Антуан Обен. Утерянные горизонты
Фантастический рассказ ...Было огромным и бесформенным, издавало отвратительный запах, на зеленой коже пузырились гнойники, щупальца с клешнями лениво шевелились. Под шестью мутными глазами на подвижных ножках открывалось и закрывалось отверстие с острыми, как бритва клыками... — Можете одеваться, Вильтур, — сказал доктор де Кеер, отрывая ленту с колонками цифр, которая выползала из печатающего устройства. Он еще раз бросил взгляд на данные. Присоски автоматически оторвались от тела пациента, и электроды вернулись на свои места. — Вы совершенно здоровы. Поменьше курева, побольше еды, не помешают физические упражнения. Другого прописать не могу... Не знаю, как вы отнесетесь, скажем, к недельке... отдыха?
Вильтур молча пожал плечами, и врач уселся за маленький столик из прозрачной пластали. Убранство кабинета с голубыми стенами было скромным — застекленный шкаф, на полках которого лежали микрофильмы и кассеты, несколько никелированных медицинских инструментов и стояла дюжина флаконов с лекарствами, складной стул, рядом с которым высился массивный медблок с многочисленными приставками и внушительным столом для проведения операций и обследований.
Приземистый, темнокожий и темноволосый врач с симпатичным лицом, хотя неправильные резкие черты делали его почти уродливым, славился мрачным характером. Де Кеер ощущал себя лишним рядом с огромной машиной, могущей без посторонней помощи и вмешательства взять и выполнить любой анализ, поставить диагноз, осуществить лечение известных болезней, оказать первую помощь в случае ранения, перелома, ожога, асфиксии, инфаркта, а при необходимости принять роды или удалить аппендицит, если программу операции не придется изменять из-за какого-либо осложнения. Его считали неплохим терапевтом, а он понимал, что является неплохим кибернетиком и программистом, способным наладить медблок и ввести в него нужную программу, а также использовать его память, если предстояло серьезное хирургическое вмешательство. Врач задумчиво перечитал медицинскую карту худого и раздраженного молодого человека, застегивающего пуговицы туники. "Вильтур, Ден М. Родился на Земле в 3027 году..." Значит, двадцать три года. "Евроафриканец немецкого происхождения,.. 1,75 м, 65 кг, глаза карие, шатен, и прочая, и прочая. Холост, мичман 1-ого класса. Закончил в числе первых Школу астронавтов в Террапорте на Венере. Третий полет, считая нынешний. Все на "Забияке". Детские болезни... недавние заболевания..." Все в норме. Дисциплинарных взысканий нет..." скоро поступит отчет II, а пока добрый доктор де Кеер постарается превзойти своего всезнающего механического ассистента... Он внимательно оглядел пациента, машинально расправил складки формы, и вздохнул.
— Ну ладно, — произнес он и звучно шлепнул по блестящему боку машины, — теперь, когда Большой Босс рассеял все сомнения, вы, быть может, поделитесь со мною своими проблемами? Присаживайтесь... И помните, если командир послал вас ко мне, значит, он не хотел направлять вас к психушнику, но, к величайшему сожалению, буду вынужден вас ему передоверить, если вы не согласитесь... сотрудничать со мной. Три путешествия, никаких отклонений от нормы, а теперь вы рискуете нарваться на доклад, который перечеркнет все ваши надежды на дальнейшую службу, если не будете вести себя поосторожнее. Начальство не шутит с психическими заболеваниями. И к тому же не учитывает способностей человека...
— Знаю (четкий, резкий ответ. Открытый взгляд). И отдаю должное поступку командира. Но спрашиваю себя, а не лучше бы было сразу послать меня к психушнику. Не знаю, подхожу ли я к этой профессии...
— Черт возьми! Так долго учиться, чтобы стать астронавтом, а теперь задавать подобные вопросы? Что с вами происходит, Вильтур?
— Доктор, вы, случаем, не библиофил?
Вопрос застал де Кеера врасплох. У него мелькнула мысль, что его собеседник в самом деле страдает каким-то психическим расстройством, а потому ответил не сразу.
— Эээ... Видите ли, у меня много книг, в основном технических. Все они на микрофильмах, содержатся в должном порядке. Я люблю читать, конечно с видеофоном, поэтому, думаю, меня можно причислить... к библиофилам. Но я не вижу связи?...
