Рекс Стаут. Знак Зеро

Глава 1

Все началось с некоторых обстоятельств, но каких? Если зрить в корень, то не окажись у меня пары чеков, которые нужно было отнести тем утром в банк, я бы не очутился в этом районе.

Но я очутился и, довольный ярким солнцем и чистым воздухом, свернул к востоку от Лесингтон авеню на 37 улицу, прошел по ней шагов сорок и оказался перед пятиэтажным кирпичным домом, очень аккуратным и чистым, с растениями в кадках по бокам входа. Я вошел. Прихожая была не больше, чем моя спальня, украшенная причудливой расцветки ковром, камином без огня и сторожевым псом в униформе, чей подозрительный взгляд не оставлял сомнений относительно его подозрительной личности.

Не успел я оглядеться, как обстановка изменилась. Верзила-парень в темно-синем пальто и берете вихрем пронесся мимо меня к лифту, и тут же дверь лифта распахнулась и из него выпорхнула девушка.

Четверо в такой карликовой гостиной — уже толпа, так что нам пришлось маневрировать. Тем временем я заговорил со сторожевым псом:

— Моя фамилия Гудвин, я разговаривал по телефону с Лео Хеллером. Он уставился на меня, и выражение его лица изменилось. Он выпалил:

— Вы что же, тот самый Арчи Гудвин, который работает у самого Ниро Вульфа?

Девушка, уже собравшаяся покинуть сцену, резко остановилась и повернулась к нам, а верзила-парень высунул голову из лифта, в то время как сторожевой пес продолжал:

— Я видел вашу фотографию в газете и, слушайте, я хотел бы получить автограф Ниро Вульфа!

Было бы гораздо лучше, если бы он захотел получить мой автограф, но я человек скромный.

Верзила захлопнул дверцу лифта, но девушка все еще стояла рядом, и мне было жаль разочаровывать ее, утверждая, что это не я.

Ей пришлось постоять еще c минуту, я объяснял, что не нахожусь сейчас при исполнении своих обязанностей, просто зашел из любопытства.

Вчера в пять часов вечера в бюро Ниро Вульфа раздался телефонный звонок. Ответив на него, я отправился на кухню, где Фриц трудился над свиной головой, сооружая нечто, называемое им формак-де-кошок. Я выпил молока и сообщил Фрицу, что собираюсь наверх для небольшой беседы.

— Он так счастлив там, наверху,— остановил меня Фриц, но в его глазах промелькнула живая искорка. Он слишком хорошо знал, что если я откажусь от этих бесед, то может наступить такой день, когда в банке не окажется денег и обрушится безработица, в том числе и на него.

Я поднялся на третий этаж, а оттуда на крышу, где 10000 квадратных футов в оправе из стекла и алюминия создавали дом для 10 тысяч орхидей. Буйство красок в размещенных там ящиках уже не заставляло меня замирать от восхищения, но это, вне сомнения, было достойное зрелище, и я старался смотреть в потолок, чтобы не поддаться очарованию и сохранить настрой для предстоящего разговора. Тем не менее, мне это не вполне удалось. В среднем помещении с юным побегом в руках стоял Вульф, уставившись на него: полная бешенства ледяная глыба — это Вульф, а рядом сутулый Теодор Хорстман, орхидеева няня, сжав губы в тоненькую ниточку. Когда я вошел, Вульф перевел взгляд на меня и рявкнул диким голосом:

— Паразиты!

Я произвел в голове быстрое вычисление. Все намекало на то, чтобы сказать, и все намекало на то, чтобы не говорить. Однако я решился.

— Что ты хочешь?— спросил он противным голосом.

— Я понимаю,— ответил я вежливо, но твердо,— что сейчас совсем не подходящее время, но я обещал мистеру Хеллеру побеседовать с вами. Он звонил.

— Расскажешь позже! Если вообще расскажешь!

— Я должен позвонить ему. Это кандидат в колдуны. Он усиленно утверждает, что вычисления, проделанные им, заставляют его подозревать, что один из его клиентов мог совершить серьезное преступление. Он не желает обращаться в полицию до того, как дело будет расследовано, а это он хочет поручить нам. Я интересовался деталями, но он не желает говорить о них по телефону. Думаю, что мог бы вполне подъехать туда сейчас. Это в районе 37-ой Восточной улицы И проверить, действительно ли там стоящая работа. Он не стал бы...

— Нет!

— Мои барабанные перепонки не застрахованы. Что "нет"?

— К черту!— он ткнул в мою сторону покрытым какой-то дрянью ростком.— Я не хочу! Этот человек не наймет меня ни yа какую работу, ни на каких условиях. К черту!

Я повернулся и быстро, но с достоинством вышел. Раз уж он так отреагировал и ткнул в мою сторону ростком, то следовало ретироваться, а то тяжелый горшок мог бы врезаться в цветущий куст "Каланесса", а что бы сделал Вульф потом — одному богу известно.

Когда я возвратился в кабинет, на моих устах блуждала усмешка. Не будь даже "больного" ростка, реакция Вульфа на мое сообщение осталась бы той же, потому-то я и готовился к беседе. Росток лишь подогрел его. Лео Хеллер был притчей во языцех. О нем трубили журналы и воскресные газеты. В бытность свою профессором математики в Андерхилл-колледже, он начал, ради забавы, заниматься проблемами вероятности путем выведения необычайно сложной математической формулы происхождения различных событий, начиная с побед в спорте и кончая неурожаями и выборами. Изучая пару лет результаты своих исследований, он пришел к выводу, что его формула дает правильные ответы с вероятностью 86,3%, и написал об этом статью в журнале.

После этого, естественно, посыпались просьбы разного рода людей о вычислениях, и он согласился некоторые выполнить. Но после того, как он подсказал одной женщине из Йоркеса, где искать 31 тысячу долларов в денежных билетах, которые она потеряла, и она, последовав его инструкциям, нашла их и настояла на том, чтобы он взял из них две тысячи, колдун пришел к выводу, что законы вероятности настолько занимают человечество, что вполне могут стать его профессией.

Все это произошло три года назад, и теперь его дела шли превосходно. Говорили. что годовой доход колдуна обозначается шестизначной цифрой, что он возвращает назад все полученные им письма и соглашается помочь лишь тем, которые являются к нему сами, и нет в мире ничего, что бы он не мог предсказать с помощью формулы, правда, при условии, что его снабдят достаточным количеством сведений во избежание ошибки. Кто-то полагал, что его следовало бы привлечь к ответственности за шарлатанство, но фараоны и прокуратура оставили все как есть, поскольку у него имелась ученая степень, а в Нью-Йорке орудуют не менее тысячи гадалок, не окончивших и средней школы.

Не было известно, придерживается ли Хеллер по-прежнему своих 86,3% вероятности, но мне представился случай выяснить, не газетная ли все это утка. Несколько месяцев назад президент одной из корпораций нанял Ниро Вульфа для того, чтобы тот определил, кто из членов правления выдает производственные секреты конкуренту. Я в это время был занят другим делом, и Вульф поручил собрать улики Орри Кэтеру. Орри проделал огромную работу, когда президент кампании объявил нам о том, что устал ждать и обратился к Лео Хеллеру, а тот состряпал формулу и прислал ответ, где значилось имя одного из младших вице-президентов, и этот вице-президент сознался!

Наш клиент, правда, весьма дружелюбно заверял нас, что большинство фактов, данных Хеллеру, собраны благодаря усилиям Орри Кэтера, и предлагал даже оплатить счет, но самолюбие Вульфа было настолько уязвлено, что он самым серьезным образом запретил мне посылать счет. Приказание это я не выполнил, поскольку прекрасно знал, что он пожалеет о нем, как только остынет. Тем не менее, насколько я мог судить по его отдельным репликам, он сохранил к Лео Хеллеру прежние чувства, и выполнение для него какой-либо работы не входило в его программу ни сегодня, ни в любой другой день, даже в том случае, если бы в окружности мили от 35-й Западной улицы не было ни одного орхидейного паразита.

Спустившись в кабинет, я позвонил Хеллеру и объяснил ему, что ничего не вышло.

— Он чрезвычайно чувствителен, а это было для него оскорблением. Как вам известно, он величайший детектив, когда-либо живший на земле, и... вам известно об этом ?

— Я согласен это допустить,- ответил Хеллер таким тонким голосом, что он переходил в писк. —Почему, собственно, оскорбление?

— Потому что вы хотите нанять Ниро Вульфа, хотя на самом деле речь идет обо мне — подтвердить фактами обоснованность ваших подозрений относительно одного из ваших клиентов. С таким же успехом вы можете попытаться нанять Стена Мьючела для игры в крокет. Мистер Вульф не продает сырье для ответов. Он продает ответы.

— Я полон желания заплатить ему любую сумму наличными. У меня есть серьезные подозрения относительно одного из моих клиентов, но моих данных недостаточно. Я был бы очень рад, если бы к моим данным прибавились данные и ответ мистера Вульфа, и...

— И, — продолжил я,— если он ответит, что ваш клиент совершил серьезное преступление, как вы подозреваете, то звать ищеек или нет решает он, а не вы. Так?

Несомненно!— Хеллер горел желанием угодить. — У меня нет намерения или желания покрывать преступника. Напротив!

— 0'кей! Это уже лучше. Совершенно бесполезно обсуждать этот вопрос с мистером Вульфом сегодня, поскольку его чувства ущемлены. Но завтра утром я должен быть в нашем банке на Лесингтон-авеню, неподалеку от вашего дома. Я могу забежать повидать вас и разведать обстановку. Подозреваю, что делаю это главным образом для того, чтобы посмотреть, как вы выглядите, и послушать, как вы говорите, но я не располагаю достаточным количеством сведений, чтобы вывести свой закон вероятности. Откровенно говоря, я сомневаюсь, возьмется ли мистер Вульф за это дело. но мы всегда можем пустить в ход деньги, и я постараюсь подкупить его. Так я зайду?

— В какое время?

— Скажем, в четверть одиннадцатого.

— О'кей! Мой рабочий день начинается в одиннадцать часов. Подниметесь на лифте на пятый этаж. Указатель приглашает направо, в комнату 11 для ожидающих, но вы идите налево, в комнату в конце коридора, нажмете на кнопку, и я вас впущу. Если вы располагаете временем, у нас будет больше получаса.

— Я всегда располагаю временем.

В это утро я пришел рано. Было без девяти десять, когда я вошел в гостиную дома на 37-й улице и сообщил сторожевому псу свое имя.

Глава 2

Я пообещал сторожевому псу, стоящему на посту, что постараюсь достать для него автограф Ниро Вульфа и записал в блокнот его имя: Нильс Ламм. Девушка между тем продолжала стоять и смотреть на нас, слегка нахмурившись. Ей было года 23—24, ростом — мне до подбородка, и если бы не хмурилась, ее личико, вероятно, заслуживало бы моего внимания. Поскольку она не выказывала никаких признаков смущения и смотрела на меня пристально, как на незнакомца, я не видел причин, по которым должен был играть его роль: надо было что-то у нее спросить, и я спросил:

— Вы тоже хотите?

Она подняла голову:

— Чего хочу?

