Валерий Куринский. Сонеты
x x x
Пробел январский заполняю кистью из трепетанья крылышек стрекоз, и тоненькою прочернью всерьез свой иероглиф я пишу искристый.
Мне хорошо, как некогда, от свиста и завываний ветра, а мороз рассказывает мне, треща, как рос он осенью минувшей: неказистый, но слишком мудрый, чтоб спешить, он все никак замерзнуть от души не мог, хоть и старался. Только все же каприччо вскоре стал писать в окне, и посчастливилось случайно мне узнать на что бывает быль похожа...
x x x
О как мы любим эту нашу краткость растягивать и длить исподтишка, хоть устает то сердце, то рука и можно выжить, только в прах расстратясь.
Есть много зла. И многое не в радость. А что-то хорошо — то лишь пока. И словно не туда течет река, совсем не худших утопить стараясь.
Но все равно за мигом снова миг соединяет с тайной напрямик, которая тебя все дальше манит, как будто только в том весь смысл людей, чтоб дольше в плоти пребывать своей и в беспредельном недопониманьи.
x x x
Пусть принесет мгновенье в птичьем клюве еще одну травинку для гнезда, такого нужного для чувств моих всегда — они, чтоб быть, уединяться любят.
Вокруг прозрачно будет пусть и люди пусть смотрят в лица им, когда они себя осознают, и нет вреда в том, что совсем уж чей-то взгляд колючий безжалостен, показывая им, как не нужны они... И дым пусть от костров осенних вьется над ними, странными, и пусть они, себя не зная наизусть, зато на память распевают солнце.
Московские сонеты
x x x
Жара. Скромна московская сирень. И вертится вокруг планеты имя, зачем-то мне до слез необходимо, как будто бы и так не светел день. От этого острей желанье. Вдень в его иглу продленья нить, родимый, и пусть ее сучат для нас из дыма, чтоб мы в конце все превращались в тень. Здесь правда все, хоть вечно рядом ложь есть и, слава богу, в нас живет возможность: нам кажущимся управлять дано, преображать то вещь, то звук, то образ, что музы дарят нам порой, раздобрясь, когда глубинно сердце влюблено. Москва 09.06.99
x x x
Закупоренность на просторе?.. Джинна вот-вот бутылка выпустит и всюду всеобщее свершится в мыслях чудо — и жест, и смех, и власть наполовину. Свиданья состоятся. Не покинут людей стремленья, свойственные людям, и мы, волнуясь, молодость обсудим — стихотворенье, легшее на спину, чтоб видеть небо, что всегда — напротив для тех, кто вновь читает иероглиф Кассиопеи — у себя на жизни, всеобщностью великой проникаясь и этим сохраняя уникальность, которой звездным толпам не затиснуть. Москва 10.06.99
x x x
Вулкан бездействует, но в нем копится лава и Геркуланум снова обречен: должно погибнуть все, что "ни при чем", должны исчезнуть те, что вечно "правы". Но и невинные сгорят при этом травы, мохнатые сонаты мыслей-пчел и все, что кто-то за всю жизнь прочел в анналах снов и летописях яви. В наследство входят восклицанья дружб и мир, что по-щеночьи неуклюж и так родным умеющий казаться среди всегда грозящих катастроф одновременно нежен и суров, пуглив и полон доблести казацкой. Москва 11.06.99 05.37
x x x
Вороньим криком устлан ранний час. Еще свежо сегодняшнее время, еще прохладой наши мысли грея, оно журчит как будто бы для нас. Из тишины — предчувствованье фраз нам возжигается. и смысл горенья так утешителен, так не похож на бремя, которое для большинства — "сейчас". Вот-вот вокруг распустятся бутоны в в путанице тонкое утонет, потом всплывет, навеки удивит, кому-то музыкой всю жизнь заполнив, но превращая звуковые волны в невиданный небесный вид. Москва 12.06.99 06.11
x x x
Ждет понапрасну светлого приятья достигнутая лишь тобою суть того, что сути не дает уснуть — всех вместе нас, во все столетья взятых. И горько оттого. И не угадан на следующий миг твой малый путь. И хочется свернуться и свернуть куда-нибудь, где ничего не надо: ни петь, ни говорить, ни возглашать, ни восхищеньем молодым дышать, ни рисовать нарядные картины тончайшей кистью мысли по холстам небесно-голубым то здесь, то там, палаты одиночества покинув. Москва 13.06.99 07.04
x x x
На грядках суток нынче не растет бурьян презрения, полынь обмана и к солнцу тянется, от счастья пьяный, цветок, который в то же время — плод. И столько внешнего опять не в счет, и столько древнегреческого в планах у лепестков, берущих соки в главном, чтоб никогда не увядать. Цветет нас возвышающее постоянство и лучший — здешний! — мир для чувства явствен и вот уже доступен для ума, уже есть вечное в том мимолетном, что нам дано в на всех одном "сегодня", где истина уже не так нема. Москва 14.06.99 09.37
x x x
На свете, как всегда, тревожно и столько красоты для глаз людей, которым вместе с древностью — видней, что правда и что ложь, и что мы можем, когда иллюзией одно и то же становится, и больше дней, где есть повтор, не существует — пей всегда иной нектар, душа! Ничтожна опасность вновь открытия не сделать, дойти в исканье страстном до предела, додуматься в пути до тупика, признать себя насытившейся сутью того, о чем твой разум вечно судит и бытия приносит нам река.
