Кейт Лоумер. Бандиты и мандаты
Copyright 1971 by Keith Laumer A Baen Book, 1985, NY © Сергей Ильин (isb@glas.apc.org), перевод с английского
1
Второй Секретарь посольства Земли Ретиф вышел из своего отеля на улицу, увешанную флагами и кишмя кишащую местными жителями: пушистыми, суматошными существами росточком от фута до ярда, похожими на бурундуков-переростков с задранными кверху мохнатыми хвостами. Тут же из боковой улицы высыпала компания расклейщиков, которые принялись, протискиваясь сквозь толпу, проворно сдирать со стен магазинов предвыборные плакаты, наклеивая на освободившееся место свои собственные. Следом за ними немедленно устремились распространители листовок, украшая изображенные на плакатах физиономии усами, бородами и скошенными к носу глазами. К ним с шумным весельем присоединились прохожие, — одни чернили физиономиям зубы, другие добавляли к кончикам кнопочных носов недостающие бородавки, третьи отнимали у первых и вторых кисти с тем, чтобы пройтись этими кистями по лицам их бывших владельцев. В воздухе замелькали кулаки, послышались громкие крики.
Кто-то ткнулся в колено Ретифа: маленький оберонец в синих штанишках и белом запятнанном переднике таращился на него снизу вверх широко раскрытыми полными тревоги глазами.
— Молю тебя, честный сэр, — пронзительно запищало крохотное существо, — поспешай или все погибнет!
— А что случилось? — поинтересовался Ретиф, заметив пятнышко муки на щеке оберонца и мазок глазури на кончике его носа. — Плюшки подгорают?
— Паки и паки страшнее того, милорд, — громили! Неистовые великаны вот-вот разнесут нашу лавку! Но следуй за мной и увидишь!
Оберонец стремительно развернулся и опрометью понесся вперед.
Круто сбегающей вниз мощеной улочкой с тесно поставленными домами, у которых балконы вторых этажей как раз доставали ему до макушки, Ретиф шагал следом за оберонцем. В открытых окнах мелькали интерьеры игрушечных домиков с игрушечными же столиками, креслицами и телеэкранами размером в почтовую марку. Пока он проходил мимо, ясноглазые обитатели этих домов высыпали на балконы, чирикая, как воробьи. Он с осторожностью пробирался между гуляющей по улице публикой: двенадцатидюймовыми плутнями, восемнадцатидюймовыми рокоталами в лиловых и красных перьях, двухфутовыми рябниками в бахромчатых шапочках и фартучках, величественными блефунами ростом аж в три фута шесть дюймов, очень элегантными в своих кружевных воротничках и розовых париках. Скоро впереди заслышались визгливые вопли, звон бьющегося стекла и какие-то глухие удары. Свернув за угол, Ретиф оказался прямо в гуще событий.
Перед лавкой, на вывеске которой красовалась кое-как намалеванная колбаса, собралась толпа, кольцом обступившая с полдюжины гигантских оберонцев еще не знакомой Ретифу разновидности: расфуфыренных денди, облаченных в грязные шелка, с неопрятно подстриженными хвостами и с ятаганами, подвешенными к талиям, если, конечно, можно говорить о талии существа, больше всего напоминающего сложением кеглю. Один из членов этой ватаги держал поводья их скакунов — чешуйчатых зверюг с шипастыми гривами, обладавших разительным сходством с весело размалеванным носорогом, немного подпорченным торчащими из пастей клыками да длинными мускулистыми лапами. Пара огромных туземцев ретиво лупила ломами по перемычке дверного косяка. Другая пара с немалой сноровкой разносила кувалдами стену около двери. Шестой громиль, выделяющийся алым кушаком с заткнутой за него пистолью, стоял, сложив на груди руки, и ухмылялся, показывая разгневанной толпе острые зубы.
— Сей лавкой владеет мой троюродный и внучатый дядюшка Мочельник Дрызг, выпечка и выпивка, — пропищал маленький гид Ретифа. — Никто бы не стал возражать против небольших разрушений, совершаемых от широты душевной при обнародовании своих политических взглядов, но эти разбойники того и гляди пустят нас по миру! Грамерси вам, милорд, не согласитесь ли вы урезонить скотов?
Он заюлил впереди, расчищая Ретифу путь в толпе зрителей. Обладатель красного кушака, заметив приближение Ретифа, убрал с груди руки, причем одна из них застряла вблизи рукоятки пистоли, — Ретиф увидел, что это гроачианская копия измельчителя, бывшего в ходу на Конкордиате лет двести назад.
— Не приближайся, чужестранец, — произнес громиль немного поскрипывающим баритоном. — Что тебе здесь? Ваша берлога вон там, на соседней улице.
Ретиф ласково улыбнулся нависшему над толпой медведеобразному оберонцу, чьи глаза находились почти вровень с его, а масса была, пожалуй, значительно большей.
— Да вот, надумал купить себе пончиков с повидлом, — сказал землянин, — а тут твои ребята вроде как дорогу загораживают.
— Изыди, земляк! И поищи себе закусь в другом месте. Я, видишь ли, малость приустал, — предвыборная кампания, то да се, — вот и надумал почтить своим присутствием эту жалкую забегаловку. А моя братва решила расширить дверь, дабы она отвечала моей благородной комплекции.
— Нет, так не пойдет, — ровным тоном сказал Ретиф. — Когда мне нужны пончики с повидлом, это означает, что они нужны мне сию же минуту.
Он шагнул в направлении двери, и пистоль, выдернутая из-за кушака, тут же уставилась на него. Прочие громили, помахивая ломами, неторопливо обступали его.
— А-я-яй, — сказал Ретиф, грозя громилям пальцем, а нога его тем временем описывала короткую дугу, дальний конец которой пришелся в аккурат на коленное сочленение владельца пистоли. Бедняга отрывисто тявкнул и нагнулся вперед, — нагнулся вполне достаточно, чтобы его челюсть встретилась с пролетавшим мимо левым кулаком Ретифа. Пистоль оказалась у Ретифа в руке, а громиля отнесло немного назад, сотоварищам на руки.
— Грех вам, ребята, — укоризненно пробормотал гигант, обращаясь к своим соратникам, и ошалело помотал головой. — Шесть малых лун мы с вами водим компанию, сколько выпито было, и хоть бы разок кто из вас влепил мне такую добрую плюху...
— А ну, кореша, окружай его, — приказал остальным один из громилей. — Сейчас мы этого проходимца в лапшу изрубим.
— Спокойнее, господа, — посоветовал им Ретиф. — При стрельбе в упор эта пистоль оставляет очень неаккуратные дырки.
— Ежели не ошибаюсь, — сказал один из ломоносцев, с отвращением озирая Ретифа, — ты из тех иноземных бюрократов, что поналезли сюда делить поживу, после того, как вытурили липколапых.
— Посол Гвоздуодер предпочитает именовать свои функции наблюдением за соблюдением правильной процедуры выборов, — поправил его Ретиф.
— Ага, — кивнул громиль, — вот и я о том же. Так чего же ты вмешиваешься в свободный демократический процесс? Стоило Дир Багрецу рот открыть, чтобы изложить свои соображения по вопросам местной политики, а ты уж его и оголоушил.
— Мы, бюрократы, публика мирная, — объяснил Ретиф, — но лишь то того момента, когда кто-либо встает между нами и нашими пончиками с повидлом.
Предводитель громилей уже стоял на ногах, хоть и не очень твердо, и тряс головой.
— Подлый это трюк, — сказал он, не вполне внятно выговаривая слова, — выходить против шести мирных драчунов, вооруженных одними ломами, спрятав в кулаке наковальню.
— Пошли отсюда, мужики, — сказал другой громиль, — пока он гаубицу из рукава не достал.
Banditti взгромоздились на своих скакунов, заводящих бешенные глаза, громко фыркающих и потрясающих клыкастыми мордами.
— Мы твою личность запомнили, чужестранец, — многообещающим тоном сообщил один из них, — очень сдается мне, что мы еще встретимся, и тогда уж не обессудь, не всегда мы такие мирные.
После того, как шайка скрылась из глаз, малорослые оберонцы одобрительно загомонили.
— Милорд нынче спас жирок, какой еще не повытопился из дяди Мочельника, — воскликнул кроха, призвавший Ретифа на помощь.
Землянин пригнулся, упершись руками в колени, так что лицо его оказалось всего на фут-другой выше лица маленького существа.
— Послушай, а я тебя прежде нигде не мог видеть? — спросил он.
— Certes<$F определенно (фр.)>, милорд, — всего только час тому назад я еще зарабатывал свои несколько медяков, подвизаясь в третьих помощниках кондитера вон в той харчевне, отдел пышек, милорд, подотдел декоративной глазури. — Он вздохнул. — Розочками занимался, милорд,.. но к чему утруждать моими сетованиями слух Вашей Светлости?
— Работу, что ли, потерял? — поинтересовался Ретиф.
— Увы, потерял, — впрочем, это поистине сущие пустяки в рассуждении тех новостей, что были подслушаны мною прежде, нежели хозяин понудил меня немедля оставить пределы его заведения!
— Постой-ка, а зовут тебя...?
— Прикрас, милорд. Прикрас Белошвей IX, к вашим услугам. — щебетун обернулся, ибо к ним, пыхтя, приближалось близкое его подобие, разве что немного располневшее и поседевшее, кивая на ходу головой и прядая ушами, дабы выразить переполняющую его благодарность. — А это, милорд, мой дядя Мочельник, собственной персоной.
— Ваш покорный слуга, сэр, — проскрипел дядя Мочельник, вытирая лицо большим полосатым носовым платком.— Не почтит ли меня милорд, разделив со мною — для отдохновения после своих великих трудов — освежающий глоток молока дойной ящерицы и кусочек жирного пирога?
— Истинно говорю тебе, дядюшка, ему потребно нечто такое, что будет покрепче сыворотки, — возразил Прикрас. — И истинно же говорю, в "Толстой Колбаске" подают добрый эль, — не знаю только, удастся ли Вашей Светлости забраться вовнутрь, — добавил он, переводя взгляд с шести футов и трех дюймов Ретифа на дверной проем и обратно.