— Автограф мистера Вульфа или мой. Какой из них?

— О! Вы ведь Арчи Гудвин, не так ли? Я тоже видела вашу фотографию в газете.

— Сознаюсь, это я.

— Я... —она заколебалась, но затем все-таки решилась:— Я хочу попросить вас кое о чем.

— Валяйте!

Кто-то влетел с улицы, это была проворная женщина в норке, особа явно решительная и бесцеремонная, мужеподобная — на мой вкус, между двадцатью и шестидесятью, и мы с девушкой ретировались в сторону, чтобы очистить путь к лифту. Новоприбывшая сказала Нильсу Ламму, что она уже виделась с Лео Хеллером, и отказалась назвать свое имя, но когда пес стал настаивать, сердито выдавила из себя— "Агата Эбби" и направилась к лифту.

Девушка пожаловалась мне, что работала всю ночь и устала, и мы отошли к скамейке у камина. Теперь я хорошенько разглядел ее, да, ей не больше двадцати трех — двадцати четырех и что-то тревожит ее. Я это почувствовал.

Естественно, у меня возник вопрос, что это за такая ночная работа, и она ответила, опередив мой следующий вопрос:

— Меня зовут Сьюзен Матуро. Я дипломированная медсестра.

— Благодарю вас. Меня вы уже знаете, я дипломированный детектив. Она кивнула.

— Потому-то я и хочу проконсультироваться у вас кос о чем. Если я найму Ниро Вульфа расследовать одно дело, то сколько примерно это будет стоить? Я приподнял плечи на полдюйма и снова опустил их.

— Тут много нюансов: что за работа, сколько она потребует времени, степень затрат и умственных усилий, ваши финансовые возможности. — Я осекся, не окончив фразы, чтобы разглядеть новичка; он только что вошел и тут же грубо уставился на нас: высокий костлявый субъект в коричневом костюме, который нуждался в срочном глажении, а под мышкой распухший портфель. Когда наши взгляды встретились, он отвернулся и быстро нырнул в лифт, не обменявшись с Нильсом Ламмом ни единой фразой.

Я возобновил разговор с Сьюзен.

— У вас есть конкретное дело? Или вы в стадии поиска?

— О, вполне конкретное,— она прикусила губку. Очень милые зубки, да и губки не подкачали. Некоторое время она помолчала, глядя в задумчивости на меня, потом продолжила:

— Это больной вопрос, и он все больше и больше мучает меня. Я стала опасаться, что кончу сумасшедшим домом, потому решила пойти к этому Лео Хеллеру и посмотреть, что он может сделать. И вот я здесь. Но когда я вошла в его приемную, там уже сидели двое, мужчина и женщина. Меня неожиданно пронзила мысль, что я просто злое и мстительное существо, а ведь на самом деле это не гак... Я уверена, что никогда такой не была...

Сьюзен явно нуждалась в поддержке, поэтому я поспешил ее заверить:

— Вы вовсе не выглядите мстительной.

В знак благодарности она коснулась кончиками пальцев моего пиджачного рукава:

— Поэтому я ушла оттуда, а когда выходила из лифта, услышала, как назвали ваше имя, и я тут же решила поговорить с вами. Я спросила вас, сколько будут стоить услуги Ниро Вульфа, но мне не совсем это нужно. На самом деле мне хотелось бы получить его совет.

Она была очень серьезна, настолько, что я придал лицу соответствующее выражение.

— Дело обстоит так,— сказал я ей. — Для подобных разговоров с мистером Вульфом, когда крупного вознаграждения не предвидится, необходима кое-какая предварительная экспертиза, а я единственный реальный эксперт. —Я взглянул на часы и увидел цифру: 10.19. — У меня свидание, но я могу уделить вам пять минут, если вы кратко изложите суть дела, а потом я выскажу вам свое мнение. Так что же вас тревожит?

Сьюзен взглянула на меня, потом быстро на Нильса Ламма, который вряд ли мог незаметно подслушивать, и снова перевела взгляд на меня. У нее задрожал подбородок, и она стиснула зубы, чтобы унять дрожь, потом, кое-как поборов волнение, заговорила:

— Когда я начинаю говорить об этом, что-то сжимает мне горло и душит, поэтому пяти минут мне не хватит. И потом мне необходим кто-то старше и опытнее, чем вы. Вроде Ниро Вульфа. Неужели вы не позволите мне повидаться с ним?

Я обещал постараться, сказав ей, что во всей стране трудно найти мужчину более чем я желающего помочь в беде привлекательной девушке, и все же я не могу потратить кучу времени на то, чтобы пробить броню Вульфа, и хотя я не слишком стар и опытен, ей следовало бы все же обрисовать дело в общих чертах, поскольку в противном случае невозможно ни составить свое мнение, ни настроиться на помощь. Она согласилась, что это разумно, дала мне свой адрес и телефон, и мы договорились связаться попозже, в течение дня.

На пятом этаже, на пластинке, прикрепленной на стене напротив лифта, было написано: "ЛЕО ХЕЛЛЕР, комната ожидания" со стрелкой, указывающей направо, а в конце узкого коридора, скучная дверь с надписью "Входите". Я свернул налево, в другой конец, где нажал на кнопку, находившуюся возле двери, заметив при этом, что дверь чуть-чуть приоткрыта. Когда мой звонок остался без ответа, так же, как и второй, более продолжительный, я открыл дверь, переступил порог и позвал Хеллера. Никакого ответа не последовало. И никого не было видно. Решив, что он, возможно, куда-то вышел, скоро вернется, я огляделся — интересно посмотреть, как выглядит логово колдуна, и, признаюсь, кое-что меня удивило. Дверь была металлической, в добрых три дюйма толщиной, то ли ради безопасности, то ли для звуконепроницаемости, а может быть, и по обеим причинам. Если в комнате существовали какие-то окна, то они были скрыты тяжелыми драпировками, искусственное освещение исходило из углублений в стене, под потолком. Стояла здесь кое-какая мебель. Где-то тревожно гудел кондиционер. Каждое отделение большого металлического шкафа, занимающего всю заднюю стену, было закрыто па замок. Пол, без каких-либо ковров, покрыт каким-то бархатистым материалом, совершенно приглушающим шаги. Толстая дверь была явно непроницаемой. Войдя, я почти закрыл ее, и теперь тишина была полной. Не доносилось никакого шума с улицы, хотя по соседству проходили гремящие и звенящие Ленсингтон авеню и Третья авеню.

Я посмотрел на письменный стол, однако на нем не было ничего примечательного, если не считать его размеров, в два раза превышающих обычные. На нем лежало несколько книг с отнюдь не соблазнительными названиями, счеты из слоновой кости или очень удачная подделка, стопка удобных для работы блокнотов. Тут же разбросаны одиночные листы бумаги и блокнот, на верхней страничке которого были сделаны какие-то вычисления, напоминающие премудрости Эйнштейна. Имелся также стакан с тонко отточенными карандашами. А некоторые из них образовали что-то вроде рисунка на краю стола.

Я пробыл там минут десять, но никаких следов Хеллера не обнаружил. Когда же в одиннадцать часов Вульф спустится в кабинет после свидания с орхидеями, мне желательно было присутствовать там. Поэтому я вышел, оставив дверь приоткрытой, каковой я ее и нашел, затем направился в другой конец коридора к комнате ожидания и вошел.

Эта комната не имела ни кондиционера, ни звуконепроницаемых дверей. Кто-то приоткрыл окно на пару дюймов, и уличный шум ворвался в него резким гамом. На стульях сидели пять человек. Троих из них я видел раньше: высокого парня в темно-синем пальто и берете, проворную женщину в норке, назвавшуюся Агатой Эбби, и длинного тощего субъекта с портфелем. Никто из двоих оставшихся не был Лео Хеллером. Там сидел маленький смуглый типчик, на вид ловкий и хитрый. Рядом с ним — раскормленная, похожая на пузырь, матрона, подбородок которой свисал складками жира.

— Мистер Хеллер был здесь?— обратился я к ним. Двое отрицательно покачали головами, а смуглый типчик произнес хриплым голосом:

— Его и не будет до одиннадцати, а вы, сэр, займите очередь!

Я поблагодарил его за совет и вернулся в первую комнату. Хеллера так и не было. Ожидать его или звать было уже бессмысленно, потому что даже если бы он и откликнулся, мне все равно пришлось бы немедленно уйти. Внизу, в прихожей, я вновь напомнил Ламму, что постараюсь устроить ему автограф Вульфа.

Оказавшись на улице, я решил, что пешком не успею, и схватил такси. Возвратившись домой, я сразу прошел в кабинет и не пробыл там и двадцати секунд, как послышался звук лифта, на котором спускался из оранжереи Вульф.

Забавно... Предчувствия обычно меня никогда не обманывали, и в этом я имел возможность убедиться за годы, проведенные с Вульфом. Но в тот день во мне не шевельнулось даже тени надвигающейся бури. Вы, возможно, считаете, что для этого нужны очень веские основания, я же был абсолютно безмятежен. Я весело расспрашивал Вульфа, как продвигается кампания по борьбе с паразитами, а после ленча набрал номер телефона, который дала мне Сьюзен Матуро, и был несколько разочарован, не получив ответа, поскольку надеялся все же взглянуть, как она выглядит, когда не хмурится.

Позже, немногим после шести, выйдя на звонок в прихожую, я увидел через стеклянную дверь инспектора Кремера из отдела по расследованию убийств. На миг тревога кольнула меня, но я отогнал это чувство и проводил Кремера в кабинет, где Вульф хмуро пил пиво и разглядывал на экране телевизора трех сенаторов США.

Глава 3

Кремер, большой и грузный, с широким красным лицом и острым, недоверчивым взглядом серых глаз, уселся в красное кожаное кресло неподалеку от края стола Ниро Вульфа. От пива отказался. Телевизор был выключен, а свет включен.

Наконец, Кремер заговорил.

— Я зашел к вам но пути в районную прокуратуру, поэтому долго не задержусь,— он был сердит, что являлось его обычным состоянием. — Буду краток. Что вы делаете для Лео Хеллера?

— Ничего!— Вульф был резок, что так же было в порядке вещей.

— Вы на него работаете?

— Нет.

— Почему же тогда Гудвин утром приходил на встречу с ним?

— Он не приходил.

— Подождите,— вмешался я.— Я заходил туда по собственной инициативе, просто разведать обстановку. Вульф не знал о моих намерениях, он впервые слышит об этом.

После этих слов последовали два недовольных взгляда: Кремера на Вульфа и Вульфа — на меня. Кремер подкрепил свой взгляд словами:

— Боже мой! Это один из самых неприличных анекдотов, который вы когда-либо пытались рассказать! Вы что, весь день его сочиняли?

Вульф временно оставил в покое меня и перенес свое внимание на Кремера.

— Тьфу... Даже если и так. Объясните, что заставило вас ворваться в мой дом и расспрашивать о передвижениях Гудвина? Что из того, что он зашел к Хеллеру? Разве его нашли мертвым?

— Да.

— Вот как? — брови Вульфа слегка приподнялись.— И что, смерть насильственная?

