Уильям Шекспир. Сонеты (в различных переводах)

OCR Бычков М.Н.

---

I

Потомства от существ прекрасных все хотят, Чтоб в мире красота цвела - не умирала: Пусть зрелая краса от времени увяла - Ее ростки о ней нам память сохранят.

Но ты, чей гордый взор никто не привлекает, А светлый пламень сам свой пыл в себе питает, Там голод сея, где избыток должен быть - Ты сам свой злейший враг, готовый все сгубить.

Ты, лучший из людей, природы украшенье, И вестник молодой пленительной весны, Замкнувшись, сам в себе хоронишь счастья сны И сеешь вкруг себя одно опустошенье.

Ты пожалей хоть мир - упасть ему не дай И, как земля, даров его не пожирай.

Перевод Н. Гербеля

I

Мы урожая ждем от лучших лоз, Чтоб красота жила, не увядая.

Пусть вянут лепестки созревших роз, Хранит их память роза молодая.

А ты, в свою влюбленный красоту, Все лучшие ей отдавая соки, Обилье превращаешь в нищету, - Свой злейший враг, бездушный и жестокий.

Ты - украшенье нынешнего дня, Недолговременной весны глашатай, - Грядущее в зачатке хороня, Соединяешь скаредность с растратой.

Жалея мир, земле не предавай Грядущих лет прекрасный урожай!

Перевод С. Маршака

I

От всех творений мы потомства ждем, Чтоб роза красоты не увядала, Чтобы, налившись зрелостью, потом В наследниках себя бы продолжала.

Но ты привязан к собственным глазам, Собой самим свое питаешь пламя, И там, где тук, ты голод сделал сам, Вредя себе своими же делами.

Теперь еще и свеж ты и красив, Весны веселой вестник безмятежный.

Но сам себя в себе похоронив, От скупости беднеешь, скряга нежный.

Жалея мир, грабителем не стань И должную ему отдай ты дань.

Перевод А. Финкеля

II

Когда твое чело избороздят Глубокими следами сорок зим, - Кто будет помнить царственный наряд, Гнушаясь жалким рубищем твоим?

И на вопрос: "Где прячутся сейчас Остатки красоты веселых лет?" - Что скажешь ты? На дне угасших глаз?

Но злой насмешкой будет твой ответ.

Достойней прозвучали бы слова: "Вы посмотрите на моих детей.

Моя былая свежесть в них жива.

В них оправданье старости моей".

Пускай с годами стынущая кровь В наследнике твоем пылает вновь!

Перевод С. Маршака

II

Когда тебя осадят сорок зим, На лбу твоем траншей пророют ряд, Истреплется, метелями гоним, Твоей весны пленительный наряд.

И если спросят: "Где веселых дней Сокровища и где твой юный цвет?"

Не говори: "В глуби моих очей" - Постыден и хвастлив такой ответ.

Насколько больше выиграл бы ты, Когда б ответил: "Вот ребенок мой, Наследник всей отцовской красоты, Он счеты за меня сведет с судьбой".

С ним в старости помолодеешь вновь, Согреешь остывающую кровь.

Перевод А. Финкеля

III

Скажи тому, кто в зеркале твоем: "Пора тебе подобного создать, И, коль себя не повторишь ты в нем, Обманешь мир, лишишь блаженства мать.

Где лоно невозделанное то, Которое отвергло бы твой плуг?

Своей могилой хочешь стать за что, Любви своей в себе замкнувши круг?

Ты - зеркало для матери своей, Ее апрель собой являешь ты.

И сам когда-нибудь на склоне дней Узришь в сынах своей весны черты.

Но если будешь жить самим собой, Умрешь ты сам - умрет и образ твой!

Перевод В. Чухно

III

Прекрасный облик в зеркале ты видишь И, если повторить не поспешишь Свои черты, природу ты обидишь, Благословенья женщину лишишь.

Какая смертная не будет рада Отдать тебе нетронутую новь?

Или бессмертия тебе не надо - Так велика к себе твоя любовь?

Для материнских глаз ты - отраженье Давно промчавшихся апрельских дней.

И ты найдешь под старость утешенье В таких же окнах юности твоей.

Но, ограничив жизнь своей судьбою, Ты сам умрешь и образ твой - с тобою!

Перевод С. Маршака

III

Скажи лицу, что в зеркале твоем: Пора ему подобное создать.

Когда себя не повторишь ты в нем, Обманешь свет, лишишь блаженства мать.

Где лоно невозделанное то, Что оттолкнуло б дивный этот плуг?

Своей могилой хочешь стать за что, Любви своей в себе замкнувши круг?

Ты - зеркало для матери, и ей Ее апрель показываешь ты.

И сам сквозь окна старости своей Увидишь вновь своей весны черты.

Но если ты живешь самим собой, Умрешь один - умрет и образ твой.

Перевод А. Финкеля

IV

Растратчик милый, расточаешь ты Свое наследство в буйстве сумасбродном Природа нам не дарит красоты, Но в долг дает - свободная свободным.

Прелестный скряга, ты присвоить рад То, что дано тебе для передачи.

Несчитанный ты укрываешь клад, Не становясь от этого богаче.

Ты заключаешь сделки сам с собой, Себя лишая прибылей богатых.

И в грозный час, назначенный судьбой, Какой отчет отдашь в своих растратах?

С тобою образ будущих времен, Невоплощенный, будет погребен.

Перевод С. Маршака

IV

Зачем лишь на себя, прекрасный мот, Ты красоту расходуешь без счета?

Не в дар, но в долг Природа нам дает, Но только щедрым все ее щедроты.

Зачем же, скряга дивный, захватил Ты выданную для раздачи ссуду?

О ростовщик! Твоих не хватит сил, Чтобы прожить сокровищ этих груду.

Ведя дела всегда с самим собой, Себя лишаешь верного дохода.

Но о себе ты дашь отчет какой, Когда уйти велит тебе Природа?

Не пущена тобою в оборот, Краса твоя без пользы пропадет.

Перевод А. Финкеля

V

Украдкой время с тонким мастерством Волшебный праздник создает для глаз.

И то же время в беге круговом Уносит все, что радовало нас.

Часов и дней безудержный поток Уводит лето в сумрак зимних дней, Где нет листвы, застыл в деревьях сок, Земля мертва и белый плащ на ней.

И только аромат цветущих роз - Летучий пленник, запертый в стекле, - Напоминает в стужу и мороз О том, что лето было на земле.

Свой прежний блеск утратили цветы, Но сохранили душу красоты.

Перевод С. Маршака

V

Минуты те же, что произвели Прелестный образ, радующий глаз, Красу его сметут с лица земли, Обезобразят все, ожесточась.

И время неустанное ведет На смену лету дикость злой зимы: Листва спадает, вместо соков - лед, Краса в снегу, и всюду царство тьмы.

И если бы не летний свежий дух - Текучий узник в ясном хрустале - То вся бы красота исчезла вдруг, И след ее пропал бы на земле.

Зимой цветок теряет лишь наряд, Но сохраняет душу - аромат.

Перевод А. Финкеля

VI

Смотри же, чтобы жесткая рука Седой зимы в саду не побывала, Пока не соберешь цветов, пока Весну не сохранишь на дне фиала.

Как человек, что драгоценный вклад С лихвой обильной получил обратно, Себя себе вернуть ты будешь рад С законной прибылью десятикратной.

Ты будешь жить на свете десять раз, Десятикратно в детях повторенный, И вправе будешь в свой последний час Торжествовать над смертью покоренной.

Ты слишком щедро одарен судьбой, Чтоб совершенство умерло с тобой.

Перевод С. Маршака

VI

Так не давай зиме, чтобы она Твой сок сгубила стужею своею.

Пока краса твоя еще сильна, Какой-нибудь сосуд наполни ею.

Никто мздоимцем не сочтет тебя, Коль с радостью тебе лихву отвесят.

Ты будешь счастлив, повторив себя, И в десять раз - коль их родится десять.

А эти десять снова создадут Твой дивный лик стократно, бесконечно.

И что же Смерть поделать сможет тут, Когда в потомстве жить ты будешь вечно?!

Не будь строптивым: прелесть пожалей И не бери в наследники червей.

Перевод А. Финкеля

VII

Пылающую голову рассвет Приподымает с ложа своего, И все земное шлет ему привет Лучистое встречая божество.

Когда в расцвете сил, в полдневный час, Светило смотрит с вышины крутой, - С каким восторгом миллионы глаз Следят за колесницей золотой.

Когда же солнце завершает круг И катится устало на закат, Глаза его поклонников и слуг Уже в другую сторону глядят.

Оставь же сына, юность хороня.

Он встретит солнце завтрашнего дня!

Перевод С. Маршака

VII

Ты посмотри: когда, лаская глаз, Встает светило с ложа своего, Все на земле поют хвалу в тот час Священному величию его.

Когда ж оно небесной крутизной Спешит, как юность зрелая, в зенит, То каждый взор, пленен его красой, За золотым путем его следит.

Но в час, когда оно, закончив путь, Расставшись с днем, свергается в закат, Никто не хочет на него взглянуть, И обращен небрежный взор назад.

И ты, когда тебя не сменит сын, Свой полдень пережив, умрешь один.

Перевод А. Финкеля

VIII

Ты - музыка, но звукам музыкальным Ты внемлешь с непонятною тоской.

Зачем же любишь то, что так печально, Встречаешь муку радостью такой?

Где тайная причина этой муки?

Не потому ли грустью ты объят, Что стройно согласованные звуки Упреком одиночеству звучат?

Прислушайся, как дружественно струны Вступают в строй и голос подают, - Как будто мать, отец и отрок юный В счастливом единении поют.

Нам говорит согласье струн в концерте, Что одинокий путь подобен смерти.

Перевод С. Маршака

VIII

Ты - музыка, но почему уныло Ты музыке внимаешь? И зачем Ты с радостью встречаешь, что не мило, А радостному ты не рад совсем?

Не потому ли стройных звуков хоры Аккордами твой оскорбляют слух, Что кротко шлют они тебе укоры За то, что ты один поешь за двух.

Заметь, как дружно, радостно и звонко Согласных струн звучит счастливый строй, Напоминая мать, отца, ребенка, В единой ноте сливших голос свой.

Тебе поет гармонии поток: "Уйдешь в ничто, коль будешь одинок".

Перевод А. Финкеля

IX

Должно быть, опасаясь вдовьих слез, Ты не связал себя ни с кем любовью.

Но если б грозный рок тебя унес, Весь мир надел бы покрывало вдовье

В своем ребенке скорбная вдова Любимых черт находит отраженье.

А ты не оставляешь существа, В котором свет нашел бы утешенье.

Богатство, что растрачивает мот, Меняя место, в мире остается.

А красота бесследно промелькнет, И молодость, исчезнув, не вернется.

Кто предает себя же самого - Не любит в этом мире никого!

Перевод С. Маршака

IX

Не из боязни ль горьких слез вдовы Отшельничество избрано тобою?

Но коль бездетен ты умрешь - увы!

То станет целый мир твоей вдовою.

И будет горько плакать он, что ты Подобья не оставил никакого, Тогда как мужа милого черты В чертах своих детей находят вдовы.

Все то, что расточает в мире мот, Меняя место, в мир идет обратно, Но красота бесплодная пройдет И без толку погибнет безвозвратно.

Не будет у того любви к другим, Кто надругался над собой самим.

Перевод А. Финкеля

Х

По совести скажи: кого ты любишь?

Ты знаешь, любят многие тебя.

Но так беспечно молодость ты губишь, Что ясно всем - живешь ты, не любя.

Свой лютый враг, не зная сожаленья, Ты разрушаешь тайно день за днем Великолепный, ждущий обновленья, К тебе в наследство перешедший дом.

Переменись - и я прощу обиду, В душе любовь, а не вражду пригрей.

Будь так же нежен, как прекрасен с виду, И стань к себе щедрее и добрей.

Пусть красота живет не только ныне, Но повторит себя в любимом сыне.

Перевод С. Маршака

Х

Стыдись, стыдись! Уж слишком беззаботно И на себя глядишь ты и на свет.

Тебя все любят - сам скажу охотно - Но никого не любишь ты в ответ.

К себе проникнут лютою враждою Против себя ты козни строишь сам, И не хранишь, а собственной рукою Ты разрушаешь свой прекрасный храм.

О, изменись! И изменюсь я тоже.

Неужто злу пристал такой дворец?

Душа красой с лицом пусть будет схожа, И стань к себе добрее наконец.

Меня любя, создай другого "я", Чтоб вечно в нем жила краса твоя.

Перевод А. Финкеля

XI

Как вянуть будешь ты день ото дня, так будешь День ото дня цвести ты в отпрыске своем;

Ту кровь, что в юности отдать себя принудишь, Своею назовешь, сам ставши стариком.

Вот в чем и разум наш, и красота, и сила;

А вне - безумие, бессилье, вечный мрак: Тогда и время бы свой ход остановило, И род людской тогда невдолге бы иссяк.

Кто на земле рожден не для продленья рода, Уродлив, груб, суров, - тот гибни без следа;

Но, видя, как щедра к избранникам природа, Дары ее сберечь ты должен навсегда:

На то в тебе и знак ее печати явлен, Чтоб миру в оттисках был подлинник оставлен.

Перевод В. Лихачева

XI

Мы вянем быстро - так же, как растем, Растем в потомках, в новом урожае.

Избыток сил в наследнике твоем Считай своим, с годами остывая.

Вот мудрости и красоты закон.

А без него царили бы на свете Безумье, старость до конца времен И мир исчез бы в шесть десятилетий.

Пусть тот, кто жизни и земле не мил - Безликий, грубый, - гибнет невозвратно.

А ты дары такие получил, Что возвратить их можешь многократно.

Ты вырезан искусно, как печать, Чтобы векам свой оттиск передать.

Перевод С. Маршака

XI

Пусть ты поблекнешь и лишишься сил - В своем потомстве расцветешь пышнее.

Кровь, что в него ты в молодости влил, Назвать ты можешь в старости своею.

И в этом мудрость, прелесть и расцвет.

Вне этого безумие, дряхленье.

Весь мир исчез бы в шесть десятков лет, Когда бы твоего держался мненья.

Ненужные для будущих времен, Пусть погибают грубые уроды, Но ты судьбой столь щедро награжден, Что сам не смеешь быть скупей природы.

Ты вырезан Природой как печать, Чтоб в оттисках себя передавать.

Перевод А. Финкеля

XII

Звучит ли бой часов и время гонит, Иль вянет лепесток за лепестком, Гляжу ль, как бодрый день во мраке тонет, Как черный локон смешан с серебром, -

Когда я вижу рощу оголенной, - Бывало, в зной, убежище для стад - Как зелень лета старец убеленный, Скосив стогами, полагает в ряд, -

Тогда меня всегда вопрос терзает: Неужли чудный облик твой умрет, Раз красота здесь так же скоро тает, Как перед нею новая растет?

Косы времен не одолеешь ты, Не передав потомству красоты.

Перевод М. Чайковского

XII

Когда часы мне говорят, что свет Потонет скоро в грозной тьме ночной, Когда фиалки вянет нежный цвет И темный локон блещет сединой,

Когда листва несется вдоль дорог, В полдневный зной хранившая стада, И нам кивает с погребальных дрог Седых снопов густая борода, -

Я думаю о красоте твоей, О том, что ей придется отцвести, Как всем цветам лесов, лугов, полей, Где новое готовится расти.

Но если смерти серп неумолим, Оставь потомков, чтобы спорить с ним!

Перевод С. Маршака

XII

Когда слежу я мерный ход часов, И вижу: день проглочен мерзкой тьмой;

Когда гляжу на злую смерть цветов, На смоль кудрей, сребримых сединой;

Когда я вижу ветви без листвы, Чья сень спасала в летний зной стада, Когда сухой щетинистой травы С прощальных дрог свисает борода, -

Тогда грущу я о твоей красе: Под гнетом дней ей тоже увядать, Коль прелести, цветы, красоты все Уходят в смерть, чтоб смене место дать.

От времени бессильны все щиты, И лишь в потомстве сохранишься ты.

Перевод А. Финкеля

XIII

Не изменяйся, будь самим собой.

Ты можешь быть собой, пока живешь.

Когда же смерть разрушит образ твой, Пусть будет кто-то на тебя похож.

Тебе природой красота дана На очень краткий срок, и потому Пускай по праву перейдет она К наследнику прямому твоему.

В заботливых руках прекрасный дом Не дрогнет перед натиском зимы, И никогда не воцарится в нем Дыханье смерти, холода и тьмы.

О, пусть, когда настанет твой конец, Звучат слова: "Был у меня отец!"

Перевод С. Маршака

XIII

О, если б вечно был ты сам собой!

Но ведь своим недолго будешь ты...

Готовься же к кончине, друг родной, И передай другим свои черты.

Твоей красе, лишь данной напрокат, Тогда не будет края и конца, Когда твои потомки воплотят В себе черты прекрасного лица.

Да кто ж позволит дому рухнуть вдруг, Его не охранив страдой своей От ярости нещадных бурных вьюг, Сурового дыханья зимних дней?!

Ты знал отца. Подумай же о том, Чтоб кто-то мог тебя назвать отцом.

Перевод А. Финкеля

XIV

Я не по звездам о судьбе гадаю, И астрономия не скажет мне, Какие звезды в небе к урожаю, К чуме, пожару, голоду, войне.

Не знаю я, ненастье иль погоду Сулит зимой и летом календарь, И не могу судить по небосводу, Какой счастливей будет государь.

Но вижу я в твоих глазах предвестье, По неизменным звездам узнаю, Что правда с красотой пребудут вместе, Когда продлишь в потомках жизнь свою.

А если нет - под гробовой плитою Исчезнет правда вместе с красотою.

Перевод С. Маршака

XIV

Я не по звездам мыслю и сужу;

Хотя я астрономию и знаю, Ни счастья, ни беды не предскажу, Ни засухи, ни язв, ни урожая.

И не могу вести я счет дождям, Громам, ветрам, сулить счастливый жребий, Предсказывать удачу королям, Вычитывая предвещанья в небе.

Все знания мои в твоих глазах, Из этих звезд я черпаю сужденье, Что живы Правда с Красотой в веках, Коль ты им дашь в потомстве продолженье.

Иначе будет час последний твой Последним часом Правды с Красотой.

Перевод А. Финкеля

XV

Когда подумаю, что миг единый От увяданья отделяет рост, Что этот мир - подмостки, где картины Сменяются под волхвованье звезд,

Что нас, как всходы нежные растений, Растят и губят те же небеса, Что смолоду в нас бродит сок весенний, Но вянет наша сила и краса, -

О, как я дорожу твоей весною, Твоей прекрасной юностью в цвету.

А время на тебя идет войною И день твой ясный гонит в темноту.

Но пусть мой стих, как острый нож садовый, Твой век возобновит прививкой новой.

Перевод С. Маршака

XV

Когда я постигаю, что живет Прекрасное не более мгновенья, Что лишь подмостки пышный этот взлет И он подвластен дальних звезд внушенью;

Когда я вижу: люди, как цветы, Растут, цветут, кичася юной силой, Затем спадают с этой высоты, И даже память их взята могилой, -

Тогда к тебе свой обращаю взор - Хоть молод ты, но вижу я воочью, Как Смерть и Время пишут договор, Чтоб ясный день твой сделать мрачной

Но с Временем борясь, моя любовь Тебе, мой милый, прививает новь.

Перевод А. Финкеля

XVI

Но если время нам грозит осадой, То почему в расцвете сил своих Не защитишь ты молодость оградой Надежнее, чем мой бесплодный стих?

Вершины ты достиг пути земного, И столько юных, девственных сердец Твой нежный облик повторить готовы, Как не повторит кисть или резец.

Так жизнь исправит все, что изувечит.

И если ты любви себя отдашь, Она тебя верней увековечит, Чем этот беглый, хрупкий карандаш.

Отдав себя, ты сохранишь навеки Себя в созданье новом - в человеке.

Перевод С. Маршака

XVI

Но почему бы не избрать пути Тебе иного для борьбы победной С злым временем? Оружие найти Вернее и надежней рифмы бедной?

Ведь ты теперь в расцвете красоты И девственных садов найдешь немало, Тебе готовых вырастить цветы, Чтоб их лицо твое бы повторяло.

И то, что кисть иль слабый карандаш В глазах потомства оживить не в силах Грядущим поколеньям передашь Ты в образах, душой и телом милых.

Себя даря, для будущих времен Своим искусством будешь сохранен.

Перевод А. Финкеля

XVII

Увы, мои стихи все презрят, позабудут, Когда они полны твоих достоинств будут, Хотя - то знает Бог - они лишь гроб пока, Где скрыта жизнь твоя, хвалимая слегка!

Когда б я красоту твою воспеть был в силах И перечислить все достоинства твои, Потомок бы сказал: "Он лжет - поэт любви!

Таких нет между тех, чья участь - гнить в могиле!"

И перестанет мир листкам моим внимать, Как бредням стариков болтливых, неправдивых, И те хвалы, что лишь тебе принадлежат, Сочтутся за мечты, за звуки стоп игривых.

Но если бы детей имел ты не во сне, То ты в моих стихах и в них бы жил вдвойне.

Перевод Н. Гербеля

XVII

Сонет мой за обман века бы осудили, когда б он показал свой образ неземной, - но в песне, знает Бог, ты скрыта, как в могиле, и жизнь твоих очей не выявлена мной.

Затем ли волшебство мной было бы воспето и чистое число всех прелестей твоих - чтоб молвили века: "Не слушайте поэта;

божественности сей нет в обликах мирских"?

Так высмеют мой труд, поблекнувший и сирый, так россказни смешны речистых стариков, - и правду о тебе сочтут за прихоть лиры, за древний образец напыщенных стихов...

Но если бы нашлось дитя твое на свете, жила бы ты вдвойне - в потомке и в сонете.

Перевод В. Набокова

XVII

Как мне уверить в доблестях твоих Тех, до кого дойдет моя страница?

Но знает бог, что этот скромный стих Сказать не может больше, чем гробница.

Попробуй я оставить твой портрет, Изобразить стихами взор чудесный, - Потомок только скажет: "Лжет поэт, Придав лицу земному свет небесный!"

И этот старый, пожелтевший лист Отвергнет он, как болтуна седого, Сказав небрежно: "Старый плут речист, Да правды нет в его речах ни слова!"

Но, доживи твой сын до этих дней, Ты жил бы в нем, как и в строфе моей.

Перевод С. Маршака

XVII

Поверят ли грядущие века Моим стихам, наполненным тобою?

Хоть образ твой заметен лишь слегка Под строк глухих надгробною плитою?

Когда бы прелесть всех твоих красот Раскрыла пожелтевшая страница, Сказали бы потомки: "Как он лжет, Небесными творя земные лица".

И осмеют стихи, как стариков, Что более болтливы, чем правдивы, И примут за набор забавных слов, За старосветской песенки мотивы.

Но доживи твой сын до тех времен, - Ты б и в стихах, и в нем был воплощен.

Перевод А. Финкеля

XVIII

Как я сравню тебя с роскошным летним днем, Когда ты во сто раз прекрасней, друг прекрасный?

То нежные листки срывает вихрь ненастный И лето за весной спешит своим путем;

То солнце средь небес сияет слишком жарко, То облако ему туманит ясный зрак - И все, что вкруг манит, становится неярко Иль по закону злой природы, или так -

Случайно; но твое все ж не увянет лето И не утратит то, чему нельзя не быть, А смерть не скажет, что все в тень в тебе одето, Когда в стихах моих ты вечно будешь жить.

И так, пока дышать и видеть люди будут, Они, твердя мой гимн, тебя не позабудут.

Перевод Н. Гербеля

XVIII

Я с летним днем сравнить тебя готов, Но он не столь безоблачен и кроток;

Холодный ветер не щадит цветов, И жизни летней слишком срок короток:

То солнце нас палящим зноем жжет, То лик его скрывается за тучей...

Прекрасное, как чудный сон, пройдет, Коль повелит природа или случай,

Но никогда не может умереть Твоей красы пленительное лето, Не может смерть твои черты стереть Из памяти забывчивого света.

Покуда кровь кипит в людских сердцах, Ты не умрешь в моих живых стихах.

Перевод С. Ильина

XVIII

Сравню ли я тебя с весенним днем?

Нет, ты милее длительной красою: Злой вихрь играет нежным лепестком, Весна проходит краткой полосою.

Светило дня то шлет чрезмерный зной, То вдруг скрывается за тучей мрачной...

Нет красоты, что, строгой чередой Иль случаем, не стала бы невзрачной.

Твоя ж весна не ведает теней, И вечный блеск ее не увядает.

Нет, даже смерть бессильна перед ней!

На все века твой образ просияет.

Пока есть в людях чувства и мечты, Живет мой стих, а вместе с ним и ты!

Перевод М. Чайковского

XVIII

Сравню ли с летним днем твои черты?

Но ты милей, умеренней и краше.

Ломает буря майские цветы, И так недолговечно лето наше!

То нам слепит глаза небесный глаз, То светлый лик скрывает непогода.

Ласкает, нежит и терзает нас Своей случайной прихотью природа.

А у тебя не убывает день, Не увядает солнечное лето.

И смертная тебя не скроет тень - Ты будешь вечно жить в строках поэта.

Среди живых ты будешь до тех пор, Доколе дышит грудь и видит взор.

Перевод С. Маршака

XVIII

Сравнит ли с летним днем тебя поэт?

Но ты милей, умереннее, кротче.

Уносит буря нежный майский цвет, И лето долго нам служить не хочет.

То ярок чересчур небесный глаз, То золото небес покрыто тучей, И красоту уродует подчас Течение природы или случай.

Но лета твоего нетленны дни, Твоя краса не будет быстротечна, Не скажет Смерть, что ты в ее тени, - В моих стихах останешься навечно.

Жить будешь ими, а они тобой, Доколе не померкнет глаз людской.

Перевод А. Финкеля

XIX

О время! Когти льва, чуть стар, тупи нещадно, Земные существа земле и предавай, У тигра зубы рви из пасти кровожадной И феникса в крови его же сожигай;

Чредою лет и зим над миром пролетая, Будь миру вестником и радостей и бед, Рази красу, когда поникнет, увядая, - На преступленье лишь одно тебе запрет:

Попутно не клейми зловещими чертами Прекрасное чело любимца моего;

Как образец красы грядущим вслед за нами В наследие оставь нетронутым его.

А повредишь ему - я этот вред поправлю И друга юношей в стихах своих прославлю.

Перевод В. Лихачева

XIX

Ты притупи, о время, когти льва, Клыки из пасти леопарда рви, В прах обрати земные существа И феникса сожги в его крови.

Зимою, летом, осенью, весной Сменяй улыбкой слезы, плачем - смех.

Что хочешь делай с миром и со мной - Один тебе я запрещаю грех:

Чело, ланиты друга моего Не борозди тупым своим резцом.

Пускай черты прекрасные его Для всех времен послужат образцом.

А коль тебе не жаль его ланит, Мой стих его прекрасным сохранит!

Перевод С. Маршака

XIX

У льва, о Время, когти извлеки, Оставь земле сжирать детей земли, У тигра вырви острые клыки, И феникса в его крови спали!

Печаль и радость, тьму и блеск зари, Весну и осень, бег ночей и дней, - Что хочешь, легконогое, твори, Но одного лишь делать ты не смей:

Не смей на лике друга моего Вырезывать следы твоих шагов;

Пусть красота нетленная его Пребудет образцом для всех веков!

Но можешь быть жестоким, злой Колдун, - В моих стихах он вечно будет юн.

Перевод А. Финкеля

XX

Лик женщины, начертанный природой, Имеешь ты, царица-царь души;

И сердце женское без безбородой Притворности, изменчивости, лжи.

Твой взор правдивей, проще и свежей, Все золотя вокруг, куда ни взглянет, Равно и жен пленяя и мужей, К себе невольно все живое манит.

Сперва женой ты зачат был природой: Творя, она влюбилась и потом Прибавкою, лишив меня свободы, Оставила на свете ни при чем.

Раз сотворен ты женам в наслажденье, Дай мне любовь, а им - ее свершенье.

Перевод М. Чайковского

XX

Прекрасный женский лик природой вдохновенной Тебе, души моей царю-царице, дан;

Как женщина, таишь ты в сердце драгоценный Источник нежности - но чужд ему обман;

Правдивые глаза сияют женских ярче И кроют блеском все, на что устремлены;

Муж позавидует, что твой румянец жарче: Ты мука для него и гибель для жены.

Природа женщиной задумала сначала Тебя создать; но ты пленил ее собой - И у меня она тебя отвоевала, Вооружив совсем ненужной мне красой.

Так пусть любовь твоя послужит мне наградой, А женщинам краса останется усладой.

Перевод В. Лихачева

XX

Тебе девичий лик природой дан благою - Тебе, что с ранних пор владыкой стал моим, И нежный женский пыл, но незнакомый с тою Податливостью злой, что так присуща им,

И боле страстный взор и менее лукавый, Златящий все, на что бывает устремлен;

Но цвет лица - мужской, со всей своею славой, Опасный для мужей и милый для их жен.

Ты б должен был, мой друг, быть женщиной наружно, Но злой природы власть, увы, тебе дала, Мой ненаглядный, то, что вовсе мне не нужно, И тем меж нами нить любви перервала.

Но если создан ты для женского участья, То мне отдай любовь, а им - тревоги счастья.

Перевод Н. Гербеля

XX

Лик женщины, но строже, совершенней Природы изваяло мастерство.

По-женски ты красив, но чужд измене, Царь и царица сердца моего.

Твой нежный взор лишен игры лукавой, Но золотит сияньем все вокруг.

Он мужествен и властью величавой Друзей пленяет и разит подруг.

Тебя природа женщиною милой Задумала, но, страстью пленена, Она меня с тобою разлучила, А женщин осчастливила она.

Пусть будет так. Но вот мое условье: Люби меня, а их дари любовью.

Перевод С. Маршака

XX

Твой женский лик - Природы дар бесценный Тебе, царица-царь моих страстей.

Но женские лукавые измены Не свойственны душе простой твоей.

Твой ясный взгляд, правдивый и невинный, Глядит в лицо, исполнен прямоты;

К тебе, мужчине, тянутся мужчины;

И души женщин привлекаешь ты.

Задуман был как лучшая из женщин, Безумною природою затем Ненужным был придатком ты увенчан, И от меня ты стал оторван тем.

Но если женщинам ты создан в утешенье, То мне любовь, а им лишь наслажденье.

Перевод А. Финкеля

XXI

Я не похож на тех, чья Муза, возбуждаясь К святому творчеству живою красотой И в гордости своей самих небес касаясь, Красавицу свою равняет то с луной,

То с солнцем золотым, то с чудными дарами, Лежащими в земле, в глубоких безднах вод, И, наконец, со всем, что вкруг нас и над нами В пространстве голубом сияет и живет.