— Да уж как-нибудь, бочком, — успокоил оберонца Ретиф.
Шустрый восемнадцатидюймовый половой провел пригнувшегося Ретифа через заполненную зальцу к столу в самом углу, и там Ретифу удалось затиснуться на стоявшую у стенки узкую скамью.
— Чего изволите, господа? — осведомился, подойдя к ним, сиделец.
— В нынешних обстоятельствах мне придется ограничиться небольшой кружкой пива, — сказал Ретиф.
— А мне элю, — сказал дядя Мочельник. — Оно, может статься, и грех бражничать до полудня, но когда по кварталу слоняются громили и рушат стены, бражничать, коли подвернулась такая возможность, — это самое распрекрасное дело.
— Принцип весьма основательный, —признал Ретиф. — А кто они такие, эти громили, дядя Мочельник?
— Да ворье они беззаконное, — со вздохом ответил почтенный пекарь, — только что слезшее с верхних веток, в надежде поживиться тем, что плохо лежит. После того, как вы, земляне, отправили гроачей восвояси, мы уж решили было, что все наши горести позади. Увы, боюсь я, сие далеко не так. Стоило этим головорезам прознать, что пятиглазых повышибали, как они тучами повалили с холмов, ровно твои жуки-свистуны на телегу с повидлом, — явно вознамерились они пропихнуть на выборах вперед своего разбойного атамана, Гордуна Неучтивого. Целые шайки их наводнили город, да и окрестности тоже, и застращивают простых избирателей...
Он прервал свои речи, ибо сиделец поставил перед Ретифом пенную кружку высотою в три дюйма.
— Убери этот наперсток, Сквирмкин, — воскликнул дядя Мочельник. — Нашему гостю требуется сосуд покрупнее!
— Да это же императорского размера кружка, — обиделся сиделец, — хотя, пожалуй, при его росте она должна показаться карлицей. Ладно, пойду, попробую вышибить дно у бочки...
И он поспешил прочь.
— Умоляю вас, не поймите меня превратно, милорд, — возобновил свои пени дядюшка Мочельник. — Как и любой патриот, я преисполнен радости оттого, что липколапые сгинули, предоставив самим оберонцам вершить дела Оберона. Но кто мог предвидеть, что нас, людей нормальных размеров, тут же примутся грабить переростки одного с нами роду-племени, и что они по всем статьям превзойдут иноземных захватчиков?
— Первый попавшийся историк, — ответил Ретиф. — Но я с вами согласен: когда тобой вертит местное хулиганье, это гораздо противнее гнета чужедальних пришельцев.
— Именно так, — согласился Прикрас. — Когда приходится жить под пятой иноземцев, всякий может хотя бы отчасти утешиться, изрыгая в их адрес разного рода описательную хулу и виня во всем присущее им от рождения моральное уродство, — но в случае собственных родичей этот метод способен привести к результатам неожиданным и неприятным.
Сияющий сиделец вернулся с деревянным бочонком объемом примерно с кварту, уважительно прикрытым его же собственным донышком. Ретиф приветственно поднял бочонок и сделал большой глоток.
— И если то, что подслушал мой племянник, хотя бы отчасти истинно, — продолжал, вытирая пену с усов, дядя Мочельник, — худшее еще впереди. Ты уже обо всем поведал нашему благодетелю, паренек?
— Нет еще, дядюшка, не успел — Прикрас повернулся к Ретифу. — Я выметал крошки из комнаты, в которой вкушают завтрак важные особы, и мысли мои блуждали где-то далеко, как вдруг до меня донеслось слово "громили", коим перебрасывались господа, еще сидевшие за столом. Я навострил ушное оперение, полагая услышать, как они поносят этих мерзавцев, но услышал секретные сведения, согласно коим их атаман, ведомый тать и лиходей Гордун, выдает себя за выразителя наших интересов, прирожденного лидера всего Оберона да вдобавок еще и требует аудиенции у Его Внушительности посла Гвоздуодера! Натурально, я поспешил вывести Высокородных Лордов из обуявшего их нелепого заблуждения, но, поспешая, опрокинул кастрюльку, вмещавшую горячий шоколад...
— Увы, племянник бывает порой чрезмерно порывист, когда принимается отстаивать свои убеждения, — вставил словечко дядя Мочельник. — Но и то сказать, в сем случае он претерпел за них жестокие муки.
— Истинно так, хоть впрочем, — великодушно признал Прикрас, — и Его Почтение, господин Магнан, тоже их претерпел, когда шоколад излился ему на лоно. — Счастье еще, что шоколад успел отчасти остудиться, немалое время простояв на столе.
— Нелепейшая перспектива, — продолжал снова принялся за свое дядя Мочельник. — Эти шаромыжники будут править нами, порядочными людьми! Подумать страшно, сэр Ретиф! По мне, так уж лучше бы пятиглазые воротились!
— Они хоть как-то окорачивали этих негодников, — сказал Прикрас, — не позволяя им носу высунуть с их холмов и из пещер.
— Что сделаем и мы, паренек, дай только кончиться выборам, — напомнил юноше дядя Мочельник. — Натурально, мы, щебетуны, готовы принять бремя политического руководства чернью, сие будет и естественно, и справедливо, и едва лишь наш кандидат одержит победу, неотвратимую в силу нашего высшего превосходства над...
— Не принимай всерьез болтовни выжившего из ума старикана, верзила, — донесся от соседнего стола тоненький голосок. Малюсенький оберонец росточком не более девяти дюймов приветственно поднял стаканчик, в который едва-едва помещалась унция жидкости. — Именно и исключительно мы, клепики, как мы есть благороднейшие среди всех творений Природы, самими небесами предназначены главенствовать над прочим неуклюжим скотом, — вас, милорд, я, разумеется, не имею в виду...
— Это что там за пыльный сверчок стрекочет из трещины в табуретке? — громко осведомился через три стола средних размеров оберонец с похожими на очки черными кружками вокруг глаз. — Иноземцу вон, и тому понятно, что единственно нам, блефунам, принадлежит законное право наследовать мантию древних владык. Вот погодите, как только мы придем к власти, вам будет не до подобного пустословия.
— Куда это вы придете?! — возопил Прикрас. — Через мой мертвый труп ты туда придешь, ничтожество!
Он вскочил и, расплескивая пиво, замахнулся на обидчика кружкой.
— Окоротись, племянник! — сдержал юношу дядя Мочельник. — Нашел, кого слушать. Не видишь разве, он хлебнул лишку...
— Это я что ли, по-твоему, пьян, старый ты забулдыга? — взревел блефун, вскакивая (стол при этом перевернулся) и хватаясь за эфес шпаги в целый фут длиной. — Да за такие твои слова я спущу с тебя твою помятую шкуру...
На этом его угрозы и прекратились, поскольку пущенная кем-то через всю комнату пивная кружка тюкнула его чуть выше уха, и он кубарем полетел на соседний стол, где его тут же принялись с гневными воплями мутузить.
— Закрываемся, господа, закрываемся! — еще успел крикнуть сиделец, прежде чем сигануть под стойку, спасаясь от града оловянной посуды. Ретиф одним долгим глотком прикончил пиво и встал, возвышаясь над битвой, бушевавшей на уровне его колен.
— Рад был познакомиться с вами, джентльмены, — сказал он, обращаясь ко всей комнате сразу. — Как ни грустно покидать столь теплое общество, но меня ожидают на Совещании сотрудников посольства.
— Прощайте, сэр Ретиф, — пропыхтел из-под стола Прикрас, сцепившийся с покрытым бледным мехом завсегдатаем примерно одной с ним весовой категории. — Заходите во всякое время, — выпьем по рюмочке, о политике поболтаем.
— Благодарю, — ответил Ретиф. — Если случится мне заскучать на передовой, непременно вспомню о твоем приглашении.
2
Когда Ретиф появился в совещательной комнате, — бывшей упаковочной бывшего склада, в коем временно обреталась Миссия Земли на только что освобожденной планете Оберон, — Первый Секретарь Магнан наградил его кислым взглядом.
— Вот и вы, наконец. А я уже начал опасаться, что вы, по своему обыкновению, бражничаете с каким-нибудь местным отребьем.
— Мы только-только начали бражничать, — сообщил Ретиф, — как я, вопреки своему обыкновению, вспомнил о совещании. Кстати, вы что-нибудь знаете о деятеле по имени Гордун Неучтивый?
Магнан испуганно уставился на него.
— Послушайте, Ретиф, это имя известно лишь двум-трем людям, допущенным к секретной информации, — понизив голос сказал он. — Кто вам проболтался?
— Несколько сот весьма раздраженных местных жителей. По-моему, они не знали, что это секрет.
— Ну, как бы там ни было, постарайтесь изобразить удивление, когда о нем упомянет Посол, — предупредил подчиненного Магнан, усаживаясь с ним за длинный стол. — Боже ты мой, — продолжал он, когда вопли толпы, собравшейся снаружи здания, поднялись до громового уровня, — какой восторг охватывает этих туземцев, стоит им вспомнить, что мы освободили их из-под ига гроачей! Слышите эти счастливые крики?
— Да, это замечательно, — согласился Ретиф. — А уж обложить друг друга они умеют гораздо лучше гроачей.
— Господи помилуй, Уилбур, — сказал Магнан, когда в соседнее кресло уселся, стараясь увернуться от его взгляда, Военный Атташе полковник Седел-Мозол. — Откуда у вас это ужасное пятно под глазом?
— Все очень просто, — слова вылетали из уст полковника, будто пули, — какой-то мерзавец выбросил политический лозунг и попал прямо в меня.
— Ну-ну! — хмыкнул Магнан. — Я вижу вы сегодня в саркастическом настроении.
— Лозунг, — повысил голос Седел-Мозол, — был вырезан на кожуре плода дерева бам-бам, каковой плод имеет вес и размеры крикетного шара, и пущен он был весьма умелой рукой!