— Убийство. Выстрелом в голову.

— В его доме?

— Да. Я бы хотел кое-что услышать от Гудвина. Взгляд Вульфа устремился на меня.

— Ты убил Хеллера, Арчи?

— Нет, сэр.

— Тогда сделай одолжение Кремеру, он торопится.

Я сделал одолжение. Рассказав о телефонном звонке и отказе Вульфа сделать что-нибудь для Хеллера, о моем утреннем визите на 37-ю улицу, упомянув обо всех деталях, если не считать того, что, говоря о Сьюзен Матуро, я акцентировал внимание главным образом на ее просьбе устроить ей свидание с Ниро Вульфом и опустил сообщение о том состоянии тревоги, в котором она находилась. Когда я закончил, Кремер задал несколько вопросов. Среди них был такой:

— Итак, вы совсем не видели Хеллера?

— Совсем.

Он недоверчиво хмыкнул.

— Я знаю, Гудвин, что вы очень любопытны. В комнате Хеллера есть еще три двери, не считая той, в которую вы вошли. И вы не открывали ни одну из них?

— Нет.

— Одна из дверей ведет в чулан, где тело Хеллера было обнаружено одним из посетителей, его другом, в три часа дня. Эксперт показал, что сосиски и лепешки, которые он ел за завтраком в половине десятого, пробыли в его желудке не более часа до того, как он был убит. Таким образом, тело должно было находиться в чулане как раз в то время, когда вы были в кабинете. И вы с вашим патологическим любопытством станете уверять меня, что не открывали дверь и не видели мертвеца?

— Ну да! Прошу прощения! В следующий раз я открою любую распроклятую дверь, которая только попадется мне на глаза. Клянусь вам в этом!

— Был выстрел. Вы не почувствовали запаха?

— Нет, там кондиционер.

— Вы не заглядывали в ящики стола?

— Нет. Приношу еще одно извинение.

— А мы заглядывали,— Кремер что-то вытащил из нагрудного кармана.— В одном из ящиков мы обнаружили запечатанный конверт. На нем — надпись карандашом рукой Лео Хеллера: "Мистеру Ниро Вульфу". В нем пять стодолларовых банкнот.

— Очень сожалею, что я упустил такую возможность,— произнес я чувством.

В нашу пикировку вмешался Вульф.

— Я уверен, что вы его исследовали, ища отпечатки пальцев.

— Бесспорно.

— Не могу ли я взглянуть на него?

Вульф протянул руку. Кремер с минуту поколебался, затем положил конверт на стол, и Вульф его подхватил. Он вытащил банкноты, новенькие и хрустящие, пересчитал их и заглянул внутрь конверта.

— Он был опечатан,— сухо заметил Вульф,— и с моим именем наверху, а вы его вскрыли.

— Конечно же, мы это сделали,— Кремер подался вперед в своем кресле, протянув руку.— Позвольте!

Это было приказание, а не просьба, и реакция Вульфа была мгновенной. Если бы он потерял еще одну минуту на размышления, то понял бы, что раз он хочет получить эти деньги, то должен был бы их заработать или по крайней мере сделать вид, что это так, но в тоне Кремера звучал вызов, чего Вульф органически не выносил. Он снова убрал деньги в конверт и спокойно опустил его в карман.

— Они мои,— заявил Вульф.

— Но это улика! — прорычал Кремер,— и она мне нужна! Вульф покачал головой.

— Улика чего? Как законник вы обязаны знать подобные вещи,— он постучал пальцем по карману.— Моя собственность. Связывать ее с преступлением, значит, подозревать и меня.

Кремер сдержался, что было сейчас нелегко.

— Мне следовало бы знать,— сказал он горько.— Вы хотите быть связанным с преступлением? 0'кей! Не помню, сколько раз мне приходилось сидеть в этом кресле и слышать, как вы строите предположения. Я не говорю, что они не подтверждались, я просто хочу сказать, что предположения — ваш конек, но сначала остановимся на нескольких фактах. В этом доме, на 37-й улице, Лео Хеллер жил на четвертом этаже, а работал на пятом, верхнем. Без пяти десять утра, чему есть надежное свидетельство, он вышел из квартиры и поднялся в кабинет. Гудвин утверждает, что вошел туда же в 10.28, таким образом, если бы тело было в чулане, когда Гудвин там находился, а в том нет сомнения, то Хеллер был застрелен между 9.55 и 10.28. Мы не можем найти никого, кто слышал бы выстрел, а звуконепроницаемость комнаты дает основание полагать, что это нам никогда и не удастся. Мы проверили,— Кремер плотно закрыл глаза и открыл их снова (его любимый фокус).— Мы получили от привратника список всех тех, кто входит в этот дом в данный промежуток времени. Большинство из них мы разыскали, остальных скоро найдем. Их было шестеро: медсестра Сьюзи Матуро ушла раньше, чем Гудвин поднялся наверх, остальные пятеро — позже, в разное время, устав ждать Хеллера, согласно их показаниям. Судя по тому, как обстоят дела сейчас, я не вижу причин, по которым они могли бы измениться: один из них убил Хеллера. Любой, вышедший из лифта на пятом этаже, мог повернуть к его кабинету, выстрелить и затем пройти в комнату ожидания.

Вульф пробормотал:

— Запихнув тело в чулан.

— Конечно, чтобы сразу не нашли. Если кто-нибудь заметил убийцу выходящим из кабинета, тот мог бы заявить, что искал Хеллера, но его в кабинете нет, чего нельзя было бы сказать, если бы тело находилось на виду. На полу есть пятна, указывающие на то, что Хеллера волокли к чулану. Уходя, убийца оставил дверь чуть приоткрытой, чтобы все выглядело более правдоподобно в случае расспросов. Просто, сказал бы, что так и было. Хочу также...

— Заблуждение,— пробурчал Вульф.

— При случае я доведу ваше мнение до его сведения... К тому же, конечно, из дома ему трудно было скрыться незамеченным. Зная, что Хеллер принимает с одиннадцати, люди вынуждены приходить пораньше, чтобы занять очередь. Это относится и к убийце. Ему пришлось пройти в комнату ожидания и сидеть там вместе с остальными. Медсестра ушла, не дождавшись приема. Она объяснила Гудвину, почему уходит...

— Вы и меня собрались привязать к преступлению.

— Точно так,— Кремер держался уверенно и с апломбом.— Но вначале еще один факт. Оружие было обнаружено в чулане вместе с телом. Оно лежало на полу. Это старый "густейн", скверная коротышка, нет никакого шанса напасть на след владельца, хотя мы и пытались. А теперь мои предположения. Вооруженный убийца нажал на кнопку у двери в кабинет, и его сразу впустили. Когда Хеллер подходил к столу и усаживался, он не...

— Установлено?

— Да. Он не опасался нападения. Потом, после недолгого разговора, который не мог продолжаться более нескольких минут, время тщательно выверялось, он не только боялся, но и чувствовал, что смерть была возле него, а в этой звуконепроницаемой комнате он оставался беспомощен. На него смотрело дуло револьвера. Он понимал, что все кончено. Он говорил, пытаясь протянуть время, но не потому, что надеялся остаться в живых, а потому, что хотел оставить записку, которую прочли бы после его смерти. Отведя дрожащую руку в нервном жесте, возможно, умоляющем, он опрокинул на письменный стол стакан с карандашами и так же нервно стал перебирать их, раскладывая перед собой на столе и не переставая при этом говорить. Револьвер выстрелил, и он навсегда перестал нервничать. Убийца обошел вокруг стола, убедился, что его жертва мертва, и перетащил тело в чулан. Ему и в голову не пришло, что разбросанные карандаши могли означать какое-то послание. Ведь догадайся он об этом, то все можно было разрушить одним взмахом руки. Его волновало только одно: как можно скорее уйти оттуда и вернуться в комнату ожидания.— Кремер встал.— Если вы дадите мне восемь карандашей, я покажу вам, в каком порядке они находились.

Вульф открыл ящик письменного стола, но я оказался проворнее, протянув ему полную пригоршню карандашей, взятых с моего стола. Кремер приблизился к Вульфу, а тот, скорчив гримасу, подвинул стул, давая ему возможность присесть.

— Я сижу так, как сидел Хеллер за своим письменным столом, — сказал Кремер,— и раскладываю карандаши точно так, как это сделал он.— Отобрав восемь карандашей, соответствующих его тонкому вкусу, Кремер разложил их на столе.— Вот так, смотрите.

Со стороны, где сидел Вульф, это выглядело следующим образом:

— Вы утверждаете, что это записка? — поинтересовался Вульф.

— Да!— уверенно ответил Кремер.— Несомненно!

— Кому же? Вам?

— Вздор! Вы прекрасно знаете, что существует один шанс из миллиона, который говорит за то, что подобный рисунок мог возникнуть случайно. Гудвин, вы его видели? Так было?

— Приблизительно,— согласился я.— В то время я еще не знал, что в чулане прохлаждается труп, поэтому не заинтересовался рисунком так, как вы. Но раз уж вы меня спрашиваете, позволю заметить, что не все острые кончики карандашей смотрели в одну сторону, а в середине находилась резинка, вынутая из одного карандаша,— я указал пальцем место.— Вот здесь!

Я присоединился к ним и сделал то, о чем меня просили, вытащив резинку из одного карандаша и положив ее на указанное мною место. Получилось следующее:

— Вы, конечно же, сфотографировали все,— произнес я.— Я не утверждаю, что именно так было, но острые кончики карандашей смотрели в разные стороны, а резинка находилась на этом месте.

— Неужели вы не понимаете, что это записка?

— Великолепно! Скоро вы, без сомнения, расставите ловушку, в которую я и попадусь. Ну, конечно же, я подумал бы, что Хеллер сообщает мне подобным образом о том, что он вышел в туалет и вернется минут через восемь... Восемь карандашей, понимаете? Все предельно ясно. Разве вы ее не так прочитали?

— Нет, не так, ответил Кремер, подчеркивая каждое слово.— Я думаю, что Хеллер повернул их таким образом для того, чтобы убийца не понял, что это такое. Подойдите, пожалуйста, с другой стороны. Оба. Теперь посмотрите отсюда!

Мы с Вульфом последовали за ним к левому углу стола и посмотрели, как он просил. Было достаточно и одного взгляда. Вы можете увидеть то же, что увидели и мы, если повернете этот текст на четверть поворота по часовой стрелке.

— И вы еще будете оспаривать очевидное изображение "НВ"? — ехидно спросил Кремер.

— Будем! — сказал я.— Зачем слева от "В" лишний карандаш? Не ясно.

— Он положил его туда преднамеренно, для камуфляжа, чтобы скрыть очевидность рисунка, или же карандаш откатился туда случайно. Какая разница?

Это явное "НВ",— Кремер уставился на Вульфа.— Я же обещал связать вас с преступлением.

Вульф откинулся на спинку кресла.

— Вы шутите?

