Урсула К.Ле Гуин. Рассказ жены
"The Wife's story" Copyring (c) 1982 by Ursula K. Le Guin "The Compass Rose", part "South" Copyright (c), перевод с английского, Гужов Е., 1995.
Email: gu@samuni.silk.org
Он был хорошим мужем, хорошим отцом. Я этого не понимала. Я не верила. Я не верила, что такое бывает. Я видела, но не верила. Этого не может быть. Он всегда был кротким. Если бы вы видели, как он играл с детьми, любой, кто видел, как он играл с детьми, понимал, что в нем нет ничего дурного, ни одной малой косточки. Когда я впервые встретилась с ним, он еще жил с матерью над Родниковым озером, я часто видела их вместе, мать и сыновей, и думала, что любой юноша, который так мил со своей семьей, стоит того, чтобы с ним познакомиться. Потом однажды, когда я гуляла по лесу, я встретила его одного, возвращающегося с охоты. Он совсем не добыл никакой дичи, ни даже полевой мышки, но вовсе не был этим удручен. Он просто бежал, резвясь и наслаждаясь утренним воздухом. Это первое, что мне в нем понравилось. Он не слишком переживал, не брюзжал и не хныкал, когда что-нибудь шло не так. Поэтому мы проговорили весь день. Мне кажется, что с тех пор все пошло правильно, потому что очень скоро он все время крутился поблизости. А моя сестра сказала - понимаете, наши родители за год до этого перебрались на юг, оставив нам место - моя сестра сказала, немного поддразнивая, но всерьез: "Что ж! Если он здесь весь день и пол-ночи, то, кажется, для меня здесь места нет!" И она ушла - прямо вон туда. Мы всегда были по-настоящему близки, она и я. Это то, что невозможно изменить. Я никогда не смогла бы пройти через дурное время, если бы не сестричка.
Ну что ж, он пришел жить здесь. И все, что я могу сказать, что это был счастливый год нашей жизни. Он был просто слишком хорош для меня. Много работал, никогда не ленился, такой большой и красивый. Все его уважали, понимаете, даже такого молодого. В ночи, когда собиралась ложа, все чаще и чаще именно он запевал первым. У него был такой красивый голос, он начинал сильно, все остальные подхватывали и присоединялись к нему, высокие голоса и низкие. Я дрожу сейчас, как только вспоминаю, как слышала это ночами, когда оставалась дома, ибо дети были маленькими - пение доносилось оттуда из-за деревьев, лунный свет, летняя ночь, сияющая полная луна. Никогда я не слышала подобной красоты. Никогда теперь у меня не будет такой радости.
Говорят, что это все луна. Виновата луна и кровь. Это было в крови его отца. Я не знала его отца и хотела бы знать теперь, что с ним сталось. Он был родом с дороги на Беловодье и здесь у него родственников не было. Я всегда думала, что он вернулся туда, а теперь не знаю. Про него рассказывают всякое, сказки, видимо после того, что произошло с моим мужем. Говорят, что-то текло в крови и могло никогда не выйти наружу, но если вышло, то это вызвало смена луны. Это всегда случалось в новолуние. Когда все дома и спят. Говорят, тогда что-то находит на того, у кого проклятье в крови и он встает, потому что не может спать, выходит под сверкающее солнце и убегает один - искать тех, кто похож на него.
Наверное, это так, потому что муж так и делал. Я наполовину проснусь и спрашиваю: "Куда ты идешь?", а он отвечает: "Пойду поохочусь, вернусь к вечеру", и сам на себя не похож, даже голос другой. Но я была такой сонной, и не хотела будить детей, а он был такой добрый и ответственный, и мне в голову не приходило спрашивать: "Почему? Зачем?", и все такое прочее.
И такое случалось, наверное, раза три-четыре. Он возвращался поздно, уставшим и совсем не хотел ни о чем говорить. Я понимала, что любой время от времени разряжается, и придирки никак не помогут. Но это начало меня тревожить. Не столько то, что он уходил, сколько то, что он возвращался таким уставшим и странным. Иногда от него даже странно пахло. У меня шерсть становилась дыбом. Я не могла это терпеть и говорила: "Что это такое, чем от тебя пахнет? От всего!" А он отвечал: "Я не знаю", просто буркал и притворялся, что засыпает. Но потом подымался, когда думал, что я не вижу, и умывался, и чистился. Но этот запах держался в его волосах и нашей постели целыми днями.