— Я сам по довоге в оффис твижды видел, как вспыхивают небольшие потасовки, — довольным тоном сказал Пресс-Атташе. — Замечательный энтузиазм вызывает в этих туземцах всеобщее избивательное пваво.
— И все же мне думается, — увесисто вставил Советник, — самое время кому-нибудь объяснить им, что термином "политический механизм" вовсе не обязательно обозначается средний танк.
Разговор за столом прервался, поскольку Посол Гвоздуодер, маленький человечек с розовым личиком и внушительным брюшком вошел в комнату, обвел подчиненных пасмурным взором и, махнув им рукой, чтобы садились, подождал, пока наступит полная тишина.
— Итак, джентльмены, — он оглядел сидящих за столом, — прошу доложить о ваших успехах по части подготовки населения к выборам.
Последовало гробовое молчание.
— Что можете сказать мне вы, Честер? — обратился Гвоздуодер к Советнику. — Я вроде бы припоминаю, что давал вам указание развернуть среди этой шпаны... то есть, я хочу сказать, среди граждан свободного Оберона курсы по обучению парламентским процедурам.
— Я пытался, господин Посол, пытался, — печально ответил Советник. — Но, по-моему, они не вполне уяснили себе основную идею. Они разбились на партии и готовятся к генеральному сражению за обладание президентским креслом.
— Э-э — я тоже вынужден доложить о весьма скудных успехах в моей кампании, имеющей целью внедрить в сознание населения принцип "один человек, один голос", — произнес тонкошеий представитель Политотдела. — То есть главную-то мысль они усвоили сразу... — он замялся, потом вздохнул, — но беда в том, что они почти мгновенно сделали из нее логический вывод: "человеком меньше, голосом меньше". Счастье еще, что силы у них у всех примерно равные, так что серьезного сокращения числа избирателей не произошло.
— Вам следовало бы указать им на вывод из этого вывода, — посоветовал Ретиф, — чем меньше избирателей, тем меньше избираемых.
— А как обстоит дело с регистрацией избирателей, а, Магнан, — резко спросил Глава Миссии. — Вы тоже собираетесь доложить мне о неудаче?
— Нет, сэр, почему же? Не то, чтобы о неудаче, во всяком случае не о полной неудаче, сейчас еще слишком рано, чтобы докладывать о...
— Да? — на лице Посла обозначилось зловещее выражение. — И когда же, по вашему, будет не слишком рано? После того, как все рухнет?
— Я как раз собирался предложить ввести правило, ограничивающее число политических партий величиной P минус единица, где P — число избирателей, — заторопился Магнан. — Иначе мы рискуем оказаться в такой ситуации, когда никто не сумеет получить большинства.
— Не пойдет, Магнан, — произнес Советник по связям с общественностью. — Этак мы рискуем, что нас обвинят во вмешательстве. Однако, — задумчиво добавил он, — мы можем повысить пошлину за выдвижение кандидата до столь астрономической суммы, что никакая шушера и не сунется... то есть, я это к тому, что кандидаты со слабой мотивацией просто не станут вступать в игру.
— Не знаю, Ирвинг, не знаю, — представитель Экономического отдела в отчаянии взъерошил свои редкие волосы. — На самом-то деле нам следовало бы решительным образом сократить число избирателей. Я, разумеется, далек от того, чтобы настаивать на использовании силовых методов, но, может быть, нам все же попробовать применить несколько модифицированное Дедовское Правило?
— Как вам сказать, Оскар, конечно, некоторая традиционность подхода, пожалуй, могла бы оказаться уместной в данной ситуации, — нерешительно согласился с ним представитель Политотдела. — Однако, что именно вы имеете в виду?
— Вообще говоря, я не продумывал все в деталях, но как насчет того, чтобы предоставлять право голоса только тем, у кого имеется дед? Или, может быть, внук. А еще лучше — оба.
— Джентльмены! — решил прервать дебаты Посол Гвоздуодер. — Нам необходимо взглянуть в лицо реальности! Выборы грозят выродиться в стихийные беспорядки, которые повлекут за собой катастрофические последствия, — для наших с вами карьер, я имею в виду, — если только мы не сумеем отыскать совершенно новый подход!
Он выдержал внушительную паузу.
— По счастью, — продолжал он смиренным тоном Цезаря, принимающего императорскую корону, — я такой подход разработал.
Он поднял руку в знак добродушного протеста против поздравлений, которыми хором разразились присутствующие, услышав о подобном успехе.
— Совершенно ясно, джентльмены, что нам необходимо, дабы на арене предвыборной борьбы появилась политическая сила, которая сплотит существующие на Обероне разномастные политические течения в единую партию, способную завоевать внушительное число голосов. Сила, осведомленная, к тому же, о многообразных выгодах, которые могут воспоследовать из сочувственного понимания ею интересов Земли в данном Секторе.
— Конечно, шеф, — подхватил некий сметливый писарь из Административного Отдела. — Но Господи, кто же способен извлечь подобное чудо из царящего на Обероне сумбура ни в чем не схожих политических кредо? Тут же практически все на ножах друг с другом по любому и каждому из вопросов как внутренней, так и внешней политики.
Гвоздуодер одобрительно покивал.
— Очень хороший вопрос, Лизник. По счастью, ответ на него у нас имеется. Мне удалось, используя конфиденциальные каналы, наладить контакт с местным лидером, обладающим огромным духовным влиянием, и он, после недолгой торговли, согласился взять на себя эту роль, для которой он подходит почти безупречно.
Посол умолк, предоставляя подчиненным возможность испустить некоторое количество восхищенных восклицаний, затем, требуя тишины, поднял ладонь.
— Должен сказать, что от собрания профессиональных дипломатов высокого ранга логично было бы ожидать более элегантных проявлений восторга, чем восклицания вроде "у-лю-лю!" и "черт подери!", — произнес он сурово, но с искупающей эту суровость доброй искоркой в маленьких, обведенных красными ободками глазах. — Я готов на сей раз оставить этот недостаток манер без внимания, исходя из того, что вас очевидным образом потрясло столь радостное известие, — особенно после собственных ваших прискорбно неудачных потуг добиться хоть какого-нибудь прогресса в выполнении возложенных на вас задач.
— Но Боже мой, сэр, нельзя ли нам узнать имя этого мессии? — застрекотал Магнан. — И когда мы сможем встретиться с ним?
— Занятно, что вы воспользовались применительно к Гордуну именно этим словом, — самодовольно произнес Гвоздуодер. — В настоящий момент гуру удалился в горы, дабы предаться там медитации в окружении своих чела, или учеников, называемых на местном наречии громилями.
— Вы сказали... Гордун? — неуверенно переспросил Магнан. — Господи, надо же, какие случаются совпадения, — его зовут точь в точь как того мерзавца, атамана бандитской шайки, который имел беспрецедентную наглость прислать сюда одного из своих головорезов с угрозами в адрес Вашего Превосходительства!
Розовое лицо Гвоздуодера приобрело скучный лиловатый оттенок, составивший резкий контраст с липовой зеленью полунеофициального полосатого пиджачка, который он носил вместе с манишкой во всякое время дня и года.
— Боюсь, Магнан, — произнес Гвоздуодер голосом, в котором слышался шелест наезжающего на нежную плоть железного колеса, — что вы позволили себе роскошь обзавестись множеством ошибочных впечатлений. Его Неистовство Духовный Лидер Гордун действительно прислал ко мне эмиссара для согласования некоторых вопросов, касающихся сфер влияния, однако вывести из этого обстоятельства заключение, что я будто бы спасовал перед недопустимым нажимом, значит совершить ничем не оправданный спекулятивный скачок!
— Возможно, я просто ошибочно истолковал фразеологию его посланца, сэр, — с кривоватой улыбочкой сказал Магнан. — Мне показалось, что выражения, вроде "иноземные кровососы" и "трусливые бумагомараки", звучат как угодно, но только не дружественно.
— Брань на фасаде не виснет, правда, сэр? — весело пискнул представитель Экономического отдела, за что и был пронзен яростным взглядом Посла.
— Да, выражения какие-то слишком уж сильные, — произнес, чтобы хоть чем-то нарушить наступившую тишину, полковник Седел-Мозол. — Но я полагаю, вы поставили этого типа на место?
— Ну, что до этого, то мне пришлось взвесить все pro и contra касательно выбора наиболее корректной в рассуждении протокола позиции по отношению к упомянутому громилю. Должен признаться, что некоторое время я рассматривал возможность занять позицию 804-B, усиленную: "Величавое Достоинство с обертонами Сдержанного Гнева", — но доводы холодного разума возобладали.
— А как насчет 764-й, сэр? — спросил, надеясь вернуть себе начальственное расположение, представитель Экономического отдела, — "Насмешливое Презрение с тончайшим оттенком Перспективы Неприятного Изумления"?
— Слишком тонко, — проворчал полковник Седел-Мозол. — Может быть, не мудрить и использовать старую, надежную 26-А?
— Добрая, верная "Угроза Прекращения Переговоров", Уилбур? Приправленная, насколько я понимаю, "Второстепенными препирательствами Касательно Формы Стола"?
— Джентльмены! — призвал своих сотрудников к порядку Гвоздуодер. — Вы забываете, что дата выборов неуклонно приближается! У нас не осталось времени для традиционных маневров. Стоящая перед нами проблема чрезвычайно проста: как нам достичь наилучших результатов в интеллектуальной дуэли с гуру?
— А почему бы просто не зазвать его к нам и не сказать, что мы пропихнем его на выборах вперед при условии, что впредь он будет, не кобенясь, плясать под нашу дудку? — предложил отличающийся прямотой Советник по связям с общественностью.
Повисло шокированное молчание, которое первым прервал Гвоздуодер: — Насколько я понимаю, Ирвинг, вы имели в виду предложить, чтобы мы заверили Его Неистовство в безусловной поддержке Корпусом его усилий по достижению благосостояния Оберона, — разумеется, при том условии, что он завоюет доверие избирателей, о чем должна свидетельствовать победа, одержанная им на выборах, так?
