Библиотека

Станислав ЛЕМ

СУММА ТЕХНОЛОГИИ

[ Титульный лист ] [ Содержание ] <= Примечания ]

Б. В. Бирюков, Ф. В. Широков.

О "СУММЕ ТЕХНОЛОГИИ", ОБ ЭВОЛЮЦИИ, О ЧЕЛОВЕКЕ И РОБОТАХ, О НАУКЕ...

ОПЫТ ОЦЕНКИ

Пролог Итак, читатель, ты перевернул последнюю страницу и хотел было отложить книгу. Но тут ты заметил послесловие. Не досадуй, мы ведь тоже были читателями, только несколько раньше тебя! Поговорим же о книге. Нам поневоле придется делать ссылки на текст, за что мы приносим тебе свои извинения.

Имя Станислава Лема, конечно, тебе известно. Это - польский писатель, фантаст, многие его романы и рассказы переведены на русский язык. Здесь и "Магелланово облако", и "Астронавты", и "Вторжение с Альдебарана" и многое другое. Однако думал ли ты, что в этих произведениях, помимо увлекательного сюжета, необычайных фантастических реалий, роботов с характерами людей, а подчас и людей с психикой роботов, помимо всех этих литературных "изобретений", есть еще и некая общая идея, некая концепция. Руководствуясь ею, Лем, как мастер-кукольник, расставляет по сцене своих марионеток. В этом - секрет успеха, в этом - секрет самого творчества.

Эта общая концепция в виде довольно пухлой книги лежит сейчас перед тобой, читатель!

Вскоре мы займемся ее разбором, а пока заметим, что у Лема есть еще и оформление сцены, так сказать бутафория, декорации. Как он не похож этими декорациями на многих других фантастов! У тех они просто "наполнитель", ведь нужно же дать герою какую-нибудь профессию, во что-то одеть его, посадить на какой-то корабль... У Лема, если уж профессия-то, значит, о ней говорят в научных кругах, ее ждут и предчувствуют; если одежда - то из таких загустевающих в воздухе хлопьев, в которые нас завтра оденет химия; если корабль, то, хотя, быть может, и не в точности такой, который завтра понесет экипаж к Марсу, но все же - один из "реальных" проектов, опубликованных в общенаучном журнале... Это именно корабль, а не фантастический "наполнитель"!

Творчество Лема глубоко уходит своими корнями в современную науку, в тот новый мир, в котором начинает жить человечество. Лем не пугается никакой науки; врач по образованию, он "не страшится" биологии, но задумывается и над астрономией, пытается проникнуть в физику и даже заглядывает в Храм Абстракции, у врат коего меч математики преграждает путь профану... Но оставим этот панегирик и перейдем к разбору самой книги.

О названии Прежде всего - о названии: "Сумма технологии". Не передразнивает ли автор Фому Аквината? Его "Сумму теологии"? Фому, этого крупнейшего средневекового богослова, который был уверен, что в божественном откровении предначертано развитие Вселенной и человеческого рода, что в нем заключена вся истина о прошлом, все сведения о настоящем и все предвидение будущего.

Прогнозирование Однако что же кроется за этим названием, что представляет собой книга Лема по существу?

Автор говорит, что когда он писал "Сумму", названия "футурология" - наука о будущем - не существовало. Сейчас этот термин установился и книгу Лема можно отнести к этой дисциплине. По-видимому, писателю-фантасту с философским складом ума вполне естественно взяться за книгу именно по футурологии. Впрочем "Сумму технологии" не так-то легко классифицировать, здесь на широком полотне Лем крупными мазками набросал картину возможного развития человечества. Книга его примыкает к тем исследованиям, которые получили ныне название науковедения ¹. Она примыкает и к другим направлениям, пока еще безымянным. Мы имеем в виду, скажем, книгу И.С.Шкловского "Вселенная, жизнь, разум" - книгу о жизни в космосе и о космических цивилизациях.

Итак, "Сумма технологии" посвящена прогнозированию. Опираясь на сегодняшнюю науку, автор бросает взгляд на развитие техники, науки и некоторых сторон общественной жизни в будущем.

Причины "Суммы" Но почему же он это делает? Во все времена отыскивались пророки будущего, иногда удачливые, но чаще - неудавшиеся. Поражает обилие методов прорицания и простота утвари. В дело шли и дым благовоний, и внутренности животных, и знамения небес...

Люди мечтали и о предсказании будущего, но средства у них были не вполне пригодные, да и прогресс шел тогда медленно. Будущее было почти равно настоящему. Биологический процесс жизни протекал быстрее, чем процесс накопления знаний, и предсказание будущего при всей его заманчивости не стало еще общественной необходимостью.

Иначе обстоит дело сейчас. Быстрый бег современного общества, огромный рост энергии, информации и вещества, подвластных людям, стремительное усложнение всех общественных явлений - все это вызвало к жизни научное прогнозирование.

И теперь у "предсказателей" уже не старая "утварь", в их распоряжении - большие вычислительные машины, модели, математические методы...

Лем как "прорицатель" Таким образом, Ст. Лем вовсе не прорицатель-одиночка, и все же его "прогностика" своеобразна. Ведь он - писатель-фантаст и, должно быть, поэтому относит свой анализ к весьма далекому будущему. К тому, которое прогнозу на вычислительной машине не поддается. Здесь простор для фантазий или полуфантазий, их ценность - научно-познавательная и мировоззренческая. Здесь можно дойти до пределов возможного, с точки зрения наших нынешних представлений. Такие пределы старались указать А.Кларк и Дж.Томсон ². В отличие от этих авторов Лема интересуют не конкретные научные открытия, а сам "генератор прогресса науки".

Типы прогнозов Прогноз, особенно количественная оценка или конкретное предсказание, очень часто оказывается "ненадежным", даже если это прогноз на десятилетия. Артур Кларк в своей книге привел примеры таких прогнозов, прогнозов развития "по прямой линии", которые сейчас кажутся нам смешными. Будущее непокорно, его не уложишь в рамки столь простой "геометрии", оно поражает людей внезапными рывками, которых никто или почти никто не предвидел. И все же прогнозы возможны и необходимы; общество все чаще прибегает к сознательным решениям в противовес стихийному развитию. Прогнозы особенно нужны тому обществу, которое как единое целое владеет средствами производства и вносит плановое начало в хозяйство и культуру.

Можно выделить (Г.М.Добров, ор. cit.) три "эшелона" прогнозов.

К первому "эшелону" относятся прогнозы на 15-20 лет. Собственно, это просто предплановые и притом количественные оценки. Во втором - идут более далекие прогнозы, скажем, прогнозы, на первое десятилетие будущего века. Они уже чисто качественные. Прогнозы на столетие вперед (третий "эшелон"), как правило, гипотетичны.

Четвертый "эшелон" В какую же группу попадают прогнозы Лема? Ни в одну! Это - прогнозы "четвертого эшелона", попытка заглянуть вперед на сотни столетий. Здесь вместо количественных или качественных ограничений на сцену выходят иные - самые общие ограничения практики и познания.

Но ведь при такой общности прогнозов автора может подстерегать пустота! Поясним наши страхи. При близком прогнозе, например при попытке представить себе прогресс телевидения, будущее кажется нам почти "осязаемым". В те годы, когда идея иконоскопа лишь зародилась, А.Толстой уже написал "Аэлиту", и как реалию завтрашнего дня люди увидели мир, оплетенный сетью телевизионных каналов, большие экраны, по которым проносятся вспышки событий. Сегодня эта реалия стала реальностью, а завтра вновь родившееся поколение уже не сможет представить себе мир без Единой Телевизионной Сети. И "Аэлита" утратит какую-то частицу своей таинственной прелести. А через тысячу лет техническая фантазия писателя будет казаться наивной, столь же наивной, как "техническая" фантазия Лукиана, у которого шквал, подхватив суденышко, унес его на Луну.

Так вот, "осязаемы" ли виденья далекого будущего и есть ли здесь вообще о чем думать? Да, есть! Лем развертывает перед нами серию проблем, тематических проблем, по которым можно писать и футурологические работы вроде "Суммы", и увлекательные научно-фантастические романы, повести и рассказы. В этом - один из источников художественного творчества Лема. Здесь и сравнение био- и техноэволюции, и астроинженерное дело, и биотехническая деятельность цивилизаций, и автоэволюция человека; здесь же и вопросы морали...

Ко всем этим вопросам Лем подходит с единой позиции; он называет ее "позицией Конструктора". Он оптимист, и в отличие от многих писателей и ученых Запада говорит, что всего этого можно достигнуть. Он обсуждает возможные пути и следствия. Его основной тезис - "Догнать и перегнать Природу!".

При всяком далеком прогнозировании надо отвлекаться от "реалий" сегодняшней науки и техники, от каких-то характерных черт сегодняшнего общества. В сущности это значит - вводить некоторые упрощающие постулаты; при этом надо лишь четко представлять себе, от чего мы отвлеклись, что упростили и огрубили. После построения прогноза эта четкость позволит оценить его "силу", т.е. вероятность его реализации. Иначе прогнозист рискует попасть впросак - придать прогнозу большую значимость, чем он того заслуживает.

Три постулата Каковы же постулаты Лема? Быть может, они противоречат современной науке? И все его построения - чистейшая фантазия? А если это не так, если построения автора согласуются с наукой, то какой период истории общества он стремится осветить?

Можно выделить три ключевых постулата.

В_о-п_е_р_в_ы_х, Лем предполагает, что основные антагонизмы современности уже разрешены: человечество объединилось в масштабах всей планеты; войны и прочие конфликты - блокада на пути цивилизации - исключены, а "глобальное единство" создало необычайные условия для дальнейшего прогресса.

Общество, о котором пишет Ст. Лем, уже удовлетворило основные потребности: продовольствия, одежды и жилищ - достаточно. Созданы совершенные средства сообщения, достигнуто справедливое распределение благ, решена биологическая проблема здоровья... Короче говоря, Лем предполагает, что достигнуты предварительные условия, при которых цивилизация может поставить вопрос "что же дальше?" и перед нею откроется свобода в выборе дальнейших путей.

Мы видим в этой отправной точке Лема общество, которое "сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям" ³, общество, возникновение которого будет означать "скачок человечества из царства необходимости в царство свободы" ⁴.

В_о-в_т_о_р_ы_х, Лем отвлекается - в общем и целом - от социальных аспектов будущего развития цивилизации. Правомерна ли эта абстракция? Безусловно, да! И вот почему. Научное исследование общества началось недавно, гораздо позже, чем исследование природы. Между тем общественные отношения - один из наиболее сложных предметов познания. Точные методы, скажем математические, в социологии лишь зарождаются. А ведь необходимость в них осознана уже давно о ней говорил еще К.Маркс. Чему ж удивляться, если социальные отношения в наше время едва поддаются количественному прогнозу, даже на короткий период. Эта трудность непомерно возрастает для отрезков времени, сравнимых по длительности хотя бы с историей человечества. Вот почему Лем решил отвлечься от социальных прогнозов в пользу технологии и науки. Его интересует отношение человека к природе, "космические перспективы" разума, связь естественного и искусственного в развитии цивилизации.

В-т_р_е_т_ь_и_х, Лем предполагает, что современный тип человека - т.е. человек, обладающий логическим мышлением, - сохранится и в будущем. Лем исходит даже из предпосылки, что этот тип человека и творимой им культуры - "максимально рационалистический тип" - будет все более преобладать.

Попросту говоря, автор считает, что наши потомки будут по меньшей мере столь же разумны, как и мы. Мы не станем разъяснять читателю этот постулат, он вполне ясен.

Вместо этого мы разъясним некоторые понятия и принципы, используемые Лемом: "технологию", "цивилизацию" и "бритву Оккама".

Технология "Сумма технологии", "технология", "технологические аспекты"... - эти слова часто встречаются на страницах книги. Автор рассуждает о путях, по которым пойдет "развитие технологии", и о влиянии, которое оно окажет на человеческую культуру. Технология - основа построений Лема, но что же следует понимать под самим этим словом?

Озадаченные, мы заглянули в "Словарь иностранных слов" и прочли в нем следующее ⁵:

"Технология - совокупность знаний о способах и средствах проведения производственных процессов, напр. т. металлов, химическая т., т. строительных работ и т.д., а также самые процессы - т_е_х_н_о_л_о_г_и_ч_е_с_к_и_е п_р_о_ц_е_с_с_ы, при которых происходит качественное изменение обрабатываемого объекта".

Увы, "технологии" польского писателя не становятся в один ряд со способами производства серной кислоты или выделки кирпича. Не годится и понимание "технологии" как синонима "техники" вообще, которое попадается в зарубежной литературе.

Лем понимает "технологию" в философском смысле как "обусловленные состоянием знаний и общественной эффективностью способы достижения целей, поставленных обществом". Это определение - достаточно емкое, оно позволяет охватить и биоконструирование, и автоэволюцию человека, и т.п. Конечно, "способы" могут меняться от цивилизации к цивилизации, от эпохи к эпохе и от одного обитаемого мира - к другому, и поэтому Лем говорит о различных "технологиях".

При всей диффузности лемовской "технологии" все же видно, что ее ядром служат орудия труда, средства производства в рамках общественных отношений. И вполне понятно, что Лем - в согласии с материалистическим пониманием истории - смотрит на технологию как на основу общественных систем и говорит, что источником изменений общественного строя служат изменения средств производства, т.е. технологии.

Цивилизация Лем много говорит и о "цивилизациях"... В философском словаре Генриха Шмидта ⁶, к которому мы обратились теперь за справкой, нашли такую дефиницию:

"Цивилизация - следующая за варварством ступень культуры, которая постепенно приучает человека к плановым упорядоченным совместным действиям с себе подобными, что создает важнейшую предпосылку культуры".

Нам вспомнился почему-то circulus vitiosus ⁷ формальной логики, и этот призрак стал почти материальным, когда Шмидт меланхолически добавил, что "во французском и немецком языках слово "цивилизация" равнозначно слову "культура"". Это понимание, увы, также не годилось.

Лем понимает термин "цивилизация" в широком, "космическом" смысле. Для него это - б_ы_т_и_е о_б_щ_е_с_т_в_а (не обязательно земного) в отличие от бытия биологического вида. Цивилизация возникает вместе с обществом и с появлением первых технологий. На Земле - с палеолитом.

Такое понимание вполне оправдано. Сейчас, когда человек выходит в космос, когда начат поиск космических цивилизаций, такое употребление этого термина, пожалуй, напрашивается само собой. Да и вряд ли можно "обвинить" автора в том, что он ввел это употребление. Он попросту им воспользовался, а до него термин "цивилизация" в том же смысле употребляли другие авторы, например И.С.Шкловский. Само же обсуждение вопроса о космических цивилизациях началось еще во времена святой инквизиции...

Но вернемся к нашей теме. Автор хочет рассмотреть различные аспекты будущей цивилизации: те, которые поддаются описанию уже сегодня. При этом он стремится следовать научной методологии и поэтому отрицает особое положение Земли и ее космического окружения. Отказ от иных гипотез о жизни в Космосе он мотивирует принципом, который в истории науки и философии получил название "бритвы Оккама". Что это за принцип?

Уильям Оккам В XIV столетии начинается распад схоластической философии. В университетах Парижа, Оксфорда и Кембриджа зарождается новая мысль. И словно возгорающиеся факелы, в других городах Европы возникают университеты: 1303 г. - Рим, 1306 г. - Орлеан, 1308 г. - Коимбра, 1339 г. - Гренобль, 1347 г. - Прага, 1349 г. - Флоренция, 1357 г. - Сиена, 1364 г. - Краков, 1379 г. - Эрфурт, 1385 г. - Кельн, 1386 г. - Гейдельберг и т.д.

Перенесемся во вторую четверть XIV столетия. Мы видим, как в Париже и Оксфорде появляется группа блестящих мыслителей. Это течение мысли назовут н_о_м_и_н_а_л_и_з_м_о_м и к_о_н_ц_е_п_т_у_а_л_и_з_м_о_м, оно будет противостоять традиционной схоластике. Его свяжут в первую очередь с именем Уильяма Оккама. Оппозиция этих мыслителей традиционной схоластике приведет к тому, что лишь в XX веке медиэвисты вскроют их оригинальные идеи и начнут издавать уцелевшие фрагменты их сочинений...

Уильям Оккам родился где-то между 1290 и 1300 гг. в деревне Оккам в графстве Сэррей. Он вступил в орден францисканцев, учился в Оксфорде (1312-1318 гг.) у Дунса Скота, а затем в течение двух лет комментировал там одно из наиболее известных сочинений средневековой схоластики - теологический сборник, составленный Петром Ломбардом.

