться на перипетиях религиозной борьбы в Римской империи, а можно сосредоточить внимание на проникновении этой бурлящей, раскаленной мысли на Дальний Восток и в бескрайние пространства Великой степи [†41].

После того как в 277 г. в Гундишапурс, резиденции персидского шаха, принял мученический венец мыслитель и писатель Мани, объявивший себя наследником Христа и Параклетом, замученный мобедами, зороастрийским духовенством, его последователи вынуждены были бежать из Персии, но на западе манихейство подвергалось постоянному гонению и ушло в подполье [†42]. На востоке манихеи нашли приют в Трансоксании [*40] и в оазисах вдоль великого караванного пути [†43].

В 431 г. на вселенском соборе в Ефесе был предан анафеме константинопольский патриарх Несторий, неосторожно заявивший, что "у Бога нет матери". Его победители немедленно вступили в борьбу между собою, но как монофизиты, так и православные халкедониты были единодушно нетерпимы к несторианству. Особенно обострилась вражда после 484 г., когда на соборе в Бит-Запате несторианство было признано господствующим исповеданием персидских христиан, в том числе и прихожан Мервской митрополии [*41]. Поддержка персидского шаха для византийских несториан оказалась роковой. В 489 г. император Зенон подтвердил осуждение несториан и закрыл эдесскую школу, где несториане преподавали свое учение. Школа переехала в Персию, в Низиб [*42], а в 499 г. в Ктезифоне возникла несторианская патриархия, расцветшая в VI в. [†44].

Из Персии несториане широко распространились по Восточной Азии. В VI в. христиане проповедовали свою веру среди кочевых тюрок не без успеха. Тюрки, захваченные в плен византийцами в битве при Балярате в 591 г.. имели на лбах татуировку в виде креста и объяснили, что это сделано по совету христиан, живших в их среде, чтобы избежать моровой язвы [†45]. Этот факт отнюдь не говорит о распространении христианства среди кочевых тюрок VI в.. но позволяет констатировать нахождение христиан в степи.

В 635 г. несторианство проникло в Китай и было встречено правительством весьма благожелательно [†46]. Первые императоры династии Тан, Тай-цзун и Гао-цзун, покровительствовали христианам и позволяли им строить церкви. Во время узурпации престола императрицей У Цзэ-тянь, связанной с буддистами, на христиан началось гонение, но узурпаторша была быстро лишена власти сторонниками династии Тан. В 714 г. в империи Тан император Сюань-цзун указом запретил буддизм, а в 745 г. разрешил проповедь христианства [†47]. С этого времени несторианство начало распространяться в Джунгарии, находившейся под контролем империи Тан, и обретать неофитов среди кочевников, главным образом басмалов, но довольно долго его успехи были незначительны.

Распространяющееся несторианство встречало сопротивление не со стороны местных религий, пришедших в упадок после падения Тюркского каганата, а от подобных ему прозелитических религий: буддизма, ислама, манихейства и бона. Первые две религии долгое время не находили последователей в степи. Тонь-юкук воспрепятствовал пропаганде буддизма на том основании, что "Учение Будды делает людей слабыми и человеколюбивыми" [†48], а тюргешский хан Суду ответил послу халифа Хишама (724-743) так: "Среди моих воинов нет ни цирюльников, ни кузнецов, ни портных; если они сделаются мусульманами и будут следовать предписаниям ислама, то откуда же они добудут себе средства к жизни" [†49]. Ислам представлялся кочевникам исключительно городской религией, и они относились к нему так же, как и бедуины Аравии век назад. Зато манихеи, изгнанные в 732 г. из китайских владений императором Сюань-цзуном [†50], нашли сторонников среди уйгуров и поддержали хана Моянчура в тяжелой внутренней войне [†51].

Поскольку христиане оказались противниками уйгурского хана, то после победы он склонился на сторону манихеев, которые его поддержали. Вскоре Уйгурия [*43] быстро превратилась в теократическую державу, где правила манихейская община [†52]. Хану оставили только военные дела.

Манихеи, оказавшись у власти, проявили такую религиозную нетерпимость [†53], что рассорились со всеми соседями: тибетскими буддистами и последователями религии бон, сибирскими шаманистами, мусульманами, китайцами и, уж конечно, несторианами. Здесь мы не будем прослеживать политическую историю Уйгурии, отметим лишь, что, когда эта страна была сокрушена в 840-847 гг. кыргызами [*44], вместе с ней погибла и манихейская община [†54]. Опустевшие после ухода уйгуров на юг степи постепенно заселились монголоязычными племенами. Культурная традиция на время оборвалась, но как только восстановился кое-какой порядок, несторианство буквально затопило Центральную Азию.

Зато в Китае, где несторианство было терпимо с 635 г. [†55], в 945 г. специальным указом Танского правительства оно было объявлено вне закона вместе с буддизмом и манихейством. Это событие совпало с разгромом Уйгурии, в которой до сих пор Китай нуждался как в союзнике и которая охраняла интересы и жизнь кочевников, обитавших в пределах Срединной империи [†56]. Последовавшим за указом гонениям христиане оказали куда более сильное сопротивление, чем буддисты и манихеи. Но позиции христианства в Китае были сильно подорваны. В 987 г. христианский монах, вернувшийся в Константинополь с Дальнего Востока, рассказал, что "христиане в Китае исчезли и уничтожены по разным причинам и что только он один убежал" [†57]. Можно быть уверенным, что здесь имеется некоторое преувеличение и что осколки несторианства оставались на северной границе Китая вплоть до начала XI в., когда развернулась интересующая нас вторая волна христианской экспансии на Дальнем Востоке.

Буддизм выдержал натиск куда более успешно, чем христианство. И даже манихейство не было полностью подавлено, хотя для того, чтобы удержаться, оно прибегло к обману. Манихеи начали притворяться буддистами. Сначала это была сознательная мимикрия: нельзя же было, в самом деле, каждому неофиту объяснять, что он вступает в запрещенную правительством общину, которая маскируется под буддийскую, будучи в действительности манихейской! Такими разъяснениями можно было только оттолкнуть неофитов, да еще и нарваться на предателей. Поэтому, выдавая себя за буддистов и соблюдая соответствующий декорум, китайские манихеи постепенно слились с буддистами, и даже такие ученые, как Бируни [*45], перестали различать их [†58]. Особенно интенсивным было это смешение в тех областях, где позже возникло Тангутское царство: манихейские божества светил в буддийском облике обнаружены на иконах Харахото [†59].

Итак, в аспекте борьбы мировоззрений влияние китайской и мусульманской культур в степи было ограничено и остановлено византийской культурой, понимаемой в самом широком смысле. И самое любопытное в этом явлении было то, что успех "степного византийства", т.е. проникновение христианства и манихейства в степь, нельзя подвести под рубрику "культурных влияний". Всякое влияние предполагает какую-нибудь форму принуждения, хотя бы моральную, интеллектуальную, эмоциональную. А кочевники были всегда очень чувствительны к любым формам принуждения и умели весьма успешно отбиваться от них. Но Византийская империя, находясь далеко от степей Центральной Азии, не давила и не могла давить на кочевников. К тому же проповедь христианства среди кочевников вели те, кого в самой Византии считали еретиками. Поэтому распространение христианства в степи было не "культурным влиянием", а пересадкой идейных ценностей [*46].

Универсализм христианства, в котором "несть ни варвар, ни скиф, ни еллин, ни иудей", привился в кочевом мире, потому что он не третировал кочевников как неполноценных людей и не вел к подчинению чужому хану, будь то "Сын Неба" или "Наместник пророка". Напротив же, победа "китайского гуманизма" [†60], т.е. стремление избавиться от чужеродных элементов в своей, культуре, свелась к расправе над беззащитными подданными и потому не перехлестнула китайскую стену.