О, дайте мне в любви быть искренним - и верьте, Что милая моя прекрасней всех других, Рожденных женщиной; но как ее ни мерьте, Все ж будет потемней лампад тех золотых,

Что блещут в небесах! Пускай другой добавит!

Ведь я не продаю - чего ж ее мне славить?

Перевод Н. Гербеля

XXI

Не соревнуюсь я с творцами од, Которые раскрашенным богиням В подарок преподносят небосвод Со всей землей и океаном синим.

Пускай они для украшенья строф Твердят в стихах, между собою споря, О звездах неба, о венках цветов, О драгоценностях земли и моря.

В любви и в слове - правда мой закон, И я пишу, что милая прекрасна, Как все, кто смертной матерью рожден, А не как солнце или месяц ясный.

Я не хочу хвалить любовь мою - Я никому ее не продаю!

Перевод С. Маршака

XXI

Нет, я не уподоблюсь музе той, Которая, не зная меры слова И вдохновляясь пошлой красотой, Свою любовь со всем сравнить готова,

Приравнивает к солнцу и луне, Цветам весенним, ярким самоцветам, В подземной и подводной глубине, Ко всем на свете редкостным предметам.

Правдив в любви, правдив и в песне я: Не как златые светочи в эфире, Блистает красотой любовь моя, А как любой рожденный в этом мире.

Кто любит шум, пусть славит горячей, А я не продаю любви своей.

Перевод А. Финкеля

XXII

Лгут зеркала - какой же я старик!

Я молодость твою делю с тобою, Но если дни избороздят твой лик, Я буду знать, что побежден судьбою.

Как в зеркало, глядясь в твои черты, Я самому себе кажусь моложе.

Мне молодое сердце даришь ты, И я тебе свое вручаю тоже.

Старайся же себя оберегать - Не для себя: хранишь ты сердце друга.

А я готов, как любящая мать, Беречь твое от горя и недуга.

Одна судьба у наших двух сердец: Замрет мое - и твоему конец!

Перевод С. Маршака

XXII

Не верю зеркалам, что я старик, Пока ты сверстник с юностью живою.

Когда лета избороздят твой лик, Скажу и я, что смерть придет за мною

Твоя краса - покров души моей, Сплетенный навсегда с душой твоею.

Твоя в моей, моя в груди твоей - Так как же буду я тебя старее?!

И потому побереги себя Для сердца моего - и я ведь тоже Твое ношу и берегу любя, На преданную нянюшку похожий.

И если сердце вдруг умрет мое - То не смогу я возвратить твое.

Перевод А. Финкеля

XXIII

Как тот актер, который, оробев, Теряет нить давно знакомой роли, Как тот безумец, что, впадая в гнев, В избытке сил теряет силу воли, -

Так я молчу, не зная, что сказать, Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладет печать Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай, Идет к тебе с признаньем и мольбой И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?

Перевод С. Маршака

XXIII

Как на подмостках жалкий лицедей Внезапно роль забудет от смущенья, Как жалкий трус, что в ярости своей Сам обессилит сердце в исступленье,

Так от смущенья забываю я Любовный ритуал, для сердца милый, И замолкает вдруг любовь моя, Своею же подавленная силой.

Так пусть же книги тут заговорят Глашатаем немым души кричащей, Что молит о любви и ждет наград, - Хотя язык твердил об этом чаще.

Любви безмолвной речи улови: Глазами слышать - высший ум любви.

Перевод А. Финкеля

XXIV

Мой глаз гравером стал и образ твой Запечатлел в моей груди правдиво.

С тех пор служу я рамою живой, А лучшее в искусстве - перспектива.

Сквозь мастера смотри на мастерство, Чтоб свой портрет увидеть в этой раме Та мастерская, что хранит его, Застеклена любимыми глазами.

Мои глаза с твоими так дружны: Моими я тебя в душе рисую.

Через твои с небесной вышины Заглядывает солнце в мастерскую.

Увы, моим глазам через окно Твое увидеть сердце не дано.

Перевод С. Маршака

XXIV

В художника мой превратился глаз, - Твой образ в сердце впечатлен правдиво.

Он в раме тела моего сейчас, Но лучшее, что есть в нем - перспектива.

Сквозь мастера глядишь на образ свой, Его в глуби ты видишь потаенной - У сердца моего он в мастерской, Любимого глазами застекленной.

О, как дружны глаза у нас - смотри: Мои - художник, а твои - оконца;

Чтоб образ твой увидеть там, внутри, Сквозь них в меня заглядывает солнце.

Но глаз рисует тело лишь одно - Увидеть сердце глазу не дано.

Перевод А. Финкеля

XXV

Пусть хвастают родством и почестями те, Что увидали свет под счастия звездою;

Я ж счастье нахожу в любви - святой мечте, Лишенный благ иных Фортуной молодою.

Любимцы королей, как нежные цветки, Пред солнцем золотым вскрывают лепестки;

Но слава в них самих зарыта, как в могиле, - И первый хмурый взгляд их уничтожить в силе.

Прославленный в боях герой на склоне лет, За проигранный бой из тысячи побед, Бывает исключен из летописей чести И теми позабыт, из-за кого лил кровь.

Я ж рад, что на мою и на твою любовь Никто не посягнет в порыве злобной мести.

Перевод М. Чайковского

XXV

Кто под звездой счастливою рожден - Гордится славой, титулом и властью.

А я судьбой скромнее награжден, И для меня любовь - источник счастья.

Под солнцем пышно листья распростер Наперсник принца, ставленник вельможи.

Но гаснет солнца благосклонный взор, И золотой подсолнух гаснет тоже.

Военачальник, баловень побед, В бою последнем терпит пораженье, И всех его заслуг потерян след.

Его удел - опала и забвенье.

Но нет угрозы титулам моим Пожизненным: любил, люблю, любим.

Перевод С. Маршака

XXV

Кто под счастливой родился звездой, Гордится честью, титулом, наградой.

А я, лишенный этого судьбой, В нежданном счастье нахожу отраду.

Как ноготки под солнечным лучом, Цветут под взглядом принца фавориты.

Но падают в величии своем, Суровостью очей его убиты.

Добывший славу в битвах без числа, Одну хотя бы проиграет воин, - И вот забыты все его дела, И в книгах славных быть он не достоин.

Но счастлив я: люблю я и любим И от любви своей неотделим.

Перевод А. Финкеля

XXVI

Мой властелин, твое очарованье Меня к тебе навеки приковало.

Прими ж мое горячее посланье.

В нем чти не ум, а преданность вассала.

Она безмерна, ум же мой убог: Мне страшно, что не хватит слов излиться..

О, если бы в твоих глазах я мог, Любовию согретый, обновиться!

О, если бы любовная звезда Могла мне дать другое освещенье И окрылила робкие уста, Чтоб заслужить твое благоволенье!

Тогда бы смел я петь любовь мою - Теперь же, в страхе, я ее таю.

Перевод М. Чайковского

XXVI

Покорный данник, верный королю, Я, движимый почтительной любовью, К тебе посольство письменное шлю, Лишенное красот и острословья.

Я не нашел тебя достойных слов.

Но, если чувства верные оценишь, Ты этих бедных и нагих послов Своим воображением оденешь.

А может быть, созвездья, что ведут Меня вперед неведомой дорогой, Нежданный блеск и славу придадут Моей судьбе, безвестной и убогой.

Тогда любовь я покажу свою, А до поры во тьме ее таю.

Перевод С. Маршака

XXVI

Любви моей властитель. Твой вассал С почтительной покорностью во взгляде Тебе посланье это написал Не остроумья, преданности ради.

Так преданность сильна, что разум мой Облечь ее в слова не в состоянье.

Но ты, своей известный добротой, Найдешь приют для скудного посланья.

Пока свой лик ко мне не обратят Созвездья, управляющие мною, И выткут для любви такой наряд, Чтоб мог я быть замеченным тобою.

Тогда скажу, как я тебя люблю, А до того себя не объявлю.

Перевод А. Финкеля

XXVII

Усталый от трудов, спешу я на постель, Чтоб членам отдых дать, дорогой утомленным;

Но быстро голова, дремавшая досель, Сменяет тела труд мышленьем напряженным.

И мысли из тех мест, где ныне нахожусь, Паломничество, друг, к тебе предпринимают, И, как глаза свои сомкнуть я ни стремлюсь, Они их в темноту впиваться заставляют.

Но зрение души твой образ дорогой, Рассеивая мрак, являет мне пред очи, Который придает, подобно солнцу ночи, Ей красоту свою и блеск свой неземной.

Итак - мой остов днем, а ум ночной порою Не могут получить желанного покою.

Перевод Н. Гербеля

XXVII

Спешу я, утомясь, к целительной постели, где плоти суждено от странствий отдохнуть, - но только все труды от тела отлетели, пускается мой ум в паломнический путь.

Потоки дум моих, отсюда, издалека, настойчиво к твоим стремятся чудесам - и держат, и влекут изменчивое око, открытое во тьму, знакомую слепцам.

Зато моей души таинственное зренье торопится помочь полночной слепоте;

окрашивая ночь, твое отображенье дрожит, как самоцвет, в могильной темноте.

Так, ни тебе, ни мне покоя не давая, днем тело трудится, а ночью - мысль живая.

Перевод В. Набокова

XXVII

Трудами изнурен, хочу уснуть, Блаженный отдых обрести в постели.

Но только лягу, вновь пускаюсь в путь - В своих мечтах - к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз Идут к тебе дорогой пилигрима, И, не смыкая утомленных глаз, Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.

И кажется великолепной тьма, Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.

И днем и ночью - я всегда в пути.

Перевод С. Маршака

XXVII

Устав от дел, спешу скорей в кровать, Чтоб отдохнули члены от блужданья.

Но только станет тело отдыхать, Как голова начнет свои скитанья.

Уходят мысли в страннический путь, Спешат к тебе в усердии горячем, И не могу я глаз своих сомкнуть, И вижу мрак, открытый и незрячим.

Духовным зреньем вижу образ твой, Сверкающий алмаз, слепящий очи.

Он делает прекрасным мрак ночной И обновляет лик старухи - ночи.

Днем отдыха не нахожу ногам, А духу нет покоя по ночам.

Перевод А. Финкеля

XXVIII

Как я могу усталость превозмочь, Когда лишен я благости покоя?

Тревоги дня не облегчает ночь, А ночь, как день, томит меня тоскою.

И день и ночь - враги между собой - Как будто подают друг другу руки.

Тружусь я днем, отвергнутый судьбой, А по ночам не сплю, грустя в разлуке.

Чтобы к себе расположить рассвет, Я сравнивал с тобою день погожий И смуглой ночи посылал привет, Сказав, что звезды на тебя похожи.

Но все трудней мой следующий день, И все темней грядущей ночи тень.

Перевод С. Маршака

XXVIII

Но как бы к счастью я вернуться мог, Коль я лишен досуга и покоя?

Не облегчает ночь дневных тревог, А день подавлен горестью ночною.

Всегда враги, сейчас друзья они, Сейчас друг другу протянули руки И мучают меня: трудами дни, А скорбью ночь - что я с тобой в разлуке.

Чтоб дню польстить, я говорю ему, Что ты шлешь свет при пасмурной погоде;

А черной ночи льщу, что в мрак и тьму Ты, вместо звезд, горишь на небосводе.

Но с каждым днем печаль моя сильней, И с каждой ночью скорбь моя больней.

Перевод А. Финкеля

XXIX

Когда, гонимый миром и судьбою, Над участью своей я плачу в тишине И, проклиная жизнь, напрасною мольбою Тревожу небеса, не внемлющие мне;

Когда, завидуя с отчаяньем скупого Всем благам ближнего, я для себя б хотел Талантов одного и почестей другого И недоволен всем, что мне дано в удел...

О, если в этот миг бесплодного мученья Случайно вспомню я, подруга, о тебе (Как птичка Божия, почуяв пробужденье

Светила дня), я гимн пою судьбе.

И так счастлив тогда любовию моею, Что лучшей участи желать себе не смею.

Перевод И. Мамуны

XXIX

Когда, в немилости у счастья и людей, Я плачу над моей проклятою судьбою, И глухи небеса на вопль души моей, И жребий свой кляну с бесплодною тоскою;

Ревную ли к тому, кто посреди друзей Надеждами богат и блещет красотою;

Завидую ли тем, кто кажется сильней Меня талантами, успехом пред толпою,

И презирать себя средь этих дум готов, Лишь вспомню о тебе - и вновь здоров душою, Несется песнь моя до дальних облаков, Как жаворонка звон над темною землею.

О, велики, мой друг, дары любви твоей, И доля царская ничтожна перед ней!

Перевод Д. Аверкиева

XXIX

Когда, в раздоре с миром и судьбой, Припомнив годы, полные невзгод, Тревожу я бесплодною мольбой Глухой и равнодушный небосвод

И, жалуясь на горестный удел, Готов меняться жребием своим С тем, кто в искусстве больше преуспел, Богат надеждой и людьми любим, -

Тогда, внезапно вспомнив о тебе, Я малодушье жалкое кляну, И жаворонком, вопреки судьбе, Моя душа несется в вышину.

С твоей любовью, с памятью о ней Всех королей на свете я сильней.

Перевод С. Маршака

XXIX

Когда людьми и счастьем обойден, Не знаю я, что делать мне с собой, - В глухое небо тщетно рвется стон, И горько плачу над своей судьбой.

Я завистью нещадною томим К чужой надежде, участи, друзьям, К уму, таланту, доблестям чужим, Себя за это презирая сам.

Но стоит лишь мне вспомнить о тебе - С земли угрюмой сердцем я взлечу Навстречу солнцу, благостной судьбе, Как жаворонок, к светлому лучу.

Твоей любви, моей мечты о ней Я не отдам за троны всех царей.

Перевод А. Финкеля

XXX

Когда на суд безмолвных, тайных дум Я вызываю голоса былого, - Утраты все приходят мне на ум И старой болью я болею снова.

Из глаз, не знавших слез, я слезы лью О тех, кого во тьме таит могила, Ищу любовь погибшую свою И все, что в жизни мне казалось мило

Веду я счет потерянному мной И ужасаюсь вновь потере каждой, И вновь плачу я дорогой ценой За то, за что платил уже однажды!

Но прошлое я нахожу в тебе И все готов простить своей судьбе.

Перевод С. Маршака

XXX

Когда на суд безмолвных дум своих Воспоминанья прошлого влеку я, Скорбя опять о горестях былых, О дорогих утратах вновь тоскуя, -

Не плакавшие ввек глаза мои Потоки слез тогда исторгнуть в силе, И об умершей плачу я любви, И о друзьях, исчезнувших в могиле.

От горя к горю вновь перехожу, Печалюсь вновь печалями былого, Страданьям давним счеты подвожу, За что платил, уплачиваю снова.

Но только вспомню о тебе, мой друг, Не станет больше ни утрат, ни мук.

Перевод А. Финкеля

XXXI

Твоя прияла грудь все мертвые сердца;

Их в жизни этой нет, я мертвыми их мнил;

И у тебя в груди любви их нет конца, В ней все мои друзья, которых схоронил.

Надгробных пролил я близ мертвых много слез, Перед гробами их как дань любви живой!

Благоговейно им, умершим, в дань принес;

Они теперь в тебе, они живут с тобой.

И смотришь ты теперь могилою живой, На ней и блеск, и свет скончавшихся друзей, Я передал их всех душе твоей одной, Что многим я давал, то отдал только ей.

Их лики милые в себе объединя, Имеешь также ты своим - всего меня!

Перевод К. Случевского

XXXI

В твоей груди я слышу все сердца, Что я считал сокрытыми в могилах.

В чертах прекрасных твоего лица Есть отблеск лиц, когда-то сердцу милых.

Немало я над ними пролил слез, Склоняясь ниц у камня гробового, Но, видно, рок на время их унес - И вот теперь встречаемся мы снова.

В тебе нашли последний свой приют Мне близкие и памятные лица, И все тебе с поклоном отдают Моей любви растраченной частицы.

Всех дорогих в тебе я нахожу И весь тебе - им всем - принадлежу.

Перевод С. Маршака

XXXI

Сердца, что я умершими считал, В твоей груди нашли себе приют.

Царит любви в ней светлый идеал, Друзей ушедших образы живут.

О, сколько чистых надмогильных слез Из глаз моих струил я много раз!

Но не навек любимых рок унес, Они в тебе схоронены сейчас.

Храня в себе, ты воскрешаешь их: Возлюбленных угасших хоровод Мою любовь собрал в сердцах своих И всю ее тебе передает.

В тебе я вижу всех любимых мной, - Ты - все они, и я - всегда с тобой.

Перевод А. Финкеля

XXXII

О, если ты тот день переживешь печальный, В который смерть меня в ком грязи превратит, И будешь этот гимн просматривать прощальный, Исшедший из души того, кто уж зарыт, -

Сравни его стихи с позднейшими стихами - И сохрани его не ради рифм пустых, Подбор которых так приятен для иных, А ради чувств моих, измученных страстями.

Ты вспомни обо мне тогда - и возвести: "Когда бы с веком мог талант его расти, Любовь бы помогла создать ему творенья, Достойные стоять всех выше, без сомненья;

Но так как он в гробу, певцы ж родятся вновь, То буду всех читать: им - честь, ему - любовь".

Перевод Н. Гербеля

XXXII

О, если ты тот день переживешь, Когда меня накроет смерть доскою, И эти строчки бегло перечтешь, Написанные дружеской рукою, -

Сравнишь ли ты меня и молодежь?

Ее искусство выше будет вдвое.

Но пусть я буду по-милу хорош Тем, что при жизни полон был тобою.

Ведь если бы я не отстал в пути, С растущим веком мог бы я расти И лучшие принес бы посвященья Среди певцов иного поколенья.

Но так как с мертвым спор ведут они - Во мне любовь, в них мастерство цени!

Перевод С. Маршака

XXXII

Коль ты, мой друг, тот день переживешь, Когда меня зароет смерть до срока, И вдруг, случайно, снова перечтешь Стихов моих бесхитростные строки, -

Их с лучшими, позднейшими сравни: Пусть в новых больше славного искусства, Мои творенья в сердце сохрани Не ради совершенства - ради чувства.

О, посвяти одну лишь думу мне: "Когда бы мог расти он с веком вместе, И он бы создал - с ними наравне - Достойное стоять на первом месте.

Но умер он, и превзошли его.

В нем чту любовь, а в них лишь мастерство"

Перевод А. Финкеля

XXXIII

Я наблюдал, как солнечный восход Ласкает горы взором благосклонным, Потом улыбку шлет лугам зеленым И золотит поверхность бледных вод.

Но часто позволяет небосвод Слоняться тучам перед светлым троном.

Они ползут над миром омраченным, Лишая землю царственных щедрот.

Так солнышко мое взошло на час, Меня дарами щедро осыпая.

Подкралась туча хмурая, слепая, И нежный свет любви моей угас.

Но не ропщу я на печальный жребий - Бывают тучи на земле, как в небе.

Перевод С. Маршака

XXXIII

Я видел много раз, как по утрам Ласкает солнце взглядом царским горы, Льнет поцелуем к бархатным лугам И золотит, небесный маг, озера.

А после позволяет, чтоб на нем Клубилась туч уродливая стая, Гнала его на запад со стыдом, От мира лик божественный скрывая.

Вот так однажды солнца своего Я озарен был лаской животворной;

Но горе мне! На час один всего - И вновь оно покрылось тучей черной.

Но я его люблю и в этой мгле: Что можно небу, можно и земле.

Перевод А. Финкеля

XXXIV

Блистательный мне был обещан день, И без плаща я свой покинул дом.

Но облаков меня догнала тень, Настигла буря с градом и дождем.

Пускай потом, пробившись из-за туч, Коснулся нежно моего чела, Избитого дождем, твой кроткий луч - Ты исцелить мне раны не могла.

Меня не радует твоя печаль, Раскаянье твое не веселит.

Сочувствие обидчика едва ль Залечит язвы жгучие обид.

Но слез твоих, жемчужных слез ручьи, Как ливень, смыли все грехи твои!

Перевод С. Маршака

XXXIV

Зачем ты мне сулил пригожий день И без плаща я в путь пустился свой?

Чтоб облаков ничтожных злая тень, Меня застигнув, скрыла образ твой?

И что с того, что с тучами борясь, Ты дождь осушишь на щеках моих, - Никто такую не похвалит мазь, Что боли облегчает лишь на миг.

Скорбей моих не вылечит твой стыд.

Ты каешься, но горько мне теперь: Несущему тяжелый крест обид Твоя печаль не возместит потерь.

Но перлы слез, что их любовь лила!

Они искупят все твои дела.

Перевод А. Финкеля

XXXV

Ты не грусти, сознав свою вину.

Нет розы без шипов; чистейший ключ Мутят песчинки; солнце и луну Скрывает тень затменья или туч.

Мы все грешны, и я не меньше всех Грешу в любой из этих горьких строк, Сравненьями оправдывая грех, Прощая беззаконно твой порок.

Защитником я прихожу на суд, Чтобы служить враждебной стороне.

Моя любовь и ненависть ведут Войну междоусобную во мне.

Хоть ты меня ограбил, милый вор, Но я делю твой грех и приговор.

Перевод С. Маршака

XXXV

Ты не кручинься о своей вине: У роз шипы, в ручьях кристальных ил, Грозят затменья солнцу и луне, И гнусный червь бутоны осквернил.

Грешны все люди, грешен я и сам: Я оправдал поэзией своей Твои проступки, и твоим грехам Нашел отвод, самих грехов сильней.

Я отвращаю от тебя беду (Защитником твоим стал прокурор), И привлекаю сам себя к суду.

Меж ненавистью и любовью спор

Кипит во мне. Но я пособник твой, Любимый вор, обидчик милый мой.

Перевод А. Финкеля

XXXVI

Признаюсь я, что двое мы с тобой, Хотя в любви мы существо одно.

Я не хочу, чтоб мой порок любой На честь твою ложился как пятно.

Пусть нас в любви одна связует нить, Но в жизни горечь разная у нас.

Она любовь не может изменить, Но у любви крадет за часом час.

Как осужденный, права я лишен Тебя при всех открыто узнавать, И ты принять не можешь мой поклон, Чтоб не легла на честь твою печать.

Ну что ж, пускай!.. Я так тебя люблю, Что весь я твой и честь твою делю!

Перевод С. Маршака

XXXVI

С тобою врозь мы будем с этих пор, Хоть нераздельны, как и встарь, сердца: Внезапно павший на меня позор Перенесу один я до конца.

Любовь у нас и честь у нас одна.

Пусть злая доля разлучила нас, Любви взаимной не убьет она, Похитит лишь блаженства краткий час.

Не смею впредь я узнавать тебя, Своей виной срамить тебя боясь;

И ты не можешь быть со мной, любя, Дабы на честь твою не пала грязь.

Не делай так! Ведь для моей любви И честь твоя, и ты - свои, свои!

Перевод А. Финкеля

XXXVII

Как радует отца на склоне дней Наследников отвага молодая, Так правдою и славою твоей Любуюсь я, бесславно увядая.

Великодушье, знатность, красота, И острый ум, и сила, и здоровье - Едва ль не каждая твоя черта Передается мне с твоей любовью.

Не беден я, не слаб, не одинок, И тень любви, что на меня ложится, Таких щедрот несет с собой поток, Что я живу одной ее частицей.

Все, что тебе могу я пожелать, Нисходит от тебя как благодать.

Перевод С. Маршака

XXXVII

Как радуется немощный отец, Увидя сына юного успехи, Так я, судьбой измученный вконец, В тебе найду отраду и утехи.

Богатство, знатность, ум и красоту - Все, чем гордится доблесть молодая, Я от тебя теперь приобрету, Свою любовь ко всем им прививая.

И я не беден, не презрен, не хил, - Ведь даже тенью осенен твоею, Себя с твоею славою я слил, Богатствами твоими богатея.

Что лучшее есть в мире, - все тебе!

Так я хочу, и рад своей судьбе.

Перевод А. Финкеля

XXXVIII

У музы ли моей не хватит для стихов Предмета, если ты даруешь им дыханье, Настолько чудное, что для простых листов Бумаги тягостно такое содержанье?

О, благодарна будь себе, себе одной, Когда в моих стихах ты что-нибудь отметишь, И кто настолько нем, чтобы не петь со мной, Когда сама, как мысль высокая, ты светишь?

Десятой музой будь, будь выше в десять раз Тех старых девяти, знакомых всем поэтам, И песни чудные внуши им в добрый час, Чтобы не старились те песни в мире этом.

Пусть с музой слабою стяжал успех и я, Здесь труд созданья мой, а слава вся твоя.

Перевод К. Случевского

XXXVIII

Неужто музе не хватает темы, Когда ты можешь столько подарить Чудесных дум, которые не все мы Достойны на бумаге повторить.

И если я порой чего-то стою, Благодари себя же самого.

Тот поражен душевной немотою, Кто в честь твою не скажет ничего.

Для нас ты будешь музою десятой И в десять раз прекрасней остальных, Чтобы стихи, рожденные когда-то, Мог пережить тобой внушенный стих.

Пусть будущие славят поколенья Нас за труды, тебя - за вдохновенье.

Перевод С. Маршака

XXXVIII

Как может не хватить у музы тем, Когда себя вдыхаешь ты в мой стих, Даря ей столько мыслей, чувств, поэм, Что не запишешь на бумаге их?

Благодари же самого себя, Достоинства найдя в моих стихах;

Кто ж будет нем, не воспоет тебя, Когда твой свет горит в его мечтах?!

Десятой музой, в десять раз славней, Чем прежних девять, для поэта будь, Стихи такие с ним создать сумей, Чтоб проложить в века смогли свой путь.

И если угожу потомкам я, То мой - лишь труд, а слава вся - твоя!

Перевод А. Финкеля

XXXIX

Могу ли восхвалять достоинства твои, Когда ты часть - меня и целое - любви?

Хваля себя, увы! я время лишь теряю, А чествуя тебя, себя лишь прославляю.

Поэтому-то нам отдельно надо жить, Чтоб наша не могла любовь единой быть И чтоб я мог, когда вниманья удостоишь, Воздать тебе хвалу, какой один ты стоишь.

Разлука! О, каким была б мученьем ты, Когда б кровавых мук твоих не подслащала Возможность посвящать любви свои мечты, С которыми впросак и Время попадало.

Ты научаешь нас сливаться всех в одно, Хваля того, кому вдали жить суждено.

Перевод Н. Гербеля

XXXIX

О, как тебе хвалу я воспою, Когда с тобой одно мы существо?

Нельзя же славить красоту свою, Нельзя хвалить себя же самого.

Затем-то мы и существуем врозь, Чтоб оценил я прелесть красоты И чтоб тебе услышать довелось Хвалу, которой стоить только ты.

Разлука тяжела нам, как недуг, Но временами одинокий путь Счастливейшим мечтам дает досуг И позволяет время обмануть.

Разлука сердце делит пополам, Чтоб славить друга легче было нам.

Перевод С. Маршака

XXXIX

О, как же я могу воспеть тебя, Когда ты часть меня же самого?

Кого б хвалил я, как не сам себя?

И самохвальство это для чего?

Так лучше врозь мы будем жить с тобой, Любовь единством звать мы прекратим, - Тогда, в разлуке, сможет голос мой Воздать хвалу достоинствам твоим.

О, сколько б ты несла, разлука, мук, Коль времени не оставляла б ты Мечтами о любви занять досуг, Обманывая время и мечты,

И не двоила б нас, чтоб вознесли Оставшиеся тех, кто там вдали.

Перевод А. Финкеля

XL

Все страсти, все любви мои возьми - От этого приобретешь ты мало.

Все, что любовью названо людьми, И без того тебе принадлежало.

Тебе, мой друг, не ставлю я в вину, Что ты владеешь тем, чем я владею.

Нет, я в одном тебя лишь упрекну, Что пренебрег любовью ты моею.

Ты нищего лишил его сумы.

Но я простил пленительного вора.

Любви обиды переносим мы Трудней, чем яд открытого раздора.

О ты, чье зло мне кажется добром, Убей меня, но мне не будь врагом!

Перевод С. Маршака

XL

Бери ее хоть всю, мою любовь!

Что нового приобретешь ты с нею?

Твоим я был, твоим я буду вновь, И нет любви, моей любви вернее.

Коль ты берешь любовь мою любя, За это осуждать тебя не стану, Но осужу, коль, обманув себя, Берешь ее, доверившись обману.

Я все тебе прощаю, милый вор, Хотя меня ты грабишь без стесненья: Ведь горше нам снести любви укор, Чем ненависти злые оскорбленья.

О ты, что можешь зло облечь красой, Убей меня, но не казни враждой.

Перевод А. Финкеля

XLI

Беспечные обиды юных лет, Что ты наносишь мне, не зная сам, Когда меня в твоем сознанье нет, - К лицу твоим летам, твоим чертам.

Приветливый - ты лестью окружен, Хорош собой - соблазну ты открыт.

А перед лаской искушенных жен Сын женщины едва ли устоит.

Но жалко, что в избытке юных сил Меня не обошел ты стороной И тех сердечных уз не пощадил, Где должен был нарушить долг двойной.

Неверную своей красой пленя, Ты дважды правду отнял у меня.

Перевод С. Маршака

XLI

Когда из сердца твоего порой Я отлучусь, - ты платишь дань грешкам.

Оправдан ты летами и красой: Соблазн за ними ходит по пятам.

Ты мил - и все хотят тебя иметь;

Пленителен - и всеми осажден.

А женщины прельстительную сеть Прорвет ли тот, кто женщиной рожден!

Увы! Ко мне ты мог бы стать добрей, Мог совладать с разгульной красотой, Сдержать беспутство юности своей, Чтоб не нарушить верности двойной:

Ее ко мне - собой ее пленя, Твоей ко мне - отринувши меня.

Перевод А. Финкеля

XLII

Она твоя - я не о том горюю, Хотя люблю ее я горячо.

Что ты ее - об этом слезы лью я: Тебя утратить мне больней еще.

Изменники! вас все ж я извиняю.

Ты полюбил ее за то, что я Ее люблю; она ж, тебя лаская, Нежна к тебе, конечно, для меня.

Тебя утрачу - выигрыш подруги;

Утрачу ли ее - ты приобрел.

Теряю я; но вы нашли друг друга, И ради вас мне крест мой не тяжел.

Ведь друг и я - одно, и я лелею В душе мечту, что я любим лишь ею.

Перевод П. Краснова

XLII

Что ты ее имел - не в том беда!

Хотя, скажу, ее любил я нежно.