Рамки чисто академической карьеры были тесны Оккаму и он вступил в борьбу с папой Бонифацием VIII, а затем и с Иоанном XXII, против которого он выпустил манифест. В 1324 г. этот папа вызвал его в Авиньон, где Оккаму предстояло ответить на выдвинутые против него обвинения. Следствие длилось четыре года. Опасаясь обвинительного приговора, Оккам бежал из Авиньона в Пизу искать убежища при дворе императора Людовика Баварского, который враждовал с папой. Папа отлучил Оккама от церкви (1328 г.), а затем та же участь постигла и его покровителя. В 1330 г., последовав за Людовиком, философ отправился в Мюнхен, где началась их совместная борьба с папой. "Tu me defendas gladio, ego te defendam calamo" ⁸, - говорил он Людовику.

Умер У.Оккам в Мюнхене около 1350 г., по-видимому, от чумы.

Спор номиналистов и реалистов Мы поймем сущность философии У.Оккама и, в частности, уясним, как в ее рамках мог возникнуть принцип, именуемый "бритвой Оккама", если разберемся в споре между так называемыми р_е_а_л_и_с_т_а_м_и и н_о_м_и_н_а_л_и_с_т_а_м_и - в споре об "онтологическом статусе универсалий".

Первая точка зрения - точка зрения реалистов - восходит еще к Платону. Ее удобно разъяснить на примере простой геометрической теоремы. Сумма углов треугольника, как известно, равна двум прямым. Однако к какому собственно объекту относится эта теорема? Ни к какому конкретному треугольному телу она, конечно, не относится. Ведь таковое не является идеальным треугольником. Но вместе с тем трудно допустить, что геометрический факт не относится ни к чему. В упомянутой теореме речь идет, безусловно, о треугольнике как таковом. Но что же это за треугольник, которого не встретишь в природе? Лишенный всех материальных признаков, и, в частности, пространственной локализации. Все его свойства исчерпываются тем, что он является именно треугольником и ни чем иным. Вот мы и "вынуждены признать", что он к_а_к-т_о с_у_щ_е_с_т_в_у_е_т, хотя это существование невоспринимаемо чувствами и доступно лишь умозрению.

Так создается некая новая сущность "треугольник" как таковой. Это - у_н_и_в_е_р_с_а_л_и_я.

Реалисты считали, что универсалии существуют до конкретных объектов, т.е. имеют с_а_м_о_с_т_о_я_т_е_л_ь_н_о_е б_ы_т_и_е. Мы не станем описывать различные нюансы реализма и разъяснять, кто из схоластов был "крайним" реалистом, а кто - "умеренным". В те века (VI-XIV) если и была возможна какая-то философия в Европе, то только схоластическая, и, как мы уже говорили, из среды схоластов вышли мыслители, ставшие в оппозицию к традиционной схоластике. Они выработали новую - номиналистическую - точку зрения. Она означала попросту запрет считать, что какому бы то ни было знанию, сформулированному в общих терминах, отвечает в реальном мире что-либо отличное от отдельных конкретных предметов (имеющих некие общие свойства). Номинализм явился в условиях средневековья "...первым выражением материализма" ⁹.

Бритва Оккама Одним из ведущих номиналистов и был Уильям Оккам. Стремление устранить "избыточные" сущности реалистов оформляется в виде б_р_и_т_в_ы О_к_к_а_м_а: Сущностей не следует умножать сверх необходимости. Имя ученого часто связывают с открытием, к которому он имел весьма косвенное отношение. Это случалось столь часто, что стало в науке скорее правилом, чем диковинкой. Так какое же отношение имеет Оккам к "бритве Оккама"? Увы, в его сочинениях этого тезиса как такового нет, но все же в них есть близкий тезис: Не следует делать посредством большего то, чего можно достичь посредством меньшего. Многочисленные другие высказывания Оккама идут в том же направлении.

После Оккама этот принцип был переосмыслен и расширен. Не его ли повторил Ньютон, сказав: "Гипотез я не выдумываю!"? А Бертран Рассел пишет: "Я лично убедился в необычайной плодотворности этого принципа в логическом анализе" ¹⁰.

Вот этой-то "бритвой Оккама" и пользуется Ст. Лем в своей книге. Он называет ее "принципом лаконичности мышления". Ее называют и "принципом бережливости", и "принципом простоты". Хоть эта оговорка, по-видимому, излишня, мы все же советуем читателю не путать по созвучию описанный принцип с пресловутым "принципом экономии мышления".

Методология науки прочно срослась с бритвой Оккама; сколько лишних сущностей вроде "флогистона" и лишних гипотез вроде "боязни пустоты" были отсечены этим режущим инструментом.

Две эволюции Кибернетика родилась на стыке биологии и автоматики. Однако, пожалуй, именно Лем первым решился кибернетически сравнить био- и техноэволюцию. Цель очевидна - использовать опыт биоэволюции в технологии. Но ведь вроде бы сходные "докибернетические" попытки делали и социал-дарвинисты. Они "переносили" на общество законы живой природы и, в частности, закон естественного отбора. Быть может, попытка Лема - это перепевы социального дарвинизма? Нет, разумеется, нет! Ведь Лем сравнивает "две эволюции" на уровне абстракции, диктуемом кибернетикой. Идет ли речь о природе, обществе или технике, кибернетику интересует лишь одна сторона дела: во всех процессах она ищет регулирование и информацию.

В социальных процессах, как и в биологических, кибернетика выделяет восприятие, хранение, передачу, переработку и выдачу информации. От всего остального специфически социального в этих процессах она о_т_в_л_е_к_а_е_т_с_я. Этот прием - использование простого для изучения сложного - столь обычен в науках, что читатель легко припомнит примеры, когда физика служит химии, химия - биологии и т.д. Причем права "служанки" и "госпожи" отнюдь не уравниваются.

Итак Лем, используя кибернетический метод, пытается вскрыть конкретное сходство двух эволюций. И там, и тут пульсируют циклы управления и переработки информации. И там, и тут действуют обратные связи и эволюционируют самоорганизующиеся системы.

Эволюция жизни помогает понять, куда ведет нас все большее совершенство регулировки и гомеостаза очень сложных систем. Столь же сложные системы эволюционируют и в пределах технологии. И конечно же, на сам прогресс технологии Лем смотрит "глазами" кибернетики, как на возрастание гомеостаза. Однако между двумя великими эволюциями есть не только сходство, но и различие. Как "конструктор" природа по сравнению с человеком несовершенна, ее возможности ограничены.

Ограниченность кибернетического подхода. Экскурс в социологию Генезис "цивилизации как динамической системы", т.е. интенсивное развитие технологии, начало и ход которого подобны взрывной реакции, несводИм к законам одной лишь кибернетики. "Взрыв" - прежде всего социологическая проблема, ее решение - в материалистическом понимании истории. Экскурс Лема в эту область позволяет ему высказать интересные мысли.

Источник прогресса общества - развитие орудий труда. Вместе с ними развиваются, а затем и перестраиваются производственные отношения людей. Они в свою очередь определяют надстройку общества в области политики, права и идеологии.

Так почему же - спрашивает на основе этой формулы Лем, - почему одно общество в_с_т_у_п_а_е_т на путь ускоренного развития "технологии", а другое - н_е_т?

Этот бег науки и техники и эта погоня за ним производственных отношений начались в Западной Европе в XVI веке, когда там стал складываться капитализм. (Лем говорит "западная динамическая модель цивилизации", но этот термин не отражает сути дела.) Теория французского этнолога и социолога Леви-Штрауса учитывает, правда, что "цепная реакция" в технологии начинается, когда интенсивность и преемственность изобретений превысят некий порог. Однако, как отмечает Лем, она не может объяснить, почему в одних странах эта "реакция" начинается раньше, чем в других, а третьи вообще берут технологию уже "в готовом виде". Простые вероятностные соображения Леви-Штрауса не объясняют ничего. Вся его теория особенно неубедительна потому, что в ней нет учета той общественной структуры, при которой должна возникнуть "реакция".

Это возражение Лема вполне обосновано.

Попытка объяснения Кибернетик сказал бы, что здесь - о_б_р_а_т_н_а_я с_в_я_з_ь. Общественные отношения и вообще различные социальные структуры, в том числе и "вторичные", надстроечные, влияют на развитие техники. Лем пишет: "некоторые из этих структур... ограничениями, наложенными на свободу мысли и действия, могут весьма эффективно препятствовать всякой научно-технической изобретательности" (гл. II).

И действительно, история дает нам много примеров того, как общественные отношения тормозят или, наоборот, ускоряют прогресс орудий труда. Маркс отмечал, что в древнем Египте и Индии господство сельской общины, кастового строя и религии определили застойный характер общества. В течение тысячелетий там практически отсутствовал прогресс производительных сил.

Мы надеемся, что история сообща с кибернетикой прольет новый свет на эти проблемы. Известную роль сыграет здесь, по-видимому, семиотика - наука о коммуникации и знаковых системах. Ее методы позволяют по-новому взглянуть на социальные структуры, связанные с религиями и мифологиями, с обычаями и с системами нравственных "императивов" и моральных оценок ¹¹.

Доктор Диагор Читатель помнит, конечно, печальную судьбу доктора Диагора. Он "хотел ввести в поток кибернетической эволюции принцип, которого не знает эволюция биологическая: построить организм, который мог бы самоусложняться". Читатель помнит бой Диагора с электронным чудовищем, которое рвалось из бетонного бункера, дюары с жидким кислородом, заморозившим зверя, и робота с карборундовой пилой, который распилил, наконец, оцепеневшее чудовище...

После этой катастрофы Диагор не стал осторожней, он продолжал эксперименты. Он создал "фунгоиды - мечту кибернетиков, самоорганизующееся вещество" и не смог сохранить контроль над ними. Они уничтожили его...

Человек - технология В чем же идея этого известного рассказа Ст. Лема? Это художественный образ, иллюстрация к проблеме "человек - технология". Кто - кого?

В "Сумме" Лем формулирует эту проблему так: "Кто кем повелевает? Технология нами или же мы ею? Она ли ведет нас, куда ей вздумается, хотя бы и навстречу гибели, или же мы можем заставить ее покориться нашим стремлениям?" (гл. II).

Мы не станем приводить более пространную цитату с постановкой проблемы. Разберем попросту, какие пути предлагает автор для решения некоторых вопросов.

Прежде всего вопрос о стихийности и целенаправленности в развитии технологии. Конечно, оно не зависит от воли отдельных людей, и Лем говорит, что всякая цивилизация включает то, к чему люди стремились, а также то, чего никто не ожидал. Но с ростом науки растет и роль сознательно преследуемых целей. Добавим, что эта роль становится особенно заметной, когда свои общественные отношения люди начинают строить сознательно, когда общество делает "скачок из царства необходимости в царство свободы".

Предостережение Ну вот и хорошо, скажет прямолинейный читатель, в будущем будет полная гармония! Гармония между развитием технологии и целями общества. Увы, это не совсем так! Из истории, и даже совсем недавней, мы знаем, что технология может приводить к вредным для людей последствиям. Как отмечал еще К.Маркс, культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно, оставляет после себя пустыню.

Такая опасность сохранится, пожалуй, всегда. Ее отсутствие означало бы, что разум стал абсолютно свободным, что он может совершенно точно предвидеть результаты своих действий и воплощать их в реальность. Может совершенно точно выбрать путь цивилизации.

Эту проблему рассматривал, должно быть, еще Иоанн Буридан (ок. 1300-1358) - ректор Парижского университета, ученик Оккама. Говоря о своем осле, он, безусловно, имел в виду разум, что же касается двух охапок сена, то под ними он, надо думать, понимал возможные пути цивилизации. Осел, как известно, умер, так и не решив, какую охапку съесть...

Свобода выбора Но вернемся к вопросу о разуме и цивилизации. Мы знаем, что разум не может освободиться от всех ограничений. Диалектический материализм учит, что этого не может быть в принципе, и Лем отнюдь не понимает свободу выбора пути а_б_с_о_л_ю_т_н_о. И для отдельного человека, и для цивилизации - подчеркивает он - свобода носит относительный и исторический характер. Даже автоэволюция человека, о которой сейчас столько говорят в связи с успехами генетики, не устранит всех ограничений разума. Она лишь ослабит их.

Свободу в выборе целей ограничит грядущим цивилизациям еще и то, что им вряд ли удастся избежать некоторых тенденций. Одна из таких тенденций - автоматизация.

Автоматизация Сейчас эта проблема является в технике центральной. "Пройдя сквозь трагические испытания второй мировой войны, человечество вступило в новую научно-техническую революцию, представляющую собой коренное преобразование всего арсенала производительных сил, с неисчислимыми социально-экономическими последствиями. Это революция автоматизации, вторая промышленная революция, как ее иногда называют..." ¹².

По страницам журналов в послевоенные десятилетия проносятся заголовки, рисунки, рекламы и фотографии, "оседающие" иногда в книгах: "Эра роботов", "Автоматизация - друг или враг", "Faster than thought", "Robots are coming" ¹³. Ученые обсуждают проблему: может ли автоматизация все новых и новых областей деятельности человека полностью вытеснить его из сферы умственного и физического труда?

Эту проблему рассматривает и Лем: приведет ли внедрение кибернетики к полному "отчуждению" человека от технологии, перенявшей у него все формы материальной и интеллектуальной деятельности? Решая этот вопрос, Лем избегает обеих крайностей: он не провозглашает никаких бездоказательных запретов ("нельзя автоматизировать творческую деятельность!"), но и не впадает в пессимизм при оценке последствий кибернетизации.

Мы согласны, что человек все сильнее будет воздействовать на природу, все "дальнобойней" будут усилители его интеллекта. Эта тенденция - неоспорима.

Впрочем, одна из возможностей ускользнула от внимания польского писателя (см. Г.Н.Поваров, ор. cit., стр.26). Он не учел, что путем автоэволюции человек сможет изменять свою природу, физическую и духовную, усиливать собственный мозг и идти все время впереди создаваемых им роботов. Такая перспектива нас немного печалит, ведь человек будет "уходить" от самого себя...

Технология и мораль Мы говорили уже, что Лем отвлекается от социальных аспектов. Однако обойти этику и мораль трудно, и Лем рассматривает мораль, но, разумеется, его интересует лишь прямое влияние технологии на мораль. Итак, технология и мораль.

Как известно мораль - вторична, надстроечна. Она - элемент общественного сознания, первично же общественное бытие. Технология - часть бытия, и Лем говорит, что технология формирует нас и наши принципы, в том числе и моральные.

Но, как? Посредством общественных систем! Однако Лема интересует не это. Технология может действовать и действует непосредственно. Лема интересует именно такое действие.

Лем дает ответ критикам "моральных аспектов" техноэволюции. Как известно, иные мыслители Запада считают, что техника и точные науки вредно влияют на мораль. Можно услышать, что открытие атомной энергии и выход человека в космос - преждевременны. Утверждают, будто технология сама по себе ведет к деградации культуры, наносит ущерб творчеству и производит лишь культурную дешевку.

Лем критикует эту ошибочную посылку. Технологию - говорит он - следует признать "орудием достижения различных целей, выбор которых зависит от уровня развития цивилизации, общественного строя и которые подлежат моральным оценкам" (гл. II). И там же: "Технология дает средства и орудия; хороший или дурной способ их употребления - это наша заслуга или наша вина".

В целом суть рассуждений Лема такова. Действие технологии, рационализирующей человеческую жизнь, может иметь и отрицательные последствия. Это может происходить из-за быстрого и полного удовлетворения потребностей. Так, годы ученья закаляют характер и формируют личность; разработка же "информационной пилюли" сделает труды ученья излишними.

Форсирование подобных "улучшений" может вызвать "аксиологический коллапс"; может рухнуть вся система общественных и личных ценностей - "мотивационный остов человеческого поведения". К тому ж атрофия ценностей - необратима.

Наше и не только наше мнение Лем прав, конечно, когда он обращает внимание на возможные нежелательные последствия технологии. "Техника, - пишет Лем, - формирует не только здоровое сознание, она проникает даже в комплекс симптомов психического заболевания, к возникновению которого она сама же и привела" (гл. VI).

Поиск контрмер - задача, актуальная уже сейчас.

Лем прав также, когда привлекает наше внимание к аксиологии - науке о ценностях (греч. аксиа - ценность) . В последние годы понятие ценностей все шире рассматривается в отечественной философской и социологической литературе ¹⁴. Исследовать это понятие - практическая и теоретическая необходимость для марксистской философии (ор. cit., стр.5).

Это перекликается с мыслями Лема о необходимости диахронического (т.е. исторического) и синхронического (сравнительного) изучения этик как систем моральных ценностей и с его призывом к кибернетике применить ее инструментарий к изучению проблем этики в сложных социотехнических условиях (Закл., п.2).

И все же Лем рисует слишком мрачную картину дрейфа "ценностей в потоке начатых технологией общественных пертурбаций (Закл.). Такой пессимизм вряд ли оправдан ¹⁵. Вряд ли развитие технологии всерьез устранит из общества и мира личности такие ценности, как сознание нужности людям, ответственности за взятое на себя дело, как чувство весомости выполняемой в обществе роли. "Поле для показа" в различных областях деятельности исчезнет лишь вместе с цивилизацией. Например, таким "полем" всегда будет наука. В ней всегда найдется место для усилий, для успехов и неудач, для гордости за собственные достижения.