К 1000 г. несторианство в Китае исчезло [†61]. Сунское правительство объявило войну религии как таковой и победило. Но кого? Кучку монахов и немногих пограничных метисов, искавших утешения и покоя! Уцелевшие китайские несториане бежали в степь, и с этого момента несторианство стало антикитайской силой, во много раз более мощной, чем до гонений. А теперь поставим острый вопрос: так ли уж нам надо разбираться в судьбах вероисповеданий и мнений? Какое это имеет значение для судеб гибнувшего Китая, поднимавшейся Западной Маньчжурии, покинутой народом Уйгурии, наполнявшегося людьми Тангутского царства? Что нам даст изучение религиозных движений вместо разбора социально-экономических отношений, о которых в этой работе говорится только мимоходом? Даст много, ибо идеологические системы не что иное. как индикатор глубинных процессов - экономических, социальных и этногенетических. Фантастическое мифологемы - пена на воде. но по пене мы определяем глубину реки и скорость течения. Конечно, это окольный путь. А что делать, если прямой непроходим из-за отсутствия сведений? Период Х-XI вв. недаром называется "темным": он весь прошел под знаком молчания летописцев. До этого мы ставили вопрос о преодолении лжи источников, что, конечно, очень нелегко сделать. Но как разорвать пелену безмолвия? Как найти опорные точки для исследования при полном отсутствии прямой информации? Вот задача, непосильная для индуктивного метода.

И тут приходит очередь дедукции. Если собрать крупицы информации и расположить их в пространстве и но времени, т.е. на исторической карте и синхронистической таблице, то контуры "белых пятен" сузятся и появится возможность их приблизительного заполнения. Но именно для этой цели необходимо наблюдение за индикатором, т.е. колебанием успехов религиозной проповеди враждебных систем мысли и мироощущения.

Затем поставим вторую, вспомогательную, проблему: кто виноват в заговоре молчания - сама историческая действительность, не породившая событий, достойных описания, или летописцы, пренебрегшие своими обязанностями? Ответ на это был дан китайскими историками еще в 874 г. "В сие время Китай начал колебаться от безначалия (имеются в виду смуты, повлекшие за собой падение династии Тан. - Л.Г.) и мало имел времени заниматься внешними сношениями с смежными народами (намек на то, что географическая наука, находившаяся в эпоху Тан в расцвете, благодаря активной поддержке правительства, претендовавшего на гегемонию в Азии, пала, как только эти претензии оказались неосуществленными. - Л.Г.), почему и сведенья китайцев о восстановлении Дома Хойху (Уйгурии) кратки и прерывисты" [†62]. Впрочем, и после восстановления в Китае порядка и централизации - 960 г. - сведения о кочевниках столь же скудны, вплоть до эпохи Чингисхана. Выбранный нами окольный путь дает возможность отчасти заполнить купюру в истории. И вот каким способом!

В это чуть ли не самое жестокое для классового общества Китая столетие (860-960) нередки были случаи, когда социальное положение каждого отдельного человека менялось иногда по несколько раз в течение его жизни. Разжалованный полководец становился нищим батраком, удачливый разбойник становился князем, слуга за своевременный донос превращаются в крупного феодала, а при смене власти делался крестьянином.

С другой стороны, каждый отдельный человек, будучи одиноким, чувствовал себя беззащитным. Поскольку в эту эпоху уже не играла роли принадлежность ни к семье или определенному кругу, ни даже к политической группировке, потому что предательство стало заурядным явлением, поскольку каждый человек вынужден был искать людей, близких себе хотя бы по духу. Входя в ту или иную религиозную общину, он попадал в среду людей, которым мог доверять, потому что общину он выбирал согласно своим вкусам и наклонностям. Часто такие общины совпадали с определенными территориально-политическими образованиями. Например, буддистов тянуло в Тангут или в Кидань, а христиан - к уйгурам или шато. С течением времени инкорпорация изменила состав этнической группы до неузнаваемости. Потому-то, когда мы сравниваем этнографическую карту Азии IX в. с картой XIII в., то первое, что бросается в глаза, - это их несходство. Конечно; за истекшие 300 лет имели место и переселения племен, но это касалось только северных окраин Великой степи, а этническая трансформация ее массива произошла за счет исторической судьбы, т.е. закономерного изменения, механизм которого в общих чертах обрисован нами.

Но этот же самый механизм порождал религиозную нетерпимость. Она стимулировалась не догматами сложных и разработанных теодицей, а простой неприязнью к другой группе людей, личными отношениями и затем распространялась на всю систему религиозных воззрений. Особенно активно в этом отношении действовали китайский националисты, поборники конфуцианства и враги любого мистицизма, в том числе и своего - даосского. Посмотрим, чего они добились.

ПРИМЕЧАНИЯ

[†1] "Scriptores rerum Gennanicanim in usum scholarum, тес. A.Hofmester" (Hannover-Leipzig, 1913. С.365 и след.). Цит.по: Хенкиг P. Неведомыеземли.Т.11.С.441.

[†2] Там же.

[†3] Там же.

[†4] Там же.

[†5] Литература по проблеме "первосвященника Иоанна" огромна, но уже потеряла значение в связи с тем, что проблема эта решена В.В. Бартольдом (О христианстве в Туркестане... С. 25. ср.: Магидонич И.П. Вступительная статья к "Книге Марко Поло". С. 5-11). История вопроса дана у Р. Хеннинга (Неведомые земли. С. 446-461), но автор в комментарии допускает грубые ошибки в истории Центральной Азии, частично отмеченные редактором (С. 446-448).

[†6] См. подложный текст "письма пресвитера Иоанна" к византийскому императору Мануилу Комнину (1143-1180) (Хенниг Р. Неведомые земли. С. 442-443). О мнимой переписке императора Мануила с "пресвитером Иоанном" упоминается также в Древнерусской "Повести об индийском царстве" (Бегунов В.К. Памятник русской литературы XII века "Слово о погибели Русской земли". С. 101).

[†7] Gumilev L.N. Les Mongols du XIIIe siecie et le Slovo o polku Igoreve. C.37-57.

[†8] Гумилев Л.Н. Роль климатических колебаний...

[†9] Забелин И. Человечество - для чего оно? С.172-174.

[†10] См.: Гумилев Л.Н. Хунну.

[†11] См.: Мурзаев Э.М. Народная Республика Монголия. С.184.

[†12] Там же. С. 188.

[†13] Там же. С. 189.

[†14] Абросов В.Н. Гетерохронность периодов...: Гумилев Л.Н. Хазария и Терек; он же. Открытие Хазарии; он же. Роль климатических колебаний...

[†15] Цит.по: Яцунский В.К. Историческая география. С. 274-275.

[†16] Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. С. 146-148.

[†17] Гумилев Л.Н. Хазария и Терск.С.78.

[†18] Гумилев Л.Н. Хунну.С.88-89.

[†19] Там же. С. 139-142.

[†20] Там же. С. 4.

[†21] Бичурин Н.Я. Собрание сведений по исторической географии... С.658.

[†22] Гумилев Л.Н. Троецарствие в Китае.

[†23] Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах... Т.I. С.51.

[†24] Гумилев Л.Н. Хунну.С.86.

[†25] Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах... Т.I. С.95.

[†26] Там же. С. 94.

[†27] .Chavannes Е. Les pays d'Occident... С.522-526.

[†28] K.A.Wittfogel and Feng Hsia-sheng. History...С.505.

[†29] Киселев С.В. Древняя история южной Сибири. С. 161-. Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время С. 229, 232-234, рис. 143, 144, 145, 146.

[†30] Грумм-Гржимайло Г.Е. Исторический атлас Монголии.

[†31] Руденко С.И. Культура хуннов и Ноинулинские курганы.

[†32] Руденко С.И.. Гумилев Л.Н. Археологические исследования П.К.Козло-ва... С. 241-243.

[†33] См.: Вестник древней истории. 1962. No 3. С. 202-210; ср.: Народы Азии и Африки. 1962. No3. С. 196-201.

[†34] См.: Бичурин Н.Я. Собрание сведений по исторической географии...С. 658-662; Шан Юэ. Очерки истории Китая.С.142-143; Grousset R. L'Empire des steppes. С. 95-103.

[†35] К их числу мы причисляем империи Таи и Ляо (киданей), потерявших связь со степью, но не Юань и Цин, опиравшихся на родные земли вплоть до падения.

[†36] Артамонов М.И. История хазар.С.133 и след.

[†37] Шан Юэ. Очерки истории Китая. С. 188-197.

[†38] Необходимо учитывать, что все завоевания империи Тан на западе и на востоке были совершены кочевниками, называвшими фактического основателя этой династии "Табгачский (т.е. Тобасский) хан" (см.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки. С. 221), так как он происходил из тюркского рода (Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах...T.I. С. 355). Но его преемник Гао-цзун (650-683) очень скоро утратил то, чего с таким трудом добился его отец, вернувшись к политике традиционного китайского высокомерия. Последствием этого было создание Второго тюркского каганата (679-745) и потеря Китаем гегемонии в Восточной Азии, оказавшейся эфемерной (Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия...Т.II. С.218).

