Нина Катерли. Человек Фирфаров и трактор
———————————————————————————————————- Авт.сб. "Окно". Л., "Советский писатель", 1981.
OCR & spellcheck by HarryFan, 3 November 2000 ———————————————————————————————————- Ну, чего, спрашивается, он привязался? Тащится сзади вдоль тротуара, какой-то кривобокий, неуклюжий и деревенский.
Фирфаров оглянулся по сторонам и прибавил шагу, слава еще богу, никто не встретился из знакомых, ведь просто неудобно - идет человек к себе в институт на работу, а за ним - можете себе представить? - плетется какой-то настырный урод, которому место на свалке или, по крайней мере, на селе. И надо же так влипнуть - забыл вчера запереть гараж. Украсть там, правда, нечего - "Москвича" своего накануне как раз отогнал в комиссионку - получил открытку, что подошла наконец очередь на "Жигули". А утром вышел во двор, и - будьте любезны - оказывается, ворота в гараже нараспашку. И почувствовал себя Николай Павлович этаким растяпой, охломоном, тюшей, а таких ощущений он просто не выносил и имел, между прочим, к тому веские основания.
Как же можно считать, например, тюшей человека, который к тридцати девяти годам достиг уровня главного инженера проекта, сумел построить себе кооператив и гараж в новом районе и вот теперь, продав "Москвич-408" (в совсем еще хорошем состоянии), покупает "Жигули"? Нет, дело тут, конечно, не в материальных ценностях, и вовсе не в них, напрасно вы думаете, что Фирфаров был каким-нибудь мещанином и барахольщиком, просто он знал, что собственным трудом завоевал право на самоуважение, и не желал, чтобы на это право кто-либо посягал.
А то, что у всех сверстников Николая Павловича имелись уже давно семьи и дети, а он до тридцати девяти лет дожил холостяком, так это, если вам угодно, свидетельствует только о чувстве ответственности и нежелании подбирать первое попавшееся, чтобы потом через полгода разойтись, делить квартиру, имущество и платить до конца жизни алименты.
Когда-нибудь он, конечно, женится и создаст семью, каждый человек должен иметь семью, в этом Николай Павлович не сомневался, и даже иногда представлял себе, как встретит однажды в Большом драматическом молодую и непременно очень красивую девушку, не то что расплывшиеся жены приятелей. Одним словом, когда-нибудь будет у Фирфарова семейный дом всем на зависть, но торопиться с этим он не собирался, ему и так неплохо жилось и совсем не скучно - зимой он по выходным катался на лыжах, в отпуск ездил на машине по Прибалтике, захватив с собою кого-нибудь из приятелей для компании, и, надо честно сказать, женатые эти приятели счастливы были вырваться на месяц из своего семейного рая.
Одно немного тревожило Фирфарова: в последнее время стала мучить изжога и ныло иногда под ложечкой. Мама из Мелитополя писала, что это от неправильного питания, и звала в октябре на отпуск к себе. Но до отпуска еще дожить надо, а сейчас закрутился - в июле делал сам в квартире ремонт, вообще-то и так было чисто, да подвернулись симпатичные обои и решил переклеить, теперь вот вся эта свистопляска с продажей машины, а там - новую надо брать. Брать можно бы хоть завтра, очередь подошла, но желательно непременно в экспортном исполнении, а такие будут только в сентябре, в конце квартала, то есть через месяц. Так что насчет поездки в Мелитополь было не решено, а чтобы не получить гастрит, Фирфаров установил себе порядок по четным числам обедать в молочном кафе "Аврора" на Невском, а в остальные дни варил кашу "геркулес", и очень вкусно получалось, не хуже, чем, например, у жены Леньки Букина, у которой все вечно пригорает.
Итак, Николай Павлович Фирфаров стоял, растерянный, около своей парадной и рылся в кошельке, который назывался портмоне. Найдя там ключи с брелоком в виде обнаженной женщины из Парижа, он побежал было к гаражу бегом, но представил себе, как глупо выглядит, если посмотреть на него с какого угодно этажа их кооперативного дома, и зашагал вполне достойно - не то чтобы медленно, но и не торопясь.
Украдено ничего не было. Целы оказались и домкрат, и запаска, но посреди гаража - какая нелепость! - стояла, тарахтя мотором, эта деревенщина с грязными колесами и надписью на ободранном лбу - "Беларусь". Стояла, уставившись включенными среди ясного утра фарами ему прямо в лицо.
- Этт-то что? Кто здесь? - строго спросил Фирфаров. - Выведите ваш агрегат, тут вам не МТС!
Конечно же, какой-то нахал увидел, что не заперто, и загнал спьяну сюда на ночь свой трактор, это у нас так всегда - только не запри дверь, сразу явится кто-нибудь без приглашения, и доказывайте, что вы не верблюд.