Но то, что ты ей сердцем отдался, Тревожит скорбно сон мой безмятежный.

Изменники! Я так вас извиняю: Ее любил ты, зная, что она Моя: она ж тебя, мне изменяя, В любовники взяла из-за меня.

Лишась тебя, я милой угождаю, - Ее утратив, радую тебя:

Вы прибыли, я ж убыли считаю И крест несу, что дали вы, любя.

Но счастье в том, что мы одно с тобою, А значит, я один любим одною!

Перевод М. Чайковского

XLII

Полгоря в том, что ты владеешь ею, Но сознавать и видеть, что она Тобой владеет, - вдвое мне больнее.

Твоей любви утрата мне страшна.

Я сам для вас придумал оправданье: Любя меня, ее ты полюбил, А милая тебе дарит свиданья За то, что ты мне бесконечно мил.

И если мне терять необходимо - Свои потери вам я отдаю: Ее любовь нашел мой друг любимый, Любимая нашла любовь твою.

Но если друг и я - одно и то же, То я, как прежде, ей всего дороже...

Перевод С. Маршака

XLII

Не в этом горе, что она твоя, Хоть, видит бог, ее любил я свято;

Но ты - ее, и этим мучусь я: Мне тяжела твоей любви утрата.

Но ваша мной оправдана вина: Ты любишь в ней возлюбленную друга, Тебе ж любить позволила она, Любя меня как нежная подруга.

Ее теряю - радуется друг;

Теряю друга - к ней приходит счастье.

Вы с ней вдвоем - а я лишаюсь вдруг Обоих вас во имя вашей страсти.

Но друг и я - о счастье! - мы одно: Любим я буду ею все равно.

Перевод А. Финкеля

XLIII

Смежая веки, вижу я острей.

Открыв глаза, гляжу, не замечая, Но светел темный взгляд моих очей, Когда во сне к тебе их обращаю.

И если так светла ночная тень - Твоей неясной тени отраженье, - То как велик твой свет в лучистый день.

Насколько явь светлее сновиденья!

Каким бы счастьем было для меня - Проснувшись утром, увидать воочью Тот ясный лик в лучах живого дня, Что мне светил туманно мертвой ночью.

День без тебя казался ночью мне, А день я видел по ночам во сне.

Перевод С. Маршака

XLIII

Сомкну глаза - и все виднее мне...

Весь день пред ними низкие предметы, Но лишь засну - приходишь ты во сне И в темноту струишь потоки света.

О ты, кто тенью освещаешь тень, Невидящим глазам во тьме сияя, Как был бы ты прекрасен в ясный день, Его своим сияньем озаряя.

Средь бела дня увидеть образ твой - Какою это было бы усладой, Когда и ночью, тяжкой и глухой, Ты наполняешь сны мои отрадой.

Ты не со мной - и день покрыла мгла;

Придешь во сне - и ночь, как день, светла.

Перевод А. Финкеля

XLIV

Когда бы мыслью стала эта плоть - О, как легко, наперекор судьбе, Я мог бы расстоянье побороть И в тот же миг перенестись к тебе.

Будь я в любой из отдаленных стран, Я миновал бы тридевять земель.

Пересекают мысли океан С той быстротой, с какой наметят цель.

Пускай моя душа - огонь и дух, Но за мечтой, родившейся в мозгу, Я, созданный из элементов двух - Земли с водой, - угнаться не могу.

Земля - к земле навеки я прирос, Вода - я лью потоки горьких слез.

Перевод С. Маршака

XLIV

Когда бы мыслью плоть была, - тогда Ничто не стало б на моем пути.

Стремясь к тебе, я мог бы без труда Любое расстояние пройти.

И что с того, что где-то далеко, За тридевять земель скитаюсь я, - Чрез земли и моря к тебе легко Домчит меня живая мысль моя.

Но я не мысль, и тщетны все труды - Пространство мне преодолеть невмочь.

Я из земли составлен и воды, И только время сможет мне помочь.

Смогли стихии низшие мне дать Лишь тяжесть слез - покорности печать.

Перевод А. Финкеля

XLV

Другие две основы мирозданья - Огонь и воздух - более легки.

Дыханье мысли и огонь желанья Я шлю к тебе, пространству вопреки.

Когда они - две вольные стихии - К тебе любви посольством улетят, Со мною остаются остальные И тяжестью мне душу тяготят.

Тоскую я, лишенный равновесья, Пока стихии духа и огня Ко мне обратно не примчатся с вестью, Что друг здоров и помнит про меня.

Как счастлив я!.. Но вновь через мгновенье Летят к тебе и мысли, и стремленья.

Перевод С. Маршака

XLV

Но высших две - признаюсь, не тая, - Огонь и воздух - круглый день с тобой: Желание мое и мысль моя - Скользят, мелькают, легкой чередой.

Когда ж к тебе они помчатся вдруг Посланцами святой любви моей, Из четырех стихий лишившись двух, Скудеет жизнь под бременем скорбей,

Пока послы не прилетят назад, Чтоб снова исцеленье мне принесть, Мне о твоем здоровье говорят, Передают мне радостную весть.

Ликую я, но шлет моя любовь Их вновь к тебе, и я печалюсь вновь.

Перевод А. Финкеля

XLVI

Мой глаз и сердце - издавна в борьбе: Они тебя не могут поделить.

Мой глаз твой образ требует себе, А сердце в сердце хочет утаить.

Клянется сердце верное, что ты Невидимо для глаз хранишься в нем.

А глаз уверен, что твои черты Хранит он в чистом зеркале своем.

Чтоб рассудить междоусобный спор, Собрались мысли за столом суда И помирить решили ясный взор И дорогое сердце навсегда.

Они на части разделили клад, Доверив сердце сердцу, взгляду - взгляд.

Перевод С. Маршака

XLVI

У глаз и сердца непрестанный бой: Как образ твой им поделить любя.

Ни сердцу глаз не даст владеть тобой, Ни глазу сердце не отдаст тебя.

Доказывает сердце - ты живешь В его светлице, и глазам незрим.

А глаз твердит, что это плутни, ложь, И отражен твой образ только им.

Чтобы конец положен был борьбе, Суд мыслей вынес четкий приговор: Возьмет пусть сердце часть одну себе, Другую часть получит ясный взор.

Твой внешний облик - глаза это часть;

А сердцу - сердца пламенная страсть.

Перевод А. Финкеля

XLVII

У сердца с глазом - тайный договор: Они друг другу облегчают муки, Когда тебя напрасно ищет взор И сердце задыхается в разлуке.

Твоим изображеньем зоркий глаз Дает и сердцу любоваться вволю.

А сердце глазу в свой урочный час Мечты любовной уступает долю.

Так в помыслах моих иль во плоти Ты предо мной в мгновение любое.

Не дальше мысли можешь ты уйти.

Я неразлучен с ней, она - с тобою.

Мой взор тебя рисует и во сне И будит сердце спящее во мне.

Перевод С. Маршака

XLVII

У глаз и сердца дружеская связь, Внимателен теперь друг к другу каждый.

Захочет видеть глаз тебя, томясь, Иль сердце изойдет любовной жаждой, -

Тогда мой глаз твой образ создает И сердце пировать зовет с собою;

Подчас и сердце с глазом в свой черед Поделится любовною мечтою.

Любовью ли иль образом своим - Пусть нет тебя - со мной ты бесконечно.

От помыслов моих неотделим, Ты вечен в них, они со мною вечно.

Заснут они, и образ твой во сне Ласкает глаз и сердце наравне.

Перевод А. Финкеля

XLVIII

Заботливо готовясь в дальний путь, Я безделушки запер на замок, Чтоб на мое богатство посягнуть Незваный гость какой-нибудь не мог.

А ты, кого мне больше жизни жаль, Пред кем и золото - блестящий сор, Моя утеха и моя печаль, - Тебя любой похитить может вор.

В каком ларце таить мне божество, Чтоб сохранить навеки взаперти?

Где, как не в тайне сердца моего, Откуда ты всегда вольна уйти.

Боюсь, и там нельзя укрыть алмаз, Приманчивый для самых честных глаз!

Перевод С. Маршака

XLVIII

С какой заботой я, готовясь в путь, Все безделушки спрятал под замок, Чтоб под охраной этой как-нибудь От рук нечестных их сберечь бы смог.

Но ты, пред кем все ценности - отброс, Кто всех родней, кто горше всех забот, Моя утеха и виновник слез, - Тебя любой воришка украдет.

Тебя не спрятать ни в какой тайник, Тебя хранить могу лишь в сердце я, Где для тебя открыт во всякий миг И вход и выход - воля в том твоя.

Но даже там тебя мне не спасти: За клад такой и Честь сойдет с пути.

Перевод А. Финкеля

XLIX

В тот черный день (пусть он минует нас!), Когда увидишь все мои пороки, Когда терпенья истощишь запас И мне объявишь приговор жестокий,

Когда, со мной сойдясь в толпе людской, Меня едва подаришь взглядом ясным И я увижу холод и покой В твоем лице, по-прежнему прекрасном, -

В тот день поможет горю моему Сознание, что я тебя не стою, И руку я в присяге подниму, Все оправдав своей неправотою.

Меня оставить вправе ты, мой друг, А у меня для счастья нет заслуг.

Перевод С. Маршака

XLIX

От тех времен - коль их наступит срок - Когда осудишь ты мои пороки И подведет любовь твоя итог, Благоразумья выполнив уроки;

От тех времен, когда движеньем глаз - Двух солнц - меня ты встретишь, как чужого, Когда любовь, забыв отрады час, Суровости своей найдет основу;

От тех времен ищу теперь защит;

Себе назначу сам пустую цену, И голос мой меня же обвинит, Чтоб этим оправдать твою измену.

Законно можешь ты меня забыть: Нет права у меня любимым быть.

Перевод А. Финкеля

L

Как тяжко мне, в пути взметая пыль, Не ожидая дальше ничего, Отсчитывать уныло, сколько миль Отъехал я от счастья своего.

Усталый конь, забыв былую прыть, Едва трусит лениво подо мной, - Как будто знает: незачем спешить Тому, кто разлучен с душой родной.

Хозяйских шпор не слушается он И только ржаньем шлет мне свой укор, Меня больнее ранит этот стон, Чем бедного коня - удары шпор.

Я думаю, с тоскою глядя вдаль: За мною - радость, впереди - печаль.

Перевод С. Маршака

L

Как медленно я путь свершаю свой, Когда конец безрадостный его Мне говорит, что с каждою стопой Все дальше я от друга своего.

Мой конь ступает тяжко, не спеша, Неся меня и груз моих скорбей, Как будто сознает его душа, Что быстрый бег нас разлучит скорей.

И даже шпоры не бодрят коня, Хоть я порой загнать его готов.

Лишь стон в ответ, но стон тот для меня Больней, чем шпоры для его боков.

Одно пробудит этот стон в груди: Скорбь впереди, а радость позади.

Перевод А. Финкеля

LI

Так я оправдывал несносный нрав Упрямого, ленивого коня, Который был в своем упрямстве прав, Когда в изгнанье шагом вез меня.

Но будет непростительным грехом, Коль он обратно так же повезет.

Да поскачи на вихре я верхом, Я думал бы: как тихо он ползет!

Желанья не догонит лучший конь, Когда оно со ржаньем мчится вскачь.

Оно легко несется, как огонь, И говорит ленивейшей из кляч:

"Ты, бедная, шажком себе иди, А я помчусь на крыльях впереди!"

Перевод С. Маршака

LI

Оправдывает так любовь моя Досадную медлительность коня.

Когда с тобою разлучаюсь я, Почтовый гон не тешил бы меня.

Но оправданья не найду ни в чем Я в час возврата - о, как он ползет!

Пусть даже ветер был бы под седлом, Я все равно пустил бы шпоры в ход.

Мне никакой не будет годен конь;

Любовное желание мое - Вот ржущий конь мой, ярый, как огонь.

Он кляче даст прощание свое:

Пусть от тебя она неспешно шла, Зато к тебе помчусь я, как стрела.

Перевод А. Финкеля

LII

Как богачу, доступно мне в любое Мгновение сокровище мое.

Но знаю я, что хрупко острие Минут счастливых, данных мне судьбою.

Нам праздники, столь редкие в году, Несут с собой тем большее веселье.

И редко расположены в ряду Других камней алмазы ожерелья.

Пускай скрывает время, как ларец, Тебя, мой друг, венец мой драгоценный, Но счастлив я, когда алмаз свой пленный Оно освобождает наконец.

Ты мне даришь и торжество свиданья, И трепетную радость ожиданья.

Перевод С. Маршака

LII

Я, как палач, которому открыт К несметным кладам доступ безграничный, А он на них лишь изредка глядит, Боясь остыть от радости привычной.

Лишь потому, что будней долог ряд, Нам праздники несут с собой веселье;

И самоцветы тем ясней горят, Чем реже мы их нижем в ожерелье.

Скупое время - этой твой тайник, Сундук, где спрятан мой убор бесценный, И для меня особо дорог миг, Когда блеснет твой образ сокровенный.

Кто знал тебя - узнал блаженство тот, А кто не знал - надеждами живет.

Перевод А. Финкеля

LIII

Какою ты стихией порожден?

Все по одной отбрасывают тени, А за тобою вьется миллион Твоих теней, подобий, отражений.

Вообразим Адониса портрет - С тобой он схож, как слепок твой дешевый.

Елене в древности дивился свет.

Ты - древнего искусства образ новый.

Невинная весна и зрелый год Хранят твой облик, внутренний и внешний: Как время жатвы, полон ты щедрот, А видом день напоминаешь вешний.

Все, что прекрасно, мы зовем твоим.

Но с чем же сердце верное сравним?

Перевод С. Маршака

LIII

Ты сделан из материи какой, Что за тобой бежит теней мильон?

У всех людей их только по одной, А ты бросаешь их со всех сторон.

Пусть сам Адонис предо мной возник - Лишь повторяет он твои черты.

Когда изобразить Елены лик, - То в греческом наряде будешь ты.

Весну ли вспомню, осени ли час - На всем лежит твоя благая тень.

Как вешний день, красой пленяешь нас, И полн щедрот, как жатвы ясный день.

Во всем прекрасном часть красы твоей, Но сердца нет ни у кого верней.

Перевод А. Финкеля

LIV

Прекрасное прекрасней во сто крат, Увенчанное правдой драгоценной.

Мы в нежных розах ценим аромат, В их пурпуре живущий сокровенно.

Пусть у цветов, где свил гнездо порок, И стебель, и шипы, и листья те же, И так же пурпур лепестков глубок, И тот же венчик, что у розы свежей, -

Они цветут, не радуя сердец, И вянут, отравляя нам дыханье.

А у душистых роз иной конец: Их душу перельют в благоуханье.

Когда погаснет блеск очей твоих, Вся прелесть правды перельется в стих

Перевод С. Маршака

LIV

Во сколько раз прелестней красота, Когда она правдивостью богата.

Как роза ни прекрасна, но и та Прекраснее вдвойне от аромата.

Шиповник цветом с алой розой схож, Шипы такие ж, тот же цвет зеленый, Как роза, он приманчив и пригож, Когда его распустятся бутоны;

Но он красив лишь внешне. Оттого Он жалок в жизни, жалок в увяданье.

Не то у роз: их вечно естество, Сама их смерть родит благоуханье.

Пусть молодость твоя пройдет, мой друг, В моих стихах твой вечно будет дух.

Перевод А. Финкеля

LV

Ни гордому столпу, ни царственной гробнице Не пережить моих прославленных стихов, И имя в них твое надежней сохранится, Чем на дрянной плите, игралище веков.

Когда война столпы и арки вкруг низложит, А памятники в прах рассыпятся в борьбе, Ни Марса меч, ни пыл войны не уничтожат Свидетельства, мой друг, живого о тебе.

И, вопреки вражде и демону сомнений, Ты выступишь вперед - и похвала всегда Сумеет место дать тебе средь поколений, Какие будут жить до Страшного суда.

И так покамест сам на суд ты не предстанешь, В стихах ты и в глазах век жить не перестанешь.

Перевод Н. Гербеля

LV

Ни мрамору, ни злату саркофага Могущих сих не пережить стихов.

Не в грязном камне, выщербленном влагой, Блистать ты будешь, но в рассказе строф.

Война низвергнет статуи, и зданий Твердыни рухнут меж народных смут, Но об тебе живых воспоминаний Ни Марса меч, ни пламя не сотрут.

Смерть презирая и вражду забвенья, Ты будешь жить, прославленный всегда;

Тебе дивиться будут поколенья, Являясь в мир, до Страшного суда.

До дня того, когда ты сам восстанешь, Во взоре любящем ты не увянешь!

Перевод В. Брюсова

LV

Замшелый мрамор царственных могил Исчезнет раньше этих веских слов, В которых я твой образ сохранил.

К ним не пристанет пыль и грязь веков.

Пусть опрокинет статуи война, Мятеж развеет каменщиков труд, Но врезанные в память письмена Бегущие столетья не сотрут.

Ни смерть не увлечет тебя на дно, Ни темного забвения вражда.

Тебе с потомством дальним суждено, Мир износив, увидеть день Суда.

Итак, до пробуждения живи В стихах, в сердцах, исполненных любви!

Перевод С. Маршака

LV

Надгробий мрамор и литую медь Переживет сонет могучий мой, И в нем светлее будешь ты гореть, Чем под унылой грязною плитой.

Пускай низвергнет статуи война, Разрушит смута славных зодчих труд, Ни Марса меч, ни битвы пламена Преданья о тебе не изведут.

Ты будешь вечно шествовать вперед, Забвение и смерть переборов.

Слух о тебе потомство пронесет До Страшного Суда сквозь глубь веков,

И до конца пребудешь ты живым В сердцах у всех, кем нежно ты любим.

Перевод А. Финкеля

LVI

Проснись, любовь! Твое ли острие Тупей, чем жало голода и жажды?

Как ни обильны яства и питье, Нельзя навек насытиться однажды.

Так и любовь. Ее голодный взгляд Сегодня утолен до утомленья, А завтра снова ты огнем объят, Рожденным для горенья, а не тленья.

Чтобы любовь была нам дорога, Пусть океаном будет час разлуки, Пусть двое, выходя на берега, Один к другому простирают руки.

Пусть зимней стужей будет этот час, Чтобы весна теплей пригрела нас!

Перевод С. Маршака

LVI

Взметнись, любовь, и снова запылай!

Пусть знают все: ты не тупей, чем голод, Как нынче ты его ни утоляй, Он завтра снова яростен и молод.

Так будь, как он! Хотя глаза твои Смыкаются уже от пресыщенья, Ты завтра вновь их страстью напои, Чтоб дух любви не умер от томленья.

Чтоб час разлуки был, как океан, Чьи воды разделяют обрученных;

Они ж на берегах противных стран Друг с друга глаз не сводят восхищенных.

Разлука, как зима: чем холодней, Тем лето втрое делает милей.

Перевод А. Финкеля

LVII

Твой верный раб, я все минуты дня Тебе, о мой владыка, посвящаю.

Когда к себе ты требуешь меня, Я лучшего служения не знаю.

Не смею клясть я медленных часов, Следя за ними в пытке ожиданья, Не смею и роптать на горечь слов, Когда мне говоришь ты: "до свиданья".

Не смею я ревнивою мечтой Следить, где ты. Стою - как раб угрюмый - Не жалуясь и полн единой думой: Как счастлив тот, кто в этот миг с тобой!

И так любовь безумна, что готова В твоих поступках не видать дурного.

Перевод В. Брюсова

LVII

Для верных слуг нет ничего другого, Как ожидать у двери госпожу.

Так, прихотям твоим служить готовый, Я в ожиданье время провожу.

Я про себя бранить не смею скуку, За стрелками часов твоих следя.

Не проклинаю горькую разлуку, За дверь твою по знаку выходя.

Не позволяю помыслам ревнивым Переступать заветный твой порог, И, бедный раб, считаю я счастливым Того, кто час пробыть с тобою мог.

Что хочешь делай. Я лишился зренья, И нет во мне ни тени подозренья.

Перевод С. Маршака

LVII

Я - твой слуга, и вся моя мечта Лишь в том, чтоб угадать твои желанья.

Душа тобой одною занята, Стремясь твои исполнить приказанья.

Я не ропщу, что дни мои пусты, Я не слежу за стрелкой часовою, Когда подчас "Прощай" мне скажешь ты, Разлуки горечь не считаю злою.

Не смею вопросить я ни о чем, Ни проводить тебя ревнивым взглядом.

Печальный раб, я мыслю об одном: Как счастлив тот, кто был с тобою рядом.

Безумна до того любовь моя, Что зла в тебе не замечаю я.

Перевод А. Финкеля

LVIII

Избави Бог, судивший рабство мне, Чтоб я и в мыслях требовал отчета, Как ты проводишь дни наедине.

Ждать приказаний - вся моя забота!

Я твой вассал. Пусть обречет меня Твоя свобода на тюрьму разлуки: Терпение, готовое на муки, Удары примет, голову склоня.

Права твоей свободы - без предела.

Где хочешь будь; располагай собой Как вздумаешь; в твоих руках всецело Прощать себе любой проступок свой.

Я должен ждать - пусть в муках изнывая, - Твоих забав ничем не порицая.

Перевод В. Брюсова

LVIII

Избави бог, меня лишивший воли, Чтоб я посмел твой проверять досуг, Считать часы и спрашивать: доколе?

В дела господ не посвящают слуг.

Зови меня, когда тебе угодно, А до того я буду терпелив.

Удел мой - ждать, пока ты не свободна, И сдерживать упрек или порыв.

Ты предаешься ль делу иль забаве, - Сама ты госпожа своей судьбе.

И, провинившись пред собой, ты вправе Свою вину прощать самой себе.

В часы твоих забот иль наслажденья Я жду тебя в тоске, без осужденья...

Перевод С. Маршака

LVIII

Пусть бог, что сотворил меня слугой Навек твоим, спасет меня от доли Выпытывать, чем день наполнен твой, - Я твой вассал, твоей покорный воле.

Пускай твой взор разлукой мне грозит, Пускай твоей свободой я замучен, Я на тебя не затаю обид, Страданьями к терпению приучен.

Где хочешь, будь! Права твои сильны, Располагай собою как угодно, Сама себе прощай свои вины, Во всех своих решеньях ты свободна.

Пусть хороши, пусть злы твои влеченья - Я буду ждать, хоть ожидать мученье.

Перевод А. Финкеля

LIX

Быть может, правда, что в былое время Что есть - все было; нового здесь нет, И ум, творя, бесплодно носит бремя Ребенка, раньше видевшего свет.

Тогда, глядящие в века былые, Пусть хроники покажут мне твой лик Лет за пятьсот назад, в одной из книг, Где в письмена вместилась мысль впервые.

Хочу я знать, что люди в эти дни О чуде внешности подобной говорили.

Мы стали ль совершенней? иль они Прекрасней были? иль мы те ж, как были?

Но верю я: прошедшие года Таких, как ты, не знали никогда!

Перевод В. Брюсова

LIX

Уж если нет на свете новизны, А есть лишь повторение былого И понапрасну мы страдать должны, Давно рожденное рождая снова, -

Пусть наша память, пробежавши вспять Пятьсот кругов, что солнце очертило, Сумеет в древней книге отыскать Запечатленный в слове лик твой милый.

Тогда б я знал, что думали в те дни Об этом чуде, сложно-совершенном, Ушли ли мы вперед, или они, Иль этот мир остался неизменным.

Но верю я, что лучшие слова В честь меньшего слагались божества!

Перевод С. Маршака

LIX

Когда и впрямь старо все под луной, А сущее обычно и привычно, То как обманут жалкий ум людской, Рожденное стремясь родить вторично!

О, если б возвратиться хоть на миг За тысячу солнцеворотов сразу И образ твой найти средь древних книг, Где мысль впервой в письме предстала глазу.

Тогда б узнал я, как в былые дни Дивились чуду твоего явленья, Такие ль мы, иль лучше, чем они, Иль мир живет, не зная измененья.

Но я уверен - прежних дней умы Не столь достойных славили, что мы!

Перевод А. Финкеля

LX

Как волны набегают на каменья И каждая там гибнет в свой черед, Так к своему концу спешат мгновенья, В стремленье неизменном - все вперед!

Родимся мы в огне лучей без тени И к зрелости бежим; по с той поры Должны бороться против злых затмений, И время требует назад дары.

Ты, Время, юность губишь беспощадно, В морщинах искажаешь блеск красы, Все, что прекрасно, пожираешь жадно, Ничто не свято для твоей косы.

И все ж мой стих переживет столетья: Так славы стоит, что хочу воспеть я!

Перевод В. Брюсова

LX

Как движется к земле морской прибой, Так и ряды бессчетные минут, Сменяя предыдущие собой, Поочередно к вечности бегут.

Младенчества новорожденный серп Стремится к зрелости и наконец, Кривых затмений испытав ущерб, Сдает в борьбе свой золотой венец.

Резец годов у жизни на челе За полосой проводит полосу.

Все лучшее, что дышит на земле, Ложится под разящую косу.

Но время не сметет моей строки, Где ты пребудешь смерти вопреки!

Перевод С. Маршака

LX

Как волны бьют о скат береговой, Минуты наши к вечности бегут.

Придет одна и место даст другой, И вечен их неугомонный труд.

Дни юности в лучах зари горят И зрелостью венчаются потом;

Но их мрачит кривых затмений ряд - Из друга время станет их врагом.

Оно пронзает молодости цвет, И бороздит, как плуг, чело красы.

Ни юности, ни совершенству нет Спасения от злой его косы.

Но смерть поправ, до будущих времен Дойдет мой стих: в нем блеск твой заключен.

Перевод А. Финкеля

LXI

Ты ль требуешь, чтоб я, открывши очи, Их длительно вперял в тоскливый мрак?

Чтоб призрак, схож с тобой, средь ночи Меня томил и мой тревожил зрак?

Иль дух твой выслан, чтобы ночью черной От дома далеко, за мной следить И уличить меня в вине позорной, В тебе способной ревность разбудить?

Нет! Велика любовь твоя, но все же Не столь сильна: нет! То - любовь моя Сомкнуть глаза мне не дает на ложе, Из-за нее, как сторож, мучусь я!

Ведь ты не спишь, и мысль меня тревожит, Что с кем-то слишком близко ты, быть может!

Перевод В. Брюсова

LXI

Твоя ль вина, что милый образ твой Не позволяет мне сомкнуть ресницы И, стоя у меня над головой, Тяжелым векам не дает закрыться?

Твоя ль душа приходит в тишине Мои дела и помыслы проверить, Всю ложь и праздность обличить во мне, Всю жизнь мою, как свой удел, измерить?

О нет, любовь твоя не так сильна, Чтоб к моему являться изголовью.

Моя, моя любовь не знает сна.

На страже мы стоим с моей любовью.

Я не могу забыться сном, пока Ты - от меня вдали - к другим близка.

Перевод С. Маршака

LXI

Не по твоей ли воле мне не в мочь Сомкнуть глаза ни на одно мгновенье?

Твоя ль вина, что я не сплю всю ночь, Тревожимый твоей дразнящей тенью?

Иль это дух твой, посланный тобой, Следит за мной с придирчивым вниманьем, Чтобы малейший промах мой любой Для ревности твоей был оправданьем?

О нет! Не столь любовь твоя сильна!

Моя любовь покой мне отравила.

Моя любовь меня лишила сна И в сторожа ночного превратила.

Я буду на часах стоять, пока Ты где-то вдалеке к другим близка.

Перевод А. Финкеля

LXII

Глаза мои грешат излишком самомненья, А также и душа, и чувства все мои - И нет ни в чем тому недугу исцеленья, Так корни в грудь вонзил глубоко он свои.

Я к своему ничье лицо не приравняю, И ни на чей я стан не променяю свой;

Ну - словом - так себя высоко оценяю, Что никого не дам и сравнивать с собой.

Но лишь порассмотрю, каков на самом деле, Изломанный борьбой и сильно спавший в теле, Я глупым это все и пошлым нахожу - И вот что я теперь про то тебе скажу:

"Мой друг, в себе самом тебя я восхваляю И красотой твоей себя же украшаю!"

Перевод Н. Гербеля

LXII

Любовь к себе моим владеет взором.

Она проникла в кровь мою и плоть.

И есть ли средство на земле, которым Я эту слабость мог бы побороть?

Мне кажется, нет равных красотою, Правдивей нет на свете никого, Мне кажется, так дорого я стою, Как ни одно земное существо.

Когда же невзначай в зеркальной глади Я вижу настоящий образ свой В морщинах лет, - на этот образ глядя, Я сознаюсь в ошибке роковой.

Себя, мой друг, я подменял тобою, Век уходящий - юною судьбою.

Перевод С. Маршака

LXII

Самовлюбленность обняла мой дух, И плоть мою, и кровь, и слух, и зренье.

Так в сердце глубоко проник недуг, Что от него не будет исцеленья.

Мне кажется - лица красивей нет, Чем у меня, и нет стройнее стана, Достоинства мои пленяют свет, И никакого нет во мне изъяна.

Но в зеркале я вижу все как есть, Как гибельна была годов свирепость.

И слышу я теперь другую весть...

Самовлюбленность - жалкая нелепость!

Любя себя, любил я образ твой, Украсив старость юною красой.

Перевод А. Финкеля

LXIII

Придет пора, когда моя любовь, Как я теперь, от времени завянет, Когда часы в тебе иссушат кровь, Избороздят твое чело и канет

В пучину ночи день твоей весны;

И с нею все твое очарованье, Без всякого следа воспоминанья, Потонет в вечной тьме, как тонут сны.

Предвидя грозный миг исчезновенья, Я отвращу губящую косу, Избавлю я навек от разрушенья Коль не тебя, то черт твоих красу,

В моих стихах твой лик изобразив - В них будешь ты и вечно юн, и жив!

Перевод М. Чайковского

LXIII

Про черный день, когда моя любовь, Как я теперь, узнает жизни бремя, Когда с годами оскудеет кровь И гладкое чело изрежет время,

Когда к обрыву ночи подойдет, Пройдя полкруга, новое светило И потеряет краски небосвод, В котором солнце только что царило, -

Про черный день оружье я припас, Чтоб воевать со смертью и забвеньем, Чтобы любимый образ не угас, А был примером дальним поколеньям.

Оружье это - черная строка.

В ней все цвета переживут века.

Перевод С. Маршака

LXIII

Настанет день, когда мою любовь, Как и меня, раздавит время злое, Когда года ее иссушат кровь, Изрежут лоб, а утро молодое

Достигнет крутизны своих ночей.

И вся ее краса, моя отрада, Сокроется навеки от очей И унесет весны цветущей клады.

От этих дней, их злого острия Уже сейчас готовится защита: Пусть срезана, умрет любовь моя, Ее краса не будет позабыта.

