Владимир Бычинский. Время выбирать богов или "Черный Баламут" как зеркало эволюции
Трилогия Генри Лайона Олди "Черный Баламут" — как, впрочем, и любое другое произведение этого автора — достойно порицания!
Мало того, что читателя заставляют думать над книгой, его еще и к практическим выводам подталкивают!
Практические выводы из фантастического романа, основанного на древних преданиях? Ну-ну...
Скажите мне, друзья, растолкуйте: как этому Олди удается заставлять, не заставляя?
"Гроза в Безначалье" — сшибка таинственных сил, мерцание в рассеченных небесах, странные взаимоотношения существ и пространств — интригует и (чего греха таить?) вынуждает засесть за пособия по мифологии.
"Сеть для миродержцев" — опутывает, привораживает. В ее сердцевине ждет читателя вещее зеркало: притча о Любви, Пользе и Законе. Но разве только в нем источник волшебства? Мир Гангеи становится вдруг и твоим миром. Чужим, нехоженным, но — и твоим тоже.
"Иди куда хочешь" — чувствуете диссонанс? Как бы не в ладу это название с другими. Как бы к читателю обращается автор: а не пошел бы ты, читатель, куда захочешь... Неспроста это! Кажется мне: я знаю, в чем тут дело. Сходятся пути-дороги, сплетаются в живую ткань сюжетные нити, — но завершенности нет. Все яснее звучат во мне вопросы, — вечные и всегда новые, — и все яснее становится: не героям книги они адресованы.
И не автору.
Себе.
Иди, читатель, ищи ответы!
Я люблю Олди за яркость, поэтичность, нескучность миров, в которых обитают его персонажи.
Я люблю его героев за то, что они живут по-настоящему. Не цедят мгновения, не хлопочут над малым, не устраиваются в жизни — но сами творят жизнь.
Я люблю его произведения потому, что в них за невозможной далью всегда угадываются наши дни и наши палестины.
"Мастер плохому не научит" — вот суть одной из притч Олди.
Воистину так.
Самые разные побуждения заставляют писателя взяться за перо. Кто-то сочиняет героические или забавные истории, кто-то беллетризует идеи, глубокие, как Марианская впадина, кто-то вглядывается в мир чувств и поступков, надеясь угадать его истинную геометрию и физику, а кто-то, возможно, просто желает осчастливить читателя озарением, явленным без спросу в час бессонницы.
Но есть писатели, для которых вот что существенно: показать нас, обычных, в обрамлении чужого мира. И, наверное, не затем, чтобы ехидно воскликнуть: вот, смотрите, боги тоже люди! Скорее, наоборот. Вспомните, люди: ведь боги — это тоже мы!
И жар, и будущее Трехмирья — все создано нами.
Когда рядом, вокруг, в такой знакомой, в такой обжитой вселенной вдруг обнаруживается новый и неожиданный порядок вещей — все сразу становится пугающе сложным.
Все теперь перепутано, все непривычно. Все стремительно изменяется и даже обращается в свою противоположность. Что важно и что пустяк? Где причина и где итог? Как отличить добро от зла? Лукавая Вселенная изначально, от Творения, обманчива, перенасыщена релятивизмом, — вот что ощущаем мы теперь; законы непостигаемы, мировые константы врут. Проще говоря, мир — иллюзия, в нем не разобраться; живи как живется...
А ведь человеческий мир всегда стоит на фундаменте простых допущений.
"Закон, польза, любовь"?
"Зверь, человек, бог"?
Есть люди, боги и Бог; в этом кольце последующий элемент порождается предыдущим.
Бог — властелин таинственного Абсолюта, источника творящих идей, слов, знаков. Бог пишет азы — мир обновляется. Обновленный мир переделывает людей самым верным способом: вовлекая их в свои зримые отражения, в "стремление осуществиться".
Человек наделен рефлексией, тем и интересен Богу. Люди — чуткие зеркала. Щекой ощущают токи. Запросто адаптируются в раю, в аду и в любом, даже самом абсурдном, мире.
Люди чертовски понятливы. Понимают, откуда дует ветер. Представления людей, развернувшись, словно маленькие магниты, к одним и тем же полюсам, сами собой упорядочиваются и кристаллизуют логику жизни. Новые божества (новые ли? забвение порой обновляет пуще реинкарнации) притягиваются этой магнитной силой и, оказавшись востребованными, оживают.
Ранее презираемые получают власть. Теперь они беспощадны к доброму старому Богу, латающему крышу мира. Бог обязан соответствовать! Но что это за Бог у нас? Ленивый у нас Бог! Неправедных не карает, святых не ограждает. Гляди, какие сволочи вокруг — волосы дыбом! Их бы трезубцем по маковке, дабы убоялись беззакония своего, — но нет, брезгует, дремлет старикан. Кожу сбрасывает? Неужели — сам, по собственному хотению?..
А Бог — неузнанный, новенький, с иголочки — уже ходит меж нами.
В явных обратных связях между процессами, идущими в разных слоях Трехмирья, проявляется всеохватность этой вечной "борьбы начал". Тихая богиня — незаметная такая себе тетка, с кувшином, всегда при деле, всегда она в тени — стоит над схваткой. Смотрит, выбирает. Как императрица над гладиаторами.
"Времена такие... порванные"...
Время перемен. Это — Бог меняет кожу. Дороги становятся тупиками, заклинания — абракадаброй. Кто-то мощный и крутой, кто-то с лотосом в пупке переносит нас с одного фундамента на другой. Вероятно, тоже не по своей воле. Ему, всемогущему, так же как и нам, небесная "диаспора" задним числом расклад объявила.
Один за другим, уходим мы из родительского дома. Прости, старик, мы тебя любим, но ты не в форме, — приходится самим как-то жить, самим как-то выживать. Ведь только на небесах вершится жизнь, но и в распаде реальности. Беспамятные тени продолжают существовать; в застывшем аскете бьются страсти; ушедшие — глядят с надеждой. Ну а мы, грешные, будем просто жить... будем жить просто, как получится... раз уж на небесах непорядок, то — какой спрос? кто накажет? кто спасет? кто прислушается к молитве?
Это — межвластье.
Это — "вселенский хай", "апгрейд" оснований. Заменена пятая аксиома бытия. Мир утерял линейность. Новые заблуждения в ходу. Лишь в рамках неких вечных предписаний наши действия точны и правильны. За этими рамками — бездна абсурда, океан глупейших событий, течения которого хаотичны и гонят нас в никуда...
Но, все-таки... Вчитайтесь, вспомните...
Только свободный может быть мудрым и милосердным.
Только свободный может отвечать за себя перед небом.
Нет, течения и ветры — еще не рок! Это просто условия существования. Хочешь — греби против всего; хочешь — выплывай на чистое место. Тут, в хаосе жизни, не разум, а инстинкт нужен. Инстинкт свободы.
Свобода, демократия, — что еще начертано на нынешних знаменах?
Понимают ли властители, до чего на самом деле изменчив и до чего дьявольски справедлив наш простой, "как угол стола", наш неправедный мир?
Ощущают ли, до чего материальны чувства и настроения людей — жар души, рожденный жизнью и свергающий богов с пьедестала?
Что же нам предпринять? Чем скрасить разочарование в прежних божествах, утерявших былую силу? "Если есть у меня какие-то духовные заслуги", — во что обратить их?
Любовь, польза, справедливый закон...
На все сразу силенок-то не хватит! Что выбрать?
И — разве можем мы выбирать?
Имеет ли смысл — выбирать богов?
На этот вопрос, читатель, ответь сам.