— Ну, в общем, что-то в этом роде, — пробормотал Ирвинг, осторожно опускаясь в свое кресло.
— При всем том, — сказал Гвоздуодер, — остается еще немаловажный вопрос относительно того, как лучше всего довести мои заверения до сведения Его Неистовства, уединившегося в горной глуши...
— Но это не так уж и сложно, сэр, — сказал Магнан. — Мы просто отправим к нему посланца с приглашением на чашку чая. Я предлагаю, что-нибудь внушительное, с золотым тиснением.
— Насколько мне известно, этому Гордуну достаточно свистнуть, чтобы к нему сбежалось десять тысяч кровожадных головорезов, — виноват, жаждущих мудрого наставления учеников, — снова встрял представитель Экономического отдела. — Говорят, будто всякий, кто посмел сунуться к ним, возвращался назад с отрезанным хвостом.
— Невелика угроза, — фыркнул Магнан, — у нас, как известно, хвостов все равно нет.
— У меня такое ощущение, что они найдут, что отрезать, — резко парировал Оскар.
— Должен ли я так понимать вас, Магнан, что вы добровольно вызываетесь доставить мое приглашение? — ласково осведомился Гвоздуодер.
— Я, сэр? — Магнан заметно побледнел. — Господи, я бы с наслаждением... но я именно сейчас прохожу медицинское обследование, сэр, в связи с подозрением на шоколадные ожоги четвертой степени.
— Ожоги четвертой степени? — громко удивился полковник Седел-Мозол. — Интересно было бы взглянуть. Мне приходилось слышать о первой, второй и третьей степенях, но...
— Для непрофессионального глаза симптомы неразличимы, — оборвал его Магнан. — И к тому же, на большой высоте у меня обостряется астма.
— Вот как Бог свят, — прошептал, обращаясь к соседу, полковник Седел-Мозол, — я бы с радостью ухватился за возможность потолковать с этими парнями...
— Тогда вам лучше надеть доспехи, — ответил его конфидант. — Все сообщения сходятся в том, что они весят под три сотни фунтов и не расстаются с шестифутовыми абордажными саблями, причем стоит им слегка возбудиться, как они тут же начинают ими махать. А сильнее всего они, как говорят, возбуждаются, завидев землянина.
— ...но долг требует, — я как раз собирался сказать вам об этом, — чтобы в обозримом будущем я не вылезал из своего кабинета, — закончил полковник.
— Вы сказали "абордажные сабли"? — навострил уши представитель Экономического отдела. — Хмм. А здесь может образоваться неплохой рынок для сбыта нескольких зиллионов единиц ручного оружия, — разумеется, исключительно для использования полицией.
— Весьма резонное, Депью, — с одобрением кивнул представитель Политотдела. — Ничто так не выявляет врожденного миролюбия населения, как небольшая стрельба.
— Прошу вас, джентльмены, давайте не будем провозглашать каких-либо антилиберальных доктрин, — сурово произнес Гвоздуодер. — Давайте все-таки помнить: единственное наше намерение состоит в том, чтобы дать освобожденному населению возможность свыкнуться с политической реальностью, в данном случае, с очевидной необходимостью человека с ружьем, — или мне следовало бы сказать "громиля с дубьем"? — и посланник Земли улыбнулся, утешенный причудливым каламбуром.
— У меня вопрос, господин Посол, — сказал Ретиф. — Раз уж мы находимся здесь для того, чтобы руководить свободными выборами, то почему бы не предоставить оберонцам возможность создать собственную политическую реальность?
На лице Гвоздуодера появилось озадаченное выражение.
— Как, интересно, вы это себе представляете? — поспешил на помощь Послу встревоженный представитель Политотдела.
— Почему бы нам не позволить им выдвинуть, кого они сами хотят, и голосовать за того, кто им нравится? — пояснил Ретиф.
— Советую вам, молодой человек, избавиться от радикальных воззрений подобного рода, — твердо сказал Гвоздуодер. — Свободные выборы на этой планете будут проведены так, как всегда проводятся свободные выборы. И далее, после всестороннего рассмотрения нашей проблемы я пришел к заключению, что предполагаемый визит к Его Неистовству может обогатить вас ценным опытом. Такой визит, надо полагать, позволит вам лучше освоиться с тонкостями дипломатического протокола.
— Но сэр, — сказал Магнан. — Господин Ретиф необходим мне для составления Сводного донесения по сводкам о донесениях касательно подростковой преступности и...
— Боюсь, Магнан, вам придется управляться с ним в одиночку. А теперь, джентльмены, назад, к разгулу демократии! Что касается вас, Ретиф... — и Посол пронзил последнего кинжальным взором, — советую вам вести себя среди громилей сколь возможно скромнее. Мне не хотелось бы получить донесение о каком-либо прискорбном инциденте.
— Приму все возможные меры, сэр, чтобы подобное донесение до вас не дошло, — весело ответил Ретиф.
3
Зеленое утреннее солнце Оберона изливало теплый свет, когда Ретиф, оседлав выносливого битня — несколько менее крупного и более смирного сородича свирепых топтунов, приручаемых громилями, выехал из городских ворот. На вершинах дерев заливались веселыми трелями желтые и синие смеюки, осторожные струйники шебуршились в траве. Мерное посвистывание безрогих жуков, сзывающих свой молодняк, придавало всей этой идиллии нечто убаюкивающее.
Ретиф миновал район опрятных маленьких ферм, где коренастые пейзане-дубусы, завидев его, разевали рты и застывали на пашне. Дорога, виясь, стала забираться в холмы, лес обступил ее. После полудня Ретиф спешился, стреножил битня, присел вблизи водопада, и основательно перекусил бутербродами с паштетом, запивая их "Черным Бахусом" из фляжки. Он как раз доканчивал эклер со взбитыми сливками, когда над ухом его просвистела и на шесть дюймов вонзилась в плотный синий ствол дерева нюню, стоявшего прямо за ним, двухфутовая стрела.
Ретиф неторопливо поднялся, зевнул, потянулся, извлек из кармана наркотическую ванильную палочку и подпалил ее, не переставая все это время обшаривать глазами подлесок. Что-то мелькнуло в кустах шутихи, вторая стрела пронеслась мимо, едва не зацепив его за плечо, и с шелестом исчезла в подлеске. Ретиф, притворясь, будто он ничего этого не заметил, лениво шагнул в сторону дерева нюню и тут же скользнул за него. Здесь он быстро согнул гибкую ветку, выросшую из двухфутового пня и достававшую Ретифу до поясницы, и воткнул конец ее в мохнатую пористую кору, использовав в качестве клина тлеющую палочку, величиной не превосходившую спички. Затем он поспешно ретировался, стараясь, чтобы дерево оставалось между ним и невидимым лучником, и укрылся в густом кустарнике.
Прошла минута; треснул сучок. Неподалеку от дерева возник здоровенный татуированный громиль, — крупное, кряжистое тело его обтягивали грязные шелка, кулак величиной с хороший валун сжимал короткий, толстый, изогнутый самострел с оттянутй тетивой и стрелой, держащейся на зарубке. Охотник за черепами на цыпочках подобрался поближе к дереву, затем прыжком обогнул его и, обнаружив, что добыча упорхнула, повернулся, вглядываясь в подлесок.
В этот миг согнутая ветка, освобожденная сгоревшей наркотической палочкой, стремительно распрямилась и долбанула изумленного лучника по отвислому заду, обтянутому зеленым вельветом. Лучник подскочил (стрела, смачно чавкнув, вонзилась в сырую землю у его ног) и замер.
— Не бейте меня больше, господин! — печальным тенором взмолился он. — Это меня большие мальчишки подучили...
Ретиф неторопливо вышел из укрытия, кивком поприветствовал громиля и вытянул самострел из его ослабелой руки.
— Неплохая работа, — сказал он, разглядывая оружие. — Это гроачи тут торговали такими?
— Торговали? — с оттенком гневной обиды сказал громиль. — Думаешь, раз твой напарник уткнул мне в спину кинжал, так ты можешь надо мной издеваться? Я отнял его у пятиглазых в открытом и честном бою, хочешь верь, хочешь нет.
— Прошу прощения, — сказал Ретиф. Он извлек из колчана стрелу, примерил ее к самострелу и небрежно осведомился: — А ты, случайно, не из шайки Гордуна?
— Вот именно, что не случайно, — многозначительно ответил громиль. — Я выдержал Искус, как и другие разбойники.
— Удачно, что мы повстречались, — сказал Ретиф. — Я как раз направляюсь с визитом к Его Неистовству. Проводишь меня к нему?
Громиль распрямил двухсотдевяностофунтовое тело.
— Можешь сказать своему дружку, чтоб начинал меня терзать, — ответил он с легкой дрожью в голосе. — Фим Глуп на роль предателя не годится.
— Я, собственно, не так чтобы предательство имел в виду, — протестующе произнес Ретиф. — Просто намеревался поупражняться в дипломатии.
— Угрозами ты от меня ничего не добьешься, — провозгласил Фим Глуп.
— Это я уже понял, — сказал Ретиф. — Но какое-то решение так или этак, а существует.
— Ни единый чужак не войдет в становище Гордуна иначе как пленником, — провозгласил громиль, выкатив на Ретифа мерцающие глаза. — Ах, сэр, — не могли бы вы попросить вашего кореша, чтоб не пырялся так больно? Я опасаюсь, что он продерет мой камзол, а ведь сей камзол — единственная память о моей старенькой маме, она когда-то слямзила его специально для меня.
— Значит, говоришь, не иначе как пленником, Фим? Кстати, я нынче один, без корешей.
— А ежели так, — подозрительно промолвил после недолгого размышления Фим Глуп, — то что там за злыдень ковыряется ножиком у меня в сонных железах?
— Насколько я в состоянии судить, — чистосердечно ответил Ретиф, — здесь никого, кроме нас двоих, нет.