[†39] Ань Лушань, сын согдийца и тюркской княжны, сделал карьеру в танской армии от солдата до генерала. В 756 г. он возглавил мятеж трех корпусов, укомплектованных кочевниками, составлявшими ударную часть армии. После подавления движения в 763 г. Китай оказался не в состоянии продолжать завоевательную политику и перешел к обороне.

⁺40 "И ариане и православные обвиняли друг друга в нелогичности; характерным для их спора было обращение к разуму" (История Византии. I. С. 169).

[†41] Христианство проповедовалось в Средней Азии еще до арианских споров, так как первое упоминание епископии города Мерва датируется 334 г. (R.Grousset. Histoire de l'Extreme-orient, vol. I, C. 353). С 420 г. она стала митрополией.

[†42] Cumont F. La propagation...

[†43] Бартольд В.В. О христианстве в Туркестане... С.6, 18.

[†44] Пигулевская Н. Мар Аба I.

[†45] Феофилакт Симокатта. История. С. 130-131.

[†46] Pelliot P. Chretiens...

[†47] См., например: P.Хенниг. Неведомые земли. С. 105; P.Y. Saeki. The neslorian documents... C. 457.

[†48] Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах...Т.I. С.274.

[†49] Бартольд В.В. О христианстве в Туркестане...С.9.

[†50] Grousset R. Histoire de l'Extreme-Orient. Vol.I. C.352.

[†51] Гумилев Л.Н. Древние тюрки. С. 382.

[†52] Chavannes E.et Pelliot P. Un traite manicheen...Vol.1.

[†53] Например, они называли Будду бесом (E. Chavanneset P. Pelliot. Un traite manicheen... C. 193) и изображали в кумирнях демона, которому Будда моет ноги (Васильев В.П. Китайские надписи в орхонских памятниках. Т.III. С.23).

[†54] Гумилев Л.Н. Древние тюрки. С. 428-431. Так, ибн Бахр сообщает, что в середине IX в. в столице уйгуров живут тюрки "зороастрийцы и зиндики", а в Х в. манихейский храм в Уйгурии рассматривался как исключительное явление (А.Ю. Якубовский. Арабские и н персидские источники об уйгурском Турфанском княжестве в IX-Х вв. С. 428, 435).

[†55] Pelliot P. Chreliens...С. 624.

[†56] Marquarl L. Guwaini's Bericht...C.480; Chavannes E. et Pelliot P. Un traite manicheen... C. 284 и сл.

[†57] Moule Л. Christians in China... C.76; Pelliot P. Chiretiens... p.628.

[†58] Wittfogel K. and Feng Hsia-sheng History... C. 308.

[†59] Кочетова C.M. Божества светил в живописи Хара-хото.С.471-502.

[†60] Конрад Н.И. Запад и Восток. С.127.

[†61] Pellion P. Chretiens...С. 626.

[†62] Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах... Т. I. С.338-339.

КОММЕНТАРИИ

По замыслу автора, книга должна была стать заключительной частью "степной трилогии". На самом же деле в нее входят четыре монументальные работы: "Хунну" (1960) и продолжение этой темы - "Хунны в Китае" (1974; книга о трех веках войны степных народов Евразии с Китаем) и "Древние тюрки" (1967). "Поиски вымышленного царства", или, как сам автор называл книгу - "Поп Иван", должна была "закрыть" тему истории степных народов Восточной Азии - обобщить исследованную автором проблему кочевых обществ от III в. до н.э. по XIII в. н.э.

Таким образом, получилось четыре книги, связанные единством темы, единством метода исследования и единством стилевого изложения историко-этнологического материала. В настоящее время специалисты по истории и культуре Евразии проявляют огромный интерес к ставшим библиографическими редкостями первым трем книгам Л.Н.Гумилева, которые в данном собрании сочинений не воспроизводятся.

К началу 70-х гг. сложилась благоприятная ситуация для издания книг и статей Л.Н.Гумилева, длившаяся три года. Ученый был уже широко известным специалистом по средневековой истории и был признан среди специалистов-неисториков как популярный лектор и замечательный полемист, приоткрывавший в душном воздухе академических прений завесу большого пространства и дыхание большой истории для осмысления текущих событий XX в.

Философская антропология, как точнее всего можно назвать научную спецификацию ученого, только складывалась, но в данной книге Гумилев не был скован жесточайшей цензурой и проявил себя, как никогда, свободно, явив всю свою творческую силу воображения. Читатель впервые встретился с такой высочайшей эрудицией и поразительной аргументацией ученого-историка. Пожалуй, это его лучшая книга, написанная к тому же на любимую им тему. В книге он о многом написал, не боясь, пока, обвинений в антимарксизме и антиисторизме и прочих грехах, и рассказал об этногенезе степных народов, о роли кочевников в истории, и особенно о любимых им монголах, не прибегая к терминам "этногенез", "этнос" и "пассионарность". Все это было впереди и, надо сказать, возникло не от хорошей жизни. Но преследования ученого в дальнейшем послужили индикатором ряда его идей, так что потом он и благодарил, как человек ироничный, своих преследователей за то, что ему разрешали дотолковывать "неучам историкам" то, что он хотел сказать. Слушатели и читатели понимали игру ученого, "прикидывавшегося" неразумным, которому дозволено отчитаться на критику "старших" собратьев по научному ведомству.

В этой книге видны следы его давнишней борьбы с учеными, затвердившими для себя и для окружающих, что кочевнический образ жизни - зло, отсталость, которую необходимо преодолеть социальными воздействиями; монголы потому плохи, что они из Азии и враги Китая и России и что, наконец, за всеми событиями в Великой степи XII-XV вв. ничего нет, кроме кровожадных зверств, кровопусканий и безудержного варварства, которому нет места в истории. Потому моральное табу на исследования истории кочевников и особенно истории образования монгольского государства в 1970-е гг. было значительным, но не столь политизированным, как то случилось в конце этого десятилетия. В этот "зазор" Гумилев вписался, со свойственным ему гениальным чутьем историка.

Ученый говорит скупо о некоторых вещах - о татаро-монгольском иге, о несторианстве, о загадке появления монголов на исторической арене, о присущей ханьскому Китаю и последующим династиям агрессивной политике. Он скрывается за маской беспристрастного исследователя письменных источников, но даже и эта источниковедческая по сути работа принесла ему неудобство и массу врагов. В книге сказался также некий, если угодно, природный авантюризм автора - авантюристический склад мировосприятия: он обожал розыгрыши какой-либо бесперспективной, с точки зрения официальной науки, идеи, теории и добивался поразительных результатов, рассматривая события в разных ракурсах.

Внимание к проблеме этноса и этногенеза заметно и в этой работе, но ученый еще не может в полный голос сказать, что за объект он описывает - не социальные организмы столь неприятных историкам-европоцентристам кочевников, но этносы, народы. Между статьями конца 60-х гг. и книгой "Поиски..." нет прямой связи. Статьи уже "тянут" на разработку теории: всеохватная мысль Гумилева уже в смежных исследованиях. Но автор понимает, что теоретическая оснащенность издаваемой книги терминологией, им рожденной к 1970 г., и понятиями о биосферной зависимости ряда наблюдаемых этнологических явлений, описанных в книге, только помешает ее выходу в свет.

Поэтому в ней, несмотря на применение разных оптик наблюдения автора над объектом: оптика Птичьего полета, Кургана, Мышиной норы и Письменного стола, - нет понятий "этнос", "субэтнос", "консорция", "суперэтнос" и "химера". Нет биосферных обобщений глобального уровня, столь свойственных Гумилеву. Нет и упоминания о силе пассионарности, которой одариваются народы, поднявшиеся в результате игры событий в этносфере на историческую арену.

Книга, изданная в 1970 г., дала автору полную возможность дописать "степную трилогию", высказаться, подвести итоги историографического и источниковедческого, но и аналитического рассмотрения истории кочевников, и поставила точку на традиционном методе анализа материала, привитом ученому на Восточном факультете ЛГУ. Далее на этом пути ему делать было нечего.

Таким образом, книга "Поиски..." фактически является завершением всех его штудий средневековых источников и работ русских и зарубежных ученых. Гумилев "оконтурил" свою территорию - Великую степь, пространство этносферы, земли, им столь любимой, и с этого времени в литературу и разговорный язык вошло обозначение внутренних частей Евразии - Великая степь. Он описал новую цивилизацию, ее классифицировал, сделал наглядной и предоставил другим дальше рассматривать ее во всех иных научных и культурных ипостасях. Довершил описание Великой степи, иноща называемой Татарией, начатое великими наблюдателями - Марко Поло и Плано Карпини в ХШ в.

