Александр Сидоров. Стихи
© Copyright Александр Сидоров Email: zhiganets@mail.ru Date: 04 Dec 2000
Два слова об авторе
Александр Сидоров, 1956 г/р. Журналист, переводчик, 8.863-2. - 33-43-75
КИСМЕТ
Вам держали "пушку" у лба?
Не сподобились? Ну и хрен с ним...
По-татарски кисмет - судьба.
Или, может быть, по-турецки.
Хочешь верь, а хочешь не верь - Видишь сам, я мужик не хилый, - Но когда распахнул он дверь - Шибанула плесень могилы.
А в руке у него - "макар", А с лица он - мертвяк зеленый...
"Я тебя, - говорит, - искал, Помнишь, тварь, - говорит, - Алену?"
Палец пляшет на спуске - мрак!
Мандражирует в ритме вальса...
Я же с нею не спал, дурак, - Ну вот разве что - целовался,
Ну, слезу ее стер рукой, Прикоснулся к ресницам длинным...
Так за что же ты, рог тупой, В лоб мне хочешь влепить маслину?!
Ведь она ж была, как в раю, Вдалеке от тебя, падлюки!
Приласкал я жену твою За ее великие муки,
Да за плач ее дотемна, Да за жизнь, что ее пинала, За любовь, которой она Крылья белые обкорнала.
А его корежит, волка/, От обиды, бешенства, срама!
А в глазах у меня - тоска.
Только страху нету. Ни грамма.
Помирать, конечно, не мед, Но ни жути нет, ни озноба.
Любопытно - когда ж нажмет?
Да и то сказать - не особо.
Чую в теле легкий напряг От веселого ожиданья!..
Вдруг гляжу: возникло в дверях Удивительное созданье.
Как вошла за ним она вслед - Поперхнулась в часах кукушка;
Тут ее и признал я - Смерть.
Пропадай, моя черепушка...
Ты видал ее - так на так?
Ничего, братан, поправимо.
Неспроста, родной, неспроста К ней ползем по горло в крови мы.
Это все брехня, что коса, Что черны глазницы пустые: Золотые у нее волоса, И глаза у ней - золотые!
Как же, смертушка, ты нежна, Как же бабы живые грубы!
Тянет руки ко мне она, Раскрывает влажные губы,
Колокольцы ее звенят, И маня/т они, и ласкают...
И я понял, что жизнь - херня.
Хоть хорошая, хоть какая.
Что в той жизни? Пьянки с блядьми Да мытаришь душу за гро/ши...
Жми, шепчу ему, падло, жми!
Что ж ты тянешь, такой хороший?
Светлый, радостный я сижу - Бей бродягу хоть в лоб, хоть в спину!
...Не хватило псу куражу, Опустил он свою волыну.
Дальше просто: зашли в кабак, Накатили мы с ним "Пшеничной".
Он хотя на дух и слабак, Но по жизни - мужик приличный.
Только мне - какие понты/?
Не от водки мне стало жарко: Захмелел я от красоты, Для которой жизни - не жалко!
Симпатичная баба - Смерть, Особливо с доставкой на дом...
Есть такое слово - кисмет.
Ну, да вам объяснять не надо.
ОДА КИРПИЧУ
И будет собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать.
Михайла Ломоносов
....
Вот с крыши падает кирпич И пролетает мимо окон.
А за окном - какой-то хрыч, Он в плед завернут, будто в кокон, А ниже - девушка в окне, Она нормальна (не вполне, Поскольку бьется лбом о раму), А ниже - папа душит маму, А дальше - желтый человек Терзает черствый чебурек, И, несмотря на гепатит, Имеет зверский аппетит...
И все-таки кирпич - летит!
А что за дело кирпичу?
Ему - лечу, куда хочу!
А почему бы не хотеть?
А почему бы не лететь?
Летят сорока и баклан, Граната и аэроплан, Летит комар - и даже два, Летит в корзину голова, И над Парижем поутру/ Летит фанера по ветру/, Летят в квартире пробки - трах! - И в темноте вползает страх...
Но наш кирпич - про то и спич - Цивилизованный кирпич.