К тому ж, что значит "полное" удовлетворение потребностей? Этот эпитет лишен смысла, ибо потребности (биологические в своей основе) носят социальный характер, а общество не ставит им предела. Да и сама картина, нарисованная Лемом, показывает, как будут расти потребности и стремления человека. Если успехи автоэволюции позволят, скажем, "удвоить" продолжительность жизни и если нужно будет "заслужить" удовлетворение этой "потребности", то как будет "вести себя" та или иная личность? И будет ли "удвоение" полным удовлетворением такой потребности?

Мы считаем, что Лем в проблеме "технология - ценности" не учел социальной природы ценностей.

Хотя Лем и преувеличил угрозу, все же надо прислушаться к его соображениям. Мы согласны с тем, что далее уже нельзя мириться с "самостоятельностью" технологии. "Технология, - говорит Лем, - не может заменить аксиологический хребет цивилизации" (Закл., п.2).

Лем предлагает думать не только о том, что мы делаем сейчас, но и о тех последствиях, которые повлечет вторжение "рационализирующей технологии", с тем, чтобы "аксиологическая динамика не поддавалась пассивно вторжениям технологии" (Закл., п.2).

Что же это такое? Это - призыв учитывать социальный аспект при анализе будущего!

Но именно от него Лем и отвлекался в своей книге. Этот пробел он ощутил теперь и сам.

Конец дискуссии Заключая дискуссию в "Studia", Лем говорил, что наиболее существен вопрос, во имя чего и с какой целью предпринимаются действия. "На эту тему в книге почти ничего не сказано". Меня скорее интересовал вопрос "Что можно сделать с миром?", нежели "Что с ним следует сделать?"

Отказ от проблемы целей сам автор справедливо считает серьезным пробелом книги. Мы же видим оправдание автора лишь в том, что социальный аспект грядущего мог бы послужить темой особой книги.

Три тезиса Лема. Развитие технологии на Земле Лем ставит в прямую связь с положением человека в Космосе. В основу рассуждений он кладет три тезиса. Лем считает, что разум в Космосе возникает закономерно, что астроинженерные возможности разумных существ неограничены и что пути развития цивилизаций в Космосе - множественны.

Когда астрономия получит, наконец, информацию о жизни в Космосе, это позволит дать известный прогноз будущего земной цивилизации. Отправляясь от этой идеи, Лем тут же сталкивается с вопросом: случайна или закономерна разумная жизнь в Космосе?

Можно, собственно говоря, задать два последовательных вопроса. Закономерно ли возникает жизнь во Вселенной, там где сложились подходящие условия? Приводит ли эволюция жизни закономерно к разуму? Сама постановка этих вопросов предполагает, конечно, что определения жизни и разума уже даны. Но это-то как раз не простая задача.

Как мы сказали, Лем считает закономерностью не только жизнь, но и разум. Он аргументирует это самой природой разума. Разуму же он дает определение на кибернетическом уровне, принятом в "Сумме". Растения, бактерии или насекомые - это "гомеостаты" (или "регуляторы") первой ступени; гомеостаты, развитие и поведение которых заранее запрограммировано. Но есть и гомеостатические системы "второго рода", которые обладают "регулятором второй ступени". Это регулятор, который в зависимости от требований среды может изменять "программу действий", осуществлять "самопрограммирование за счет обучения". Иначе говоря, в таких гомеостатах получает развитие некий орган, действие которого основано на создании пробных моделей ситуаций, или же "внутренних моделей внешнего мира".

Две заповеди читателю Единственный известный нам гомеостатический регулятор второго рода - человеческий мозг. Все остальные существуют в мечтах кибернетиков и в писаниях фантастов. Читатель, вероятно, знаком с такими гомеостатами второй ступени, как Черное Облако (конструктор Фред Хойл), Солярис (конструктор Станислав Лем), Лиловые цветы (конструктор Клиффорд Саймак) и с многими, многими другими. Главное здесь - твердо помнить п_е_р_в_у_ю з_а_п_о_в_е_д_ь фантазмоведения;

Не отождествляй автора с его детищем - гомеостатом второго рода! Если такой гомеостат ходит, обросший шерстью, и похож на медведя, то не думай, будто и сам автор на это животное похож. Видимость, как говорят философы, - не есть сущность, хотя и момент бытия.

Впрочем, читатель должен помнить и в_т_о_р_у_ю з_а_п_о_в_е_д_ь, согласно которой всякий автор описывает, в конечном итоге, какую-то сторону самого себя. Ведь ни один из них до сих пор не снабдил главного героя гомеостатом первой ступени...

Но как бы то ни было, вернемся к нашей теме.

Неизбежность разума С неизбежностью ли эволюция жизни создает мощный регулятор второй ступени, подобный человеческому мозгу?

Развитие сложных кибернетических систем - считает Лем - ведет к таким гомеостатам, однако создаются они далеко не всегда. Ведь возникновение разума, психики, т.е. "психогенез, - это эволюционное решение, которое является одним из лучших, но не всегда, не для всех миров оптимальным" (гл. III). Гравитация, температура, радиация, климат и другие факторы должны сочетаться для того, чтобы биологические силы (увеличение числа мутаций и усиление отбора), а затем и внебиологические (труд) привели к возникновению огромной "перспективной потенции разума" - исходному пункту строительства цивилизации.

Мы подчеркиваем внебиологические факторы психогенеза, так как Лем не уделяет им достаточного внимания. Речь идет о целевом изготовлении и применении орудий труда. Правда, судить об этом можно пока только "на опыте" Земли, но все же генезис "гомеостатов высшего типа" связан, должно быть, именно с целевой деятельностью. Именно она требует таких "внутренних моделей", которые позволяют предвидеть события. В свою очередь орган, который вырабатывает подобные модели внешнего мира и планы будущего, вряд ли может развиваться без активного воздействия на среду. В борьбе со средой рано или поздно придется использовать как "усилители" естественные предметы, а затем и искусственно созданные орудия труда. Наконец, для труда нужен коллектив и мощная знаковая система - средство общения. Такой системой на Земле явилась речь.

Мы говорили о "естественном психогенезе". Ну, а "искусственный", видимо, ускользнул от внимания автора. Овладев аппаратом наследственности, человек станет управлять не только собственной эволюцией, но и эволюцией других видов - в первую очередь эволюцией других! Будут выделены виды животных со способностью к психогенезу, и в лабораторных условиях, а может быть и в масштабах всей планеты, подобному виду будет дан психогенетический "толчок". Вряд ли такая эволюция может протекать детерминированно. Скорее характер ее будет статистическим, и здесь способность к труду послужит, видимо, важным критерием отбора наилучших генотипов в популяции. Какие животные будут избраны для такого эксперимента? Дельфины? Или, быть может, спруты, одаренные "прекрасным, защищенным хрящевым черепом мозгом, большими и зоркими глазами"? ¹⁶ Космические цивилизации Условия среды, допускающие психогенез, видимо, не столь уж редки на планетах, и потому-то, говорит Лем, мы должны встретить во Вселенной наших "братьев по разуму". Такой вывод ставит нас перед задачей поиска внеземных цивилизаций. Этот поиск на основе проектов Коккони-Моррисона и Таунса-Шварца уже начат! (см. И.С.Шкловский, ор. cit.).

Следует отметить, что вся третья глава "Суммы технологии", посвященная космическим цивилизациям, написана автором под сильным влиянием книги И.С.Шкловского.

Лем рассматривает вопрос с различных сторон: его интересуют возможные формы цивилизаций; длительность их во времени; вероятность одновременного существования, в частности, в развитой технологической фазе; частота их во Вселенной; расстояния между ними; проблемы космической связи и т.п.

Весьма остро ставит писатель проблему судеб цивилизации. Он перебирает такие исходы, как "самоубийство" цивилизации, ее "вырождение", сознательное ограничение уровня или темпа развития, "нетехнологический" путь, "видообразование" и, наконец, беспредельный прогресс технологии. Прогресс, который ограничен только законами природы и материальными ресурсами прилегающей части Вселенной, Это - путь к астроинженерии.

Молчание Космоса? Не успели услышать? Здесь возникает одна проблема. Астроинженерная деятельность разумных существ заметна на "звездных" расстояниях. Однако в настоящее время таких наблюдений нет. Как согласовать этот факт с тезисом о "космической всеобщности" разума?

Ответ на этот вопрос представляется нам очень простым. В июне 1609 г. при поездке в Венецию Галилей услыхал о зрительной трубе, только что изобретенной голландцами. Голландская труба давала увеличение всего в 5 раз. Вернувшись в Падую, где он был профессором, Галилей изготовил собственную трубу. Ему пришлось открыть "секретное" сочетание линз. Труба Галилея увеличивала уже в 30 раз. Через десять месяцев (срок рекордный и сейчас!) из печати вышло сочинение Галилея "Nuncius sidereus" с описанием его астрономических открытий. С той поры прошло всего лишь три с половиной века. Мы думаем, что этот срок ничтожно мал для получения космической информации, особенно если учесть, что и сам вопрос о поиске жизни в Космосе поставлен в астрономии совсем недавно. Сегодня еще нельзя сделать никакого заключения ни о наличии, ни об отсутствии астроинженерной деятельности в Космосе. Вселенная попросту недостаточно хорошо осмотрена и "продумана". Вспомним, хотя бы пульсары! ¹⁷ Впрочем, мы не являемся специалистами в этой области и, быть может, наше суждение наивно.

Гипотеза фон Хорнера Во всяком случае, автор уделяет указанной проблеме достаточно места. Вслед за И.С.Шкловским он обсуждает гипотезу фон Хорнера, которая постулирует "отсутствие" астроинженерной деятельности в Космосе. Согласно фон Хорнеру жизнь цивилизаций эфемерна; главной же причиной этого фон Хорнер считает "самоубийство" цивилизаций - "автоликвидацию психозоя". А среди прочих возможностей отмечает психическое или физическое вырождение и потерю интереса к науке и технике. Мрачновато!

Лем критически относится к этой гипотезе, считая ее чересчур наивной. Конечно, мнение фон Корнера отражает некие тенденции в истории человечества. Гонка ядерных вооружений порождает гипотезы о взаимоистреблении "психозойцев", причем в фазе развития, близкой к достигнутой на нашей Земле. А из истории мы знаем, что общества по-разному относились к прогрессу науки и техники. Кризисы и "вырождения" культур - вспомним хотя бы позднюю римскую империю с ее культом наслаждений в "высших" слоях общества - наводят на мысль о "гедонистическом" торможении цивилизации.

Полностью пренебречь этими возможностями в космическом масштабе было бы неразумно!

Лемовские оценки Почему же Лем отвергает гипотезу фон Хорнера? Не потому ли, что отрицает факторы, тормозящие развитие цивилизации? Отнюдь нет! Лем попросту обнаруживает в ней внутреннее противоречие. Ведь фон Хорнер, выдвигая свои "причины эфемерности", принял тем самым один неявный постулат - постулат об универсальности технологического пути развития. Того пути, который ведет к астроинженерии.

Если это так, то в силу общих вероятностных причин, хотя бы небольшое число цивилизаций выйдет в Космос. Бурная вспышка астроинженерии будет заметна "издали", и мы увидим космические "чудеса".

По тем же соображениям Лем отвергает и противоположную гипотезу, согласно которой цивилизации в Космосе очень редки, но долговечны. Ведь тогда мы тоже наблюдали бы "чудеса". Вдобавок эта гипотеза противоречит тезису о заурядности жизни и разума в Космосе.

Как же оценить рассуждения Лема? Конечно, они гадательны, как и критикуемые гипотезы. Однако они помогают вскрыть те постулаты, которые - явно или неявно - лежат в основе всех расчетов плотности цивилизаций и времени их существования, в основе всех гипотез, объясняющих "вакуум психозоя".

Два постулата. Особое мнение Лема Этих постулатов - два: универсальность технологического пути и постоянство темпов развития. (Лем называет эти постулаты "ортоэволюционными" от греч. ортоз - прямой). Поскольку гипотезы, основанные на них, не объясняют "вакуум психозоя", Лем предлагает отказаться от этих постулатов. Его "особое мнение" состоит в том, что цивилизации в Космосе и часты, и долговечны, но не "ортоэволюционны". Экспоненциальная фаза развития - только короткий этап, после чего движение идет по другим "кривым".

Цивилизации идут по "общему пути" до некоторого "барьера". Этот барьер носит вероятностный характер. После "барьера" пути цивилизации расходятся. Одни цивилизации, как наша, вступают на героический путь технологии, другие же - нет. Творцы таких цивилизаций не столько преобразуют мир, сколько переделывают самих себя, чтобы получше приспособиться к миру, в котором они живут. Наконец, некоторые цивилизации углубляются в "видообразование", причем овладение Космосом для многих - "недоступная роскошь".

Что же мы думаем об этом "особом мнении"? Множественность путей разума естественно принять как антитезу "ортопостулатов". Но все же самостоятельного оправдания - как, впрочем, признает и сам автор - это "особое мнение" не имеет. У нас попросту нет никаких научных аргументов для его обоснования.

Мамелюки и "чудеса" Дальнейшие соображения Лема и попытки объяснить отсутствие в Космосе "чудес" напомнили нам один эпизод, описанный Е.Тарле. Во время похода Наполеона в Египет сей просвещенный завоеватель вез в своем обозе небольшой научно-исследовательский институт. С той поры этот обычай широко распространился. Однажды император пригласил мамелюков присутствовать при научных демонстрациях. Мамелюкам показали действие электрической машины и еще какую-то "физику" и "химию". Император ожидал, что их потрясут новейшие "чудеса" европейской науки, однако мамелюки не дрогнули. Помолчав, они попросили показать им ковер-самолет, который мигом перенес бы их в далекие края...

Можно сказать, что эти подданные султана не располагали к_р_и_т_е_р_и_е_м, который позволил бы отличить "чудеса" от "нечудес", к тому же у них было специфическое представление о "волшебстве". Спросим себя - вслед за Лемом, - есть ли у нас критерий, который позволил бы отделить труд разумных существ от естественных феноменов в Космосе?

Чудо? Нечудо! Многие из явлений в Космосе еще ждут своего объяснения; однако астрофизики всегда стремятся к "естественному" объяснению. "Бритва Оккама" всякий раз отсекает избыточную гипотезу о "чуде". Совсем недавно английские астрономы открыли "пульсары" - неизвестные ранее источники излучения, сходного с сигналами искусственного происхождения. Сходство было столь поразительным, что англичане полгода ждали и проверяли свои результаты, прежде чем их опубликовать. Астрофизики не торопятся объявить "пульсары" космическим чудом, а ищут "естественное" объяснение.

Как бы то ни было, Лем подчеркивает важность поиска внеземных цивилизаций при любом его исходе. Для положительного исхода это очевидно, но не менее важным был бы и отрицательный. Он потребовал бы пересмотра многих взглядов естествознания - взглядов на генезис жизни и психики.

Последняя возможность Задумаемся над этой последней возможностью! Быть может, мы все-таки в Космосе одни? Или почти одни. Быть может, в нашей Галактике земная цивилизация - единственна. Иногда считают, будто материалистичен лишь тезис о "множественности обитаемых миров", а любое представление о редкости жизни и, особенно, разума - таковым не является. Но дело обстоит не так просто. Единственность жизни отнюдь не подразумевает Творца, а ее множественность отнюдь его не отвергает. Церковь давно уже примирилась с коперниканской ересью Бруно...

Против редкости жизни и разума говорит скорее "дух" науки, взращенной в борьбе с геоцентризмом, чем ее конкретные факты. Генезис жизни и разума - это, прежде всего, возможность, реализация же этой возможности зависит от огромного числа условий. Многие из них нам неясны. Во всяком случае, если наука, наблюдательная наука, скажет нам завтра, что мы одни, здание материализма не даст трещины. Не будет также и места для "пессимизма растерянности". Наоборот, это наложит на человека особую ответственность, моральную обязанность сохранить жизнь на Земле, выйти в Космос и распространить разум по всей Галактике. Человечество станет тогда Творцом, сотворившим самого себя...

Трионы "Бабушке исполнилось тогда всего лишь восемьдесят шесть лет, но мне она казалось очень старой. Я считал, что такой она была всегда. Седые волосы она гладко зачесывала назад и укладывала в тяжелый узел; одевалась в фиолетовое или темно-синее и не носила никаких украшений. Только на безымянном пальце переливался у нее прямоугольный камень на тоненьком колечке. Ута, моя старшая сестра, как-то сказала, что в этом кристаллике хранится голос деда, еще с тех лет, когда он был жив, молод и влюблен в бабушку. Эти слова захватили мое воображение. Играя с бабушкой, я незаметно прижался ухом к колечку, но ничего не услышал, и пожаловался ей на Уту. Смеясь, бабушка стала убеждать меня, что Ута сказала правду, но это оказалось безуспешным. Тогда, поколебавшись, она вынула из секретера какой-то ларчик, вставила в него кольцо, и в комнате раздался мужской голос. Я не понимал, что он говорит, но чувствовал себя довольным и очень удивился, увидев, что бабушка плачет".

