Клиффорд Саймак. Операция "Вонючка"

Я сидел на заднем крыльце своей лачуги, держал в правой руке бутылку, в левой - ружье и поджидал реактивный самолет, как вдруг за углом хижины подозрительно оживились собаки.

Я наспех отхлебнул из бутылки и неловко поднялся на ноги. Схватил метлу и обошел вокруг дома.

По тявканью я понял, что собаки загнали в угол скунса, а у скунсов и так от реактивных самолетов поджилки трясутся, нечего им докучать без нужды.

Я перешагнул через изгородь там, где она совсем завалилась, и выглянул из-за угла хижины. Уже смеркалось, но я разглядел, что три собаки кружат у зарослей сирени, а четвертая, судя по треску, продирается прямо сквозь кусты. Я знал, что, если сразу не положу этому конец, через минуту нечем будет дышать - скунс есть скунс.

Я хотел подобраться к собакам незаметно, но то и дело спотыкался о ржавые консервные банки и пустые бутылки и тут же дал себе слово, что утром расчищу весь двор. Я и раньше часто собирался, да как-то руки не доходили.

Я поднял такой шум, что все собаки удрали, кроме одной, - та завязла в кустах. Я хорошенько примерился и с удовольствием огрел ее метлой. Надо было видеть, как она оттуда выскочила, - тощая такая собака, шкура на ней обвисла, того и гляди, собака из нее выпрыгнет.

Собака взвыла, зарычала, вылетела, как пробка из бутылки, и метнулась мне прямо под ноги. Я пытался устоять, но наступил на пустую бутылку и постыдно шлепнулся на землю. Я так расшибся, что света божьего невзвидел, а потом никак не мог прийти в себя и подняться на ноги.

Пока я приходил в себя, из-под сиреневого куста вынырнул скунс и направился прямо ко мне. Я стал отгонять его, но он никак не отгонялся. Он завилял хвостом, словно встретил родную душу, подошел вплотную и с громким мурлыканьем стал о меня тереться.

Я и пальцем не двинул. Даже глазом не моргнул. Рассудил, что если я не шелохнусь, то скунс, может, и отстанет. Вот уже три года у меня под хижиной жили скунсы, и мы с ними отлично ладили, но никогда не были, что называется, на короткой ноге. Я их не трогал, они меня не трогали, и все были довольны.

А этой веселой зверюшке, как видно, втемяшилось в голову, что я ей друг. Может, скунса распирало от благодарности за то, что я отогнал собак.

Он обошел вокруг меня, потыкался мордой, потом вскарабкался ко мне на грудь и заглянул в лицо. И без устали мурлыкал с таким азартом, что весь дрожал.

Так он стоял на задних лапках, упершись мне в грудь передними, заглядывал мне в лицо и мурлыкал - то тихо, то громко, то быстро, то медленно. А сам навострил уши, будто ожидал, что я замурлычу в ответ, и все время дружелюбно вилял хвостом.

В конце концов я протянул руку (очень осторожно) и погладил скунса по голове, а он как будто не возражал. Так мы пролежали довольно долго - я его гладил, а он мурлыкал.

Потом я отважился стряхнуть его с себя.

После двух или трех неудачных попыток я кое-как поднялся с земли и пошел к крыльцу, а скунс тащился за мной по пятам.

Я опять сел на крыльцо, взял бутылку и как следует приложился к ней; это было самое умное, что можно сделать после стольких треволнений. А пока я пил из горлышка, из-за деревьев выскользнул реактивный самолет, свечкой взмыл над моим участком, и все кругом подпрыгнуло на метр-другой.

Я выронил бутылку и схватил ружье, но самолет скрылся из виду, прежде чем я успел взвести курок.

Я отложил ружье и как следует выругался.

Только позавчера я предупреждал полковника - и вовсе не в шутку, - что, если реактивный самолет еще раз пролетит так низко над моей хижиной, я его обстреляю.

- Безобразие, - говорил я полковнику. - Человек строит себе хижину, живет тихо-мирно, ни к кому не пристает. Так нет, правительству непременно надо устроить воздушную базу именно в двух милях от его дома. Какой может быть мир и покой, когда чертовы реактивные самолеты чуть не цепляют за дымовую трубу?

Вообще-то полковник разговаривал со мной вежливо. Он напомнил мне, как необходимы нам воздушные базы, как наша жизнь зависит от самолетов, которые там размещены, и как он, полковник, старается наладить маршруты вылетов так, чтобы не тревожить мирное население окрестностей.

Я сказал, что реактивные самолеты вспугивают скунсов, и он не стал смеяться, а даже посочувствовал и вспомнил, как в Техасе еще малолеткой ставил на скунсов капканы. Я объяснил, что не промышляю ловлей скунсов, что я, можно сказать, живу с ними под одной крышей, что я к ним искренне привязан, по ночам не сплю и слушаю, как они шныряют взад и вперед под хижиной, а когда слышу это, то чувствую, что я не одинок, что делю свой кров с другими тварями божьими.

Но тем не менее он не обещал, что реактивные самолеты больше не будут сновать над моим жильем, и тут-то я пригрозил обстрелять первый же самолет, который увижу у себя над головой. Тогда полковник вытащил из письменного стола какую-то книгу и прочитал мне вслух, что стрельба по воздушным кораблям - дело незаконное. Но я ничуть не испугался!

И надо же такому случиться! Я сижу в засаде, мимо проходит реактивный самолет, а я прохлаждаюсь с бутылкой.

Я перестал ругаться, как только вспомнил о бутылке, и тут же услышал бульканье. Она закатилась под крыльцо, я не сразу нашел ее и чуть с ума не сошел, услышав, как она булькает.

Я лег на живот, дотянулся до того места под ступеньками, куда закатилась бутылка, и наконец поднял ее, но она уже добулькалась досуха. Я швырнул ее во двор и, вконец расстроенный, опустился на ступеньки.

Тут из темноты вынырнул скунс, взобрался вверх по ступенькам и уселся рядом со мной. Я протянул руку, погладил его, и он в ответ замурлыкал. Я перестал горевать о бутылке.

- А ты, право, занятный зверь, - сказал я. - Что-то я не слыхал, чтобы скунсы мурлыкали.

Так мы посидели с ним, и я рассказал ему обо всех своих неприятностях с реактивными самолетами, как рассказывает животным человек, когда ему не с кем поделиться, а порой и когда есть с кем.

Я его ни капельки не боялся и думал, как здорово, что наконец-то хоть один скунс со мной подружился. Интересно, теперь, когда лед, так сказать, сломан, может, какой-нибудь скунс переселится из подполья ко мне в комнату?

Затем я подумал: теперь будет о чем порассказать ребятам в кабачке. Но тут же понял, что, как бы я ни клялся и ни божился, никто не поверит ни единому моему слову. Вот я и решил прихватить с собой живое доказательство.

Я взял ласкового скунса на руки и сказал:

- Поехали. Надо показать тебя ребятам.

Я налетел на дерево и запутался в старой проволочной сетке, что валялась на дворе, но кое-как добрался до того места перед домом, где стояла моя Старушка Бетси.

Бетси не была ни самой новой, ни самой лучшей машиной в мире, но зато отличалась верностью, о которой любой мужчина может только мечтать. Мы с ней многое пережили вместе и понимали друг друга с полуслова. У нас было что-то вроде сделки: я мыл ее и кормил, а она доставляла меня куда надо и всегда привозила обратно. Ни один разумный человек не станет требовать большего от автомобиля.

Я похлопал Бетси по крылу и поздоровался с ней, уложил скунса на переднее сиденье и залез в машину сам.

Бетси никак не хотела заводиться. Она предпочитала остаться дома. Однако я потолковал с ней по-хорошему, наговорил ей всяких ласковых слов, и наконец, дрожа и фыркая, она завелась.

Я включил сцепление и вывел ее на шоссе.

- Только не разгоняйся, - сказал я ей. - Где-то на этом перегоне автоинспекция ловит злостных нарушителей, так что у нас могут быть неприятности.

Бетси медленно и плавно довезла меня до кабачка, я оставил ее на стоянке, взял скунса под мышку и вошел в зал.

За стойкой работал Чарли, а в зале было полно народу - Джонни Эшленд, Скелет Паттерсон, Джек О'Нийл и еще с полдюжины других.