Передовому кирпичу Любое дело по плечу, Любое тело - по башке!
Вот он уже вошел в пике, Хрясь! - "мама!" - слышен чей-то стон...
Должно быть, это был Ньютон.
Его кудрявый паричок Слегка попортил кирпичок.
Исак, братишка, не взыщи: Такая фрукта - кирпищи.
Оне, конечно, не ранет, - Но тоже крепко долбанет.
Летят оне, Поют оне, И бьют оне По Ньютоне!
Что ни удар - открытие, Открытие - и вскрытие.
Исак, ну ты же не ишак, Ну это ж прогрессивный шаг!
Ведь без посредства кирпичи/н Ты не узрел бы связь причин.
Враги используют ренклод?
Так с кирпича - крупней приплод!
Конечно, он слегка не в тон - Но ты ж наш, собственный Невтон!
О Русь! бурля и клокоча, Твой гений просит кирпича...
МУХА
Пусть я не похож на плейбоя И в смысле мозгов - не мыслитель, И крепко обижен судьбою Облезлый мой ангел-хранитель,
Ни голоса нет и ни слуха, Не признан я русским народом - Но жизнь, как позорная муха, Кружит над моим бутербродом.
Глядит на колбасные глади, Взирает на пайку ржаную, Все жаждет урвать и обгадить, И вытоптать душу больную!
Гудит надо мною, скотина, Как ядерный бомбардировщик, Летит, как народ Палестины На легкий еврейский погромчик.
И горько мне как-то подспудно: Зеленая и молодая, Довольна ты, сука, паскудно Сиротский кусок объедая?!
И понял я (правда, не сразу)
Без книг, без конспектов, без лекций: Жизнь - это источник заразы, Разносчик коварных инфекций.
Но все я терплю, чуманею, Хоть муха меня доконала - Нет силы гоняться за нею С потрепанным старым журналом...
июнь 1999
РВАНЫЕ ПРОСТЫНИ
Господи, прости ее, красивую - за мужчин, что взглядами насилуют и пускают слюни похотливые;
Господи, прости ее, счастливую и далекую от наших дел греховных, за убогих, жалких и психованных наших женщин с лицами плаксивыми - тоже бывших некогда красивыми, но измятых жизнью проклятущею;
Господи, прости ее, цветущую, с влажным взглядом, бархатною кожею, на земных красавиц непохожую, за морщины, шрамы и оплывшие щеки, о румянце позабывшие, за кривых, горбатых и юродивых и за всех, что выглядят навроде их, за ожоги на душе и коже ты прости ей, всемогущий Боже.
Господи, прости ее, любимую: бьет она, как белку в глаз дробиною лупит сибиряк - без сожаления;
перед нею грохнусь на колени я, хлынут горлом горькие признания - и скончаюсь, не придя в сознание.
А она, воздушная и нежная, примет эту смерть, как неизбежное, только хмыкнет: эк беднягу скорчило - хорошо хоть, шкурка не попорчена;
томным взором под ноги уставится...
Господи! прости ее, красавицу.
САПОГ
Филозофская поэма
Сане Климову и его босоногой душе
Такой больной и пристальный САПОГ.
Такой большой и пристальный - как БОГ.
Такой огромный, в небо вознесен, Сурово тень отбросил он на все, Что распростерто перед ним внизу: На спичку, на бычок, на стрекозу, Чей жалкий труп пылится на боку, - И на тебя, задравшего башку.
Он - Бог, а ты убог и насеком.
Зачем же взор твой давит косяком Орнамент на подошве вышины?
Зачем зрачки в Сапог устремлены?
Ведь в секторе обзора не узреть Не то чтоб всю, не то чтоб даже треть - Серпа гвоздей на каблуке ступни...
Эй, клоп, оцепенение стряхни!
Разуй осоловелые глаза: Сапог все ближе! Цель - не стрекоза, Не спичка, не бычок и не сучок - Сапог несется на тебя, сучок!
Еще одно мгновенье - и хорош: Впечатает в асфальт едрену вошь!
Остановись, мгновенье! нет, скользит...
