Лев Кожевников. Смерть прокурора

Жанр: Детектив с налетом мистики Spellchecked by Elie A. Tikhomirov Date: 13 Aug 1998

---

* ЧАСТЬ 1 *

1

По пути на разъезд Андрей Ходарев завернул к старику Устинову под окна. Крепко ударил в облупленный ставень.

— Дед? Эй! Не помер еще?

В окно высунулась широченная, сивая борода, — будто кто подал из избы добрый навильник с сеном.

— А-а... Андрюха, — Устинов широко зевнул, перекрестил рот. — Ходи в избу, что ли?

— Некогда, дед. В другой раз.

Ходарев перевесил с занемевшего плеча рюкзак, Звякнуло железо.

— Чего нагрузил в мешок-то?

— Замки, пять штук, — соврал Андрей, хотя старику Устинову можно было не врать.

Дед помолчал, обдумывая, и не согласился.

— Кабы хужей не было. Озлишь поганцев замками, они тебя вовсе спалят.

— Давно не был в Волковке? — Ходарев посмотрел на часы, не опоздать бы. Но дед жеста не заметил.

— Ваньку кривого знал ли? Последний двор по нагорной, пчеловод тоже.

— Кузнецов?

— Помер он, две недели как... Я у евонной старухи будку на тракторных санях купил, насыпуха. Распродает вдова все Ванькино хозяйство задарма, считай, ну, взял. На хорошавинской дороге пасека. Там стоит.

— Та-ак! с тобой ясно, дед. Наложил в мотню, — Андрей Ходарев со злостью кинул кепку на глаза.

— Э, пустое мелешь, погоди-ка...

Устинов исчез в глубине и через минуту появился назад с плоской, жестяной банкой из-под карамели.

— В бога веришь? Аль нет? — Задал он неожиданный вопрос, пытаясь подковырнуть крышку толстым корявым ногтем. Наконец это ему удалось. — Так веришь? Или как?

="Старообрядец хренов, — ругнулся про себя Ходарев. — Без бога и на горшок не сядет, чтобы задницу не перекрестить"=. Однако вслух сказал:

— Так себе. От случая к случаю.

— И то дело.

Устинов добыл из коробки оловянный нательный крест на засаленном гайтане и поманил Андрея под окно.

— На-ко. Повесь на шею.

Ходарев знал, что старик с Богом шуток не терпит. Замялся:

— Зачем это?

— Бери. Бери. Завтра спасибо скажешь.

Андрей хмыкнул и повесил крест на шею, лишь бы отвязаться. Снова задал вопрос, ради которого завернул к старику:

— Давно там не был?

— Ден десять как...

— Ну?

— Дак я о чем толкую тебе битый час? Как оттудова приехал, сразу к Ванькиной вдовице побег. Будку взял у ней.

— Ну, дед! Ты темнила... еще тот. — Андрей рубанул ладонью воздух и повернул прочь, жалея о потерянном напрасно времени.

— Во-во, побегай, послушай, как петухи по ночам орут. Опосля приходи, поговорим!

— С кем это ты, Афанасей? — услышал дед за спиной женин голос.

— Андрюха прибегал, Ходаренок. На Волковку снарядился.

Старуха сзади заохала.

— Ты сказал ему, нет? Афанасей? Про Волковку-то?

— Дураку скажешь, — хмыкнул Устинов. — Зубы-то скалить с такими же. Пусть сам понюхат вначале.

Он грузно опустился на лавку.

— Ну, чего вытаращилась? Ставь самовар, така-сяка...

x x x

Андрей Ходарев, сухой, жесткий мужик лет тридцати пяти с глубоко запавшими глазами и постоянной щетиной на лице, которая вылезала сразу же после бритвы, сидел на скамье подле железнодорожной избушки с путевой связью. Ждал пассажирский. В самой избушке с закопченными стеклами сердитая баба неопределенного возраста в сером ватнике, в сером, грязном платке, время от времени что-то хрипло выкрикивала в телефонную трубку, эта сердитая баба сидела тут всегда, сколько Андрей себя помнил.

Со стороны города показался пассажирский — два зеленых, обшарпанных вагончика с побитыми стеклами и дверями. В кабине дизеля Ходарев издалека разглядел знакомого машиниста и на ходу забросил в кабину рюкзак, вскочил на подножку. На разъезд медленно втягивался встречный состав с лесом.

— Далеко рубят?

— На тридцать третьем. Недорубы подбирают.

— Остатки?

— Ну.

Лес шел плохонький, тонкомер, большей частью осина и березняк. Из-за многократного переруба лесоучастки, разбросанные вдоль узкоколейки, некогда многолюдные, начали хиреть, а некоторые были давно брошены и зарастали бурьяном. Печать запустения коснулась железной дороги тоже — плясали костыли в подгнивающих шпалах, шпалы меняли редко, наспех и без всякой пропитки. Давно заросли кустами противопожарные просеки, а на полосе отчуждения поднялся лиственный подрост, и зеленые ветви то и дело хлестали по кабине бегущего локомотивчика, скребли по вагонным стеклам.

В Волковке, кроме Ходарева, никто не сошел, поселок был мертв. Затих вдали перестук колес, и Андрей остался на шпалах в одиночестве.

Майская яркая зелень еще резче подчеркивала провалившиеся, черные крыши бараков, оседающих в землю. В оконных глазницах кое-где сохранились стекла, и вечернее, низкое солнце плавилось в них отраженным заревом. Кладбищенская, гнетущая тишина вокруг обессмысливала любое созидательное усилие и самое жизнь со всеми ее тщетами.

В окружающем пейзаже явно чего-то недоставало. Андрей пригляделся — еловый синий массивчик на горизонте за зиму бесследно исчез, и в привычной глазу картине появилась еще одна зияющая пустота.

Андрей закинул рюкзак на плечо и медленно двинулся в гору по обдерневшей дороге, на душе было скверно. Решив сократить путь, он свернул с дороги и пошел напрямую по кустам и бурьянам, бывшим когда-то огородами.

Его изба, купленная в прошлом году за три сотни, стояла на отшибе возле леса. Вернее, это была даже не изба, а целое крестьянское подворье, рубленное встарь из красного леса с большим толком. Леспромхозовские бараки, поставленные сразу после войны для спецпоселенцев, быстро пришли в негодность и теперь догнивали, по словам старика Устинова, чье подворье стояло на другом конце поселка, здесь был раньше крестьянский починок на две семьи с небольшими пахотными клиньями.

Не доходя до избы шагов за полсотни, Андрей Ходарев увидел, что замок на воротах сбит и висит на скобе. В проворе зияла щель.

Он сбросил рюкзак на землю и направился в обход. Дверь со стороны хозяйственных пристроек была нетронута. На сеновал по широкому бревенчатому въезду — тоже. Третья дверь, в ограду с задворок, оставалась на запоре. Андрей подобрал палку и вернулся к воротам, встав за столбом сбоку, он уперся концом палки в щеколду и толкнул дверь от себя. Дверь на смазанных солидолом петлях подалась легко, без скрипа. Он помедлил несколько и ступил во двор. Встал, давая глазам привыкнуть к полумраку. Затем по-прежнему с опаской поднялся по высокой лестнице в сени. Стоя на пороге, помахал палкой перед собой, поводил по темным углам.

Наконец шагнул в избу.

Смрадный запашок ударил ему в нос. На обеденном столе возле окна в суповой тарелке лежал темным завитком кусок говна с воткнутой в него алюминиевой общепитовской вилкой. Рядом с тарелкой стоял граненый стакан, до краев наполненный желтой, отстоявшейся мочой, на выскобленной столешнице углем была накорябана надпись: ПРИЯТНОГО АППЕТИТА Ходарев выбросил ="угощение"= за окно. Дверь и окна оставил открытыми. Огляделся.

="Угощение"= у Пакостника, как он про себя его окрестил, входило в обязательную программу каждого визита, сверх того следовало ожидать какоголибо сюрприза. Возможно, не одного. В избе на сей раз, кажется, ничего тронуто не было. Стекла целы. Железная кровать... Матрас, набитый соломой. Кстати, матрас мог бы изрезать. В прошлое лето Пакостник изрезал оставленную на виду детскую раскладушку, загодя привезенную для дочери, семилетней Машеньки.

Ходарев обошел печь в центре избы. Комнат и перегородок в избе не было. Подергал задвижки, печные дверки, убрал заслонку... Вроде порядок. Даже дрова в плите остались нетронуты с марта, как он их туда сложил. Он постоял в раздумье и двинулся на двор. По опыту Андрей знал, что пакостник малым не ограничится, и лучше обнаружить сюрприз сразу, чем быть застигнутым врасплох.

В прошлом году, приехав сюда вдвоем с дочкой, Андрей открыл ворота и слегла замешкался в створе, втаскивая во двор привезенный с собой алюминиевый бак для воды. И это его спасло.

Из-под крыши что-то оборвалось, и прямо у него перед носом в землю вонзились тяжелые навозные вилы. Придя в себя, он обнаружил на черепе обрывки кордной нити. Такая же нитка была пропущена через скобу засова и привязана к воротам, стоило надавить на дверь, как вилы упирались череном в поддерживающую балку крыши на высоте около пяти метров. Еще усилие — нить лопалась и...

Андрей представил на мгновение, что Машенька мимо него могла проскользнуть вперед, и белый как мел без сил опустился на бак. Дочь, оставив на дороге берестяной кузовок, присела на обочине на корточки среди ромашковой белой россыпи.

С тех пор ни жену, ни дочь Андрей с собой не брал. По сути между ним и пакостником началась война. Дважды после вил Андрей Ходарев просидел в засаде по два дня кряду, незаметно пробираясь в дом и стараясь не выдать признаков своего присутствия, но пакостник не появился, однако спустя неделю Ходарев вновь нашел на столе ="угощение"= и безнадежно изрубленные десять мешков с картошкой, весь собранный урожай. Очередная засада ничего не дала, и Ходарев на неделю запер в ограде двух собак.

О том, что произошло в его отсутствие, он узнал от Устинова. Старик переметывал разваленный стожок, когда услышал на другом конце поселка злобный лай. Так лают собаки обычно на человека, на чужака. Пошел проведать. Пока шел, грохнул выстрел. Один, потом другой. Опасаясь, как бы самому не нарваться на заряд дроби, Устинов двинулся в обход через подступающий к усадьбе лесок, но когда старик добрался наконец до цели, пакостник успел скрыться. На подкошенной меже валялись перевернутые четыре улья, которые старик на днях продал Ходареву по ="льготной"=, как он подшучивал, цене. Ульи старик поставил обратно на колья и заглянул в ограду. Обе собаки оказались застрелены. У одной еще подергивались задние лапы, но и она вскоре вытянулась и затихла.

На следующий день он доложил о случившемся Ходареву. Андрей закопал собак в лесочке, забрал все, что могло представлять какую-никакую корысть, а для стрелка ="забыл"= на подоконнике пачку патронов, заряженных тройной порцией пороха, калибр стволов он знал доподлинно, поскольку ружье было украдено у старика Устинова в то же примерно время.

Больше Андрей Ходарев в Волковке не появлялся. Все было недосуг, да и охота к обустройству у него как-то пропала. Зато старик Устинов отлучался с Волковской пасеки нечасто. Лето для пчеловодов в тот год выпало на редкость удачное, с богатым взятком, поэтому старик сидел там почти безвылазно. Но в редкие свои приезды исправно докладывал обстановку. Рамки, как будто, на месте, окна тоже целы. Вроде после тебя никто с тех пор не бывал.

За лето с двадцати ульев старик Устинов накачал две тонны меду. Можно сказать, озолотился при нынешних-то бешеных ценах. Одну флягу с медом по осени он привез Ходареву — в счет тех четырех пчелосемей, которые Андрей счел за лучшее оставить у старика под присмотром.

Такой оборот дел раздразнил Андрея и вызвал новый прилив деятельности. В марте он раздобыл и доставил на грузовой платформе в Волковку несколько мешков с цементом. На санях по насту свозил мешки на двор. В тот же приезд обошел догнивающие бараки, наковырял из печей пару тыщ кирпича и сложил на обдуве под навесом. Заодно убедился самолично — в доме с осени никто не бывал.

И вдруг — очередное ="угощение"=, с пожеланием приятного аппетита. Пакостник открывал новый сезон.

2

С тяжелым сердцем Ходарев вышел из провонявшей избы на волю. Глубоко вздохнул. Нельзя сказать, чтобы он не ждал возобновления боевых действий вовсе, мешки с цементом, например, он позаботился запрятать подальше в темный закоулок между двумя хлевушками, а сверху забросал деревянным гнильем и слегка притрусил спревшим сеном. Схоронено было надежно, и за цемент Ходарев не беспокоился. Зато кирпич — лежал на виду.

Он обошел подворье и заглянул под навес, Штук с полсотни кирпича сверку было разбросано и разбито, однако кладь уцелела. Затея скорее всего показалась пакостнику чересчур трудоемкой, надрываться не стал.

И все же по прошлогоднему опыту Андрей Ходарев знал, что такой мелочевкой пакостник ни в коем разе не ограничится. Стоило ли ради ="угощения"= и полусотни битого кирпича в такую даль ="хлебать киселя"=? Он перекидал битый кирпич на кладь — пригодится забутить фундамент, и пошел проверить мешки с цементом. На всякий случай.

Во дворе было темно, а за хлевушками вовсе — глаз выколи. Но едва он сунулся в закут, как сразу понял — его захоронка безнадежно разорена, под ногу подвернулась гнилая доска и глухо хрястнула. Выругавшись, он сходил за электрическим фонарем и осветил очередное разорение. Все мешки до одного были вспороты и залиты водой. Цемент схватился, и теперь весь угол оказался завален каменными глыбами.

Тяжело ступая, Ходарев отправился в избу. Сел на кровать. В памяти сама собой всплыла фраза, то ли прочитанная мимоходом, то ли где-то услышанная: ="Нет человеку спасения от человека"=. Андрей не умел сформулировать это словами, зато всегда чувствовал: вся российская бестолочь до донышка исчерпывается этой коротенькой и емкой фразой, застрявшей в памяти.

Он вяло, без аппетита сжевал кусок пирога и запил молоком из полиэтиленовой фляжки. Долго сидел в сумерках, курил, повесив меж колен широкие костлявые кисти рук.

Потом встал закрыть окна и двери. Смрадный душок из избы выветрился без следа, к тому же к ночи стало изрядно холодать. Он снял с гвоздя старенькую, изношенную лопотину, чтобы укрыться, и лег на кровать.

Вдруг ему пришло в голову, что на мешки с цементом пакостник наткнулся вовсе не случайно, он их искал целенаправленно. Ради них он бросил возиться с кирпичом, чего ни в коем случае не сделал бы, если бы не знал загодя, что сумеет сотворить пакость почище. Стало быть, он видел или знал от кого-то, что Ходарев завез к себе в Волковку мешки с цементом.

Андрей интуитивно почувствовал: мысль эта верная, прошлогодние события полностью его догадку подтверждали.

Три раза он устраивал засады и в общей сложности проторчал в кустах ровно неделю, но ни в один из этих дней пакостник ни разу в Волковке не объявился. Зато четко приходил туда на следующий день после его отъезда, иногда через день-два. Как раз во время дежурств Ходарева на работе. Выходит, Пакостник вполне в курсе всех его дел? Решил, скажем, Ходарев завести пасеку, а через день после отъезда ульи оказались на земле. И ружье прихватил не случайно, а, видимо, знал, что в ограде закрыты собаки. Тем более, что в лес с ружьем еще не сезон. Про цемент и говорить нечего.

Андрей даже вскочил с кровати. Как ошпаренный. Побегал по избе, сердито ероша волосы.

Не иначе этим самым Пакостником был кто-то из числа его знакомых, но причины?.. На кой ляд это понадобилось? Чего ради в течение вот уже года творить пакость за пакостью, рискуя в конце концов тоже нарваться? Если бы знать эти самые причины, или как их?.. мотивы, то, пожалуй, Пакостника он бы в конце концов вычислил.

Андрей с размаху сел на жалобно скрипнувшую кровать, запустил пальцы в волосы, перед глазами одно за другим вставали знакомые лица. Одних он отметал сразу, тех кто не имел даже представления о Волковке. Других просто потому, что не знал, чем он мог им до такой степени насолить. Третьих, четвертых подозревал или реабилитировал по самым разным причинам. Согрешил даже на старика Устинова. Вот уж кто при желании мог удобнее всего терроризировать своего соседа. Эта мысль особенно понравилась ему даже безотносительно к старику Устинову именно своей человеческой низостью. Таков во всяком случае должен быть почерк Пакостника, кто бы он ни был.

Прикинув по мелочам, Андрей нашел несколько существенных несовпадений, и с внутренним облегчением оправдал старика. К тому же, именно Устинов присоветовал ему приобрести эту избу. Даже подсказал адрес, у кого.

Андрей Ходарев перебрал еще несколько человек, но наконец понял, что так ничего не выяснит. Вся его жизнь была на виду — на службе, в соседях, многочисленные знакомые, родня. Многие видели, как он привез домой эти злосчастные мешки с цементом. Потом грузил на платформу, подгадывал к очередному дежурству. Да мало ли... В общем, чтобы вычислить Пакостника, не хватало одного существенного звена — побудительного мотива. Чего ради? Корысть вроде невелика... Из мести? А может, зависть? Или просто так, из любви к искусству? Мало ли придурков.

Андрею вдруг пришло в голову, что не он один оказался в числе пострадавших. У деда Устинова было похищено ружье. В другой раз Пакостник перевернул сметанный под окнами стожок. Правда, Устинов отлучался крайне редко, а потому набеги на его владения носили случайный характер. И не такой опустошительный.

="Так-то оно так, — подумал Андрей, — но дед все же сбежал? В одночасье. Бросил налаженное хозяйство с избой, с покосом. И купил будку на Хорошавинской дороге, десять кэмэ пеши!"= Вот этого Андрей Ходарев и вовсе не мог взять в толк. Для расчетливого, хозяйственного старика поступок более чем легкомысленный. Пакостник тут не при чем. Старик далеко не из пугливых, при случае запросто может подстрелить. Да так, что никто знать не будет.

Новая загадка окончательно спутала Андрею весь ход рассуждений. ="Чертов дед! Ни слова в простоте, все намеки да подковырки с финтифлюшками, мать его за ногу!"= — выругался он, вспомнив недавний разговор, и лег.

Но не спалось. Лежал, курил. Посидел, опять покурил, походил по избе. За окнами непроглядная темень — самая полночь. Андрей взял фонарь и отправился до ветру. Мысли, словно старая кляча на водокачке, ходили по кругу, уже по инерции, ничего к прежнему не добавляя. В рассеянности он повернул в избу. Было зябко, должно быть, близко к минусу, и ощущалось какое-то движение воздуха. Видимо, подымался ветер, и порывы время от времени доносили к нему из темноты обрывки разговора...

Андрей вдруг спохватился. Голоса?! Откуда здесь было взяться голосам? Но нет... он отчетливо их различал! Баба и мужик, кажется, переругивались... И плач ребенка. Временами плач усиливался. И тотчас пропадал, унесенный порывом ветра, потом раздавался снова, совсем близко, где-то в крайних бараках.

До поселка было метров с сотню, и Андрей решил проверить, кто мог сюда забрести, глядя на ночь, да еще с дитем. Он продвигался не спеша, освещая яркий круг у себя под ногами. От этого пятна света ночь вокруг сомкнулась еще плотнее, и он уже ничего по сторонам не различал. Шел долго — на голоса, а они все как будто не приближались. Миновал ближние, незнакомые ночью развалюхи с черными провалами окон. Пробежал лучам света вдоль... Потом дорога пошла под гору, к железке. Выходит, он был где-то посреди поселка, но голоса доносились все так же далеко. Он сделал еще шагов десять, и вдруг явственно услышал перебранку, но уже у себя за спиной. Откуда пришел... И плач.

В недоумении Андрей остановился. Выключил фонарь, надеясь, что глаза привыкнут, и он сможет осмотреться.

Звон разбитого стекла, совсем рядом, заставил его вздрогнуть от неожиданности. Несколько спустя в другом месте куражливый, явно пьяный голос затянул невразумительный мотив. Пять-шесть голосов вразнобой и невпопад подхватили песнопение... На соседней улице, так ему показалось, хлопнула дверь, и женский визгливый голос огласил темноту матом. В ответ раздался недвусмысленный, чмокающий звук и похабный смешок.

Плакал ребенок. Мужик бранил бабу, баба на чем свет крыла мужика.

Взлаяла, загремела цепью собака...

Андрею сделалось жутковато. Он ущипнул себя — не спит ли? Потом, желая развеять наваждение, зычно гаркнул в ночь:

— Эге-гей! Эй!

Постоял, прислушался. Но никто, казалось, не обратил на его крики внимания. Не прекратилась перебранка. Не залаяла собака. Мертвый поселок жил своей обыденной убогой жизнью. Голоса звучали все так же неотчетливо, он не разобрал ни единого слова, о смысле догадывался разве что по интонациям.

Стуча зубами от холода, Андрей добрался наконец до ограды. Круто обернулся, сам не зная почему. Шагах в двадцати, почудилось, из темноты движется за ним белесое пятно, отдаленно напоминающее женский, размытый силуэт.

Андрей шагнул навстречу. Полоснул вдоль дороги лучом света. На обочине фонарь выхватил из темноты криво стоящую бетонную сваю, неизвестно когда и для чего тут забитую.

Андрей зло сплюнул и отправился в избу. Залез под тряпье на кровать, стараясь согреться. Ощущения после случившегося были, конечно, мерзкие. Но Андрей Ходарев, человек сугубо практический, в чудеса сроду не верил, полагая, что у всякого ="чуда"= имеется свое собственное объяснение. Он вспомнил деда Устинова и крест, который тот повесил ему на шею. Коротко и нервно хохотнул, представляя на своем месте набожного старика. То-то, должно быть, бородища стояла дыбом от страха.

— Тю-тю-уу!

Он даже подскочил. Да не из-за этого ли ="чуда"= дурной старик бросил все хозяйство? А ведь так и есть, на самом деле. Петухи, говорит, по ночам орали.

Во придурок так придурок! Домолился божий одуванчик. Таких историй ="с петухами"= Андрей сам мог бы порассказать с десяток неменьше. Причем, не выдуманных, а действительно бывших, с ним лично, а не в Киеве с дядькой. Однажды, к примеру, это в сентябре было, году в семьдесят девятом, или в семьдесят восьмом? Весь день с утра в ушах орали петухи. Кругом тайга, ближняя деревня в сорока километрах, а то и все полста. А петухи орут. Не близко, правда, но слыхать хорошо. Ну, ладно если бы он один их слышал, а то вдвоем были. Толик Казенных... Кобзоном звали, в напарниках у него болтался — то же самое. Как петух заорет — оба слышат, плечами пожимают.

Ну и что с того? Живы остались, никто не помер.

В другой раз, такое же... Но тогда Ходарев уже один был. Зимой на лыжах. Идет лесом, а в носу откуда ни возьмись — запах свежей выпечки. Причем, сдобной выпечки. И до того отчетливо, что слюнки потекли. Полдня шел отплевываясь потом отстало.

Но самый, пожалуй, диковинный случай произошел с Андреем совсем недавно. В городе началась форменная голодуха, словно в блокаду. Магазины пустые, шаром покати. Даже хлеб с перебоями, с дракой брали. Ну, делать нечего, надо семью кормить. Взял Ходарев посреди зимы отпуск и — в лес. Договорился с хозяином балагана, не за так конечно, обещал поделиться, ну а там дай бог удачи, как говорится. За день добежал до места, все путем. Отдохнул, отлежался за ночь. Наутро снова на лыжи и — вкруговую, петлю километров в тридцать отмахал. Но следы лосиные нашел, в первый же день. И стоянку обнаружил на вырубке в старом ельнике. Семенник когда-то оставили. Прикинул по следам, выходило штуки четыре-пять, с лосятами. С тем и вернулся в балаган. На радостях выпил солдатские сто грамм.

Но везуха на этом закончилась. На следующий день взыграло солнце. Безветрие полное. Снег звонкий, хрусткий, лыжи за три километра человеку слыхать. Чтобы к лосям при такой погоде подобраться на выстрел, нечего и думать. День минул, другой, третий. Погода все не меняется. Так неделя прошла, вторая началаоь. От безделья глаза на лоб лезли. Целыми днями гонял пустой чай — чагой заваривал. Оброс бородищей, навроде деда Устинова, а когда вовсе делалось тошно, вставал на лыжи и без всякой цели бродил цо лесу. Шлепнул попутно пару тетеревов на лунках.

Однажды, в очередной раз собравшись на моцион, как он называл свои вынужденные прогулки, Андрей вышел из зимовья и стал вытаскивать из-под крыши оставленные там на ночь лыжи. Потом обернулся и обмер...

По залитой солнцем, заснеженной поляне, прямо перед его зимовьем, вышли из лесу шестеро охотников. Все в белых маскхалатах, идут гуськом на лыжах, переговариваются. На валенках — белые чехлы. С палками. Даже лица разглядел, вроде знакомые. А вот кто — ни одного не вспомнил.

Первая мысль была — бежать. Если егеря, то за браконьерство в два счета срок влепят, не охнешь. Даром, что в городе жрать нечего. Но потом видит: все шестеро вроде как мимо через поляну идут. Его не замечают. И балаган мимо прошли, не увидели... Охотнички хреновы. И тут Андрей спохватился. Да ведь его ищут! Как-никак две недели уже прошло, жена извелась, поди-ко, дома. Хотя... с чего бы ей? Он и не обещался скоро. И зачем тогда маскхалаты, если на поиски отправились? Нет, что-то тут другое. Скорее всего, начальство по лицензии промышляет. Говядина со свининой надоели, которыми с баз отоваривают, вот решили лосятинкой разговеться... Жирок на боках разогнать. Точно. Только вид сделали, будто не заметили его. Дескать, мы тебя не трогаем, и ты нас знать не знаешь. В глаза не видел. Который впереди — егерь, наверняка.

Но тут Андрею пришла в голову другая мысль. За тридцать верст от дороги никакое начальство на лыжах пеши не потащится. Они лосей с машин бьют; по лесовозным дорогам в делянку заедут — они тут и есть, лоси. В домашних тапочках, считай, охотятся.

Тогда кто? Что за люди такие? Андрей решил окликнуть. В конце концов, мало ли чего он тут делает. Если бы с лосятиной, с мясом застукали, это дело другое. На, вяжи в таком разе. А намерения к делу не пришьешь. Да и любопытство разобрало — не утерпел.

— Эгей! Мужики-и?!

Смотрит, а они идут себе, как шли. Ноль внимания на него. Уходят... Уже и спины показали, да что такое? Неуж не слышали?

Заорал пуще прежнего.

— Стой!!! Портянки размотались! Эй?!

Ни один даже башку не поворотил на голос. А Андрей уже в раж вошел. Да и обидно показалось. Сдернул с плеча ружье. Раз! Раз! В воздух. На поляне с берез даже иней местами посыпался. А эти — хоть бы что... Так и ушли.

Андрей минут пять еще стоял, хлопал глазами вслед, пока вся группа не скрылась между заснеженными деревьями. Потом спохватился и встал на лыжи. ="Ну уж дудки! — со злой удалью пробормотал он. — Я в ваши гордые рожи все равно загляну. Далеко не уйдете"=. Резво так рванул поперек поляны на лыжню. Выскочил на середину и заозирался... Никакой лыжни через поляну не было. Кроме его собственной.

Вот такие дела... Как говаривала ему, мальчонке еще, бабка-покоенка: ="Мало ли че в одиночку-то присерется. Не всякому верь"=.

Он и не верит. Случай с петухами, надо полагать, — это слуховые галлюцинации. С выпечкой, сдобной — обонятельные. А те шестеро в маскалатах — то ли мираж, по погоде, видать. То ли зрительные галлюцинации, от безделья. Короче, все довольно элементарно.

="Ну, дед, божий одуванчик! Погоди, расскажу в улице, как ты в штаны наложил. Петухов испугался, хрыч старый..."= Эти последние мысли едва уже ворочались в голове, и, наконец, Андрей провалился в сон, как в яму. Наутре, постепенно выбираясь из ="ямы"=, он слышал сквозь забытье какое-то хождение, тихо постанывали половицы. Приснилось, будто бабка-покоенка подошла подоткнуть на нем лопотину, чтобы не мерз. Навалила сверху еще...

И вдруг, как от толчка Андрей проснулся от одной совершенно отчетливой мысли. Старик Устинов, по его словам, был в Волковке десять дней назад. Значит ли это, что все десять дней в поселке продолжалась эта ночная тайная жизнь? Или он, Ходарев, подоспел к очередному представлению?

Если это мираж, то довольно странный.

За окнами брезжил серый рассвет. Андрей зябко передернул плечами. К утру изба окончательно выстыла. Похоже было на заморозок. Он ругнул себя, что не догадался с вечера вытопить печь. Всего-то надо было чиркнуть спичку — дрова в плите были. Встал нехотя, кутаясь в тряпье, и пошел топить.

Пока разгорались дрова, с ожесточением скоблил ножом стол, удаляя надпись, и вдруг — мимо него, едва не задев, мелькнула какая-то тень и с силой ударила в простенок. Вслед за тем в уши рванул грохот, и вся изба разом наполнилась едким дымом и летающими хлопьями сажи и пепла. Андрей метнулся в сторону, к стене, и инстинктивно выкинул в руке перед собою нож. В двух местах на полу сквозь дым увидел — что-то горело.

Поленья!

Наконец сквозь дым и сажу разглядел повисшую на одной шарнире дверцу плиты — через нее в избу валили клубы едучего с запахом серы дыма... И сразу все понял. Бросил нож. Открыл все окна, насщупь нашарил входную дверь. Толкнул. Горящие поленья выбросил за окно.

Дым потянуло наружу, и его глазам предстала развороченная взрывом плита с оборванной дверкой. Пакостник преподнес очередной сюрприз — нашпиговал плиту порохом. Должно быть, в отместку за патроны. ="Что ж, на войне нак на войне. Но теперь, сукин сын, охотиться на тебя буду я"=.

Андрей прямо из окна наломал черемуховых зеленых побегов, на веник. Связал, и сколько мог, насухо, без воды прибрал избу. Затем поправил плиту и заново навесил дверку — единственно, чтобы лишить Пакостника удовольствия.

До пассажирского оставалось часа полтора. Он вытряхнул на стол содержимое рюкзака — четыре амбарных висячих замка и завернутый в мешковину медвежий капкан с тяжелой цепью и пробоем на конце. Капкан Андрей обнаружил в свой мартовский приезд в Волковку среди старого инвентаря, которым время от времени пользовался. Он удивился, что не обратил на него внимания раньше. Правда, капкан изрядно проржавел, и одна из пружин оказалась лопнувшей. Пришлось ее заменять. он опустил капкан на пол. Взвел. Потом самодельным веником слегка придавил тарелочку, лязгнули зубатые дуги, и перерубленные, черемуховые прутья брызнули в стороны...

3

Районный прокурор Хлыбов припарковал ="УАЗ"= на стоянке возле железнодорожного вокзала. Прибытие поезда, похоже, было объявлено, и основная масса пассажиров оживленно толпилась на посадочной платформе.

Хлыбов, плотный, крупный мужчина с тяжелым, малоподвижным лицом и набрякшими веками, отчего глаза казались сонными, неторопливо вылез из машины и, не глядя по сторонам, двинулся в опустевшее здание вокзала, похожее на опрокинутый аквариум. Молоденький сержант милиции поспешно приветствовал его, столкнувшись в дверях. Хлыбов ответил коротким кивком, прошел к киоску ="Союзпечати"=.

— Сигареты есть? — рявкнул он, наклонись к окну.

Киоскер вздрогнул и выронил из рук раскрытый журнал, вернее, выпустил, а не выронил. И это не укрылось от внимания Хлыбова, как и голая девка, мелькнувшая глянцем на журнальнам развороте.

Киоскеру можно было дать от сорока и до семидесяти — обычный вид выпускника ЛТП с солидным в прошлом питейным стажем. Завидев Хлыбова, он расплылся радостной улыбкой, даже всплеснул руками.

— Ффу... Гаврилыч! ты так до сроку в могилу столкаешь.

— Неохота?

— Ну, дак...

— Напрасно, говорят, там сейчас лучше, чем здесь.

— Вот пусть они, кто это говорит...

— Сигареты есть?

— Какие пожелаешь, Гаврилыч. ="Кэмэл"=. ="Мальборо"=... есть ="Космос"=. ="Астра"=.

— Хм? Даже так?

— Для хорошего человека...

— У тебя что, табачный киоск? Или ="Союзпечати"=?

Киоскер с готовностью подхихикнул.

— Ладно, ="Кэмэл"=, пожалуй.

— Семьдесят пять рубликов. Не дороговато?

— Не для себя беру. И прессу... по экземпляру.

— Журналы?

— Тоже. Вот этот не надо. И этот... убери.

Хлыбов рассчитался и напоследок тяжело глянул продавцу в бегающие, мутноватые глаза.

— С наваром работаешь? — он опустил глаза вниз, куда упал журнал.

— Ну... так, иногда ребята подбрасывают, случается, — замялся тот.

— Сколько?

— Дак это по-всякому бывает...

— Соврешь, проверку устрою.

— К основному если... на круг, ну, рубликов триста случается.

Хлыбов с сомнением хмыкнул.

— Черт с тобой. Живи, бизнесмен. И службу не забывай, понял?

— Все как сказано, Вениамин Гаврилыч. Приглядываю...

— Ну, ну. Бывай.

Во время разговора с киоскером Хлыбов уцепил боковым зрением высокую фигуру парня с кожаным баулом через плечо. Тот топтался под расписанием, пока не тронулся поезд. Теперь он встречал Хлыбова возле ="УАЗа"= обаятельной белозубой улыбкой.

— Хлыбов? Вениамин Гаврилович? — осведомился он, делая шаг навстречу.

="Ишь ты, Карнеги выискался, — хмыкнул про себя Хлыбов. — Порядочному человеку эти улыбочки ни к чему"=. Он равнодушно кивнул, бросил кипу газет и журналов на заднее сиденье. Сверху блок ="Кэмэла"=. Жестом пригласил молодого человека в машину.

— Прошу.

Тот нимало не смутился весьма сдержанным, приемом. Уже сидя в машине, не таясь, некоторое время с любопытством разглядывал Хлыбова. Затем протянул руку.

— Валяев Алексей Иванович. Прибыл в ваше распоряжение.

— Первомайская районная прокуратура?

— Да.

— Так. А где остальные?

— Остальные? Про остальных, увы, ничего не знаю. Могу отвечать только за себя.

— Понятно, — Хлыбов включил зажигание, положил руку на рычаг. Но трогаться не спешил, о чем-то размышляя.

Валяев Алексей Иванович тоже молчал, но было видно, что молчание не особенно его тяготило.

— Надолго? — спросил Хлыбов, не поворачивая головы.

— Как ко двору прийдусь.

— То-то у расписания торчал. На обратный рейс прикидка? Или как?

— Отнюдь. Я не хотел светиться возле вашего джипа.

Хлыбов, недоумевая, поднял на него тяжелые веки.

— Не понял?

Вместо ответа Алексей сунул руку за отворот куртки и вынул костяную рубчатую рукоять, нажал никелированную кнопку, и с десяток сантиметров хищно мерцающей стали с мягким щелчком вылетели наружу.

Это еще откуда?

— Выкидуха. Купил у проводника. Мордастый такой жлоб. За стольник сторговались.

— Стольник? Надо было изъять, и точка. И оформить привод.

— Ни в коем разе. Я еще на ствол договорился. Через пару недель.

Хлыбов присвистнул.

— Ну, ты лопух, Леша Иванович... Или Попович?

— Иванович.

— Стволами торгуют в темных подворотнях. Это раз. Мимоходом. Это два. Через третьи руки. Три. И чтобы рыло нельзя было разглядеть. Четыре. — Хлыбов фыркнул. — Проводник... хы!

— Я думаю, так и будет, Вениамин Гаврилович, — ничуть не обидевшись на ="лопуха"=, согласился Валяев.

— Ладно. В подробности не вникаю. Готовь акцию.

="УАЗ"= неторопливо вырулил со стоянки и покатил по разбитой с остатками асфальта дороге в центр города. Хлыбов отрешенно молчал и только проезжая приземистое здание из светлого силикатного кирпича, обронил:

— Прокуратура.

Через сотню метров кивнул направо.

— РОВД... На соседней улице суд.

Некоторое время машина петляла по старой части города с однообразными старокупечеокими домишками и перерытой в нескольких местах проезжей частью. Мелькнули деревянные корпуса, похожие на больничные, и через минуту Хлыбов остановил машину, — душераздирающе взвизгнули тормоза.

— Конечная. Вагон дальше не идет.

="Конечная"=, судя по всему, располагалась на окраине города, и, пожалуй, это было единственное отрадное для глаза место из всего, что Алексею удалось разглядеть по дороге сюда. С полгектара крупного соснового леса и премилый, рубленый из сосны же коттедж с высокой мансардой-теремом и кирпичными пристройками. В сотне шагов от них сквозь желтеющие стволы отливала закатным блеском узкая полоска воды. В другой стороне маячил еще коттедж, целиком из кирпича, но, кажется, незаконченный — наполовину в строительных лесах.

Хлыбов перехватил взгляд, усмехнулся.

— Местный приходской поп. Жорка Перепехин, это в миру. А в сане — отец Амвросий, ни больше ни меньше, хва-ат, тот еще. У прокурора власть, связи, а этот божьим словом кормится. И неплохо кормится! Я стороной койкакие справки навел о доходах. Усопших родственников помянуть — десять, пятнадцать, двадцать пять деревянных в зависимости от поминального списка. Свечку поставить за упокой — трояк. Родины, крестины, свадьба, покойника отпеть — четвертак и выше. Молебен заказной — полсотни с носа. Пожертвования на храм — полпенсии, плюс трудовое участие. Кто уклоняется, тем с амвона гееной огненной навечно грозит. Или стыдит персонально каждого, сам слышал. Грехи ни в какую не отпускает. Словом, разбойник. Зато храм — вот он. Прокурора переплюнул. И личная ="волга"=, двадцать четвертая. У попенка прихода пока нет, но на храм с гаражом батька со своих прихожан насшибал. Где-то на Белгородчине. Торговлишка у него... Пластмассовый образок — десятка. Крестик, алюминиевая штамповка — пять. Свечи... Ну, и до бесконечности. Как говорится, не сеем не пашем — только ху... пардон! Кадилом машем. Вот так, Леша Попович...

— Иванович.

— А я что сказал? А... ну, да. Конечно. А теперь скажи, на кой ляд русскому мужику еще раз сажать себе на шею этого спиногрыза Жорку Перепехина? С его чадами и домочадцами? Ведь сказано: ="Бог не в церквах, а в душах ваших"=. А потому ="молитесь втайне, а не как фарисеи"=.

Хлыбов забрал прессу, сигареты и распахнул дверь на веранду.

— Проходи. Гостем будешь.

Вслед за хозяином Алексей миновал просторную веранду с набором плетеной мебели и через тамбур попал в полутемную прихожую со множествам дверей, свет в которую проникал через витражное узкое окно с цветными стеклами. Из прихожей наверх в мансарду вела полукруглая лестница с ажурными резными перильцами.

Пока Алексей озирался, Хлыбов исчез. Потом его голос раздался откудато из глубины.

— Анна! У нас гость. Принимай!

Алексей почувствовал легкое движение у себя за спиной и обернулся. Одна из дверей справа бесшумно отворилась, и через порог в прихожую ступила роскошная, чуть тяжеловатая шатенка в чем-то длинном, густо вишневого цвета. Возможно, это был просто халат, Алексей не слишком разбирался, но от обычного халата это одеяние отличалось столько же, сколько уссурийский тигр от обычного домашнего кота. Правда, в данном случае не халат украшал хозяйку, а скорее наоборот — это была совершенная северная роза. Мягкая ткань откровенно подчеркивала кустодиевские чувственные пропорции, и Алексей, пожалуй, только сейчас, глядя на хозяйку, до конца прочувствовал смысл небезызвестной фразы: женщине надо уметь одеться так, чтобы выглядеть как можно более раздетой.

По тому, как Анна на мгновение приостановилась в дверях, тоже разглядывая его, он понял, что оценка была взаимной и для него вполне положительной.

Алексей улыбнулся дежурной, ничего не значащей улыбкой, инстинктивно догадываясь, что таких женщин в большей мере задевает мужское безразличие к ним, нежели навязчивый интерес. Представился:

— Алексей. Вечер... добрый.

Хозяйка, неслышно ступая, приблизилась к нему почти вплотную и подала руку.

— Анна... Кирилловна. Очень приятно.

И вдруг на ее липе явилась такая откровенно кокетливая явно вызывающая гримаска, что от неожиданности он смешался. Желая скрыть растерянность, гость поспешно склонил голову и слегка коснулся губами узкой руки с удлиненными, розовыми пальчиками.

="Вот это да, — промелькнуло в голове. — Настоящая танковая атака... Но какого черта?"= Когда он поднял наконец глаза, на губах хозяйки еще дрожала легкой тенью улыбка удовольствия от маленькой победы. ="Понятно, — решил он про себя. — демонстрация боевой мощи. От напускного равнодушия противника не осталось даже следа. Опасная женщина. Пожалуй, следует держаться начеку"=.

— Что же мы стоим? Право, этот Хлыбов, он ужасный мужик. Мало того, что оставил вас тут в одиночестве, мы еще вынуждены сами знакомиться. Словно на улице.

Голос у Анны был грудной, низкий.

— Да оставьте же вашу ужасную сумку здесь. А может, вы мне не доверяете?

— Ну, что вы!

— Бог ты мой, какая тяжелая...

— Позвольте, я сам.

— Знакомься, Аннушка, это Алексей Иванович Валяев, наш новый следователь. — И с некоторым значением в голосе Хлыбов добавил. — Вместо зарезанного поляка.

Мгновенная искра, похожая на электрический разряд, проскочила в воздухе. Гость тоже почувствовал ее. По лицу Анны словно промелькнула тень, а Хлыбов, круто развернувшись, двинулся в гостиную.

— Прошу следовать за мной, — раздался в дверях его голос.

Ужинали молча, обмениваясь изредка незначительными репликами. Декоративная, низкая люстра освещала лишь центр массивного стола с приборами и руки, оставляя лица в тени. Углы просторной гостиной и вовсе терялись в темноте, лишая интерьер каких-либо подробностей. Хозяйка дважды вставала из-за стола за какими-то мелочами, которые находились тут же в гостиной, и настенное бра в одном случае, в другом скрытая подсветка выхватывали из темноты прелестный со вкусом обставленный уголок — словно зеленая лужайка посреди сумеречного леса.

Хлыбов, кажется, совершенно ушел в себя. Иногда пропускал обращенные к нему реплики, или вставлял свои невпопад, Анну это почему-то тревожило, то ли раздражало, — понять Алексей пока не мог. Внезапно Хлыбов уперся в него тяжелым, вопрошающим взглядом. Грубо спросил:

— Они что, не верят мне там? Или за дурака держат?

Алексей салфеткой вытер губы.

— По существу о ="них там"= я мало что знаю, Вениамин Гаврилович. Но напутственные слова, когда я пришел за направлением, были такие: ="В районе в прокурорах сидит небезызвестный Хлыбов"=. Я сказал: ="Я знаю"=. ="Что ж, тем лучше. В прошлом он был отличным оперативником, настоящий волкодав. Имеет на счету десятки опасных задержаний, но законник из него оказался слабоват. Последнее время он вовсе мышей не ловит, на районе повисло несколько тяжких преступлений, в том числе убийство Шуляка, профилактика на нуле, а Хлыбов в оправдание несет какую-то параноидальную чушь с запахом серы и требует людей"=.

— Кодолов?

— Что?

— Кодолов напутственные речи держал?

— Да.

— Свиной огузок. Его стиль.

— Хлы-ыбов! — с укоризною протянула Анна. — Ффу... какой.

— Молчу, молчу! — Хлыбов махнул рукой и действительно надолго замолчал, глядя перед собой невидящими, неподвижными глазами. Хозяйка и гость оказались на неопределенное время предоставлены самим себе, и тотчас последовал расхожий дамский допрос:

— Алексей Иванович, вы женаты?

— Мм? Не уверен.

— О-о!

На милом лице хозяйки впервые за весь вечер появился неподдельный интерес.

— Все предельно просто, уважаемая Анна Кирилловна. За что моя супруга в свое время меня возлюбила, за это же самое после загса стала меня презирать. Тогда я был щедр, после стал мотом. Я человек честный, но уж лучше бы мне быть взяточникам и вором. Я человек необидчивый, покладистый, и она обнаружила, что во мне нет ни капли мужского самолюбия. Раньше я считался человеком деликатным, в меру скромным, теперь я — шут гороховый. Каждый, говорит она, может вытереть о тебя ноги, потом взять взаймы, сколько захочет, и ты сто лет не решишься напомнить негодяю о долге. Тьфу на тебя!

Анна засмеялась так искренне и заразительно, что Алексей, глядя через стол на мрачного Хлыбова, невольно подумал: ="Неужели, многоуважаемый прокурор, можно быть несчастным в присутствии такой чудной женщины, как твоя Анна?"= Впрочем, ему тут же пришло в голову, что всякое ="чудо"=, становясь привычным, теряет в конце концов свои чудодейственные свойства.

Допрос на этом, разумеется, не закончился.

— Алексей Иваныч, бедненький, и что же теперь? Что вы станете делать дальше? — еще смеясь, продолжала она.

— Мы решили разбежаться. На время. Тем более, что я знал уже, куда и зачем мне бежать.

— Так вы попросту сбежали сюда?

— Ну, можно назвать это так.

— Конечно, вы сделали это из деликатности?

— Да.

— По причине душевной щедрости? Уважая собственную замечательную скромность?

— Мм... да. Кроме того, заметьте, я поступил как честный человек, чья карьера на семейном поприще приказала долго жить.

— Это ужасно как благородно, благородный Алексей Иванович. Но я бы предпочла послушать кроме вас и вашу супругу. Ее версию, как говорит Хлыбов.

— Вот видите, вы тоже не поверили ни единому моему слову.

— Почему тоже?

— Точь-в-точь как моя супруга.

В это время снаружи послышался глухой удар, словно чем-то тяжелым задели по обшиву. Зимой так обычно трещат венцы на крепком морозе. Смех замер у хозяйки на устах, а лицо Хлыбова передернула неприятная гримаса. Он встал и решительными шагами с поспешностью вышел из гостиной. Хлопнула за ним дверь. Гость удивленно посмотрел на хозяйку.

— Что это?

— Не обращайте внимания, Алексей Иванович, это к Хлыбову.

Она чуть приметно усмехнулась.

— Хотите еще кофе?

— Очень.

— А сами из скромности вы бы не решились спросить? Не так ли?

С кофейником в руках она обошла стол и встала у гостя за спиной, наклонилась, чтобы дотянуться до чашки, и Алексей вдруг с трепетам ощутил у себя на плече ее горячее мягкое бедро. Тонкая душистая струя из кофейника медленно наполняла чашку. Он замер, чувствуя, как жар подымается по спине к затылку, — прикосновение было явно намеренным.

Очередная танковая атака оказалась настолько внезапной, что вновь застала его врасплох. Пока он приходил в себя, чудная Анна Кирилловна со своего места с любопытством за ним наблюдала.

— Алексей Иваныч, что же вы не пьете? Вы, кажется, о-очень хотели кофе?

="Баловница, черт бы тебя..."= — подумал гость, а вслух, не подымая от чашки глаза, вяло отшутился:

— Вы слишком круто завариваете, Анна Кирилловна. Боюсь, сегодня мне уже не заснуть.

Снова был выброшен белый флаг, и Анна, отметив это, зашлась тихим грудным смехом.

В гостиную вошел Хлыбов, чернее тучи. С порога мрачно взглянул на смеющуюся Анну, затем прошел к столу и набулькал в бокал из-под шампанского с полстакана коньяку. Проглотил. С минуту он стоял, словно прислушиваясь к себе. Затем буркнул что-то... Алексею послышалось: ="Каналья, дохлая!"= И сел в кресло.

— Алексей Иваныч, ты при деньгах? — вдруг спросил Хлыбов тоном, каким обычно говорят: ="руки вверх!"= Гость удивился.

— Ну... до первой зарплаты, разве что.

Хлыбов встал, подвигал в темноте ящиками и шлепнул на стол перед гостем пачку денег в банковской упаковке.

— Взаймы. При случае отдашь.

— Чтобы вернуть такой заем, Вениамин Гаврилович, мне придется, как минимум, брать взятки, — вежливо отказался гость.

Хлыбов фыркнул.

— Не хочешь ли ты сказать тем самым, что взятки беру я?

— Ну... зачем же так?

— Бери! Здесь всего триста, и пусть тебя не смущает эта упаковка.

Гость, не глядя, почувствовал на себе выжидающую улыбку Анны Хлыбовой. Пожал плечами.

— Сто, Вениамин Гаврилович. Единственно, чтобы не наживать себе врага в лице начальника. За сто рублей я продаю вам этот нож, — Алексей выложил на стол свою давешнюю покупку. — Вам проще будет эту штуку оприходовать. Как прокурору.

— Хлыбов, перестань. Алексей Иваныч не любит делать долги, ты же видишь.

— Выло бы предложено, — буркнул Хлыбов и тут же забыл о деньгах.

Анна Кирилловна мягкими, точными движениями опытной курильщицы вскрыла пачку ="Кэмэла"=. Щелкнула зажигалкой. Хлыбов вдруг снова замолчал, совершенно уйдя в себя, и Алексей подумал, что программа вечера на сегодня, похоже, исчерпана. Пора и честь знать.

Он встал из-за стола, поблагодарил за прекрасный ужин и просил хозяев о нем больше не беспокоиться. Дорогу до гостиницы он найдет сам. Половина девятого вечера, так что... Хлыбов решительно отмахнулся.

— Анна может не беспокоиться, это ее дело. А мне беспокоиться положено. По штату. Я, Алексей Иваныч, препровожу тебя по месту жительства, а по дороге мы еще поговорим. Без свидетелей, что называется.

— Это значит, Алексей Иванович, мой Хлыбов будет вам всю дорогу хамить, — немедленно отреагировала Анна Кирилловна. Хлыбов пропустил ядовитую реплику мимо ушей.

— Завтра кошмарный день. Боюсь, нам будет не до разговоров.

В прихожей Алексею бросился в глаза нанесенный мелом крест над входной дверью. Это не была метка, оставшаяся от строительных или ремонтных работ, косая перекладинка внизу вносила однозначный сакральный смысл, ="параноидальная чушь с запахом серы"=, — вдруг вспомнил Алексей слова Кодолова из следственного отдела облпрокуратуры.

Что-то удержало его от немедленных вопросов, и он, терзаясь жгучим любопытством, молча вышел наружу в светлые майские сумерки.

Хлыбов махнул рукой.

— Сюда, Алексей Иванович. Напрямую. Немного прогуляемся, а заодно, — он хмыкнул, — я покажу тебе здешние достопамятные места.

Некоторое время шли молча, среди редких сосен в ту сторону, где, как Алексею показалось, блеснула полоска воды. Поискав глазами, Хлыбов вдруг свернул и остановился возле ивового разросшегося куста.

— Здесь, кажется? Да, на этом самом месте в прошлом году лица кавказской национальности, в количестве трех человек, распивали спиртные напитки. В состоянии сильного алкогольного опьянения изнасиловали семидесятилетнюю бабку. Она собирала по кустам пустые бутвлки. От бабки в прокуратуру на следующий день поступило заявление. А вечером того же дня бабка заявление забрала, хотя преступники уже были нами установлены. По простоте душевной заявительница объяснила этот шаг следующим образом.

И Хлыбов старушечьим голосом мастерски изобразил ответ заявительницы:

— Дак у меня пензия сорок рублев от мужа досталася. А оне тыщу принесли, кавказцы, в гумажке завернута. Еще в ногах валялися. Нет уж, батюшке, за таки деньги пущай хоть кажин день до самой смерти меня пичужат. Заберу я у тебя заявление-то, давай сюды.

Оба посмеялись.

— И как? Заявление вернули?

— Пришлось войти в положение.

Через полсотни метров Хлыбов снова остановился.

— Вот случай гораздо серьезнее. Группа подростков от пятнадцати до восемнадцати лет в вечернее время остановила на этом месте пенсионера. Как выяснилось позднее, ветеран войны, инвалид, орденоносец. Спросили закурить. Пенсионер давно не курил и посоветовал им это дело тоже бросать. Его сбили с ног, пинали, прыгали на нем, месили ногами. Заключение медицинской экспертизы: ="...смерть наступила от открытой черепно-мозговой травмы, сопровождающейся ушибом головного мозга тяжелой степени с кровоизлиянием под мягкие оболочки. Перелом костей основания черепа и лицевого скелета, перелом подъязычной кости слева, перелом костей носа, переломы верхней челюсти многооскольчатого характера... Многочисленные переламы ребер..."= И так далее, там много понаписано. Короче, двое ублюдков держали третьего ублюдка под руки, и тот прыгал на инвалиде, как на батуте.

На другой день милиция оцепила место. Работали криминалисты. Вставную челюсть потерпевшего отыскали за пятнадцать метров от места убийства. Была выбита изо рта ударом ноги. Но самое любопытное, за работой криминалистов с интересом наблюдал один из преступников. Выгуливал утром собачку и остался поглазеть. Даже давал советы. Кстати, из вполне благополучной семьи. Сын главврача местного профилактория при металлургическом комбинате. Мама на суде сказала, что инвалиду через год-другой все равно помирать, а у мальчика вся жизнь впереди.

Они вышли на берег длинного узкого заливчика с разбросанними тут и там низкими деревянными строениями на сваях прямо в всще.

— Лодочные гаражи, — пояснил Хлыбов. — обворовывают еженощно. Иногда просто жгут. Ради кайфа, надо полагать. Между прочим, преступление для наших ублюдков... пардон, для народонаселения — единственный способ развлечений. Имей это в виду, когда станешь прорабатывать мотивацию. Культура, друг мои, в здешних местах ниже нулевой отметки, самодеятельность, черт бы ее... два притопа, три прихлопа. И хор ветеранов. ="Широка страна моя родная"=. Все.

Под негами словно сама собой появилась асфальтовая дорожка, проросшая по трещинам молоденькой травкой. Навстречу им медленно прогуливалась степенная пожилая пара — квадратный невысокий мужчина в костюме, при галстуке, в новенькой сетчатой шляпе и такая же квадратная женщина в летнем плаще, оба с одинаково сосредоточенными лицами. Поравнявшись с Хлыбовым, мужчина приподнял шляпу и слегка согнул квадратный, негнущийся стан. Хлыбов с преувеличенным почтением изобразил то же самое.

— Моционите, уважаемый Илья Семеныч?

— Да. Видите ли, когда у тебя...

— Прекрасная вещь, эти вечерние моционы! — шумно восхитился Хлыбов, пресекая в зародыше готовый начаться поток словоизвержения. — Я, уважаемый Илья Семеныч, решил взять пример с вас, как видите. Приятной вам прогулки. До свидания. И он решительно потянул Алексея за собой.

— Завфинотделом Возжаев. Редкий зануда. Недавно принес заявление на супругу, просит возбудить уголовное дело. Десять страниц убористым почерком, и все какие-то цифры, колонки. Приход, расход... А в конце сумма: итого, 83 рубля 23 копейки. В чем дело, спрашиваю? объясните, пожалуйста, доступным мне языком... Самолюбив, к тому же, до поноса. Не дай бог обидеть такого. Оказалось, они с супругой ведут семейный бюджет каждый на особицу. Сходил Илья Семеныч, скажем, в продмаг, а вечером выставляет своей супружнице счет в половину стоимости покупок. В дом отдыха ездят обычно поодиночке, чтобы не оставлять на посторонних квартиру. При этом остающаяся сторона дает отъезжающей стороне ссуду под небольшой процент. По весне супруга уважаемого Ильи Семеныча заболела гриппом и вылежала полторы недели сроку, по выздоровлении Илья Семеныч хладнокровно предъявил любимой супруге счет, куда включил стоимость всех лекарств, расходы на кормежку и по уходу. Его девиз: ="За все надо платить!"= Оно как будто девиз правильный, но у нас в России, Алексей Иванович, все правильное превращается в совершенную ахинею. Согласись?

— А по какому поводу заявление? — смеясь, спросил Алексей.

— Разные системы счета, как оказалось. Подбили бабки по итогам года, и у Ильи Семеныча баланс не сошелся. 83 рубля 23 копейки! Супруга возмещать убытки решительно отказалась, выставила встречный иск. Разодрались, и наш фининспектор, пылая гневом, написал заявление. Но, в конце концов, ума достало. Отошел сердцем и забрал заявление назад.

— Скорее всего, заставил уплатить.

— Возможно.

Через минуту прокурор Хлыбов остановился на перекрестке двух улиц. С одной стороны углом шел забор, из-за которого виднелись крыши приземистых корпусов — что-то похожее на автобазу или механические мастерские. С другой тянулись деревянные домишки с палисадниками, черемухами и поленицами дров.

— Тоже в известном смысле достопамятное место, — отрекомендовал Хдыбов. — Обрати внимание: фонарь с производственной территории отбрасывает за забор густую, черную тень, так что часть перекрестка всю ночь остается в тени. Постоянно ходит транспорт, в основном грузовые. Так вот, в одно прекрасное утро обитатели этих живописных трущоб обнаружили на дороге под заборам раздавленного колесами мужчину. Транспортное происшествие? Несчастный случай? Отнюдь. Экспертиза установила, что ко времени наезда потерпевший был мертв уже два дня. Естественно, документов никаких. Способ совершения убийства установить тоже не удалось. Тело было буквально расплющено под колесами. Личность опознанию не подлежала по той же причине. Опросы ни к чему не привели. Заявлений о розыске в милицию не поступало. В общем, дело в конце концов приостановили.

От каких-либо выводов Хлыбов воздержался. Он вдруг замолчал и, казалось, забыл про своего спутника. Однако знакомство с местными достопримечательностями на этом не закончились. Как, впрочем, и встречи с интересными людьми.

Едва они вышли на набережную, с Хлыбовым громко, но заискивающе поздоровался неопрятный тип неопределенного возраста с малопривлекательной лисьей физиономией. Хлыбов, едва взглянув, брезгливо сморщился и махнул рукой.

— Иди, иди себе!.

— Кто это? — с улыбкой спросил Алексей, ожидая услышать очередной местный анекдот.

— Так себе, — Хлыбов фыркнул. — Вначале изучал экономику развитого социализма, вел даже какие-то курсы при ДК. Потом запил. А теперь развлекается тем, что в подворотнях демонстрирует малолеткам, по преимуществу девочкам, свои половые органы. Через неделю оформляем сукина сына в психушку.

— Действительно болен?

— Не думаю. Очень связно, даже доказательно, и даже с эстетических позиций объясняет, почему он это делает; почему это ну, просто нельзя не делать. В человеке, говорит он, все должно быть прекрасно — и мысли, и душа, и тело. Если что-то естественно, что дано человеку самой природой, то оно не может быть безобразным... Ну, и так далее, полный набор штампов, усвоенных из известных источников, цитируя каковые, наш марксист начинает расстегивать ширинку.

Хлыбов усмехнулся.

— Ты, кстати, не думай, Алексей Иванович, сумасшедших в этом городе нет ни одного. Просто на удивление. Даже напротив — народонаселение отличается удивительным здравомыслием, до утилитарного. К примеру, та мама восемнадцатилетнего преступника. Ведь она точно все высчитала: жить инвалиду год, от силы два. Пользы от инвалида государству никакой — одни убытки. Лечение, инвалидский паек, жилплощадь занимает — вред один. По сути, мальчик избавил общество от вредителя. За что же наказывать? Она даже исторический прецедент вспомнила: у северных народов некогда сын душил престарелого родителя, набрасывая на шею удавку, чтобы не кормить в условиях сурового севера лишний рот. Такая смерть от руки сына считалась почетной. А чем мы хуже, спросила на суде образованная мама? У нас в стране в настоящее время с пропитанием дела обстоят не лучше, и мы это понимаем — перестройка хозяйственного механизма требует от всех нас, советских людей, определенных жертв... Логика железная, в пределах четырех арифметических действий. И что ты ей возразишь на это? Скажешь, нехорошо, мол, старичка было убивать, безнравственно как-то? Она не поймет тебя. Какая, ей-богу, нравственность, если от нее никакой пользы? А завфинотделом Возжаев, который за все желает платить? То же самое, вместо нравственности голая арифметика. Если эту так называемую нравственность нельзя просчитать на калькуляторе и разнести постатейно, сделать бухгалтерскую проводку, стало быть, никакой нравственности в природе нет. Так, баловство одно. При всем том, Возжаев человек честный, на чужое никогда руку не поднимет.

Оставшуюся часть дороги Хлыбов уже не умолкал, одна история следовала за другой с одновременным осмотром достопамятных мест. только на этом маршруте их набралось десятка три, а то все четыре — Алексей давно сбился со счета. К тому же, к центру города публики на улицах становилось больше, и редкий из встречных не обменялся с Хлыбовым сердечным рукопожатием. Хлыбов всех знал, и люди в массе своей все были чрезвычайно интересные.

Поначалу Алексей смеялся от души. Потом замолчал, а к концу в нем созрело и постепенно оформилось некое апокалиптическое ощущение конца...

Мир с подачи Хлыбова, вывернутый своей изнаночной стороной, на глазах превращался в чудовищный паноптикум. Какаято нечисть крутилась вокруг, выродки улыбались со всех сторон исковерканными лицами и протягивали для рукопожатия искривленные или же сросшиеся пальцы... Безобразно обнажались и что-то убежденно доказывали друг другу, срываясь на визг, требуя возмездия, шельмуя, обличая, негодуя...

Алексей тряхнул головой, прогоняя наваждение. Все, что говорил Хлыбов, было абсолютно верно, было запротоколировано и давно превратилось в документ, но в то же время Алексея не оставляло чувство, что перед ним тяжело больной человек, спустя еще какое-то время он уже не сомневался, что Хлыбов, действительно, болен ="прокурорской"= болезнью. Та самая изнаночная жизнь постепенно вытеснила здоровые ее формы, и в душе Хлыбова с некоторых пор воцарился этот ужасный паноптикум.

Они остановились перед подъездом пятиэтажного типового дома.

— Пришли, — коротко резюмировал Хлыбов. — Но у меня вопрос, Алексей Иваныч, прежде чем мы расстанемся.

— Хоть два, Вениамин Гаврилович.

— Какого черта тебе здесь понадобилось? В этой дыре? Тебе что некуда было деваться?.. Ну, чего молчишь?

— Думаю, Вениамин Гаврилович. Если я скажу правду, вы все равно не поверите, поэтому стою вот и думаю, как бы соврать убедительно, чтобы вы удовлетворились.

— Ха! А я помогу, пожалуй. Я тут на днях получил насчет тебя рекомендации. Прямо скажем, великолепные. Расхвалили, у-у! Дальше ехать некуда. Как на похоронах. А когда хвалят, сам знаешь, обычно хотят спихнуть, во что бы то ни стало. Это как цыган на базаре старую кобылу продавал.

Алексей кивнул.

— Все так, Вениамин Гаврилыч. Могу только добавить...

— Ну?

— Первомайский район, вы знаете, в областном центре самый престижный, прокуратура, стало быть, тоже на высоте, кадрами укомплектована на все сто. И работы в меру. Но вот гляжу, с нового года одно дело на меня сверх навесили, второе, третье. И все неподъемные, я чуть дышу. Сроки прохождения начали требовать, а у меня — завал. До десяти вечера каждый день торчу на работе, и так из месяца в месяц. Наконец, зампрокурора Сапожников...

— Знаю такого.

— Вызывает к себе. Давай, говорит, Леша, поговорим начистоту. Тебя отсюда выталкивают, ты, наверное, понял? Не потому, что ты плохой следователь, не подумай. Понадобилось твое место для одного высокопоставленного отпрыска. Только-только закончил московский юрфак и хотел бы иметь работу недалеко от места жительства. Прокурор, сам понимаешь, тут не при чем. Самого в два счета вышибут. Так что не мучай себя и нас, пиши заявление. А уж рекомендации тебе будут, какие хочешь и куда хочешь. Вот такие дела, Вениамин Гаврилович.

Хлыбов фыркнул.

— Я так и думал в этом роде что-то. Ладно, вот ключ... Квартира сто восьмидесятая, четвертый этаж. Две комнаты, так что в любую на выбор заселяйся.

Алексей шагнул в темный подъезд.

— Стой! — раздался сзади голос Хлыбова. — А версия? Насчет соврать... Или не придумал еще?

— Версию, Вениамин Гаврилович, я вам и доложил.

— Ну да? Соврал, что ли?

— До последнего слова.

— От шельма! Молоде-ец... на голубом глазу. Экспромтом! Хлыбова, а?! — шумно восхитился Хлыбов. — А я, голубчик, признаться, поначалу тебя за дурака держал, ты уж извини, но теперь вижу, сработаемся, ха-ха! Кстати... на кой ляд тебе наша дыра? Если по правде? Здесь мухи от тоски дохнут.

— Из любопытства, Вениамин Гаврилович.

— Чего, чего?

— Из любопытства. Это сущая правда, как на духу. Если не слишком торопитесь, я в двух словах объясню.

Хлыбов качнулся с пяток на носки, махнул рукой.

— Ладно. Валяй.

— Все началось с моего студенческого диплома. По статистике правонарушений. С дипломом я разделался скоро, а вот в статистике увяз. Поначалу меня интересовала динамика правонарушений, цикличность, периоды вспышек, затухание, характер преступных действий и тому подобное, но потом я выделил для себя особую группу так называемых нераскрытых преступлений. Не тех, которые были завалены по халатности или по недомыслию следствия, а совершенно особую — в некотором роде таинственных преступлений, из числа тяжких.

— Ну-ка, ну-ка? Садись, — заинтересовался вдруг Хлыбов, и почти насильно усадил Алексея на скамью. Сам сел напротив.

— Несколько таких дел я по архивам раскопал, и ничего из них не понял. Изложено на первый взгляд бестолково, в свидетельских показаниях разнобой. Внятные мотивы отсутствуют, одни домыслы, свидетели все на подозрении. Улик либо нет вовсе, либо одна взаимоисключает другую. В результате с большой натяжкой списывают косвенное соучастие на первого попавшегося. Словом, неразбериха полная, я, правда, попытался установить некую определенную сумму качеств, то общее, что позволяло выделить эти дела в особую группу. Кроме неразберихи, все преступления такого рода относятся к особо тяжким, это раз. Направлены против личности, два. Личность потерпевшего, как правило, образцом для подражания не являлась. Но это дело обычное, я заключений не делаю. В-третьих, все преступления имели характер возмездия. И самое главное, большая часть свидетельских показаний, кроме явных оговоров или попыток свести счеты, по сути совершенная чертовщина, в прямом смысле. Или новейшая наукообразная ахинея: ="резонансные орбиты"=, ="лунные фазы"=, ="сверхактивность солнца"=... ="Полтергейст"=. ="Ремная энергетика"=, ="орбитальная"=. Вплоть до ="биополей"=. Да! Еще одно свойство. Эти преступления носят, как правило, локальный характер. Привязка к определенной местности, к определенному, я бы сказал, социальному градусу.

Хлыбов опустил тяжелые веки, как бы притушив неподвижный взгляд.

— Так. И поэтому ты здесь?

— Да. Я ждал этой вспышки. Может быть, не один год. Следил за всеми оперативными сводками. Из вашего района тоже, Вениамин Гаврилович. Даже читал докладную, помните? ="Параноидальная чушь с запахом серы"= — довольно точное определение для этого рода преступлений. Но вам, кроме меня, пока никто не верит. Да вы сами, кажется, принимаете происходящее у вас в районе за бред, не так ли?

По каменной неподвижности Хлыбова он вдруг понял, что пробный шар упал-таки в лузу. Похоже, крест над входной дверью появился не случайно.

Некоторое время Хлыбов молча обдумывал сказанное. Потом спросил:

— Имеешь ввиду конкретное дело?

— К сожалению, я не видел в глаза ни одного, пока все выводы только по сводкам.

— Угу.

— Кстати, что за дело такое Золотарева?

Хлыбов хмыкнул.

— Пожалуй, то самое. С запахом серы. Суть вкратце такова. Трое местных ублюдков призывного возраста торчали у видеосалона на набережной, подъехал четвертый, Золотарев, на ="девятке"=. Вышел из машины и присоединился к компании. Минут двадцать стояли, курили, приставали к девушкам с вопросам: за сколько она бы согласилась? Потом Золотарев распрощался и сел в машину. По показаниям ублюдков, мотор вдруг взревел, и с места на скорости, никуда не сворачивая, ="жигуль"= выскочил на набережную и — прямиком ахнул в воду. Со своего места все трое видели выброс воды, фонтаном. Но когда прибежали, приятель уже пускал со дна пузыри. Никто, разумеется, нырять за ним не стал. Стояли, глазели, пока не приехала милиция, но вот дальше... запах серы делается ощутимее. Один из ублюдков настаивает, что в машине у Золотарева на заднем сидении находилась женщина, или девушка, лица он не разглядел, поскольку стекла были типа ="хамелеон"=, с затемнением. Когда Золотарев сел за руль, она положила ему на плечо руку. Другой ублюдок вроде подтверждает слова первого, но сомневается, потому что заглянул перед этим в салон. В салоне в это время никого не было и, если бы подошла женщина, чтобы сесть, он бы обратил внимание. Третий свидетель вообще ничего не видел.

— Машину подняли?

— Разумеется. Глубина всего четыре метра. Но Золотарев даже не сделал попытки выбраться. Судя по всему, при вхождении автомобиля в воду его сильно ударило головой о лобовое стекло, и он потерял сознание. Когда машину подняли, кроме трупа Золотарева, в салоне никого не было. Все дверцы оказались закрыты. Было приспущено стекло рядом с водителем, и теоретически выбраться через него наружу можно. Но на практике... едва ли. На всякий случай дно вокруг пробагрили вдоль и поперек. Результата никакого, конечно. Версия о самоубийстве тоже — под большим сомнением.

— Может заклинило рулевую колонку?

— Машина в исправности. Проверили первым делом. Течения нет... пруд.

Хлыбов поднялся, давая знать, что разговор окончен. Протянул руку.

— Четвертый этаж. Квартира 180 не забыл?

Алексей кивнул.

— Вчера сделали уборку, сняли печати. Так что все в лучшем виде.

— Квартира была опечатана?

— Ах да! — Хлыбов усмехнулся. — Я уже начал забывать, что ты приезжий. Это хорошо... хорошее качество. В одной из комнат, Алексей Иванович, проживал покойный Шуляк. Там его и нашли, с заточкой в спине. Соседняя комната числилась за одним придурком из агропрома, но он появлялся редко. Пригрела какая-то бабенка, как оказалось. Теперь находится под следствием. Вот так. Завтра, в девять ноль-ноль, быть на службе.

Хлыбов круто повернулся и, не оглядываясь, двинулся прочь. Алексей глубоко вздохнул, передернул плечами. Общение с Хлыбовым явно действовало на психику.

Он взбежал на четвертый этаж. Дважды провернул ключ.

Обычная двухкомнатная квартира с гостиничным набором стандартной мебели в обеих комнатах. Алексей вдруг остро почувствовал, что не хотел бы поселиться в комнате, где был убит следователь Шуляк. На мгновение он ярко до деталей представил себе, как бы сам проводил осмотр места происшествия, мысленно определил положение трупа — почему-то оказавшегося под кроватью. Опрокинутую на истертый палас пепельницу. Даже сладковатый трупный запах почудился в воздухе... И пожалел, что не догадался спросить у Хлыбова, в какой комнате проживал Шуляк. Хотя не исключено, что Хлыбов сам, вполне намеренно, пустил ему под череп этого ежа.

Алексей включил трехпрограммник и открыл окна. Затем отправился в ванную.

...После дороги и освежающего душа он уснул быстро, хотя и прежде на бессонницу никогда не жаловался. Но ближе к утру стали сниться кошмары. Он увидел себя на пожаре, сквозь пламя. Потом языки пламени вдруг ужались в светящуюся точку — огонек сигареты в темном окне мансарды... Чуть отодвинутая штора. Они с Хлыбовым бегом спускаются с веранды. Он оглянулся на окно, но вместо светящейся точки ему в спину глядел темный зрачок ствола, испугаться он не успел — зрачок потух, прикрывшись тяжелым веком, и из тьмы надвинулось малоподвижное лицо Хлыбова. Затем голос Анны с Хлыбовскими грубыми интонациями произнес отчетливо: ="Каналья..."= И все исчезло...

На стуле возле своей кровати Алексей с удивлением обнаружил широкоплечего, крутолобого блондина в темном блузоне с золотистой шерстью на толстых запястьях. Тот что-то говорил ему, напряженно двигая бескровными губами, но Алексей сквозь сон ничего не мог разобрать.

И вдруг проснулся.

На стуле у изголовья никого не было. Алексей сел, провел по лицу ладонью. Услышал, как в прихожей хлопнула входная дверь. На часах было около пяти утра. Он встал и вышел в прихожую, проверить дверь, — она оказалась на замке.

="Наверное, сосед... из агропрома, — лениво подумал Алексей. И, заглянув на всякий случай в пустующую комнату, отправился досыпать.

На полу возле его стула остались сырые грязные потеки с обуви. Он посмотрел в окно — мелкий дождь стучал звонкими каплями по жестяному карнизу. День обещался быть пасмурным.

5

В 9.00 Алексей вошел в здание районной прокуратуры. Огляделся. Просторный коридор буквой П, вдоль стен несколько стульев, стол в углу с обсохшей чернильницей, выкрашенные зеленой масляной краской стены и одинаковые дерматиновые двери с безликой нумерацией — типичное присутственное место, при необходмиости годное также под склад, под следственный изолятор, музыкальную школу, стоматалогическую поликлинику и т. п.

Алексей остановился перед открытой дверью в приемную. За электрической машинкой сидела миловидная женщина в строгой пиджачной паре и бойко выстукивала на клавиатуре.

— Здравствуйте, Людмила Васильевна.

Секретарша вскинула на мгновение глаза на посетителя и продолжала печатать.