— Да, черт возьми! — Кремер вернулся к красному кожаному креслу и тоже сел.— Вот почему я пришел сюда, и пришел один. Вы отрицаете, что послали туда Гудвина, но я вам не верю. Он признает, что пробыл в кабинете Хеллера десять минут, потому что вынужден был это сделать: привратник видел, как он поднимается наверх, а пятеро посетителей видели его входящим в комнату ожидания. В ящике письменного стола Хеллера нашелся конверт, адресованный вам и содержащий пятьсот долларов. Но главное — это записка. Хеллер сидел за письменным столом. Он знал, что через несколько минут будет убит, и использовал это время для составления рисунка. Можно ли оспорить его содержание? Речь идет о человеке — или людях — причастных к его смерти. Я предполагаю, что он хотел зафиксировать личность этого человека или группы людей. Ну, какие будут возражения?

— Никаких. Предположение считаю вполне вероятным. Весьма возможно.

— Так вы допускаете...

— Я не допускаю, я утверждаю.

— Тогда я прошу указать на лицо или на лиц, чьи инициалы были бы "НВ", подобно вашим. Если вы не сможете сделать это здесь и сейчас, я заберу вас с Гудвином с собой как свидетелей. У меня внизу машина с людьми. Если я не сделаю этого, это сделает Окружная прокуратура.

Вульф выпрямился и тяжело вздохнул.

— Невыносимый вы человек, мистер Кремер,— он встал.— Извините, я отвлекусь.

Обогнув ноги Кремера, он прошел в другой конец комнаты к застекленным полкам, потянулся к самой верхней, достал какую-то книгу и раскрыл ее. Я был слишком далеко и не мог разглядеть название. Вначале он заглянул в конец, туда, где обычно помещалось оглавление, потом открыл страницу где-то в середине. Перевернул страницу, еще одну, а Кремер, стараясь сдержать свои эмоции, вынул из кармана сигару, сунул ее в рот и сжал зубами. Он никогда ни одной не закуривал.

Наконец, Вульф вернулся к столу, открыл ящик, положил в него книгу, закрыл ящик и запер на ключ.

— Я не фантазер,— признался вдруг Кремер.— Вы его не убивали. Вас там не было. Я не утверждаю даже, что его застрелил Гудвин, хотя он мог это сделать. Я говорю, что Хеллер оставил записку, которая могла бы дать ключ к разгадке тайны относительно имени убийцы. В записке говорится об "НВ", что подходит к Ниро Вульфу. Поэтому, если вам что-нибудь известно, я хочу знать — что. Скажите сразу: да или нет. Известно ли вам что-либо, указывающее на убийцу Лео Хеллера?

Вульф, вновь спокойно расположившись в кресле, буркнул:

— Да.

— Ага! Знаете. Что?

— Что он оставил записку.

— Но в записке говорится только о "НВ". Нам нужно продвигаться дальше.

— Мне нужна дополнительная информация. Мне нужно знать... Карандаши все еще лежат на письменном столе так, как вы их увидели?

— Да, их не трогали.

— Там наверняка есть ваш человек. Свяжитесь с ним по телефону и дайте мне поговорить с ним. Вы будете слышать наш разговор.

Кремер заколебался. Ему явно не нравилась эта затея. Потом, решив, видно, что всегда сможет вмешаться, он подошел к моему столу, набрал номер, вызвал своего человека и сообщил ему о том, что с ним будет разговаривать Вульф.

Вульф взял трубку своего аппарата в то время, как Кремер держал мою.

Вульф говорил вежливо, но твердо.

— Насколько я понял, эти карандаши лежат на письменном столе в том порядке, в каком их обнаружили. Все они, кроме одного, имеют на концах резинку, так? А эта недостающая резинка лежит на столе между двумя карандашами? Это верно?

— Правильно,— в голосе слышалась скука, - Я слушал по аппарату у книжного шкафа.

— Возьмите резинку и вставьте ее в конец того карандаша, у которого ее нет. Я хочу сказать, входит ли она в карандаш свободно, или выскользнула сама по себе.

— Инспектор, вы слушаете? Вы не велели трогать...

— Действуйте,— ворчал Кремер.— Я здесь.

— Слушаюсь! Подождите, пожалуйста.

Ожидание оказалось долгим, но оно все-таки закончилось.

— Резинка не могла выскочить случайно. Частичка ее даже застряла в кончике карандаша. Ее, вероятно, разорвали, вытаскивая, потому что место разрыва неровное и более свежее. Я могу вытащить еще одну из другого карандаша и сказать вам, какие усилия следует приложить для этого.

— Нет, благодарю вас, это все, что мне нужно было знать. Но для полной уверенности и для занесения этого факта в протокол я предлагаю вам отнести в лабораторию карандаш и резинку, чтобы проверить, сойдутся ли части по месту разрыва,— сказал Вульф.

— Я должен это сделать, инспектор?

— Да, конечно. Тщательно отметьте их.

— Слушаюсь!

Кремер возвратился к красному кожаному креслу, а я занял свое место. Перекатив сигару из одного конца рта в другой, он спросил:

— Итак? Что же?

— Вы прекрасно понимаете,— объявил Вульф,— что резинка была вынута и положена на свое место намеренно. Это часть записки. Она, несомненно, играет роль точки, поставленной после "Н", чтобы указать на то, что это инициалы. И Хеллера прервали раньше, чем он успел поставить еще одну точку после "В", так?

— Ваш сарказм ничего не изменит. Это все же "НВ"!

— Нет. "НВ" никогда там и не было.

— Для меня и прокурора было и есть. Я думаю, нам лучше поехать в его кабинет.

Вульф пристукнул ладонью по столу.

— Вы весь в этом. Вас нельзя назвать нерассудительным, но вы — тугодум. Предупреждаю вас, сэр, что если вы будете придерживаться версии о том, что записка Хеллера означает "Ниро Вульф", вы обречены на осмеяние. Лучшее, на что вы можете рассчитывать, это ярлык с надписью "осел". Надеюсь, вы знаете, что это означает?

— Да.

— Знаете?

— Да. Я жду.

— Вам придется подождать. Если бы я считал, что могу заработать эти деньги,— Вульф похлопал себя по карману,— расшифровав для вас записку, все было бы просто, но в нынешнем положении вы решите, что я хочу вас обмануть.

— Попытайтесь.

— Нет,— Вульф прикрыл глаза.— Я предлагаю следующее. Продолжайте то, что вы начали. Посмотрим, куда это вас приведет, тем более, что мы с Гудвином решительно отрицаем, что знаем хоть что-нибудь об этом деле или как-нибудь причастны к нему, если не считать того, что рассказали нам вы. Я же пойду своим путем. Или же приведите сюда убийцу и дайте мне побеседовать с ним в вашем присутствии, инспектор Кремер.

— Я бы рад. Назовите его.

— Когда обнаружу. Чтобы узнать, о ком из них говорится в записке Хеллера, мне нужны все шестеро. Поскольку я могу расшифровать записку, а вы нет, вы нуждаетесь во мне больше, чем я в вас, но вы можете сохранить мое время, спокойствие и деньги.

Взгляд Кремера не выражал ни возмущения, ни радости.

— Если вы можете расшифровать записку и отказываетесь это сделать, то вы скрываете улику.

— Чепуха! Предположение — не улика. Кто знает, верно ли ваше предположение относительно "НВ"? Так же и насчет моего. Но оно может привести меня к чему-нибудь, если я уйду вперед,— Вульф сделал нетерпеливый жест и повысил голос.— Черт побери! Вы думаете, я готовлю себе увеселение на закуску? Вы считаете, что мне приятно видеть в своем доме отряд полицейских, которые приведут напуганных подозрением граждан?

— Нет. Я чертовски хорошо знаю, что это не так,— Кремер вытащил сигару изо рта и рассматривал ее, как будто решал, съесть ее или выкинуть. Покончив с размышлениями, он посмотрел на Вульфа, потом на меня, но отнюдь не как добрый друг.

— Мне надо позвонить,— сказал он и направился к моему столу.

Глава 4

Слава богу, что Вульфу не пришлось начинать все сначала с тремя из шести напуганных граждан. Они с завидным упорством отказывались отвечать, зачем хотели увидеться с Лео Хеллером, и, насколько мы поняли из записей бесед и копий протоколов, ищейки потратили уйму времени на то, чтобы вытянуть из них правду.

Первого из молчунов привели в наш дом, в кабинет Вульфа, немного позже восьми. К этому времени Вульф, казалось, примирился с невзгодами. Ему редко приходилось переносить обед на час или полтора. Но сейчас пришлось отменить заведенный порядок и нарушить свое главное табу — читать во время еды. Он просматривал документы, и все это в компании с инспектором Кремером, который принял предложение перекусить. Конечно же, он вернулся в кабинет вместе с нами и вызвал из соседней комнаты полицейского стенографиста, который устроился в кресле у самого края стола. Сержант Перли Стеббинс, заявивший однажды в припадке великодушия, что он не мог бы доказать, что я хулиган, ввел в кабинет гражданина и, усадив его напротив Вульфа и Кремера, занял стул у стены.

Гражданин, обозначенный в документах, как Джон Р. Винслоу, был тем самым высоким парнем в синем пальто и берете, который высунул голову из лифта, чтобы взглянуть на Арчи Гудвина. Теперь он выглядел таким несчастным и потерявшим присутствие духа. Он был одним из трех, пытавшихся скрыть причину визита к Хеллеру и, зная ее, я, собственно, не винил его за это.

Он начал с жалобы.

— Я считаю... я считаю, что это нарушение конституции. Полиция насильно заставляет меня говорить о моих личных делах. Ниро Вульф — частный детектив, и я не потерплю, чтобы он меня допрашивал.

— Я здесь,— сказал Кремер,— и я могу повторить для вас вопросы Вульфа, если вы настаиваете, но это просто займет больше времени.

— Давайте,— предложил Вульф,— начнем и посмотрим, что из этого получится. Я читал ваши показания, мистер Винслоу, и...

— Вы не имели права! Они не имели права позволять вам читать это! Они обещали, что все останется в тайне, если только понадобится как улика!

— Мистер Винслоу, не кричите так, пожалуйста. В женщине-истеричке нет ничего приятного, но мужчина в этой роли просто невыносим! Уверяю вас, я храню тайны, как и любой полицейский. Согласно вашему утверждению, ваш визит к Хеллеру был третьим по счету. Вы старались снабдить его необходимой информацией для того, чтобы он мог вывести формулу, определяющую, сколь долог будет век вашей тетки. Вы надеетесь унаследовать приличное состояние и желаете просчитать свои планы на реальной основе. Так утверждаете вы, но проведенное расследование показывает, что вы запутались в долгах и находитесь в крайне тяжелом положении. Вы отрицаете этот факт?

— Нет,— у Винслоу дрогнули губы.— Я этого не отрицаю.

— Ваши долги или часть их связаны с нарушением закона? С каким-либо преступлением?

— Нет!

— Допустим, что Хеллер смог бы вычислить продолжительность жизни вашей тетушки. Как это пригодилось бы вам в дальнейшем?

Винслоу взглянул на Кремера, но натолкнулся на ледяные зрачки инспектора. И вновь быстро перевел взгляд на Вульфа.

— Я договорился о займе очень порядочной суммы в счет моих... будущих доходов. Каждый месяц до платежа на эту сумму должны набегать проценты, мне нужно было знать, каковы мои возможности. Поэтому-то я и обратился к Хеллеру.