Важно отметить эпохальное значение работы Л.Н.Гумилева "Поиски вымышленного царства" для дальнейшего развития жанра "исторической книги", исторической хроники, исторического романа в нашей стране. Одновременно с нею в советское общество вошли некоторые книги, послужившие определенным катализатором новых идей и новых взглядов на историю. Научно-популярный жанр стал излюбленным жанром читателя.

Книга оказала влияние на продолжение интенсивного изучения средневековой истории Восточной Европы в университетах Франции, США, Англии, Польши, Чехословакии. Она была издана на польском, чешском, венгерском, английском языках. На нее появились обстоятельные рецензии. Работа Гумилева породила жанр общественно-научной полемики на темы исторической роли кочевников в Азии и Европе. Помимо всего, "Поиски..." заставили обратиться ученые и литературные круги в СССР к теме "Слова о полку Игореве": ожесточенные дискуссии и ряд работ возникли под влиянием оригинальных и пока никем не опровергнутых взглядов Гумилева на время написания великого эпоса и его авторства. Эта тема даже спустя четверть века не утратила своей злободневности, привлекает интерес нового поколения исследователей.

Книга вышла тиражом 9 с половиной тысяч экземпляров. Это был большой тираж для такого рода исследования. За минувшие годы читатель как бы "поумнел", успел получить много разнообразной информации, но все равно ряд проблем, затронутых в книге, остаются не освещенными и не проговоренными в научной и популярной литературе. Тема, например, несторианства, ставшая навязчивой для многих читателей, на самом деле ждет продолжения исследования. Восточное христианство, различные направления религиозной мысли первых веков христианства были любимыми темами лекций и разговоров Гумилева, однако полностью написать о конфессиональных проблемах Византии, Европы, Персии и России ему не удалось. Поэтому в этой книге намечены те дальнейшие фрагменты книг, которые, несколько развившись, оказались в поле зрения автора уже во время написания монографии "Древняя Русь и Великая степь".

Итак, было ли средневековое царство "попа" - пресвитера Иоанна? Ответ - не было, но история фантастически интересна, потому что в ней нет прямых ответов - "нет" и "да". Воображаемое царство пресвитера творило чудеса на Ближнем Востоке, точно так же, как средства информации сегодня, создавая превратный облик какого-либо явления, творят тем самым легенды о людях и событиях. Подход автора был таков: как могли обмануться трезвые люди в Европе и Византии, ожидая помощи от кого-то с Востока, в то время как им самим всего-то и нужно было напрячься и выжить? В книге горит дух бывшего лагерника, заключенного - зэка, который никогда бы не "лопухнулся", не доверился бы "роману" или "баланде". Опыт допроса и лагерного сидения помог Гумилеву создать образ исторического вранья, которое никто другой - со специальной языковой или исторической подготовкой - не распознал бы. Не тот угол зрения, не тот опыт, рождающий чутье гумилевское. Чутье его не подвело: ничто не устарело в сюжете о чаяниях массы людей на явление чуда с Востока. Жизнь - не юдоль печали, а люди - не пешки в игре политиков. Не все люди шкурники, - сформулировал кратко свой принцип исповедания историк, защищавший свою книгу от нападок рецензентов. Людям необходимо дать волю и сказать правду, вот и весь смысл истории, сказал на обсуждении "Поисков... " ученый.

Книга произвела ошеломляющее впечатление на читателей. Однако до сих пор не существует второй попытки "взять тему" - описать причину падения восточного христианства на Ближнем Востоке. Гумилев после этой книга прослыл "татаролюбом", но не это главное. Книга о том, как подготавливалось падение христианства на Ближнем Востоке в XIII в. Этот вопрос носил еще более общий характер: что подготовило падение России в 1918-1941 гг.? Сила судьбы, предопределение или фантастические измышления "патриотов" о заговоре 1917 г. или "либералов" о панической необходимости "все переделать, чтобы начать историю с новой страницы, потому что они тогда ошиблись".

Историк анализировал различные события XII-XIII вв. и часто со знанием всех деталей быта прогнозировал заново ситуацию 1261 г., когда случилась роковая битва монголов-христиан с мусульманами Сирии и Египта, исход которой был предрешен - предательством европейцев-крестоносцев. Ученый искренне не понимал, как могло произойти, что воинские и монашеские ордена Европы (некое подобие идеального умонастроения России 1910-х гг.) превратились на Востоке в скопище нуворишей, спекулянтов, сплетников и трусов. Отсюда - из сюжета событий 1261-1291 гг., когда были окончательно изгнаны крестоносцы из Палестины, Иерусалимского королевства, начинает складываться его этическое учение. Этика - область им особенно не обсуждаемая словесно, но она присутствовала во всех построениях исторического процесса. Без этики нет истории, и как всякий верующий человек, Гумилев воспринимал случившееся с христианами в Палестине в XIII в. как собственную трагедию. В его мировосприятии слились вместе этика человека, пережившего лагерь, и стоическая философия, восточное христианство, митраизм, что делает его взгляды предметом интереса историков психологии.

Тема этого исследования - падения крестоносцев в XIII в. - повторилась в небольшой рукописи под названием "Черная легенда" в 1990 г.

Книга о "попе Иване" и сегодня интересна историкам России, потому что в ней содержатся ответы на самые темные два периода сложения русского этноса: конец Киевской Руси и начало сложения нового государства в Московии. Книга интересна востоковедам, которым, исходя из их профессиональной подготовки, никогда не написать подобного исследования конфессиональных и политических проблем целого столетия, поскольку, как правило, они пишут о том, что уже известно, случилось и якобы не могло быть иначе. Гумилев задумывал книгу в условном наклонении: а что было бы, если - и понял, что то, что произошло в XIII столетии, не было заложено в социальной сфере отношений или предопределено самой формацией феодализма, а было следствием поведенческих искажений. А уж почему они случились, на это он и ответил.

Книга, как вспоминают многие свидетели ее выхода, явилась чудом, настолько важные психологические интересы читателей она затронула. Художником книги выступила жена Л.Н.Гумилева - Наталья Викторовна Гумилева, сделавшая макет книги, заставки и рисунки к главам-трилистникам. Книга более не переиздавалась в России.

Предисловие к книге написал Сергей Иванович Руденко, выдающийся ученый, этнограф и географ, крупнейший до Гумилева исследователь кочевников. О нем необходимо сказать особо. С.И.Руденко по случайности, столь характерной для академической среды, не стал членом Академии наук, но он произвел подлинный переворот в исследованиях Центральной Азии как этнограф, археолог, историк культуры и публикатор многочисленных документов по истории материальной культуры кочевых народов. Биография его не написана. Труды его не переиздаются, покоясь в анналах отечественных достижений, которых никто не востребовал.

Руденко оставил фундаментальные исследования, каждое из которых должно было бы стать событием истории, но не стало. Среди них книги: "Культура хуннов и ноинулинские курганы" (1952), "Культура населения Горного Алтая в скифское время" (1953), "Культура населения Центрального Алтая в скифское время" (1960). Он первым досконально - этнографически, антропологически, экономически исследовал кочевников России: казахов, калмыков, башкир и других, но слава открытий и исследований досталась другим. Учитель, Сергей Иванович Руденко, и ученик., Лев Николаевич Гумилев, связаны общей судьбой, но и общей памятью науки, которая всегда в конце концов знает, кто ее делал, а кто - жил на публикациях, благодаря ее успехам.

Руденко, как и Гумилев, создавал историю ушедших народов, противопоставляя свои концепции авторам "вымышленной" - истории, которая обычно довлеет над сознанием людей довольно долго, но потом наступает прозрение, и тогда взыскующие истины читатели начинают думать: почему так долго от них скрывали правду!

И еще об одном. В конце своих "Поисков..." автор делится с читателем "тайной ремесла". Редко кто из исследователей решается на обнародование причин, побудивших написать ту или иную книгу, или на объяснение с читателем по поводу своего непонимания некоторых вещей. Гумилев признается, что "обычно творческий момент вуалируется" и сам он "до сих пор поступал именно так", но, заканчивая "степную трилогию", он захотел посвятить нас в "тайну ремесла", ибо в этой книге больше внимания уделено не легендарному, никогда не существовавшему царству, а способу понимания прекрасной науки - Истории.