— Мне к Хлыбову, пожалуйста, моя фамилия Валяев. Алексей Иванович.

Ответа не последовало. Алексей помедлил и сел на стул напротив, с добродушной улыбкой уставился на неприступную Людмилу Васильевну. Хлыбовский хамоватый стиль, кажется, вполне укоренился в стенах руководимого им учреждения. Правда, лишенный напрочь обаяния личности самого Хлыбова. Поведение посетителя показалось хозяйке приемной явно бесцеремонным. Она сердито кивнула на дверь.

— Подождите в коридоре.

— Вениамин Гаврилович занят? Или отсутствует? — мягко спросил Алексей, не замечая раздражения, но и не двигаясь с места. Вместо ответа прозвучала пулеметная очередь на машинке. Вторая, третья. Наконец Людмила Васильевна освободила закладку, и Алексей внутренне приготовился к атаке.

— Я же сказала вам: подождите в коридоре. Вы русский язык понимаете?

Обаятельная, белозубая улыбка и добродушнее молчание ставили раздраженную женщину в очень неловкое положение. Алексей видел, что ее уже понесло. Поднявшись со стула, она вонзила в посетителя испепеляющий взгляд.

— Немедленно выйдите. Если не хотите для себя неприятностей!

— Людмила Васильевна, уважаемая, давайте попробуем для начала познакомиться.

— Вас вызвали повесткой? — непримиримо официальным тоном перебила женщина и протянула руку. Алексей-сокрушенно пожал плечами.

— Увы. У меня даже повестки нет, — он поднялся. — Хорошо, я подожду в коридоре, с вашего позволения.

В дверях еще раз обернулся.

— Извините. Это надолго?

Ответа, конечно, не последовало. Он сел в коридоре на один из стульев. Сердитая Людмила Васильевна теперь не казалась ему даже миловидной, минут через пять из кабинета Хлыбова в приемную отворилась дверь, и Алексей увидел на пороге знакомого следователя из областной прокуратуры Игоря Бортникова. Поднялся навстречу.

— Валяев... Леша! И ты здесь?

— И я.

— В командировку?

— Определяюсь на службу.

— Ну да? К Хлыбову... в этот гадюшник?! За какие грехи, помилуй?

Сказано было намеренно громко, в расчете, что вышедший следом хозяин кабинета тоже услышит. И Хлыбов услышал.

— Наш гадюшник, молодой человек, производное от вашего. И далее, по восходящей, чем выше, тем гаже.

— Старый кадр, — иронически подмигнул Игорь, обращаясь к Алексею. — Винтик! Ни за что не отвечает. Исполнял приказ, и точка. Все концы в воду.

Он повернулся к Хлыбову спиной, отвел Алексея в сторону.

— Я тут, в гостинице торчу. Забегай ближе к вечеру. Поболтаем.

Хлыбов сидел у себя в кабинете за длинным, полированным столом. Дверь к нему была распахнута настежь. Алексей остановился возле сосредоточенно уткнувшейся в бумаги Людмилы Васильевны, мягко спросил:

— Вы позволите?

— Теперь, пожалуйста, — отчеканила Людмила Васильевна, и в мимолетном взгляде, брошенном на него, Алексей разглядел едва скрытую неприязнь.

— Извините, — он вошел в кабинет и закрыл за собою дверь.

— Не поладили? — усмехнулся Хлыбов. — Она это умеет. Заградотряд. Ладно... к делу. Сейчас познакомлю тебя с коллективом, кто на месте. А с остальными сам, в рабочем порядке.

Он порылся в столе, достал тощую папку.

— Это тебе для начала. Изучи и приступай. На все про все — неделя сроку. Ублюдка надо найти.

— Розыскное?

Хлыбов уловил нотку разочарования в голосе следователя. Усмехнулся.

— Твой приятель прав на все сто, здесь действительно гадюшник, редкий. Качественно новая криминогенная ситуация. Все сплелось в один клубок, поэтому, Алексей Иванович, за какой конец ни тяни — конца не будет, — Хлыбов взял папку в руки. — Почему такая срочность? Ублюдок, возможно, еще жив. Но появятся основания, а они появятся обязательно, возбуждай уголовное дело. Картина ясна?

— Разберемся.

Спустя полчаса Алексей сидел за столом на новом рабочем месте и, уткнувшись в папку, изучал материалы — ="дело No4279 по факту исчезновения гр-на Суходеева Владимира Геннадиевича. Начато 15 мая 1990 года. РОВД, оперуполномоченный Ибрагимов"=.

Две фотографии Суходеева, анфас и профиль. Молодое, вполне заурядное лило. Учащийся СПТУ No13... Паспорт, протокол-заявление на пропавшего без вести. Анкетные данные... Предполагаемое время исчезновения — 10 мая. Обстоятельства исчезновения — таковых не имеется, вернее, заявитель не знает. Предполагаемые причины — отсутствуют, вероятные места нахождения — тем более... Хм. Не густо.

Та-ак. Рост... Возраст... Телосложение... Словесный портрет... Характерные приметы... Описание одежды, обуви, личных вещей на момент исчезновения.

Привлекался ли в прошлом к уголовной ответственности? Привлекался в качестве свидетеля.

Странно. В таком случае, откуда взялись в розыскном деле две судебные фотографии — анфас и профиль? Следует уточнить. Алексей поставил красный крест и продолжал читать.

Сведения о заявителе — Борисенкова Евдокия Семеновна, сожительница... сожительница отца пропавшего Суходеева. 1955 года рождения, место работы — столовая райобщепита.

Протокол допроса Суходеева Г. Я., отца... Хм. Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю.

Протоколы допросов свидетелей по месту учебы... То же самое.

Запрос-поручение в город Мегион Тюменской области по адресу в записной книжке... Протокол допроса следователем г. Мегиона.

Запросы в рай- и горбольницу. В морг — на предмет установления неопознанных мужских трупов на период с 10 мая по 17-е. Еще запрос, в Днепропетровск...

Постановление о возбуждении уголовного дела по факту пропажи гр-на Суходеева В. Г. расследование которого поручить старшему следователю районной прокуратуры Шуляку. Число. Подпись: прокурор Хлыбов.

План расследования по делу...

Алексей отодвинул папку и поднялся из-за стола. Розыскное дело, как почти все дела такого рода, было сляпано наспех, поверхностно, вероятно, в расчете, что разыскиваемый отыщется, сам. Хотя... если исходить из сроков (к тому времени Суходеев отсутствовал почти неделю) можно было бы и озаботиться. Не озаботились. Протоколы допроса даже основных свидетелей составлены крайне примитивно, в лоб. Обычно большая часть допрашиваемых ведут себя совершенно, как дети. На прямые вопросы отвечают путано, невпопад, зато косвенными, наводящими из них можно вытянуть больше, чем они сами подозревают, ибо не имеют склонности к анализу пусть даже хорошо известных им фактов. Папаша Суходеева, кажется, из этого числа.

И все же, какие были основания передавать дело в прокуратуру? Вместо того, чтобы активизировать розыск?

Хлыбов намекал на какую-то уголовщину, кажется. Но почему в деле это никак не отражено? Разве что две судебные фотографии, анфас-профиль. И свидетельство по делу. По какому делу пропавший Суходеев выступал в качестве свидетеля?

Ставим еще крест. Это все надо будет уточнить. А пока, чтобы получить представление, придется начать с нуля. С установления круга знакомых, с допроса свидетелей.

Алексей открыл последний лист в деле — план расследования, составленный, по всей видимости, покойным Шуляком. С первого же взгляда он почувствовал хватку квалифицированного следователя. Круг первоначальных следственных действий во многом совпадал с тем, что он себе мысленно наметил. Та-ак... допросить... допросить... СПТУ. Школа... Изучить документы. Поручить обыск, снова допросить... А вот тут появились новые фамилии, которых в розыскном деле Алексей не встретил. Гражданка Черанева Т. Д., и вот она, фамилия... Золотарев! Алексей даже присвистнул.

Уж не тот ли самый каскадер-самоубийца? на ="Жигулях"=... Правда, в свидетели он теперь не годится. Однако круг, кажется, замкнулся. Один круг... Один из... Он вспомнил недавние слова прокурора Хлыбова: ="Качественно новая криминогенная ситуация. Все сплелось в один клубок. Поэтому за какой конец ни тяни — конца не будет"=.

Тогда, быть может, исчезновение Суходеева, прыжок в воду Золотарева и убийство следователя прокуратуры Шуляка... между собою тоже как-то связаны?

Ну, нет! Это было бы слишком. Алексей мысленно над собой посмеялся. Одна фамилия, Золотарев, а как сразу взыграла фантазия!

Из коридора в приоткрытые двери он услышал возбужденные голоса. Вышел взглянуть. К нему тотчас обернулся низенький, плотного сложения следователь Махнев, сосед по комнате, явно в поисках сочувствующей аудитории.

— Валяев, душа, у тебя сколько дел на руках?

— Одно. Розыскное.

— Счастливчик, а? Всего одно! Слушай, бога ради, возьми у меня младенца, а? возьмешь? Если возьмешь, я прямо счас на колени встану, хочешь?

Круглый Махнев вдруг сделал подозрительное лицо и, придвинувшись вплотную, с оглядкой страшным голосом зашептал:

— Нет, он что, Гаврила, сукин сын, сам их мочит, что ли? Раз в месяц. И мне! мне! мне! У меня мальчики кровавые в глазах по ночам. Я забыл, что такое сон.

— Где нашли? — спросил Алексей, догадываясь, что Гаврила — это Вениамин Гаврилович Хлыбов.

— В мусорном баке, на улице Парижской коммуны, угловой дом. В коробке из-под обуви. И ленточкой шелковой розовой перевязана. Бантик! С любовью так, представляешь? Особенно этот бантик, — ужасно как умилительно! дворничиха увидела: ну, думает, привалило. Инпортная, ха-ха! Цап коробку — и к себе. Развязывает бантик, представляешь? открывает коробку, а там сверток спеленутый. Размотала дурочка и в крик. Короче, папа, или мама, что не исключено, взяли младенчика за ножки и головкой о стол... шаррах! Чтобы не мяукал, надо полагать. Крепко так взяли — на ножках следы от пальцев остались. Все пять. И в области шеи, сзади, тоже синяки, правда, странного происхождения, ну? Возьмешь?

Алексей кивнул:

— С Хлыбовым поговори.

— С Гаврилой? Гавриле где скажешь, там и слезешь.

Импульсивный Махнев вдруг круто обернулся к другому собеседнику, который невозмутимо курил, никак не выражая своего отношения.

— Вы еще не знакомы? Это Вася. Просто Вася, без фамилии. Она ему без надобности. Его и так все в Союзе знают. Душа человек! Если где увидишь на заборе или в сортире имя ="Вася"=, это он. Помнят, любят, уважают, ценят! И по службе — прекрасный специалист! В основном по изнасилованиям. Мне Хлыбов младенцев подбрасывает из месяца в месяц, а ему этих — трахнутых. Я был у него как-то на допросе. Вася — сплошная любезность. Спрашивает потерпевшую: почему вы решили, что вас собираются изнасиловать? Та молчит. Вася дальше: он что начал в вашем присутствии расстегиваться?.. Производил над вами насильственные действия?.. Нет, ты чувствуешь, каков слог? Какая мягкость в обхождении? Не оскорбить, лишний раз не травмировать.

— Ботало коровье, — добродушно отозвался Вася и, бросив в урну окурок, отправился к себе.

Махнев вслед ему восхищенно вздохнул:

— Засмущался скромняга. Не любит, когда хвалят.

Вернувшись в свою комнату, Алексей порылся в телефонном справочнике, набрал нужный номер:

— СПТУ?

— Точно! — хрипло гаркнули в трубку.

— Здравствуйте, мне нужен замдиректора по учебно-воспитательной работе, следователь прокуратуры Валяев говорит.

— Слушаю вас.

— По делу Суходеева, если помните.

— Суходеева? Это какого? А, да-да! Сейчас, одну минуту.

Трубку на том конце провода положили на стол. Алексей различал удаленные голоса. Мужской, хриплый и женский, с кокетливым смешком. Стук каблучков... Прошло минуты три, он начал уже терять терпение, как вдруг трубка ожила.

— Суходеев, говорите, нужен? Суходеев в данный момент на занятиях.

От неожиданности Алексей не нашел что ответить.

— Если есть срочность, пожалуйста, можем снять, но лучше после трех. Устраивает? Алле?!

— Вы можете сказать, когда Суходеев появился на занятиях? С какого числа?

— Минуту... — в трубке, слышно, зашелестели страницы. — Вот, нашел. С десятого мая и по сегодняшний день.

Черт те что! Алексей заглянул в папку на первой странице. Парень с пятнадцатого мая в розыске и в то же время исправно посещает занятия.

— Вас как по имени-отчеству?

— Иван Андреевич.

— Иван Андреевич, этот Суходеев знает, что он в розыске? Почему ни разу не появился хотя бы дома? Не дал знать в милицию?

Трубка хрипло захохотала.

— Много хотите от них. Такой возраст, олигофрены! В голове единственная мысль гвоздем: кому задрать подол? вторая — выпить!

Алексей молчал, вот и весь розыск. А он собирался туда с опросником. Однако в деле Суходеева содержатся протоколы допросов других учащихся, не меньше трех. И несколько вопросов к заму. Ни из одного не явствует, что Суходеев, отсутствуя, тем не менее присутствует.

— Через полчаса, Иван Андреевич, я буду у вас.

Он положил трубку, похоже, произошла накладка. ="Олигофрены"= вероятнее всего мудрят — покрывают или скрывают приятеля по неизвестной пока причине. А зам — тот попросту не был в курсе. Или перепоручил. Мало ли может быть вариантов. Плюс халтурная работа органов дознания.

Алексей доложился в приемной, что уходит. Заодно расспросил, где СПТУ No13 расположено, на сей раз, к его удивлению, Людмила Васильевна была очаровательна и исключительно любезна, настолько, что ему показалось, будто он имеет дело совсем с другим человеком. Пользуясь моментом, Алексей выложил перед ней фотографию размером 3х4, только что найденную им у себя в столе.

— Мне кажется, Людмила Васильевна, этого человека я знаю? Недавно видел? — неуверенно произнес он, пытаясь припомнить, где именно. И не мог.

С фотографии смотрел крутолобый, очень светлый блондин с прямыми, резкими чертами лица и такими же светлыми глазами.

— Это Виталик, — тихо сказала женщина, едва взглянув. — Виталий Шуляк. Он недавно погиб.

Алексей тотчас вспомнил утренний визит незнакомца. А ведь он принял его за соседа по комнате из агропрома? Но грязные потеки под стулом... И дверь! Он отчетливо слышал, как хлопнула за ним входная дверь...

Черт знает что такое! Алексей крепко провел ладонью по липу и в совершенной прострации вышел на улицу.

6

В этой части города Алексей был вчера с Хлыбовым. Он вышел на конечной остановке автобуса. До училища оставалось пройти метров триста через пушистый молодой ельник. Здесь, за металлическим сварным забором, располагался целый учебно-производственный комплекс — с общежитием в три этажа, с отдельной столовой и огромным актовым залом. Железные, тоже сварные ворота на территорию училища были смяты неведомой и злой силой. Одна створа с серпом и молотом в центре еще держалась на верхней петле, другая валялась неподалеку, ржавая, с прорастающей сквозь нее яркой щеточкой майской травы. Бросились в глаза разбитые кое-где стекла учебного корпуса и обшарпанные двери с засохшей на ступенях старой грязью. Пустые коридоры, плакаты на стенах выглядели не многим лучше.

Алексей зафиксировал картину лишь краем глаза. Фотография Шуляка в кармане и его утренний визит что-то необратимо сместили в сознании, привычная почва была выбита из-под ног, и в голове заезженной пластинкой крутилась одна и та же фраза: этого не может быть потому, что не может быть никогда. Скорее всего, фокус! И как у всякого фокуса, у этого тоже должно быть очень простое, даже до глупости объяснение. Останется только развести руками, успокаивал он себя.

Ивана Андреевича на месте не оказалось. Директор уже месяц как в отпуске по горящей путевке. Возможно, появится через три дня. Замдиректора по производству? Да, у нас есть такая должность, но человека недавно проводили на пенсию. Место вакантно.

— Будем ждать Ивана Андреевича, — Алексей сел к столу. Кудрявая, пухлая секретарь-машинистка с шестимесячной ="химией"= на голове и тонко подщипанными, покрасневшими бровками смотрела на товарища из прокуратуры радостно и беспрестанно невпопад улыбалась. Приглядевшись внимательнее, Алексей вдруг понял, что дама попросту пьяна и — улыбнулся в ответ широко и обаятельно, как мог. В ответ она не то мурлыкнула, не то кокетливо хихикнула. Контакт был установлен.

— Я поищу Ивана Андреевича, только ради вас... мущина, — добавила она и сдалала попытку выбраться из-за стола. Покачнулась. Алексей вовремя поддержал ослабевшую даму, и она благодарно привалилась к нему пухлой грудью.

— Какая я пьяная, боже! — с беззащитной доверчивостью пожаловалась она и вышла, задев дверь плечом. ="У секретарей-машинисток определенно я пользуюсь сегодня ошеломительным успехом"=, — хмыкнул про себя Алексей.

Вскоре он услышал в конце коридора голос Ивана Андреевича.

— Я же тебе сказал, меня нет... ни для кого. Прокуратура, прокуратура... заладила. Я плевал на нее, ясно?

С одного взгляда Алексей понял, что перед ним отставной хрипун в чине майора или капитана. Физиономия Ивана Андреевича была багровой, он ковырял в зубах, — судя по всему, его сдернули с места в самый разгар застолья, но мужик он был крепкий и форму держал.

— А-а, прокуратура! Ждем, ждем. Но должен предупредить, уважаемый, э?..

— Алексей Иванович.

— ...Алексей Иванович, неувязочка вышла, честно признаюсь вам, дезинформировал органы, ха-ха-ха! Не по своей вине, разумеется, но... дезинформация прошла. Этот, как его?..

— Суходеев.

— Суходеев, точно. Суходеев на занятиях отсутствует. Вот так. Вопросы еще есть ко мне?

Иван Андреевич явно считал вопрос исчерпанным и повернулся, чтобы уйти.

— Сегодня отсутствует? Или вообще? С какого числа?.. Да вы присядьте, Иван Андреевич, дорогой. Я вас долго не задержу, — Алексей говорил нарочито мягко и вкрадчиво, и хрипун немедленно насторожился. Кто знает, какой финт эта прокуратура через минуту выкинет. Он упер трезвеющий, пытливый взгляд в следователя и мгновенно переориентировался.

— Заходите. Прошу! — толкнул сильно дверь в кабинет.

— Иван Андреевич, скажите, откуда у вас ="дезинформация"=? Из какого источника?

Алексей демонстративно выложил из ="дипломата"= бланк протокола, ручку. Отставник ткнул блестящим от жира пальцем в кнопку селектора.

— Зинк... кхм! Зинаида Петровна, зайди.

В дверях не сразу появилась голова с ="химией"=.

— Ну? Чего?

— Журнал. Живо!

— Сча-ас, — лениво зевнула Зинаида, и каблучки неуверенно засутчали по коридору. Иван Андреевич молча барабанил крепкими пальцами по столу и глядел в сторону, потом выхватил заляпанный, в пятнах журнал у Зинаиды и энергично начал листать.

— Вот, взгляните. Сведения о посещаемости. Сухо-де-ев... С десятого мая и по сегодня. Полный марафет.

— Кто его наводил?

— Классная дама! — Иван Андреевич весело хохотнул. — Есть у нас такая, есть. Охорзин Кирилл Кириллович, мужик что надо, но с отчетностью хоть плачь. Пример налицо. Вот.

Истину следователь Валяев узнял спустя примерно час от двоих ="олигофренов"=, которых во время большого перерыва затащил в комнату общежития для разговора. Усадил перед собой.

— Гнилой вернется, ему теперь неделю Киряй Киряича водкой поить, — буркнул один.

Другой не согласился.

— Припух Гнилой. С концами.

— Гнилой, это кто? — перебил Алексей кое-как разговорившихся ="олигофренов"=, которые, впрочем, были непрочь Гнилого заложить.

— Воха, ну?

— А Воха кто такой?

— Суходеев Вовка, ты че?

— Понятно. А за что вы его так... Гнилой? За какие заслуги?

— А-а... тухляк. Местный.

— Вы с местными не в ладах? Враждуете?

— По-разному. Когда как.

— А Киряй Киряич, это кто?

— Классный... в группе.

— Охорзин Кирилл Кириллович?

— Ну.

— А почему Воха должен поить Киряй Киряича водкой? За что?

— Такса у него. Два дня прогула — с тебя пузырь. Еще два — еще пузырь. А Гнилой две недели уже в отгулах.

— Значит, за пузырь он вас в журнале не отмечает? Так надо понимать?

— Ну. Если хочешь, можно зараньше договориться. Хочешь — потом, без разницы.

— Краснухой не берет.

— У нас иногда полгруппы в бегах, Киряич тогда воще не просыхает. Целыми днями на бровях.

— А другие преподаватели? Тоже так?

— По-разному.

— Как это по-разному? Иван Андреевич, например, замдиректора, он тоже... водкой?

— Воруют.

— У вас воруют?

— Че у нас-то? В столовой. Еще в общаге, с жильцов навар. Хватает.

Из дальнейшего разговора Алексей понял, что комендант общежития, женщина, с ведома администрации сдает пустующие якобы из-за ремонта комнаты в левом крыле под жилье. Иногда просто на ночь. Жили у них цыгане, например. А в прошлом году с весны и все лето торчали шабашники с Кавказа... Алексей сразу вспомнил о ="лицах кавказской национальности"=, которые изнасиловали в кустах семидесятилетнюю старуху. Уже на следующий день ="лица"= были установлены. Значит, Хлыбов должен быть в курсе происходящего здесь. К тому же, училище находится почти рядом с его местом жительства.

Алексей расспросил ="олигофренов"=, на какие деньги Суходеев станет поить Киряй Киряича водкой, да еще в течение недели. Разумеется, это его заботы, а все же? Оказалось, деньги у Суходеева иногда водились. Отмазаться от киряича для него не проблема. Откуда деньги? Ну... порнуха. Кассеты еще записывал... Потом даже слух прошел, будто Гнилой мотоцикл заимел.

Мало-помалу Алексей выяснил, что в прошлом году Суходеев два месяца отработал грузчиком на продуктовой машине. В гор- или райторге, они не знают, и нынче собирался туда же. Насчет мотоцикла полной уверенности у них нет. Суходеев ездил на разных, наверное, одалживал у друзей. В общежитии ночевал, да, довольно часто. Иногда не одну ночь. Тут посторонних много кантуется.

Алексей опросил еще трех ="олигофренов"=, но информацию в том или ином виде получил все ту же, без особых дополнений, что в общем-то говорило о ее достоверности.

Не без внутреннего облегчения он, наконец, покинул территорию учебнопроизводственной зоны и свернул по тропе через пушистый веселый ельник к берегу пруда. Ему требовалось минут двадцать одиночества и тишины, чтобы осмыслить полученные данные.

Под ноги выбежала узкая асфальтовая дорожка, та самая, на которой вчера они встретили завфинотделом Возжаева с супругой, и Алексей, не спеша, двинулся по ней, но в обратную сторону, наслаждаясь веселым птичьим щебетом и настоянными на хвое весенними ароматами.

...Сбыт мясопродуктов по спекулятивной цене — это не игры на детской площадке. Тут возможны два варианта. Либо со стороны Суходеева это мелкое воровство, от случая к случаю, то, что может позволить себе несун-грузчик, либо задействована устойчивая криминальная цепочка ="хищение товара — сбыт"=, за которую придется подергать. И еще важный момент — мотоцикл. В розыскном деле транспортное средство почему-то не фигурирует. Если все так, к поискам необходимо подключать госавтоинспекцию.

Асфальтовая дорожка шла теперь вдоль металлического забора с указателем в виде длинной стрелы с надписью ="санаторий-профилакторий Нского металлургического комбината"=, забор был точно такой, как тот, что окружал территорию учебно-производственной зоны. Правда, здешний поблескивал свежей битумной краской, и территория за ним выглядела ухоженной. Вскоре Алексей оказался перед центральным входом с подстриженными кустами акации. Сквозь молодую березовую рощицу в глубине светлело здание профилактория, справа блестела, зеркальной гладью живописная лагуна.

Он повернул назад.

И вдруг на одной из боковых аллей раздались громкие, явно не трезвые голоса. Последующая за тем сценка показалась ему примечательной, и он остановился. Двое изрядно подгулявших мужичков, держась друг за дружку, заступили дорогу трем женщинам. Особенно хорош в своем роде был маленький, тщедушный мужичонка с зычным не по росту голосом. Он с трудом отлепился от приятеля и, растопырив руки, двинулся на женщин.

— Стой, бабы! Я говорю, стой! Мы вас счас е.... будем. Поял? Кому говорю!

В ответ раздались заполошные взвизги, смех, и одна из бабенок, побойчее, задиристой сорокой выскочила вперед.

— Айда-ко, ....! Нас вон трое против вашего. Айда, попробуй!

— Во! Я тя счас, кучерявая, захомутаю... — мужичонка стянул с головы кепку и шмякнул с размаху под ноги. — Ии-ех! — наступил, растер. — Колька-а! Окружай бабье дырявое, не ушла чтобы ни одна, поял?

Он враскорячку двинулся на кучерявую, загребая воздух руками, но та и не думала никуда бежать, а стояла, уперев руки в бока, и дразнила:

— Давай. Пробуй давай, пробуй... стручок немытой.

И когда тот уже готов был облапить, она толкнула его двумя руками с силой в грудь. Но мужичонка, хотя и вдрызг пьяный, успел-таки схватить бойкую бабу за рукав, и оба с визгом и матом повалились в кусты. Собутыльник в это время, исполняя приказ, тоже враскорячку и тоже с матом ловил по кустам двух других бабенок, которые однако, далеко от него не убегали.

Визг, хохот, пьяная возня свидетельствовали, конечно, не о преступлении, а о веселье.

Тщедушный мужичонка оказался-таки хватом. Кучерявая кое-как, на коленках, задом, отбиваясь от домогательств, выбиралась из кустов на аллею. Плащик и юбка на ней были завернуты на голову, а трусы спущены и держались на коленях. Майский прохладный ветерок, должно быть, приятно освежал белорозовые ягодицы.

Уже удаляясь, Алексей слышал зычный голос ="насильника"=.

— Дак че, бабы? Пошли к нам в номер. Коль, а Коль? У нас там осталось, кажись, а?

— Они не пьют. Ишь, прыткие.

— Айда-ко не пьют! — загалдели возмущенные женские голоса. — И пьем, и это самое... Токо не в кустах.

— Го-го-го!

После всего увиденного и услышанного следователь Валяев, уходя, чувствовал себя совершенным иностранцем.

7

После училища Алексей зашел на несколько минут в прокуратуру забрать из сейфа папку с делом Суходеева. Затем отправился в райотдел милиции.

Оперуполномоченный Ибрагимов, усатый, смуглый татарин, расположенный к полноте, долго изучал удостоверение работника прокуратуры, выданное Валяеву. Потом, словно бы нехотя, возвратил документ и уставил на Алексея блестящие, навыкате глаза.

— Рафик Хымматович...

— Хамматович, — поправил Ибрагимов, и это были его первые слова с того момента, как Валяев вошел в кабинет и представился.

— Рафик Хамматович, в розыскном деле, которое вы начинали, имеются две сигналетические фотографии гражданина Суходеева. Вот они, анфаспрофиль. Здесь же, в графе ="привлекался ли в прошлом к уголовной ответственности"=, вы пишете: привлекался в качестве свидетеля. В связи с этим у меня к вам вопрос: Суходеев привлекался в качестве свидетеля или все же обвиняемого?

После продолжительной паузы последовал односложный ответ:

— Все же свидетеля.

— В таком случае, откуда эти сведения?

Снова последовала пауза.

— Из данных учета.

— Я это понимаю. Но до сих пор свидетелей в фас, в профиль у нас, кажется, не снимали. Обвиняемых, да. Ну, еще трупы для последующего опознания, но свидетеля?..

Рафик Хамматович смотрел на него в упор, не мигая, и... молчал. Алексей почувствовал, что не в силах сдерживать улыбку. Пояснил:

— Я человек здесь новый. В городе второй день. на работе — первый, только-только начинаю входить в курс, так что за глупые вопросы не обессудьте.

— Я вам ответил. Фотографии из данных учета, зто все.

— Но как-то они туда попали?

Снова пауза. И расплывчатое начало:

— Среди молодежи от семнадцати до двадцати пяти — двадцати семи лет у нас каждый третий имеет судимость, поэтому в данных учета...

— Вот видите, — перебил Алексей. — У Суходеева, стало быть, судимость имеется. А вы пишете, что проходил свидетелем, и в то же время приобщаете к розыскному делу две фотографии из старого уголовного. Поэтому, Рафик Хамматович, ставлю вопрос уже конкретно: по какому делу гражданин суходеев проходил в качестве обвиняемого?

Вновь последовала пауза, и лаконичный ответ, с явной опаской в голосе:

— Суходеев проходил свидетелем, а не обвиняемым.

Алексей вздохнул, получалась сказка про белого бычка.

— Ну, хорошо, в таком случае, по какому делу Суходеев проходил свидетелем? Раз уж вы сами на этом настаиваете.

="Восток — дело тонкое"=, — усмехнулся он, терпеливо ожидая, пока Рафик Хамматович обдумает свой очередной ответ.

— Почему об этом вы спрашиваете меня?

— То есть? — удивился Алексей, не ожидая такого поворота.

— Дело находится у вас в прокуратуре. Я думаю, будет лучше, если вы сами истребуете его из архива.

— С обстоятельствами дела вы лично знакомы?

— В общих чертах. Насколько я помню, оно квалифицировалось по статьям 117 и 102 Уголовного кодекса, умышленное убийство с целью сокрытия изнасилования.

="Сначала изнасиловали, потом убили, чтобы скрыть. Нет, дорогой Рафик Хамматович, ты, наверняка, не ошибаешься, но кто же, ребята, вас так перепугал, что вы по полчаса обдумываете каждое свое слово? Прямо-таки международная пресс-конференция получилась, по скользким вопросам"=, подумал Алексей.

Он встал.

— Все ясно, Рафик Хамматович. Большое спасибо за исчерпывающие ответы. До свидания. — В дверях он обернулся еще раз и улыбаясь, пообещал в шутку: — наш разговор, обещаю вам, останется между нами. Так что не беспокойтесь.

И по тревоге, промелькнувшей в глазах оперуполномоченного, понял, что шутка принята им всерьез.

Тревога и взвешенность в каждом слове вполне объяснимы, если учесть, что после убийства Шуляка все начальство и здесь, и в области до сих пор стоит на ушах. Нагнали в район кучу народа с проверками, с перепроверками, устраивают свирепые выволочки за малейшую небрежность в работе, словом, вовсю ищут ="козла отпущения"=, как это обычно бывает, вместо того, чтобы искать преступника. А тут еще он, Валяев, — свалился неизвестно откуда, неизвестно с какими полномочиями, когда у них, местных работников, уже все морды в крови, разбиты.

Что ж, понять можно. А поняв — простить.

Спускаясь с этажа, он услышал внизу, перед дежуркой, рыкающий голос прокурора Хлыбова. С разносными инновациями.

— ...дерьмо собачье! Я тебя посажу сейчас в камеру к уголовникам. А завтра ты выйдешь оттуда девочкой!

Хлыбов крепко держал за ухо в полуподвешенном состоянии зареванного подростка лет четырнадцати. Тот тихо скулил, цепляясь за карающую десницу руками.

— Что? Не слышу?! Громче... Ах, не будешь больше. Сержант? это первый случай у него, или приводы были?

— Первый. Пока.

— Так вот, юноша, на первый раз мы тебя прощаем. Первый и последний, пшел отсюда, ублюдок!

Хлыбов крепко поддал коленом пониже спины малолетнему правонарушителю, и тот, ударяясь о двери, через тамбур вывалился наружу.

Заметив Алексея, Хлыбов недовольно буркнул:

— Профилактика. Отбирал у малышни деньги, с мордобоем.

— Надолго урок, — улыбнулся Алексей.

— Не думаю, — на ходу бросил Хлыбов, поворачивая в коридор.

="Кто сказал, что Хлыбов не занимается профилактикой правонарушений? Они глубоко не правы"=, — подумал Алексей, выходя на улицу вслед за начинающим грабителем. Того уже простыл след.

В прокуратуре прямо с порога Алексей встретился глазами с Людмилой Васильевной. Она прошла мимо него с ворохом бумаг, ослепительно улыбаясь, овеянная изысканными ароматами французских духов, и скрылась в левом крыле здания. У нее оказалась весьма недурная фигура и походка совершенно как у профессиональной манекенщицы. Странно, что он заметил это только сейчас.

Из угла за спиной раздалось насмешливое покашливание. Валяев обернулся. Оба приятеля, Махнев и Вася, окутанные сигаретным дымом, с удовольствием наблюдали его задумчивую физиономию.

— Валяев, душа, ты знаешь, что такое цунами?

— Ну-у...

Подвижный Махнев в отчаянии схватился за голову.

— Цунами, Валяев, это когда женщина еще, или уже не замужем, а возраст поджимает. И вот она, наметив жертву, вдруг ринулась в атаку. Блузка расстегнута, бюст наполовину открыт. Глаза томны, сияют. Она вся внимание и трепет, обворожительна. Но ум холодно-трезв и просчитывает все на несколько ходов вперед. Женщина в атаке! Прекрасное и жуткое зрелище. Кстати... ты женат?

— Теперь уже нет.

— У-у-у! Вася, скоро нам предстоит свадьба, нашего бычка зарежут, разделают, расфасуют на порции, завернут в хрустящий целлофан и на веревочке доставят прямо в загс. И бычок, бедняга, еще будет радоваться, что у него все так здорово получилось. Валяев, душа, поздравляю тебя заранее.

— Ну, спасибо! — Алексей искренне расхохотался, удивляясь, что не сумел сообразить сам, хотя еще утром оставил в приемной для оформления свои документы. Пожалуй, его сбил с толку внезапный переход — от ледяной неприязни к очаровательному вниманию.

Сославшись на дела, он отправился к себе и сразу сел за машинку, но вдруг задумался, не следует ли выяснить для начала, что именно он собирается истребовать, а уж потом... Обругав себя нелестными словами, Алексей выглянул в коридор. Махнева в углу уже не было, но Вася, ="специалист по изнасилованиям"=, продолжал сосредоточенно смолить, даже не поменял позу. ="Кажется, это то, что нам сейчас нужно"=.

— Василий, э-э... Николаевич?

— Ну, если Вася не устраивает, тогда...

— Вполне.

Алексей вкратце изложил нестыковку с фотографиями в розыскном деле и, сославшись на оперуполномоченного Ибрагимова, задал тот же самый вопрос: по какому делу пропавший Суходеев проходил в качестве то ли свидетеля, то ли обвиняемого?

После продолжительной паузы Вася добродушно осведомился:

— Почему ты спрашиваешь об этом меня?

Алексей не выдержал и рассмеялся.

— Извини.

— Дело в том, — невозмутимо проговорил Вася, — что никакого ="дела"= нет.

— Нет? А, понимаю, дела нет, а убийство с изнасилованием есть?

— Убийство с изнасилованием есть, — согласился Вася и надолго замолчал. — Тут как получилось? Твоему Суходееву вначале было предъявлено обвинение в совершении преступления. Затем в ходе следствия обвинение с него сняли, и он уже проходил как свидетель. К сожалению, настоящий преступник установлен не был, поэтому дело приостановили, вот и все. Так что на твоего Суходеева, повторяю, никакого дела нет.

Алексей кивнул и отправился к себе, но в дверях обернулся.

— Ты знаешь, я как-то не понимал раньше, почему в сортирах рядом с другими нехорошими словами обычно пишут ="Вася"=? А, скажем, не Леша, не Иван? Но послушал тебя и, кажется, понял.

Вася вздохнул и щелчком отправил окурок в угол.

— Ладно, пойдем поговорим.

Алексей почувствовал, как у него за спиной Вася плотно прикрыл дверь. Желая поддразнить, он посмотрел в окно по сторонам и плотно прикрыл форточку. Понизил голос.

— Сугубо между нами. Обещаю.

Вася добродушно кивнул.

— По крайней мере, на источник не ссылайся.

— Договорились.

В обычной неторопливой манере Вася (Василий Николаевич Соковнин) рассказал следующее:

— В прошлом году, в июне, был обнаружен женский труп возле железнодорожного переезда. В черте города. Труп опознали — Калетина Ирина Георгиевна, пятнадцать лет, школьница. Левая нога отрезана железнодорожным составом ниже колена. Факт изнасилования установили на месте при наружном осмотре. Но была это попытка самоубийства, или потерпевшую убили, чтобы замести следы, мы узнали уже из заключения судмедэкспертизы. В крови трупа Калетиной эксперты обнаружили большое количество алкоголя. Факт изнасилования тоже подтвердился. Повреждена вульва, разрыв девственной плевы. На теле множественные ушибы, ссадины. Но это все не смертельно. Причину смерти показало вскрытие. В легких обнаружена вода. Это поначалу нас озадачило. Одежда на трупе совершенно сухая, кое-где даже со следами утюга, воды в радиусе пяти километров от переезда не найти. Нет хотя бы лужи, куда можно спьяну угодить. Оставалось предположить одно: потерпевшую утопили, погрузив голову в какую-то емкость, например, в ванной. И вынесли в ночное время к переезду. Почему к переезду, тоже не ясно. Место достаточно оживленное, в темное время суток освещено. Хотя рядом, даже не надо переходить линию — небольшой хвойный перелесок. Ну, начали как обычно с опросов. Когда Калетину последний раз видели? С кем? В каком месте?.. В результате, уже к вечеру вышли на трех человек.

— Один из них Суходеев?

Вася кивнул, ногтем выбил сигарету.

— Ты куришь?

— Кури. Проветрим.

— Тебе фамилия Золотарев о чем-нибудь говорит?

— Автородео? Со смертельным исходом? Вчера узнал от Хлыбова.

— От Хлыбова? — Вася с некоторым сомнением, как показалось Алексею, качнул головой. — Ладно. А в масштабе области?

— Неужели... Золотарев Ростислав Александрович?!

— Он самый. — Вася повесил в воздухе безупречное колечко дыма. Полюбовался. — Заместитель председателя облисполкома. Родной папа насильника и убийцы Золотарева. Для полной ясности: наш бывший первый. Сволочь из последних. При нем только права первой ночи не существовало. Не додумались как-то. Но у самого Золотарева в смежной с кабинетом комнате в райкоме партии стоял так называемый ="диван распределения квартир"=. Сколько я знаю, на прием по квартирному вопросу записывались не одни только женщины.

— Мда... своих холопов надо любить на деле, а не на словах, — усмехнулся Алексей. — Ну, и кто был третий?

— Третья, некая Черанева, знакомая Калетиной. Возраст, примерно, тот же. Год разницы. Вот с нее и с Суходеева мы начали, а младшего Золотарева оставили на потом, тем более, что папа уже ходил в замах, а святое семейство еще раньше перебралось в областной центр. Поначалу Золотарев в деле вообще не фигурировал. Мы решили собрать все возможные доказательства, улики и с ходу загнать его в угол. Сделать папе сюрприз, пока не очухался.

— Кто это мы?

— Шуляк и я. Взяли обоих сразу и начали работать. Сначала Суходеев и Черанева все отрицали. Видно было, что договорились заранее. Но на мелочах начали колоться и на другой день дали показания. Показания мы тут же закрепили с выездам на место, с видеозаписью, с фотосъемкой, с ="пальчиками"=. Нашли бочку с водой, где Калетину утопили. Топил, кстати, Золотарев, в общем-то случайно. А тут и он сам на ловца, что называется. Успел прослышать и приехал в город узнать поточнее. Взяли прямо из машины, в нежном обмороке. Вот здесь, пока допрашивали, три раза сукин сын под себя сходил. Стул пришлось после него выбрасывать. Но хлопот не было никаких; все признал, подписал, анализы стопроцентные. К вечеру мы отправили его в изолятор, а сами до утра всю ночь клепали на машинке и в девять ноль-ноль с обвинительным заключением — к Хлыбову, на подпись. У него даже глаза на лоб. ="Мол-лодцы, хвалю!"= День, говорит, можете отсыпаться.

Ладно, ушли. Вечером, после семи, Хлыбов присылает за нами ="УАЗ"=. Входим в кабинет, а Хлыбов с порога матом минут на пятнадцать. Стоим, слюной обрызганные, ниче не понимаем. Сплошной мат, как с цепи сорвался. Витя Шуляк, мужик крутой, пообещал Хлыбову дать в зубы, если не заткнется. Но за что люблю Хлыбова — прямой, как бревно, только в сучках и со свилью. Посмеялся, махнул рукой. Ладно, говорит, садитесь, мудаки. Я и сам не меньше вашего виноват. Недоглядел. Вы, спрашивает, марксизм-ленинизм изучали?.. Ну, изучали. Хреново вы изучали. Так вот, раз и навсегда зарубите мудрую ленинскую фразу: ="Органы подавления не работают против тех, кто их создал. Не работали, не работают и не будут никогда работать"=. Если когото там, вверху, задвинули, вывели из состава, кого-то даже посадили, то это не значит, что заработал закон. У них там свои дела, свои счеты. Могут выкинуть толпе на растерзание политический труп, чтобы отмазаться. Найти ="козла"=. Могут затеять вонючую перестройку и вонючую демократию ="а ля рюс"=! Чтобы в результате приватизировать в полную собственность то, что и без того им принадлежит. И заставят оголодавшее быдло хлопать при этом в ладоши и поторапливать приватизацию. Если вы, мудаки от юриспруденции, этого еще не поняли, если собираетесь ссать против ветра, вам хана. Поэтому или вы принимаете их правила игры, или окончательно выпадаете в осадок. Вас достанут из-под земли, и, если выживете, будете доживать век с переломанными костями, как последние ублюдки... Не вякать! Я еще не закончил. Есть, говорит, такой эстрадный номер. ="Нанайская борьба"=. Два человечка борются на сцене. Ну, кидают, ну, ломают друг друга! Того гляди расшибут. А в конце номера артист выпрямляется, и оказывается, что это был один человек. Вот сейчас наши правительственные структуры исполняют перед ублюдками этот эстрадный номер. ="Демократы"= с ="партократами"=. Но это, зарубите себе на носу, один и тот же человек. Например, Золотарев Ростислав Александрович. Полтора года назад секретарь райкома партии, если вы не знали. Сейчас — самый левый демократ, левее не бывает, плюс к должности зампреда — генеральный директор и совладелец производственно-коммерческого кооперативного объединения ="Русь"= с оборотам полтора миллиарда рублей в год. Но связи не рвет, боже упаси! Более того, совместно с партийными структурами умело держит быдло в полуголодном, подвешенном состоянии. Чтобы громче хлопали в ладоши нашей ="бархатной революции"=. За это кое-кто из быдла получит право до кровавого пота ковыряться на своем клочке земли. Под чутким руководством, но теперь уже демократов.

— Что с ="делом"=? — спрашиваю.

— Перед младшим Золотаревым я за вас извинился и вручил ключи от машины. Теперь он дома в объятиях мамочки. А ваши ="изыскания"= укочевали в облпрокуратуру и сейчас, надо полагать, находятся в сейфе у папы Золотарева.

— Что дальше?

— По данному факту мы обязаны возбудить уголовное дело. И мы его возбуждаем. Но фамилия Золотарева в нем даже не упоминается. Обвинение вы предъявляете Суходееву, затем вместе с Чераневой делаете его свидетелем, и ="дело"= на этом придется приостановить. Шуляку задача ясна?.. Я спрашиваю, Шуляку задача ясна?!

— Служу Советскому Союзу.

— Значит, договорились. И чтобы без выкидонов, ибо бороться нет ни капли смысла, ребята. Россия теперь — старая шлюха с морщинистой задницей. Народонаселение — рабы либо воры, операция лоботомии успешно завершена, и каждый держит у другого перед носом свой грязный кукиш. Будет лучше, если вы предоставите ублюдков их собственной участи. Другой они не поймут. Или распнут благодетеля в куче собственного дерьма.

— Ты знаешь, впечатляет, — задумчиво произнес Алексей, когда Вася закончил. — Он меня почти убедил.

— Пожалуй, меня тоже.

— А Шуляка?

Вопрос повис в воздухе. Наконец Вася пожал плечами.

— Не знаю.

— Ладно. Пару слов, Василий Николаевич, о самом преступлении. Где? при каких обстоятельствах? Как говаривал протопоп Аввакум, ="пса тянет иногда на свои блевотины"=.

Вася взглянул на часы.

— Познакомились они на дискотеке. С помощью Чераневой, она в данном случае сыграла роль подсадной утки. Правда, Суходеев знал потерпевшую Калетину раньше. С дискотеки ушли, отправились в видеозал с мороженым, потом в ресторан. Золотарев всегда при деньгах, официанты перед ним ходят на задних лапах, наобещал девочкам какие-то импортные тряпки. Словом, очаровал. А тут пришла ="идея"= скататься ночью за город. Июнь, светлые ночи, соловьи свищут. Отправили Суходеева по приятелям, у кого есть мотоцикл. А чтобы те были сговорчивей, Золотарев дал деньги, утверждали потом, будто все складывалось стихийно, без плана.

— Почему на мотоциклах?

— На машине туда не проехать, нет дороги. Только тропа вдоль железки.

— Это где?

— Тридцать второй километр, по УЖД. Бывший поселок Волковка.

— Угу, — Алексей записал. — Гони дальше.

— В ресторане набрали коньяку, закуси. И, хотя под балдой, часам к одиннадцати благополучно добрались. Там есть пара уцелевших изб, даже со стеклами. Вот в одной из них устроили шабаш, девочку, разумеется, споили вмертвую. Насиловал Золотарев на глазах у других. Следы спермы обнаружены также на лице и на губах потерпевшей, в заднем проходе. Но в какойто момент Калетина очнулась почти трезвая, и с ней случилась истерика. Кричала, билась, потом выскочила на улицу. Одежду ей не отдавали, стала звать на помощь. Золотарев выпрыгнул в окно, схватил Калетину за волосы и сунул головой в бочку под водостоком. Говорит, хотел привести в себя, но передержал.

— Как труп оказался возле переезда? Да еще без ноги?

— Они все, конечно, перепугались. Калетину стали откачивать, но никто делать этого не умел. Наспех одели. Привели помещение в порядок, как им казалось, и вынесли труп к железной дороге. Зачем? Сначала не знали; говорят, растерялись. Но потам Суходеев сказал, что тут ходят составы с лесом и порожняк, можно пристроить труп на платформу. Только надо как-то остановить состав. Суходеев отыскал в кювете обрезок рельса, положили обрезок поперек полотна и набросали старых шпал. Так труп Калетиной доехал до города. Возле переезда состав, надо полагать, сильно дернулся, и тело сползло под колеса.

— Это уже что-то. С меня причитается, дорогой Василий Николаевич.

— Еще бы, — Вася поднялся. — Ну, давай. Крутись.

— Погоди. Золотарев мертв. Погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Суходеев исчез. Полагаю, мы попросту ищем его труп. Что если на очереди Черанева, подсадная утка?

— Мотив мести?

— Почему нет?

— Едва ли. Калетина проживала вдвоем с матерью, но после смерти дочери у нее... ну, словом, поехала крыша. Есть, правда, родственники по дальней линии, но... они годами даже не встречались.

После ухода следователя Соковнина Алексей позвонил в горторг и выяснил, что продуктовая, машина марки ГАЗ-53Ф, номерной знак 48-60 КВН, в семь ноль-ноль утра, как правило, выезжает из гаража на мясокомбинат. По пути водитель забирает экспедитора Терехину и грузчика Карташова. Экспедитор и водитель те же, с которыми в прошлом году работал пропавший Суходеев.

Потом Алексей сел за машинку и отпечатал в адрес начальника Н-ского РОВД подполковника Вологжина отдельное поручение с просьбой проверить вероятное местонахождение гр-на Суходеева в бывшем поселке Волковка на 32-м километре УЖД. Кратко изложил обстоятельства.

8

Участок земли перед домом Суходеева Г. Я. напоминал территорию нижнего склада местного леспромхоза, где он работал последнее время автослесарем. Две машины дров были свалены у ворот. Часть из них испилена, и даже исколота, но осталась лежать в куче, и было видно, что лежат они тут давно, возможно, с осени. Кубометра два горбыля, уложенного в кладь. Жерди. Машина песку, машина щебня. Отдельной кучей разный дровяной хлам, который продают обычно ="на слом"=.

Алексей постучал в дверь, звякнул несколько раз щеколдой. В доме не отзывались, хотя дверь была заперта изнутри на засов.

— Эй! Чего барабанишь, хрен моржовый? Тебе, тебе говорю! — раздался сзади через дорогу хамоватый, сиплый голос.

Алексей обернулся. На крыльце соседнего дома напротив появился хозяин в одних трусах, чрезвычайно живописной наружности. Был он приземист и невероятно толст. Шарообразный живот свешивался ему на колени, поэтому чтобы соразмерить центр тяжести, он заваливал толстые конопатые плечи назад и глядел из-под выгоревших бровей эдаким рассерженным ="бонапартом"=. Приглядевшись, Алексей увидел, что на ="бонапарте"= женские голубые рейтузы с резинками выше колен, вероятно, потому, что мужских трусов такого размера в природе попросту не существует. Пришлось одалживаться у супруги.

Алексей подошел к крыльцу и теперь уже вблизи с явным любопытством разглядел все это живописное безобразие, выставленное напоказ и нимало себя не стесняющееся. ="Что позволено козлу, — усмехнулся про себя Алексей, — едва ли позволено Юпитеру"=.

— Дядя, тебе не кажется, что своим видом ты позоришь отечество?

— Ххы! Чего это... чего боронишь тут?

Алексея обдало запахом водочного перегара и жареного лука.

— Кстати, почему хрен? Да еще моржовый? Ведь ты первый раз меня видишь?

— А кто ты мне такой? — брюхом вперед двинулся дядька. — Кум? Или сват? Может, брат? Хрен и есть... Хрен с горы! Хаха-ха!

Конопатый, обросший светлым волосом пуп колыхался у Алексея перед самыми глазами. Хотя Алексей уже понял, что дядька хамит ему не из злого умысла, а по причине дурного воспитания.

— Вот что, дядя. Пожалуй, я тебя сейчас арестую. ="Особо циничные действия, совершаемые в общественном месте"=. Статья 266 часть 2-я, до пяти лет лишения свободы, — он оттянул резинку на рейтузах, и резинка звучно шлепнула по тугому животу.

Дядька сделал шаг назад и величаво ткнул веснушчатым, толстым пальцем в Алексея.

— Ты кто?

— Из прокуратуры.

— Ну да? Еще чего?

— Плюс оскорбление представителя власти при исполнении служебных обязанностей.

— Из прокуратуры... хы! Так бы и сказал сразу. А то мозгу конопатит тут, хрен не хрен...

Договорить хозяину не позволила супруга. Она вдруг вывернула у него из-за спины, такая же крепкая, дородная, и с бранью выставила его с крыльца в дом.

— И пьют, и пьют! Кажный божий день. Куда чего лезет в паразитов?!

Хозяин однако тут же ее срезал из-за двери:

— А ты, мать твою... не пьешь, и чего тогда? Жизни не видала, дурища!

Женщина захлопнула за ним дверь и с искательной улыбкой повернулась к Алексею.

— Вы уж, молодой человек, не взыщите с дуролома пьяного. Он так-то мужик ниче, хороший. А разговору с людями не понимает, как надо-то. Наговорит, наговорит спьяну, они и отворачиваются.

— Я уже понял, — Алексей примиряюще улыбнулся. — скажите, а соседи ваши... Суходеев, он дома сейчас или нет?

— Ой! Вы из-за Вовки к ним? Отец по времени дома должен быть с работы, а не видала, не знаю. Дуська у него с полдня на огороде крутилась, баню вытопила. Может куда в магазин умелась за хлебом, или еще чего?..

— Дверь изнутри закрыта на засов.

— А она огородами ходит, ближе ей. На два дома живут нерасписаны, туда-сюда бегает.

— Стерва твоя Дуська, — важно обронил в раскрытое окно ="бонапарт"=. Он сидел там с самым победительным видом и решительно сплюнул, выражая презрение.

— А она не каждому дает! Вот и сволочат такие-то, кому не досталося!

Но ="бонапарт"= не удостоил вспыхнувшую порохом супругу даже взгляда. Проплыл мимо величавый, словно корабль мимо болтающейся на волнах выеденной, арбузной корки. ="Надо же, сколько осанки в человеке"=, — с изумлением подумал Алексей, чувствуя себя некоторым образом в приемной у важного лица. — И все зря пропадает. Хотя почему же зря? За осанку, должно быть, и полюбила его эта милая женщина. Вот ревнует даже. Совсем как в известной частушке: ="Полюбила Феденьку да за походку реденьку"=.

— Мужа вашего, простите, как звать?

— Федор он. Да вы, молодой человек, не взыщите уж... — вновь начала она привычно заступаться за своего ="бонапарта"=. — с простой души лепает чего ни попало, а люди, конечно, верят поначалу-то...

Минут через пять на разговор подошли еще три соседские женщины. Остановился послушать древний дедок, у которого на лохмотьях — засаленном, дырявом пиджачишке от плеча и до оторванного кармана красовались многочисленные орденские планки. Разговор покатился сам собой, и Алексей многое успел узнать из тайн этой ="растеряевой"= улицы, которая с тех достопамятных пор едва ли существенно изменилась, разве что обветшала и сделалась еще гаже, так что классические ="растеряевские"= времена, если бы здешние обитатели о них знали, показались им золотым веком.

Зато все знали о Суходеевых. Кроме одного — куда исчез Суходеевмладший? Сестры живут здесь же, в городе, их две, обе замужем. Другая родня, знакомые — все тут. И сам... учеба ведь у него, никуда ехать не собирался, знали бы. Целыми днями глаза на углах мозолил, и вдруг на тебе, пропал, как провалился. Утонуть не мог, нет. Другие люди рыбачат, много таких, а у них не заведено. И отец, и дед такой же был, рядом с водой живут, а на берегу не бывали... На мотоцикле куда-нибудь уехать мог, это да. Шею себе, поди-ко, свернул и валяется в канаве... Чей мотоцикл? Да кто его знает? Друг у дружки берут, а своего у Володьки не бывало. Про мотоциклы, если конечно интересно, лучше у друзей его поспрашивать. Вон, через два дома... третий. С утра свою керосинку починяют перед воротами, вот у них про мотоциклы все узнаешь, что надо.

Алексей в конце концов так и сделал. Два типичных ="олигофрена"= сосредоточенно возились у полуразобранного мотоцикла. Рядом на куске брезента были разложены промасленные детали и ветошь вперемешку с инструментам.

Разговор с первой же фразы зашел в тупик. На прямые вопросы оба ="олигофрена"= отвечали односложно ="да"=, ="нет"=, ="не знаю"=, ="не видел"=. Пожимали плечами, а то и вовсе отмалчивались. Алексей терпеливо вслух анализировал вырванные у них же случайные сведения, разматывал, ловил на нестыковках, ставил в тупик, и чем дальше, тем все сильнее зрело в нем ощущение, что ="олигофрены"= блефуют. Он уже начал жалеть, что заговорил с обоими сразу. Таких легче колоть по одному с глазу на глаз, на основе элементарного здравого смысла и банальной ответственности, а в группе они мгновенно тупеют, утрачивая даже это немногое.

Он терпеливо, буквально на пальцах объяснил ="олигофренам"=, что для следствия любая, даже маленькая зацепка может оказать неоценимую услугу. Как-то сориентировать розыск, чтобы установить местонахождение трупа Суходеева и напасть на след возможного убийцы.

Про труп и убийцу Алексей упомянул не без умысла, зная, что это поможет обоим приятелям избавиться от обета молчания перед Суходеевым, если таковой имел место в действительности. И не ошибся. ="Олигофрены"= переглянулись, как бы испрашивая один у другого согласия, наконец, кадыкастый парень с крашеными, пегими волосами буркнул, глядя в сторону:

— Был у него мотоцикл.

— Какой?

— ="Восход"=.

— Номерной знак помнишь?

— Без номеров, так ездил.

— С рук купил?

— Зачем? Новый... два месяца всего.

— Отец подарил?

— Сам.

— На какие деньги?

— Ну, были у него... Откуда я знаю?

— Полторы тысячи? А может, за этот должок с ним кто-нибудь посчитался? А?

— Не-а, — мотнул головой парень.

— Почему ="не-а"=?

— Так... знаю.

— Ты же сам сказал: откуда я знаю... только что.

— Да ладно, скажи ему, — подал голос другой, тоже глядя в сторону. - - Чего теперь?

— Сам скажи.

— Так он что? Украл эти деньги? Или кого-то ограбил? — наводящими вопросами, мягко Алексей старался подтолкнуть начавшийся разговор в нужную сторону, ="дожать"= потихоньку ="олигофренов"=.

— Ну, украл.

— У кого?

— У своего пахана.

— Снял со сберкнижки, — буркнул другой.

— И что деньги ему выдали? По чужой книжке? — изумился Алексей.

— Ну. Он шесть раз ходил снимать, и ниче ни разу. Даже паспорт не спросили.

— Отец знает? У Суходеева?

— Мы-то откуда... Он нам не докладывает.

— Это понятно. А Суходеев... Воха, ничего не говорил?

— Не-а.

— И про мотоцикл отец тоже не знает?

— Наверно. Он дома мотоцикл не держал. Так, заедет иногда, будто на чужом. А оставлял у ребят, у кого когда.

— Если не ошибаюсь, мотоциклы продаются по записи?

— Очередь лет эдак на десять.

— Блат у гнилого. Сестра зятя... Золовка, что ли? Замдиректора в торге.

— Все равно сверху дал. Хоть и родня.

="Пожалуй, по факту мошенничества со сберкнижкой придется возбудить уголовное дело. Если Суходеев жив еще"=, — подумал Алексей.

— Десятого мая куда мог ваш Воха поехать на своем новом мотоцикле? Как думаете? Если бы вам пришлось искать его?

— Без понятия, — отозвался один.

Второй ="олигофрен"= глядел в сторону. Алексей однако почувстовал в его молчании некоторое смятение, что ли, как у застигнутых врасплох. Но о причине оставалось пока только гадать.

— Возможные места или излюбленные маршруты у ="него были?

="Олигофрены"= замкнулись намертво. Алексей сменил тему:

— У него подруга есть?

— Постоянная? Не-а, не было.

— Есть тут одна телка. Так... общак.

— Одна на всех?

— Ну. Она часто с ним.

— Как фамилия?

— Черанева Танька.

— Ладно, орлы. Вот вам две повестки на завтра в прокуратуру. Койкакие из ваших показаний придется оформить официально. За вашей подписью. Явка обязательна, так что не опаздывайте. Ну, пока.

Алексей решил, что поодиночке с глазу на глаз он заставит хотя бы одного из ="олигофренов"= выложить все до конца. Официальная обстановка тоже иной раз неплохо действует.

Возле суходеевского дома, когда он вернулся к воротам, стоял тяжелый ="КрАЗ"= с прицепом, груженный бревнами. Алексея обдало запахом разогретого масла и солярки, свежеспиленной древесиной. Двое мужчин, орудуя вагой и крючьями, скатывали вниз с возу еловые, один к одному, бревна.

="Да у него никак пунктик на заготовке древесины"=, — подумал Алексей, стараясь угадать по повадке в одном из работников хозяина.

— Суходеев? Геннадий Яковлевич?

Дюжий, медлительный мужчина в промасленной спецовке едва покосился на него и продолжал крючком дергать бревна.

— Ну, я Суходеев, — наконец обронил он.

Алексей представился, и по тому, как хозяин и шофер ="КрАЗа"= на мгновение замешкались, догадался, что дровишки эти, похоже, незаконные, и рейс скорее всего тоже — левый. Некоторое время он с улыбкой наблюдал за суетливыми действиями обоих, потам решил, что хозяина следует успокоить.

— Я к вам по поводу сына. Поговорить надо.

Тот не без облегчения кивнул. Потом неторопливо спустился с воза.

— Нашли, что ли?

— Ищем.

Суходеев задумчиво почесал в затылке. Алексей обратил внимание, что на левой руке у него недостает трех пальцев.

— Слушай? Надо бы отпустить человека, — он кивнул на шофера. — Поговори с Дуськой вначале, пока управлюсь, она знает.

— Да. Так даже лучше, — согласился Алексей.

Вслед за Суходеевым он двинулся через двор, тоже захламленный, заваленный старой обувью, какими-то мешками, ящиками и прочей рухлядью, которая, похоже копилась тут поколениями. Вышли на огороды и межой, яркожелтой от одуванчика, направились к притулившейся на задах бане. Суходеев, не заходя в предбанник, торкнул культяпистой рукой в низкую дверь.

— Евдокия, тут человек пришел. Из прокуратуры. Поговори с ним, пока разгружаемся.

В бане двигали тазами, плескалась вода. Женский певучий голос со смехом откликнулся:

— Так что? Штаны пусть снимает да заходит, чего не поговорить? Место есть.

В закопченном окошке светлым пятном помаячило лицо. Алексей придержал хозяина за руку.

— Геннадий Яковлевич, и в самом деле, лучше обождать. Пусть домоется.

— Ее не переждешь, — хмуро обронил тот и повернул назад. Алексей опустился перед дверью на широкий, щелястый чурбак.

— Борисенкова? Евдокия Семеновна? Я правильно называю?.. Заявительница?

Из-за двери послышался смешок.

— Розыском, Евдокия Семеновна, теперь занимаюсь я. Моя фамилия Валяев. Из прокуратуры района.

— Слышь, миленький? — дверь скрипнула и в образовавшуюся щель пошел изнутри ядреный банный дух. — Венички висят, вона на перекладинке... Не подашь ли?

На еловой жерди через весь предбанник были подвешены попарно сухие березовые веники. Алексей усмехнулся, однако ж отказывать в такой пустяковой просьбе было неловко. Ослепительно белая, гибкая рука приняла у него пару веников, сверкнул в притворе лукавый глаз.

— Сам-то чего не заходишь?

Он рассмеялся, сел на свой чурбак.

— У нас это называется ="злоупотребление служебным положением в корыстных целях"=.

— Ай-ай, страсти какие! Даже в бане у них не моются, начальство не пускает?

Алексей вдруг понял, что с Евдокией Семеновной, развеселой сожительницей Суходеева-старшего, говорить возможно только в игривококетливом тоне, иначе не получится, она попросту не умеет.

Вон, щель какую оставила. Ну и ну!

— Дуся Семеновна, у тебя баня не выстынет?

— Так а чего делать-то, коли не идешь? Через дверь кричать?

Резон в ответе был. Хотя двусмысленность положения, кажется, доставляла развеселой Дусе немалое удовольствие.

— Я с вашими соседями сейчас разговаривал, — начал Алексей, тоже принимая игривый тон. — Говорят, вы жутко страстная женщина, даже пальцы можете откусить, если в страсть войдете.

— Кто говорит-то? Это мерин толстый, напротив, что ли?

— Ну... да, в общем.

— Вот, скажи, паразит! Сам целый год за мной от Нинки воровски ухлестывал. Ладно, думаю, лешак с тобой. Убудет, что ли? Шарилась, шарилась у него под пузом-то, а там ничегошеньки нету. Все салом заплыло и травой заросло. Осердилась тогда. Иди, говорю, отсюда, глобус рыжий, и чтобы глаза мои больше тебя не видали. Еще Нинке рассказала. Ты, говорю, присматривай за своим, проходу паразит не дает.

— Значит, сосед напраслину сказал? Про пальцы?

— А то нет? Сбрехал паразит, в отместку.

— Ну, допустим. А у Суходеева, сожителя вашего, что с рукой?

Дуся вдруг расхохоталась, да так заразительно, что тазы начали между собой перезвякивать.

— А я-то думаю, чего ты такой напуганный? Никак не зазову. Боишься, кабы не откусила чего?

— Да. Страшновато, пожалуй.

— У него как с рукой-то получилось? — отсмеявшись, начала Дуся. — Он когда с Люськой со своей расплевался вконец, запил сильно. Тогда еще на лесовозе работал, а тут рейс не в рейс каждый день пьянка у него. Два раза перевернулся с машиной, машину угробил и сам чуть не убился. Его за это в слесари определили гайки крутить. В позапрошлый год, осень уж была, заморозки ночами, два шага до дому не хватило, упал чуть не в лужу, да так и уснул. Утром просыпается, а руку левую никак из лужи не вытащит. Вмерзли пальцы, черные сделались. Так со льдиной на руке домой пришел. Взял дурак топор и три пальца... вон на чураке, где ты сидишь, разом себе оттяпал. Да один, говорит, лишний прихватил, не разобрал с похмелюги.

После некоторого молчания Алексей спросил, что случилось с женой Суходеева, где она?

— Сдохла Люська. Грех вроде сказать такое, а как собака сдохла. Сгорела баба на водке. Ты приезжий, видать, а тут два года мужичье-кобели на рогах стояли, весь город. Все из-за нее, из-за Люськи. Она красивая была. Особенно смолоду. У них в родове и мужики, и бабы такие часто попадаются. На лесопилке работала сортировщицей. Горбыль налево, доска направо. Десять лет так с утра до вечера бросает, потам домой бежит — трое ребят на руках, скотина не поена — не кормлена. К ночи управится, а с утра опять — горбыль налево, доска направо. Заработок — слезы одни собачьи. Ладно Генка тогда зарабатывал. Маялась она, маялась так-то, и сорвалась баба в одночасье. Запила, загулебанила. Мужик в рейс, а у нее в избе — дым коромыслом, кобелей... Все равно как водку в магазин завезли. До того обнаглели, что Генка, муж, с полдороги воротился когда, они избили и связали его, еще рукавицу в рот сунули, чтобы не матерился. Ну, он и выгнал ее из дому на другой день. Была я потом у ней, может образумится, думаю. Ты чего это, спрашиваю, Люсь? Неужто детей, мужа тебе не жалко? Хозяйство бросила. А она пьяная вдрызг, платье ухажерами облевано. Засмеялась так страшно... А меня, говорит, кто когда жалел? Генка, что ли? И я не буду, провались оно все. Я, говорит, свою жизнь, как эту вот тряпку, грязную, облеванную, скомкаю и Господу-богу в его харю поганую брошу. Забирай, сволочина, не нужна она мне такая. И ты, говорит, иди, Дуся, отсюда... от греха подальше. Выскочила я, будто из помойной ямы тогда, и с тех пор не видала ее. Только на похоронах до кладбища проводила.

Судя по голосу, Дуся там, на банном полке, всплакнула от жалости. Но разбитной характер не позволял ей долгое время предаваться скорби.

— Детишки, миленький, уже без матери выросли. А Генку, дурака, я в позапрошлом годе из жалости подобрала. Думаю, сопьется совсем без бабы. А он, на тебе — по Люське тоскует, не женится. То Люська, то Дуська, так и путает по сю пору. Тебе, миленький, тоже ничего бы не было, если бы зашел ко мне. Что за беда веничком похлестать? — рассмеялась она.

— Не ревнует, значит, Геннадий Яковлевич?

— Ни капельки, даже обида берет. Вот кабы Люська на моем месте мылась, он тебя и близко к бане не допустил.

Алексей с внутренним облегчением вздохнул. Отпала необходимость задавать неприятно томивший его вопрос: не ревновал ли Суходеев-старший свою разбитную сожительницу к Суходееву-младшему? и не случалось ли на этой почве семейных ссор?

Если даже из озорства Евдокия сбила парня с панталыку, отец за топор не схватится.

Пока женщина хлесталась веником, Алексей уже через закрытую дверь задавал ей обычный круг вопросов. Кто и как обнаружил отсутствие Суходеевамладшего? при каких обстоятельствах? Уезжал ли он раньше из дому, не поставив родных в известность? Когда, где и с кем его видели в последний раз? Есть ли ктото, кто заинтересован в его смерти? Склонен ли к самоубийству? Ходит ли на охоту, и не могло ли что-нибудь случиться в лесу?.. Но нет, ни рыбаком, ни охотником Суходеев-младший никогда не был, и ружье в доме сроду не держали. На мотоциклах целыми днями ездят, а своего у него нет, отец только отмахивается...

Про деньги, снятые с отцовской книжки, Алексей упоминать пока не стал. О мотоцикле тоже промолчал, чтобы потом в разговоре с Суходеевым-старшим увидеть его первоначальную реакцию.

На этом разговор можно было заканчивать. Евдокия, похоже, вконец себя захлестала, голос у нее был вялый и истомленный, даже постанывала от жару. Алексей уже поднялся, чтобы попрощаться, как вдруг дверь распахнулась настежь, и Евдокия распаренной свеклой, прижимая к груди полотенце, вывалилась в предбанник.

— Ой, миленький, отворотись на минуту! Моченьки терпеть больше нету, запарилась насмерть.

Она рухнула на низкую скамеечку в предбаннике, хватая раскрытым ртом свежий воздух, будто выброшенная на берег большая рыбина. На полной груди женщины родинкой темнел налипший березовый лист.

От неожиданности Алексей не вдруг успел отвести глаза, да и не слишком сожалел об этом. Потом уже, отойдя в сторону, рассмеялся.

— От общения с вами, дорогая Евдокия Семеновна, я получил сегодня массу удовольствия. Спасибо вам и, извините, я должен идти. Служба.

— Вот у меня всегда так. Как мужик хороший попадется, пять минут поговорили, и побежал. А от дерьма иной раз не знаешь, как отделаться, проходу не дают, — не без грусти в голосе посетовала Евдокия.

9

="КрАЗ"= перед домом стоял разгруженный, но ни шофера, ни хозяина поблизости не было. Голоса доносились из избы в открытые окна.

Алексей нашел их в узкой комнатушке с двумя кроватями вдоль стен и узким проходом. На голом столе возле окна стояла наполовину пустая бутылка ="Пшеничной"=, вскрытая банка говяжьей тушенки, зеленый лук, хлеб, частью порезанный, частью наломанный от каравая. Матрасы на панцирных сетках были скатаны и открывали под кроватями и в углах солидный склад стеклотары, перезванивающий на разные голоса при ходьбе по половицам. Пол, к тому же, был заляпан засохшей грязью, висели на вбитом в стену гвозде штук с десяток цепей от бензопилы, и вообще все помещение напоминало скорее каптерку, но никак не спальню.

При его появлении хозяин поднялся.

— Садись, прокурор.

Он сходил на кухню, принес еще стакан и для себя табурет. Не спрашивая, набулькал Алексею с полстакана водки.

— Закусывай, — сам повернулся к шоферу, который было замолчал. — Ну?

— ...Сидим, значит. Человек десять-двенадцать на поминки позвала она. Водки — залейся. Он, правду сказать, и сам закладывал, не дай Бог. Я както захожу по соседству, а у него фляга молочная во дворе под брагу приспособлена. Гляжу, змеевик присобачил. Посудину. А к фляге с двух сторон паяльные лампы на полную катушку врубил. Через пять минут потекла сивуха. Отрава чистая. Как на пенсию вышел, два года попользовался и копыта откинул.

— Пятьдесят два было. По горячему вышел, — пояснил для Алексея хозяин.

— Ну, сидим, значит, пьем. А она бутылку за бутылкой на стол... Последний раз, дескать, годину справим по-людски, и ладной, пили-пили; рожи, правду сказать, от водки повело. Кричат друг дружке кто чего, покойника само собой поминают. Баба евонная в углу ревет, потом, глянь: а он сам над стаканом за столам сидит и голову повесил, вот так...

Рассказчик изобразил, как сидел покойник, сделал недоумевающее лицо.

— И я-то, дурак, забыл, что покойник он. Сколько раз че-то спрашивал у него, тормошил. Рядом сидели. Ну, он сроду так, когда выпьет: голову повесит и мычит, если спросишь чего.

— Перепились вы. Мало ли?..

— Это было, — согласился рассказчик. — Ну так, если бы кто один видел. А то...

— Ну и?

— Ну... сидим. Глаза на него вытарашили. А он услышал — молчат все. Башку поднял, оглядел нас вроде... да и вышел.

— Пятьдесят два... Это он не от самогонки помер, — после паузы не согласился хозяин. — Зря в пятьдесят лет на пенсию не отправят. Тут у них под обрез рассчитано, годик-два еще прошебуршится человек, как выйдет, и нет его. Ваську, по Воровского жил, помнишь? Брат у него еще задавился? Тоже в пятьдесят один копыта откинул. Лекомцев Серега... в пятьдесят три. Татьяничев, этот и вовсе через месяц. Да все, кого ни возьми. У нас зря деньги работягам платить не станут, не говори.

Хозяин с шофером выпили еще. Алексей от второй отказался. Он только сейчас спохватился, что за весь день с утра ничего не ел, и бутерброд с тушенкой, щедро наваленной хозяином на ломоть, был не лишним.

— У нас в леспромхозе, знаешь, счас чего творят? Лес насобачились по бартеру заграницу сплавлять. Напрямую, через какое-то СП в Москве. Эшелон за эшелоном. Эшелон лесу, пиломатериалов отправят, а обратно в котомке десять пар этих... кроссовок, да какой-нибудь миксер везут. Эшелон лесу отправят, обратно опять с одной котомкой. Тьфу... глаза бы не глядели. Все равно как у папуасов на бусы лес у нас выменивают.

Алексей понял, что хозяин рассказывает это не без задней мысли, а желая как-то оправдать привезенные левым рейсом бревна.

— Все по начальству расходится. Обнаглела сволота вконец.

— Не скажи. Народ у нас тоже разбаловался, — не поддержал шофер, видимо, не уловив оправдательного оттенка в речи хозяина. — На делянке вон, в марте было, надо лес трелевать на погрузочную площадку, а Гришка Рузмаков... знаешь такого?

— Ну?

— Сел на трелевочник и за двадцать верст по сугробам на речку потарахтел. Ухи, говорит, свежей захотелось. Целый день на зимнюю удочку ершей сидел из лунки дергал. А трактор на берегу на холостом постукивает. Одной солярки бочку сжег. К ночи уж, в одиннадцатом часу вернулся. И ниче... посмеялись только, да бригадир обматерил.

Мужики приняли еще по одной, и шофер поднялся.