— Какие сведения вам пришлось предоставить Хеллеру как основу для его вычислений?

— Господи... сразу и не вспомнишь... кучу вещей.

— Например? — настаивал Вульф.

Винслоу беспомощно посмотрел на полицейского стенографиста и на меня, но мы ничем не могли помочь ему. Он обернулся к Вульфу.

— Сотни вещей. Возраст тети, ее привычки в еде, все, что я мог вспомнить о ее здоровье, насколько мне о нем известно, в каком возрасте умерли ее родители и бабушка с дедушкой, ее вес и сложение, ее интересы и деятельность, отношение к докторам, политические взгляды Он просил также ее фотографию...

— Политические взгляды?

— Да. Хеллер заявил, что на долголетие очень влияет тот факт, была ли она довольна избранием Эйзенхауэра. Вульф хмыкнул.

— Дешевый эффект жулика! А ему не приходило в голову, что на ее долголетие может повлиять самое простое: вы вмешаетесь и сами отправите тетю ко всем чертям!

Это очень насмешило Винслоу. Смех его не был раскатистым, он больше походил на хихиканье, и это не сочеталось с его внешностью.

— Так что — не приходило в голову? — настаивал Вульф.

— Право же, я не знаю,— Винслоу вновь захихикал.

— От кого унаследовала состояние ваша тетя?

— От своего мужа, моего дяди Нортона.

— Когда он умер?

— Шесть лет назад, в 1947 году.

— Как? От чего?

— Он был убит во время охоты на оленей. Несчастный случай.

— Вы там были?

— Нет. Не был. Я находился более чем за милю оттуда.

— Вы получили от него что-нибудь?

— Нет,— от волнения к лицу Винслоу прилила кровь и оно стало ярко-розовым.— Он посмеялся надо мной. По завещанию оставил мне шесть центов. Он меня не любил...

Вульф повернулся к Кремеру, но инспектор предвосхитил его вопрос:

— Этим уже занимаются два человека. Несчастный случай произошел в Мейне.

— Я хочу сказать, как отношусь к этому,— обратился к ним Винслоу.— Я имею в виду — к вопросам о дядиной смерти. Они звучат для меня как комплимент. Все уверены, что я смог бы прикончить дядю, и это очень ценный комплимент. Вы утверждаете, что этим уже занимаются два человека, то есть ведется расследование, а это тоже комплимент. Мою тетю очень позабавила бы мысль о том, что я мог убить дядю Нортона и могу убить ее. У меня и в мыслях не было посвящать ее в свои дела, но если она узнает, что я был у Лео Хеллера, то... да поможет мне бог! — он протянул руки в умоляющем жесте,— мне обещали молчание, ведь обещали?

— Мы придаем гласности частные дела людей только в том случае, если это необходимо,— прогремел железный Кремер.

Вульф налил себе очередной стакан пива. Когда пена встала шапкой над краем стакана, он отставил бутылку и заметил:

— Я ничего не обещаю, мистер Винслоу, но у меня нет времени на бабьи сплетни. Положение таково: вы попали в эту переделку только из-за своей связи с Хеллером, и вопрос состоит в том, есть ли что-то в этих отношениях, что может пролить свет на убийство. Так что самое лучшее для вас — рассказать нам обо всем... Начните с самого начала и постарайтесь вспомнить каждое слово, сказанное им и вами. Начните с самого начала. Я постараюсь перебивать вас как можно реже.

— Вы уже видели записи, копии,— возразил Кремер,— так в чем же дело? Разве вы не поняли, в чем суть?

Вульф кивнул.

— У нас есть на это ночь,— проговорил он без особой радости.— Винслоу не знает, в чем суть, да и для вас это темный лес.— Он повернулся к Винслоу. — Начинайте. Все, что вы хотели сказать Хеллеру, и все, что он вам на это ответил.

Признание заняло больше часа, включая остановки, происходившие по вине государственных служащих, разбросанных по всему дому и работавших с остальными перепуганными гражданами. Два телефонных звонка были от сыщиков из отдела убийств, которые старались установить местонахождение потерянной ими гражданки, особы по имени Генриетта Тиллотсон, миссис Альберты Тиллотсон, перекормленной матроны, которую я приметил в комнате ожидания Хеллера. Были также звонки из полицейского управления, из прокуратуры и прочих "приятных" мест.

Когда Перли Стеббинс встал, чтобы вывести Винслоу из комнаты, предположения Вульфа о сути дела все еще оставались темным пятном для Кремера, по крайней мере, мне так показалось. Едва дверь за Винслоу закрылась, Кремер настойчиво начал:

— Я думаю, что все это дурацкий фарс: записка означает "НВ" и имеет в виду вас, а вы здесь разыгрываете водевиль. г — А если и так? — раздраженно произнес Вульф.— Почему же тогда вы терпите это? Да потому, что имей записка в самом деле в виду меня, единственное, что вам оставалось делать, это тащить меня в ваши сети, а это едва ли принесет результат — и вы это отлично понимаете.— Он допил пиво и отставил стакан.— Как бы то ни было, мы, может быть, сможем ускорить дело без особого риска. Скажите вашим людям, тем, кто беседует с этими типами, чтобы они обращали внимание на любое обстоятельство, связанное с цифрой 6. Они не должны подавать вида, что интересуются ею, не должны упоминать о ней сами, но если на каком-нибудь отрезке беседы возникнет цифра 6, им следует сосредоточиться на этом отрезке до тех пор, пока он не будет освещен со всех сторон. Я думаю, им известно о том, что один из клиентов Хеллера подозревается в серьезном преступлении?

— Они в курсе, что так утверждает Гудвин.— А почему именно шестерка?

Вульф покачал головой.

— Вашим людям все же придется сделать так, как я сказал, даже если получится не совсем как нужно...

— Дядя Винслоу умер 6 лет назад и оставил ему 6 центов.

— Это обстоятельство мне известно. Вы сказали, что оно расследуется. Не хотите ли, чтобы Гудвин передал им мое поручение?

Кремер поблагодарил, отказался, сказал, что все сделает сам, и вышел из комнаты.

К тому времени, когда он вернулся, Стеббинс уже привел гражданина No2. Его представили Вульфу и посадили на то место, где прежде располагался Винслоу. Этим гражданином оказалась Сьюзен Матуро. Она выглядела такой же обеспокоенной, как и утром, но ничего нового в ее поведении и внешности я не обнаружил. Правда, ее состояние можно было рассматривать под другим углом зрения: беспокойство или осознание вины? Она, бесспорно, была привлекательна, но Мод Вейль тоже обладала этим качеством, что не помешало ей отравить двух мужей.

Существовало предположение, что если Хеллер был убит своим клиентом, подозреваемым им в совершении преступления, то это должен быть клиент, которого он видел раньше, по крайней мере, один раз. Согласно же уверениям Сьюзен Матуро, она никогда не звонила Хеллеру и не виделась с ним. Но это, конечно, не освободило ее от подозрения. Ни ее, ни Агату Эбби, которая также уверяла, что в это утро пришла к Хеллеру впервые. Было известно, что он иногда договаривался с предполагаемыми клиентами в другом месте, так что и мисс Матуро, и мисс Эбби вполне могли оказаться в числе обвиняемых.

Вульф приподнял голову и взглянул на нее не очень враждебно, возможно, потому, что она согласилась выпить предложенного ей пива и, отхлебнув несколько глотков, облизнула губы. Ему нравилось, когда люди разделяли его маленькие радости.

— Вам уже, вероятно, известно, мисс Матуро, что вы находитесь в исключительных обстоятельствах,— сообщил он ей.— Все указывает на то, что Хеллер был застрелен одним из шести людей, вошедших в дом тем утром с целью встретиться с ним, а вы единственная из шести, кто ушел до одиннадцати часов, то есть до начала приема. Объяснение, данное вами относительно вашего ухода, звучит довольно несвязно и неубедительно. Не могли бы вы объяснить все это еще раз?

Она посмотрела на меня. Я не послал ей воздушный поцелуй, равно как и сердитый взгляд.

— Я сообщил обо всем,— уверил я ее,— что вы мне сказали, и точно так как говорили вы.

Она небрежно кивнула мне и повернулась к Вульфу.

— Мне придется объяснять все снова?

— Возможно,— не стал разубеждать ее Вульф,— вам придется объяснять все снова и снова дюжину раз. Так почему вы ушли?

Она сглотнула и собралась говорить, но не издала ни звука. Пришлось помогать ей.

— Вам известно о взрыве и пожаре в больнице Монтроз месяц тому назад?

— Конечно. Я читаю газеты.

— Вам известно, что той ночью погибло 302 человека?

— Я работала там в то время в палате "С" на 6-ом этаже. Были не только убитые, но и много раненых. Мне повезло: я прошла через этот ад, не получив ни ожога, ни царапины. Моя лучшая подруга погибла от смертельных ожогов, когда спасала своих пациентов, другая подруга получила тяжелые увечья и останется калекой на всю жизнь; молодой доктор, с которым я была обручена, погиб во время взрыва. Такова же участь многих других из тех, кого я знала. Не пойму, как мне удалось остаться целой и невредимой, ведь я тоже делала все что могла. Совершенно уверена в том, что я делала все возможное, и просто не могу радоваться, что так со мной получилось. Ну как я могу?

Она, казалось, ждала ответа, и Вульф пробормотал:

— От вас этого никто и не ожидает.

— Я не из тех,— промолвила она,— кто ненавидит людей. Она замолкла, и Вульф спросил:

— В самом деле?

— Да, не из тех. Я никогда не была в их числе. Но я возненавидела мужчину или женщину, не знаю, кто там был, который бросил бомбу и принес столько бед. Если бы вы знали, как трагедия подействовала на меня! Через две недели я попыталась перейти на работу в другую больницу, но не смогла. Я читала все, что появлялось в газетах, надеялась, что преступника поймают. Я не могла думать ни о чем другом, мечтала об этом каждую ночь, ходила в полицию и предлагала свою помощь, но меня уже допросили, и я сообщила все, что знала. Больше я никого не интересовала. Шли дни, и становилось очевидно, что его никогда не арестуют. Мне захотелось сделать что-нибудь, и тут я прочла в газетах о Лео Хеллере и решила пойти к нему попросить его взяться за это дело, Ниро Вульф издал какой-то непонятный звук, и она резко повернулась к нему.

— Я же сказала, что ненавижу преступника!

Вульф кивнул.

— Да, вы сказали. Продолжайте!

— Я пошла — вот и все. У меня были небольшие сбережения и кое-что я могла занять, так что у меня было чем расплатиться с ним. Но, сидя в комнате ожидания вместе с мужчиной и женщиной, я вдруг подумала, что, должно быть, сошла с ума, поддавшись такому жестокому, мстительному чувству, видимо, не осознавая, что делаю. Мне захотелось поразмыслить над всем этим, я встала и вышла. Спустившись вниз на лифте, я почувствовала, что кризис миновал. Медсестрам часто приходится наблюдать подобное у других людей. А потом, выйдя из лифта, я услышала имя Арчи Гудвина и Ниро Вульфа, и мне пришла в голову мысль, почему бы не обратиться в бюро Ниро Вульфа с просьбой разыскать преступника? Поэтому я и заговорила с мистером Гудвином, но тут все началось снова, и я просто не могла заставить себя рассказать о случившемся в больнице. Я только сказала, что хочу видеть мистера Ниро Вульфа, чтобы посоветоваться с ним, а мистер Гудвин ответил, что постарается это устроить и позвонит мне, или же я позвоню ему,— она развела руками.— Вот как все было.

