Станислав ЛЕМ
СУММА ТЕХНОЛОГИИ
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
Я трижды начинал писать эту книгу, и лишь с третьей попытки мне
удалось очертить ее границы, а благодаря этому и завершить ее; иначе,
задуманная как "башня разума", с которой открывается бескрайняя
перспектива, она разделила бы участь своей библейской предшественницы.
Пришлось опустить многие вопросы и темы (по-своему очень важные), чтобы
выдержать основную линию, выраженную не столько в выборе затрагиваемых
проблем, сколько в подходе к ним - подходе, который в тексте определяется
как "позиция Конструктора". И все же книга не избежала тематической
неуравновешенности. Об одном в ней сказано слишком мало, о другом -
слишком много. Я мог бы обосновать сделанный мною отбор материала, но в
конечном счете он, разумеется, продиктован моими личными вкусами и
пристрастиями.
Чем же, собственно, является эта "Сумма"? Собранием эссе о судьбах
цивилизации, пронизанных "все-инженерным" лейтмотивом? Кибернетическим
толкованием прошлого и будущего? Изображением Космоса, каким он
представляется Конструктору? Рассказом об инженерной деятельности Природы
и человеческих рук? Научно-техническим прогнозом на ближайшие тысячелетия?
Собранием гипотез, чересчур смелых, чтобы претендовать на подлинную
научную строгость? - Всем понемногу. Насколько же можно, насколько
допустимо доверять этой книге? - У меня нет ответа на этот вопрос. Я не
знаю, какие из моих догадок и предположений более правдоподобны. Среди них
нет неуязвимых, и бег времени перечеркнет многие из них. А может быть, и
все, - но не ошибается только тот, кто благоразумно молчит.
Я старался рассказать о том, что меня интересует, как можно более
просто. Однако не всегда строгость вступала в союз с простотой. И не
всегда я достаточно четко отделял концепции, которые создал сам (на свой
страх и риск), от тех, которые откуда-либо заимствовал.
Многим - а зачастую и всем - я обязан целому кругу авторов, но особое
место я отвожу проф. И. С. Шкловскому, поскольку его монография * оказалась
одной из ключевых для "Суммы", которая без нее вообще не могла быть
написана в нынешнем виде. Коль скоро (как об этом говорится в первой
главе) предсказание будущего развития отягощено "ненадежностью" даже при
узкоспециальных прогнозах на десятилетие, коль скоро две великие земные
эволюции - биологическая и технологическая (описанные во второй главе) -
не дают достаточных оснований для целостных и далеких прогнозов, то
единственным выходом в такой ситуации, который не является чисто
спекулятивным, была бы попытка включить земную цивилизацию как элемент в
некоторое множество. Включить же ее можно лишь в гипотетическое множество
космических цивилизаций; это дает нам основание представить в третьей
главе опыт такой "компаративистики". Культивировать "сравнительную
космическую социологию", которая позволила бы делать по-настоящему далекие
прогнозы, также весьма рискованное занятие. Эта пока не существующая
дисциплина опирается практически только на один-единственный опытный факт,
да и тот негативный: на отсутствие во всей совокупности астрофизических
данных каких-либо признаков разумной (технологической) деятельности в
наблюдаемой нами части Космоса. Возвести единичный факт в ранг критерия и
(в дальнейших главах) основывать на нем оценку возможных путей развития
человечества - смахивает на парадокс или абсурд. Однако ведь и основой
космогонических теорий в астрономии также является единичный негативный
факт. Я имею в виду парадокс Ольберса. Если бы Вселенная - гласит этот
парадокс - была бесконечна и равномерно заполнена звездами, все небо
должно было бы излучать равномерный свет, чего на самом деле не
происходит. Именно это и есть тот "негативный факт", который должны
принимать во внимание все гипотезы о строении Вселенной. Аналогично
отсутствие видимых проявлений астроинженерной деятельности побуждает нас
отвергнуть все ортоэволюционные гипотезы, согласно которым будущее - это
приумноженное настоящее, и, значит, все цивилизации, опередившие земную,
должны широко культивировать звездную инженерию в астрономически
наблюдаемых масштабах. Подобно тому как парадокс Ольберса не служит вехой
для однозначного выбора правильной модели Вселенной, отсутствие
астроинженерной деятельности не гарантирует успеха той или иной гипотезе о
направлениях развития цивилизации, ибо отсутствие видимых следов такой
деятельности может объясняться либо чрезвычайной редкостью жизни в
Космосе, либо же (или наряду с этим) особой кратковременностью планетарных
"психозойских эр". В "Сумме", однако, в соответствии с господствующими
сегодня взглядами я исхожу из космической всеобщности жизни и вместе с тем
отбрасываю (по причинам, которые освещаются в тексте) тезис о "космическом
панкатастрофизме" - о склонности всех возможных цивилизаций к
самоубийству.