— Пора ехать.

Стеклотара под кроватями жалобно зазвенела, когда тяжелый ="КрАЗ"= с могучим ревом тронулся с места. Алексей подождал, пока гул затихнет вдали, спросил:

— Геннадий Яковлевич, у вас какая сумма на сберегательной книжке? Помните?

Суходеев удивился, но спрашивать, к чему это, не стал.

— Тыщ пять, как будто. С рублями.

— Как будто?

— Нет. Точно.

— Проверьте книжку.

Суходеев с сомнением посмотрел на следователя, но опять ничего не спросил и тяжело двинулся в комнату. Алексей встал у него за спиной в дверях. Наконец, после довольно-таки продолжительных поисков сберкнижка была найдена в шкафу, под клеенкой.

— Полгода как не дотрагивался, — пояснил хозяин свою нерасторопность. Протянул Алексею.

— Нет, проверьте сами.

Суходеев молча начал листать, отыскивая страничку с последними записями, нашел и поглядел на Алексея непонимающим взглядом. Заглянул в титул — проверить фамилию. Наконец пробормотал:

— В марте снято последний раз. Вроде бы не снимал, не помню. Две с половиной тут... ну?

Алексей взял у него книжку. Шестью записями выше, октябрем прошлого года, была записана сумма вклада в размере пяти тысяч двадцати трех рублей с копейками пени.

— Вы эту сумму имели ввиду?

— Ну, вот! Пять тыщ с рублями... Так это как получается? Снято, что ли?

Суходеев-старший был в полном недоумении, хотя, Алексей видел, его беспокоила сейчас не пропавшая сумма денег, а сам факт пропажи. Актерская игра исключалась начисто: слишком много привходящих нюансов и оттенков — не всякий мастер сцены такое вытянет. Выходит, о деньгах Суходеев до этой минуты ничего не знал. Да если бы даже знал, по мужику сразу видно — за топор из-за денег не схватится.

Еще одна версия, похоже, накрылась...

— Погоди. А ты сам-то откуда про мою книжку знаешь? — подозрительно осведомился он.

— От людей, Геннадий Яковлевич. Ваш сын решил приобрести мотоцикл, втайне от вас. Но на ваши деньги, как видите.

— Вовка? Ну... сволоченок! — Суходеев вдруг захохотал отрывистым, лающим смехом. Потом махнул рукой, сморщился. — Весь в мать пошел.

— Так что, Геннадий Яковлевич? Дело возбуждать будем?

— Какое дело?

— Уголовное дело по факту мошенничества против Суходеева Владимира Геннадиевича.

Суходеев, сообразив, о чем идет речь, решительно отрезал:

— Считай, мотоцикл я ему подарил. Сорняком растет парень. Что сам надыбал, то и его. Тут впору на себя заявление писать.

Он осекся и замолчал надолго, отвернувшись в окно. Дальнейший разговор с Суходеевым ничего существенного к уже известным фактам не добавил. Алексей положил перед ним на стол бланк протокола, подал ручку.

— Прочитайте, и ваша подпись: с моих слов записано верно.

По дороге домой Алексей зашел в магазин взять бутылку молока и батон на вечер. Но от кассы его грубо завернули. Хлеб, как оказалось, продавался в городе по карточкам из расчета четыреста граммов в день на человека, молоко — по каким-то рецептам. Чай, масло, сахар он спрашивать не стал, тут все ясно. Вышел из магазина, неподалеку, запримеченное еще днем, находилось кафе-стекляшка, отправился туда, но с кафе тоже не повезло, оно было закрыто с полчаса назад. Алексей потоптался в раздумьи перед дверью. Оставалось набиться к кому-нибудь в гости, на ужин. Или пойти в ресторан. Пожалуй, ресторан сейчас как раз то, что ему нужно.

Алексей расспросил у первого встречного дорогу и, гадая, какой сюрприз ожидает его на этот раз, двинулся в указанном направлении.

В зале, когда он вошел, царил полумрак. Вспыхивали стробоскопы, грохотала новомодная музыка, обычная для такого рода мест. Свободных столиков было предостаточно, но Алексей заметил слева от себя одиноко сидящую девушку, темноволосую, в чем-то белом, не то светло-кремовом. Перед ней стояла чашка с кофе и мороженое в металлической штампованной вазочке. Густая волна волос закрывала большую часть лица, и разобрать, хороша она собой или дурнушка, было нельзя.

="Порядочные девушки по ресторанам в одиночку не ходят, — подумал Алексей. — Ночная бабочка? Здесь?.. А может, у нее обстоятельства, вроде моих собственных? Или кто-то с минуты на минуту обещал подойти?.. Почему бы не подойти, скажем, мне?"= — Простите. У вас не занято?

Она слегка повернула к нему голову. Цветомузыка сверкнула в ее глазах зеленоватым, кошачьим блеском.

— Нет.

— Вы позволите?

Она кивнула, молча, никак не выразив своего отношения к неожиданному соседству. Кажется, ей было все равно. Алексей сел.

— И все же, — он улыбнулся. — Я вам не помешал?

— Вы не можете мне помешать, — медленно произнесла она, как будто даже с трудом. Лицо ее по-прежнему было в тени волос, и выражения Алексей разобрать не мог.

="Наверное, местная дурочка? — с некоторым сомнением предположил он. — Тогда я рискую оказаться в дурацком положении. Ну да, не привыкать"=.

— Меня звать Алексей.

Он уже подумал, что за грохотам музыки она не услышала его слов, но девушка, хотя и не сразу, отозвалась:

— Ира.

Пожилая официантка мимоходом положила на их стол меню и удалилась. Алексей протянул меню девушке, но она отрицательно качнула головой.

— А если я закажу для вас что-нибудь?

— Благодарю, не нужно.

— Жаль. В таком случае, Ира, что вы делаете здесь, в ресторане? Извините за прямой вопрос, но иначе я лопну от любопытства.

Она взглянула на него с некоторой даже улыбкой. Или усмешкой?.. В которой Алексей не заметил никакого интереса к себе.

— Не знаю, — медленно выговорила она. И было похоже, что действительно не знает.

Подошла официантка.

— Что будем заказывать?

— Первое, второе и третье, — сказал Алексей.

— Все?

— Да. Умираю, хочу есть.

Наконец заказ был перед ним на столе. Общепитовская котлета, которая теперь почему-то называлась бифштексом, показалась ему вершиной кулинарного искусства. Соседка по столу, пока он ел, похоже, совершенно забыла о его существовании Она сидела с безучастным видом в прежней своей позе, и Алексей вдруг отчетливо понял, что эту стену равнодушия ему не пробить. Кажется, она была права, когда сказала, что он не может ей помешать. В ее словах не было рисовки или кокетства, как ему вначале показалось. Он, действительно, для нее не существовал.

Алексей знал психологию некоторых странных девочек этого возраста, склонных к суициту, задумчиво-отрешенных, скрытных, — только из посмертной записки и альбомов становится ясно, что самоубийца была безнадежно влюблена в какого-нибудь Пола Маккартни.

Через зал возле пустой эстрады веселилась компания молодежи человек шесть; Алексей сидел боком и не особенно всматривался. В компании были две подвыпившие девицы, судя по взвизгам, и с одной из них неожиданно случилась истерика — слезы, хохот, истошные выкрики. Кажется, она требовала кого-то убрать, куда-то рвалась, ее не пускали и, наконец, увели.

На Иру, его соседку, истерика произвела неожиданно сильное впечатление, она задрожала вся и неосторожных движением опрокинула чашку с остатками кофе на стол. Часть пролилась на платье, оставив на нем след.

="Так и есть, с психопатией тоже"=, — отметил про себя Алексей, подавая салфетки. Она салфеток не заметила, однако ж ему почудилась странная радость во взоре, она как будто была знакомо с той истеричкой, и Алексей решил, что за какую-то вину Иру попросту изгнали из компании.

Пока он расплачивался с официанткой, девушка вышла из зала. Он успел увидеть ее уже в дверях.

— За девушку тоже... получите с меня.

Официантка удивленно на него посмотрела и что-то буркнула, возвращая деньги. Алексей сунул сдачу в карман и устремился за Ириной. Она слегка прихрамывала при ходьбе, это было заметно — типичный гадкий утенок в молодежной компании, редко прощающей телесный недостаток. Хромота, пожалуй, многое объясняла в ее поведении, но не все.

— Разрешите, я провожу вас?

Она не ответила и никак не выразила своего отношения к его словам, ни жестом, ни выражением лица. Он решил расценить это как согласие и пошел рядом.

— Она вас напугала? Своей истерикой?

— Нет, — последовал равнодушный ответ.

— Нет? А пролитый кофе? И вы так поспешно ушли...

— Да, я ушла.

— Почему?

— Не знаю.

— Вы знакомы с этой кампанией?

— Нет.

— Мне показалось, ту девицу вы, как будто, знаете?

— Кажется.

Разговор и дальше продолжался в этом роде. Равнодушно с большими паузами она отвечала на все его вопросы, словно исполняя обязанность. Но сама не задала ни одного. Ответы были односложны, часто непонятны или невразумительны, в своих действиях отчета себе она, видимо, не отдавала и не знала, почему поступает так, а не иначе. Алексей почувствовал, что ни на шаг не смог к ней приблизиться, хотя бы зацепить за живое. Даже напротив, она все более отдалялась от него, он чувствовал это почти физически — они шли рядом, почти касаясь один другого, и в то же время, как бы по разным сторонам улицы.

Прогулка, впрочем, оказалась короткой. Ира остановилась под фонарем возле одноэтажного в три окна домика, утонувшего среди черемух и погруженного в синие майские сумерки.

— Мы пришли? — спросил Алексей, косясь на свою черную, шевелящуюся тень.

— Да.

Алексей понял, что тень шевелится из-за раскачивающегося на столбе фонаря. Но тень была одна — его собственная. Он обернулся. Ира уже стояла за калиткой, и на ее лице ему почудилась улыбка... Или усмешка? Ему сделалось неприятно и, если бы не извечное его любопытство, он сейчас просто повернулся бы и ушел. Но, сделав над собой усилие, спросил:

— Вы уходите?

— Да.

— Я, наверное, несколько стар для вас? — неловко пошутил он, намекая на поспешное бегство.

— Вы не можете быть старше меня.

Алексей усмехнулся, каков привет таков и ответ.

— Ира, а если я вас как-нибудь навещу? Вы позволите?

— Навестите, — донеслось до него с крыльца, и белесый силуэт, сверкнув из темноты глазами, тихо скрылся за дверью. Он остался один.

="Наверняка, состоит на учете. Обратись в психдиспансер, и узнаешь о ней все, что тебе нужно"=, — мысленно обругал себя Алексей.

Прогулка сюда показалась ему короткой, однако, чтобы выбраться из этих оврагов и кривых, незнакомых улочек, понадобилось плутать в темноте часа полтора. Домой Алексей вернулся лишь в двенадцатом часу ночи, и без сил рухнул на кровать. Тяжелое забытье навалилось на него, едва он расслабился и перестал себя контролировать. Сказывалась усталость минувшего дня.

И вдруг... он разом очнулся. Открыл глаза. Мозг работал ясно и отчетливо. Перед его внутренним взором с голографической ясностью всплыла последняя сцена, под фонарем. Фонарь качался, и он, помнится, скосил глаза на свою шевелящуюся независимо от него тень. Сумасшедшая Ира в тот момент стояла рядом, но ее тень... У нее не было тени! Поначалу до него это не дошло, он что-то еще ей говорил, она ответила... То есть, они продолжали стоять рядом. Но когда он повернул голову, чтобы убедиться окончательно, она вдруг оказалась за калиткой. Несколько странная прыть при ее хромоте? Калитка, к тому же, была шагах в десяти. Он, собственно, только успел поворотить голову...

10

Андрей Ходарев вернулся с дежурства, поиграл во дворе с трехмесячным щенком и вошел в избу. Жена на кухне собирала ему завтрак. Он потерся колючим подбородком о ее щеку, зная, что ей это нравится.

— Где Марья?

— Спит еще.

Андрей сел к столу и пока ел, жена выкладывала торопливой скороговоркой последние новости.

— ...Вчера у Суходеевых следователь был. В восьмом часу уже. Из прокуратуры, говорит. Но не из местных, не похож вроде, по соседям ходил.

— Не нашли еше?

— И конь не валялся. Только спохватились, видно. Когда две недели прошло.

— У них так...

— Я про Волковку ему тоже сказала. Никакого, говорю, житья от паразитов не стало. Два заявления в милицию отнесли, а участковый только отмахивается. К каждому улью, говорит, милицейский пост не поставишь.

— А он?

— Заинтересовался вроде. Что да как? На кого думаете? Разобраться обещал, а там кто его знает? На обещания нынче все скорые, только подставляй. Полный карман насыплют.

После недавней поездки Андрей в душе поставил на Нолковке и на своих планах крест. Одних убытков, он подсчитал, выходило тысячи на полторы, поэтому перевел разговор на дочку.

— У Марьи каникулы?

— Первый день. Андрюш?.. — в голосе у жены появились просительные нотки. — Может, отстал паразит, а? Как раз еще картошку посадить успели бы.

Андрей не ответил.

— Съездите с Машкой, что ли? Хотя поглядели бы.

— Нельзя с ней туда.

— Ой! Да ты сам смеялся... ерунда же все на постном масле. И папка рядом.

— А как напугается? Что тогда?

Жена вроде согласилась. Однако мысль посадить картошку, чтобы зиму пережить без заботы, видимо, ее не оставляла.

— Старик твой чего говорит?

— А че он скажет? — Андрей усмехнулся.

На днях он встретил старика Устинова с двумя поллитровками в авоське возле магазина, переговорили. С заковырками и всякими финтифлюшками старик все же рассказал, что на его памяти такое, как в Волковке, два раза уже было. Первый раз — в двадцатом годе. И перед самой войной, второй.

— Так чего... старик?

— Кровь, говорит, это ходит.

Жена смотрела на Андрея во все глаза, и, конечно, сразу поверила, с полуслова. Вот же бабы! Он неожиданно схватил ее за нос, но она только отмахнулась.

— Как это... ходит?

— Ходит, и все. Земля ее не принимает. Не расступается. Глаза у жены сделались совсем круглые.

— И чего теперь?

— Стращает дед. Беды, говорит, много наделает.

— Кто?

— Ну кровь, кто! Многим, говорит, кровника эта аукнется. Держаться надо подальше от этих мест. Я, говорит, видишь куда, на Хорошавинскую дорогу забрался. Место доброе, часовенка там стояла, до большевиков еще. Пересидеть хотя бы.

Жена молчала, и Андрей понял, что вопрос с картошкой можно считать закрытым. Больше она к нему не вернется.

Проводив жену на работу, Андрей Ходарев занялся по хозяйству. И вдруг страшная догадка, словно обухом, ударила по голове. Он выронил звякнувшее ведро и медленно опустился на колодезный обруб, глядя перед собой невидящими глазами.

...Последний раз в Волковке он был накануне праздников, восьмого мая. Суходеева хватились где-то числа десятого. Дуська еще по всей улице бегала, колоколила. По времени, как будто, совпадает, и повадки — те самые. Как только Андрей возвращался домой и шел в очередное дежурство на работу, через день-два в Волковке появлялся пакостник. Ни раньше, ни позже. Какникак соседи; считай, рядом живут. Все на виду, и секретов от них он никогда не держал. Вроде незачем было.

Андрей сходил в избу за куревом. Вернулся обратно, к колодцу.

С другой стороны, кроме этих двух дат, все остальное, пожалуй, одни домыслы без фактов. С Володькой Суходеевым, да и с отцом его, душа в душу жили всегда. Взаймы одних трешников сколько перетаскал без отдачи. Бензином одалживался постоянно. Дядя Андрей, дядя Андрей... Да ладно, зарабатывать станешь, отдашь. И вдруг на тебе — навозные вилы, тяжеленные. Чтобы уж насмерть пришить. Андрей не видел в такой злобе ни грамма логики. А если обе даты совпадение, и только? Праздники, они и есть праздники. Мало ли народу спьяну тонет, дохнет? Шею себе сворачивают, режут друг друга, гробятся! Тогда от его домыслов и вовсе камня на камне... Да и зачем? На кой черт Суходееву Володьке сдалась эта Волковка? Туда-сюда мотаться ради пакости? С ума можно сойти! Да и накладно.

И все же, пытаясь глядеть на дело с двух разных сторон, чтобы не ошибиться, Андрей уже прозревал истину. Вспоминались непонятные прежде ухмылки, косые, испытующие взгляды, вопросики, когда он, злой и раздраженный, возвращался с Волковки, переживая очередное разорение. Еще сочувствовал говнюк, советы давал! Андрей вспомнил, как в августе прошлого года остановил Суходеева на улице со вспухшей до черноты щекой. Присвистнул. ="Кто это тебя так приложил, парень?"= И ключица — с трещиной оказалась, это Андрей уже через жену от Дуськи узнал позднее. И тоже все совпадало: он сам за неделю до этого ="забыл"= для пакостника на окне пачку патронов с тройной порцией пороха. Сработало... А отсюда и злоба, и все остальное.

Андрей вспоминал мелочь за мелочью, сопоставлял, сводил концы с концами и знал, что прячется за мелочами от главного — почему Суходеева нет уже две недели? Угодил в капкан? но не медведь же он, в конце концов. Неужели недостало толку выбраться?

И вдруг новая мысль промелькнула в голове, от которой по спине поползли омерзительные мурашки, что если следователь сдержит слово? В милиции тоже бывают исключения из правил. Тем более, что Суходеева ищут теперь уже всерьез. По словам жены, следователь заинтересовался... Может быть, они уже что-то знают? Иначе просто отмахнулся бы, как участковый. Ведь зачем-то Володька Суходеев мотался в Волковку. Не из-за одной только пакости, должно быть?

Все! Надо ехать, не мешкая. Если даже там ничего не произошло, он изведется здесь от черных мыслей.

Через час Андрей был на разъезде возле избушки с путевой связью. Поджидал попутный состав. Предчувствие беды не отпускало. Минут через двадцать, словно по расписанию, громыхнул на разъезде, взвизгивая буксами, бесконечный порожняк. Андрей Ходарев поднялся в кабину.

— Курить можно?

— Если табачком поделишься, — ухмыльнулся машинист.

Андрей поделился. На тридцать второй километр доехали молча. На прощание Андрей выбил с полпачки ="Астры"= для машиниста и спрыгнул на насыпь.

— Давай!

Он махнул рукой и долго стоял, пережидая набирающий скорость состав, грохот и лязг мелькающих мимо пустых платформ. Наконец, перестук колес затих вдалеке, и Андрей медленно двинулся в гору. За то время, что он здесь не был, трава местами успела вымахать по колено и вязала ноги, стоило сойти с тропы. В остальном все выглядело по-прежнему.

Андрей круто обернулся, вокруг было пусто и тихо, на удивление. Казалось, от тишины в воздухе стоит звон.

— Как вор, — он криво усмехнулся.

Но перед избой он снова остановился, даже присел на обочине в траву, озираясь по сторонам. Ощущение постороннего присутствия не оставляло, хотя Андрей догадывался, что страхи его надуманные, скорее от неизвестности. Он попросту боится взглянуть правде в глаза и всячески оттягивает минуту.

С первого же взгляда Андрей понял, что Пакостник здесь побывал. Вновь сбит замок вместе с накладкой. Оторваны на окнах доски. По привычке он обошел усадьбу кругом. Задняя дверь осталась не тронута, замок тоже на месте. Он выломал в кустах палку и вернулся к воротам, стоя сбоку за столбом, толкнул створу от себя. Подождал с минуту и шагнул во двор, в сырой, прохладный полумрак. Когда глаза попривыкли, он обнаружил разбросанный в проходе железный инвентарь. Пакостник, похоже, выбирал в ящике подходящий инструмент, чтобы сбить на сенной двери два висячих замка килограмма по три каждый.

И вдруг Андрей увидел возле заплота прислоненное ружье. Одностволка. Его сразу бросило в жар. Значит, из дому Пакостник уже не вышел? Он там, стоит подняться в сени и толкнуть дверь... в нескольких шагах.

Но жив ли?

Андрей сходил к рюкзаку, достал электрический фонарь. Осмотрел попутно ружье. Шестнадцатый калибр. Бескурковка. Патрон оказался с крупной дробью. Но незнакомое. Ружье деда Устинова со склепанным цевьем, с истертыми до блеска стволами, дряхленькое, он хорошо знал.

Дверь в сени оказалась сильно изрублена топором, оба замка выворочены с мясом и валялись на полу рядом с ломиком. Андрей пошарил лучом по двери, она была слегка приоткрыта, и вдруг внизу, под дверью, увцдел вцепившиеся в порожек, скрюченные пальцы. В крови. Дверь как бы защемила их. И на самой двери внизу темными полосами тоже насохла кровь. Почти в ту же секунду он почуял тошнотворный, гнилостный запах. Невольно отступил, не в силах оторвать глаза от скрюченных пальцев.

— Что ж ты, сука, глупее медведя оказался, — пробормотал Андрей и, стиснув зубы, шагнул вперед, потянул дверь на себя.

Мертвец лежал лицом вниз, вытянув к нему руки, будто желая схватить. Черные, жирные сгустки крови заляпали пол, стены. Кровь засохла и на одежде, но капкан оказался в стороне, в углу, спружиненный. Рядом лежал сапог, тоже перемазанный кровью, и вид этого сапога почему-то настораживал, концом палки Андрей не без усилия перевернул его. Из голениша, из кровавого месива остро торчала кость.

Луч света медленно переполз на мертвеца. Левой ноги ниже колена не было, зато на обрубке поверх штанины был наложен жгут. Из поясного ремня.

Ему показалось неправдоподобным, что дугами могло отхватить ногу напрочь, но гадать он не стал. Ухватил мертвеца за волосы и повернул голову к себе, чтобы увидеть лицо... Мертвый, стеклянный взгляд. Застывший в кривом оскале рот с окровавленными зубами. Он разжал пальцы. Голова с деревянным стуком упала на пол.

Суходеев...

Андрей вышел со двора и тяжело опустился на бревно под окнами. Но запах черемухи, которая обильно сыпала цвет, походил на трупный, и он пересел подальше, на обочину. С полчаса жестоко смолил одну сигарету за другой, пока во рту не появилась горечь.

О явке с повинной не могло быть и речи. И не потому, что боялся за себя или за семью — просто не чувствовал на себе вины. И в глубине души не слишком раскаивался. На войне как на войне. Враг пришел в его дом, покушался на его жизнь и на жизнь его близких. В результате, враг уничтожен. Хотя лучше бы этой смерти не было. Но теперь — все эмоции по боку — необходимо уничтожить следы, он не собирается доказывать легавым, что он не верблюд, пусть докажут сами.

Про капкан Андрей никому не рассказывал, даже жене. И сейчас мысленно похвалил себя. Если успеть управиться, то он сможет вернуться домой еще до ее прихода с работы и избежит лишних расспросов. Все знать ей ни к чему.

Андрей заплевал окурок и отправился во двор. Пошарив рукой под сенями, он отыскал в углу два свернутых мешка, припасенных прошлым летом под картошку. На мешках, когда он их вытащил, тоже оказалась кровь. Бурые, засохшие пятна. Андрей принес фонарь и осветил закут.

В щелях, между сенных половиц, кое-где виднелись темные потеки, даже сосульками.

Преодолевая отвращение, Андрей Ходарев сложил мертвецу руки по швам и кое-как затолкал его в два мешка. Туда же засунул сапог с торчащей из голенища костью. Затем он выволок труп на двор и погрузил на тележку с деревянным самодельным кузовам.

Во дворе среди железного хлама он отыскал тяжелый балансир от железнодорожной стрелки, тоже погрузил в тележку и вышел перевести дух. Осмотреться.

Вокруг было пусто и тихо. Толкая перед собой тележку, он двинулся в поселок и остановился на одной из улиц возле обвалившейся, колодезной будки. Разбросал полусгнившие доски и добрался до обруба. Верхние бревна прогнили насквозь, но их никто не трогал, и они держались. Андрей вытащил из прясла длинную жердь и осторожно пошарил в колодце — нет ли выпавших и застрявших крест-накрест бревен. В стволе было чисто. Он бросил на всякий случай камень. Далеко внизу раздался всплеск.

="Обсох, но на это дело как раз сгодится"=. Он перетащил мешок к колодцу. Проволокой примотал вместо груза тяжелый балансир и перевалил мешок через край...

В усадьбу он воротился через час. Заглянул в бочку, которая стояла под потоком. Но дождей давно не было, и бочка тоже обсохла. Он забросил в тележку алюминиевую флягу и двинулся лесом по заросшей кустами дороге.

Речку Андрей поначалу не узнал. Она обмелела и походила разве что на ручей. По ее поверхности плыли радужные пятна, и когда он зачерпнул кепкой, чтобы напиться, от воды явственно припахивало керосином. Поколебавшись несколько, он оставил тележку с флягой на дороге, а сам двинулся берегам вверх по течению и метров через триста оказался на краю огромной, свежей вырубки, уходящей за горизонт.

В прошлом году здесь стоял тридцати-сорокалетний березняк с еловым густым подростом. По сути, рубить еще было нечего. Но вырубили, и не столько вырубили, сколько искорежили гусеничными траками землю, испакостили и — бросили гнить. По всей вырубке, куда хватал глаз, спичечной россыпью белели березовые стволы.

Одолевая буреломы и тракторные отвалы, Андрей прошел еще метров с сотню и увидел то, что искал.

Нож мощного бульдозера попросту сковырнул у речки оба берега на отрезке около полусотни метров, и вода разлилась по всей площади, образовав широкую лужу. Посреди лужи были брошены пустые, промасленные бочки из-под горючего. Лежала на боку горловиной в воде бочка с остатками автола, и фиолетовое, радужное пятно вокруг нее было густым неподвижным.

Андрей выругался и, отыскав подходящую вагу, взялся выкатывать бочки из воды на сухое.

Местный леспромхоз, пакостники, вместо того, чтобы оборудовать под ГСМ специальную площадку — снять дерн, оканавить, провести на случай пожара минерализацию, насобачились устраивать склады и базы ГСМ в лесных речушках и ручьях. Расплющат оба берега или сковырнут и — готово. А там трава не расти. И не растет. Ни леса, ни речки, даже болота нет. Только ржавая хлябь под ногами с осокой да мутная вонючая жижа течет по пересохшему руслу вниз.

Андрей провозился с бочками не меньше часу и вдруг понял, что возвращаться не хочет, нет сил. Даже здесь, возле этой изгаженной и поруганной речушки, на краю безобразной вырубки он не чувствовал себя столь отвратительно.

...В сенях, замывая половицы, он нашел раскрытый перочинный нож. В сгустках крови. И вдруг понял до деталей, что тут произошло.

От удара дуг по ноге Пакостник сразу получил открытый перелом голени. Нечто подобное Андрей уже видел, приходилось. Промаявшись в капкане, когда малейшее движение причиняет страшную боль, потеряв много крови, он так и не смог из него освободиться, да еще в темноте наощупь. И тогда перочинным ножом он ампутировал ногу. Последнее, на что у него достало сил — это наложить жгут. Но выбраться уже не смог. Наверно, лишился чувств и то ли от потери крови, а может ночью от переохлаждения умер.

Андрей вспомнил, что и сам в ночь на восьмое мая изрядно перемерз в нетопленной избе. ="Что ж, поделом козлу и мука"=, — непримиримо подумал он и прополоскал находку в ведре, смывая кровь.

Нож — это, конечно, улика. Стоит показать нож отцу Пакостника и назвать место, где нашли, будущее для Андрея сразу запахнет парашей. И капкан — тоже улика.

С помощью ломика Андрей вырвал пробой из стены, смотал цепь и вынес капкан на двор, где на старой тряпке уже лежало разобранное ружье. Все это необходимо было уничтожить. Хотя капкан и ружьишко (наверняка, тоже краденое) при других обстоятельствах он бы, разумеется, приберег.

На речку Андрею Ходареву пришлось съездить еще раз и приготовить щелок. Но зато он был уверен теперь, что ни одного пятна крови нигде не осталось. Верхний слой земли под сенями он снял и насыпал сухой с гряд. Закут завалил разным пыльным старьем, собранным по углам. Припорошил пылью неправдоподобно чистые ступени и половицы в сенях, дав предварительно просохнуть. В остатках воды тщательно простирнул собственную одежду. Промыл сапоги. Протер оконные стекла, посуду, чтобы ничего суходеевского, ни одного следа не осталось. Мало ли как в скором времени обернется дело? Но изрубленные двери, вывороченные с мясом замки, щеколды, битый кирпич — все оставил, как есть. У легавых в анналах Пакостник зарегистрирован, и тут уж лгать не приходится. От жены сегодняшнюю поездку тоже лучше не скрывать. Ну, был. Посмотрел. Сама же говорила... Чтобы потом не вышло накладки.

Андрей собрал вещи и напоследок еще раз придирчиво все проверил, до мелочей. Как будто ничего упущено не было.

Погода, пока он возился в доме, сильно переменилась. С запада густо наволокло туч, и далекие раскаты грома становились все слышнее. Но солнце в эти последние минуты, похоже, взбесилось и прожигало одежду насквозь. Спускаясь через поселок к железке, Андрей вдруг краем глаза заметил странный просверк в лесочке в полутораста шагах вправо от себя. Как будто солнечный зайчик. Так могли бликовать линзы бинокля, или очки.

Андрей постоял. Спятился несколько, и блеск снова появился.

Если бы кто-то наблюдал за ним, то понял бы, что тоже замечен. Но блеск не исчезал, и тогда Андрей повернул в сторону леса, решив все же проверить причину. Возможно, блестела консервная банка или пустая бутылка, надетая на сучок.

Однако, к своему удивлению, он обнаружил в кустах возле тропы мотоцикл. Даже ключ зажигания был оставлен в замке... ="Восход"=. Красного цвета. Но номеров почему-то не оказалось. Новый, поэтому не зарегистрирован, решил Андрей.

Он огляделся по сторонам, прислушался — не раздадутся ли поблизости голоса. Но уже было ясно, кому принадлежит мотоцикл, и от этой случайной находки ему сразу сделалось не по себе. Вся его сегодняшняя работа при такой улике гроша ломаного не стоит, и, как знать, не осталось ли незамеченным что-нибудь еще? Такая же вот ="мелочь"=?

Андрей замерил уровень бензина в баке и включил зажигание...

11

В семь утра следователь прокуратуры Валяев созвонился с гаражом горторга. Узнал: продуктовая машина ГАЗ 53Ф номерной знак 48-60 КВН сейчас находится на мясокомбинате, стоит под погрузкой. Затем отправится по магазинам развозить товар.

— Рабочий день у них когда заканчивается?

— По-разному. Иногда до девяти-десяти вечера раскатывают.

— А под погрузкой?

— Тоже по-разному. В зависимости от очереди. Могут час и два простоять.

Алексей отправился на мясокомбинат по адресу: улица Шоссейная, 2.

Вся здешняя округа представляла собой средоточение каких-то баз, складских помещений, безымянных контор, свалок в перекрестии железнодорожных ниток и подъездных путей. Все пыльное, деревянное, перекосившееся, и только мясокомбинат, детище трех соседних районов, выглядел более капитально — серый, каменный куб. Забор вокруг него, опутанный поверху колючей проволокой, большей частью был повален, и видно, что не вчера.

Алексей подошел ближе. Возле правого крыла здания друг другу в хвост выстроились несколько грузовых машин. Здесь, посреди просторной, крытой платформы, стояли одинокие весы, и с них шел отпуск и загрузка товара. Из открытых дверей мясокомбината, со склада готовой продукции по подвесному монорельсу весовщица палкой толкала перед собой к весам партию колбас, взвешивала, помечая в блокноте, и шла за следующей. Иногда помечать забывала, и тогда из стоящей полукругам кучки ожидающих, едва весовщица отворачивалась за довеском, хищной птицей выскакивала краснорожая баба в брезентухе, хватала с весов несколько палок колбасы или связку и прятала за полой.

Эту операцию у всех на глазах баба повторила раза три-четыре и сделалась похожа на беременную. Впрочем, ненадолго. Она тут же сбегала к машине, той самой ГАЗ 53Ф, номерной знак 48-60 КВН, и разгрузилась с помощью водителя у него в кабине. Затем все повторилось снова, еще и еще раз.

Алексею показалось странным, что весовщица не видит происходящего. Но, кажется, и все прочие тоже происходящего не замечали.

На какое-то время он отвлекся от бабы. В дверях, откуда по монорельсам подавались колбасы, появилась замечательной красоты девушка. Белый короткий халатик и белая шапочка, изящно пришпиленная к черным волосам, делали ее похожей на модель из рекламного буклета. Она никак не вписывалась в здешний уныло-производственный антураж, и Алексей решил, что скорее всего на мясокомбинате эта девушка — лицо эпизодическое. Возможно, представитель санитарно-эпидемиологической службы. Или какая-нибудь инспектор какогонибудь отдела по качеству.

Она бросила несколько небрежных слов весовщице и удалилась, никого не поразив своим появлением. И Алексей усомнился тотчас в истинности своих предположений.

Между тем, баба с красным лицом вновь растолстела, и Алексей решил, что пора сунуть в мясокомбинатовский муравейник палку и посмотреть, что из этого выйдет: он выждал момент, когда баба выдернула из кучи на весах три полена колбасы разом, и крепко схватил ее за воротник.

— Прокуратура! — зычно объявил он и приставил бабе к носу удостоверение.

Жидкая толпа тотчас отхлынула от весов.

— Всем стоять! — приказал Алексей. — Номера машин переписаны. Личности будут установлены. Ближе, ближе сюда! Не стесняйтесь. А вы, милая, — он обернулся к растерянной весовщице, — быстро к телефону, 2-31-93. Вызывайте ОБХСС. Живо!

Он распахнул на бабе брезентовую робу. Под робой на пришитых с внутренней стороны крючках висело несколько палок колбасы. Весовщица исчезла.

Однако дальнейшие события приняли неожиданный оборот. Краснорожая баба вдруг забилась, затрепыхалась у Алексея в руке, словно пойманная курица, и повалилась на цементный пол. Истошный визг ножом полоснул по ушам. От неожиданности он выпустил воротник, и баба с воем задергалась в конвульсиях, биясь головой об пол. Платок на ней съехал, юбка задралась, обнажив застиранные, неопрятные панталоны.

— Встать! — рявкнул Алексей, догадываясь, что вся эта истерика разыграна на холяву. Известный воровской прием. Но баба продолжала колотиться головой о цементный пол. Обильная пена выступила у ней на губах, глаза выворотились, лицо уже было разбито в кровь.

Алексей махнул двоим из толпы.

— Держите ее. За руки и за ноги. А ты, — он ткнул пальцем в третьего, — быстро за водой, с ведром.

Ни один не пошевелился. Алексей подошел к толстомордому верзиле вплотную.

— Ты плохо слышишь?

— Да иду, иду, — лениво отозвался тот. — Только людей зачем бить?

— Не понял?

Верзила смотрел на него с нагловатой ухмылкой.

— А че не понял-то? Еще женщину... Вон свидетелей сколько.

Свою последующую реакцию Алексей не успел даже осознать. Правая рука сработала автоматически. Мощным крюком снизу он насадил небритую челюсть на кулак. И когда удар приподнял верзилу на цыпочки и выгнул дугой, коленом сильно ударил в пах. Верзила взвыл неожиданно тонко, по-бабьи и, согнувшись пополам, рухнул на колени.

="Месяц, ублюдок, будешь носить свою драгоценную мошонку в руках. Есть время подумать"=. С нехорошей улыбкой Алексей повернулся к публике.

— Ну? Кто еще видел, как я избивал бедную женщину? Ты?

— Че я-то?

— Не видел, значит?

— Не-ет.

— Может, ты?.. А ну, иди сюда!

Мужичонка в надвинутой на глаза кепке, к которому он обратился, вдруг вильнул задом и бросился наутек. Алексей вновь вернулся к верзиле, приподнял за волосы.

— Как фамилия?

Тот что-то замычал, не разжимая зубов.

— Как его фамилия?

— Карташов, — испуганно ответил кто-то из публики. — Грузчик.

— А фамилия этой женщины? — он кивнул на дергающуюся бабу.

— Терехина, экспедитор.

— Который убежал?

— Шофер ихний, горторговский.

— Фамилия?

— Пыжьянов.

— Понятно, наставники подрастающего поколения...

Алексей выписал три повестки. Одну, плюнув, пришлепнул верзиле на лоб.

— Сегодня, в пятнадцать ноль-ноль, в прокуратуру. Явка обязательна.

Вторую сунул бабе в нагрудный карман.

— Я думаю, ты меня хорошо слышишь. В пятнадцать ноль-ноль прошу в прокуратуру. А эту повестку, — он обернулся к зрителям. — Вот ты, лично... передашь водителю. Я за ним бегать не стану.

="Как Хлыбов"=, — раздраженно подумал Алексей, чувствуя и в поведении, и в собственном голосе совершенно хлыбовские нотки. Даже словечко ="ублюдок"= где-то промелькнуло. Тоже хлыбовское.

— Здравствуйте, — услышал он за спиной приятный женский голос. — Что здесь происходит?

Обернулся. Перед ним в двух шагах стояла очаровательная девушка, та самая в белом халатике, и разглядывала его с явным любопытством. За ее спиной из глубины дверного проема маячило испуганное лицо весовщицы.

="Разумеется, в ОБХСС не дозвонились. Было занято, — догадался он. — И красотка отлично знает, что здесь происходит"=.

Он улыбнулся, недоуменно развел руками.

— Видите ли, сам решил спросить. А эта дама услышала и — сразу упала в обморок. С товарищем тоже дурно сделалось, прямо беда.

Он замолчал с выжидающей улыбкой, девушка тоже улыбнулась и протянула руку.

— Тэн, Светлана Васильевна. Мастер колбасного цеха.

— О! Так это вашу колбасу здесь расхищают?

— Нашу, — просто согласилась она.

Алексей представился.

— Ну и... что будем делать?

— Наверное, стоит обсудить? — неуверенно предложила она.

— Согласен.

Алексей отправился следом за мастером колбасного цеха. По пути она отдала распоряжение весовщице, чтобы погрузку продолжали.

— Вы в ОБХСС позвонили? — остановил Алексей.

Весовщица заполошно всплеснула руками.

— Ой, звонила, звонила... никто трубку не берет.

— А может, занято?

— Ага, занято, — поспешно закивала женщина и осеклась. Прикрыла ладошкой рот.

Алексей усмехнулся, но промолчал. Вслед за Тэн он вошел прямо со склада готовой продукции в небольшую, опрятную комнатушку. Отметил про себя, как элегантно, без крика и шума Светлана Васильевна удалила его с места происшествия. Сейчас там спешно заметают следы, чтобы к прибытию сотрудников ОБХСС выглядеть святее самого папы. Звонить, правда, он не собирался. Но хотя день пусть проживут честно, без воровства.

Светлана Васильевна предложила ему стул. Сама же, открыв сейф, достала пару объемистых папок и положила перед Алексеем.

— Что это?

— Накладные, Алексей Иванович, на отгрузку мясопродуктов по госдоговорам. За май-апрель месяц. Пожалуйста, обратите внимание на пункты назначения.

Алексей без интереса полистал папку. Пожалуй, его мысли больше занимала сама Светлана Васильевна Тэн, а не эти накладные.

— Свердловск. Пермь. Ижевск... А это морские порты. Клайпеда, Мурманск, Ленинград, — она встала у него за спиной, чуть сбоку и изящными, удлиненными пальцами с безупречно налаженным маникюрам отмечала, на что именно ему следует обратить внимание.

— Что означают морские порты? — из вежливости спросил он, возвращая просмотренные папки.

— Что груз предназначен для отправки заграницу.

Она убрала папки на место, закрыла сейф и села за стол напротив. Ее темные, большие глаза мерцали из-под длинных ресниц, волосы отливали свежим, юным блеском, на загорелых щеках тлел нежный румянец, и Алексей подумал, что перед женской красотой все остальное пустая тщета и бессмыслица. Поразительно, как подобная жемчужина могла оказаться в этой навозной куче?

— И какие я должен сделать выводы, уважаемая Светлана Васильевна?

Тэн улыбнулась.

— Весь объем нашей продукции, Алексей Иванович, уходит на сторону. Куда — вы это сейчас видели. Зато в районы, в наш и в соседние, мы не отгружаем совсем. Только в райцентры. Девятьсот килограммов на шестьдесят тысяч населения. У нас, — она быстро простучала на калькуляторе. — Пятнадцать граммов на человека в сутки.

— На днях я прочел, что ваш мясокомбинат из месяца в месяц срывает госпоставки. В апреле, если не ошибаюсь, недоотгружено до сорока процентов продукции. Хотя, Светлана Васильевна, с планами переработки мясокомбинат как будто справляется, не так ли?

— Даже перевыполняем.

— Тогда в чем дело?

— В пятнадцати граммах в сутки на человека.

— То есть, расхищают? До сорока процентов?

— Да.

Алексей подумал, пожал плечами.

— Мне, впрочем, все равно. Я сюда по другому делу.

— Я знаю.

— Вот как! Это каким образам?

— С помошью телефона. Позвонила в прокуратуру Хлыбову. Он сказал, что вас с проверкой на мясокомбинат никто не уполномочивал. Вы проявляете самодеятельность, скорее всего попутно. Но предупредил, что вы способны на неожиданные поступки, поэтому с вами лучше не лгать, а побеседовать предельно откровенно.

— Что вы и делаете? — Алексей был уязвлен до глубины души, и вопрос прозвучал достаточно грубо.

— В любом случае это лучше, чем ложь.

— Разумеется. Но у меня в связи с этим появилась одна нескромная мысль. В вашем городе, похоже, я единственный честный человек.

Тэн пожала плечами.

— Я тоже.

Алексей промолчал и сразу почувствовал — его молчание истолковано как сомнение. Румянец на щеках обозначился ярче, глаза сверкнули почти сердито, и он убедился окончательно, что задел за больное. Однако продолжал молчать с некоторой даже иронией.

— Вы можете мне не верить, если угодно, — она явно оправдывалась! — С точки зрения закона, наверно, так и есть. Соучастие, недоносительство... Сокрытие? Я не знаю всех юридических формулировок в этом плане. Но моя совесть чиста, своим служебным положением я никогда не пользуюсь.

— Вам хватает пятнадцати граммов в сутки?

— Мне и этого много.

— Вы что же не употребляете мясного?

— Не употребляю. Зато у экспедитора Терехиной шестеро внуков. Она бабушка. И сотни три родственников, все с неотоваренными талонами на руках. И все к ней обращаются.

— Выходит, там на весах я вел себя как последний негодяй?

Тэн улыбнулась. С сомнением пожала плечами.

— Не знаю.

— Весы, надо думать, не единственный канал хищений?

— Не единственный. Хлыбов, например, пользуется другими каналами.

Алексей хмыкнул.

— Не слишком ли вы откровенны со мной?

— В следующий раз, если захотите кого-то ударить, вы можете сделать это у себя в прокуратуре. А не добираться в такую даль на мясокомбинат.

Алексей расхохотался.

— Все, сдаюсь! Вы выиграли бой чистым нокаутам, ха-ха-ха!

Она неожиданно взяла его за руку.

— Хотите, я вам обработаю?

Алексей только сейчас увидел, что костяшки пальцев на тыльной стороне руки сбиты в кровь, и рука перемазана. Ухмыльнулся.

— Если это не взятка.

Глядя, как мягкими, точными движениями она обрабатывает ссадины, Алексей подумал, что уходить ему отсюда совсем не хочется. Проворчал:

— Мне кажется, муж не слишком вас любит.

— Почему? — она взглянула на него с любопытством.

— Красивые женщины устраиваются как-то иначе. Здесь не очень подходящее для вас место.

— Вы просто не знаете настоящую цену моего места.

— Я знаю, что своим служебным положением вы не пользуетесь. Стало быть, вашему месту грош цена.

Тэн отрицательно качнула головой.

— Я буду пользоваться, как только выйду замуж.

Алексей даже растерялся.

— Так вы... незамужем, хотите сказать?

— Нет.

— Бог ты мой! Какая удача. В таком случае, я делаю вам предложение.

Она изумленно посмотрела на него и рассмеялась.

— Хлыбов предупреждал, что вы способны на неожиданные поступки. Кажется, он был прав.

— Нет, кроме шуток. В городе всего два честных человека. Почему мы с вами должны друг друга избегать?

— Не знаю, — подумав, ответила Тэн.

Алексей записал номер своего телефона на перекидном календаре. Шутя пригрозил:

— Если вы, Светлана Васильевна, в течение двух дней не позвоните по этому номеру... хотя бы для того, чтобы сказать ="нет"=, я снова нагряну сюда с проверкой.

Направляясь в прокуратуру, он еще и еще раз мысленно прокрутил отдельные эпизоды, связанные с хищением мясопродуктов, и меру возможного участия в них Суходеева. ="Мелкий несун, не более того, — решил он. — Вся цепочка налицо: экспедитор, водитель, грузчик. Что успели стянуть с весов, идет на стол и, видимо, родственникам. Мокрухой тут, пожалуй, не пахнет"=.

Он вспомнил улепетывающего водителя в надвинутой на глаза кепке и усмехнулся. Терехина, экспедитор, тоже не в счет. Карташов в то время еще не работал. Словом, очередная пустышка. Для очистки совести он допросит всех троих, и можно ставить на мясокомбинате точку...

Рядом с ним, взвизгнув тормозами, остановился прокурорский ="уазик"=. В окно высунулась улыбающаяся физиономия Махнева.

— Валяев, душа! Полезай в карету.

Алексей подошел. В салоне на заднем сидении расположился с чемоданом эксперт-криминалист Дьяконов, полнощекий, с толстыми красными губами и сочным, густым голосом. Поздоровались.

— Нам по пути? — засомневался Алексей.

— По пути, по пути. Садись. На тот свет всем по пути.

="Уазик"= рванул с места и, рывками набирая скорость, запрыгал по ямам.

— Водила хренов, — проворчал эксперт-криминалист вздрагивающим от езды голосом. Его полные щеки тряслись на ухабах, и даже губы заметно пришлепывали.

— Помнишь, я тебе рассказывал про младенца? В мусорном баке нашли, угол Парижской Коммуны? В коробке с розовым эдаким бантикам, ха-ха! — Махнев был радостно возбужден, хотя предмет как будто к веселью не располагал.

— Помню, еще бы.

— Так вот. Убийца нашелся. И даже понес наказание. Высшая мера. Через повешение, ха-ха! Есть справедливость на земле. Есть! И, между прочим, уже третий случай подряд. Сегодня, скажем, мы обнаруживаем труп убиенного младенца, а через день... максимум, два-три — труп убийцы. Как правило, родителя. Даже дрожь берет, словно это возмездие. Свыше! Ха-ха!

— Как это случилось?

— Вот сейчас приедем, и сам все увидишь, — подмигнул махнев. — Не пожалеешь, обещаю.

Но Махнев не выдержал и полминуты. Начал выкладывать историю.

— Представляешь, баба потеряла своего мужика! Вышел ночью в сортир, с постели поднялся и — нет его. Поворочалась она с боку на бок, и опять спит. Дескать, покурит, придет сам. А не придет, так и леший с ним. Утром бабе на работу надо бежать, а в постели рядом пусто. Нет мужика, не пришел. Во двор сунулась, покричала, по улице туда-сюда... Нету. Вышла на огороды, а он, глянь — возле плетня стоит, на коленках. Да как-то странно стоит... голову на бок повесил. А на голове ворона, глаз ему долбит. Подошла баба ближе, а мужик у ней мертвый, на колу висит. Воротником рубахи за кол зацепился, когда через плетень пьяный перелезал, и сорвался, видать. Как петлей шею перехватило. Высшая мера, ха-ха!

— Почему ты решил, что это убийца?

— Баба опять же! Живого боялась досмерти, а как увидела, что сдох, палку из плетня выломала и давай лупить его куда попало. С воем. Соседи понабежали, оттаскивают, а она, как чумная. Он, кричт, гадина, ребеночка моего зашиб. В коробку затолкал. А ей отнести велел и в мусорку бросить. Куда отнесла ребеночка, говори, баба? На Парижскую коммуну? Эта коробка? Эта, эта! — кричит. — Туда отнесла.

="УАЗ"=, не разбирая дороги, вихрем промчался по одноэтажным, окраинным улочкам и, вильнув, юзом, тормознул возле открытых настежь ворот и кучки зевак.

На огороде возле плетня тоже было людно. Двое милиционеров сдерживали граждан на приличном расстоянии. Граждане в свою очередь удерживали простоволосую, худую женщину с испитым лицом. Она грязно бранилась и все норовила доплюнуть до мертвеца. Но иногда поворачивалась и, вставая на цыпочки, из-за голов грозила длинной, мослатой рукой в соседские окна рядом.

— Не угомонилась еще, Мариша? — мимоходом спросил Махнев.

— ...Я ее, суку, выведу на чистую воду! Дрянь мокродырая. Вижу тебя, вижу, не спрячешься. Выглядывает гадина с за занавески-то... Ох ты, бесстыжая! — вопила Мариша, не обращая внимания на следователя. — А то не знаю, куда он, паразит, ходил с бутылкой-то ночью. К тебе, мокрощелка долбана! То-то носа не кажешь, стыдно на люди показаться... Чужих мужиков сманывать, паразитка косорылая!

Махнев брезгливо махнул рукой.

— Уведите ее в дом. В ушах звенит.

Алексей остановился перед трупом. Все было так, как рассказывал Махнев. Дородный мужик лет около пятидесяти стоял на коленях возле плетня. Вернее, висел на воротнике с подогнутыми ногами. Трудно было представить, как это могло произойти в действительности, но воротник прочно зацепился за кол. У мертвого было типичное лицо удавленника, налитое кровью, распухшее, с вывалившимся желтым языком. На нем были надеты одни кальсоны, и те съехали, обнажив волосатый пах. Видимо, потерпевший некоторое время еше дергался, но уже в конвульсиях.

Подошел Махнев.

— Помнишь, у младенчика в области шеи были обнаружены царапины и ушибы непонятного происхождения? Это он... этот подонок. Как только младенчик начинал плакать, он хватал его из кроватки, спеленутого, и — за дверь, на гвоздь, подвесит, а сам спать. Теперь вот — висит голубчик. Точь-в-точь. Разве что не плачет. Слушай, сержант? — Махнев обернулся к милиционеру. — А где бутылка? Я же не велел ее трогать.

Сержант смущенно развел руками.

— Виноват, не доглядел.

— Что значит, не доглядел?! Это же вещдок. Следы!

— Стащили эти, — сержант кивнул в сторону зевак. — Только отвернулся, уже нет.

Махнев вытаращил на него глаза.

— Как? У мертвого из рук? Бутылку? О, господи, терпение твое бесконечно! — он с самым свирепым видом двинулся к зевакам. — А ну, прочь отсюда... Мрразь!

Обратно он шел держась от смеха за живот.

— Великолепно, а?! Этот подонок сдох в петле, но бутылку из руки не выпустил. А соседи так называемые, стоило сержанту отвернуться, тут же ее увели.. И распили, наверняка. Грамм двести было, не больше, ха-ха-ха! Замечательный у нас народ, душевный! С таким народом реки вспять поворачивать. Ха-ха-ха! Ой, не могу больше. Уморили сволочи.

Он похлопал удавленника по гладкой, полированной лысине.

— Ну, хватит, голубчик, повисел, и ладно, снимайте его.

Из двора, шагая прямо по грядам, подходили санитары с носилками, из числа указников.

12

В прокуратуре перед дверью Алексея дожидался один из ="олигофренов"=, кадыкастый парень с крашеными, пегими волосами. Молча протянул повестку.

— Заходи, приятель, я сейчас, — Алексей усадил свидетеля у себя в кабинете, сам заглянул в приемную. — День добрый, Людмила Васильевна, для меня что-нибудь есть?

— Да. Пожалуйста.

Алексей пробежал глазами по исписанному листу бумаги.

В следственный отдел прокуратуры РАПОРТ По вашему поручению произвел проверку двух уцелевших строений в бывшем поселке Волковка, а также визуальный осмотр прилегающей местности. Местонахождение пропавшего без вести Суходеева В. Г. установить не удалось.

В домовладении, принадлежащем Ходареву А. Д., в ограде, мной обнаружен тайник и разобранные на запчасти три мотоцикла, два ="Восхода"= и ="Ява"=. Сохранились номерные знаки. По данным учета все три находятся в розыске, начиная с сентября 198... года.

По существу заявлений, сделанных Ходаревым А. Д. в райотдел милиции от 22 августа 1989 года и от 23 мая 1990, дополнительно сообщаю: факты, указанные в заявлениях, при осмотре в основном подтвердились. Имели место неоднократные кражи со взломом, о чем свидетельствуют сбитые замки и поврежденные, изрубленные двери, бессмысленная порча имущества, а также следы взрыва, произведенного в печи и др.

Участковый инспектор, старший лейтенант Суслов.

Кратко, но содержательно. Алексей удовлетворенно хмыкнул. Предстоящий разговор с ="олигофреном"= сразу обретал жесткую направленность...

Едва ли хозяин домовладения в Волковке, Ходарев, имеет отношение к тайнику. По крайней мере, один из мотоциклов, если верить рапорту, находится в розыске с сентября 198... то есть, был угнан почти за год до того времени, когда Ходарев приобрел усадьбу в частное пользование. И кроме того, от Ходарева поступило два заявления, что тоже свидетельствует в его пользу. Вряд ли кому придет в голову обращаться в милицию, имея у себя во дворе три украденных мотоцикла. Пусть даже в разобранном виде. Скорее всего, не знал.

Алексей вошел в кабинет.

Для начала он предупредил свидетеля об ответственности за дачу ложных показаний. Произошла, по всей вероятности, трагедия, и сейчас в его силах помочь следствию разобраться. Но ="олигофрен"= набычился и после нескольких односложных ответов перестал реагировать на вопросы совсем. Однако молчание, Алексей это чувствовал, стоило ему усилий — мешала все та же стая, которая незримо стояла у парня за спиной даже здесь, в кабинете следователя.

Тогда Алексей решил помочь. Небрежным тоном, как бы не придавая своему вопросу особого значения, сказал:

— А чего ты скрытничаешь? Ваш тайничок, в Волковке, мы раскопали. Три мотоцикла, и все краденые. Ну?

— Че наш-то? — разом вскинулся ="олигофрен"=. — Никакой он не наш. Гнилой там хозяйничал.

— А угонял?

— Тоже он.

— И ты будто бы не при чем? Почему тогда молчал?

— Че я дурак, что ли?

— Дурак, можешь в этом не сомневаться. Я тебя предупредил об ответственности, и еще раз предупреждаю: или ты говоришь мне правду, или я сделаю из тебя соучастника в угоне мотоциклов. Два из них, так и быть, повесим на Гнилого. Третий будет висеть на тебе.

— Не докажете, — подумав, буркнул ="олигофрен"=.

Алексей улыбнулся.

— Еще как. Тебя я возьму сейчас под стражу, назначим техническую экспертизу, и, я уверен, на твоем мотоцикле обнаружатся снятые запчасти. Он же у тебя разноцветный.

="Олигофрен"= смотрел в угол и затравленно шмыгал носом.

Алексей тоже молчал, давая ему время вполне прочувствовать положение. Потом, как о решенном уже вопросе, сказал:

— Значит, Суходеев подбрасывал вам запчасти. За так?..

Парень мотнул головой.

— За бабки, по черной цене.

— Понятно. Но в Волковке теперь хозяин появился, сосед. Что же вы сразу не перепрятали?

— Пусть у Гнилого голова болит. Это его хаза была.

Парень помолчал, потом нехотя признал:

— Вообще-то, говорили ему ребята.

— А он?

— Выкурю, говорит, как таракана. Больше не сунется.

— Это соседа, что ли? Ходарева?

— Ну.

— Понятно.

Алексей еще некоторое время поработал с ="олигофреном"= в разных режимах, но тот явно иссяк. Разговор пошел вхолостую, по кругу. Он предложил свидетелю подписать протокол допроса и отпустил.

Полученная информация представлялась достаточно ценной. Кажется, впервые дело начало принимать конкретные очертания. Так называемая ="хаза"= в бывшем поселке Волковка и обнаруженный тайник свидетельствовали, что в этом месте Суходеев имел или имеет определенный устойчивый интерес. Вовторых, угроза выкурить хозяина, которая вполне подтвердилась двумя заявлениями Ходарева. В-третьих, насколько он уяснил из разговора с женой Ходарева, последний акт ="терроризма"= — взрыв в печи, порча имущества, произошел совсем недавно. Уже в мае, накануне исчезновения. Пожалуй, дату следует уточнить, но сам факт налицо: в конце апреля, в мае Суходеев там был. Готовил акт.

Что против?.. Участковый инспектор в Волковке Суходеева не обнаружил. Не исключены два варианта. Если это несчастный случай дорожно-транспортного характера, то скорее он произошел по дороге в Волковку. Или обратно. Красного цвета ="Восход"= — приметная деталь в пейзаже. Значит, следует проверить дороги, тропы, которыми возможно добраться в поселок из города.

В случае насильственной смерти убийца наверняка позаботился труп спрятать. Достаточно надежно. Поэтому инспектор его не обнаружил, хотя... если судить по найденному тайнику, усердие проявил. Очевидно, потребуется более детальный осмотр местности и обыск в ="хазе"=, в домовладении, принадлежащем Ходареву, где обнаружен тайник.

Алексей взялся за телефон, набрал номер.

— Участковый инспектор, слушаю?

— Здравствуйте, Анатолий Степанович, это Валяев из прокуратуры. Получил рапорт. Очень толково, оперативно и, главное, ко времени. Но коечто желательно обсудить.

— Через двадцать минут я к вам... Черанева, сядь на место! — голос участкового внезапно отдалился, потом вновь зазвучал в трубке. — Алле?.. Через двадцать минут я к вам подойду. Надо тут с гражданкой закончить.

Алексей насторожился.

— Минуту, Анатолий Степанович. Как вы назвали фамилию гражданки?

— Черанева. Татьяна Дмитриевна, — четко, без ненужных расспросов ответил тот.

— Понятно. Меня эта дама тоже интересует, так что не спешите. Я выхожу.

— Комната восемь.

Через несколько минут Алексей входил в комнату участкового инспектора на первом этаже. В Чераневой он сразу узнал вчерашнюю истеричку из ресторана. Кажется, она до сих пор окончательно не протрезвела. Марафет на лице был смазан. Взгляд плавал по сторонам, ни на чем не фиксируясь, и она, похоже, не заметила появления в комнате нового человека, хотя Алексей сел напротив нее спиной к окну.

— Что произошло?

— Вчера в одиннадцатом часу ночи была задержана на дискотеке. В невменяемом состоянии. При задержании оказала сопротивление работникам милиции, употребляла в их адрес нецензурные выражения. Доставлена в вытрезвитель.

Слог, каким изъяснялся старший лейтенант Суслов, напоминал его рапорт. Прямолинейный и исполнительный малый, решил Алексей. Любопытно, как они находят с гражданкой Чераневой общий язык?

— И часто она так?

— Регулярно. Особенно в последнее время. Хотя по сути школьница. Недавно исполнилось семнадцать.

Черанева никак не реагировала, как будто разговор шел не о ней. Пепел с сигареты сыпался ей на кофточку, на руки, на стол, она не обращала на это внимания и не стряхивала, хотя пепельница стояла рддом. Выглядела она много старше своих семнадцати. Рискованно короткая юбка, белые рыхлые ноги, без чулок, в заметных синяках. Когда она закинула ногу на ногу, Алексей с изумлением отметил, что под юбкой у нее ничего нет, голое тело.

— Почему на даме нет нижнего белья?

— Мода такая. На танцы они ходят теперь без трусов. Некоторые даже бреют лобок.

— Товар лицом?

— Говорят, для остроты ощущений. Так, Черанева?

Черанева ответила не сразу, вялым, словно спросонья, голосом.

— Дурак... где ты купишь приличные трусы? Чтобы носить не стыдно?

— Давай без дураков, Черанева! — повысил голос участковый. Помолчав, продолжал: — Допустим, приличного белья в продаже нет. Но бриться тоже не обязательно.

— Для эстетики! — Черанева вдруг визгливо рассмеялась, и Алексей сразу вспомнил ее вчерашнюю истерику. Пожалуй, она была не столько пьяна, как показалось вначале, а скорее не в себе. Невменяема, как правильно отметил старший лейтенант Суслов.

="Если с ней что-то произойдет, — подумал Алексей, — как с теми двумя, это никого особенно не удивит. Удивительнее будет другое — если ничего не произойдет"=.

— Таня, вы помните меня? Вчера... вы были в ресторане?

Обращение по имени здесь, в стенах милиции, было непривычно, и Черанева наконец его заметила. Но упоминание о ресторане заставило ее вздрогнуть. Ее глаза вдруг расширились, на лице появилось выражение страха. Спустя мгновение она вся сжалась, словно затравленный зверек, готовый вотвот сорваться с места и бежать.

Такой реакции Алексей не ожидал. Участковый, судя по всему, тоже. Они переглянулись, и, стараясь говорить по возможности мягко, Алексей спросил:

— Вы знакомы с Ирой?.. Она сидела со мной за одним столиком?

— Нет! — истерически взвизгнула Черанева. Губы, а затем все лицо у нее исказилось мучительной гримасой. Руки бесцельно метались по одежде, по волосам. Лейтенант поднялся к ней из-за стола со стаканам воды и окончательно спровоцировал истерику.

На хлопоты вокруг Чераневой ушло около часу. Пришлось даже вызывать врача. Разумеется, о продолжении разговора с ней не могло быть и речи.

Оставшись вдвоем с участковым инспектором, Алексей кое-как уточнил предстоящие следственные действия и в смятенных чувствах вышел из отделения. В его голове давно брезжила ужасная догадка, но он раз за разом упорно гнал ее от себя, хотя косвенных доказательств набиралось предостаточно. Однако теперь впервые, кажется, появилась реальная возможность получить прямое свидетельство, что он действительно напал на след, ради чего, собственно, сюда приехал.

Возле прокуратуры Алексей увидел стоящий ="УАЗ"=. Похоже, Хлыбов был на месте. Он вошел в приемную.

— Шеф у себя?

— Нет... в отгуле, — замялась Людмила Васильевна.

— Мне нужна машина. На полчаса.

— К заму, Алексей Иванович.

Через некоторое время, выправив кой-какие бумаги, в том числе постановление на обыск в бывшем поселке Волковка, Алексей сел за руль.

Дорогу сюда он запомнил неплохо. Наверное, потому, что ночью пришлось изрядно проплутать. Вскоре ="УАЗ"= остановился возле одноэтажного дома, утонувшего среди старых черемух. Алексей отворил калитку и взошел на высокое крыльцо с деревянными резными кружевами и перильцами. Несомненно, дом знавал лучшие времена, но с тех пор осел, сделался темен, и деревянный узор местами выкрошился. Запах гнили, едва уловимый, подсказывал, что гдето начала течь крыша. Дом умирал.

Оглядевшись по сторонам, Алексей пошарил рукой возле двери. Кнопки звонка, кажется, не было. Он позвякал скобой, еще и еще раз. Дом молчал.

Алексей собрался было пойти к соседям, узнать, где хозяева, но случайно нажал на дверь, и она легко, без скрипа отворилась. Из глубины дверного проема на него неподвижно смотрели глаза. Бледным пятном маячило лицо. Это была женщина лет тридцати пяти-сорока с темными волосами, одетая в темное платье и темную, вязаную кофту. Темнота дверного проема совершенно съедала силуэт, и ее худое, бледное лицо поэтому, казалось, висит в воздухе.

Зрелище было неприятным. Тем более, что Алексей не услышал за дверью ее шагов, когда стучал, или хотя бы шороха.

— Здравствуйте, мне хотелось бы видеть Иру.

Лицо качнулось в темноте и слегка подвинулось к нему.

— Вы ее мама, я полагаю?

Лицо снова поплыло из темноты, однако ответа долго не было, и он уже не чаял его ождаться, когда она наконец с трудом выговорила:

— Мама, да.

Она повернулась спиной и двинулась внутрь дома.

— Проходите, — услышал Алексей тихий голос.

Он двинулся следом, наощупь отыскивая дорогу. Запнулся за ступени, их было три. Прошел одни двери, другие, и рука ткнулась во что-то мягкое, пушистое. Оно как бы откачнулось, едва он задел, и снова сунулось ему в руку, слегка царапнув.

Алексей постоял несколько, давая глазам привыкнуть. Хозяйка ушла вперед и куда-то исчезла, а перед ним оказалась стена и угол, заваленный бумажным хламом. Он понял, что нужную дверь прошел мимо, и повернул вспять. Пальцы снова уткнулись во что-то пушистое. Он пригляделся внимательнее и тотчас отдернул руку. В дверном проеме на бельевом шнуре была повешена кошка.

Откуда-то сбоку, словно из стены, к нему подплывало бледное лицо. Тихий голос скорбно и бессвязно начал пояснять.

— Кошечка недавно совсем, вчера... Но я раньше заметила. Рассада стала пропадать. Помидорная. Я ее высадила в ящики с землей, две недели назад. А вчера заметила... Эта кошечка сходила в ящик по нужде. Как уксусом полила. К вечеру рассада у меня пожелтела... Пропала. Вот, пришлось кошечку примерно наказать.

="Точно, крыша поехала"=, — подумал про себя Алексей, теперь уже различая хозяйку, но тем не менее стараясь не отстать.

Она остановилась посреди комнаты, которую наверное можно было назвать гостиной. Повернулась к нему, и Алексей смог наконец разглядеть ее лицо. Пожалуй, они были очень похожи с дочерью. Если бы не возраст и манера носить одежду — совершенно двойняшки.

Она слегка коснулась лба, словно припоминая.

— Вы хотели видеть Иру?

— Да.

— Она умерла.

— Как... когда?!

— В прошлом году, — тихим голосом отвечала она. Ему показалось даже, что он ослышался.

— Простите за назойливость, но вчера я проводил Иру сам. До калитки. Или я что-то путаю?

Она молчала, потом, поколебавшись, кивнула.

— Идемте.

Алексей прошел вперед, в следующую дверь.

— Вот ее комната. С тех пор... когда... ее не стало, — с усилием выговорила она.

Алексей огляделся. Большая и неожиданно светлая для этого дома комната. Удобная тахта. Трельяж с косметикой. И пуф. Платяной шкаф в углу. Стеллаж с книгами; живописной россыпью журналы. И портрет Иры. На стене, в траурной раме. Он даже отшатнулся, но взял себя в руки.

— В прошлом году, вы говорите?

Женщина молчала, потупясь.

— Вчера я сидел рядом с ней. В ресторане. Мы разговаривали.

— Да.

— Что... да? — не понял он.

Но ответа не деждался.

— Вы были дома вчера? Когда она вернулась?

— Я теперь редко выхожу.

— Значит, вы не могли ее не видеть?

Не слыша ответа, он хотел повторить вопрос, но женщина подняла голову и рассеянно невпопад улыбнулась.

— Иногда она приходит, — тихо прошелестело в воздухе, и Алексей остро ощутил атмосферу безумия, царящую в этом доме.

— Ваша фамилия... и дочери, Калетина?.

— Калетина.

Алексей невнятно извинился за причиненное беспокойство и, ничего не объясняя, благо что его ни о чем не спрашивали, вышел из дому. С крыльца оглянулся еще раз: в дверном проеме маячило бледное лицо с исплаканными глазами, — и сел в машину.

="...В границы здравого смысл происходящее никак не укладывается, но мыслить иначе я, кажется, не умею"=, — с некоторым даже ожесточением думал он, чувствуя, что выбит из колеи напрочь.

Минут пять небыстрой езды несколько его успокоили, и он начал прикидывать варианты.

...Сходство матери с умершей Ирой было просто поразительно. Бросалось в глаза, но почему, собственно, он решил, что провожал вчера Иру, а не ее мать? Только потому, что она назвалась Ирой? Не отсюда ли проистекает их поразительное сходство, что Калетину-младшую он сравнивает с Калетинойстаршей? Тем более, что дочь Иру впервые он увидел на стене в траурной раме.

Допустим, вчера Калетина выглядела моложе. Ну и что? Шестидесятилетние травести иногда недурно играют двенадцати-четырнадцатилетних Золушек и Джульетт. При свете софитов, а не в ресторане при цветомузыке. И не в майских сумерках по дороге домой.

Наконец, если все так, значит ли это, что маскарад понадобился ради мести? Быть может, безумие, замкнутое на одной навязчивой идее, подсказало этот нестандартный, даже изощренный ход? Он сам имел возможность убедиться вчера в ужасной силе избранного средства. Чераневу вывели, почти вынесли из зала на руках в припадке истерики. Даже сегодня, стоило упомянуть имя жертвы, как припадок повторился. На старые что называется дрожжи. Еще несколько подобных сеансов, и устойчивый истерический синдром закрепится навсегда.

В итоге... Золотарев мертв, и, кажется, не без участия какой-то женщины. Второй преступник, Суходеев, пропал без вести, и надежда, что он еще жив, ничтожна. Осталась Черанева из всей компании, и если она в скором времени не погибнет, то обязательно отправится в сумасшедший дом.

13

Во второй половине дня оперативно-следственная группа прибыла в Волковку. Старенький локомотивчик, сопя и вздыхая, затащил пассажирские вагоны на запасной путь и там затих. Алексей и эксперт-криминалист Дьяконов, оглядевшись по сторонам, двинулись в гору мимо осевших, полуразрушенных бараков. Впереди с хмурым, отчужденным видом шагал Андрей Ходарев, приглашенный в качестве свидетеля и хозяина домостроения.

Эксперт Дьяконов закатал намокшие штанины до колен, недовольно буркнул:

— Дождь был, черт бы его...

Алексей промолчал, хотя эксперт был прав. После такого дождя часть следов на открытой местности окажется смытой. Он обернулся. Их догонял участковый инспектор Суслов.

— Договорился?

Участковый подмигнул.

— Час-полтора нам гарантировано.

— В самый раз. Минут пять пусть погалдят, успокоятся. Потом можно просить.

В молчании, озираясь по сторонам, добрались до подворья. Затем Алексей, один, обошел поселок по периметру, прикинул рельеф местности и направился к поезду. Пестрая, голосистая толпа человек сорок разбрелась по насыпи, обмахиваясь сломленными ветками от овода и комаров.

— Что случилось, люди? — нарочито громко спросил он, обращаясь ко всем разом.

— Грибы собирам, не видишь? — отозвался из толпы бойкий женский голос. — Сморчки, харчки... прям на шпалах высыпали. И сама же засмеялась. Алексей широко улыбнулся.

— А я думал, случилось чего?

— Слушай ее, сороку. Одни сморчки на уме. Вон керосинка наша гробанулась, не едет.

— И надолго?

— А кто знает?

Алексей подошел к машинисту локомотива, который с недовольным видом копался в железных, промасленных внутренностях. Переговорил, потам вернулся назад.

— Граждане пассажиры! Работы, примерно, на час, от силы полтора. Сменить шкив. Досадно, конечно, но разрешите воспользоваться вашим бедственным положением. Дело в том, что здесь, на территории поселка, по нашим данным, находится пропавший во время майских праздников подросток...

Алексей в двух словах обрисовал ситуацию и объяснил, в чем должна состоять помощь: необходимо построиться цепью и прочесать поселок с прилегающей к нему местностью. Особое внимание при этом следует обращать на естественные впадины, углубления, лесные завалы, кучи хвороста, на свежевскопанную землю или поврежденный дерн. Труднодоступные места, вроде чердаков, подвалов, колодцев, трогать не надо. Лучше предупредить. Следственная группа займется ими особо.

Переждав шум, вызванный сообщением, Алексей предложил всем разойтись вдоль железнодорожной насыпи с интервалом в десять метров один от другого. Цепочка получилась внушительная, не менее полукилометра, и флангами захватывала опушки леса по обе стороны поселка. Он дал знак начать продвижение, а сам с двумя понятыми отправился в усадьбу Ходарева, где занялся осмотром и составлением описи предметов, изымаемых из тайника. Хозяин, как он и предполагал, про тайник ничего не знал. Ни разу, по его словам, в курятник не заглядывал, не доходили руки. На вопрос, кому мог принадлежать этот тайник, пожал плечами.

— Не знаю.

— А предположения есть?

— Он же, чего тут... Его захоронка.

— Кто он?

Андрей Ходарев усмехнулся.

— Имя, что ли? Тогда я и без вас разобрался бы. Без заявлений, — он повернулся и ушел в избу. Но в избе обстоятельно и по-хозяйски расположился эксперт-криминалист Дьяконов, производил осмотр, и Ходарев отправился на улицу.

В неприязненном отношении хозяина резон был, Алексей это понимал. Правоохранительные органы в данном случае сработали задним числом, когда человек исчез. Наверняка, Ходарев знает, что исчез не безымянный человек, а сосед Суходеев, догадаться теперь нетрудно. И он знает также, что из свидетеля в случае смерти Суходеева вполне может превратиться в подозреваемого, хотя оба его заявления в свое время были оставлены без внимания.

Прошло около получаса, когда неподалеку от усадьбы раздались оживленные выкрики, и цепочка с обоих флангов вся собралась вокруг одного из бараков. Алексей вышел за ворота, мимоходом спросил Ходарева:

— Что там у них?

— Нашли чего-то, — равнодушно отозвался тот и остался сидеть на обочине у поваленного плетня.

Алексей пошел взглянуть, протиснулся через толпу ко входу в барак. Навстречу с кривой усмешкой появился участковый. Мотнул головой. — Нашли, да не того.

Под одной из сгнивших половиц возле стены, едва присыпанные землей, белели голой костью человеческие останки. На лицевой части черепа даже сейчас был виден длинный, рубленный след, скорее всего, от удара топором.

Вслед за Алексеем в барак хлынули любопытные, и скуластый, худой мужчина, явно коми по национальности, уже в который раз рассказывал, как он вошел, как наступил на половицу, она хрястнула у него под ногой и перевернулась, и что он потом увидел. Кто-то из пожилых вслух по памяти прикидывал, кого и за какие грехи могли здесь угробить. Набиралось человека три-четыре возможных кандидатов, но, кажется, это был еще не предел. Список дополняли другие. Участковый решительно прекратил начавшуюся дискуссию и взялся восстанавливать цепочку.