Моя вот эта черная строка Вберет ее и сохранит века.

Перевод А. Финкеля

LXIV

Мы видели, как времени рука Срывает все, во что рядится время, Как сносят башню гордую века И рушит медь тысячелетий бремя,

Как пядь за пядью у прибрежных стран Захватывает землю зыбь морская, Меж тем как суша грабит океан, Расход приходом мощным покрывая,

Как пробегает дней круговорот И королевства близятся к распаду...

Все говорит о том, что час пробьет - И время унесет мою отраду.

А это - смерть!.. Печален мой удел.

Каким я хрупким счастьем овладел!

Перевод С. Маршака

LXIV

Когда я вижу, что былая слава Превращена в руины и гроба, Что в прах повергнут замок величавый, И даже бронза - времени раба;

Когда я вижу, как седое море Над царством суши в битве верх берет, А суша, с морем неустанно споря, Его расход заносит в свой приход;

Когда я вижу княжеств треволненье - То рушатся, то возникают вновь, - Тогда я мыслю: вот придет мгновенье, И время умертвит мою любовь.

Страшна та мысль, и плачу от нее: Зачем непрочно счастье так мое!

Перевод А. Финкеля

LXV

Ни море, ни земля, ни камень и ни сталь Не в силах отразить твои, о смерть, угрозы - И красота ли их сильнее - красота ль, Чья так же власть слаба, как ландыша и розы?

Как может устоять весенний ветерок Пред гибельной волной слепого урагана?

Пожрет и сокрушит седых времен поток И сумрачный гранит, и влагу океана.

Мучительная мысль! Бессилен человек Спасти единый перл от вас, немые годы!

Какою силою остановить ваш бег?

Кто помешает вам губить красу природы?

На чудо лишь, мой друг, ничтожно их влиянье: Чернила вечное дадут тебе сиянье.

Перевод Ф. Червинского

LXV

Раз бронзе, камню, землям, океану Предел кончины предназначил рок, Как отразит свирепство урагана Красы весенней девственный цветок?

Как устоит медовое дыханье Напору вихря мчащихся времен, Когда гранит скалы не защищен, Ни сталь оград от времени метанья?

О страшный помысел! Где? Кто, увы! - Кто перл времен от времени спасет?

Кто запретит гниенье красоты?

Кто гибель прекратит? - Никто! Покуда

Великое не совершится чудо И из чернил любовь не зацветет.

Перевод М. Чайковского

LXV

Уж если медь, гранит, земля и море Не устоят, когда придет им срок, Как может уцелеть, со смертью споря, Краса твоя - беспомощный цветок?

Как сохранить дыханье розы алой, Когда осада тяжкая времен Незыблемые сокрушает скалы И рушит бронзу статуй и колонн?

О, горькое раздумье!.. Где, какое Для красоты убежище найти?

Как, маятник остановив рукою, Цвет времени от времени спасти?..

Надежды нет. Но светлый облик милый Спасут, быть может, черные чернила!

Перевод С. Маршака

LXVI

Тебя, о Смерть, тебя зову я, утомленный.

Устал я видеть честь поверженной во прах, Заслугу - в рубище, невинность - оскверненной, И верность - преданной, и истину - в цепях,

Глупцов - гордящихся лавровыми венками, И обесславленных, опальных мудрецов, И дивный дар небес - осмеянный слепцами, И злое торжество пустых клеветников,

Искусство, робкое пред деспотизмом власти, Безумье жалкое надменного чела, И силу золота, и гибельные страсти, И Благо - пленником у властелина Зла.

Усталый, я искал бы вечного покоя, Когда бы смертный час не разлучал с тобою.

Перевод Ф. Червинского

LXVI

Томимый этим, к смерти я взываю;

Раз что живут заслуги в нищете, Ничтожество ж - в веселье утопая, Раз верность изменяет правоте,

Раз почести бесстыдство награждают, Раз девственность вгоняется в разврат, Раз совершенство злобно унижают, Раз мощь хромые силы тормозят,

Раз произвол глумится над искусством, Раз глупость знанья принимает вид, Раз здравый смысл считается безумством, Раз что добро в плену, а зло царит -

Я, утомленный, жаждал бы уйти, Когда б тебя с собой мог унести!

Перевод М. Чайковского

LXVI

Измучась всем, я умереть хочу.

Тоска смотреть, как мается бедняк, И как шутя живется богачу, И доверять, и попадать впросак,

И наблюдать, как наглость лезет в свет, И честь девичья катится ко дну, И знать, что ходу совершенствам нет, И видеть мощь у немощи в плену,

И вспоминать, что мысли замкнут рот, И разум сносит глупости хулу, И прямодушье простотой слывет, И доброта прислуживает злу.

Измучась всем, не стал бы жить и дня, Да другу трудно будет без меня.

Перевод Б. Пастернака

LXVI

Я смерть зову, глядеть не в силах боле, Как гибнет в нищете достойный муж, А негодяй живет в красе и холе;

Как топчется доверье чистых душ,

Как целомудрию грозят позором, Как почести мерзавцам воздают, Как сила никнет перед наглым взором, Как всюду в жизни торжествует плут,

Как над искусством произвол глумится, Как правит недомыслие умом, Как в лапах Зла мучительно томится Все то, что называем мы Добром.

Когда б не ты, любовь моя, давно бы Искал я отдыха под сенью гроба.

Перевод О. Румера

LXVI

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж Достоинство, что просит подаянья, Над простотой глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье,

И совершенству ложный приговор, И девственность, поруганную грубо, И неуместной почести позор, И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывет, И глупость в маске мудреца, пророка, И вдохновения зажатый рот, И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг...

Но как тебя покинуть, милый друг!

Перевод С. Маршака

LXVI

Устал я жить и умереть хочу, Достоинство в отрепье видя рваном, Ничтожество - одетое в парчу, И Веру, оскорбленную обманом,

И Девственность, поруганную зло, И почестей неправых омерзенье, И Силу, что Коварство оплело, И Совершенство в горьком униженье,

И Прямоту, что глупой прослыла, И Глупость, проверяющую Знанье, И робкое Добро в оковах Зла, Искусство, присужденное к молчанью.

Устал я жить и смерть зову скорбя.

Но на кого оставлю я тебя?!

Перевод А. Финкеля

LXVII

Спроси, зачем в пороках он живет?

Чтобы служить бесчестью оправданьем?

Чтобы грехам приобрести почет И ложь прикрыть своим очарованьем?

Зачем искусства мертвые цвета Крадут его лица огонь весенний?

Зачем лукаво ищет красота Поддельных роз, фальшивых украшений?

Зачем его хранит природа-мать, Когда она давно уже не в силах В его щеках огнем стыда пылать, Играть живою кровью в этих жилах?

Хранит затем, чтоб знал и помнил свет О том что было и чего уж нет!

Перевод С. Маршака

LXVII

Зачем с пороком в дружбе он живет И обеляет низкое бесчестье?

Зачем грехам он воздает почет, Им позволяя быть с собою вместе?

Зачем румяна ложной красоты Стремятся быть румянцем свежей кожи?

Зачем хотят поддельные цветы С его живыми розами быть схожи?

Зачем хранит его до этих дней Все силы промотавшая природа?

Былых богатств не только нет у ней - Сама живет лишь на его доходы.

Затем хранит, чтоб каждый видеть мог, Каким был мир, пока не стал так плох.

Перевод А. Финкеля

LXVIII

Его лицо - одно из отражений Тех дней, когда на свете красота Цвела свободно, как цветок весенний, И не рядилась в ложные цвета,

Когда никто в кладбищенской ограде Не смел нарушить мертвенный покой И дать забытой золотистой пряди Вторую жизнь на голове другой.

Его лицо приветливо и скромно, Уста поддельных красок лишены, В его весне нет зелени заемной И новизна не грабит старины.

Его хранит природа для сравненья Прекрасной правды с ложью украшенья.

Перевод С. Маршака

LXVIII

Его лицо - ландкарта прошлых дней, Когда краса цвела, как ландыш скромный, И не было помощников у ней, Обманывавших прелестью заемной;

Когда могли спокойно спать в гробах Красавиц мертвых косы золотые, И не жили на новых головах, Их обновляя, локоны чужие.

В нем простота исчезнувших времен, Сама своей украшена красою, И ничего не похищает он, Чтоб освежиться зеленью чужою.

Его Природа бережно хранит, Чтоб показать Красы неложный вид.

Перевод А. Финкеля

LXIX

В том внешнем, что в тебе находит взор, Нет ничего, что хочется исправить.

Вражды и дружбы общий приговор Не может к правде черточки прибавить.

За внешний облик - внешний и почет.

Но голос тех же судей неподкупных Звучит иначе, если речь зайдет О свойствах сердца, глазу недоступных.

Толкует о душе твоей молва.

А зеркало души - ее деянья.

И заглушает сорная трава Твоих сладчайших роз благоуханье.

Твой нежный сад запушен потому, Что он доступен всем и никому.

Перевод С. Маршака

LXIX

Все, что в тебе увидеть может взор, И для судьи строжайшего прекрасно.

Все языки сплелись в хвалебный хор.

Враги - и те с их правдою согласны.

Венчают внешность внешнею хвалой.

Но те же судьи изменяют мненье, И похвала сменяется хулой, Когда в глубины всмотрится их зренье.

Они глядят в тайник твоей души - И сравнивают облик твой с делами;

Они к тебе, как прежде, хороши, Но отдает цветник твой сорняками.

Не схожи так твой вид и аромат, Что достояньем общим стал твой сад.

Перевод А. Финкеля

LXX

То, что тебя бранят, - не твой порок.

Прекрасное обречено молве.

Его не может очернить упрек - Ворона в лучезарной синеве.

Ты хороша, но хором клеветы Еще дороже ты оценена.

Находит червь нежнейшие цветы, А ты невинна, как сама весна.

Избегла ты засады юных дней, Иль нападавший побежден был сам, Но чистотой и правдою своей Ты не замкнешь уста клеветникам.

Без этой легкой тени на челе Одна бы ты царила на земле!

Перевод С. Маршака

LXX

Тебя бранят, но это не беда: Красу извечно оскорбляют сплетней, И клевета на прелести всегда, Как черный ворон на лазури летней.

Будь хороша - и что прекрасна ты В злословии найдет лишь подтвержденье.

Тля избирает нежные цветы, А ты и есть нежнейшее цветенье.

Ты миновала юности силки И вышла триумфатором из схватки, Но уж не так победы велики, Чтобы связать и зависть и нападки.

Когда б извет не омрачал лица, То были бы твоими все сердца.

Перевод А. Финкеля

LXXI

Когда умру, оплакивай меня Не долее, чем перезвон печальный, Что возвестит отход из мира зла На пир червей, под камень погребальный.

При чтенье этих строк не вспоминай Руки моей, писавшей их когда-то.

Я так люблю тебя! Мне лучше, знай, Забытым быть тобою без возврата,

Чем отуманить облик твой слезой.

Задумавшись над строфами моими, Не поминай, печальный, мое имя.

Любовь твоя пускай умрет со мной,

Чтоб злобный мир, твою печаль почуя, Не осмеял бы нас, когда умру я.

Перевод М. Чайковского

LXXI

Ты погрусти, когда умрет поэт, Покуда звон ближайшей из церквей Не возвестит, что этот низкий свет Я променял на низший мир червей.

И если перечтешь ты мой сонет, Ты о руке остывшей не жалей.

Я не хочу туманить нежный цвет Очей любимых памятью своей.

Я не хочу, чтоб эхо этих строк Меня напоминало вновь и вновь.

Пускай замрут в один и тот же срок Мое дыханье и твоя любовь!..

Я не хочу, чтобы своей тоской Ты предала себя молве людской.

Перевод С. Маршака

LXXI

Когда умру, недолго плачь, - пока Не возвестит протяжный звон церквей, Что из худого этого мирка Я перебрался в худший - мир червей.

Увидишь ты стихи мои - молю: Забудь о том, кто их писал любя.

Ведь легче мне - я так тебя люблю - Забытым быть, чем огорчить тебя.

О, если эти строки невзначай Дойдут к тебе, когда истлею я, Об имени моем не вспоминай, - Пускай со мной умрет любовь твоя.

Чтоб свет не видел, как тоскуешь ты, И мы не стали жертвой клеветы.

Перевод А. Финкеля

LXXII

Чтобы не мог тебя заставить свет Рассказывать, что ты во мне любила, - Забудь меня, когда на склоне лет Иль до того возьмет меня могила.

Так мало ты хорошего найдешь, Перебирая все мои заслуги, Что поневоле, говоря о друге, Придумаешь спасительную ложь.

Чтоб истинной любви не запятнать Каким-нибудь воспоминаньем ложным, Меня скорей из памяти изгладь -

Иль дважды мне ответ придется дать: За то, что был при жизни столь ничтожным И что потом тебя заставил лгать!

Перевод С. Маршака

LXXII

Чтоб разъяснять не надо было всем, За что меня ты полюбила вдруг, Забудь меня, забудь меня совсем - Ведь все равно в том нет моих заслуг.

Ну, выдумаешь ласковую ложь, Где прозвучит умершему хвала, Слова такие для меня найдешь, Каких бы Правда в жизни не нашла.

Но не хочу я, чтоб, меня хваля, Обманщицей слыла любовь твоя.

Пусть лучше имя заберет земля, Чем им срамить обоих стану я.

Мой горький стыд - не стоит ничего, А твой - любить такое существо.

Перевод А. Финкеля

LXXIII

Во мне ты видишь, друг, то время года, Когда рвет ветер желтый лист ветвей, Когда уныло стонет непогода, Где прежде пел так сладко соловей.

Во мне, мой друг, ты видишь свет прощальный На западе погаснувшего дня.

Тот свет - предвестник полночи печальной, Угрюмой смерти близкая родня.

Во мне огня ты видишь угасанье...

Он умереть не хочет под золой, Но вырваться смешны его старанья: Его задушит пепла мертвый слой.

Во мне ты это видишь, и разлуку Предчувствуешь, и крепче жмешь мне руку...

Перевод С. Ильина

LXXIII

То время года видишь ты во мне, Когда из листьев редко где какой, Дрожа, желтеет в веток голизне, А птичий свист везде сменил покой.

Во мне ты видишь бледный край небес, Где от заката памятка одна, И, постепенно взявши перевес, Их опечатывает темнота.

Во мне ты видишь то сгоранье пня, Когда зола, что пламенем была, Становится могилою огня, А то, что грело, изошло дотла.

И, это видя, помни: нет цены Свиданьям, дни которых сочтены.

Перевод Б. Пастернака

LXXIII

То время года видишь ты во мне, Когда один-другой багряный лист От холода трепещет в вышине - На хорах, где умолк веселый свист.

Во мне ты видишь тот вечерний час, Когда поблек на западе закат И купол неба, отнятый у нас, Подобьем смерти - сумраком объят.

Во мне ты видишь блеск того огня, Который гаснет в пепле прошлых дней, И то, что жизнью было для меня, Могилою становится моей.

Ты видишь все. Но близостью конца Теснее наши связаны сердца!

Перевод С. Маршака

LXXIII

Я время года то являю взорам, Когда сухие листья тут и там Торчат по сучьям - разоренным хорам, Где лишь вчера стоял немолчный гам.

Во мне увидишь сумерек мерцанье, Когда закатный день уже поник И ночь его уносит на закланье - Суровой смерти пасмурный двойник.

Во мне увидишь пепел охладелый, Чуть видный след угасшего огня.

И то, что прежде грело и горело, Могильной сенью стало для меня.

Ты видишь все и любишь все сильней: Ведь мало мне уже осталось дней.

Перевод А. Финкеля

LXXIV

Покоен будь: когда я буду смертью скован, Без мысли быть опять когда-нибудь раскован, Останутся тебе на память, милый мой, Немногие стихи, написанные мной.

И, пробегая их, увидишь, друг мой милый, Что эти сотни строк посвящены тебе: Лишь прах возьмет земля, как должное, себе, Но лучшее - мой ум - твое, мой друг, с могилой.

Итак, когда умрет покров души моей, Ты потеряешь лишь подонки жизни бренной, Добычу черной мглы, хирургов и червей, Не стоящую слез твоей тоски священной.

Стихи ж мои могу почтить я похвалой За то, что их никто не разлучит с тобой.

Перевод Н. Гербеля

LXXIV

Но успокойся. В дни, когда в острог Навек я смертью буду взят под стражу, Одна живая память этих строк Еще переживет мою пропажу.

И ты увидишь, их перечитав, Что было лучшею моей частицей.

Вернется в землю мой земной состав, Мой дух к тебе, как прежде, обратится.

И ты поймешь, что только прах исчез, Не стоящий нисколько сожаленья, То, что отнять бы мог головорез, Добыча ограбленья, жертва тленья.

А ценно было только то одно, Что и теперь тебе посвящено.

Перевод Б. Пастернака

LXXIV

Когда меня отправят под арест Без выкупа, залога и отсрочки, Не глыба камня, не могильный крест - Мне памятником будут эти строчки.

Ты вновь и вновь найдешь в моих стихах Все, что во мне тебе принадлежало.

Пускай земле достанется мой прах, - Ты, потеряв меня, утратишь мало.

С тобою будет лучшее во мне.

А смерть возьмет от жизни быстротечной Осадок, остающийся на дне, То, что похитить мог бродяга встречный.

Ей - черепки разбитого ковша, Тебе - мое вино, моя душа.

Перевод С. Маршака

LXXIV

Но не ропщи, когда последний суд Меня засудит, не дав мне отсрочки, Я не исчезну - жизнь мою спасут Хранимые тобою эти строчки.

Читая их, найдешь в моих стихах Все лучшее, чем только я владею.

Земля возьмет положенный ей прах, Но дух - он твой, а что из них ценнее?!

Ты потеряешь труп бездушный мой - Ножей злодейских подлую награду, Отбросы жизни, корм червей гнилой - Все то, о чем и вспоминать не надо.

Ты ж часть моя, что вправду хороша.

Она твоя, навек твоя - душа.

Перевод А. Финкеля

LXXV

Ты утоляешь мой голодный взор, Как землю освежительная влага.

С тобой веду я бесконечный спор, Как со своей сокровищницей скряга.

То счастлив он, то мечется во сне, Боясь шагов, звучащих за стеною, То хочет быть с ларцом наедине, То рад блеснуть сверкающей казною.

Так я, вкусив блаженство на пиру, Терзаюсь жаждой в ожиданье взгляда.

Живу я тем, что у тебя беру, Моя надежда, мука и награда.

В томительном чередованье дней То я богаче всех, то всех бедней.

Перевод С. Маршака

LXXV

Ты для меня, что пища для людей, Что летний дождь для жаждущего стада.

Из-за тебя разлад в душе моей, И я, как скряга, обладатель клада,

То радуюсь, что он достался мне, То опасаюсь вора-лиходея, То быть хочу с тобой наедине, То жажду показать, чем я владею;

Порою сердце радости полно, Порой гляжу в глаза твои с мольбою, Я знаю в жизни счастье лишь одно - Лишь то, что мне подарено тобою.

Так день за днем - то слаб я, то силен, То всем богат, а то всего лишен.

Перевод А. Финкеля

LXXVI

Увы, мой стих не блещет новизной, Разнообразьем перемен нежданных.

Не поискать ли мне тропы иной, Приемов новых, сочетаний странных?

Я повторяю прежнее опять, В одежде старой появляюсь снова, И кажется, по имени назвать Меня в стихах любое может слово.

Все это оттого, что вновь и вновь Решаю я одну свою задачу: Я о тебе пишу, моя любовь, И то же сердце, те же силы трачу.

Все то же солнце ходит надо мной, Но и оно не блещет новизной.

Перевод С. Маршака

LXXVI

Зачем мой стих не знает новизны И так далек от модных ухищрений?

Зачем я не беру со стороны Приемов новых, вычурных сравнений?

Зачем я остаюсь самим собой, Ищу для чувств наряд такой знакомый, Что в каждом слове виден почерк мой, И чье оно, и из какого дома?

Пою всегда тебя, моя любовь, Тобою вдохновляюсь, как и прежде, И славен я лишь тем, что вновь и вновь Для старых слов тку новые одежды.

Любовь, что солнце: так же не нова И повтореньем старого жива!

Перевод А. Финкеля

LXXVII

Седины ваши зеркало покажет, Часы - потерю золотых минут.

На белую страницу строчка ляжет - И вашу мысль увидят и прочтут.

По черточкам морщин в стекле правдивом Мы все ведем своим утратам счет.

А в шорохе часов неторопливом Украдкой время к вечности течет.

Запечатлейте беглыми словами Все, что не в силах память удержать.

Своих детей, давно забытых вами, Когда-нибудь вы встретите опять.

Как часто эти найденные строки Для нас таят бесценные уроки.

Перевод С. Маршака

LXXVII

Часы покажут, как мелькают миги, А зеркало - как увядаешь ты.

Пусть белые страницы этой книги В себя вберут души твоей черты.

Морщины, отраженные правдиво, Заставят о могиле вспомянуть, А стрелок тень, ползя неторопливо, Указывает к вечности наш путь.

Не в силах ты упомнить все на свете - Страницам этим мысли ты доверь.

Они, тобой взлелеянные дети, Твоей души тебе откроют дверь.

Тем книга будет глубже и ценней, Чем чаще станешь обращаться к ней.

Перевод А. Финкеля

LXXVIII

Я так же часто призывал тебя Быть Музою моих стихотворений, Как все другие, что несут, как я, К твоим стопам плоды их вдохновений.

Твой облик, что научит петь немого И неуча парить за облака, Дал силы новые искусству слова, Удвоил мощь и грацию стиха.

Но более всего гордись моим: В нем все - любовь, все - пламень чувства.

Ты только придал внешний блеск другим И прелестью своей развил искусство -

Но можно ли сравнить, что сделал мне ты, Из неуча взведя меня в поэты?

Перевод М. Чайковского

LXXVIII

Тебя я музой называл своею Так часто, что теперь наперебой Поэты, переняв мою затею, Свои стихи украсили тобой.

Глаза, что петь немого научили, Заставили невежество летать, - Искусству тонкому придали крылья, Изяществу - величия печать.

И все же горд своим я приношеньем, Хоть мне такие крылья не даны.

Стихам других ты служишь украшеньем, Мои стихи тобою рождены.

Поэзия - в тебе. Простые чувства Ты возвышать умеешь до искусства.

Перевод С. Маршака

LXXVIII

Так часто Музой ты моей была, Мне помогая вдохновенным словом, Что и другие перья без числа Стихи кропают под твоим покровом.

Твой взор немому голос возвратит, Летать научит грузное бессилье, Изяществу придаст вельможный вид, Учености добавит перьев в крылья.

Но ты гордись лишь творчеством моим: Оно твое и внушено тобою.

Пусть блеск ты придаешь стихам чужим И улучшаешь творчество чужое, -

Мое искусство - это ты сама, На нем сиянье твоего ума.

Перевод А. Финкеля

LXXIX

Когда один я находил истоки Поэзии в тебе, блистал мой стих.

Но как теперь мои померкли строки И голос музы немощной затих!

Я сознаю своих стихов бессилье.

Но все, что можно о тебе сказать, Поэт в твоем находит изобилье, Чтобы тебе преподнести опять.

Он славит добродетель, это слово Украв у поведенья твоего, Он воспевает красоту, но снова Приносит дар, ограбив божество.

Благодарить не должен тот, кто платит Сполна за все, что стихотворец тратит.

Перевод С. Маршака

LXXIX

Пока тебя о помощи просил Лишь я один, мой стих был полн красою.

Теперь он стал и неуклюж и хил, И Музу надо заменить другою.

Да, знаю я - тебя прекрасней нет, Заслуживаешь ты пера иного, Что б о тебе ни написал поэт, Твое ж добро тебе отдаст он снова.

Он славит добродетель, - но ее У твоего украл он поведенья;

Крадет очарование твое, И в дар приносит как свое творенье.

Его благодарить не должен тот, Кто на себя долги его берет.

Перевод А. Финкеля

LXXX

Мне изменяет голос мой и стих, Когда подумаю, какой певец Тебя прославил громом струн своих, Меня молчать заставив наконец.

Но так как вольный океан широк И с кораблем могучим наравне Качает скромный маленький челнок, - Дерзнул я появиться на волне.

Лишь с помощью твоей средь бурных вод Могу держаться, не иду ко дну.

А он в сиянье парусов плывет, Бездонную тревожа глубину.

Не знаю я, что ждет меня в пути, Но не боюсь и смерть в любви найти.

Перевод С. Маршака

LXXX

Как я слабею, зная, что другой, Чье дарованье выше и мощнее, В своих стихах восславил образ твой.

Я б тоже пел, но рядом с ним немею.

Однако дух твой - вольный океан, И гордый парус носит он и скромный;

Пускай судьбой челнок мне только дан, - Плывет он там, где и корабль огромный.

Но я держусь лишь помощью твоей, А он бесстрашно реет над пучиной.

Мой жалкий челн погибнет средь зыбей, Он будет плыть, незыблемый и чинный.

И если вправду смерть придет за мной, То этому любовь моя виной.

Перевод А. Финкеля

LXXXI

Мне ль пережить тебя назначил рок, Иль раньше буду я в земле зарыт, Не вырвет смерть тебя из этих строк, Хотя я буду сам давно забыт.

Бессмертье в них тебе судил Всесильный, А мне, когда умру, - удел червей.

Мне предназначен скромный холм могильный, Тебе - нетленный трон в очах людей.

Твой монумент - мой стих: прочтут его Еще бытья не знающие очи На языках, неведомых еще.

Когда мы все умолкнем в вечной ночи,

Ты будешь жив - так мощен я в стихах, - Где дышит дух живой - в людских устах!

Перевод М. Чайковского

LXXXI

Тебе ль меня придется хоронить Иль мне тебя, - не знаю, друг мой милый.

Но пусть судьбы твоей прервется нить, - Твой образ не исчезнет за могилой.

Ты сохранишь и жизнь, и красоту, А от меня ничто не сохранится.

На кладбище покой я обрету, А твой приют - открытая гробница.

Твой памятник - восторженный мой стих.

Кто не рожден еще, его услышит.

И мир повторит повесть дней твоих, Когда умрут все те, кто ныне дышит.

Ты будешь жить, земной покинув прах, Там, где живет дыханье, - на устах!

Перевод С. Маршака

LXXXI

Я ль сочиню тебе надгробный стих, Иль ты мое увидишь погребенье, - Но ты пребудешь ввек в сердцах людских А я истлею, преданный забвенью.

Бессмертие отныне жребий твой, Мое же имя смерть не пощадила.

Мой жалкий прах лежит в земле сырой, Но на виду у всех твоя могила.

Я памятник тебе в стихах воздвиг.

Их перечтут в грядущем наши дети, И вновь тебя прославит их язык, Когда не будет нас уже на свете.

Могуществом поэзии моей Ты будешь жить в дыхании людей.

Перевод А. Финкеля

LXXXII

Не обручен ты с музою моей, И часто снисходителен твой суд, Когда тебе поэты наших дней Красноречиво посвящают труд.

Твой ум изящен, как твои черты, Гораздо тоньше всех моих похвал.

И поневоле строчек ищешь ты Новее тех, что я тебе писал.

Я уступить соперникам готов.

Но после риторических потуг Яснее станет правда этих слов, Что пишет просто говорящий друг.

Бескровным краска яркая нужна, Твоя же кровь и без того красна.

Перевод С. Маршака

LXXXII

Ты с музою моей не обручен, А потому без всякого смущенья Глядишь ты, как тебе со всех сторон Поэты преподносят посвященья.

Всей мудрости твоей и красоты Представить не смогли мои сонеты, И у поэтов новых хочешь ты Найти достойней и верней портреты.

Ну что ж, ищи! Когда же истощат Искусную риторику другие, Ты возвратись тогда ко мне назад - Слова услышишь нежные, простые.

Нужна бескровным яркая мазня - В тебе ж избыток крови и огня.

Перевод А. Финкеля

LXXXIII

Я полагал: у красоты твоей В поддельных красках надобности нет.

Я думал: ты прекрасней и милей Всего, что может высказать поэт.

Вот почему молчания печать На скромные уста мои легла, - Дабы свое величье доказать Без украшений красота могла.

Но ты считаешь дерзостным грехом Моей влюбленной музы немоту.

Меж тем другие немощным стихом Бессмертную хоронят красоту.

То, что во взоре светится твоем, Твои певцы не выразят вдвоем.

Перевод С. Маршака

LXXXIII

Не замечая на тебе румян, И сам я их не брал, тебя рисуя.

Казалось мне, - коль это не обман, - Даешь ты больше, чем отдать могу я.

И потому был вялым мой язык, Что ожидал я - сам ты громогласно Расскажешь всем, как искажен твой лик В поэзии и слабой, и пристрастной.

Молчанье ты вменяешь мне в вину, Но эта немота - моя заслуга: Я красоты твоей не обману И не предам могиле прелесть друга.

Ведь жизни, что горит в глазах твоих, Не передаст и двух поэтов стих.

Перевод А. Финкеля

LXXXIV

Кто знает те слова, что больше значат Правдивых слов, что ты есть только ты?

Кто у себя в сокровищнице прячет Пример тебе подобной красоты?

Как беден стих, который не прибавил Достоинства виновнику похвал.

Но только тот в стихах себя прославил, Кто попросту тебя тобой назвал.

Пересказав, что сказано природой, Он создает правдивый твой портрет, Которому бесчисленные годы Восторженно дивиться будет свет.

А голоса тебе любезной лести Звучат хулой твоей красе и чести!

Перевод С. Маршака

LXXXIV

Кто скажет больше? Что красноречивей Хвалы немногословной - "Ты есть ты"?

Нет в мире слов дороже и правдивей, Достигнувших такой же высоты.

Беспомощны и неискусны перья, Бессильные предмет украсить свой.

Но тот заслужит славы и доверья, Кто просто назовет тебя тобой.

Пускай изобразит он, не лукавя, То, что создать природы гений смог, И прославлять тогда мы будем вправе Его искусство, ум его и слог.

Но чтоб хвала не навлекла хулы, Не жаждай безудержной похвалы.

Перевод А. Финкеля

LXXXV

Взгрустнув, молчит моя задумчивая Муза, В виду всех тех похвал стесняющего груза И громких фраз, каких наслушался я вкруг Из уст певцов, тебя хвалящих, милый друг.

Я мыслю хорошо, пока другие пишут И, как дьячок, "аминь" кричу на весь народ В ответ на каждый гимн, в котором звуки дышат, А содержанье в нас так мудростью и бьет.

И, слыша похвалы, "о, правда!" я взываю И к похвалам тем лишь немного прибавляю, Но если мой язык и мало говорит, То мысленно любовь у ног твоих лежит.