Сапог неотвратим, как Немезид (Ну, Немезида; только не могу Я женщину приставить к Сапогу).
Есть уравненье жертвы и ловца: Стремнины и упорного гребца, Пучины и усталого гребца, Распахнутого люка и слепца...
Ты обречен быть жертвой Сапога: Как жертвой потепления - снега/, Как жертвою прибоя - берега, Как жертвою изюбра - кабарга, Как жертвою портфеля - крокодил...
Но чем ты Сапогу не угодил?
Почто его всевышняя пята Ничтожным насекомцем занята?
Ведь с грозной пятки на носок тупой Ступает он проторенной тропой Куда-то по неведомым делам И мимоходом разгребает хлам - В других пространствах и иных мирах;
Мы для него не более чем прах.
Одно растолковать тебе могу: Ничто, видать, не чуждо Сапогу.
Когда-то и его надменный топ Привычке вечной изменяет, чтоб В низах не забывала мелюзга Недреманное око Сапога.
Как с грохотом обрушилась плита - Так с хохотом обрушилась пята На спичку, на бычок, на шелуху - Но промахнулось То, что наверху!
Но насекомец выскользнул - и жив, К тому же нецензурно обложив Сапожий образ - с тылу и с лица, И мать Сапожью, и его отца, Возвел семиэтажную хулу На стельку, голенище и каблук, Обматерил подметку, крем и хром - И тем навлек Сапожий гнев и гром!
И содрогнулась грешная земля!
Но в этот раз, завидев издаля Огромную и темную стопу, Летящую к презренному клопу, - Ты отскочил подальше от греха (Так отскочила от Левши блоха, И прежде чем опять ее поймать, Не раз он тоже вспомнил чью-то мать).
И вновь с небес обрушился удар!
Но лишь асфальт отчасти пострадал, Стальной подметки повторив изгиб...
Несчастный! для чего ты не погиб?!
Зачем ты нажил страшного врага В сияющем обличье Сапога?
Сапог забыл про все свои дела, Он зрит не насекомца, а козла!
Пусть даже отпущенья, но - козла И воплощенье мирового зла!
Ты воплощаешь мерзость и порок Уж тем, что бо/рзо скачешь между строк!
Уж тем, что скачешь, блошка, охренев, И, невзирая на Сапожен гнев, По-прежнему вдыхаешь кислород, Чем подстрекаешь вшивый свой народ.
Сапог все хлоп да топ, все топ - да в пот, А у него полно других хлопот!
Мне жаль тебя, и я тебе ору: Ныряй в свою нору, в свою дыру, Где безопасно, тихо и темно, Где Сапогам топтаться не дано!
Ну вот и все. Ну вот и хорошо.
Сапог погромыхал - и прочь ушел.
Ведь каждая минута дорога Для этого большого Сапога, Весь день его расписан - от и до...
Но он запомнил, где твое гнездо.
Где норка. Где невзрачный бугорок.
Сапог вернется. Он суров и строг.
СВЕТСКИЙ РАЗГОВОР
Сегодня я печален - се ля ви, А вы стоите в царственном сиянье;
Графиня, объяснитесь мне в любви!
Вы ж видите, что я - не в состоянье.
Сияют зеркала, скользит паркет, И, нежно лобызая ваши ручки, Я вас молю, забывши этикет: Займите мне червонец до получки!
В груди пылает раскаленный шар - О как порой беспомощны внутри мы!
Графиня! воспаленная душа Рыдает без бургундского и "Примы".
Мой друг, к чему истерика и мат?
Зачем глаза полны печальной влаги?
Смените свой замызганный халат: Я все-таки в мундире и при шпаге!
И пожалейте вашего раба, Оставим разговор смешной и старый;
Мне завтра в бой! опять зовет труба В гасконский полк - грузить пустую тару.
Что значит ваше "на хрен"? Кес кесе?
В присутствии инфанты и придворных!..
Я не встречал сих слов ни у Мюссе, Ни в Лувре, ни в общественных уборных.
Ну да, меня изрядно развезло: Должно быть, выпил много шоколада...
