Андрей Окара. Запах мертвого слова
(русскоязычная литература на Украине)
/фрагменты статьи в "Независимой газете"/
Последние лет двести Украина, находясь в составе сначала Российской империи, а затем и СССР, страдала комплексом младшего брата — отсюда присущее национальному самосознанию ощущение собственной провинциальной ущербности и второсортности, окраинности — это вполне осязаемо отразилось на украинской культуре и литературе.
...Удивительное дело, но, как оказывается, человеку, родившемуся и культурно сформировавшемуся на Украине, особенно если сам он украинского происхождения и если вовремя не уехал в Россию, нереально стать великим русским писателем. Можно сколь угодно долго эксплуатировать, мучить русский язык, издеваться над великим и могучим, но породить на нем что-нибудь достойное вечности или хотя бы скромного внимания современников как-то не очень получается.
...Украинские русскоязычные беллетристы — фантасты и "фэнтезийщики" (о детективистах вообще говорить почему-то не хочется) — вроде Сергея и Марины Дьяченко (волшебный роман "Шрам", просто роман "Скрут", трилогия "Бастард", "Ритуал", "Вирлена") или Генри Лайона Олди ("Герой должен быть один", "Путь меча", "Бездна голодных глаз"; на самом деле никакой он не Генри, а харьковские Олег + Дима) и десятки других авторов ничуть не хуже московских коллег или питерского Ника Перумова — все они в какой-то мере эпигоны, в какой-то — духовные дети Стругацких, Ефремова, Лема, Толкина и друг друга. Проблем с русским языком у них не возникает — в литературе такого свойства он удивительно однообразен и бесцветен, это, фигурально выражаясь, язык для бедных. Употреблять такие категории как, скажем, "внутренняя форма слова" (каковую теорию еще в прошлом веке развивал Александр Потебня, земляк, кстати, Олдей по Харькову), без чего немыслима подлинная художественность, по отношению к подобной литературе было бы даже как-то странно. Отношение "массолита" к языку везде и всегда прагматически-функциональное, поэтому беллетристическое слово коммуникативно, подчинено содержанию, но не самодостаточно; оно является носителем смысла, но не самим смыслом, не реальностью мистического порядка — в таком слове отсутствует какая бы то ни было метафизика "избыточности бытия". Однако на Украине подобное отношение к языку характерно не только для русскоязычной беллетристики, но и для русскоязычной литературы с художественными претензиями — это ее самое слабое место, в этом главная причина ее несостоятельности. Если в скором времени научат сочинять "фэнтези" компьютер, то, не исключено, у него получится не хуже, а может быть даже лучше, чем у Олдей. Такого рода чтиво по отношению к литературе более или менее художественной напоминает технический дизайн в сравнении с живописью — индивидуальное начало, индивидуальный стиль не играют в нем принципиального значения. Автор этой литературы давно уже умер (а быть может, он никогда и не рождался) — он выступает не как Творец-Демиург, а как инженер-комбинатор сюжетных мотивов, схем, штампов, как ретранслятор современной урбанистической мифологии. Чем меньше в той или иной книге авторского начала, тем большими буквами пишется на обложке имя автора. Впрочем, "Олди", "Ник. Перумов", "Александра Маринина", "Фридрих Незнанский" — это вовсе не имена писателей, а торговые марки, потому и место им в одном ряду не с Пелевиным, Сорокиным или Андруховичем, а с "Довгань", "Smirnoff", "Adidas", "Pepsi", "Tampax". Главное, что связывает украинских русскоязычных литературных пролетариев подобной направленности с Украиной (кроме места рождения, проживания и национальности) — это провинциализм мышления. В отличие от того же Ника Перумова и его российских эпигонов, украинских русскоязычных фантастов и "фэнтезийщиков", к примеру, мало занимает своя национальная тематика. Не последний (а пожалуй что и первый) на сегодняшний день фактор развития литературного процесса — деньги. Написав свою "фэнтезийщину" или детектив по-русски, живущий на Украине прозаик старается по возможности издать их в России — уйти от украинских налогов и распространить свою интеллектуально-художественную экспансию на весь книжный рынок СНГ...