Я опустил скунса на стойку, и он сразу же двинулся к ребятам, будто ему не терпелось с ними подружиться.

А они, как его увидели, так сразу нырнули под табуреты и столы. Чарли схватил бутылку за горлышко и попятился в угол.

- Эйса, - заорал он, - сейчас же убери эту пакость!

- Да ты не волнуйся, - сказал я, - этот клиент не скандальный.

- Скандальный или не скандальный, проваливай отсюда с ним вместе!

- Убери его ко всем чертям! - хором подхватили посетители.

Я на них здорово разозлился. Подумать только, так лезть в бутылку из-за ласкового скунса!

Все же я смекнул, что их не переспоришь, подхватил скунса на руки и отнес к Бетси. Я нашел куль из рогожки, сделал скунсу подстилку и велел сидеть на месте, никуда не отлучаться - мол, скоро вернусь.

Задержался я дольше, чем рассчитывал, потому что пришлось рассказывать все подробности, а ребята задавали каверзные вопросы и сыпали шуточками, но никто не дал мне заплатить за выпивку - все подносили наперебой.

Выйдя оттуда, я не сразу увидел Бетси, а увидев, не сразу подошел - пришлось с трудом прокладывать к ней курс. Времени на это ушло порядком, но, поворачивая по ветру то на один галс, то на другой, я в конце концов подобрался к ней вплотную.

Я с трудом попал внутрь, потому что дверца открывалась не так, как обычно, а войдя, не мог отыскать ключ. Наконец я все-таки нашел его, но тут же уронил на пол, а когда нагнулся, то растянулся ничком на сиденье. Там было страшно удобно, и я решил, что вставать вовсе глупо. Переночую здесь, и дело с концом!

Пока я лежал, у Бетси завелся мотор. Ха! Бетси надулась и хочет вернуться домой самовольно. Вот какая у меня машина! Ну чем не жена?

Она дала задний ход, развернулась и направилась к шоссе. У самого шоссе остановилась, поглядела, нет ли там движения, и выехала на магистраль, направляясь прямехонько домой.

Я нисколько не тревожился. Знал, что могу положиться на Бетси. Мы с ней многое пережили вместе, и она была умницей, хотя прежде никогда не ходила домой самостоятельно.

Лежал я и удивлялся, как она раньше до этого не додумалась.

Нет на свете машины, которая ближе человеку, чем автомобиль. Человек начинает понимать свой автомобиль, а автомобиль приучается понимать человека, и со временем между ними возникает настоящая привязанность. Вот мне и показалось совершенно естественным, что настанет день, когда машине можно будет доверять точно так же, как лошади или собаке, и что хорошая машина должна быть такой же верной и преданной, как собака или лошадь.

Так я размышлял, и настроение у меня было отличное, а Бетси тем временем свернула с шоссе на проселок.

Но только мы остановились у моей лачуги, как позади раздался визг тормозов; я услышал, как открылась дверца чужого автомобиля и кто-то выпрыгнул на гравий.

Я попытался встать, но чуть замешкался, и этот кто-то рывком открыл дверцу, протянул руку, сгреб меня за шиворот и выволок из машины.

На неизвестном была форма государственного дорожного инспектора, второй инспектор стоял чуть подальше, а рядом с ним торчал полицейский автомобиль с красной мигалкой. Я просто диву дался, как это не заметил, что они за нами гонятся, но тут же вспомнил, что всю дорогу лежал пластом.

- Кто вел машину? - рявкнул тот фараон, что держал меня за шиворот.

Не успел я рта раскрыть, как второй фараон заглянул в Бетси и проворно отскочил шагов на десять.

- Слейд! - взвыл он. - Там внутри скунс!

- Не хочешь ли ты сказать, что скунс сидел за рулем? - осведомился Слейд.

Второй возразил:

- Скунс по крайней мере трезв.

- Оставьте-ка скунса в покое, - сказал я им. - Это мой друг. Он никому не причинил зла.

Я шарахнулся в сторону, рука Слейда выпустила мой воротник, и я метнулся к Бетси. Я ударился грудью о сиденье, вцепился в руль и попытался втиснуться внутрь.

Внезапно взревев, Бетси сама завелась, из-под ее колес вылетел гравий и пулеметной очередью ударил в полицейский автомобиль. Бетси устремилась вперед и, пробив изгородь, вырвалась на шоссе. Она со всего размаха врезалась в заросли сирени, я вывалился на ходу, а она понеслась дальше.

Я лежал, увязнув в кустах сирени, и следил, как Бетси выходит на большую дорогу. "Она старалась, как могла, - утешал я сам себя. - Она пыталась выручить меня, и не ее вина, что я не усидел за рулем. А теперь ей надо сматываться. И у нее это, видно, неплохо выходит. А ревет-то как - словно внутри у нее двигатель от линкора".

Инспекторы вскочили в автомобиль и пустились в погоню, а я стал соображать, как бы выпутаться из сирени.

В конце концов я оттуда выбрался, подошел к парадному крыльцу хижины и уселся на ступеньках. Тут вспомнил про изгородь и решил, что чинить ее все равно не стоит - проще пустить на растопку.

За Бетси я не очень беспокоился. Я был уверен, что она не даст себя в обиду.

В этом-то я был прав, потому что немного погодя автоинспекторы вернулись и поставили свою машину на подъездной дорожке. Они заметили, что я сижу на ступеньках, и подошли ко мне.

- А где Бетси? - спросил я.

- Бетси? А фамилия? - ответил Слейд вопросом на вопрос.

- Бетси - это машина, - пояснил я.

Слейд выругался.

- Удрала. Идет с незажженными фарами, делает сто миль в час. Я не я, если она ни во что не врежется.

На это я только головой покачал.

- С Бетси ничего такого не случится. Она знает все дороги на пятьдесят миль в окружности.

Слейд решил, что я над ним просто насмехаюсь. Он схватил меня и, встряхнув для острастки, поднял на ноги.

- Ты за это ответишь. - Он толкнул меня к другому инспектору, а тот поймал меня на лету. - Кидай его на заднее сиденье, Эрни, и поехали.

Похоже было, что Эрни не так бесится, как Слейд. Он сказал:

- Сюда, папаша.

Втащив меня в машину, они больше не желали со мной знаться. Я ехал с Эрни на заднем сиденье, а Слейд сидел за рулем. Не проехали мы и мили, как я задремал.

Когда я проснулся, мы как раз въезжали на стоянку у полицейского управления. Я вылез из машины и хотел было пойти сам, но они подхватили меня с двух сторон и поволокли силком.

Мы вошли в помещение вроде кабинета, с письменным столом, стульями и скамьей. За столом сидел какой-то человек.

- Что там у вас? - спросил он.

- Будь я проклят, если сам знаю, - ответил Слейд, злой как черт. - Боюсь, вы нам не поверите, капитан.

Эрни подвел меня к стулу и усадил.

- Пойду принесу тебе кофе, папаша. Нам надо с тобой потолковать. Желательно, чтобы ты протрезвел.

Я подумал, что с его стороны это очень мило.

Я вволю напился кофе, в глазах прояснилось, и все кругом перестало плясать и двоиться - я имею в виду мебель. Хуже было, когда я принялся соображать. То, что прежде само собой разумелось, теперь показалось очень странным. Например, как это Бетси сама отправилась домой.

В конце концов меня подвели к столу, и капитан засыпал меня вопросами о том, кто я такой, когда родился и где проживаю, но постепенно мы подошли к тому, что было у них на уме.

Я не стал ничего скрывать. Рассказал о реактивных самолетах, о скунсах и о своем разговоре с полковником. Рассказал о собаках, о ласковом скунсе и о том, как Бетси разобиделась и пошла домой самовольно.

- Скажите-ка, мистер Бейлз, - спросил капитан, - вы не механик? Я знаю, вы говорили, что работаете поденно и перебиваетесь случайным заработком. Но я хочу выяснить, может, вы со своей машиной что-нибудь намудрили?

- Капитан, - ответил я честно, - да я не знаю, с какого конца берутся за гаечный ключ.

- Вы, значит, никогда не работали над своей Бетси?

- Просто ухаживал за ней на совесть.

- А кто-нибудь еще над ней работал?

- Да я бы к ней никого и на пушечный выстрел не подпустил.