Вульф посмотрел на нее.

— Это не бессмысленно, но и мудрости тут ни на грош. Вы считаете себя мудрой женщиной?

— Почему бы нет? Достаточно умной для того, чтобы хорошо справляться с порученным делом. Я хорошая медсестра, а хорошая медсестра обязана быть умной.

— И все же вы поверили, что какой-то шарлатан через свой фокус покус сможет разоблачить убийцу?

— Я считала, что он делает все это на научной основе. Я слышала, что у него отличная репутация. Вот как у вас.

— Великий боже! — Вульф широко раскрыл глаза.— Вот истинная болтовня, как говорил Яго. О чем вы собираетесь просить меня, какой совет вам нужен?

— Как вы думаете, есть ли возможность... полиция может его поймать?

Глаза Вульфа вновь сузились, полуприкрывшись веками.

— Дело, в которое меня втравили, мисс Матуро, этот допрос людей, волей обстоятельств оказавшихся подозреваемыми в убийстве, настоящие джунгли из болтовни, во всяком случае, на первом этапе. Я продвигаюсь вслепую, руководствуясь чутьем. Вы утверждаете, что никогда не видели Хеллера, но доказать этого не можете. Я волен предполагать, что вы виделись вне пределов его кабинета и беседовали с ним, в результате чего пришли к выводу, неважно каким образом, о том, что это он подложил бомбу в госпиталь и был причиной его разрушения и гибели сотен людей. Вы, движимая чувством неутихающего гнева, пришли и убили его. Можно до...

Она вытаращила на него глаза.

— С какой стати я стала бы думать, что это он подложил бомбу?

— Понятия не имею. Я же сказал, что продвигаюсь вслепую. В пользу этого момента говорит тот факт, что вы сами признали, насколько огромна ваша ненависть. Именно она могла подтолкнуть вас на убийство. Собирать же сведения в этом направлении работа не моя, а Кремера, но, без сомнения, двое-трое мужчин занимаются вашими друзьями и знакомыми с целью выяснения, не намекали ли вы когда-нибудь на связь Лео Хеллера с этим несчастным случаем. Возможно, они так же расспрашивают о том, не было ли у вас каких-то недобрых чувств по отношению к госпиталю, что вынудило вас подложить бомбу.

— Боже мой! — на ее шейке забилась жилка.— Меня? Разве это возможно?

— Конечно. Ничего невозможного в этом нет. Ненависть к преступнику, о которой вы только что говорили, могла быть вызвана запоздалым раскаянием.

— Нет! Нет! — она вдруг сорвалась с места, подлетела к Вульфу и, наклонившись к нему, застучала ладонью по столу.— Как вы смеете это говорить! Шесть человек, самых дорогих для меня в этом мире,— все они умерли этой ночью! Что бы вы ощущали на моем месте?!— опять стук.— Что бы почувствовал любой другой?

К этому времени я уже стоял рядом с ней, но никаких мер не принимал, да и не нужно было. Она выпрямилась, вся дрожа, и потом, овладев собой, вернулась на место и села.

— Мне очень жаль,— произнесла она тихим голосом.

— Ваши чувства вполне естественны,— мрачно заметил Вульф. Женщина, сорвавшаяся с цепи,— это для него было слишком.— А как звали тех шестерых, самых дорогих для вас в мире людей, что погибли?

Она назвала, и Вульф захотел узнать о них подробнее. Я начал подозревать, что он не более моего разбирался в этом деле, что просто он хочет заставить Кремера изменить его точку зрения насчет "НВ", и что, присвоив себе, повинуясь импульсу, пятьсот долларов, он решил потратить ночь на попытку их заработать. То, как он вел допрос Сьюзен Матуро, укрепило меня в этом мнении. Он действовал старым испытанным методом: позволял ей говорить о чем угодно в надежде, что та выболтает хоть что-то, дав ему пусть тончайшую, но зацепку. Я прекрасно знал способность Вульфа в случае незначительной добычи играть в эту игру до конца, часами.

Он все еще занимался Сьюзен Матуро, когда вошел некий тип с сообщением для Кремера, которое пробормотал ему на ухо. Кремер встал и направился к двери, потом передумал и вернулся к нам.

— Это касается и вас,— сообщил он Вульфу.— Они разыскали миссис Тиллотсон. Она здесь.

Сьюзен Матуро здорово повезло: Вульф мог бы продержать ее еще час-другой. Теперь же ее переводят к какому-то юному лейтенанту или сержанту полиции, который начнет все сначала. Перед тем, как уйти, она взглянула на меня. Нечто, похожее на улыбку, мелькнуло на ее лице, и эта улыбка намекала на то, что Сьюзен злых чувств ко мне не питает. Мне хотелось подойти к ней и потрепать ее по плечу. Но это было бы непрофессионально.

Вместо ожидаемой нами миссис Тиллотсон, вошел офицер полиции в штатском.

Он был одним из новых приобретений отдела убийств. Я никогда не видел его прежде и залюбовался мужественным шагом и энергичной выправкой, когда он остановился и уставился на Кремера в ожидании, что тот обратит на него внимание.

— Кто вас сменил? — спросил его Кремер.

— Морфи, сэр. Тимоти Морфи.

— 0'кей. Вы нам все расскажете,— Кремер повернулся к Вульфу.— Этого человека зовут Роса. Он находился на посту в кабинете Хеллера. Это его вы спрашивали о карандашах и резинке. Начинайте, Роса.

— Слушаюсь! Человек, сидящий в прихожей, позвонил и сообщил, что внизу находится женщина, которая хочет пойти и подняться наверх, и я сказал ему, чтобы он позволил ей сделать это. Я решил, что так будет лучше.

— Вот как? — спросил Вульф.

— Да, сэр.

— Докладывайте короче, Роса,— вмешался Кремер.— Продолжайте.

— Она поднялась на лифте, и, не представившись, стала расспрашивать меня, долго ли я здесь буду дежурить, должен ли еще прийти кто-нибудь — и прочее в том же духе. Мы ходили вокруг да около, я пытался выяснить, кто она такая, и тогда она стала действовать напрямик: достала из сумочки пачку банкнот и предложила мне 300 долларов, затем 400 и, наконец, 500 за то, что я отопру шкафы Хеллера и позволю ей пробыть в кабинете в течение часа. Это поставило меня в затруднительное положение.

— Вот как?

— Да, сэр.

— И что же вы предприняли?

— Если бы у меня были ключи от шкафов, я исполнил бы ее просьбу: отпер бы шкафы и оставил ее в кабинете, а когда она взяла бы что-то оттуда и сожгла, вы собрали бы пепел и отослали в криминалистическую лабораторию для исследования новейшими методами.

Роса нервно сглотнул.

— Но я ничего не сделал... Конечно, если бы у меня были ключи, я бы еще подумал.

— Надеюсь, вы не взяли у нее денег для освидетельствования?

— Нет, сэр. Я решил, что это будет выглядеть как подстрекательство. Я позвонил вниз. Когда подоспела помощь, я привез ее к вам и остался здесь, чтобы понаблюдать за нею.

— Вы уже достаточно налюбовались. Вполне достаточно. Позже мы поговорим об этом. Идите и скажите Бургеру, чтобы он привел ее сюда.

Глава 5

Хотя мое пребывание в приемной Хеллера в то утро было очень кратким, я был достаточно тренированным для того, чтобы разглядеть все, что там было, и вспомнить все, что я видел, но миссис Альберту Тиллотсон я узнал с трудом. Она потеряла минимум пять фунтов и приобрела вдвое больше морщин.

— Я хочу поговорить с вами наедине,— заявила она инспектору Кремеру. Она была одной из "избранных"... Ее муж был президентом чего-то, и потому было бы абсурдным предполагать, что она не ожидает для себя никаких привилегий. Кремеру понадобилось не менее пяти минут, чтобы вдолбить ей в голову, что она всего лишь одна из свидетельниц, и это явилось для нее такой неожиданностью, что еще какое-то время она сидела и раздумывала, как реагировать на подобное сообщение.

Она решилась на бесстыдную ложь. Но поначалу Альберта Тиллотсон пожелала узнать, служит ли в полиции тот человек, который доставил се сюда, и Кремер ответил на это утвердительно.

— Вот как! — воскликнула она.— Так ему не следовало бы быть там. Вы должны знать, что сегодня утром ко мне приходил полицейский офицер. Он сообщил мне, что Лео Хеллер убит и пожелал узнать, с какой целью я приходила к нему сегодня утром. Естественно, я не пожелала быть замешанной в этом грязном деле и поэтому сказала ему, что у Хеллера не была. Но он убедил меня, что отрицать бессмысленно, и тогда я призналась, что хотела повидать Хеллера по весьма деликатному, чисто личному вопросу, о котором не могу рассказывать... А что — этот человек записывает мои слова?

— Да. Такая уж у него работа.

— Я не желаю, чтобы он это делал, И никто другой. Офицер настаивал, чтобы я объяснила ему причины моего желания видеть Хеллера, но я отказывалась, отказывалась... Когда же он сказал, что вынужден отвезти меня к районному прокурору, а в случае необходимости заключить под стражу, я рассказала, что у нас с мужем есть затруднения с нашим сыном, особенно в том, что касается его обучения, и я ездила к Хеллеру, чтобы спросить его, какой колледж больше всего подходит нашему сыну, и в конце концов он ушел. Возможно, вы уже знаете обо всем этом?

Кремер кивнул:

— Разумеется.

— После ухода офицера я забеспокоилась и поехала к своей подруге посоветоваться. Беда в том, что я дала Хеллеру много сведений о моем сыне и некоторые из них сугубо личного свойства, а поскольку этот человек убит, полиция, возможно, заберет все бумаги, я же хотела сохранить их в тайне. Я знала, что Хеллер заносил все сведения о том или ином лице в специальный блокнот, и больше никто не мог их прочитать, так, по крайней мере, он утверждал, но я не была в этом уверена, а это слишком важно. После длительной беседы с подругой, а мы проговорили несколько часов, я решила поехать в дом, где жил Хеллер, и узнать, нельзя ли мне взять кое-какие бумаги, касающиеся моего сына, поскольку с убийством они не связаны.

— Понимаю,— одобрил ее Кремер.

— Так я и поступила. А этот полицейский сделал вид, что слушает меня, что соглашается со мной, и неожиданно арестовал меня за попытку подкупить должностное лицо! Когда же я стала категорически отрицать это, так же, как отрицаю это и сейчас, и хотела уйти, то он применил силу. Он даже хотел надеть на меня наручники! Мне пришлось поехать с ним, и вот я здесь, и вы, надеюсь, понимаете, что я вынуждена пожаловаться и непременно это сделаю!