...Пристрастное осмысление современной русскоязычной литературы на Украине еще раз доказывает, что язык — нечто большее, чем просто средство коммуникации, язык — явление мистическое и определяется не только от рождения, но и на уровне генетической памяти. Язык не укладывается в рамки формальной логики, обыденного мышления и вузовской грамматики. Масштабы языка — никак не меньше космических. Чтобы полноценно писать по-русски, надо, видимо, родиться с чувством энергетики русского языка, надо генетически нести в себе строй русской речи. Надо, в конце концов, хоть какую-то часть своей жизни прожить в России, на родине русского языка. Поэтому украинские русскоязычные авторы достойны всяческого сочувствия — они находятся на географической, лингвистической и художественной периферии как русской, так и украинской культуры: для первой они бедные родственники из провинции, для второй — отступники и вырожденцы. Где-нибудь в Харькове или Днепропетровске полнокровное писательство (в художественном, а не денежном отношении) затруднено вовсе: по-украински не издадут, да и непросто писать в русскоязычном городе на умирающем языке. По-русски — получается что-то не то — вторичное, пригодное лишь для внутреннего потребления. Как не крути, а не удается украинским авторам реализовать свои литературные таланты на русском языке, и все тут!
...Современная культурная ситуация на Украине заставляет вспомнить о таком явлении в лингвистике, характерном прежде всего для средневекового сознания, как диглоссия: в пределах одного и того же сообщества свободно функционируют два языка, однако их структурные особенности таковы, что в своем употреблении они не равноправны (как при простом двуязычии), а выполняют различные функции и люди пользуются ими в различных ситуациях. На одном, к примеру, вещает государственное радио и телевидение, создается элитарная культура, его изучают в школе, но говорят на нем обычно лишь после изрядной дозы горячительных напитков (почти как в шаманских ритуалах). Другой используют в быту и оттого он утрачивает все признаки сакральности и мистического ореола. Не потому ли возникает ощущение, что художественно ценные тексты в современной Украине могут возникнуть только по-украински, а коммерчески перспективная литература Ч лишь на русском языке? Такая вот "диглоссия", такой вот дым сигарет с ментолом.
x x x
Михаил НАЗАРЕНКО
О МЕРТВОМ И ЖИВОМ СЛОВЕ
Вопрос о существовании русскоязычной культуры Украины давно уже стал сакраментальным.
На Украине русскоязычная литература есть, утверждает Андрей Окара (Запах мертвого слова. // Книжное обозрение "Ex libris НГ", 26.02.98). Есть, но какая? Литература элитарная, которая, впрочем, по природе своей слабее элитарной же украинской литературы; и литература массовая, коммерческая, на которую и внимания обращать не стоит. В России украинец может писать на русском языке и стать великим писателем, на Украине же - ни в коем случае. "Пристрастное осмысление современной русскоязычной литературы на Украине еще раз доказывает, что язык - нечто большее, чем просто средство коммуникации, язык - явление мистическое и определяется не только от рождения, но и на уровне генетической памяти". Что же, в России украинец просто теряет свою генетическую память?.. Не раз и не два я слышал подобные беспредметные разговоры. "Мистические" националисты никак не хотят смириться с тем очевидным фактом, что язык - имущество благоприобретенное и без всякой полумифической "генетической памяти" можно им овладеть в совершенстве. Не надо смешивать язык с менталитетом и коллективным бессознательным. Мысли о "глобальном, почти метафизическом несовпадении между строем русского литературного языка и строем украинской души" (!) автор никак не доказывает, а потому и спорить с ним трудно. На практике же утверждения подобного рода приводят только к разжиганию межнациональной (или даже внутринациональной) вражды. Кроме того, "пристрастный" анализ статьи г-на Окары показывает, что ее автор плохо разбирается в современной культурной и языковой ситуации на Украине. Прошу прощения у читателя за то, что буду говорить об очевидных - по крайней мере, для филолога - вещах, но это необходимо.
Прежде всего - языковая ситуация на Украине, вопреки г-ну Окаре, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не является диглоссией. Напомню, что диглоссией называется сосуществование в одной системе двух языков, которые воспринимаются носителями как два стиля - книжный и разговорный - одного языка. Поэтому перевод с одного языка на другой внутри данной системы принципиально невозможен. Примером может служить употребление церковнославянского и древнерусского языков в Киевской Руси (см. работы Б.А.Успенского). Взаимоотношения же русского и украинского языков совершенно иные, и мы имеем классическую ситуацию ДВУЯЗЫЧИЯ (несмотря на то, что украинский и русский языки действительно выполняют разные функции). Далее: украинский язык, увы, "элитарным" не являлся и не является. Что такое вообще "элитарный язык"? Язык элиты? Какой - культурной или политической (последняя говорит, как правило, на суржике)? Престижный язык? Престижный для кого? К сожалению, сегодня украинский - язык подвижников и снобов. Основная масса населения пользуется все тем же суржиком. Г-н Окара не прав, когда объявляет суржик искаженным русским языком (на этом основании делается вывод о нежизнеспособности русского языка на Украине). Суржик - не что иное, как искаженный украинский язык, наиболее распространенная его форма, засоренная русизмами, первоначально - результат русификации, а впоследствии - украинизации (даже его фонетическая система, по сути, близка к украинской).