Так уважай других за их слова благие, Меня же, милый друг, за помыслы немые.

Перевод Н. Гербеля

LXXXV

О муза бедная - ее совсем не слышно: Притихла и молчит, пока звучат кругом Хвалы, что золотым сражаются пером И всеми музами украшены так пышно!

Я мысли чудные на дне души держу, Другие между тем готовят песнопенья;

А я - на каждый гимн, свидетель вдохновенья, - Как дьяк неграмотный, одно "аминь" твержу.

Внемля хвалам тебе, скажу лишь: "верно, верно!.."

А сколько мысленно прибавить бы готов!

Но верь - хоть у меня и нет красивых слов, - Что выше всех других любовь моя безмерно.

Цени в других - стихов изысканных родник;

Во мне же - грез немой, но пламенный язык!

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

LXXXV

Моя немая муза так скромна.

Меж тем поэты лучшие кругом Тебе во славу чертят письмена Красноречивым золотым пером.

Моя богиня тише всех богинь.

И я, как малограмотный дьячок, Умею только возглашать "аминь!"

В конце торжественно звучащих строк.

Я говорю: "Конечно!", "Так и есть!", Когда поэты произносят стих, Твоим заслугам воздавая честь, - Но сколько чувства в помыслах моих!

За громкие слова цени певцов, Меня - за мысли тихие, без слов.

Перевод С. Маршака

LXXXV

Безмолвна Муза скромная моя, Меж тем тебе похвал кудрявых том Оттачивают, лести не тая, Другие музы золотым пером.

Я полон дум, они же пышных слов.

Как пономарь, не знающий письма, "Аминь" твержу я после их стихов - Творений изощренного ума.

Их слыша, говорю я: "Да", "Вот, вот", И также рассыпаюсь в похвалах.

Но лишь в душе. А в ней любовь живет, Живет без слов, но жарче, чем в словах.

За звучные слова цени других;

Меня же - за невысказанный стих.

Перевод А. Финкеля

LXXXVI

Его ли гордый стих, прекрасный и могучий, Возвышенный мечтой награду получить, Сковал в мозгу моем паренье мысли жгучей, Где прежде рок судил родиться ей и жить?

Его ли дух, толпой злых духов наученный Стать выше смертных всех в творении своем Сразил меня? О нет! Ни дух тот благосклонный, Который над его господствует умом,

Заставил замолчать мою святую лиру;

Ни он, певец любви, ни дух его благой, Взносящий ум его к надзвездному эфиру, Не в силах наложить печать на голос мой!

Но если с уст твоих хвала к нему слетает, То муза дум моих мгновенно умолкает.

Перевод Н. Гербеля

LXXXVI

Не гордый ли корабль стихов его, чья цель Тобою завладеть, мой дивный клад, виною, Что столько дум в мозгу - дум, погребенных мною, Могилой сделавших свою же колыбель?

Иль это дух его (что духи вдохновили Превыше смертного) всю мощь во мне убил?

О нет, все козни чар ночных и темных сил, Его сподвижников, - мой стих бы не смутили.

Не он! Не домовой, что по ночам его Тайком напичкивал умом и дарованьем.

Не им принадлежит победы торжество, Что болен страхом я, что занемог молчаньем.

Но ты... его стихи украсил твой привет - И мой слабеет стих, и слов уж больше нет.

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

LXXXVI

Его ли стих - могучий шум ветрил, Несущихся в погоню за тобою, - Все замыслы во мне похоронил, Утробу сделав урной гробовою?

Его ль рука, которую писать Учил какой-то дух, лишенный тела, На робкие уста кладет печать, Достигнув в мастерстве своем предела?

О нет, ни он, ни дружественный дух - Его ночной советчик бестелесный - Так не могли ошеломить мой слух И страхом поразить мой дар словесный.

Но если ты с его не сходишь уст - Мой стих, как дом, стоит открыт и пуст.

Перевод С. Маршака

LXXXVI

Его ль стихи, красой тебя пленив И гордо распустив свои ветрила, Во мне замкнули мысли, превратив Утробу, их зачавшую, в могилу?

Его ли дух, бессмертных слов творец, Мой тихий голос предал вдруг проклятью?

Нет! То не он готовит мне конец И не его коварные собратья.

Не сможет он, ни дух ему родной, Чьи по ночам он слушал назиданья, Похвастаться победой надо мной, И не от них идет мое молчанье.

Но ты теперь живешь в его стихах, И, обеднев, мой малый дар зачах.

Перевод А. Финкеля

LXXXVII

Прощай - ты для меня уж слишком дорога;

Да и сама себе ты, верно, знаешь цену.

Нажив достоинств тьму, ты сделалась строга;

Я ж, став твоим рабом, нейду на перемену,

Чем, кроме просьб, тебя могу я удержать, И чем я заслужил такое совершенство?

Нет, не по силам мне подобное блаженство, И прав я на него не вправе заявлять.

Ты отдала себя, цены себе не зная, Иль - может - как во мне, ошиблась ты в себе - И вот, случайный дар мне милый возвращая, Я вновь его дарю, прекрасная, тебе.

Да, ты была моей, но долго ль это было?

Я спал - и был царем, проснулся - и все сплыло.

Перевод Н. Гербеля

LXXXVII

Прощай! Ты для меня бесценное владенье, Но стала для тебя ясней твоя цена - И хартии твоей приносят письмена От власти временной моей освобожденье,

Из милости твоей - владел лишь я тобой;

Чем мог я заслужить такое наслажденье?

Но права на тебя мне не дано судьбой: Бессилен договор, напрасно принужденье.

Мои достоинства неверно оценя, Отдавши мне себя в минутном заблужденье - Свой драгоценный дар, по строгом обсужденьи, Теперь ты хочешь взять обратно у меня...

Так! Я владел тобой в блаженном сновиденье: Во сне я был король. Стал нищим в пробужденье!

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

LXXXVII

Прощай! Тебя удерживать не смею.

Я дорого ценю любовь твою.

Мне не по средствам то, чем я владею, И я залог покорно отдаю.

Я, как подарком, пользуюсь любовью.

Заслугами не куплена она.

И, значит, добровольное условье По прихоти нарушить ты вольна.

Дарила ты, цены не зная кладу Или не зная, может быть, меня.

И не по праву взятую награду Я сохранял до нынешнего дня.

Был королем я только в сновиденье.

Меня лишило трона пробужденье.

Перевод С. Маршака

LXXXVII

Прощай! Меж нас я не хочу сближенья - Ведь для меня чрезмерно дорога ты.

Вручаю сам тебе освобожденье, Ты предо мной ни в чем не виновата.

Тебя держать, презрев твое желанье?

Как мне принять такое подношенье?

Не стою я столь щедрого даянья - Так отбери же запись на владенье.

Меня ль, себя ль оцениваешь ложно, Но быть моей - ошибка и страданье.

Твой дивный дар принять мне невозможно - Возьми его назад без колебанья.

Тобой владел я в лестном сновиденье: Король во сне ничто по пробужденье.

Перевод А. Финкеля

LXXXVIII

Когда тебе придет охота пренебречь И обо мне повесть презрительную речь, Я сам, друг, на себя готов с тобой подняться И, про грешки забыв, тобою восхищаться.

Привыкнувши свои поступки сознавать, Тебе на пользу я могу порассказать Кой-что про жизнь свою, что так меня бесславит, И - верь - измена мне лишь честь тебе доставит.

Но это может быть и к выгоде моей, Затем что я тебе весь пыл мой посвящаю И, тем вредя себе для выгоды твоей, Все ж пользу и себе при этом извлекаю.

Я так люблю тебя и счастлив так тобой, Что для тебя готов пожертвовать собой.

Перевод Н. Гербеля

LXXXVIII

Когда захочешь ты смеяться надо мной Иль оценить меня, взглянувши гневным оком, - Найдя достоинство в предательстве жестоком, Сам на себя тогда восстану я войной.

Чтоб откровенностью помочь тебе своею, Все слабости мои могу я перечесть;

Пороки все мои - так очернить сумею, Что, кинувши меня, приобретешь ты честь,

И это будет мне великая отрада.

В тебе - моя любовь. То горе, что приму, Та боль, что сердцу я доставлю своему, - Даст счастье для тебя; вот мне вдвойне награда!

Чтоб правда на твоей осталась стороне - Взять на себя вину согласен я вполне!

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

LXXXVIII

Когда захочешь, охладев ко мне, Предать меня насмешке и презренью, Я на твоей останусь стороне И честь твою не опорочу тенью.

Отлично зная каждый свой порок, Я рассказать могу такую повесть, Что навсегда сниму с тебя упрек, Запятнанную оправдаю совесть.

И буду благодарен я судьбе: Пускай в борьбе терплю я неудачу, Но честь победы приношу тебе И дважды обретаю все, что трачу.

Готов я жертвой быть неправоты, Чтоб только правой оказалась ты.

Перевод С. Маршака

LXXXVIII

Когда решишь расстаться ты со мной И обольешь меня своим презреньем, С тобою на себя пойду войной, Твой приговор не оскорблю сомненьем.

Всех лучше зная суетный свой нрав, Раскрою пред тобой свои пороки, И ты, меня унизив и прогнав, Себя покроешь славою высокой.

И выигрыш мне будет самому: Ведь я к тебе привязан всей душою - Коль рада ты позору моему, То радостью твоей я счастлив вдвое.

Так я люблю! Стерплю и больше зла, Чтоб только ты счастливою была.

Перевод А. Финкеля

LXXXIX

Скажи, за что меня покинула, родная - И оправдать себя сумею я, клянусь!

Скажи мне, что я хром, - и я смолчу, смирюсь, На доводы твои ничем не возражая.

Настолько, друг, тебе меня не пристыдить, Чтоб оправдать свою жестокую измену.

Я сам устрою все, смягчая перемену, И, став чужим, к тебе не стану уж ходить.

Да и встречать тебя в прогулках уж не буду, Не буду имя я твое произносить, Чтоб этим как-нибудь тебе не повредить.

А там и о любви взаимной позабуду.

Я на себя восстать из-за тебя готов, Затем что не могу любить твоих врагов.

Перевод Н. Гербеля

LXXXIX

Скажи, что твой разрыв со мной произошел Лишь по моей вине: услышишь подтвержденье!

Что гнет моих грехов твоей душе тяжел: Твое безропотно снесу я осужденье.

И знай, что ты меня не в силах очернить (Свою изменчивость желая объяснить), Как сам себя готов казнить я без пощады.

Ты хочешь так? Изволь. Чужими станут взгляды;

Знакомство кончится; моя забудет речь О милом имени - чтоб было невозможно Мне выдать прежнюю любовь неосторожно И тем от клеветы его не уберечь.

Клянусь, что сам себя я погублю; вот видишь - Не должен я любить, кого ты ненавидишь.

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

LXXXIX

Скажи, что ты нашла во мне черту, Которой вызвана твоя измена.

Ну, осуди меня за хромоту - И буду я ходить, согнув колено.

Ты не найдешь таких обидных слов, Чтоб оправдать внезапность охлажденья, Как я найду. Я стать другим готов, Чтоб дать тебе права на отчужденье.

Дерзну ли о тебе упомянуть?

Считать я буду память вероломством И при других не выдам как-нибудь, Что мы старинным связаны знакомством.

С самим собою буду я в борьбе: Мне тот враждебен, кто не мил тебе!

Перевод С. Маршака

LXXXIX

Ты скажешь, что покинут я тобой Из-за моих пороков - соглашаюсь.

Коль скажешь: хром я, - стану я хромой, Оправдываться даже не решаясь.

Ища разрыва нашего предлог, Ты так не насмеешься надо мною, Как сам себя я осмеять бы мог.

Чужим представлюсь, близость нашу скрою,

Не повстречаюсь на твоем пути, Нежнейшее твое забуду имя, Чтобы тебе вреда не нанести Словами безрассудными своими.

Из-за тебя себя я обвинил: Мне ненавистен, кто тебе не мил.

Перевод А. Финкеля

ХС

Когда моим врагом быть хочешь - будь теперь, Когда передо мной захлопывают дверь.

Низвергни в грязь меня, соединясь с судьбою, Но не карай потом последствий местью злою.

Когда душа моя печали сбросит гнет, Не приходи вонзать мне в грудь шипы забот!

Пускай за ночи тьмой не следует ненастье, Чтоб отдалить - не дать померкнуть солнцу счастья!

Когда ж настанет час разлуки, пусть борьба Не длится, чтобы рок усилиться ей не дал И дух мой поскорей все худшее изведал, Что может мне послать суровая судьба, -

И я не назову тогда несчастьем, знаю, Того, что я теперь несчастьем называю.

Перевод Н. Гербеля

ХС

Так пусть же ненависть является твоя;

Но уж скорей, пока судьба ко мне жестока.

Соединись и ты с преследованьем рока И придави меня - пока несчастен я.

Когда же властвовать печаль не будет мною, Ты на меня тогда не напади тайком И туч не нагони, - вслед за дождливым днем Настигнув бурею нежданною ночною.

Покинешь ты меня?.. Покамест я борьбой Измучен не вконец - рази без сожаленья;

Так раньше всех других приму без промедленья Ужаснейший удар, мне посланный судьбой.

И все, что горем мнил, - душе, тоской объятой, Покажется ничем перед твоей утратой.

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

ХС

Уж если ты разлюбишь - так теперь, Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.

Будь самой горькой из моих потерь, Но только не последней каплей горя!

И если скорбь дано мне превозмочь, Не наноси удара из засады.

Пусть бурная не разрешится ночь Дождливым утром - утром без отрады.

Оставь меня, но не в последний миг, Когда от мелких бед я ослабею.

Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг, Что это горе всех невзгод больнее,

Что нет невзгод, а есть одна беда - Твоей любви лишиться навсегда.

Перевод С. Маршака

ХС

Что ж, ненавидь, коль хочешь! Но сейчас, Сейчас, когда грозит мне злобой небо.

Согни меня, с судьбой объединясь, Но лишь бы твой удар последним не был.

Ах, если сердцем я осилю зло, Ему немедля ты явись на смену.

Чтобы за бурной ночью не пришло С дождями утро, - доверши измену

И уходи! Но только не тогда, Когда все беды наигрались мною.

Уйди сейчас, чтоб первая беда Была страшней всех посланных судьбою.

И после жесточайшей из утрат Другие легче станут во сто крат.

Перевод А. Финкеля

XCI

Иной гордится тем, что в золоте родился, Тот - родом, силой мышц, игрою острых слов, Тот - бархатным плащом, в который нарядился, Тот - сворою собак, тот - стаей соколов -

И радость в том они тем большую находят, Чем кажется она заманчивей других;

Но так как их мои избытки превосходят, То нет им и цены большой в глазах моих.

Любовь твою ценю я выше, чем рожденье, А взор дороже мне пурпуровых одежд, Затем что в мире всем, исполненном надежд, С тобой одной, мой друг, возможно наслажденье.

Одно меня страшит, что можешь ты притом Меня лишить всего и сделать бедняком.

Перевод Н. Гербеля

XCI

Кто горд своим умом, кто - знатностию рода;

Кто - горд богатствами, кто - силою своей;

Иного к пышности нелепой тянет мода;

Кто любит соколов, борзых или коней.

В любимой прихоти - для каждого блаженство Превыше остальных. Но все их не ценя, В одном я нахожу все сразу совершенства: Твоя любовь таит все вместе для меня.

Твоя любовь - ценней, чем знатное рожденье, Богаче роскоши, нарядов и утех.

Все, чем гордится мир, - дает ее владенье.

Принадлежишь ты мне - и я счастливей всех.

Но можешь это все отнять ты словом властным...

И вот когда навек я сделаюсь несчастным!..

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

XCI

Кто хвалится родством своим со знатью, Кто силой, кто блестящим галуном, Кто кошельком, кто пряжками на платье, Кто соколом, собакой, скакуном.

Есть у людей различные пристрастья, Но каждому милей всего одно.

А у меня особенное счастье - В нем остальное все заключено.

Твоя любовь, мой друг, дороже клада, Почетнее короны королей, Наряднее богатого наряда, Охоты соколиной веселей.

Ты можешь все отнять, чем я владею, И в этот миг я сразу обеднею.

Перевод С. Маршака

XCI

Тот чванится умом, тот родословной, Тот модным платьем, что висит на нем, Тот золотом, тот силой полнокровной, Тот соколом иль псом, а тот конем.

Так каждый обретет свою отраду, В чем видит наслаждения предел.

Но мне ничтожных радостей не надо, - Я радостью особой овладел.

Твоя любовь - она царей знатнее, Богатств богаче, платьев всей пышней.

Что конь и пес и сокол перед нею?!

Тебя имея, всех я стал сильней!

Одна беда - ты можешь все отнять, И всех беднее стану я опять.

Перевод А. Финкеля

XCII

Как ни желала б ты укрыться от меня, Пока я жив - моей ты быть не перестанешь;

Я ж буду жить, пока жива любовь твоя, Которою давно меня к себе ты манишь.

Итак, мне нужды нет страшиться новых бед, Которых уж ничто на свете не повысит;

К тому ж в моей судьбе чуть виден бури след, А от твоих она капризов не зависит.

Но ты не огорчишь неверностью своей Того, кто пережить ее не в состоянье.

Да, я вдвойне счастлив в любви к тебе моей Еще тем, что она живет в моем дыханье.

Но все же есть и тут дурная сторона: Ведь я могу не знать, что ты мне неверна.

Перевод И. Гербеля

XCII

Ты можешь от меня уйти! Но знаю я, Что все ж владеть тобой я буду до могилы.

Ведь от твоей любви зависит жизнь моя, И пережить ее мне не достало б силы.

Меня не устрашит страданий тяжких ряд, Ведь с первым же из них - навеки жизнь порвется;

Итак, мне никогда зависеть не придется От прихоти твоей - и этому я рад.

Не огорчит меня любви твоей утрата, А просто жизнь моя погаснет вместе с ней, И как в твоей любви я находил когда-то, Так счастие найду и в смерти я своей.

Но в мире красоты без пятен не бывает...

И тайно иногда измена поражает.

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

XCII

Ты от меня не можешь ускользнуть.

Моей ты будешь до последних дней.

С любовью связан жизненный мой путь, И кончиться он должен вместе с ней.

Зачем же мне бояться худших бед, Когда мне смертью меньшая грозит?

И у меня зависимости нет От прихотей твоих или обид.

Не опасаюсь я твоих измен.

Твоя измена - беспощадный нож.

О, как печальный жребий мой блажен: Я был твоим, и ты меня убьешь.

Но счастья нет на свете без пятна.

Кто скажет мне, что ты сейчас верна?

Перевод С. Маршака

XCII

Как ни стремись укрыться вновь и вновь, - Пока я жив, ты мне обречена.

Но длится жизнь не дольше, чем любовь, - Ведь от любви зависима она.

Я не боюсь твоих обид - больших, Когда от малой рвется жизни нить.

Чем быть в плену у прихотей твоих, Во много лучше, как сейчас, мне жить.

Меня изменой не сгубить тебе.

Вся жизнь моя на лезвии измен.

Как счастлив я во всей своей судьбе: Люблю я - счастлив, и умру - блажен.

Но нет красы на свете без пятна: А вдруг ты и сейчас мне неверна!

Перевод А. Финкеля

XCIII

Я буду мыслью жить, что ты еще верна, Как позабытый муж, не видя перемены В любимом им лице, не чувствует измены.

Глазами лишь со мной, душой - разлучена,

Ты мне не дашь в себе заметить перемену, Затем что в них таить не можешь ночи мглу.

В ином лице легко по хмурому челу Прочесть на дне души созревшую измену;

Но небеса, тебе плоть давшие и кровь, Решили, что в тебе должна лишь жить любовь, И как бы ни была зла мыслей неизбежность, В чертах твоих должны сиять лишь страсть и нежность.

Как облик твой с плодом запретным Евы схож, Когда характер твой на внешность не похож!

Перевод Н. Гербеля

XCIII

Итак, я буду жить, доверчиво вполне, Как муж обманутый! Любви минувшей ласка Любовью все еще казаться будет мне, Когда твоих очей еще со мною ласка,

Хоть сердце от меня так далеко ушло!

Увы... в твоих глазах нет выраженья злобы.

Да, у других давно все выдать их могло бы: Капризы, мрачный вид и хмурое чело...

Но небо иначе создать тебя сумело, И только прелести полны твои черты.

Какие б ни были в душе твоей мечты - В глазах всегда любовь и нежность без предела.

Но с Евы яблоком краса твоя сходна, Когда не властвует в ней чистота одна.

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

XCIII

Что ж, буду жить, приемля как условье, Что ты верна. Хоть стала ты иной, Но тень любви нам кажется любовью.

Не сердцем - так глазами будь со мной.

Твой взор не говорит о перемене.

Он не таит ни скуки, ни вражды.

Есть лица, на которых преступленья Чертят неизгладимые следы.

Но, видно, так угодно высшим силам: Пусть лгут твои прекрасные уста, Но в этом взоре, ласковом и милом, По-прежнему сияет чистота.

Прекрасно было яблоко, что с древа Адаму на беду сорвала Ева.

Перевод С. Маршака

XCIII

Что ж, буду жить и думать - ты верна.

Как рогоносец... За любовь сочту я Лишь тень любви, хоть призрачна она, Твой взор со мной, а сердца я не чую.

Твои глаза не выкажут вражды, И в них я не замечу перемены.

Пусть у других лицо хранит следы Коварства, лицемерия, измены,

Но властью неба на твои черты Наложена приветливости маска.

И что бы в сердце ни таила ты - В глазах твоих всегда сияет ласка.

Как в яблоке, что Ева сорвала, В красе твоей таится много зла.

Перевод А. Финкеля

XCIV

Кто может вред нанесть, но все же не вредит Не делает того, о чем лишь говорит, Кто, возбудив других, холодным остается, И на соблазн нейдет, и злу не поддается -

В наследство тот берет небесные красы И не кладет даров природы на весы: Он внешности своей хозяин и властитель, Тогда как в большинстве всяк лишь ее хранитель.

Нам мил цветок полей лишь летнею порой, Хотя он для себя цветет и увядает;

Но вот червяк к нему под венчик заползает - И сорной вскоре он становится травой.

И лучшему легко в дурное превратиться, И лилия, завяв, навозом становится.

Перевод Н. Гербеля

XCIV

Кто, злом владея, зла не причинит, Не пользуясь всей грозной силой власти, Кто двигает других, но, как гранит, Неколебим и не подвержен страсти, -

Тому дарует небо благодать, Земля дары приносит дорогие.

Ему дано величьем обладать, А чтить величье призваны другие.

Лелеет лето лучший свой цветок, Хоть сам он по себе цветет и вянет.

Но если в нем приют нашел порок, Любой сорняк его достойней станет.

Чертополох нам слаще и милей Растленных роз, отравленных лилей.

Перевод С. Маршака

XCIV

Кто властен был, не поражает властью, Кто воли не дает своим громам, Кто холоден, других сжигая страстью, И трогая других, не тронут сам, -

Тот дар небес наследует по праву, Богатств своих он не растратит зря.

Обличьем, станом - царь он величавый, Другие - лишь прислужники царя.

Цветок собою украшает лето, Хотя цветет не ведая того.

Но если гнилью ткань его задета, То сорная трава милей его.

Чем выше взлет, тем гибельней паденье;

Зловонней плевел лилии гниенье!

Перевод А. Финкеля

XCV

Каким прелестным делаешь ты стыд, Который, словно червь в пахучей розе, Слух о тебе в зародыше пятнит: Твои грехи подобны вешней грезе.

Кто о тебе вещает, описав Сластолюбивый пыл твоих забав, - Не может порицать без восхищенья.

И против воли шлет благословенье.

Что за приют! Какой прелестный кров, Избрав тебя, нашли себе пороки!

Твоей красы блистающий покров Меняет грязь в прозрачные потоки.

Но берегись, сокровище мое!

У лучшего ножа тупеет острие.

Перевод М. Чайковского

XCV

Ты украшать умеешь свой позор.

Но, как в саду незримый червячок На розах чертит гибельный узор, Так и тебя пятнает твой порок.

Молва толкует про твои дела, Догадки щедро прибавляя к ним.

Но похвалой становится хула.

Порок оправдан именем твоим!

В каком великолепнейшем дворце Соблазнам низким ты даешь приют!

Под маскою прекрасной на лице, В наряде пышном их не узнают.

Но красоту в пороках не сберечь.

Ржавея, остроту теряет меч.

Перевод С. Маршака

XCV

Ты делаешь прелестным и порок, Пятнающий твой нежный юный цвет.

Он, словно червь, прокравшийся в цветок.

Но как богато грех твой разодет!

Язык, чернящий день веселый твой, Злословье, что тебя обволокло, Хваля тебя, любуется тобой, При имени твоем светлеет зло.

Какой чертог воздвигнут для грехов, Задумавших в тебе найти приют.

На них лежит красы твоей покров, Ни пятнышка там взоры не найдут.

Но ты должна свой дивный дар беречь: В руках неловких тупится и меч.

Перевод А. Финкеля

XCVI

Кто осуждает твой беспечный нрав, Кого пленяет юный твой успех.

Но, прелестью проступки оправдав, Ты в добродетель превращаешь грех.

Поддельный камень в перстне королей Считается алмазом дорогим, - Так и пороки юности твоей Достоинствами кажутся другим.

Как много волк похитил бы овец, Надев ягненка нежное руно.

Как много можешь ты увлечь сердец Всем, что тебе судьбой твоей дано.

Остановись, - я так тебя люблю, Что весь я твой и честь твою делю.

Перевод С. Маршака

XCVI

Одни твердят, что молодость - твой грех, Другие же - что в ней все обаянье;

Но молодостью ты прельщаешь всех И превращаешь грех в очарованье.

Алмазом станет камешек простой, Блестя в кольце на пальце у царицы.

Вот так и у тебя - порок любой В чарующую прелесть превратится.

Немало бы похитил волк овец, Когда б он мог прикинуться овцою;

Немало бы пленила ты сердец, Когда бы всей блеснула красотою.

Не делай так, - ведь для моей любви И честь твоя, и ты - свои, свои!

Перевод А. Финкеля

XCVII

Когда простились мы - какой зимой нежданной Повеяло вокруг! Как сумрачны поля, Как тяжек небосклон, угрюмый и туманный, Какой пустынею казалася земля!

А ведь она цвела: сады - в уборе новом - Сияли золотом, дыханья роз полны, - И осень пышная - подобно юным вдовам - Несла плоды любви умчавшейся весны.

Но умирающей казалась мне природа...

Ты - лето для меня, а нет тебя со мной - И немы соловьи, и если с небосвода Польется робко песнь над чащею лесной,

Так сумрачна она, что, чутко ей внимая, Поникшие цветы бледнеют, умирая...

Перевод Ф. Червинского

XCVII

Мне показалось, что была зима, Когда тебя не видел я, мой друг.

Какой мороз стоял, какая тьма, Какой пустой декабрь царил вокруг!

За это время лето протекло И уступило осени права.

И осень шла, ступая тяжело, - Оставшаяся на сносях вдова.

Казалось мне, что все плоды земли С рождения удел сиротский ждет.

Нет в мире лета, если ты вдали.

Где нет тебя, и птица не поет.

А там, где слышен робкий, жалкий свист, В предчувствии зимы бледнеет лист.

Перевод С. Маршака

XCVII

С зимою схожа та пора была, Когда в разлуке жили мы с тобой.

О, что за стужа! О, сырая мгла!

Что за декабрь, пустынный и нагой!

А были солнцем эти дни полны, И не спеша шла осень по траве, Неся в себе обильный плод весны, Подобная беременной вдове.

Но я гляжу на это все скорбя - Какой сиротский, безотцовский двор...

Нет лета для меня, где нет тебя, Где нет тебя, и птиц безмолвен хор.

А если и раздастся звук глухой, То блекнет лист от страха пред зимой.

Перевод А. Финкеля

XCVIII

Весна цвела - был от тебя вдали я;

Апрель нарядный красками сверкал, Во все вливалась юности стихия, И сам Сатурн смеялся и плясал.

Но песни птиц, цветов благоуханье, Краса лугов - все было чуждо мне;

Я сладкого не ощущал желанья Сорвать цветок, воспеть хвалу весне;

Я презирал красу лилеи бледной, Румяных роз я не ласкал, любя!

Вся прелесть их - я знал - лишь список бедный С их образца единого - тебя!

Казалось мне, что вкруг - зима! Мечтами С тобою весь, я лишь шутил с цветами.

Перевод Н. Холодковского

XCVIII

Нас разлучил апрель цветущий, бурный.

Все оживил он веяньем своим.

В ночи звезда тяжелая Сатурна Смеялась и плясала вместе с ним.

Но гомон птиц и запахи и краски Бесчисленных цветов не помогли Рождению моей весенней сказки.

Не рвал я пестрых первенцев земли.

Раскрывшиеся чаши снежных лилий, Пурпурных роз душистый первый цвет, Напоминая, мне не заменили Ланит и уст, которым равных нет.

Была зима во мне, а блеск весенний Мне показался тенью милой тени.

Перевод С. Маршака

XCVIII

С тобою разлучился я весной, Когда апрель, гордясь своим нарядом, Весь мир овеял юностью хмельной, И сам Сатурн плясал, смеясь, с ним рядом.

Но ни цветов пестреющий узор, Ни аромат, ни звонких пташек трели Не оживили мой спокойный взор И летней сказкой сердца не согрели.

Я не пленился свежестью лилей, Не восхвалял румянца розы красной, Ведь их краса - лишь тень красы твоей, И только потому они прекрасны.

Во мне зима; тебя со мною нет, И блеск весны лишь отсвет, а не свет.

Перевод А. Финкеля

XCIX

Мой юный друг, фиалка аромат свой свежий Не у дыханья ль твоего украла?

И пурпур тонких вен под кожей твоей нежной Для лепестков, наверное, забрала?

А гибкость белых рук не вижу ли в лилее?

Твой запах влас не слышу ль в майоране?

Румянец видя твой, и роза заалела, Ты побледнел - и белой роза стала.

А третьей розе, и не белой, и не красной, Твой шелк ланит, как видно, полюбился, И в синеву больших очей твоих прекрасных Сам колокольчик голубой влюбился.

Что ж, спору нет, прекрасны все цветы, Но краше всех их несомненно ты!

Перевод В. Чухно

XCIX

Фиалке ранней бросил я упрек: Лукавая крадет свой запах сладкий Из уст твоих и каждый лепесток Свой бархат у тебя берет украдкой.

У лилий - белизна твоей руки, Твой темный волос - в почках майорана, У белой розы - цвет твоей щеки, У красной розы - твой огонь румяный.