Москва 15.06.99 09.19
Из сонетов написанных в Киеве
x x x
Оглох Бетховен, чтоб была слышнее та истинная музыка в нем, что обжигала слух невеж огнем, беся маститых новизной своею.
Оглох, чтоб глупость критиков развеять, радеющих, по мненью их, о том, чтоб лучше было созданное сном и явью сделанное для умов — яснее, чем истины привычные вокруг. Что было б, если б гений вдруг свои виденья предал по заказу советчиков, ужившихся с гнильем? Увы, тогда та быль, что мы поем, была бы лживей в мире безобразном...
10:41 22.12.99
x x x
А если дальше углубиться... Дальше есть два пути. Один — куда-то прочь, в бесплодную уединеньем ночь, другой — в ущельях толп создать удачи среди похлеще виды повидавших, в подруги взяв опасность, превозмочь весь ужас кажущийся, скучный дождь в мильоны скерцо перекрасить и в Adagio из лучшего балета превратить стихийных сил бессмысленную прыть, и, в сумерках талантливо печалясь, избранников общенья вспоминать и сочинять и сочинять и сочинять любовью приближаемую дальность.
Киев 18.06.99 10.41
x x x
Гордыня наказуема. Вспаривший над якобы бессмысленной толпой наказывается самим собой — нет палача, который был бы ближе. И рухнув не с небес — а с драной крыши того, что пьяно и с заносчивой тоской сооружалось, он за смысл глубокий свой берется, некий зов как будто слыша откуда-то — опять же! — изнутри. И, суть свою до смерти уморив, влачит он видимость существованья, которое и без того давно, как водится у нас, обречено, пока оно совместностью не станет. 19.06.99 09.39
x x x
Солисты сходят с надоевшей сцены, но рампа прошлого сияет им, по-прежнему возвышенно-шальным, по-новому роскошно-вдохновенным.
И древность устанавливает цены на то, что не товар, а сизый дым, но запах чей душе необходим всегда, везде и всем, и непременно.
Ах, боже мой, как много значит дрожь, в которую тебя бросает, сплошь забытое уже совсем иными! И так смешон заносчивый другой, звук не умеющий добавить свой в уже для всех назначенное имя! Киев 20.06.99 12.12
x x x
Ах, эта музыка и дней скороговорка, которую нам, грешным, не понять, и лета смысл как самого огня, и неба в даль распахнутые створки. Растительны секунды. Соком горьким, когда они, обвив собой меня, поят с листков — надежды, что звенят буддийским колокольчиком. И только во мне подвластных мыслях время — рай, где, хочешь, с вечностью самой играй, а хочешь, — задержись навек в мгновенье, держа свой путь по лучшей из дорог, которую ты славно выбрать смог, не очерняя жизни, вдохновенно... Киев 21.06.99 10.47
x x x
Читая листья, люди лето чтят и возникает в воздухе соборность, идет работа ласковая, спорясь, у мыслей, так похожих на утят, что вырастут и в небе полетят, забыв о том, что есть на свете скорость, что редок здесь патрон, который холост, и слишком густ живых мишеней ряд.
Играет гаммы бог на флейте утра. Простор старательными снами убран — не осознать сознанье Естества и не осмыслить вечные законы до самого конца... Листок зеленый читает нас, мой друг. И мысль — жива. Киев 09.19
x x x
Хочу в ямбические травы упасть, как будто в глубину, чтоб времени в глаза взглянуть и в жизни кое-что исправить.
Лесные мысли сладко правы, и нет сомнений, и вину суть искупает, чтоб уснуть могло сознание... Отравлен пластмассовым цветочком мир, и нужно, чтобы каждый миг был деревом наполовину, — иначе замутненный пруд одни кикиморы займут и новый век затянет тиной. Киев 23.06.99 11.39
x x x
Стремительны цветы — так быстро вянут. Быстр и покой, недолговечный брат тому, кто сменам жизненным не рад, — у полюбивших их он постоянней. Экспресс безостановочен.Не станет самой Земли, но мчать вагонный ряд куда-то будет дальше, — все стремят законы бытия. И думать странно о вечности, о тайнах тех времен, в которых мир уже не населен людьми, деревьями и муравьями, времен, где все уже давно не то, где даже их нет, так же, как простой недели, вновь изобретенной нами. Киев 24.06.99. 10.46
x x x
Без осложнений нет благополучий, когда они — подобье скорлупы, которую проклюнуть позабыл птенец событий внутренних. Мы учим на память счастье.Но ему поручен отмены подвиг господом: судьбы нерукотворной нет у сути, быть должны мы вечно по-другому, лучше, чем раньше, только что...Прыжок необходимо совершать из "хорошо", чтоб все благополучно снова стало. И нет ни йоты бесовщины в том, что удивительного —полон дом, а нам его через мгновенье — мало.