И откуда трактор в городе? А впрочем, мало ли откуда - со стройки, да хоть из совхоза. А водитель, естественно, дрыхнет с похмелюги где-нибудь тут же, в доме, у родственников: приехал "к сестры".
- Глупость... нахальство... - бормотал Фирфаров, оглядывая двор в поисках хулигана тракториста, спешащего на место преступления, но обнаружил не его, а с неудовольствием увидел своего бывшего одноклассника, ныне водопроводчика, Григория Болотина, оказавшегося, как назло, и в новом доме соседом Николая Павловича.
- Ну, ты, Коля, даешь! Накопил и машину купил? Чудо техники - "мерседес-бенц"! - заржал Болотин, подойдя и заметив пыхтящий трактор. Ржать Болотин умел с самого детства, при этом он разевал свою пасть так, что она делалась больше всей его малопривлекательной физиономии. Сейчас Болотин хохотал особенно противно, загородив пастью весь двор. Зрелище, прямо скажем, весьма неприятное, и Фирфаров даже отвернулся - у него самого полость рта всегда была в полном порядке.
А Болотин прямо трясся от глупого смеха, и вместе с ним клокотал от возбуждения неизвестно чей трактор в фирфаровском личном гараже.
А между тем во дворе начала собираться толпа: дворничиха Полина с вечно багровыми щеками, полуинтеллигентный владелец старого "Запорожца"-броневика и, самое неприятное, два жигулиста в заграничных замшевых куртках. Вчера еще импортные жигулисты на этом вот самом месте беседовали с Фирфаровым о машинах, завидовали, что у него гараж во дворе рядом с домом, хороший был разговор, на равных, а теперь что? А теперь стоит Фирфаров посреди двора как дурак, как посмешище, а рядом эта керосинка, иди доказывай, что не твоя. Доказать, конечно, можно и даже нетрудно, но все равно уже попал в глупое положение, теперь до скончания века будут говорить: "А-а, это тот, у которого в гараже - помните? - трактор нашли!" Нет. Такие инциденты надо прекращать немедленно.
- Убирайтесь вон! Да поживее, слышите? - в отчаянии приказал Фирфаров трактору, и тот, послушно постукивая мотором, сразу выкатился из гаража. На дворе он выглядел еще уродливее и неуместней: непомерно высокие задние колеса и маленькие передние, облезлая краска... Фирфаров, не глядя на трактор, тщательно запер гараж, убрал ключи в портмоне, повернулся и зашагал к воротам, на всякий случай иронически улыбнувшись жигулистам, и даже пробормотал что-то вроде "бывает же!".
Жигулисты не услышали, зато услышал Болотин и заорал:
- Бывают в жизни огорченья, когда заместо хлеба ешь печенье!
За спиной Фирфарова опять раздалось его ржание, но это было бы ладно, плохо другое: мотор окаянного трактора учащенно и озабоченно затарахтел, что-то горячее пахнуло в спину, потянуло бензином. Так и есть! Он тащился сзади, этот железный урод!
- А придуривал, что не его! - надрывался Болотин.
До автобусной остановки всего два квартала. Фирфаров прошел их за обычные пять минут, но время-то было потеряно на гараж, и автобус восемь три уже ушел, следующий будет минут через семь и набитый, может не открыться. Так вот и на работу опоздаешь из-за ерунды. Никогда не опаздывал, и, главное, было бы из-за чего! Надо что-то предпринимать.
А трактор подполз к остановке и встал впритык к тротуару. Оглянувшись еще раз по сторонам, Фирфаров влез в безобразную кабину, тотчас же мотор восторженно заревел, затрясся от старательности, и трактор зашкандыбал по мостовой, нахально втираясь между легковыми машинами.
Вообще-то ехать было даже интересно: не нужно опускать пятачок, толкаться, передавать чужие, грязные монеты, не нужно уступать место толстым, якобы тяжело больным гипертонией старухам, которые всегда нарочно положат тебе свой живот на колени, или хныкающим деткам, тем, что вполне могли бы и постоять, но мама уговаривает: "Садись, Алик, садись, дядя уступит".
Откуда этот сумасшедший трактор узнал дорогу? Они добрались до института на десять минут раньше, чем Фирфаров приезжал обычно. Правда, к самой проходной Фирфаров трактор не подпустил - оставил за два дома, выскочил, и опять никого вроде знакомого не было, никто не заметил, короче, обошлось.
Возвращался с работы Николай Павлович, конечно, на автобусе и всю дорогу, сидя у открытого окна, слышал сзади пыхтение и лязг - нахальная машина, громыхая, шла следом.
"Завтра выйду из дому пораньше и поеду в метро. Не полезет же он под землю. Нечего приучать", - решил Фирфаров.