В этой сценке из "Магелланова облака" Лем знакомит читателя с "трионами" - кристаллами для хранения информации. Потом он посвящает им целую главу романа. Прежде всего, это - "точная реалия" из тех, о которых мы говорили выше. Микроминиатюризация в новейшей электронике создаст, видимо, "память на молекулярном уровне" - необычайно емкие и компактные блоки хранения информации.

Но здесь же содержится и некая общая концепция. Сила цивилизации - в энергии, которую она обуздала, а ключ к обузданию энергии - в знаниях общества, в его "информационной мощи", т.е. в его возможностях добывать, хранить, обрабатывать и использовать информацию. При нехватке информации доступ к тому или иному виду энергии закрыт, что тормозит прогресс. Для прогресса необходима "определенная" скорость роста познания. И Лем, вслед за футурологами, спрашивает: ограничена или неограничена эта скорость. Нет ли здесь "потолка", которого мы вскоре достигнем?

Но ведь один из принципов научного мировоззрения, скажет в недоумении иной читатель, состоит в том, что познанье неограничено! Это, конечно, так. Только речь здесь идет о другом, о том, что познание зависит от темпа исследований, от динамики науки.

Еще совсем недавно мы мало что знали об этой динамике, мы ограничивались общими фразами об "убыстрении" развития науки. Развитие науки стало в последние годы предметом особой дисциплины - науковедения. Его отличительная черта - применение количественных методов. Уже первые работы как зарубежных (Дж.Бернал, Дирек Де ла Солла Прайс), так и советских ученых привлекли здесь внимание к тому, что Д. Прайс назвал "насыщением".

Экспонента Напомним сначала "нематематизированному" читателю, что такое экспонента, экспоненциальный рост. Впервые перед экспонентой в изумлении остановились индусы. Как известно, изобретатель шахмат попросил у раджи в награду одно зерно на первую клетку доски, два - на вторую, четыре - на третью и т.д. Раджа простодушно согласился. Как показали более поздние подсчеты, радже, пожелай он сдержать свое слово, пришлось бы вознаградить лихоимца тысячей кубических километров зерна ¹⁸. Это и есть экспоненциальный рост с основанием 2. Это - всего лишь 2⁶³ зерен!

Оказывается, что именно такому закону подчиняются все параметры, характеризующие развитие науки. По экспоненте или по родственной кривой растет число ученых, массив научных публикаций, по ней же растут и ассигнования на научные исследования.

Что дальше? К чему же ведет подобная тенденция? Известно, что каждые десять - пятнадцать лет число научных публикаций удваивается. Масса Земли оценивается приблизительно в 6*2⁷⁰ тонн. Значит, через 700-1000 лет, на каждую тонну придется по одному научному журналу. Очевидно, что экспонента должна замедлить свой рост гораздо раньше. Это явление хорошо известно: если ограничить "натуральный" рост извне, то экспонента начнет "перегибаться" и превращается в так называемую логистическую кривую. Это и есть "насыщение". Как показывает анализ, любой из динамических параметров науки должен перейти с экспоненты на логистическую кривую. Эта перспектива вполне реальна; на нее попросту нельзя закрывать глаза: ожидают, что ощутимый "перегиб" начнется уже через несколько десятилетий.

Замечания Лема. Кризис и три исхода Рост науки - отмечает Лем вслед за Д.Прайсом - может затормозить, прежде всего, нехватка кадров. Кто бы ни принимал решение, какие исследования надо обеспечить людьми, а какие - свернуть, эти решения могут оказаться ошибочными. К тому ж лавина научной информации все нарастает; ученые должны "переваривать" ее, чтобы двигаться вперед. Все это медленно, но неуклонно снижает эффективность научной работы.

За торможением науки грядет и спад роста технологии, а, значит, в конечном итоге - регресс. Возникает ситуация "мегабитовой бомбы" - "информационного барьера". Это - переломный этап в развитии любой цивилизации.

Исходов здесь - три: "проигрыш", "ничья" и "выигрыш".

Мы не станем разбирать первые два, в тексте книги изложены опасности этих исходов и точка зрения автора в целом. Остановимся лишь на "выигрыше", который нас, как и Лема, привлекает больше всего.

Пройти информационный барьер - значит обеспечить сколь угодно высокий темп роста науки, снять блокаду "пропускной способности" науки. Трудно, разумеется, сказать, какие формы примет этот прорыв, т.е. как будут выглядеть "усилители интеллекта". Лем рассматривает одну из таких возможностей - "эволюцию" самой научной информации - выращивание молекул-теориеносцев.

От Менделя - к молекулярной генетике Остановимся на этом подробней Выращивание информации - одна из самых романтических идей науки нашего времени. Трудно указать ее автора, но все началось с открытий Грегора Менделя. Он ввел атомизм в биологию, установив дискретность наследственной информации. Длинный путь был пройден затем генетикой. Хромосомная теория Т.Моргана (1911), построение хромосомных карт, искусственные мутации Г.Меллера (1927) - так шаг за шагом вырабатывалось представление о вытянутом в одну линию, очень длинном "блоке", в котором хранится наследственная информация. Клеточное ядро содержит несколько таких блоков - хромосом.

Эта была, так сказать, "феноменологическая" генетика. Но вот, в 1953 г. Ф.Крик и Дж.Уотсон расшифровали "химию блока". Стала понятной роль нуклеиновых кислот ДНК и РНК - дезоксирибонуклеиновой и рибонуклеиновой. Появилась знаменитая спиральная модель ДНК. Было понятно, что эти вещества не уступают по своей сложности белкам. Началась расшифровка генетического кода. На смену феноменологической генетике пришла молекулярная. На пороге "молекулярной психологии" Возникли представления о механизме синтеза белка, стала выясняться "молекулярная роль" мельчайших образований в клетке - рибосом и т.д., и т.д., и т.д. ...

Путь этот отнюдь не пройден до конца, скорее наука находится где-то в самом его начале. Но пройденный отрезок уже поражает своим величием и, кроме того, он приводит к первым успехам и в выяснении молекулярной природы памяти и мышления. Мы стоим на пороге новой науки, которую можно назвать "молекулярной психологией".

Высказываются предположения о том, что молекулы белка и нуклеиновых кислот служат носителями памяти! Ставятся эксперименты по проверке этих гипотез! Думал ли настоятель августинского монастыря в Брно, что его опыты с горохом поведут к такому натиску армии ученых!?

Наше мнение Таков генезис идеи о выращивании информации. Если сложные молекулы могут х_р_а_н_и_т_ь информацию, то, по-видимому, создав "эволюцию" таких молекул, можно информацию д_о_б_ы_в_а_т_ь.

Однако если этот путь и будет реализован, то, видимо, "средой", в которой будет протекать такая эволюция, послужит некое "биологическое образование", а не чан с питательным раствором. Попытавшись отказаться от мозга, мы снова пришли бы к некоему варианту "мозга"!

Соображения Лема Сколь фантастично не выглядит "выращивание информации", этот путь стоит рассматривать именно потому, что он позволяет радикально преодолеть "информационный барьер". Пройдя барьер, цивилизация обретет свободу выбора. Разум докажет свое превосходство над природой, когда он научится реализовывать то, что для нее невозможно.

Конечно, в только что описанных соображениях Лема есть немало спорного. Об этом мы будем говорить ниже. Но в общей картине, им нарисованной, есть много такого, с чем нельзя не согласиться. Ибо человек действительно ведет стратегическую "игру" "Цивилизация - Природа". Лишь овладев информационным процессом огромной эффективности, он откроет себе путь к победе в этой "игре". Для этой цели уже сейчас начинают разрабатываться кибернетические усилители мышления, начинает создаваться "интеллектроника".

Гностические машины В 1936 г. английский математик Алан М. Тьюринг (1912-1954) опубликовал свою ставшую впоследствии знаменитой работу "О вычислимых числах". Он ввел в ней концепцию абстрактного вычислительного устройства, которое получило потом название машины Тьюринга ¹⁹. Напомним, что в мире вычислительных машин в те годы господствовали... арифмометры. Сейчас машина Тьюринга известна каждому кибернетику.

"Философскую огласку" получила другая статья A.M.Тьюринга "Может ли машина мыслить?" (1950 г.) ²⁰.

Некогда ответ на вопрос, что такое мышление, что значит мыслить, подразумевался. В лучшем случае следовала ссылка на человека, как на существо, обладающее мышлением. Вопрос о том, что же такое мышление, по-настоящему возник, когда всерьез стали обсуждать возможность встречи с разумными существами из иных миров и когда в связи с кибернетикой встала проблема искусственного разума.

Ответ на этот вопрос не дан и посейчас, и более или менее ясно, что его дадут лишь в ходе исследования человеческого разума и попыток построить разум искусственный. Не попадаем ли мы в порочный круг? Чтобы построить разум, надо знать, что это такое, а чтобы узнать, что такое разум, его надо построить!

История науки изобилует подобными "кругами", и здесь имеется два выхода из положения. Первый - ждать озаренья, кое открыло бы нам "правильное определение", а вместе с ним и "завершенную конструкцию". Этот выход можно назвать "теологическим". Второй выход - в том, чтобы принять какое-нибудь неточное, "однобокое", "уязвимое" для "пуристов" определение и попытаться с ним что-то сделать.

По этому второму пути пошел А. M. Тьюринг. Он предложил элегантную "игру в имитацию" (см. ор. cit.), и к этому же методу вслед за Тьюрингом обращается Ст. Лем. При этом Лем выступает как противник априорного ограничения возможностей кибернетических машин. Впрочем, он не впадает в high animal spirits ²¹ иных "пророков будущего", которые не видят трудностей в моделировании, скажем, эвристических процессов.

Как ныне в виде атомного реактора сбылась мечта алхимиков о философском камне, так, может быть, завтра сбудется их мечта о гомункуле, этом человечке из реторты. И не был ли предтечей кибернетиков "лаборант" Фауста Вагнер, который встретил рождение гомункула словами: Нам говорят "безумец" и "фантаст", Но, выйдя из зависимости грустной, С годами мозг мыслителя искусный Мыслителя искусственно создаст ²².

Наивные споры Лем, конечно; находится в лагере "гомункулистов", а спор в кибернетике между "гомункулистами" и "антигомункулистами" он расценивает как спор, говорящий о детстве науки, подобный спору "эпигенетиков" и "преформистов" в биологии в XVII-XVIII вв.

Левенгук (1632-1723) впервые увидел в семени трески микроскопически мелкие подвижные элементы. Он назвал их сперматозоидами - животными семени - и стал думать, что в них-то в виде мельчайшего зачатка заключен взрослый организм. Этот взгляд получил название а_н_и_м_а_л_ь_к_у_л_и_з_м_а. Марчелло Мальпиги (1628-1694) - профессор медицины в Болонье - также прославился своими открытиями с помощью микроскопа. Он считал, что взрослый организм "заключен" в яйцеклетке. Это был о_в_и_з_м. Простим этим исследователям-пионерам их наивную попытку выработать общую концепцию, концепцию п_р_е_ф_о_р_м_и_з_м_а (предопределенности организма зародышем)! Без них не было бы современной медицины и биологии.

На смену преформизму пришел э_п_и_г_е_н_е_з (греч. эпи - над, генесиз -происхождение), согласно которому развитие не предопределено, а представляет собой процесс последовательных новообразований. От него прямой путь вел к в_и_т_а_л_и_з_м_у - признанию неких "творческих сил". Сегодня эпигенез и витализм также неприемлемы!

Но с чего же должна была начинать бедняжка-биология?! Путем озарения выработать наши сегодняшние, увы, по-видимому, все еще наивные представления о нуклеиновых кислотах?! Так и кибернетика сейчас переживает свой "детский спор"!

Лем считает этот спор бесплодным. В принципе человекоподобный "разум" построить можно, но строить его никто не будет. "Искусственных людей не будет, потому что это не нужно. Не будет и "бунта" мыслящих машин против человека" (гл. IV).

Один из "пророков". Три возможности Как бы там ни было, а спор идет. Одним из самых прославившихся "антигомункулистов" является Мортимер Таубе. Мы советуем читателю прочесть его книгу ²³. Впрочем всерьез полемизировать с М.Таубе не стоит, и тем более в академическом тоне. Его книга, так сказать, образец "просвещенного обскурантизма".

Вопрос о возможном превосходстве "машинного мышления" над человеческим Лем в противовес Таубе склонен решать "в пользу" машин. Он выделяет здесь три a priori возможных ответа.

Первый гласит, что "машинное мышление" принципиально не может превысить "потолок человеческого интеллекта". Второй - что оно может превысить этот потолок, однако человек всегда сможет контролировать "познавательную стратегию машин". Наконец, третий возможный ответ гласит, что машины способны превзойти интеллектуальный потолок человека как в том, что человек еще может понять, так и в том, чего он понять уже не может.

Как мы отмечали выше, Лем упускает возможность такой автоэволюции человека, когда тот будет все время идти "впереди" создаваемых им машин. Для этой цели человеку вовсе не обязательно превращаться в спрутообразного "марсианина" из "Войны миров" Герберта Уэллса.

Итак, перечисленные три ответа не представляются нам исчерпывающими; впрочем, и наше дополнительное соображение отнюдь не исчерпывает всех возможностей.

Точка зрения Лема и наша Лем отвергает первый и второй ответы и останавливается на третьем. "Усилители интеллекта" - Лем называет их гностическими машинами (греч. гносиз - познание) - будут обладать "коэффициентом усиления" не меньшим, чем коэффициент усиления физической силы человека энергетическими машинами.

Мы считаем, однако, что Лем недостаточно осветил "усиление интеллекта" с точки зрения современных психологических теорий. Здесь, безусловно, "скрыто" много тем для размышлений как футуролога, так и писателя-фантаста. Скрыто много эссе, рассказов и романов. Мы обратим лишь внимание читателя на недавно изданную (1966 г.) издательством "Прогресс" "Экспериментальную психологию" под редакцией Поля Фресса и Жана Пиаже, быть может, он и сам поразмыслит кое над чем.

Электрократия - нелепость, считает Лем, и мы с ним полностью согласны. "Ни один Усилитель Интеллекта не станет электронным Антихристом", - говорит он (гл. IV). Необходима "социологическая кибернетика", а не искусство постройки управляющих машин" (там же). Со всем этим нельзя не согласиться, а форма, в которой автор преподносит этот тезис, производит немалое впечатление. И все же мы считаем, что Лем недостаточно осветил здесь другую сторону дела.

Уже сейчас математические машины управляют на расстоянии сталеплавильными процессами, уже сейчас они заведуют деятельностью нефтеперегонных заводов и т.д. Видимо, управляющие машины будут срастаться с управляемыми отраслями технологии, а эволюция таких "сростков" будет идти без детального контроля человека. Вряд ли можно строить "роботы" так, как сейчас строятся радиоприемники. "Схема" нуклеиновых кислот человека заняла бы много томов, и система такой сложности, как человек, воспроизводима лишь "статистически". Так же и "роботы" будут производиться на основе лишь общих "блок-схем", ибо детальные схемы попросту невозможны. Среди "роботов" будет идти "отбор", лучшие будут сохраняться на службе цивилизации, худшие - идти на слом. По мере усложнения "роботов" - скажем, самодвижущихся экипажей с электронным мозгом и "вечной" энергетической установкой (такие экипажи описаны Лемом в "Возвращении со звезд") - будет эволюционировать и "мозг", управляющий их производством. Этот "центральный мозг" будет сам решать, как ему себя "надстроить", "расширить". Мозг будет заниматься своей собственной "автоэволюцией". И вот на каком-то этапе он, скажем, решит, что для эволюции экипажей необходимы нуклеиновые кислоты, которые употребляются для исправления генетических дефектов человека, решит и тем самым заложит основы антропоморфизации экипажей.

Последствия такого решения могут оказаться самыми пагубными. Остановить производство будет нельзя, подобно тому как сейчас невозможно в целой стране остановить хотя бы на неделю всю металлургию. Это не "бунт" машин и не "электрократия", это - "лжеэволюция", начало которой может наступить незаметно, без угрозы. В чем же средство против такой лжеэволюции и других опасностей? Мы думаем, что оно - в научном регулировании симбиоза людей и кибернетических машин. Сегодня одним из подходов к этому является как раз "социологическая кибернетика".

Эта наука возникла в сущности при рождении кибернетики. О "кибернетике и обществе" писал Норберт Винер. С годами идеи кибернетики стали все шире проникать в гуманитарные науки ²⁴.

Взгляд Лема на роль кибернетики в социальных исследованиях определен, таким образом, фактическим движением науки. И, конечно, в отличие от этнолога или "конкретного" социолога кибернетик должен абстрагироваться от с_о_д_е_р_ж_а_н_и_я тех или иных ритуалов, заповедей и норм поведения. Лем говорит, и это верно, что кибернетика в первую очередь интересует социостаз, т.е. гомеостаз в области социальных структур. Социолог-кибернетик должен искать "оптимальные модели" социостаза. Приближение к оптимуму может означать, например, устранение избыточности, ограничение разнородности функций людей в данном обществе. В оптимизации нуждается всякая социальная структура. Последнее замечание Лема особенно приложимо к тому обществу, в котором основным принципом станет "полное и свободное развитие каждого индивидуума" ²⁵.