Киев 25.06.99 08.38
x x x
Осенний грустный дождь пошел в июне, решив порепетировать октябрь, и увядания лесного дятел, все оглушая, застучал. И дунул. пытась рвать задумчивые струны, бездушный грубый ветер. И, всеяден, какой-то монстр, внушив, что он приятель, остаток пожирать стал вечно юный — и дней, и слов, и сущности твоей... Успеть, понять бы все это полней, да незачем, мой друг, по сути дела. Река сознания все шире, шире, но все 'уже круг, которому дано понять глубины бывшего несмело... Киев 26.06.99 08.40
x x x
На улицах опять светают дети и вечереет взрослая толпа. И жизнь одновременно — на рассвете и на закате. Зряча и слепа одна и та же (разная!) судьба, и тайны нет в том. что она в секрете от нас пытается держать. Скупа определенности богиня — редко являет нечто ненасытным нам. И так прекрасно душам и умам, когда им в ощущенье дан хоть очерт, хоть самый малый ясности намек... Был ночью дождь. Мой лучший луч намок и в яркой мысли обсушиться хочет.
Киев 27.06.99 09.54
x x x
Стремленьями расшиты полотенца в светлице продолжений. Древний сказ — надеяться, что не в последний раз синицам мыслей удалось слететься, чтоб музыку создать на тему детства, неизлечимо длящегося в нас. Надежд ткачихи ткут себя. И страсть вновь оживает, и на сердце — дерзко, и, слава богу, хочется желать, идти — идя, не выгорать до тла, а знать, что есть чему гореть и дальше, что "дальше" — есть, что снова манит даль, которой жизнь опять готов отдать, казалось бы, все виды повидавший. Киев 28.06.99 12.56
x x x
Вновь с будущим подписан договор, но о благих намереньях всего лишь, и сути потому не обезболишь, от раны не избавишь ножевой.
И вновь не существует status quo, умеющего продлеваться, полость его — лишь праздный призрак, не наполнишь ее вовек тем самым... Ничего на свете не бывает неизменным, однако постоянство в нас от тлена спастись способно, — принимая вид всегда иной, чтоб сущность сохранялась и зря не пропадала даже малость того, что в яви идеалы длит. Киев 29.06.99 11.14
x x x
О, жизнь не вся приходится по вкусу, в ней столькое — от смерти и пустот, и гибельности, от которой жжет под ложечкой и бесконечно грустно. И кто-то вдруг — нет-нет, да и укусит, и за приятельство предъявит счет, и утаит полправды, и уйдет, когда всю ночь так нужно быть изустным, когда необходимо превратить весь мир в беседку, продлевая нить, в тот миг уже готовую порваться...
Однако ж, даже крошечный восторг велит монархом, чтобы я расторг с печалью договор — в кругу оваций! Киев 30.06.99 10.53
x x x
Торопятся покинутые вдаль, надеясь потушить свои пожары, проветрить жизнь, где горя газ угарный возобладал, как будто навсегда... Текут не слезы — судьбы. И следа нет на щеках у вечности, и лары дом покидают драгоценный, старый, который заменял им города. И дань дьяволиада собирает, когда мы при воспоминанье рая переживаем муку, замерев, не понимая, чт'о же здесь творится, на этом свете, где размылись лица и люди не смеются на заре...
Киев 01.07.99 16.02
x x x
Прибой в ушах, но — высохший какой-то, и ветер слышен, да недвижен лист, и дни столпились яркие, но мглист слепящий душу воздух, без работы оставшийся в июльском пекле. Подан сигнал о помощи, но дымна высь и тоже гибнет, кажется. Сошлись в немузыкальной точке все аккорды, чтоб до поры до времени молчать — пока для жизни слишком горяча нам выкипать велящая погода... А впрочем... Что-то все-таки внутри, в душе, не так. В том месте, где горит, коптя, всего-то свечечка, но — гордо... Киев 02.07.99 19.12
x x x
Не верится, что глупость есть болезнь и от нее на свете нет лекарства, но вновь и вновь похабное лукавство опровергает все надежды песнь создать из песенки... Клинична спесь и логика хрома у тех, кто по указке ее верховной выдумкам дикарским ума остаток посвящает весь... Увы, увы! И мы с тобой пойдем, глубокий честный славный друг, вдвоем, куда-нибудь, чтоб сочинять здоровье переживаньям, лучшим на Земле, чтоб света прибавлять там, где темнеть в родстве вдруг с небом стало нашем кровном...