Однако дальнейшие поиски результатов не дали. Цепочка прочесала поселок до конца, углубилась в лес и лесом же, разделившись надвое, возвратилась на железнодорожную насыпь.

Алексей поблагодарил людей за оказанную помощь и просил двоих доброхотов, если такие найдутся, остаться с группой до конца поисков. Вызвался коми по фамилии Веремеев. Сказал, что он в отпуске и дома ему все равно делать нечего. Вторым к следователю подошел пенсионер из местных старожилов Кропачев и ткнул пальцем в барак, в котором вырос и откуда его призвали в армию.

...Эксперт-криминалист Дьяконов с недовольным видом продолжал возиться теперь уже во дворе. Результаты были малоутешительные. Найдено несколько отпечатков пальцев, которые после сравнения с образцами предположительно были идентифицированы как принадлежащие Суходееву. Его ="пальцы"= нашлись также на никелированных частях разобранных мотоциклов. Но это лишний раз подтверждало уже известные выводы, и только.

По расчетам Алексея усадьба Ходарева была наиболее вероятным местом совершения преступления. Эту задачу он, собственно, и поставил перед криминалистом: отыскать следы, предметы, орудия с тем, чтобы доказать их отношение к преступлению.

Дорожно-транспортное происшествие после разговора с участковым, а потом с местным старожилам кропачевым пришлось исключить. Железнодорожная ветка била единственной дорогой сюда из города. Вдоль нее прямо по насыпи была набита мотоциклетная колея, по которой добирались в город жители лесоучастков, а когда наступал сезон — многочисленные грибники, ягодники, позднее охотники. Правда, стороною, низиной шла еще дорога, но это был зимник, а летом даже в сухую, жаркую пору он превращался в непролазное болото и зарастал местами осокой и камышом. То есть, произойди ДТП, то красного цвета ="Восход"= и сам потерпевший были обнаружены на железнодорожной ветке в течение нескольких часов.

Скорее всего, имело место преступление. Не исключено, что преступник мог свести счеты с Суходеевым не здесь, а где-то на стороне. Во временной раскладке дыр покамест достаточно, но вся собранная информация так или иначе замыкалась на Волковке, даже по приблизительным временным прикидкам. Из остальных версий ни одна не сработала. Поэтому он считает — интересы Суходеева и интересы предполагаемого преступника сошлись здесь.

Возможно, ="олигофрены"= (не сумели миром поделить тайник), это вопервых. Во-вторых, Ходарев, хозяин усадьбы, вполне мог по своим каналам вычислить Суходеева и рассчитаться с ним, что в общем и целом было бы даже справедливо. Если по совести, конечно, а не по закону. В-третьих, Устинов, хозяин другой усадьбы, который, примерно, в это же самое время перебрался с пасекой на новое место.

Но главное — найти труп. На худой конец, красного цвета ="Восход"=, без номеров. Потом можно разматывать дальше.

Участковый Суслов передал Алексею набросанную от руки схему местности, включая поселок, с результатами осмотра. Крестиками были помечены места, которые следовало проверить дополнительно: три колодца, два барака с пометкой (чердак), и еще крест — на опушке леса справа, если встать лицом к железной дороге.

— Что тут?

— Пятно масла. Возможно, протек картер.

— Понятно. Анатолий Степанович, возьми себе этих помощников и начни с чердаков. А я пока приценюсь к колодцам, лады?

— Годится.

— Постой, — Алексей придержал его за руку, заметив в глазах участкового азарт. Даже схема, составленная с большим толком и дотошностью, несколько выходила за обычные служебные рамки. — Скажи, что ты об этом думаешь?

— Что думаю?.. Честно?

— Желательно.

Алексей улыбнулся, но старший лейтенант шутливого тона не принял. Он скосил глаза на сидящего с безучастным видом Ходарева и коротко, со злостью отрубил:

— Он. Его рук дело.

— Есть основания?

— Без оснований.

— Тогда каким образом?

— Двоюродный братец. Знаю, как облупленного.

Алексей разочарованно присвистнул.

— Ну, братья-славяне, вы даете! А меня, стало быть, за золотоордынца держите? Так, что ли?

— Его почерк, — упрямо повторил Суслов, вновь не принимая шутку. — И поза, когда нашкодит, та самая. Мол, знать ничего не знаю. Мое дело сторона.

— А если, действительно, не знает? Поза, увы, не доказательство.

— Для меня доказательство, — отрубил участковый и с добровольными помощниками отправился исследовать чердаки.

История с двумя проигнорированными заявлениями Ходарева теперь сделалась яснее. Хотя подобная практика в милиции повсеместна независимо от родственных отношений.

Алексей отыскал все три колодца. Трава вокруг них была отоптана. Гнилые доски от развалившихся колодезных будок частью раскиданы по сторонам, частью сгружены. Разрушена у всех трех верхняя часть сруба, стволы завалены бревнами. Время, кажется, сделало свое дело, но, возможно, постарались неумелые помощники, проявив излишнее рвение. Наконец рвение мог проявить и преступник, скрывая следы.

Алексей тщательно обследовал каждый колодец с прилегающим участком земли, но ничего подозрительного не обнаружил. Пятен крови такой дождь после себя, разумеется, не оставит — трава была слишком мокрая. Следов волочения тоже. Не нашлось хотя бы клочка ткани, пуговицы или зацепившейся нитки, обломанного куста, чтобы отдать приоритет одному из колодцев, а не расчищать все три. Будучи городским жителем, он плохо представлял, как это лучше сделать.

Подошли участковый с Веремеевым и Кропачевым, тоже ни с чем. Переговорив, пришли к выводу, что колодцы — последнее, что им осталось проверить на территории поселка. И желательно сделать это засветло.

Веремеев, когда составляли опись, заприметил у Ходарева во дворе пару крючков, какими орудуют грузчики на лесоповалах, и вместе с Кропачевым они вызвались изготовить багры. Участковый Суслов взялся расчищать от досок и прочего хлама площадку вокруг колодца. Алексей отправился прогуляться по поселку — осмотреться, и, когда вернулся, багры были уже готовы — длинные, из сухих легких лесин, с намертво примотанными на концах крючками.

Орудуя на пару и с большой сноровкой, Кропачев с Веремеевым цепляли в колодце обвалившееся, рыхлое звено сруба и, с гаканьем, перехватываясь, вытягивали наружу. Получалось споро, и вскоре колодцы были от завалов очищены. Но трупа, сколько они ни шарили по дну, ни в одном из них не оказалось. Последняя из отрабатываемых версий, похоже, оборачивалась пустышкой. Другие в собранном материале попросту не просматривались.

Подошел эксперт Дьяконов. Трехчасовой осмотр в усадьбе Ходарева никаких дополнительных сведений не дал. Ни малейшей зацепки. Дьяконов хмыкнул, оглядев их работу, с наслаждением закурил.

— Что-то ты, братец, недодумал в этом деле. Не вытанцовывается.

В снисходительном тоне, в голосе с ленивой бархатной развальцей Алексей почувствовал соответствующую оценку, пусть ненамеренную, своим профессиональным качествам. Он промолчал, но спустя некоторое время с вежливой категоричностью отправил Дьяконова с аналогичным осмотром в покинутую избу Устинова.

— Может, плывуном затянуло? — высказал предположение Веремеев, провожая эксперта глазами.

— Это как?

— Ну, как сказать-то тебе?.. Сруб, он когда дырявый, прогнил то есть, в щели глина, песок, жижа всякая лезет. Плывун называется. Мелеет тогда колодец. Ну, люди это дело чистят, иной раз и сруб переберут наново.

— Да нет, — решительно возразил Кропачев. — Плывун, это когда вода есть. А колодцы, все три, вишь, обсохли. Ушла вода, — он зло сплюнул и подытожил какую-то давнюю свою мысль: — На дурное дело трава не растет, не то что...

Не договорил.

— А ты, Анатолий Степанович, чего молчишь?

Участковый с хмурым видом решительно отрубил:

— Плохо искали.

— Ты думаешь?

— Знаю. Голыми руками, на шару Ходаренка не возьмешь. Что-что, а концы хоронить умеет.

Алексей, хотя был расстроен неудачей, рассмеялся. Братская неприязнь становилась забавной.

— Что значит хоронить концы? Например?

— Охотник он. Пушник. Да и по рыбе тоже мастак, не отнимешь, — нехотя проговорил Суслов, и было понятно, что сказано не в похвалу. — Вреде леса кругом повывели, а Ходаренок даже в поскотине умудряется, по десятку лис берет за сезон капканами. Больше, чем все райохотобщество. Браконьерит, конечно. Кое-что похуже сдает для отвода глаз, остальное — налево по черной цене. И ни разу, кстати, не попался. Ни с мясом, ни с рыбой, ни с пушниной.

— А может, слухи? Мало ли, прихвастнул раз-другой. И покатилось?

— Не слухи. Сам с ним бывал, знаю. Вон, второй ="жигуль"= добивает. В пожарке таких денег не платят.

Теперь Алексею была понятна причина неприязни участкового к двоюродному брату. Отнюдь не по долгу службы. Удачников и вообще талантливых людей худо терпят, сразу ставят вне закона и травят непримиримо до скончания дней. Он поднялся, постучал по циферблату.

— Через сорок минут собираемся. На этом самом месте. Желательно, каждый с вариантом.

Пенсионер Кропачев и Веремеев, оба с важностью кивнули и углубились в размышление. Алексей один отправился к Устиновской избе, которая располагалась рядом с железной дорогой. Под ="хазу"=, да еще с тайником, она разумеется не годилась. Слишком торное место в отличие от ходыревской усадьбы, расположенной в полукилометре от железки, к тому же на отшибе, почти в лесу. Другое дело, что Суходеев, воруя, наверняка, не ограничивался одним ходыревским имуществом. Мог заглянуть сюда тоже и нарваться... А если нарвался, то зачем отсюда тот же Устинов или Ходарев, или кто-то из ="олигофренов"= потащит труп на себе в гору за двести метров, чтобы свалить в колодец? Гораздо проще перенести за линию. А там — дикая вырубка десятилетней давности, черт ногу сломит. Лучше места не придумаешь. Через месяц зверье обгложет труп до костей, и тех не оставит. Но пусть поработает криминалист, с выводами забегать не стоит.

В избу он заходить не стал. Поднялся по насыпи. Его внимание привлекла неглубокая выемка в десятке шагов от тропы. Насыпь была — шлак с песком, но местами она успела обдерниться, местами сохранились проплешины с редкой щеточкой травы. Пожалуй, яма выглядела здесь не вполне логично. Зеленые травинки, подрезанные, надо думать, лопатой, не успели даже подвялиться. Правда, под действием дождя контуры ямы оплыли, и она походила теперь на воронку.

Алексей постоял, соображая, потом сунул в карман пригоршню песку из ямы и повернул назад. По пути он сделал небольшой крюк мимо барака, где были обнаружены человеческие останки, подобрал возле крыльца проржавелый, но крепкий еще ковш.

Веремеев с Кропачевым сидели вдвоем, как он их оставил, в глубоком размышлении. Посасывали папироски. Алексей попросил перевязать на конец шеста вместо крюка ковш, мол, у них это неплохо получается. Когда черпак был готов, он опустил шест в колодец и повозил черпаком по дну. Потом, перехватываясь, вытащил его наружу, заполненный вонючей, липкой грязью. Оба помощника наблюдали за его действиями с озадаченным видом.

Алексей опрокинул содержимое на землю и, волоча шест за собой, двинулся к другому колодцу. Веремеев с Кропачевым молча последовали за ним.

Второй колодец оказался гораздо глубже, и пробу грунта удалось подцепить только с третьей попытки. Зато в черпаке вместо липкой, вонючей грязи оказался сырой песок с частицами шлака.

— Ну? И че будто бы? — подсунулся Веремеев. Даже сунул в песок палец, потрогать.

Алексей вывернул из кармана на ладонь принесенный с собой песок, подмигнул.

— Плывун.

— Дак это... где взял-то?

— С насыпи.

— Вот так да-а... — Веремеев поскреб в затылке, потом подхватил с земли черпак и, спотыкаясь, едва не вприпрыжку устремился к третьему колодцу, через пять минут он показался назад.

— Ну? — грозно издали спросил Кропачев.

— Грязь, гольная.

— А я тебе че говорил? — удовлетворенно кивнул Кропачев, хотя ничего такого он не говорил. — Откапывать теперь надо.

Помощники засуетились. Шустрый Веремеев куда-то убежал, кажется, за веревками. А Кропачев принял руководство на себя.

— Ты вот чего, парень, сходи за участковым пока. А то нам вдвоем не справиться тут. В ту сторону, кажись, пошел, — он махнул рукой.

Когда Алексей, участковый и Дьяконов подошли к колодцу, у помощников все необходимое было уже готово. Верхние венцы, которые находились вровень с землей, теперь оказались вынуты и валялись в стороне, а поперек зияющего отверстия в вырытой по краям канавке лежало тонкое бревно с переброшенной через него вниз веревкой. На конце веревки поперек они привязали короткую палку, чтобы можно было стоять, опираясь на палку двумя ногами. Сухой, легкий Веремеев держал в руках лопату с перерубленным пополам черенком, и, судя по азартной решимости на лице, лезть в колодец собирался именно он.

— Ты токо за стены не цепляй, — строго напутствовал Кропачев. — А то завалит, не дай бог.

— Ну дак...

— Кричи, если чего.

Веремеев сел на бревно поперек и пристроил ноги на палку. Начали спускать втроем. Дьяконов тем временем возился с фотоаппаратом. Наконец веревка ослабла. Кропачев сложил руки рупором.

— Вода есть?

— по колен... — глухо прозвучало из колодца.

— Песок?

— Песок...

Минут через десять Веремеев велел опустить к нему багор. Потом дернул за веревку, чтобы поднимали. Вскоре голова Веремеева с жидкими, спутанными волосами показалась из ямы. Его подхватили с разных сторон и выдернули на поверхность.

— Ну?

— Как будто зацепил, то ли дерюга какая, то ли за одежу?

Он выкатил бревно из канавки, чтобы не мешало, и теперь все начали подымать багор с грузом.

Одного взгляда на вытащенный мешок было достаточно, чтобы определить - - в нем труп. Эксперт Дьяконов защелкал затворам фотоаппарата, фиксируя на пленку различные ракурсы. Потом с осторожностью, словно с тяжелобольного, стащили один мешок, затем другой. Шустрый Веремеев заглянул в лицо, позеленел и тут же засеменил в сторону травить. Больше к трупу близко не подходил. Зато пенсионер Кропачев глядел вокруг победителем. Он и заметил первым приближающегося к ним Ходарева. Усмехнулся.

— Еще помощник топает.

Перед Ходаревым молча все расступилисв, и каждому было понятно, почему они так сделали. Ходареву, должно быть, тоже. Он постоял, не без любопытства озирая труп с подогнутыми к подбородку коленями. Обошел его. Заглянул в лицо и, не сказав ни слова, ни на кого не взглянув, отправился назад.

— Знакомый, или как? — не утерпев, бросил ему в спину участковый.

Ходарев не ответил, даже не повернул головы. Такая реакция ни на один вопрос однозначного ответа не давала.

С осмотром трупа и с протоколом провозились до темноты и, когда уходили, набросили сверху дырявый брезент, придавили по краям кирпичами. Эксперт-криминалист Дьяконов от каких-либо категорических заключений отказался, сославшись, что трупы — это не по его части. Но в качестве предположения... если судить по распространению трупных пятен и гнилостных изменений, смерть наступила с неделю назад, может чуть больше. Очень похоже на большую потерю крови, поскольку ни один из жизненно важных органов не поврежден. Почему нога оказалась отдельно, он, Дьяконов, хоть убей, не понимает, чем могло оторвать, когда, при каких обстоятельствах? Нужна медэкспертиза. Могла ли смерть произойти от утопления? Скажем, оглушили, потом столкнули в колодец? Да, могла. Но необходимо вскрытие на наличие воды в легких. О сроках пребывания в воде тоже он судить не берется, там масса взаимодополняющих признаков. Но опять же, если в качестве предположения, тогда дня два, три, четыре... Где-то в этих пределах он бы дал. Но и то ориентируясь больше на состояние одежды, нежели трупа.

Они уже подходили к усадьбе Ходарева, когда поднялся ветер, и стал накрапывать мелкий дождь. Враз потемнело.

Дьяконов прошел в избу, а Алексей задержался у ворот возле железной бочки под водостоком. Вначале он намеревался ополоснуть в ней руки после осмотра, но вспомнил, что это именно та бочка, в которой Золотарев, намотав на руку волосы, утопил Иру Калетину. Вероятно, на глазах у Суходеева и Чераневой.

Он обошел бочку кругом дважды, представляя в подробностях разыгравшуюся здесь сцену убийства, как если бы сам был свидетелем. Поверхность воды в бочке шла мелкой, ровной рябью. Так бывает, когда рядом проходит железнодорожный состав, но состав не проходил, тем более рядом, и ветер сюда тоже не задувал, поэтому рябь выглядела несколько странно.

Алексей сунул руку к воде, желая зачерпнуть. Но в воздухе раздался легкий треск, похожий на щелчок, и кончики пальцев словно наткнулись на иголки. ="Электрический разряд? — он удивился. — Но грозы, кажется, нет. Дождь сеет"=. Он повторил попытку — и снова раздался треск электрического разряда. Он резко отдернул руку, потряс, чувствуя, что рука в локте занемела.

— Не бочка, а конденсатор, черт бы его... — пробормотал он, заглядывая внутрь. Из воды, ему показалось, бледным, плоским пятном глянуло на него неживое лицо.

Он отшатнулся. Но взял себя в руки, решив, что лицо в бочке — его собственное. Отражение. Хотя тут же усомнился: какое может быть отражение при такой ряби?..

Чувство неуверенности, даже подавленности навалилось на него и, казалось, оно исходит от этой проклятой бочки, чем дольше он тут торчит, тем сильнее. Алексей отступил пару шагов, затем еще, и злобная, гнетущая раздражительность в нем как бы истаяла. Дышать стало легче.

Он провел дрожащей ладонью по мокрому от пота лицу и отправился в избу.

Ходарев сидел на кровати, свесив между колен широкие кисти рук. Курил. Эксперт Дьяконов разложил на столе содержимое свого вместительного кофра, тасовал катушки с пленкой, что-то помечал. При появлении следователя обернулся.

— Ты чего такой кислый? Смотреть противно.

— Не смотри, — вяло огрызнулся тот.

— И в самом деле...

Напевая себе под нос, Дьяконов упаковал кофр и отправился в угол к рукомойнику. Через минуту из угла донесся его удивленный возглас.

— О, черт... Не понимаю?

Алексей в раздумье опустился на лавку и поначалу не обращал на него внимания. Но вскоре Дьяконов сам обернулся к ним, совершенно растерянный.

— Что за ерунда? Взгляни.

В руке он держал крышку от рукомойника на отлете, словно лягушку, и с любопытством ее разглядывал.

— Ну? Взглянул, — грубо отозвался Алексей, удивляясь собственной раздражительности.

— Не льется, — Дьяконов постукал снизу по соску, подержал. — Вода не льется, видишь?

— Значит, надо налить.

— Полный! В том и дело.

Алексей подошел. В избе было темно, и он осветил угол фонарем. Рукомойник, действительно, был полон, с краями. По его поверхности бежала мелкая рябь. Дьяконов нахлобучил сверху крышку, и она задребезжала, позвядивая. Он поднес руку, чтобы поднять сосок, и крышка запрыгала, как на кипящей кастрюле.

— Откуда вода? — Алексей обернулся к Ходареву.

— Из бочки.

— Ты что-нибудь понимаешь?

Скрипнула кровать. Ходарев поднялся и молча прошел к рукомойнику. Алексей видел, как он что-то снял с шеи. Вероятно, нательный крест и сунул под крышку. Дребезжание в ту же минуту прекратилось. Алексей попробовал воду — она бежала. Он сполоснул руки и остановился перед тлеющим огоньком сигареты над кроватью, повторил вопрос.

— Что это?

Ходарев пожал плечами.

— Говорят, дурное место, Волковка. — В его голосе прозвучала усмешка.

— Типичный полтергейст, — подал из угла бодрую реплику Дьяконов. — я, правда, раньше с подобными делами, не сталкивался, но признаки те же самые, уверяю.

— Что такое полтергейст? — спросил Ходарев.

— Ну... аномальное явление, так сказать.

— Ненормальное, что ли?

— Ну, да. А в чем, собственно, дело?

— Дело, собственно, в том, что если ни черта не понял, надо так и сказать. А не квакать на ученом волапюке! — взорвался Алексей, испытывая необъяснимую досаду, и в то же время сознавая правоту Дьяконова, поскольку словом ="полтергейст"= эксперт обозначил ряд однородных явлений, и только.

— Да что с тобой? — вскричал с обидой Дьяконов.

— Извини, Вадим Абрамыч... накатило, — Алексей тряхнул головой и ушел в другой угол.

Некоторое время держалась напряженная тишина. Неожиданно первым подал голос Ходарев.

— Уезжать надо.

— Почему?

— Перегрыземся здесь... до утра.

— Он прав, — буркнул Дьяконов.

Внутренне Алексей с ними согласился. В скором времени подойдет участковый Суслов, который отправился проводить понятых на попутный состав, тогда образуется еще одна зона конфликта. Но почти за полдня поисков они так и не установили место преступления, не нашли орудие убийства. Понятно, что потерпевший скончался не возле колодца, труп был перемещен. Откуда?.. Если смерть наступила от потери крови, значит, где-то она должна быть пролита, и в большом количестве. На открытой местности? И ее заполоскало дождем? А если в помещении? в этом случае следы кто-то уничтожил. Тщательно и умно уничтожил. Едва ли на такую кропотливую, тщательную работу способны ="олигофрены"=, да еще после совершенного убийства. Хотя убийства, строго говоря, не произошло. Суходеев скорее всего был оставлен в беспомощном состоянии в безлюдной местности. Возможно, труп был обнаружен позднее... кем-то, кто не хотел связываться с милицией (с участковым Сусловым?), опасаясь подозрений в свой адрес. Поэтому этот кто-то спрятал труп, а следы уничтожил?

Алексей продолжал прокручивать в голове различные варианты, и все явственней проступала фигура Ходарева, хотя против него прямых улик пока не было. На многие вопросы даст ответ судмедэкспертиза, и, пожалуй, парню придется не просто. Все из-за мерзавца, который в течение года терроризировал его, как хотел. Теперь он, Алексей, занял место мерзавца и тоже пытается загнать его в угол, оставить семью без мужа и без отца. Чем он лучше того, кто настораживал вилы и набивал порохом печь? Ничем. Война закона против собственного народа продолжается...

— Хорошо, мы уедем, — согласился он. — Но Ходареву я должен задать несколько предварительных вопросов. Для ясности.

— Мне уйти? — все еще обиженным тоном осведомился Дьяконов, и Алексей вновь почувствовал к нему необъяснимое раздражение.

— Вам задание, Вадим Абрамыч. Пока окончательно не стемнело. Обследуйте бочку под водостоком.

— С какой целью?

— В этой бочке утопили человека, Калетину. Мне кажется, тут есть определенная связь.

Дьяконов вышел. Алексей пересел ближе к Ходареву, возле окна. Спросил:

— Что у вас за отношения с участковым?

— У меня никаких.

— А у него?

— Это пусть он скажет.

— И все же?

— Двоюродный брат по матери, — в голосе послышалась усмешка.

— Почему он не отреагировал на два заявления в милицию, тем более от брата?

— Некогда, говорит, пустяками заниматься.

="Что ж, для начала неплохо, — подумал Алексей. — Вину признавать не станет. И, кажется, не болван. Ладно, продолжим. Топить не буду, но не вздумай срезаться на пустяках. Помочь тогда не смогу"=. Он про себя пожелал Ходареву удачи.

— Когда последний раз вы были в Волковке?

— Вчера.

— Была причина?

— Хозяйство тут. Какая еще причина?

— А до вчерашнего дня... когда последний раз были?

— Перед праздниками. Седьмого, то ли восьмого. После дежурства.

— Две недели прошло, что же вы раньше не наведывались в хозяйство?

— Жена уговорила. Картошку садить приспичило, вот она и... Битый час препирались.

— Значит, она может подтвердить?

Ходарев промолчал, как бы не придавая такому пустяку значения.

— Вчера в какое время вы приехали в Волковку?

— Около десяти. Вроде.

— На чем?

— Обычно, попутным.

— А назад?

— Тоже.

— В каком часу?

— Ну... перед дождем, в три или в четыре.

— Машинист локомотива знакомый?

Это была ловушка. Если запрятанный труп и все остальное — дело рук Ходарева, значит, мотоцикл, масляный след от которого остался в лесочке, тоже исчез не без его помощи. Возможно, Ходарев на нем и уехал. Сейчас парень начнет крутиться и запутает себя сам.

Наступила пауза.

Алексей сочувственно выжидал. Именно эти паузы в ="скользких"= местах, когда допрашиваемый чувствует опасность и начинает обдумывать ответ на простой в общем-то вопрос, нередко выдают его с головой, однако голос хозяина прозвучал спокойно, с некоторым даже сомнением.

— Это какой машинист? Вперед или назад?

— В город. Из Волковки в город. Вы его знаете?

— Этого знаю. Емельянов Сашка. А туда — нет. Вспомнит, наверно. Я ему полпачки ="Астры"= оставил.

Алексей облегченно вздохнул.

— Где он вас посадил?

— Здесь, в Волковке. С горы заметил, что бегу, остановился.

="Отличная подробность. Если по-настоящему, то надо взять тебя сейчас под стражу и все эти подробности уточнить. Я, разумеется, делать этого не буду. Если закон не защищает человека, то пусть не мешает человеку защищаться"=.

Хотя мотоцикл не обязательно дело рук Ходарева. В кустах без хозяина он простоял с десятого мая. При нынешних криминальных нравах его мог увести всякий, кто случайно там оказался, и кто мало-мальски владеет техникой.

— Вы находились здесь с десяти утра и до трех-четырех часов вечера. Что вы делали все это время?

— Уборкой занимался. После погрома.

— Целых пять часов? Чем именно?

Пока Ходарев перечислял, Алексей наблюдал в окно за Дьяконовым, который кружил вокруг бочки с такой же идиотской физиономией, какая была недавно у него самого.

— Довольно, Андрей Дмитриевич, — перебил он Ходарева. — Вот, прочитайте внимательно и подпишите.

="Первая проба, кажется, прошла удачно. Теперь моли Бога, парень, чтобы график твоих дежурств и заключение медэкспертизы о сроках смерти совпали. Чтобы оперативники не нашли ="Восход"= с твоими лапами и ту штуковину, которой ты, если это ты, оторвал мерзавцу ногу. Кое о чем я тебя предупредил, так что... крутись"=.

Он сунул протокол в папку, поднялся.

— Когда состав?

— Пора бы. Давно не проходил.

— Без расписания, что ли? — и, не ожидая ответа, шагнул за порог.

Странная мысль пришла на ум Алексею в это самое мгновение. Калетина была утоплена здесь, в этой бочке. Убийца Золотарев, который утопил девушку, вскоре утонул сам. У трупа потерпевшей железнодорожным составом отрезало ногу. Труп Суходеева, извлеченный из воды, тоже оказался без ноги. Тоже без левой, и ниже колена. Наконец, Черанева, сообщница — близка к помешательству. Как и мать потерпевшей Калетиной, которая от горя помешалась в уме...

Можно допустить, разумеется, что все это совпадение, прихотливая игра случая. Но убийства младенцев, расследованием которых занимался Махнев, продолжали эту цепь совпадений, свидетельствующих скорее о железной закономерности.

Он вспомнил вживе висящий на колу труп пятидесятилетнего убийцы с подогнутыми ногами, с вывалившимся, толстьм языком и его манеру подвешивать плачущего младенца на гвоздь за дверь. Похоже, жертвы хватали своих палачей за ноги.

Участкового поблизости не было. На насыпи тоже. После некоторых поисков его нашли на другом конце поселка. Он кружил вокруг бараков со злобным и одновременно встревоженным выражением лица. Подкравшись, он вдруг выскакивал из-за угла и озирался по сторонам, словно надеясь кого-то увидеть. На оклики не реагировал.

Все трое переглянулись. Подошли вплотную.

— В чем дело, лейтенант? — Дьяконов крепко и с непонятным озлоблением схватил его за рукав.

— Почему они прячутся?!

— Кто они?.. Кто?!

Лейтенант наморщил лоб.

— Кропачев с этим... понятые.

— Разве ты их не посадил?

— Уехали оба, мать твою...

— Тогда в чем дело?

Не знаю. Я шел назад и слышу — разговор. Говорят между собой Кропачев с этим... понятые. За углом. Я повернул к ним, а их уже нет. Спрятались. Вот! Слышишь? Опять...

Он рванулся было за угол, но его удержали.

— Уходить надо, — с тоской, озираясь, пробормотал Ходарев.

Все вчетвером добежали до оставленного трупа, перевалили его на брезент и, ухватив брезент за углы, бегом бросились к насыпи.

Из-за леса явственно доносился звук приближающегося состава*. _____ * При написании романа автор использовал уголовные дела: у А. Ходарева есть реальный прототип работяга, хороший семьянин (жена, трое детей) В. Лимонов. Был осужден по ст. 106 УК РФ к 3 годам лишения свободы за неосторожное убийство.

14

Открывая ключом дверь своей служебной квартиры, Алексей услышал в прихожей резкие телефонные звонки, вошел, снял трубку.

— Да. Я слушаю.

В трубке молчали.

— Говорите, слушаю вас.

На том конце провсда звякнул зуммер, и раздались короткие гудки. Трубку положили. Алексей пожал плечами и отправился в ванную. Включил душ. Второй звонок он услышал сквозь шум воды, уже стоя под душем. Нехотя выбрался из ванной и прошлепал в прихожую.

— Да?

Трубка молчала, как и первый раз. Потом ее положили. Алексей постоял, прикидывая, насколько случайны оба звонка, а если не случайны, то чем они могли быть вызваны? Кому-то понадобилось знать, дома он или нет? Тогда почему два звонка, а не один? Допустим, кто-то установил, что он сейчас дома. Что дальше?.. Собираются нанести визит? Зачем? Кому он мог понадобиться в столь поздний час? Хотя, собственно говоря, телефон чужой, квартира тоже, да и город... Он здесь два дня с небольшим. Скорее всего, оба раза звонили не ему и, не признав голос, промолчали. Хлыбов, помнится, упоминал о какой-то женщине, которая пригрела соседа из агропрома. Не она ли?

Он вновь забрался под душ. Некоторое время спустя, уже заканчивая процедуру, услышал невнятный звук, похожий на щелчок дверного фиксатора и мгновенно насторожился. Затем разом перекрыл оба крана. В наступившей внезапно тишине почудилось короткое, тотчас оборвавшееся движение. Из прихожей...

Он снова пустил воду. Даже что-то пропел себе под нос, будто ничего не услышал. Однако его мозг уже стремительно отматывал назад события минувших дней и череду лиц, которые могли быть заинтересованы в подобном визите почти в полночь. То, что визитер (или визитеры?) пожаловали именно к нему, он уже не сомневался. Но кто? Каким образом?.. Открыли дверь ключом или попросту отжали язычок замка? В любом случае ничего доброго ждать от ночного визита не приходилось, хотя явных врагов как будто нажить он еще не успел. Кроме грузчика Карташова, пожалуй. Но этот мститель оправится от удара не раньше, чем через месяц.

Алексей толкнул дверь и бросил взгляд в прихожую... Никого. Однако среди казенных, устоявшихся запахов по квартире сильно тянуло сигаретным дымом. Кажется, курили в его комнате, в темноте. Ему даже почудился всхлип.

Он нащупал возле косяка выключатель.

— Анна?! Вы...

Она обернула заплаканное лицо и уставилась на него недоумевающим, изумленным взглядом. Почему-то Алексею сделалось неловко, как будто это он пробрался ночью в чужую квартиру, а не наоборот. Он молча выжидал. Анна виновато опустила голову.

— Простите, вы не заперли дверь, забыли, и я... вошла.

Это походило на правду, телефонные звонки в прихожей он услышал, еще стоя на лестничной площадке, открыл дверь и сразу взялся за телефон. Должно быть, дверь сама собой прикрылась, и он потом о ней забыл.

Алексей зажег настольную лампу и выключил верхний свет, чувствуя, что Анну это раздражает.

— Вы звонили?

— Да. Но я не знала, как объяснить и... у меня не повернулся язык. Оба раза.

Она говорила тихим, прерывающимся голосом, и Алексей, чтобы дать ей успокоиться, предложил:

— Я приготовлю по чашке чаю. Посидите минуту.

— Нет... не нужно! Спасибо, — она почти вскрикнула, словно ей причинили боль. Алексей остановился.

— Что-то случилось? С Хлыбовым?.. В прокуратуре мне сказали, у него отгул.

Анна брезгливо дернула плечом и сама пошатнулась от своего движения.

— У Хлыбова запой. Он не-вы-но-сим!

Алексей только сейчас понял, что она пьяна, даже слишком. Он подвинул к ней кресло, подождал, пока сядет.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Не знаю, — она остановила на нем темный, малоподвижный взгляд, но, кажется, едва ли его видела. — Не думаю.

="Хлыбов невыносим, у него запой, — подумал Алексей. — но это не причина, чтобы посреди ночи, без приглашения оказаться в квартире малознакомого мужчины, к тому же, Анна не похожа на взбалмошную девицу, чтобы так безрассудно рисковать своей репутацией и репутацией мужа. Или я, чего-то попросту не понимаю"=.

Алексей молча взял ее за руку. Она вдруг всхлипнула и отвернула лицо.

— Ужасно тяжело. Я не знала, куда себя деть.

— Разве у вас никого здесь нет?

Анна качнула головой.

— Я приехала с мужем. С первым мужем. Он умер.

— Давно?

— Два года уже.

— Он что болел?

— Разбился на дороге.

— А Хлыбов?

Анна невесело рассмеялась.

— Я, кажется, из тех вдов, которые за гробом мужа и пары башмаков не износили.

— Извините. Мне, наверное, не следовало бы совать нос...

Она дернула плечом.

— Все равно расскажут... другие. Представляю, сколько гадостей вы обо мне услышите.

— Да уж наверное.

— Это почему? — она вдруг повернула к нему лицо очень близко, глаза в глаза. — Или вы тоже станете говорить обо мне гадости?

— О женщинах гадостей я никогда не рассказываю.

— О-о!

Она рассмеялась низким, грудным смехом и вдруг порывисто прильнула влажным ртом к его губам. Он ответил, но Анна так же внезапно отстранилась. С усмешкой произнесла:

— Кажется, Алексей Иванович, вы собирались распорядиться насчет чаю?

— Ну... если хотите?

— Хочу.

Когда Алексей вернулся с кухни с двумя чашками дымящегося чаю, Анны Хлыбовой в квартире не было. Входная дверь оказалась слегка прикрытой. Запах табачного дыма и тонкий аромат дорогих духов остро подчеркивали внезапно образовавшуюся пустоту.

Он недоуменно пожал плечами. Цель столь позднего визита осталась не ясна, хотя он допускал, что ="некуда себя деть"= и ="ужасно тяжело"= — достаточно серьезная причина для такого характера, как Анна.

На следующий день с утра следователь Валяев произвел опознание найденного трупа родственниками потерпевшего. Затем отправился в центральную сберкассу, изъял фальшивые ордера, по которым были выданы деньги со сберкнижки Суходеева-старшего, копии лицевых счетов, выписки из служебных документов, отобрал объяснения у бухгалтера-ревизора сберкассы, подтверждающие подделку подписи и изъятие денег, допросил работников сберкассы. В оставшееся до обеда время он подготовил несколько письменных предписаний для прокурора — по мясокомбинату, училищу и сберкассе, — пусть Хлыбов решает сам дать им ход или нет, — отправил отдельные поручения в ГАИ и райотдел милиции по розыску мотоцикла ="Восход"= красного цвета без номеров. Наконец, докончив с бумагами, зашел в приемную.

— Людмила Васильевна, сколько в городе кладбищ?

— Было два до последнего времени. Но на старом долгое время захоронений не производили. Сейчас, я слышала, там отрыли котлован и бьют сваи. Кажется, под будущую школу.

— А новое?

— Туда ходит автобус, по четвертому маршруту. Алексей Иванович, вы завтракали сегодня?

— Как обычно, кофе с трюфелями.

— На обед у вас тоже — кофе с трюфелями?

— Вообще-то, я стараюсь меню разнообразить, — он улыбнулся и вышел из приемной.

...Новое городское кладбище имело вид неухоженный, с чахлыми, редкими березками и топольками, которые чуть возвышались над бесконечным лесом крестов и звездочек. Из-за отсутствия забора среди могил кое-где греблись куры и даже бродили козы, обгладывая кору на молодых деревцах, объедали поросшие майской зеленью, ископыченные холмики. Оградки вокруг некоторых могил были в основном сварные, из того же прокатного профиля, что заборы СПТУ и лечебного профилактория. Нередко догадливые родственники усопших оформляли дорогие сердцу могилы, выкладывая их по периметру стеклоблоками. В последнее время это, по-видимому, стало модой, и самая новая, ="свежая"= часть кладбища синела и блестела на солнце обильной стеклянной кладкой. Но попадались могилы, выложенные паркетной дощечкой, силикатным кирпичом, чугунными чушками и даже пластинами из нержавейки — кто как расстарается.

Кладбищенского смотрителя по фамилии Тутынин, инвалида войны без руки, Алексей отыскал в одном из примыкаюпих к кладбищу, деревянных, перекошенных домишек. Здесь он жил, здесь же и была городская похоронная контора.

Алексей представился, предъявил документ, который был тщательным образом изучен. И постановление.

— Эсхумация, стало быть? Опять? — пробормотал смотритель, возвращая бумаги.

— Почему опять?

Но смотритель, погрузившись в изучение книги регистрации умерших, вопроса не услышал. Толстым, корявым пальцем, предварительно послюнив его, он листал страницу за страницей, долго водил по графам.

— Как, говоришь, фамилие? Повтори?

— Калетина И... Гэ.

Инвалид воткнул палец.

— Нумер девяносто восемь. Ее нумер, гляди.

— Ее, — согласился Алексей.

— Сейчас узнаем, кто тут у нас занаряжен?

Инвалид порылся в столе и вытащил на свет ="журнал выдачи нарядов"=. Минут через пять он нашел нужную строчку. Вслух по слогам прочитал:

— Ко-ма-ров!

— Это кто Комаров?

— Если не напился, то там... копать должон.

Алексей понял, что Комаров — это землекоп, который по выписанному наряду обслужил в прошлом году заказчика, то есть кого-то из родственников Калетиной. Вслед за смотрителем Тутыниным он отправился на кладбище. Ветер дул им в лицо и наносил ощутимо запах тления и нечистот. Тутынин, кажется, этого не замечал, но Алексей вскоре не выдержал.

— Вы покойников закапываете? Или так... присыпаете только?

— Это ты насчет запаху, что ли? Свалка у нас тут, по соседству. Рядом, считай, могилок пять вовсе засыпали паразиты. Только расчистим, через неделю, глянь — того больше. — Тутынин помолчал. — Я вот, погоди, узнаю, кто за умник свалку сюды распорядился устроить, завтра весь мусор с дрянью к нему на могилы велю перетащить, пусть придет помянуть родителей, недоносок.

Они пересекли новую часть кладбища, расцвеченную стеклоблоками, и остановились у крайних могил.

— Здесь она. Девяносто восемь.

Неприметный холмик земли, без памятника, с деревянной табличкой из крашенной фанеры, на которой написаны фамилия умершей с датами рождения и смерти, и регистрационный номер — девяносто восемь.

— Был у ней памятник, — словно извиняясь за могилу, пробормотал Тутынин. — Спалили кто-то. Родню проведали, видать, а когда напились, на костре спалили у ней памятник. За дрова.

— Николай Николаевич, вы, кажется, упомянули вначале о повторной эксгумации? Я что-то не понял вас?

Тутынин нахмурился.

— Это вроде как шутка у меня получилась. А тут реветь впору, в голос.

— Что так?

— А вот бабу помоложе схоронят когда, или девку какую, на другой день, считай, обязательно вытащат из могилы.

— Кто?

— А кто знает? Опаскудел народишко вконец. Эту вот... как ее? Девяносто восемь, Калетину... два раза вытаскивали. Прихожу как-то, могила разрыта. И гроб торчмя из ямы. А самой нет. Искали, искали... нашли. На пустире вон, в кустах голая лежит. В другой раз на свалке, под бумагой отыскали. Уж на что девка безногая, а и той покою не дают, паразиты. Местные, должно, пошаливают, шпана. Ты вот чего, прокурор... побудь тут пока, а я за Комаровым сбегаю, чтоб начинал.

— Второй раз вы в одежде ее похоронили?

— Откуда у ней? Так... тряпицу набросили сверх. И в яму. Не до жиру было.

Тутынин ушел и в скором времени появился назад с Комаровым, высоким, костлявым мужчиной в спецовке, который сразу взялся за дело. Копать, впрочем, долго не пришлось. Гроб в полузасыпанной могиле оказался на глубине не более полуметра.

— Наверх подавать? Или как?

Солнце падало отвесно в могилу, и гроб был весь на виду, как на ладони. Алексей опустился на корточки на край. пробормотал:

— Оставь.

— Крышку... крышку сымай, — засуетился Тутынин.

Землекоп рукавицей смахнул остатки земли и подкрючил крышку какой-то плоской железякой, похожей на отмычку. Крышка легко подалась, даже как бы подпрыгнула и съехала набок. Алексей почувствовал, что все внутри него напряглось в ожидании.

— Дерюжку убери, что ли? Не стой пеньком-то.

Комаров медленно потянул с покойной дерюгу, подобранную, должно быть, попутно на свалке, и разом всю сдернул. Алексей невольно качнулся назад. Лицо покойной было обезображено тлением, и он, пожалуй, не узнал бы ее. Но на юбке светло-кремового цвета темнело пятно. Он сразу вспомнил, что во время истерики в ресторане она вскочила и опрокинула чашку с остатками кофе на себя.

Ему казалось, будто он сходит с ума. Одна нелепица громоздилась на другую с такой железной последовательностью и очевидностью, что волосы на голове подымались дыбом. Тутынин с Комаровым тоже выглядели обескураженными.

— Гляди ты, приоделась когда-то, — пробормотал инвалид.

— Приодели, — угрюмо поправил землекоп.

Наступила гнетущая пауза. Алексей с трудом разжал зубы:

— Закрывай, — и отошел в сторону.

="Вы не можете быть старше меня"=, — вспомнил он тихий, равнодушный голос. Тогда, под фонарем, эти слова прозвучали странно. Алексей зябко передернул плечами.

Оставшуюся часть дня он пребывал в трансе, плохо представляя свои дальнейшие действия в подобных обстоятельствах. Это раздражало, но поделать с собой он ничего не мог.

Воротясь с кладбища, он переговорил с судмедэкспертом Голдобиной. Местные следственные работники между собой называли ее Дина Потрошительница. У этой средних лет женщины были зеленоватые, светлые глаза и большие красные руки. Говорила она хриплым голосом, отрывисто и много курила. Несколько раздражительным тонам Голдобина сообщила, что труп Суходеева обследован, произведено вскрытие, но подробное письменное заключение с обоснованием будет готово позже. По существу поставленных вопросов вкратце она может сказать следующее: предположительно, смерть наступила около двух недель назад, одиннадцатого-двенадцатого мая из-за значительной потери крови и, как следствие, общего переохлаждения организма. Причина — открытый перелом голени, вероятно, в результате сильного удара или ущемления с последующей ампутацией. Для ампутации было использовано острое орудие с короткой, режущей кромкой. На отдельных частях мышечной ткани имеются следы зубцов правильной треугольной формы. В воду труп потерпевшего попал значительно позднее и пробыл там не более двух дней.

Алексей не перебивал, хотя все сказанное в обших чертах он себе представлял. Слушая вполуха хриплый раздраженныи голос, он вспомнил чью-то реплику, брошенную мимоходом: ="медэксперт Голдобина полноценно ощущает жизнь только в морге, когда вспарывает трупам полости. В другом качестве люди ее не интересуют"=. Пожалуй, в этой шутке что-то есть.

— Дина Александровна, вам не приходилось сталкиваться затем с вашими покойниками, как если бы они были... Ну, скажем, живыми людьми?

— Сколько угодно! — она не то хрипло рассмеялась, не то каркнула вороной. — Мужчины мрут, как мухи. Сейчас вы судите передо мной, задаете вопросы, но я не дам гарантии, что через день-два вы не окажетесь у меня на столе в прозекторской, и я не буду делать вам трепанацию черепной коробки.

Алексей внимательно посмотрел ей в глаза. Кажется, для нее он и в самом деле представлял собой потенниальный труп.

— Вы не вполне меня поняли.

— У вас есть еще вопросы? По существу, разумеется? — Эксперт встала из-за стола, давая понять, что разговор закончен.

— Если мой вопрос представляется вам не по существу, в таком случае прошу извинить.

— До свидания.

Алексей вышел. Разговор был закончен слишком круто. Похоже, он застал Голдобину врасплох. Может быть, она не восприняла вопрос всерьез? Посчитала за неудачную шутку? Но нет, реакция была почти болезненной. По какой-то причине Голдобина не захотела на эту тему распространяться.

Алексей еще более утвердился в мысли, что вопрос необходимо с кем-то срочно обговорить. Чтобы не свихнуться окончательно. Пожалуй, лучше всего подошел бы Хлыбов. В общении с ним он почти физически ощущал удельный вес каждой его фразы, способность к независимым и конструктивным выводам.

Алексей набрал домашний телефон Хлыбова, но трубку никто не взял. Заявиться просто так, без предварительной договоренности, не решился. Он вдруг почувствовал, что кроме Хлыбова в этом чужом городе у него ни одной родственной души. Уж не из-за Анны ли, если быть честным, ему стало чудиться, что он нашел в Хлыбове родственную душу? Пожалуй, это довольно опасное родство... Любопытно, откуда в ней эта непонятная, шаловливая доступность? Тут определенно кроется какая-то тайна.

Проблема с нужным собеседником решилась сама собой. В девятом часу вечера ему позвонил Игорь Бортников, направленный сюда из облпрокуратуры в составе следственной группы. Алексей в душе ругнул себя, что не догадался позвонить приятелю раньше, потому что сегодня в ночь Бортников уезжал из города. Заканчивалась его командировка.

Слушая резкий, возбужденный голос приятеля, Алексей заподозрил неладное.

— Ты один?

— Да. Приходи. Правда, я жду еще гостя, но... не уверен.

— Кто такой?

— Покойник, по сути, — в трубке раздался короткий смех. Затем последовали короткие гудки.

15

Спустя полчаса Алексей постучал в дверь гостиничного номера.

— Открыто, входи, — услышал он за спиной голос Игоря Бортникова. Приятель поднимался следом по скрипучей, деревянной лестнице. — Рассчитался за постой, — пояснил он. — Знаешь, сколько я здесь торчу, в этом гадюшнике? С небольшими перерывами уже два месяца. Приехал в марте еще по снегу. Можно сказать, по сугробам. Потом запахло весной, солнышко стало припекать, птички чирикают...

— Если чирикают, это воробьи.

— А что воробей — не птичка?

— Я просто уточнил.

— Так вот... из-под снега по всему городу, в окрестностях начали вытаивать трупы. Утопленники и удавленники. С колотыми, резаными ранами, изнасилованные. Просто замерзшие по пьянке. Застреленные. Расчлененные. Мужчины и женшины, дети, старики. Милиция работала, как похоронная команда во время чумы, день и ночь. И тогда, Леша, я понял: здесь идет необъявленная война всех против всех. Правда, неизвестно во имя чего.

— Наверное, как всегда во имя чего-то благородного.

Бортников коротко хохотнул.

— Ты унылый ортодокс, Леша. Настоящая жизнь поэтому проходит мимо тебя.

— Очень унылый?

— Однова живем! Ты оглянись вокруг со вниманием — народ развлекается. До упора. Ты пробовал когда-нибудь у себя на кухне или в ванной ночью расчленить труп любимой женщины? Обливаясь при этом горькими слезами? Это тебе, брат, не партия в шахматы. Это потрясает! Ты остро переживаешь могучий всплеск разнообразнейших ощущений — ужас, запах крови, животную радость палача, сладострастие, боль по поводу тяжелой утраты, чувство опасности, сознание собственной исключительности и вседозволенности, — все вместе, все разом! Короче, это и есть жизнь. Все остальное лишь слабая ее тень.

Алексей усмехнулся.

— Ну и, сколько любимых женщин ты расчленил за эти два месяца?

— Увы! Я только завидую, глядя со стороны.

Бортников прошел к столу, на котором возвышалась гора свертков и начатая бутылка армянского коньяку. Налил в стаканы.

— Леша, давай выпьем с тобой. Знаешь, за что?..

— За самоуничтожение, — подсказал Алексей.

— Вот! Ты отлично меня понял.

Он ударил стаканам о стакан и залпом опрокинул коньяк в рот. Потом подвинул всю гору свертков на столе гостю.

— Не обращай внимания, ешь. Это все местные мерзавцы натащили в номер, пока меня не было. Подорожники. Ты даже названий таких не знаешь. Взятка, разумеется. Оставлю тете Маше, здешней горничной. Такая чудесная тетечка! Зато сын у тетечки дважды убийца, даже оторопь берет. Теперь яблочко от яблони далеко катится.

Он снова налил в стаканы.

— Когда я приехал сюда впервые и осмотрелся, мне показалось, что единственный выход из ситуации — оцепить этот гадюшник по периметру колючей проволокой, поставить на вышках пулеметы и... та-та-та-та! На поражение. Праведника в этом городе нет ни одного, патронов поэтому не жалеть...

Он замолчал и вдруг с усмешкой воззрился на гостя.

— А ты оказался пророком, Леша.

— В чем?

— Относительно меня. Помнишь каламбур? ="Быть Бортникову за бортом"=.

— Мой, ты уверен?

Бортников не ответил. Они были одногодки. Но когда после армии Алексей стал студентом юрфака, Бортников учился на третьем курсе и слыл в университете звездой первой величины. Всегда элегантный, даже несколько англизированный, с превосходной памятью Бортников уже тогда прилично владел тремя языками. Одновременно учился в финансово-экономическом и год спустя получил второй диплом о высшем образовании. Лекции он всегда записывал с помощью стенографии. Превосходно боксировал, был исключительно точен, исполнителен и в то же время обладал мертвой организаторской хваткой. Он выстроил себя сам и как специалист суперкласса был безупречен. Но не безупречна и во многом порочна оказалась система правоохранения, в которой ему предстояло работать. Она вся, словно метастазами, была повязана родственными связями и пронизана коррупцией, лжива, необязательна и унизительно зависела от реальной власти. Ошибка Игоря Бортникова состояла в том, что до сих пор он не принял правил, по которым система функционировала. И, кажется, не собирался их принимать.

После университета прошло семь лет. Алексей отметил, что Бортников сделался несколько раздражителен, болтлив, но прежний европейский лоск сохранил вполне. Даже сейчас во время дружеского застолья в обшарпанном номере захолустной гостиницы он сидел в элегантном галстуке, лишь слегка ослабив узел, безукоризненно причесанный, и благоухал приличным одеколоном.

На столе напротив Алексея стоял еще стакан, чистый. И третий стул, явно не из комплекта, положенного в одноместном номере.

— Для покойника?

Вместо ответа Бортников молча опрокинул коньяк в рот. Потом выкатил из объемистого пакета на стол с десяток золотисто-ярких, промаркированных апелельсинов. На одном ловко срезал верхушку и круговым движением снял всю кожуру разом.

— Со мной был случай два года назад, третьего августа. Договорились с хорошим знакомым, он работал в НИИлеспроме, выбраться в выходной за грибами. До этого мы не виделись около месяца, а тут смотрю — что-то в нем переменилось. То ли налет на лице... какое-то стало чужое? То ли запах — как в заброшенном доме? Или отстраненность? Не могу взять в толк, да и не пытался, если быть точным. Вернее, не придал значения. Мало ли какое лицо бывает у человека с похмелья. Не говоря уже о запахе или о поведении. Но внимание обратил. И наутро, когда он подкатил к подъезду на мотоцикле, я заметил это еще раз.

Выехали мы с ним за город, он за рулем, я сел сзади — все благополучно. Но скорость такая, что в ушах стоит рев. Я прошу придержать - - он не слышит. Хлопаю по плечу раз, другой, бесполезно. Только головой покачал. И вылетаем мы с ним на этой скорости к Вишере, к мосту. Вижу, перед въездом полосатый шлагбаум, и мужичонка при нем. Поднять — опустить. Думаю, ну сейчас обязательно притормозит. Но нет, летим... ="Стой!"= — ору в ухо, и в сторону, Пригнулся... Потом глухой удар, и меня выбросило с сиденья, будто вырвало. Очнулся я, Леша, в воде. Не то, чтобы очнулся, а просто начал соображать. Вижу — плыву к берегу. Вышел. Поднялся на мост. Мотоцикл проломил ограждение, но завис на самом краю и даже не заглох. Заднее колесо крутится. А хозяин под шлагбаумам, посреди дороги лежит, без головы. Голова в синем шлеме скатилась за обочину. Я ее по следу нашел. Разумеется, лица не было, не осталось. В тот момент я сразу все вспомнил: странный налет на его лице, запах заброшенного дома... затхлость, чужесть в чертах, в выражении. Ощущение отсутствия у присутствущего рядом с тобой человека. И я понял тогда — это была печать смерти. Запах заброшенного дома был запахом смерти. Она проявилась также в цвете лица, проступила в чертах. По сути, я ехал на мотоцикле с мертвецом. Где-то там, на небесах, он был уже приговорен к смерти. Не знаю, за какую провинность, но смертный приговор был ужасен, а казнь — я видел собственными глазами.

Бортников плеснул в оба стакана.

— Давай помянем, что ли?

Они молча выпили.

— После этого случая со мной что-то произошло: на улице, в толпе я стал различать этих... приговоренных. Даже со спины. Даже не глядя на них, по одному запаху. Кажется, пока не ошибался.

Алексей взглянул на третий, чистый стакан, перевернул его и поставил вверх дном.

— Хочешь предупредить?

— Попробую. Если придет.

— Я знаком с ним?

Бортников внимательно посмотрел на гостя и вдруг захохотал. Потом также резко оборвал смех.

— По-моему, еще нет.

Алексею почудилась в ответе некоторая двусмысленность, но настаивать не захотел.

— Что там у вас по Шуляку? Результат есть?

— Шуляка, кстати, я тоже предупреждал.

— Да! А он?

— А он, земля ему пухом, долго и весело смеялся. Потом мы с ним выпили. Я по нем плачу, а он, покойник уже, надо мной, над живым, смеется. Так и расстались. До сих пор в ушах его смех стоит.

— Люди охотнее верят в ложь, чем в правду. Потому что правдоподобнее.

— Ну, да. Эффект Кассандры. Давай помянем Витю?

— Давай.

Они разлили остатки коньяку по стаканам, но Бортников, повозив лентяйкой под кроватью, выкатил еще бутылку.

— Слушай? Ведь нахрюкаемся, а?

— Однова живем, Леша! Кстати, насчет результата ты спрашивал. Так вот, никакого результата нет... Ффу! Все наше расследование — это один большой мыльный пузырь. Помпа. Куча широковещательных заявлений, разносов, совещаний. Куча народу, мероприятий, инфарктов, а результата, увы... нет. Два месяца ржавое колесо со скрипам и лязгом впустую мололо воздух. И знаешь почему?

— Почему?

— Потому что старые жернова давно стерлись. А на новые срочно нужна валюта, которой у нас, как известно, нет.

— А если всерьез?

Бортников на некоторое время задумался, с явной неохотой восстанавливая картину. Потом заговорил, все более и более оживляясь.

— К приезду следственной группы в квартиру Шуляка набилось человек двадцать начальства. Никогда не подозревал, что в милиции в районе столько полковников. После нас прибыл даже генерал неизвестно откуда, орал на всех и вся. Кого-то, говорят, здорово приложил по мордам. Дом весь оцепили, врубили переносные прожекторы, устроили в квартирах, по подъездам, на чердаках повальные обыски. Двери настежь, жильцов выбросили на площадку, всюду милиция, детский плач, визг, лай... розыскные собаки. Короче, все следы, даже если какие были, оказались затоптаны и захватаны. Тело до приезда группы несколько раз перемещали. Свидетели может быть и нашлись бы, но после такого шмона с мордобоем и руганью люди были перепуганы. До сих пор либо молчат, либо поддакивают. К тому же, осмотром занялись сразу три следователя, самостоятельно. То есть, полный академический набор того, как нельзя производить осмотр места происшествия. Начальство, все изгадив, с присущей ему дальновидностью с ходу уцепилось за единственный оставшийся след.

— Заточка?

— ...Выдернули из Вити заточку и начали совать ее в нос всем подряд. Чья? Твоя?.. Нет? У кого видел? Опознать можешь, сволочь?.. Теперь эту злополучную заточку знает полгорода, и каждый третий припоминает, у кого видел. Потом начались проверки всех освободившихся из мест заключения за последние полгода. Начальство рвет и мечет, каждый день требует отчета, давит, телефон трезвонит даже ночью. Короче, бурная имитация успешной работы, и никакой валютой, Леша, это дерьмо никогда не смоешь. Только развоняется.

— Это все? — Алексей усмехнулся.

— А что ты хочешь? дело поставили на особый контроль. Ни одного шага без согласования с начальствам, ни-ни! Вот это меня особенно насторожило. Но! Во-первых, заточка. Ее оставили в теле демонстративно, желая навести на след. Иначе какая необходимость? И дальновидное начальство эту нехитрую наживку немедленно заглотило. Полтора месяца шерстило свои картотеки и гоняло людей по колониям в поисках уголовника-мокрушника. Во-вторых, великолепная, с полным академическим наборам глупостей организация осмотра места происшествия. В-третьих, жестко организованный контроль за следствием. Даже не столько контроль, сколько руководство следствием в заданном направлении. В-четвертых, три дня спустя на улице был обнаружен труп раздавленного под колесами мужчины, которого опознать не смогли, никаких документов, бумаг при нем не оказалось. Но экспертиза установила, что ко времени наезда он был мертв уже два дня. То есть смерть наступила на следующие сутки после убийства Шуляка. Под колеса этого человека попросту подложили, мертвым. Мне показалось, что для простого совпадения тут много подозрительных деталей.

— И ты сразу решил, что этот человек убийца?

— Исходя из вышесказанного... исполнитель заказного убийства. Будем говорить так. И очень опасный свидетель, которого позаботились немедленно убрать. Даже рискуя навлечь подозрения. Дальше возникает естественный вопрос: кому до такой степени мог насолить Виталий Шуляк... следователь Шуляк, что его решили замочить с помощью наемного убийцы? Спустя полтора месяца, когда начальственный пыл иссяк, я затребовал из архива все дела, которые Шуляк в последнее время вел. Вкратце одно дело я тебе сейчас доложу, оно вполне типичное, не хуже и не лучше других, но в ряду других дел наводит на весьма любопытные размышления.

В июле прошлого года работники ОБХСС обнаружили в магазине номер четырнадцать горпромторга сто штук неучтенного листового железа. Так появилось на свет уголовное дело. Расследование поручили Шуляку. На первоначальном допросе заведующая магазином показала, что железо привез на машине некий Козлов. Они договорились, что заведующая реализует железо через магазин, а затем вырученные деньги они разделят. Козлова оперативники установили. Им оказался шофер автобазы намер один, а до этого он работал шофером же в совхозе ="Северный"=, откуда и было похищено листовое железо. Витя с ним хорошо поработал, и Козлов назвал ему своих сообщников: рабочего совхоза Вартаняна и шофера Бабкина. Оба в совершении кражи в конце концов признались. Казалось, на этом дело можно закрывать? Но Витя ставит на разрешение следующие вопросы. Первое. Откуда и каким образом железо похищено? Второе. В течение какого времени совершалось хищение? Третье. Кто еще, кроме установленных лиц, принимал участие в хищении?

Он установил, что заведующая магазинам работает в этой должности всего год, что при приеме материальных ценностей бывшая заведующая Балабанова передала ей восемьдесят килограммов неучтенного железа, столько-то гвоздей, пиломатериалов и шифера. Тоже для реализации через магазин. Через Балабанову всплыла еще одна фигура — техник-строитель совхоза ="Северный"= Лузгин.

Первый допрос Лузгина ничего не дал. От участия в хищениях он наотрез отказался. На вопрос, откуда совхоз получает листовое железо, показал, что поставщик — местный электромеханический завод. Но по результатам проверки оказалось: получив на заводе пять тысяч килограммов листового железа, в совхозе Лузгин оприходовал всего четыреста шестьдесят килограммов. Остальные пошли налево. С учетом результатов проверки Витя допросил Лузгина еще и еще раз, и тот признал, что часть железа отвез в магазин номер четырнадцать, часть в магазин номер двадцать четыре, а остальное с помощью шоферов Козлова, Рабкина и рабочего Вартаняна распродал в северных районах области.

Казалось, на этом дело можно закрывать, но Витя отправился с проверкой по северным районам области, а в совхозе в это время приступила к работе ревизия. Во время поездки Витя выявил десятка два покупателей и установил, что коробейники из совхоза ="Северный"= гастролируют по северным районам области уже в течение пяти лет. Ведут бартерные сделки. Причем торгуют не только стройматериалами, но также пшеницей. Понятно, что к пшенице техникстроитель Лузгин отношения иметь не мог, и Витя снова навалился на коробейников. Из их показаний были выявлены новые участники хищений: заведующий зернотоком Аюпов, главный агроном Урванцев и директор совхоза Гирев.

Гирев и Урванцев категорически отрицали свою причастность к хищению пшеницы. Но заведующий зернотоком заявил, что неоднократно получал от Урванцева и Гирева устные распоряжения: отпуск пшеницы в документах не отражать, накладные уничтожить, а пшеницу списать на посев. Его показания подтверждались отсутствием в бухгалтерии документов об отпуске пшеницы. В конце концов, и Гирев, и Урванцев что называется под тяжестью улик тоже признались.

Итак, преступная группа, годами расхищавшая зерно и строительные материалы, была разоблачена. Но Витя по открывшимся обстоятельствам ставит перед собой новые вопросы. Каким образом совершались хищения строительных материалов? Как создавались резервы для хищения?

Работу ревизоров по проверке финансово-хозяйственной деятельности совхоза он направляет по трем параллельным версиям. Первая — хищения за счет неоприходования строительных материалов. Вторая — путем списания материалов на строительные объекты по завышенным нормам. Третья — за счет завышения в нарядах объемов работ. Не буду утомлять тебя подробностями, скажу сразу: из выводов ревизии и приобщенных документов все три версии блестяще подтвердились. Плюс приписки к нарядам, переплаты шабашникам, подставные и вымышленные лица в платежных ведомостях, работа на левых объектах, поборы, исправления в бухгалтерских документах и так далее, до бесконечности.

К уголовному делу Витя приобщил список обескровленных совхозных объектов. Так называемого долгостроя: гараж на тридцать семь машин, овчарня, столовая, склад запасных частей, детский сад, жилье. Рядом — список левых объектов, на которых работали шабашники, используя совхозные стройматериалы и технику.

— Очень любопытно! И кто же владельцы этих объектов?

— Да уж, любопытнее некуда. К сожалению, список левых объектов из дела был благоразумно изъят.

— Он, действительно, был?

— Шуляк, сам понимаешь, работал не в одиночку. Сушествование списка мне подтвердили несколько человек. Категорически.

— Стало быть, список ты восстановил?

— Частично.

— Скажи, — Алексей потер лоб. — Шабашники, о которых ты то и дело упоминал, лица кавказской национальности?

— До одного. Бригадиром у них тот самый рабочий совхоза Вартанян. Якобы рабочий совхоза.

Алексей заметил, что Бортников смотрит на него с выжидательной усмешкой. Видимо, пытается подвести к какой-то мысли.

— Так вот, Леша, как я уже сказал, в ряду других дел это все наводит на весьма любопытные размышления. Что такое несколько листов неучтенного железа? Казалось бы, мелочь. Возьми за горло непосредственного исполнителя, состряпай на него дело и — точка. То же самое торговля списанным товаром с лотков. Нарушения в отпуске пива. Перерасход бензина в каком-нибудь гараже... Но Витя шаг за шагам по каждому факту разматывает клубок до упора. То есть, до самых первых лиц. Поэтому над Витиными делами до того, как я получил их на руки, кто-то хорошо посидел. Многих документов в папках недостает, особенно к концу. Много насовано бумажного хлама, дурацких справок, выписок, так что суть иной раз совершенно исчезает. Но при этом не настолько, чтобы при сопоставлении ничего нельзя было разобрать. Особенно когда знаешь, что искать. Так вот, если отдельные имена первых лиц фигурируют в делах два-три... от силы четыре раза, то одно имя сквозит по всем двадцати, которые он вел.

— Хлыбов?! — выдохнул Алексей.

Бортников при упоминании с досадой поморщился и разлил по стаканам коньяк.

— Но это бессмысленно.

— Лбом о шлагбаум всегда бессмысленно.

Алексей качнул головой.

— Я не о том.

— А, понял. Насчет расправы, не так ли?

— Нейтрализовать Шуляка можно было без мокрухи. Особенно Хлыбову.

— Можно, — охотно согласился Бортников. — Если бы в этом деле не была замешана Анна.

— Хлыбова... Анна?! Это каким образом?

Лицо у приятеля, по-видимому, имело забавный вид, потому что Бортников резко и коротко рассмеялся.

— Еще не знаешь, выходит?

— Наверно, нет. Не успел.

— Ну да, ну да... — Бортников рассеянно покивал. — Насколько я Витю знаю, для него это была не просто интрижка, и он пустился во все тяжкие — начал обкладывать Хлыбова, как медведя.

Алексей задумался. Отдельные эпизоды последних дней, словно при игре в кубики, складывались теперь перед его мысленным взором в целостную картину. Двухэтажный коттедж посреди соснового бора, на окраине — это, конечно, свадебный подарок дорогой Анне. Ради самого себя Хлыбов стараться бы не стал. Строили этот левый объект шабашники из бригады Вартаняна в прошлом году, используя совхозные стройматериалы и технику. Однажды после рабочего дня несколько членов бригады, ="лица кавказской национальности"=, изнасиловали семидесятилетнюю бабку, которая собирала по кустам пустые бутылки. Вот почему уже на следующий день преступники были прокуратурой установлены. Коттедж к тому времени, наверняка, достроить не успели, поэтому Хлыбов так легко позволил бабке забрать заявление. Но не исключено, что он сам посоветовал своим незадачливым подрядчикам откупиться от потерпевшей деньгами.

Разумеется, Хлыбову известно, что бригада из года в год квартирует в общежитии училища номер тринадцать и платит за постой лично коменданту. Так что, письменное предписание по училищу, которое он составил, наверняка, отправится в корзину.

Наконец, сделалась яснее причина ночного визита к нему Анны. Если Бортников прав, то начавшийся запой у Хлыбова, и тот факт, что в день запоя он был совершенно ="не-вы-но-сим"=, вещи вполне объяснимые. После возможной семейной разборки Анна почувствовала себя ="ужасно тяжело"= и не знала куда деваться. Она порядочно выпила, может быть, с Хлыбовым, но скорее напилась в одиночку, и тотда в подавленном состоянии, в душе не веря случившемуся, набрала знакомый номер. Она не хотела верить в случившееся и тогда, когда неожиданно услышала в трубке незнакомый мужской голос. Впрочем, голос в телефонной трубке, даже хорошо знакомый, не всегда узнаваем. И она страшно взволновалась. Ей хотелось верить, что все по-прежнему, и с ним ничего не случилось. Возможно, какие-то нотки в голосе даже показались ей знакомыми. Она набрала номер еще раз, второй звонок, но вновь ничего для себя не выяснила.

Дверь в квартиру, несомненно, была заперта. Но Анна открыла ее как обычно — своим ключом, который сдублировал для нее Шуляк.

Разумеется, к ее визиту Алексей не имел никакого отношения. Когда он неожиданно вошел в комнату и включил свет, она обернула к нему заплаканное лицо и уставилась недоумевающим, изумленным взглядом. Ему сделалось почти неловко, как будто это он пробрался ночью в чужую квартиру, а не наоборот. Не сразу, но Анна поняла свою оплошность и виновато опустила голову. Для нее это тоже была не просто интрижка. Только поцелуй, нетерпеливый, страстный, под влиянием минуты, предназначенный конечно же не ему, убедил ее окончательно, после этого она исчезла...

Бортников лениво крутил на столе апельсин, но оказалось, он тоже думал об Анне.

— За красивой женщиной, словно за редким драгоценным камнем, как правило, тянется кровавый след. В данном конкретном случае это так и есть.

— Кто-то еще?

— Первый муж Анны. Заправлял трестом. В свое время Хлыбов точно так же обложил его со всех сторон. Но это было страшнее, потому что Витя, не в обиду ему будь сказано, опрометчиво плевал вверх. Слушай, Леша, давай дернем с тобой за красивых женщин, а?

— Трупы которых мы будем потом расчленять ночью на кухне, обливаясь горькими слезами!

Бортников расхохотался.

— Не знаю, не знаю. В данном конкретном случае все обстоит как раз наоборот.

— Я слышал, первый муж Анны разбился на дороге.

— Хлыбов оставил ему два выхода, либо тюрьма, либо самоубийство. Ну и, хватит об этом!

— За красивых женщин!

Проглотив коньяк, Бортников отправился к зазвонившему телефону.

— Да?.. Да, я дома. То есть, тьфу! В гостинице. Что?.. нет, через полчаса выхожу. Минут через двадцать, то есть. Надоело! Смотреть не могу на эти грязные стены с тараканами... А. Ну... пожалуйста, в течение двадцати минут коньяк я могу пить даже с Хлыбовым. Жду, Вениамин... как тебя? Гаврилыч. Жду!

— Хлыбов?

Бортников зловеще усмехнулся и сел на свое место.

— Налей ему, — он перевернул чистый стакан и со стуком поставил на стол. — Едет третий покойник.

16

Хлыбов приехал через пять минут. Снаружи раздался истошный визг тормозов, как будто наехали на кошку. Затем грохнула внизу входная дверь, и на скрипучей лестнице послышались грузные шаги. Алексей с сомнением взглянул на Бортникова.

— О твоей версии еще кто-то знает?

— Никто, кроме Хлыбова, разумеется.

— Поэтому ты пригласил меня, не так ли?

— Нет, не поэтому. Он знает, что доказать я все равно ничего не смогу. Но стану ли я молчать, это вопрос? Он приехал поговорить по душам. Если не получится, попробует купить. Возможности у него есть. Если не получится, станет грозить. Возможности тоже есть.

Вошел Хлыбов, без стука. Он был пьян, это бросалось в глаза сразу. С его появлением в номере сделалось тесно и неспокойно. Он как бы выдавливал собой окружающих. С минуту Хлыбов качался в дверях, наконец ткнул пальцем в Бортникова.

— Мне надо с ним поговорить. С глазу на глаз.

Бортников отрицательно качнул головой.

— Валяев — мой друг и однокашник. От него секретов у меня нет.

— Это как прикажешь понимать? — мгновенно насторожился Хлыбов, переведя подозрительный взгляд с одного на другого.

— В самом прямом смысле.

— Рассказал, выходит?

— Повторяю еще раз, секретов от него у меня нет.

Алексей крякнул и с досадой провел рукой по лицу. В своей конфронтации с Хлыбовым приятель по сути сделал его заложником.

— Так...

Хлыбов тяжело, по-хозяйски прошел к столу. Сел, глядя перед собой неподвижным, остекленевшим взглядам. Потом молча набулькал стакан до половины. Выпил.

— Ладно. Собака лает, ветер носит. — Он поворотил голову и насмешливо, в упор уставился на Бортникова. — Что же ты, друг-однокашник, подложил другу такую свинью? Ему, между прочим, со мной работать.

— Ну-у. Хлыбов! Ты меня совсем за дурака держишь.

— Не понял?

— Я объясню. Только не вздумай понимать меня фигурально. Или какнибудь эдак... в переносном смысле. Ты, Хлыбов — мертв.

— Обратно не понял?

— Уже мертв. У тебя времени — выкурить последнюю трубку и проститься с женой.

Хлыбов привстал, трезвея на глазах.

— Не дергайся! — рявкнул Бортников. — Здесь тебя никто пальцем не тронет, коньяк тоже — не отравлен.

Он плеснул себе из бутылки и опрокинул в рот. Пробормотал:

— По себе судит мерзавец.

В наступившей затем тишине оба гостя молча наблюдали, как Бортников надел пиджак, перекинул через плечо плащ и с чемоданом в руке двинулся к выходу. В дверях он остановился и с нехорошей улыбкой обернулся к Хлыбову.

— Каждому воздается по делам и по вере его. Прощай, Хлыбов. Ну а с тобой, Леша, мы еще свидимся, я думаю.

Он ушел. Проскрипели ступени, хлопнула входная дверь. Хлыбов вдруг захохотал и тоже поднялся.

Кудри вьются, кудри вьются, Кудри вьются у б.... А таких кудрей не бывает У порядочных людей, — неожиданно тонким частушечным голосом пропел он и, не глядя на Алексея, двинулся к выходу.

Алексей ушел последним. Только на улице, расслабившись, он почувствовал, как крепко они нагрузились. Хотя почему бы нет, тем более, что сегодня он был всего лишь зрителем, но никак не участником разыгравшегося финала спектакля.

Взглянул на часы — первый час ночи. На центральных улицах горели несколько уцелевших фонарей, остальная часть города лежала во мраке. Было безлюдно и тихо. Он дошел до сквера, пропахшего пылью, насквозь прогазованного, и опустился на скамью. Прикрыл глаза.

Вопреки пророчествам приятеля, Хлыбов впечатления покойника на него не произвел. Пока они там препирались, он пытался разглядеть на лице районного прокурора характерный налет, как он себе это представлял. Даже была попытка принюхаться, но ничего похожего за Хлыбовым не обнаружил. Время, впрочем, покажет.

Неподалеку от него разговаривали мужской и женский голоса. Почему-то по ночам, отметил он. Среди здешних граждан принято изъясняться матом.