Паррдон! На гобелены Фонтен...бллло!
Я вытру, ма пароль... Ой, блин! не надо!
ЧЕРНЫЙ БЛЮЗ
Саше Егорову - пароходу и паровозу
Ребята, готовы? Все о,кей? Поехали! Играем блюз.
Играем блюз.
Мы играем блюз, мы взрываем шлюз, и тяжкий груз срывается вниз, в эту сонную срань!..
Ай,м сорри, мисс, это вовсе не брань - это джаз, бэби, джаз, это джаз на раз, два, три, фо, файв, это черный кайф...
Это не слушают, бэби, это надо ловить - лови!
Торчи и плыви.
Леди и джентльмены, минуточку внимания, - наш трубач!
Он славный парень, правда, большой трепач, а кто из нас не трепач, джентльмены?
пусть первый бросит в меня башмак!
Зато играет он - просто смак, чтоб мне стать белым, если это не так.
Глядите, как дует - пыхтит на износ!
Так простим же ему словесный понос;
ставлю бакс против ста - на Страшном Суде сам Господь позволит ему подудеть в эту старую, мятую, зачмоканную трубу - чтобы все мертвецы перевернулись в гробу!
Мэм, это не припадочный, это наш пианист - у него просто такая манера.
Страшный парень, мэм, почти коммунист: в прошлом году в "Плейбое"
видел фото живого русского пионера!
Клавиши выбивает, как зубы, - во черномазый дает!
Бывший профи, на ринге откалывал не такое...
Когда он в ударе, лучше не подходи - убьет!
Эй, малый, оставь инструмент в покое!
Я кому сказал - брэк!
Делай рэгг!
Шевели пальцами, парень, у тебя что, паралич, или руки с перепою начинают труситься?
Тогда купи балалайку на Брайтон-Бич и играй цыганские песни для нью-йоркских таксистов!
Не слышу ударных!
Что? Нет, я не могу: сопляк, заткни себе в рот баббл-гум!
Где ты видишь ударника - чтоб мне удавиться?
Ты еще скажи, что моя Салли - девица, а ее попка - белее, чем мел!
Да ты знаешь, как я ее имел?!
Вот если б он так вам свой ритм отбивал, вы бы лежали здесь все вповал!
Девочка, не падай в обморок от экстаза: я бы лучше сыграл на бачке унитаза!
Парень трижды судился за многоженство - а в нем нет ни гонора, ни пижонства!
Ну, пошел, пошел, поехал, а теперь по тарелкам - хрясь!..
Нет, это не черный: его просто в детстве уронили в грязь.
Ты этими палочками стучишь или кушаешь - я не врублюсь?
Не понял... Ах, да, это же не хэви-металл, это же - медленный блюз...
Пардон, увлекся.
Но все поправимо: видите негра с лицом херувима?
Не похож? А ты что, пять минут как из рая?
Зато он на саксе, как бог, играет!
Гуталин, дай публике оторваться!
Леди и джентльмены, только не надо оваций, это же не речь губернатора штата на открытии нового крематория - парень просто хочет попасть в историю как король негритянского джаза!
Итак, вступаем в последнюю фазу.
Вы чувствуете, какой раскованный импровиз?
Этому не учат, это должно быть в крови!
Ну, бразер, умой их всех, дай забойный финал! -
Все люди делятся на масти: он - белый, ты - цветной (есть еще голубые, но это - вопрос уже иной), и ты не верь, что в раю нет различий и рас (а голубой, он вообще везде педераст), и когда ты отправишься в мир иной, не надейся на крылышки за спиной: Господь - не дальтоник, и в свой черед он без труда твою масть разберет, он скажет: "Ниггер, да ты вконец опупел?!
Здесь не место всякой цветной шантрапе!"
А я не обижусь, я не удивлюсь, я просто спою ему черный блюз:
"Ооо, черный блюз, дверь, Господь, запирай, ооо, черный блюз, мне не нужен твой рай, ооо, я утрусь, уберусь и обратно уже не припрусь - что же плачешь ты, Боже, почему подпеваешь мой про/клятый блюз, черный блюз, ооо"...