Киев 04.07.99 12.00
x x x
Пускай уж будет так, но только — будет... Мне нравится безумная жара и колкая печаль во всем с утра, и полумысль застрявшая о Будде.
Строка не кончилась. И рифма будит, когда Господь решает, что пора карабкаться, хоть и крута гора, а праздные вокруг смеются люди...
Я слишком жив, и этим виноват в глвзвх того, кто засушил свой сад, положенный в существованье этом по разнарядке нам велящих сил — всем от рожденья, всем, кто так красив, когда высоким переполнен светом. Киев 06.07.99 08.37
x x x
Красоту подсказывают дали, исчезает красота вблизи. И приближенья демон исказил все контуры, что силу предкам дали продвинуть мир сюда, где мы едва ли довольны тем, что есть уже... Но сил у нас полно — грядущий миг красив! Его опять для нас нарисовали небесные умельцы, чтоб вперед стремились мы, предощутив, что ждет разочарованность очарованьем, когда, привычкою не став, оно нам брезжащими не обновлено картинами, где мы другими станем... Киев 07.07.99 09.50
x x x
Дома бессильны — не уйти им в тень. Они уже расплавиться готовы, а мы в жару их остаемся снова, мечтая погасить себя в воде. Парник построен! Не спастись нигде, опасно стало под небесным кровом и только в нас включить мы можем слово, способное о мире порадеть, чтоб заглушить и заменить моторы и воздух починить, который скоро иначе всех, кто жив еще, убьет...
Но — свежестью внезапно потянуло и так прекрасно в нынешнем июле вдруг устремляться стало нам вперед! Киев 08.07.99 08.54
x x x
Слетается любимых мыслей рой и счастлив ты, и не мешает тело душе лететь, куда она хотела давным-давно — к своим, в свое и в свой, воистину душевный жизни слой, где можно расковаться до предела... О боже мой, как думается смело тому, кто за прекрасное горой стоит в освобожденное мгновенье и, слыша шорохи растущих звеньев, бамбук событий внутренних рукой, умелой вдруг, рисует без бумаги и без холста — на времени, с размахом, озвучивая линии собой!..
Киев 09.07.99 08.17
x x x
Лишь посмотри — все снова незнакомо и в облаках неведомый заряд. Но ливня ждем который день подряд, а только дождик брызжет в окна дома.
Событий механизм как будто сломан и демон в кубок дня подсыпал яд, а на телеэкране говорят неведомо о чем. И все есть, кроме восторга всех. И так легко заметить: Земля — провинциальная планета, которой не дано столицей стать, куда съезжалось бы из всех галактик бесчисленное множество галантных существ, признавших, что она — Звезда.... Киев 10.07.99 09.38
x x x
Усталые вокруг, и впереди, и сзади, но свежесть сил пусть бог лишь честным даст — тогда бы чудо началось сейчас и мы смогли бы с данностями сладить, и давностей прекрасных привкус был бы сладок для тех, кто книжки, словно в первый раз, открыл бы, чтоб не отрывая глаз, смотреть в источник будущего лада. Вдали, но здесь, еще в "сегодня", огромном и живом, вдруг был бы поднят тот занавес в театре наших дел, который видеть нам не позволяет пути туда, где наша воля злая пустой не потакала бы вражде...
Киев 11.07.99 10.11
x x x
Когда-то я в подарок получил сознания извечную загадку, чей смысл мне тут же изложили кратко впервые в жизнь попавшие лучи.
И свет с тех пор— известие, где чист и нов всегда не знающий упадка фотоновый поток намеков сладких, но обещаний чуть мутны ручьи...
Ответа до сих пор, увы, не знаю, хотя, бывало, и казалось в маях, что он уже звучать совсем готов, уже свое мне кажет очертанье и очень скоро воплощенным станет на горе дленью дел моих и слов.
Киев 12.07.99 08.45
x x x
Не много ли мне одному досталось — и то, и это, и еще — миры, еще — скульптуры светлые из мглы и труд, который победил усталость, и все, что славно так нарисовалось, не заразившись пошлостью игры, что — радости, которые стары, а знать не знают, что такое старость?
Прекрасен сон, продлившийся, не снясь, с веками снова вышедший на связь и с явью перемешанный так ловко и так неразличимо для меня, что вечерею посредине дня, а ночью день беру на изготовку...
Киев 13.07.99 08.13
x x x
Пройти, не рвя лесную паутинку, струну, блистающую поперек пути забредшего в чужой поток, но вдруг узнавшего родное в диком...
Прекрасное — безбрежно многолико быть может, для того, чтоб ты урок мог извлекать, где только что извлек, где в нас безмолвий многотомных вскрики рождаются из тишины опять, и хочется антично воспевать внимательному явленное взгляду, идти, цепляя повести ветвей и становиться чуточку живей благодаря тому, что небо — снова рядом.