Громиль осторожно повернул голову, осмотрел себя сзади и, недовольно фыркнув, щелчком отбросил наглый сучок.
— Воображение у меня слишком живое, вот что,— пророкотал он, и с сердитой миной поворотился к Ретифу. — Ну, а теперь...
— Не забывай, самострел все еще у меня, — с приятностью напомнил Ретиф.
— Много пользы он тебе принесет, — прорычал, приближаясь, Фим Глуп. — Только истинный громиль обладает рукой, способной натянуть его тетиву.
— Правда? — Ретиф наложил и легким движением оттянул стрелу, так что железок ее оказался на луке, изогнувшемся в крутую дугу. Еще один дюйм — и крепкое слоистое дерево, громко крякнув, треснуло.
— Я понял, что ты имел в виду, — сказал Ретиф. — Впрочем, изделия гроачей никогда особым качеством не отличались.
— Ты... ты сломал его! — полным глубокого отчаяния голосом произнес Фим Глуп.
— Не огорчайся, мне будет нетрудно слямзить для тебя новый. У нас в комнате отдыха есть несколько дамских моделей, с которыми тебе не придется особенно утруждаться.
— Но... я считаюсь самым сильным лучником в шайке!
— Плюнь, Фим, не расстраивайся. Лучше представь, как они станут тебя уважать, когда ты приведешь собственноручно плененного тобой живого землянина.
— Как это?
— Да так. Подумай сам, — я тут совсем один, оружия у меня никакого нет, где же мне сопротивляться?
— Да... но однако ж...
— Знаешь, все-таки лучше будет, если ты приведешь меня пленником, чем если я сам туда заявлюсь да еще скажу, что это ты показал мне дорогу.
— Неужто ты решишься на столь грязный обман? — задохнулся Фим.
— Определенно решусь, если мы немедленно не тронемся в путь, — заверил его Ретиф.
— Ну хорошо, — вздохнул Фим. — Похоже, деваться мне некуда. Вернее, это тебе некуда деваться. Шагай вперед, пленник. Остается только надеяться, что Его Неистовство нынче в добром расположении. Иначе он вздернет тебя на дыбу и ты ему мигом все выложишь!
4
Несколько дюжин здоровенных мужиков, лениво слонявшихся вокруг общего кухонного котла или валявшихся в тени полосатого навеса, натянутого между деревьями, с умеренным интересом взирали на появление ехавшего на битне Ретифа и следующего за ним Фим Глупа верхом на топтуне. Фим ел одинокого землянина глазами, покрикивая на него, чтобы тот поторапливался.
— Тпру, проходимец, приехали! — проревел он. — Слезай и жди, пока я не получу указаний Его Неистовства сразу ли нам тебя порешить или малость позабавиться, пока ты еще жив!
— Эй, что это за чудище, Глуп? — гаркнул большой, нескладный разбойник, когда Ретиф соскочил с седла. — Не иначе, как чужестранец?
— Ясное дело, не оберонец, — высказался другой. — Может это двуглазая разновидность пятиглазых?
— Отвалите от него, душегубы! — взревел Фим. — Прочь с дороги! Я словил этого земляка, чтобы развлечь великого Гордуна его нахальными речами!
— Нахальными речами, надо же! Я и твоими-то сыт по горло, Глуп! Вот не сойти мне с этого места, если я сей минут не зарублю эту тварь! — и произнесший такие слова великан рванул из-за пояса абордажную саблю, так что сталь взвизгнула, будто по ней прошлись оселком.
— Остановись, Зуб Жуковатый! — взревел гороподобный громиль, облаченный в замызганную желтую хламиду. — Скука же у нас в становище смертная. Может, этот уродец сначала потешит нас каким-нибудь фокусом, а уж потом мы ему горло и перережем?
— Что у вас тут за ор? — прорезал общий гомон уже знакомый Ретифу баритон. Высокий громиль, обвязанный красным кушаком, проталкивался сквозь толпу, расступавшуюся перед ним с недовольным ропотом. Когда взгляд его, наконец, уперлся в Ретифа, он резко остановился.
— Сдается мне, сударик, — сказал он, — что я тебя уже где-то видел.
— Да, приходилось встречаться, — признал Ретиф.
— Хотя вообще-то все вы, земели, для меня на одно лицо... — Дир Багрец неуверенно поскреб пальцем челюсть. — Вроде бы на Кондитерской улице дело было...
— Совершенно верно.
— А-а! Вспомнил! — Дир Багрец хлопнул Ретифа по плечу. — Мы же с тобой пили вместе! Ну, братва, — обратился он к разбойникам, — и вмазал же мне этот земляк, что твой топтун лягнул, хотя убейте меня, не припомню, в чем у нас там дело было. Как, говоришь, тебя прозывают, сударик?
— Ретиф. Рад, что у тебя такая хорошая память, Дир Багрец, тем более, что твои соотечественники как раз обсуждали каким способом лучше всего избавить меня от всех моих горестей.
— Да что ты? — Дир Багрец угрожающе поглядел вокруг, положив руку на эфес своего ятагана. — Никто не смеет убивать моих собутыльников, кроме меня самого, зарубите это себе на носу, ласковые мои!
И он вновь повернулся к Ретифу.
— Слушай, а ты часом не мог бы еще разок угостить меня тем же самым?
— Я свое угощение берегу для особых случаев, — ответил Ретиф.
— Да какой же тебе еще случай? Как-никак, а я отогнал от тебя, хоть и ненадолго, этих свистунов, — ведь они бы тебя на куски разорвали.
— Мы это отпразднуем несколько позже, — сказал Ретиф. — А сейчас я предпочел бы коротко переговорить с Его Неистовством.
— Если я использую мое влияние, чтобы свести тебя с ним, ты мне потом еще чего-нибудь покажешь?
— Если дела пойдут обычным порядком, — ответил Ретиф, — ты, я думаю, можешь на это твердо надеяться.
— Ну, тогда пойдем, Дир Тиф. Посмотрим, что я смогу для тебя сделать.
5
Развалясь в гамаке, висящем под многоцветным балдахином, Гордун Неучтивый безразлично взирал на Ретифа, пока Дир Багрец объяснял кто это такой. Гордун представлял собой огромного, значительно превосходящего ростом среднего своего соплеменника громиля, с тучных телес которого пышными складками спадало расшитое стеклярусом одеяние. Слушая, он выбирал большие зеленые ягоды из стоявшей у него под локтем серебряной с волнистыми краями чаши, осыпал их, потрясая золотой солонкой, экзотическими солями и кидал себе в рот.
— И что же? — наконец буркнул он, сплюнув набок семечки. — Чего ради ты прерываешь мои медитации подобными пустяками? Избавься от этого существа любым способом, какой тебя позабавит, Багрец, — но сохрани его голову. Я насажу ее на пику и отправлю вождю земляков — в подарочной обертке, разумеется.
Дир Багрец почесал у себя под ребрами и кивнул.
— Выходит, не сварили вы с ним каши, Ретиф, — с оттенком слабого сожаления сказал он. — Ну, пошли...
— Не хотелось бы портить вам удовольствие, Ваше Неистовство, — сказал Ретиф, — но Посол Гвоздуодер разрешает отрывать своим подчиненным головы только по вторникам, на утреннем Совещании сотрудников.
— На Совещании сотрудников? — громко удивился Гордун. — Это что же, вроде как пирушка охотников с подачей цельного зверя на вертеле?
— Очень на то похоже, — согласился Ретиф. — Время от времени там спускают шкуру с одного-дипломатов, а затем поджаривают их на медленном огне.
— Хмм, — Гордун ненадолго задумался. — Может, и мне стоит завести здесь такой обычай. Как-то обидно отставать от новейших веяний, возникающих в правительственных кругах.
— Именно в этой связи, — произнес Ретиф, протягивая жесткий коричневатый пакет, содержащий приглашение на прием, — Его Превосходительство Чрезвычайный Посол и Полномочный Министр Земли просил меня передать вам наилучшие пожелания и вручить настоящее приглашение.
— Да? А чего это такое? — Гордун с опаской пощупал документ.
— Посол Гвоздуодер просит оказать ему честь и прибыть на церемониальный прием по случаю окончания выборов.
— Церемониальный прием? — Гордун нервно заерзал, отчего гамак принялся раскачиваться, угрожая вывалить его наземь. — И что же у вас там за церемонии?
— Просто небольшие полуофициальные встречи родственных душ, позволяющие всем пощеголять нарядами и лично обменяться завуалированными оскорблениями.
— Фа! Это у вас турниры такие? Нет, мне подавай хорошую рукопашную, чтобы кишки наружу, тогда я хоть каждый день готов со всем моим удовольствием!
— А это уже потом, — сказал Ретиф, — это называется "не зайдете ли после приема ко мне домой пропустить по рюмочке?".
— Звучит угрозжающе, — пробормотал Гордун. — Возможно ли, чтобы вы, земляки, оказались куда свирепей, нежели я полагал?
— Вот еще! — вмешался Дир Багрец. — Да я сам нынче утром раскидал с полдюжины этих чужаков, когда они не захотели пустить меня в деревенскую лавку за грогом.
— Правда? — зевнул Гордун. — Жаль. А я уж было решил, что подвернулось нечто занятное.
Он отодрал уголок тисненого золотом приглашения и поковырял им в зубах, извлекая застрявшую между ними ягодную кожицу.
— Вот что, Багрец, валил бы ты лучше отсюда, если, конечно, ты не претендуешь на главную роль в первом моем Совещании сотрудников.
— Пошли, земляк, — пророкотал обладатель красного кушака, протягивая руку к Ретифу. — Я как раз припомнил из вчерашней гулянки кое-что, до сей поры от меня ускользавшее.
— Похоже, — сказал Ретиф, — настало время для той затрещины, которую я тебе обещал.
И подступив к Дир Багрецу, он, словно сваю вколачивая, вбил оба кулака под ребра гиганта, добавив для верности правой в челюсть, пока Багрец, сложившись пополам, проплывал мимо него на пол.