Алексей встал, чтобы идти дальше, но мимо торопливо простучала каблучками женская фигура, зябко кутаясь в шуршащий плащ. Он переждал, опасаясь напугать женщину неожиданным появлением, затем, не торопясь, двинулся в обратную сторону. И вдруг круто обернулся. Что-то в этой фигуре решительно настораживало. Он проследил, как женщина пересекла пятно света на выходе из скверика и исчезла в черноте. Издалека, чуть слышный, доносился перестук ее каблуков. Алексей остолбенел. Он готов был поклясться, но — тени у нее не было!

Через мгновение он бросился следом. Мимоходом, пересекая пятно света, обратил внимание на собственную тень. Она была жгуче-черной и длинной, не заметить такую от скамьи он не мог.

Алексей шел за женщиной в двух десятках шагов, ориентируясь в основном на стук. Но асфальт здесь лежал не везде, в любую минуту она могла свернуть в сторону, и тогда он ее неминуемо потерял бы. Алексей сократил расстояние, чтобы возможно было различать силуэт, на худой конец шорох шагов на мягкой почве. Они свернули куда-то раз, другой... Пролезли сквозь дыру в штакетнике, повернули еще раз в другую сторону, и он окончательно сбился со счета. Его подопечная ориентировалась впотьмах превосходно, и Алексей чувствовал, что общее направление они выдерживают, правда, не знал, какое именно.

Только сейчас, преследуя эту странную женщину, он вспомнил о цели, ради которой направлялся в гостиницу к Бортникову. Подобный провал в памяти, совершенно ему несвойственный, признаться, крепко озадачивал.

Они шли так около получаса. Один раз Алексей оступился и едва не упал, наделав при этом шума. Дважды под ногой чтото звонко хрустнуло, то ли стекло, то ли битая черепица, и наконец он перестал сторожиться вовсе, но женщина не побежала и не питалась спрятаться от преследования, она даже не повернула головы, когда, поспешив, он неожиданно для себя оказался совсем рядом, за ее спиной. И это тоже озадачивало.

Наконец вслед за женщиной Алексей продрался сквозь колючий кустарник и оказался перед стеной бревенчатого двухэтажного здания, которое что-то смутно ему напоминало. Стена была задней, с ветхим, перекосившимся пристроем в виде тамбура, заросшего бурьяном и крапивой, заваленного деревянным хламом. Алексей однако успел заметить, что его подопечная серой мышью просунулась именно в этот тамбур и там исчезла. Балансируя на битом кирпиче, бревнах, он пробрался ко входу, низко вросшему в землю, пригнулся и по гнилым ступеням спустился в нечто, похожее на подвал. Рука, поднятая над головой, уперлась в потолок. Он поводил руками по сторонам и наткнулся на холодную кирпичную кладку. Затем осторожно двинулся вперед.

Слабая полоска света впереди подсказала, что он идет правильно. Он вновь нащупал ногой ступени, теперь их было намного больше. Поднялся по ним и, нашарив дверь, шагнул в освещенный, низкий коридор.

В нос ударили специфические больничные запахи с примесью чего-то сладковато-приторного. Он огляделся, и опять у него появилось смутное ощущение, что здесь он уже был. Алексей двинулся по коридору направо, наугад, повернул и уперся прямо в дверь, обитую светлым металлом, с блеклой табличкой —

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

И сразу все вспомнил. Это было здание судмедэкспертизы. Оно же морг. Именно сюда сегодня утрам он доставил на опознание Суходеева-старшего. Отыскивая нужную дверь, он остановился и вдруг услышал через оставленную в притворе шель дружные приступы смеха, заразительного, жизнерадостного настолько, что усомнился, туда ли в действительности он попал. Но нет, все было правильно. Смеялись в этой юдоли скорби и печали работники медперсонала.

Когда Алексей, вошел, его присутствия никто не заметил. В помещении стояло около десятка оцинкованных столов, на которых лежали обнаженные женские и мужские трупы. Некоторые из них были вскрыты, один — женский, со скрещенными на груди руками — был выкачен на столе к самой двери, видимо, готовый к выдаче родственникам, но тоже нагой. Из-за малости помещения трупы лежали также по углам и вдоль стен, штабелями, ожидая своей очереди.

Причиной веселья оказались два трупа, судя по всему, они были наспех уложены и скатились со штабеля на пол. Женский труп лежал на спине с раздвинутыми ногами и запрокинутой головой. Мужской, с обильной татуировкой по всему телу, оказался на нем сверху в весьма характерной позе, оба с привязанными на ногах опознавательными бирками. У мужского трупа к тому же был проломлен череп, и половина головы по этому поводу была обрита.

Среди шести человек медперсонала Голдобина выглядела старше других. Остальным на вид не было и тридцати. Двое мужчин, две женщины и одна почти девчонка. Она сидела за пишущей машинкой, лихо удерживая в ярко-красных, напомаженных губах тлеющую сигарету, и выколачивала под диктовку очередное заключение.

Татуированного покойника, состязаясь в остроумии, попеременно называли то ="шустриком"=, то ="бонвиванам"=, а женщину притворно осуждали за то, что дала себя ="уговорить"=. Жизнь кипела посреди смерти взрывами хохота и профессионального молодого цинизма.

...Алексей толкнул обитую дверь, и она легко без скрипа подалась. Внутри было темно, как в могиле, и запах тлена оказался столь силен, что невольно заставил содрогнуться. В другое время Алексей, наверняка, отказался бы от этой затеи, но выпитый коньяк придавал отваги, и он с некоторой даже лихостью шагнул внутрь. Нашарил кнопку выключателя. Затем беглым взглядом окинул помещение и прошел налево в предбанник, где вновь прибывших подвергали первоначальной обработке. С утра здесь ничего как будто не изменилось. Только убрали свалившихся со штабеля друг на друга мертвецов. Оцинкованные столы тоже все были заняты — и в предбаннике, и здесь. И никого больше. Ни одной живой души.

Возвращаясь, он увидел в проходе под ногами скомканный, темный плащ. Поддел носком башмака и услышал знакомый шорох. Несомненно, именно этот плащ был на женщине, которую он разыскивает.

На цинковом столе слева лежал пожилой мужчина с неправильно сросшейся после перелома берцовой костью и длинным, рваным шрамом на боку. Глаза его были полуприкрыты, и на оскаленных, желтых зубах застыло выражение хитроватой полуулыбки.

Алексей оставил мужчину и обернулся к другому сталу справа, на котором лежала женшина лет тридцати. Медики потрудились над ней основательно. Грудная клетка и живот были вспороты от гортани и до лобка. Ребра обнажены от мышечной ткани, распилены и торчали вверх, словно шпангоуты на разбитом шлюпе. Одна грудь покоилась на месте, а вторая с потемнелым соском мешком свисала со стола на снятой с ребер коже и — покачивалась! над белой, эмалированной лоханью с внутренностями.

Качание, впрочем, продолжалось недолго. Алексей стоял перед истерзанным телом, как пень, мучительно соображая, насколько он все-таки пьян, и не есть ли происходящее с ним сейчас всего лишь дурной сон?

Сквозь гулкие удары сердца он услышал донесшийся из коридора стук каблуков. Метнулся к двери и тотчас отпрянул назад. Укрытия здесь не было решительно никакого. На цыпочках он проскользнул между столами в предбанник и, поколебавшись, лег на пол рядом с бородатым покойникам, которого не успели даже раздеть. Отсюда ему хорошо была видна входная дверь.

Стук каблуков уверенно приближался, и в мертвецкую, слегка замешкавшись в дверях, вошла судмедэксперт Голдобина. На ней был белый халат, шапочка, и одной рукой она прижимала к себе красную картонную папку.

Похоже, Голдобина дежурила где-то поблизости и, увидев свет в окнах, пришла проверить. Лежа на полу рядом с бородатым тухляком, Алексей прислушивался к ее шагам, пытаясь по стуку определить характер выполняемых действии. Через какой-то промежуток времени, показавшийся ему томительно длинным, шаги направились в предбанник. Он тотчас вытянулся на полу и осклабил зубы в полуулыбке-полугримасе, подсмотренной у большинства здешних покойников. Полуприкрыл глаза.

Голдобина неплохо знала свое хозяйство, и появление нового трупа тотчас было ею отмечено. На некоторое время, походя, взгляд судмедэксперта задержался на нем, потом вернулся еще раз уже более внимательный. Наконец она подошла и, кажется, узнав, склонилась над ним. Сквозь опущенные ресницы Алексей увидел приблизившееся к нему лицо с холодними, немигающими глазами и — замер, стараясь не сморгнуть, не дернуться от напряжения.

Голдобина, заложив руки в карманы халата, удалилась и вскоре из соседнего помещения послышался треск печатаюцей машинки. Только тогда Алексей позволит себе расслабиться и пошевелил носками, сгоняя в икрах ="трупное"= окоченение. Он надеялся, что Голдобина выключит свет и уберется, но прошло не менее получаса, а машинка все трещала, не переставая, и он вознамерился как-нибудь незаметно за спиной выбраться в коридор, но в этот момент услышал шаги, направляющиеся в предбанник. Пришлось снова изображать труп.

Голдобина остановилась перед ним и опустила ему на грудь несколько листов машинописи, схваченные канцелярской скрепкой.

— Ваше заключение по Суходееву. Надеюсь, вы за этим сюда пришли?

— Не надейтесь, — грубо отозвался он. И сел.

— В таком случае, я жду объяснений.

— Вначале я выслушаю ваши, любезная Дина Александровна. У меня вопрос, на который в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом вы обязаны отвечать следователю. Желательно без хамства.

Она посмотрела на него с изумлением и вдруг захохотала гулко, помужски, с явной издевкой. Он хладнокровно переждал смех.

— Ну-с... прохихикались?

— Я слушаю, наконец!

— Так-то лучше. Вопрос тот же самый. Не замечали ли вы, что некоторые из ваших... клиентов, будем говорить так, имеют обыкновение разгуливать по вечерам и в ночное время по городу?

Голдобина некоторое время молчала, глядя на него с холодным любопытством.

— Вы, молодой человек, пьяны, давайте так договоримся: вы вначале проспитесь, и если завтра на трезвую голову у вас возникнет желание задать этот дурацкий вопрос еще раз, я готова с вами разговаривать. В присутствии свидетелей.

Алексей знал двусмысленность и ущербность своей позиции, ее полную бездоказательность. Но нежелание Голдобиной хотя бы вникнуть в ситуацию выглядела, на его взгляд, подозрительно.

— Я здесь всего три дня. Но мне показалось, что город кишит безвинно убиенными. Каждого преступника персонально опекает его собственная жертва. Ходит по пятам.

Он приблизился к ней вплотную, глаза в глаза.

— У вас, лично, в этом плане все в порядке? — и вдруг увидел мгновенно расширившиеся зрачки.

— Вон! — взвизгнула судмедэксперт Голдобина и, бросившись к двери, пинком распахнула ее настежь.

— Хорошо. Завтра я повторю вопрос. Уже при свидетелях, любезная Дина Александровна.

Дверь за ним с лязгом захлопнулась, и, когда Алексей уходил, ему почудилось, что за спиной он слышит рыдания.

На следующий день, к вечеру, город всколыхнула очередная новость. Ударом ножа в спину убит районный прокурор Хлыбов Вениамин Гаврилович. В рапорте на имя областного прокурора сообщалось, что труп потерпевшего обнаружили на веранде собственного дома в кресле, навалившимся грудью на стол. Судя по количеству посуды и расстановке мебели, с ним находился некто неизвестный, которого следствие определяет как предполагаемого убийцу. Анна Хлыбова (по счастливому для нее стечению обстоятельств) дома не ночевала. По причине ссоры с мужем две ночи подряд она провела у подруги. Способ совершения преступления, как и в случае с Шуляком, однозначно свидетельствует — убийство было совершено одним и тем же лицом. В первом случае в теле жертвы была оставлена заточка, во вторам — выкидной нож импортного производства. Нож опознан женой потерпевшего и следователем прокуратуры Валяевым в качестве вещдока, проходящего по другому делу. Ничего из ценных вещей и денег преступник в доме не тронул. Это дает повод считать главной причиной убийства мотив мести по отношению к работникам прокуратуры. Дело поставлено на особый контроль. Ведется следствие.

Примерно неделю спустя, посреди всеобщей неразберихи и запарки, следователя прокуратуры Валяева пригласили для разговора в городскую мэрию, так называла теперь горисполком местная номенклатура в связи с новыми веяниями. Внутри самого здания демократический дух проявлялся в отсуствии былого официоза и особенно в одежде. На служащих из числа женщин и девушек были открытые, яркие платья, сверхкороткие юбки, бросающийся в глаза макияж. Мужчины даже в возрасте, таких, впрочем, здесь было явное меньшинство, предпочитали цветные сорочки, пестрые свитера, кожанки, а на щеках отращивали баки. Очень часто звучал смех, радостный, в полный голос, говорили тоже громко, не стесняясь иной раз употреблять демократические выражения.

В приемной, едва посетитель назвал себя, какой-то юноша, отрекомендовавшийся помощником мэра, предложил пройти в кабинет.

— Вас ждут, — по-дружески улыбнулся он.

Алексей вошел. В глубине просторного кабинета, в конце длинного стола сидели двое, словно в воде отражаясь на его полированной поверхности. При появлении следователя оба с вежливым достоинством поднялись со своих мест, и хозяин кабинета, улыбаясь, двинулся навстречу. Это был молодой еще человек, явно склонный к полноте, поэтому поверх цветной, яркой сорочки без рукавов он носил подтяжки. Круглое, добродушное лицо мэра украшали небольшие, аккуратные баки, тронутые преждевременной сединой, они придавали его внешности легкий латиноамериканский колорит.

— Давайте, Алексей Иванович, станем знакомиться, что ли? Это Шкурихин Леонид Матвеевич, первый секретарь райкома партии. Вот, поджидаючи вас, сидим обсуждаем вопросы приватизации. Где как, не знаю, а у нас с нашим райкомом партии полное взаимопонимание.

Он рассмеялся своим словам радостно, в полный голос, и Алексей со Шкурихиным, переглянувшись, тоже улыбнулись, ="консенсус достигнут"=, — отметил про себя Алексей.

После прощупывающего обмена любезностями, расспросов об устройстве, о семейном положении, о видах на будущее, которые в конце концов начали Алексея раздражать, мэр посерьезнел и перевел разговор на создавшуюся в районе и в городе криминогенную обстановку. Говорил он легко, свободно, иногда с пространными отступлениями, не теряя при этом основной темы разговора, его сути. Часто обращался за подтверждением или наоборот за опровержением к Шкурихину и, наконец, завершил общую картину преступности упоминанием о последних трагических событиях — злодейских убийствах работников прокуратуры.

— Алексей Иванович, мы тут посоветовались с Леонидом Матвеевичем, с другими нашими товарищами, проконсультисовались в областных инстанциях, навели о вас кое-какие справки и в результате пришли к единодушному мнению, что нам в настоящее время некого, кроме вас, рекомендовать на должность прокурора района. Минуточку... не перебивайте и не спешите отказываться. Хлыбов Вениамин Гаврилович, мы сейчас не будем говорить о нем плохо, в этой должности несколько, ну, что ли?.. пересидел. Это не только мое мнение, Леонид Матвеевич подтвердит, поскольку сам неоднократно указывал ему на недоработки по тем или иным вопросам.

Мэр в общих чертах, но очень дельно, по существу проанализировал деятельность Хлыбова, напомнил его упущения, например, отсутствие профилактической работы и, наконец, замолчал, глядя на кандидата с дружелюбной и вместе с тем выжидающей улыбкой.

Велеречивость мэра утомила Алексея, — к концу встречи у него невыносимо разболелась голова, поэтому он ограничился краткой репликой.

— Я благодарен за доверие, но мне необходимо подумать над предложением.

— Безусловно. И для вас лично, и для района это весьма и весьма ответственный шаг, так что... — и мэр снова ударился в пространные рассуждения, а когда закончил, задавать вопросы Алексей уже не рискнул, чтобы не спровоцировать очередную тираду, хотя вопросов возникло предостаточно. С тем и вышел, обещав за ночь все хорошо обдумать и дать ответ завтра в это же время.

Предложение, признаться, его ошеломило. Человек совершенно новый в городе, он никого по сути здесь не знал и считал, что его тоже никто толком не знает, по крайней мере из числа тех, от кого зависит принятие решений. В своей следственной практике он ничем особенным выделиться не успел. К тому же, находится в разводе... Правда, не алиментщик, поскольку детей от брака не имеет, но, ей богу, этого для назначения на должность районного прокурора маловато.

Промаявшись в догадках до конца рабочего дня, он наконец решил, что предложение ему было сделано по законам смутного времени, поэтому нет смысла искать логику там, где ее быть не должно. Но день оказался щедр на сюрпризы. Когда он собрался уходить, в дверях его остановил телефонный звонок.

— Да?

— Вечер добрый. Мне нужен Валяев Алексей Иванович.

— Здравствуйте. Я Валяев, слушаю вас?

— Вы меня узнаете?.. Тэн, Светлана Васильевна. Алле? Алле?.. Вы слышите?

— Да, — не сразу собрался он. — Извините, со мной случился небольшой обморок.

Она рассеялась с явным облегчением и не без лукавства спросила.

— Мой звонок, должно быть, очень вас расстроил?

— Напротив, я рад. Но позвольте напомнить, Светлана Васильевна. Ваш звонок в соответствии с нашими договоренностями автоматически подтверждает, что мое предложение вы приняли.

Трубка молчала.

— Алле? Алле?! Вы слышите?..

— Да, — услышал он наконец тихий, смущенный голос.

— Да, согласны? Или да, слушаете?

— Согласна, — едва слышно прозвучало в ответ. — Извините, Алексей Иванович, со мной тоже случился небольшой обморок. Но сейчас мне, кажется, лучше.

Оба расхохотались, и вдруг Алексей услышал вопрос, который его решительно озадачил.

— Алексей Иванович, вы были сегодня в исполкоме?

— Да. А в чем дело?

— Вы согласились на их предложение?

— Пока нет. Но вы-то откуда?!.

— Простите, вы не рассердитесь?

— На вас? Разумеется, нет. А в чем дело?

— Это я... попросила, — тихо, с некоторой опаской произнесла она.

— Вы?! — Алексей рассмеялся. — С каких это пор прокуроров назначают на мясокомбинате?

— Давно.

— А... Ну да!

— Если помните, я предупреждала — вы не знаете наотоящую цену моего места.

Алексей вместо ответа хмыкнул. ="Похоже, господа демократы тоже не равнодушны к колбасе"=.

* Часть 2. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПРОКУРОР! *

1.

Превозмогая пульсирующую боль в висках, Глухов нашарил в кармане пиджака сигареты и, раздражаясь, долго щелкал в темноте зажигалкой. Через минуту-другую, придя в чувству, он поднялся с кровати и враскоряку, хватаясь за косяки, побрел на кухню в поисках спиртного. Странное дело, в трезвом состоянии он брезгливо вздрагивал при одной только мысли о Зинаидиной перине. Но после всякой очередной попойки с совершенно необъяснимой и железной закономерностью на следующее утро просыпался у нее. Причем инициатором, это он знал наверняка, был он сам.

Обругав себя последними словами, Глухов прихватил полстакана водки и вернулся в спальню. Включил свет.

Постель была смята и истерзана, словно поле боя после хорошей бомбежки. Женщина лежала на животе, неловко подвернув под себя руку. Вторая безвольной плетью свисала на пол. На заднице губной помадой была ярко намалевана мишень.

Он подобрал с полу одеяло, набросил на бесчувственное тело. Поставил рядом полстакана водки. ="Адье, мадам!"= — пробормотал он, чувствуя, что фраза получилась отменно пошлой. Как и все остальное, что было у него с этой женщиной.

С поднятым воротником, сунув руки в карманы, Глухов бледной тенью скользнул в туманном переулке и вышел на остановку. До прихода автобуса успел выкурить еще сигарету и последним кое-как втиснулся в переполненный салон.

Дома, подымаясь на третий этаж, Глухов увидел на коврике перед дверью громоздкую тушу Саттара. Пес лежал, опустив тяжелую морду на лапы и из-под вывороченных, красных век наблюдал за хозяином. Мясистые брыли широко разъехались по грязной циновке, будто спущенная резина, и сочились обильно слюной.

— Экая мразь, однако, — с неприязнью пробормотал Глухов, перешагивая через кобеля. — Брысь... пошел!

Отодвинул кобеля ногой в сторону. В ответ послышался короткий, угрожающий рык. Не сразу, а выждав паузу, Саттар лениво поднялся и сел в стороне, спиной, не удостоив хозяина даже взглядом. Глухова так и подмывало влепить этой твари носком башмака под ребра и добавить по ходу еще, влет, по нагло выпирающей сзади мошонке, величиною с добрый кулак. Он вдруг поймал себя на том, что в горле у него начинают перекатываться точно такие же рыкающие звуки.

="Не хватало еще сцепиться на лестничною площадке со своим кобелем"=, — хмуро подумал Глухов. Провернул ключ.

Первым в квартиру вбежал Саттар, грубо потеснив в дверях хозяина. Сунулся в комнаты, на кухню и лег у дверей в спальню. Вывалил язык.

— Откуда ты взялся, подлец? — мимоходом грубо осведомился Глухов. Ответа, разумеется, не последовало, хотя это не означало, что вопрос не был понят.

В дверь постучали.

Обыкновение стучать, не обращая внимания на кнопку звонка перед носом, имела соседка из квартиры напротив. Так и оказалось. В пространных выражениях она извинилась за вторжение и передала телеграмму, которую принесли вчера, когда Глухова дома не было. Ее очень удивило, чжо супруга и дочь, отправившиеся в Крым, судя по почтовому штемпелю, так скоро возвращаются. Должно быть, там тоже беспорядки, как и везде.

— Но вы не подумайте, Иван Андреевич, бога ради, что я чересчур любопытна. Телеграмму мне передали в открытом виде, так уж волей-неволей...

Глухов с трудом выпроводил соседку за дверь и с непонимающим видом уставился на телеграмму. Перед глазами, словно живые, прыгали три слова: ВСТРЕЧАЙ 17-го ТАНИ Семнадцатое сегодня. Значит, прибывают с дневным поездом. Еще целых шесть часов ожидания. За это время он трижды успеет сойти с ума. Глухов стиснул в кулаке телеграмму так, что затрецали суставы пальцев и надолго уставился свинцовым взглядом в стену перед собой.

На вокзал он приехал на учебном грузовичке с двумя дополнительными педалями. До прибытия поезда из кабины не выходил, стараясь держать привокзальную площадь и двери в поле зрения. Но все догадки решительно оставил на потом, до получения необходимой информации.

Первой на подножке вагона появилась дочь. Пятнадцатилетняя Даша с радостным визгом повисла у отца на шее. Глухов почувствовал, как у него отлегло от сердца.

— Папа, а где Саттарчик? Почему не пришел? Па-а?

— Дома ваш Сортирчик, успокойся. Готовится к торжествеынои встрече.

— У-уй, опять! Обзывает...

— Не буду, не буду. Все. По лицу жены, едва взглянув, Глухов сразу понял, что дела обстоят не лучшим образом. Он вздохнул и молча взялся за сумки. Даша куда-то исчезла, но вскоре появилась возле грузовичка.

— Па-а, тут наши девчочки из класса. Оказывается, мы вместе ехали. Я с ними, хорошо? Я сама доберусь.

— Доберись. Но не позже восьми вечера.

Дочь упорхнула. Глухов молча наблюдал, как жена Татьяна неловко боком поднялась на подножку и так же боком пристроилась на дерматиновое сиденье. Спросил:

— Что случилось?

— Дома, Ваня, расскажу. Поезжай, — и отвернулась в окно. Но когда грузовичок неторопливо вырулил со стоянки и запрыгал на ухабах, не выдержала — всхлипнула.

— Я боюсь.

Глухов промолчал, чувствуя, что худшие из его опасений, похоже, сбываются. Он приобнял жену свободной рукой за плечи, успокаивая. Дома тоже торопить с рассказом не стал, предоставив событиям идти своим чередом. Сам отправился на кухню варить кофе.

— Госпопи, запах-то! Ты что, не проветриваешь совсем?

— Обыкновенно, псиной, — ухмыльнулся он. Однако форточку на кухне открыл.

Но Татьяна не услышала. С рассеянным видом она села на табурет, сжав узкие, уже загорелые кисти рук между колен. Глухов вдруг подумал, что хотя они с женой прожили в браке почти семнадцать лет, он все же плохо знает ее. Даже не уверен, любит ли она его. Обычно, уступив настояниям, она скучно и монотонно справляла явно постылую ей супружескуж обязанность и нередко прерывала в самом разгаре, начав вдруг с увлечением рассказывать, кто и что ей сегодня сказал при встрече, или что ей необходимо купить к завтрашней замечательной кулебяке. Глухов даже фыркнул при этих воспоминаниях. Татьяна шевельнулась на табурете.

— Я боюсь, Ваня, — слабый голосом повторила она.

— Уже слышал. Дальше что?

— Ты... ничего не скрываешь от меня?

— Не понял. Что именно?

— Не знаю. — На некоторое время она замкнулась. И вдруг ее словно прорвало. — Почему они требуют от нас какие-то деньги? Кто они? И сумма... это какая-то фантастика! Откуда у нас такие деньги? Почему именно у нас?

— Погоди. Мы, кажется, достаточно на эту тему говорили. Что тебя не устраивает?

— Не знаю. Я ничего не знаю! — Она уже плакала. — Но это не шутка... Не розыгрыш, как ты утверждал!

— Черт возьми, ты сама только что сказала — это абсурд, фантастика требовать от нас такую сумму. Надо быть придурком...

— Почему ты отправил нас в Крым?

— Я? Вас?

— Ты испугался, что они исполнят угрозы. Поэтому решил нас с Дашей спрятать у родственника.

— Все с ног на голову! Вспомни, дорогая, напрягись. Подошло время твоего отпуска, так? Ты сама не раз этот разговор начинала — куда бы съездить, хоть ненадолго, отвлечься. Я и предложил. Мне лично было все равно. Но раз уж ты всерьез весь этот розыгрыш восприняла, мы с тобой решили: вы едете к моему двоюродному брату в Крым. Тем более, что Дарья там вообще ни разу не была. Кстати, как он? Чем занимается?

— Работает, — машинально отвечала Татьяна.

— Хм... надо думать.

— Говорит, шабашку нашел, выгодную. Очень довольный.

— Что именно?

— Виллу какому-то тузу строит. С бассейном. Он даже свозил нас на стройку, показывал.

— Вас-то зачем?

Жена не услышала вопрос. Вздохнула.

— Это не розыгрыш. Они... напали на меня.

Глухов поперхнулся и едва не выпустил из рук чашку с остатками кофе. В голове словно лопнула противопехотная мина. Спустя некоторое время хрипло спросил:

— Как это произошло? Где?

— Дикий пляж, помнишь? Сразу за волнорезом, вправо. А дальше бухточка с тенью. Скалы близко подходят. На пляже было многолюдно, мы отправились туда, — Татьяна произносила слова медленно, едва слышным голосом. Голова ее была опущена, и на юбку, на руки падали крупные слезы.

— Кто мы?

— Сева, племянник. Он на год старше Дарьи, длинный. Оба, как пришли, сразу в воду, купаться. Когда я переоделась, они уже заплыли с Дарьей, метров триста от берега. Море блестит, кое-как разглядела две точки. Даже голосов не слышно...

x x x

...Татьяна тоже забрела в воду и минуты две-три с наслаждением плескалась, пока не задела рукой медузу, к которым так и не смогла привыкнуть. Выбравшись на берег, расстелила циновку и взялась читать детектив, начатый еще в поезде. Горячее солнце, легкий, ласковый бриз с моря заставили ее смежить глаза, поэтому когда услышала чужие шаги, было уже поздно. Она откинула волосы и хотела повернуть голову, но кто-то грубо наступил ногой прямо ей на шею и вдавил лицом в песок. Кричать она не могла, но почувствовала, что купальника на ней уже нет, его разрезали ножом и сорвали. Она забилась, словно выброшенная на берег рыбина. Еще немного и ей удалось бы освободиться, но в этот момент ее схватили за волосы, рванули вверх и с такой силой снова вдавили лицом в песок, что она потеряла сознание и обмякла...

До Глухова слова жены доходили сквозь красноватый, пульсирующий туман. Он словно получил удар в челюсть. Несмотря на слезы, Татьяна заметила его состояние.

— Наверное, мне не надо было рассказывать тебе. Но я боюсь, что в следующий раз на моем месте окажется Дарья.

Глухов по-прежнему молчал, сцепив зубн. Наконец, дар речи начал к нему возвращаться. Хриплым, лающим голосом спросил:

— Зачем вас туда понесло?

— Ва-ань, откуда же мы... Ты сам сказал, это все розыгрыш. И потом, Крым все-таки.

— Дура! — рявкнул Глухов. — У тебя одно на уме. Забрались в безлюдное место... Голая по сути! Твои две тряпки, величиной с конверт, не в счет. А тут местные подонки... подбирают таких. Тьфу!

На глазах у жены блестели слезы. Она довозилась с застежкой на боку и поднялась с табурета. Цветастая, тонкая юбка скользнула с бедер в ноги. Глухов невольно сглотнул слюну. Коротконогая, развратная Зинаида по сравнению с его Татьяной выглядела жалкой дворняжкой.

Татьяна повернулась к нему правым боком и спустила трусики. На смуглою ягодице сбоку красовался тампон, перехваченный крест-накрест кусками лейкопластыри. Кожа вокруг заметно воспалилась.

— Что это?

— Они ткнули ножом, когда уходили.

— Сколько их было?

— Двое, я думаю.

— Они переговаривались?

— Не знаю... нет. Все молча. Только в самом конце я услышала, кто-то сказал: ="Уходим"=. Одно слово.

— И ничего не видела?

Татьяна молча покачала головой, поправила на себе юбку.

— Они не местные. Они знали, кто я. И знали тебя.

— Меня? — Глухов дернул плечом. — Ну-ка, поясни.

— Ваня, ты, действительно, не понимаешь? Или прикидываешься? — Татьяна смотрела на него с упреком, и он видел, что глаза у нее опять наливаются слезами.

— Отставить слезы! В чем дело, ну?

Слезы хлынули из глаз рекой. Глухов бросился успокаивать. Наконец, она сумела проговорить:

— У тебя шрам, старый. На том же месте. Они, эти двое, твои знакомые... они знали про шрам. Они нарочно меня ткнули ножом, чтобы ты не думал, что это случайность.

— Возможно, ты права, — сдержанно согласился Глухов. — Хотя таких знакомых у моей задницы прибавляется. После каждого банного дня.

— Вань, может, в милицию все-таки? Написать заявление?

Глухов с досадой поморщился.

— Записку читала? Помнишь содержание?

Татьяна слабо кивнула.

— Ты пойми, у легавых свой бардак, дальше некуда. Там сволочь одна осталась и придурки. Как обычно, заволокитят дело и бросят. Вдобавок весь город будет знать, что тебя изнасиловали в Массандре. — Он взглянул на жену, и горло перехватил колючий спазм. Она казалась соверщенно раздавленной свалившейся бедой, и вина за ее жалкую беспомощность лежала на нем. Он порывисто склонился и поцеловал ее в мокрую от слез щеку. — Не бойся. На этот раз я, действительно, вас спрячу. Ни одна собака не сыщет.

— А потом?

— Потом стану разбираться. Сам. Мужики помогут.

Она молча к нему прижалась. Глухов понял, что она почти согласна.

— Ты день-два отдохни с дороги. Я за это время договорюсь.

— Вань, из ведра вынеси. Воняет же. — Она отправилась в спальню, так и не притронувшись к кофе. — Я пойду переодеться.

— Сейчас вынесу, — Глухов приподнял крышку, чтобы убедиться, но ведро было пустым. В этот момент в спальне раздался отчаянный вскрик. Глухову показалось вначале, будто крик донесся с улицы, и он не сразу разобрал, что это голос жены. Метнулся в спальню...

Татьяна с перекошенным от ужаса лицом, бледная, появилась в дверях и мимо него, не глядя, двинулась в ванную, то ли в туалет. Запах вони ударил Глухову в нос, едва он переступил порог. Услышал, как жену в туалете выворачивает наизнанку. Недоумевающим взглядом он обшарил комнату и — невольно отступил. На кровати лежала отрубленная человеческая голова. На него в упор глядели пустые окровавленные глазницы...

2.

Алексей проснулся разом, как от толчка, и сел. Бледный рассвет наполнял комнату, лишая предметы теней. Через форточку сильно сквозило, вздувая парусом шторы. Он нехотя выбрался из постели и босиком прошлепал в прихожую к дребезжащему телефону.

— Валяев. Слушаю.

— Леша, выгляни в окно, — раздался в трубке насмешливый голос Махнева. — Посмотри, дорогой, что там внизу? Возле подъезда?

— Карета, надо полагать?

— Приятно, ей богу, иметь дело с умным человеком. В общем, повязывай галстук и срочно на место происшествия.

В трубке раздались короткие гудки.

Алексей проглотил вчерашний кофе и сошел вниз. Едва хлопнула за ним дверь подъезда, из-за угла вынырнул, кренясь набок, прокурорский ="УАЗ"= и с визгом осадил у самых ступеней. Алексей отметил про себя, что хотя прокурора Хлыбова давно нет в живых, хлыбовский нахрапистый стиль, даже его манера вождения прочно вошли в обиход работников здешней прокуратуры. Определенно, был в этом человеке некий божественный замысел.

В салоне, кроме водителя, сидел эксперт-криминалист Дьяконов с обиженным на всех и вся видом. Машина рванулась с места и на вираже обоих пассажиров бросило друг на друга.

— Что случилось, Вадим Абрамыч?

— Понятия не имею, — Дьяконов втянул коротко остриженную голову в плечи. — Говорит, сурприз!

— Махнев?

— Все потешается, забавник хренов.

— Нормальная позиция.

— Бог с вами, Алексея Иванович. Это психоз. Способ самозащиты слабого человека. Весьма уязвимого. Уверяю вас, долго не протянет, сдаст позицию.

— Что так?

Дьяконов сокрушенно вздохнул и не ответил.

Машина с асфальта нырнула вправо, в гору. Мелькнула вывеска продовольственного магазина, и они въехали во двор мимо деревянного забора, ограждающего строительную площадку. Из-за кустов с поднятой рукой вышел участковых Суслов. Слегка козырнул.

— Садись, лейтенант, — Алексей толкнул переднюю дверцу. — Проинформируешь.

— Сегодня восемнадцатое? — начал Суслов. — Ночью... время можно уточнить, в дежурную часть поступило устное заявление от гражданки Запольских Веры Ильиничны. Заявительница местная, пенсионерка, проживает по улице Красноармейская, дом 3. Это рядом. Из заявления следует, что ее дочь Глухова Татьяна Васильевна в присутствии мужа Глухова Ивана Андреевича обнаружила у себя в квартире отчлененную человеческую голову. Как голова попала в квартиру, гражданка Запольских объяснить не сумела. Сама она ничего не видела, но со слов дочери знает, что ее и мужа Глухова Ивана Андреевича с помощью угроз шантажировали неизвестные лица. Требуют выплатить крупную сумму денег.

— Сколько?

— Миллион. Заявление Запольских сделала вопреки воле зятя. Глухов будто бы сказал жене, что отчлененную голову необходимо скрыть. Насколько она знает, опять же со слов дочери, неизвестные лица угрожали им расправой в случае, если они обратятся в милицию.

— Голова-то чья?

— Трупа.

Дьяконов фыркнул в своем углу.

— Это понятно. Личность установлена?

— Пока нет.

— К опознанию не предъявляли?

— Головы тоже нет. Пока.

— То есть?

— Гяухов ее закопал.

— Понятно. Стало быть, он пошел закапывать, а теща вопреки воле зятя отправилась в милицию? С заявлением? — Дьяконов снова фыркнул. Алексей посмотрел на него с укоризной.

— Глухов сейчас где?

— Откапывает, — усмехнулся Суслов. — Это в районе гаражей СМУ-7. На свалке.

— Хозяева в квартире есть?

— Нет. Там наши, Суляев с напарником работают.

— Пойти взглянуть, — Алексей выбрался из машины и придержал дверцу.

— Суляев, говоришь? — Дьяконов выставил полную ногу, но вылезать не спешил. — Я тогда на кой нужен там?

Алексей рассмеялся.

— Ладно, коли так. Но уж на свалку, извини, мы тебя сегодня доставим.

Нога убралась.

— Остряки долбаны...

Квартира оказалась точной копией той, где проживал Алексей. Значит, дома принадлежали к одной серии. И замки, он сразу обратил внимание, внешне выглядели одинаково. Алексей нашарил в кармане ключ и попытался вставить. Ключ легко входил в замочную скважину, но провернуть его не удалось. Других запоров, кроме цепочки на косаке, не было. Криминалисты подтвердили:

— Повреждений на замке нет. Дверь открывали ключом.

— Как насчет лоджии?

— Лоджия застеклена. На шпингалетах, на стекле, на переплетах толстый слой пыли.

— Закрыта, что ли?

— Там вообще свалка. Вернее, склад, — вмешался Суслов. — Квартира на самом деле принадлежит другому человеку.

— Выходит, Глуховы — поднаниматели?

— Все трое прописаны у тещи, улица Красноармейская, 3.

— Анатолий Степанович, ключи пусть будут за тобой. Проверь, пожалуйста. В том числе основного квартиросъемщика. Узнай, кто такой Кто из посторонних мог иметь к ключу доступ? Не терялся ли?

— Проверим.

Обстановка в квартире на миллион явно не тянула. Похоже, Глуховы сидели на чемоданах. Суслов подтвердил догадку: уже два года. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Пол-России, в том числе он, сидят на чемодане. Иногда всю жизнь.

В прихожей, на вешалке, Алексей заметил смотанный поводок с толстым кожаным ошейником, украшенным бляшками. В углу — собачий коврик и миска. Судя по размерам ошейника, собака была крупная. Любопытно, где она находилась в тот момент, когда сюда вошел преступник?

— Из квартиры что-нибудь пропало?

— Еще не выяснили.

— Место работы Глухова?

— Замдиректора в СПТУ номер 13 по учебно-воспитательною работе.

Алексей сразу вспомнил этого человека. Отставной хрипун в чине то ли майора, то ли капитана — так, кажется, он определил его для себя. Наверняка, жертва повальной демобилизации. В таком случае сидение на чемоданах и убогость обстановки вполне объяснимы. Но тогда миллион повисает в воздухе.

— Анатолий Ступанович, ты с нами?

— Да. Приказано дождаться и проводить.

На улице почти рассвело. Появились редкие и вялые, как осенние мухи, прохожие. Один из таких, с трехлитровой банкой в авоське, еще полусонный, ковырял в носу и с лицом идиота беззастенчиво пялил глаза на машину. На нем было выцветшее трико, заправленное в пестрые носки, и некогда лакированные штиблеты. Признак мужественности, еще не опавший после утреннего сна, выпирал под тонкой тканью, словно ручка на боковой дверце ="УАЗа"=.

— А? Каков гусь? — Дьяконов разглядывал типа с нескрываемым удовольствием. — Хар-рош! Целая эпоха. Представь, когда он, такой вот, предстанет перед Господом, а? То-то смеху будет.

— Поехали.

Машина тронулась с места, и ="эпоха"= с пальцем в носу скрылась за ржавыми кустами акации.

Свалка оказалась за городом, в перелеске, одна из тех стихийных, нижем не узаконенных, которые возникают, как грибы, на окраинах, неподалеку от строящихся объектов. Бытовых отходов здесь было мало. В основном строительный мусор, опил с отходами древесины, кирпичный бой, смятая ="мазовская"= кабина и прочий разный хлам. ="УАЗ"= свернул с тракта через широкое поле, изъезженное вдоль и поперек тяжелыми машинами. Весной здесь было что-то посеяно, какая-то кормовая культура. Теперь из-под колес переваливающегося с боку на бок ="УАЗа"= серыми, грязными клочьями срывалось воронье и носилось в воздухе с многоголосым ором.

— Анатолий Степанович, съезди за понятыми, — попросил Алексей, выходя из машины.

К нему подошел старший в опергруппе сержант Скобов, представился. Потом кивнул на Глухова. Тот сидел на опрокинутом ведре ко всем спиной. Курил.

— Почти час искал. Мне, говорит, она ни к чему. Сами ищите.

— Обидели дядю? — осведомился Алексей, оценив позу.

— Задаю вопрос: где остальное? Ну, туловище? А этот сразу на дыбы. Все, без адвоката не разговариваю. Теперь молчит.

— Пожалуй, я бы тоже обиделся.

Обогнув кучу деревянных отходов, они подошли к вырытой яме. На дне ее, из земли, перемешанной с опилом, торчали края истертого полиэтиленового пакета. Рядом валилась лопата с укороченным черенком. Обычно такие лопаты возят с собой по бездорожью водители легковых автомашин. По знаку сержанта один из оперативников начал осторожно огребать землю вокруг пакета. Углубившись до середины, взял пакет с двух сторон за края и вытянул наружу. Представшее их глазам зрелище напоминало дурной сон. С большим трудом верилось, что подобное зверство могло быть сотворено человеческими руками.

Судя по помаде на губах, остаткам макияжа и проколотым мочкам ушей, голова принадлежала женщине. Достаточно молодой. Голова была обрита наголо — грубо, наспех, с многочисленными глубокими порезами и снятыми лоскутами кожи. Брови тоже были выбриты. Оба глазных яблока вырезаны, многочисленные глубокие порезы имелись на лице, надрезы на веках и в углах глаз. В окровавленных зубах была закушена раздавленная сигарета.

Подошел Суслов с понятыми.

— Будем предъявлять к опознанию?

— В таком виде? Не думаю. Тут живого места нет.

— Значит, на экспертизу?

— Да. Пусть поработают медики. Желательно знать дату смерти. Потом, Анатолий Степанович, вам придется побывать на кладбище. Проверьте, нет ли разрытых могил и обезглавленных женских трупов. Кто был похоронен и когда? Когда разрыли? Если концы сойдутся, три даты нетрудно будет сопоставить.

Алексей заполнил протокол осмотра и дал подписать понятым. Затем подошел к Глухову.

— Здравствуйте, Иван Андреевич.

Тот слегка повернулся и кивнул, молча. Но, похоже, узнал.

— За сержанта я должен принести вам извинения...

— Давайте так, — перебил Глухов. — Никто никому ничего не должен. И без подходов. Вы спрашиваете, я отвечаю. Все.

— А как же адвокат? — Алексея улыбнулся.

— Какой адвокат?

— Сержант сказал, что без адвоката вы разговаривать отказываетесь.

— Шутит казарма. Знает, что мы не в Европе.

— Тогда начнем. Но лучше в машине, там удобнее.

В машине Алексей достал из папки бланк протокола, заполнил анкетную часть и предупредил об ответственности за дачу ложных показаний.

— Иван Андреевич, первый вопрос по существу дела. Почему вы не обратились в милицию, а решили скрыть преступление?

— Чье преступление? Мое?

— Ну, зачем же так сразу?

— Хорошо, давай не сразу. Я, дорогой прокурор, свидетелем убийства не был. Как я мог что-то скрыть?

— По-вашему, это не убийство?

— Все повреждения на голове носят посмертный характер. Я на трупы нагляделся, десятерым гаврикам достанет. — Глухов небрежно кивнул в сторону оперативников. — Голову отрезали у трупа. Но я при этом, уверяю вас, не присутствовал. Не говоря уже об убийстве.

Он говорил резко, насмешливо и смотрел прямо в глаза. Алексей понял, что разговор предстоит длинный и, возможно, безрезультатный.

— Мне, Иван Андреевич, почему-то казалось, мы с вами в этом деле союзники.

— Хреновые из вас союзнички, — отрезал Глухов.

— Это почему?

— Потому что вы видите во мне преступника. Сержант требует показать, где я закопал туловище. Вы пугаете меня ответственностью за дачу ложных показаний. Обвиняете в том, будто я скрыл факт убийства. С союзниками, дорогой прокурор, так не поступают.

— Полно ребячиться, Иван Андреевич, за сержанта я перед вами извинился. Об ответственности за дачу ложных показаний мы обязаны предупредить свидетеля, прежде чем допросить. Такая форма, и вы это знаете. Что касается вашей находки, то вы обязаны были об этом заявить. Вы же скрыли, а теперь становитесь в позу. Зачем?

— Хотите, скажу, какой следующий вопрос вертится у вас на языке? Вотвот сорвется. Даже удивительно, что вы до сих пор его не задали. Ну, так как?

— Я слушаю.

— Вам, уважаемый прокурор, не терпится выяснить, откуда у меня взялись такие деньги. Аж целый миллион! А может, два? Это при моей-то должностенке, да еще в системе образования. Так?.. Наверняка, тут дело не чисто, думаете вы. И нельзя ли этот миллион, а может два, обратить в доход государства. Преступник думает так же. Он желает слупить с меня миллион. Правда, в свою пользу. И тоже пугает. Но в отличие от вас поступает честнее, не хитрит и не набивается в союзники. Он так и говорит: я собираясь тебя ограбить.

Алексей рассмеялся.

— Ваш ответ, Иван Андреевич, я знаю заранее. Миллиона у вас нет, так?

— Вот именно. И никогда не было.

— Дело в том, — продолжал Алексей, — что на данном историческом отрезке заработать миллион честным путем невозможно. Нет законодательной базы. Любой миллион, тем более два, оказавшись в частных руках, имеют криминальное происхождение. Спекуляция, бандитизм, наркотики, махинации с валютой и тому подобное. Вы меня понимаете. Стало быть, честный человек с миллионом в кармане — абсолютным нонсенс. Поэтому на честный ответ с вашей стороны я и не рассчитывал. Особенно в том случае, если бы миллион у вас, действительно, имелся. А то, что вы скажете, и что в конечном счете сказали, я знал без вас.

Некоторое время оба молчали. Было ясно, что черта под дискуссией подведена. Наконец, Глухов сказал:

— Ладно, прокурор. Хватит воду в ступе толочь. Спрашивай, что надо. И разбегаемся.

— Вопрос тот же самый. Почему вы не обратились к нам сразу?

— Вначале не придал значения, да и сейчас... Хотя далеко зашел гад.

— До этого случая вам угрожали?

— Обещал пришить всех троих. В случае неуплаты. Или в случае, если надумаю обратиться в милицию.

— Вас это остановило?

— Я же сказал: не придавал значения.

— Преступник сообщался с вами письменно? Или по телефону?

— Две записки. Вторая там, в пакете. Он ее к голове на гвоздь приколотил.

Алексей выглянул из машины:

— Вадим Абрамович! Записку нашли?

Через минуту подошел Дьяконов. На руках у него были надеты резиновые перчатки. Подал следователю перемазанную, в подозрительных пятнах четвертушку бумаги. Пояснил.

— В пакете валялась, на дне.

На четвертушке крупными печатными буквами, веройтно, шариковой ручкой было написано:

ИВАН ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ТРИ ДНИ НА ОЧЕРЕДИ ТВОЙ ДОЧ

Без знаков препинания и прописных букв, с ошибками. Но неграмотный текст вполне мог оказаться имитацией.

— Что-то еще?

Дьяконов с сомнением пожал плечами.

— На срезе шеи налипли частицы какого-то вещества. Надо сделать смыв. И тоже на экспертизу. Кстати, — он просунул голову в машину к Глухову. — У вас дома дырокол имеется?

— Чего нет, того нет.

— Угу. Кусочки бумаги на шее — от дырокола.

— Бумага та же? — Алексея ткнул пальцем в записку.

— Трудно сказать. Хотя дырокол, как будто, с изъяном. С индивидуальными признаками, пригодными для идентификации.

Переговорив с Дьяконовым, Алексей снова обернулся к Глухову. Тот молчал, глядя отеутствующими глазами в окно. Ои настолько ушел в свои мысли, что Алексею пришлось дважды повторить свой вопрос.

— Первая записка?.. Валяется где-то, в столе. Небось, ваши орлы уже нашарили.

— Конверт сохранился?

— Лежала в почтовом ящике. Без конверта.

— Что в записке?

— Как я должен отдать миллион. — Глухов усмехнулся.

— Ну-ка, ну-ка?

— Я должен повесить в окне, на кухне, красную тряпку. Знак. И ждать дальнейших указаний.

— А вы повесьте.

— Поздно, прокурор! Теперь ваши дознаватеди бегают по подъездам и каждого спрашивают: вы тут не видели на днях подозрительного гражданина? Он зашел в девяносто вторую квартиру к Глухову. Под мышкой держал отрезанную голову. Вон... взгляни.

Он кивнул в сторону дороги, через поле. Там, на обочине, собралась кучка людей. В одном из них Алексей разглядел понятого, дежурного вахтера из соседних гаражей. Тот что-то говорил и часто тыкал рукой в сторону милицейских машин возле свалки, на одной из которых безмолвно вращалась синяя мигалка.

— Да, реклама солидная, — согласился Алексей.

— И миллион жалко отдавать, — мрачно съязвил Глухов.

— Иван Андреевич, поскольку миллиона у вас нет и не было, то шантажировать вас не имеет никакого смысла. Однако вам угрожают, в том числе действием. У вас есть соображений на этот счет? Скажем, друзьяхохмачи? Враги? Или знакомые психи? Обиженная и оскорбленная женщине?

— Женщина... ха! — Глухов рассмеялся, хрипло, надреснуто.

— Напрасно недооцениваете, — Алексея пожал пдечами. — Недавно допрашивал, из совхоза ="Северный"= обвиняемая. Пришла баба домой после вечерней дойки. Вхожу, говорит, во двор и слышу — на сеновале хихикают. У меня, говорит, сердце от злости зашлось, насилу на ногах устояла. Походила по двору, будто ничего не знаю, а потом — к лестнице на сеновал. Вытащила из угла ржавую борону. И зубьями вверх опрокинула. Сама ушла в магазин. Когда вернулась, во дворе толпа народу собралась. Мужа с одной конторской дамой с зубьев снимают. Он первый впотьмах на борону спрыгнул и закричал. Любовница перепугалась, хотела убежать. И тоже на зубья спрыгнула. Нога насквозь у обоих. Жаль, говорит, соседи помешали, я бы топором посекла их тут же, на бороне.

— Вы с олигофренами, кажется, имели дело? — перебил Глухов.

— Учащийся контингент?

— Они самые. Единственный способ привести эту публижу в чувство — поголовная кастрация. Все остальное пустая трата времени.

— У вас есть основания кого-то подозревать?

— Два разбойных нападения, не считая мелочей. Это как? Основание?

— Лично на вас?

— Главным образом.

— Значит, на других из вашего коллектива тоже нападали? В двух словах — об обстоятельствах?

— Какие там обстоятельства! Первый раз напали возле подъезда. Похоже, поджидали. Человека три или четыре, темно было. Лиц тем более не разглядел. Но просчитались ребятки. Им бы по куску арматуры взять, а они... В общем, не получилось. Я и сам люблю помахаться. Ей богу, даже удовольствие получил.

— Понятно, и когда это произошло?

— Сейчас скажу. Сегодня восемнадцатое? В конце прошлого месяца дело было, двадцать третьего. Ровно неделю спустя — второй случай. Мы с Охорзиным возвращались.

="Эте который Киряй Киряич"=, — вспомнил Алексей из показаний эспэтэушников.

— Тоже ввечеру было. Идем не спеша, разговариваем. Вдруг мимо носа кирпич... вернее, половина. Это на улице Шмидта произошло, возле новостройки. Судя по траектории, кирпич саданули из окна. Сверху-вниз.

— Квартиры проверили?

— Да. Но Охорзин со мной не пошел. Даже у подъезда отказался стоять. Короче, олигофрены смылись, пока я из подъезда в подъезд по этажам бегал. Правда, лежбище нашел. В углу матрац, бутылки под ногами катаются. И табаком воняет... не выветрилось еще. Мочиться и срать ходили в соседнюю комнату.

— По времени последовательность вроде просматривается. Но этого маловато, как вы думаете?

— Чего маловато?

— Маловато, если мы хотим увязать шантаж с этими двумя эпизодами, разнопорядковые вещи.

— А миллион?! — рявкнул Глухов. — Дурацкая цифра! Предел мечтаний подрастающего идиота. Насмотрятся телерадиобредятины, и с ножом на большую дорогу.

— Убедительно, но, увы, не факт.

— Голова смущает? Изуродовали?

— Голова тоже. Смущает способ доставки ее на дом.

— Ерунда, — отмахнулся Глухов. — Если ключ изготовять, в два счета сообразят. У меня самого два ключа... вот они, а я почти все кабинетн в училище ими запираю. Универсальные. У олигофренов, кстати, отобрал.

— И когда, вы полагаете, голову пронесли?

— Позавчера. Меня сутки не было дома. Надеюсь, алиби не придется доказывать?

Алексей кивнул.

— Когда утром позавчера уходил, головы не было.

— А собака?

— Собака у тещи пропадала. А вчера с утра и до полудня, до нашего прихода, караулила квартиру. Не выпускал.

— Супруга с дочерью были, кажется, в отъезде?

— Были.

— Ну, хорошо. — Алексей дал подписать протокол и захдопнул папку. — В ближайшие день-два вы мне понадобитесь. Где вас удобнее найти?

— По рабочему телефону. Если куда-то уйду, Зинаида доложит.

— Иван Андреевич, если не возражаете, еще вопрос. Не для протокола. Вы, как я понял, года три не дослужили?

— Верно. Три года. Теперь таким, как я, досрочникам, пенсию начисляют со дня увольнения в запас.

— Сами подали?

— Сам! Ввиду полной и окончательной победы! — Глухов вдруг хохотнул и крепко ударял себя кулаком по колену. — Военно-промышленный комплекс, дорогой прокурор, наголову разгромил собственную страну. Ни одна чужая армия такого разору нанести не способна.

Он выбрался из машины.

— Бывай, прокурор, — и двинулся через поле в сторону тракта.

3.

Когда Алексей вошел в кабинет иачальника РОВД, подполковник Савиных и его заместитель, словно по команде, обратили в его сторону любопытные, прощупывающие взгляды. Он понял, что о возможном назначении его на должность прокурора района этим людям вполне известно, хотя решение с ними никто не согласовывал. В лучшем случае поставили в известность. Сейчас оба терялось в тревожых догадках, поскольку причины подобного назначения представлялись им абсолютно невразумительными.

Внимание начальства было столь явннм, что остальные присутствующие тоже начали оборачиваться в его сторону. Сидящий у окна Крук, следователь облпрокуратуры по особо важным делам, со скрипом развернулся на стуле и уставился на вошедшего сонными, неподвижными глазами. Желая снять грозящую стать неловкой паузу, Алексей взглянул на часы.

— Я опоздал?

— Начнем, пожалуй, — не отвечая прямо на вопрос, буркнул подполковник. Перевел взгляд на дверь. — Кто там в коридоре? Пусть заходят.

Оперуполномоченный Ибрагимов бесшумно скользнул в коридор.

— Итак, слово за вами, Евгений Генрихович. Прошу.

Крук шевельнулся, давая понять, что слышит, но продолжал пребывать в полудремотном состоянии. Наконец, когда все расселись, он заговорил, медленно роняя слова:

— К великому моему сожалению, оба раза я не участвовал в осмотре места происшествия. Ни в случае убийства следователя прокуратуры Шуляка, полгода тому назад. Ни в случае убийства Вениамина Гавриловича Хлыбова, вашего районного прокурора. К великому моему сожалению, дело Шуляка попало ко мне из третьих рук, что, сами понимаете, не способствует успеху расследования. Кроме того, у меня масса претензий по методам ведения следственной и оперативно-розыскной работы, как в том, так и в другом случае. Что я имею в виду? Прежде всего поражает непрофессионализм. Вопиющий.

— Следователи ваши. Из областной прокуратуры, — вставил полковник Савиных, перебирая лежащие на столе бумаги.

— Знакомясь с материалами дела, я понял так, что к приезду следственной группы место происшествия оцеплено не было. Болтались случайные люди. Не приняты необходимые меры по сохранению и фиксации следов преступления. Первоначальное положение трупов неизвестно. Найдено множество отпечатков, не имеющих отношения к делу. И так далее. В результате, картина получилась искаженной.

— Беспрецедентный случай в нашей практике, — развел дуками замначальника Шутов, грузный мужчина с хриплмм, надсаженным голосом. — Естественно, паника. Самые крутые меры. Переборщили, словом.

— В случае с Хлыбовым прецедент имелся. Однако все повторилось, до мелочей.

Крук помолчал и, не дождавшись возражений, продолжал разворачивать перед членами оперативно-следственной группы общую невеселую картину. Алексей слушал с возрастающим интересом, хотя все так называемые претензии знал наперед до последнего слова. По редким, настороженным взглядам вокруг он видел, что остальнае члены группы испытывают те же чувства, что и он. Доверия здесь никто ни к кому не питал, тем более к словам. То, что Крук называл ="непрофессионализмом"=, на самом деле было сработано достаточно профессионально под непрофессионализм. Сейчас на его глазах в номенклатурно-бюрократических играх начинался новый этап. Начальство, пусть нехотя, сквозь зубы, но признает допущенные в ходе следствий ="ошибки и просчеты"=. Следующим шагом будут намечены неотложные меры по их исправлению на основе ="глубокого анализа"=. Все это протоколируется и будет подшито с единственном и абсолютно шкурной целью — обезопасить себя на будущее, если, не приведи господи, когда-нибудь придется держать ответ.

Новый этап может означать одно: следствие по делу окончательно загнано в тупик. Все настолько безнадежно, что любые мероприятия при любой глубине анализа с привлечением следственных работников самой высокой квалификации ни к чему не приведут. Начальство в этом, кажется, уверилось, поэтому не исключено, что для следственной работы будет предоставлена необходимая свобода действий.

Особый интерес у Алексея вызвала фигура самого Крука, который лишь на днях принял к своему производству дело Хлыбова и, похоже, намеревался объединить оба дела в одно. По прежней своей работе в Первомайской районной прокуратуре ему не раз приходилось встречаться с Круком. Похоже, именно ему выпала роль следственного работника самой высокой квалификации, который, возглавляя группу, своими умными, по-немецки скрупулезными действиями при полной и всесторонней поддержке местных органов дознания блестяще докажет в конце концов полную безнадежность этих дел, ибо все возможное и даже невозможное будет сделано. В результате, ="непрофессиональные"= действия заинтересованных лиц на начальном этапе расследования окажутся полностью реабилитированы и, возможно, забыты.

Любопытно, знает ли Крук о назначенной ему роли? Или ="его играют"= втемную?

Атмосфера подозрительности и безнадежности особенно сгустилась, когда следственные и оперативные работники по настоянию Крука один за другим стали отчитываться за отработку закрепленных за ними в ходе официального расследования версий. Крук, помимо отчета, предлагал каждому внести собственные предложения или сделать выводы из проделанной ранее работы; двум следователям из соседнего района учинил настоящий допрос, подняв их на ноги, как школьников. Видно было, что Крук таким способом хотел переломить прежнее исполнительское, равнодушное отношение к делу. Но его расчет задеть самолюбия, оскорбить, быть может вызвать огонь на себя и заставить высказать обиды, чтобы в конечном счете извлечь из заварухи рациональное зерно, успеха не имел. Самолюбия были давно растоптаны, обиды всерьез никто не принимал, даже напротив: такого рода накачки и разгоны были привычны и почитались за должное. Поэтому стена недоверия вместо того, чтобы рухнуть, продолжала расти.

Было бы лучше, подумал Алексей, если бы Крук явился на оперативку со свежей, неординарной идеей. Тогда он без труда втянул бы присутствующих в обсуждение и тем самым заставил людей откровенно высказаться. Скорее всего, такой идеи у Крука не было.

Некоторую разрядку внес своим выступлением оперуполномоченный Ибрагимов. В очередной раз не добившись результата, Крук остановил взгляд полусонных глаз на смуглом, непроницаемом лице уполномоченного.

— Рафик Хамматович, вы имеете что-то добавить к словам коллеги?

Ибрагимов поднялся.

— Прошу вас.

— Давайте попробуем исходить из характера потерпевшего Хлыбова. Это человек крайне самолюбивый, свои обиды он никому никогда не прощал. Здесь многие с ним работали, думаю мои слова подтвердят. Предположим, Хлыбов вдруг узнал, чем занималась его жена наедине с потерпевшим Шуляком. Какие могли быть последствия, нетрудно догадаться. Если кто-то все же сомневается, вспомните загадочную смерть первого мужа Хлыбовой, который оказался у него поперек дороги.

При обыске у Анны Хлыбовой был изъят ключ от квартиры потерпевшего Шуляка. Что если этот ключ на короткое время попал в руки Хлыбова, и он им воспользовался?

Крук криво усмехнулся.

— По-вашему, заполучив ключ, Хлыбов зарезал любовника жены? Потом угрызения совести заставили его покончить жизнь самоубийством?

— Ударом ножа в спину, — послышалась мрачная реплика. Ибрагимов выставил ладонь.

— Мы все хорошо знаем, что потерпевший Шуляк и жена Хлыбова относились к возникшему у них чувству серьезно. Зато семейные отношения Хлыбова с супругой день ото дня ухудшались и часто заканчивались скандалом или запоями. Поэтому не исключено, что во время скандала в состоянии опьянения или аффекта Хлыбова схватилась за нож и нанесла тот роковой удар. Другой вариант: потерпевший Хлыбов сам спровоцировал удар ножом, когда однажды рассказал ей, как он расправился с любовником, наверняка зная, что доказать на него она не сумеет. Наконец, Хлыбова могла знать сама или подозревать мужа в смерти любовника. Долгое время она вынашивала свой замысел мести, это в какой-то степени объясняет характер нанесенного удара. Сзади в спину. То есть, способом, которым был убит Шуляк.

— У вас имеются доказательства?

— Я изложил свою версию.

Крук пожал плечами.

— Выходит, от фонаря?

— Вы прекрасно знаете, Евгений Генрихович, каким ножом был убит потерпевший Хлыбов. Коли бы преступник был кто-то другой, я не думаю, чтобы он пошел убивать в расчете, что найдет орудие преступления по месту жительства своей будущей жертвы. И последнее. Не слишком ли доверчиво опытный розыскник, прокурор района подставлял свою спину возможному убийые? Или убийца находился у него вне подозрений, что маловероятно, или убийцей являлась его собственная супруга.

— Разрешите мне, — подал голос исполняющий обязанности районного прокурора Сапожников.

— Прошу, Семен Саввович.

— С покойным Вениамином Гавриловичем бок о бок я проработал около пятнадцати лет и достаточно хорошо его знал. Так вот, прошу принять к сведению: до женитьбы Хлыбов запоями не страдал. Выпивал, это случалось, но как все нормальные люди. Не более. И еще момент. До женитьбы около двух лет Хлыбов втайне от первого мужа крутил с чужой женой что называется преступную любовь. После женитьбы, не прошло и двух лет, преступную любовь втайне от Хлыбова начал крутить с его женой Шуляк.

— В итоге, мы имеем три трупа, — просипел Шутов.

Сапожников поморщился от подобной категоричности, однако опровергать не стал.

— Во всяком случае, закономерность просматривается.

Алексею сделалось не по себе. Предложенная версия своей простотой и наивностью напоминала кувалду и била столь же сокрушительно. Беспрецедентная резня в районною прокуратуре исчерпывалась таким образом обычной любовною интрижкой и обрубала все концы. Бедная Анна!

После непродолжительного молчания Крук остановил полусонный взгляд вновь на Ибрагимове.

— Рафик Хамматович, дело за малым. Вам осталось объяснить, каким образом Анна Хлыбова умудрялась оказаться дома в то самое время, когда она сидела в гостях? У подруги, кажется? На этот счет у вас тоже имеются соображения?

— Имеются, — невозмутимо подтвердил оперуполномоченный. — Если помните, в тот роковой вечер подозреваемая Хлыбова находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения.

— Не только Хлыбова, — перебил Шутов. — Они затем и собирались у этой... подруги.

— Это так, — подтвердил Ибрагимов. — Но вначале они занимались сеансами спиритизма. Крутили тарелочки и вызывали духов. После очередного сеанса Хлыбова почувствовала недомогание и ушла в спальню. Хозяйка проводила ее и тут же вернулась к столу. Сколько прошло времени с момента ухода и до момента появления подозреваемой, остальные гости, занятые вызыванием духов, сказать не могли. От десяти минут до получаса, такой разброс мнений. Я специально еще раз уточнил. Теперь... Дом частный, окно спальни легко открывается и выходит в сад. Давайте на минуту допустим, что подозреваемая неожиданно решила вернуться домой и, чтобы не мешать сеансу, выбралась через окно. Я проверил хронометраж, получается десять-двенаддать минут быстрой ходьбы. Обратно после случившегося под влиянием сильного душевного волнения подозреваемая могла добежать за пять-семь минут. И лечь в постель. В том виде, как ее застала впоследствии хозяйка. Таким образом, — подытожил Ибрагимов, — алиби подозреваемой представляется весьма сомнительным.

Крук молчал. Подполковник Савиных сосредоточенно крутил в руках красно-синий карандаш и тоже не спешил с заключительным вердиктом.

Следует отдать Ибрагимову должное, его версия удачно разрешала многие запутанные и противоречивые моменты. При умело подобранном доказательственном материале местные правоохранительные органы в перспективе могли свалить с плеч сразу несколько дел из разряда безнадежнх, связанных с тяжкими преступлениями. Это становилось опасно. Еще несколько минут подобной болтовни, и ни один аргумент в пользу Анны не станут даже слушать.

Алексей попросил слова.

— Насколько я понял, Рафик Хамматович пока не имеет ни одного проверенного факта, который мог бы его версию подтвердить. Поэтому нам не следует на уровне догадок и сомнительных предположений выносить Анне Хлыбовой окончательные оценки.

— Какие оценки? Вы о чем? — не понял Шутов.

— Пожалуйста, могу повторить. Низкий морально-нравственный облик подозреваемой, — Алексей интонацией выделил слово ="подозреваемая"= и подождал, пока смысл сказанного вполне дойдет до присутствующих. — Пристрастие к употреблению алкоголя. Вплоть до запоев. Преступная любовь. Хотелось бы знать, уважаемый Семен Саввович, на какую статью в Уголовном кодексе вы ссылаетесь, оценивая это деяние как преступное? В итоге, мы с вами договорились до того, что готовы повесить на подозреваемую ни много ни мало — целых три трупа.

— А что? Три трупа вокруг одной дамы — не факт?

Подполковник Савиных постучал карандашом в стол, пресекая начинающиеся разговоры. Затем с ворчливой нотой в голосе заметил:

— Критиковать чужие версии мы умеем неплохо. Вероятно, Алексей Иванович, у вас есть своя, более взвешенная?

— В состав оперативной группы меня включили вчера. По настоянию Евгения Генриховича Крука, вы это знаете. Поэтому с материалами дела я знаком поверхностно.

Подполковник откинулся на спинку кресла и сделал глубоко разочарованное лицо. Дескать, о чем вообще можно говорить с человеком, который не владеет материалом.

— У вас все, Алексей Иванович?

— Не совсем. Ради пользы дела я могу предложить вниманию группы версию Игоря Бортникова.

— Не нужно! — отрезал Савиных. — Все соображения Бортникова в материалах дела имеются. Советую ознакомиться, молодой человек. И побыстрее.

По его налитому свинцом, отчужденному взгляду Алексей понял, что слова не получит, если немедленно, сию минуту не выложит крупный козырь. Чтобы ударило по мозгам.

— Кстати, накануне отъезда следователь Бортников в моем присутствии предсказал районному прокурору Хлыбову смерть.

Он произнес фразу спокойным, без выражения голосом, но у старого лицедея, несмотря на известную выдержку, отвалилась челюсть.

— Разумеется, лучше узнать все от самого Бортникова. Еще лучше включить его в состав следственной группы.

— Игорь переходит в коммерческую структуру, — заметил Крук.

— Я знаю. Но в помощи он не откажет, особенно если гарантировать ему определенную свободу действий.

— Это каким же образом Бортников предсказал смерть Хлыбову? Что за чушь? — Савиных хотя и заглотил наживку, но глядел с подозрением.

— Каким образом, знает только он сам. А произошло это при следующих обстоятельствах. В ночь перед отъездом я зашел к Бортникову в номер гостиницы. Мы переговорили, и он собрался уходить, когда в номере появился Хлыбов. Между собой они находились в неприязненных отношениях, и разговаривать с ним Бортников не захотел. Стоя в дверях, одетый, он сказал Хлыбову, что тот по сути уже покойник. ="У тебя, Хлыбов, времени осталось - - выкурить последнюю трубку и успеть проститься с женой"=, — его дословная фраза. На следующий ддень, вы знаете, Хлыбова нашли мертвым.

Рассказанный эпизод произвел эффект разорвавшейся бомбы. Даже Крук утратил обычное сонное оцепенение и слегка подался вперед.

— Выходят, Бортников знал, кто убийца?

— Предполагал, вы хотите сказать? Не думаю. Скорее всего он хорошо просчитал обстоятельства и вывел систему координат. Смерть Хлыбова, я полагаю, вписывалась в эту систему с точностью до минут.

В данном случае Алексей блефовал, но разыгрывать парапсихологические пассажи перед подобной аудиторией сейчас было бы неразумно.

— Знал и не предотвратил, — буркнул подволновник, буровя следователя глазами.

— Он предупредил Хлыбова. Имеищий уши да услышит.

— Вы знакомы с его системой? — осведомился Крук, уводя разговор от опасного направления.

— В общих чертах. Я бы назвал это методом исключений.

— Продолжайте.

— Прежде всего Бортников поднял все дела, которые Шуляк вел в течение года. И тщательно проанализировал. Одно из дел о крупных хищениях в совхозе ="Северный"= он изложил в качестве примера. От пересказа я сейчас воздержусь, отмечу только результат. Совхоз разворован дотла, по сути его больше не существует. Кстати, Шуляк составил два любопытных списка: список обескровленных совхозных объектов, с одной стороны, с другой, список левых объектов, на которых работали шабашники, используя совхозные стройматериалы, технику, а также деньги, вырученные от продажи неучтенной сельхозпродукции. Вот этот второй список с именами так называемых владельцев после смерти Шуляка таинственным образом исчез. Исчезли подобные списки по другом делам, а вместе с ними многие документы, имеющие доказательственное значение. Но, как вы понимаете, Шуляк работал не в одиночку. Одновременно была задействована масса людей, назначались экспертизы, финансовые проверки, живы и здравствуют многочисленные свидетели. Короче, за непродолжительный срок Бортников сумел многое восстановить из утраченного. Картина привела его в шок. Во время нашей последней встречи он выразился коротко:

— У власти воры. Практически у Шуляка не было ни одного шанса выжить.

Напомню, что во время осмотра квартиры Шуляка, когда его впервые обнаружили мертвым, неизвестно откуда на голову сдедственной группы свалился генерал-майор милиции Свешников. Господин Свешников, как выяснилось, проживает и благоденствует в Москве. Но именно он один из организаторов официального расследования. Его имя, кстати, тоже числится в списке, который удалось восстановить Бортникову.

— Бред! — рявкнул подполковник с плохо скрытой угрозой в голосе. — Бред сивой кобылы, господин начинающий!

— Заговорила вохра лагерная, — пробормотал кто-то у Алексея за спиной.

— Не стоит так волноваться, Василий Васильевич. Вас ни в одном из списков нет. Но ваше понятное чувство долга, привычку военного человека подчиняться распоряжениям сверху, наконец ваше личное мужество используют иногда не лучшим образом.

Алексей выдержал налитый кровью, свирепый взгляд подполковника.

— Мне продолжать?

— Василь Васильич? — Крук вопроситаяьно вскинул бровь, повернувшись к подполковнику. Савиных явно колебался. Однако прекратить разговор лично для него означало признание собственной вины. Он махнул рукой.

— С убийством Шуляка, а затем Хлыбова господа Свешниковы поторопились, — продолжал Алексей. — Сейчас все без разбору хозяйственные преступления именуются бизнесом. Крупные хищения социалистической собственности — приватизацией. Но убийство, пусть даже в интересах бизнеса, пока квалифицируется как тяжкое преступление.

— Давайте ближе к делу, — буркнул Шутов.

— Так вот, о методе исключений. Бортников сопоставил восстановленные списки и обнаружил: если одни имена встречаются раз, от силы два, и достаточно случайно, то другие сквозят по всем спискам. Вместе они составляют устойчивую преступную группу с наработанными, криминальными связями.

Убийство Хлыбова, спустя полгода после убийства Шуляка, позволяет еще раз сократить список подозреваемых. Каким образом? Рафик Хамматович верно заметил: опытный в прошлом розыскник, прокурор района безбоязненно подставил преступнику спину. Вероятно, он не подозревал его истинных намерений. Кроме того, преступник был вхож в дом Хлыбова на правах старого знакомого. Если кто-то сомневается, вспомните: часто ли, пусть даже по долгу службы, Хлыбов принимал у себя дома посторонних? Тем более, когда у него наступали запои. Это обстоятельство ввиду служебного положения тщательно скрывалось. Отключался даже телефон. Но преступник хорошо знал, что Анны Хлыбовой дома нет. То есть, опять же был в курсе семейных событий. Я думаю, с помощью Хлыбовой мы сможем установить круг лиц, которые были вхожи в дом, несмотря на замкнутый образ жизни потерпевшего.

Надеюсь, здесь не надо доказывать, что оба убийства совершены одним и тем же лицом. Удар хорошо поставлен. Он был нанесен Хлыбову сквозь спинку плетеного кресла с сокрушительной силой. Рукоять ножа вдавилась в тело вместе с элементами плетения и оставила на коже отчетливый след. В обоих случаях он пришелся в область сердца с точностью до квадратного сантиметра. Среди подозреваемых, мне кажется, следует поискать человека, проходившего службу в ОМОНе, в ВДВ, в войсках специального назначения, в горячих точках. Это еще раз поможет сузить круг.

Алексей замолчал.

— Вы не допускаете, что оба убийства могут быть заказные?

— Допускаю.

4.

Обед в кафе ="Лакомка"= оказался на редкость отвратительным. Красносиний борщ из гнилых овощей, недоваренный, есть было невозможно. Алексей отставил тарелку в сторону. На второе за отсутствием выбора пришлось взять котлету с перловой кашей и подливкой. Перловая каша была сварена на воде, котлета слеплена из перловой каши, сваренной на воде с хлебом, а от подливы пахло больницей и помоями. При таких тошнотворных обедах администрации следовало бы на выходе завести ящик с гигиеническими пакетами для пострадавших. А вообще, по данному факту вполне можно было возбуждать уголовное дело, квалифицируя его как сознательную попытку массового отравления.