[*1] Начиная с 1935 г. автор изучал историю кочевников Центральной Азии и ознакомился во время ссылки в Среднюю Азию с этнографией и живыми языками тюрко-персидского Востока. В 1937 г. в Ленинградском отделении АН СССР выступил с докладом на тему "Удельно-лествичная система тюрков в VI-VIII вв." (опубликован в 1959 г. о журнале "Советская этнография", NS 3). Доклад послужил толчком для написания нескольких книг и постановки общей проблемы истории взаимоотношений Древней Руси и Великой удельно-кочевой степи. Книга "Древняя Русь и Великая степь" - итог всей исследовательской деятельности Л.Н.Гумилева - была издана в 1987 г., через 50 лет после первого устного сообщения на эту тему автора.

[*2] Второй крестовый поход 1147-1 149 гг. начался после падения под натиском восточных кочевников Эдессы, важнейшей крепости крестоносцев в Сирии. Эдесса была воротами в Иерусалимское королевство, образованное крестоносцами после Первого крестового похода 1097-1099 гг.

Франция, Германия, включавшая в себе Северную Италию, а также Иерусалимское королевство, состоявшее из бывших подданных европейских феодалов, были напуганы угрозой с Востока, реальной и потому порождающей многочисленные слухи и предрассудки. Открытие Востока, вылившееся в тесное общение европейцев, арабов, евреев и других наций Средиземноморья в городах Иерусалимского королевства, было для своего времени событием, сопоставимым по значению лишь с открытием Америки. Заимствования из бытового обихода горожан Востока вошли в жизнь европейского средневековья мгновенно. Западноевропейцы проявили, как ни странно, интерес первоначально к экзотике Востока - к курению опиума, потреблению конопли (гашиша), отсюда и пошло французское обозначение убийцы, профессионала, идущего на "дело" под влиянием опьянения, - "ассасин". С Востоком, естественно, прежде всего ознакомились рыцари, монахи, девицы "легкого жанра" (как говорили французы) становившиеся при возвращении в Европу разбогатевшими куртизанками и законодательницами моды, моряки и купцы-авантористы. На столах европейцев появились лимоны и фисташки, фрукты в сахаре, перец, заморские вина, вошла в обиход парфюмерия. Богатые люди нарядились в ткани "муслин" - от названия города в Ираке Мосул, "дама" - от Дамаска. Появились бурнусы, кафтаны, шарфы, береты, а шелк, шелковые ткани оказались панацеей для гигиены мужчин и женщин.

Необходимо также помнить, что в годы Второго крестового похода продолжались географические открытия и ознакомление с арабской и еврейской ученостью. Так, продолжал свои археографические и географические занятия архиепископ Вильгельм Тирский, родившийся в Иерусалиме, в Святой земле, выучивший греческий к арабский языки и изменивший образование любознательных людей, негоциантов и воинов орденов Европы. В своем сочинении "Historia Rerurn in partibus trans marines Geslanim" Вильгельм из Тира, своими глазами видевший Константинополь и Рим, христианскую Сирию и древности греко-православной Малой Азии, обосновал представление о Востоке как о мире, наполненном странными событиями, людьми и богами. Он передал предчувствие грозных событий, которое вскоре н проявилось. Конкретно же о том, что происходило, повествует данная книга Л.Н.Гумилена.

[*3] Крестоносцы сделали все, чтобы легенда о пресвитере Иоанне стала выглядеть правдоподобной. Они все время плодили слухи о якобы тьмах врагов за Палестиной, за рекой Евфрат, а также о сонмищах новообращенных в христианство жителей Азии, готовых вступиться за них. Тем временем шел грабеж Востока крестоносцами. Неистовый норманн Роджер II, король Сицилии и пиратских островов возле Малой Азии, летом 1147 г. напал на Грецию и остров Корфу, разгромил Фивы, центр шелковой индустрий, и лишил Италию выгодной торговли с Персией и Китаем. Византийский император Мануил Комнин начал войну с "турками" - кочевниками Центральной Азии, оказавшимися в самом центре Малой Азии. Но более, чем кочевников-сельджуков, император боялся десанта латинян в своей столице Константинополе и знал о мечтах крестоносцев разграбить столицу ромеев-греков на Босфоре, что и случилось 50 лет спустя, в 1204 г. Важно подчеркнуть: обе стороны - и крестоносцы-европейцы, и греки-византийцы - жаждали иметь в тылу у ненавистных врагов кочевников какого-либо союзника, своеобразный "Второй фронт", пусть и мифический, это мы знаем сейчас, но ими желанный, а значит, мысленно существующий. Все эти подробности следует иметь в виду, чтобы яснее представить историческую ситуацию XII в., поскольку книга Гумилева в свое время была рассчитана исключительно на читателя, подготовленного к средневековой теме и владеющего именами и хронологией.

[*4] Нелюбовь византийцев-греков, не испытывавших восторга от встречи с толпами полуцивилизованных жителей Западной Европы, по выражению историка Р.Виппера, была обыденностью. Ее на этническом уровне подогревали нувориши итальянских городов, устранявших тем самым конкурентов из Византии, и торговцы-посредники из местечек Центральной Европы, распространявшие небылицы о нравах греков-православных. Потому и смотрело рыцарство Европы накануне войны 1147 г. на Константинополь как на свою добычу. Император Германии Конрад III не мог удержать своих солдат-профессионалов от грабежей в балканской части Византии и в коренной Греции. Людовику VII, королю Франции, епископ Лангрский, вдохновитель нашествия на Восток, предлагал соединиться с норманнами и пиратами, привлечь мусульман, чтобы захватить столицу Византии. Михаил Комнин цезарь Византии, которого в письме пресвитера, так называемого Иоанна называют пренебрежительно князем, спешил быстренько переправить европейское воинство морем, минуя Константинополь, на поля сражений в Малую Азию, дабы битва воинства с мирными жителями старой Византии не началась до того, как крестоносцы увидят врага, ради которого их собрали в Святую землю.

[*5] Сузы - столица государства Элам в Двуречье, позднее, в IV-VI вв. до н.э., главная резиденция персидских царей династии Ахеменидов. Сузы - одна из родоначальниц письменности древнего Востока, там найден в XIX в. столб с письменами знаменитого "Закона Хаммурапи".

[*6] Жанр средневековой фантастики, так называет его автор, незаметно перетек в утопические сочинения новейшего времени. Но в XII-XV вв. данный жанр был своего рода путеводителем по землям и морям Евразии, практическим землеописанием, предупреждавшим об опасностях, подстерегавших человека в "незнаемых" странах. Так, в описательной части труда Космы Индикоплава "Христианская топография Вселенной" (около 547 г.) рассказывается об азиатских странах Индии, Цейлоне, Китае, в которых мирно сожительствуют звери разных климатических зон: быки-олени, носороги, дельфины, единороги и гиппопотамы, черепахи и обезьяны. Весьма примечательно, что пресвитер Иоанн счел долгом описать свое царство перечнем практически тех же зоологических существ. Удивительно, но в сплав реальности и вымысла верили и спустя 500 лет после Второго крестового похода.

[*7] Можно упомянуть, что то же самое происходило с "Письмами Гроба Господня", знаменитыми "Letires du S.Sepulcre", о которых уже исследователи XIX в. знали, что никаких писем, адресованных якобы в XII в. европейцам, точнее, вполне определенных документов, хранившихся у Святого Гроба, будто бы сгоревших при штурме Иерусалима войсками "турок" Саладина в II 87 г., не было. Были так называемые ассизы, кодификация норм, юридические акты, перенесенные из Франции в заморскую страну, но писем не было, хотя в их существование верили в XVIII и XIX вв.

В 1885 г. французский писатель-фантаст Жюль Верн, заинтересованный в выяснении фактов и подлинной реальности, попытался собрать воедино все сведения, существовавшие на европейских и в том числе и русском языках, о путешествиях XI-XIII вв. Он рассказал в своей полной простоте книге "История знаменитых путешествий и путешественников" (1885) (новый русский перевод осуществлен в 1992 г.), что путешественники и паломники к Святым местам, люди своего времени, встречались как с реальными фактами, так и с воображаемыми, домысливаемыми событиями, которые в общем-то состояли из канвы рассуждений, принесенных с собой, а рассуждения эти были слепком их собственного невежества или полной фанатичности чувств.