Блэк блюз, джентльмены, - блэк-блюз-бойз!
ФЕВРАЛЬ
Январь лубочною иконою Сиял над зимними дворами, Размалевал стекло оконное, Как богомаз - алтарь во храме.
Дремала мирно сказка белая - Мол, сами спим - и вам желаем...
Но вдруг, как псина ошалелая, Влетел февраль - с веселым лаем,
С лавиной снега, шквалом ветра - Катись-ка кубарем, прохожий! - И с непосредственностью сеттера, Который навалил в прихожей.
А мне казалась жизнь - малиною, Негаженным листом блокнота...
Февраль, ну что ж ты, рожа псиная, Зачем же ты меня в говно-то?!
Гляди, чего накуролесила Пурга на святочной картине: Тебя бы, брат, за это месиво Арапником - да по хребтине!
Февраль - животное не гордое: Скулит и просит о пардоне, Своей холодной, глупой мордою Мне робко тычется в ладони,
Ничем февраль не отличается От прочей бессловесной псины;
Все в этом мире приручается...
И это - непереносимо.
Когда приходят холода...
Когда приходят холода, не то чтоб хочется рыда- ниями отогреть свою озябнувшую душу ю- ную, что, телу не в пример, способна не поддаться мер- зостям и не стареть, - а просто наконец-то предъ- явить законные права на должность, неизменно ва- кантную (поскольку во- круг достойных - никого) - истопника надежд своих;
не говорите только - них- т ферштейн; скажите "объясни";
а это значит - все, что сни- лось - но не в кошмарных снах, а в тех, где ейде гуте нах- т на нас веселый пестрый сор швыряет сверху щедрой гор- стью, как сеятель зерно, - в беспутных грезах этих но- чей, которые даря/т шампань, музы/ку и наряд- ных девиц, умеющих легко и просто нам отдаться в по- коях, где полно зеркал, терзая нашу плоть, закал- ку прошедшую в огне безумной страсти, пылкой не- жности - но в этот раз она мучительней гораз- до бьется, стонет и кричит, взмывая в умопомрачит- ельную высь небес и тут же вдруг срываясь в без- дну (и несть сей бездне дна) - так вот, все то, что только с на- ми творят такие сны, навеки хочется отны- не развеять в пух и прах;
а если очень тошно - трах- нуть не во сне, а наяву;
как говорят французы - ву компрене? но вот в чем соль: кого придется нам исполь- зовать на отогрев души?
смазливых, ярких и души- стых - и длинноногих - дев, которые не прочь, раздев- шись, к нам нырнуть в кровать, вы, словно сорок тысяч брать- ев (как говаривал Гамле/т), любить не сможете, а след- ственно, на кой же ляд душе потребно это бляд- ство? она, как и во сне, погребена обледене- вши... впрочем, к черту вши: я, истопник своей души, к ней тихи спичку подношу - майн готт, какой же будет шу- хер....
Фемина, не дышите на свечу...
Фемина, не дышите на свечу, Не хлопайте глазами на поэта;
Послушайте сюда: я вас хочу...
Не торопитесь, я же не про это.
Я вас хочу спросить как на духу: Кто я для вас, смешной и нелюдимый?
Как говорят французы - ху есть ху?
Не бойтесь, это - непереводимо.
Я к вам явился из волшебных снов, Шикарный в меру сил, как Слава Зайцев, Здоровый, как Порфирий Иванов, Задолбанный судьбой, как сто китайцев.
И презирая кукольных Пьеро, Привыкших сердцем тряпочным швыряться, - Я настежь распахнул свое нутро И предложил вам в нем поковыряться.
Я ненормален - есть такой грешок, Не раз на этом пойман был с поличным.
Я знаю, что любить - нехорошо.
Скажу вам больше - даже неприлично.
И вас пугает мой нелепый вид, Нелепые слова нелепой страсти...
Но кто же знал, что вас слегка стошнит, Когда я распахну вам душу настежь?
Не склеилось у нас, и нечем крыть;
Мы с вами разной масти и покроя.