У третьей розы - белой, точно снег, И красной, как заря, - твое дыханье.

Но дерзкий вор возмездья не избег: Его червяк съедает в наказанье.

Каких цветов в саду весеннем нет!

И все крадут твой запах или цвет.

Перевод С. Маршака

XCIX

Весеннюю фиалку я журил: "Воровочка, откуда ароматы, Как не из уст того, кто так мне мил?

А пурпур щек твоих - его взяла ты У друга моего из алых жил!"

Я лилию судил за кражу рук, А майоран - за локонов хищенье.

Заставил розу побледнеть испуг, Другая покраснела от смущенья,

Украла третья кровь и молоко И подмешала к ним твое дыханье.

Но червь в нее забрался глубоко И до смерти источит в наказанье.

И сколько б я цветов ни видел тут - Все у тебя красу свою крадут.

Перевод А. Финкеля

С

О, Муза, где же ты? что долго так молчишь И, в чем вся власть твоя, о том не говоришь?

Ужель ты тратишь пыл веселья, песнь слагая, Чем славу лишь мрачишь, ничтожность возвышая?

Явись мне, Муза, вновь и возврати скорей Потерянные дни для славы и искусства, И вновь воспой красу поклонницы своей, Вливающей в перо твое свой ум и чувства.

Встань, Муза, и взгляни на личико моей Красавицы - морщин не сыщется ль у ней?

И если - да, иди, представь богов собранью И пред Сатурном дай простор негодованью -

Прославь ее пред ним, хвалы свои умножь, И ты предупредишь косу его и нож.

Перевод Н. Гербеля

С

Где Муза? Что молчат ее уста О том, кто вдохновлял ее полет?

Иль, песенкой дешевой занята, Она ничтожным славу создает?

Пой, суетная Муза, для того, Кто может оценить твою игру, Кто придает и блеск, и мастерство, И благородство твоему перу.

Вглядись в его прекрасные черты И, если в них морщину ты найдешь, Изобличи убийцу красоты, Строфою гневной заклейми грабеж.

Пока не поздно, времени быстрей Бессмертные черты запечатлей!

Перевод С. Маршака

С

Где, Муза, ты? Безмолвствуешь, забыв Того, кому обязана ты славой?

Иль низким песням отдан твой порыв?

Иль прельщена дешевою забавой?

Неверная, вернись и снова пой, Восполни время, прожитое даром, Пой для того, кто ценит голос твой, Кто стих наполнит силой, чувством, жаром.

Встань и всмотрись в лицо любви моей, И если есть на нем морщин сплетенье, То ты коварство осени осмей, Предай его всеобщему презренью.

Прославь любовь и время обгони, Его косы удары отклони!

Перевод А. Финкеля

CI

Чем, Муза, ты себя в том можешь оправдать, Что Правду с красотой забыла воспевать?

Все трое у моей любви вы в услуженье, Чем, Муза, можешь ты гордиться, без сомненья.

Что ж, Муза, говори: быть может, скажешь ты, Что Истине совсем не нужно украшенья, Что в красоте самой - и правда красоты, И кисть художника ей не придаст значенья.

Но если так - ужель ты быть должна немой?

Неправда! От тебя зависит от одной Заставить друга ввысь подняться с облаками, Чтоб восхваленным быть грядущими веками.

Я ж научу тебя - как друга, уж поверь, Потомству показать таким, как он теперь.

Перевод Н. Гербеля

CI

О ветреная муза, отчего, Отвергнув правду в блеске красоты, Ты не рисуешь друга моего, Чьей доблестью прославлена и ты?

Но, может быть, ты скажешь мне в ответ, Что красоту не надо украшать, Что правде придавать не надо цвет И лучшее не стоит улучшать.

Да, совершенству не нужна хвала, Но ты ни слов, ни красок не жалей, Чтоб в славе красота пережила Свой золотом покрытый мавзолей.

Нетронутым - таким, как в наши дни, Прекрасный образ миру сохрани!

Перевод С. Маршака

CI

О, Муза, нерадивая! Зачем Не хочешь ты слить правду с красотою?

Любимый обладает этим всем - Прославь его и стань славнее вдвое.

Ты скажешь мне: "Ведь правде не нужна Прикрас услуга - так она правдивей, А красота сама собой сильна - Красивое без примеси красивей".

И потому ты хочешь быть немой?

Нет, этим ты не извинишь молчанья.

Он должен жить и в урне гробовой, И ты увековечь о нем преданье.

Исполни долг свой, Муза, - сохрани Его таким, каков он в наши дни.

Перевод А. Финкеля

CII

Любовь моя сильна - и где ее конец?

Она огонь, но чувств своих не выражает;

Но та любовь - товар, чью цену продавец, Старайся поднять, всем громко объявляет.

О, наша страсть была еще в своей весне, Когда я стал ее приветствовать стихами!

Так соловей поет пред летними ночами И, выждав их приход, смолкает в тишине.

Не то чтоб летом мне жилося поскучней, Чем в дни, когда любовь звучит в тиши ночей;

Но музыка теперь едва ль не в ветке каждой Звучит, и грудь ее уж пьет не с прежней жаждой.

И я, не надоесть чтоб песнею моей Твоим ушам, порой молчу, подобно ей.

Перевод Н. Гербеля

CII

Люблю - но реже говорю об этом, Люблю нежней - но не для многих глаз Торгует чувством тот, кто перед светом Всю душу выставляет напоказ.

Тебя встречал я песней, как приветом, Когда любовь нова была для нас.

Так соловей гремит в полночный час Весной, но флейту забывает летом.

Ночь не лишится прелести своей, Когда его умолкнут излиянья.

Но музыка, звуча со всех ветвей, Обычной став, теряет обаянье.

И я умолк подобно соловью: Свое пропел и больше не пою.

Перевод С. Маршака

CII

Люблю сильней - хотя слабее с виду, Люблю щедрей - хоть говорю скупей.

Любви своей наносим мы обиду, Когда кричим на все лады о ней.

Любовь у нас цвела весенним цветом, И пел тогда я в сотнях нежных строк, Как соловей, чьи трели льются летом И умолкают, лишь наступит срок,

Не потому, что лето оскудело, Что ночь не так прекрасна и чиста.

Но музыка повсюду зазвенела, А став обычной, гибнет красота.

И я на губы наложил печать - Тебе не буду песней докучать.

Перевод А. Финкеля

CIII

Как ты бедна, моя задумчивая Муза, Хотя вокруг тебя лишь видится простор;

Но ты ведь хороша и пламенен твой взор И без моих похвал венчающего груза.

Не упрекай меня, что не могу писать!

Ты в зеркало взгляни - и лик перед тобою Восстанет, в сердца глубь сводящий благодать И кроющий стихи стыдливости зарею.

Ведь было бы грешно, хорошим быв досель Писателем, теперь приняться за поправки, Когда мои стихи одну имеют цель - Воспеть твои черты, хотя не без прибавки.

А зеркало твое, красе твоей под стать, Их лучше, чем стихи, способно показать.

Перевод Н. Гербеля

CIII

У бедной музы красок больше нет, А что за слава открывалась ей!

Но, видно, лучше голый мой сюжет Без добавленья похвалы моей.

Вот почему писать я перестал.

Но сам взгляни в зеркальное стекло И убедись, что выше всех похвал Стеклом отображенное чело.

Все то, что отразила эта гладь, Не передаст палитра иль резец.

Зачем же нам, пытаясь передать, Столь совершенный портить образец?

И мы напрасно спорить не хотим С природой или зеркалом твоим.

Перевод С. Маршака

CIII

Так оскудела Муза наша вдруг, Что предпочла остаться без похвал, Тебя простым изобразив, мой друг, Без гимнов всех, что я тебе слагал.

Меня ты не брани, что я притих.

Сам в зеркале увидеть можешь лик, Чью красоту не передаст мой стих, Чьей прелестью подавлен мой язык.

И я боюсь свершить жестокий грех, Испортив совершенство красоты;

Нет в мире для меня иных утех, Как передать в стихах твои черты.

Но зеркало представит твой портрет Правдивее, чем жалкий мой сонет.

Перевод А. Финкеля

CIV

Нет, для меня стареть не можешь ты.

Каким увидел я тебя впервые, Такой ты и теперь. Пусть три зимы С лесов стряхнули листья золотые,

Цветы весны сгубил три раза зной.

Обвеянный ее благоуханьем, Пронизанный зеленым ликованьем, Как в первый день стоишь ты предо мной.

Но как на башне стрелка часовая Незримо подвигает день к концу, Краса твоя, по-прежнему живая, Незримо сходит в бездну по лицу.

Так знайте же, грядущие творенья, - Краса прошла до вашего рожденья.

Перевод М. Чайковского

CIV

Ты не меняешься с теченьем лет, Такой же ты была, когда впервые Тебя я встретил. Три зимы седые Трех пышных лет запорошили след.

Три нежные весны сменили цвет На сочный плод и листья огневые, И трижды лес был осенью раздет...

А над тобой не властвуют стихии.

На циферблате, указав нам час, Покинув цифру, стрелка золотая Чуть движется, невидимо для глаз.

Так на тебе я лет не замечаю.

И если уж закат необходим - Он был перед рождением твоим!

Перевод С. Маршака

CIV

Ты для меня не постареешь ввек.

Каким ты был в день первой нашей встречи, Таков ты и сегодня. Трижды снег Убор тех лет срывал в жестокой сече,

Три осени сменили три весны, Убив их свежесть вялой желтизною, И три апреля были сожжены, - А ты цветешь все тою же красою.

Как стрелки часовой не виден ход, Так не заметно прелести теченье.

И блеск твой дивный также уплывет, Хоть глаз не уследит его движенья.

Так знай: от многих отлетел их цвет, Когда и не являлся ты на свет.

Перевод А. Финкеля

CV

Не называй мой пыл каждением кумиру И идолом любви красавицу мою За то, что я весь век одну ее пою И за любовь не мщу, подобяся вампиру.

Красавица моя - сегодня как вчера - В достоинствах своих верна и постоянна, А потому и стих мой шепчет неустанно Все то же - что она прекрасна и добра.

Наивность, красота и верность - вот поэма, Написанная мной, с прибавкой двух-трех слов, Где мной воплощена любви моей эмблема.

В одной поэме - три! Вот поле для стихов!

Правдивость, красота и верность хоть встречались, Но никогда в одном лице не совмещались.

Перевод Н. Гербеля

CV

Язычником меня ты не зови, Не называй кумиром божество.

Пою я гимны, полные любви, Ему, о нем и только для него.

Его любовь нежнее с каждым днем, И, постоянству посвящая стих, Я поневоле говорю о нем, Не зная тем и замыслов других.

"Прекрасный, верный, добрый" - вот слова, Что я твержу на множество ладов.

В них три определенья божества, Но сколько сочетаний этих слов!

Добро, краса и верность жили врозь, Но это все в тебе одном слилось.

Перевод С. Маршака

CV

Моя любовь не идолам служенье.

Любимого не называй божком За то, что все хвалы и песнопенья Всегда ему и лишь о нем одном.

Сегодня нежен, завтра он нежнее И в прелести своей неизменим, Мои стихи полны одною ею, Не заменяя свой напев иным.

"Добр, чист, красив" - вот все их содержанье, "Добр, чист, красив" - на все лады пою.

Трех этих тем безмерны сочетанья, Им отдал я поэзию свою.

"Добр, чист, красив" - их часто встретишь врозь, Но вместе все - в тебе одном сплелось.

Перевод А. Финкеля

CVI

Когда средь хартий я времен давно минувших Портреты нахожу созданий дорогих И вижу, как в стихах красивых и живых В них воспевают дам и рыцарей уснувших -

Я в описанье том их общего добра - Их рук, плечей и глаз, чего ни пожелаешь - Попытку вижу лишь старинного пера Представить красоту, какой ты обладаешь.

Все их хвалы встают лишь предсказанья сном О настоящем дне и образе твоем;

А так как все притом, как сквозь туман, смотрели, То и воспеть тебя достойно не сумели.

Мы ж, видящие все, что день нам видеть дал, Не можем слов найти для песен и похвал.

Перевод Н. Гербеля

CVI

Когда читаю в свитке мертвых лет О пламенных устах, давно безгласных, О красоте, слагающей куплет Во славу дам и рыцарей прекрасных,

Столетьями хранимые черты - Глаза, улыбка, волосы и брови - Мне говорят, что только в древнем слове Могла всецело отразиться ты.

В любой строке к своей прекрасной даме Поэт мечтал тебя предугадать, Но всю тебя не мог он передать, Впиваясь в даль влюбленными глазами.

А нам, кому ты, наконец, близка, - Где голос взять, чтобы звучал века?

Перевод С. Маршака

CVI

Когда в старинных рукописях вдруг Встречаю песни трубадуров страстных, И славит в них стихов чудесный звук Умерших дам и рыцарей прекрасных,

То вижу я, что красоту любя, - Чело, уста, и очи, и ланиты - Хотело их перо воспеть тебя.

В ком это все так нераздельно слито.

Да, наши дни пророчил их напев, Провидело тебя поэтов чувство, Но образ твой в веках не разглядев, Бессильным оказалось их искусство.

Ведь и у нас, - с кем вместе дышишь ты, - Не хватит слов воспеть твои черты.

Перевод А. Финкеля

CVII

Ни собственный мой страх, ни вещий дух вселенной, Стремящийся предстать пред гранью сокровенной, Не в силах срок любви моей определить И предсказать, когда покопчу я любить.

Житейская луна с ущербом уменьшилась - И злых предчувствий сонм смеется над собой, А неизвестность вкруг, как мрак, распространилась, И мир, представь, закон провозглашает свой.

Вспоенная весны живительной росою, Любовь моя растет, и смерть ей не страшна, Затем что буду жить в стихах своих душою, Пока она гнести вкруг будет племена.

И ты свой мавзолей найдешь в строках их славных, Когда гербы спадут с гробниц владык державных.

Перевод Н. Гербеля

CVII

Ни собственный мой страх, ни вещий взор Вселенной всей, глядящей вдаль прилежно, Не знают, до каких дана мне пор Любовь, чья смерть казалась неизбежной.

Свое затменье смертная луна Пережила назло пророкам лживым.

Надежда вновь на трон возведена, И долгий мир сулит расцвет оливам.

Разлукой смерть не угрожает нам.

Пусть я умру, но я в стихах воскресну.

Слепая смерть грозит лишь племенам Еще не просветленным, бессловесным.

В моих стихах и ты переживешь Венцы тиранов и гербы вельмож.

Перевод С. Маршака

CVII

Ни трепет мой, ни всех миров пророк, Глаголящий о тайне бесконечной, Не скажут мне, какой отпущен срок Моей любви и тленной, и не вечной.

Луна пережила затменья гнев - И маги над собой трунят стыдливо, Кончаются сомненья, отмерев, - И мир навек простер свои оливы.

И пьет любовь живительный бальзам, И смерть сама отныне мне подвластна.

Бессмертье суждено моим стихам, А ей - повелевать толпой безгласной.

Ты памятник найдешь себе в стихах, Когда гербы и гробы станут прах.

Перевод А. Финкеля

CVIII

Нет слов, способных быть написанных пером, Которых не излил я, друг мой, пред тобою!

И что могу сказать я нового притом, Чтоб выразить восторг твоею красотою?

Да ничего, мой друг, хоть должен повторять Все то же каждый день и старым не считать Все старое: "Ты - мой! я - твой, моя отрада!"

Как в первый день, когда я твоего ждал взгляда.

Распуколка-любовь, в бессмертии своем, Не думает совсем о времени разящем, И места не дает морщинам бороздящим, А делает его, борца, своим рабом -

И пламенной любви находит там зачатки, Где время с злом влекли, казалось, их остатки.

Перевод Н. Гербеля

CVIII

Что может мозг бумаге передать, Чтоб новое к твоим хвалам прибавить?

Что мне припомнить, что мне рассказать, Чтобы твои достоинства прославить?

Нет ничего, мой друг. Но свой привет, Как старую молитву - слово в слово, - Я повторяю. Новизны в нем нет, Но он звучит торжественно и ново.

Бессмертная любовь, рождаясь вновь, Нам неизбежно кажется другою.

Морщин не знает вечная любовь И старость делает своим слугою.

И там ее рожденье, где молва И время говорят: любовь мертва.

Перевод С. Маршака

CVIII

Что есть в мозгу достойное чернил, Чем чувств своих не выразил уже я?

Что нового тебе я б сообщил, Сказав, что ты всех краше и нежнее?

Нет, друг мой, ничего! Но хоть стары Слова молитв, все нам они родные.

"Ты - мой, я - твой", - твержу я с той поры, Когда с тобой я встретился впервые.

Бессмертную любовь не устрашит Ни пыль времен, ни лет прошедших бремя;

Она не убоится их обид И сделает своим слугою время,

И будет, как и в юности, жива, Хоть мертвой огласит ее молва.

Перевод А. Финкеля

CIX

Не говори, мой друг, что сердце изменило, Что расставанье пыл мой сильно охладило.

Не легче разойтись мне было бы с тобой, Чем с замкнутой в твоей душе моей душой.

Там дом моей любви - и если покидаю, Как путник молодой, порою я его, То возвращаюсь вновь в дом сердца моего, И этим грех свой сам с души своей слагаю.

Когда б в душе моей все слабости земли, Так свойственные всем и каждому, царили - Не верь, чтоб все они настолько сильны были, Чтоб разойтись с тобой склонить меня могли.

Да, если не тебя, то никого своею Во всей вселенной я назвать уже не смею.

Перевод Н. Гербеля

CIX

Меня неверным другом не зови.

Как мог я изменить иль измениться?

Моя душа, душа моей любви, В твоей груди, как мой залог, хранится.

Ты - мой приют, дарованный судьбой.

Я уходил и приходил обратно Таким, как был, и приносил с собой Живую воду, что смывает пятна.

Пускай грехи мою сжигают кровь, Но не дошел я до последней грани, Чтоб из скитаний не вернуться вновь К тебе, источник всех благодеяний.

Что без тебя просторный этот свет?

Ты в нем одна. Другого счастья нет.

Перевод С. Маршака

CIX

Не говори, что в сердце этом ложь.

Пусть жар его в разлуке стал слабей, По разве от души своей уйдешь?

Моя душа - она в груди твоей.

В ней кровь любви. И по каким краям Я б ни бродил, по приходя домой, С собою воду приносил я сам, Чтоб душу мог омыть перед тобой.

Пусть был я слаб, пусть покорялся я Своим страстям, но никогда не верь, Что потеряла честь душа моя, Твое добро отринула теперь.

Не нужен мне ничтожный этот свет, Мне нужен ты, о, нежной розы цвет!

Перевод А. Финкеля

CX

Носясь то здесь, то там, себе же на беду, Я удручал и рвал на части ретивое, Позорно продавал все сердцу дорогое И превращал любовь в кровавую вражду.

Но все тревоги те мне юность снова дали, А непреклонность чувств и опыт показали, Что ты хранишь в себе любви моей залог, Хоть я и был всегда от истины далек.

Так получай же то, что будет длиться вечно: Не стану больше я дразнить свой аппетит, Ввергая в бездну зол приязнь бесчеловечно, А с нею и любовь, чей свет меня манит.

Итак - приветствуй, мой возврат благословляя, И к сердцу своему прижми меня, родная!

Перевод Н. Гербеля

СХ

Да, это правда: где я ни бывал, Пред кем шута ни корчил площадного, Как дешево богатство продавал И оскорблял любовь любовью новой!

Да, это правда: правде не в упор В глаза смотрел я, а куда-то мимо.

Но юность вновь нашел мой беглый взор Блуждая, он признал тебя любимой.

Все кончено, и я не буду вновь Искать того, что обостряет страсти, Любовью новой проверять любовь.

Ты - божество, и весь в твоей я власти.

Вблизи небес ты мне приют найди На этой чистой, любящей груди.

Перевод С. Маршака

CX

Все правда, все! Блуждая тут и там, В шута я превратился площадного;

Все, чем я жил, я кинул всем ветрам, И старую любовь сквернил я новой.

И правда то, что был я груб и зол, На искренность поглядывал с презреньем.

Но юность сердца я опять нашел, Любимую увидел новым зреньем.

Теперь конец! Я быть твоим хочу, Себя увлечь страстям я не позволю, Старинной дружбы я не омрачу, Ты - бог любви, твоей я предан воле.

Преддверием небес отныне будь - Прими меня на любящую грудь!

Перевод А. Финкеля

CXI

Ты лучше за меня Фортуну побрани, Виновницу моих проступков в оны дни, Мне давшую лишь то, что волею бессмертных Общественная жизнь воспитывает в смертных.

Вот отчего лежит на имени моем - И пачкает его клеймо порабощенья, Как руку маляра, малюющего дом!

Оплачь и пожелай мне, друг мой, обновленья -

И - лишь бы обойти заразную беду - Готов, как пациент, и уксусом опиться, Причем и желчь вполне прогивной не найду И тягостным искус, лишь только б исцелиться.

Ты пожалей меня, и будет мне - поверь - Достаточно того, чтоб сбросить груз потерь.

Перевод Н. Гербеля

CXI

О, как ты прав, судьбу мою браня, Виновницу дурных моих деяний, Богиню, осудившую меня Зависеть от публичных подаяний.

Красильщик скрыть не может ремесло.

Так на меня проклятое занятье Печатью несмываемой легло.

О, помоги мне смыть мое проклятье!

Согласен я без ропота глотать Лекарственные горькие коренья, Не буду горечь горькою считать, Считать неправой меру исправленья.

Но жалостью своей, о милый друг, Ты лучше всех излечишь мой недуг!

Перевод С. Маршака

CXI

О за меня фортуну разбрани, Она виною всех моих страданий, Так ею исковерканы все дни, Что я завишу от людских деяний.

Вот почему судьба моя жалка, И ремесла отмечен я печатью, Как краскою красильщика рука.

О сделай так, чтоб чистым стал опять я!

Из трав любых готов я пить отвар, Приму и желчь и уксус терпеливо, Готов снести тягчайшую из кар И не считать ее несправедливой.

Лишь пожалей меня, мой милый друг, И жалостью излечишь мой недуг.

Перевод А. Финкеля

CXII

Твои любовь и пыл изглаживают знаки, Наложенные злом на бедном лбу моем, Бранит ли свет меня иль хвалит - что мне в том?

Лишь пред тобой бы я не скрадывался в мраке:

Ты для меня - весь свет, и я хочу найти Себе в твоих устах хвалу и порицанье, Другие ж для меня - без звука и названья, И я ни для кого не уклонюсь с пути.

В той бездне, где живу, заботу я оставил О мнениях других, а чувства быть заставил Холодными навек и к брани, и к хвале.

Да, я смогу снести презрение во мгле

Затем что в мыслях так моих ты вкоренилась, Что остальное все как будто провалилось.

Перевод И. Гербеля

CXII

Мой друг, твоя любовь и доброта Заполнили глубокий след проклятья, Который выжгла злая клевета На лбу моем каленою печатью.

Лишь похвала твоя и твой укор Моей отрадой будут и печалью.

Для всех других я умер с этих пор И чувства оковал незримой сталью.

В такую бездну страх я зашвырнул, Что не боюсь гадюк, сплетенных вместе, И до меня едва доходит гул Лукавой клеветы и лживой лести.

Я слышу сердце друга моего, А все кругом беззвучно и мертво.

Перевод С. Маршака

CXII

Твоя любовь и доброта сотрут С меня клеймо всеобщего злословья.

Что мне с того - бранят меня иль чтут, - От всех я защищен твоей любовью.

Ты для меня - весь мир, и лишь из уст Твоих приму хвалу иль одобренье.

Коль нет тебя, - мир холоден и пуст, Лишь ты даешь моей душе движенье.

В немую бездну я забросил слух, К хвале и клевете я равнодушен, К их голосам, как уж, я буду глух* И только чувству стану я послушен.

Так помыслы мои полны тобой, Что вымер для меня весь круг земной.

Перевод А. Финкеля (* По старинным поверьям, уж лишен слуха. (Примечание переводчика.)

CXIII

Оставивши тебя, я вижу лишь умом;

А что руководит движеньями моими, То смотрит как во мгле, полуслепым зрачком, Глаза хоть и глядят, но я не вижу ими, -

Затем, что образец, который разглядеть Не могут, им нельзя в душе запечатлеть.

Ничем глаза вокруг не могут насладиться, Ни с разумом своим восторгом поделиться -

Затем, что море ль благ, или картина смут, Холмы иль океан, свет дня иль сумрак ночи, Скворец иль соловей предстанут перед очи - Прелестный образ твой всему они дадут.

Правдивый разум мой, наполненный тобою, Впадает в ложь во всем, что видит пред собою.

Перевод Н. Гербеля

CXIII

Со дня разлуки - глаз в душе моей, А тот, которым путь я нахожу, Не различает видимых вещей, Хоть я на все по-прежнему гляжу.

Ни сердцу, ни сознанью беглый взгляд Не может дать о виденном отчет.

Траве, цветам и птицам он не рад, И в нем ничто подолгу не живет.

Прекрасный и уродливый предмет В твое подобье превращает взор: Голубку и ворону, тьму и свет, Лазурь морскую и вершины гор.

Тобою полон и тебя лишен, Мой верный взор неверный видит сон.

Перевод С. Маршака

CXIII

С тех пор как разлучились мы с тобой, Из глаза в душу перенес я зренье, И бедный глаз мой стал полуслепой, Его переменилось поведенье.

Пусть предо мною птицы иль цветы, Иль облака воздушные узоры, - Душой же эти я ловлю черты, И образы не те вбирают взоры.

Пусть перед ними горы иль моря, Прекрасные иль мерзостные лица, Воркун иль ворон, сумрак иль заря - В твой дивный лик все это превратится

К иному глух, тобой лишь поглощен, Правдивый дух мой ложью восхищен.

Перевод А. Финкеля

CXIV

Ужель мой слабый дух, исполненный тобой, Царей отраву - лесть - впивает, ангел мой?

Иль может быть, глаза мои уж слишком правы, А страсти, что в тебе гнездятся, так лукавы,

Что научают их искусству превращать Чудовищ ада злых в божественную рать, Из худшего творя все лучшее пред нами, Едва оно свой путь свершит под их лучами.

Не будет ли верней, что взгляд мой лжет в их честь, А бедный разум пьет по-царски эту лесть?

Глаз знает хорошо - что разум мой пленяет: По вкусу он ему напиток приправляет.

Хоть и отравлен он, но нравится глазам: Грех меньше, если взор его отведал сам.

Перевод Н. Гербеля

CXIV

Неужто я, прияв любви венец, Как все монархи, лестью упоен?

Одно из двух: мой глаз - лукавый льстец, Иль волшебству тобой он обучен.

Из чудищ и бесформенных вещей Он херувимов светлых создает.

Всему, что входит в круг его лучей, С твоим лицом он сходство придает.

Вернее первая догадка: лесть.

Известно глазу все, что я люблю, И он умеет чашу преподнесть, Чтобы пришлась по вкусу королю.

Пусть это яд - мой глаз искупит грех: Он пробует отраву раньше всех!

Перевод С. Маршака

CXIV

Не то мой дух, гордясь твоей хвалой, Отравлен лестью - всех царей отравой;

Не то любовью взор обучен мой Науке чудотворной и лукавой -

Алхимии, которая творит Из мерзкого урода херувима, Химерам придает твой милый вид, Своим лучом коснувшись их незримо, -

Не ведаю. Виной, наверно, лесть.

Теперь по-царски дух упьется ею.

Ведь знает глаз, что духу преподнесть, И приготовит чашу повкуснее.

Пусть в чаше яд, но глаз искупит грех Тем, что его он выпьет раньше всех.

Перевод А. Финкеля

CXV

Мой друг, те строки лгут, что прежде я писал, Где пелось, что любить не в силах я сильнее, Тогда я весь пылал и разум мой, Что может пламя то гореть еще светлее.

Но зная, что кругом случайности нас ждут, Вползают между клятв, претят царей веленьям, Низводят красоту, кладут предел стремленьям И к переменам дух незыблемый влекут,

Я вправе был сказать под Времени давленьем: "Теперь лишь от души тебя я полюбил!"

Так как уверен лишь я в настоящем был, А будущность была окутана сомненьем.

Любовь - дитя, и слов поток моих дает Лишь полный рост тому, что все еще растет.

Перевод И. Гербеля

CXV

О, как я лгал когда-то, говоря: "Моя любовь не может быть сильнее".

Не знал я, полным пламенем горя, Что я любить еще нежней умею.

Случайностей предвидя миллион, Вторгающихся в каждое мгновенье, Ломающих незыблемый закон, Колеблющих и клятвы и стремленья,

Не веря переменчивой судьбе, А только часу, что еще не прожит, Я говорил: "Любовь моя к тебе Так велика, что больше быть не может!"

Любовь - дитя. Я был пред ней не прав, Ребенка взрослой женщиной назвав.

Перевод С. Маршака

CXV

О, как я лгал, когда в стихах твердил, Что не могу любить тебя нежнее.

Мой жалкий ум тогда не ведал сил, Огонь любви взметающих сильнее.

Случайностей я видел миллион: Они нарушат клятвы и решенья, Ославят прелесть, выгонят закон, И твердый дух толкнут на преступленье.

Зачем, увы, их власти устрашась, Я не сказал: "Люблю тебя безмерно?!"

Сомненьям отдавал свой каждый час.

Не понимал, что верно, что неверно?

Любовь - дитя. Зачем же ей расти Я не позволил, преградив пути?!

Перевод А. Финкеля

CXVI

Препоной быть двум любящим сердцам Ничто не может: нет любви прощенья, Когда она покорна всем ветрам Иль отступает перед наступленьем.

О нет! Любовь - незыблемый маяк, Его не сотрясают ураганы;

Любовь - звезда, что светит нам сквозь мрак И указует путь чрез океаны.

Нет, не подвластна Времени она - Оно косу свою проносит мимо;

Недель и дней ей смена не страшна - Она в веках стоит неколебимо.

А если не верны слова мои - То в мире нет и не было любви.

Перевод В. Чухно

CXVI

Ничто не может помешать слиянью Двух сродных душ. Любовь не есть любовь, Коль поддается чуждому влиянью, Коль от разлуки остывает кровь.

Всей жизни цель, любовь повсюду с нами, Ее не сломят бури никогда, Она но тьме, над утлыми судами Горит, как путеводная звезда.

Бегут года, а с ними исчезает И свежесть сил, и красота лица;

Одна любовь крушенья избегает, Не изменяя людям до конца.

Коль мой пример того не подтверждает, То на земле никто любви не знает.

Перевод С. Ильина

CXVI

Не допускаю я преград слиянью Двух верных душ! Любовь не есть любовь Когда она при каждом колебанье То исчезает, то приходит вновь.