- В таком случае не можете ли вы объяснить, как это машина движется сама по себе?

- Нет, сэр. Но ведь Бетси умница...

- Вы точно помните, что не сидели за рулем?

- Конечно, нет. Мне казалось нормальным, что Бетси сама везет меня домой.

Капитан в сердцах швырнул на стол карандаш.

- Сдаюсь!

Он встал из-за стола.

- Пойду сварю еще кофе, - сказал он Слейду. - Может быть, у вас лучше получится.

- Еще одно, - обратился Эрни к Слейду, когда капитан хлопнул дверью. - Этот скунс...

- При чем тут скунс?

- Скунсы не виляют хвостом, - заявил Эрни. - И не мурлыкают.

- Этот скунс проделывал то и другое, - саркастически заметил Слейд. - Это был особенный скунс. Не скунс, а диво - хвост колечком. Кстати, скунс действительно ни при чем. Его только прокатили.

- Не найдется ли у вас рюмашечки, а? - спросил я. Мне было здорово не по себе.

- Конечно, - ответил Эрни. Он подошел к шкафчику в углу и вынул оттуда бутылку.

Через окно я увидел, что восток начал светлеть. Скоро рассвет.

Зазвонил телефон. Слейд снял трубку.

Эрни подал мне знак, и я подошел к нему, вернее, к шкафчику. Эрни вручил мне бутылку.

- Только не увлекайся, папаша, - посоветовал он. - Ты ведь не хочешь снова перебрать, правда?

Я и не увлекался. Высосал стакана полтора, и все.

Слейд заорал:

- Эй!

- Что случилось? - спросил Эрни. Он отнял у меня бутылку - не то чтобы силой, но вроде того.

- Какой-то фермер обнаружил машину, - сказал Слейд. - Она обстреляла его собаку.

- Она... что собаку? - с запинкой переспросил Эрни.

- Так утверждает этот малый. Он выгнал коров. Было раннее утро. Он собирался на рыбалку и хотел заблаговременно сделать кое-что по хозяйству. В конце узкого тупичка, между тремя изгородями, он увидел машину и решил, что ее здесь бросили.

- А что там насчет стрельбы?

- Вот слушай. Собака подбежала к машине и облаяла ее. И вдруг из машины вырвалась большая искра. Пса сбило с ног. Он встал и давай удирать. Машина пустила вдогонку ему вторую искру. Угодила псу прямо в ногу. Этот малый говорит, что у пса вскочили волдыри.

Слейд взял курс на дверь.

- Ну, вы там, поторапливайтесь!

- Ты нам, может, понадобишься, папаша, - сказал Эрни.

Мы выбежали на улицу и прыгнули в машину.

- Где находится эта ферма? - спросил Эрни.

- Западнее воздушной базы, - ответил Слейд.

Фермер поджидал нас на лавочке у ворот скотного двора. Когда Слейд затормозил, он вскочил на ноги.

- Машина еще там, - доложил он. - Я с нее глаз не спускаю. Оттуда никто не выходил.

- А она не может оттуда выбраться другим путем?

- Никак. Кругом леса да поля. Это тупик.

Слейд удовлетворенно хмыкнул. Он отвел полицейскую машину к началу проулка и развернул ее, надежно перегородив проезд.

- Отсюда дойдем на своих двоих, - заявил он.

- Сразу за тем вон поворотом, - показал фермер.

Мы зашли за поворот и увидели, что там стоит Бетси.

- Это моя машина, - сказал я.

- Давайте рассредоточимся, - предложил Слейд. - С нее станется и нас обстрелять.

Он расстегнул кобуру пистолета.

- Не вздумайте палить по моей машине, - предупредил я, но он и бровью не повел.

Мы все четверо рассредоточились и стали подкрадываться к Бетси. Чудно было, что мы ведем себя, будто она нам враг и надо захватить ее врасплох.

Вид у нее был такой же, как всегда, - обыкновенная развалюшка дешевой марки, но очень умная и очень преданная. И я все вспоминал: куда она только меня не возила, а ведь всегда привозила домой.

И вдруг она нас атаковала. Стояла-то она носом к тупику, и ей пришлось дать задний ход, но это не помешало ей напасть на нас.

Она слегка подпрыгнула и покатила к нам полным ходом, с каждой секундой все увеличивая скорость, и я увидел, что Слейд выхватил пистолет.

Я выскочил на середину проулка и замахал руками. Не доверял я этому Слейду. Я боялся, что, если Бетси не подчинится, он изрешетит ее пулями.

А Бетси и не собиралась останавливаться. Она надвигалась на нас, и притом гораздо быстрее, чем положено такой старой колымаге.

- С дороги, кретин! - завопил Эрни. - Она тебя сшибет!

Я отскочил в сторону, но при этом не больно старался. Я подумал: "Если уж до того дошло, что Бетси хочет сшибить меня, то стоит ли тогда жить на свете?"

Я споткнулся и растянулся ничком, но, падая, заметил, что Бетси оторвалась от земли, точно собиралась через меня перепрыгнуть. Я сразу смекнул, что уж мне-то ничего не угрожает - у Бетси и в мыслях не было наехать на меня.

А Бетси поплыла прямиком в небо; колеса у нее все еще крутились, будто она взбиралась задним ходом на невидимый крутой холм.

Я перевернулся на спину, сел и давай глядеть на нее, а поглядеть было на что, это уж поверьте. Она летела точь-в-точь как самолет. Я просто черт знает как гордился ею.

Слейд стоял разинув рот, опустив руку с пистолетом. Ему и в голову не пришло стрелять. Скорее всего, он вообще забыл, что у него есть пистолет.

Бетси взмыла над верхушками деревьев и вся засияла, засверкала под солнцем - двух недель не прошло с тех пор, как я ее драил, - и я подумал, до чего же это здорово, что она научилась летать.

Тут я увидел реактивный самолет и хотел крикнуть Бетси, чтоб побереглась, но во рту у меня пересохло, будто туда квасцов насыпали, - я онемел.

Наверное, все это длилось с секунду, но мне казалось, будто они летят уже целую вечность, - в небе повисла Бетси и повис самолет, и я знал, что катастрофы не миновать.

Потом по всему небу разлетелись куски металла, а реактивный самолет задымился и пошел на посадку влево, в сторону кукурузного поля.

Я сидел посреди дороги - руки-ноги стали прямо ватные - и глаз не сводил с кусков, которые еще недавно были моей Бетси. У меня на душе кошки скребли. Сердце кровью обливалось от такого зрелища.

Обломки машины с грохотом падали на землю, но один кусок спускался не так стремительно, как остальные. Он как будто планировал.

Я все следил за ним и недоумевал, с чего это он планирует, когда остальные куски давно упали, и вдруг заметил, что это крыло машины и что оно болтается вверх-вниз, словно тоже хочет упасть, но кто-то ему мешает.

Крыло спланировало на землю у опушки леса. Оно легко опустилось, покачалось и осело на бок. А когда оно оседало, из него что-то выскочило. Это "что-то" встряхнулось и вприпрыжку умчалось в лес.

Ласковый скунс!

К этому времени все метались как угорелые. Эрни бежал к фермерскому дому - звонить на воздушную базу насчет самолета, а Слейд с фермером мчались на кукурузное поле, где самолет пропахал в кукурузе такую межу, что там прошел бы и танковый дивизион.

Я встал и подошел к тому месту, где, как я приметил, упали куски. Кое-что я нашел - фару (даже стекло на ней не разбилось), искореженное и перекрученное колесо, металлическую решетку с радиатора. Я понимал, что это все без толку. Никто уж никогда не соберет Бетси заново.

И вот стоял я с куском хромированного металла в руке и думал о том, как славно мы с Бетси, бывало, проводили время, - как она возила меня в кабачок и терпеливо дожидалась, когда мне захочется домой, и как мы уезжали на рыбалку и вдвоем съедали там походный ужин, и как осенью подавались к северу охотиться на оленей.

Пока я там стоял, с кукурузного поля вернулись Слейд и фермер, а между ними плелся летчик. У него был очумелый вид, ноги подгибались, и он просто висел на своих спутниках. Глаза у него остекленели, язык заплетался.

Дойдя до проулка, они перестали поддерживать летчика, и тот тяжело опустился наземь.

- Какого черта, - только и спросил он, - неужто стали выпускать летающие автомобили?