А потом случилось страшное. Мне не легко рассказывать об этом. Мне хочется плакать, когда я об этом думаю. Наша младшенькая, самая маленькая, ребеночек мой, отвернулась от отца. Как раз накануне вечером. Он вошел, а она взглянула испуганно, напряженно, широко открытыми глазами, а потом заплакала и спряталась за мной. Она еще не могла хорошо говорить, но все лопотала и лопотала: "Пусть уходит! Пусть уходит!" Его взгляд, одно мгновение, когда он это услышал. Такое я вообще не хотела бы вспоминать. И не могу забыть. Его глаза, когда он смотрел на собственного ребенка.
Я сказала малышке: "Стыдно, что это нашло на тебя?" - насмешливо, но в то же время крепко прижимая к себе, потому что тоже испугалась. Испугалась до дрожи.
Он тогда отвернулся и сказал что-то вроде: "Наверное пробудилась от дурного сна", и тем отговорился. Или попробовал отговориться. И я тоже. Но я страшно разозлилась на малышку, когда она так глупо испугалась собственного папы. Но она не могла ничего понять, а я не могла ничего изменить.
Он ушел на целый день. Мне кажется, потому что знал. Как раз начиналось новолуние.
Внутри было жарко, тесно и темно, и мы все уже засыпали, когда что-то разбудило меня. Его рядом не было. Прислушавшись, я услышала легкое движение в проходе. И я встала, потому что не могла больше выносить такое. Я вышла в проход, там было светло, резкий солнечный свет лился в двери. И вдруг я увидела его, стоявшего снаружи, в высокой траве у входа, повесив голову. Он тяжело сел, словно сильно устал, и уставился на свои ноги. Я затаилась внутри и ждала - сама не знаю, чего.
И я увидела, на что он смотрел. Увидела превращение. Вначале оно произошло в ногах. Они росли, каждая нога росла, вытягивалась, пальцы выпрямлялись, а нога становилась длиннее, мясистей и белее. И стала безволосой.
Волосы начали исчезать по всему телу. Словно засыхали на солнце и исчезали. А под ними он был весь белый, словно червь. Он повернулся лицом. Оно изменялось, пока я смотрела, становилось все площе и площе, рот стал плоским и широким, зубы в ухмылке ровными и тупыми, а нос - просто шишка плоти с дырами ноздрей, уши пропали, глаза стали голубыми-голубыми, с белыми ободками вокруг голубого - и эти глаза уставились на меня с плоского, мягкого, белого лица.
Потом он выпрямился и встал на две лапы.
И я увидела как моя любовь превращается в нечто ненавистное.
Я не могла пошевелиться, и скрючившись в проходе, выходящем прямо в день, трепетала и дрожала от рычания, которое переросло в безумное страшное завывание. Все остальные услышали, даже спящие, и проснулись.
Оно таращилось и всматривалось, то чудовище, в которое превратился мой муж, и отвернулось от входа в наш дом. Я была поражена смертельным страхом, но позади проснулись дети и захныкала малышка. Тогда материнский гнев проснулся во мне, я зарычала и бросилась вперед.
Человеческое чудовище обернулось. У него не было оружия, как бывает у других людей. Но оно подобрало в свою длинную белую лапу тяжелую суковатую дубину, и ткнуло концом в наш дом, в меня. Я схватила конец зубами и начала пробиваться наружу, потому что знала, что человек убьет наших детей, если сможет. Но уже мчалась моя сестра. Я увидела ее бегущей на человека, с опущенной головой, с высоко вздыбленной гривой и с глазами, желтыми, как зимнее солнце. Чудовище повернулось к ней и занесло дубину для удара. Но я выпрыгнула из входа, бешеная материнским гневом, и все остальные выбегали отовсюду, отвечая на мой призыв, в слепящем сиянии и пекле полуденного солнца собралась вся стая.
Человек оглянулся на нас, громко завопил и замахнулся дубиной. Потом чудовище испугалось и побежало, направляясь вниз с горного склона в чистые поля и пашни. Оно бежало на двух ногах, подпрыгивая и качаясь, а мы преследовали его.
Я шла последней, потому что любовь еще связывала во мне гнев и страх. Я еще бежала, когда увидела, как они свалили его. Зубы моей сестры стиснули его горло. Я подбежала, но оно уже было мертвым. Другие отступили от убитого, из-за отвратительного вкуса крови и запаха. Молодые съежились, некоторые плакали, а моя сестра вытирала рот передними лапами, все терла и терла, чтобы избавиться от ужасного вкуса его крови. Я подошла ближе, подумав, что если чудовище мертво, то проклятие должно сойти, и мой муж может вернуться - живой, или пусть мертвый, только бы взглянуть на него, на мою любовь, в его настоящем облике, красивом. Но там лежал лишь мертвый человек, белый и окровавленный. Мы отступали и отступали от него, потом повернулись и побежали, снова на холмы, снова в леса и тени, в сумерки и благословенную тьму.