Святослав Логинов. Огород
Святослав ЛОГИНОВ
ОГОРОД
Огород городить (разг. неодобр.)
С.И. Ожегов Подпол оказался так же пуст, как и кладовки: что не прибрала зима - порушили грызуны, лишь кое-где валялись засохшие черупки выеденных изнутри картошин. Влас понимающе хмыкнул и принялся сгребать песок с крышки последнего, заветного засека. Погреб был глубок и просторен, посредине можно стоять, лишь чуток пригнувшись. И все же, здесь было всегда сухо, а сейчас, когда не только лаз из дома, но и боковая уличная дверка широко распахнулась, стало светло.
С засека Влас поднял дощатую, околоченную жестью крышку, сгреб второй слой песка и увидел картошку. Ровные, специально отобранные клубни: не самые большие, не самые маленькие - загляденье и радость сердца. "Скороспелка" отдельно, позднеспелая "синеглазка" - отдельно. И мыши не добрались, и гниль не тронула. Сварить такой картошки на пробу - получится не хуже молодой. Но есть ее нельзя - картофель семенной. Вот потом, когда вся делянка будет засажена, лишки попадут в чугунок.
Влас ведрами перетаскал картошку наверх, разложил на свету. Не беда, что позеленеет - лучше пойдет в рост.
Забытая лопата сиротливо прислонена к стене. Не дело инструмент на улице оставлять! Вот, пожалуйста, - пятна ржавчины. Хотя, это не страшно - через час засверкает острие убийственней ятагана. Весна. Время огородной страды.
Но пока лопата обождет - весна начинается с вил. Оплывшие за зиму ровки между гряд следует забить навозом и компостом, натасканным с прошлогодней кучи. Наконец и лопата входит в ожившую весеннюю землю. Солнце поднимается над близким лесом, ласкает обнаженную спину, сушит на ней первые капли пота. Хорошо быть молодым, прекрасно радоваться жизни, играя очищенной от сонной ржавчины лопатой! Где страда, где труд неподъемный? - есть лишь рассветная радость и гордость своей силой.
Комья земли курятся под низким еще солнцем, розовые черви свиваются в клубки, ужасаясь простора, взломавшего уютную норку. А вот и зловредный проволочник - личинка жука-щелкуна надеется уцелеть притворившись соломиной. Ну чем ты думал, дуралей, когда полз на мой огород? Говоришь, мозгов нет?.. А ганглий надглоточный на что? Теперь, не обессудь, но декапутация - твоя судьба. Не умел думать - живи без головы, если получится.
Влас разогнулся первый раз за утро, огляделся радостно, словно никогда прежде не видал мира. Ивняк осыпан зеленой пудрой, луг, вроде бы только что по-прошлогоднему желтевший, размалахитился первой травой, небесный барашек - бекас, скатываясь с воздушной горки, созывает на луг земных братьев. По тропе за плетнем спешит Анюта - недальняя соседка.
- Привет, красотуля! За молоком бегала?
- За молоком.
- Ну так угости.
- Ишь, шустрый какой! Не заработал еще молока.
И то верно. Утро в самом начале. Такой день раз в году бывает - с рассвета весна, с полудня - лето. Сегодня не управишься с огородом, назавтра в сорной траве утонешь. Пусть красотулька подождет до вечера, и уж тогда неважно покажется, что ноют натруженные руки и ломит спину. Какая может быть спина, когда поют соловьи, а ночь безжалостно светла и коротка.
А пока - прокапывать ровки, формировать гряды: лопатой, заступом, граблями - покуда земля не станет нежней взбитых сливок. И тут же посадка - в первую руку картошку - "гнездо от гнезда ступя ступню, рядок от рядка - две рядком". Тырчком дыр набил, в каждую горсть золы, а следом - картошину вверх остреньким сиреневым побегом. По краю делянки натолкать сизых бобов, чтобы не ходил крот - зверь нужный, но картошке вредящий. Рядом уже ждут грядки под редис, лук, огурцы, свеклу-брюкву-пастернак... и каждый своего подхода просит. Морковь прямо в золу сажают: хрусткую с пережженой яичной скорлупой. Тогда и сама морковка вырастет хрусткая, нантская каротель. Кабачки сажать подальше от огурца, а то сгниют гибриды, не успев толком завязаться.