Опираясь на установленные таким образом предпосылки, я рассматриваю
(в главе четвертой и последующих) взаимоисключающие гипотезы развития. При
этом главным фактором, препятствующим технологической ортоэволюции, -
фактором, который изменяет дальнейшие судьбы цивилизации, - признается
экспоненциальный рост научной информации. Обзор попыток преодоления этого
"информационного барьера" приводит нас к концепции "выращивания
информации" - биотехническому мероприятию большого масштаба - и, наконец,
к "космогоническому конструированию", в частности к тем его - особо
интересным ввиду изложенного выше - вариантам, которые астрономически
ненаблюдаемы. Книга заканчивается наброском перспектив беспредельного
технологического созидания, то есть успешного соперничества цивилизации с
Природой на поприще ее "конструкторских" достижений. С другой стороны, на
фоне этой "экспансии" нашей цивилизации в материальное окружение
изображена как бы "встречная" тенденция - тенденция вторжения технологии в
человеческое тело; речь идет о возможных вариантах биологической
автоэволюции человека.
Очерченную выше схему, отражающую логический "скелет" книги, можно,
конечно, подвергнуть критике. Можно, например, считать, что развитие
каждой цивилизации делится на два периода: период "утробного развития",
который приводит к ее "космическому рождению", и период "зрелости". В
первый период разумная деятельность ограничена пределами материнской
планеты. Преодолев некий "технологический порог", данная цивилизация
получает возможность вступить в космическую связь с другими цивилизациями
(согласно этой гипотезе, подобные "зрелые цивилизации" существуют и давно
уже активно действуют в Космосе, и только мы, в нашей "утробной фазе", не
в состоянии заметить их и опознать). Такая точка зрения, требующая
каких-то дополнительных предположений, не принимается нами во внимание, -
так же как и множество других, объявляющих преждевременными всякие попытки
создания "космической социологии". Я ограничился лишь тем, что допустимо с
точки зрения научной методологии или, точнее, ее требований, и потому
полагаю, что изложил все же совокупность гипотез, а не фантастических
вымыслов. Что отличает гипотезу от вымысла? Можно, например, вообразить,
что вся видимая Вселенная - это местное возмущение, возникшее в результате
схватки космических титанов, секунды и миллиметры которых соответствуют
миллиардам лет нашего времени и парсекам нашего пространства. Тогда
доступная нашим наблюдениям Метагалактика - это место локального взрыва с
разлетающимися во все стороны туманностями, обломками и осколками звезд;
мы же, микроскопические созданьица, оказались в центре этой катастрофы
благодаря чистой случайности. Вот такого рода допущения и есть вымысел, и
не потому, что они "удивительны", "необычны", "невероятны", а потому, что
они противоречат основам науки, отрицающей какую-либо исключительность
судеб Земли и ее космического окружения. Воображаемая картина "Космоса как
поля брани" есть вымысел, а не гипотеза, потому что в ней наше положение в
Космосе определенным образом выделяется. Напротив, следуя науке, мы
считаем все существующее на Земле и на небе статистически заурядным,
средним, нормальным, одним словом - о_б_ы_ч_н_ы_м. Именно отказ принять
концепции, постулирующие исключительность нашего существования, и есть
исходный пункт представленных читателю размышлений.
Краков, декабрь 1963 г.
* И.С.Шкловский, Вселенная , жизнь, разум, изд. 2-е, "Наука", 1965.