— Эй, эй! — взревел Гордун. — Так-то ты платишь за мое гостеприимство? — Он уставился на своего лежащего без признаков жизни приспешника. — Вставай, Дир Багрец, не отлынивай, отомсти за мою поруганную честь!
Дир Багрец застонал, дернул ногой, всхрапнул и снова замер.
— Мои извинения, Ваше Неистовство, — сказал Ретиф, извлекая из-под рубашки гроачианскую пистоль. — Я никогда не был силен в тонкостях дипломатического протокола. И поскольку я, судя по всему, совершил faux pas<$F промах (фр.)>, самое правильное для меня — немедленно удалиться. Не подскажете, в какую сторону лучше пойти, чтобы не стать виновником преждевременной смерти кого-либо из бдительных часовых Вашего Неистовства?
— Остановись, чужестранец! Уж не собираешься ли ты отправиться бродить по свету, распространяя слухи об этом нелестном происшествии, каковые подорвут мой авторитет в глазах избирателей?
— Пара слов может, конечно, просочиться наружу, — признал Ретиф. — Особенно, если кто-то из ваших воителей попробует заступить мне дорогу.
— Лучше бы мне не родиться, чем дожить до такого позора! — хрипло промолвил Гордун. — Всему Оберону ведомо, что только громиль способен вышибить дух из громиля. — Тут Горудна посетила некая мысль. — При всем при том, если, как говорится, могильник не хочет идти к Мейеру, пускай тогда Мейер идет к могильнику. Поскольку ты истинно сокрушил моего вассала, тебя надлежит немедля произвести в громили, так сказать, узаконив, происшедшее задним числом.
— Почту за честь, Ваше Неистовство, — благодушно сказал Ретиф. — Разумеется, при условии, что Ваше Неистовство позволит мне передать Его Превосходительству, что вы милостиво принимаете его приглашение.
Гордун помрачнел.
— А, ладно... — сказал он, — посольство мы и после разграбить успеем. Будь по твоему, земляк, то есть будущий громиль. Договорились!
Великий вождь кое-как выбрался из гамака и пнул носком обутой в сапог ноги Дир Багреца, отчего тот со стоном принял сидячее положение.
— Вставай, лежебока! — проревел Гордун. — Ступай, призови сюда пару прохвостов, дабы они приодели меня для официального действа! Да и гостю моему потребуются соответственные одежды. — Он смерил Ретифа взглядом. — Но не облачайся в них до поры, их еще надлежит разодрать и замызгать.
— Суровые у вас ритуалы, — заметил Ретиф.
— Это покамест не ритуалы, — поправил его Гордун. — Ритуалы будут потом. Первым делом тебя ожидает Искус. Если ты его переживешь, я прикажу моему швецу облачить тебя в одеяние, приличествующее вице-атаману громилей.
6
На Церемониальной Арене, отведенной для Искуса Номер Один — вырубке посреди лесистого склона, с которого открывалась занимающая дух панорама низлежащей долины, — во множестве толклись соплеменные громили, добродушно бранясь, обмениваясь колкостями, заключая пари, вызывая друг друга на поединки и принимая вызовы, передавая из одной беспощадной руки в другую меха с вином.
— А ну-ка, все вон из Круга Первого Искуса! — заорал Дир Багрец и принялся раздавать направо-налево увесистые заушины в подтверждение серьезности сказанного. — Или, может быть, кто-то из вас желает заодно с новичком поставить свою голову на кон?
Жители гор расступились, очистив круг около пятидесяти футов в поперечнике, в середину которого и вывели Ретифа.
— Давай-давай, расступайся. Самое малое, что мы можем сделать, это дать чужестранцу побольше воздуха, — говорил Дир Багрец, отпихивая стоявших в первом ряду еще на ярд назад. — Так вот, Ретиф, испытание тебе предстоит тяжкое, но оно покажет тебе отвагу громилей, предъявляющих к самим себе столь непосильные требования!
Он вдруг замолк, поскольку в окружающих вырубку зарослях послышался какой-то тяжкий хруст. Двое громилей, стоявших в заднем ряду, взлетели на воздух, словно подорвавшись на мине, и из кустов выскочил огромный — футов семи в холке — дикий топтун с устрашающими, загнутыми книзу клыками. Инерция пронесла его сквозь ряды зрителей во внутренний круг, тут он остановился, хлыща по воздуху коротким хвостом и поводя туда-сюда головой, словно бы в поисках новой мишени. Наконец, огненный взор его остановился на Дир Багреце.
— Вот еще не было печали, — с некоторой досадой заметил последний, между тем как зверюга наклонила башку и бросилась на него.
Отшагнув в сторону, громиль воздел кулак, величиною и весом смахивающий на боевой топор, и со звучным "блям!" опустил его на череп кровожадного чудища. Неудачливый зверь, застигнутый ударом в прыжке, прервал полет и врезался мордой в землю у ног Ретифа.
— Неплохой глазомер, — заметил тот.
— Можно подумать, что эта скотина нарочно заявилась сюда, чтобы изгадить нам все дело, — недовольно сказал Дир Багрец и добавил, обращаясь к паре громилей: — отволоките-ка глупую тварь в сторонку. Пущай погуляет за свою назойливость в сбруе. А теперь, — он повернулся к Ретифу, — ты как, готов...?
Ретиф поощрительно улыбнулся.
— Ну ладно. Значит, первое испытание будет такое: вдохни поглубже и не дыши, пока я не досчитаю до десяти! — Дир Багрец внимательно вгляделся в лицо Ретифа, надеясь обнаружить в нем признаки отчаяния. Не углядев таковых, он разочарованно поднял палец.
— Отлично: вдыхай!
Ретиф вдохнул.
— Раздватричетырепятьшестьсемьвосемьдевятьдесять, — торопливо выпалил Дир Багрец и удивленно уставился на спокойно стоявшего перед ним землянина. Послышалось несколько одобрительных выкриков, затем редкие рукоплескания.
— Хорошо, — проворчал Дир Багрец. — Для чужестранца ты, по-моему, справился очень прилично. Даже почти и не посинел. Мое такое мнение, что испытание ты прошел.
— Эй, — крикнул кто-то из переднего ряда зрителей, — А он не того...?
— Он еще не...? — поинтересовался другой.
— Да он, похоже, так и не выдохнул, — изумленно выпалил третий.
— Конечно, выдохнул, болван! — взревел Дир Багрец. — Как мог он не выдохнуть? Даже Великий Мастер, Почетный Живопыра Дирдир Сивуха смог продержаться всего до двенадцати! — Он внимательно вгляделся в Ретифа и неуверенно пробормотал: — Ты, это, дышать-то начал уже...?
— Разумеется, — заверил громиля Ретиф. — Это я так, на публику работаю.
Дир Багрец одобрительно хрюкнул.
— Уж если всю правду сказать, — доверительно прошептал он, — так, по-моему, тебя на все тринадцать хватило. Упражнялся, небось, с хорошим душителем?
— Я же рассказывал про Совещание сотрудников, ты разве забыл? — напомнил Ретиф.
— Забудешь тут, как же, — хмуро сказал Дир Багрец. — Ладно, земляк, пошли на Второй Искус. Вот увидишь, этот будет покруче первого.
Он полез по склону вверх, Ретиф следовал за ним по пятам, за Ретифом валила вся прочая братия. Тропа вскоре сгинула, они шли краем каменистого оврага, изгибающегося между обступившими его почти отвесными скалами. Пока громили, держась за стену и пихая друг друга, проталкивались вперед, дабы успеть занять места поудобнее, с крошашихся отвесов на них сыпались мелкие камушки. Средних размеров валун сорвался с верхней кромки обрыва, скачками понесся вниз, просвистел над их головами и, ухнув, исчез среди росших внизу деревьев. Поход завершился в маленьком естественном амфитеатре, дно которого густо устлали всевозможных размеров камни. Зрители расселись поверху, между тем, как камушки продолжали со стуком осыпать испытуемого с испытующим, которые в одиночестве стояли внизу, словно в центре мишени. В ярде от Ретифа грохнулся и брызнул осколками добрый булыжник величиной с человечью голову. Висевшая прямо над ним здоровенная глыба размером с концертный рояль зловеще крякнула и, осыпав его каменным дождичком, на шесть дюймов сползла вниз.
— А если один такой камушек угодит прямехонько в кандидата, что тогда? — поинтересовался Ретиф.
— Считается плохим предзнаменованием, — ответил Дир Багрец. — Вот же докучный мусор! — добавил он, когда небольшой осколок камня звучно ударил его по загривку. — Эти помехи не дают нам сосредоточиться на торжественности предстоящего!
— Напротив, — вежливо возразил Ретиф. — По-моему, они придают происходящему дополнительный интерес.
— Мда. Все может быть, — Дир Багрец глянул с отсутствующим видом вверх и слегка отвел голову, уклоняясь от каменного снаряда величиною с бейсбольный мяч, вознамерившегося вышибить из него мозги.
— Итак, чужестранец! — обратился он к Ретифу, — Приготовься к тому, чтобы познать момент истины! Тебе надлежит наклониться... — он выдержал внушительную паузу, — и коснуться носков твоих ног!
— Колени сгибать можно? — оттягивая неизбежное, спросил Ретиф.
— Сгибай что хочешь, — презрительно вымолвил Дир Багрец. — Готов поклясться, что подобных деяний тебе на ваших Совещаниях сотрудников совершать не приходилось!
— Что верно, то верно, — признал Ретиф. — Случалось, правда, вытягивать самого себя из болота за пятки, но тут сходство чисто поверхностное.
Он сделал серьезное лицо, плавным движением согнулся и пальцами тронул носки своих туфель.
— Мама родная! — выкрикнул кто-то. — С первого раза управился!
— Даже замаха не сделал! — прибавил другой. На сей раз рукоплескания были всеобщими.