Реальность такова, что для определенного и довольно большого процента граждан Украины украинский язык является вторым родным - после русского. Именно родным - и в то же время вторым. Очевидно, что их культура находится и всегда будет находиться на границе между русской и украинской. И вопрос стоит не о ее существовании - оно очевидно, - но в первую очередь о самоопределении, самоосознании. До недавнего времени она была частью российской/советской культуры и необходимости в самоопределении просто не возникало. Поэтому русскоязычная литература Украины не стала - и не могла стать - аналогом русской эмигрантской литературы (опять же, вопреки г-ну Окаре). Имела ли эта литература эпигонский характер? Да, во многом, особенно в XIX веке; но вспомним, что и собственно украинские писатели в то время были по преимуществу эпигонами Котляревского и Шевченко. Свою украинскую специфику русскоязычная литература сохраняла, но я не могу согласиться с тем, что она не являлась частью русского литературного процесса: русская проза Костомарова тому опровержение - недаром Лев Толстой написал продолжение его повести "Сорок лет". Кстати, о Костомарове. Г-н Окара утверждает, что украинское творчество украинцев было более эстетически значимым, чем творчество русскоязычное. "Сорок лет" существуют в двух вариантах, украинском и русском; и если во втором случае Костомарову удалось выйти за рамки гоголевской сюжетики и образности, создав яркую притчу, то первый, "национальный" вариант наполнен исключительно фольклорными и языковыми штампами. Г-н Окара приводит в пример имена многих писателей, которые начинали писать на русском языке, а затем переходили на украинский и создавали более значимые произведения. Но их мастерство связано не с языком - точнее, не столько с языком, сколько с опытом и возрастом.
Украинец, пишущий по-русски, получает возможность остраненно посмотреть на обе языковые системы - и, следовательно, на русскую и украинскую жизнь. Новый эстетический эффект возникает при столкновении систем: этим прекрасно воспользовался М.Кулиш в лучшей украинской пьесе "Мина Мазайло"; этот же эффект использует, хотя и со значительно меньшим успехом, Ю.Андрухович в "Рекреациях".
Итак, если до 1991 года (дата, разумеется, условная) русскоязычный писатель Украины мыслил себя частью определенной системы, то теперь он вынужден, чтобы сохранить своеобразие, осознать свое особое положение по отношению к литературному процессу и в России, и на Украине; вынужден понять, какие элементы - лучшие элементы - этих систем он может использовать в своем творчестве. Все новое в искусстве создается, как правило, в маргинальных областях, "на полях" окостеневшей официальной культуры. Другого пути нет. В противном случае - или ассимиляция, или "внутренняя эмиграция". Украинская школа русской литературы (или русская - украинской?) еще не сложилась и, вероятно, сложится не скоро, но, тем не менее, возникнет. Основа, на которой можно строить новую литературу (шире - культуру), является более мощной для русских, чем для украинцев. Печально, но факт. "Куда как перспективно связывать себя (особенно в глазах иностранцев) с Россией и русской культурой", - язвит г-н Окара. Не в "перспективности" дело и не в иностранцах, а в том первоначальном уровне, в высоте фундамента, с которой можно начинать СВОЕ строительство. "Шевченко, Франко, Коцюбинский, Леся Украинка, Стефанык, Довженко, Тычина, Стус - без сомнения, гении. Но кто в мире слышал эти имена, кроме университетских славистов?" - пишет г-н Окара. Довольно банальный малый типовой набор украинца. Но если сравнить его с таким же банальным русским типовым набором - легко "почувствовать разницу"... Все дело в том, что украинская культура - и это прекрасно известно г-ну Окаре - формировалась не как "культура элитарная, рассчитанная на "сознательную" часть простонародья и национальную интеллигенцию", а как культура "для домашнього вжитку" (домашнего употребления), культура изначально среднего уровня, и все усилия лучших украинских писателей уходили на то, чтобы подняться над этим уровнем вопреки общественному мнению. Результаты налицо - и хорошие, и плохие.