Самые трезвые из наблюдателей XII в. не делали погоды. Например, Вениамин Тудельский, испанский еврей из города Тудела в Наварре, как говорит об этом сам Жюль Верп, посетил все страны мира: Рим, Константинополь, Святую землю и Вифлеем, Вавилон, Самарканд и Туран, Тибет и Цейлон, Египет, Абиссинию и реку Нил за неполные тринадцать лет, с 1160 по 1173 г. Это было как раз время рождения и циркулирования слухов о пресвитере Иоанне. В описании своих хождений у Вениамина, кажется, нет "диких" домыслов. И тем не менее что-то было сильнее фактов. Это "умонастроение эпохи, - как пишет Гумилев в другом сочинении. - Настрой на вымыслы, и как следствие приятие лжи становилось знаменем эпохи". Далее мы приводим фрагмент из неопубликованного текста Гумилева: "На сегодня нет фактически верного ответа, почему так преступно безответственно и равнодушно европейская общественность XII-XIII вв. отнеслась к судьбе христианства на Востоке. И там, где маячила великая цель - просвещение по имя Святой Троицы в степях и равнинах Евразии, вдруг возникла трагическая и безысходная коллизия избиения всех христиан - православных, католиков, несториан и других в целях узковедомственной шкурной политики нескольких орденов рыцарей и небольшой торговой прослойки, обнаглевшей от спекуляции дорогостоящими товарами Востока на жаждавших роскоши дворах Запада. Ублюдочная политика Европы - папы, нотаблей, авантюристов, хищных сторонников вождей-императоров в сто лет между 1187 и 1287 гг., до окончательного падения Святой земли, обетованной земли христианства, - необъяснима исходя из логики эволюционных воззрений, присущих традиционной историографии Европы или России начала XX в. Все тогда вело к катастрофе - изгнанию европейцев с Ближнего Востока. Знали об этом почти все, все политики чувствовали это, но ожидали чуда: что кто-то придет и спасет их. Почему?" (Цит. по рукописи "Черная легенда". С. 11).

[*8] Автор пишет о несторианстве, несколько приглушая тему своей книги, поскольку в 1970 г. говорить о самостоятельной роли конфессии в истории было невозможно. "Тысячелетняя история Азии от Мраморного до Желтого моря" -это история сложения и гибели этноконфессиональной христианской цивилизации, порожденной сторонниками архиепископа Константинопольского Нестория (428-431), возглавившими новое и очень сильное направление в христианстве, просуществовавшее - это показывает далее текст книги Гумилева - тысячелетие как самостоятельная политическая сила.

Сегодня о церкви несторианского толка мало что известно, но в XIX-начале ХХ в. о ней писали многочисленные исследователи в Германии, Франции и России. Несторианство явилось просветителем Центральной Азии, и процветание Месопотамии в VII- XIII вв., городов Ближнего Востока, Персии было основано на деятельности этой крайне многочисленной общины. В течение нескольких веков несториане при арабском и персидском владычествах занимали высокие государственные и административные посты, служили при дворах эмиров и халифов. Несториане переводили на арабский язык рукописи греческих авторов, собирали библиотеки, разъезжали с различными просветительскими целями по всей Азии, учили в школах студентов, собирали и классифицировали географические и иные сведения. Богатая и просвещенная несторианская церковь развила обширную богословскую и гуманитарную деятельность в разных странах вплоть до Цейлона, Китая, Йемена и Молуккских островов. Во время Второго крестового похода несторианская церковь имела в своем подчинении не менее 20 митрополий. В дальнейшем начался упадок несторианства; часть несториан присоединилась к католической церкви, обосновавшейся благодаря политике Франции в Палестине и Турции. Турецкоподданные несториане постепенно присоединялись к восточной православной церкви, и с 1898 г. подавляющее большинство несториан официально по решению Синода вошло в лоно Русской православной церкви. В иранском Курдистане остаются группы несториан-курдов, называющих себя сиро-халдеями.

Сам основатель религиозного течения, Несторий, столь много сделавший для развития просвещения на Востоке, был заключен в лагерь, в пустыню Египта, его перегоняли из одной ссылки в другую, и он умер в 451 или 452 г. Оставил после себя несколько возвышенных религиозных сочинений, в которых он, не сломленный гонениями, доказывает свою идеологическую правоту и неправоту противоборствующего религиозного течения христианства - арианства, восторжествовавшего в латинских странах и Германии.

[*9] Автор имеет в виду время расцвета монгольских улусов, совпадавших границами с нынешней историко-культурной областью Евразии, широко описанной многочисленными хронистами и историками на всех известных нам языках.

О слепом следовании источнику, переводимому с языка на язык, Гумилев пишет во всех книгах, и указанный в тексте тезис оказался одним из наиболее фундаментальных для построения им своей концепции Всемирной истории, наблюдаемой на уровне фактов этногенеза, естественной истории, а не суммированных и переведенных на один язык историографических источников.

[*10] Об этом написано в статье "Монголы XIII в. и "Слово о полку Игореве", помещенной в данном томе работ Л.Н.Гумилева.

[*11] Константин Багрянородный (905-959) - император Византии Константин VII Порфирогенет, то есть багрянорожденный в порфирной, или красной палате дворца Константинополя. Византийский император с 913 г. Выдающийся историк и географ Византии, описал политический строй Византии, дипломатию, церемониал двора, а также быт всех соседних с Византией народов, что положило начало составлению византийских энциклопедий. В двух его трактатах "О фемах" (пограничных областях) и "Об управлении империй" содержатся важные сведения по расселению славян и кочевников. Книги Константина VII переизданы в одном томе в 1991 г. в Москве.

[*12] Ибн Ходдун, или Ибн Хальдун Абдурахман Абу-Зейд (1332-1406) - арабский историк, глава Академии в мусульманском государстве Гранада в Испании. Важнейший труд "Книга примеров по истории арабов, персов, берберов и народов, живших сними на земле", в которой рассматривается циклический по характеру ход развития истории, периодичность возвышения одних народов и угасания других. Считается одним из предшественников этнологии.

Вико Джамбатиста (1668-1744) -итальянский философ истории, создатель теории круговорота в истории обществ. Период детства народа заменяется юностью - героическим периодом, сменяемым зрелостью - человеческим или гуманитарным периодом. Главная его работа "Основания новой науки об общей природе наций", переведена на русский язык в 1940 г. Его концепции близки идеи Н.Данилевского, К.Леонтьева, О.Шпенглера и в определенной мере А.Тойнби.

[*13] Оптиматы в древнем Риме - партия, отстаивавшая свои исключительные права занятия важнейших должностей, противостоящая популярам - партии так называемого римского народа. Лангобарды - германское население в Северной Италии и германское королевство. Гибеллины - постоянные противники римского папы и папской политики распространения владычества на население Италии, сторонники немецких императоров. Гвельфы - мощная и хитроумная партия сторонников светской власти папы. Кайситы и кельбиты - два противоборствующих родо-племенных объединения арабов начальной стадии Арабского халифата.

[*14] Время 1141-1218 гг., когда вознеслась Монгольская империя и еще не ринулась на северо-западную половину Евразии, в том числе и на Русь, является ключевым во многих исторических сочинениях Л.Н.Гумилева. Эти десятилетия были им изучены досконально, вплоть до мельчайших подробностей каждого года и биографии каждого персонажа на всем пространстве Старого Света. На краеугольном камне исторического и этногенетического рассмотрения вулканообразных движений народов Гумилев и стал в дальнейшем строить свою теорию Всемирной истории и этническую теорию пассионарности.

[*15] Широкая практика облавных охот приучила скотоводов к коллективным действиям и дисциплине, и эта вольная жизнь компенсировала обитателю древней Сибири потерю навыков бродячей независимости, по американской традиции именуемой трапперством. Трапперы - первопроходцы, охотники и звероловы прерий Америки, герои американских романов.

[*16] Бассейн Хуанхэ, лессовое плато в излучине реки Хуанхэ, называемое также Ордос, неоднократно становилось ареной этногенеза. Об этом работа Л.Н.Гумилева "Хунны в Китае" (М., 1974).

[*17] Для этой географической главы важны следующие пояснения. Географические названия, которые далее без дополнительных объяснений будут упоминаться в тексте неоднократно, имеют следующую локализацию. Понятие Внутренняя Азия, как правило, соотносится с географическими границами Великой степи. Евразия в таком случае является целостной системой культур между Восточной Европой и Китаем. Средней Азией традиционно до последнего времени называли республики Средней Азии и отдельно обозначался Казахстан. В англоязычной литературе весь район Средней Азии, Казахстан, Монголия, Иран и северная часть Пакистана и Афганистана называется Центральная Азия. Теперь и бывшая советская часть этой Азии называется Центральной.