Кукушка над лесом зашлась, отсчитывает нетронутую вечность. Так и надо, на меньшее соглашаться охоты нет. А то ни в жизнь не успеть.
- Уф, успел! - саднящей от земли ладонью Влас разровнял почву примульчировав последние семена черной редьки, выпрямился, глядя на небо. Там в полвселенной размахнулась грозовая туча; черные полосы дождя под ней словно срисованы с иллюстраций Билибина: ливень хлещет, а рядом солнце и город виден, и земля, и моря с кораблями, так что неизреченный простор рвется с крошечной картинки.
Дождь рухнул разом, толстые капли забарабанили по кровле, с дружным шумом обрушились на взрытую землю. На дорожках вспенились пузырями лужи желтые от ивовой пыльцы. Влас стоял под навесом крыши, струи разбрызгивались у самых ног, прохладно щекоча голые коленки. Влас сполоснул задубевшие руки, плеснул воды в лицо, засмеялся счастливо.
Вовремя дождик поспел! Теперь все так в рост пойдет, только успевай полоть и редить. В самый раз угадал.
Влас вооружился тяпкой, вышел из под козырька. Дождь уходил, солнце, ничем не стесненное, жарило во всю.
"Как бы не обгореть," - мимоходом подумал Влас, склоняясь над грядкой. Сорвал лист щавеля, сморщился от пронзительной кислоты и занялся делом. Вот трава осталась, вот еще... то ли плохо выбрал, то ли подрасти успела. Говорят, корень осота за майский день десять сантиметров под землей проползает. Пока почва не просохла надо поправить утренние огрехи и разобраться с вредной мелочью вызванной к жизни дождем. Каждая из этих нежных былинок, стоит упустить время, превратится в матерую бурьянину, и то, что сейчас можно выдернуть двумя пальцами, через неделю придется корчевать. Поспешай! Летний день год кормит.
Хуже нет травы чем ярутка: пахнущие репой стебельки прут густой щеткой, и кажется способны заглушить что угодно. Где-то Влас читал, что из ярутки получается отменный, в меру острый, не требующий пряных трав салат. Где вы, ценители зелени? Приходите на мой огород, я вас яруткой угощу. Рядом мак взошел самосевкой: никто его не сажал, с того года остался. Всходит дружно, блекло-зеленым ковром. Не выдерешь лишних ростков - задавит и ярутку, и себя самого. Ау, снулые нарки, поспешайте сюда, помогайте огород чистить!.. Персидскую ромашку во младенчестве от укропа не отличить, а молочай первый лист выбрасывает точь-в-точь как огурец. За всем нужен глаз, всюду рука, а время идет, не желая остановиться ни на минуту. Пора бы перерыв устроить, солнце уже на горбушку неба забралось, да все не собраться. Выдернешь приглянувшуюся редиску: алый "рубин" или длинную и даже с виду прохладную "ледяную сосульку", оботрешь о штаны, что неведомо когда успел натянуть в ожидании солнечного ожога, и жуй на здоровье. Мыть не надо - все свое и значит - чистое. Земля не пачкает, она растит.
Бекас куда-то подевался - не любит полуденного зноя, а на смену прилетели два чибиса: светлые, похожи на чаек, парят над волнующимся зеленым морем, резко, нездешне кричат.
Давно пора обедать, в желудке тянет и словно клубок застрял; не иначе к вечеру расшалится заработанный в юности гастрит. Лекарство от него одно - горячий суп, но некогда ни варить, ни есть. Сейчас картошку не окучишь на весь год без супа останешься.
Влас отложил тяпку, взял мотыгу. Главное не лениться, а сила в руках покуда есть. Землю вправо, землю влево: чтобы картошинам вольготно рослось, чтобы не жались к загнившей матке, наливались здоровым соком. А это что? Проволочник! Откуда только взялся, проклятущий?.. Ну, не обижайся, быть тебе без надглоточного ганглия, да и без глотки тоже. Не про твою честь картошка сажена.
Укроп срезать на сушку, покуда стебли не загрубели и не пошли в зонтик. Щавель укупорить в банки, чтобы среди зимы вспомнить зеленую летнюю радость. Базилик собрать.
Гряды полыхают фонтанами уцелевших маков, цветут огурцы, а тыква, посаженная на прошлогодней компостной куче, раскидала плети на пять шагов во все стороны.
