- Не по своей, знамо, вопе, - сказал епьник, чудом превратившись в старичка со всклокоченными волосьями и бородой да с оглоблей в руках, - оттуда, где солнце уходит в землю, - старичонка махнул в сторону заката, - лихо пришло, на него лихом и ответ.

- Мы сами, батенька, шиши, - словно из-под земли вырос безусый еще детинушка, огромной своею ручищей воткнул огроменный топорище в сосну и поправил здоровенное, под стать остальным габаритам, распятие на груди, - вы, дядечка, не пужайтесь да и не серчайте на нас. Езжайте с миром своею дорогою: не чиним мы вреда честным русичам, но токмо чухони да шляхте, тевтонам да... (282-я статья!).

- Что, и добро не отымите? - трясло меня не то от холода, не то от страха, но скорее потому, что душа находилась где-то в обпасти пяток.

- Нет, - отвечали шиши, - Богородица не велит.

Рогатину сдернули с дороги, понуро захромала лошадь, монотонно забрякапи бубенцы. Снова умотался я, счастливо обняв сундук. Только не случилось успокоения, тревожно ворошилось в сердце странное чувство незавершенности и незаконченнос ти. То ли я делаю? Туда ли путь держу?

- С запада, - стоял пред глазами образ старичка с оглоблей, - с запада, который каждый вечер крадет наше солнце, с запада лихо пришло. На лихо лихом и ответ.

- Стой! - заорал я вознице. - Поворачивай!