— В таком случае вам удастся лучше понять меня. Видите ли, на Земле я собрал отменную коллекцию книг, именно книг, а не микрофильмов. У меня настоящие книги, отпечатанные на бумаге, они нередко имеют кожаный переплет и издают чудесный запах. Я их скупал у антикваров буквально на вес золота. И весьма горжусь этим. Я берегу свои книги, как зеницу ока. Часами реставрирую их, расставляю по полкам, иногда беру одну из них и с неослабленным восторгом перечитываю, заново открывая идеи и события. Я читаю до тех пор, пока не переверну последнюю страницу, читаю с жадностью и меланхолией, которую вам вряд ли понять... Так я понимаю слово "библиофил". И если открываюсь перед вами, то только потому, что мир представляется мне обширнейшей библиотекой, где каждая планета является отдельным томом. Эти тома составляют полную библиотеку, в которой содержится все, что было когда-то написано или будет написано как людьми, так и известными и неизвестными гуманоидами... Как бы я назвал такую библиотеку? Полным собранием сочинений с малым количеством шедевров — в соответствующей пропорции. Большинство произведений средние или посредственные, некоторые книги откровенно плохи, но их больше, чем шедевров. Вы согласны со мной? Теперь представьте, кто-то прогуливается по этой чудесной, стаинственным образом организованной библиотеке без списка, без каталога, без алфавитного справочника... И что происходит, когда вы выбираете книгу наугад?
— Начинаю понимать, куда вы клоните. Велик шанс извлечь немало посредственных или пустых книг прежде, чем удаться наткнуться на хорошую, не так ли?
— А какова будет, по-вашему, реакция библиофила, когда у него из рук вырывают — а он едва успел перелистать их — лучшие книги, чтобы передать их представителям так называемым элиты? Более того он вынужден удовлетвориться тем, что бросит беглый взгляд на остальные, но так и не прикоснется к ним! Вы следите за ходом моих рассуждений?
— Так вот в чем ваша проблема?.. Вас разочаровала технология изучения пространства... вы ощущаете комплекс неполноценности...
Вильтур заерзал на стуле, даже застонал от разочарования.
— Своего рода эвфемизм! Боже, доктор, мы посылаем наудачу или почти на удачу зонды-роботы, чтобы расставить вехи. Когда они возвращаются с координатами новых солнечных систем, отправляемся в путь мы, неделями скучаем в подпространстве, затем месяцами наблюдаем, изучаем, классифицируем, заносим в картотеки самые невозможные миры, куда после нас не ступит нога человека, да и мы-то зачастую ступаем на нее всего на несколько часов, чтобы провести официальную церемонию присоединения к земным владениям. Вместо нас всю работу выполняют проклятые роботы, а мы сидим в тепле в надоевшем нам до тошноты звездолете! Но если при невероятном стечении обстоятельств мы натыкаемся на планету земного типа, мы оставляем ее специалистам из страха повредить своими грубыми сапожищами. Комплекс неполноценности. Тут впору с ума сойти!
Де Кеер не удивился такой вспышке неприязни. Многие молодые астронавты переживали подобные кризисы, а затем свыкались с рутиной бесславной работы, к которой их готовили. И становились по примеру старших, давно потерявших иллюзии товарищей, хладнокровными и полезными специалистами, мало склонными впадать в экзистенциалистскую тоску... Вильтур, похоже, являл собой крайний случай. Его приступы угрюмости, если не сказать депрессии, стали так заметны, что было решено толкнуть его на исповедь перед доктором, а не психушником, которого на борту все недолюбливали. Доктору де Кееру поручили успокоить пациента и надеть ему на нос розовые очки... Но понятие космической библиотеки имело право на существование, и изменить его было не просто...
— А как представляете завоевание пространства вы?
— Большие действия! Множество опасностей... неожиданностей... больше поэзии. Мне видятся... ландшафты удивительной красоты — безграничные чудесные пляжи, завораживающие джунгли, бесконечно мудрые существа, не имеющие ничего общего с человеком и порочные чудовища с дьявольским складом ума... складки времени... таинственные руины... сказочные богатства... непонятные явления...
— О боже, — прервал его де Кеер, ошеломленный столь наивными высказываниями пациента, — в Конфедерацию входит множество гостеприимных планет, населенных гуманоидными расами. На них себя чувствуешь иначе, чем на Земле. Разве не так?
— Не в этом дело. Эти расы антропоморфны, и наши культуры так быстро сливаются и теряют под влиянием технологии все различия, что возникает ощущение уже виденного. А на неинтересных и непригодных для жизни планетах существуют лишь неразумные животные.
— Понятно. Примите добрый совет — прежде всего не отчаивайтесь. Неожиданные события происходят вдруг, тогда, когда их никак не ждешь. И поверьте, в этот момент тебя охватывает восхищение далеко не всегда... Говорите себе, что, быть может, то самое событие произойдет на следующей планете, или на следующей после нее... или на третьей. Вселенная бесконечна, и поделилась далеко не всеми секретами. И в глубине души вы знаете это. Но если вас спишут за непригодностью, вам не придется стать свидетелем чего-то из ряда вон выходящего. А потому занимайтесь пока составлением необходимого каталога, о котором говорили, наберитесь ветеранского опыта, станьте специалистом по планетам земного типа, которому вы так завидуете, курите поменьше, почаще ходите в спортзал... и найдите понятливую подружку-собеседницу — таких на борту этого... проклятого звездолета хватает. Вам нравится мое предложение?
Вильтур долго молчал, нахмурив брови, и рассматривал врача. И вдруг как-то расслабился.
— Согласен, — воскликнул он. — Вы открыли передо мною новые горизонты, даже если не верите в половину того, что наговорили. Вы дали мне пищу для размышлений. Постараюсь учесть ваши советы. Из вас вышел бы хороший психушник...
В его устах слова звучали комплиментом. Де Кеер улыбнулся. Он был доволен своим маленьким спичем.
— Не думаю. Отбор происходит по слишком строгим критериям. К тому же сочетание "хороший психушник" коробит... На этих людей возложена огромная ответственность, они должны быть исключительно осторожными, а потому их побаиваются и не ценят по-настоящему... Но не думаю, что наш вернул бы вас на правильную стезю быстрее меня... — Он встал и протянул руку вскочившему на ноги Вильтуру. — И все же видите себя поосторожней и приходите ко мне, если у вас возникнет желание подискутировать на эту тему. С удовольствием поболтаю с вами.
— Спасибо, доктор. Не премину воспользоваться приглашением. Но надеюсь, необходимости не возникнет, во всяком случае, в ближайшем будущем...
"Это произойдет у тебя быстрее, чем ты считаешь", — подумал де Кеер, включая интерфон, чтобы доложить командиру о результатах обследования. В момент, когда Вильтур закрывал за собою дверь, в его голове мелькнула одна мысль. Он отключил интерфон.
— Кстати, — крикнул он, — вы не сказали, какие книги коллекционируете. Любые или определенного жанра?
Вильтур сунул голову в щель. Глаза его блестели, как всегда, когда ему доводилось говорить о своих сокровищах.
— Определенный жанр. Устаревший несколько веков назад. Не думаю, что вы слыхали о нем. Когда-то его называли научной фантастикой...
...снопы искр вылетали из множества отверстий, в бешенном темпе вспыхивали и гасли сотни ламп, километры магнитных лент крутились в разные стороны, и все это сопровождалось стрекотом работающих самих по себе клавиатур и прочими шумами сошедшего с ума электробиллиарда...
Он соскочил с последней ступеньки и вляпался прямо в лужу черной грязи, походившей на свежий асфальт. Лужа была вязкой, и он, с трудом выдергивая ноги и едва не падая, выбрался на твердую почву. И как пилота угораздило посадить машину именно на таком болоте. Затянутый в скафандр и стесненный в движении большой силой тяжести, он сделал несколько шагов и огляделся — вокруг до горизонта тянулась унылая скалистая пустыня со странными черными болотцами вдалеке. Над пустыней висело фиолетовое небо с пятном почти остывшего фиолетового солнца. Ледяная атмосфера, ни следа растительной и животной жизни. Короче говоря, веселое местечко.
Он был признателен командиру, который поставил его — наверняка по совету врача — во главе крохотной команды, получившей задание провести церемониал присоединения к Земле. Доверие придало ему сил для работы и вселило некие надежды. Но сейчас он изводил себя вопросом, а не лучше ли было остаться на борту и предаваться своим мечтам. Этот безрадостный контакт с действительностью поверг его в пучину пессимизма и неверия в возможность скорых приключений.
— Эй, Ден, помоги, я никак не выберусь!
Он обернулся. Человек, который спустился вслед за ним, стоял в вязкой луже на карачках и мешал другим. Ден помог ему подняться и очистить скафандр, заляпанный темными, липкими потеками, затем проверил связь с остальными. Команда немного удалилась от звездолета, развернула и воткнула в землю знамя. После укладки памятной плиты Вильтур скороговоркой выпалил ритуальные слова. Он спешил заглянуть за гребень холмика, закрывавшего горизонт. Ему все же хотелось открыть что-нибудь, и он удивился неожиданному воскрешению надежды... Он с трудом вскарабкался на возвышение. Товарищи не последовали за ним, не желая заниматься бессмысленной акробатикой.
И пока он лез наверх, его, против всякой логики, охватила полная уверенность в том, что, как только он окажется на вершине, ему доведется увидеть единственное в своем роде зрелище. Пыхтя, как морж, он преодолел последние метры... и застыл.
— Идите! Идите скорей! — закричал он, переведя дыхание и обретя способность мыслить. — Невероятно, потрясающе, скорее ко мне!
— Что случилось, Ден? Не двигайся с места, мы идем...
Когда опытный астронавт начинает выкрикивать несвязные вещи, следует готовиться к худшему. Они ускорили шаг, проклиная склон, черные лужи, непривычную силу тяжести и саму планету.
— Скорее, — продолжал Вильтур. — Какой изумительный пляж, какой песок... И мы едва не упустили это! Это... это... Поторопитесь! Я спускаюсь.
Он замолчал не в силах описать прозрачный бирюзовый океан, по поверхности которого пробегали оранжево-красные сполохи от света фантастической двойной звезды, сверкавшей в спокойном светло-изумрудном небе. Не слушая звучащих в наушниках восклицаний "Подожди нас! Не будь дураком!", он буквально скатился по склону, поднимая тучи белого тончайшего песка, и побежал навстречу величественно плывущему над берегом существу.
Оно походило на радужный шар, за которым тянулись грациозно шевелящиеся длинные паутинки. Ему вдруг стало ясно, что существо пытается вступить в контакт с ним, напряг внимание и услышал обеспокоенные голоса. Он хотел было отключить радио, но потом сообразил, что ему мешает тяжелый неудобный комбинезон. Он знал, что воздух пригоден для дыхания, и откинул шлем.
...у лысой девушки была светло-зеленая кожа. На высоком лбу топорщились тонкие дрожащие усики. Она держала у лица четырехпалые перепончатые руки и била по ногам длинным гибким хвостом. Она была великолепно сложена, ведь ее тело не прикрывало ничего, что хотя бы отдаленно напоминало одежду...
Де Кеер был буквально убит. Когда в его кабинет приволокли полумертвого Вильтура, задохнувшегося и посиневшего от холода, понадобилась вся мощь медблока, чтобы вернуть мичмана к жизни. Погруженный в искусственный сон, он бредил, а устроившийся в его изголовье психушник записывал слова больного. Психушник был в ярости. Он рвал и метал, когда командир и де Кеер, сообразив, что не могут скрывать от него исповедь больного — иначе не выработать курса лечения, — сообщили ему о своих действиях. Он прошипел, что несчастного случая не произошло бы, отправь они мичмана к нему. Оба чувствовали себя виноватыми. Вильтура откачали, но его карьере, похоже, пришел конец. А ведь при своевременном вмешательстве Вильтура можно было бы с легкостью излечить от детских заблуждений. Психушник считал их виновными в преступном легкомыслии. Командир и врач выглядели расстроенными. Поглаживая лысый череп, психушник подозрительно смотрел на них и сказал, что их неверие в него не укладывается ни в какие границы. Потом добавил, что ждет их с утра у себя в кабинете для проведения курса лечения... Его крохотные глазки под густыми бровями буравили виновную парочку, а орлиный нос хищно трепетал, когда он произносил эти слова.
...член экипажа лежал на полу. Ему, по всей видимости, было худо. Лицо и руки были усыпаны лиловато-красными болячками, а изо рта с распухшими и треснутыми губами сочилась розовая пена. От него исходил сильный неприятный запах. Человек дрожал, как в лихорадке...
Находящийся под домашним арестом Вильтур сидел на постели и наблюдал за бегом секундной стрелки по циферблату хронометра. Час близился... Через несколько минут все лягут спать. На дежурстве останется несколько техников и часовых, чье время обходов и смены караула он знал наизусть. Помешать мог только тот часовой, который стоял у выходного люка... Но он решит проблему в подходящий момент. Вильтур потянулся. Он еще ощущал слабость, но вполне оправился, чтобы отправится на поиски доказательства — любого — своего нормального душевного состояния. Он был глубоко убежден, что стал жертвой воздействия на мозг, а не галлюцинации. Зрелище было слишком стойким, а детали его слишком подробными, чтобы получить столь упрощенное объяснение. Он тщетно пытался переубедить психушника, который расценил его слова как дополнительный признак душевного расстройства. Вильтур понимал, что вел себя как последний дурак. Следовало сообразить, что сказочный ландшафт слишком соответствовал его концепции гостеприимной планеты неземного типа, сформированной в основном чтением книг... Как говорили древние, все выглядело слишком прекрасным, чтобы быть истиной. Но что-то повлияло на его мыслительные способности и в одно мгновение смело опыт долгих лет интенсивных тренировок... Ему хотелось знать, почему это произошло. И доказать каждому, что он не сломался, как обычный неврастеник. И следовало действовать быстро и решительно. Благодаря поганому подпространственному радио — недавнее изобретение, которому они обязаны тем, что надзиратели Конфедерации с утра до вечера сидят у них на шее, — Центр уже извещен о его похождениях, и у двери опасного сумасшедшего могут в любой момент поставить караульного. Кроме того, пребывание на планете подходило к концу. Теперь или никогда.
Патруль, печатая шаг, прошел мимо его каюты. Он выждал несколько минут, выскользнул в коридор и двинулся в противоположном направлении. В коридорах, залитых неярким синеватым светом, было пустынно и тихо. Он не воспользовался лифтом, а спустился по лестнице. Часовой у люка стоял спиной к нему, уткнувшись носом в иллюминатор. Опасность — если таковая существовала — грозила извне, а не изнутри. Он без труда обезвредил часового, отключил систему тревоги, натянул скафандр и выбрался наружу.
Умирающее солнце уступило место трем бледным лунам разных размеров, и Вильтур пустился в путь в туманных сумерках. Ему казалось, что он путешествует по кругам дантова ада. Налобный прожектор выхватил препятствия впереди, и Вильтур лез по склону холма, не испытывая никаких особых ощущений. Но был начеку. Однако, вскарабкавшись наверх, увидел, что перед ним расстилалась все та же унылая пустыня. Он хотел было уже повернуть назад, когда в луче лампы возникло сферическое существо. Он вздрогнул от неожиданности. Шар возник вдруг, из ничего. Он улетал, и Вильтур двинулся вслед за ним. Ведь он выбрался из корабля по собственной воле и ничуть не сомневался, что мгновеньем ранее его мозг материализовал некую воображенную им форму, которая должна была привести его в нужное место.
Он шел долго, не чувствуя ни малейшего страха, поскольку проникся уверенностью, что таинственные существа настроены благожелательно... однако сознавал, что чувство было ему внушено, словно за ним следил какой-то телепат. Подумав о телепатии, он ощутил легкое беспокойство, но, имея при себе тяжелое оружие, счел, что разгадает ловушку и избежит ее, даже если ее поставит его собственный мозг. Если он погибнет, то лишь по собственной неосторожности. Сейчас он был уверен, что в прошлый раз существа не призывали его снимать скафандр. Тогда он внушил сам себе, что воздух пригоден для дыхания. Тем временем сфера застыла над широким провалом, похожим на кратер, и исчезла так же внезапно, как и появилась.
Он подошел ближе и увидел, что вниз вела гладкая тропинка, исчезавшая в темной пещере. Мозг его освободился от постороннего присутствия. Он радостно вздохнул, спустился по тропинке и очутился под невысокими каменными сводами, по которым метались длинные тени, рожденные лучом его прожектора. Вскоре он отыскал прямую галерею — ровный пол и обработанные стены выдавали ее искусственное происхождение...
Через несколько минут он очутился в громадном зале, под куполом которого с его появлением вспыхнул свет. Он понял, что его мечты наконец сбылись и им сделано одно из важнейших открытий в истории исследования пространства.
В пещере громоздились машины невероятных размеров и форм. Они неярко поблескивали, и он знал их назначение — жители планеты пользовались ими, чтобы запечатлеть прекрасные картины их умирающего мира и перейти в нематериальное состояние ради сохранения жизни после охлаждения солнца. Когда появились люди, фантомы ощутили в них тягу к неведомому, хотя открыто она проявлялась только у него, и воздействовали на его мозг с помощью своих машин, заработавших, несмотря на невероятный холод и тысячелетия бездействия. Случившееся расстроило их, и они были готовы исправить нанесенный ущерб.
Позже Вильтур неоднократно спрашивал себя, возникла эта мысль у него в голове сразу или долго зрела в подсознании. Но в тот момент его занимали другие вопросы. Он поделился ею с фантомами, и те помогли ему (поняв или не поняв его доводы — об этом он никогда не узнал).
Он с трудом взгромоздился на неудобное сиденье и принялся крутить ручки управления, хотя они и не были приспособлены к его пятипалым рукам с противостоящими большими пальцами. Он вперил взор в кристаллическую структуру, которая, как ему показалось, разбухла, увеличилась в объеме и ушла за пределы его поля зрения — слева появился нелепый и нереальный в мрачном лунном свете звездолет. Он навел изображение на резкость и приблизил так, словно хотел коснуться его. Ощущение глубины пространства было удивительным. Его пальцы коснулись каких-то шершавых пуговок, и он оказался внутри корабля, перемещаясь по своему желанию по этажам и проникая в любую каюту. Он словно опьянел от возможностей... Его еще никто не хватился.
Он тщательно выбрал мишени и, нацелив конкретизатор снов, включил его.
Командир Хью Баннерман проснулся от странного шипения у ножки кровати, зажег ночник и не сдержал вопль ужаса при виде ползущего к нему страшилища. Оно ...было огромным и бесформенным, издавало отвратительный запах, на зеленой коже пузырились гнойники...
У Хью всегда под рукой хранился внушительный арсенал оружия, от тяжелого боевого дезинтегратора до пистолазера, плазменного скорчера и игломета. Стоило лишь протянуть руку. Однако он схватил одеяло, набросил его на чудище, отскочил в противоположный угол каюты, пока оно не сбросило с себя ослепившего его одеяла, перекувырнулся, искоса наблюдая за ползущей полубашней, и выхватил из шкафа острую абордажную саблю, доставшуюся ему от далекого предка. Издав боевой клич, не раздававшийся уже долгие века, он бросился вперед, яростно размахивая саблей и увертываясь от щупалец и клацающих клешней. Ему удалось отрубить одно и повредить два других. К собственному удивлению — впрочем, он ожидал этого и знал, что иначе и быть не может. Чтобы покончить с чудовищем, надо было поразить жизненно важный орган... Он с удесятеренной энергией принялся колоть и рубить так, что чудовище отступило, намереваясь спрятаться за подпространственный маяк, укрепленный на массивном цоколе. Инструмент служил для локализации потерпевшего крушение корабля и хранился в каюте командира. В слепой ярости он мощным ударом перерубил цоколь, дробя ногами маяк, продолжая наступать на неведомое чудовище.
Все его существо ощущало дикую радость, какой ему ни разу не приходилось испытывать с первых дней службы.
Вой Иллены Ф'тахин, главной программистки, был заглушен ледяной змеей, облепившей ей лицо и рот. Она разом пробудилась и, обезумев от ужаса, вцепилась в легкие шуршащие кольца, без труда оторвала их от себя и отбросила извивающуюся зверюгу в сторону. Учащенно дыша, она зажгла свет и окаменела, увидев бесконечную коричневую ленту, текущую из-под двери. Она неотвратимо подбиралась к ее кровати, извиваясь, как рептилия. Иллена не сразу приняла невероятное, но вынуждена была признать очевидное — обвившийся вокруг ее лодыжки плоский блестящий червь был магнитной лентой. Привычный предмет, которым она пользовалась долгие годы, вдруг обрел собственную волю и сжимал ее ногу, причиняя сильную боль.
Иллена пересилила себя. Она рывком вскочила на ноги, лихорадочно растянула, исполосовала ногтями и разорвала ленту, чтобы обрести свободу. Затем ринулась к двери, дернула ее на себя и побежала вдоль шевелящегося серпантина, зная, где его источник, а именно компьютерный зал, расположенный на том же этаже, в нескольких десятках метрах от ее каюты. Она распахнула дверь и едва не упала, получив в грудь заряд перфокарт, словно из пулемета выплюнутых машиной. Она спряталась за стулом, и тут ее же атаковали новые дико пляшущие ленты. Отбиваясь от них, она выбралась в центр зала и очутилась перед консолями и пультами управления, которые представляли собой невероятный спектакль: ...снопы искр вылетали из множества отверстий, в бешенном темпе вспыхивали и гасли сотни ламп, кило... С трудом увернувшись от сорванной с оси и с визгом вращавшейся бобины, она подбежала к оружейной пирамиде, имеющийся по уставу в каждом служебном помещении, выдернула лазерное ружье и отпустила спусковой крючок только тогда, когда малейшее движении вокруг нее прекратилось. Он ожидала подобного уже давно.
Едкий дым слепил глаза, и она, глянув на оплавленные обломки, вышла из зала с вытянутыми в злобную победную усмешку губами.
Радист Додс Келли готовился к вызову Центра для передачи последнего доклада и получения новых инструкций. Коротконогий толстяк с пустым лицом был до самой макушки набит всяческими комплексами. Психушник пытался их убрать, но работать радисту позволял, поскольку считал, что они не ставят под угрозу жизнь экипажа и целостность корабля. Подавив зевок, он протянул руку к передатчику, но вдруг почувствовал на затылке теплое дыхание и обернулся. Его глаза вылезли из орбит, он захрипел и напрочь забыл о сеансе связи. ...у лысой девушки светло-зеленая кожа. На высоком лбу топорщились тонкие дрожащие усики... Девушка, похоже, была расположена к нему. Он решил, не мешкая проверить первое впечатление.
Взлетев на седьмое небо, он было пришел к положительному заключению, но сухой голос, донесшийся из громкоговорителя, подействовал, как ушат холодной воды.
— "Забияка"! Алло, "Забияка"! Почему не передаете? Говорит Центр космических исследований. Вызываю "Забияку". Повторяю...
Разъяренный Келли с набухшими на висках и шее венами вырвался из объятия опечаленной красотки. Он ждал подобного подвоха всю свою жизнь. Эти поганцы из Центра испортили все удовольствие! Он схватил стул и метнул его в передатчик, превратив в груду бесполезных деталей, и с наслаждением вслушался в тишину. Затем вернулся к нетерпеливому явлению, обнял его и посвятил остаток ночи бурным проявлениям своей страсти.
Доктор Арнольд де Кеер услышал, что кто-то царапается в его дверь, и вышел посмотреть, что случилось. ...член экипажа лежал на полу. Ему, по всей видимости, было худо. Лицо и руки были усыпаны лилово-красными болячками, а изо рта с... Де Кеер никогда не видел ничего подобного. Он перенес человека в кабинет, уложил в медблок и вскоре сдался перед очевидностью — аппарат не функционировал! Похоже вышел из строя компьютер, а такого еще ни разу не случалось. Он трижды проверил все соединения, а потом задумался. В это мгновение в кабинет ввалился новый пациент с теми же симптомами заболевания и свалился у его ног. Де Кеер окаменел. То событие, которого он всегда боялся, надеясь, что оно никогда не произойдет, все же произошло. На борту появилась неизвестная болезнь эпидемического характера, и только его личные способности могут предотвратить трагедию... Он встряхнулся и принялся за работу.
Он взял образцы тканей, проделал анализы, выявил вирус, разработал сыворотку, ввел ее больным, принял новых пациентов и не заметил, как прошли часы. Он не знал, сколько времени утекло с момента его злополучного пробуждения. С осунувшимся лицом он, не выпуская из рук стетоскопа, тонометра и градусника, которыми не пользовался с первого курса, переходил от одного больного к другому и с радостью видел, что их состояние улучшается.
Еще никогда в жизни он не был так счастлив.
Вильтур коснулся крохотного выступа, и кристаллический "экран" поблек и сжался. Мичман слез с сиденья, размял затекшие конечности и спросил себя, какой же облик имели автохтоны, когда обладали им... Фантомы, похоже, были ошеломлены силой воздействия своей аппаратуры на людей и решили уклониться от более тесных связей со столь подверженными внушению созданиями. Они решили вернуться к своим абстрактным занятиям. Вильтур поблагодарил хозяев за помощь, и они пожелали ему будущего согласно его собственным пожеланиям, а также путешествия, полного разнообразных приключений.
Ему вскоре предстояло узнать, что его ждет... Он надеялся, что сделал все возможное, чтобы события развивались в нужном плане. А пока решил не задумываться о последствиях своего поступка.
Он поспешно покинул пещеру, даже не обернувшись на прощание, и воспоминание о ней улетучилось, когда погас свет. В голове остались только собственные мысли. Ему хотелось быстрее вернуться на "Забияку"... Но обратная дорога казалась длиннее, он даже решил, что заплутал, хотя инструменты скафандра работали безупречно. Кислород подходил к концу, когда он увидел корабль, поблескивающий в бледных лучах восходящего умирающего светила. Вильтур обрел второе дыхание. Он пробрался на борт, с наслаждением снял скафандр и выскользнул из тамбура. Часовой исчез, но его "недомогание" вряд ли было замечено на фоне всеобщего возбуждения. Его даже не удосужились заменить. (Будь иначе, Вильтуру пришлось бы разыгрывать удивление, ибо его прогулка в свете лун оказалась не столь бредовой, как деяния ряда уравновешенных лиц с предположительно здоровой психикой...)
Возбуждение достигло апогея, раздался рев сирены — у лифтов теснились перепуганные люди, по тревоге спешившие на боевые посты. В штабе — он понял это из обрывков разговоров — командир назначил срочное совещание. Вильтур валился с ног от усталости — впрочем, не он один, — но сомневался, что кому-нибудь удастся выспаться вволю в ближайшие часы...
— ...думаю, это краткое подведение итогов убедило вас в необходимости срочно покинуть планету. Помощь прилетит не раньше, чем через несколько суток, а может задержаться и на больший срок, ведь наш радиопередатчик молчит, а маяк бездействует. Нас могут счесть погибшими, и приоритетных поисков не будет.. Одному богу известно, какие непоправимые безумства мы можем совершить, пассивно ожидая спасателей. Нет и уверенности, что мы будем в безопасности и на орбите... Нет, по моему глубочайшему убеждению, из этой системы надо бежать. Две остальные планеты совсем обледенели и так негостеприимны, что нас могут искать долгие месяцы, но не обнаружить. Если будут искать. Нет смысла тратить горючее и играть в прятки. Топливо понадобится, если мы хотим живыми добраться до ближайшей звезды...
Вильтур едва слышал командира. Он думал о своих книгах... Они вдруг стали такими далекими, что больше походили на воспоминания о предыдущей жизни. У него было смутное ощущение расставания — насильственного расставания — со старым другом, оказавшим неоценимую услугу. И все же с непонятной печалью он ощущал свою правоту. Если повезет, библиотека попадет в руки юного, неудовлетворенного в своих стремлениях астронавта-мечтателя — таких в Центре наверняка хватает — даст ему пищу для размышлений... Он прислушался к словам командира:
— ...без компьютера мы не можем нырнуть в подпространство, а на досветовой скорости нам понадобятся месяцы полета. На этом наши беды наверняка не кончаются... На звездных картах эти зоны закрашены красным цветом, как источники странных и необъяснимых явлений. Сектор, который рекомендуют облетать стороной, сектор, непригодный для колонизации, хотя он и богат планетами земного типа... В отчетах ничего больше не сообщается. Но, судя по вашим сияющим лицам и восхищенным взглядам, такая перспектива вас не очень волнует...?
У него не было зеркала, чтобы посмотреть на себя.