Кремер взглянул на нее в упор.

— Вы пытались подкупить его?

— Нет, не пыталась!

— Вы предлагали ему деньги?

— Нет, не предлагала!

Перли Стеббинс издал тихий звук, нечто среднее между смехом и сопением, трудно сказать, что именно. Кремер, не обращая внимания на это нарушение субординации, глубоко вздохнул, потом еще раз.

— Может быть, мне заняться?— предложил Вульф.

— Нет, благодарю.— холодно буркнул Кремер, продолжая смотреть на миссис Тиллотсон.— Весь этот вздор не приведет вас ни к чему хорошему. Вы делаете ошибку, мадам. Это многое осложняет. Постарайтесь для разнообразия сказать правду.

Она гордо выпрямилась, но не произвела должного впечатления, поскольку за день слишком устала и была вялой.— Вы назвали меня лгуньей.— окрысилась она на Кремера,—и это в присутствии свидетелей!—она указала на полицейского стенографиста.— Запишите его слова в точности!

— Запишет,— уверил ее Кремер.— Послушайте, миссис Тиллотсон, вы сами признались в том, что лгали насчет посещения Хеллера до тех пор, пока не убедились, что привратник подтвердит тот факт, что вы были там не только утром, но и раньше. А теперь насчет попытки подкупить полицейского. Это уголовное преступление. Если мы обвиним вас в этом и вы предстанете перед судом, то кому поверит суд — вам или полицейскому — не могу сказать, но я знаю, кому верю я. Я верю ему, а вы мне лжете!

— Приведите его сюда! Я хочу посмотреть ему в глаза!

— Он тоже хочет посмотреть вам в глаза, но это ничего не изменит. Я убежден в том, что вы лжете, так же, как лжете и насчет предмета, который хотели изъять из шкафа Хеллера. Он делал записи своим специальным кодом, который нуждается в расшифровке, и вы знаете, что я не верю в то, что вы шли на риск и пытались подкупить полицейского офицера лишь затем, чтобы получить записи о вашем сыне. Я предполагаю, что среди этих бумаг есть нечто, что может быть опознано как принадлежащее вашей семье, за этим-то вы и охотились. Утром мы направили туда людей, которые переберут содержимое папок листок за листком, и если среди них есть нечто нужное вам, оно будет обнаружено. Пока же я задержу вас для дальнейшего допроса относительно вашей попытки подкупить полицейского. Если хотите позвонить вашему адвокату, то можете это сделать. Один звонок в присутствии должностного лица, — Кремер повернулся к сержанту: — Стеббинс, проводи ее к лейтенанту Роуклифу и введи его в курс дела.

Перли встал, но миссис Тиллотсон не последовала за ним. Она была явно растеряна.

— Дайте мне минуту. Я все объясню.

— Две минуты, мадам. Но не старайтесь состряпать новую ложь. Вы совсем не умеете лгать.

— Тот человек не понял меня. Я не пыталась его подкупить.

— Я сказал, что вы можете связаться со своим адвокатом.

— Мне не нужен адвокат,— возразила она.— Если они начнут рыться в бумагах Хеллера, они найдут то, что я хотела получить, так что лучше будет, если я расскажу все сама. Это несколько писем в конвертах, адресованных мне. Они не подписаны, они анонимны, и я хотела, чтобы Хеллер определил, кто их написал.

— Они касаются вашего сына?

— Нет. Они касаются меня. Они угрожают мне чем-то, и я уверена, что это шантаж.

— Сколько всего писем?

— Шесть.

— И чем они вам угрожают?

— Они... не обычные угрозы, а разные цитаты. В одном из них говорится: "Он не может платить, так дайте ему помолиться". В другом: "Тот, кто умирает, платит все долги". Еще в одном: "Когда банкет идет к концу, пора подумать о расплате". Остальные длиннее, но в том же духе.

— Почему вы думаете, что это связано с шантажом?

— Неужели вы не понимаете? "Он не может платить, так дайте ему помолиться"!

— Вы хотели, чтобы Хеллер установил личность отправителя? Сколько раз вы с ним виделись?

— Два раза.

— Вы, конечно, дали ему всю возможную информацию. Утром мы увидим бумаги, но сейчас вы можете рассказать нам все, что говорил Хеллер. Как можно больше, все, что было сказано и вами, и им.

Я позволил себе усмехнуться, отнюдь не пряча усмешку, и посмотрел на Вульфа, желая удостовериться, насколько полно он оценил тактику Кремера, но тот сидел спокойно, уставившись на клиентку.

Трудно сказать, по крайней мере мне, сколько мисс Тиллотсон рассказала правды, сколько утаила. Может, в ее прошлом было кое-что, и это давало кому-то право считать ее своей должницей. А может, она в самом деле не знала, чем именно вызван шантаж или утаила главное от Хеллера, или все же рассказала ему, но. конечно же, не собиралась нам это открывать. Наконец, она запуталась в собственных противоречиях настолько, что понадобилось бы не менее дюжины колдунов-математиков, чтобы определить, где в них начало, а где конец.

И тут вмешался Вульф. Он посмотрел на стенные часы, потянулся за седьмой по счету бутылкой нива для очередного глотка и заявил:

— Уже за полночь. Благодарение Богу, у нас здесь есть целая армия для того, чтобы выводить и вводить их и следить за ними. Если ваш лейтенант Роуклиф все еще тут, пусть он заберет ее, а мы поедим сыра. Я проголодался.

Кремер, любящий перерывы, как и все прочие, не возражал.

Перли Стеббинс вывел миссис Тиллотсон.

Я направился па кухню помочь Фрицу, зная, что он сбивается с ног, нагружая подносы с сэндвичами для ищеек, рассредоточенных по всему дому.

Когда я, нагруженный едой, возвратился в кабинет, Кремер атаковал Вульфа, а Вульф откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Я расставил тарелки с иль-песто и крекерами, поставил пиво перед Вульфом и стенографистом, кофе перед Кремером и молоко перед собой.

Через четыре минуты Кремер удивленно спросил:

— Что это?!

Вульф коротко ответил:

— Иль-песто по рецепту Вульфа и Фрица Бреннера.

— А из чего оно сделано?

— Из сыра кавестрато, анчоусов, свиного ливера, грецких орехов, чеснока, сладкого базилика, лука-резанца и оливкового масла.

— Великий боже!

Еще через четыре минуты Кремер обратился ко мне тоном, каким говорят люди, которые хотят оказать любезность:

— Я возьму еще немного этого, Гудвин.

Но пока я собирал грязные тарелки, он вновь набросился на Вульфа. Тот не торопился парировать удары. Он подождал, когда Кремер сделает передышку, и миролюбиво проворчал:

— Почти час, а у нас еще трое.

Кремер послал Перли еще за одним перепуганным гражданином. На этот раз им оказался высокий костлявый субъект, который, войдя этим утром в холл на 37-ой улице, задержался для того, чтобы нахально уставиться на Сьюзен Матуро и на меня, когда мы сидели на скамье у камина. Я прочел его показания и теперь знал, что его зовут Джек Эннис, что он специалист по изготовлению штемпелей, в данный момент без работы, что он не женат, живет в Кинзе и что он прирожденный изобретатель, но его пока никто не субсидировал. Коричневый костюм Джека был помят.

Когда Кремер сообщил ему, что все вопросы, исходящие от Вульфа, рассматриваются как часть официального следствия по делу об убийстве Лео Хеллера, Эннис принялся оценивающе рассматривать Вульфа, как бы решая, заслуживает или нет его одобрения подобная процедура.

— Вы человек, всем обязанный самому себе,— сказал он Вульфу. — Я читал о вас. Сколько вам лет?

Вульф в свою очередь уставился на него.

— Если не возражаете, как-нибудь в следующий раз, мистер Эннис. Сегодня под следствием вы, а не я. Вам 38, не так ли?

Эннис улыбнулся. У него был большой рот с тонкими, бесцветными губами и его улыбка выглядела особенно привлекательной.

— Извините меня, если вам показалось, что я вел себя слишком резко, спрашивая, сколько вам лет, но я имел в виду нечто иное. Я знаю, что вы достигли вершин в своем ремесле, и мне интересно узнать, сколько вам потребовалось на это лет. Я тоже карабкаюсь к вершинам, но масса времени уходит на разбег, вот я и спрашиваю, в каком вы были возрасте, когда ваша фамилия впервые появилась в газете?

— Два дня. Объявление о моем рождении. Насколько я понимаю, ваш визит к Лео Хеллеру был связан с вашим намерением сделать карьеру изобретателя?

— Верно,— Эннис опять улыбнулся. — Послушайте, все это какая-то чепуха. Ищейки обрабатывали меня семь часов, ну и к чему они пришли? Какой во всем этом толк и смысл? Зачем бы, о Боже, мне нужно было убивать этого парня?

— Вот это я и хотел бы выяснить!

— А почем я знаю! У меня патенты на 6 изобретений и ни один из них не куплен. Правда, есть кое-что не в лучшем виде, но там необходима всего лишь одна штуковина, и получится нечто совершенно замечательное! Однако, вся беда в том, что я не мог найти эту штуковину. Когда я прочитал об этом Хеллеру, мне показалось, что если я дам ему все, необходимое для его формулы, то у меня будут неплохие шансы получить нужный ответ. Вот я и пошел к нему. Мы встречались трижды и долго беседовали. Наконец, он решил, что собрал достаточно сведений для работы с формулой и может взяться за нее, и мы договорились с ним, что сегодня утром я зайду к нему узнать, как продвигаются мои дела.— Эннис помолчал, подчеркивая значительность сказанного.— Я очень надеялся на успех. Я затратил столько усилий и угрохал столько денег. И я пошел к нему, поднялся наверх в его кабинет, застрелил его, потом пошел в комнату ожидания и тихо сел.— Он улыбнулся.— Послушайте, если вы считаете, что есть люди похитрее меня, что ж, я не спорю. Может быть, вы хитрее меня. Но ведь я не лунатик, правда?

Вульф поджал губы.

— Я не стану компрометировать себя кое-какими сравнениями, мистер Эннис. Но вам ни в коем случае не стоит демонстрировать, насколько глупо подозревать вас в убийстве Хеллера. А что если он вывел формулу на основании сведений, которыми вы его снабдили, нашел эту самую штуковину, которая должна превратить это ваше неудачное изобретение в нечто значительное и отказался сообщить вам о ней кроме как за невообразимую сумму? Вот вам великолепный мотив для убийства Хеллера!

— Еще бы,— не стал возражать Эннис.— Я бы с удовольствием его убил.— Он подался всем телом вперед, став вдруг совершенно серьезным. — Послушайте. Я хочу достичь вершин. У меня есть все, что для этого необходимо,— он постучал себе по лбу.— И никто не сможет меня остановить! Если бы Хеллер сделал то, что вы сказали, я бы мог убить его. Этого я не отрицаю, но он так не поступил.— Эннис взглянул на Кремера.— И я рад, что могу высказать вам все то, о чем твердил этим типам, которые допрашивали меня. Я хочу посмотреть бумаги Хеллера и проверить, нет ли там проклятой формулы, которую он все же успел составить для меня. Может быть, я не смогу ее узнать, а если смогу, то, может быть, не пойму, но я хочу попытаться...