Никто ему не ответил. Зато Слейд накинулся на меня:

- Эй, папаша! Оставь в покое обломки! Не смей к ним прикасаться!

- У меня есть полное право к ним прикасаться, - возразил я. - Это моя машина.

- Ничего не трогай! Здесь что-то нечисто. Эта рухлядь, возможно, покажет, в чем дело, если к ней никто не сунется раньше времени.

Бросил я решетку от радиатора и вернулся в проулок.

Мы все четверо расселись рядком и стали ждать. Летчик, видимо, пришел в себя. Ему рассекло кожу над глазом, и на лице запеклась кровь, но в общем-то он был целехонек. Даже попросил сигарету, и Слейд дал ему закурить и поднес огонек.

Мы услышали, как в начале проулка Эрни задним ходом вывел полицейскую машину из тупичка. Вскорости он подошел к нам.

- Сейчас будут.

Он сел рядом с нами. О том, что произошло, мы и словом не обмолвились. По-моему, все боялись об этом говорить.

Не прошло и четверти часа, как нагрянула вся воздушная база. Сначала появилась санитарная машина; туда погрузили летчика, и она отъехала, вздымая клубы пыли.

Вслед за санитарной машиной подъехали пожарные, а за ними - джип с самим полковником. За полковничьим потянулись другие джипы и три-четыре грузовика, и все машины были битком набиты солдатами. Мы и глазом моргнуть не успели, как они наводнили всю округу.

Полковник сразу побагровел, - видно, расстроился. Оно и понятно. Где это видано, чтобы самолет в воздухе налетал на автомобиль?

Громко топая, полковник подошел к Слейду и наорал на него, а Слейд в ответ тоже заорал, и я удивился, с чего это они так взъелись друг на дружку, но оказалось - ничего подобного. Просто такие уж у них голоса, когда они волновались.

Кругом все бегали и суетились и тоже орали, но это продолжалось недолго. Прежде чем полковник и Слейд перестали шуметь, набежало полным-полно солдат и инициатива перешла к военно-воздушным силам.

Окончив разговор со Слейдом, полковник подошел ко мне.

- Итак, машина была ваша, - сказал он таким тоном, будто я во всем виноват.

- Да, моя, и я стребую с вас убытки по суду. Машина была первый сорт.

Полковник вперился в меня так, словно хотел убить на месте, и вдруг узнал.

- Постойте-ка, - сказал он. - Это не вы у меня на днях были?

- Точно. Я еще рассказывал вам о своих скунсах. Один из них как раз сидел сейчас в Старушке Бетси.

- Валяйте дальше, приятель, - сказал полковник. - До меня что-то туго доходит. Только не травите.

- Старушка Бетси - это машина, - объяснил я, - и в ней сидел скунс. Когда в нее врезался ваш самолет, скунс приземлился на крыле от машины.

- Вы хотите сказать, что скунс... крыло... что...

- Он вроде бы спланировал, - докончил я.

- Капрал, - обратился полковник к Слейду, - что там у него на счету?

- Да только езда в пьяном виде, - ответил Слейд. - Пустяки.

- Я хотел бы взять его с собой на базу.

- Буду вам очень признателен, - неуверенным голосом ответил Слейд.

- В таком случае пошли, - сказал полковник, и я проследовал за ним к джипу.

Мы расположились на заднем сиденье, а машину вел солдат - шпарил как на пожар. Мы с полковником особенно не разговаривали. Мы только зубы стискивали и надеялись, что доберемся живыми. Так, по крайней мере, было со мной.

Там, на базе, полковник сел за свой письменный стол, кивком приказал мне занять кресло. Потом откинулся на спинку стула и давай меня изучать. Счастье, что ничего плохого я не сделал, иначе под его взглядом я бы, пожалуй, не выдержал и раскололся.

- Вы тут много чего наговорили, - начал полковник. - Устраивайтесь-ка поудобнее и расскажите все с самого начала, не пропуская ни единой мелочи.

Я стал рассказывать ему все как есть и пустился во всякие подробности, чтобы втолковать ему мою точку зрения, а он ничего, не перебивал, только сидел и слушал. Ни разу еще мне не попадался такой хороший слушатель.

Когда я выложил все до конца, он нашарил на столе блокнот и карандаш.

- Давайте-ка зафиксируем основные выводы, - сказал он. - Вы утверждаете, что раньше машина никогда не совершала самовольных действий?

- Насколько я знаю, не совершала, - ответил я как на духу. - Но, конечно, она могла тренироваться в мое отсутствие.

- И никогда до сих пор не летала?

Я покачал головой.

- А когда она стала проделывать то и другое, в ней находился этот ваш скунс?

- Совершенно верно.

- И вы утверждаете, что после катастрофы скунс спланировал, сидя на крыле машины?

- Крыло перевернулось, а скунс убежал в лес.

- Вам не кажется странным, что крыло планировало, тогда как остальные обломки просто грохнулись оземь?

Я согласился, что это и вправду чудно.

- Теперь о скунсе. Вы утверждаете, что он мурлыкал?

- Еще как! Любо-дорого было слушать!

- И вилял хвостом?

- Прямо как собака.

Полковник отодвинул блокнот и откинулся на спинку стула. Он сложил руки на груди, точно обнял себя за плечи.

- По личному опыту, накопленному в детстве при ловле скунсов в капканы, могу вам сообщить, что скунсы не мурлыкают и никогда не виляют хвостом.

- Я знаю, что у вас на уме, - объявил я, озлившись, - но не так уж я был пьян. Я сделал глоток-другой, чтобы скоротать время, покуда появится самолет. Но я видел скунса своими глазами, знаю, что это был именно скунс, и помню, как он мурлыкал. Ласковый был, будто я ему понравился, и он...

- Ну ладно, - сказал полковник. - Ладно.

Сидели мы и смотрели друг на друга. Ни с того, ни с сего он ухмыльнулся.

- А знаете, - сказал он, - я вдруг понял, что мне нужен адъютант.

- Желающих нет, - ответил я упрямо. - Вы меня и на четверть мили не подтащите к реактивному самолету. Хоть вяжите по рукам и по ногам.

- Вольнонаемный адъютант. Триста долларов в месяц и полное обеспечение.

- Всю жизнь мечтал толкаться среди военных.

- И выпивки сколько влезет.

- Где надо расписаться? - спросил я.

Вот так-то я и стал адъютантом полковника.

Я подумал, что у него шарики за ролики заехали, да и сейчас так думаю. Для него все сложилось бы куда лучше, если бы он тогда же вышел в отставку. Но он носился со своей идеей и был из числа тех азартных дураков, что играют ва-банк.

Мы с ним уживались как нельзя лучше, но временами кое в чем расходились. Началось все с дурацкого требования, чтобы я не отлучался с базы. Я устроил скандал, но полковник уперся.

- Ты выйдешь за ворота, распустишь слюни и начнешь трепаться, - твердил он. - А мне надо, чтобы ты прикусил язык и держал его за зубами. Как по-твоему, для чего я тебя взял на службу?

Жилось мне не так уж плохо. Забот и в помине не было. Просто пальцем не шевелил - никакой работы с меня никто не спрашивал. Жратва была сносная, комнату с постелью мне дали, и полковник сдержал слово насчет выпивки.

Несколько суток я полковника вовсе не видел. В один прекрасный день забежал к нему поздороваться. Только я на порог, как входит сержант с пачкой бумаг в руке. И будто сам не свой.

- Вот рапорт о том автомобиле, сэр, - доложил он.

Полковник взял бумаги и перевернул несколько листов.

- Сержант, я ничего не понимаю.

- И я тоже, сэр.

- Ну вот это, например, что? - спросил полковник и ткнул пальцем.

- Вычислительное устройство, сэр.

- В автомобилях не бывает вычислительных устройств.

- Вот именно, сэр, то же и я говорю. Но мы нашли место, где оно было укреплено на моторе.

- Укреплено? Приварено?

- Ну не совсем приварено. Оно вроде бы стало частью мотора. Как будто их отлили вместе. Там не было никаких следов сварки.

- А вы уверены, что это вычислительное устройство?

- Так утверждает Коннели, сэр. Он на вычислительных машинах собаку съел. Однако таких он еще не видывал. Он говорит, что это устройство работает по совершенно иному принципу. И полагает, что он очень толковый. Принцип этот, он говорит...