Киев 14.07.99 08.42
x x x
Блестящее господствует. Июльский чешуйчатый везде рассыпан свет и сладостью созревшей манит ветвь рябины, с чьею накануне пуска расположившейся зарею, в узком проходе в будущее милый зверь ноздрями повстречается — он ведь одной породы с нею, он из музык, которые мечтается сыграть, он — вымурлыкивающий нам: "Пора!" и в то же время вьющий: "Слишком рано!", виляющий прохожему хвостом, скульптурен по-оленьи, но тайком всецело — человек, века и страны...
Киев 15.07.99 12.15
x x x
Спасется парусная ночь. К утру, как водится, корабль ее прибудет и спустятся по трапу люди, и руки радостно потрут.
Испуганной монашенкой в миру окажется, когда светлее будет, и обязательно прибудут судьи, чтоб осужденья продолжать игру.
Но ей-то что? — свиданье просияло и струны в черном ахают рояле, устроившимся под окном, повисшим в воздухе, который Гершвин под утро в стиле блюз, несдержан, играл, настаивая на своем.
Киев 16.07.99 09.15
x x x
...И Троя снова нам откроет тайны, и сон грядущий вновь соорудит какой-нибудь заезжий эрудит, исчезнувшее сделав чрезвычайным.
Мы будущее строим из преданий, из лоскутков оставшегося сшит его манящий новым флаг, на вид для нас такой и впрямь необычайный.
Чутье ведет нас — за былым вослед идет рабочий, зодчий и поэт, спешит весь мир, желающий иного, очередных коснувшись совершенств, досочиняя бесконечный жест, бытийною предписанный основой.
Киев 17.07.99 08.43
x x x
...Как ни растягивай — допьется кофе, и как ни медли — быстро все пройдет. Нам объясняет нас то век, то год, и вряд ли кто-то объяснит толковей.
И время тоже — разновидность крови, оно в набухших жилах вдаль течет, а мы ведем по капиллярам счет, и, жидким им, навек наш ум закован похлеще, нежели железа твердь способна заковать. Вот и ответь, попробуй, честно на вопрос вопросов, не сомневаясь где-то в глубине: зачем там много нам, тебе и мне, — и жизнь, и смерть, и все, что так не просто?
Киев 18.07.99 08.18
x x x
Пойду-ка по аллее зимней тихо, и, глядя на таинственную ель, все буду, разговаривая с ней, желать людей, не заменимых книгой любого бытия... Я даже мига припомнить не могу, когда б милей мне было бы отсутствие друзей, чем даже их докучливости иго. Всегда тоска по глубине бесед, по продолжению того, в чем нет подвоха ловкого, угрозы скрытой, желания воспользоваться сном, который навсегда лишь об одном стремлении не быть метеоритом...
07.02.00 14:33
x x x
Мой лучший день еще когда-то будет. Он ждет за деревом, растущим вдаль и шелестящим в ночи иногда, жизнь обнадеживая первопутно. Диктует некто мне диктант и будит, прекрасное пообещав и дав мелодию для вариаций, встарь бессмысленной считавшуюся, судьям от музыки мешавшую и всем так докучавшую... Во всей красе она должна предстать, преображаясь на все лады, то замереть веля, то становясь, как целая Земля, но как ребенок пробуждая жалость. 04.02.00 0:50
x x x
Вселенных тьма. И все решают кварки. Но все они зависимы от глаз, на них смотрящих, значит, и от нас, и все обязано тому, что ярко во всех вселенных светит взгляд; что сталкер дознанья тонкого проходит в первый раз в когда-то не доступном месте, лаз проделывая, чтобы нам подарки невиданные в мысли передать... И так творилось новое всегда, так есть и будет вечно в миллиардах миров, где мы, того не зная, суть, в нюансах множим... Вот и я несу — как все! — изобретенное азартно... 06.02.00 9:33
x x x
Устраняются файлы без всяких трагедий, уходит под лед устаревший шумок и кто-то погиб, и ты вновь одинок, но все же по-прежнему яростно светел день, затемненный оценочной ветвью, втоптанный в грязь миллиардами ног, взорванный кем-то, кто с Богом не смог существовать миротворно на свете. Вечно увечным здесь должен быть кто-то, вечны обиды и вечна забота, нечто ужасное... да, навсегда, но бесконечны и чудные дали — те, что нас ждут и те, что настали, в душах оставив для нас города. 02.02.00
x x x
Такое зрение сегодня развивалось, когда родное виделось вдали, припомнившись внезапно, из земли ростком явившись. И нужна ведь малость — всего лишь, чтобы грудь твоя вздымалась, чтоб, ум, волнуясь, был нетороплив, спеша припомнить радости разлив, священного безумия нормальность... Поменьше холода друг к другу — нам, побольше воздвигающего храм посреди улицы, на стогнах, в душах, и громких торжествующих скворцов, потоньше мыслей, поточнее слов — и сможем лучше мы смотреть и слушать... 01.02.00 0:09
x x x
Весна предзнаменуется во всем и начинается неотвратимо сначала в нас, по горло вмерзших в зиму, а после в ней, наполненной огнем, пока подспудным. Мы уже поем, но звук еще не слышен. И незримо так ясно видимое нам. И дыму, дни опьяняющему, рады, об одном мы думаем торжественно: о солнце над всем, что здесь от холода спасется в тепле апрельском и в тепле души. Напрасно что-то все испортить тщится отчаяньем окрашивая лица и мысль пытаясь... глупости лишить. 03.02.00 10:54