Влас утер пот, глянул на дорогу. Показалось, будто Анюта спешит мимо плетня. Но нет, пусто у дома, сейчас все на огородах. Страда, как-никак. А хорошо бы... - Влас усмехнулся. - Ишь о чем размечтался, старый хрыч! Седина в бороду...
Давно ли был полдень, а солнце уже перевалило конек крыши, светит с правой руки. В городе на заводах да по конторам рабочий день заканчивается, народ, кто не выбил себе июльского отпуска, возвращается к родным телевизорам. Но в деревне день не нормирован: покуда солнце в небе - работай. Остановился на минуту, похрустел свежесорванным огурцом - и за дело. Патисоны, шниит-лук, молочная фасоль... горох лущить пора. Как там говорят? - Девка в красе, что горох на полосе, кто ни пройдет - всяк ущипнет. Где-то сейчас красотуля? Замужем, небось, давно. И дети взрослые.
Серая хмарь наползла с востока, обесцветила небо. Сразу стало нежарко, сверху засеялась водяная пыль. Влас зашел в дом, натянул куртку и вернулся на огород. Покуда дождь не взялся как следует, надо обобрать тмин и кориандр, срезать иссоп, обтрусить созревший мак. Пресное жевать охоты нет, перец с гвоздикой покупать - пенсия не та. А с огорода берешь свое, незаемное. Жаль вот, погода подкачала.
Дождь, словно услышав просьбу, иссяк. Вечернее солнце выглянуло в прореху облаков, грустно улыбнулось желтеющей земле.
Влас потянулся к лопате. Пусть болят ноги и ноет сгорбаченная спина. Но не выкопаешь в срок картошку - чем станешь зимовать? Ведрами таскал выкопанное, рассыпал сушиться вдоль сусек, особо откладывал самые ровные клубни - на семя. И не тяжела работа, а к земле гнет.
За лесом прощаются с родиной журавли, кричат надрывно и горько. Солнце падает к западу.
- Добрый вечер, Влас Карпыч!
Влас поднял голову. За забором стояла Анюта.
- А... здравствуй, здравствуй...
- Молочка не хотите? А то куда мне одной целый литр.
- Ну давай, - Влас принял банку. - Спасибо тебе. Ты погоди, я кабачков вынесу. Кабачки у меня родились - загляденье.
Прошаркал в кладовку, где на полках разлеглись кабачки, и тыква стофунтовка была вкачена в ожидании будущей каши. Прежде чем поставить банку, отхлебнул молока. "Жили-были дед да баба, ели кашу с молоком", - не про него сказано. Выбрал самонаилучшие кабачки и патисонину добавил большую, килограмма на полтора. Вышел на улицу. Анюты у забора не было, видать не дождалась и уплелась в свою избу. Ну ничего, попозже сам отнесу. А сейчас, покуда солнце еще над лесом, дела справить надо.
Морковь с жирным чмоканьем выдергивалась из земли, оставляя ровные лунки. следом пошла свекла: круглая "бордо" и чуть приплюснутая "красная пуля". Мылкие на ощупь корни пастернака не желали вылезать на свет, их пришлось выкапывать. Петрушка и поздний сельдерей шли в сушку вместе с зеленью. Вилки белокочанной капусты покорно склонялись под нож. Змеей извивались корни хрена. Последним дождался уборки тапинамбур: его желтые цветы понуро висели, тронутые морозом.
Солнце коснулось леса.
А дел еще непочатый край! Но, слава богу, дома, а не под открытым небом, где снова сыпала мелкая, нудная морось. Затопить печку, разложить все по местам, слазать в подпол - накрепко укупорить семенной засек. Не по годам заботы. Хорошо руки сами делают привычное дело, не нуждаясь в слепых глазах. Высохший лук собрать в вязки, чеснок в косы, бобы ссыпать в полотняный мешочек, так с ними ничего не станется, мыши бобов не едят.
За окном чернела темень. Неубранная с утра могила постели манила смятыми простынями. Надо бы поужинать, но неохота. Да и поздно - спать пора. Влас снял с печки горячий утюг, завернул во фланелевое одеяльце, уложил в ногах. так-то теплее будет. Взял керосиновую лампу, вышел в сени. На улице тонко подвывал ветер. Из-под неплотной внешней двери дразнился узкий снежный язык. Холодно там на дворе и тьма египетская. Если и остались какие недоделки, то уж бог с ними...
Влас улегся в постель, поплотней укутался одеялом и задул лампу.