- Продолжайте! - гаркнул полковник.

- Он говорит, что по мощности это устройство в тысячу раз превосходит лучшие наши вычислительные машины. Он говорит, будто, даже не обладая буйной фантазией, можно назвать это устройство разумным.

- Что вы понимаете под словом "разумный"?

- Вот Коннели уверяет, что такая штука, возможно, умеет самостоятельно мыслить.

- О господи! - только и выговорил полковник.

Он посидел с минуту, словно о чем-то задумался. Потом перевернул страницу и ткнул в другое место.

- А это другой блок, сэр, - сказал сержант. - Чертеж блока. Что за блок - не известно.

- Не известно!

- Мы никогда ничего подобного не видели, сэр. Мы понятия не имеем, какое у него назначение. Он был связан с трансмиссией, сэр.

- А это?

- Результаты химического анализа бензина. С бензином что-то странное, сэр. Мы нашли бак, весь искореженный и на себя не похожий, но там еще оставался бензин. Он не...

- Но с какой стати вам вздумалось делать анализ?

- Да ведь это не бензин, сэр. Это что-то другое. Раньше был бензин, но он изменился, сэр.

- У вас все, сержант?

Сержанту, как я видел, становилось жарко.

- Нет, сэр, есть еще кое-что. В рапорте все изложено, сэр. Нам удалось найти большую часть обломков, сэр. Отсутствуют лишь несколько мелких деталей. В настоящее время мы работаем над сборкой.

- Сборкой...

- Может, вернее назвать это склейкой, сэр...

- Машина не будет ходить?

- Навряд ли, сэр. Ее здорово покалечило. Но если бы ее удалось собрать целиком, это был бы лучший автомобиль в мире. Судя по спидометру, машина прошла 80.000 миль, но ее состояние такое, будто она только вчера с завода. К тому же она сделана из таких сплавов, что мы просто диву даемся.

Сержант помолчал.

- Осмелюсь доложить, сэр, тут дело нечисто.

- Да, да, - сказал полковник. - Вы свободны, сержант. Еще как нечисто!

Сержант повернулся кругом.

- Минуточку, - окликнул его полковник.

- Есть, сэр.

- Мне очень жаль, сержант, но вам и всему подразделению, прикомандированному к машине, не разрешается покидать территорию базы. Я не могу допустить утечки информации. Сообщите своим людям. Если кто-нибудь пикнет, я с ним живо расправлюсь.

- Есть, сэр, - сказал сержант и вежливо козырнул, но вид у него был такой, словно он сейчас полковнику глотку перережет.

Когда сержант вышел, полковник сказал мне:

- Эйса, если ты что-то знаешь и молчишь, а потом это выплывет наружу и я окажусь в дураках, то я сверну твою тощую шею.

- Чтоб мне провалиться, - сказал я.

Он как-то чудно на меня посмотрел.

- Тебе известно, что это за скунс?

Я покачал головой.

- Это вовсе не скунс, - сказал он. - И мы обязаны выяснить, кто же это.

- Но ведь его здесь нет. Он убежал в лес.

- Его можно поймать.

- Это мы-то вдвоем?

- Зачем вдвоем? На базе две тысячи солдат.

- Но...

- Ты думаешь, им не очень-то по вкусу ловить скунса?

- Примерно так. Может, они и пойдут в лес, но сделают все, чтобы не найти скунса, ни за что не станут ловить.

- Станут как миленькие, если пообещать вознаграждение. Пять тысяч долларов.

Я посмотрел на него так, словно он окончательно спятил.

- Поверь, - сказал полковник, - он того стоит. Всех этих денег, до последнего цента.

Я же говорю, свихнулся человек.

В облаву на скунса я не пошел. Я знал, как мало шансов найти его. К этому времени он мог выбраться за пределы штата или залезть в такую нору, где его и днем с огнем не сыщешь.

Да и ни к чему мне было пять тысяч долларов. Я получал хороший оклад и пил вволю.

На другой день я зашел к полковнику покалякать. У него был крупный разговор с военным врачом.

- Вы обязаны отменить свой приказ! - разорялся костоправ.

- Не могу я его отменить! - орал полковник. - Мне необходимо это животное!

- Вы когда-нибудь видели, чтобы скунсов ловили голыми руками?

- Нет, никогда.

- У меня уже одиннадцать штук, - сказал костоправ. - Больше я не потерплю.

- Капитан, - ответил полковник, - прежде чем все это кончится, у вас будет гораздо больше одиннадцати скунсов.

- Значит, вы не отмените приказ, сэр?

- Нет.

- В таком случае я сам прекращу это безобразие!

- Капитан! - свирепо произнес полковник.

- Вы невменяемы, - заявил костоправ. - Никакой военный трибунал...

- Капитан!

Но капитан ничего не ответил. Он повернулся кругом и вышел.

Полковник взглянул на меня.

- Иной раз приходится тяжко, - сказал он.

Я понял, что надо срочно найти этого скунса, иначе полковника смешают с грязью.

- А все-таки я в толк не возьму, - сказал я, - на кой черт вам сдался этот зверь. Обыкновенный скунс, разве что мурлыкать умеет.

Полковник уселся за стол и стиснул голову руками.

- О господи! - простонал он. - До чего же тупы люди!

- Это-то да, - не отставал я, - но все-таки непонятно...

- Сам посуди, - сказал полковник. - Кто-то копался в твоей машине. Ты утверждаешь, что это не твоя работа. Ты утверждаешь, что не подпустил бы к машине никого другого. Ребята, которые исследовали обломки, заявляют, что в машине есть такие премудрые устройства, до каких у нас еще никто не додумался.

- Если вы думаете, что этот скунс...

Полковник трахнул кулаком по столу.

- Да какой там скунс! Нечто, _п_о_х_о_ж_е_е_ на скунса! Нечто, смыслящее в машинах побольше твоего, моего, да и вообще больше, чем будет когда-нибудь смыслить человек!

- Но у него и рук-то нет. Как, по-вашему, мог он сотворить то, что вы думаете?

Но он не успел мне ответить.

С треском распахнулась дверь, и ввалились двое солдат из караулки. Им было не до того, чтобы приветствовать полковника по всей форме.

- Господин полковник, - сказал один из них, переводя дух. - Господин полковник, нашли. Даже не пришлось его ловить. Мы свистнули, и он пошел за нами следом.

За ними, виляя хвостом и мурлыча, вошел скунс. Он сразу подбежал ко мне и стал тереться о мои ноги. Когда я наклонился и взял его на руки, он замурлыкал так громко, что я побоялся, не взорвется ли.

- Он самый? - спросил меня полковник.

- Он и есть, - подтвердил я.

Полковник схватил телефонную трубку.

- Соедините меня с Вашингтоном! Пентагон! Мне нужен генерал Сандерс!

И махнул нам рукой.

- Вон отсюда!

- Но, господин полковник, вознаграждение...

- Получите! А теперь убирайтесь!

Вид у него был, как у человека, которому только сейчас объявили, что его не расстреляют на рассвете.

Мы повернулись через правое плечо и вышли из кабинета.

У двери с винтовками в руках топтались четыре субъекта устрашающего вида, типичные техасские гангстеры.

- Ты на нас не обращай внимания, друг, - сказал мне один из них. - Мы всего-навсего твои телохранители.

Это и вправду были мои телохранители. Ни на шаг от меня не отставали - куда я, туда и они. И с нами ходил скунс. Поэтому они ко мне и прилипли. Я-то им был до лампочки. Это скунса надо было охранять.

А скунс привязался ко мне - клещами не оторвешь. Он шел за мной по пятам и шмыгал у меня между ботинками, но по большей части ему хотелось, чтобы я таскал его на руках или сажал себе на плечо. И он все время мурлыкал. То ли смекнул, что я ему настоящий друг, то ли считал меня простофилей.

Жить стало трудновато. Скунс спал вместе со мной, и в моей комнате ночевали все четыре охранника. В отхожее место я шел со скунсом и одним охранником, а остальные трое околачивались поблизости. Я ни на миг не оставался один. Я говорил, что это непорядочно. Я говорил, что это неконституционно. Ничего не помогало. Деться было некуда. Охранников было двенадцать штук, и работали они в три смены, по восемь часов каждая.