О нет! Она незыблемый маяк, Навстречу бурь глядящий горделиво, Она звезда и моряку сквозь мрак Блестит с высот, суля приют счастливый.

У времени нет власти над любовью;

Хотя оно мертвит красу лица, Не в силах привести любовь к безмолвью Любви живой нет смертного конца...

А если есть, тогда я не поэт И в мире ни любви, ни счастья - нет!

Перевод М. Чайковского

CXVI

Мешать соединенью двух сердец Я не намерен. Может ли измена Любви безмерной положить конец?

Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь - над бурей поднятый маяк, Не меркнущий во мраке и тумане, Любовь - звезда, которою моряк Определяет место в океане.

Любовь - не кукла жалкая в руках У времени, стирающего розы На пламенных устах и на щеках, И не страшны ей времени угрозы.

А если я не прав и лжет мой стих - То нет любви и нет стихов моих!

Перевод С. Маршака

CXVI

Помехой быть двум любящим сердцам Я не хочу. Нет для любви прощенья, Когда она покорна всем ветрам Иль отступает, видя наступленье.

О нет! Любовь - незыблемый маяк, Его не сотрясают ураганы;

Любовь - звезда; ее неясен знак, Но указует путь чрез океаны.

И не игрушка времени она, Хоть серп его и не проходит мимо.

Недель и дней ей смена не страшна - Она в веках стоит неколебимо.

А если не верны стихи мои - То я не знал ни песен, ни любви.

Перевод А. Финкеля

CXVII

Кори мой слабый дух за то, что расточает Он то, чем мог тебе достойно бы воздать;

Что я позабывал к любви твоей взывать, Хоть узы все сильней она мои скрепляет;

Что чуждым мне не раз я мысли поверял И времени дарил злом купленное право;

Что первым злым ветрам я парус свой вверял, Который от тебя так влек меня лукаво.

Ошибки ты мои на сердце запиши, Добавь к догадкам ряд тяжелых доказательств И на меня обрушь поток своих ругательств, Но все же, в гневе, ты не убивай души:

Я только доказать хотел - и был во власти - Всю силу чар твоих и постоянство страсти.

Перевод И. Гербеля

CXVII

Скажи, что я уплатой пренебрег За все добро, каким тебе обязан, Что я забыл заветный твой порог, С которым всеми узами я связан,

Что я не знал цены твоим часам, Безжалостно чужим их отдавая, Что позволял безвестным парусим Себя нести от милого мне края.

Все преступленья вольности моей Ты положи с моей любовью рядом, Представь на строгий суд твоих очей, Но не казни меня смертельным взглядом.

Я виноват. Но вся моя вина Покажет, как любовь твоя верна.

Перевод С. Маршака

CXVII

Вини меня, что забывал не раз Я дань платить душе твоей прекрасной, Не вспоминал любви бесценной, нас Связавшей навсегда в союз согласный,

Что суетным и темным душам сам Твои дары я роздал беззаботно, Что подставлял свой парус всем ветрам, От милых взоров уносясь охотно.

Проступки и ошибки запиши, Дурную волю вспомни, не жалея, Но наводить свой выстрел не спеши И ненавистью не казни своею.

Одним могу себя я оправдать: Хотел любовь я этим испытать.

Перевод А. Финкеля

CXVIII

Как острой смеси мы спешим подчас принять, Чем спящий аппетит к работе возбуждаем И горькое затем лекарство принимаем, Чтоб зол грозящей нам болезни избежать, -

Так, сладостью твоей донельзя подслащенный, Я горьких яств искал, чтоб вызвать аппетит, И рад бывал, своим блаженством пресыщенный, Когда хоть что-нибудь во мне вдруг заболит.

В любви предвидеть зло нас учит ум суровый, Хотя мы ничего не слышали о нем, И нам велит лечить свой организм здоровый, Пресыщенный добром, снедающим нас злом.

Но в яд губительный лекарство превратится Тому, чья вся болезнь в любви к тебе таится.

Перевод Н. Гербеля

CXVIII

Для аппетита пряностью приправы Мы вызываем горький вкус во рту.

Мы горечь пьем, чтоб избежать отравы, Нарочно возбуждая дурноту.

Так, избалованный твоей любовью, Я в горьких мыслях радость находил И сам себе придумал нездоровье Еще в расцвете бодрости и сил.

От этого любовного коварства И опасенья вымышленных бед Я заболел не в шутку и лекарства Горчайшие глотал себе во вред.

Но понял я: лекарства - яд смертельный Тем, кто любовью болен беспредельной.

Перевод С. Маршака

CXVIII

Как возбудить желая аппетит, Употребляют острые приправы, Иль для того, чтоб был недуг убит, Глотают очистительные травы, -

Так к травам взор я также обратил, Твоей пресытясь сладостной любовью;

Страдая лишь одним избытком сил, Искал я облегченья в нездоровье.

Таков любви увертливый прием: Решая сам, что для нее полезней, Придумал я недуги, а потом Лечил здоровье мнимою болезнью.

Но коль тебя болеть заставил рок, Лекарство - яд, как учит мой урок.

Перевод А. Финкеля

CXIX

Как много выпил я коварных слез сирен, Эссенции гнусней ключей подземных ада, Причем отраду страх теснил, а страх отрада - И, с мыслью победить, опять сдавался в плен.

В какие, сердце, ты ввергалося напасти, Считая уж себя достигнувшим всего!

Как яростно блестит луч взора моего В болезненной борьбе отчаянья и страсти!

Врачующее зло, я вижу, что тобой Хорошее еще становится прекрасней, И, сделавшись опять владыкой над душой, Погасшая любовь становится всевластной.

И, пристыженный, вновь я возвращаюсь вспять, Успевши больше злом добыть, чем потерять.

Перевод Н. Гербеля

CXIX

Каким питьем из горьких слез сирен Отравлен я, какой настойкой ада?

То я страшусь, то взят надеждой в плен, К богатству близок и лишаюсь клада.

Чем согрешил я в свой счастливый час, Когда в блаженстве я достиг зенита?

Какой недуг всего меня потряс Так, что глаза покинули орбиты?

О, благодетельная сила зла!

Все лучшее от горя хорошеет, И та любовь, что сожжена дотла, Еще пышней цветет и зеленеет.

Так после всех бесчисленных утрат Во много раз я более богат.

Перевод С. Маршака

CXIX

Каких я зелий не пивал подчас Из слез Сирен в смешенье с горьким ядом!

Сменял надежды страхами не раз Проигрывал, хоть выигрыш был рядом!

Каких я только не наделал бед, Себя вообразив на гребне счастья!

Какой в глазах сверкал безумный бред Горячечной неукротимой страсти!

О благо зла! Взойдет из горя вновь Былая прелесть краше и прелестней, И расцветет погибшая любовь Величественней, ярче и чудесней.

Так я вернулся к счастью через зло - Богаче стать оно мне помогло.

Перевод А. Финкеля

СХХ

Хоть жестокость, друг, твоя мне служит оправданьем, Но, унесясь душой к своим воспоминаньям, Я никну в прах главой под бременем грехов, Затем что нервы рок мне свил не из оков.

Когда ты сражена жестокостью моею, Как некогда сражен я был, мой друг, твоею, То ты узнала ад, а я не мог вполне Сознать, как сам страдал лишь по твоей вине.

Когда бы привело на память горе мне, Что за удары рок таит для назиданья, Я б - так же как и ты, когда-то в тишине - Поднес тебе бальзам, вручающий страданья.

Да, грех прошедший твой и настоящий мои Друг другу извинять, сойдясь между собой!

Перевод Н. Гербеля

СХХ

То, что мой друг бывал жесток со мною, Полезно мне. Сам испытав печаль, Я должен гнуться под своей виною, Коль это сердце - сердце, а не сталь.

И если я потряс обидой друга, Как он меня, - его терзает ад, И у меня не может быть досуга Припоминать обид минувших яд.

Пускай та ночь печали и томленья Напомнит мне, что чувствовал я сам, Чтоб другу я принес для исцеленья, Как он тогда, раскаянья бальзам.

Я все простил, что испытал когда-то, И ты прости - взаимная расплата!

Перевод С. Маршака

СХХ

Я не ропщу, что от тебя пришлось Принять мне столько скорби и печали, Что я согнулся, изнемог от слез - Ведь не из меди нервы, не из стали.

И если так же от обид моих Страдал и ты, - нет горшего страданья.

Я для себя я даже не постиг, Как были глубоки мои терзанья.

О почему печали нашей мрак Нам не дал вспомнить горечь отчужденья?

И почему замедлили мы так Друг другу принести бальзам смиренья?

Былых ошибок в сердце не храня, Как я тебя, так ты прости меня.

Перевод А. Финкеля

CXXI

Нет, лучше подлым быть, чем подлым слыть, Когда не подл, но терпишь осужденья, Когда ты должен не как хочешь жить, Но так, как требует чужое мненье.

Как чуждые, превратные глаза Могли б хвалить мои переживанья Иль ветреность мою судить, когда С их точки зло - добро в моем сознанье?

Я есть - как есть. Кто стрелы направляет В мой грех, тот множит лишь свои: Я, может, прям, кривы ж они, кто знает?

Не их умам судить дела мои,

Пока не верно, что все люди злы, Во зле живут и злом порождены.

Перевод М. Чайковского

CXXI

Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.

Напраслина страшнее обличенья.

И гибнет радость, коль ее судить Должно не наше, а чужое мненье.

Как может взгляд чужих порочных глаз Щадить во мне игру горячей крови?

Пусть грешен я, но не грешнее вас, Мои шпионы, мастера злословья.

Я - это я, а вы грехи мои По своему равняете примеру.

Но, может быть, я прям, а у судьи Неправого в руках кривая мера,

И видит он в любом из ближних ложь, Поскольку ближний на него похож!

Перевод С. Маршака

CXXI

Уж лучше быть, чем только слыть дурным, Упрекам подвергаться понапрасну.

Ведь даже радость превратится в дым, Когда не сам признал ее прекрасной.

Бесстыдным неприязненным глазам Не опозорить буйной крови пламя.

Суду шпионов - худших, чем я сам, - Желанных мне пороков не предам я.

Я - это я! Глумяся надо мной, Они изобличат свои проступки.

Да, я прямой, а мой судья - кривой, И не ему судить мои поступки.

Ведь по себе он рядит обо всех: Все люди грешны, всеми правит грех.

Перевод А. Финкеля

CXXII

Твоих таблиц не надо мне. В мозгу - Верней, чем на пергаменте и воске, - Я образ твой навеки сберегу, И не нужны мне памятные доски.

Ты будешь жить до тех далеких дней, Когда живое, уступая тленью, Отдаст частицу памяти твоей Всесильному и вечному забвенью.

Так долго бы не сохранился воск Твоих таблиц - подарок твой напрасный.

Нет, любящее сердце, чуткий мозг Полнее сберегут твой лик прекрасный.

Кто должен памятку любви хранить, Тому способна память изменить!

Перевод С. Маршака

CXXII

Твой дар, дневник, я мозгом заменил;

Неизгладимы в нем воспоминанья, Он сбережет прочнее всех чернил Твои черты навек, без увяданья.

Пока мой мозг и сердце будут жить, Пока самих их не коснется тленье, Я буду намять о тебе хранить, И не изгладит образ твой забвенье.

Всего не впишешь в бедный твой дневник, Моя ж любовь без бирок сохранится: Ее хранит души моей тайник, И я готов вернуть твои страницы.

Любви тогда лишь памятка нужна, Когда не верит памяти она.

Перевод А. Финкеля

CXXIII

Не хвастай, время, властью надо мной.

Те пирамиды, что возведены Тобою вновь, не блещут новизной.

Они - перелицовка старины.

Наш век недолог. Нас немудрено Прельстить перелицованным старьем.

Мы верим, будто нами рождено Все то, что мы от предков узнаем.

Цена тебе с твоим архивом грош.

Во мне и тени удивленья нет Пред тем, что есть и было. Эту ложь Плетешь ты в спешке суетливых лет.

И если был я верен до сих пор, Не изменюсь тебе наперекор!

Перевод С. Маршака

CXXIII

Не хвастай, Время, будто я разбит: И новое, казалось бы, величье, И гордость подновленных пирамид Лишь новый образ старого обличья.

Наш краток век, и мы твоим старьем Любуемся, как выдумкой чудесной, И верим, что его мы создаем, - А ведь оно давным-давно известно.

Твои скрижали, как и ты, смешны.

И то, что есть, и то, что было, ложно.

Спешишь придумать сказки старины, Но в эти бредни верить невозможно.

Лишь в том клянусь, что буду верен я, Как ни пугай меня коса твоя.

Перевод А. Финкеля

CXXIV

Была б любовь моя внебрачное дитя, Так не имела бы законных прав, Могла бы жить - как повелит судьба - Среди цветов иль среди сорных трав.

Но нет! Ее не случай породил;

Ей ни пустая слава не страшна, Ни грозные бунты мятежных сил, К которым склонны наши времена.

Она чужда интригам и грызне: Там, что ни час, царит закон иной, - Она стоит поодаль, в стороне, Где не страшны ни ливни ей, ни зной.

Моя любовь - для тех глупцов урок, Чья смерть - добро, а жизнь - сплошной порок.

Перевод В. Чухно

CXXIV

О, будь моя любовь - дитя удачи, Дочь времени, рожденная без прав, - Судьба могла бы место ей назначить В своем венке иль в куче сорных трав.

Но нет, мою любовь не создал случай.

Ей не сулит судьбы слепая власть Быть жалкою рабой благополучии И жалкой жертвой возмущенья пасть.

Ей не страшны уловки и угрозы Тех, кто у счастья час берет внаем.

Ее не холит луч, не губят грозы.

Она идет своим большим путем.

И этому ты, временщик, свидетель, Чья жизнь - порок, а гибель - добродетель

Перевод С. Маршака

CXXIV

Будь дочерью Фортуны и царя Моя любовь, - была б она без прав, Попала бы - из милости иль зря - В букет цветов иль в ворох сборных трав.

Но нет! Ее не случай породил;

Ей приторная роскошь не страшна, И не опасны взрывы рабьих сил, Которым милы наши времена.

Она чужда бессмысленной грызне, Где, что ни час, царит закон иной, Она стоит поодаль, в стороне, Где не грозят ни ливни ей, ни зной.

И пусть получат те глупцы урок, Чья смерть добро, чья жизнь - сплошной порок.

Перевод А. Финкеля

CXXV

Что, если бы я право заслужил Держать венец над троном властелина Или бессмертья камень заложил, Не более надежный, чем руина?

Кто гонится за внешней суетой, Теряет все, не рассчитав расплаты, И часто забывает вкус простой, Избалован стряпней замысловатой.

Нет, лишь твоих даров я буду ждать.

А ты прими мой хлеб, простой и скудный.

Дастся он тебе, как благодать, В знак бескорыстной жертвы обоюдной.

Прочь, искуситель! Чем душе трудней, Тем менее ты властвуешь над ней!

Перевод С. Маршака

CXXV

Зачем нужна мне показная честь, Чтоб балдахин носили надо мною?

И для чего посмертной славы лесть, Когда непрочны так ее устои?

Не знаю разве, как последний грош От жадности терял искатель счастья?

Как добрый вкус вдруг станет нехорош И позабыт затейной ради сласти?

Но мне позволь тебе служить любя, Свой скудный дар вручить с благоговеньем.

Ты ж сердцу моему отдай себя, Вознагради ответным приношеньем.

Прочь, клеветник! Чем злей ты и грубей, Тем над душой ты властвуешь слабей.

Перевод А. Финкеля

CXXVI

Крылатый мальчик мой, несущий бремя Часов, что нам отсчитывают время,

От убыли растешь ты, подтверждая, Что мы любовь питаем, увядая.

Природа, разрушительница-мать, Твой хор упорно возвращает вспять.

Она тебя хранит для праздной шутки, Чтобы, рождая, убивать минутки.

Но бойся госпожи своей жестокой: Коварная щадит тебя до срока.

Когда же это время истечет - Предъявит счет и даст тебе расчет*.

Перевод С. Маршака (* Сонет отличен от остальных по форме, он состоит из шести двустишии, т. е. из 12, а не 14 строк. Название "сонет" в данном случае употреблено лишь по традиции в шекспировскую эпоху оно свободно применялось к любому короткому стихотворению.)

CXXVI

О, милый мальчик! Времени косы Не убоясь, ты взял его часы.

И вот, цветя и набираясь сил, Поклонников своих ты подкосил.

А если мать-Природа не дает Лететь тебе безудержно вперед,

Она тебя оберегает тем - Чтоб время не смело тебя совсем.

Но берегись! Капризна, неверна, Не станет вечно клад хранить она,

И - будет день тот близок иль далек - Наступит, наконец, расплаты срок.

Перевод А. Финкеля

CXXVII

Прекрасным не считался черный цвет, Когда на свете красоту ценили.

Но, видно, изменился белый свет - Прекрасное подделкой очернили.

С тех пор как все природные цвета Искусно подменяет цвет заемный, Последних прав лишилась красота, Живет она безродной и бездомной.

Вот почему и волосы, и взор Возлюбленной моей чернее ночи - Как будто носят траурный убор По тем, кто краской красоту порочит.

Но так идет им черная фата, Что красотою стала чернота.

Перевод С. Маршака

CXXVII

Когда-то не считался черный цвет Красивым даже в женщине прекрасной.

Красавиц смуглых ныне полон свет - К чему же унижать красу напрасно?

С тех пор как пошлость дерзко начала Подкрашивать уродство как угодно, Ни имени нет больше, ни угла У красоты - изгнанницы безродной.

Поэтому моей любимой взгляд И цвет волос с крылом вороньим схожи, Как будто носят траурный наряд По тем, кто осквернил природу ложью.

Они прекрасны. И твердят уста, Что черною должна быть красота.

Перевод А. Финкеля

CXXVIII

Едва лишь ты, о музыка моя, Займешься музыкой, встревожив строй Ладов и струн искусною игрой, - Ревнивой завистью терзаюсь я.

Обидно мне, что ласки нежных рук Ты отдаешь танцующим ладам, Срывая краткий, мимолетный звук, - А не моим томящимся устам.

Я весь хотел бы клавишами стать, Чтоб только пальцы легкие твои Прошлись по мне, заставив трепетать, Когда ты струн коснешься в забытьи.

Но если счастье выпало струне, Отдай ты руки ей, а губы - мне!

Перевод С. Маршака

CXXVIII

Когда, бывало, музыкой своею Ты, музыка моя, пленяла нас, И чуткий слух мой звуками лелея, Мелодия под пальцами лилась, -

Как ревновал я к клавишам летучим, Срывавшим поцелуи с нежных рук;

Краснели губы в оскорбленье жгучем, Свою добычу упустивши вдруг.

Завидуя таким прикосновеньям, Хотели б губы клавишами стать, И, обменявшись с ними положеньем, От этих пальцев тонких замирать.

Когда ты клавишам приносишь рай, - Так пальцы им, а губы мне отдай.

Перевод А. Финкеля

CXXIX

Постыдно расточать души могучей силы На утоленье злых страстей, что нам так милы: В минуту торжества они бывают злы, Убийственны, черствы, исполнены хулы,

Неистовы, хитры, надменны, дерзновенны - И вслед, пресытясь всем, становятся презренны:

Стремятся овладеть предметом без труда, Чтоб после не видать вкушенного плода;

Безумствуют весь век под бременем желанья, Не зная уз ни до, ни после обладанья,

Не ведая притом ни горя, ни утех, И видят впереди лишь омут, полный нег.

Все это знает мир, хотя никто не знает, Как неба избежать, что в ад нас посылает.

Перевод Н. Гербеля

CXXIX

Издержки духа и стыда растрата - Вот сладострастье в действии. Оно Безжалостно, коварно, бесновато, Жестоко, грубо, ярости полно.

Утолено - влечет оно презренье, В преследованье не жалеет сил.

И тот лишен покоя и забвенья, Кто невзначай приманку проглотил.

Безумное, само с собой в раздоре, Оно владеет иль владеют им.

В надежде - радость, в испытанье - горе, А в прошлом - сон, растаявший как дым.

Все это так. Но избежит ли грешный Небесных врат, ведущих в ад кромешный?

Перевод С. Маршака

CXXIX

Растрата духа - такова цена За похоть. И коварна, и опасна, Груба, подла, неистова она, Свирепа, вероломна, любострастна.

Насытившись, - тотчас ее бранят;

Едва достигнув, сразу презирают.

И как приманке ей никто не рад, И как приманку все ее хватают.

Безумен тот, кто гонится за ней;

Безумен тот, кто обладает ею.

За нею мчишься - счастья нет сильней, Ее догнал - нет горя тяжелее.

Все это знают. Только не хотят Покинуть рай, ведущий прямо в ад.

Перевод А. Финкеля

СХХХ

Глаза ее сравнить с небесною звездою И пурпур нежных уст с кораллом - не дерзну, Со снегом грудь ее не спорит белизною, И с золотом сравнить нельзя кудрей волну,

Пред розой пышною роскошного Востока Бледнеет цвет ее пленительных ланит, И фимиама смол Аравии далекой Амброзия ее дыханья не затмит,

Я лепету ее восторженно внимаю, Хоть песни соловья мне кажутся милей, И с поступью богинь никак я не смешаю Тяжелой поступи красавицы моей.

Все ж мне она милей всех тех, кого толпою Льстецы с богинями равняют красотою.

Перевод И. Мамуны

СХХХ

Ее глаза на солнце не похожи, Коралл краснее, чем ее уста, Снег с грудью милой не одно и то же, Из черных проволок ее коса.

Есть много роз пунцовых, белых, красных, Но я не вижу их в ее чертах, - Хоть благовоний много есть прекрасных, Увы, но только не в ее устах.

Меня ее ворчанье восхищает, Но музыка звучит совсем не так.

Не знаю, как богини выступают, Но госпожи моей не легок шаг.

И все-таки, клянусь, она милее, Чем лучшая из смертных рядом с нею.

Перевод М. Чайковского

СХХХ

Взор госпожи моей - не солнце, нет, И на кораллы не походят губы;

Ее груди не белоснежен цвет, А волосы, как проволока, грубы.

Я видел много белых, алых роз, Но их не вижу на ее ланитах, И не сравнится запах черных кос С усладой благовоний знаменитых;

Мне речь ее мила, но знаю я, Что музыка богаче благостыней;

Когда ступает госпожа моя, Мне ясно: то походка не богини;

И все же, что бы ни сравнил я с ней, Всего на свете мне она милей.

Перевод О. Румера

СХХХ

Ее глаза на звезды не похожи, Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых кожа, И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой, Нельзя сравнить оттенок этих щек.

А тело пахнет так, как пахнет тело, Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий, Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини, Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли, Кого в сравненьях пышных оболгали.

Перевод С. Маршака

СХХХ

Ее глаза не схожи с солнцем, нет;

Коралл краснее алых этих губ;

Темнее снега кожи смуглый цвет;

Как проволока, черный волос груб;

Узорных роз в садах не перечесть, Но их не видно на щеках у ней;

И в мире много ароматов есть Ее дыханья слаще и сильней;

В ее речах отраду нахожу, Хоть музыка приятнее на слух;

Как шествуют богини, не скажу, Но ходит по земле, как все, мой друг.

А я клянусь, - она не хуже все ж, Чем те, кого в сравненьях славит ложь.

Перевод А. Финкеля

CXXXI

Ты прихоти полна и любишь власть, Подобно всем красавицам надменным.

Ты знаешь, что моя слепая страсть Тебя считает даром драгоценным.

Пусть говорят, что смуглый облик твой Не стоит слез любовного томленья, - Я не решаюсь в спор вступать с молвой, Но спорю с ней в своем воображенье.

Чтобы себя уверить до конца И доказать нелепость этих басен, Клянусь до слез, что темный цвет лица И черный цвет волос твоих прекрасен.

Беда не в том, что ты лицом смугла, - Не ты черна, черны твои дела!

Перевод С. Маршака

CXXXI

И ты, как все красавицы, тиран, Безжалостна в своей красе надменной, Хоть знаешь ты, что я тобою пьян.

Что сердца моего ты клад бесценный.

Пусть многие - я буду прям с тобой - Твердят, что ты не стоишь поклоненья.

Я не решаюсь вызвать их на бой, Но для себя держусь иного мненья.

Я поклянусь, и пусть на целый свет Свидетельствует мой влюбленный голос, Что ничего прекрасней в мире нет, Чем смуглое лицо и черный волос.

Не то беда, что ты лицом черна;

В поступках черных, в них твоя вина!

Перевод А. Финкеля

CXXXII

Люблю твои глаза, которые, жалея Меня за то, что ты смеешься надо мной, Оделись в черный флер и с тихою тоской Глядят на мой позор, все более темнея.

О, никогда таким обилием румян, Восстав, светило дня Восток не озаряло, И звездочка зари вечерней сквозь туман Таких живых лучей на Запад не бросала,

Какими этот взор покрыл лицо твое.

Так пусть же и душа твоя, как эти очи, Грустит по мне и днем, и в мраке тихой ночи, Когда твоя печаль так скрасила ее.

Тогда я поклянусь, что красота лишь в черном, И цвет иной лица начну считать позорным.

Перевод Н. Гербеля

CXXXII

Люблю твои глаза за то, что в них Участье вижу я к моим страданьям;

Они как будто из-за мук моих Не расстаются с черным одеяньем.

Не лучше солнца юного лучи Востока красят серые ланиты, Не лучше красит небеса в ночи Луна, плывущая со звездной свитой,

Чем эта пара скорбных глаз - твой лик.

О, если б жар такого же участья И в сердце черствое твое проник И овладел бы каждой тела частью!

Тогда сказал бы я: нет красоты В тех женщинах, что не черны, как ты.

Перевод О. Румера

CXXXII

Люблю твои глаза. Они меня, Забытого, жалеют непритворно.

Отвергнутого друга хороня, Они, как траур, носят цвет свой черный.

Поверь, что солнца блеск не так идет Лицу седого раннего востока, И та звезда, что вечер к нам ведет, - Небес прозрачных западное око -

Не так лучиста и не так светла, Как этот взор, прекрасный и прощальный.

Ах, если б ты и сердце облекла В такой же траур, мягкий и печальный, -

Я думал бы, что красота сама Черна, как ночь, и ярче света - тьма!

Перевод С. Маршака

CXXXII

Люблю твои глаза. Они, увидя, Как сердцем ты неласкова со мной, Мне соболезнуют в моей обиде, Оделись в траур и глядят с тоской.

Ни утреннее солнце в час рассвета Так не украсит неба тусклый мрак, Ни блеск горящей вечером планеты Не освещает тихий запад так,

Как лик твой красят траурные взоры.

О, если траур так идет к тебе, То пусть и сердце в скорбные уборы Оденется, склонясь к моей мольбе.

И я скажу: Да, красота черна!

Лишь тот красив, кто черен, как она.

Перевод А. Финкеля

CXXXIII

Проклятие тебе - проклятие тому, Кто раны мне несет и другу моему!

Иль мало было сбить с пути меня, подруга: Понадобилось сбить тебе с него и друга.

Я похищен тобой, красавица моя, А вместе с тем и он, мое второе "я", Покинутый собой, тобой и им, в стремленье, Я трижды испытал троякое мученье.

Замкни меня в свою сердечную тюрьму, Но выйти из нее дай другу моему.

Я буду стражем тех, кто овладеет мною, Но ты быть не должна тюремщицею злою.

А будешь, потому что узник тот я сам - И все, что есть во мне, ты приберешь к рукам.

Перевод Н. Гербеля

CXXXIII

Проклятье той, что все мгновенья дня Жестоко мне и другу отравила.

Ей мало мучить одного меня - В раба она и друга превратила.

Из-за тебя сперва утратил я Себя, потом того, кто всех мне ближе, И, наконец, тебя. Ах, жизнь моя Не трижды ли несчастна, посуди же!

Замкни меня в своей стальной груди, Но сердце друга дай мне скрыть в темнице Груди моей, хоть сам я взаперти: Тогда ты перестанешь так яриться.

Но нет! Принадлежу тебе я весь, И все твое, что у меня лишь есть.

Перевод О. Румера

CXXXIII

Будь проклята душа, что истерзала Меня и друга прихотью измен.

Терзать меня тебе казалось мало - Мой лучший друг захвачен в тот же плен.

Жестокая, меня недобрым глазом Ты навсегда лишила трех сердец: Теряя волю, я утратил разом Тебя, себя и друга, наконец.

Но друга ты избавь от рабской доли И прикажи, чтоб я его стерег.

Я буду стражем, находясь в неволе, И сердце за него отдам в залог.

Мольба напрасна. Ты - моя темница, И все мое со мной должно томиться.

Перевод С. Маршака

CXXXIII

Будь проклята душа, что нанесла Удар и мне, и другу моему!

Ей мало мне содеянного зла - И друг мой брошен в эту же тюрьму.

Похитил у меня твой хищный взор Меня, тебя, мое второе "я".

Меня, тебя, его присвоил вор - Мучительна втройне судьба моя.

Запри меня в груди своей стальной, Но сердце друга мне отдай в залог.

Его оберегу, как часовой, - И твой надзор не будет столь жесток.

Но что тебе желание мое?!

Я - пленник твой, и все во мне - твое!

Перевод А. Финкеля

CXXXIV

Итак, он твой. Теперь судьба моя Окажется заложенным именьем, Чтоб только он - мое второе я - По-прежнему служил мне утешеньем.

Но он не хочет и не хочешь ты.

Ты не отдашь его корысти ради.

А он из бесконечной доброты Готов остаться у тебя в закладе.

Он поручитель мой и твой должник.

Ты властью красоты своей жестокой Преследуешь его, как ростовщик, И мне грозишь судьбою одинокой.

Свою свободу отдал он в залог, Но мне свободу возвратить не мог!

Перевод С. Маршака

CXXXIV

Да, да, он твой, и все теперь твое, И я в руках твоей всесильной власти.

Пусть будет так. Лишь отпусти мое Второе я - любовь мою и счастье.

Но ты не хочешь и не хочет он - Ведь ты жадна, а друг мой благороден.

Порукою своей закрепощен, Из-за меня не будет он свободен.

По векселю на красоту свою Все получить желаешь ты с лихвою.

Я ростовщице друга предаю, Потерян он - и я тому виною.

Я ни себя, ни друга не верну - Хоть уплатил он, все же я в плену.

Перевод А. Финкеля

CXXXV

Недаром имя, данное мне, значит "Желание". Желанием томим, Молю тебя: возьми меня в придачу Ко всем другим желаниям твоим.

Ужели ты, чья воля так безбрежна, Не можешь для моей найти приют?

И если есть желаньям отклик нежный, Ужель мои ответа не найдут?