— Не очень чисто по стилю, — проворчал Дир Багрец, — но, пожалуй, сойдет. Однако, теперь тебе предстоит пройти через Третий Искус, и там уж никакие трюки тебе не помогут. Вперед.
И едва они сделали несколько шагов, как голос громуля потонул в громовых раскатах, с которыми рухнул на только что оставленное им и Ретифом место каменный рояль.
7
Чтобы попасть на Третью Арену, снова пришлось тащиться вверх по узкой просеке, приведшей всю компанию на голый скальный склон. В пятидесяти футах от него вздымался из бездны каменный шпиль с плоской вершиной, соединявшейся с главным пиком извилистой каменной грядой дюймов в шесть шириной, — это если не считать одного участка в самой середине гряды, где она сужалась, становясь не шире лезвия ножа. Дир Багрец неспешно потопал по этому узкому мостику, с удовольствием озирая открывающиеся с него виды.
— Роскошный пейзаж, а, Ретиф? — спросил он через плечо. — Рассмотри его хорошенько, может, это последнее, что ты видишь в жизни. Предстоящее тебе испытание, обратило немало могучих громилей в лепечущих всякую несуразицу хлюстиков.
Ретиф попробовал гряду ногой — вроде держит. Стараясь не отводить глаз от ожидающей впереди каменной площадки, он быстро перемахнул гряду.
— А теперь, — сказал Дир Багрец, — можешь обратиться с краткой молитвой к бесам, которые тебя охраняют, или кому там вы, чужестранцы, воскуряете фимиамы, ибо Третий Искус наверняка повергнет тебя во прах.
— Благодарю, но все положенные заклинания я уже произнес, — сказал Ретиф. — Не далее, как вчера, мне пришлось говорить тост в честь прибывших с Земли ревизоров.
— В таком разе... — Дир Багрец величавым жестом указал на плоский камень, уложенный поверх двух, тоже каменных, кубиков, так что верх его возвышался над площадкой на добрых двенадцать дюймов.
— Перескочи через это препятствие! — потребовал разбойничий старшина. — Но только, помни, одним прыжком!
Прежде чем встать перед барьером, Ретиф обозрел его с разных сторон.
— А ты, похоже, оробел, — язвительно произнес Дир Багрец. — Что, земляк, усомнился, наконец, в своих силах?
— В прошлом году, — сказал Ретиф, — один мой коллега перескочил в списке кандидатур на повышение через пятьдесят имен сразу. — А я чем хуже?
Прямо с места он перепрыгнул через барьер. Потом развернулся и перепрыгнул назад.
Последовало ошеломленное молчание, а затем словно ад разверзся. Дир Багрец, недолго поколебавшись, присоединился к радостным кликам.
— Прими мои поздравления, Дир Тиф! — проревел он, хлопнув землянина по плечу. — Голову готов заложить, что чужестранец, наделенный такими талантами, был бы для всех нас вечным источником беспокойства, но поскольку ты теперь из громилей громиль, величье твоих свершений послужит лишь к украшению нашего племени!
8
— Ну и славно! — сказал Гордун Неучтивый, запихивая в рот пригоршню присыпанных сахарной пудрой зеленых оливок. — Если верить Багрецу, ты прошел Искус, как подобает громилю, в шатре рожденному! Пожалуй, я возьму тебя в телохранители, Дир Тиф, как только меня изберут Президентом.
— В устах Вашего Неистовства это поистине звучит похвалой, — сказал Ретиф. — Особенно, если вспомнить, что вы, не дрогнув, выдвинули себя в кандидаты.
— А чего это мне было дрожать? — удивился Гордун. — После того, как мои орлы пригонят к урнам столько избирателей, сколько моим противникам отродясь не набрать, я буду волен набивать карманы любым способом, какой меня больше устроит. В подобное будущее можно взирать без опаски.
— Так-то оно так, — согласился Ретиф, — Но прежде вам придется пройти через несколько ритуальных обрядов, каковые включают: Перекрикивание Свистунов, Лобызание Младенцев, Стояние В Сторонке С Независимым Видом, Забрасывание Грязью — плюс непрестанное Взирание С Тревогой.
— Хмм, — Гордун озадаченно поскреб подбородок. — И что, Ретиф, эти Испытания столь же суровы, сколь Громильский Искус?
— Пожалуй, даже суровее, — серьезно заверил атамана Ретиф. — Особенно если вам придется таскать на голове боевое убранство индейцев.
— К дьяволу! — Гордун грохнул по столу кружкой, которую держал в руке. — Громиль не убоится ни человека, ни дикого зверя!
— А перед собранием избирательниц вам когда-нибудь выступать приходилось? — быстро нашелся Ретиф.
— Нет, но мои лиходеи любую оппозицию стопчут, — окончательно исполнившись решимости, провозгласил Гордун. — Я уже заключил тайное соглашение с кой-какими пятиглазыми чужестранцами, они доставят мне столько заполненных избирательных бюллетеней, сколько потребуется, чтобы все было как положено и по закону. А уж добравшись до президентского кресла, я смогу разбойничать, как следует деловому человеку, — обстоятельно и с соблюдением должного порядка.
— Да, но вы все же не забывайте, — предупредил его Ретиф, — от вас ожидают, что вы хотя бы первые несколько недель простоите на Партийной Платформе.
— Не-недель? — дрогнул Гордун. — Это что еще за платформа такая?
— А это такое довольно шаткое сооружение, — доверительно поведал Ретиф. — Я, во всяком случае, не помню, чтобы кто-нибудь удержался на ней после первого Столкновения с Законодателями.
— То есть как, еще одно Испытание?
— Ну, насчет него вы можете особо не волноваться, Ваше Неистовство, до Импичмента тут дело редко доходит.
— До кого? Чего? Что ты меня запугиваешь? — взревел Гордун. — Это что еще за ритуал?
— А это когда ваши политические противники решают сквитаться с вами за вашу победу на выборах и принимаются наперебой обвинять вас в Преступлениях Против Общества и в Совершении Судебно Наказуемых Деяний, а...
— Довольно! — взвыл Гордун. — Есть ли конец этим мукам?
— Конец есть, — успокоил растревоженного атамана Ретиф. — После отставки вы становитесь Государственным Деятелем и вам разрешают первого апреля каждого второго года давать интервью, излагая ваши воззрения по любому вопросу, достаточно тривиальному, чтобы им можно было украсить страницы воскресного приложения к какой-либо газетке.
— Брррр! — содрогнулся Гордун и выдул из кружки все, что в ней было.
— Слушай сюда, Ретиф, — сказал он. — Я тут поразмыслил как следует и решил, что с моей стороны будет благородным жестом, если я займу в партии второе место, а лидерство уступлю какому-нибудь громилю помоложе, — да вот хоть тебе, Багрец, — обратился он к разбойничьему старшине.
— Кому, мне? — испуганно выпалил старшина. — Нет, господин мой, я уж и прежде вам говорил, — и не был я кандидатом, и быть им не хочу.
— Так кто же тогда? — в волнении всплеснул руками Гордун. — Нам нужен громиль, который привлечет к себе широкие массы избирателей! Такой, чтобы он и ятаганом умел махать, — ему ведь придется подавлять внутрипартийную оппозицию, — и дубинкой мог шуровать для вразумления беспартийных, и чтобы кинжалом толково орудовал, потому как без этого ни в одном комитете не выживешь...
Он вдруг замолк, - судя по всему, в голове его родилась какая-то новая мысль.
— Ну ладно, господа хорошие, — сказал, вставая, Ретиф, — оставляю вас размышлять над списком возможных кандидатур. Могу я передать Послу, что вы прибудете на торжественный прием по случаю завершения выборов?
— Мы прибудем, — сказал Гордун. — И сдается мне, я отыскал стопроцентного громиля, способного возглавить нашу партию и привлечь голоса избирателей...
9
В разноцветном свете лампочек, развешанных по ограде, окружавшей небольшое поле для гольфа, ныне призванное на дипломатическую службу и исполнявшее обязанности посольской лужайки, кучками стояли среди ловушек и лунок земляне-дипломаты с бокалами в руках, беседуя и нервно поглядывая на дверь, из которой с минуты на минуту должен был появиться Посол Гвоздуодер.
— Бог ты мой, Ретиф, — сказал, сверяясь с часами, Магнан, — того и гляди поступят первые сведения. Меня всего прямо трясет.
— Ну, нам, я полагаю, результатов бояться нечего, — заявил полковник Седел-Мозол. — В последние решающие часы ученики гуру Гордуна проявляли особенную активность, ревностно украшая плакатами избирательные участки.
— И украшая шишками головы избирателей, не пожелавших обратиться в новую веру, — добавил представитель Политотдела. — Меня другое интересует, — что помешает Гордуну, после его инаугурации, практиковаться в использовании подобных же методов на иностранных дипломатах?
— Традиция помешает, мой мальчик, — успокоил его полковник. — Нас можно расстреливать как шпионов или высылать как нежелательных иностранцев, но отдавать нас на растерзание мелкотравчатым политиканам — никогда!
По лужайке пронесся шепоток, ибо объявился Посол Гвоздуодер в визитке цвета бордо и красновато-коричневых галифе, предусмотренных регламентом ДКЗ для ношения во время вечерних официальных приемов.
— Ну что? По-прежнему ни слова? — Посол требовательно воззрился на окружившую его мелкую дипломатическую сошку, принимая один из четырех бокалов, одновременно протянутых ему предусмотрительными посольскими писарями. — Мои личные выкладуи показывают, что партия громилей с самого начала шла впереди, постепенно занимая господствующее положение, о чем в особенности свидетельствуют вести, доходящие из сельских районов.
— Господствующее, это точно, — прошептал из-под руки Магнан. — Один из этих бандитов имел нахальство приказать мне, чтобы я подержал банку с клеем, пока он будет лепить свой плакат на парадную дверь Посольства.
— Наглость какая, — задохнулся от гнева представитель Политотдела. — Надеюсь, вы этого делать не стали?
— Да уж конечно не стал, — надменно ответил Магнан. — Ему пришлось самому держать свою банку, а плакат приклеивал я.