Несколько дней я не видел полковника и подумал, что это странно: раньше он себе места не мог найти, пока не заполучит скунса, а теперь ему до скунса и дела нет.

А я тем временем пораскинул умом насчет того, что говорил полковник о скунсе: будто это и не скунс вовсе, а существо, по виду схожее со скунсом, и будто оно знает о чем-то побольше нашего. И чем дольше я об этом думал, тем больше верил в то, что полковник, пожалуй, прав. Но все-таки казалось невероятным, чтобы какая-то безрукая тварь разбиралась в машинах, не говоря уж о том, чтобы мудрить с ними.

Но тут я вспомнил, как мы с Бетси всегда понимали друг друга, и, более того, представил себе, что человек и машина сближаются настолько, что могут друг с другом беседовать, и тогда человек, даже безрукий, может помочь машине улучшиться. И хоть, когда говоришь это вслух, получается что-то вроде нелепицы, но в глубине души мне казалось, что так и должно быть, и как-то тепло становилось при мысли о том, что человек и машина могут стать закадычными друзьями.

Если на то пошло, не такая уж это нелепость.

Быть может, говорил я себе, когда зашел в кабачок и оставил скунса в машине, то скунс оглядел ее и пожалел эту старую колымагу, как мы с вами пожалели бы бездомную кошку или больную собаку. И, может быть, скунс тут же, на месте, решил починить ее, как умеет; с него сталось бы и металлом разжиться где-нибудь, где не скоро хватятся, чтобы смастерить вычислитель и все эти хитроумные штучки.

Кто его знает, может, до него не доходило, хоть тресни, как это их не было в машине с самого начала. Может, он считал, что машина без этих штучек вообще не машина. А скорее всего, подумал, что Бетси неисправна.

Охранники прозвали скунса Вонючкой, и это были враки, потому что от него ничуть не пахло - редко я встречал таких спокойных и воспитанных зверей. Я сказал охранникам, что это несправедливо, но они только ржали надо мной, и вскорости об этой кличке прознала вся база, и, куда бы мы ни шли, отовсюду нам кричали: "Эй, Вонючка!" Скунс, как видно, ничего не имел против, и я тоже в мыслях стал называть его Вонючкой.

Так я сам додумался, что Вонючка мог починить Бетси и почему он ее чинил. Но одного я никак не уразумел - откуда он вообще взялся? Думал я, думал, но так ничего и не надумал, кроме каких-то глупостей, и даже сам решил, что это уж слишком.

Разок-другой я заходил к полковнику, но сержанты и лейтенанты гнали меня в три шеи и мы с ним так и не повидались. Я обиделся и решил туда больше не соваться, пока он меня не позовет.

В один прекрасный день он меня позвал. Прихожу я и вижу: у него в кабинете полным-полно важных шишек. Полковник как раз переговаривался с каким-то старым, седым, свирепым старикашкой, у него был нос крючком, зубастая пасть и звезды на погонах.

- Генерал, - обратился к старикашке полковник, - разрешите представить вам ближайшего друга Вонючки.

Генерал подал мне руку. Вонючка помурлыкал ему, сидя на моем плече.

Генерал хорошенько вгляделся в Вонючку.

- Полковник, - сказал он, - от души надеюсь, что вы не заблуждаетесь. В противном случае, если когда-нибудь дойдет до огласки, военно-воздушные силы погибли. Армия и флот будут потешаться над нами еще десятки лет, да и конгресс нам никогда не простит такого розыгрыша.

Полковник судорожно глотнул:

- Уверяю вас, сэр, я не заблуждаюсь.

- Не знаю, как это я дал себя уговорить, - разворчался генерал. - Более сумасбродный план и представить себе невозможно.

Он еще раз поглядел на Вонючку.

- По-моему, скунс как скунс, - заметил генерал.

Полковник представил меня группе других полковников и куче майоров, а с капитанами, если они там вообще были, возиться не стал, и все жали мне руку, а Вонючка им мурлыкал - получалось очень уютно.

Один из полковников подхватил Вонючку на руки, но тот стал отчаянно брыкаться и все рвался ко мне.

Генерал сказал:

- Кажется, он предпочитает именно ваше общество.

- Он мой друг, - объяснил я.

После ленча полковник с генералом зашли за мной и Вонючкой и все мы отправились в ангар. Там навели порядок, и в ангаре стоял только один самолет, из новейших реактивных. Нас поджидала целая толпа - были и военные, но больше все спецы в гражданской одежде или в грубых бумажных комбинезонах. Некоторые держали в руках инструменты - так я считаю, - хотя я эдаких диковин сроду не видывал. И всюду были понаставлены какие-то аппараты.

- А теперь, Эйса, - сказал полковник, - сядь в этот реактивный самолет вместе с Вонючкой.

- А чего там делать? - спросил я.

- Да просто посиди. Но только ничего не трогай. Иначе ты нам все испортишь.

Мне показалось, что дело тут нечисто, и я заколебался.

- Не бойтесь, - успокоил меня генерал. - Вам ничего не грозит. Входите смелей и усаживайтесь.

Так я и сделал, и получилось вовсе глупо. Я вскарабкался туда, где полагается сидеть пилоту, и уселся в его кресло; ну и местечко! Повсюду торчала всякая чертовщина, какие-то приборы и невиданные штучки. Я не смел шелохнуться, до того боялся их задеть - бог его знает, что бы могло стрястись.

Вошел я, значит, уселся и некоторое время развлекался тем, что глазел на все эти диковины и гадал, для чего они служат, но почти ни разу не угадал.

В конце концов я осмотрел все в сотый раз и стал ломать себе голову, чем бы еще заняться, а делать было нечего, скучища смертная. Но тут я вспомнил, сколько денег заколачиваю, сколько даровой выпивки получаю, и подумал, что ради всего этого можно просидеть любое кресло.

А Вонючка вообще не обратил ни на что внимания. Он пристроился у меня на коленях и заснул - так мне, во всяком случае, казалось. Он-то себя не утруждал, это уж точно. Лишь время от времени приоткрывал один глаз или поводил ухом, только и всего.

Поначалу я об этом не думал, но, когда посидел там час или около того, до меня вдруг дошло, зачем они затащили нас с Вонючкой в самолет. Они надеются, подумал я, что, если посадят в самолет Вонючку, он и этот самолет пожалеет и проделает с ним такую же штуку, как с Бетси. Но если они так полагают, то наверняка останутся в дураках: ведь Вонючка решительно ничего не стал делать, только свернулся клубочком и заснул.

Мы просидели несколько часов, а потом нам сказали, что можно вылезать.

Тут-то и закрутилась операция "Вонючка". Так они называли всю эту бодягу. Просто умора, каких только названий не выдумает военная авиация!

Это тянулось несколько дней. Утром мы с Вонючкой вставали, несколько часов сидели в самолете, делали перерыв на обед и возвращались еще на несколько часов. Вонючка как будто не возражал. Ему было все равно, где сидеть. Он только и делал, что сворачивался клубочком у меня на коленях, и через пять минут уже дремал.

Насколько я мог судить, дело не двигалось ни на шаг, но с каждым днем генерал, полковник и спецы, что наводняли ангар, распалялись все больше и больше. Видно было, что им до смерти охота почесать языки, но они сдерживались.

Очевидно, работа не кончалась и после того, как мы с Вонючкой уходили. Каждый вечер в ангаре горел свет, спецы вкалывали вовсю, а вокруг них охраны было видимо-невидимо.

В один прекрасный день тот реактивный самолет, в котором мы сидели, выкатили из ангара, вместо него поставили другой, и все повторилось снова-здорово. Опять ничего не произошло. Однако атмосфера в этом ангаре до того накалилась, что, казалось, все вот-вот вспыхнет.

Ума не приложу, что там такое творилось.

Постепенно это состояние напряженности передалось всей базе, и началось что-то совершенно невероятное. Вам и во сне не снилась воинская часть, которая бы так проворно пошевеливалась. Приехала бригада строителей и давай строить новые корпуса, а как только они были готовы, там разместили какие-то машины. Приезжали все новые и новые люди, и очень скоро база превратилась в растревоженный муравейник.

Однажды я вышел погулять (а охранники тащились рядом) и увидел такое, что аж глаза выпучил. Всю базу обносили четырехметровым забором, увенчанным колючей проволокой. А по эту сторону забора было столько охранников, что они чуть не наступали друг другу на пятки.