— Не любите вы нас, девушки, — невесело пошутил Алексей, возврадаясь к стойке за своим чаем, который, судя по цвету, заваривали неделю назад.

— А за что вас любить? — огрызнулась плотная молодуха в высоком кокошнике, едва скосив на него накрашенные глаза.

— И в самом деле, — согласился он.

Продолжать разговор молодуха не пожелала. Тяжело покачивая бедрами, она двинулась от стойки вглубь кухни и плюхнулась там на стул между плитой и хлеборезкой.

После кафе Алексеи заглянул к себе в канцелярию. Людмила Васильевна хорошела день ото дня, и эту заслугу Алексей скромно приписывал себе, опасаясь, однако, что однажды она похорошеет настолько, что, как порядочный человек он просто обязан будет на ней жениться. И не дай бог, ему жениться где-то на стороне. Он даже боялся представить, с какими глазами явится однажды сюда, в канцелярию, будучи женатым на другой. Наверное, после этого с ним будут разговаривать точь-в-точь, как та молодуха из кафе ="Лакомка"=.

— Для меня что-нибудь есть?

— Две телефонограммы. Справка. Одно заключение, — мягким, неуловимо грациозннм жестом она передала ему бумаги, и ее пальпы невзначай коснулись его руки. Но недавний обед, с которым молодой организм яростно сражался за выживание, помешал ему в полной мере оценить всю прелесть момента. Не уловив ответного движения, сдержанным тоном она добавила:

— Вас ждал Сапожников. Просил зайти, когда вернетесь.

— Почему ждал?

— Он будет через два часа.

— Угу.

С этим глупым ="угу"= Алексей отправился к себе в кабинет, испытывая нечто вроде угрызений совести. Это показалось ему нехорошим симптомом, поскольку его совесть была кристально чиста. В кабинете Алексеи сел на стул и, после некоторых раздумий, пришел к выводу: если он хочет иметь чистую совесть и не испытывать угрызений, ему следует купить цветы, бутылку шампанского и вступить с Людмилой Васильевной в ни во что не обязывающие отношения. Пока не обязывающие. А вообще, если у человека есть совесть, то у него часто нет выхода.

Он вздохнул и взялся за поступившие на его имя бумаги.

Районная прокуратура Валяеву СПРАВКА

1. По Вашему поручению мной проверены все захоронения трехнедельном давности на городском кладбище No2. Разрытых могил и расчлененных женских трупов не обнаружено. Проверка проведена с привлечением обслуживающего персонала и администрации.

2. Основной квартиросъемщик Самоуков Г. Г., сдавший квартиру в поднаем Глухову И. А., в настоящее время проживают в п. Нефтеюганск ХантыМансийского национального округа. Свой ключ от квартиры оставил сестре Самоуковой А. Г. по адресу... Ключ по моей просьбе Самоукова А. Г. показала, а также сообщила, что ключ не пропадал, и она никому его не передавала.

Участковый инспектор Суслов

Обе телефонограммы и заключение к делу о вымогательстве отношения не имели. Алексей отложил их в сторону. Затем поставил перед собой пишущую машинку и начал печатать.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ о возбуждении уголовного дела и принятии к своему производству.

16 июля 1990 года старший следователь прокуратуры Н-го района, юрист 3-го класса Валяев ознакомился с заявлением гр-ки Запольских В. И. по факту вымогательства крупной суммы денег у дочери Глуховой Т. В. и зятя Глухова И. А. неизвестными лицами с применением угроз. В результате, 16 июля в квартиру Глуховых вымогателями была подброшена отчлененная человеческая голова. Принимая во внимание, что по этому делу в силу ст. 108 УПК требуется производство предварительного следствия, постановил: 1. Возбудить уголовное дело о вымогательстве, а также убийстве по признакам преступления, предусмотренным ст. ст. 148, 102 УК РСФСР.

2. Дело принять к своему производству.

3. Копию настоящего постановления направить прокурору Н-го района.

Стар. следователь, юрист 3-го класса Валяев

В адрес ЭКО УВД Алексей отпечатал постановления о назначении физикохимической экспертизы для определения микрочастиц вещества, обнаруженных на шее потерпевшей по месту отчленения. На экспертизу направлялись также частицы бумаги, выбитые дыроколом, для определения ее вида и сферы использования и образцы бумаги, на которых в адрес Глуховых были написаны две угрожающие записки.

Затем через УВД области он отправил запрос в городские и райовные отделы внутренних дел с требованием сообщить о зарегистрированных женских трупах с признаками насильственной смерти, расчленениях.

Еще около получаса Алексей формулировал вопросы, которые собирался поставить на разрешение судмедэксперту Голдобиной. Он делал это скрупулезно и не раз перемарывал, чтобы избежать мелочных придирок вплоть до пропущенных в спешке знаков препинания, которые Голдобина, вероятно, не снимая резиновых перчаток, проставляла в его бумагах жирным черным фломастером. С известных пор эта крутая дама начала презирать его за глупые разговоры о разгуливающих по ночам мертвецах, еще пуще — за обещанный допрос в присутствии свидетелей, который не состоялся. А не состоялся он потому, разумеется, что предмета для разговора, по мнению Голдобиной, попросту не существовало.

И все же, если его разговоры такие глупые, а фантазии такие невыносимо дурацкие, то это скорее повод для смеха, и только. Чтобы длительное время испытывать к дураку презрение, близкое к ненависти, и не лениться при этом устраивать мелочные придирки нужно иметь более веские основания.

Алексей представил на мгновение, что сделает с его трупом паталогоанатом Голдобина, если когда-нибудь он попадет к ней на стол... Брр!

Алексей передернул плечами и повернул голову. В дверях с сигаретой в руке стоял Вася... Василий Степанович, в своем обычном сером костюме с галстуком и сквозь дым молча за ним наблвдал.

— Чего тебе, Вася? — помолчав, спросил Алексей проникновенно ласковым голосом. Таким голосом, по его понятиям, обращались к юродивым выходящие из церковных дверей после службы богатые прихожане. Вася, как ни странно, обращение понял.

— Так, — односложно ответил он. — Посмотреть.

— На что смотреть, помилуй?

— На героя, — отвечал Вася. И со значением добавил. — На живого героя.

Алексей рассмеялся.

— Ты знаешь, — признался он, — как раз сейчас я представил себе, что я — труп. И лежу я на столе у Голдобиной, уже вспоротый. От сих до сих... Запустила она в меня обе руки и говорит: ="Вот видишь, голубчик? А ты боялся"=. Потом показала красной рукой на другой стол и засмеялась. ="Зато Васенька у нас ничего не боится. Правда, Вася?"= Но ты почему-то ей не ответил.

Вася окутался дымом.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, задумался. Надолго.

Алексей щелкнул несколько раз пальцем по кнопкам пишущей машинки и снова повернулся к дверям. Но Васи там уже не было, и очередная порция черного юмора осталась невостребованной. Вместо него в комнату сквозь тающий слоями дым вплывала Людмила Васильевна. Было видно, что юбка на ней сегодня сантиметров на двадцать короче обычного и явно на грани риска. Выглядела она ослепительно. Алексей чуть дольше приличного задержал взгляд на круглых с очаровательными ямочками коленях.

— У вас замечательно красивые ноги! — с наивно-простодушным видом громко восхитился он. И даже покачал головой. — Особенно левая.

— Спасибо! — фыркнула Людмила Васильевна и круто развернулась, как на подиуме. — Вас просит к себе Сапожников.

Она обиженно двинулась к выходу, не забывая однако демонстрировать ноги. Между прочим, для вызовов удобнее пользоваться внутренней связью. Хотя это выглядит не столь эффектно. С этой мыслью он вошел следом в приемную и демонстративно скосил глаза под стол.

— Удивительно красивые ноги.

— Да ну вас!

Сапожников сидел на месте. В одной руке ИО держал перед глазами заполненный бланк, другой машинально помешивал в чашке дымящийся кофе. Едва Алексей открыл дверь. Сапожников поднялся навстречу и предложил стул.

— Хотите кофе?

— Не откажусь.

На взгляд Алексея, Сапожников был вечный зам. На редкость усидчивый, вполне интеллигентный человек и очень большой дипломат, он вез на себе всю бумажную, рутинную работу в прокуратуре, в том числе за Хлыбова. Но тот же Хлыбов однажды в сердцах на него прикрикнул: ="Да будьте вы немного сволочью, Семен Саввович! Нельзя же так"=. И это было справедливое замечание.

— Есть что-нибудь существенное? — спросил Сапожников, наблюдая, как из кофеварки душистой струйкою сцеживается кофе. Алексей понял, что его спрашивают о сегодняшнем деле, по факту вымогательства.

— Существенного ничего.

Сапожников поставил перед ним кофе. Сел сам.

— Дело серьезное, Алексей Иванович. Все основания думать, что объем работы предстоит большой. В общем, так. Собирайте, какие сможете, материалы, а мы постараемся организовать оперативио-следственную группу. Группу возглавите вы.

— Ну-у, об этом говорить рано, Семен Саввович. — удивленно протянул Алексей. — Ни одной мало-мальски приемлемой версии, никаких фактов. И потом, где вы возьмете людей?

— Люди найдутся. Тот же Соковнин Василий Степанович.

Алексей засмеялся.

— У Василия Степановича на шее десять поруганных девственниц. И три замужних. Два розыскных дела. Одно самоубийство под вопросом. Василии Степанович — конченый человек.

— Предоставьте нам решать...

Алексей вдруг обратил внимание, что Сапожников уже не в первый раз говорит ="мы"=, ="нам"=, вроде от себя, но во множественном числе. Это показалось ему странным. Он с любопытством уставился на Сапожнйкова.

— В чем дело, Семен Саввович?

Сапожников маленькими глотками, не торопясь, допил свои кофе и отставил чашку в сторону на поднос.

— Объем работы чрезвычайно большой, — задумчиво повторил он. — Мы тут посоветовались и решили, Алексей Иванович, в группу Крука вас пока не привлекать. Мера, правда, временная, но на первоначальном этапе распыляться вам не следует. Тем более, что приказ даже и не подписан.

Алексей подумал и легко согласился.

— Это разумно.

— Значит, не возражаете? — Сапожников даже порозовел от удовольствия. Кажется, он ожидал неприятного разговора, объяснений, и это его тяготило.

— Нисколько.

— Вот и хорошо. Кстати, здоровее будете, — улыбнулся он.

Алексей снова согласился.

— Угу. Живой шакал лучше дохлого льва.

Они вместе посмеялись шутке. Потом Алексей усомнился.

— Хотя сразу, Семен Саввович, меня убивать не стали бы. Обычно это мероприятие проводится в три этапа.

— То есть? — не понял Сапожников.

— Первый этап, это когда на неугодного человека пытаются воздействовать чисто административными мерами. Скажем, устранить от ведения дела под каким-нибудь благовидным предлогам. Ради его же собственной пользы. Или ради пользы другого дела, параллельного, чтобы человек не распылялся особенно на первоначальном этапе. Если административные меры почему-либо не срабатывают, начинается второй этап обработки. Неугодного человека — покупают. Или подкармливают. Предлагают должность. И только на последнем, третьем этапе, когда все гуманные способы полностью исчерпаны, а человек так ничего не понял, только тогда с полным основанием ему выписьвавт путевку на тот свет. Самый свежий пример, вы знаете, Виталий Шуляк.

Когда Алекеей закончил. Сапожников смотрел мрачнее тучи и молчал. Наконец, тяжело ворочая языком и уже без дипломятии, спросил:

— Значит, я вас обрабатываю. Я правильно понял?

— Нет, Семен Саввович, не вполне. Вы честный и порядочный человек. Очень покладистый. Иначе на эту тему с вами я не стал бы откровенничать. Но вашими руками меня пытаются обрабатывать.

— Моими руками? И кто они... эти?

— Вероятно, те, с кем вы советовались. Действительно, кто они?

Сапожников хмыкнул:

— В ваших с Бортижковым списках этого человека нет.

— Понятно. Полковник Савиных?

— Да.

— Имя полковника Савиных есть даже в сводном списке, Семен Саввович. Но я не советую информировать его о том, что вы это знаете. Прежде всего для вашей личной безопасности.

— Погодите. Но вы же сами на оперативном совещании...

— Да, солгал. Ну и что?.. Тоже в целях личной безопасности. Тем не менее, вы видите, первоначальная обработка уже началась. Кстати, лично для вас могу пояснить, кто такой генерал-майор милиции Свешников. Этот человек, Семен Саввович, является близким родственником президента так называемого акционерного общества ="Российский лес"=, которое занимается вывозом нашей древесины за границу. Валютная выручка, как вы правильно догадываетесь, оседает в Москве. Этот бизнес доступными ему методами прикрывает именно господин Свешников. Через полковника Савиных в том числе.

Сапожников некоторое время молчал, переваривая неожиданно свалившуюся информацию. Потом настороженно-испуганным голосом спросил:

— Мое имя в списке есть?

— А вы сами как думаете?

— Я думаю, никаких списков нет вообще.

Алексей ухмыльнулся.

— Хотите зарыть голову в песок?

— А вы?..

Это ="а вы?"= прозвучало совсем некстати, беспомощно, и Алексей вдруг хорошо прочувствовал его состояние. Пятнадцать лет Сапожников тихо-мирно отсиживался за широкой спиной Хлыбова и тянул на себе весь бумажный воз, не вникая, как это ни странно при его должности, в то, что творится вокруг. Эдакий уютный со здоровым румянцем эгоизм. После смерти Хлыбова на короткое время Сапожников возглавил районную прокуратуру и впервне почувствовал себя на пронизывающем до костей сквозняке.

Желая скрыть внезапную растерянность. Сапожников заслонил лицо ладонью. Потом, чтобы хоть что-то сказать, грубо спросил:

— Что вы предлагаете?

— Я? — Алексей удивился вопросу, но тут же понял, что Сапожников открывает и закрывает рот чисто механически, и смысла собственных слов он не понимает.

— Семен Саввович, я хотел бы от первичного, административного этапа обработки моей шкуры перейти сразу ко второму.

— Что?

— Ко второму этапу. Меня это хоть как-то стимулирует. Только пусть черный полковник, с которым вы советуетесь, не перепутает второй этап с третьим.

Сапожников машинально кивнул, и это получилось забавно. Почти договорились.

— Я могу идти?

— Да. Конечно.

5.

Вначале Алексею показалось странным, что Крук так легко сдал его, словно фигуру на шахматной доске ради сомнительного позиционного преимущества. Но, поразмыслив, он решил, что за спиной у Крука и без его ведома кашу варит полковник Савиных. Пятидесятилетняя девственница Семен Саввович Сапожников, как обычно не вникая в обстоятельства, пошел у старого лицедея на поводу. Уже завтра полковник Савиных через того же Сапожникова поставит Крука перед свершившимся фактом. Правда, не очень понятно, почему полковник вдруг так мелко, по-бабьи засуетился? Даже если убийцу удастся в конце концов вычислить, едва ли следствие сумеет предъявить ему маломальски обоснованное обвинение.

Еще один темный момент. Для убийцы Шуляк являлся врагом номер один и своими действиями представлял вполне понятную угрозу. Однако ="свой человек"= Хлыбов спустя время был тоже убит. Почему?.. Разошлись интересы? Или Хлыбов для убийцы никогда своим человеком не был?

На столе звякнул телефон. Какой-то бес внутри будто толкнул Алексея под локоть. Он потянулся за трубкой в полной уверенности, что абонент на том конце провода Хлыбова Анна.

— Здравствуйте, Анна Кирилловна. Я слушаю вас.

Трубка молчала.

— Говорите же, — с улыбкой в голосе повторил он. — Я слушаю.

— Алексей Иванович, вы не могли бы появиться сегодня у меня дома? — услышал он голос Анны. — Я очень, очень прошу вас.

— Разумеется. Но в чем дело?

— Это трудно объяснить в двух словах.

— Вы чего-то боитесь?

— Да! — Она почти вскрикнула. — Боюсь. Я боюсь возвращаться домой.

— Но почему? К вам что, пристают? Преследуют?

— Не знаю. Мне кажется... может быть, это глупо, но там кто-то появляется.

— Это происходит днем?

— Не знаю! С тех пор, после убийства, я была там два раза. Оставалась на ночь.

— Откуда вы звоните?

— Из автомата с набережной.

Алексей взглянул на часы. Было без пятнадцати шесть.

— Анна Кирилловна, давайте встретимся с вами через полчаса. Случайно.

— Случайно? Это как?

— Скажем, в магазине ="Фиалка"=. Вн передадите мне ваши ключи. И постарайтесь сделать это незаметно.

— О-о!

Алексей понял по восклицанию, что своими словами скорее напугал, а не успокоил ее. Он рассмеялся.

— Не расстраивайтесь так, Анна Кирилловна, это всего только мера предосторожности. На всякий случай, вы понимаете?

Она молчала.

— Пока я тоже ничего не знаю. Поэтому приходится действовать с подстраховкой.

— Да, — тихо откликнулась Анна.

— Значит, договорились. Через полчаса в магазине ="Фиалка"=. И, пожалуйста, Анна Кирилловна, пусть наш разговор останется между нами.

— На всякий случай? — Ему показалось, она уже шутит.

— Для чистоты эксперимента.

К магазину ="Фиалка"= Алексей подошел чуть раньше назначенного времени. Оставшиеся несколько минут он потолкался в гастрономе напротив, изредка оглядывая через оконное стекло улицу. Анна появилась не одна. Рядом с ней по выщербленному тротуару, оживленно болтая, шла какая-то женщина примерно, одного с ней возраста. Когда обе скрылись за дверью, Алексей пересек проезжую часть и вошел следом. Женщины стояли в отделе белья продолжали что-то обсуждать. ="Самое время купить себе пасту и шнурки для туфель, — подумал он. — Когда еще удастся сюда заскочить?"= Через минуту за спиной прозвучала совершенно очаровательная, вполне музыкальная фраза:

— Алеша, это вы? Что вы здесь делаете?

— Здравствуйте, Анна Кирилловна. Я выбираю шнурки.

Она рассмеялась.

— Шнурки?

— Да. Мне сказали недавно: если у мужчины такие драные шнурки, как у меня, значит, этот мужчина совершенно не уважает женщин.

— Вы опять на себя наговариваете. И знаете, почему?

— Почему?

— Вы хотите, чтобы вас пожалели.

— Очень хочу.

— Хорошо. В таком случае я помогу вам выбрать шнурки.

— Шнурки я уже выбрал. А нельзя пожалеть меня как-то иначе?

Она взяла его за руку, и Алексей ощутил в ладони связку ключей.

— Я должна придти домой после вас?

— В половине девятого. И пожалуйста, дождитесь какого-нибудь попутчика.

— Это настолько серьезно?

— Не знаю.

— А вот и Ирина, моя подруга. Знакомьтесь, Алексей Иванович.

Из соседнего отдела со свертком в руке к ним подошла весьма миловидная женщина, одетая разве что не от Кардена. Возможно, на улицах Парижа она выглядела бы элегантно, но здешний убогий антураж любого человека в приличной одежде, кроме телогрейки, превращал в ряженого. Алексей с удовольствием поболтал с дамами, в то же время фиксируя входные двери и стараясь запомнить лица новых посетителей. Наконец, сославшись на неотложные дела, он оставил дам в магазине и отправился на остановку.

В связке, которую передала ему Анна, оказалось семь ключей. Три из них, судя по виду и размерам, были от наружных дверей, остальные от внутренних помещений.

Чтобы не рисоваться лишний раз возле коттеджа, Алексей обошел прокурорскую усадьбу стороной и по сосняку, держась кустов, вышел на зады, к хозяйственным пристройкам. Тяжелая, металлическая дверь с чугунным, литым декором отворилась на удивление легко, как если бы тройные шарниры были запрессованы в подшипники. Алексей ступил внутрь и оказался в длинном переходе с зенитным освещением. Прямо перед ним была еще одна дверь, вероятно, во внутренний дворик, но ключа к ней в связке не оказалось. Влево переход упирался в гараж, как минимум на три-четыре машины, похоже, с подвальным помещением. Рядом — недостроенный бокс с кладями кирпича, теса и аккуратно уложенными кипами гофрированного железа.

Алексей повернул назад, пробуя ключами все попадающиеся двери. Осмотрев, где это оказалось возможным, хозяйственные пристройки, он вошел в дом и запер за собой дверь, ведущую на усадьбу. После убогой казенной квартиры хлыбовский коттедж производил сильное впечатление.

Вдруг, подняв голову, он наткнулся глазами на полустертый крест, начертанный мелом над резной причелиной. Косая перекладинка посередине напомнила ему, что такие же кресты мелом он видел в день приезда у парадного входа. Но до появления хозяйки ломать голову над этим не имело смысла. Алексей прошел на веранду и устроился в углу, в кресле, так, чтобы со стороны его нельзя было разглядеть.

...Когда он взглянул на часы, время приближалось к девяти. Здесь, в лесу, сумерки сгустилось настолько, что окружающие предметы начали терять свои краски и постепенно тускнели. Если до наступления темноты Анна не появится, ему, вероятно, придется ее встречать. Алексей потянулся, разминая затекшие мншди, и вдруг почувствовал, что под левой лопаткой его что-то царапает. Он повернулся в кресле и — невольно привстал. Плетеная из поливинилхлоридных нитей спинка кресла оказалась прорезана посередине, чуть слева. Несомненно, это было то самое жресло, в котором нашли убитым прокурора Хлыбова. Поэтому оно оказалось в стороне, задвинуто в дальний угол.

Изучая характер повреждений на спинке, Алексей краем глаза заметил мелькнувший между стволов знакомки плащик. Это была Анна. Правда, ее походка показалась ему несколько странной, она дважды споткнулась, видимо, на корнях. Алексей присмотрелся повнимательнее и понял, что женщина явно под шафе!

Она долго возилась с дверным замком и, кажется, нервничала, но Алексей не встал, опасаясь быть замеченным, если за ней, действительно, кто-то следит. Заперев за собой дверь, Анна быстро прошла через веранду, не заметив его в темном углу. Запах ее духов и дорогих сигарет озоном просквозил в воздухе. Он вдруг явственно ощутил, как меняется химический состав его крови. Некоторое время Алексей продолжал оставаться на месте, вглядываясь в сумерки. Но ничего подозрительного снаружи не происходило. Он поднялся и шагнул следом в неосвещенный холл.

— О боже!

Она стояла тут же, за дверью, без сил привалившись к стене, и от неожиданности отшатнулась.

— Как хорошо, что вы пришли, — наконец с облегчением выдохнула она. Только теперь Алексей понял, как тяжело ей возвращаться в огромный пустующий дом, ставший местом страшного преступления. Он подобрал с полу сумочку и взял руку Анны в свою, давая понять, что бояться не нужно. Она качнулась к нему. Всхлипнула.

— Какой кошмарный день. Мне казалось, он никогда не кончится.

— Что-то случилось? Еще?

— Нет, то есть, да! В городе за весь день я не увидела на улицах ни одного интеллигентного, хотя бы просто человеческого лица. Сплошь рожи, какие-то рыла. Порочные, мерзкие, ужасно злые, даже у детей. И все-все угрюмые! Только один, одно лицо, мужчина, мне показался счастливым. Но когда я присмотрелась, то поняла, что он местный дурачок, убогий... Он улыбался каждому и скалил зубы. Это ужасно, ужасно!

Она спрятала мокрое от слез лило у него на груди, но тут же вновь заговорила:

— Нет... вру! Вру, кажется. Десять минут назад, я, уже возвращаясь, увидела рыжую собаку. На канализационном люке. У нее была очень добрая, интеллигентная морда, очень грустная. Я погладила ее, и она лизнула мне руку. — Анна заглянула Алексею в глаза и вдруг спросила:

— Почему вы молчите?

— Потому, что слушаю вас.

— Наверное, мне не следовало так напиваться, — смущенно призналась она. — Но сегодня... это свыше моих сил.

— Не стоит оправдываться, Анна Кирилловна. На вашем месте я сделал бы то же самое.

Она слегка приподнялась и коснулась губами его щеки.

— Как та рыжая собака, да? — И засмеялась. — Алеша, вы, наверное, голодны. Хотите есть?

Алексей сразу вспомнил свой обед в ="Лакомке"=. До сих пор его подташнивало.

— Нет, не думаю.

— Я вам не верю. Мужчины всегда ходят голодные. Я знаю по Хлыбову.

Она провела его в гостиную, где он уже бывал, и хотела включить свет. Но Алексей остановил.

— Вначале, Анна Кирилловна, я спущу гардины. На всякий случай.

Она улыбнулась.

— Распоряжайтесь. Мне необходимо переодеться.

Анна вернулась минут через двадцать, толкая перед собой сервировочный столик с закуской и бутылкой сухого вина. От недавних слез и депрессии не осталось следа, и, судя по играющей на губах улыбке, она готова была в любой момент превратить гостя в испытательный полигон для проверки своей боевой мощи.

— Второе я поставила в духовой шкаф. Но мы можем начинать. Вы готовы?

Алексей поднялся из кресла, намереваясь помочь.

— Нет, нет! Пожалуйста, сидите, Алеша. Я буду за вами ухаживать.

— Анна Кирилловна, пока общение с вами окончательно не вскружило мне голову, я хотел бы прояснить некоторые обстоятельства.

— Что ж, проясните.

— Я понял так, что за два с половиной месяца после убийства Вениамина Гавриловича, вы были здесь всего два раза? Это так?

— Нет. Днем я заходила довольно часто. Здесь у меня вещи и многое, без чего нельзя обойтись. Но на ночь я старалась не оставаться.

— Почему?

— Потому, что я ужасная трусиха.

— По-моему, вы на себя наговариваете. И знаете, почему?

— Не будьте злопамятны, Алеша. Вам это не идет. И потом, я, действительно, трусиха.

— Но вы же не для того меня пригласили, чтобы я помог скрасить вам одиночество?

— А если да, то что?

Алексей хмыкнул, вдруг представив, что телефонный разговор и все последующие действуя Анны всего лишь дамская шутка — весьма оригинальный способ зазвать недогадливую особь мужского пола в гости. Потом обе подруги, Ирина и Анна, за чашкой кофе будут с удовольствием перемывать его косточки. Хотя едва ли. На Анну это мало похоже.

— А если да, то что? — Она повторила вопрос и даже заглянула в глаза, чтобы он не вздумал уклониться.

— Если да?.. Признаться, меня бы это больше устроило.

— Почему-у? — протянула Анна, явно толкуя его слова как признание.

— Потому что я не люблю рисковать своей жизнью. Особенно, если не знаю, что вокруг меня происходит.

— Значит, вы тоже трусиха?

— Ужасная!

На губах у Анны появилась лукавая улыбка.

— Вот ваш бокал, Алеша. Надеюсь, вино добавит вам храбрости.

— Спасибо, — он подержал бокал в руках, слегка пригубил. — Значит, в светлое время суток вы бывали в доме довольно часто. И кроме того дважды оставались здесь на ночь?

— Да.

— Что именно вас напугало? Или кто?

Анна достала из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой.

— После смерти Хлыбова я не появлялась здесь недели полторы-две. Потом привела все в порядок... кажется, был воскресный день. Но остаться не смогла. Просидела до темноты, наревелась, а потом?.. потом собрала койкакие вещи и ушла.

— Насчет вещей, кстати. У вас ничего не пропало?

— Нет. Но мне показалось, они что-то искали.

— Они?

— Не знаю, — она пожала плечами. — Кажется, у вас это действие называется осмотр места происшествия, да? М мне показалось, был обыск.

— То есть, в ваших вещах рылись? Но почему вы решили, что это были люди из милиции? А не преступник?

— Преступник тоже. Если помните, в милицию и в прокуратуру позвонила я. До их приезда у меня было время осмотреться, — дрожащим голосом произнесла Анна и опустилась на софу, закрыв лицо руками. — Это была ужасная ночь. Я думала: сойду с ума.

Алексей насторожился.

— Я не ослышался? Вы сказали, ночь?

— Да, — она слабо качнула головой.

— Но вы, как известно, появились дома только утром, не так ли? И обнаружили, что Хлыбов мертв, после этого вы стали звонить нам и в милицию?

— Хлыбова я обнаружила мертвым еще в одиннадцатом часу вечера. Накануне.

— Вы были здесь в одиннадцать вечера? — тупо переспросил он.

Анна кивнула. Алексею сделалось не по себе. Нелепая на первый взгляд версия Ибрагимова, в которою алиби Анны ставилось под сомнение, вдруг подтвердилась.

— Но каким образом?

— В тот вечер мне сделалось плохо, когда мы сидели. Противная, ноющая боль под лопаткой. Словно схватило сердце. И голова буквально раскалывалась на части. Я встала и кое-как вышла на улицу. Потом, помню, остановила проходящий грузовик, очень тяжелый. И назвала адрес. Метров двести он не довез меня, молодой парень с усиками. Ему оказалось не по пути.

— И что Хлыбов? Был мертв?

— Вначале я решила, что он пьян. По поза... его голова лежала в тарелке лицом вниз. Я подошла чуть ближе и — увидела нож.

— После чего вы бросились бежать?

— Да! — Анна встала и нервно прошлась по комнате.

— Почему вы решили вернуться, Анна Кирилловна? Время позднее, и потом вы, кажется, были в ссоре с Хлыбовым?

— Я не решала. Все получилось как-то само собой.

Анна извинилась и вышла из комнаты. Вернулась она через несколько минут с маленьким, цветастым подносом, на котором стояли две тарелки, аккуратно прикрытые фольгой.

— Если второе подгорело, в этом виноваты только вы, Алеша.

Он потянул носом.

— Запах чудный.

— В таком случае приступайте. Пока не съедите все, я не стану отвечать на ваши вопросы.

— Согласен.

Итак, никакого алиби у Анны нет. В этом Ибрагимов оказался абсолютно прав, если не считать некоторх малозначительннх детелей. Как только Крук и прочие доберутся до нее, она тотчас все выложит, даже не подозревая, какой опасности себя подвергает.

Любопытно, что они там искали у Хлыбова? С одной стороны, милиция. Вернее, кто-то из оперативных работников. С другой, преступник. А может, они искали одно и то же? Или шмоном занималось одно и то же лицо? Почему бы нет, если учесть, что в ночь убийства заняться шмоном ему помешали?

— Совсем недавно, Анна Кирилловна, вам очень крупно повезло. Боюсь, вы об этом даже не подозррваете.

— Повезло... мне? И я об этом не подозреваю?

— Да.

— Тогда какое же это везение, помилуйте?

— Вы, Анда Кирилловна, чудом остались в живых.

— Ради бога, перестаньте меня пугать! Я сейчас закричу, слышите? — вилка из рук Анны выпала на тарелку.

— Кричите. Если от этого станет легче.

— Вы жестокий человек, Алеша. Говорите же, в чем дело?

— И знаете, что вас спасло? То, что вы ужасная трусиха. В ту ночь Хлыбов был убит минут за пять-десять до вашего появления. Когда вы вошли, убийца находился в доме. Возможно, он наблюдал за вами, стоя за дверью, и ждал, что вы войдете.

— О Боже...

— Вот именно. Вы однако вовремя испугались и бросились бежать. Не знаю, почему, но преследовать вас он не решился. Возможно, не был уверен, что сумеет догнать. Таким образом вы спугнули преступника. Но он ошибся в вас еще раз. Он рассчитнвал, что вы немедленно броситесь в милицию, поэтому вслед за вами сделал ноги. Хотя до вашего появления на веранде намеревался хорошо все обыскать.

Алексей вдруг увидел, что бутылка перед Анной на три четверти пуста. Вылил оставшееся вино в свой бокал.

— Похоже, вы успели здорово набраться храбрости? — с укоризной сказал он.

Анна отрешенно молчала.

— В ту злополучную ночь, Анна Кирилловна, вам повезло еще раз. Не менее крупно. О происшествия вы заявили только на следующий день и тем самым обеспечили себе хорошее алиби. Очень хороже алиби.

— Меня подозревают в убийстве Хлыбова? — неожиданно спросила она, и Алексей понял, что для нее это не такая уж и новость.

— Им нужен кто-то, на кого можо повесить преступление.

— Хлыбов как-то предупредил: если с ним что-то случится, у тебя... у меня тоже могут быть крупные неприятности. — Она глубоко затянулась и после некоторого молчания вяло добавила: — Не беспокойтесь, Алеша, я все поняла. Пока я молчу, у меня очень хорошее алиби.

Алексей встал. Состояние Анны ему нравилось все меньше. Большое количество выпитого уже начинало сказываться, и он спешил.

— Анна Кирилловна, давайте вернемся к событиям последних дней. Сегодня вы позвонили мне и сказали, что боитесь возвращаться домой. ="Мне кажется, — сказали вы, — но там кто-то появляется"=. Кто он, вы его знаете? Или, может, догадываетесь?

— Не знаю. И даже не догадываюсь.

— Этот кто-то, кого вы не знаете, появлялся в ваше отсутствие?

— В присутствие тоже.

— Вот как! В таком случае, Анна Кирилловна, с самого начала. И поподробнее, пожалуйста.

— С начала? — Она слегка откинула голову, сбрасывая упавший на глаза темный локон. — И не знаю, где тут начало... Впрочем, да! После обыска у меня пропали кое-какие безделушки. Они симпатичные, но, право, недорогие.

— После обыска?

— По-моему.

— Что именно?

— Браслет... в виде ящера. Две сережки. И цепочка, тоненькая, с нефритом. Это мой камень. Хлыбов не любил украшения, предпочитал дарить вещи.

— Но вы о пропаже не заявили?

— Да... то есть, нет.

— Хм? Да или нет?

— Нет.

— Ну, хорошо. Продолжайте.

— Алеша, почему вы ведете себя со мной, как... как прокурор в следственном изоляторе? Это неумно, в конце концов. Я не настолько пьяна, чтобы не понимать, о чем вы меня спрашиваете.

— Извините, Анна Кирилловна. Я больше не буду.

— Что не будете?

— Ну, прокурором, наверное?

Анна слегка подвинулась, уступая место рядом с собой.

— В таком случае, садитесь сюда и задавайте мне ваши вопросы шепотом. Еще лучше нежным шепотом, если получится.

Алексей не сразу нашел, что сказать. Даже не понял по интонации, шутка это, или она говорит вполне серьезно.

— Почему вы молчите?

— Я не могу, Анна Кирилловна, сесть рядом с вами.

— Почему?

Он не ответил.

— Почему не можете? — В ее голосе почудились слезы.

— Потому, что возле вас я перестаю что-либо оображать, — наконец, пробормотал он. — Вы это хотели услышать?

— Ах, вот почему вы грубите.

Анна поднялась с софы и подошла к нему вплотную, глядя в глаза. Он видел, что с ней что-то происходит безотносительно к нему, и не сделал ни малейшего движения навстречу. Она слегка коснулась пальцами его волос, лица, задержала руку на плече.

— Вы, Алеша, обиделись тогда? Я ушла без объяснений.

— Конечно, нет.

— Почему?

— Потому, Анна Кирилловна, что вы приходили не ко мне.

Он почувствовал, как дрогнули ее пальцы. Но Анна не отвела взгляд.

— Если не обиделись, тогда... — Она запнулась, подбирая нужное слово. — Тогда почему вы так старательно храните дистанцию?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, чтобы ее пройти.

Анна закрыла глаза, словно раздумывая над смыслом его слов. Потом слегка качнулась к нему, и он почувствовал у себя на губах ее влажный, полураскрвтый рот.

6.

Ночь за окнами была непроницаема для глаза. Ни огонька. Только в шорохе крон гулял, набирая силу, верховой ветер. Глухо скребла о кровлю близкорастущая ветка.

Алексей опустил край гардины и обернулся, услышав в коридоре нетвердые шаги Анны. Хочет он того, или нет, но события сегодня развиваются в точности по Ибрагимову. Злоупотребление алкоголем, раз. Отсутствие алиби, два. Возможно, последует преступная любовь. Уже имеются три трупа. По логике вещей, ему, вероятно, надлежит быть четвертым в этой компании. Тем более, что мадам Голдобина давно приготовила место у себя в прозекторской и, кажется, его поджидает.

— Алеша, чему вы так гадко ухмыляетесь? — Анна стояла в дверях.

— Над собственной глупостью.

— Вам кажется, вы совершаете глупость? — быстро спросила она.

— Да. Сошел с ума и делаю одну глупость за другой.

— Например?

— Ну, во-первых, я до сих пор не понимаю, как Хлыбов умудрялся чувствовать себя несчастным человеком возле такой роскошной женщины, как Анна?

— Не так уж вы и поглупели, — усмехнулась она. — И потом, прекратите мне постоянно льстить. Это утомляет в таких дозах.

— Не могу, — честно признался он. — Хотя знаю, что делаю еще одну ужасную глупость.

— Хорошо. Видимо, мне придется терпеть. А во-вторых?

— Что, во-вторых?

— Вы сказали, во-первых. Значит...

— А! Ну да. Во-вторых, Анна Кирилловна, у меня дурные предчувствия, а я настолько сделался глуп с вашей очаровательной помощью, что до сих пор не могу прояснить ситуацию.

Анна прошла в гостиную и опустилась на софу.

— Я слушаю, гражданин прокурор. Задавайте ваши вопросы.

Алексей сел рядом и взял узкую ладонь Анны в свою.

— Вы никому не передавали ваши ключи? Кроме меня.

— Нет. Кажется, необходимости не было.

— Значит, все двери в ваше отсутствие обычно закрыты и ключи всегда при вас?

— Да.

— Но кто-то в доме появлялся? И как часто?

— Не знаю. Но недели две назад, три... я обнаружила незапертой дверь в переходе. Там сильно сквозит, если дверь открыта, и я пошла проверить.

— Вас это насторожило?

— Да. В глаза сразу полезли мелочи. Сдвинутый в сторону коврик у порога. Не на месте стопка белья. Бумаги... особенно в кабинете Хлыбова. Хотя, мне показалось, они не хотели оставлять после себя следов.

— В результате, у вас пропали украшения?

— Украшения пропали раньше, после обыска. И прекратите меня ловить на слове. Я не знаю, что они, или он, искал. При желании, имея ключи, можно было вынести все. Здесь некому помешать.

— И вы, зная это, однажды рискнули остаться на ночь?

— Я устала от гостей, ужасно. Мне захотелось остаться в одиночестве, дома. В своей постели. Но потом... потом, конечно, испугалась и заложила дверь в спальню шваброй. Спустя буквально полчаса... я готовилась лечь, как вдруг увидела в зеркале, что ручка замка медленно поворачивается. Раздался щелчок, и дверь подергали. Потом ее рванули, очень сильно, потому что швабра от рывка съехала и заклинила в ручках. Наутро я с трудом сумела ее вынуть.

— Это было вчера?

— Три дня назад.

— Почему вы не позвонили мне сразу?

— Я была в шоке, — тихо отвечала Анна. — Сразу и не сообразила.

— К тому же, ваш телефон не работает? — предположил Алексей. — Вероятно, недели две?

— Почему вы это знаете?

— Анна, милая, дело обстоит очень серьезно. Преступник что-то здесь ищет. Скорее всего, это документы. Или крупная сумма денег, поскольку вещи его не интересуют. Ради этого он убил Хлыбова и намеревался обыскать дом. Но своим неожиданным появлением в тот вечер вы ему помешали. Потом ему мешало начавшееся по делу следствие. Несмотря на это, он точно знает, что документы или деньги, я говорю условно, по-прежнему находятся в доме. Правда, он не знает где и спустя время возобновляет поиски. Вы, Анна Кирилловна, вовремя заметили, что в доме кто-то побывал, очень вовремя испугались и заложили дверь шваброй. Это еще раз спасло вам жизнь.

Анна смотрела на него в упор широко раскрытыми глазами, в которых однако читалось недоумение.

— Алеша, вам что, нравится меня пугать?

— Нисколько. Просто по роду службы я в курсе некоторых обстоятельств, о которых вы знать не можете.

— Но почему я? Что ему от меня нужно?

— То же самое, что он хотел получить от Хлыбова. Ради чего проник в ваш дом. Уже не в первый раз.

— Но я ничего не знаю! Слышите? Ничего, — она беспомощно всхлипнула и ткнулась мокрым от слез липом ему в плечо.

— Анна Кирилловна, пока эта штука находится в доме, вам угрожает опасность. Даже если он ничего из вас не вытянет, вы окажетесь опасным свидетелем. — Алексей слегка придержал ее за плечи, успокаивая. — Сейчас вы соберетесь с мыслями, и мы вместе попробуем просчитать ситуацию, хорошо?.. Преступника, видимо, очень интересовали бумаги. Особенно, сказали вы, в кабинете Хлыбова. Это так?

— Да.

— Почему вы решили?

— Я заметила, что ящики стола и бюро задвинуты наспех, неровно. Корешки книг на полках пляшут. У двух папок развязались тесемки. Хотя Хлыбов бумаг дома не терпел и никогда не приносил, особенно служебные.

— В доме есть сейф?

— Н-нет...

— Почему так неуверенно?

— Сейфа точно нет. Алеша... связки ключей, я вам передавала, у вас?

Алексей взял со стола связку.

— И сумочку, пожалуйста?

Анна поискала в сумочке и выложла перед ним еще одну связку ключей.

— Обычно с собой мы их не носим все. Но одна связка хранилась у меня. А эту Хлыбов держал при себе. Здесь, видите, на ключ больше. Я как-то спросила Хлыбова, откуда взялся у него этот ключ, но он отмахнулся. Я подумала вначале, наверное, ключ служебный. А сейчас, мне кажется, Хлыбов с собой на работу его не носил.

Алексей покрутил в руках круглый никелированный ключ с весьма затейливой бородкой. Замок, судя по размерам ключа, невелик. Скорее всего, мебельный.

— Для начала, Анна Кирилловна, неплохо, — пробормотал он. — Даже очень. И давно он появился, этот ключ?

— Когда я обнаружила? Это было в октябре прошлого года. Я вернулась из Ялты и, кажется... Да, именно тогда.

Алексей улыбнулся.

— Вот видите. Если не сейф, то тайничок в ваше отсутствие Хлыбов себе оборудовал. Я думаю, не ради любовной переписки.

— Зачем? — Анна пожала плечами. — В прокуратуре у Хлыбова был сейф. Огромный, с тремя замками.

— Этим сейфом, Анна Кирилловна, сейчас распоряжаются другие люди. И потом Хлыбов знал, что в прокурорах долго не продержится. Последнее время ему начали подыскивать замену.

— Его боялись?

— На мой взгляд, он сделайся непредсказуем. Извините, Анна Кирилдовна, мы отвлеклось от темы. Вспомните, пожалуйста, Хлыбов когданибудь пользовался этим ключом в вашем присутствии?.. Какая-то перестановка мебели? Повреждения, царапины? Может, неожиданно для вас появилась обивка на стене? Обычно хозяйки обрашают на подобные мелочи внимание.

— Я поняла, о чем вы спрашиваете. Мне надо подумать.

Алексей кивнул и, чтобы не мешать, вышел в прихожую, которая своими размерами скорее походила на холл. Часы показывали около одиннадцати. Приблизительно в это время был убит Хлыбов. Когда Алексей вернулся, Анна сидела в той же позе и задумчиво раскатывала в тонких пальпах сигарету.

— Алеша, я не могу ничего припомнить, — виновато проговорила она.

— Хорошо. Давайте рассуждать иначе. Хлыбов часто что-нибудь мастерил? Скажем, по хозяйству?

— Нет, что вы. Обычно приглашал кого-нибудь со стороны.

— Но тайничок, надо думать, оборудовал сам. Причем незадолго до вашего приезда.

Анна согласилась.

— Когда вы вернулись из Ялты, вас, вероятно, поджидала большая уборка?

— Как обычно. Особенно, если я возвращалась из поездки. Хлыбов вообще был жуткий неряха.

— Я это заметил. Но нас интересует октябрь. Октябрь прошлого года. Вспомните, не остались ли на полу, на ковре или на мебели следы его мастерства? Скажем, металлические опилки. Стружка, щепа. Может, кирпичная крошка?

— Еще бы! Мне прошлось вытаскивать на улицу тяжеленный ковер. К вечеру я была совершенно без рук.

— Где он лежал?

— Ковер? Наверху. Он и сейчас там.

— Мы можем осмотреть?

— Пожалуйста.

Они поднялись на второй этаж по полукруглой деревянной лестнице с резной балюстрадой. Толстая ковровая дорожка на ступенях совершенно скрадывала шаги. К удивлению Алексея, Анна привела его не в кабинет Хлыбова, а в небольшую, очень симпатичную залу с высоким окном и двумя боковыми дверями в смежные помещения. Бронзовая люстра над головой давала ровный, рассеяннве свет.

Как только место поисков удалось локализовать, Алексей без труда обнаружил хлыбовскую заначку. Кусок плинтуса длиной сантиметров шестьдесят был аккуратно выпилен, в конус, и плотно вставал на место. Ножовочный рез Хлыбов не поленился закрасить, хотя краска имела более темный оттенок. Алексей отложил кусок плинтуса в сторону и отогнул ковер, действительно, тяжелый и плотный. Под ковром оказался паркетный набор из готовых модульных плит, и тут пришлось повозиться. Наконец, ему удалось с помощью отвертки вывести модуль из шипов и сдвинуть сторону. Скользнувшая вниз отвертка звякнула о крышку металлического сварного ящика, замурованного в потолочном перекрытии. Похоже, Хлыбов приспособил под тайник строительный брак — провалившееся в этом месте бетонное основание пола.

Алексей открыл первую попавшую под руки папку. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, какого рода бумаги составляли тайный архив Хлнбова. Из текущих дел главным образом изымались самые убойные документы: акты ревизий, липовые платежки, наряды, фиктивные процентовки, показания самих преступников с их чистосердечными признаниями, показания свидетелей и имена, имена, имена, выведенные из-под удара одряхлевшего советского правосудия.

Для Хлыбова, похоже, этот промысел стал весьма прибыльной статьей дохода. Изъятие из уголовного дела хотя бы одного подобного документа по нынешним правилам игры обходилось клиенту в круглую сумму.

В ворохе бумаг неожиданно промелькнула фамилия Тэн Светланы Васильевны. Алексей хмыкнул и вернулся к началу подборки, озаглавленной: ="Выпуск нестандартных колбасных изделий на мясокомбинате местного райпо"=. В переводе на общепонятный язык это означало — хищение в особо крупных размерах. Алексей углубился в содержание бумаг, которые, хотя и по отдельным эпизодам, вместе давали некоторое общее представление. К тому же, кое-где имелись комментарии, сделанные для памяти рукой Хлыбова.

Все началось с контрольных закупок колбасы органами БХСС. Лабораторнне анализы первых же образцов показали, что колбаса содержит повышенное количество влаги и крахмала. В результате расследования работники БХСС вышли на устойчивую группу расхитителей во главе с директором комбината Завадским. Суть махинации состояла в том, что сверх рецептуры в фарш преступники систематически добавляли муку и воду. Таким образом они создавали излишки колбасы и, соответственно, мяса, якобы пошедшего на изготовление. Об излишках мяса сообщалось на скотобойню, на базу заготовителям и товароведу. Здесь появлялись либо бестоварные накладные, либо излишки, созданные на мясокомбинате, оказывались уже как бы в заготконторе. На эти излишки заготовители оформляли подложные квитанции о закупке скота у населения и из кассы заготконторы получали по ним деньги.

Существовало еще несколько аналогичных каналов превращения излишков мяса в деньги: через межрайсбытбазу и через холодильник, минуя магазины коопторга, чтобы не вовлекать в сбыт торгашей и не увеличивать риск. Такое передвижение ="излишков"= на стадии приемки скота позволяло присваивать крупные денежные суммы.

Таков был механизм хищений в самых общих чертах. Его удалось воссоздать по крупицам со слов экспедиторов, коптильщиц, шприцовщиц и других рабочих цехов, не вовлеченных в группу. Но на этом все застопорилось. На момент передачи дела из органов милиции в прокуратуру ни один эпизод хищения не был конкретизирован привязкой к подложным документам и, следовательно, не доказан. Объяснялось это, во-первых, тем, что махинации совершались на протяжении длительного времени, начиная с 1972 года, поэтому никто конкретных эпизодов с указанием на определенные документы назвать не мог. Во-вторых, в производственном акте на изготовление ежедневной партии колбасы излишки не отмечались, выход колбасы показывался по норме, и за многие месяцы ревизия такого превышения не установила. По сути, единственным реальным доказательством хищении оставались все те же результаты лабораторных исследований.

Дело сдвинулось с мертвой точки, когда следствие привлекло к ревизии независимого специалиста из областного управления по мясомолочной промышленности. Этим специалистом оказалась Тэн Светлана Васильевна. В архиве Хлыбова находилось несколько протоколов допроса Тэн, из которых Алексей понял, каким образом в технологической цепочке — от закупки скота до выхода готовой колбасы — удавалось создавать и утаивать излишки мяса и превращать мясо в наличные деньги, не выходя за вертушку. Вся преступная группа, в основном родственники, начиная от директора Завадского и кончая заготовителем Черных, всего около десяти человек, были выявлены, каждый со своей мерой участия. Вина каждого была полностью доказана.

Однако протоколы допросов эксперта в конечном счете оказались в архиве у Хлыбова. Завадский, Алексей это знал, второй год благополучно пребывал на пенсии. Стало быть, до правосудия дело так и не дошло. Тэн из областного управления перебралась в район и стада мастером колбасного цеха. Правда, с правом назначать прокурора района.

Алексей невольно усмехнулся. Странная рокировка. Наверняка, у этой историй имеется любопытное продолжение.

Изъятые из дела документы тянули лет на восемь-десять каждому из расхитителей. Чтобы не оказаться за решеткой и благополучно выйти на пенсию, Завадский и компания должны были притащить Хлыбову по чемодану деревянных, как минумум. И поставить до конца жизни на довольствие. Похоже, так оно и случилось. Баранью вырезку мясокомбинатовская экспедиция доставляла Хлыбову в парном виде прямо на кухонный стол. Слухи об этом ходили.

Словно в подтверждение догадки, в очередной раз запустив руку, Алексей наткнулся в тайнике на увесистый пакет, заклеенный крст-накрест лейкопластырем. Он отодрал ленту и развернул провощенную бумагу прямо на полу. В пакете, завернутые в целлофан, лежали тугие пачки приватизационных чеков — сотни по три в каждой. Отдельно, тоже в пачках, акции различных акционерных объединений и предприятий на весьма крупную сумму. И доллары. Количество зеленых Алексей не взялся определять.

— Анна Кирилловна, вам снова крупно повезло. Вы сказочно богатая женщина.

Анна с бокалом в руке приблизилась и узким носком туфли тронула пакет. Ее слегка качнуло в сторону, и она оперлась на его плечо.

— Это все принадлежит мне?

— Думаю, да.

— Разве я не должна сдать бумаги и деньги в доход государства?

Он не ответил.

— А что посоветуете вы, Алеша?

— Вы, Анна Кирилловна, законная наследница и вправе распоряжаться на свое усмотрение.

Алексей выудил из тайника очередную папку и с головой погрузился в бумаги. На этот раз речь шла о хищениях денежных средств, совершаемых при заготовке леса. Дело, как он понял, было выделено в самостоятельное Виталием Шуляком за полгода до смерти. Сам Шуляк в это время занимался расследованием хищений в совхозе ="Северный"=.

В обосновательной части постановления красным карандаюом размашисто была отчеркнута фамилия — Вартанян. Судя по тому, что кончик карандаша вспорол бумагу, отчеркивал Хлыбов.

Алексей постарался вспомнить, что он слышал о человеке по фамилии Вартанян... Пожалуй, не слишком много. Бригадир шабашников из Закавказья, одновременно числится рабочим в совхозе ="Северный"=. Вошел в сговор с совхозным начальством, торговал краденой пшеницей и стройматериалами в северных районах области. Фигура, похоже, третьестепенная, хотя фамилия исправно кочует из одного дела в другое.

Он вновь углубился в документы: в служебную переписку, бесконечные наряды на отпуск леса, платежные поручения, кассовые ордера, ведомости о начислении заработной платы, приходные и расходные документы по складу, путевые листы, подложные доверентиости, липовые платежки, поддельные подписи, свидетельские показания различных лик. Постепенно перед его глазами начала вырисовываться картина тотального разбоя, который творится в государственных лесах на территории района.

Директора трех местных леспромхозов, пользуясь тем, что совхозы и колхозы, а также приезжие заготовители испытывают большую потребность в деловой древесине, ввделяли им для разработки лесные делянки. Но деньги за это взыскивали как за уже готовую продукцию. Председатели колхозов и директора совхозов, в частности, директор совхоза ="Северный"= Гирев, вместо того, чтобы на выделенных под разработку делянках организовать разработку древесины силами рабочих совхоза, привлекал для этого бригаду шабашников Вартаняна и в течение многих лет заключал с ними договора. Но шабашники из Закавказья разработку делянок фактически не производили. Сам Вартанян являлся скорее ="коммерческим посредником"=. На деле это означало следующее. Вартанян вступал в преступный сговор с должностными липами леспромхозов различных уровней, и те за взятки продавали им готовую продукцию, причем в объемах многократно превышающих потребности самого совхоза. Судя по товарным накладный, ="лишний"= лес уходил налево и, в частности, в Армению.

Должностные лица леспромхозов, чтобы скрыть факт реализации готовой продукции, заполонили всю отчетность подложными документами на якобы проводившиеся работы, как-то: валка леса, трелевка, раскряжевка, вывозка, погрузка и т. п.

Подложные документы чаще всего оформлялись на представителей совхоза ="Северннй"=, направленных якобы на заготовку. То есть, опять же на членов бригады Вартаняна. Кроме того, членов бригады принимали на работу в штат леспромхоза и начисляли им и на других подставных лиц заработную плату. Начисленные незаконно деньги за ="работы"=, которые никогда не производились, изымали по подложным доверенностям или путем подделки подписей в платежных ведомостях...

Алексей задумался. Соцэкономика в лице собственной номенклатуры взрастила на свою шею беспощадного могильщика. Виталий Шуляк вывел следствие на расхитителей и теперь мертв. Совхозное дело, которое вел Шуляк, и дело о разбое в лесу оказались похоронены. С другой стороны, на базе преступной группы леспромхозовских деятелей, плюс сюда шабашники Вартаняна, выросло и процветает акционерное объединение ="Российский лес"= со своими торгово-посредническими конторами в Москве и за границей. Деятельность объединения прикрывает господин из Москвы, генерал-майор Свешников с подвластными ему силовыми структурами. По сути, акционерное объединение бесконтрольно вывозит даровую государственную древесину за бугор, имеет карманную милицию, которая содержится за государственный счет, то есть за счет рядового налогоплательщика, и по бешеным ценам продает лес все тому же налогоплательщику. Чем не Эльдорадо?

Бортников прав. В подобной ситуации у Шуляка, действительно, не было ни малейшего шанса выжить.

Алексей оторвался от бумаг и посмотрел в сторону Анны. Пакет с ="наследством"= был водружен посреди стола, две пачки с ценными бумагами свалились и лежали забытые на полу. Сама Анна сидела, подпирая голову руками, и незрячим взглядом смотрела перед собой в пространство. Перед ней стояла новая бутылка вина, уже открытая, и два бокела. Она почувствовала на себе его взгляд и повернула голову. Алексей увидел на щеках следы слез.

— Хлыбова жажко, — тихо произнесла Анна.

Он кивнул. Среди перевернутых папок в глубине тайника что-то изжелта блеснуло. Алексей пошарил рукой на дне и извлек обойму к пистолету Макарова. Потом еще одну, и еще. Пистолета, правда, не обнаружил.

— Анна Кирилловна, у Хлыбова оружие имелось?

— Да. Он привез что-то.

— Привез?

— Хлопковое дело, вы знаете. Хлыбов был там в командировке. — Анна наполнила бокалы. — Алеша, вам не надоело копаться в бумагах? В конце концов, это невежливо.

— На мой взгляд, Анна Кирилловна, этот архив стоил Хлыбову жизни. Возможно, стоил бы должности, останься Хлыбов в живых.

— Почему вы решили?

— Однажды он использовал материалы архива для шантажа. И довел клиента до самоубийства. Поскольку клиентов здесь, причем весьма серьезных, десятка три, то они естественно, насторожились. Кто-то, возможно, испугался по-настоящему и решил принять меры превентивного характера.

— Клиент, которого он довел до самоубийства, мой муж?

Алексей промолчал.

— Наверное, я приношу людям одни...

Она не договорила. Внезапно ее глаза расширились, и Анна шатнулась в угол, непроизвольно вскидквая перед собой руку. Алексей буквально кожей почувствовал легкое движение воздуха у себя за спиной. Мелькнула тень. Он резко отшвырнул назад громоздкое кресло, на котором сидел, и метнулся в сторону, с грохотом опрокипывая подставку возле зеркала. Под руку попал бронзовый старинный шандал. Но когда он вскочил на ноги, держа двумя руками шандал перед собой, то увидел в дверях только спину убегавшего. С силой Алексей швырнул тяжелую бронзу в дверной проем и кинулся следом, но Анна с криком повисла у него на шее.

— Нет! Алеша... у него нож!

Он грубо сбросил ее руки с шеи, однако Анна повисла на нем, с неожиданной силой ухватившись за одежду, и протащилась следом несколько шагов. Время было потеряно.

— Да отпустите же наконец! — рявкнул он, освобождая рукав. — Так-то вы помогаете ловить преступников.

Ни слова не говоря. Анна исчезла в соседней комнате и тотчас появилась назад. В руках у нее был ="Макаров"=. Алексей выхватил у нее из рук пистолет и по весу понял, что магазин пуст. Нашарил в тайнике обойму.

В это время свет мигнул, и дом погрузился в темноту. Алексей тотчас вспомнил, где он видел распределительный щит — в подсобном помещении, возле выхода на зады усадьбы. Значит, преступник в данный момент там, а не поджидает где-то за дверью или за углом.

— Заприте дверь, Анна Кярилловна.

Впотьмах, держась за перила, он в два прыжка махнул с лестницы, рискуя переломать ноги, и через окно веранды выпрыгнул наружу. Бросился в обход дома.

Светло-серая металлическая дверь смутно маячила в темноте и, кажется, была открыта. Но находится ли преступник все еще в доме? Или успел выскользнуть и засел в кустах, выжидая, когда фигура преследующего обозначится не светлом фоне? Это в случае, если кроме ножа у него имеется огнестрельное оружие. Но тогда зачем понадобилось вырубать свет? Может, он остался в доме и решил поиграть в кошки-мышки?.. Вариант возможный, поскольку напасть врасплох не удалось. Тогда почему он не воспользовался пистолетом или обрезом сразу после того, как не успел достать ножом? Вывод один: огнестрельного оружия у преступника с собой нет. Выходя на дело, он полагал, что в доме окажется только женщина. Это, во-первых, а во-вторых, свет он выключил, желая задержать преследующего. Не всякий сунется в темноту, да еще в незнакомом доме, опасаясь угодить под нож.

Алексей нашарил в темноте у ног два увесистых булыжника и швырнул по очерерди в близкорастущие кусты. Все было тихо. Он выждал некоторое время и быстро скользнул мимо открытой двери, провоцируя возможное нападене. Припал к земле...

Нападения однако не последовало, и Алексей двинулся вдоль стены, с осторожностью ощупывая пространство перед собой, у ног. Где-то недалеко от входа, он вспомнил, валялось брошенное строителями пустое ведро. Пошарил рукой — нащупал ведро, поднял его, крепко зажав дужку между пальцев, чтобы не звякнула. Вновь повернул к выходу. Стоя за косяком, примерился и с силой швырнул ведро в черный проем подсобки. Расчет был на то, что нервы у преступника, если он затаился, натянуты до предела, и так или иначе он обнаружит свое присутствие — откроет стрельбу или хотя бы отвлечется от входа.

Пустое ведро ударило в противоположную стену и загремело в глубине помещения, подобно гранате. С дребезгом покатилось по полу. Алексей был уже внутри и лежал на полу, вжавшись в угол.

Никакого движения, кроме угасающих вибраций пустого ведра на полу. Он выждал минуты две, напряженно вслушиваясь в тишину. Или у преступника исключительно крепкие нервы, или он давно сбежал. Это называется, ловить в темной комнате черную кошку, которой там нет. Алексей встал.

Внезапно дверь из коридора открылась, и луч света от фонаря мотнулся по стенам. Он едва успел отпрянуть в тень в сторону и лег ничком за какойто мебелью. Выкинул перед собой ствол. Луч неторопливо обежал помещение и остановился на распределительном щите с открытой дверцей. Каково же было его удивление, когда в отраженном свете возле дита он увидел Анну. Некоторое время она всматривалась в расположение переключателей, а затем включила именно тот, который был нужен. Из корилора через дверной проем упал на пол квадрат света. Анна закрыла щит и направилась к наружной двери, видимо, желая ее запереть. Луч от фонаря скользнул по полу и словно наткнулся на высокую фигуру, прислонившуюся к косяку.

— Ах! — Она испуганно вскрикнула, и фонарь выпал из ее рук на пол.

— Что-то я не пойму, — проворчал Алексей, — то ли вы безрассудно храбры, то ли наивны до безрассудства?

— Как вы меня напугали, Боже мой! — Анна тяжело оперлась ему на руку.

— Разве? По-моему, если б вы чуть-чуть поторопились, Анна Кирилловна, мы успели бы блокировать преступника с двух сторон, — язвительно заметил он.

— У нас часто выскакивают пробки, и я подумала, что... — Она виновато запнулась. — Алеша, я, наверное, ужасно глупая, да?

— Не стану возражать, — буркнул он, запирая дверь на внутренний засов.

Он вспомнил вдруг, что с вечера тоже запер дверь на засов. Следовательно, попасть в дом снаружи через эту дверь было невозможно. Алексей пересек холл и вышел на веранду. Парадная дверь была по-прежему закрыта. Он вернулся в соединяющую галерею и снова проверил все двери, Анна молча следовала за ним.

— Алеша, в чем дело?

— Такое впечатление, будто существует еще одна связка ключей. Третья.

— Да-а. Хлыбов хранил ее в хозяйственном шкафу. Наверху.

— Стоит пойти взглянуть. Но в любом случае вам следует сменить в доме замки. Кстати, вы не узнали его?

— На нем, на голове, была натянута лыжная шапочка. До подбородка.

— Мне тоже так показалось.

— И потом, все произошло так быстро, что я...

— Хорошо, а фигура? Манера держаться? Постанов головы? Руки? Между прочим, Анна Кирилловна, это один из ваших знакомых. Хорошо знакомых. Настолько, что он не хуже вашего знаком с расположением комнат, а также где и что у вас лежит. В том числе запасные ключи. Думаю, без маски вы видели его десятки раз.

Анна покачала головой.

— Возможно, завтра при встрече он поцелует вам ручку и скажет, как расчудесно вы выглядите.

— Это ужасно, я понимаю, но я... никого не могу вспомнить.

Они поднялись в гостиную комнату на втором этаже. По пути Алексей подобрал бронзовый шандал, который бросил вслед убегающему преступнику. Мысленно представил траекторию полета и пришел к выводу, что шандал должен был разбить витражное окно, занимающее пролет высотой около трех метров. Больше деваться ему было некуда. Но поскольку этого не произошло, бросок пришелся в цель. После удара таким предметом преступник предпочел унести ноги, а не играть в кошки-мышки.

Ключи, третья связка, лежали на месте, во встроенном шкафу, дверь которого Алексей принял поначалу за отделочную панель. В ответ на вопрошающий взгляд Анны он пожал плечами и налил полный бокал вина. Залпом опрокинул его, желая снять напряжение.

— Вот так, да? Надираетесь в одиночку, — возмутилась Анна. — А я?

— Вы надирались в одяночку весь вечер, Анна Кирилловна, и вас никто не стыдил. Хотя... я готов повторить.

— Это вы виноваты, что я надиралась в одиночку.

— Почему я?

— Воспитанные люди после стольких комплиментов женщину в одиночестве не бросают. Не сидят в стороне, уткнув нос в бумаги.

— В таком случае, когда вы звонили мне в прокуратуру, надо было так и сказать. Мне одиноко и скучно, я ищу собутыльника.

— И вы бы пришли?

— Хотел бы я посмотреть на идиота, который откажется от такой компании, — ухмыльнулся он.

— О-о! Тогда, почему вы все время ворчите?

— Ворчу? Я? На вас?!

— Ага, так вы даже не замечаете, какой брюзгливый тон взяли по отношению ко мне!

— Еще чего? Недавно вам показалось, будто я говорю слишком много комплиментов, и вам приходится терпеть. Спустя полчаса вы доказываете мне, будто я на вас ворчу. Где правда, Анна Кирилловна?

— И то и другое правда! Я...

— Стоп! Эдак мы далеко зайдем.

— Но я...

— Минуту, Анна Кирилловна. Вы хотели иметь собутыльника, считайте, он перед вами. И прекратим эти семейные дрязги.

Она вздохнула и прижала тонкие пальцы к вискам.

— Господи, я так давно не скандалила. Меня несет...

Алексей наполнил бокалы.

— Давайте выпьем за сказочно богатую женщину Анну Хлыбову. Он поднял валявшееся в стороне кресло и сел. Анна с непринужденной грацией устроилась у него на коленях.

— Алеша, вы прошли наконец свою дистанцию? Мне наскучило ждать.

И жест, и слова были настолько неожиданны, что он совершенно смешался. Не дождавшись ответа, она заглянула ему в глаза.

— Выглядит так, будто я вас соблазняю?

Он кивнул.

— В известном смысле, да.

Анна вскочила на ноги, едва не расплескав бокал, который был у нее в руке. Но Алексей удержал ее.

— Вы слишком красивы, Анна Кирилловна, и... словом, нужно много нахальства, чтобы претендовать на вас. Извините, у меня с этим не густо.

Некотопое время Анна обдумывала его слова, потом вновь опустилась к нему на колени. Лукавая улыбка заиграла у нее на губах.

— Кажется, теперь я понимаю, почему мне так редко везло на хороших людей. Они недостаточно нахальны?

— Тем не менее, отдельные экземпляры все же вам попадались, — заметил он. Анна уловила ревнивую нотку в его голосе и отозвалась тихим смехом.

— О, да! Но мне проходится соблазнять их самой, — она поцеловала его в губы и зашептала, дыша в ухо: — Они или ворчат в моем присутствии, глядя в сторону, или говорят комплименты. Признайтесь, Алеша, что вы таким образом защищались?

Он замотал головой.

— Не стану признаваться.

— Почему-у?

— Потому что стыдно...

— Ага!

— Вам стыдно, Анна Кирилловна, припирать меня к стенке. В конце концов, это вы ведете себя как прокурор...

x x x

...Измученная ласками, Анна неподвижно лежала рядом, положив голову ему на грудь. В свете ночника он видел только темную, тяжелую россыпь волос, скрывающих лицо и плечи. Он с наслаждением погрузил в них руку. Волосы Анны слегка потрескивали и искрились в темноте голубоватыми сполохами, струясь меж пальцев — явный признак страстной натуры.

— Алеша, почему ты не спишь? — низким, глухим голосом спросила она.

— Сплю. Уже сплю.

— Я слышу, ты хлопаешь глазами.

Он рассмеялся:

— Мне спать нельзя.

— Нельзя? Почему?

— В данный момент я на дежурстве.

Анна мгновенно села, откинула назад волосы:

— Ты думаешь, он может вернуться? Снова?

— Не исключено. Или выкинет какой-нибудь номер.

— Это как?

— Например, подожжет усадьбу. Чтобы уничтожить архив.

Она подумала и не согласилась:

— Он мог сделать это еще при Хлыбове. Не убивая.

— Здравая мысль. Значит, архив ему нужен.

— Зачем?

— Ну, там собран неплохой компромат. А это дает известную власть, рычаги.

— В таком случае, он обязательно придет, — мрачно подытожила Анна.

— Полагаю, он уже здесь. Возможно, не один.

В испуге она вскочила с постели и спохватилась, только поймав на себе его откровенно восхищенный взгляд.

— Швабра в углу, за бюро, — подсказал он, коварно оттягивая момент ее возвращения в постель. И выдал себя с ушами. Тем не менее, Анна прочно заклинила дверь шваброй и неторопливо забралась под одеяло.

— Ты нарочно разыгрываешь эти сцены, да? Чтобы подглядывать?

Он ухмыльнулся.

— По-моему, ты сама воспользовадась случаем, чтобы устроить это шарман-шоу. Разве нет?

Анна вспыхнула от негодования, но он, смеясь, закрыл ей рот попелуем и не отпускал до тех пор, пока она не утихла.

— Кстати, у меня вопрос. И задаю его уже в третий раз, но никак не получу ответа. То ли у меня слишком тихий голос, то ли у вас, уважаемая Анна Кирилловна, плохой слух.

— Ужасный! Обычно я пропускав глупости мимо ушей.

— Не думаю. За вашим молчанием, Анна Кирилловна, мне чудится какая-то тайна.

— Что за вопрос? — наконец с осторожностью спросила она.

— Меня интересует, каким образом Хлыбов умудрялся чувствовать себя несчастным человеком возле такой роскошной женщины как вы? Вы тоже, если не ошибаюсь, не были с ним счатливы?

Она долго не отвечала.

— В чем дело? Я обидел тебя?

Она покачала головой. Всхлипнула:

— Жалко... Хлыбова.

— Ты любила его?

— Да. Это было как наваждение. Я и сейчас, кажется, продолжаю любить.

Он промолчал.

— Ты мне не веришь?

— Не знаю. Факты, во всяком случае, говорят о другом.

— Известные тебе факты... известные всему городу факты, Алеша, не говорят ни о чем.

Он понял вдруг, что допустил бестактность, бесцеремонно вторгшись в отношения Анны с Хлыбовым.

— Извини, ради Бога. И давай прекратим этот разговор. Но Анна неожиданно воспротивилась.

— Я отвечу на вопрос. Хлыбову теперь все равно, а я... едва ли я смогу рассказать такое кому-то еще. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Ты знаешь уже, Хлыбов сделал все, чтобы уничтожить Павла. Павел — мой первый муж. И он заметался. Начал искать старые связи, покровителей, но однажды, возвращаясь из области, попал в автомобильную катастрофу. Здесь все говорят о самоубийстве, нет, это была случайность. Такие люди добровольно с жизнью не расстаются.

Что касается Хлыбова, я была без ума от него. Мы оба вели себя как безумцы. Помнишь строчку: ="...и утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я!"= Что-то в этом роде происходило с нами. Накануне похорон Хлыбов не выдержал и явился прямо на квартиру, ко гробу. Минуты две он молча стоял над телом, сунув руки в карманы. Потом обошел гроб и взял меня за руку выше локтя.

— Мне нужно сказать вам пару слов, Анна Кирилловна.

Я была оглушена всем случившимся. Значение слов, последовательность тех событий, лица я восстановила в памяти лишь позднее. Он проводил меня в задние комнаты, дверь у меня за спиной запер на ключ. Когда я поняла, чего ради он это сделал, было поздно. Хлыбов набросился и начал сдирать с меня одежду. Вначале я пыталась оттолкнуть его, но неожиданно с каким-то тайным, сатанинским восторгом ощутила, что мне это даже нравится. Порочная, ужасная любовь у гроба! Летишь вниз, замирая от страха, словно тебя сбросили в пропасть. Наверное, это и есть грехопадение, да?

Алексей не перебивал.

— Меня можно осуждать. Но мы оба, повторяю, были поражены безумием. Ничего подобного прежде я не испытывала. И все же бнло стыдно, гадко, когда я увидела вдруг, что мы занимаемся этим на нашей с Павлом супружеской постели, которая еще не остыла от тела покойного. Мне даже показалось, Хлыбов проделал все это намеренно, глумясь над покойным. Не одна страсть была тому причиной.

Потом за дверью раздались чьи-то шаги. Они приближались, и я, помню, сильно напугалась, что кто-нибудь войдет. Я знала, дверь заперта. Но меня охватил такой ужас... шаги отзывались в ушах грохотом железнодорожного состава. Казалось, дрожат сами стены. Под дверью они стихли. Минутой спустя кто-то сильно ударил в дверь. Хлыбову это не понравилось, и он с бранью рванулся к порогу.

— Пошел прочь, дурак!

Ответа не было, хотя под дверью кто-то стоял. Потом шаги удалились. Подавленные, мы вскоре вернулись в залу. Она была пуста. Все ушли. Только гроб с телом, один, стоял в углу, и удушливо пахло сиренью. Я боялась смотреть туда, но Хлыбов остановился и больно стиснул мне пальцы. Тело покойного лежало в гробу лицом вниз. Его правая рука свисала на пол, и свеча была смята в кулаке. От ужаса я оцепенела и не могла сдвинуться с места, но Хлыбов, кажется, пересилил себя. С кривой усмешкой он направился к гробу и похлопал покойного по спине.

— Не переживай так, Павлуша! — его дословная фраза. Я выбежала вон.

Спустя время мы поженились, — продолжала Анна после некоторой паузы. — Но Хлыбов... Хлыбова поразило мужское бессилие. Он много лечился, ездил даже за границу. Мы продолжали любить друг друга — все напрасно. Когда у нас в доме появились вы, Алеша, Хлыбов, действительно, выглядел несчастным возле обожаемой им Анны. Мне он сказал, что я свободна от каких-либо обязательств перед ним. Могу поступать, как угодно. Разумеется, он тяжело переживал случившееся. Потом у него начались эти ужасные запои.

Она снова расплакалась, и Алексей не сразу сумел ее успокоить. Наконец, сквозь слезы Анна попыталась улыбнуться.

— Право, я не хотела устраивать истерику, Алеша. Это обычная реакция на сочувствие, со мной бывает.

Он поцеловал ее в мокрое от слез лицо, и Анна с доверчивостью прижалась к нему, затихла.

— Кресты над дверью, они имеют отноюение к вашей истории? — спросил он.

— Какие кресты? — вяло переспросила Анна. — Ах, да! Кресты? Разумеется. Когда мы вселялись сюда в прошлом году, отец Амвросий, он по соседству строит, благословил нас, а дом, жилище, как это называется? Освятил? Да, освятил. И над дверями проставил везде эти кресты. ="Чтобы нежить зря не шаталася"=, — сказал он. Они вначале дружили с Хлыбовым, а потом, как сказал Хлыбов, ="расплевались"=.