Позвольте трубку мира докурить, И я топор любви навек зарою,
И грудь свою, как гроб, заколочу: Душа сгнила, поэзия - протухла...
Фемина, не дышите на свечу: Она давным-давно уже потухла.
Март 1999 г.
МАМОНТ
Не плачь, соловушко, по мне, Не лезь мне в душу с певчим хламом ты: В моей безрадостной стране Поэты вымерли, как мамонты.
И лбы безбожные крестя, Доисторических следов ища, Народ гуляет по костям Полуистлевшего чудовища.
Но не разбудишь мертвеца, И не услышат хамы хмурые, Как полутонные сердца Гудели под звериной шкурою.
А я вас все-таки люблю - Слепые, жалкие, калечные...
Я - мамонт! Я еще трублю .......................
МУЗЫ
Август. Зной. Торгуют арбузами.
Цельсий в небо подбросил плюс.
Со своими верными музами Не мычу я и не телюсь.
Ну каких шедевров поэзии Дожидаться от этих муз?
Загорать на крышу полезли, Уплетать медовый арбуз.
К солнцу попки задрали голые - Ни фантазии, ни ума! - И плюют в беспечные головы Православных и басурман.
Ни минуты от них покоя мне: Налетят, устроят погром, А потом срифмуют такое мне, Что ни в сказке и ни пером!
С этой бешеной бабьей кликою, Чтим соседями как урод, Вряд ли что я создам великое, А скорее, наоборот -
Не видать Нобелевской премии, Не носить лавровых венков...
И убитый горем, в гареме я Горько плачу от их стишков.
Лишь единое утешение В милых музах я нахожу;
Но об этом, прошу прошшения, Никому я не расскажу.
.........................
СТИХИ
Стихи нисходят на коне крылатом: Плюх прямо с неба в блюдечко с салатом!
Утрется ручкой, носиком шмыгнет - И что-нибудь ядреное загнет Про ночь, про страсть, про встречи тет-а-тет...
Вдруг сверху снова что-то - шлеп в паштет!
Я нахожу стихи невдалеке: За пазухой, в кармане, в кошельке, В носке, в стакане, в стеллаже меж книг;
Куда ни плюнь - то таракан, то стих.
Квартира, как психушка, как бедлам: Лопочут и топочут по столам, Дерутся и грызут карандаши, В тетрадях чертят рожи и шиши, Визжат и стонут, плачут и звенят - А я гоняю этих бесенят!
Я с ними бился в шутку и всерьез, Я пробовал однажды дихлофос, Я их ловил и в баночку сажал, И даже мухобойкой угрожал.
А все-таки я не могу без них;
Мне кажется, я сам - всего лишь стих, Я сам упал с небес и вполз, как тать - Стонать и плакать, петь и хохотать.
Давите кулаком и каблуком, Травите мышьяком и коньяком, И окунайте мордою в салат, И распинайте, как Христа Пилат -
Я рифмою своей кровоточу И ничего другого не хочу...
....................................
СОНЕТ
Нет, я умру не на больничной койке: Беспутный гражданин босяцкого района, Я повторю судьбу веселого Вийона - Меня уроют где-то на помойке.
Я душу рвал, рыдал, в красивой стойке Рычал стихи со взором воспаленным - Чтоб в морге дуборезы утомленно Оттачивали курс шитья и кройки.
Мой добрый друг, патологоанатом, Мы связаны с тобой одним канатом: Я сам любил возню в словесной требухе...
К поэзии я полз, как змий к Олегу - Так помяни усопшего коллегу, Который помянул тебя в стихе.
.......................
ОХОТА
Утро рдеет ли в высях, небесная кровь ли истекает по куполу, звезды смывая...
Восприяли начало звериные ловли, рвутся своры борзых, как орда кочевая.
В захоронках кричальщики чутко застыли, гулко бьются сердца о кресты на гайтанах;
забран лес отдаленный в тенета густые, и лихие охотники в красных кафтанах
погоняют коней своих скорым побегом в направленье сетей, что искусно сокрыты;
в топком поле осеннем, серебряным снегом поутру припорошенном, вязнут копыта.