[*18] В центре Внутренней Азии, или Центральной Азии находятся две пустыни: Ала-шань и Такла-Макан, по окраинам которых проходит знаменитый транспортный коридор, называемый Великим шелковым путем, или у китайцев - путь на Запад, или Джунгарский коридор, или проход Великих народов. Шаш - средневековое название Ташкента, "каменный город", откуда начиналась туркестанская часть пути на Восток - по Шелковому пути в Китай (северный вариант). Между крайними точками пути располагался оазис Хами, где периодически обосновывались кочевые ханства. На окраине пустыни Алашань, у излучины Хуанхэ как раз и располагался Ордос, лессовое плодородное плато, а рядом существовали, сменяя друг друга, столицы средневекового Китая - Чанъань, Лоян, Сиань и далее в глубь Китая - Кайфын. Монголия была севернее. Четыре района Монголии стали постоянными местообитаниями или месторазвитиями, по терминологии историков Азии П.Савицкого и других, тюрко-монгольских племен. Эти районы: Хангай, самая красивая часть Азии, по выражению Гумилева. Алтай, Тарбагатай, лежащий на границе Казахстана и Джунгарии, и гористые степи возле воспетых монголами рек: Керулен, Онон, Селенга и "монгольский Рейн" - Орхон. Вокруг них - травянистые степи Халки и Барги - два наиболее благодатных места для пополнения сил хуннов, уйгуров и монголов, для выпаса скота и организации облав и военных учений.

[*19] Перечисленные имена - авторитеты в геологии, климатологии, географии. Среди них два выдающихся представителя двух различных точек зрения на природу Центральной Азии, академики Российской Академии наук. Грумм-Гржимайло Г.Е. (1860-1936) - последний представитель русской дореволюционной географической исследовательской школы, десятки лет и полевых условиях исследовавший Китай, Памир, Тянь-Шань, Монголию и Сибирь. Автор капитальных работ: "Описание путешествий в Западный Китай" (в 3-х томах), "Западная Монголия и Урянхайский край" (в 3-х томах, 1914-1930гг.), "Описание Амурской области" и др. Полевой этнограф, историк, геолог, собрал крупные коллекции по зоологии и ботанике, искусству и археологическим древностям. Все его книги являются, собранные вместе, энциклопедией Евразии, второй по значению после К. Риттера. Гумилев опубликовал ряд статей о вкладе в историю этногенеза Евразии этого ученого, в том числе в 1961 г. статью "Грумм-Гржимайло Григорий Ефимович как историк Центральной Азии" в трудах Географического общества.

Берг Л.С. (1876-1950) - географ, биолог, создатель учения о географических ландшафтах, внесший крупный вклад в географическую науку, создавший школу русской физической географии. Автор теории органического развития живой природы - теории номогенеза, подвергнутой безжалостной критике в СССР в 1922 г. Несколько лет исследовал Аральское морс и пустыни Казахстана, оставив монографию "Аральское море" (1908) - самое подробное до сих пор исследование природы и геотектоники сухих степей Центральной Азии. Президент Географического общества СССР (1940-1950).

Мурзаев Э.М. - современный исследователь Центральной Азии, историк географических открытий в Монголии, Сибири, Китае.

[*20] Хронология периодов увлажнения и усыхания степей Евразии (аридная теория) позволила Гумилеву сделать ряд крупных открытий историко-культурного археологического характера. Так им была найдена, точнее, локализована и выявлена культура Хазарии, открытая им во время экспедиции Эрмитажа в 1959 г. на буграх песка в низовьях Волги, а затем и на Тереке. Работа "Открытие Хазарии" вышла в 1966 г., она сделала Гумилева европейски знаменитым ученым, переводы работы и отклики появлялись далее в течение двадцати лет. Хазария послужила для него источником вдохновения: он написал на тему Волжской, или Каспийской Атлантиды много статей, в том числе и популярных, в журналах и газетах. Однако Гумилев не стал археологом, оставив за собой новую, рожденную им на Каспии идею изучения связи миграций кочевников с циклическими колебаниями климата Евразии для построения общей теории развития народов мира.

[*21] Династии Сун предшествовала в Китае династия империи Тан (618-907). Столицей был город Чанъань - теперь город Сиань, куда выходил Великий шелковый путь. Вторая столица империи - Лоян. После грандиозной крестьянской войны 874-883 гг. империя Тан распалась. На месте старого Китая возникает "новый Китай" династии Сун, объединившей и 960 г. всю Срединную империю в одних руках. Столица - Кайфын на реке Хуанхэ, в дальнейшем столица была перенесена в город Ханчжоу на юге Китая. Время династии Сун - время, по мнению китаистов, наибольших достижений китайской цивилизации. Империя Суп перестала существовать в 1279 г., когда Китай был завоеван войсками внука Чингисхана Хубилая и на месте Сунского Китая возникла империя Юань.

[*22] Академик Конрад Н.И. (1891-1970) -крупный советский востоковед, специалист по истории и культуре Китая и Японии. Большой известностью пользовалась его книга "Запад и Восток" (1966), во многом способствовавшая проявлению интереса многочисленных читателей 60-х годов к Востоку, к искусству и литературе Японии и Китая.

[*23] Мэн-цзы (372-289 до н.э.) - философ и моралист, ученик Конфуция, написавший трактат о мудром управлении государством через императора - Сына Неба. Трактат пользовался особым почитанием чиновников-конфуцианцев.

[*24] Болтин И.Н. (1735-1792) - русский географ и военный историк, генерал-майор, участник ряда войн. Написал две замечательные работы по истории: "Примечания на историю древней и нынешния России г. Леклерка" в 2-х томах и "Критические примечания на первый и второй томы истории князя Щербатова" в 2-х томах (1793-1794). Доказывал историческую аналогичность развития России и Западной Европы и первым описал закономерности воздействия географического фактора на развитие народонаселения, государства, правовых институтов и быта. Заново открыт и оценен как историк в начале XX в.

ЯцунскийВ.К., на которого ссылается Гумилев, крупнейший российский специалист по исторической географии, автор книги "Историческая география. История ее возникновения и развития в XIV-XVIII вв." (1955), посвященной новой тогда исторической дисциплине, ставшей с того времени популярной у нас в стране.

[*25] Сыма Цянь - самый крупный китайский историк древности (114-86 гг. до н.э.), официальный историограф Китая династии Хань. В 91 г. до н.э. он закончил свой исторический труд "Исторические записки" ("Ши цзи") - сводную историю Китая, издаваемую ныне полностью на русском языке. Сам историк называл свой труд "Книга придворного историографа". Репрессирован, позднее реабилитирован. Судьба отличавшегося критицизмом и вольнодумием историка волновала Гумилева.

Бань Гу (32-92 гг. н.э.) - историк, написавший "Историю династии Хань" в духе господствовавшего тогда конфуцианства. Негативно относился к Сыма Цянь и называл его "еретиком". Но оба историка превосходно осознавали национальные задачи Китая и отказывались понимать стремление Китая расшириться за счет "северных территорий".

[*26] Четыре величайших державы древнего мира следующие. Рим - это всем понятно. Парфия - ираноязычное государство от Месопотамии до Алтая, являвшееся несколько столетий соперником Рима за господство в Восточном Средиземноморье и на Переднем Востоке. Оба государства угасли практически одновременно. Империя Хань (206 г. до н.э.-220 г. н.э.) - современник всех событий, происходивших в Риме и бассейне Средиземноморья. При династии Хань Китай приобрел сильные торговые и культурные отношения со Средней Азией и Ближним Востоком и южными странами - Индией, островами.

Кушанская империя - государство, образованное в результате грандиозных этнических преобразований в Центральной Азии, выходцы из которой создали эту мировую империю на территории Индии, Пакистана, Восточного Ирана и Средней Азии, синтезировавшую в дальнейшем оригинальные цивилизации, соединившие эллинизм, кочевые и иные традиции племен Евразии, буддийское и манихейское наследие в философии и изобразительном искусстве.

Кушаны - тема, ставшая особенно популярной в 1960-1980 гг. после многих сенсационных открытий, совершенных рядом международных организаций на территориях Ирана, Пакистана, Индии, Таджикистана и др.

[*27] О "мести" гуннов, аваров и остальных кочевников можно прочитать в работе Гумилева "Хунны в Азии и Европе" в журнале "Вопросы истории" (1989, No 6 и 7).