— Что так?

— Трудно сказать. Мне отец Амвросий нравится, занятный дядечка. А Хлыбов однажды взъелся. У этого попа, говорит, за душой ничего святого. Он своим богом груши околачивает. Прихожан, то есть. Хлыбов, вообще, лобил красно выражаться.

Алексей улыбнулся, вспомнив свои разговоры с Хлыбовым.

7.

Наутро Алексей побросал папки в одолженную у Анны сумку и распрощался с хозяйкой.

— Алексей Иванович, — Анна глазами указала на сумку, — это не слишком опасно? Для вас лично?

— Пожалуй, — согласился он. — Но я не собираюсь хранить бумаги у себя. К тому же, большая часть устарела. Морально.

Оба чувствовали, что в отношениях между ними осталась некая недосказанность. Но так было даже лучше.

Алексей прошел через веранду и, открыв дверь, внезапно столкнулся нос к носу с бородатым плотным человеком, одетым в рабочий комбинезон. Тот слегка отпрянул, придерживая дверь, но маленькие, острые глазки ощупывали фигуру молодого человека с явным любопытством.

— Фамилия? — грубо осведомился Алексей, мысленно примеряя на незнакомца лыжную шапочку с прорезями для глаз.

По росту вчерашний налетчик и бородатый незнакомец в комбинезоне, пожалуй, соответствовало друг другу, но комплекцией сильно различались. Тот, вчерашний, был резок, подвижен и, несомченно, худощав. Этот напротив того казался грузен, плечист, но плечист как-то по-бабьи, округло. Голые до локтя руки, пухлые, белые, без волосяного покрова тоже выглядели совершенно по-бабьи. Разумеется, преступников могло быть двое, даже трое. Если они продолжают охотиться за архивом, то почему бы им не сделать еще одну попытку? Момент, кажется, удачный.

Алексей бросил взгляд через дверь, по сторонам и шагнул через порог, заставив незнакомка попятиться.

— Ваша фамилия, гражданин? — настойчиво повторил он и подержал возле бороды, довольно редкой, свое удостоверение.

— Это отец Амвросий, — сказала Анна, появляясь следом на веранде. — Знакомьтесь, Алексей Иванович.

— Правду говоришь, ласточка, чистую правду. Отец Амвросий я, это в сане. А в миру фамилия моя Перепехин, Георгием нареченный. По батюшке Васильевич, позвольте отрекомендоваться. А вы, стало быть, Алексей Иванович, из прокуратуры?

— Из прокуратуры, — подтвердил Алексей.

Каким-то непостижимым образом отец Амвросий просочился мимо него на веранду и уже пожимал руки Анны своими большими, пухлыми ладонями.

— А вы чудненько выглядите, ласточка. Прелесть, как чудненько. Глядя на вас, впору Богу молиться. Экую красотищу сотворил. Вот не хотите ли, я вас попадьей сделаю? А? Ха-ха-ха!

— Да ведь у вас есть попадья, Георгий Васильевич, — тоже смеясь, отвечала Анна.

— А мы в шею ее, в шею! Пущай в миру попрыгает, блоха некована.

— Как можно в шею? Ведь это грех! Что вы такое говорите?

— Эва, грех! Грехи мы сами отпускаем. Другим, — похохатывал отец Амвросий, обнимая Анну за плечи. — Неуж себе не отпустить, ласточка, а? Дак у нас и без того на десять годов вперед отпущено. Греши не хочу!

Голос у отца Амвросия был звучный, полетистый и разом заполнил веранду густыми, округлыми звуками. Стоя на веранде, Алексей услышал доносящиеся из-за деревьев, видимо, с соседней дачи, голоса, глухой рев тяжелого дизеля, лязг.

— Мы ведь зачем обеспокоить вас решили? — продолжал отец Амвросий, обращаясь теперь уже к обоим. — Ваш благоверный, ласточка, царствие ему небесное, когда жив был, изрядний запасец сделал. Железо, шифер, стекло, кирпич опять же. С большим избытком. Сам сказывал. И от щедрот своих лишнее собирался на нашу бедность пожертвовать. За умеренную плату, разумеется. Не по курсу. Ну, правду сказать, мы тогда с покойничком дружбу крепко водили. За рюмочкой вечерами сиживали, все было. Тогда и пообещал. А потом, когда кошка промеж нас пробежала, он помнить забыл про обещанное. Так уж вы, ласточка, ежели насчет распродаж чего надумаете, про нас, Христа ради, тоже не забывайте. А мы в наших молитвах по три раза на дню вас поминать будем.

Анна охотно обещала разобраться с хлыбовскими неликвидами в ближайшее время, как только ее оставят в покое, и со слезами пожаловалась попу на ночной налет и преследования. Алексей искоса наблюдал за реакцией отца Амвросия на рассказ. Ему показалось, что женщинам, должно быть, нравится ходить к нему на исповеди и плакаться.

— Алексей Иванович! — спохватилась вдруг Анна. — Я, наверное, разглашаю материалы следствия, да? Я такая болтушка!

Алексей покачал головой.

— Георгий Васильевич, — обратился он к священниву. — По какой причине вы так круто разошлись с Хлыбовым? Что-то серьезное?

— Именно разошлись, молодой человек! Это вы точнехонько употребили, - - оживленно подхватил отец Амвросий. — А вот серьезная причина или нет, все зависит от точки зрения на предмет.

Анна неожиданно рассмеялась, но тотчас сделала виноватое лицо.

— Извините. Я приготовлю кофе.

— Вот-вот! Точкой зрения на предмет мы и доехали Хлыбова, покойничка, царствие ему небесное. А вот забавница наша, Аннушка, — он с огорчением покивал ей вслед, — считает, что на точке зрения у нас пунктик навязчивый образовался, оттого смеется.

Алексей ничего не понимал.

— Что за предмет, Георгий Васильевич? — нетерпеливо спросил он.

— Основополагающий! — пухлый указательный перст батюшки вознесся высоко над его головой. — Душа у него не на месте сделалась, у покойничка. Почву из-под ног выбило, он и заметался, аки лист на ветру. Как сядем бывало, все о добре и зле пытался толковать, стержень себе нащупывал. Слушали, слушали мы, как он, болезный, в понятиях путается, сам себе противоречит, да и говорим: ="Нету, уважаемый Вениамин Гаврилович, никакого добра. И зла в природе тоже нету. Вот так-то. Не пре-ду-смот-рено! Природой-матушкой не предусмотрено"=.

Он, душа неприкаянна, так глаза на нас и повыпучил. Мол, чем докажешь, анафема? — Отец Амвросий хохотнул с подмигом и взял доверительно Алексея под руку. — Ну-с, а мы ему для наглядности, чтобы ярче било, анекдотец старый, с бороденкой, примера ради. Про двух девок. Да вы, молодой человек, и сами слышали. Вот две девки собрались однажды по ягоды. А одна, поробчее, говорит другой: ="А может, не ходить, а? Того гляди, изнасилуют. Вон народ какой нынче пошел, одни паразиты"=. А подружку, глядя на нее, смех разбирает. ="Дура, — говорит, — ты дура. Тебя-де когда насиловать станут, ты только расслабься хорошенько и постарайся получить удовольствие"=.

Вот мы тогда спрашиваем у покойничка, у Хлыбова: где тут есть добро, а где так называемое или предполагаемое зло? Нету тут ни того, ни другого, и быть не может. Зато есть две точки зрения на известные обстоятельства у двух озабоченных дурех. На факт изнасилования, выражаясь языком вашей родной прокуратуры. Голубчик, говорим, Вениамин Гаврилович, если вы в данных интимных обстоятельствах разбираючись, станете опять понятиями добра и зла оперировать, то враз и запутаете все дело. Потому как не предусмотрено, повторяю, природой-матушкой. Есть одно понятие — точка зрения, продиктованная личным, групповым или общественным интересом. Отсюда и пляши, как от печки, тогда все тебе будет ясненько.

Глядим мы, вроде задумался покойничек. Мозгует сидит. Потом скривило его, как от клюквы, и говорит: ="Да ты марксист, батюшка, а не священник!"= Обозвал, словом, вместо того, чтобы резоны представить.

Ладно, думаем, бранное слово на вороту не виснет. Мы тебя, голубчик, с другого боку сейчас объедем. Вот ты, Вениамин Гаврилович, все про добро мне толкуешь. А что такое добро, по-твоему? Если ты мне добро делаешь, то в надежде, что и я к тебе тоже с добром приду. На худой конец рассчитываешь, что тебе твое добро свыше зачтется? Дак ведь сие эгоизм, голубчик, чистой воды! Ты — мне, я тебе получается? Бартер! И стоит за твоим добром не что иное, как расчет, основанный на личном интересе. Ибо, в третий раз повторяю, матушкой-природой никакое добро не предусмотрено. Хитродумцы всякие навыдумывали, желая скрыть от других свой шкурный интерес. Дымовая завеса! Ну, а ежели интерес не свой, а чужой, да еще поперек своего? Тогда у них это зло называется. У хитродумцев. И вся арифметика.

Милосердие, любовь, сочувствие, сострадание... Что там еще? Тоже суть понятия вторичные, производные. Как добро или зло. Стало быть, тоже ничего нам не объясняют, а только запутывают. Да вы поразмыслите, говорю, сами, Вениамин Гаврилович, голубчик, что такое, к примеру, есть сострадание? Сопереживание чужому страданию, не так ли? Но... перенесенное на себя. А каково бы я-то себя чувствовал, если бы не его, а меня угораздило, такого доброго, хорошего? Брр! Дай пожалею бедолагу, авось и пронесет беду, цел останусь.

Ну? Где тут оно, ваше так называемое сострадание, голубчик, с милосердием? Тут эгоизм один, да еще с задней опасливой и лицемерной мыслишкой: ="если хорош покажусь, то, авось, пронесет"=. Разве нет?

Правду сказать, молодой человек Алексей Иванович, не всякая сострадательная душа понимает это опасливое, трусливое лицемерие. Большей частью люди неразвитые упиваются собой, сострадаючи другому. Красуются перед Господом, вот он я, какой хорошенькой! А, стало быть, грешат, голубчик. Грешат! Дорогу в ад себе топчут!

— А бескорыстие? — быстро спросил Алексей. — Тоже из этого порядка? Что и сострадание? Или как-то иначе?

— Вот-вот! — весело подхватил отед Амвросий, подмигивая. — Покойничек Хлыбов тоже про бескорыстие осведомился единожды. Да ядовито так! Дескать, где он тут, эгоизм с интересом, коли бескорыстие? Поди растолкуй ему. А что толковать, когда это самое бескорыстие, по сути, является синонимом преступления. Или скажем так: скрывает под собой преступление. Наворовал человек, награбил или там наторговал, что по нынешним воровским временам одно и то же, а кусок проглотить весь не в силах. Велик кусок, не по брюху. Он с ним туда, сюда. Главное, люди знают, что вор, по глазам догадываются. Вот тогда он начинает бескорыстие проявлять, благодетельствовать. Толику на больных детишек пожертвует. Или меценатом вдруг объявится. На храм отпишет от краденого. Да не просто так, а по телевидению, в печати свое бескорыстие всенародно отрекомендует. Поэтому, голубчик вы наш, Вениамин Гаврилович, говорим мы, нет ничего отвратительнее из всех ваших добродетельных понятий вот этого публичного бескорыстия. И потом, что есть бескорыстие вообще? Ведь это жест, не более того. Чтобы опять же покрасоваться, если не перед людьми, то перед Господом себя выставить: какой я хорошенькой. Лицемерие одно, бескорыстие. Это ежели в общих чертах рассуждать о самом понятии. Но, не дай бог, конкретного человека взять, кто с бескорыстием носится, такая клоака откровется...

Мы, молодой человек, каждодневно по роду занятий имеем удовольствие лицезреть, каким образом прихожане возносят молитвы Богу в местном храме. ="Дай мне, Господи... дай. Дай! Дай!! Дай!!!"= Со скрежетом зубовным, без смирения. Без благодарности за дарованное. Требуют, едва не кулаком стучат. Подобное молебствование точнее назвать отправлением религиозных потребностей граждан, как в официальных документах значится. По нужде в церковь людишки ходят. Кто по-большому, кто по-маленькому, кто по тому и другому. Дорогу в ад торят, сами того не ведая.

Отец Амвросий замолчал, не выпуская однако руку собеседника из своей, и снизу вверх засматривал ему в глаза. Кажется, ждал очередного вопроса с азартом записного полемиста. Наконец, вопрос последовал:

— Если бескорыстие, по-вашему, на самом деле лицемерие, или даже преступление, я правильно понял? Не говоря уже о сострадании, о милосердии, тогда выходит, что человек изначально сидит по уши в дерьме? Безвылазно?

— Эва, заладили с Вениамин Гаврилычем-то! Слово в слово, — рассмеялся священник, искренне дивясь совпадению. Потом уставил пухлый палец Алексею в грудь. — Отчего же безвылазно? Вовсе нет. Вы не воруйте шире пуза-то, господа хорошие, тогда и бескорыстие проявлять не понадобится. Ведь это вы прежде, чем крохи на бедность пожертвовать, тысячекрат у детишек отняли и в болезнь вогнали. Поэтому от Господа всем нам заповедано: ="Не укради!"= А не ="яви бескорыстие"=, ибо оно есть преступное лицемерие.

Алексей вдруг почувствовал, что отупел от этого напористого глубокомыслия, и украдкой зевнул. Вошла Анна с подносом в руках и, судя по улыбке, заигравшей на губах, с одного взгляда оценила его состояние.

— Алексей Иванович, не обращайте внимания. Отец Амвросий — это тип зануды, очень опасный. Хлыбов после таких разговоров всегда жаловался, что у него скулы сводит судорогой от зевоты.

— Отшучивался покойничек, царствие ему небесное. Но мы-то, ласточка, всегда знали, что вы его мнений на наш счет никогда не разделяли.

Алексей пожал плечами, спросил:

— Я все же не понял, Георгий Васильевич, из вашего доклада, почему вы с Хлыбовым разошлись?

— Вот по этому самому и разошлись, молодой человек. По причине уязвленного самолюбия. Вы, небось, на экране наблюдали, как боксеры на ринге меж собой хлещутся? Один другому как ии ударит, все по мордам да по мордам. А противник его один воздух кулаками впустую месит. Так и у нас. Не терпел покойничек возле себя никакого инакомыслия. Вот ежели бы мы в рот ему глядели, поддакивали бн на его глупые разглагольствования, вот тогда, глядишь, и по сю пору в друзьях ходили.

— Значит, вы по мордам его? Я правильно понял?

— По мозгам, оно точнее будет, крепко прикладывался. Отрицать не стану. Дак ведь на том церковь стоит, чтобы в веру заблудшую овду обращать. Кого мытьем, кого катаньем. Кого просто так — за компанию.

— И что? Не захотел Хлыбов в веру обращаться?

— А куда ему, душе неприкаянной, деваться было? — Отец Амвросии широко и удивленно развел руками. — Догматы советские давно все похерены, идолы пали. До денег тоже не великий охотник был. Правду сказать, такие души тяжко к вере идут, обиняками, с большим сомнением. Однако идут. И Хлыбов, покойничек, туда шел. Вот ласточка наша не дадут соврать, если бы захотели, — весело заключил он, принимая из рук хозяйки чашку с кофе.

— Пожалуй, да, — не сразу подтвердила Анна. — У нас... у него была возможность кое в чем убедиться. Самому. Я вам рассказывала, если помните.

— Да. Это весомый аргумент, — согласился Алексей.

— К сожалению, не единственный, — сухо произнесла Анна, почувствовав в его голосе усмешку.

— Извините, Анна Кирилловна, я по другому поводу. Не помню от Хлыбова в адрес церкви ни одного ласкового слова. Скорее наоборот.

— Что правда, то правда! — вновь встрял отец Амвросий. — Ну дак, одно дело церковь вдоль и поперек лаять, другое совсем на Господа нашего хулу клепать.

— Именно так, Георгий Васильевич. На Господа, нашего. И на Святое писание. Кстати, Святое писание Хлыбов назвал самой лживой и человеконенавистничесжой книжонкой, какую ему доводилось держать в руках. ="Если, — сказал он мне, — Господь наш сотворил человека по образу и подобию своему, то подобие божье — вон оно, в коридоре под конвоем дожидается. Насильник и педераст, растлитель малолетних, вымогатель, вор, редкий подонок Семен Фалалеев, по кличке Елдак. Это, что ли, подобие божие? Если нет, тогда одно из двух: либо место Господа нашего за решеткой, как насильника и педераста, либо Святое писание лжет напропалую, и человека по образу и подобию своему сотворил Сатана. Для чего сотворил? Чтобы гармонию божественчую, миропорядок в дерьмо превратить"=. Вот если, говорит, переписать Святую книгу, исходя из того, что человека сотворил Сатана, а Господь с тех пор творение Сатаны изничтожить пытается, свести под корень, вот тогда все становится на свои места.

— Сатана творение божье в искушение вверг. Ибо сам к созиданию не способен!

Священник с подозрительностью оглядел Алексея.

— Что-то мы за Хлыбовым таких рассуждений вроде не слыхал прежде. Хотя манера та самая, признаться... — Он с сомнением покрутил головой.

— Это понятно. Вн разошлись, и давно, кажется?

— Разошлись, верно. А вы от себя, молодой человек, ничего часом не добавили? К рассуждениям?

— Совсем немного разве. Слова кое-где переставил. — Алексей повернулся к Анне: — Анна Кирилловна, вы, кажется, упомянули, что случай убедиться у Хлыбова был не единственный. Вы не могли бы рассказать подробнее?

— Да, конечно. Правда, свидетелем я не была, — Анна заколебалась. — Может, отец Амвросий вам лучше расскажет?

— Нет, нет! Рассказывайте, ласточка. Мы с вами одинаково знаем.

Анна кивнула.

— Хлыбов пил, вы знаете. Часто один, — медленно начала она. — Но пил как-то угрюмо, с раздражением. Потом я стала замечать, что нередко он прислушивается к звукам извне. Ему чудились шаги, иногда удары в стену. Однажды ему показалось, кто-то стоит под дверью и бормочет.

— Вы тоже слышали?

— Не знаю... Нет. Некоторое время Хлыбов вслушивался, даже привстал. Потом в ярости запустил в дверь кофейником и разбил вдребезги. Вышел сам. Долгое время Хлыбова не было. А когда он наконец вернулся, лицо было перекошено уродливой гримасой. Так бывает, когда у человека парез. Руки дрожали. Я спросила, с кем он так задержался?

— Один мерзавец, — и Хлыбов грязно выругался.

Я продолжала настаивать, несколько раз повторила вопрос, Наконец он ответил:

— Не знаю. У него темное лицо.

— Павел?

— Он черный! — рявкнул Хлыбов. Больше расспрашивать я не решилась, но подумала, что у него, безусловно, белая горячка, и он бредит наяву. Некоторое время мы... отец Амвросий тоже, так и считали.

Однажды я оставила их вдвоем в гостиной и поднялась наверх. Прошло, наверное, около получаса, когда сквозь сон я услвшала выстрелы. Их было шесть или семь. Хлыбов, когда я спускалась вниз, стоял в холле, глядя в одну точку, явно не в себе. Сильно пахло порохом. Сзади него, в дверях, я увидела отца Амвросия. Вы, кажется, были растеряны?

— Напуган, ласточка, досмерти! Чего уж там... Все разговоры говорили, тихо-мирно. Вдруг вскочил, глаза бешеные, да — в дверь! Пистолет из кармана на ходу рвет. Потом за дверью давай палить. В кого, батюшко, спрашиваю, палишь? Здесь, отвечает, на этом самом месте стоял, каналья. Возле стены. Оглядели мы потом стенку, когда в себя пришли. Вокруг поискали — ни одной отметины. Куда пули делись? А гильзы стреляные тут, под ногами валяются. Все собственноручно собрал. И усмехартся. Я, говорит, с такого расстояния мухе глаз вышибу... Вот такая история, молодой человек. Хотите верьте, хотите нет, — отец Амвросий широко развел руками.

— Похоже, с запахом серы история-то?

— Истинно так! — подтвердил священник, не уловив обычной в таких случаях иронии. — С того самого раза мы тоже уверовали, что не от запоев это, как поначалу думали. Наяву он приходил.

— Кто он? — с осторожностью спросил Алексей, боясь, что священник оставит эту скользкую тему.

— Да ведь и мы со слов знаем, — уклонился тот. — За что купили, за то и продаем.

— Отец Амвросий, — с досадой проговорил Алексеи. — По-моему, это вопрос именно вашей компетенции. По роду занятий, как священник, вы обязанн были составить какое-то мнение. Поверьте, я спрашиваю не из досужего любопытства.

— Мнение? Отчего ж не сказать, — усмехнулся священник, пожимая округлыми, полными плечами. — Тольку проку от наших рассуждений вам много не будет.

— И все же. Кто он?

— Нежить.

—???

— Мертвец это был. Души в нем нету, а потому ликом темен. Стерт лик.

Алексей почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки.

— Ну, допустим. А где душа?

— Мытарят ее, бедную. Там... Не допускают до Господа. И телу мертвому покою в земле нет. Бродит оно.

— Значит, Хлыбов стрелял в мертвеца?

— Убить хотел, — усмехнулся священник. Алексей представил мертвое тело в темном углу, нашпигованное свинцом.

— Вы, Георгий Васильевич, как это все себе объясняете?

— Никак! Своим скудним умишком мы и пытать не стали. Однако в церковных анналах полюбопытствовали, признаться. По летописным сводам полистать пришлось, изрядно. Так вот... в Радзивиловской летописи от 1082 года наткнулись мы на упоминание о древнем городе Полоцке. Вернее сказать, о нашествии навий на Полоцк и нападении на тамошних жителей.

Священник заметил в глазах у собеседника вопрос и поспешил уточнить:

— Навии... сие и есть мертвецы. В летописи, что вовсе удивительно, даже гравюра оказалась приложена. Правда, до крайности примитивная, но тем ценнее, ибо ближе к источнику. Безликий мертвец раздирает надвое несчастного на пороге его дома. В самом тексте безымянный летописец сообщает, что смута бысть на Руси великая, и вся во граде Полоцке, стар и млад, в окаянстве погрязли и опаскудели до потери образа человечего. Тогда чаша терпения господня иссякла, отворотил он лик от малых сих, и хлынули на Полоцк навии злы, и зачали грызти и терзати, на части рвати всякого, не разбирая полу и возрасту...

Летописные разыскания отца Амвросия для Анны были тоже в новинку. Бросив на нее взгляд, Алексей увидел широко раскрытые глаза, полные страха, и подумал, что в ближайшие дни этому дому суждено пустовать. По своей воле хозяйка навряд ли сюда вернется.

Отец Амвросий тоже заметил состояние Анны и взялся ее утешать. По его словам выходило, что нынешние мертвецы смирны, безвинного человека нипочем не тронут, а он сам — сущий дурень, такого страху зазря нагнал.

По этому поводу на столе появилась бутылке вина, и Алексей, сославшись на дела, поспешил откланяться.

8.

Алексей рассортировал архив Хлыбова на две части. Необходимые документы сунул в свой кейс, остальное запер в сейфе. Затем сел на телефон.

Первый звонок — председателю местного райпо. Официальным тоном законника-буквоеда он справился, какие меры приняты на мясокомбинате по представлению прокурора за номером таким-то от такого-то?.. Никакого представления по мясокомбинату в природе не существовало, и, если бы председатель вздумал уточнить, то Алексею пришлось бы выкручиваться. Но, как он и рассчитивал, выкручиваться начал сам председатель райпо. Он уверил старшего следователя, что на мясокомбинате произведена комплексная проверка и по ее итогам две недели назад состоялось общее собрание коллектива. На всех виновных наложены взыскания, произведенн денежные начеты. Причины, позволяющие расхищать продукцию мясокомбината, устраняются. Алексей ухмыльнулся. Обычннй словоблок, почти идиома. От прокуратуры он выразил удовлетворение проделанной работой, кроме того высказал предположение, что после приватизации мясокомбината подобные кражи станут бессмыслицей.

— Мы на это рассчитываем, — после некоторой паузы последовал осторожный ответ.

— Приватизация пойдет как обычно? Через акционирование?

— Думаю, да.

— Кто согласился быть учредителем? — продолжал блефовать Алексей.

— Вам список организаций? — голос председателя звучал все более сдержанно.

— Да, для сведения. Ваши данные пройдут у нас в комплексе мер, принятых вами для предотвращения в дальнейшем подобных краж, — успокоил Алексей.

— Одну минуту. Я продиктую. Но это все предварительные наброски. Сами знаете, закона о приватизации еще нет.

="Тем не менее, приватизация продолжается"=, — мысленно досказал за него Алексеи. Под диктовку он составил список из нескольких организацийучредителей и напротив каждой организации, выписал из справочника фамилию ее руководителя.

Следующий звонком в администрацию района он запросил список членов недавно назначенной комиссии по приватизации. Затем оба списка положил на стол перед собой. Полюбовался и выложил рядом третий. Из кейса. Теперь картина была полной. Учредители, они же члены комиссии по приватизации, они же — организаторы хищений...

В дверь постучали.

— Открыто. Входите.

В кабинет вошел участковый инспектор Суслов. Поздоровался.

— Садись, Анатолий Степанович. Новости есть?

— Соседка Глуховых по лестничной площадке утверждает, что жена и дочь вернулись из поездки в Крым раньше запланированного. Накануне отъезда она разговаривала с Глуховой. По ее словам, первоначально они хотели провести отпуск в Массандре целиком.

— А провели?

— С учетом дороги около трех дней. Можно уточнить.

— Выглядит так, будто сбежали?

— Похоже на то.

— Сама Глухова чем объясняет свой отъезд?

— В городе их нет. Скрываются. Глухов тоже сегодня в ночь отсуствовал. Домой вернулся под утро.

— Понятно. Значит, показаний Глуховой у нас нет.

Алексей снял трубку, намереваясь позвонить в СПТУ, но в дверь просунулась крупная физиономия Дьяконова.

— Так мы едем или нет, господа хорошие? — недовольным тоном осведомился он.

— Мы, Вадим Абрамович, ждем вас. Чтобы ехать, — уточнил Алексей, подымаясь из-за стола.

Судмедэксперт Голдобина встретила их в больничном коридоре, насквозь провонявшем хлоркой, и предложила надеть белые, до дыр застиранные халаты. Убедившись, что халаты надеты, двинулась впереди.

— Ваше экспертное заключение, извольте получить.

На ходу, не оглядываясь, Голдобина подала через плечо несколько страниц машинописи.

— Гнилостные изменения в тканях, состояние головного мозга, состояние сосудов позволяют судить, что ваша подопечная скончалась около двух недель назад. Более точный срок можно определить, имея труп. Что касается причины смерти, ничего нового вам не сообщу. Ищите труп.

Голдобина рубила фразы резко, акцентированно, словно вбивала в череп гвозди. По крайней мере именно так ее манеру излагать Алексей ощущал на себе. Интересно, подумал он, была ли эта мадам когда-нибудь замужем? А если была, то кто, любопытно знать, ее муж? Он представил себя на мгновение в роли мужа Голдобиной. В одной с ней супружеской постели! И содрогнулся.

— Голова, — продолжала судмедэксперт, раскуривая на ходу сигарету, - - отделена посмертно острорежущим предметом. Режущая кромка длиной около пятнадцати сантиметров, с зазубринами. Линия отчленения проходит между первым и вторым шейным позвонком. Возраст потерпевшей, учитывая состояние зубов, кожных покровов, других признаков, от шестнадцати до двадцатидвадцати одного года. Остальные подробности найдете в экспертном заключении.

Сильным движением Голдобипа открыла обитую листовой сталью дверь с табличкой ="Посторонним ход воспрещен"=.

— Прошу проходить.

Из-за густого трупного запаха Алексею пришлось сделать над собой усилие, чтобы ступить через порог. Голдобина заметила это.

— Откройте фрамуги, черт бы вас... — промычал сквозь зубы Дьяконов.

Голдобина передернула плечом и хрипло прокаркала какой-то белой фигуре, копошащейся среди мертвых тел.

— Эрнестик, я попрошу вас открыть на время форточки. У нас сегодня дамы.

Из разных углов послышался смех. Худощавый Эрнестик в длинном, явно на вырост халате бросил в таз нечто вроде садового секатора. Недовольно буркнул:

— Я открою. Но мух, Дина Александровна, ловить будете сами.

Голдобина повернулась к гостям.

— Пройдите сюда.

Вслед за ней они протиснулись в небольшую боковушку, служащую лабораторией, с несколькими стеллажами и вертушками, уставленными сплошь множеством разноцветных пробирок, колб, бутылей с химреактивами и оборудованием. В лаборатории трупов но было, за исключением одного, женского, с наброшенным на лицо дерюжным мешком. Одежда на трупе была высоко забрана, между ног, забитая до половины, блестела пустая бутылка изпод водки. Голдобина невозмутимо поправила на трупе одежду. Окуталась густым облаком дыма.

Алексей поискал глазами по сторонам:

— Ну и где наша подопечная?

Голдобина молча приблизилась к подоконнику и сняла накрахмаленную салфетку с какого-то бесформенного предмета. Скомкала салфетку в руке.

— Ваша подопечная.

С эмалированного подноса на сотрудников взирала вставными глазами голова Чераневой Тани. Участковый инспектор и следователь с минуту подавленно разглядывали этот шедевр ритуального искусства.

Работа по туалету обезображенной преступником головы, действительно, была проделана профессионально. Глубокие разрезы на лице, на веках аккуратно зашиты и замазаны тональной крем-пудрой. На голове красовался роскошный рыжий шиньон. Брови и накладные ресницы подклеены именно те, какие были у живой. Правая бровь слегка приподнята, что придавало выражению лица чуть удивленный и наивный вид. Даже цвет глаз был подобран светло-коричневый, Алексей хорошо это запомнил.

Смерть выдавила на губах покойной ту самую загадочную полуулыбкуполугримасу, какую он замечал на лицах большинства здешних покойников.

— Превосходная работа, — глухим голосом отметил он. — Даже цвет глаз угадали.

— Мы не гадали, — отрезала Голдобина. — У потерпевшей сохранился в глазнице обрывок радужки. Залип. По нему были подобраны протезы.

— Ни разу не слышал, что в городу практикует протезист, — буркнул Дьяконов, распаковывая свою фотоаппаратуру.

— Протезиста нет. Это мои личные связи. Кстати, обязана вас уведомить. фиксирующих растворов и морозильных емкостей, как видите, мы не имеем. Поэтому хранить вашу подопечную, пока отыщется труп, не намерены. Постарайтесь иметь это в виду.

Голдобина вышла.

— Анатолий Степанович, доставь сюда Черанева-папашу. Будем проводить опознание.

Итак, последняя соучастница дикого преступления в Волковке мертва. Алексей вновь обернулся к окну. Живая Черанева, циничная, зачуханная давалка из подворотни с размалеванной физиономией, сильно проигрывала этому мертвому лицу. Смерть стерла с него убогую суетность, и теперь с эмалированного подноса взирало величавое лицо красивой женщины. Похоже, только расставшись с жизнью, она сумела обрести себя.

Голос участкового инспектора вывел его из задумчивости.

— Черанев в коридоре. Ждет, — сухо доложил он. Алексей кивнул.

— Веди родителя.

Лицо Черанева-папаши показалось знакомым. Лисья, испитая физиономия с обильными складками кожи, словно отставшими от лицевых костей. Вел он себя с неприятной угодливостью и походил на собаку, которую много били.

— Где вы работаете?

— От Союзпечати... продавец я. Продавцом, значит, — бегая глазами по сторонам, отвечал тот.

— Это в киоске, что ли? На вокзале? — вспомнил наконец Алексей, где он мог видеть это липо.

Черанев охотно закивал и начал было намекать на какие-то особые отношения с покойным Хлыбовнм, на поручения и вдруг смолк. Его глаза, похожие на две стертые пуговицы, испуганно остановились, наткнувшись на стеклянный взгляд дочери. Спустя минуту Черанев суетливо зашарил по карманам в поисках папирос. Но закурить забыл.

— Узнаете?

— А?..

И неожиданно, невпопад хихикнул. Алексей понял, что смешок нервный, но сдержать себя не мог.

— Смешно, правда?

— Ну! — угодливо поддакнул тот, явно не сознавая, кто и о чем его спрашивает.

— Допрыгалась дурочка, — наконец выдавил он. — Я вроде как не отец ей теперь, по закону-то. Лишили меня. Ей двенадцать лет было, ну... когда запил. А вон как, еще хуже вышло.

Алексей предложил Чераневу подписать протокол опознания и сам вывел его в коридор. 3адав несколько вопросов, он выяснил, что никаких отношений в последнее время отец с дочерью не поддерживал. Куда Черанева могла уйти две недели назад, с кем, он ничего не знает. Сам Черанев живет приймаком у одной женщины, она вдовая, из-за нее, собственно, он перестал встречаться с дочерью.

Из прежних дел Алексей знал, что мать Чераневой скончалась от рака легких после десяти лет работы в аккумуляторном цехе металлургического комбината. Сам Черанев, как оказалось, не знал даже этого.

В райотделе милиции Алексей затребовал данные на гражданку Чераневу Т. Ф. с дактокартой обеих рук и фотографиями. Вернувшись в прокуратуру, он подготовил запрос в адрес ИЦ УВД о розыске трупа. И задумался.

Обезображенное до неузнаваемости лицо наводило на мысль, что преступник из числа старых знакомых Чераневой. Или опасается, что его могли видеть в обществе потерпевшей накануне смерти, поэтому позаботился обрубить ниточку. Если все так, то свидетели где-то существуют. С другой стороны, со дня смерти потерпевшей прошло две недели, а труп до сих пор не обнаружен. И вдруг ="всплывает"= голова. Сомнительно, чтобы преступник хранил ее эти две недели у себя. Можно предположить, что, задумав новое преступление, он решил использовать голову убитой для устрашений очередной жертвы. Для этого убийца вернулся на место преступления, затем отрезал у трупа ="острорежущим предметом"= голову и, приколотив гвоздем записку, подкинул голову в квартиру... Если все так, труп Чераневой пока цел и в настоящее время находится на месте преступления. Или там, куда убийце удалось его переместить. Возможно, он расправился с жертвой в другой местности, с иным административным подчинением. Пожалуй, после сцены в ресторане, перепуганная, Черанева могла уехать из города сама, куда угодно.

Алексей отправил подготовленный запрос и набрал номер телефона СПТУ номер 13.

— Иван Андреевич?

— Я.

— Добрый день. Валяев из прокуратуры. Мне необходимо побеседовать с вашей женой. И дочерью.

— Исключено, — отрубил хриплый голос. — В городе их нет. Причину вы знаете.

— Догадываюсь.

— Вот так. Если невтерпеж, беседуйте со мной. Я знаю столько же.

Алексей подумал и спросил в лоб:

— Ваши жена и дочь провели в Крыму три дня. Хотя, мы знаем, они рассчитывали провести там отпуск. Что произошло?

— Насчет отпуска, чушь. Дура-баба вам надвое сказала. А уехали раньше срока, это правда. Сейчас вся уголовная сволочь, которая два года назад на Колыме мерзлоту долбила, на курортах болтается. Татуировку на пляжах нежат. Поэтому порядочные люди едут отдыхать на Колыму... Минуточку... Тебе чего?

Было слышно, как Глухов прикрыл мембрану ладонью. Потом, ничего не объясняя, бросил трубку на рычаги. Алексей подождал с минуту, слушая короткие гудки, и вновь набрал номер. Как он предполагал, телефон на том конце провода взяла Зинаида. Он представился, напомнил свой прошлый визит, сказал пару удачных комплиментов и наконец услышал в трубке нежно расслабленное мурлыканье.

— Зиночка, э-э... ласточка, я только что разговаривал с Иваном Андреевичем. Вы его случайно не съели? Куда он запропастился?

Зиночка фыркнула и сказала, что такую бяку она нипочем есть не станет. А к Ивану Андреевичу пришел... ворвался Охорзин Кирилл Кириллович. Такой смешной, перепуганный какой-то. Они теперь к гаражам поскакали. Я в окно их вижу. Глухов впереди, а Охорзин... ой! Упал! Упал, бедненький...

Алексей наконец поблагодарил Зинаиду и пообещал перезвонить позднее.

x x x

Возле гаража, оглянувшись, Глухов увидел, что Охорзин отряхивает от грязи штанину и прячет в карман пиджака выкатившуюся бутылку. Зло покатал желваками.

— Комедию ломаешь? — процедил он, когда Охорзин, прихрамывая, подковылял к дверям гаража.

— Какую комедию? Ты о чем это? — растерянно замигал тот постариковски блеклыми, голубыми глазками.

— Если выпить захотел, так и скажи. А ты... по больному, как сука!

Наконец до Охорзина дошло.

— Стой! Стой, дурак! Куда? Ты взгляни вначале, не поленись. Ну?!

Глухов неуверенно остановился.

— Иди давай. Сучить меня потом будешь, щенок!

Он с лязгом отбросил сварную дверь и вслед за Глуховым шагнул в каменное нутро гаража. Щелкнул выключателем. Грузовик стоял на месте, как оставил его сам Глухов после ночной поездки.

— Я, понимаешь, кой-какую мебелишку соседу обещал перевезти. Полез в кузов, а там эта... нога!

Глухов уже стоял на скате, держась руками за борт. Среди пустых ведер и мешков, которые валялись тут неизвестно зачем, увидел желтеющую ступню, явно женскую. Одним рывком он поднялся в кузов и отбросил в сторону пыльную мешковину.

Нога была отрезана по коленному суставу. Кое-где на ногтях еще держались остатки педикюра. К икроножной мышце булавкой была пришпилена записка.

ДАЛЕКО НЕ УБЕЖИШ НА ОЧЕРЕДИ ТВОЙ ДОЧ ВКЛЮЧИЛИ СЧЕТЧИК

9.

В конце рабочего дня Алексей забрал в местном отделении связи две посыпки, которые перед отъездом отправил себе сам. Дома, вскрывая один из ящиков, он обнаружил, что из вложенных вещей исчезли две шерстянне фуфайки и несколько пачек индийского чая. Вместо них для веса ящик на треть был забит кипами пожелтевших бланков какого-то госснабовского ведомства. К счастью, вторая посылка со справочниками по криминалистике и юридической литературой оказалась нетронута.

Красть, собственно говоря, у него было нечего. Все движимое и недвижимое свободно помещалось в большой дорожный баул. Однако за последний месяц это была третья по счету кража его личного имущества.

В восьмом часу вечера Алексей спустился вниз. По пути забросил пустые ящики в бак для мусора. Какая-то старуха, не дожидаясь, пока он скроется с глаз, выудила оба ящика из помойки и, грузно переваливаясь, поволокла добычу в соседний подъезд.

Было еще светло, когда Алексей выбрался на одну из окраинных улочек. Опасаясь забрести не туда, остановил случайного прохожего.

— Улица Либкнехта, это где? Дом 85.

Плотный, лет пятидесяти дядька с минуту разглядывал его с головы до пят. Алексей заподозрил даже, что впопыхах надел пыльник наизнанку. Повторял вопрос. Красное, с прожилками лицо вдруг разъехалось в широкой ухмылке.

— Пошел ты на х... Козел!

И дядька повернул прочь. Алексей с трудом подавил в себе вспышку ярости. Физически ощущая, как сгорают в этом огне миллионы нервных клеток. Затем, успокоясь, утешил себя тем, что поступил по-христиански.

Нужный адрес Алексей отыскал сам. Это была почти окраина города. Маленький, покосившийся домишко с одним оконцем на фасаде едва выглядывал из-за стоящего подле громадного ="Кировца"=. Когда Алексей подошел ближе, то увидел, что все четыре ската у трактора-гиганта проколоты. Выбиты стекла в кабине, железное нутро тоже разворочено и растащено. Судя по облупленной краске и ржавым пятнам на корпусе, он простоял тут не один год и начал врастать в землю.

Под окошком, заклеенным синей изолентой, на табуретке сидела бабушка. Как и табуретка, бабушка была невероятно ветхая и даже не пошевелилась, когда Алексей остановился рядом. Он поздоровался и опустился перед старухой на корточки, чтобы она могла видеть его лицо. Но старуха глядела сквозь него пустим, стылым взглядом.

— Бабуля? Скажите, Таня Черанева здесь проживает?

Он смотрел, как сознание медленно возвращаются в ее пустне глаза. Потом дрогнули пальцы на коленях, уродливые, покрытые пигментными пятнами. Как будто своим вопросом он возвращал старуху с того света. Наконец, она его увидела.

— Кричи шибче, милок. Глухая я, — услышал он слабый, шамкающий голос.

Алексей прокричал свой вопрос ей на ухо, и старуха закивала.

— Здеся, здеся она. Ушла куды-то.

— Куда?!

Но на большее старухиных сил не хватило. Сознание вновь покинуло ее, взгляд опустел и подернулся ледком. Алексей оставил старуху и вошел в избу. Внутри оказалось довольно опрятно. Стены без обоев, но бревна выскоблены и промыты дочиста. Частые, свежекрашенные половипы. В Таниной комнате вдоль стены стояла узкая кушетка, в изголовье на тумбочке — увядающий, осенний букет. Чем-то неуловимым эта комнатка напоминала комнату Иры Калетиной. Такая же стопка модных журналов и несколько забытых на кушетке кассет.

В шкафу среди упавших блузок, тряпья он нашел спрятанный однокассетник. Однокассетник оказался японский, правда, китайского производства. И то, что он был спрятан, единственная здесь ценная вещь, давало повод думать о намеренном отъезде или же бегстве хозяйки из дома.

С полчаса Алексей гонял магнитофонные записи в слабой надежде на какое-нибудь звуковое послание, но ничего, кроме современного музыкального хлама, на кассетах не оказалось. Он заглянул в буфет, в хлебницу — всюду было пусто.

Рейд по соседям тоже ничего не дал. Хотя двое супругов уверенно доказывали ему, будто видели Чераневу то ли вчера, то ли позавчера возле дома. Алексей закончил тем, что попросил одну из соседок, чье лицо показалось ему приветливым, приглядеть за старухой до завтра в накормить ее.

Уходя, он еще раз оглянулся на покосившуюся избушку. Картина показалась ему примечательной. Разграбленный, ржавый трактор (наверняка, болтается на балансе у какой-нибудь организации) и дряхлая старуха под окном возле догнивающей избы. Крыша избушки едва достигает коньком до кабины гиганта социндустрии.

— И осталась старуха у разбитого трактора, — невесело усмехнулся он, глядя на этот скорбный памятник эпохе развитого социализма.

Некоторое время Алексей шагал, погруженный в раздумья. Было непонятно, за кем он гонится по этому порочному (или выморочному?) кругу. Может, в самом деле, как во граде Полоцке, мертвые хватают живых, рвут их на части? Хотя... как правило, когда преступника находят, то оказываются, что это вполне конкретный злодей.

Алексей свернул в боковую улочку и остановился. Место показалось знакомим. Он стоял напротив дома Калетиной. Под знакомым, качающимся фонарем. Лампа над головой горела, но свет не достигал полотна дороги, теряясь на полпути.

Алексей поколебался и толкнул калитку. Мелькнула мысль, что ему трудно будет объяснить полубезумной хозяйке этого дома цель своего визита. Впрочем, она не любопытна. В этот момент в просвете между зарослями черемухи он увидел удаляющуюся женскую фигуру. Она была в темном платке и платье, шла торопливо с опущенной низко головой. Что-то почудилось в ее облике знакомое. Вернее, в том чувстве, которое она вызывала — чувство замкнувшегося в себе несчастья. Это была Калетина. Алексей вышел следом на улицу, оставив калитку открытой.

— Здравствуйте. Вы помните меня?

Она вздрогнула, слегка даже отшатнулась, но продолжала идти, попрежнему не подымая глаз.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, — продолжал Алексей с мягкой настойчивостью. — Вы, я вижу, уходите?

— Ухожу, — прошелестело в ответ.

— Может, мне проводить вас? Или я мог бы подождать?

— Да, — услышал он после паузы. — Подождите.

Она ушла, так и не взглянув на него, скрылась в каком-то переулке, между дворами. Алексей повернул назад к дому, не слишком уверенный, что сумел договориться.

На противоположной стороне улицы перед кучей песка он увидел тщедушного мужичонку с недельной щетиной на лице. Тот стоял, опершись на лопату, и сверлил его глазами из-под надвинутой на глаза кепки. На нем была заляпанная старой краской спецодежда и галоши на босу ногу. Когда Алексей поравнялся, мужичонка вопросительно буркнул:

— Из органов?

— Допустим.

— В позапрошлый месяц, во вторник приезжал, ну? К этой... На ="УАЗе"=, кажись.

Алексей промолчал, выжидая не без любопытства, что последует дальше. Мужичонка поскреб щетину и неожиданно грязно выругался.

— Под замок ее, стерву, мать-размать... Ну? Дело говорю.

— За что под замок? — усомнился Алексеи.

— Степана Гирева знаешь? В СМУ на автокране вкалывает, три года как с химии...

Мужичонка зашелся опять длинно и грязно матом по одному ему известному поводу. Потом в его пространном и путаном рассказе появились какие-то кроли, две пары. Выяснилось в конце концов, что это кролики, которые были куплены то ли у Степана Гирева, то ли у кого-то из Степановых родственников, и сколько его, суку, пришлось поить водярой. Потом вновь мужичонка начал перебирать чью-то родню, матерился и сплевывал под ноги, тыкал большим пальцем за плечо и рубил ребром ладони воздух.

Алексей понял, что из затянувшейся тирады без посторонней помоши этому пошехонцу не выбраться. ="Типичная клиника, — заключил он, с любопытством наблюдая оратора. — Нечто вроде разжижения мозгов в запущенной стадии сифлиса"=.

— Ну, и при чем тут Калетина?

Мужичонка вдруг с подозрением, исподлобья уставился на Алексея, как на недоумка. Тот в очередной раз остро почувствовал себя совершенным иностранцем, Миклухо-Маклаем.

— Ты че, бля, думаешь? Ушла? Квартал вокруг обежит, и домой!

Он оглянулся по сторонам и с видом заговорщика поманил Алексея к себе. Алексей подставил ухо.

— Дома! Дома, говорю, сидит, ну? Торкнись поди в ворота, падло буду!

Алексей недоверчиво хмыкнул. Но мужичонка, шаркая галошами и озираясь, уже семенил к своему палисаду. Однако не ушел, а встал поодаль, зорко наблюдая за дальнейшими действиями ="органов"=.

Как и в прошлый раз дверь легко подалась. Похоже, ее тут никогда не запирали. Алексей поднял глаза и застыл от неожиданности. Перед ним в дверном проеме плавало бледное лицо с вопрошающе устремленными перед собой глазами. Темнота внутри съедада очертания фигуры, и оттого лицо казалось картонной маской, подвешенной под притолокою на невидимой нити.

— Извините, я не заметил, когда вы прошли.

Бледная маска едва заметно шевельнулась.

— Я думаю, нам следует поговорить. Если позволите? — Он сделал шаг вперед и остановился, выжидая.

— Проходите.

В доме царил полумрак с запахом гнили и сырости. Алексей осторожно двинулся следом, едва угадывая впереди легкое движение воздуха. Хозяйка остановилась посреди комнаты лицом к гостю. Оглядевшись, Алексей узнал комнату покойной дочери. Портрет Иры в траурной раме, выполнеиный халтурщиком из местного фотоателье, смотрел на них со стены с напряженной, вымученной улыбкой.

— В мае месяце я был у вас. Вы помните?

Женщина молчала. Было похоже, внешние события нимало ее не занимали. В том числе он сам — всего лишь очередная докука, которую необходимо перетерпеть и забыть.

— Мы тогда говорили о вашей дочери. Ире Калетиной.

— Да.

Веки прогнули, и она остановила на нем встревоженный взгляд. ="Помнит, — отметил Алексей. — Во всяком случае то, что касается дочери"=.

— Вы говорили, она бывает у вас? Это так?

— Приходит.

— Вам не кажется это странным, учитывая, что Иры вот уже год нет в живых?

Калетина вновь потупилась. В быстро густеющих сумерках ему показалось, что плечи ее вздрагивают. Алексей подошел к портрету на стене, чтобы как-то разрушить дурацкую мизансцену и собственную не менее дурацкую роль строго вопрошающего учителя.

— Она привязана ко мне и не может уйти совсем, — тихо прошелестело в темноте.

— Вы тоже любили ее?

— Да.

— В прошлый раз, когда я провожал Иру, я просил разрешения навестить ее еще раз. Она согласилась, как будто. Могу я поговорить с ней?

Он затаил дыхание, чувствуя, что в своем любопытстве зашел слишком далеко. Ответ как всегда последовал не сразу.

— Не знаю.

— Мне бы очень хотелось. Если возможно, — с настойчивостью добавил он, не слыша в ответе категорического отказа.

— Это зависит от Ириши.

— Когда? Сегодня, завтра?.. Где она?

— Здесь.

Калетина неловко повернулась и вышла из комнаты. Алексей постоял в растерянности и опустился на софу. Прошло минут десять-пятнадцать, хозяйка не возвращалась. Он подумал вдруг, что ответ Калетиной мог означать что угодно. Например, память о покойной, которая, как боль, постоянно здесь, в сердце матери. Или что-то в этом роде.

Он заметил белеющий в сумерках возле двери выключатель и пощелкал кнопкой. Свет почему-то не горел. Алексей потуже прокрутил лампу в люстре и снова пощелкал. Безуспешно. Ждать больше не имело смысла. Впотьмах, ударяясь плечами о многочисленные косяки, он кое-как выбрался наружу. И вдруг столкнулся с хозяйкой в калитке. Похоже, она откуда-то возвращалась, одетая в темное, в темном платке, прошла мимо, даже не взглянув. И скрылась в доме.

— Черт знает что... — Он пожал плечами и вышел на дорогу, чувствуя себя идиотом.

На столбе бросились в глаза обрывки провода на изоляторах, около полуметра длиной. Остальное было смотано и висело на заборе Калетинского палисада.

— Ну? Теперь видал? А я че говорил? — Прежний небритый мужичонка стоял в нескольких шагах от него и делал руками какие-то знаки. Алексей сообразил наконец, что его зовут.

— Айда в дом, поговорим. А то на виду у этой...

В прихожей, склонясь над оцинкованным тазом, поставленном на табурет, мыла голову дебелая баба. Халат на ней был спущен с плеч до пояса, и белые, непомерно большие груди тяжко колыхались в такт движениям рук. Мужичонка фыркнул и с порога обложил бабу матюгами.

— Выставила вымя, корова недоена! Тут человек у меня из органов, а ей хрен по это самое!

Баба протерла глаза от мыла и, ойкнув, скрылась за занавеской. Мужичонка протопал следом. Алексей услышал его приглушенный бормоток, из которого удалось разобрать всего два слова — ="гость"= и ="из органов"=. Еще ="дура"=. Обратно он появился с торжествующей ухмылкой на небритой физиономии, зажав в горсти бутылку ="Пшеничной"=.

— Айда, по такому случаю.

Сели за стол на кухне, довольно грязной и больше напоминающей кладовку. Мужичонка ловко скусил зубами пробку и набулькал водки в два грязных, захватанных стакана до самых краев.

— Ну, бывай! — бормотнул он, вытягивая губы сосочкой. Острый кадык заходил у гостя перед глазами. Алексей понял, что ушлый мужичонка довольно ловко его использовал. Человек из ="органов"= и ="по такому случаю"= произвели на супругу необходимое впечатление. Иначе ="Пшеничной"= супругу было бы не видать как собственных ушей.

Вскоре появилась она сама в туго повязанной на голове косынке. Молча прошла к лавке и уселась напротив гостя, скрестив руки под грудью. С этого момента она ни разу не пошевелилась и, кажется, не сморгнула. Хозяин уже нес околесицу, яростно напирая на какие-то свои права. Но его разговоры, сколько Алексей мог разобрать, по-прежнему крутились вокруг Степана Гирева, который ="робил"= в СМУ на автокране, и все тех же злополучных кролей, которые сдохли вместе с приплодом из-за ="этой стервы"=. Алексей отодвинул стакан с водкой в сторону.

— Провода у Калетиной твоя работа?

— Ну дак... бля такая, она во у меня где!

Мужичонка полоснул ребром ладони по кадыку и заматерился скороговоркой, бросая на гостя подозрительные, сверкающие взгляды. Тот жестом остановил его.

— Теперь слушай. Завтра провода у Калетиной должны быть на месте, а не на заборе. Если она пожалуется, или узнаю сам, пеняй на себя. Все понял? — С порога он еще раз обернулся. — Я не продаюсь.

Дом Калетиных на противоположной стороне улицы показался ему в темноте похожим на черный гроб, случайно забытый в кустах.

— Вот и сходили подружки по ягоды, — пробормотал он, вспоминая анекдот отца Амвросия про двух озабоченных дурех. Пожалуй, при встрече стоит рассказать батюшке продолжение анекдота. Заодно поинтересоваться его ="точкой зрения"= на обстоятельства.

10.

В начале рабочего дня Алексей заглянул в отдел социального обеспечения, но проторчал там около часу, пока не убедился, что с бабушкой Тани Чераневой все будет в порядке.

По дороге из райсобеса в прокуратуру он нос к носу столкнулся со следователем облпрокуратуры Круком. Не ответив на приветствие, Крук уперся в него сонным, невыразительным взглядом.

— Сбежал, Леша?

Алексей усмехнулся.

— Выпал из поля зрения, так скажем.

— В следующий раз, — промямлил Крук, — придержи свои соображения для приватной беседы.

Он неторопливо двинулся дальше. Ни здравствуй, ни до свидания. Но из его реплики Алексей понял: Крук нацелен на результат и дает понять, что на него можно рассчитывать.

В приемной Алексея дожидалась телефонограмма из ЭКО УВД.

Срочно!

Следственный отдел прокуратуры Валяеву На Ваш запрос высылаем справку о результатах aизико-химического исследования.

1. Частицы вещества, представленные в смыве по месту отчленения головы потерпевшей, являются микрочастицами олова и канифоли, имеют следы термического воздействия.

2. При исследовании кусочков бумаги, выбитых дыроколом, установлено: бумага типографская, изготовлена Камским целлюлозно-бумажным комбинатом, имеет ГОСТ 9095-73.

3. Тип бумаги от дырокола и образен бумаги, на который написана угрожающая записка, совпадают.

Полное экспертное заключение будет направлено Вам после оформления.

Эксперт Морозов Возле его кабинета, под дверью, чадили сигаретами следователи Махнев и Соковнин. С ходу, не давая открыть рот, Алексей предупредил:

— Взаймы не дам.

— Это почему? — подозрительно осведомился Махнев.

— Берите с граждан взятки. И никаких проблем.

— Не хватает! Даже на курево.

— Не с тех берете, значит. И вообще, какого черта тут?..

Махнев сделал руками ослиные уши и заревел:

— И-и-и О-о-о! И-и-и О-о-о!

— ИО направил. К тебе в распоряжение, — пояснил Вася.

Алексей хмыкнул.

— Ладно. Проходите, дурачки.

— Почему дурачки? — обиженно протянул Махнев.

— Все потому же. Я — теперь начальник, значит, ты — дурак. Вася тоже дурак, хотя и молчит. Но это к слову, чтобы субординацию не забывали. — Алексей выложил на стол тощую папку с делом, открыл настежь окно. — Можете познакомиться, господа. Потом я готов выслушать ваши дурацкия предложения.

Оба следователя одновременно погрузились в изучение документов. Наконец Махнев перевернул последнюю страницу и толкнул папку через стол Валяеву.

— Так. Что дальше?

— Дальше я намерен распределить обязанности. Вася как безусловный специалист по копанию в грязном белье возьмет на себя потерпевшую Чераневу и ее связи. Где, когда, куда, с кем? Предсмертные маршруты Чераневой, возможные свидетели. Сексуально озабоченная публика с криминальным уклоном Василию Степановичу до боли знакома. Так что карты в руки и пожелание всяческих успехов. Я, так и быть, беру на себя самую рутину. Проверю результаты физико-химической экспертизы. Где-то в городе есть точка, где должны сойтись паяльник, дырокол и типографская бумага ГОСТ 9095-73. Наконец, Махнев...

Алексей на некоторое время задумался.

— Тебе, как обычно, придется взять на себя младенца.

— Опять?! — взревел Махнев.

— Это майор в отставке Глухов Иван Андреевич. Во-первых, свяжись с райвоенкоматом и установи возможных сослуживцев Глухова. Выясни действительную причину увольнения в запас. Во-вторых, Глухов сейчас активно перемещается, поэтому необходимо фиксировать каждый его шаг. И, втретьих... с этого, на мой взгляд, следует начать: срочно допроси мастера производственного обучения Охорзина.

Алексей вкратие пересказал события, известные ему по телефону со слов секретарши.

— Минуту, начальник, — перебил его Махнев. — Допустим, я дурак. По штату, разумеется. Из материалов дела я понял, будто Глухов терпящая сторона? Но после разговора с умным человеком с удивлением узнаю, что Глухов злодей! Отрезал бедной девушке голову, подкинул себе в квартиру и хочет заставить себя выплатить себе миллион. При этом, заметьте, активно перемещается. Что за хреновина? Почему я должен за этим мудаком в отставке следить?

Алексей рассмеялся.

— У меня есть подозрение, уважаемый господин Махнев... подозрение, переходящее в уверенность, что ваш подопечный ведет двойную бухгалтерию. Дело в чем? Когда Глухов закапываж голову и пытался скрыть от нас, что его шантажируют, это было понятно. Преступник угрожал семье расправой. Теперь все знают все, но Глухов тем не менее продолжает темнить. Говорит, разберусь сам. Хотя, по логике вещей, должен цепляться за любой шанс.

— Ну, и что из этого следует?

— Представьте, господин Мажнев, что преступник вдруг оказался в наших руках. Какой первый вопрос вы ему зададите?

— Про миллион, разумеется, — догадался Махнев — Почему ты, злодей, решил, что у бедняги Глухова есть миллион? А?

— Вот именно. Поэтому я делаю вывод: Глухов рассчитывает добраться до преступника первым.

— Понял. Вопрос снят.

Оставшись один, Алексей взялся прорабатывать план собственных действий. Микрочастицы олова и канифоли со следами термического воздействия означали одно: профессия преступника связана с пайкой и лужением. Телерадиомастерские, ремонт бытовой техники, контрольно-измерительные приборы, электромонтаж, гаражи и т. п. Кусочки бумаги, выбитые дыроколом, безусловно, указывают на учреждение, а не на домашнего радиолюбителя. К тому же, дырокол с четкими индивидуальными признаками, а бумага имеет установленный ГОСТ. Хлопотно, но обнаружить такую контору вполне возможно. Город в конце концов не велик.

Однако при детальном анализе исходных данных Алексей почувствовал, что искомая контора становится все более призрачной, а ее контурн размытыми. Появилось даже подозрение, что такой конторы может не быть вообще.

В городе, как он выяснил, действует несколько десятков отраслевых и ведомственных снабженческих организаций со своими базами, которые снабжают район бумагой. Бумага потребительских форматов, например, продается во всех магазинах ="Спорткульторга"=. Алексей поискал у себя в столе початую пачку бумаги с уцелевшей упаковкой. На обороте прочел:

Камский целлюлозно-бумажный комбинат Типографская бумага No2 Ординарных 250 листов ГОСТ 9095-73

Он вздохнул... Что еще? Дырокол? У него на столе тоже имеется дырокол. Еще один — в ящике письменного стола. В шкафу, если память не изменяет, среди бумаг завалялся третий, правда, сломанный. Не надо большой фантазии, чтобы представить количество дыроколов, валяющихся по разным конторам. К тому же, дефект того единственного, которым пользовался преступник, может оказаться заводским браком, поэтому не исключено, что в продажу поступила целая партия брака одновременно.

То же самое с паяльником. Они имеются едва ли не в каждой семье. Стационарных бытовых паяльников, как известно, не бывает. Они все переносные. Поэтому олово, канифоль, паяльник может таскать в авоське по городу любой гражданин независимо от профессии. Скорее всего, на этом направлении его ждет его большая рутина. Поразмыслив, он решил наконец ограничиться выборочной проверкой. На всякий случай.

Опасения оказались не напрасны. К вечеру ему и его сбившимся с ног оперативникам удалось выяснить только то, что утром он был прав.

Вернувшись домой, Алексей принял душ и с кипой свежих газет рухнул на кровать. Но газетное чтиво на ум не шло. По нескольку раз он возврашался глазами в начале только что прочитанного абзаца и наконец отложил газеты в сторону. Сквозь дрему ему почудились неуверенные шаги на лестничной пдощадке. Кто-то остановился напротив его двери. Алексей тотчас открыл глаза и сунул руку под подушку...

Сегодня при встрече с Круком мелькнула мысль передать архив Хлыбова ему. Он даже рассортировал, оставив нужные бумаги себе. И не отдал. Лучшей приманки для преступника невозможно было придумать.

Он сел, выжидая, что последует дальше. Однако в дверь просто позвонили. Алексей сунул пистолет глубже под подушку и отправился открывать.

На пороге, смущенно улыбаясь, стояла Светлана Тэн.

— Вот это да-а! — наконец пробормотал он и тряхнул головой. — Вы сон? Или я сошел с ума? Брежу?

Большие черные глаза скользнули по его лицу всполохами далекой зарницы. Она не ответила.

— Значит, сон, — подумав, заключил он. — В таком случае поцелуй в щеку не возбраняется.

Он взял девушку за руку и прижался к ее нежной щеке губами. Это продолжалось почти минуту. С тихим смешком она отстранилась наконец и прошла в комнату, оглядывая убогое жилище.

— Бог мой! Как тут у вас неуютно.

— Это гостиничный номер. — Алексей пожал плечами. — Я, кажется, привык и не замечаю. Хотя, когда вы вошли, я сразу понял: в этом номере не хватает персидских ковров, лепнины с позолотой и византийской кудрявой росписи. Поверьте, мне стыдно, что ничего этого нет.

Она быстро повернулась к нему, и он, словно брошенный в воду камень, разом утонул в черной бездне ее глаз.

— Вам не стыдно, что за месяц вы ни разу не позвонили своей невесте? Не пытались встретиться? Или ваше предложение всего лишь циничная шутка?

— О! Что ни вопрос, то пощечина. — Он взъерошил волосы. — Э-э... хотите кофе?

— Я хочу услышать ответ.

— Чудесно. Угощать мне все равно нечем. Я, признаться, не ждал вас.

— Это я уже поняла. — Она не отводила взгляд, и он лишний раз убедился на собственной шкуре, что камни плавать не умеют.

— Да, мне стыдно, — скорбно признался он.

— Это все?

— Мне стыдно потому, что я, увы, все еще не районный прокурор. Я просто следователь, ищейка! По сути, розыскная собака. В номере нет персидских ковров, нет лепнины на стенах и, если невеста разборчива, подумал я, ей не за что уважать такого жениха. Несколько раз я порывался позвонить, но вспоминал, кто я есть на самом деле, и бросал трубку. Зато теперь, когда вы пришли, пришли сами, я понял, что глубоко заблуждался. Моя щепетильность кажется мне абсолютной глупостью, и я готов принести извинения в любой доступной форме.

— Мне кажется, вы хамите, — тихо произнесла она.

— Возможно, мне не хватило вежливости, но я ответил искренне. За это ручаюсь.

— Вы тешили свою щепетильность столько времени, а о моей щепетильности подумали?

— Зачем? Вы же пришли...

— Ах так! — Ее взгляд вспыхнул, словно пламя электросварки, и звонкая оплеуха гранатой взорвалась у него на щеке. Алексей дернулся назад, как от сокрушительного удара, и, потеряв равновесие, всем телом грохнулся о платяной шкаф. Сверху повалились книги и стопы газет, а его тело безвольно сползло на пол. Вдобавок, он ударился головой об угол шкафа. Чтобы падение выглядело убедительно, он незаметно ударил ладонью об пол. Бух!

— Ой... мамочки!

Она с ужасом уставилась на распростертое тело. Потом до нее дошло, что он продолжает ломать комедию, и она выбежала вон, с треском захлопнув за собой дверь. От удара еще одна пыльная кипа газет обрушилась со шкафа ему на голову.

Алексий сел в задумчивости, начиная сомневаться, что его выводы относительно Тэн верны. Потом снова лег на кровать и уставился в потолок.

В прихожей звякнул телефон.

— Меня нет, — пробурчал он и отправился к телефону. — Да?

В трубке молчали.

— Я слушаю вас! — рявкнул он.

— Алексей Иванович, — голосок Тэн звучал сухо и холодно, но и с этими интонациями, признаться, ласкал слух. — Я, наверное, слишком быстро согласилась выйти за вас замуж, и сожалею и беру свои слова назад.

— Все? — спросил он, помедлив.

— Да.

— Почему вы не бросаете трубку?

Она не ответила. Алексей терпеливо ждал. Потом в трубке послышался тяжелый вздох.

— Я похожа на грязную девку?

— Нисколько.

— Тогда почему?! — в голосе Тэн звенели слезы. Он почувствовал, как к горлу подступает острый комок.

— Так, — буркнул он. — Валял дурака. Фамилия такая. Валяев.

Она помолчала, потом осторожно, как с больным, которого лишний раз нельзя беспокоить, спросила:

— Я хочу знать, что заставляет вас обращаться со мной подобным образом?

— Хорошо. Давайте попробуем поговорить откровенно. Я жду.

— Нет! Приходите вы. У себя дома я буду чувствовать себя уверенней.

— По-моему, я не знаю вашего адреса.

— Соседний подъезд. Девяносто шестая квартира.

Алексей изумленно присвистнул. Положив трубку, он сунул пистолет в кейс вместе с бумагами и выбрался на балкон. Огляделся. Затем, с перил, он осторожно просунул кейс через балконное ограждение верхнего этажа. Там, среди мебельного хлама и пыли, имелась весьма подходящая на этот случай щель.

11.

Дверь открыла сама Светлана. Ее глаза еще блестели от слез, но на лице цвела чуть растерянная улыбка. Вслед за хозяйкой он вошел в одну из комнат. Судя по количеству дверей и размерам прихожей, квартира была трехкомнатной.

— Мы одни? — спросил он, озираясь по сторонам.

— Я бы не хотела отвечать на этот вопрос.

— Понял. Вы надеетесь, что я буду вести себя скромнее?

Она проигнорировала реплику.

— Что вы будете пить?

— Даже так... гм? Предпочитаю водку. С содовой.

Полубогемная обстановка в комнате, куда его пригласили, не указывала, что обитательница работает на мясокомбинате. На стенах, на стеллаже, в углах было полно гравюр и акварелей, содержание которых не имело к действительной жизни ровно никакого отношения. Пожалуй, только одна, в простенке между окнами, изображала чье-то лицо, кажется, мужское. Манера писать выдавала в художнике истерическую, неорганизованную натуру. Все линии казались случайны, нелепы, но из этого хаоса смотрели глаза, проступал лоб, подбородок и определенно что-то ему напоминали.

Алексей обернулся и увидел, что Светлана внимательно наблюдает за ним.

— Моя подруга. Она вроде пифии. Художница. Рисует только в трансе с закрытыми глазами. Свои наброски называет предсказаниями. говорили, они сбываются.

— А этот тип, он кто?

— Я попросила ее однажды, она наркоманка, очень больна, попросила сделать для меня портрет человека, которого когда-нибудь я полюблю. Однажды она принесла мне вот этот.

Алексей подошел ближе.

— Заурядная физиономия. Весьма даже.

— Да. — Она слабо улнбнулась.

— Но вы, я полагаю, уже испытываете какие-то чувства к этому типу?

— К сожалению, он оказался хамом. Любитель валять дурака.

— Вот как!

Алексей с любопытством уставился в чудовищный хаос линий, пытаясь отыскать черты сходства. Но чем дольше он всматривался, тем отчетливее проступали на поверхности беспорядочные, неряшливне штрихи, разрушая образ как таковой.

— Хотите сказать, этот симпатяга на портрете и я — одно и то же лицо?

— Да. Именно поэтому ваше хамство сошло вам с рук.

— Если не считать, что я перестал слышать на левое ухо. — Он подергал себя за мочку. Потом не без самодовольства улыбнулся. — Значит, вы влюблены в меня?

Она вспыхнула.

— Почему вы хотите казаться хуже, чем на самом деле?!

— Это вы вообразили обо мне черт знает что. А я должен отдуваться за ваши фантазии.

— Вот ваша водка, — она с грохотом поставила на столик возле бара граненый стакан. — С содовой!

— Водка не отравлена?

— Нарочно пытаетесь меня дразнить?

— А что?

— Зачем?!

Он опрокинул содержимое стакана в рот.

— Когда я впервые увидел вас посреди разделанннх туш и мясокомбинатовского ворья, вы показались мне ангелом, спустившимся в ад. Я слаб перед женской красотой, это однозначно, и с ходу, если помните, выдал вам предложение.

— Я помню.

— Вы, вероятно, сравнили меня с этой дурацкой рожей на портрете, углядели некое сходство, всплакнули в одиночестве и решили, что я — ваша судбьа. На следующий день я получил от вас согласие. Но фактически мы друг о друге не знаем ничего. Ваши хрупкие романтические фантазии в данном случае не в счет. Согласны?

— Кажется, да, — с застывшим лидом произнесла Тэн.

— Отсутствие информации о человеке, тем более когда я намерен предпринять важный для себя шаг, не в моих правилах, — значительно произнес он.

— И вы весь месяц прилежно занимались сбором информации?

— Да, — он скромно потупился.

— Судя по поведению, вы насобирали обо мне столько гадостей, что они вот уже второй час бьют из вас фонтаном.

— Не совсем так. Представьте себе на минуту, что вы — двигатель, созданный в каком-то НИИавтопроме.

— О-о!

— Вначале вас гоняют на стенде в разных режимах. Потом ставят на ходовую и испытывают на полигоне. Потом в дорожннх условиях и по бездорожью, вдоль и поперек. Так вот, наша с вами беда, что предложение сделано и принято еще месяц назад, а испытания от стенда до бездорожья — все сошлись в эти два часа.

Ее глаза изумленно расширились.

— Вы хотите сказать... вы меня испытываете?

— А что мне остается делать? Брать замуж кота в мешке? Я хотел сказать кошку.

— Вы уверена, что кошка пойдет за вас замуж?

— Не забывайте, согласие вы уже дали.

— Хорошо, — зловеще произнесла она. — И что ваши испытания показали?

Алексей загадочно улыбнулся и плеснул себе еще водки.

— Вас очень волнуют результаты испытаний, я вижу? — язвительно спросил он.

— Нет!

— Не лгите. Вы внушили себе, что влюблены в меня, а мнение любимого человека не может быть вам безразлично.

— Ваше мнение, кажется, я уже знаю. Но готова испить чашу до дна. Чтобы у меня не осталось больше иллюзий. А потом... потом я набью вам физиономию.

— Вы очаровательны, — со вздохом признался он. — Вы деликатны и не горды. Но за вашей изящной хрупкостью, Светлана Васильевна, скрывается огнеупорная мощь доменной печи.

— Доменной печи?

— Да.

— Я что-то не совсем понимаю. Это признание в любви или разновидность хамства?

— На ваше усмотрение. Тем более, испытания еще не закончены.

— О боже! — простонала девушка, но румянец удовольствия уже тлел на ее щеках. Она откинула со лба темный, блестящий локон. Безотчетным движением он перехватил ее падающую руку и прижал к губам. Девушка вздрогнула от неожиданности, но с одного взгляда угадала в нем безмолвное восхищение.

— Испытания закончились?

Он помотал головой.

— Что еще я должна продемонстрировать?

— К сожалению, сексуальные способности моей невесты для меня полная загадка. Ни малейшего представления, если не считать оплеухи.

Она резко повернулась и отошла к бару. Он сзади обнял ее узкие, напряженные плечи. Поцеловал.

— Я не могу переломить себя, — прошептала девушка.

— Почему?

Она долго молчала.

— Это надо сделать сейчас?

— Кажется, ты собиралась испить чашу до дна.

Не дождавшись ответа, он отошел и сел в низкое кресло. Она стояла так минут пять, спиной к нему. Потом, словно решившись, опрокинула в граненый стакан бутылку, пока водка не полилась через край. И, страдая физически, насилуя себя, выпила мелкими глотками почти весь. Медленно повернулась к нему.

— Я попробую... выпью чашу унижения до конца.

Язык у нее заплетался, веки тяжелели. С трудом она расстегнула пуговицу на блузке. Другую...

— Довольно, — Алексей поднялся. — Можешь ограничиться оплеухой. Я заслужил, кажется.

— Нет! — Она вскрикнула и с силой толкнула его обратно в кресло. — Я не хочу больше никаких иллюзий! Никаких, слышишь? Не-на-вижу!

Она содрала с себя блузку. Юбка вслед за ней плавно скользнула с беред в ноги. Она переступила через нее и едва удержалась, чтобы не упасть. Коекак стащила коротенькую сорочку и осталась перед ним в узких прозрачных трусиках.

Алексей рывком поднялся.

— Прости, если можешь, — пробормотал он и направился к двери. Уже открывая, услышал за спиной плач. Она сидела на тахте, уткнув лицо в колени. Узкие плечи вздрагивали от рыданий. В нем шевельнулось чувство раскаяния. ="Что если подозрения относительно Тэн напрасны? — подумал он. — Тогда эта египетская казнь, которую я устроил, долго будет висеть на совести.

Алексей вернулся и сел рядом.

— Не уходи, — всхлипывая, чуть слышно попросила она.

— Да.

Светлана разжала пальцы, и толстый лист ватмана, содранный со стены, медленно, с натугой расправился.

— Здесь даже имя. Но ты просмотрел, кажется.

В хаосе линий, прямо через лицо, он вдруг отчетливо разглядел собственное имя...

А Л Е Ш А Зачем-то спросил:

— Где сейчас эта пифия?

— Не знаю.

Алексей провел нетерпеливо ладонью по черному, сверкаюжему водопаду волос. Она встрепенулась и быстро обвила его шею руками, смеясь и плача одновременно.