Эпистемология и Шалтай-Болтай Термин "эпистемология" происходит от греческого слова эпистэмэ - знание. Эпистемология, таким образом, т_е_о_р_и_я п_о_з_н_а_н_и_я. Этот термин широко распространен во французской и особенно в англо-американской литературе. Менее - в немецкой. Придавать "эпистемологии" какой-либо иной смысл, например, связывать ее исключительно со взглядами того или иного мыслителя - значит отнимать лавры у бедного Шалтая-Болтая. Ведь это именно Шалтай-Болтай - яйцо, "в облике которого было нечто человеческое", утверждал, что когда он б_е_р_е_т с_л_о_в_о, оно значит то, что он х_о_ч_е_т ²⁶.

Вопросам эпистемологии Лем уделяет большое внимание. При этом он опирается на идеи кибернетики. Мы начнем обсуждение его взглядов... с Электрибальда. Электрибальд и подсознание Ст. Лем был, наверно, знаком с работой А.Н.Колмогорова "Жизнь и мышление как особые формы существования материи" ²⁷. Во всяком случае, есть прямая связь между заключительным примечанием А.Н.Колмогорова и рассказом Ст. Лема "Путешествие первое А, или Электрибальд Трурля" ²⁸. Приведем для ясности примечание А.Н.Колмогорова:

"Возможно, что автомат, способный писать стихи на уровне больших поэтов, нельзя построить проще, чем промоделировав все развитие культурной жизни того общества, в котором поэты реально развиваются".

В своей статье А. Н. Колмогоров рассматривает вопрос о связи сознания и подсознания. Он пишет: "В развитом сознании современного человека аппарат формального мышления не занимает центрального положения. Это скорее "вспомогательное вычислительное устройство", запускаемое в ход по мере надобности". И там же: "...кибернетический анализ работы развитого человеческого сознания и его взаимодействия с подсознательной сферой еще не начат".

Вот эти-то вопросы и привлекают внимание Ст. Лема. Он отмечает, например, что информация, которую перерабатывает мозг лыжника во время слалома, куда больше той информации, которую перерабатывает за тот же отрезок времени мозг блестящего математика. При этом под информацией здесь понимается не шенноновская мера, а "количество параметров", которыми управляет мозг слаломиста. Быть может, в этом сравнении и есть нечто верное, однако в целом оно неудачно. Лем говорит, что большинство параметров слаломиста находится вне сферы его сознания. Отсюда - эффективность. Но кто учел те "параметры", которые приходят в движение в подсознании математика, когда он размышляет о банаховых алгебрах?

Сказать свое слово о подсознании давно пытается психоанализ. Отвергнуть его целиком было бы неверно, в нем есть островки трезвой мысли, но лишь островки - среди океана вымыслов.

Другое дело - логика, теория познания и психология. Эти науки давно стремятся раскрыть природу познавательных психических процессов. Особенно интригуют исследователей эвристические процессы, т.е. процессы поиска решения той или иной задачи ²⁹.

Вот что об этом пишет А.Н.Колмогоров (ор. cit.). "Общеизвестно, что карандаш и бумага необходимы в процессе интуитивных творческих поисков. Вместо полностью выписанных формул иногда на бумаге появляются их предположительные схемы с незаполненными местами, несколько линий и точек изображают фигуры в многомерном или бесконечномерном пространстве, иногда знаками обозначается ход перебора вариантов, сгруппированных по принципам, которые перестраиваются в ходе перебора и т.д. Вполне возможно, что вычислительные машины с надлежащим устройством ввода и вывода данных могли бы быть полезны уже на этой стадии научной работы".

Процедуры п_о_и_с_к_а подчиняются не "черно-белой" дедуктивной логике, не логике "истины" и "лжи", "да" и "нет", а малоизученной "цветной", "гадательной" логике, логике "наверно это так".

Следуя этим общим воззрениям, Лем связывает с моделированием творческих процессов проблемы "внемозгового воспроизведения" "неалгоритмических процедур". При этом, конечно, приходится "деалгоритмизировать" алгоритм, например вводить "генератор акцидентальности", т.е. делать выбор шагов случайным. Или же использовать не "предписывающие", а "разрешающие" правила типа: если получено то-то, то можно делать то-то или то-то. Наборы таких предписаний иногда называют д_и_с_п_о_з_и_ц_и_я_м_и. Алгоритмы становятся при этом "пластичными".

Обучение и перцептроны. Гештальт Устройство, которое достаточно хорошо моделирует реальные познавательные процедуры, должно обладать механизмами обучения и самообучения. Сейчас активно ведутся работы по созданию алгоритмов и машинных программ опознавания образов, т.е. по созданию перцептронов ³⁰.

Быть может, перцептроны выяснят, наконец, на "машинном уровне" онтологический статус универсалий. "Быть может, - пишет Лем, - будущие перцептроны подведут нас ближе к пониманию "интуиции" (гл. IV).

Ведь восприятие - мгновенный психический "снимок" объекта как целого - имеет аналог в интеллектуальной сфере. Речь идет о понятии целостного образа, о так называемом г_е_ш_т_а_л_ь_т_е, введенном гештальт-психологией (нем. die Gestalt - образ). Это направление психологии перенесло понятие целостного образа из сферы чувственного восприятия в интеллигибельную сферу.

Ученые, художники и музыканты подтверждают эту догадку психологов ³¹, а Лем резюмирует их свидетельства. Он говорит, что ученый-теоретик, сжившийся с аппаратом и абстракциями своих теорий, воспринимает эти теории как некие целостные образы - гештальты. Эти образы связываются в сознании ученого с чувственными образами и знаковыми формами. И зачастую общность двух теорий ученый улавливает именно как некую общность их гештальтов. Или же интуитивно предчувствует, что два гештальта можно слить в некое, еще неизвестное целое - обобщение. Предчувствует до фактического построения.

Его Величество Значение Построить модель познавательного процесса? Хорошо бы! Но это упирается в п_р_о_б_л_е_м_у з_н_а_ч_е_н_и_я. Этой проблеме автор уделяет много места. Его взгляды подчас расходятся с общепринятыми точками зрения. Скажем несколько слов о самой проблеме. Увы, это не так-то просто! Одним из первых осветил эту проблему Готлоб Фреге (1848-1925) ³². Речь идет о связи экстралингвистической ситуации с языком. Мы разъясним эту связь на "модели".

Новый мир. Имена Представим себе, что на неизведанной планете высадились космонавты и перед ними открылся необычайный мир. Захватывающие пейзажи, странные минералы, удивительные растения и животные. Пусть на планете нет никаких разумных существ.

Космонавты попали в экстралингвистическую (т.е. "внеязыковую") ситуацию. (Кажется, в таком положении впервые оказался библейский Адам.)

Космонавтам предстоит дать имена всем "предметам" нового мира, его минералам, растениям и животным. Всем связям в этом мире, всем его антагонизмам и симбиозам, всему, всему... Космонавты должны описать эту внеязыковую ситуацию неким языком. Отобразить ее некой знаковой системой.

В Школе Космических Полетов средь многих других дисциплин эти юнцы штудировали логику и семиотику. (Без этого они попросту не поняли бы, как отражается в мозгу корабля внеязыковая космическая обстановка.) К тому же у них есть фантазия и они легко придумывают всевозможные слова.

В ШКП им говорили, что "объект", который предстоит назвать, это "денотат", или "номинат", или "сигнификат", а слово, которым его обозначают, - его "имя". Такие обороты речи, как "имя денотата" или "денотат имени" хорошо знакомы космонавтам. И на планете они "раздают" имена "денотатам".

Некоторые предметы, движения или связи получают по одному имени. Все согласны, что оно - самое удачное, что оно - "ухватывает объект". Другие - получают много имен, и каждое из них "ухватывает" лишь какую-то "сторону объекта". В одном имени - в имени а "ухвачено", что денотат порхает, в имени b - что он мяукает, наконец, в имени с - то, что он охотно ест шоколад из рук. У этих имен - один и тот же денотат, но различный с_м_ы_с_л, различное с_о_д_е_р_ж_а_н_и_е, различное з_н_а_ч_е_н_и_е. Они - отнюдь не синонимы.

Итак, у имени есть денотат и смысл (значение, смысловое содержание), имя н_а_з_ы_в_а_е_т или о_б_о_з_н_а_ч_а_е_т свой денотат и в_ы_р_а_ж_а_е_т смысл. "Ассоциация", которая возникает в мозгу космонавта, когда он произносит имя, и представляет собой смысл имени. Про смысл говорят, что он есть к_о_н_ц_е_п_т (понятие) денотата и что он о_п_р_е_д_е_л_я_е_т денотат. Эти концепты также имеют внеязыковую природу, но уже иную, это, как мы сказали, определенные "ассоциации" в мозгу космонавтов.

Но вот две группы космонавтов после вылазки вернулись на корабль и привезли с собой каждая по находке. И каждая упрямо называла свою находку, ну, скажем, ринограденцией.

Так создается омонимия - одно и то же имя может иметь разные денотаты и выражать разный смысл. Это не очень мешает космонавтам, ведь в разговоре каждый раз ясно, о какой ринограденции идет речь - о животном или о минерале.

И вот, наконец, возникла связь между экстралингвистической ситуацией и языком, описывающим эту ситуацию. Со всеми обычными - "неприятностями", с омонимией, синонимией и т.д. И даже с именами без денотатов, но с концептами! Да, да, бывает и так! На Земле, скажем, "король финляндский" - это имя, имеющее концепт, т.е. вызывающее в мозгу определенные "ассоциации", но не имеющее и никогда не имевшее денотата.

На языке, созданном космонавтами, могут быть написаны тексты. Пусть их даже пишут алфавитом, специально изобретенным для этой цели. Всякий член экипажа, прошедший через всю работу экспедиции, сможет эти тексты читать. При чтении в мозгу читающего проходят определенные "картины" - цепь внеязыковых "ассоциаций". Реальный мир, для которого был создан этот язык, "дефилирует" через сознание читающего. Причем при чтении одного и того же текста у двух различных космонавтов проходят две в общем-то не тождественные цепи ассоциаций.

Возврат на Землю. Преобразование концептов Но вот космический корабль вернулся на Землю. Ученые получили в свое распоряжение драгоценнейшие коллекции, однако у земных ученых пока еще нет того экстралингвистического "поля", которое есть в голове у космонавтов. По мере изучения записей, просмотра кинофильмов и знакомства с живыми и мертвыми экспонатами в мозгу ученого возникает экстралингвистическое "поле", при чтении текста через его мозг также "дефилирует" цепь "ассоциаций", но, быть может, несколько иная, чем у космонавтов.

Ученый, правда, не видел, как ринограденции кувыркаются в высоких травах планеты Икс, зато он создал их классификацию и при этом слове у него "перед глазами" возникает "графа" классификационной таблицы. Имя ринограденция обрело другой смысл. Сохранились денотат и имя, но и_з_м_е_н_и_л_с_я к_о_н_ц_е_п_т.

Снова Его Величество Ученый - "самообучающаяся машина", ну, а как научить робота этой "экстралингвистике"? Какие рудименты этих ассоциаций надлежит ввести в его "мозг", чтобы робот мог, скажем, перевести "новый" язык на обычные земные языки...

Мы постарались по возможности просто пояснить читателю эту достаточно сложную проблему - проблему значения, проблему смысла. Мы чуть-чуть отодвинули занавес, приподняли ту его часть, которую умеем приподнимать.

Еще много лет, а может быть, и на протяжении всей истории нашей цивилизации, пока не погаснет Солнце, не остынут Галактики, пока вся наша вселенная не приостановит свой красный разбег и не перейдет к голубому сжатию, пока, наконец, вся материя не соберется вновь в одну гигантскую сверхплотную и сверхгорячую каплю, вне которой не будет пространства, а внутри - времени, пока, наконец, в этой капле не сольется все сущее, Разум будет рассматривать проблему Смысла...

Начало. Споры Но до голубого сжатия еще далеко, а нынешние земные исследователи лишь приступили к изучению этой проблемы. Спорят кибернетики, логики, лингвисты, философы. Спорят с самими собой и друг с другом, и в спорах есть разные подходы: логико-семантический, языковедческий, психологический. Лет тридцать назад эта проблема носила чисто академический характер. Теперь она стала вполне актуальной - формальная логика и семиотика в арсенале кибернетики приобретают все более мощное прикладное значение: кибернетические переводящие машины должны переводить именно с_м_ы_с_л, "выходить" из языка А в какое-то внеязыковое "поле" и "возвращаться" к языку В.

Мнение Лема и наше Однако понимание смысла имеет градации. Лем считает, что машину надо снабдить "пониманием", близким к человеческому, иначе "по-настоящему эффективных машин-переводчиков не будет вовсе" (гл. IV). Это ошибка, во всяком случае, если речь идет о машинном переводе научно-технических текстов. Уже осуществлен довольно добротный перевод таких текстов на машинах, кои, увы, все еще несравнимы с человеком.

Если ж говорить о переводе художественных текстов, переводе, в котором слит артистизм и пластичность человеческого разума, то Лем прав: "Мы просто не знаем, в какой мере можно "недодать личность" машине, которая призвана хорошо переводить. Мы не знаем, можно ли "понимать", не обладая и "личностью", хотя бы в зачатке" (гл. IV).

Впрочем, и здесь есть оборотная сторона медали. Если уж удастся снабдить машину "личностью"; то, безусловно, удастся сделать эту личность сколь угодно богатой. Например, придать машине-живописцу напряженный универсализм Пабло Пикассо. Правда, это сделает особенно трудной задачу человека-критика... Живопись, как язык, обладает своим экстралингвистическим полем, своими "ассоциациями" с реальностью. Однако уже сегодня такие "ассоциации" иногда тождественны работе нынешних вычислительных машин-роботов с заложенной программой ³³.

О формализации. Синтаксис, семантика и прагматика Но вернемся к Ст. Лему. Нет ли, в его высказываниях недоверия или недооценки метода формализации, т.е. "перевода" того или иного "поля" на формальный язык. К этому методу прибегают исследователи, анализирующие проблему значения. Сомнение тут же рассеется, если понять, что Лем рассматривает эту проблему, не отвлекаясь от человека, т.е. на уровне п_р_а_г_м_а_т_и_к_и. Поясним термин.

Языки, будь то естественные или искусственные, в том числе и формализованные языки науки, да, наконец, и произвольные знаковые системы вообще, можно рассматривать на трех уровнях абстракции: на уровне с_и_н_т_а_к_с_и_с_а, с_е_м_а_н_т_и_к_и и п_р_а_г_м_а_т_и_к_и.

Если нас интересуют только внутренние связи языка, если мы отвлекаемся от экстралингвистического "поля" (т.е. от "денотатов") и от существ или машин, воспринимающих язык (а тем самым и от смысловых значений), то мы анализируем язык на уровне синтаксиса. Если мы привлекаем к рассмотрению денотаты и смысл, но все-таки отвлекаемся от существ или машин, воспринимающих и понимающих язык, то мы находимся на уровне семантики. Если же, наконец, мы учитываем и перципиентов языка, если мы принимаем во внимание реальные обстоятельства языкового общения, то мы находимся на уровне прагматики (греч. прагма - действие, дело).

Прагматические аспекты Прагматические аспекты языка очень существенны, особенно для натуральных языков. "Неформальные начало и конец формального построения", о которых говорит Лем, исследуются именно прагматикой. Самым главным в прагматике Лем считает понимание значений человеком. В недавних советских работах также подчеркивалась важность этого аспекта.

В психологических работах анализ "понимания" уже начат. (Но они с трудом поддаются "стыковке" с кибернетикой и с семиотикой.) Кибернетический анализ лишь берет разбег. Между формальным и смысловым "берегом" языка зияет пропасть. "Значение" в конце концов всегда цепляется за "понимание", а "понимания" нет там, где некому понимать, говорит Лем. Поэтому "безлюдность" языка (мы бы сказали "бесперципиентность", имея в виду и машины) сохранить невозможно.

Лем думает, что, высказывая подобные взгляды на феномен значения, он впадает в "непристойность". Не стоит тревожиться! Сие допустимо и при пожилых дамах! Язык и в самом деле живет в "экологической среде" человеческого мозга. Начало ее "лежит" в природе, а "простирается" она в пределах общественных систем. Для человека "значения" - это прежде всего переживания. "Смысловым содержанием фраза наполняется в психическом процессе" (гл. IV). Обо всем этом позволительно "забыть", если стоишь на синтаксическом или семантическом уровне. Именно с этих позиций наука начала штурм "крепости значения". Первыми пошли на приступ логики и семантики. Они-то и захватили "плацдарм", на котором Лем развертывает - и с комфортом - свои построения. Позитивный смысл лемовских рассуждений, конечно, не в попрании логики, а в том, что они напоминают нам о "феномене человека". О феномене, который наука отбросить не может.