Три основные черты украинского менталитета - сентиментальность, патетичность и самоирония. В умеренных дозах (лиризм, а не слащавость; патриотизм, а не ура-национализм, ненавязчивая ирония, а не стеб) все это необходимо и сегодня. На этом, вероятно, и будет строиться искомая русскоязычная культура Украины. Использование русского языка означает прежде всего естественность для его носителя. А что касается того, обогащает ли украинского писателя его "раздвоенность" или, напротив, "всячески приземляет", - судить об этом будет читатель. Предварительные, бездоказательные и огульные выводы ничего не дадут.
Новая культура формируется в наши дни, причем на базе так называемой массовой культуры, столь ненавистной г-ну Окаре. О ней и поговорим.
Массовая беллетристика Украины, которая пишется на русском языке, для г-на Окары - не более чем тривиальное чтиво. Никакие художественные задачи она не решает, исключительно коммерческие: "Написав свою "фэнтезийщину" или детектив по-русски, живущий на Украине прозаик старается по возможности издать их в России - уйти от украинских налогов и распространить свою интеллектуально-художественную экспансию на весь книжный рынок СНГ". Такой вот разговор с фининспектором о фантастике. На самом же деле украинская фантастика - едва ли не единственный реальный элемент украинского литературного процесса: она, в отличие от большинства других жанров и форм, имеет дело с читателем. "Высоколобая" литература практически лишена читателя вне пределов "тусовки". А литературный процесс без читателя - это фантом. Писать так, чтобы его читали - естественное состояние автора. Более того, постмодернизм, согласно У.Эко, тем и отличается от модернизма, что обращен к не самой подготовленной публике. Примером могут служить книги Пелевина, которого г-н Окара противопоставляет ничтожным "Олдям". XX век создал на удивление примитивную массовую культуру - это факт, но он же и снял противопоставление высокой и массовой культуры: появилось множество явлений, которые находятся где-то в промежутке (и это отнюдь не "смешение до неузнаваемости" двух потоков). Впрочем, то, что мы называем классикой, тоже было когда-то масскультом (Диккенс, Л.Толстой). Легко отмахнуться от Олди и Дяченко (а не "Дьяченко"). Легко объявить их эпигонами Толкина и Стругацких (а как долго за произведениями последних не признавали права называться литературой!). Легко "не заметить", что и современная украинская литература в лучших своих проявлениях зависима от вполне конкретных образцов (Андрухович - от Джойса, Шевчук - от Эко и т.п.). Труднее объективно оценить реальную литературную ситуацию - особенно если НЕ ЧИТАТЬ ругаемые книги. А г-н Окара явно не читал ни "Дьяченко", ни "Олдей". Только не прочитав - не взяв в руки - сборник "Ритуал", можно назвать его "трилогией". Только не зная о существовании романа "Ведьмин век", можно утверждать, что наших "фэнтезийщиков" "мало занимает своя национальная тематика" ("В отличие от того же Ника Перумова", - добавляет г-н Окара. Но, право же, лучше бы Перумова не занимала национальная тематика!). Упреки в "провинциализме мышления" и "прагматически-функциональном отношении к языку" не только бездоказательны, - они еще и неверны. "Употреблять такие категории, как, скажем, "внутренняя форма слова" (каковую теорию еще в прошлом веке развивал Александр Потебня, земляк, кстати, "Олдей" по Харькову), без чего немыслима подлинная художественность, по отношению к подобной литературе было бы даже как-то странно". Если бы г-н Окара не делился с читателями "странностями", а взял в руки такие романы Олди, как "Герой должен быть один" и "Черный Баламут", он бы увидел, что основным стилистическим приемом этих книг является остранение языковых штампов и поговорок через раскрытие их ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ. Так неосведомленность еще раз оказала критику дурную услугу. Разговор о художественных достоинствах книг упомянутых авторов потребовал бы специальной статьи, но в любом случае разговор должен быть серьезным, а не вскользь и свысока. Г-н Окара вполне в советской манере навешивает ярлыки ("украинские русскоязычные литературные пролетарии", "русскоязычный книжный мусор", "фэнтезийщина", "язык для бедных", "технический дизайн"), не прилагая ни малейших усилий, чтобы разобраться в сути явления. Настолько же бездоказательны и его упреки по поводу отсутствия у украинских фантастов индивидуального стиля.
Что бы ни говорил г-н Окара о масскульте, именно произведения "массовой культуры" (в том числе - фантастики) и близкие им явления стали наиболее новаторскими и интересными явлениями в мировой литературе последних десятилетий. Потому что главное - это талант автора, а не то, летают ли в книге звездолеты, бегают запорожцы или спивается богема. А снобизм по отношению к массовым жанрам давно уже отжил свое, только некоторые критики об этом не подозревают.