— Кошмарное лето! Я, кажется, успела сойти с ума.

x x x

...Спустя час Светлана ввбралась из его объятий и, набросив на себя халатик, едва прикрывающий стройные бедра, побрела к бару. Но дойти не смогла и без сил опустилась в кресло.

— Мне необходимо выпить, наверное. Мне плохо.

Влитый насильно стакан водки, похоже, оглушил ее. Лицо было бледным. Алексей открыл бар и удивился обилию разномастных бутылок с яркими наклейками. Впрочем, все они были непочаты.

— Даже коллекционное, о! Откуда?

— Ну, ты не знаешь настоящую цену моего места, — вяло отозвалась она. — Я говорила, кажется...

— Не знал. До последнего времени.

Он сбил сургуч с какой-то толстой, непрозрачной бутылки и штопором вырвал пробку. Рубиновая струя тяжело пролилась в глубокий хрусталь. Себе плеснул в стакан водки. ="Нищий, но гордый"=, — хмыкнул он. Зато невеста, похоже, досталась с приданым. Под ногами белый ковер или палас с густым по самые щиколотки ворсом. Не меньше сотни иллюстрированных, чудесно изданных альбомов. Видюшник. Видеоплеер. Еще что-то. Хотя в ее положении это все мелочи, надо думать.

Вино вернуло на ее щеки румянец. Блестя глазами, она забралась к нему на колени и неожиданно опрокинула навзничь. Затем с победительным видом уселась верхом.

— В такой позе тебе не придет в голову валять дурака, — строго заявила она. Он подумал и вынужден бнл согласиться.

— Теперь, Алешенька, ты выложишь все до последней гадости, какие собрал обо мне в последнее время. Пора отрегулировать отношения. Но, имей в виду, за всякую ложь я буду вливать в тебя по стакану водки.

Она вдруг всхлипнула от недавней, еще свежей обиды.

— Второй раз я такой экзекуции не вынесу.

Он промолчал, старательно кося глазами. Светлана проследила его взгляд и запахнула разъехавшийся в низу живота халатик.

— Не отвлекайся, пожалуйста.

— Хорошо. Начнем с того, моя прелесть, что вы, номинально являясь мастером колбасного цеха, фактически уже полгода исполнительный директор акционерной компании... назовем условно ="Рога и копыта"=. Кстати, это одна из причин, по которой из областного управления мясомолочной промышленности вы перешли в район на вашу нынешнюю скромную должность. Это так?

— Да, моя прелесть.

— Среди ваших учредителей восемь крупнейших организаций и предприятий. Это для широкой общественности. На деле, я полагаю, под видом структурного подразделения одного из предприятий-учредителей создано мааленькое общество с ограниченной ответственностью, которое возглавляет узкий, скажем так, круг лиц. Мясокомбинат вот уже полгода как передан на баланс этого общества, хотя пока еще является госпредприятием. Но настанет час, и общество с ограниченной ответственностью будет объявлено банкротом. Испарится. Зато останется тот самый узкий круг физических лии, а в новом учредительном договоре строчку ="владелец предприятие"= заменят на ="гражданин такой-то"=. Это махинация чистой воды. Но это вдвойне махинация, поскольку члены районной комиссии по приватизации и руководители предприятий-учредителей составляют тот узкий круг лиц, в чью собственность переходит ваш комбинат.

Алексей проследил, как она потянулась за бокалом и поднесла рубиновый хрусталь к ярким губам.

— Ну, и как тебе эти гадости?

— Надеюсь, ты не из-за этого меня третировал?

— Не из-за этого, — согласился он.

— Уже хорошо. Между прочим, Алешенька, то, что ты называешь гадостями, на самом деле называется государственной программой приватизадии. Для осликов, вроде тебя, через полгода-год выпустят бумажки номиналом в десять тысяч рублей. Это одна приватизация, она для нищих, и еще не действует. Мне ты рассказал о другой. Это одна из схем, которая действует и уже давно по всей территории страны. Ее называют дикой, номенклатурной, обзывают всякими гадкими словами, иногда даже приостанавливают, если кто-то, вроде тебя, подымает большой шум. Но это и есть действительная, настоящая приватизация, санкционированная в правительстве. Передел собственности в пользу партхозноменклатуры. Все, что не сгнило, что приносит доход и не требует капиталовложений, государственной собственностью давно не является. Наш комбинат тоже, между прочим.

— Мясокомбинат — частная собственность? Уже?

— Ну, не совсем. Если ослик обещает быть умненьким и не брыкаться, я расскажу.

— Не брыкаться не обещаю.

Она наклонилась в чмокнула его в нос, как несмышленыша. При этом халатик снова разъехался...

— Все равно расскажу. Необходимо расставить все точки над i. На мясокомбинате к приватизации готово все. Но пока мы не спешим. Во-первых, закупается новое импортное оборудование. Разумеются, за счет государственных бюджетных вливаний. Кстати, чем не гадость, с точки зрения ослика? Это при том, что наши основные фонды, имущество уже оценены по остаточной стоимости. К тому же, многократно заниженной... Эй? Ты меня слышишь? О боже!

Она снова запахнула полы халатика, и Алексей обрел способность соображать.

— Но мы, совет учредителей, на этом не остановились. Никто пока об этом не знает, но скоро, очень скоро грядет обвальный рост цен. Может быть, в сотни и тысячи раз. А вот переоценку госимущества в связи с отпуском цен производить год, два, может три в правительстве воздержатся. Ослик понимает о чем идет речь?

— Да. Мясокомбинат сможет купить даже прокурор. На свою зарплату.

— Но только в одном случае. Если женится на исполнительном директоре.

— Кстати, каким образом, моя прелесть, вы попали в компанию этих мерзавцев-учредителей? Одно время, кажется, я был очень наслышан о вашей честности.

Она рассмеялась.

— Именно поэтому. Кучке мерзавцев желательно было оставаться постоянно в тени. Зато в качестве представителя и исполнительного директора нужен был человек с безупречной репутацией. Это раз. И сильный профессионал, это два.

— Видимо, ты плохо представляешь себе, в какую компанию затесалась, девочка, — резко перебил он. — Там махровая уголовщина по самым тяжким, расстрельным статьям. Вплоть до организации убийств.

— Этс не мои проблемы, — она равнодушно пожала плечами.

— Они станут твоими. Эти люди замазаны по самые уши, и все повязаны. По правилам игры они обязаны замазать тебя тоже. В целях личной безопасности. Поэтому будь уверена, если кто-то погорит, все, что ты мне рассказала будет висеть на тебе одной.

— Бог мой, какой ты глупенький! Все давно не так, и ты ничегошеньки не понимаешь. Эти люди не из тех, кого привлекают к ответственности. А из тех, кто привлекает. Почти каждый из них — депутат, со статусом неприкосновенности.

— О да! Тем более, что всегда под рукой стрелочник.

— Зачем? — удивилась она. — Зачем резать курицу, которая несет для них золотые яйца? Они заботятся о моей репутации и безопасности пуще собственной. Все мои желания немедленно принимаются к исполнению. Но я редко злоупотребляю.

— Ага, если не считать должности прокурора для любимого ослика.

Она рассмеялась.

— Я преподнесла это иначе. На собрании совета я сказала: если вы хотите иметь на будущее карманного прокурора, прочно завязанного в деле, вот вам кандидатура. Мой будущий муж.

Услышав такое, Алексей едва не сделал кульбит. Наконец, кое-как взял себя в руки.

— Таким образом ты подарила им еще одно золотое яичко? — прорычал он. Она улыбнулась, словно не замечая его состояния.

— Наши акционеры, которых ты называешь мерзавцами, ухватились за эту идею двумя руками. Сейчас, считают они, очень подходящий момент, когда необходимо посадить прокурором своего человека. Где-то, неизвестно где, гуляют очень опасные бумаги. Для кого опасные, я, к сожалению, не знаю. Но этот компромат, по их мнению, необходимо отловить. Или нейтрализовать.

Краем глаза он поймал на себе ее испытующий взгляд, и черные подозрения вновь угрожающе зашевелились в его душе.

— Бумаги все у меня. Так называемый архив Хлыбова, моя прелесть.

— О-о! Я что-то в этом роде подозревала.

— Не сомневаюсь.

Светлана не отреагировала на реплику. Скорее всего, не услышала. Но он почувствовал почти физически, как заработали в ее очаровательной головке все извилины разом.

— Это настоящая удача, — прошептала она, наливая в свой бокал. — Об этом никто не знает?

— Кроме тех, кого это не касается, — ухмыльнулся он.

— То есть?

— Позавчера из-за этих бумаг мою спину пытались ковырнуть ножом. По счастью, обошлось. Так что твои друзья-акционеры, надо полагать, в курсе. Они знают, что весь архив у меня, и я никуда его не пристроил. Попросту не успел. Поэтому очередного визитера я ждал сегодня вечером. И вдруг — появляешься ты. Я вначале опешил, но должен был признать, что задумано неплохо. Вместо очередного убийцы в маске за архивом приходит очаровательная женщина. К тому же, моя невеста.

— Но почему за архивом, Алешенька? Ведь это не так? — В черных, больших глазах застыла боль и непонимание.

— Не знаю. Мы не встречались все лето. Ни одного звонка. И вдруг твой визит. Как снег на голову, едва я успел заполучить бумаги. Ни раньше, ни позже.

Она отрешенно молчала.

— Я не люблю, моя радость, когда меня убивают. Или пытаются выудить что-то обманом. Правда, в какой-то момент мне показалось, что я глубоко не прав. И готов был просить прощения за свое хамство, пока тебе не пришло в голову отрегулировать наши отношения. Расставить точки. Ты живо нарисовала радужную картинку нашего светлого будущего. В центре картинки счастливый Я, карманный прокурор, который в уплату за свою должностенку подарил кучке мерзавцев компрометирующие документы. Потом твои мерзавцы со статусом будут использовать меня, как шестерку бубей, чтобы щелкать по носу других мерзавцев и покрывать собственные сволочные грешки. Извини, Светлана Васильевна, эта перспектива меня как-то не прельщает.

— Алешенька, милый, я же не просила тебя отдать твои бумаги им?

— Хочешь сказать, не успела попросить?

Она покачала головой:

— ...И карманный прокурор, это только предлог? Способ заинтересовать, согласись?

— А кем еще, черт побери, я стану в вашей компаний? Среди мерзавцев?

— Но я же не стала. И потом, от мерзавцев, хотя бы от части из них можно легко избавиться. Особенно сейчас, — вкрадчиво произнесла она, и ее глаза покрылись мечтательной дымкой.

— Не понял?

— Ослик, ты ужасно какой недогадливый!

— Снова не понял?

Он попытался убрать ее руки с шеи. Но девушка, смеясь, толкнула его на постель и снова уселась верхом. Он тотчас затих со скошенными к носу глазами.

— Это потрясающая удача, Алешенька, что архив теперь у нас. Правда, я не знаю, насколько хорош компромат?

— Убойный, — буркнул он, стараясь держать себя в руках.

— Чудесно! Узкий круг мерзавцев может стать еще уже, если ты мне поможешь. В рамках закона, разумеется.

— Разбираться с мерзавцами моя работа. Но в рамках закона, девочка, круг твоих акционеров может только расшириться. И значительно.

— Это почему? — она мгновенно насторожилась и, он это почувствовал, сделалась вдвое тяжелее.

— Твои рабочие и управленцы знают, что работают на частном предприятии?

— Нет, разумеется.

— Но узнают, это неизбежно, и тогда обратятся в арбитражный суд. После суда я не уверен, что они захотят видеть тебя хотя бы мастером колбасного цеха.

Светлана нехотя сползла с него и отправилась в угол к стеллажам. Наугад выдернула из стопы пару папок и бросила на тахту.

— У меня тоже архив.

Алексей, недоумевая, открыл одну из папок, набитую какими-то фотографиями, выписками из протоколов товарищеского суда, выговорами, чьими-то свидетельскими показаниями и так далее.

— Что это?

— Компромат, мой милъй, на... — Она заглянула в начало. — На Веретенникова Вэ Эф. Несколько раз задерживался на вертушке при попытках вынести из цеха мясопродукты. Есть фото. Здесь товарищ Веретенников преодолевает забор. В руках сумка. Еще фото, в момент задержания. А здесь, как это?.. В особо крупных размерах? Уже в составе преступной группы по предварительному сговору. Управленец, кстати. Солидно, да? В общем, Алешенька, на всех крикунов, а это человек десять-пятнадцать, у меня заведены такие папки. Я могу уволить этих людей в любой момент на законных основаниях. Или, если это хороший работник, специалист, поговорю с глазу на глаз и предложу альтернативу. Либо передача материалов в суд, уголовное преследование, либо человек остается работать. При этом я расписываю новые перспективы, обещаю участие в доходах, льготы... Между прочим, один такой разговор уже состоялся. Все условия приняты без возражений.

— Заурядный шантаж. Статья 95 УК РСФСР. — Алексей фыркнул. — Удивительно, что при такой акульей хватке ты рождена женщиной.

— Тебе это не нравится?

— Ты очаровательная хищнипа.

— Это признание в любви?

Он хмыкнул.

— Мне надо посоветоваться вначале. Со своей пифией.

Она вспыхнула и тигрицей бросилась к нему на грудь.

— Злоде-ей!!!

Под тяжестью ее тела оба рухнули на постель и завязалась жестокая схватка, преимущественно в партере. Спустя полчаса истерзанная хищница, жалобно пискнув, на коленках покинула поле боя и поплелась к бару. Однако взгляд, брошенный на него из угла, полыхнул зловещим огнем. Обратно она вернулась с бутылкой водки и граненым стаканом.

— Алешенька, сознайся, что ты был не прав, когда хамил?

Голосок звучал вкрадчиво и убаюкиваище, а он уже напрочь утратил бдительность.

— Скажи: ты был не прав. Ну?

— Ага. Я был не прав.

И тут же раскаялся. Тигрица, даже не потрудившись одеться, снова уселась на него верхом и с торжествующим видом набулькала полный стакан водки.

— Уговор помнишь? За каждую ложь или клевету я вливаю в тебя по стакану водки.

— О боже!

— Пей.

— Я раскаиваюсь, моя радость.

— Ослик, будь мужчиной. Фи!

— Закусить хотя бы... А? — робко попросил он.

— После первой настоящие мужчины не закусывают.

— После первой? Значит, будет вторая?

— За все надо платить. За клевету тоже. Пей.

Он выпил. И заслужил половину холодной курицы с куском хлеба. Но рядом с тарелкой она поставила второй стакан водки. И тоже до краев.

— Это тебе? — с надеждой спросил он.

— Бедненький! — Она поцеловала его в лоб, утешая. — Пей.

— Это же преднамеренное убийство!

— Если бы ты, Алешенька, сегодня ушел, я... покончила бы жизнь самоубийством.

Он внимательно посмотрел на нее и — взялся за стакан. Закрыл, собираясь с духом, глаза. Девушка вдруг встревожилась.

— Ослик? А ты не умрешь?

— Я хочу умереть. Мне стыдно, — мрачно произнес он. Она поспешно забрала стакан из его руки.

— Мне этого достаточно.

12.

В последующие два дня Алексей окончательно потерял надежду отыскать контору, где бы преступник добывал себе на пропитание с помощью паяльника, а бумагу ГОСТ-9095 дырявил с помощью бракованного дырокола, пригодного для идентификации. Вероятно, связь между уликами имела более опосредованный и многоступенчатый характер.

У следователя Соковнина дела тоже подвигались не лучшим образом. Он опросил десятка полтора оболтусов, из числа половых партнеров Чераневой, опросил подруг, а также знакомых и родственников, но на след не вышел. Ктото видел Чераневу недели три назад возле синего ="жигуленка"=, но, возможно, это был ="москвич"=, она болтала с водителем. Правда, машина потом уехала без нее. Чераневу видели также в районе автовокзала. Нет, была не одна, в компании, с кем — неизвестно, свидетельница не приглядывалась, просто услышала смех и посмотрела вскользь, потому что спешила. Еще видели в парикмахерской. Когда Соковнин заявился в парикмахерскую, мастера подтвердили: да, такая у них была, недели две-две с половиной, кажется. Она из клиенток, но толком о ней никто в парикмахерской не знает, подруг здесь нет.

Чуть больше повезло Махневу. Войдя в кабинет, он с порога выложил Алексею на стол протокол допроса Охорзина, мастера производственного обучения из СПТУ номер 13 и изъятую записку с очередной угрозой.

— К ноге была пришпилена булавкой, — с брезгливой гримасой сообщил Махнев, выбивая из пачки сигарету. Алексей пробежал глазами протокол и взял целлофановый пакетик с запиской. Вслух прочел:

— Далеко не убежиш на очереди твой доч включили счетчик.

Тот же неграмотный до неприличия текст, печатные буквы вкривь и вкось, от руки, на грязном, в желтых пятнах, клочке бумаги.

— На очереди? Это как понять?

— Нога и голова, примерно, одной степени протухлости. Скорее всего, это Черанева. Первая на очереди. Если бы в записке подразумевалась маман, то нога должна быть как минимум на две недели свежее. Но, гражданин начальник, есть обстоятельство, которое позволяет рассуждать иначе. — Махнев встал и стряхнул столбик пепла с сигареты за окно. — Вчера наш майор запаса Глухов оформил по месту работы очередной отпуск и отбыл на отдых в Крым.

— Один?

— Как перст! Если учесть, что жена и дочь Глухова смотались из Массандры в три дня, сбежали по сути, то я склонен думать, что маман Глухову преступники каким-то образом достали. Полагаю также, он догадывается, кто преступники. Иначе чем объяснить скоропостижный отъезд Глухова в Крым?

— Поехал разбираться?

— Что угодно. Искать компромисс, устроить разборку, откупиться, покаяться, просто выйти на след. Не знаю. Пока судить рано.

— В военкомате был?

— Да. Со скрипом, но дело Глухова выдали.

— Что так?

— Ба-альшой секрет! Есть сорт людей, которые сами готовы приплачивать, лишь бы состоять при тайне. Но в деле Глухова ничего любопытного нет. Подал рапорт и был уволен из рядов СА по собственному желанию. Вот список лиц, которые служили в Закавказском военном округе в одно время с Глуховым. Правда, в разных частях. На днях постараюсь опросить.

— Опросить надо, — согласился Алексей. — Но это дело второе...

— Понятно, начальник! Можешь не продолжать. Оперуполномоченный Ибрагимов, по происхождению крымский татарин, уже пакует вещички. Милицейское начальство поставлено в известность, осталось оформить поручением.

Алексей улыбнулся.

— Ладно, пусть Ибрагимов. У тебя все?

Махнев замялся.

— Леша, — тихим, но жестким голосом произнес он, — мне нужна квартира. Если не дашь, считай, мое заявление лежит у тебя на столе.

Алексей вытаращил глаза.

— Квартиру? Я... тебе?!

Потом до него стало походить, и он расхохотался. Махнев внимательно пронаблюдал все его реакции, неопределенно хмыкнул.

— Слушок прошел. К нам едет прокурор. Фамилия прокурора мне показалась знакомой.

— Может, подождем? Пока приедет?

Махнев упрямо покачал головой.

— Ладно, — ухмыльнулся Алексей. — Допустим, я стал прокурором. Если почему-либо я не дам квартиру, ты пишешь заявление. Ну, а если дам, где гарантия, что, получив квартиру, ты все же заявление не напишешь? Гарантий нет никаких, и ты таким образом загоняешь меня в угол. Поэтому, желая сохранить ценного работника, я предпочитаю вместо квартиры дать тебе твердое обещание, что в ближайшие десять лет, как только представятся возможность, изыскать необходимую жилплощадь.

Но Махнев шутливого тона не принял:

— Вот смотрю на тебя, Леша, и такое ощущение, как будто сукин сын Хлебов как сидел на своем месте, так и сидит. Слово в слово, ажно дрожь пробирает. Единственная разница, что эти слова впервые я услышал от него десять лет назад!

Алексей обреченно кивнул:

— Хорошо, давай свое заявление, и подпишу.

— А... пошел ты! — вспыхнул Махнев и выскочил в коридор. Вслед за ним тяжело хлопнула дверь. Алексей пожал плечами. На проклятом квартирном вопросе даже у Махнева напрочь пропадало чувство юмора.

Он еще раз внимательно прочитал протокол допроса Охорзина. С его слов, Глухов прямо из гаража сел в машину и уехал. Куда — неизвестно. Ему сказал, что выбросит находку на свалке (там ее впоследствии нашли). Но, когда машина вернулась, на спидометре набежало лишних девяносто километров. Почему запомнил километраж? Потому что сам на неделе заменил трос спидометра на новый и никуда с тех пор не выезжал.

Алексей порылся в ящиках стола и отыскал циркуль. Ножки циркуля он развел с учетом масштабов карты района, которая висела за спиной. Потом воткнул иглу в райцентр и обвел на карте круг диаметром в сорок-сорок пять километров. Линия окружности пробежала через деревня Загарье, Шепели на юге и поселок Черная Слобода на северо-западе. Наверняка, свою страшную находку Глухов выбросил ПОПУТНО — на той же свалке рядом с трактом, где несколькими днями раньше закопал голову Чераневой. В таком случае, из трех возможных пунктов остается один — Черная Слобода.

Значит ли это, что жену и дочь Глухов прячет в Черной Слободе?

Несколько поразмыслив, он пришел к выводу, что Слобода — наихудшее место, какое можо найти для подобной цели. Уже то, что поселок, где все друг друга знают, стоит на оживленном тракте, плюс к тому сообщается с районным центром внутренней железнодорожной веткой, и по ней два раза в сутки курсирует пассажирский состав, исключало возможность даже на короткое время сохранить место пребывания в тайне. Но если не семья, если не желание удостоверяться, что с женой и дочерью все в порядке, то ради встречи с кем Глухов проделал эти девяносто километров?

Зазвонил телефон.

— Валяев. Слушаю вас?

— Участковый Суслов говорит. Здравствуйте, Алексей Иванович.

— Есть новости, инспектор?

— Да. Сегодня с нарочным из информцентра доставили регистрационную карту. На Чераневу.

— Почему в райотдел? Запрос, кажется, исходил от нас?

— Нарочный прибыл с ночным поездом. Тут еще кое-что...

— Ладно. Я жду, — отрезал Алексей и бросил трубку. Пока он гадал на кофейной гуще, необходимые документы преспокойно вылеживались в райотделе и, возможно, гуляли по рукам!

Спустя пять минут участковый положил перед ним конверт из толстой провощенной бумаги. Тяжело опустился на стул напротив. Глаза у Суслова были воспалены, а кожа лица приобрела землистый оттенок.

— На здоровье не жалуешься, Анатолий Степанович?

— Это недосып. Подряд вторую ночь.

— Что так? — рассеянно спросил Алексей, вытряхивая содержимое конверта на стол.

— Вчера ларек подломили, угол Рубинштейна и Свердлова. Школяры. Пришлось до утра по кустам отлавливать. Сегодня в три ночи черножопые гранату в общаге грохнули, по пьянке. Я только-только из оцепления. Полчаса назад сняли.

— Пострадавшие есть?

— Два трупа и раненый.

Алексей удивленно присвистнул.

— Чье общежитие?

— СПТУ номер 13.

— Армяне? Ну-ка, чуть подробнее, Анатолий Степанович, изложи?

Голосом, севшим от усталости, инспектор рассказал, что после взрыва в одной из комнат, где проживали армянские шабашники, нашли еще две гранаты РДГ-40, но никто из упелевших за свои их не признал. Мамой клянутся, никакого оружия ни один из членов бригады не имел. Тем более, гранаты. Откуда взялись эти три, не знают. Кто взорвал и с какой целью, тоже. Говорят, все были пьяные после расчета по одной коммерческой сделке. Правда, чтобы замять дело, предлагали каждому по тридцать кусков.

— Ми сами рэзбэремся, — со злостью передразнил Суслов.

Алексей отпустил инспектора отдыхать и взялся за бумаги. Как явствовало из регистрационной карты, обезглавленный женский труп был обнаружен два дня назад при случайных обстоятельствах в лесопарковой зоне микрорайона Заречный, в областном центре. На трупе имеясь многочисленчне ножевые ранения в область спины, на бедрах и животе. Кроме этих повреждений была отчленена левая молочная железа и левая нога по коленному суставу. Повреждена также одежда, в частности, брюки были разрезаны ножом, половые органы обнажены.

Идентификация трупа произведена после получения запроса с помощью дактилоскопической регистрации.

Далее шло описание одежды, обуви, перечень обнаруженных при трупе предметов. Особые приметы...

Дата вскрытия трупа и патолого-анатомический диагноз, из которого следовало, что группа крови головы и группа крови туловища совпадали; линия отчлерения головы от туловища проходила между первым и вторым шейными позвонками, что соотвествовмо выводам Голдобиной. Наконец, установленная при вскрытии причина смерти. Алексей пробежал глазами последние строчки медицинского заключения и почувствовал, что волосы на голове зашевелились. ="...Проникающее ножевое ранение в области сердца"=.

Удар ножом в спину!

Как говорил покойный Хлыбов, за какой конец ни тяни, конца не будет. Алексей походил по кабинету, пытаясь унять взыгравшее воображенье. Потом взялся за оставшиеся бумаги.

По запросу, который он сделал несколькими днями раньше, из ИЦ УВД поступили дополнительные сведения на неопознанные женские трупы за последние три месяца по районам области. Список занял ни много ни мало — пять страниц машинописного текста. Дата, место обнаружения, примерный возраст, предполагаемое время смерти, рост, телосложение, цвет волос, глаз, форма уха, другие особые приметы, одежда... причина смерти...

Стоп! Еще один женский труп с ножевым ранением в спину. Обезображенный.

Он поставил напротив цифры восемь красный крест и продолжал чтение. К концу выморочного списка на полях появились три креста и один знак вопроса. На трупе, который он пометил знаком вопроса, обнаружены множественные ножевые ранения, нанесенные прижизненно. Очевидно, смерть наступила в результате общей потери крови. Все жертвы, в том числе Черанева, имели с убийцей половой контакт. Возможно, были изнасилованы.

Нечто в этом роде Алексей предполагал с самого начала, но результат превзошел все ожидания. К тому же, действительная картина могла оказаться еще страшнее. Равно и количество жертв. Что если преступник умерщвлял их другими способами? Например, с помощью удавки. Такие в списке тоже имеются. Алексей задумался.

В глухой стене, на которую до сих пор натыкалось следствие, наконец появилась брешь. Во-первых, стало ясно, что отдельного дела о вымогательстве энной суммы денег у гражданина Глухова не существует. Это лишь эпизод в бесконечной цепи хищений государственной собственности, расследовать которые начал Шуляк. Во-вторых, стало возможным очертить сферу интересов преступника — от убийства на сексуальной почве какой-нибувь бродяжки до устранения прокурора района и неудобного следователя. Скорее всего, оба этих убийства были заказные.

В-третьих, география убийств — в основном райцентр и северные районы области, наводила на мысль о разъездном характере его работы, вероятно, связанной с частыми командировками.

В-четвертых, удивительная легкость, с какой преступник проникал сквозь закрытые двери, используя, по-видимому, поддельные ключи. Квартира Шуляка, квартира Глуховых, коттедж Анны Хлыбовой, гараж СПТУ номер 13... Ни на одном из замков не осталось следов повреждения, даже царапин.

В-пятых, каким-то образом преступник жестко задействован в обвальной лавине номенклатурных хищений, плавно переходящих в криминальную приватизацию... Вхож в дом Хлыбова, даже Хлыбов, районный прокурор, не подозревал в этом человеке наемного убийщиу. Сквозная фигура, кочующая из одного дела в другое на протяжении длительного времени.

И вдруг... Алексей понял, что знает убийцу.

13.

Он убрал бумаги в сейф, закрыл кабинет и отправился в приемную. Очаровательная Людмила Васильевна, разложив на столе перед собой косметичку, точными, мягкими движениями наносила на лицо ="боевую"= раскраску.

— Машина на месте? — рявкнул Алексей нарочито грозно.

— Ах! — Она едва не выронила из рук зеркальве и уставилась на него с ошарашенным видом. — Ну, вы прямо как Хлыбов Вениамин Гаврилович, с ума сойти! И голос...

Они действительно, с ума посходили, раздраженно подумал Алексей, вспоминая, что за последние дни слышит эти слова уже не в первый раз.

— На машине Махнев уехал, Алексей Иванович. В соседний район.

— Куда-а?!

— В Черную Слободу, кажется.

Алексей одобрительно крякнул. ="Молодчина Махнев! Просчитал ситуевину!"= Он внимательно посмотрел на Людмилу Васильевну, которая сидела к нему вполоборота в дьявольски соблазнительной позе. Ему даже показалось, что юбки на ней сегодня нет вообще. Хотя бы мини.

На автобусе он доехал до конечной остановки и через ельник направился к СПТУ номер 13. Со времени последнего посещения здесь мало что изменилось. Сорванная с петель сварная створа валялась там же, под забором. Только трава над ней давно проросла, побурела и украсилась посередине коровьей сухой лепешкой.

В фойе учебного корпуса Алексей наткнулся на коменданта, маленькую, ярко рыжую женщину с высокой копной волос на голове. Представился и предложил показать место взрыва.

— Дверь опечатана, — сухо сообщила она, глядя в сторону.

— Это неважно, любезная. Проводите.

Когда они огибали угол общежития, под ногами захрустело стекло. Алексей поднял голову. В двух окнах первого этажа стекол почти не осталось. Кое-где были повреждены переплеты, пахло горелым. Алексей без труда дотянулся рукой до подоконника.

— Здесь?

— Все гостиничные комнаты у нас в этом аппендиците. На первом этаже.

Через черный ход они попали в пахнущий свежей краской полутемный коридор и сразу же свернули в ="аппендицит"=. Не узнать нужную дверь было трудно. В развороченном картоне зияла дыра величиной с кулак. Замок тоже был выворочен с мясом, поэтому ключ не понадобился. Внутри комната выглядела так, как она должна выглядеть после взрыва боевой гранаты. Стены и потолок посечены осколками, опалены. По-видимому, в результате взрыва возник пожар; искореженные кровати, кровь черными потеками на полу, на стенах, разбитая в щепы тумбочка, битое стекло, бутылки, перевернутый стол с остатками вчерашнего застолья.

Рыжая женщина осталась за дверью, сославшись, что не выносит вида и запаха крови. Алексей выглянул в коридор.

— Вартанян в этой комнате жил?

— Когда как. Чаще на стороне пропадал. Это вчера они как на грех все собрались. Отмечали чего-то.

— Где его кровать?

— В углу которая, налево стояла... Другие люди как люди. Выпили, поговорили и спать. А этот, будто бес, из угла в угол... То не это, это не так, вроде подраться ему надо. Вчера, если бы лег со всеми, точно на куски разнесло. Возле кровати бахнуло, в углу.

По отдельным интонациям Алексей понял, что рыжая участие в застольях тоже принимала. И не только в застольях.

Внимательно, шаг за шагом он осмотрел все углы, уцелевшую мебель, паркет, выбитый в эпицентре взрыва, обугленный, и вдруг под обломками того, что оставалось от тумбочки, заметил... дырокол! Желая убедиться, что дырокол тот самый с дефектом, хотя в душе он в этом почти не сомневался, Алексей поискал глазами по сторонам какую-нибудь бумагу. Но, похоже, все легко воспламеняющиеся вещи во время пожара сгорели.

— Вас Алла Леонидовна, кажется?

— Да?

— Будьте добры пригласить еще человека, любого. Эту штуковину я должен оформить протоколом. Кстати, у кого-нибудь из ваших жильцов личная машина имеется? Здесь, я имею в виду?

— У Вартаняна.

— Синий ="москвич"=?

— Почему ="москвич"=? — Рыжая несколько даже обиделась. — У него ="жигули"=.

— Синяя?

— Да.

— Где он ее держит?

— В прошлом году у нас. В гараже место арендовал. Теперь не знаю. Он в совхозе ="Северный"= работает, а сюда от случая к случаю приезжает. Как вчера.

Когда комендант удалилась, Алексей достал из папки бланк протокола, вложил лист в щель и лязгнул дыроколом. Подошел к окну. Что-то такое на выбитых кусочках бумаги как будто просматривалось. А может и нет?

Тем не менее, поток информации, кажется, начал приобретать лавинообразный характер. Синие ="жигули"=, то ли ="москвич"= уже фигурировали в показаниях свидетелей. Если провести опознание, Вартаняну от знакомства с потерпевшей Чераневой отмазаться не удастся. Поездку в областной центр тоже не скроешь. Пусть приблизительно, с поправкой на экспертное заключение, но дата поездки и дата смерти Чераневой, наверняка, совпадут.

Теперь стала понятна та легкость, с какой преступник по фамилии Вартанян проник в гараж СПТУ, где он в течение длительного времени арендовал место, а значит, имел доступ к ключам. Доступ к ключам Вартанян имел также в усадьбе Хлыбова, поскольку именно его бригада эту усадьбу строила и врезала замки.

Естественно, на правах бригадира Вартанян был вхож в дом Хлыбова; повидимому пользовался некоторым доверием, по крайней мере настолько, что убийцу в нем районный прокурор Хлыбов не подозревал. Не говоря уже об Анне...

Прикидывая одно за другим известные ему обстоятельства, Алексей все больше утверждался в своих предположениях. Сцепленная в воображении маска намертво прирастала к действительной физиономии преступника, совпадая иногда в мелких деталях. Сейчас в качестве меры пресечения следовало бы немедленно взять Вартаняна под стражу, пока тот не почувствовал опасность и не исчез. С другой стороны, Алексей вдруг понял, именно сейчас делать это никак нельзя. Вартанян не просто сексуальный маньяк, действующий в одиночку. Он круто завязан в номенклатурных хищениях последних лет и в качестве свидетеля представляет чрезвычайную опасность для определенного круга лип.

Если все так, Вартаняна уберут прежде, чем он успеет открыть рот. Прямо в камере предварительного заключения. Особенно когда станет известно, какую самодеятельность на сексуальной почве он организовал помимо того, что вменялось ему в обязанности. Или уберут следователя, как это случилось год назад с Виталием Шуляком.

Сразу вспомнился Хлыбов, когда он орал на следователей у себя в кабинете:

— ...Если вы, мудаки от юриспруденции, собираетесь ссать против ветра, вам хана! Или вы принимаете их правила игры, или окончательно выпадаете в осадок. Вас достанут из-под земли, и, если выживете, будете доживать век с переломанными костями. Как последние ублюдки!

Без особого энтузиазма Алексей оформил изъятие дырокола в присутствии понятых и, не спеша, направился к остановке автобуса.

Обдумывая свои дальнейшие действия, он окончательно понял: любой предпринятый им шаг в любую сторону грозит лично ему физическим уничтожением. Он оказался вдруг перед той роковой чертой, которую Шуляк в свое время переступил. Возможно, не задумываясь. Разумеется, можно не предпринимать ничего, но тогда монстр по имени Вартанян будет убивать и впредь. В среднем, по две жертвы в месяц, плюс заказные.

Любопытно, кто платит и кто заказывает всю эту музыку? Едва ли Вартанян на свое усмотрение взялся убрать с дороги вначале следователя прокуратуры, а затем районного прокурора. За этими убийствами должна стоять некая доминирующая фигура. С организаторской хваткой. Обычно такие решения коллегиально не принимают. Значит, этот кто-то должен быть один.

Начальник милиции Савиных на такую фигуру, пожалуй, не тянул. Службист и мелкий лукавец, он мог быть только шестеркой и за свои услуги Хозяину, наверняка, довольствовался жалкими подачками. Он, как и районный прокурор Хлыбов, тоже мог не знать, что на самом деле представляет из себя Вартанян.

Может быть, Свешников?.. В тот день, вернее, в ту ночь, когда Шуляк был найден мертвым с заточкой в спине, столичный генерал не поленился приехать сюда, в глушь, и сделать максимум возможного, чтобы надолго дезорганизовать следствие. Есть еще одно доказательство в ="пользу"= Свешникова — следователь Шуляк убит именно в то время, когда он раскручивал дело о ="хищениях денежных средств, совершаемых при заготовке леса"=. Это уже впрямую относится к деятельности так называемого акционерного объединения ="Российский лес"=.

Значит, рука Москвы? — с усмешкой подумал Алексей, забираясь в подошедший автобус. — Жадная и загребущая"=.

В коридоре прокуратуры он встретил эксперта-криминалиста Дьяконова. Тот осторожно нес на раскрытой ладони два пирожных с розовыми цветочками поверху и алчно причмокивал толстыми губами, предвкушая удовольствие. Алексей сунул ему в карман пиджака изъятый дырокол.

— На экспертизу.

— Еще один?!

— Ох, не любите вы свою работу, Вадим Абрамыч.

— Я люблю пирожные, голубчик! — ласково пропел Дьяконов. — Что мне ваши дыроколы. Тьфу на них!

— Старый, ленивый сладкоежка, — обозвал Алексей вслед.

Через пятнадцать минут Дьяконов ворвался к нему в кабинет с торжествужщим воплем.

— Это он! Он! Тот самый дырокол, с дефектом. Где вы нашли его, Алексей Иванович?

— Не скажу.

— То есть? — Дьяконов от неожиданности опешил. Но лицо Алексея было непроницаемо:

— Сушествует такое понятие, уважаемый Вадим Абрамович, как служебная тайна.

— От меня тайна?! Ну, знаете...

— Извините, больше мне нечего добавить. — Он примиряюще улыбнулся. - - Ваши пирожные, Вадрм Абрамович, наверно, доедают тараканы. Без вас.

Когда Дьяконов, вконец разобиженннй, удалился, Алексей с запоздалым раскаянием подумал, что отдав дырокол на экспертизу, он тем самым устроил себе западню. Максимум через неделю его ="служебная тайна"= вылезет наружу, и местное гестапо в лице Савиных доведет информацию наверх. Хозяину, будь это Свешников или кто-то еще.

Он уставился невидящими глазами в стену напротив. После глупости, которую он только что сморозил, оставалось либо идти напролом, как Шуляк, но — гласно, с широким привлечением общественности, при этом делая упор на преступления, совершенные Вартаняном на сексуальной почве, либо... либо срочно надо искать неординарный ход.

На следующий день Алексей пришел на работу на полчаса раньше, пока другие не успели воспользоваться машиной. И вовремя. Выруливая на проезжую часть, он увидел боковым зрением, что кто-то яростно машет ему с обочины, требуя остановиться. Это был ИО Сапожников. Алексей сделал вид, что не заметил, и наддал газу.

Спустя полчаса он подъезжал к центральной усадьбе совхоза ="Северный"=. Усадьба (деревня не деревня, но и не поселок) вся состояла из полутора десятков домов барачного типа, на две семьи каждый, которые почему-то местные жители упорно называли коттеджами. Наверное, и впрямь — красиво жить людям не запретишь. Окраинные избы давно полегли и торчали из чертополоха печными черными остовами. Зато контора была каменная, добротная, в два этажа и со своей кочегаркой. Кроме конторы, в совхозе имелось еще одно кирпичное здание — ферма на сто пятьдесят голов скота, но она по самую кровлю заросла навозом и крапивой. Должно быть, сами коровы давно забыли, из чего она сложена.

Алексей притормозил перед конторой и выключил зажигание. Деревня была пуста — что влево, то и вправо, ни одной даже курицы. Зато где-то близко грохотала по-над крышами коттеджей попсовая музыка на английском языке.

Поднявшись на второй этаж, в бухгалтерию, Алексей запросил путевые листы за три последних месяца на рейсы, где экспедитором был Вартанян. Из принесенной пачки он отобрал несколько ="бартерных"= рейсов по севернвм районам области. Рядом выложил на стол список, полученный из информотдела УВД. Даты смерти жертв, отмеченных крестами, и даты командировок экспедитора Вартаняна совпадали по срокам безо всяких натяжек.

Алексей переговорил с конторскими дамами и выяснил, у кого квартирует Вартанян. Оказалось, что постоялец не появляется дома вторую ночь подряд. Это обстоятельство несколько насторожило Алексея, но до поры гадать о причинах отсутствия он не хотел и отправился на машинный двор.

Совхозный машинный двор представлял собой просто участок земли, истерзанный гусеницами и обильно политый соляркой, на котором годами копился и ржавел разный железный хлам. Ни крыши, ни забора, все дельное давно было растащено. Он отыскал посреди этой свалки какого-то мужика с забытой раз и навсегда в углу рта папиросиной. Спросил:

— Земляк, мне Бабкин нужен. Не подскажешь?

— А вон на колесо мочится. Этот и есть Бабкин.

— Он что пьяный, как будто?

— Других тут не держат. — Мужик подмигнул ему, и Алексей увидел, что этот тоже не вполне трезв. — Бабкин, эй, сучара сраный?! Тебя тут человек спрашивает!

— Счас... иду, — отвечал Бабкин, не трогаясь однако с места и не меняя позы.

— Вот всегда так, — ядовито сказал мужик, перебрасывая окурок из одного угла рта в другой. — Прихожу с утра на работу, Бабкин стоит у колеса и мочится. Пошел на обед — Бабкин стоит у колеса, мочится. Ухожу с работы. Бабкин опять стоит у колеса и мочится. Годами так! Так я че предлагаю? Возле конторы у нас, видал, памятник Ильичу, бюст? Не надо нам бюст, не заслужили. Надо Бабкину памятник на этом месте поставить. Стоит он, сучара, с расстегнутой мошней и на каменное колесо мочится. Весь в светлое будущее устремленный.

— Да ладно тебе, трепло, — беззлобно упрекнул Бабкин, на ходу застегивая пуговицы. Поздоровался.

Был Бабкин неуклюж, косолап и простодушен, как робинзоневский Пятница. Вслед за Алексеем он забрался в машину. Спросил без любопытства:

— Опять чего-то?

— С Вартаняном часто приходится ездить?

Бабкин махнул рукой.

— Мне, Леха, один хрен. Кого посадят, того и везу. Хошь Вартаняна, хошь черта лысого. Знай крути баранку, делов-то?

— Он как? Нормальный мужик, без придури?

— Ну, как сказать?.. Армян, одно слово.

— Что значит армян?

— Так как? Армян, он и есть армян. Чего с него взять?

Бабкин помолчал несколько. Снова повторил, убежденно:

— Армян... куда там.

— Ну, например? — недоумевал Алексей, пытаясь понять, какой смысл вкладывает Бабкин в слово ="армян"=.

— А во! Идем мы с ним, значит, по улице. Это в Афанасьеве было. Собаки — как с ума посходили. Такой лай подняли — из кажной подворотни. Понять ничего не могу. Один когда иду, бывало, ни одна не сгавкнет. А с ним... Это уж не первый раз такое замечаю. Я и спросил тогда: ="Скажи, Ашотка, чего это собаки тебя не любят? Слышь, ругаются как?"= Он оскалился не по-хорожему и говорит: ="Им, — говорит, — бизнес мой не нравится, Гыгы-гы!"= Потом и рассказал, что шкуры раньше с собак снимал и ездил шапками торговать, шкуродером, значит, был. Особенно с живой собаки, говорит, если шкуру снять, на ней волосы долго дыбом стоят, пока моль не побьет. Хорошие шапки получаются.

Бабкин вздохнул.

— А ты не боишься, Николай, что он с тебя шкуру однажды снимет? А? Армян все же.

— Не-е. Я с людями лажу, любого спроси.

— А вдруг?

Бабкин задумался.

— Да было как-то, — неохотно промямлил он. — Выпили мы с ним. В командировке, в Лузе дело было. А он, когда выпьет, совсем дурак делается. На стены лезет, егозится чего-то. Ночью проснешься когда его нет. Ушел приключений себе на жопу искать. И до утра нет. Ну, значит, выпили мы тогда и домой идем, где на постой определились. К Ваське Готовцеву, дружок мой. В калитку заходим, вдруг, слышу, телогрейка у меня на спине трещит. Жжихххих! Оглянулся я, а Ашотка с бритвой, паразит, весь белый, только глаза светятся. Как у кота. Располосовал телогрейку крест-накрест. ="Ты че, охломон?! — Я уж заорал, не выдержал на него. — Рехнулся совсем!"= Он вроде как опомнился немного. А злой, зубами так и скрипит...

Так че оказалось, ты думаешь? Я как-то год назад свою собаку при нем оговорил. Ты, говорю, Дамка, на моего Ашотку зазря не гавкай. А не то он тебя покусает. Ну так ведь в шутку сказано было, не в обиду. А вишь, какой человек — год злобу про себя таил. И вылезло-таки.

— Мстительный, что ли?

— У-у! Сроду таких не видал. Армян, одно слово. Но, правду сказать, к кому надо, подход всегда найдет. Что есть, то есть.

На этом Алексей с шофером Бабкиным расстался. Пока ехал обратно в город, он взвесил все возможные ="за"= и ="против"= и решил, что Вартаняна надо использовать против самого Вартаняна. Змея, заглатывающая собственный хвост и пожирающая самое себя. Главная проблема сейчас — засунуть хвост ей в пасть.

14.

Несколько настораживало отсутствие Вартаняна. На работе в этот день его не видели. Дома ни там, ни здесь не ночевал. Алексей позвонил в милицию, но после того, как выяснилось, что взрыв произошел в отсутствие Вартаняна, его отпустили. Вместе с Вартаняном исчезла машина, синие ="жигули"= с московскими, как оказалось, номерами, поставленная в местном ГАИ на временный учет.

Еще одно предположение высказал участковый инспектор Суслов: в городе у Вартаняна есть подруга. Правда, кто она и где живет, инспектор не знал.

Но Алексей ни минуты не верил, что Вартанян мог сбежать, не имея на то достаточных оснований. Просто так налаженные годами связи, тем более ="бизнес"=, не бросают. Возможно, он выехал временно по каким-то своим делам. Или — затаился. Вот это последнее предположеяие должен был подтвердить или опровергнуть следователь Махнев, с которым Алексей не успел переговорить с тех самых пор, когда отказался предоставить квартиру.

Он снял трубку и набрал номер.

— Махнев, у тебя как со временем?

— Как всегда. В дефиците.

— Тогда сразу в машину. Договорились?

— Это надолго? А то у меня в коридоре один засранец дожидается с повесткой.

— Час, от силы.

Когда Алексей подошел к ="УАЗу"=, Махнев уже сидел в салоне и дымил.

— Как в бане по-черному, — проворчал Алексей, опуская стекло. — Кстати, в Черной Слободе бнл?

— Знаешь, кого я там нашел? Замполита, той самой части, где служил Глухов. Фамилия бывшего замполита Урванцев. Теперь господин Урванцев и еще один господин по фамилии Глухов на паях владеют пилорамой. Кроме пилорамы, эти господа арендуют, а может, уже и откупили цех по переработке древесины у местного лесхоза.

— Вот это новость, — пробормотал Алексеи.

— Так как? — Махнев хмыкнул. — Поездка отменяется.

Алексей, покачал готовой.

— Глухов был у него? Перед отъездом?

— Точно.

— С какой целью?

— Ну, ты хватил! Цель ему подавай. Могу добавить, в эту ночь компаньон Глухова дома не ночевал. Если тебе это о чем-нибудь говорит.

Алексей кивнул и тронул машину с места. Собранные Махневым факты необходимо било обдумать, поэтому он ехал медленно.

...В ту самую ночь, когда компаньон Глухова отсутствовал, в общежитии у армян грохнули бомбу. Еще две РДГ-40 предположительно были подброшены тем же путем, через окно на первом этаже, чтобы свалить ответственность за взрыв на самих армян. Надо сказать, затея вполне удалась. Теперь становится понятным внезапное исчезновение Вартаняна, который спасся по чистой случайности. Из охотника он сам вдруг превратился в дичь. И, разумеется, понял, чьих это рук дело. Понял также, что пощады не будет, поэтому затаился.

Дело о вымогательстве денег у гражданина, теперь уже господина Глухова И. А., таким образом приобретало все более характер мафиозной разборки. ="Что если между двумя коммерческими структурами?"= — неожидачно подумал он.

Дикая на первый взгляд мысль, едва он начал ее прокручивать, легко, словно патрон в обойму, улеглась в известные ему обстоятельства. Так называемое акционерное объединение ="Российский лес"= под неусыпной охраной генерала Свешникова продолжало грабить провинцию по старой коммунистической схеме: лес-кругляк эшелон за эшелоном перегонялся за границу по бросовым ценам, а вся долларавая выручка оседала в Москве. Это было в порядке вещей всегда. Но, кажется, времена стали меняться. Местные деятели, вроде Урванцева, во-первых, пытаются наладить переработку леса, а во-вторых, наверняка ищут выход за бугор, минуя московские карманы с генеральскими лампасами. Наверняка, местные деятели стали оформляться в серьезного конкурента и сделались опасны для ="амционеров"= с московской пропиской. В таком случае, демарш против Глухова с вымогательством денег — это попытка щелкнуть провинцию по носу и поставить на место.

Возня с той и с другой стороны, разумеется, шла вне рамок закона. Поэтому Глухов упорно отказывался от какой-либо помощи со стороны превоохранительяж органов, возможно, знал, чью сторону они примут в случае разборки.

— Куда мы едем? — подал голос Махнев.

— Уже приехали.

Прокурорский ="УАЗик"= миновал знание районной больницы, свернул в узкий боковой проезд и остановился возле хирургического корпуса. В комнате старшей медсестры им навстречу поднялась миловидная женщина средних лет.

— Как наш больной? — спросил Алексей, поздоровавшись.

— Ничего серьезного. Сейчас отправим на перевязку, и вы переговорите.

— Спасибо. Надеюсь, окно не забыли открыть?

— День теплый, поэтому окна у нас открыты. С утра.

— Это вам. — Алексей выудил из-за спины багряно-красную роскошную розу и протянул женщине. Ослепительно улыбнулся. Она изумленно вспыхнула, и на щеках заиграли две обворожительные ямочки. Перемена в лице показалась настолько разительной, что Махнев, улучив момент, ядовито осведомился:

— Я тут не лишний?

— Пока нет, — ухмыльнулся Алексей, направляясь вслед за старшей медсестрой в перевязочную.

— Может, объяснишь наконец, какая тут моя роль?

— Объясню обязательно. Но пока ты просто молчи. Желательно с суровым видом. Действуй на нервы.

Медсестра вышла в коридор.

— Я предупредила больного, что вы хотите с ним поговорить. Но, пожалуйста, не слишком долго. У нас здесь очередь.

Надев халаты, оба следователя вошли в перевязочную. Больной по фамилии Патевосян сидел в каталке и с отсутствующим видом глядел в окно, напоминая в профиль подбитого, нахохленного грача. На вошедших никак не отреагировал. Правая рука у него была прибинтована к туловищу, нога, тоже правая, целиком закована в гипс.

— Вардгес Арутюнович? Я правильно называю?

Грачиный профиль после паузы слегка клюнул вниз.

— Уроженец деревни Джагазур Лачинского района Нагорно-Карабахской автономной области. Год рождения 1946. Последнее место жительства город Степанакерт. Все так?

Снова кувок.

— С вашими показаниями сотрудникам милиции мы знакомы. У вас больше нечего к ним добавить?.. Нет. Ну, хорошо. Повторяться не будем. Вот эта записка вам известна?

Алексей подержал перед глазами Патевосяна вложенную в пакет записку с последней угрозой. ="Далеко не убежиш на очереди твой доч включили счетчик"=.

— Нэт. Нэ знаю такой записка.

— Может, знакомый почерк? Рука? Не припоминаете?

— Нэт.

— Вы пострадали сами, поэтому подозревать вас во взрыве неразумно. Но кому-то из ваших товарищей по комнате гранаты тем не менее принадлежали. Вы в них так же уверены, как и в себе?

— Нэ знаю.

— С бригадиром вы раньше ссорились? Или ваши товарищи?

— Я нэт. Про мертвих нэ знаю. Ти, парень, луче бригадира спроси. Он за сэбья сам скажет.

— Сбежал бригадир, дорогой Вардгес Арутюнович. Вот поэтому мы к вам пришли.

— Пачэму я? Там другие есть. Руки, ноги цэлий. Они знают.

— Других тоже спросим. Но взорвали вас. Вернее, взрыв произошел в вашей комнате, а не в другой.

— Я нэ знаю, гдэ бригадир. Нэ знаю, клянусь мамой.

Алексей сделал еще несколько попыток выяснить, у кого в городе может скрываться Вартанян, и наконец отступился.

— Все-таки, дорогой Вардгес Арутюнович, я советую хорошо подумать. Для вашей безопасности, возможно.

Когда они вышли в коридор, Махнев брезгливо поморщился.

— Что за комедию ты ломал? Может, объяснишь наконец?

— Сейчас будем ломать вместе. Когда я пихну тебя в бок, ты должен меня спросить: ="Как ты на него вышел?"= — Не понял?

— Как ты на него вышел? — еще раз отчетливо повторил Алексей. — С естественной интонацией, между прочим как бы. Потом я все тебе объясню.

Он уже тащил Махнева за собой на улицу...

...Человек с грачиным профилем слегка пошевелился в каталке, желая сменить позу. Помял здоровой рукой ноющее плечо. В это время на дорожке под окнами послышался голос человека, который только что его допрашивал. Потом второй голос, вероятно, того низенького придурка, который молча сверлил его в продолжение допроса глазами, спросил:

— Как ты на него вышел?

— На Вартаняна?.. Никак. Это генерал Свешников сработал. По своим каналам.

Человек в каталке дернулся к окну. Голоса удалялись.

— А я по дурости Глухову ляпнул, что...

В перевязочную вошла медсестра и с шумом, как ему показалось, передвинула стул. Потом один за другим начали заходить служащие из медперсонала, и продолжение разговора утонуло в посторонних звуках. С трудом дождавшись конца перевязки, больной Патевосян за пару косых ="уговорил"= санитара доставить его к телефону...

В машине Махнев демонстративно вынул из замка ключ зажигания и уставился на приятеля.

— Ну?

Алексей молчал. До тех пор, пока спланированная им акция не сработала, раскрываться он не хотел. Даже Махневу.

— Видишь ли, — осторожно начал он, — я вдруг оказался в той же ситуация, что Шуляк. Он первый ковырнул эту навозную кучу. Результат мы все знаем. Короче, Махно, мне нужна неделя сроку. Для чистоты эксперимента, понял?

— Утечка информации? — догадался Махнев. И в лоб спросил: — Убийца — Вартанян?

— Да.

Та-ак! — умница Махнев мгновенно все сообразил и протянул ключи. — Я ничего не слышал и ничего не знаю.

Алексей кивнул.

В приемной прокуратуры очаровательная Людмила Васильевна (еще более очаровательная, чем вчера) сообщила ему, что вскоре после отъезда был звонок из мэрии, и дала телефон помощника, по которому его просили срочно перезвонить. Алексей тут же в приемной набрал номер. Представился.

— Минуточку, Алексей Иванович, я сейчас справлюсь.

Ровно через минуту веселый юношеский басок сообщил, что мэр на месте и очень хотел бы с Алексеем Ивановичем переговорить. Если вы подойдете в течение получаса, это будет как раз то, что надо.

Через полчаса Алексей входил в знакомый кабинет мэра города. Хозяин кабинета вышел к нему из сопредельной с кабинетом комнаты, вытирая руки небольшим махровым полотенцем. За два месяца, что они не встречались, внешний облик мэра претерпел значительные изменения. Обладая телесной конституцией, которая остро реагирует на смену общественного положения, мэр раздался в щеках, в талии, а кожа лица обрела свинцово-помидорный оттенок. Такое случается, когда человек вдруг начинает много и вкусно есть и проводит рабочее время на разного рода презентациях и деловых ланчах.

="Наверное, я тоже хочу много и вкусно есть. Иначе зачем бы я тут сейчас сидел?"= — подумал Алексей.

Он хотя и не интересовался впрямую, но кое-что о первом лице города до него доходило. Слышал, что мэр является членом правления какого-то торгового дома и соответствующего банка, возглавляет товарищество с ограниченной ответственаостью на металлургическом комбинате, президент гуманитарного фонда, то ли филиала фонда ="Демократическая инициатива"=, член ЮНЕСКО. У мэра, это знали все в городе, имелся личный автопарк из четырех автомобилей, правда, пока отечественных марок. Зато две дочки учились за границей в школе менеджеров, и мэр, когда доводилось, охотно делился своей отцовской радостью через прессу с широкой общественностью.

— Алексей Иванович, надеюсь, вы помните наш давешний разговор? К сожалению, мне срочно пришлось выехать за границу, поэтому окончание разговора непозволительно затянулось. Во всяком случае, мы так не планировали. Но, зчаете ли, это даже к лучшему. Наши товарищи успели узнать вас, вы узнали их, составили мнение друг о друге. Кстати, мнения о вас самые хорошие. Даже у недругов, смею заметить, — с тонкой улыбкой произнес мэр. — Так что все наши прежние договоренности, я думаю, остаются в силе. Согласны?

Алексей покивал.

— Мы провели вашу кандидатуру через областные инстанции. Время, как видите, зря не теряли. Теперь ваша очередь, Алексей Иванович. На днях, видимо, вам придется съездить в область и со следующей недели, милости просим, принимайте дела у Сапожникова Семена Саввовича. Правьте службу, как говорится.

Далее мэр горько посетовал на удручающее положение в экономике района, о том, что в трудовых коллективах по три месяца и более не получают заработной платы, а маятник хозяйственной, политической, культурной жизни стремительно падает, и конец этого падения, к сожалению, не просматривается.

Затем очень дельно, по существу мэр проанализировал криминальную обстановку в городе и районе, напомнил упущения Хлыбова, отсутствие профилактической работы и попросил Алексея, как только тот освоится в новой для себя должности прокурора района, подготовить обстоятельный доклад на предстоящую сессию — своего рода программу действий по борьбе с негативными явлениями, в том числе с преступностью.

Велеречивость мэра утомила Алексея настолько, что он уже всерьез начал подумывать об отказе от должности и в ответ ограничился краткой благодарностью за оказанное доверие и выразил надежду, что работать им придется вместе плечом к плечу.

="Мерзавцы сердечно пожали друг другу руки"=, — подумал он, пожимая большую, мягкую, как подушка, ладонь.

Мэр города проводил новоиспеченного прокурора до двери и вдруг поприятельски эдаким чертом подморгнул.

— Светланке, как встретишь, ба-альшой привет. И... ку-ку!

Что означало ="ку-ку"=, Алексей так и не понял, но решил передать непременно. Однако, возвращаясь в прокуратуру, он заподозрил, что его таким образом попросту говоря потрепали по щечке. Щипнули, если угодно, за ягодицу, как девочку.

Войдя к себе он плюхнулся на стул и вдруг подумал: что если жениться не на Тэн, а на Анне Хлыбовой? Любопытно, долго ли после такой свадьбы ему удастся просидеть в прокурорском кресле?

Зазвонил телефон.

— Валяев. Слушаю?

— Алеша, здравствуйте, — услышал он мягкий голос Анны. — Вы меня слышите, алле?

— Да, конечно, и рад, что вы позвонили, Анна Кирилловна. У вас все в порядке?

— Не совсем.

— Не совсем? Это как?

— Совсем никак, — отвечала Анна, тихо смеясь. — Алеша, мне скучно. И страшно.

— Я могу чем-то помочь?

— Да. Если придете.

— Пожалуй...

— Сейчас вы сможете?

— По-моему, да. Да, конечно.

— Хорошо. Буду ждать.

По дороге он купил блок сигарет ="Кэмэл"= для Анны и пачку газет. Бросил на сиденье рядом и резко рванул машину с места.

15.

Спустя неделю в кабинет районного прокурора вошел следователь облпрокуратуры Крук. Оглядел помещение, в котором ровным счетом ничего не изменилось. Кроме хозяина. Сел за стол.

— Все служат, но не все дослуживаются, — сонным, безразличным голосом обронил Крук.

— Не все, — согласился прокурор и нажал на клавишу.

— Я слушаю, Алексей Иванович?

— Чашку кофе для гостя. И сигарету?.. Нет, сигарету, кажется, не надо. Кофе покрепче.

Он с любопытством повернулся к Круку и, не ожидая, когда тот нарушит молчание, спросил:

— Чем обязан, Евгений Генрихович? Вы, чай, неспроста заглянули?

Вместо ответа Крук вытащил из кармана сложенную вчетверо шестнадцатиполосную газету ="Щит и меч"=. Толкнул через стол к прокурору. На второй полосе черным, жирным кеглем в траурной рамке был опубликован некролог: ="Пал смертью храбрых... СВЕШНИКОВ ЮРИЙ АНТОНОВИЧ, генерал-майор милиции, заместитель начальника УУР ГУВД г. Москвы, народный депутат Российской Федерации, сопредседатель парламентской комиссии по борьбе с организованной преступностью, преподаватель уголовного права Академии МВД, Заслуженный работник милиции..."= Далее шли соболезнования родным и близким покойного, выражения скорби. В конце, под некрологом, около десятка подписей первых лиц в правительстве и высших милицейских чинов.

Алексей с любопытством рассмотрел портрет человека, довольно заурядной, незапоминающейся наружности при полных генеральских регалиях. Отложил газету в сторону.

— Я в курсе, Евгений Генрихович.

— Генерал Свешников найден убитым у себя на даче. Это в районе Волковского шоссе. Удар нанесли сзади, в спину. Предположительно, ножом.

Крук помолчал, глядя перед собой ничего не выражающими глазами. Потом добавил:

— Гениталии на трупе вырезаны. Забиты в рот.

Медлительность Крука была неподражаема. Алексей усмехнулся.

— По поводу генеральских гениталий, Евгений Генрихович, я готов скорбеть вместе с членами правительства. Кстати, убийцу задержали?

— Вартанян при задержании убит. На стоянке в аэропорту Внуково. Кажется, это была ваша законная добыча?

— Да, упустили, к сожалению, — искренне посетовал прокурор под внимательным взглядом Крука.

Вошла Людмила Васильевна с двумя чашками кофе, лучезарно улыбаясь. Крук поблагодарил.

— Я полагаю, Алексей Иванович, вы передадите нашей группе свое расследование. Мы оба дела объединяем и ставим на этом точку. Думаю, такой вариант нас всех устраивает?

— Думаю, да.

Прощаясь, Крук задержался в дверях.

— Дырокольчик не забудьте приобщить.

— Разумеется.

Алексей проводил Крука в приемную. Из коридора навстречу ему шагнул Глухов Иван Андреевич. Бросил раздраженный взгляд на секретаршу.

— Не поладили? — улыбнулся Алексей, пропуская посетителя в кабинет. — Она это умеет. Заградотряд.

— Вызывали? — Глухов бросил повестку на стол.

— У меня к вам, Иван Андреевич, имеются вопросы. Неофициальные, скажем так. А повестка, извините, это мера вынужденная. Мне, откровенно говори, надоело за вами бегать и уговаривать. Садитесь, прошу.

— Что значит, неофициальные?

— Не для протокола. — Алексей помолчал, потом как можно более дружелюбным тоном продолжал: — Есть мнение, Иван Андреевич, ваше дело закрыть, как законченное, поскольку преступник, вымогавший у вас деньги, мертв. Как прокурор я ничего против не имею. Зато имеются неясности, которые мне хотелось бы уточнить. Не для протокола, повторяю.

— Кто мертв? — В лице Глухова сквозило явное недоверие.

— Для вас это новость? — в свою очередь удивился Алексей. — Вартанян убит при задержании в аэропорту Внуково.

Он дал Глухову время осмыслить новость и подвинул через стол газету, оставленную Круком.

— Еще сюрприз для вас. Надеюсь, не менее приятный. Прочтите.

Это были царские подарки, Алексей понимал, и рассчитывал в качестве благодарности как минимум на взаимопонимание. Но лицо Глухова вновь замкнулось. Прочитав некролог, он с равнодушным видом отложил газету в сторону. Пожал плечами. Алексей понял, что договориться не удастся — придется давить.

— Как видите, Иван Андреевич, свою часть работы мы сделали, вопреки вашим прогнозам. И без вашей помощи. Теперь давайте сравним работу, проделанную нами, с тем, что натворили вы. Задачу вы поставили перед собой чисто по-армейски: уничтожение живой силы и техники противника. На поражение. Чтобы создать себе алиби, вы, Иван Андреевич, отправились в Крым. А ваш компаньон по пилораме Урванцев забросал неприятеля гранатами РДГ-40. В результате, два трупа и раненый. Разумеется, невиновные, как это всегда и бывает, когда в действие вступает наша доблестная и непобедимая.

Итак, преступника вы спугнули. Он исчез из поля зрения и сделался стократ опаснее. Представьте на минуту... впрочем, вы уже представляли, я думаю... Представьте, что станется, когда он найдет вашу семью? Вы снова будете получать руки, отрезанные ноги, головы с прибитыми гвоздем записками. Но это будут руки, ноги, головы вашей жены и дочери.

В Крым, Иван Андреевич, вы поехали не ради отдыха, разумеется. Вашу жену или дочь там изнасиловали. Возможно, избили. Но это мои предположения, поэтому не настаиваю.

Алексей вынул из папки лист бумаги. Положил перед Глуховым.

— Докладная записка, Иван Андреевич. Наш человек, оперуполномоченный, случайно оказался в Массандре в одно время с вами. И вновь — два трупа. По странному стечению обстоятельств, оба армянской национальности. Оба строительные рабочие. И что немаловажно, оба срядились на строительстве загородного особняка с бассейном под началом вашего двоюродного брата. Оперуполномоченный не поленился выяснить имя заказчика. Землевладение было оформлено на подставное лицо, но действительным владельцем, опять-таки по странной иронии судьбы, оказался покойный ныне господин Свешников.

Таким образом, Иван Андреевич, вы получили четыре трупа с сомнительной степенью вины. Зато действительные виновники оказались в стороне, вне пределов досягаемости. Вот результат вашей армейской самодеятельности.

Глухов покрутил головой.

— Все ерунда, прокурор. ="Одна баба где-то чего-то сказала"=. Доказательства? Доказательства где?! Четыре трупа! Да вы с ума посходили.

— Ну, что ж? С меня вы имеете право требовать доказательства. А я обязан вам их предоставить. Но, Иван Андреевич, акционеры из ="Российского леса"= существовать не перестали, не так ли? Несмотря на нашу вам помощь. Интересно, какие доказательства вы потребуете от них? Или надеетесь, что четыре армянских трупа сойдут вам с рук?

Глухов молчал.

— Не думаю. И вы тоже так не думаете. Поэтому давайте попробуем найти общий язык. Дело о вымогательстве, я уже говорил, мы можем закрыть. Лично я ничего против не имею. Готов, если хотите, рассматривать ваши действия как необходимую оборону. Признаться, я так их и рассматриваю. Поэтому разговариваю с вами не как с обвиняемым.

— Тогда чего вы хотите? — тяжело, исподлобья взглянул на него Глухов. Алексей почувствовал, что воз как будто двинулся с места.

— Во-первых, мне необходима информация по этому вопросу. В полном объеме. Если вы думаете, что мы здесь застрахованы от смерти, то глубоко ошибаетесь. Я подставился на вашем деле, точно так же, как вы. Во-вторых, в стране скрытно, исподтишка идет передел собственности. В условиях правового беспредела фактически это означает вооруженный разбой и грабеж. Надеюсь, на собственном примере вы оценили ситуацию? Поэтому, Иван Андреевич, давайте впредь будем союзниками. У нас с вами есть свои интересы. Местные, так скажем. Попробуем защищать их вместе от московского демворья. Поверьте, в этом деле я вам гораздо нужнее, чем вы мне.

Глухов долго молчал. Алексей вышел в приемную минут на пять, давая ему возможность взвесить предложение. Когда он вернулся, решение, кажется, было принято.

— Что вы хотите от меня услышать?

— Иван Андреевич, я хочу знать досконально, откуда у вашей истории растут ноги? И куда? Почему вокруг вас так много лиц кавказской напиональности?

— Ладно, прокурор. Свои секреты, так и быть, доложу. Насчет чужих, не обессудь. Не сейчас во всяком случае.

— Согласен, — Алексей кивнул. — Мои условия вы знаете.

— Так вот, — начал Глухов после некоторого раздумья. — Один такой тип кавказской национальности подсел ко мне за столик в кафе. Было это два года назад в Шуше. Назвался Меликяном. Подробности разговора опускаю; короче, он предложил мне сделку.

— Оружие?

— Разумеется. Чем больше, тем лучше. Расценки известные. В армии этим не промышляет только ленивый. Через неделю встретились еще раз, чтобы обговорить операцию по передаче оружия. Дальше все прошло как по-писаному. На дороге из Агдама в Шушу армянские фераины, как и договорились, устроили мотоподразделению засаду. Завалили камнями узкий участок дороги по курсу. Потом, когда колонна втянулась, устроили сход лавины сзади. Все это в темноте, глядя на ночь, со стрельбой, с матом через усилители, с прожекторами... Потом начались переговоры о сдаче оружия и техники. Парламентеров с нашей стороны взяли в заложники. Словом, эффект от театральной постановки был что надо.

Глухов скривил губы в усмешке.

— Только ты, прокурор, не думай, будто эту кашу варил я один. Я был главный исполнитель, и в случае провала, мне, конечно, грозила участь главного козла. Ну а что дальше?.. Дальше я подал рапорт, и меня уволили из рядов с чувством глубокого облегчения. Деньги все до копейки я вколотил в пилораму и в деревообрабатывающий цех. Но пока прибыль, как в прорву, уходит обратно в производство и в налоги. Живу, хочешь верь хочешь нет, на зарплату.

— Вы сразу поняли, кто вымогает деньги?

— Не сразу. В Шуше, когда я остался ="заложником"=, кто-то из толпы армян сзади сунул мне в ягодицу нож. ="Алыби!"= Шутка вроде как, армянский народный юмор. Ну, я со зла вмазал первому попавшему по сусалу, на том все кончилось. Потом эту шутку они повторили в Крыму с женой. По недомыслию, конечно. В общем, поставили подпись.

Глухов говорил через силу, сквозь зубы, комкая рассказ и явно избегая подробностей. Алексей настаивать не рискнул.

— Ублюдков я вычислил просто. Брат, двоюродный, зачем-то повез жену и дочь показывать эту стройку. Больше нигде побывать они не успели. Когда я приехал туда и расспросил брата, что и как, он мне ублюдков показал. А чтобы тебе, прокурор, степень их вины не казалась сомнительной, доложу: ублюдки меня узнали и начали торговаться!

Он с силой ударил кулаком по столу, пытаясь взять себя в руки. Прошло около минуты, прежде чем он заговорил снова.

— Насчет лиц кавказской национальности. В лесу их больше сейчас, чем грибов. Заготовители, мать вашу! В центральной гостинице в области эта сволочь годами снимает под офис несколько люксов. Штаб! Если хочешь, координирующий центр по перекачке крови в масштабах области. Плюс московское дерьмо в лампасах, в масштабе России! Ты, прокурор, не думай, — заключил Глухов, — я твою помощь оценил. И поверил, как видишь. Если мои мужики поверят, как я, одного не оставим.

Алексей улыбнулся.

— Лады, майор. Будем держать друг друга в курсе.

Проводив Глухова, прокурор приказал никого к себе не пускать и в очередной раз сел за бумаги, доставшиеся в наследство от предшественника. Хотя многое он уже знал, о многом догадывался, общая картина тем не менее складывалась удручающая. Мерзость запустенья повсюду и — воровство, повальное, сверху донизу, как образ жизни и как способ мышления, нечто вроде религии; наконец, как великая, национальная, объединяющая все и вся идея. Вероятно, та самая, о которой так долго и так задушевно рассуждает жирующий, столичный бомонд.

Пожалуй, если эту идею сформулировать в витде лозунга, то она прозвучала бы, примерно, так: ="Кто не ворует, тот не ест!"= Дальше, как говорится, ехать некуда. Один из страшных смертных грехов превращен в государственную национальную идею...

Алексей откинулся на спинку кресла и посмотрел на часы. 22.15... Ну и ну! Пожалуй, он засиделся, даже чересчур. Не мог вспомнить, когда отпустил секретаршу.

Возвращаться в пустой гостиничный номер не хотелось. Хотя у него, кажется, есть выбор. Можно, например, отправиться к Тэн? Или, скажем, навестить Анну? Нежеланным гостем он не будет ни там, ни тут. Но Тэн, Светлана... визит к ней, так уж получалось, связан с определенными, малоприятными обязательствами, с видами на будущее. А он, если быть честным, еще не отошел от прелестей холостяцкой жизни. Прежний отрицательный опыт застрял где-то на клеточном уровне, и теперь он малодушно бегает от любящей женщины, боясь влюбиться в нее сам.

С Анной гораздо проще. Они симпатичны друг другу, и только. Ну, еще любопытны. Без слез, без сцен, без взаимных обязательств и притязаний на будущее...

Алексей посидел с минуту и снял трубку. Правда, на душе в эту же самую минуту появилось чувство какой-то подавленности. Скорее по инерции он набрал номер, уже жалея о своей поспешность и втайне надеясь, что Анны не окажется дома.

— Да? — услышал он тихий, спокойный голос. И не ответил. — Алеша... это вы?

— Да. извините.

— Что-то случилось?

— Нет.

Она помедлила, и Алексею показалось, что Анна не одна. Он не услышал, он ощутил там чье-то присутствие, тягостное, раздражающее все его чувства.

— Алеша, вы хотите проехать?

— Не знаю. Нет... наверное.

— Почему нет?

Он снова не ответил.

— Хорошо. В таком случае я вас приглашаю. И не вздумайте улизнуть.

— Я еду. Сейчас... спасибо.

Он тяжело брякнул трубку на место. И затих. Ощущенье чьего-то присутствуя не проходило. Но уже не там, на том конце провода, а здесь. В кабинете. Тягостное, раздражающее присутствие малоприятного человека. Очень знакомое... очень... Он никак не мог вспомнить, с чем это ощущенье связано? Или с кем?.. С человеком, от которого исходит напряжение... давит, как пресс, на окружающих? Выдавливает...

Хлыбов?!

Он вспомнил вдруг свои ощущения, когда в гостиничный номер к Бортчикову ввалился пьяный Хлыбов... ="К нам едет третий покойик!"= ="Неужто Хлыбов... каналья?! Он что, собирается меня пасти? Или пасти свою Анну?.. Ну, нет, приятель. Черта с два! Сегодня в ночь, если это ты... ты будешь стоять у меня на часах, в изголовье. Помнится, этот финт ты тоже проделывал, а? Ха-ха!"= — Ну-с... едем, приятель, — с усмешкой пробормотал он, усаживаясь за руль. — К твоей Анне.

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я