Со стороны ворот донеслись радостные крики, показалась компания громилей, сияющих желтыми и розовыми шелками и размахивающих желтыми же сигарами в целый фут длиной каждая. За ними весело поспешала толпа оберонцев помельче.
— Победа подавляющим большинством голосов! — громко возвестил один из них, обращаясь ко всем дипломатам сразу. — Содвиньте пиршественные чаши!
— Это официальные данные, Депью? — спросил Посол у одного из своих Советников, как раз в эту минуту рысцой выбежавшего на лужайку, размахивая стопкой бумаг.
— Боюсь, что так, — то есть, я счастлив подтвердить сделанный народом выбор, — задыхаясь, ответил тот. — Просто поразительно, кандидат громилей набрал абсолютное большинство даже в участках, считавшихся прежде оплотами оппозиции. Такое впечатление, будто каждый зарегистрированный избиратель голосовал за список громилей.
— Certes, земляк, — весело подтвердил рокотала, хватая с проплывающего мимо подноса два бокала сразу. — Уж компромиссного-то кандидата мы как-нибудь отличим с первого взгляда!
— Это несомненный мандат, выданный нашему кандидату народом, — провозгласил один из громилей. — Гордун вот-вот явится сюда, чтобы помочь нам в распределении должностей. Что касается меня, то я не жадный, — какой-нибудь незначительный пост в Кабинете Министров меня вполне устроит.
— Постыдился бы! — жизнерадостно ухнул атаман громилей, скорым шагом минуя ворота в окружении вооруженной ятаганами ухмыляющейся почетной стражи. — Ведите себя достойно, ребятки, не пихайтесь рылами у кормушки! Там каждому хватит!
— Примите мои поздравления, Ваше Неистовство! — вскричал Посол Гвоздуодер, с протянутой рукой устремляясь вперед. — Я уверен, что в эту минуту вы испытываете одновременно и гордость, и смирение, с удовлетворением взирая на...
— Смирение! — взревел Гордун. — Смирение пускай испытывает тот, кто продулся, земляк!
— Да, разумеется, — не стал спорить Гвоздуодер. — А теперь, Ваше Неистовство, мне не хотелось бы задерживать торжества по случаю вашей победы, но почему бы нам прямо сейчас не подписать вот этот небольшой договорчик о вечном мире и дружбе — сроком на пять лет с возможностью пролонгации...
— Об этом тебе следует поговорить с новым Президентом Планеты, земляк, — атаман отмахнулся от протянутого ему документа. — А у меня есть дела поважнее, — ребята вон уже надираются, а я все еще ни в одном глазу!
— Но источники, обыкновенно отличавшиеся надежностью, — и Гвоздуодер обернулся, чтобы испепелить взглядом Советника, — проинформировали меня, что сердца всех избирателей завоевала партия громилей!
— Истинная правда! А кстати, где он?
— Где — кто?
— Наш новый Глава исполнительной власти, кто же е... — Гордун прервался на полуслове и с распростертыми объятиями кинулся мимо Посла к Ретифу, как раз подошедшему поближе.
— Убирайтесь отсюда, Ретиф! — рявкнул Гвоздуодер. — Я провожу деликатнейшие переговоры, а вы...
— Тебе же лучше будет, если ты примешь более уважительный тон, земляк, — сурово оборвал его Гордун. — Ты все-таки думай, с кем говоришь!
— Кто... с кем я говорю? — ошарашенно спросил Гвоздуодер. — С кем это интересно таким я по-вашему говорю?
— Прошу знакомиться, Дир Тиф, Президент Планеты, — с гордостью объявил Гордун, поводя рукой в сторону Ретифа. — Наш новый вождь, одержавший победу на выборах!
10
— Господь Всемогущий, Ретиф, — к Магнану к первому возвратился дар речи. — Когда...? Каким образом...?
— Что все это значит? — прорвало, наконец, и Гвоздуодера. — Из меня пытаются сделать посмешище?
— Никак нет, господин Посол, — сказал Ретиф. — Похоже, они включили меня в список кандидатов в качестве темной лошадки и...
— Вы еще не так потемнеете, прежде чем я вышвырну вас отсюда! — завопил Гвоздуодер, и замер, поскольку сразу два ятагана, блеснув, уперлись ему лезвиями в шею.
— Н-н-но как же землянин мог оказаться во главе партии громилей? — тонким голосом спросил представитель Политотдела.
— Президент Тиф никакой не землянин, дурила! — поправил его Гордун. — Он такой же громиль, как я!
— Но... разве Президент не должен быть натуральным уроженцем планеты?
— Ты что же, намекаешь, что наш президент уродился на свет ненатуральным путем? — проскрежетал Гордун.
— Нет, однако...
— Ну, то-то же. Тогда ты бы лучше вручил ему вверительные грамоты, чтобы мы могли заняться делами.
Гвоздуодер все еще продолжал колебаться, однако новый тычок лезвием в горло помог ему быстро отыскать нужные слова.
— Я, это,.. как его,.. господин Президент, — промямлил он, — я имею честь, et cetera<$F и так далее (лат.)>, и может быть, Ваше Превосходительство окажет мне такую любезность и распорядится, чтобы громилы Вашего Превосходительства убрали подальше эти жуткие сабли? — последние слова он произнес сорвавшимся на визг шепотком.
— Всенепременно, — заверли его Ретиф. — Сразу же, как только мы внесем ясность в некоторые из пунктов предлагаемого договора. На мой взгляд, будет неплохо, если новое Планетарное Правительство получит от ДКЗ официальные гарантии невмешательства в последующие выборы...
— Ретиф... вы не посмеете... — Гвоздуодер ойкнул, получив еще один укол, — то есть, разумеется, мой мальчик, как вам будет угодно.
— Кроме того, невредно было бы вычеркнуть параграфы, насчет предоставления ДКЗ Оберону военных советников, технических экспертов и экономистов с окладами по пятидесяти кредитов в день. Мы, оберонцы, предпочитаем сами определять наше будущее.
— Да,.. господин Президент, да, конечно... А теперь...
— Теперь относительно одностороннего торгового соглашения: почему бы нам не выкинуть весь этот раздел, заменив его статьей, гарантирующей обоюдную свободу торговли?
— Но помилуйте,.. да если я соглашусь на это, с меня в Министерстве скальп сдерут! — придушенно проблеял Гвоздуодер.
— А ты предпочитаешь провести остаток дней привязанным к колу вблизи моего шатра? — грозно осведомился Гордун.
— С другой стороны, — продолжал Ретиф, — я считаю, что мы, громили, могли бы подумать о том, чтобы создать небольшую службу безопасности, способную защитить иностранных дипломатов от любого насилия, разумеется, при том условии, что последние ограничат свою деятельность чисто дипломатическими задачами, а совершать разного рода преступления предоставят нам, простым оберонцам.
— Согласен! — пискнул Гвоздуодер. — Где мое перо?
Потребовалось четверть часа на то, чтобы вычеркнуть унизительные для Оберона параграфы, изменить формулировки и поставить подписи под импозантными грамотами, определяющими формальную сторону отношений между Дипломатическим Корпусом Земли и Республикой Оберон. После того как к грамотам прикрепили последнюю красную ленту и прилепили последнюю сургучную печать, Ретиф попросил у присутствующих минуту внимания.
— Ныне, когда отношения между Землей и Обероном утвердились на прочных основаниях, — сказал он. — Я полагаю, что самым правильным для меня будет уйти в отставку, предоставив народу Оберона провести новые выборы. Поэтому, господа, настоящим я снимаю с себя полномочия Президента и уступаю этот пост моему Вице-президенту, господину Гордуну.
Под щум протестующих выкриков Гвоздуодер ухитрился протиснуться через толпу и очутиться лицом к лицу с Ретифом.
— Ну вот вы и просчитались, сэр! — прошипел он дребезжащим от ярости шепотком. — Вам следовало обеими руками держаться за ваше фальшивое президенство — по крайней мере, в течение времени, которое позволило бы вам удрать на край Галактики! Теперь же я швырну вас в столь глубокое подземелье, что даже пищу вам будут сбрасывать в армированных контейнерах! Я вас...
— Вы, надеюсь, будете присутствовать при открытии памятника нашему бывшему Президенту? — спросил у Посла Земли Президент Гордун. — Монумента футов так примерно в тридцать, я полагаю, будет достаточно, чтобы показать, сколь высоко мы ценим заслуги нашего почетного громиля Дир Тифа, как по-вашему?
— Ну, в общем, э-э...
— Кроме того, мы с пониманием и благосклонностью воспримем аккредитацию вами Дир Тифа в качестве постоянного Политического Советника Республики Оберон, — продолжал Гордун. — Уж больно лихо составляет он всякие формулировки, так что лучше всегда иметь его под рукой.
— Да, безусловно, — сдавленно вымолвил Гвоздуодер.
— А теперь, Дир Тиф, — сказал Президент, — может, мы переберемся в какое-нибудь местечко потеплее? Нам еще предстоит выработать стратегию партии на время перевыборов.
— Приглашаю всех испытать гостеприимство "Толстой Колбаски", — произнес Мочельник Дрызг. — Ты только пообещай мне, что стен никто не станет ломать.
— Заметано! — добродушно воскликнул Гордун. — И кстати, Дир Дрызг, что бы ты сказал насчет идеи образовать коалицию, а?
— Хмм... Дальновидность и благоразумие щебетунов плюс мощь громилей... Такое сочетание могло бы дать сокрушительный список кандидатов, — согласился Мочельник.
— Ну знаете ли, Ретиф, — говорил Магнан, между тем как все общество повалило к воротам, — по-моему, в анналах истории еще не было зафиксировано представительного правительства со столь кратким сроком правления. Между нами, как вам, черт побери, удалось уломать эту банду громил, чтобы они выставили вашу кандидатуру?
— Боюсь, до поры до времени придется держать это в секрете, — ответил Ретиф. — Потерпите, пока не выйдут в свет мои мемуары.