Ложное мнение Чтоб объяснить явления, наука строит теории и модели. В употреблении Лема эти термины несколько диффузные. Мы остановимся на одном мнении, которое высказывает Лем и которое довольно часто встречается у различных авторов.

Это мнение заключается в том, что теории и модели науки все дальше уходят от "наглядности" и "приятности". Это мнение людей, знающих о науке понаслышке. Современной науке противопоставляют "классическую", которая якобы была "понятной" и близкой к "обыденному опыту", тогда как современная таковой не является. Это - нелепость!

Законы Ньютона, в то время когда они были только что открыты, отнюдь не воспринимались "мирянином" как "наглядные", как часть его повседневного опыта. Они стали "наглядными" потому, что последние триста лет их преподносил Школьный Учитель. Его питомцы, став взрослыми, начинали считать эти законы "наглядными", ну, а значит, - "наглядной" и всю "классическую" физику. Для "отрезвления" заглянем хотя бы в сочинение Леонарда Эйлера "Новая теория движения Луны" ³⁴, датируемое 1772 г. Некоторые страницы этого сочинения состоят ц_е_л_и_к_о_м из формул. Где же тут наглядность!?

Итак, в момент зарождения классическая физика была далека от наглядного восприятия, некоторые ее положения стали казаться "наглядными" за счет привычки, а основной массив "классики" с его выкладками и вычислениями лежит попросту вне поля зрения "мирянина".

В точности так же обстоит дело и с современной наукой. Всякий, кто изучал "высокие" разделы современной математики или физики, знает, сколько в них "наглядных" объектов. Однако эти "объекты" просто не успели перейти в школьные учебники. Через какое-то время новые идеи войдут в "общественное сознание", как уже вошли представление о шарообразности Земли, гелиоцентризм, законы Ньютона и пр.

Прошло время, когда квантовая механика воспринималась как нечто абстрактное, ее объекты также апеллируют к внутреннему зрению физика-квантиста. Недалек, видимо, день, когда наглядная таблица основных частиц будет висеть в школьных классах рядом с таблицей Менделеева. С распространением лазеров в б_ы_т войдет представление о фотонах, так же как с лампочкой Эдисона вошли электроны.

Есть, правда, и другая сторона дела - обычное невежество. Мы склонны проходить мимо "удивительного", даже когда оно совсем "рядом". Для многих ли небо "организовано" в созвездия и среди них - Волопас с его Арктуром или Лебедь? Нет! Увы, на небе есть две Медведицы, а остальное - звездная пыль.

Многие ли встречают как друзей растения в лесу, любят их и "понимают"? Да нет же, растения - это просто "трава"!

Итак, не следует путать двух сторон дела. Есть невежество, слепота, умение проходить мимо совсем "наглядных" и "понятных" вещей. И есть эмоциональное и рациональное восприятие мира, восприятие, которому надо у_ч_и_т_ь_с_я, делая над собой у_с_и_л_и_е. Тогда созвездия, нуклеиновые кислоты и кванты становятся "наглядными".

Вот почему мы не согласны здесь с Лемом.

Заметим в заключение, что "наглядность и понятность" - явление и_с_т_о_р_и_ч_е_с_к_о_е. Одно дело "наглядность" на уровне "здравого смысла", другое - "наглядное виденье" научных теорий. Эта вторая наглядность будет, безусловно, возрастать по мере роста науки в ущерб "здравому смыслу".

Притча и догма Что же касается математики, то Лем и ей дает оценку, повторяя известное сравнение ее с портным-безумцем, шьющим по произвольному плану одежды. Надо прямо сказать, что в целом это оценка человека, незнакомого серьезно с математикой. Лем попросту не разобрался в клубке математических фактов и идей, идей, связанных с вычислимостью, финитностью, эффективностью, с тем рывком в область законов рассуждения, который сделала современная математическая логика.

Повторяя слова Рассела: "Математика может быть определена как доктрина, в которой мы никогда не знаем, ни о чем говорим, ни того, верно ли то, что мы говорим", Лем, к сожалению, не знает, на каком математическом "фоне" они были сказаны. Д. Гильберт сравнивал математику с шахматами, и это сравнение преследовало определенную цель. Играя в "формальную игру", ученик Д. Гильберта Курт Гедель пришел к своим знаменитым теоремам. Лем также поминает шахматы и... притча, рассказанная великим математиком, становится в устах популяризатора догмой!

Если математика есть игра, подобная шахматам, то почему же она пригодна для описания природы? Мы не можем подробно рассмотреть этот вопрос здесь, в послесловии. Скажем лишь кратко, что, следуя Дж. Джинсу и А. Эддингтону, мы считаем природу "математичной". (Это вовсе не значит, будто мы склоняемся к их философии.) Природа "математична" потому, что человек создает математику "под природу". Отыскивает то, что поддается математическому описанию, и вместе с тем раздвигает границы и обогащает формы самого описания. Лем же считает, что природа "нематематична". Довольно сложный спор о связи между реальностью и ее описанием, спор с участием Эйнштейна, Розена, Подольского, Бора и других физиков, Лем также не понял. Этот спор кратко изложен в одной из книг Дэвида Бома ³⁵ в ее п_о_с_л_е_д_н_и_х пунктах (стр.700 и далее).

Особенно наивным выглядит утверждение Лема, будто классической физике было свойственно представление о том, что каждый промежуточный этап математических вычислений должен обладать "материальным эквивалентом"!

Поясним это. Пусть имеются два уравнения А и В, причем В выводимо из А. Существует "путь" с промежуточными уравнениями C1, C2, ... , Cn, т.е. цепочка следствий А => С1 => С2 => ... => Сn => В.

Сколько таких цепочек возможно? Бесконечно много! Всегда к обеим частям уравнения можно прибавить одно и то же число, а затем его вычесть. Это дает лишнее звено в цепочке. Всегда можно взять экспоненту от обеих частей уравнения, а затем прологарифмировать и т.п. И все эти звенья должны иметь материальные эквиваленты?! Иначе нет "изоморфизма" теории и реальности?! О, sancta simplicitas! ³⁶ Впрочем, Лем "допускает" и теории, "не изоморфные" реальности, но "сходящиеся" с ней в конечных точках!

Непомерная нагрузка Страницы, посвященные математике, следовало бы обстоятельно разобрать строка за строкой, абзац за абзацем. Однако эта нагрузка слишком велика для нас. Отметим лишь одну из целой коллекции фактических ошибок. Лем пишет, что "матричное исчисление было "пустой структурой", пока Гейзенберг не нашел "кусочка мира", к которому подходит эта пустая конструкция" (гл. V).

Это ошибочное утверждение. Системы линейных уравнений, для исследования которых было создано в прошлом веке матричное исчисление, встречались в математике, должно быть, со времен Вавилона. Гейзенберг же нашел, что матрицы годятся и д_л_я, повторяем, и д_л_я описания атомных явлений. Он нашел, что н_е_к_о_т_о_р_ы_м матрицам (отнюдь не любым!) можно в определенных условиях придать п_р_я_м_о_й физический смысл.

Снова притча превратилась в догму!

Заканчивая нашу критику, скажем, что на этих страницах "Суммы" больше красноречия, чем проницательности. Их польза в том, что они вызывают недовольство и тем самым побуждают к собственным размышлениям.

Лем и философия Мы перешли фактически к характеристике философских взглядов Лема. Отметим сначала, что автор книги не философ по специальности и попросту негуманно требовать от него отточенных философских формулировок и исчерпывающей ясности философского анализа. Но характер книги вынуждает автора совершать экскурсы в философию. Многие из них интересны, и мы видим вдумчивого мыслителя, тонко подмечающего такие детали, которые порой ускользают от взгляда философа-профессионала.

Однако Лем высказывает и философски неубедительные взгляды.

Философская позиция, наиболее подходящая, по мнению Лема, для "подглядывания будущего", - это "позиция Конструктора". Он характеризует ее как "веру в возможность успешного действия и в необходимость определенного отказа от чего-то. Прежде всего - это отказ от задавания "окончательных вопросов" (гл. V).

Позиция Конструктора - это "молчание действия". "О том, что действовать можно, мы знаем намного уверенней и лучше, чем о том, каким способом это действие происходит". Ту же мысль где-то в начале века высказал О. Хевисайд: "Стану ли я отказываться от своего обеда только потому, что я не полностью понимаю процесс пищеварения?".

Конструктор, по Лему, не "узкий прагматик" ³⁷. "Не строитель, который сооружает свой дом из кирпичей, не заботясь, откуда они взялись и что они собой представляют, лишь бы этот дом был построен" (гл. V). Однако при всем этом здравом начале дальнейшие взгляды Лема нельзя признать убедительными и плодотворными для конструкторской деятельности.

Конечно, "конструктор", как и сам автор, материалист. Конструктор "уверен, что мир будет существовать и после него" (гл. V). "Реальность мира он принимает как предпосылку" (там же). Он отнюдь не агностик, природа для него познаваема. Однако же автор не всегда правильно смотрит на связь между познанием и конструированием. Этому препятствуют прежде всего некоторые, мы бы сказали, наивные представления о процессе познания. В этом процессе - своя диалектика! Ее надо понимать!

"Кирпичи". Локк и Лем Начнем со взгляда Конструктора на "кирпичи". Обратимся на минуту к одной характеристике Бертрана Рассела ³⁸: "Не только правильные взгляды Локка, но даже его ошибки на практике были полезны. Возьмем, например, его теорию о первичных и вторичных качествах. К первичным качествам относятся такие, которые неотделимы от тела и перечисляются как плотность, протяженность, фигура, движение или покой и число. Вторичные качества - все остальные: цвет, звуки, запахи и т.д. Он утверждает, что первичные качества находятся фактически в телах; вторичные же качества, наоборот, существуют только в восприятиях. Без глаза не было бы цветов, без уха не было бы звуков и т.п.".

А вот что пишет Лем:

"Он [т.е. Конструктор. - Ред.] знает, что свойства являются отличительными чертами ситуаций, а не вещей. Существует химическое вещество, которое для одних людей не имеет вкуса, а для других - горько... Некоторые считают, что, кроме свойств, являющихся функцией ситуации, существуют еще неизменные свойства... Эту точку зрения разделяет и Конструктор" (гл. V).

Похоже!? Не так ли? Ведь это, пожалуй, Локк (1632- 1704)! И остается лишь вслед за Б. Расселом повторить, что эта теория устарела.

Ни к чему, кроме субъективизма, мы не придем, если будем последовательно проводить эту точку зрения!

Истина, относительная и объективная Польский писатель не понял того, что в философии называют диалектикой относительной и объективной истины, диалектикой сущности и явления. И в самом деле, Лем ставит вопрос: "Что является целью науки? Познание "сущности" явлений? Но как можно узнать, что мы ее уже познали?" (гл. V). А ответ, который он дает, весьма грустен: "Наука сама толком не знает, чем же являются ее теории" (гл. VII).

Увы, знает! Нам придется в этой связи терпеливо повторить некоторые прописные истины.

Законченное познание "сущности" возможно лишь для сравнительно простых объектов. Для объектов сложных познание их "сущности" всегда относительно. Оно дает з_н_а_н_и_е, т.е. объективную истину, но знание о_т_н_о_с_и_т_е_л_ь_н_о_е - т.е. относительную истину. Оно движется от "внешних" закономерностей к новым, более глубоким, к "сущностям второго порядка", как говорил В. И. Ленин. И именно в этом смысле Конструктору следует "обойтись без вопросов", точнее без поиска "окончательных ответов", ответов, исчерпывающих "сущность".

Миграция ошибки Связь между научным объяснением и практическим использованием явлений природы Лем преподносит с аналогичными "огрехами". Он пишет: "Желание получить "объясняющую" теорию понятно, но овладеть явлением... важнее, чем понимать его сущность" (гл. VII). Мысль о том, что овладеть явлением можно без понимания его сути, что овладение имеет приоритет перед пониманием, эту мысль Лем повторяет снова и снова.

Например, относительно значения он говорит, что надо "понять не что такое значение, а как его сделать (воспроизвести)".

Такая точка зрения фактически ошибочна. Позицию Лема мы можем лишь сравнить с позицией некой мисс из американского анекдота.

Один бизнесмен пригласил свою знакомую в ресторан. Сидя за столиком, он стал ей жаловаться: "Дорогая, как мне хотелось бы следить за развитием наук. Но я так занят делами, что не могу себе этого позволить. Вот, например, электричество, - я совсем не знаю, как оно "работает"!" - "О, - ответила мисс, улыбаясь, - это очень просто! Вы поворачиваете выключатель, и оно "работает"!"

Дальнейшая критика Помимо чисто фактической несостоятельности этих взглядов Лема, они несостоятельны и философски. Ведь т_е_о_р_и_я и п_р_а_к_т_и_к_а н_а_х_о_д_я_т_с_я в е_д_и_н_с_т_в_е. Наука развивается на основе практики, а практика включает в себя науку. Практическое овладение миром неотделимо от его теоретического объяснения. Вспомним Хевисайда. Конечно, "успеха" можно достичь, и не понимая "пищеварения". Но не стоит возводить это в норму, в желанный идеал, как это делает Лем. Чем выше теория, тем легче практике. Это трюизм. Что же касается философского понимания мира, то его роль проявляется не столько в конкретных исследованиях, сколько в эволюции науки "в большом". Вопрос об "онтологическом статусе" научных теорий так или иначе подлежит здесь решению.

Критерии истинности Выясним наконец, как смотрит Лем на критерии истинности научных теорий. Здесь его взгляды также не страдают излишней последовательностью. В целом он принимает критерий практики, но порой склоняется к прагматизму - прагматизму уже в философском смысле. Так Лем, например, пишет: "Следовательно, он [т.е. Конструктор. - Ред.] - прагматик, и истинное значит для него то же самое, что и полезное" (гл. V).

Однако нельзя же принимать всерьез этот критерий истинности, предложенный прагматизмом ³⁹.

Можно лишь улыбнуться вместе с Расселом. Вот его "улыбка": Если спросить у обыкновенного человека, пил ли он утром кофе, то он постарается это припомнить. Прагматист же попросит "времени на два эксперимента". Сначала он уверит себя в том, что он пил кофе, а затем - в том, что он кофе не пил, и взвесит последствия в каждом из этих случаев. Ответ может быть трех типов: "да", "нет" и "я не знаю", в зависимости от тоги, "чья польза перевесит"! А ведь Рассел отнюдь не склоняется к диалектическому материализму!

Лем и философы В "Сумме" есть много упоминаний о различных философских течениях, в частности о современной буржуазной философии. По книге рассеяно множество критических замечаний. Лем с иронией говорит о феноменологии Э. Гуссерля и о текстах М. Хайдеггера, одного из основателей э_к_з_и_с_т_е_н_ц_и_а_л_и_з_м_а. Он критически относится и к попыткам М. Таубе опереться в подходе к понятию значения на объективно-идеалистическую философию английского логика и философа А.Н.Уайтхеда. Лем отмечает, что неубедительны и бихевиористские попытки истолковывать психику и решать проблему значения. С этой проблемой не могут управиться и направления логического позитивизма (неопозитивизма) - логический эмпиризм и "физикализм". Лем отмечает, что многовековая дискуссия о природе научного обобщения, восходящая к номинализму и реализму, не увенчалась успехом. Он указывает, наконец, на неудовлетворительность позиции конвенционализма - так называемого "радикального конвенционализма" философов и логиков польской школы.

Позиция или поза? Критика критикой, но противостоит ли этим взглядам четкая философская позиция самого автора? Увы, нет! Манера изложения заставляет думать, будто "от имени науки" с наибольшим правом могут выступать неопозитивисты. Это скорее поза, чем позиция, а позу можно менять, но тогда различия в критикуемых позициях смазываются!

Лем затрагивает такие направления в основаниях математики, как "интуиционизм" (Э.Л.Я.Брауэр, Г.Вейль), "формализм" (Д.Гильберт) и "конструктивизм" (А.А.Марков). Однако он забывает, что исторически интуиционизм был связан с различными вариантами субъективистских теорий познания, а конструктивное направление - с диалектическим материализмом. При оценке всех этих направлений следует четко отделять сами конкретные исследования по логике, метаматематике (теории доказательства), логической семантике и т.д. от философии, на них произраставшей (логический позитивизм и пр.).

Фазы цивилизации. Умозрительные эксперименты Лема Перейдем теперь к рассмотрению некоторых идеи из второй половины книги. Частично о них уже шла речь. Здесь полезно еще раз напомнить, что Лем рисует весьма д_а_л_е_к_о_е будущее. Развитие нашей цивилизации он делит на три фазы.

Первая заканчивается сейчас, в эпоху электричества, и тут же начинается вторая. В этой фазе энергетика достигнет высвобождения в двигателях мощностей, сравнимых по масштабу с явлениями природы, и кибернетика будет конструировать все более сложные "системы". Третья фаза - фаза автоэволюции вида Homo sapiens. Ко второй фазе Лем относит значительную часть своих фантастико-гипотетических построений.