Но назавтра он проспал, потому что сломался будильник, а когда выскочил в семь минут девятого из дома, началась такая гроза, что конец бы финскому костюму, но у самой фирфаровской парадной, растопырив, точно крылья, свои железные двери, топтался вчерашний трактор. Фары его преданно сияли сквозь дождь, как глаза неврастеника, мотор гремел, будто военный оркестр. Дождь тоже грохотал прилично, и, быстро оглядевшись, Фирфаров прыгнул в кабину. А вообще-то в такой ливень никто не станет разглядывать - кто там в тракторе да зачем.
Пока они ехали до института, дождь кончился, но фанатик ни за что не хотел выпустить Фирфарова до самой проходной. А тут, как нарочно, с той стороны улицы прямо к ним направлялась Зоя Николаевна Прозорова, дама из бухгалтерии, самая любопытная и болтливая особа во всем институте.
Фирфаров жиманул на тормоз, но трактор сделал вид, что не слышит. Зоя Николаевна была уже в пяти шагах.
- Слушай, ты! - тихо, но грозно произнес Фирфаров. - Немедленно остановись! Совершенно невоспитанный жлоб! Это тебе не зябь, понимаешь ли... ворошить и не это... окучивать. Ставите чеаэка в дурацкое положение!
Когда Фирфаров волновался, то вместо "человек" произносил "чеаэк", что, кстати, давно, еще в юности, в старом доме на Петроградской, заметил Гришка Болотин и дразнил Николая Павловича гнусными вариациями этого слова.
На трактор речь Фирфарова произвела сильное впечатление, он разом встал, точно споткнувшись, и Фирфаров выскочил на тротуар навстречу Прозоровой, которая, подойдя, тоже его заметила и подняла было тонкие накрашенные брови, но Фирфаров предупредил ее неуместный вопрос.
- Техника на грани фантастики! - сказал он, кивнув на трактор. - Труженик полей. Хотел вот взглянуть, как у этих динозавров переключаются скорости.
И, подхватив Зою Николаевну под локоть, Фирфаров повел ее к проходной, рассказывая по дороге содержание статьи в журнале "Советский экран", которую ему вчера давал почитать Букин.
Неделю ездил Фирфаров на работу на "козле" - так он про себя назвал трактор, - и очень все удачно складывалось: ни разу никого не встретили, Николай Павлович сэкономил двадцать пять копеек - конечно, ерунда, а все-таки тоже деньги, - билет в кино на дневной сеанс или батон за двадцать две и три коробка спичек. С работы ездить он считал неудобным: выходит из института вместе с подчиненными, и очень было бы солидно забраться в кабину "козла" у всех на глазах.
А "козел" всегда упрямо ждал конца рабочего дня, ошивался за углом или напротив института на пустыре и тащился за автобусом как приклеенный.
И дождался-таки своего: в четверг Фирфарова задержал директор, он вышел на сорок минут позже обычного и вспомнил, что на сегодня намечено кафе "Аврора", что ночью мучила изжога, а в кафе этом подлом, чуть опоздаешь, настоишься в очереди и простокваши уже не достанется. Посмотрел Фирфаров налево, направо и сел на "козла". Путешествие прошло вполне благополучно, только на Невском засвистел милиционер, но хитрый трактор, высадив хозяина, тотчас же влез в какой-то двор и отсиделся там, пока свистки не стихли, а потом выкатился опять на мостовую с таким видом, будто он тут работает, производит капитальный ремонт зданий. Словом, довез-таки "козел" Фирфарова до "Авроры", и тот сразу нашел место и заказал свой любимый молочный суп-лапшу.
А в воскресенье они съездили на Сытный рынок и привезли десять килограммов картошки - запас на месяц. На рынок - рассудил Фирфаров - вполне естественно ездить на тракторах, и верно рассудил: нахальный "козел" въехал прямо в ворота базара и, расшугав бабок, торгующих вязаными шапками анилинового цвета, покатил между рядами. Чуть не раздавив очередь, которая тотчас разбежалась, он высадил Фирфарова у прилавка как раз того мужика, чей товар был самым крупным и чистым, а потом стоял, загородив Николая Павловича от вернувшейся разозленной очереди, для острастки ее разведя дымовую завесу из выхлопных газов. А Фирфаров тем временем наполнял свою сетку отборным картофелем.
Ночевал трактор во дворе, в противоположном от фирфаровского гаража углу, около навеса для мусорных бачков, так что даже сам Болотин не смог бы теперь ничего заподозрить. Впрочем, Болотина Фирфаров не встречал уже целую неделю, жигулисты же опять здоровались с ним как со своим человеком, и даже раз они втроем обсудили положение в Кувейте. Дело в том, что один из владельцев "Жигулей" побывал недавно в этой стране транзитом и успел, не выходя из здания аэропорта, сделать множество интересных наблюдений, из которых на Фирфарова самое большое впечатление произвели серебряный слон величиной с овчарку, продававшийся в киоске "Сувениры" на доллары, а также местные женщины легкого поведения, запросто разгуливающие среди пассажиров в белоснежных нарядах, вроде туник, но с разрезом на боку от подмышки до полу.