От веселой гоньбы хорониться напрасно в заповедном лесу легкоступным еленям: мечут стрелы наездники в дальность прекрасно, и, наждавши в размер, подсекают колени
убегающим жертвам арканом змеистым;
режет глотку секач, и на лезвии плоском луч багряный играет, и свита со свистом мчит к добыче, коней ожигая внахлестку.
Пересвист удалой над полями несется, разлетается вширь над округою всею за окраины леса, где раннее солнце золотит чешуи превеликого змея.
Дремлет змей, и тяжелые веки прикрыты, словно раковин створы; и в панцирь одеты, два змеиные зрака, как две маргариты, полыхают во тьме чрезъестественным светом.
Звонкий посвист и лай, громкий хохот и кличи растревожили змея; навстречу восходу вскрылись веки, и ноздри, учуяв добычу, раздуваются... Змей начинает охоту.
............................
Чего ты ищешь, Фауст, на вершинах?
Николас Ленау
Чего ты ищешь, Фауст, на вершинах?
Ведь все на месте: в море острова, в мозгу туман, солдаты - при старшинах, кинжал - в спине... И в целом жизнь - права.
Все козыря - при ней, а мелочь - в сносе, и ты опять остался в дураках.
Нет в жизни счастья, Фауст, майн геноссе - но есть порядок в танковых войсках.
Все как всегда: очередной Гертруде придется выпить свой стакан с вином;
рождаются стихи, и умирают люди...
В Багдаде все спокойно. В основном.
..........................
Мир замер. Время кончилось. Пока секунд в резервуар не закачали - остановилась пуля у виска, застыли клочья пены на причале;
недвижно в подворотне босячье - команда алкашей из высшей лиги;
недвижим звук - свисает только "е"
через губу у пьяного ханыги;
окаменели юные тела в своем самозабвенье воспаленном: Она и Он, в чем мама родила, переплелись, как змей с Лаокооном.
А жизнь - течет. Резервуар всосет горючее по самую макушку - и пуля хрупкий череп разнесет, и алкаши допьют свою чекушку,
и, задрожав, любовники в огне насытят ненасытное желанье, и даже самодержец на коне пошевелит своею медной дланью,
дождем обрушат птицы свой помет на шляпы граждан в Курске и Париже!..
Никто и не заметит, не поймет, что время стало несколько пожиже.
.....................................
РОСТОВ ДРЕМЛЕТ
Как прибалдевшие буддисты в глубоком трансе - Ростов еще не пробудился, и не старайся в его шафрановые глюки с утра воткнуться;
так в шапито - мелькают руки, мелькают блюдца, циркач жонглирует, колдует уже за гранью, и ничего не существует в его сознанье - ни мам, ни бабушек, ни внуков, ни дамы в ложе, ни слов, ни запахов, ни звуков - он приморожен, он как сомнамбула, как зомби, но вы не верьте: в нем скрыта жизнь - как скрыто в бомбе дыханье смерти,
всего лишь пять минут в программе, за ним - коверный...
Вот так и город мой утрами в себя повернут.
Его безлюдные бульвары почти что мертвы;
"шорк-шорк" - скребут о тротуары усердно метлы,
чтоб избежать лихих наездов жильцов свирепых, бомж выползает из подъезда и чешет репу, "буль-буль" - раздавит свой фунфырик смурной бичара;
и где-то вспыхнет свет в квартире, и дню начало...
Раз ты по жизни ростовчанин, вставай с утра ты, и ты забудешь про печали и про утраты, и тишиною непривычной слегка прибитый, ты сам поймешь, как неприличны твои обиды, как много мелкого, пустого в душе лежало, как ты ничтожен без Ростова, смешон и жалок.
Ну что ты, славный мой, за птица?
Одно засранство.
А город - все-таки частица - нет, часть! - пространства,
а отрешенность - состоянье общенья с бездной;
Ростов купается в сиянье любви небесной, как губка, впитывает ноты музы/ки райской...
Не нарушай его дремоты.
И не старайся.
.............................
ГЕННАДИЮ ТЕРЕЩЕНКО
Художник, нарисуй мою судьбу...