Займемся сначала ею... и тут же на нас сыплются слова: имитология, фантомология, пантокреатика, цереброматика, телетаксия и еще, и еще, и еще...

Ахти нам, да где ж словарь?!

"Имитология" - от латинского слова imitatio - подражание. Фантомология - от французского fantom - призрак, видение. (Отсюда Фантомас!)

Пантокреатика - греко-латинский гибрид: пантоз - весь, всякий; creatio - создание, созидание. (Сказать бы короче "панкреатика" - но, увы, панкреатит - воспаление поджелудочной железы!)

Эти слова звучат зазывно, как названья далеких, еще неоткрытых стран. Кажется, будто ты - юнга на каравелле, которую ведет Колумб! Каскара саграда!

Имитология охватывает все материальные процессы и явления как естественные (звезда, извержение вулкана), так и "неестественные" (атомный реактор, цивилизация). "Совершенный имитолог, - пишет Лем, - это тот, кто сумеет воспроизвести любое явление Природы или же явление, какого Природа, правда, спонтанно не создает, но создание которого является реальной возможностью" (гл. V).

Имитология плавно переходит в фантомологию - более позднюю фазу пантокреатики. Фантомология охватывает уже создание процессов, все более отличных от естественных - "вплоть до совершенно невозможных, т.е. таких, которые ни при каких обстоятельствах произойти не могут, ибо они противоречат законам природы" (гл. V).

Начинается она с фантоматики. Это нечто вроде к_и_н_е_м_а_т_о_г_р_а_ф_а, только с о_б_р_а_т_н_о_й с_в_я_з_ь_ю. Здесь ты и зритель, и сам себе актер, а иллюзия, тобой создаваемая и переживаемая, совершенна!

Фантоматический сеанс и общая концепция Фантоматический сеанс описан Лемом в "Возвращении со звезд". Герой - Хэл Брегг - лишь накануне вернулся на Землю, он бродит по парку большого города и попадает в фантомат. И вот он уже в лодке, на бурной африканской реке. Лодку выбрасывает на камни, и он прыгает в воду за упавшей в нее Аэн Аэнис. И... слышит смех окружающих, это иллюзия, он - в фантомате. Этот прыжок заставит потом Аэн Аэнис выпить "перто" - напиток, возвращающий страх...

Это случилось в "Возвращении со звезд", здесь же, в "Сумме", Лем излагает свою общую концепцию - основу творчества (о такой перекличке мы и говорили в начале нашего Опыта). Сначала Лем упоминает о результатах некоторых недавних экспериментов по исследованию "рая" и "ада" в мозгу ⁴⁰. Затем он рассматривает "цереброматику", "телетаксию", "фантопликацию"... Страницы, посвященные всем этим "предметам", - одни из наиболее занятных в книге... но не всегда убедительных!

Две математики? Пантокреатическая деятельность в целом слагается из добывания информации и из ее использования. "Автоматическое" добывание информации войдет, согласно Лему, в имитологию.

"Имитология с помощью бесчисленных процессов... дает нам различные связи, "теории" и свойства явлений" (гл. VII). Но как же создать эти "имитологические машины"? Нужно - "выращивать информацию"! Естественнонаучный генезис этой идеи мы проследили выше. Здесь же мы дадим некоторую оценку самой идеи и того, с чем ее связывает автор.

Схема рассуждений Лема приблизительно следующая. Технология будущего будет руководствоваться математикой будущего. Пользуясь математическими системами, конструкторы смогут производить "наперед заданные миры". Нынешняя математика с ее аналитическими методами и символическими языками, по мнению Лема, не годится для этой цели. Нужна другая математика. Какая же именно? Математика, которую "без всякого формализма реализует оплодотворенное яйцо"; математика, которая "управляет процессами в хромосомах и звездах, обходясь без всяких формализмов". Эта-то "математика" и будет создаваться путем выращивания молекул - носительниц теорий на "информационной ферме".

Рассмотрим эту идею Лема. Надо прежде всего сказать, что ее реализация уже начата... современной математикой. Только вместо "молекул в чане" математики используют "программы в вычислительной машине". И эти программы не столь уж "малы", они "сравнимы по длине" с молекулами нуклеиновых кислот. С микроминиатюризацией машин и с развитием принципов программирования подобные "длины" будут быстро превзойдены. В самом деле, вот что пишет Ф.Крик ⁴¹ (один из авторов спиральной модели "ДНК") о длине этих молекул:

"Общая длина цепи ДНК в клетке составляет: для фага Т-4, инфицирующего кишечную палочку Escherichia coli, примерно 2*10⁵ пар оснований; для самой кишечной палочки - вероятно 10⁷, а для человека 2-3*10⁹ в каждой клетке (этого вполне достаточно для миллиона с лишним генов, если считать, что длина каждого гена соответствует нескольким тысячам пар оснований)".

Число хромосом у человека около 50, и, значит, в среднем на молекулу приходится около 10⁸ пар оснований и такое же по порядку число битов информации, ибо пара оснований несет 2 бита.

А вот что пишут о машинах Е.А.Жоголев и Н.П.Трифонов: "Самой быстродействующей машиной в мире в настоящее время является машина Си-Ди-Си-6600, построенная в 1964 г. фирмой "Контрол дэйта корпорейшн" в США, - производительность этой машины превышает 3 млн. операций в секунду. Фактически Си-Ди-Си-6600 является не машиной в обычном понимании этого слова, а целой вычислительной системой, состоящей из ряда машин, работающих в едином комплексе. Центральная вычислительная машина (центральный процессор) имеет оперативную память на ферритовых сердечниках емкостью в 131072 60-разрядных двоичных слова со временем обращения в 1 мксек" ⁴².

Вдумаемся в эти числа (они на самом деле уже устарели, ибо сейчас действует машина со скоростью 12 млн. операций в секунду!). Емкость оперативной памяти машины равна 131072*60 примерно 6*10⁶ битов. Она превосходит количество информации в ДНК фага Т-4 и приближается к количеству информации в ДНК кишечной палочки. Молекулы такой длины уже можно "записать" в памяти СиДиСи-6600!

Мы, наверно, сильно занизим "цифры", если будем считать, что в каждое десятилетие емкость оперативной памяти машин будет повышаться на один порядок. Но и тогда всего лишь через 30 лет можно будет записать в оперативной памяти машины уже всю цепь ДНК человека! Подчеркиваем - в о_п_е_р_а_т_и_в_н_о_й, т.е. в "быстрой" памяти.

Время обращения в 1 мксек у СиДиСи-6600 означает, что "молекулу" длиной в 10⁶ бит машина может "прочитать" за одну секунду. (Вряд ли натуральные "биохимические считчики" в клетке - рибосомы - считывают наследственную информацию с такой быстротой.) Наконец, быстродействие в 3*10⁶ операций в секунду означает, что "переработка" "молекулы" длиной в 10⁶ бит также будет длиться около одной секунды. Можно думать - и это скорее пессимизм, чем оптимизм, - что к 2000 году аналогичные времена считывания и переработки будут относиться уже к "человеческим" молекулам, т.е. к молекулам "длиною" в 10⁹ битов. (Надо, конечно, учитывать, что память машины должна загружаться не только самой "молекулой", но и программой для ее переработки.)

Еще по прошествии некоторого времени оперативная память машин вместит уже целые "популяции" таких молекул, популяции численностью в 10³, 10⁶, а затем и в 10⁹ "особей". Одна "приличная" цифровая вычислительная машина сможет моделировать запас генотипов всего человечества.

Выращивать информацию можно уже сегодня. Но, быть может, это выращивание еще не начато? Нет! Уже начато! И никаких ограничений типа "формализации" оно не имеет! И на самом деле уже сегодня оно богаче по своим возможностям, чем "химия ДНК". Программы, "эволюционирующие" в машине, уже сегодня самоперестраиваются, ветвятся, производят случайный выбор. И если поначалу машины решали чисто вычислительные задачи, то теперь интенсивно исследуются принципы решения задач эвристики ⁴³.

Выводы Итак, сама идея выращивания информации вполне здравая. Ее реализация уже началась. Дойдет ли это выращивание до "молекулярного уровня"? По-видимому, дойдет. Примет ли оно формы "эволюции" молекул в чанах или в биосистемах или останется эволюцией программ, т.е. "состояний" машин - систем "типа мозга", покажет будущее.

Все это не вызывает сомнений. Сомненье вызывает взгляд Лема на природу математического "предсказания".

Куриное яйцо. "Математика" хромосом и Эйнштейн Автор настойчиво, вновь и вновь, обращается к образу оплодотворенного яйца, он пишет:

"Полагаю, что язык биохимии должен будет подвергнуться весьма радикальной перестройке. Возможно, появится некий физико-химико-математичеекий формализм. Но это не наше дело. Ведь если кому-нибудь "понадобится" живой организм, то вся эта писанина будет вовсе не нужна. Достаточно взять сперматозоид и оплодотворить им яйцеклетку, которая через определенное время "сама" преобразуется в "искомое решение"" (гл. VII).

И дальше:

"...Производственный рецепт означает более высокий уровень овладения материальным явлением, чем научная теория; этим объясняется и некоторое (по крайней мере потенциальное) превосходство технологии, которая охотно освободилась бы от существующего главенства науки".

А теперь уж "яйцо" contra Е=mc²:

"Попробуем теперь сопоставить формулу теоретической физики Е=mc² с генотипом оплодотворенного куриного яйца. Чему соответствует "в яйце данная формула, если и ее, и генотип рассматривать как алгоритмы" (гл. VII).

И еще раз "яйцо", чтоб окончательно сразить читателя:

"Так что этому самому куриному яйцу как информационной структуре, предсказывающей будущее состояние, эквивалентна "лишь вся физика с физиками"".

Мы занимаем в этом вопросе "твердую позицию ретроградов".

Нет! Теория была и будет объясняющей! Оплодотворенная яйцеклетка не есть теория! "Физика со всеми физиками" - сложнее "яйца"! Наука всегда дралась за объяснение! Вся армия ученых, движущаяся лавиной, дралась и дерется за объяснение!

Что же касается рецептов типа "развивающегося яйца", то они хорошо знакомы современной математике и физике.

Вывод Если постулат, третий постулат самого же Лема, о сохранении человеком разумности будет выполнен, то человек будет стремиться к объяснению, к д_и_с_к_у_р_с_и_в_н_ы_м теориям, хотя дать определение дискурсивности еще труднее, чем решить проблему значения.

Такова наша позиция!

Два типа языков Аналогично двум "типам" теорий Лем вводит в рассмотрение два типа языков. Это - д_и_с_к_у_р_с_и_в_н_ы_й (мыслительный) язык и о_п_е_р_а_ц_и_о_н_а_л_ь_н_ы_й язык (язык действий). Было бы удивительно, если бы Лем вдруг "предпочел" дискурсивные языки. Если бы он стал обсуждать способы "повышения дискурсивности". А здесь есть что обсуждать!

Лем, разумеется, верен себе. Операционный язык - хорошо, мыслительный - плохо!

Мы не станем разбирать всю аргументацию автора в связи с языком; это было бы повторением. Мы разъясним лишь два понятия, к которым он прибегает, - понятие м_о_н_а_д_ы по Г.В.Лейбницу и понятие с_и_н_т_е_т_и_ч_е_с_к_о_г_о а_п_р_и_о_р_н_о_г_о с_у_ж_д_е_н_и_я по И.Канту.

Лейбниц и субстанция. "Коконы души" Термин "субстанция" в истории философии обычно служил для обозначения неизменной первоосновы всего сущего, бытие которой постулировалось. Есть м_е_н_я_ю_щ_и_е_с_я с_о_с_т_о_я_н_и_я и с_в_о_й_с_т_в_а, а в противоположность им - говорили философы - н_е_и_з_м_е_н_н_а_я п_е_р_в_о_о_с_н_о_в_а - субстанция. Некоторые философы считали, что такая субстанция - одна, другие - что их две или три. Иные же считали, что таких субстанций много или даже бесконечно много. Эти воззрения получили названия монизма, дуализма и плюрализма.

Плюралистом и был как раз Лейбниц, он верил, что число субстанций бесконечно. А свои субстанции называл "м_о_н_а_д_а_м_и". Вдобавок он считал, что монады не обладают протяженностью, что это, так сказать, метафизические точки. (Мы используем доступное сравнение с материальными точками механики.) Монады были к тому же "простыми". Их единственным атрибутом являлось мышление (тогда как единственным атрибутом материальной точки является ее масса). И, наконец, монады не взаимодействовали друг с другом: Лейбниц говорил, что они "не имеют окон".

Короче, это были эдакие "коконы души", "дифференциалы духа". Но даже и без окон каждая монада обладала способностью отражать всю Вселенную.

Этот образ и привлекает Ст. Лем, чтобы проиллюстрировать чисто мыслительный (скверный!) язык.

За цитатой читатель может обратиться к тексту автора.

Рассел о Канте Второе понятие, которое мы разъясним, это понятие синтетического априорного суждения по И.Канту (1724-1804). Мы процитируем с некоторыми сокращениями Б.Рассела ⁴⁴:

"Наиболее важной книгой Канта является "Критика чистого разума..." Цель этой работы состоит в том, чтобы доказать, что хотя никакое наше знание не может выйти за пределы опыта, тем не менее оно частично априорно и не выводится индуктивно из опыта. Априорная часть нашего знания охватывает, согласно Канту, не только логику, но многое такое, что не может быть включено в логику или выведено из нее. Он выделяет два различения, которые у Лейбница смешаны. С одной стороны, существует различие между "аналитическими" и "синтетическими" суждениями, с другой стороны - различие между "априорными" и "эмпирическими" суждениями...".

""Аналитическое" суждение - это такое суждение, в котором предикат является частью субъекта. Например, "высокий человек есть человек" или "равносторонний треугольник есть треугольник". Все такие суждения следуют из закона противоречия: утверждать, что высокий человек не есть человек, было бы внутренне противоречиво. "Синтетическое" суждение - это такое суждение, которое не является аналитическим. Все суждения, которые мы знаем только благодаря опыту, являются синтетическими. Мы не можем просто путем анализа понятий открыть такие истины, как "вторник был дождливый день" или "Наполеон был великим полководцем". Но Кант в отличие от Лейбница и всех других предшествовавших ему философов не допускает обратного, т.е. того, что все синтетические суждения известны только благодаря опыту. Это приводит нас ко второму из вышеуказанных различий.

"Эмпирическое" суждение - это суждение, которое мы не можем знать, кроме как с помощью чувственного восприятия, либо нашего собственного, либо чувственного восприятия тех, чье словесное свидетельство мы принимаем. Факты истории и географии относятся к этому типу; такими же являются законы науки - всякий раз наше знание их истины зависит от данных наблюдения. "Априорные" суждения, с другой стороны, являются такими, которые, хотя они и могут быть извлечены из опыта, когда они известны, имеют, по-видимому, другую основу, чем опыт.

Ребенку, изучающему арифметику, может помочь восприятие двух шариков и двух других шариков, и, наблюдая их вместе, он воспринимает четыре шарика. Но когда он усвоит общее суждение "2+2=4", ему не потребуется больше подтверждения примерами; суждение имеет достоверность, которую индукция никогда не может дать общему закону. Все суждения чистой математики являются в этом смысле априорными".

Это деление Кант создал в рамках своей философии. Характеристику философии Канта - родоначальника немецкого классического идеализма читатель может найти в "Философских тетрадях" В. И. Ленина. Сама же идея Лейбница - Канта о различии аналитических и синтетических суждений продолжает свою жизнь в современной логике.

Вот к каким представлениям кантовской философии прибегает Лем, когда говорит, что организм своими зародышевыми клетками высказывает синтетические априорные суждения. Они "синтетические", потому что н_о_в_ы_е и с_п_р_а_в_е_д_л_и_в_ы_е (так как обеспечивают выживание) и априорные (ибо верны д_о о_п_ы_т_н_о_й п_р_о_в_е_р_к_и).

Здесь мы приспустим занавес и перейдем к оценке последней главы книги "Пасквиль на эволюцию", а затем и к нашим общим замечаниям и оценкам.

Взгляд Лема. Начало Речь пойдет об а_в_т_о_э_в_о_л_ю_ц_и_и человека. Сама эта идея вряд ли может вызвать возражения с методологической точки зрения.

Лем рассматривает автоэволюцию с позиций футурологии, он относит ее к третьей фазе цивилизации. Лем выделяет различные ступени автоэволюции. Сначала - "консервативная техника" - пересадка органов и протезирование. Когда Лем еще писал свою "Сумму", эта ступень уже началась.

Около двух тысяч человек в мире живут с пересаженной почкой, делаются попытки пересаживать печень, и, наконец, сенсационные пересадки сердца. Мир, затаив дыханье, следил за выздоровлением Филиппа Блайберга - второго пациента, прооперированного Кристианом Бернардом. На очереди - пересадка целого "блока" сердце - легкое. Медицина обретает свободу пластики. Надпись на воротах заводов Форда "Помни, что Бог создал человека без запасных частей" - начинает устаревать.