- И красотки же все - обалденные, - рассказывал жигулист.
- У них конкуренция там, - веско предположил Фирфаров, и все согласились, что да, конкуренция, а что же - среди всех профессий в капстранах она имеется, и среди этой тоже.
Так они беседовали во дворе, серьезные мужики, дымили "Союз-Аполлоном", даже Николай Павлович закурил для такого случая, а трактор в это время стоял в своем углу с молчащим мотором и выключенными фарами - спал.
Но через два дня все-таки разразился скандал.
Только Фирфаров, отдохнув после обеда, уселся с журналом "Наука и жизнь" в кресло, как в дверь позвонили. Звонок был противный, так звонила только Полина-дворничиха. Некогда он первый и единственный раз в жизни вовремя не заплатил за квартиру, и она тут же явилась скандалить и звонила таким же вот визгливым бесконечным звонком. Фирфаров открыл дверь. Конечно же, это была она, вся багровая, - не то кирнула, не то от злости.
- Сейчас убери безобразие, не то штраф в двадцать четыре часа! - проорала дворничиха и, повернувшись, стала злобно спускаться по лестнице, а Фирфаров побежал за ней. Так они и выскочили во двор - Николай Павлович в пижамных штанах и выкрикивающая бессмысленные угрозы дворничиха.
Посреди двора зияла пасть Болотина.
- Говорил я - его этот драндулет, - заквакал Болотин, увидев Фирфарова и показывая на забившийся в угол трактор. - Скажешь - нет? Ты! Че-е-ек с одной большо-ой буквы!
Стоило Фирфарову показаться во дворе, как трактор радостно засиял фарами и затарахтел.
- Вот! Вот так и кажно утро! А меня-то мучают, меня-то терзают: кто это людям спать не дает? Убирай бандуру, а то завтра в товарищеский суд! - завизжала Полина.
- Да при чем же здесь я, товарищи, - нарочно очень тихо и спокойно сказал Фирфаров и повернулся к трактору спиной. - Смеетесь, что ли? Я "Жигули" покупаю, все знают...
Но трактор, этот идиот, металлолом чертов, выполз из угла, развел пары и остановился рядом с Фирфаровым. Тут Фирфаров увидел одного из жигулистов. Усмехаясь, тот шел прямо к нему через двор, а подойдя, сказал, не вынимая рук из карманов своей пижонской куртки:
- У вас же есть гараж, коллега. Поставьте свой транспорт туда, и инцидент исчерпан.
- Испорчен! - загоготал Болотин. - Удавится - не поставит!
И Фирфаров не выдержал. Щеки его побелели, подбородок задрожал. Не помня себя, он изо всех сил пнул железную подножку и больно ушиб ногу. От боли и от обиды слезы подступили к его горлу, и он закричал тонким голосом:
- Что это такое в самом деле?! Что вы пристали к чеаэку! Не мой это транспорт! Не мой! Не знаю - чей! И знать не хочу! Он посторонний, посторонний!
И вдруг во дворе стало темно.
Погасли фары, замолчал мотор. В полной тишине трактор двинулся к воротам, беспомощно рыская в темноте, два раза наткнулся на стену, но все-таки нашел дорогу и выкатился на улицу, будто кто-то толкал его сзади в спину.
- Как же... - забормотал Болотин, - куда это он, на ночь глядя? Эй, друг! Стой, слышь!
- Он же слепой, пропадет! - вдруг закричала дворничиха и побежала в подворотню.
Пожав плечами, Фирфаров медленно вышел за Ней, игнорируя Болотина.
Трактор был уже довольно далеко. Приседая на правое колесо, он ковылял прямо на красный свет, кургузый и нелепый рядом со сверкающими легковыми машинами и важными автобусами. На мгновение туристский "Икарус" заслонил его, а когда проехал, трактора было уже не видно совсем.
Во дворе Фирфарова нагнала зареванная Полина.
- Зараза! - яростно сказала она и плюнула ему под ноги. - Наставили в кооперативном дворе гаражей! Все часткову скажу! За квартиру никогда не плотишь... тоже еще... чеаэк!..
Фирфаров хотел было поставить обнаглевшую дворничиху на место, но что толку связываться с полуграмотной бабой!
Мокрый холодный ветер дунул из подворотни, и он вдруг вспомнил, что завтра-то уже осень, первое сентября. Фирфаров постоял еще немного у ворот, поежился и пошел домой.