Как в полноводном, вольном океане Приют находят странники-дожди, - Среди своих бесчисленных желаний И моему пристанище найди.

Недобрым "нет" не причиняй мне боли.

Желанья все в твоей сольются воле.

Перевод С. Маршака

CXXXV

Как и у всех, есть у тебя желанья.

Твое "желанье" - сила, мощь и страсть.

А я во всем - твое лишь достоянье, Твоих желаний крошечная часть.

Желаньем безграничным обладая, Не примешь ли желанья моего?

Неужто воля сладостна чужая, Моя же не достойна ничего?

Как ни безмерны воды в океане, Он все же богатеет от дождей.

И ты "желаньем" приумножь желанья, Моим "желаньем" сделай их полней.

И, никому не причинив страданья, Желанья всех ты слей в моем желанье.

Перевод А. Финкеля

CXXXVI

Твоя душа противится свиданьям, Но ты скажи ей, как меня зовут.

Меня прозвали "волей" иль "желаньем", А воле есть в любой душе приют.

Она твоей души наполнит недра Собой одной и множествами воль.

А в тех делах, где счет ведется щедро, - Число один - не более чем ноль.

Пусть я ничто во множестве несметном, Но для тебя останусь я одним.

Для всех других я буду незаметным, Но пусть тобою буду я ценим.

Ты полюби сперва мое прозванье, Тогда меня полюбишь. Я - желанье!

Перевод С. Маршака

CXXXVI

Что близки мы, душа твоя гневна.

Но ты скажи, что я "желанье", "воля".

А воле воля - знают все - нужна, Исполни ж эту волю поневоле.

Наполнит "воля" храм любви твоей Твоею волей и моей ответной.

В больших пространствах действовать вольней, Число один средь многих незаметно.

Так пусть же буду я таким числом - В толпе безвестный, но тебе известный.

Один - ничто; но все мне нипочем, Коль для тебя я нечто, друг прелестный.

Ты только полюби мое названье, А с ним меня: ведь я - твое "желанье".

Перевод А. Финкеля

CXXXVII

Слепой и злой Амур, что сделал ты с глазами Моими, что они, глядя, не видят сами, На что глядят? Они толк знают в красоте, А станут выбирать - блуждают в темноте.

Когда глаза мои, подкупленные взором Твоим, вошли в залив, куда все мчится хором, Зачем из лживых глаз ты сделал крючок, На жало чье попал я, словно червячок?

Зачем я должен то считать необычайным, Что в бренном мире всем считается случайным, А бедные глаза, не смея отрицать, Противное красе красою называть?

И так ошиблись глаз и сердце в достоверном - И рок их приковал к достоинствам неверным.

Перевод Н. Гербеля

CXXXVII

Слепой Амур, что сделал ты со мной?

Не вижу я того, что вижу ясно.

Я разбираюсь в красоте людской, Но восхищаюсь тем, что не прекрасно.

Пусть мой ослабленный пристрастьем взор Прибила буря в гавань наважденья, Зачем ты сделал из него багор, Влекущий сердце к ложному сужденью?

Зачем незаурядным сердце мнит Созданье, столь обычное для света?

Зачем глаза мои красой манит Лицо непривлекательное это?

Опутала глаза и сердце ложь, И к правде путь теперь уж не найдешь

Перевод О. Румера

CXXXVII

Любовь слепа и нас лишает глаз.

Не вижу я того, что вижу ясно.

Я видел красоту, но каждый раз Понять не мог, что дурно, что прекрасно.

И если взгляды сердце завели И якорь бросили в такие воды, Где многие проходят корабли, - Зачем ему ты не даешь свободы?

Как сердцу моему проезжий двор Казаться мог усадьбою счастливой?

Но все, что видел, отрицал мой взор, Подкрашивая правдой облик лживый.

Правдивый свет мне заменила тьма, И ложь меня объяла, как чума.

Перевод С. Маршака

CXXXVII

Любовь - слепец, что натворила ты?

Глаза хоть смотрят, но не различают, Хоть видят, но не видят красоты, И худшее за лучшее считают.

Когда пришлось им якорь бросить вдруг В заливе, переполненном судами, Зачем из них ты выковала крюк И прикрепила сердце к ним цепями?

Зачем же сердце приняло трактир За уголок уютный, безмятежный?

Зачем глаза обманывают мир И придают пороку образ нежный?

Глаза и сердце сбилися с пути, Теперь от лжи им больше не уйти.

Перевод А. Финкеля

CXXXVIII

Когда она себя правдивой называет, Я верю ей, хотя мой ум не доверяет, Чтоб милая меня считала простаком, Чей слабый ум с людской неправдой незнаком.

Воображая, что она меня считает За птенчика, хоть то, что я не молод - знает, Я верить языку всегда ее готов, Хотя и много лжи в потоках наших слов.

Что б ей сознаться, что она несправедлива, А мне, что я старик, что тоже некрасиво?

Увы, любовь, таясь, не любит доверять, А старость, полюбя, года свои считать!

Вот почему я с ней, она со мной - лукавим И недостатков рой своих друг в друге славим.

Перевод Н. Гербеля

CXXXVIII

Когда клянешься мне, что вся ты сплошь Служить достойна правды образцом, Я верю, хоть и вижу, как ты лжешь, Вообразив меня слепым юнцом.

Польщенный тем, что я еще могу Казаться юным правде вопреки, Я сам себе в своем тщеславье лгу, И оба мы от правды далеки.

Не скажешь ты, что солгала мне вновь, И мне признать свой возраст смысла нет.

Доверьем мнимым держится любовь, А старость, полюбив, стыдится лет.

Я лгу тебе, ты лжешь невольно мне, И, кажется, довольны мы вполне!

Перевод С. Маршака

CXXXVIII

Когда она клянется, что свята, Я верю ей, хоть знаю - ложь сплошная.

Пусть мнит она, что я в мои лета Неопытен и хитростей не знаю.

Хочу я думать, что она права, Что юности не будет завершенья;

По-детски верю я в ее слова, И у обоих правда в небреженье.

Зачем она не скажет, что хитрит?

Зачем скрываю возраст свой теперь я?

Ах, старость, полюбив, лета таит, А лучшее, что есть в любви, - доверье.

Так я лгу ей, и лжет она мне тоже, И льстим своим порокам этой ложью.

Перевод А. Финкеля

CXXXIX

Не требуй, чтобы я оправдывал словами Тебя в обиде злой, мне сделанной тобой!

Ты грудь мне языком пронзай, но не глазами, Открыто нападай, но не язви змеей.

Скажи, что страсть тебя к другому привлекает, Но от меня лицо не отвращай свое.

Зачем хитрить, когда могущество твое Меня без всяких средств к защите оставляет?

Что мне сказать? Про то, что взгляд ее врагом Моим был с ранних лет, она прекрасно знает - И потому, меча лучи его кругом, Она от моего лица их отвращает.

Повремени ж! Но так как я почти убит, То пусть твой взгляд со мной скорее порешит!

Перевод Н. Гербеля

CXXXIX

Могу ли оправдать тебя я в том, Что ты терзаешь сердце мне всечасно?

Не тронь глазами - лучше языком Убей меня; не истязай напрасно.

Скажи, что мил тебе другой, но глаз Ты от меня, когда иду я мимо, Не отвращай жестоко всякий раз:

Такая пытка мне невыносима.

Но, может быть, ты поступаешь так, Исполненная помысла благого?

Быть может, зная, что твой взор мне враг, Его ты направляешь на другого?

Не надо. Посмотри, я еле жив;

Избавь меня от мук, меня добив.

Перевод О. Румера

CXXXIX

Оправдывать меня не принуждай Твою несправедливость и обман.

Уж лучше силу силой побеждай, Но хитростью не наноси мне ран.

Люби другого, но в минуты встреч Ты от меня ресниц не отводи.

Зачем хитрить? Твой взгляд - разящий меч, И нет брони на любящей груди.

Сама ты знаешь силу глаз твоих, И, может статься, взоры отводя, Ты убивать готовишься других, Меня из милосердия щадя.

О, не щади! Пускай прямой твой взгляд Убьет меня - я смерти буду рад.

Перевод С. Маршака

CXXXIX

Не требуй оправданья для обмана, Прощенья нет жестокости твоей.

Не взглядом - словом наноси мне раны, Не хитростью, а силой силу бей.

Признайся мне открыто в новой страсти, Но не гляди так нежно на него И не лукавь - твоей могучей власти Не выставлю напротив ничего.

Иль думать мне, что ты, меня жалея, Спасая от врагов - от глаз своих, Их от меня отводишь поскорее, Чтоб бросить их на недругов других?

Не делай так: сраженных не щадят.

Уж лучше пусть добьет меня твой взгляд.

Перевод А. Финкеля

CXL

Будь так умна, как зла. Не размыкай Зажатых уст моей душевной боли.

Не то страданья, хлынув через край, Заговорят внезапно поневоле.

Хоть ты меня не любишь, обмани Меня поддельной, мнимою любовью.

Кто доживает считанные дни, Ждет от врачей надежды на здоровье.

Презреньем ты с ума меня сведешь И вынудишь молчание нарушить.

А злоречивый свет любую ложь, Любой безумный бред готов подслушать.

Чтоб избежать позорного клейма, Криви душой, а с виду будь пряма!

Перевод С. Маршака

CXL

В жестокости благоразумна будь, Не мучь немого моего терпенья, Не то слова найдут на волю путь И выскажут всю глубину мученья.

Не любишь ты - но сделай хоть бы вид, Что ты меня даришь своей любовью.

Так на смерть обреченному твердит Разумный врач о жизни и здоровье.

В отчаянье придя, сойду с ума, Начну тебя хулить без всякой меры.

А свет дурен и - знаешь ты сама - Готов принять злословие на веру.

Чтоб избежать зловредной клеветы, Со мною будь, хоть не со мною ты.

Перевод А. Финкеля

CXLI

Ты не для глаз моих пленительно-прекрасна.

Ты представляешь им лишь недостатков тьму;

Но что мертво для них, то сердце любит страстно, Готовое любить и вопреки уму.

Ни пламя нежных чувств, ни вкус, ни обонянье, Ни слух, что весь восторг при звуках неземных, Ни сладострастья пыл, ни трепет ожиданья Не восстают в виду достоинств всех твоих.

А все ж ни все пять чувств, ни разум мой не в силе Заставить сердце в прах не падать пред тобой, Оставив вольной плоть, которая весь свой Похоронила пыл в тебе, как бы в могиле.

Одну лишь пользу я в беде моей сознал, Что поводом к греху рок грех мой покарал.

Перевод Н. Гербеля

CXLI

Тебя любить внушает мне не взор, Изъянов видит он в тебе немало;

Но сердце, зрению наперекор, К тебе давно любовью воспылало.

Мне слух твоя не услаждает речь, Не будит кожа жажду осязанья, Ничем, ничем не можешь ты увлечь Ни вкуса моего, ни обонянья;

Но все пять чувств моих разубедить Не могут сердце глупое, в котором Горит желание тебе служить, В глазах людей покрыв меня позором.

И все ж на пользу мне беда моя: За тяжкий грех страдаю тяжко я.

Перевод О. Румера

CXLI

Мои глаза в тебя не влюблены - Они твои пороки видят ясно.

А сердце ни одной твоей вины Не видит и с глазами не согласно.

Мой слух твоя не услаждает речь.

Твой голос, взор и рук твоих касанье, Прельщая, не могли меня увлечь На праздник слуха, зренья, осязанья.

И все же внешним чувствам не дано - Ни всем пяти, ни каждому отдельно - Уверить сердце бедное одно, Что это рабство для него смертельно.

В своем несчастье одному я рад, Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад.

Перевод С. Маршака

CXLI

Нет, не глазами я люблю тебя - Глазам заметны все твои изъяны.

Отвергнутое зреньем полюбя, Тобою сердце бредит беспрестанно.

Твой голос не пленил моих ушей, И не хотят услышать приглашенья На сладострастный пир души твоей Ни вкус, ни осязание, ни зренье.

Но все пять чувств и разум заодно Спасти не могут сердце от неволи.

Моя свобода - тень, а я давно Немой вассал твоей надменной воли.

Одной лишь мыслью утешаюсь я: Пусть ты - мой грех, но ты же - мой судья.

Перевод А. Финкеля

CXLII

Любовь - мой грех, и гнев твой справедлив.

Ты не прощаешь моего порока.

Но, наши преступления сравнив, Моей любви не бросишь ты упрека.

Или поймешь, что не твои уста Изобличать меня имеют право.

Осквернена давно их красота Изменой, ложью, клятвою лукавой.

Грешнее ли моя любовь твоей?

Пусть я люблю тебя, а ты - другого, Но ты меня в несчастье пожалей, Чтоб свет тебя не осудил сурово.

А если жалость спит в твоей груди, То и сама ты жалости не жди!

Перевод С. Маршака

CXLII

Любовь - мой грех, а чистота твоя Лишь ненависть к любви моей порочной.

Но ты сравни обоих нас - и я Не худший буду в этой ставке очной.

И не твоим устам меня карать: Они осквернены такой же ложью, Как и мои, когда, как алчный тать, Я похищал добро чужого ложа.

Любовь моя к тебе не больший грех, Чем и твои любовные влеченья.

Взрасти же в сердце жалость - и у всех Ответное пробудишь сожаленье.

Но если ты глуха к чужой мольбе, Тогда не будет жалости к тебе.

Перевод А. Финкеля

CXLIII

Как вставшая с зарей хозяйка-хлопотунья, Увидя, что ее пернатая крикунья Не возле, позабыв дитя свое, бежит За той, кого рука ей скоро возвратит,

Тогда как в люльке он - покинутый ребенок - К ней тянется в слезах из сбившихся пеленок, К ней, кто в мгновенье то, забыв о том, что мать, Лишь мыслит, как бы ей беглянку отыскать, -

Ах, так и ты бежишь за тем, кто черств душою, Тогда как я, твой сын, бегу сам за тобою!

Но если ты найдешь желанное - вернись, Роль матери сыграй и вновь ко мне склонись.

Я ж помолюсь, чтоб Бог скрепил твои желанья;

Лишь возвратись скорей унять мои страданья.

Перевод Н. Гербеля

CXLIII

Как домовитая хозяйка, с рук Спустив дитя, в погоню за пернатой Питомицей бросается, что вдруг, Взметнувшись и крича, бежит куда-то;

Ребенок плачет, к матери своей Протягивая жалобно ручонки, А та спешит за мчащейся пред ней Беглянкою, забывши о ребенке, -

Так ты за некой гонишься мечтой, Меня, свое дитя, оставив сзади.

Вернись ко мне и будь нежна со мной, Как мать, что о своем печется чаде.

Свою мечту скорей, скорей схвати ж И, возвратясь, мой горький плач утишь.

Перевод О. Румера

CXLIII

Нередко для того, чтобы поймать Шальную курицу иль петуха, Ребенка наземь опускает мать, К его мольбам и жалобам глуха,

И тщетно гонится за беглецом, Который, шею вытянув вперед И трепеща перед ее лицом, Передохнуть хозяйке не дает.

Так ты меня оставила, мой друг, Гонясь за тем, что убегает прочь.

Я, как дитя, ищу тебя вокруг, Зову тебя, терзаясь день и ночь.

Скорей мечту крылатую лови И возвратись к покинутой любви.

Перевод С. Маршака

CXLIII

Взгляни ты на хозяйку, как она, Стремясь поймать удравшего цыпленка, Погоней этой так увлечена, Что забывает своего ребенка.

Бедняжка порывается за ней, Заходится от крика и рыданья, Она ж, охотой занята своей, Малютку оставляет без вниманья.

Не так ли вдаль всегда летишь и ты, А я, дитя, плетуся за тобою?

О, излови скорей свои мечты И снова стань мне матерью родною.

Пойми, молю и будь опять со мной, И поцелуем плач мой успокой.

Перевод А. Финкеля

CXLIV

На радость и печаль, по воле рока, Два друга, две любви владеют мной: Мужчина, светлокудрый, светлоокий, И женщина, в чьих взорах мрак ночной.

Чтобы меня низвергнуть в ад кромешный, Стремится демон ангела прельстить, Увлечь его своей красою грешной И в дьявола соблазном превратить.

Не знаю я, следя за их борьбою, Кто победит, но доброго не жду.

Мои друзья - друзья между собою, И я боюсь, что ангел мой в аду.

Но там ли он - об этом знать я буду, Когда извергнут будет он оттуда.

Перевод С. Маршака

CXLIV

Два духа, две любви всегда со мной - Отчаянье и утешенье рядом: Мужчина, светлый видом и душой, И женщина с тяжелым, мрачным взглядом.

Чтобы меня низвергнуть в ад скорей, Она со мною друга разлучает, Манит его порочностью своей, И херувима в беса превращает.

Стал бесом он иль нет, - не знаю я...

Наверно, стал, и нет ему возврата.

Покинут я; они теперь друзья, И ангел мой в тенетах супостата.

Но не поверю я в победу зла, Пока не будет он сожжен дотла.

Перевод А. Финкеля

CXLV

"Я ненавижу" - вот слова, Что с милых уст ее на днях Сорвались в гневе. Но едва Она приметила мой страх,

Как придержала язычок, Который мне до этих пор Шептал то ласку, то упрек, А не жестокий приговор.

"Я ненавижу", - присмирев, Уста промолвили, а взгляд Уже сменил на милость гнев, И ночь с небес умчалась в ад.

"Я ненавижу. - Но тотчас Она добавила: - Не вас!"

Перевод С. Маршака

CXLV

С уст, созданных любви рукой, "Я ненавижу" сорвалось.

И сердце стиснуто тоской, Печалью горькой налилось.

Увидя скорбь мою, она Свой разбранила язычок, И, сострадания полна, Сменила на привет попрек.

"Я ненавижу" - да, но вот Слова иные вдруг звучат, Как вслед за ночью день идет, Ее с небес свергая в ад.

"Я ненавижу", - и любя Меня спасает: "не тебя".

Перевод А. Финкеля

CXLVI

Моя душа, ядро земли греховной, Мятежным силам отдаваясь в плен, Ты изнываешь от нужды духовной И тратишься на роспись внешних стен.

Недолгий гость, зачем такие средства Расходуешь на свой наемный дом, Чтобы слепым червям отдать в наследство Имущество, добытое трудом?

Расти, душа, и насыщайся вволю, Копи свой клад за счет бегущих дней И, лучшую приобретая долю, Живи богаче, внешне победней.

Над смертью властвуй в жизни быстротечной, И смерть умрет, а ты пребудешь вечно.

Перевод С. Маршака

CXLVI

Душа моя, игрушка буйных сил И средоточье плоти этой бренной, Когда твой дом тебе внутри не мил, Зачем извне ты украшаешь стены?

Зачем, наняв его на краткий срок, На жалкую обитель тратишь средства?

Кормить червей дала себе зарок?

Оставить тело хочешь им в наследство?

Оно - твой раб; за счет его живи, Свои богатства множь его ценою, Божественную будущность лови, Не дорожи непрочною красою.

У жадной Смерти этим вырвешь нож, И, Смерть убив, бессмертье обретешь.

Перевод А. Финкеля

CXLVII

Увы, любовь моя, подобно лихорадке, Стремится лишь к тому, что гибельно в припадке, И кормится лишь тем, что муки наши длит, В надежде тем унять свой волчий аппетит.

Мой разум, враг любви и нежных воздыхании, Неважностью своих рассерженный забот, Ушел - и вижу я, что рой моих желаний Мне не бальзам для ран, а смерть мою несет.

Неисцеленный, сил и разума лишенный И долгою борьбой до пены доведенный, Сержусь и говорю как сумасшедший я, Надолго уклонясь от цели бытия.

Иль я не клялся в том, что ты, как день, ясна, Когда ты, словно ночь, как темный ад, черна?

Перевод Н. Гербеля

CXLVII

Моя любовь - уродливый недуг, Не помышляющий об исцеленье, Питаемый ключом несчетных мук - Болезненным стремленьем к угожденью.

Мой разум, врач моей любви, сердясь, Что предписания его забыты, Меня покинул, и я вижу: страсть Подобна смерти, никогда не сытой.

Без разума я обречен на бред, Безумная тревога сердце гложет, В моих словах и мыслях связи нет, И правду высказать язык не может.

Была ты так чиста, светла на взгляд - А ты темна, как ночь, мрачна, как ад.

Перевод О. Румера

CXLVII

Любовь - недуг. Моя душа больна Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она, Который отравил ее однажды.

Мой разум-врач любовь мою лечил.

Она отвергла травы и коренья, И бедный лекарь выбился из сил И нас покинул, потеряв терпенье.

Отныне мой недуг неизлечим.

Душа ни в чем покоя не находит.

Покинутые разумом моим, И чувства, и слова по воле бродят.

И долго мне, лишенному ума, Казался раем ад, а светом - тьма!

Перевод С. Маршака

CXLVII

Любовь моя - болезнь, что все сильней Тоскует по источнику страданья, И тянется к тому, что вредно ей, Чтоб утолить нелепые желанья.

Рассудок-врач лечил любовь мою, Но, увидав к себе пренебреженье, Покинул нас, - и вот я сознаю, Что нет теперь от страсти исцеленья.

Рассудка нет - и мне спасенья нет.

Безумствую неистовый, несчастный;

Слова мои и мысли - дикий бред, Ни разуму, ни правде не причастный.

Как мог я мнить, что ты светла, ясна?

Как ад черна ты и как ночь мрачна.

Перевод А. Финкеля

CXLVIII

О, как любовь мой изменила глаз!

Расходится с действительностью зренье.

Или настолько разум мой угас, Что отрицает зримые явленья?

Коль хорошо, что нравится глазам, То как же мир со мною не согласен?

А если нет - признать я должен сам, Что взор любви неверен и неясен.

Кто прав: весь мир иль мой влюбленный взор?

Но любящим смотреть мешают слезы.

Подчас и солнце слепнет до тех пор, Пока все небо не омоют грозы.

Любовь хитра - нужны ей слез ручьи, Чтоб утаить от глаз грехи свои!

Перевод С. Маршака

CXLVIII

О горе мне! Любовью искажен, Мой взор воспринимает все превратно.

Но если верен и не ложен он, Тогда рассудка истина невнятна.

Когда красиво то, чем грезит взгляд, Как может свет считать, что некрасиво?

А если нет - тогда на мир глядят Глаза любви ошибочно и криво.

Да разве будет безупречным взор, Измученный тревогой и слезами?

Ведь даже солнце слепо до тех пор, Пока покрыто небо облаками.

Любовь лукава: слезы ей нужны, Чтобы не видел глаз ее вины.

Перевод А. Финкеля

CXLIX

Ты говоришь, что нет любви во мне.

Но разве я, ведя войну с тобою, Не на твоей воюю стороне И не сдаю оружия без боя?

Вступал ли я в союз с твоим врагом?

Люблю ли тех, кого ты ненавидишь?

И разве не виню себя кругом, Когда меня напрасно ты обидишь?

Какой заслугой я горжусь своей, Чтобы считать позором униженье?

Твой грех мне добродетели милей, Мой приговор - ресниц твоих движенье.

В твоей вражде понятно мне одно: Ты любишь зрячих - я ослеп давно.

Перевод С. Маршака

CXLIX

Как можешь ты твердить, что я не твой?

Ведь от себя я сам тебя спасаю.

Себя забыв, не о тебе ль одной Забочусь я, обидчица родная?

Дружу ль я с теми, кто тебе не мил?

Иль недругам твоим я шлю приветы?

А если я порой тебя гневил, То не казнил ли сам себя за это?

Сыщу ль в себе заслуги, доблесть, честь, Чтоб прекратить смиренное служенье?

Ведь лучшее, что только в мире есть, - Повиноваться глаз твоих движенью.

Но ясен мне вражды твоей закон: Ты любишь зрячих - я же ослеплен.

Перевод А. Финкеля

CL

Откуда столько силы ты берешь, Чтоб властвовать в бессилье надо мной?

Я собственным глазам внушаю ложь, Клянусь им, что не светел свет дневной.

Так бесконечно обаянье зла, Уверенность и власть греховных сил, Что я, прощая черные дела, Твой грех, как добродетель, полюбил.

Все, что вражду питало бы в другом, Питает нежность у меня в груди.

Люблю я то, что все клянут кругом, Но ты меня со всеми не суди.

Особенной любви достоин тот, Кто недостойной душу отдает.

Перевод С. Маршака

CL

Откуда ты взяла такую власть, Чтоб покорить ничтожностью меня, И научить на взор покровы класть, И лгать, что свет не украшенье дня?

Где снадобье такое достаешь, Что в добродетель превращаешь грех, Порок рядишь в пленительную ложь И делаешь милей достоинств всех?

Себя любить принудила ты чем?

Ведь нужно презирать, а не любить!

Пусть ту люблю я, кто противна всем, По не тебе за то меня хулить.

Когда достойна ты любви моей, Достоин я взаимности твоей.

Перевод А. Финкеля

CLI

Не знает юность совести упреков, Как и любовь, хоть совесть - дочь любви.

И ты не обличай моих пороков Или себя к ответу призови.

Тобою предан, я себя всецело Страстям простым и грубым предаю.

Мой дух лукаво соблазняет тело, И плоть победу празднует свою.

При имени твоем она стремится На цель своих желаний указать, Встает, как раб перед своей царицей, Чтобы упасть у ног ее опять.

Кто знал в любви паденья и подъемы, Тому глубины совести знакомы.

Перевод С. Маршака

CLI

Любовь юна - ей совести мученья Неведомы, хоть ею рождены.

Так не кори меня за прегрешенья, Чтоб не было и на тебе вины.

Ты в грех измены вовлекаешь тело, Я душу вовлекаю в этот грех.

Душе послушна, плоть решает смело, Что ей в любви всегда готов успех.

При имени твоем восстав надменно, Она свою осуществляет власть, Чтобы потом покорно и смиренно Перед тобой рабом послушным пасть.

Не упрекай, что совесть мне чужда: Восстать и пасть я рад в любви всегда.

Перевод А. Финкеля

CLII

Я знаю, что грешна моя любовь, Но ты в двойном предательстве виновна, Забыв обет супружеский и вновь Нарушив клятву верности любовной.

Но есть ли у меня на то права, Чтоб упрекать тебя в двойной измене?

Признаться, сам я совершил не два, А целых двадцать клятвопреступлений.

Я клялся в доброте твоей не раз, В твоей любви и верности глубокой.

Я ослеплял зрачки пристрастных глаз, Дабы не видеть твоего порока.

Я клялся: ты правдива и чиста, - И черной ложью осквернил уста.

Перевод С. Маршака

CLII

Бесчестен я, к тебе любовь питая;

Меня любя, бесчестна ты вдвойне: Супружеские клятвы нарушая И на вражду сменив любовь ко мне.

Но мне ль судить тебя за прегрешенья?

Я сам грешил не два, а двадцать раз.

Поклялся я раскрыть твое паденье, И клятву эту преступил тотчас.

Я грешен тем, что клялся - ты прекрасна, И нет любви сильнее и нежней.

Я ослеплял глаза свои всечасно, Чтоб не видать порочности твоей.

Божился я: ты чище, лучше всех, И эта ложь - мой самый тяжкий грех.

Перевод А. Финкеля

CLIII

Бог Купидон дремал в тиши лесной, А нимфа юная у Купидона Взяла горящий факел смоляной И опустила в ручеек студеный.

Огонь погас, а в ручейке вода Нагрелась, забурлила, закипела.

И вот больные сходятся туда Лечить купаньем немощное тело.

А между тем любви лукавый бог Добыл огонь из глаз моей подруги И сердце мне для опыта поджег.

О, как с тех пор томят меня недуги!

Но исцелить их может не ручей, А тот же яд - огонь ее очей.

Перевод С. Маршака

CLIII

Спит Купидон, отдвинув факел свой.

Тут нимфа, шаловливая богиня, Вдруг погрузила факел роковой В холодный ключ, бежавший по долине.

От этого священного огня Ключ приобрел целебный жар навеки.

И тянутся к нему день ото дня Убогие, недужные, калеки.

Но ухитрился факел свой божок Зажечь опять - от глаз моей любимой, И для проверки сердце мне обжег.

К источнику бегу, тоской томимый...

Но от огня лекарство не в ключах, А там же, где огонь, - в ее очах.

Перевод А. Финкеля

CLIV

Раз, возле положив свой факел огнеметный, Заснул малютка-бог с улыбкой беззаботной;

Но сонм прелестных нимф, веселый и живой, Приблизился к нему - и девственной рукой

Одна из них взяла тот факел, свет свой ливший И миллиарды душ уже испепеливший, И - в миг, когда сердец властитель роковой Дремал, лишенный сил невинности рукой,

Она в ключе лесном тот факел погасила, В котором под огнем любви таилась сила, И стал тот ключ навек целительным ключом;

Но я, весь век твоим считаяся рабом,

Узнал, сойдя с него, что если согревает Страсть воду, то вода ее не охлаждает.

Перевод Н. Гербеля

CLIV

Однажды крепко спал Амур, любви божок, Отбросив факел свой, для всех сердец опасный, - И к месту этому вдруг подлетел кружок Нимф, давших клятву жить в невинности бесстрастной.

И вот - одна из них рукой своей прекрасной Схватила факел тот, что множество поджег Сердец, замученных потом тоской напрасной, И бросила его на дно в речной поток, -

И, словно без меча, что полководцу нужен, Влюбленных армий вождь лежал обезоружен, Поток же стал горяч, целебен навсегда.

И я им излечить хотел любви невзгоду, Но - нет! Огонь любви разгорячает воду, А пламенной любви не холодит вода.

Перевод В. Бенедиктова

CLIV

Божок любви под деревом прилег, Швырнув на землю факел свой горящий.

Увидев, что уснул коварный бог, Решились нимфы выбежать из чащи.

Одна из них приблизилась к огню, Который девам бед наделал много, И в воду окунула головню, Обезоружив дремлющего бога.

Вода потока стала горячей.

Она лечила многие недуги.

И я ходил купаться в тот ручей, Чтоб излечиться от любви к подруге.

Любовь нагрела воду - но вода Любви не охлаждала никогда.

Перевод С. Маршака

CLIV

Уснул однажды мальчик Купидон, Беспечно бросив факел свой заветный.

Увидя этот безмятежный сон, К божку подкрались нимфы незаметно,

И лучшая из девственниц-подруг Похитила губительное пламя - И возбудитель сладострастных мук Обезоружен был ее руками.

Горящий факел брошен был в ручей, И в нем вода, нагревшись до кипенья, Целительною стала для людей.

Но я влюблен - и нет мне исцеленья.

Согреться может от любви вода, Любви ж не охладить ей никогда.

Перевод А. Финкеля

427

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я