Эксперименты доктора Л.Петруччи из Милана по выращиванию человеческих зародышей in vitro потрясают сознание людей. По страницам газет мелькает имя Олдоса Хаксли, а социологи, кибернетики и биологи спорят о социальных и моральных последствиях экспериментов Л.Петруччи. Автоэволюция началась!

Но пока это первая ступень, начало первой ступени. Пока это "одобрение", как говорит Лем, основного "конструктивного плана", данного природой. Вторая, более далекая ступень - реализация программы-максимум биотехнологии, т.е. формирование все более совершенных типов человека. Это растянутый на столетия и тысячелетия план создания "следующей модели" Homo sapiens.

Чтобы начать вторую ступень, надо знать слабые пункты в "конструкторской деятельности" Природы, и Лем дает обзор возможных "обвинений".

Новый персонаж Зная недостатки, можно начать перестройку. И здесь Лем выводит на сцену еще один персонаж - терапию генотипов.

Мы говорили уже об открытии Менделя и о последующем натиске ученых на проблему жизни. Мы упоминали о работах по расшифровке генетического кода. Терапия генотипов - еще одно следствие из работ Уотсона и Крика.

Идея здесь чрезвычайно проста и наглядна.

Нужно найти специфические "агенты" (скажем, молекулы или вирусы), которые исправляли бы дефектные хромосомы - дефектные нуклеиновые кислоты. Такой "агент" должен был бы "присоединяться" к ДНК, "вырывать" из нее "испорченный блок" и вставлять на его место "исправный".

Подобный "ремонт" может производиться как в отдельных клетках, скажем в наследственных (замена рецессивных летательных генов на "здоровые"), так и в целом организме, т.е. во всех его клетках или в некоторой их части.

Для чего это нужно?

"В настоящее время известно, - пишет Н.П.Дубинин ⁴⁵, - более 500 болезней человека, причиной которых служат молекулярные нарушения наследственной структуры человека. Среди этих болезней мы встречаем появление скелетных и соединительнотканных дефектов, дефектов мышечной системы, сердечно-сосудистой системы, системы кроветворения, пищеварительной системы, центральной нервной системы, органов чувств, процессов обмена и т.д.".

Речь идет о хромосомных болезнях человека!

Для их лечения и нужна в первую очередь терапия генотипов. Всю же проблему наследственности человека в целом призвана охватить особая наука. Мы скажем о ней несколько слов.

Споры о евгенике Все началось с сэра Френсиса Гальтона (1822-1911) - кузена Чарльза Дарвина. "Гальтон был глубоко убежден, что со времени афинской цивилизации происходит вырождение человеческой расы, которая нуждается в улучшении путем замены естественного отбора разумным отбором. Дисциплине, которая призвана установить наилучшие условия человеческого воспроизводства, он дал в 1883 г. имя "Евгеника". Для развития этой науки он в 1904 г. принес в дар университетскому колледжу лабораторию, первым бенефициантом которой был Пирсон". ⁴⁶ А вот что пишет по этому поводу профессор М.Е.Лобашев ⁴⁷ - стойкий защитник генетики в самые трудные для этой науки годы:

"Термин "евгеника" впервые предложил английский натуралист Ф.Гальтон в 1883 г., понимая под ним учение о "хорошем роде" или "хорошем рождении". Ф.Гальтон видел пути улучшения людей в поощрении и ограничении определенных браков.

В среде прогрессивной общественности в 20-30-х годах текущего столетия сложилось резко отрицательное отношение к данному разделу науки. Это было вызвано тем, что фашизм в целях оправдания войн и ограбления народов положил в основу своей идеологии расовую "теорию", а средством ее осуществления - так называемую "расовую гигиену".

Расовая теория исходила и исходит из совершенно ложного представления о генетической обусловленности духовного и интеллектуального превосходства одних рас и народов над другими. Более того, этой теорией допускается, что причиной материального и социального неравенства среди одного народа является генетическая неполноценность неимущих классов".

Далее проф. М.Е.Лобашев разбирает научные причины несостоятельности расовой теории. Резюмируя их, он пишет: "Таким образом, для расовой теории не существовало и не существует никакой научной основы. Фашизм проповедует не евгенику как науку, а расовую гигиену, целью которой является уничтожение социально неугодных людей".

Проф. Лобашев продолжает: "В учении о евгенике были допущены принципиальные ошибки, и сам термин был дискредитирован. Однако мы считаем необходимым этот раздел науки восстановить в правах, очистив его от лженаучной шелухи".

И дальше: "В целях управления эволюцией человечества требуется научно обоснованная регуляция ее. Для этого необходима специальная наука - евгеника, предметом которой явилось бы изучение путей и методов особенностей эволюции человека, что осуществимо в полной мере только в условиях социального и экономического равенства людей. В классовом обществе проведение евгенических мероприятий ограничено, так как невозможна полная реализация положительных для общества наследственных потенций людей.

Евгеника должна быть синтетической наукой, основывающейся на изучении биологии человека, генетики, физиологии, анатомии, психологии, эмбриологии, биохимии и на успехах математики. При этом экстраполяция биологических закономерностей на эволюцию человека должна быть согласована с законами развития общества. Евгеника должна создать комплексные методы исследований на основе методов разных дисциплин. К ним могут быть отнесены методы популяционной генетики, санитарной и демографической статистики, медицинской генетики и других наук. Методы евгеники будут совершенствоваться по мере расширения и углубления тестирования генетической потенции человека".

Конечно, можно спорить с проф. Лобашевым о том, стоит ли возвращаться к термину "евгеника", так сильно скомпрометированному. Некоторые биологи склонны отказаться от этого термина.

Как бы то ни было, должно существовать и развиваться научное направление, основанное на точных биологических и генетических знаниях, целью которого была бы оптимизация биологических и психических потенций людей. Его развитие "может быть особенно успешным в условиях социалистического общества, так как при материальном равенстве людей может быть обеспечена полная забота о духовном и физическом здоровье человека".

Проф. М.Е.Лобашев излагает далее осторожную и гуманную программу вмешательства в наследственность человека.

А что мы читаем по этому поводу у Лема? Говоря об автоэволюции, он фактически обсуждает одну из сторон евгеники - терапию генотипов - ремонт хромосом. Автоэволюционные рассуждения Лем ведет с большим, "футурологическим" размахом вплоть до совсем уж гипотетической перспективы - разработать новую модель "разумного существа".

Лем говорит об этой терапии вслед за учеными, которые в связи с успехами молекулярной генетики начинают подумывать о том, как помочь нашей "немощной плоти". Как устранить, скажем, наследственную предрасположенность к заболеваниям печени?

Терапия генотипов, быть может, устранит и рак, загадочность и беспощадность которого вызывает у людей чуть ли не первобытный ужас.

В идее автоэволюции, в терапии генотипов, в частности, и, наконец, в самом исследовании нуклеиновых кислот проявляется гуманизм, высокий гуманизм современной науки! Вместе с Лемом мы четко сознаем ответственность ученого. Избегать крайностей! Чрезвычайно осторожно реализовывать программу помощи! До полного понимания генотипа человека еще далеко, ведь в нем - по оценке Ф.Крика - миллион генов.

Последние замечания Мы заканчиваем наш Опыт. Мы обсудили многое, но, вероятно, не все. Чтобы оговорить все, нам пришлось бы написать свою "Сумму", а эта задача, признаться, нам не под силу. К тому же надо оставить пищу и другим критикам, и критикам нашей критики. Так мы оставили им великолепную "кость" - религиологические прогулки польского писателя-фантаста, особенно его "экспериментальную метафизику" и "конструирование трансценденции".

Уж для особых педантов мы скажем, что в книге Лема много мелких ошибок и неточностей. Математику "режут глаз" лемовские "алгоритмы", "гомоморфизмы" и "изоморфизмы", машина, "изоморфная амебе", и т.д. Логик отметит, сколь беспомощен Лем в вопросе о формализации, специалисту по теории информации будет досаждать неясность трактовки "информации", а кибернетику - гипертрофия кибернетики. Физиолог может ополчиться на Лема за наивные "коды мозга" или "невральные коды памяти". Специалист по общественным наукам отметит, что утверждение о "произвольности морали" просто неверно (гл. IV). "Потребность в метафизике" (надо помнить о принимаемом Лемом смысле слова "метафизика"!), наверно, вызовет у читателя улыбку и т.д.

Все это, конечно, так, но не будем судить автора слишком строго. Он ведь не социолог, не философ и не кибернетик. Он писатель! И его не устрашило "переплетенье" астрофизики и логики, физиологии и этики, теории информации и философии и т.д. и т.д. "Сумма" написана, и она отчетливо видна в потоках печатной продукции, заливающих Землю. Потоках, которые заставляют нас вспомнить вавилонскую табличку: "Настали тяжелые времена, прогневались боги, дети больше не слушаются родителей и всякий стремится написать книгу".

Мы заканчиваем наш Опыт. Нам хотелось показать механизм творчества писателя, оценить идеи, разъяснить темные места "Суммы". Книга написана крупными мазками, так же писали и мы наш Опыт. Мы пытались "подслушать" перекличку образов и идей. Образов, относящихся к художественному творчеству Лема, и идей, изложенных в "Сумме". Мы стремились также увидеть связи автора с другими исследователями, зыбкие связи людей в стремительном потоке современности.

Были у нас, наконец, и некоторые собственные мысли, собственные точки зрения, иногда прямо противоположные авторским. Мы их не скрывали. И вот, наконец, перед нами наш Опыт, наше оценочное детище. Удался ли он, пусть судит читатель!

Лем - писатель сложный, сложный по языку, по образности, по философии. Все это слито воедино в его творчестве. Мы же пытались расчленить "Сумму", анатомировать по живому. Если наша попытка хоть в чем-то помогла читателю, мы удовлетворены, и вот перед нами уже финал.

Финал Это финал, читатель! Вскоре ты перевернешь и последнюю страницу нашего Опыта и отложишь книгу в сторону. Ты ошеломлен всем случившимся, признаться, мы тоже ошеломлены! Говорят, что в спорах рождается истина; если это так, если это действительно так, то у тебя в ушах звенит крик Новорожденной. Вот-вот должен упасть Занавес, но в эту последнюю минуту перед тобой парадом-алле проходят причудливые виденья: тени прошлого, блеск настоящего, туманные картины будущего. Процессия, сошедшая с полотен Иеронима Босха!

Вот идет Оккам со своею бритвой, Буридан, ведущий осла под уздцы; шествует странное существо Киборг; пошатываясь, проходят одурманенные зрители Фантомата; стремится вперед Генотип Человека - конструкция из сорока шести хромосом; завернувшись в плащ, проскальзывает таинственная фигура - Его Величество Значенье - инкогнито!; проползают диковинные машины; проходит группа Астроинженеров, сопровождающих Большой Лазер, - завтра они взорвут Звезду...

Процессия все идет и идет, но тут стремительно падает Занавес, и в это мгновенье вновь слышится крик. Где-то в толпе затерялся ребенок, крошечная, только что родившаяся девочка.

Но где же она?

См. Г.М.Добров, Наука о науке, изд-во "Наукова думка", Киев, 1966, и сб. "Наука а науке", изд-во "Прогресс", 1966. ²

А.Кларк, Черты будущего, изд-во "Мир", 1966; Дж.Томсон, Предвидимое будущее, ИЛ, 1958. ³

К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., изд. 2-е, т.19, стр.20. ⁴

К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., изд. 2-е, т.20, стр.295. ⁵

Словарь иностранных слов, изд-во "Советская энциклопедия", 1964, стр.641. ⁶

Философский словарь, ИЛ, 1961, стр.645. ⁷

Порочный круг (лат.). ⁸

Защищай меня мечом, а я буду защищать тебя пером (лат.). ⁹

К.Mapкс и Ф.Энгельс, Соч., изд. 2-е, т.2, стр.142. ¹⁰

Б.Рассел, История западной философии. ИЛ, 1959, стр.491. ¹¹

См., например, В.В.Иванова, Роль семиотики в кибернетическом исследовании человека и коллектива, сб. "Логическая структура научного знания", изд-во "Наука", 1965. ¹²

Г.Н.Поваров, Норберт Винер и его кибернетика. Введение ко второму русскому изданию книги Н.Винера "Кибернетика", изд-во "Советское радио", 1968, стр.20. ¹³

"Быстрее мысли", "Роботы идут" (англ.), ¹⁴

См., например, сб. "Проблема ценности в философии", изд-во "Наука", 1966. ¹⁵

Это отмечали участники дискуссии, организованной редакцией журнала "Studia filozoficzne" 18 декабря 1965 г. CM. No2 и 3 за 1965 г. ¹⁶

Н.И.Тарасов, Море живет, Воен.-мориздат, 1951. ¹⁷

См. журнал "Наука и жизнь", 1968, No 8. ¹⁸

См. Щ.Еленьский, По следам Пифагора, Детгиз, 1961, стр.204. ¹⁹

См. Б.А.Трахтенброт. Алгоритмы и машинное решение задач, изд. 2-е, Физматгиз, 1960. ²⁰

Физматгиз, 1960. ²¹

Букв. "жизнерадостность здорового животного" (англ.). ²²

И.В.Гете, Фауст, перев. Б.Л.Пастернака, Гослитиздат, 1957. ²³

М.Таубе, Вычислительные машины и здравый смысл, Миф о думающих машинах, изд-во "Прогресс", 1964. ²⁴

См., например, "Кибернетику - на службу коммунизму", т.5, изд-во "Энергия", 1967. ²⁵

К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., изд. 2-е, т.23, стр.605. ²⁶

Льюис Кэрролл, Алиса в стране чудес, пер. Н.М.Демуровой. Изд. лит. на иностр. языках, София, 1967, стр.178. ²⁷

См. сб. "О сущности жизни", изд-во "Наука", 1964. ²⁸

Ст.Лем, Непобедимый, Кибериада, изд-во "Мир", 1967. ²⁹

См., например, сб. "Вычислительные машины и мышление", изд-во "Мир", 1967, и В.Н.Пушкин, Эвристика - наука о творческом мышлении. Госполитиздат, 1967. ³⁰

См., например, М.М.Бонгард, Проблема узнавания, Физ-матгиз, 1967. В конце этой книги приведен задачник из ста дюжин картинок. Каждая дюжина разбита на две шестерки, и задача состоит в том, чтобы указать, каким общим признаком первая шестерка отличается от второй. Читатель может опробовать себя в качестве перцептрона. ³¹

См. А.Моль, Теория информации и эстетическое восприятие, изд-во "Мир", 1966. ³²

См. А.Черч, Введение в математическую логику, т.1, ИЛ, 1960. Введение. ³³

См., например, М.Лифшиц и Л.Рейнхарт, Кризис безобразия, изд-во "Искусство'", 1968, стр.2. ³⁴

Русский перевод выпущен в 1934 г. изд-вом АН СССР. ³⁵

Д.Бом, Квантовая теория, Физматгиз, 1961. ³⁶

О святая простота! (лат.). ³⁷

Заметим, что употребляемые здесь Лемом термины "прагматик", "прагматический" не следует смешивать ни с "прагматикой" в семиотике, ни с "прагматизмом" как философским направлением. Эти слова с греческим корнем удобны, и поэтому им приходится нести на себе большую нагрузку. ³⁸

Б.Рассел, История западной философии, ИЛ, 1959, стр.624-625. ³⁹

Почти дословная формулировка дана, скажем, в книге W.Jаmеs, Pragmatism, N. Y., 1963, стр.98. ⁴⁰

См. книгу В.Леви, Охота за мыслью, изд-во "Молодая гвардия", 1967. ⁴¹

Ф.Крик, К расшифровке генетического кода, сб. Живая клетка", ИЛ, 1962. ⁴²

П.А.Жоголев, Н.П.Трифонов, Курс программирования, изд-во "Наука", 1967, стр.352. ⁴³

См., например, сб. "Вычислительные машины и мышление", изд-во "Мир", 1967, и М.М.Ботвинник, Алгоритм игры в шахматы, изд-во "Наука", 1968. ⁴⁴

Ор. cit, стр.723-724. ⁴⁵

Н.П.Дубинин, Молекулярная генетика и действие излучения на наследственность, Атомиздат, 1963, стр.160. ⁴⁶

П.Фресс, Ж.Пиаже, Экспериментальная психология, изд-во "Прогресс", 1966. ⁴⁷

М.Е.Лобатев, Генетика, Изд. Ленингр. университета 1967. стр.714 и сл.

[ Титульный лист ] [ Содержание ] <= Примечания ]

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я

Библиотека

Станислав ЛЕМ

СУММА ТЕХНОЛОГИИ

Б. В. Бирюков, Ф. В. Широков.

О "СУММЕ ТЕХНОЛОГИИ", ОБ ЭВОЛЮЦИИ, О ЧЕЛОВЕКЕ И РОБОТАХ, О НАУКЕ...

ОПЫТ ОЦЕНКИ

Авторы от А до Я

Меню раздела

Считалки читалок:

Расскажи о Нас

Теги

Напиши нам пару строк: