Станислав ЛЕМ
СУММА ТЕХНОЛОГИИ
ГЛАВА ВТОРАЯ
ДВЕ ЭВОЛЮЦИИ
(b) ПОДОБИЯ
О праначалах эволюции мы ничего не знаем наверняка. Зато нам точно
известна динамика возникновения нового вида, от его появления до блестящей
кульминации и затем заката. Путей эволюции было почти столько же, сколько
и видов, но всем этим путям присущи некоторые общие черты. Новый вид
появляется незаметно. Его внешний облик заимствован у уже существующих
видов, и это заимствование, казалось бы, свидетельствует о творческом
бессилии Конструктора. Вначале лишь очень немногое говорит о том, что
переворот во внутренней организации, который определит расцвет вида в
дальнейшем, по существу уже совершился. Первые представители нового вида
обычно малы, они обладают также рядом примитивных черт, словно их рождению
покровительствовали торопливость и неуверенность. Некоторое время они
прозябают "полутайно", с трудом выдерживают конкуренцию видов, которые
существуют давно и которые оптимально приспособлены к требованиям,
выдвигаемым миром. Но вот наконец в связи с изменением общего равновесия,
которое вызвано внешне ничтожными сдвигами в окружающей среде (а средой
для вида служит не только геологический мир, но и совокупность всех
остальных видов, живущих в нем), начинается экспансия нового вида.
Вторгаясь в уже занятые местообитания, новый вид убедительно доказывает
свое превосходство над конкурентами в борьбе за существование. Когда же он
входит в пустую, никем не занятую область, то происходит взрыв адаптивной
радиации, "лучи" которой дают начало сразу целому спектру разновидностей;
у них исчезновение остатков примитивизма сочетается с множеством новых
структурных решений, все более смело подчиняющих себе внешнюю форму и
новые функции организмов. Таким путем вид идет к вершине развития,
становится тем, что дает название целой эпохе. Период его господства на
суше, в море или воздухе тянется долго. Наконец, вновь возникают колебания
гомеостатического равновесия. Они еще не означают проигрыша. Эволюционная
динамика вида приобретает новые, ранее не наблюдавшиеся черты. В главном
стволе представители вида становятся огромными, как будто в гигантизме они
ищут спасения от грозящей виду опасности. Одновременно возобновляется
адаптивная радиация, на сей раз часто отмеченная признаками
сверхспециализации.
Боковые ветви пытаются проникнуть в области, где конкуренция
относительно слаба. Этот последний маневр нередко оказывается успешным, и
когда уже исчезает всякое воспоминание о гигантах, созданием которых
главная ветвь вида пыталась защищаться от гибели, когда кончаются неудачей
предпринимавшиеся одновременно противоположные попытки (ибо некоторые
эволюционные потоки в это же время ведут к поспешному измельчанию
организмов) - потомки этой, боковой, ветви, счастливо найдя в глубинах
пограничной области конкуренции благоприятные условия, упорно сохраняются
в ней почти без изменений, являя собой последнее свидетельство давно
минувшей мощи и обильности своего вида.
Прошу простить мне этот несколько напыщенный стиль, эту риторику, не
подкрепленную примерами. Обобщенность возникла потому, что я говорил о
двух эволюциях сразу: о биологической и технологической.
Действительно, главные закономерности и той и другой изобилуют
поразительными совпадениями. Не только первые пресмыкающиеся походили на
рыб, а первые млекопитающие - на ящеров; ведь и первый самолет, первый
автомобиль или первый радиоприемник своей внешней формой были обязаны
копированию форм их предшественников: как первые птицы были оперенными
летающими ящерами, так и первые автомобили явно напоминали бричку с
обрубленным дышлом, самолет был "содран" с бумажного змея (или прямо с
птицы...), радио - с возникшего ранее телефона. Точно так же размеры
прототипов были, как правило, невелики, а конструкция поражала
примитивностью. Первая птица, пращур лошади, предок слона были небольшими;
первые паровозы не превышали размерами обычную телегу, а первый электровоз
был и того меньше. Новый принцип биологического или технического
конструирования вначале может вызывать скорее сострадание, чем энтузиазм.
Механические праэкипажи двигались медленнее конных, первые самолеты едва
отрывались от земли, а первые радиопередачи доставляли меньше
удовольствия, чем жестяной голос граммофона. Точно так же первые наземные
животные уже не были хорошими пловцами, но еще не могли служить образцом
быстроногого пешехода. Оперившаяся ящерица - археоптерикс - скорее
взлетала, чем летала. Лишь по мере совершенствования происходили
вышеупомянутые "радиации". Подобно тому как птицы завоевали небо, а
травоядные млекопитающие - равнины, так экипаж с двигателем внутреннего
сгорания завладел дорогами, положив начало все более и более
специализированным разновидностям. В "борьбе за существование" автомобиль
не только вытеснил дилижанс, но и "породил" автобус, грузовик, бульдозер,
мотопомпу, танк, вездеход, автоцистерну и многое другое. Самолет,
овладевая "экологической нишей" воздушного пространства, развивался,
пожалуй, еще стремительней, неоднократно изменяя уже установившиеся формы
и виды тяги (поршневой двигатель сменился турбо-винтовым, турбинным,
наконец, реактивным; обычные самолеты с крыльями обнаруживают на малых
расстояниях грозного противника в виде вертолетов и т. д.). Стоит
отметить, что, подобно тому как стратегия хищника влияет на его жертву,
"классический" самолет защищается от вторжения вертолета: создается такой
тип крылатых машин, которые, изменяя направление тяги, могут взлетать и
садиться вертикально. Это та самая борьба за максимальную универсальность
функций, которая хорошо знакома каждому эволюционисту.
Оба рассмотренных транспортных средства еще не достигли высшей фазы
развития, поэтому нельзя говорить об их поздних формах. Иначе обстоит дело
с управляемым воздушным шаром, который перед лицом угрозы со стороны машин
тяжелее воздуха обнаружил "гигантизм", столь типичный для предсмертного
расцвета вымирающих эволюционных ветвей. Последние цеппелины тридцатых
годов нашего века можно смело сопоставить с атлантозаврами и бронтозаврами
мелового периода. Огромных размеров достигли также последние типы
паровозов - накануне их вытеснения дизельной и электрической тягой. В
поиске нисходящих линий развития, которые пытаются вторичными радиациями
выйти из угрожаемого положения, можно обратиться к кино и радио.
Конкуренция телевидения вызвала бурную "радиацию" радиоприемников и
проникновение их в новые "экологические ниши". Возникли миниатюрные
карманные приемники, приемники, затронутые сверхспециализацией, вроде
"high fidelity" 1 со стереофоническим звуком, со встроенной
высококачественной аппаратурой для записи звука и т. д. Что касается кино,
то, борясь с телевидением, оно значительно увеличило свой экран и даже
стремится "окружить" им зрителя (видеорама, циркорама). Замечу, что вполне
можно представить себе такое будущее развитие механических экипажей,
которое сделает устаревшим колесо. Когда современный автомобиль будет
окончательно вытеснен каким-нибудь видом экипажа на "воздушной подушке",
вполне возможно, что последним влачащим существование в "побочной" линии
потомком "классического" автомобиля будет, скажем, миниатюрная косилка для
стрижки газонов с двигателем внутреннего сгорания. Ее конструкция будет
отдаленно напоминать эпоху автомобилизма, подобно тому как некоторые виды
ящериц на архипелагах Индийского океана являются последними живыми
потомками гигантских мезозойских ящеров.
Как динамика биоэволюции, так и динамика техноэволюции могут быть
представлены на чертеже в виде кривых, медленно взбирающихся вверх, с тем
чтобы с вершины кульминации круто упасть вниз; однако морфологическое
сходство этой динамики не исчерпывает всех аналогий, существующих между
этими двумя великими областями. Можно найти и другие, еще более
удивительные совпадения. Так, например, у живых организмов есть целый ряд
весьма специфических особенностей, возникновение и сохранение которых
невозможно объяснить их адаптационной ценностью. Кроме хорошо известного
петушиного гребня, можно указать на великолепное оперение самцов у
некоторых птиц (например, у павлина, фазана) и даже на похожие на парус
позвоночные гребни ископаемых пресмыкающихся. Аналогично большинство
творений определенной технологии обладает чертами, на первый взгляд
ненужными, нефункциональными, чертами, которые не могут быть оправданы ни
условиями их применения, ни назначением. Здесь наблюдается весьма
интересное и в некотором смысле забавное сходство между вторжением в
биологическое, с одной стороны, и в технологическое - с другой,
конструирование в первом случае критериев полового отбора, во втором -
требований моды. Рассматривая в этом плане современный автомобиль, мы
обнаружим, что основные его черты продиктованы автору проекта текущим
состоянием технологии; так, например, сохраняя привод на задние колеса и
переднее размещение двигателя, конструктор вынужден разместить карданный
вал в пассажирском салоне. Но между этим диктатом нерушимой
"функциональной" схемы организации и требованиями и вкусами потребителя
простирается свободное "пространство изобретательности", ибо ведь можно
предложить потребителю различные форму и цвет машины, наклон и размеры
окон, дополнительные украшения, хромоникелевую отделку и т. д.
Изменчивость продукта технологии, вызванная давлением моды, имеет
своим аналогом в биоэволюции необычайное разнообразие вторичных половых
признаков. Первоначально эти признаки были следствиями случайных изменений
- мутаций; они закрепились в последующих поколениях, потому что их
обладатели в роли половых партнеров имели определенные привилегии. Таким
образом, аналогами автомобильных "хвостов", хромоникелевых украшений,
фантастического оформления решеток радиатора, передних и задних фар
являются брачная окраска самцов и самок, их оперение, специальные наросты
на теле и - last but not least 2 - такое распределение жировой ткани,
которое вместе с определенными чертами лица порождает половое влечение.
Разумеется, инертность "сексуальной моды" в биоэволюции несравненно
сильнее, чем в технологии, ибо конструктор Природа не может менять своих
моделей каждый год. Однако сущность явления, то есть особое влияние
"непрактичного", "несущественного", "ателеологичного" фактора на форму и
индивидуальное развитие живых существ и продуктов технологии, можно
обнаружить и проверить на огромном числе примеров.
Можно отыскать иные, менее заметные проявления сходства между двумя
великими эволюционными древами. Так, в биоэволюции известно явление
мимикрии, то есть уподобления особей одного вида особям другого, если это
оказывается выгодным для "имитаторов". Неядовитые насекомые могут
поразительно напоминать совсем не родственные им, но опасные виды; иногда
они "изображают" лишь отдельную часть тела какого-либо существа, совсем уж
ничего общего не имеющего с насекомыми, - я имею в виду жуткие "кошачьи
глаза" на крыльях некоторых бабочек. Нечто аналогичное мимикрии можно
обнаружить и в техноэволюции. Львиная доля слесарных и кузнечных изделий в
XIX веке выполнялась под знаком "имитации" растительных форм (мостовые
конструкции, перила, фонари, ограды, даже "короны" на трубах первых
локомотивов "подражали" растительным мотивам). Предметы обихода, такие,
как авторучки, зажигалки, светильники, пишущие машинки, часто обнаруживают
тенденцию к "обтекаемости", имитируя формы, разработанные в авиастроении,
в технике больших скоростей. Конечно, "мимикрия" такого рода лишена тех
глубоких корней, какие имеет ее биологический аналог; в техноэволюции мы
встречаем скорее влияние ведущих отраслей технологии на второстепенные;
кроме того, многое объясняется тут просто модой. Впрочем, чаще всего
невозможно определить, в какой мере данная форма продиктована стремлениями
конструктора, а в какой - спросом потребителя.
Мы встречаемся здесь с циклическими процессами, в которых причины
становятся следствиями, а следствия - причинами, процессами, где действуют
многочисленные обратные связи, положительные и отрицательные: живые
организмы в биологии или последовательно создаваемые промышленностью
продукты технической цивилизации являются всего лишь элементарными
компонентами этих общих процессов.
Вместе с тем такое утверждение проясняет генезис сходства обеих
эволюций, И та и другая являются материальными процессами с почти
одинаковым числом степеней свободы и близкими динамическими
закономерностями. Процессы эти происходят в самоорганизующихся системах,
которыми являются и вся биосфера Земли и совокупность технологических
действий человека, а таким системам как целому свойственны явления
"прогресса", то есть возрастания эффективности гомеостаза, стремящегося к
ультрастабильному равновесию как к своей непосредственной цели.
Обращение к биологическим примерам будет полезным и плодотворным
также и в дальнейших наших рассуждениях. Но кроме сходства, обе эволюции
отмечены также далеко идущими различиями, изучение которых позволяет
обнаружить как ограниченность и несовершенство Природы - этого мнимо
идеального Конструктора, - так и неожиданные возможности (и в то же время
- опасности), которыми чревато лавинообразное развитие технологии в руках
человека. Я сказал "в руках человека", ибо технология (пока что, по
крайней мере) не безлюдна, она составляет законченное целое только
"дополненная человечеством", и именно здесь таится существеннейшая, может
быть, разница, ибо биоэволюция является, вне всякого сомнения, процессом
внеморальным, чего нельзя сказать об эволюции технологической.
1 Высокая точность воспроизведения сигналов (англ.). 2
Последнее по счету, но не по важности (англ.).