Начни с того, что я лежу в гробу.
Здесь реалистом прояви себя ты: пусть гроб несут суровые ребята и пусть один (но только не чрезмерно)
чуть сморщится - должно быть, пахнет скверно.
А дальше ты даешь уже наплывом: художник нарисуй меня счастливым.
И рядом девушку красивую со мной - она потом была моей женой -, всю в белом и со свадебным кольцом, с открытым и приветливым лицом.
Здесь будет нежный контур, легкий штрих: мне, мертвецу, приснился сон о них.
Художник, мне ведь хочется немного;
ты помнишь "Виноградники" Ван Гога?
Я так же ярко в детстве видел мир...
Изобрази мне детство, мон ами.
Широкими, кричащими мазками дай руки, что тогда меня ласкали;
с них благодать сходила, как в раю, на стриженую голову мою, и жизнь мне не казалась тяжела - я мало знал и малого желал.
Блаженны те, кто жаждой не томим...
Изобрази мне детство, мон ами.
Плесни по центру красное пятно: несли по церкви красное вино, всех причащали Кровию Господней - но мой глоток не выпит посегодня.
Вот он разлит растяпой на холсте, о том скорбит Распятый на кресте.
Равви/, не надо, не о чем скорбеть: я все равно бы не помог себе.
Я в жизни не/ пил крови и вина, за все грехи я заплачу/ сполна.
Я заплачу за все, что пил, что не / пил, за все слова, что обратились в пепел, за свет в душе, что Богом был дарован и на стихи безбожно разворован.
Теперь осталось самое простое: коттедж эпохи Позднего Застоя, счет в банке, яхта, белая "тойота"
(чего еще забыли? а, бабье-то!), роскошный сад, бассейн, лазурь небес и гурии - в купальниках и без.
Намалевал все это... попурри?
Прекрасно. Плюнь теперь и разотри.
Все, дорогой, спасибо за труды.
Да, не забудь! я умер молодым.
.......................
Ну вот, растаяла лучина, И все погасло вместе с нею...
"О, не суди меня, мужчина, Прости меня - ведь ты сильнее!"
Заплачет женщина красиво, Уйдет ли женщина надменно - Скажите женщине спасибо За все: за ложь и за измену,
За то, что бьет без сожаленья, Без всяких скидок на ранимость, И не имеет представленья, Что боль для вас - необходимость.
Душе без горестей легко ли?
Чтоб ей дышать, нужны занозы: Неутихающие боли, Непросыхающие слезы.
Спасибо женщине скажите, Простите женщине обиду - И, как чужепланетный житель, Вернитесь на свою орбиту.
.........................
ЖЕМЧУЖИНЫ
Я когда-то сеял любовь И на суше, и на воде, Не боялся каменных лбов, Но боялся каменных дев,
Потому что каменным лбам Можно сходу - и между рог!
Ну, а против каменных дам Кто я есть? Повелитель блох.
Но я бился в сердца их зло, Словно муха бьется в окно, - И порой дрожало стекло, Разлеталось с треском оно!
Где вы, девы? Груда камней...
А в сердцах - шторма бушевали!
Там, в пучине, на самом дне, Жемчуг раковины скрывали.
О жестокий мой интерес, Баловство мое молодое: Что мне хрупких раковин треск, Если бусинки - на ладони?
Я любил такую игру, И скорлупки лихо хрустели: Смерть, она красна на миру, А любовь красна - на постели!
А любовь - как ледовый пласт, Предназначенный ледоколу, А любовь - словно снежный наст, По которому бьют подковы, А любовь - как девятый вал И скорлупка под парусами!..
Я жемчужин не воровал - Мне русалки бросали сами.
Я в кругу серафимов пел, Я в небесных волнах плескался!
Только жемчуг мой потускнел И нектар любви - расплескался.
Отзвенела моя казна, Отпорхали мои серафимы...
Но опять приходит весна, И мне хочется быть любимым!
И ползу я в свою нору, Бьюсь во сне и вздыхаю тяжко...
И, наверное, я умру, В кулаке сжимая стекляшку.
..........................