x x x
Бог земледелия, Сатурн, был дядей мрачным, быть может, оттого, что вспоминал, как мир был счастлив, как он времена не торопил и славил, как утрачен был вдруг... И память пятилась по-рачьи, прошедшим наполняясь, и, полна прекрасного, глядела из окна на мерзости, что новый мир, не пряча, для обозренья нагло выставлял. Но знал Сатурн, что расцветет Земля, затем плоды обрадуют живое, и он как бог исполнит честно долг, а мыслью трезвой подведет итог: мир не улучшишь, урожай удвоив... 30.01.00 10:12
x x x
Все те же клавиши, а сладкозвучье из области неслыханного нам необходимо брать... Не зная дна в колодце граней новых черпать! Учит сама природа нашей жизни лучик сиять, чтоб здесь, в одном и том же, создана была корпускула (и с ней волна), что вовсе и не хуже, и не лучше, а просто не бывала никогда. И присмотритесь: словно ерунда сперва — Великое. И, может, безобразно то, что прекрасным станет через год, когда его контекста час пробьет среди гневливых и пустых напраслин. 29.01.00 8:44
x x x
Вдруг ненароком... Через годы, будто вдруг отмотали пленку в небесах, чтоб виденное снова показать тому, кто прошлое вот-вот забудет. И в воздухе предчувствуются судьи, как словно бы они для нас гроза, но главное — нам хочется сказать такое важное, что разум не избудет, на чем он держится, в чем суть его, и, может быть, все наше волшебство. Мы ведь соединяющие маги, мы связываем наши времена, в них проплывая врозь, но так, что нам дано навеки быть в архипелаге. 28.01.00 17:17
x x x
...Стояли дни такой высокой пробы, но их, увы, никто не замечал, — кто, все привыкнув делать сгоряча, кто просто так, забыв подумать, чтобы определить светимости особой присутствие в почти что нелучах, в той пасмури, где хорошо кричать от ужаса и боли, где окопы и взрывы чудятся, где сплошь стена со всех сторон, и жизнь — окружена такой убийственной и злобной тайной. Стояли дни и до сих пор стоят. А мы идем — толпой, вразброд и в ряд, идем и вдаль уходим непрестанно. 27.01.00 23:08
x x x
Я так еще о снах чужих не грезил, и копий с них так чутко не снимал, — у стольких жизнь —жестокая зима без красоты, без наоконных фресок, без хлеба вдоволь. Мир почти зарезан, почти расстрелян, день и ночь — впотьмах так много нас идет и ждет ума затменья полного, чтоб не страдать от стресса, скорей забыться, спрятав смыслы в бред, где нет кого-то злей или добрей, а правит всем ничто, исчезновенье всего, что дорого неугомонным нам. Смотрю чужие сны и, сам без сна, пишу рецензию рукой неверной... 27.01.00 10:55
x x x
Довольства нет! Не верьте никому — есть только устремление к довольству: у каждой Англии есть свой мятежный Ольстер, и глупость — тоже свойственна уму. Ты думаешь: вот-вот я все пойму но зн'аменье, кометой длиннохвостой восторг прикрыв, сбывается и остов победы рушится, и в трауре все СМУ, так яро строящее то, что в наших душах опять Господь нам в назиданье рушит, подбадривая их, чтоб дальше шли. И что же скажешь здесь? Так нужно, значит. Безрадостным все может стать иначе в пределах неба, где чуть-чуть — Земли... 26.01.00 9:23
x x x
О как мы любим эту нашу краткость растягивать и длить исподтишка, хоть устает то сердце, то рука и можно выжить, только в прах расстратясь. Есть много зла. И многое не в радость. А что-то хорошо — то лишь пока. И словно не туда течет река, совсем не худших утопить стараясь. Но все равно за мигом снова миг соединяет с тайной напрямик, которая тебя все дальше манит, как будто только в том весь смысл людей, чтоб дольше в плоти пребывать своей и в беспредельном недопониманьи. 24.01.00 1.32
Сонеты написанные в Краснодаре
x x x
Конструктор здешних снов не просчитался и мне цветные видятся они, лишь раскаленные окончат дни играть свои убийственные танцы. Все меньше суть. Уже почти расстался с ее сокровищницей, мчась в огни, в старательно расставленные пни и в душу обжигающие стансы. Мгновенья, видно, дьявол приручил, они ведут себя как палачи — то плавят мысли, то костер разводят, то к виселице прошлое ведут, то яблоней тебя казнят в саду, как будто планетарную природу. 28.07.99 13.36
x x x
Здесь многие терпеть не могут скрипки, но есть и те, кто день и ночь готов все слушать, слушать песенки без слов, храня на лицах нежные улыбки. Тогда им видно: грубые так хлипки, а дом их мним, он вовсе им не кров без музыки, без мелодичных снов, без ритма кружевной вселенской зыбки, в которой спит симфония-дитя — вся будущая жизнь, где вечно чтят, сперва любя, великие напевы, объединяющие сквозь века все вопрошания издалека, что значат лишь одно: "Родные, где вы?.."
x x x
По сторонам смотрю, хватаясь взглядом за ветки мне понравившихся мест, за все мне симпатичное окрест. Мне хочется. чтоб все осталось рядом. Помешкать бы еще. В саду нарядном все кажется, что жизнь —не палимпсест, что дан нам щедро не один присест, а бесконечность, что от нас не спрятан секрет безмерности и дленья в даль, что расставаться больше нам не жаль благодаря отсутствию разлуки, которая теперь упразднена; что больше не начальствует она и что от этого... иные муки. Краснодар 31.07.99 08.51
x x x
Опять распахнуто окно в надежду и выжидающий молчит звонок, который на себя всю жизнь отвлек и ничего не позволяет между каким-то смутным будущим и "прежде", в пространстве каменном, где травки клок вот-вот засохнет, так весь одинок и в страхе перед грубостью невежды, могущего все вырвать просто так, хотя бы потому, что он в стихах не проводил ночей великолепных, не бредил домом, обжитым другим, и не вставал, когда играли гимн прекрасному, от звезд на миг ослепнув... Краснодар 01.08.99 08.58
x x x
У ветра я спросил опять дорогу и он ответил, веткой шевельнув и в сторону земли, и в вышину, и как бы кожу сущности потрогал, прохладою пройдясь по ней полого и под углом проникнув в глубину... Сегодня я, наверно, не усну, но виновата в этом не тревога, а то, что нет ее, что это так свежо для мыслей, так похоже на ожог, что нет пока покоя им. Перелопатить мне, что ли, все, на солнце подсушить — снов чабрецы, соломинки души и плесень полуявленных апатий?.. Краснодар 02.08.99 02.34
x x x
Миг длится годы, а мелькает век, такой, казалось бы, необозримый, и в двадцати шагах от древних римлян сегодняшний шагает человек. Мы прекращаемся, но род наверх взбирается, спешит, неповторимый, и в щелях застывают лавой ливни, и льются, разжижаясь, камни вех. А у меня есть миллион волнений, и океан любви, который вспенен великой бурей, где растет покой ковыльно, переливчато и гладко, как будто ветер не срывал палатку и разум не метался сам не свой... Краснодар 03.08.99 02.27
(В поезде Киев-Краснодар)
1
От дома временного удаляюсь, в другом таком же скоро окажусь, там из портпледа бритвенную грусть, приехав, выну, дней прыгучих пряность.
Мне там, у моря, столько покорялось, а выдумки и числить не берусь, но все однообразной мысли груз упрямо перевешивал, нарядность рождественскую августовских ид гирляндой отускляя, что горит глубин печальных вездесущим светом.
Куда, перемещая тело, душу я везу опять? И где же те края, где добрый ангел мне шепнет об этом?
03.08.99 22.20
2
Общенье прервано, а речь еще звучит и вообще все, извиваясь речью, из будущего мне спешит навстречу, и славно переполнены ручьи.
И старое мне новости вручить спешит, журча, и каждый миг — предтеча, который недостаточно отмечен в потемках дня, в полуденной ночи.
А суть моя недвижна и безмолвна, как после чтения Лотреамона. Застывшесть мраморна. И каждый квант недвижности — становится посевом надежды на осенний май, где гневным немот опроверженьем ринусь — к вам.
03.08.99
3
Не учтены чужого километры и тьмы неравнодействующих сил... А бог двоих и просит, и просил высокость чувства пылью не разветрить.
Наш дух — бродяга, но душа — оседла, ей без пенатов этот свет не мил, и я придумал: где бы я ни жил, считать, что дома я, и глупо медлить с проникновенностью ночных бесед, со взглядом влажным, что им вслед бросаем мы при расставаньях, с ненарочитым породненьем с тем, кто стал соавтором твоих поэм, а в вечности — еще роднее станет.
04.08.99 12.30
4
Спокойно презираю всех предавших — мне не хватает памяти на них, они уже не повседневный стих, что нас то раззадорит, то утешит, то сделает биенье пульса реже в минуту, где никто уже не лих, то радостью заполнит за своих в шарообразном нашенском манеже, то объяснит, лишь рифмой намекнув, то в паузе меж слов простит вину кому-нибудь любимому навеки, то перескажет вечер корневой, когда картины лживой первый слой бес наносил наколками на веки.
04.08.99 15.58
5
Родное с чуждым... Вещество — одно. Все от того зависит, как настроить всю эту массу, вставшую горою, что обойти тебе не суждено.
И в синхрофазотроне быта сном кварк доброты перелетит порою в тот край души, где ионы злые роем жужжат-кружат. И вдруг, потрясено, все, что есть сущность наша, обновится и благо просветляет наши лица, все той же, что и зло, звездой светя.
Но мы убеждены, что все иначе, что сущности у всех нас однозначны, а, упрощенным, бог нам не судья.
04.08.99 18.58
ЗАПОРОЖСКИЕ СОНЕТЫ
1. Такой неясный день - сплошная муть, а мысль моя — из блесток новогодних, из ласковой погоды самой летной, когда и танку хочется вспорхнуть.
И путь на юг — рождественский как путь. Мы позабыли многое сегодня — Христос родился там, где неохотно заходит солнце, чтобы отдохнуть.
Подарки озарений бесконечных в укромные места сложила вечность для смой честной нашей красоты.
И климат прав любой. и автор чуда — строка идей, бегущая повсюду, когда привык задумываться ты.
13.12.99 (В поезде Киев-Запорожье) 2. В Запорожье в декабре туманно и не видно Хортицы вдали, но исходит что-то из земли без экскурсоводского обмана.
И полтыщи лет— как будто мало. Зал существованья опылив ротами фруктовыми, разлив дум казацких мелос мысли манит, изменив мой северный настрой, смысл ему придав совсем иной, не звуча в реальности наружной.
Что все это значит? Суть времен вне времен хранится? И спасен тот, кто сути этой не нарушил? 14.12.99 Запорожье 3. Речей излишества... Молчать! Хотя бы и в ущерб чему-то — иначе разобьется утро игрушкой елочной и часть души, еще живой сейчас, сбежит, не выдержав рассудка предательств многократных — в утлых суденышках ненужных слов. Свеча на негативе антисветит тьмою опять И пламя, что никак не смою со стен вечерних. и они грязны.
Хоть кажется, что все вокруг опрятно и вымышлены злые беспорядки в израненных пределах тишины. 14.12.99 4. Влечение к восходу вездесуще, предвосхищенье солнечности есть одна из лучших форм бытийства здесь, на нашей, в общем, беззащитной суше.
Декабрьской ночью соловья услышав, я точно знаю - он рассветен весь, он —трелями украшенная есть, воображенью данная, чтоб глуше в нем стал застрявший в щели звук, что самосожалением зовут в известных толстых книгах. Скорость света гораздо выше, если мыслим свет, открыт любовью, восхищеньем спет и длится в наших душах, а не где-то...
15.12.99 (4 часа утра) 5. Смысл жизни в том, чтоб было хорошо! не только духу в нас — душе и телу, всему совместно, сразу, не отдельно лишь одному из троицы. Прыщом убить легко нас можно, вызвав шок — тщеславием пространства, если дело все в том, что мы восторги не узрели, прекрасное постигнув, взять в расчет, отдать участию неповторимой силы — своей, единственной — в неугасимом горении, горящему продлив существованье. боже мой, как славно, пересотворяя мир, как будто слайды, рассматривать действительности миф! 15.12.99 (7 часов утра 1 минута) 6. Страна мгновенья исчезает в новом, но явится когда-нибудь опять в дали, где можно все припоминать, не подчиняясь временн'ым оковам.
Бродячее пространство мы готовим, когда великому возобладать вдруг удается, чтоб рождалась знать в среде простолюдинов-чувств, чтоб словом (а может, ауфтактом слова) мы его могли всегда позвать из тьмы страну витающую и без визы в ней оказаться вновь. И счастьем встреч в воображении нам трудно пренебречь. Да и зачем, коли мы от них зависим?..
10.07 16.12.99 7. Мы лучшей музыкой, увы, не дышим и лучших книжек с полок не берем, чтоб превратиться как-нибудь потом в обиженных по повеленью свыше, что мы в бреду сует всего лишь слышим, а плачем в трезвости, когда погром, что нами учинен, унизит дом души — там пустота и мыши, грызущие банальности сухарь. И сколько на поверхности ни шарь рукой догадывающейся — праздник существованья подлинного ты здесь не отыщешь. В недрах красоты таится он и ждет тебя напрасно.
10.47 16.12.99 8. Сыскался остров и холодных волн в веках не остывающая память сыскалась тоже. Воды не проспали ни взмаха весельного. След кривой мильярды раз над чьей-то головой луны рожденной, виден в ней и паник капелльно-капельных и сонм испарин на лбах, что все — один и тот же свод, до последней звездной точки. Пробел заполнен. Из вестей проточных задержан кожей мысли тот фермент, что нужен нам для прочного раздумья, изображенья правд, сперва безумных, а после — тех, мудрей которых нет.
9.03 17.12.99 (В поезде Запорожье-Киев)