Вернулся я с прогулки перепуганный, потому что, судя по всему, меня силком втянули в какое-то чересчур сложное и темное дело.

До сих пор я полагал, что речь идет только о полковнике, который слишком выслуживался перед начальством и теперь никак это не расхлебает. Все время я очень жалел полковника: ведь генерал, судя по его роже, был из тех типов, что позволяют водить себя за нос лишь до поры до времени, а потом раз - и к ногтю.

Примерно в то же время посреди одной из взлетных полос стали рыть огромный котлован. Как-то раз я подошел взглянуть на него и только диву дался. Была хорошая, ровная взлетная полоса, стоила больших денег, а теперь в ней роют яму - не иначе как хотят сделать бассейн для плавания. Я порасспросил кое-кого, но люди, к которым я обращался, то ли сами ничего не знали, то ли знали, да помалкивали.

А мы с Вонючкой все сидели в самолетах. Теперь это был шестой по счету. Но ничто не менялось. Я сидел и скучал до одури, а Вонючка не унывал.

Как-то вечером полковник передал через сержанта, что хочет меня видеть.

Я вошел, сел и посадил Вонючку на письменный стол. Он разлегся на полированной крышке и стал переводить глаза с меня на полковника.

- Эйса, - сказал полковник, - по-моему, все идет хорошо.

- Вы хотите сказать, что добились своего?

- Мы добились неоспоримого преимущества в воздухе. Теперь мы опередили остальные страны на добрый десяток лет, если не на все сто, - в зависимости от того, насколько нам удастся все освоить. Теперь нас никому не догнать.

- Но ведь Вонючка только и делал, что спал!

- Он только и делал, - сказал полковник, - что реконструировал каждый самолет. В ряде случаев он применял совершенно непонятные принципы, но голову даю на отсечение, немного погодя мы их поймем. А в других случаях изменения были так просты и так очевидны, что просто удивительно, как это мы сами до них не додумались.

- Полковник, а кто такой Вонючка?

- Не знаю, - ответил он.

- Вы же что-то подозреваете.

- Безусловно. Но это только подозрение, не более. Мне страшно даже подумать об этом.

- Меня не так-то легко застращать.

- Ну что же, в таком случае... Вонючка не похож ни на что земное. Мне кажется, он с другой планеты, а может быть, даже из другой звездной системы. По-моему, он совершил к нам космический перелет. Как и зачем, не имею представления. Возможно, звездолет потерпел аварию, а Вонючка сел в спасательную ракету и прилетел на Землю.

- Но если у него была ракета...

- Мы прочесали каждый квадратный метр на много миль в окружности.

- И ничего не нашли?

- Ничего, - сказал полковник.

Переварить такую идею было трудновато, но я с этим справился. Затем я подумал о другом.

- Полковник, - сказал я, - по вашим словам, Вонючка починил самолеты, и они стали даже лучше новых. Как же он мог это сделать, когда у него нет рук и он только спал и ни до чего ни разу не дотронулся?

- А как по-твоему? - спросил полковник. - Я выслушал уйму догадок. Из них только одна не совсем лишена смысла, да и то с натяжкой, - это телекинез.

Ну и словечко!

- А что это значит, полковник?

Этим словечком я собрался ошарашить ребят в кабачке, если когда-нибудь попаду туда снова, и хотел употребить его кстати.

- Передвижение предметов усилием мысли, - объяснил полковник.

- Да ведь он ничего не передвигал, - возразил я. - Все новые устройства в Бетси и в самолетах взялись прямо изнутри, никто ничего не вставлял.

- При телекинезе и это возможно.

Я задумчиво покачал головой.

- А мне все иначе мыслится.

- Валяй, - вздохнул полковник. - Послушаем и твою теорию. Не понимаю, с какой стати ты должен быть исключением.

- По-моему, у Вонючки, если можно так выразиться, легкая рука на машины, - сказал я. - Знаете, как у некоторых людей бывает легкая рука на растения, а вот у него...

Полковник одарил меня долгим жестким взглядом из-под нахмуренных бровей, потом медленно склонил голову.

- Я понимаю, что ты имеешь в виду. Новые узлы и детали никто не вставлял и не переставлял. Они наросли.

- Что-то в этом роде. Может быть, он умеет оживлять машины и все улучшает их, отращивая детали, чтобы машины стали счастливее и повысили свой КПД.

- В твоем изложении это звучит глупо, - проворчал полковник, - но вообще-то здесь намного больше смысла, чем во всех прочих рассуждениях. Человек работает с машинами - я говорю о настоящих машинах - всего лишь лет сто, от силы двести. Если поработать с ними десять тысяч или миллион лет, это покажется не таким уж глупым.

Мы долго молчали, уже наступили сумерки, а мы оба все думали, и, наверное, об одном и том же. Думали о черной бездне, лежащей за пределами Земли, и о том, как Вонючка пересекал эту бездну. Пытаясь представить себе, из какого мира он прибыл, почему расстался со своим миром и что случилось с ним в черной бездне, что вынудило искать убежища на Земле.

И оба, наверное, думали о том, какая ирония судьбы занесла его на планету, где он похож на зверька, от которого все норовят держаться подальше.

- Чего я никак не пойму, - нарушил молчание полковник, - так это зачем ему такие хлопоты? Почему он это делает ради нас?

- Он это делает не ради нас, а ради самолетов, - ответил я. - Он их жалеет.

Дверь распахнулась, и, громко топая, вошел генерал. Он торжествовал. В комнате сгустилась тьма, и вряд ли он меня увидел.

- Разрешение получено! - радостно объявил он. - Корабль прибудет завтра. Пентагон не возражает.

- Генерал, - сказал полковник, - мы чересчур торопим события. Пора заложить какие-то основы для понимания самой сути. Мы ухватили то, что лежало на поверхности. Мы использовали этого зверька на всю катушку. Мы получили колоссальную информацию...

- Но не ту, что нам нужна! - рявкнул генерал. - До сих пор мы занимались опытами. А вот информации по А-кораблю у нас нет. Вот что необходимо нам в первую очередь.

- Точно так же нам необходимо понять это существо. Понять, каким образом оно все делает. Если бы с ним можно было побеседовать...

- Побеседовать! - генерал совсем взбесился.

- Да, побеседовать! - не испугался полковник. - Скунс все время мурлыкает. Может быть, это способ общения. Нашедшие его солдаты только свистнули, и он пошел за ними. Это было общение. Будь у нас хоть капля терпения...

- У нас нет времени на такую роскошь, как терпение, полковник.

- Генерал, нельзя же так - просто выжать его досуха. Он сделал для нас очень много. Отплатим же ему хоть чем-нибудь. Ведь он-то проявляет необычайное терпение - ждет, пока мы установим с ним контакт, и надеется, что когда-нибудь мы признаем в нем разумное существо!

Они орали друг на друга, и полковник, должно быть, позабыл о моем присутствии. Мне стало неудобно. Я протянул Вонючке руки, он прыгнул прямо ко мне. На цыпочках я прокрался через весь кабинет и незаметно вышел.

В ту ночь я лежал в постели, а Вонючка свернулся клубком поверх одеяла у меня в ногах. В комнате сидели четыре охранника, тихие, как настороженные мыши.

Я поразмыслил над тем, что сказал генералу полковник, и сердце мое потянулось к Вонючке. Я вообразил, как было бы ужасно, если бы человека вдруг выкинули в мир скунсов, которым плевать на него, - им интересно разве только то, что он умеет рыть самые глубокие и гладкие норы, какие приходилось видеть скунсам, и делает это быстро. И вот человек должен вырыть столько нор, что скунсам некогда постараться понять этого человека, потолковать с ним или выручить его.

Лежал я, жалел Вонючку и убивался, что ничем не могу ему помочь. Тогда он полез ко мне по одеялу, забрался под простыню, я высвободил руку и крепко прижал его к себе, а он мне тихонько замурлыкал. Так мы с ним и заснули.

На другой день появился А-корабль, последний из трех изготовленных, но все еще экспериментальный. На вид это было просто чудище, и мы стояли на порядочном расстоянии от цепи охранников и смотрели, как он, лихо маневрируя, садится торцом в заполненный водой котлован.

По трапу спустился экипаж корабля - свора наглых юнцов. За ними подъехала моторка.

Наутро мы отправились к кораблю. Я сидел в моторке вместе с генералом и полковником, и, пока лодка качалась у трапа, они опять успели разойтись во мнениях.

- Я по-прежнему считаю, что это рискованно, генерал, - сказал полковник. - Одно дело - баловаться с реактивными самолетами, совершенно другое - атомный корабль. Если Вонючке вздумается мудрить с реактором...

Не разжимая губ, генерал процедил:

- Приходится идти на риск.

Полковник пожал плечами и полез вверх по трапу. Генерал подал мне знак, и я тоже полез, а Вонючка сидел у меня на плече. За нами последовал генерал.

Раньше мы с Вонючкой сидели в самолетах вдвоем, но тут на борту оказалась еще бригада техников. Места хватало, а они ведь только так и могли выяснить, что делает Вонючка в часы своей работы. Как дошло до А-корабля, так им приспичило выяснить все доподлинно.

Я уселся в кресло пилота. Вонючка примостился у меня на коленях. Полковник побыл с нами, но вскоре ушел, и мы остались вдвоем.

Я нервничал. То, что полковник говорил генералу, показалось мне дельным. Но день прошел, ничего не случилось, и я стал склоняться к мысли, что полковник ошибся.

Так продолжалось четыре дня, и я притерпелся. Перестал нервничать. На Вонючку можно положиться, твердил я себе. Он ничего не сделает нам во вред.

Техники держались бодро, с генеральской физиономии не сходила улыбка: судя по всему, Вонючка не обманул ничьих надежд.

На пятый день, когда мы плыли к кораблю, полковник сказал:

- Сегодня кончаем.

Я рад был это слышать.

Мы уже совсем было собрались сделать перерыв на обед, как вдруг все началось. Не скажу точно, как это вышло, - но все перемешалось в голове. Будто бы кто-то закричал, но на самом-то деле никто не кричал. Я приподнялся в кресле и снова сел. Кто-то крикнул еще раз.

Я знал, что вот-вот случится что-то страшное. Я это нутром чуял. Я знал, что надо срочно уносить ноги с А-корабля. Меня охватил страх, безотчетный страх. Но сквозь этот страх и наперекор ему я помнил, что мне нельзя уйти. Я должен был остаться - за это мне платили деньги. Я вцепился в ручки кресла и против воли остался.

Вдруг я почувствовал панический ужас и тут уж ничего не мог поделать. Справиться с ним не было сил. Я вскочил с кресла, уронив с колен Вонючку. Добрался до двери, с трудом открыл ее и обернулся назад.

- Вонючка! - позвал я.

Я стал пересекать кабину, чтобы взять его на руки, но на полпути меня снова одолел такой страх, что я повернулся и стремглав помчался прочь, не разбирая дороги.

Я кубарем скатился по лесенке, а внизу слышался топот и вопли перепуганных людей. Тогда я понял, что мне не померещилось и что я вовсе не трус, - что-то на самом деле было неладно.

Когда я добрался до люка, к нему уже хлынула толпа, и люди, толкаясь, бросились по трапу вниз. С берега выслали моторку. Кто-то спрыгнул с трапа в воду и пустился вплавь.

По полю к водному котловану наперегонки шпарили санитарные и пожарные машины, а над строениями, возведенными в честь операции, завывала сирена - истошно, словно кошка, которой наступили на хвост.

Я вгляделся в окружающих. У всех были напряженные, бледные лица, и мне стало ясно, что все напуганы не меньше моего, но я почему-то не перетрусил пуще прежнего, а даже почти успокоился.

А люди все кувыркались вниз по трапу и плюхались в воду, и я твердо знаю, что если бы за ними кто-нибудь следил по хронометру, то были бы побиты все рекорды скоростных заплывов.

Я встал в очередь на выход, опять вспомнил о Вонючке, вышел из очереди и бросился его спасать. Однако, когда я наполовину поднялся по лесенке, от моей храбрости и следа не осталось и я не рискнул идти дальше. Смешнее всего, что я не могу объяснить, отчего так струхнул.

Я в числе последних спустился по трапу и втиснулся в моторку, которая была так перегружена, что еле доползла до твердой земли.

Здесь вовсю суетился военный врач, требуя, чтобы пловцов немедленно отправили на дезактивацию, повсюду метались и кричали люди, с незаглушенными моторами стояли пожарные машины и по-прежнему надрывалась сирена.

- Назад! - закричал кто-то. - Бегите! Все назад!

И все мы, конечно, разбежались, как стадо овец, которым явилось привидение.

Тут раздался неописуемый рев, и все мы обернулись.

Из котлована медленно поднимался атомный корабль. Под ним кипела и бурлила вода. Корабль взмыл в воздух плавно, грациозно, без единого толчка или сотрясения. Он взлетел прямо в небо, миг - и его не стало.

Внезапно я понял, что кругом мертвая тишина. Никто не смел пошевелиться. Все затаили дыхание. Только стояли и глаз не сводили с неба. Сирена давно умолкла.

Я почувствовал, как кто-то тронул меня за плечо. Это был генерал.

- А Вонючка? - спросил он.

- Не захотел пойти за мной, - ответил я, чувствуя себя последним подонком. - А вернуться за ним было страшно.

Генерал круто повернулся и взял курс на другой конец поля. Я кинулся за ним, сам не знаю зачем. Он перешел на бег, и я вприпрыжку понесся бок о бок с ним.

Мы ураганом ворвались в оперативный корпус и, перепрыгивая через ступеньки, взлетели по лестнице на станцию слежения.

Генерал рявкнул:

- Засекли?

- Да, сэр, в данный момент мы его ведем.

- Хорошо, - произнес генерал, тяжело дыша. - Прекрасно. Надо сбить его во что бы то ни стало. Сообщите курс.

- Прямо вверх, сэр. Он все еще идет вверх.

- Сколько прошел?

- Около пяти тысяч миль, сэр.

- Не может быть! - взревел генерал. - Он не может летать в космическом пространстве!

Он повернулся и наскочил на меня.

- Прочь с дороги!

Топая, он сбежал вниз по лестнице.

Я спустился вслед за ним, но, выйдя из здания, пошел в другую сторону. Я миновал административный корпус, возле которого стоял полковник. Мне не хотелось останавливаться, но он меня окликнул.

- Хорошо получилось, - сказал полковник.

- Я старался увести его, - стал я оправдываться, - но он ни за что не шел.

- Еще бы. Как по-твоему, что нас вспугнуло?

Я перебрал в уме все как было и нашел только один ответ:

- Вонючка?

- Конечно. Он ждал, пока не завладеет чем-то вроде А-корабля и не переоборудует его для космического рейса. Но сначала ему надо было избавиться от нас, вот он нас и выгнал.

Над этим я тоже поразмыслил.

- Значит, он все-таки сродни скунсу.

- То есть? - покосился на меня полковник.

- Я все не мог смириться с тем, что его называют Вонючкой. Мне казалось, что это несправедливо: никакого запаха - и такое прозвище. Но, как видно, запах у него все-таки был - вы, наверное, сказали бы, что это запах мысли, - и настолько сильный, что все сбежали с корабля.

Полковник кивнул:

- Все равно, я рад, что у него получилось.

Он уставился в небо.

- Я тоже, - сказал я.

Правда, я все же обиделся на Вонючку. Мог хотя бы попрощаться. На Земле у него не было друга лучше меня, и то, что он вытурил меня наравне со всеми остальными, казалось просто свинством.

Сейчас мне так не кажется.

Я по-прежнему не знаю, с какого конца берутся за гаечный ключ, но теперь у меня новая машина, купленная на те деньги, что я заработал на воздушной базе. Между прочим, эта машина умеет ездить сама собой, вернее, уметь-то умеет, но ездит только на тихих сельских дорогах. При оживленном уличном движении она начинает дрейфить. Где уж ей до старушки Бетси!

Впрочем, я мог бы исправить дело в два счета. Так я стал думать с тех пор, как моя новая машина перепрыгнула через поваленное дерево, лежащее поперек шоссе. Да, Вонючка оставил мне кое-что на память: я, например, любую машину могу сделать летающей. Только не желаю с этим связываться. Мне вовсе не хочется, чтобы со мной обращались так же, как с Вонючкой.

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я