[*28] Усуни - выходцы из степей к западу от излучины реки Хуанхэ, европеоидное население, индо-европейской языковой группы. Откочевали в Семиречье, восточный Казахстан, где смешались с ираноязычными саками. Об этом книга Гумилева "Древние тюрки" и ряд принципиальных статей, переведенных за рубежом.

[*29] Иньшачь - гористая и увлажненная степная страна на левом "зарубежном" берегу Хуанхэ, место зимних перекочевок и стоянок всех знаменитых кочевых родов Монголии. На эту стратегически важную территорию вели наступление все династии Китая. Великая китайская стена выстроена гораздо южнее этих мест как база для расположения больших гарнизонов против кочевников.

[*30] Кочевники возводили не только юрты, но и строили города, крепости, мавзолеи и огромные усыпальницы. Кочевники - и об этом свидетельствует история архитектуры - обожали от природы, от обычая и привычки заниматься организацией больших пространств. Все виды строительства, деятельность военно-административная и архитектурно-строительная были их двухединой страстью. Монголы с помощью иностранных специалистов со всего мира построили свою столицу Каракорум - международный центр на сто лет, пока существовала империя. Монголо-тюркские племена строили города во всех покоренных и пограничных странах: Сарай-Бату в низовьях Волги на 200 тысяч жителей, несколько столиц Великих моголов в Индии; степняки Тамерлана руководили возведением мировой столицы Самарканд; турки, захватившие Константинополь, отстраивали Стамбул; сельджуки - Багдад и многие другие города Ирана, Ирака. Также кочевники, арабы обожали строить большие города и построили их от Кордовы и Гренады в Испании до Каира и Нишапура в иранском Хорасане, в Аравии и Африке.

Гумилев написал предисловие к книге, посвященной архитектурной деятельности монголов и других кочевников, "От кочевий до мобильной архитектуры", вышедшей в Москве в 1980 г.

[*31] Киселев С.В. - археолог, историк материальной культуры народов Южной Сибири и Монголии, сделавший ряд открытий в 1940-1950-х гг.

О Руденко С.И. написано в предисловии к данному тому.

Козлов П.К. (1863-1935) - выдающийся исследователь Центральной Азии и Китая, сопровождал П. Пржевальского в нескольких его экспедициях. Руководил монголо-тибетской экспедицией 1899-1901 гг.. результаты которой оказали огромное воздействие на научную деятельность российского востоковедения. В 1907-1909 гг. осуществил знаменитую экспедицию в Монголию и Китай, во время которой открыл остатки города Харо-Хото, столицы тангутов, о которых будет идти речь в текстах Гумилева. Козлов открыл и оконтурил тангутскую цивилизацию. Позже, в 1923-1926 гг. он открыл в результате экспедиции в Монголию и Тибет в горах Хэнтэй, в центральной Монголии, остатки культуры хуннов - Поинулинские курганы, послужившие отправной точкой для дальнейших исследований по проблемам хуннов и других кочевых племен Монголии и Южной Сибири в середине XX в.

[*32] Согд, Согдиана - область в среднем течении Амударьи и на Зеравшане, периодически становившаяся самостоятельным, крепким, богатым торговым государством. Начальная фаза его существования - VII-V вв. до н.э. В описываемое время Согд представлял собой торговую и городскую как бы республику, имевшую наподобие Венеции в Италии номинального главу и многочисленные колонии-фактории, разбросанные по всему Великому шелковому пути от Крыма, Судак-Сугдея, это название Согда, до Китая. Центр области - Самарканд. Согдийцы - предки современных таджиков и в некоторой части оседлого древнеземледельческого населения нынешнего Узбекистана.

[*33] Династия Суй в Китае правила с 589 по 618 г., когда князь северо-западного Китая Гаоцзу, полутюрк по происхождению, провозгласил создание новой императорской династии Тан.

[*34] Сибирские угры - племена финно-угорской языковой группы - ныне в Западной Сибири манси и ханты, пермяки. В эту группу входили частично башкиры, венгры, перекочевавшие в Европу, эсты и другие.

35 Гиббон Эдуард (1737-1794) - английский историк, автор первой европейской монументальной истории древнего Рима "История упадка и разрушения Римской империи" (1776-1781), в которую вошла и история Византии до 1453 г.

Лебо - французский историк XIX в. либерального направления, французы уничижителыю называли Византию Bas-Empire, то есть нижняя Империя, в отличие от Верхней Италийской, иначе - низкой, невзрачной империей, по этому поводу протестовали французский историк А.Терри и русский философ истории К.Леонтьев.

Успенский Ф.И. и Кулаковский Ю.В. - русские византинисты, крупнейшие исследователи истории византийской государственности и церковности конца XIX-начала XX в.

[*36] Шарль Диль - крупнейший французский историк Византии, опубликовавший многочисленные работы, ставшие популярными в Росси. Одна из них - "Очерки Византии" - неоднократно переиздавалась.

[*37] Иоанн Скотт Эригена (ок. 810- после 877), Нил Сорский (ок. 1433-1508) и нестяжатели - имена, которые будут объяснены Гумилевым и в этой книге, и в работе "Этногенез и биосфера" (2-й том данного Собрания сочинений Л.Н.Гумилева).

[*38] Аксум - единственное раннехристианское государство в Африке, на территории современной Абиссинии (Эфиопии), в IV-VI вв. н.э. находилось в оживленном общении со всем евразийским и средиземноморским мирами.

[*39] Халкедон, или Халкидон - город напротив Константинополя, на азиатском берегу Босфора, ныне Скутари в Турции, где проходил Четвертый Вселенский собор в 451 г. На нем был принят основной догмат христианской церкви о двух природах Христа. Собор признал учение о православной, то есть ортодоксальной церкви, главой которой стал римский епископ - папа. Халкедонское вероисповедание - доминирующее христианство до разделения церквей в 1054 г. на католическую и восточно-православную.

[*40] Трансоксания - область Согда и ряда других государственных образований по реке Амударье, по-гречески Оке. В более широком смысле вся прилегающая к Ирану территория Средней Азии, включая северный Афганистан, французская историография, как правило, Трансоксанией называет все области к востоку от Ирана.

[*41] Мерв - огромный богатый средневековый город, ныне в Туркменистане, центр христианского вероисповедания, а также религиозный центр буддийской, манихейской и других общин средневековья. История города известна с Х в. до н.э.

[*42] Ктесифон - столица Персидской державы эпохи династии Сасанидов 226- 651 гг., до завоевания Ирана (Персии) арабами. Находилась на реке Тигр, напротив Селевкии, огромного греко-парфянского города, из-за которого шла долгая война Рима и Парфии. Невдалеке от развалин Ктесифона арабы, разрушившие город, построили новый город Багдад.

[*43] Уйгурия, о которой идет речь, располагалась на месте Монголии и столице ее находилась невдалеке от будущей столицы Монгольской империи Чингисхана на реке Орхон. Уйгурию не следует путать с Уйгурским ханством, образовавшимся как мусульманское государство на территории Джунгарии и восточного Казахстана. Раскопки, проведенные на месте древней столицы монгольской Уйгурии, привели к открытию Орхонской письменности и памятников культуры. Открытие культуры древних тюрок VII-VIII вв. и Уйгурии произвело переворот в тюркологии и истории Евразии.

[*44] Кыргызы - степняки-кочевники Южной Сибири, не путать с будущими жителями нынешнего Кыргызстана, тоже в прошлом кочевниками, но происхождение которых не связано с государством кыргызов Саянского нагорья.

[*45] Бируни - Абу-Рейхан-Мухаммед (973-1048) - хорезмский ученый-энциклопедист, писавший на арабском языке. Оставил громадной сочинение "Хронология древних народов", в которой дается описание календарных систем персов, арабов, евреев, индусов, греков.

Хара-Хото - столица Тангутского государства, открытая П.Козловым о 1923- 1926 гг. Там были найдены и привезены в Петербург две тысячи старинных рукописей (книг) и большое число уникальных предметов искусства. Благодаря собранию н России возникла исследовательская школа тангутоведения.

[*46] Здесь перекличка с неупоминаемым в тексте К.Леонтьевым. Оба великих историка говорят об одной из фаз взаимодействия двух культур - пересадке идейных ценностей, которые не искажают обе стороны, то есть не меняют их динамических восприятий действительности и стереотипов поведения. Подробнее об этом см. "Этногенез и биосфера земли".

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я