— Мы попытаемся сами.— сухо заметил Кремер.— Если мы обнаружим что-нибудь, что будет опознано, как принадлежащее вам, вы все увидите сами и, возможно, даже получите это.

— Но я не хочу "возможно", мне нужно наверняка! Вы знаете, сколько времени я работал над этой штуковиной? Четыре года! Это мое, вы понимаете, мое! — он явно терял душевное равновесие.

— Успокойтесь, приятель,— посоветовал ему Кремер. — Мы тоже имеем право на это. Не меньше вас. И если формула принадлежит вам — вы ее и получите.

— Между тем,— продолжал Вульф,— есть пара обстоятельств, которые я хотел бы выяснить. Почему вы, войдя сегодня утром в дом, остановились и уставились на мистера Гудвина и мисс Матуро?

Эннис вздернул подбородок.

— Кто утверждает, что я это сделал?

— Я, на основании показаний Арчи. Арчи, он сделал это?

— Да,— подтвердил я,— и самым вульгарным образом.

— Что ж,— сказал Эннис Вульфу,— он разбирается в этих делах лучше меня. Вероятно, так оно и было.

— Почему? Была особая причина?

— Все зависит от того, что вы считаете особой причиной. Мне показалось, что я узнал эту девушку, которую как-то видел, но ошибся. Та была гораздо моложе.

— Ясно. Я хотел бы поподробнее остановиться на моем предположении, которое вы отклонили,— о том, что Хеллер пытался выманить у вас ваше изобретение, подтвержденное его вычислениями. Я бы хотел, чтобы вы описали это изобретение так, как вы описали ему, его слабину, которую вы так настойчиво пытаетесь исправить.

Я даже не буду пытаться передать последующее, да я и не смог бы этого сделать, поскольку не понял даже десятой части. Единственное, что я вынес из его объяснений, так это то, что изобретение являлось прибором, который должен был превзойти все существующие механизмы, связанные с Х-лучами, но дальше я запутался в катодах, валентностях и кулонах и, честно говоря, Вульф и Кремер, по-моему, выглядели не лучше меня. Если изобретателя обычно отличают бойкость и болтовня на научные темы, то эта пташка была важной фигурой. Он вставал и иллюстрировал свои слова разными неожиданными действиями. Он схватил со стола Вульфа блокнот и карандаш и стал объяснять с помощью чертежей, и в конце концов, мне стало казаться, что мы его уже никогда в жизни не остановим. Но это все же удалось с помощью сержанта Стеббинса, который подошел к Эннису и решительно взял его за локоть. На пути к двери Эннис обернулся и выкрикнул:

— Я хочу иметь эту формулу, не забудьте!

Глава 6

Агрессивная на вид особа по-прежнему была в норке, вернее, норка была при ней, но она уже не казалась такой шустрой, как я и говорил раньше, утром я бы дал ей между 20 и 60-ю, но события дня наложили на нее определенный отпечаток и приблизили ее возраст к действительности. Так что теперь я бы определенно утверждал, что ей лет 47. Тем не менее, это был крепкий орешек. Несмотря на трудности, через которые ей пришлось пройти, и поздний час, она сразу дала понять нам, что она холодна, спокойна и владеет собой, непринужденно бросила на один стул свою норку, сама села на другой, положив ногу на ногу, вытащила сигарету. прикурила и поблагодарила меня за придвинутую пепельницу.

Мое впечатление о ней как о должностном лице подтвердилось. Ее действительно звали Агата Эбби, и она была главным редактором журнала мод, который я регулярно не читал. После того, как Кремер разъяснил ей природу нашего заседания, включая положение Вульфа, Вульф прицелился и выпустил стрелу прямо в центр мишени.

— Мисс Эбби, я думаю, что вы сейчас хотели бы отправиться спать, я чувствую это по себе, так что давайте не будем тратить время на хождение вокруг да около. К вам три вопроса,— он показал ей три пальца, похожие на сардельки. — Первый. Вы утверждаете, что никогда не видели Лео Хеллера. Установлено, что вы действительно не приходили раньше в его офис, но вопрос о том, виделись вы с ним где-нибудь в другом месте, легко выяснится людьми, снабженными его фотографиями. Они опросят ваших сослуживцев и соседей, побывают во всех вероятных местах ваших предполагаемых встреч с Хеллером. Если окажется, что вы встречались и беседовали с ним, то полиции вряд ли понравится этот факт.— Он показал ей две сардельки. — Второй. Вы отказываетесь говорить, зачем хотели видеть Хеллера. Это вовсе не означает, что вы преступница, поскольку у большинства людей имеются личные дела, которые они бережно и ревностно охраняют, но ваше упорство было бы неразумно, ибо всем вам, шестерым, придется объяснить причину прихода к Хеллеру этим утром, если она окажется не имеющей отношения к убийству, то ни в коем случае не будет разглашена. Вам все равно пришлось дать нам сведения, когда вы поняли, что в противном случае будет проведено крайне неприятное для вас расследование, и посторонние люди станут копаться в ваших делах. Третий. Когда из вас все же удалось вытянуть эти сведения, они оказались очевидным вздором. Вы заявили, что хотели нанять Хеллера, чтобы он обнаружил, кто украл кольцо из ящика вашего письменного стола три месяца тому назад. Это детский лепет. Я допускаю, что даже в случае, если кольцо было застраховано и полиция не смогла найти преступника, то имея достаточно здравого смысла, вы вряд ли надеялись на помощь Хеллера, ведь вам доверяют такую высокооплачиваемую работу. Даже если он не был мошенником и честно занимался законами вероятности, разрешая с успехом некоторые проблемы, определение воришки среди сотен возможных кандидатов — такое уже превышает его возможности даже при его самомнении.— Вульф двинул головой на дюйм влево и снова вернул ее на место.— Нет, мисс Эбби, так дело не пойдет. Я хочу знать, видели ли вы Лео Хеллера раньше и, в любом случае, что вы от него хотели.

Она четырежды показала кончик своего розового языка, проведя им по губам. Затем заговорила тонким, твердым голосом.

— Вы представили мое дело как истинное поражение, мистер Вульф. Она бросила взгляд быстрых темных глаз на Кремера.

— Вы главное лицо в этом расследовании?

— Совершенно верно.

— Разделяет ли полиция... скептицизм мистера Вульфа?

— Можете считать, что все сказанное им исходит от меня.

— Выходит, что бы я ни сказала о причине моего визита к Хеллеру, расследование неизбежно? Вы все равно будете проверять?

— Не обязательно. Если это нас устроит и не окажется связанным с убийством, если это глубоко личное дело, мы оставим все так, как есть. Если нам и придется что-то проверить, то мы проделаем это осторожно. На нас и так уже сердито достаточное количество невинных граждан.

Ее взгляд молнией метнулся к Вульфу.

— Как насчет вас, мистер Вульф? Вам тоже придется проверять?

— Искренне надеюсь, что нет. Присоединяюсь к уверениям Кремера. Она обвела взглядом всех остальных.

— А как насчет этих мужчин?

— Это наши надежные помощники. Они молчат или лишаются работы.

Кончик ее языка снова высунулся и облизнул видимо сохнущие губы.

— Вы меня не убедили, но что я могу поделать? Если мне приходится выбирать между этим и охотой на меня лучших сыщиков Нью-Йорка, то, видит бог, я вынуждена выбрать первое. Я позвонила Лео Хеллеру десять дней назад. Он приходил ко мне на службу и провел там два часа. Дело носило не личный, а служебный характер. Я собираюсь рассказать вам все точно так, как было на самом деле, поскольку я не сильна в сочинении небылиц. Ужасно глупо с моей стороны было говорить о таких вещах, как украденное кольцо,— с видимым усилием она продолжала: — Вы сказали, что у меня должно быть достаточно здравого смысла, чтобы выполнять высокооплачиваемую работу, но если бы вы только знали! Какая это каторга! Загон для диких зверей! Шестеро тигриц стараются изо всех сил вцепиться в меня своими когтями, и если бы все они умерли сегодня вечером, то завтра бы появилось шесть новых! Не дай бог обнаружится, с какой целью я была у Лео Хеллера, со мной будет покончено. — Кончик ее языка задвигался туда-сюда.— Вот как это важно для меня. У журнала мод есть два главных направления: репортаж и прогноз. Американская женщина хочет знать, что модно и что носят в Париже и Нью-Йорке, но еще сильнее она желает знать, что будет модно и что будут носить в следующем сезоне. Репортажи мод достаточно хороши, я знаю в этом толк, что же касается прогноза прошлого года, то он оказался негодным. Мы наладили нужные контакты, но где-то произошла утечка информации, и наш главный конкурент натянул нам нос. Еще один подобный сезон, и гуд бай!

— Журнал!— проворчал Вульф, — Нет, я. Поэтому я решила попытать счастья у Лео Хеллера. Я решила познакомить его со всем, чем мы располагаем, а материала у нас достаточно. Ну, знаете, фасоны, цвета, направления за последние десять лет, я хотела попросить его определить возможные изменения в них на шесть месяцев вперед. Он посчитал это возможным, а мне он не показался обманщиком. Чтобы познакомиться с нашим архивом, ему надо было прийти в редакцию. Мне, конечно, пришлось замаскировать цель его визита, но это было нетрудно. Хотите знать, как я объяснила его приход?

— Пожалуй, нет,— пробормотал Вульф.

— Итак, он пришел. На следующий день я позвонила ему, и он сказал, что ему необходимо по крайней мере неделю на то, чтобы установить, достаточно ли он получил информации для составления формулы. Вчера я позвонила снова, и он сказал, что хочет кое-что со мной обсудить, и попросил меня заехать к нему сегодня утром. Я приехала, а остальное вам известно.

Она замолчала. Вульф и Кремер обменялись взглядами.

— Мне бы хотелось,— внушительно произнес Вульф,— узнать имена шести тигриц, которые охотятся за вашей работой.

Она побелела. Я никогда не видел, чтобы естественная краска покидала лицо так быстро.

— Будьте вы прокляты!— в диком гневе закричала она.— Вы, значит, такая же крыса, как и все остальные! Вульф поднял ладонь.

— Прошу вас, мадам, Кремер скажет вам от себя, но я не имею никакого желания выдавать вас вашим врагам. Я просто хочу...

Он замолк, поскольку его слушательница явно собиралась уходить. Она встала, схватила свою норку с соседнего стула, перекинула ее через руку, повернулась и двинулась к дверям. Стеббинс посмотрел на Вульфа, тот покачал головой, и Стеббинс поплелся за ней.

Едва он подошел к двери, как Кремер крикнул ему:

— Приведите Буша!— потом он с возмущением повернулся к Вульфу: — В чем дело? Вы же заставили ее говорить, зачем же давать ей передышку?

Вульф скорчил уморительную гримаску:

— Бедняга! Несчастная бедняжка! Женоненавистничество у нее в крови. Теперь к этому прибавится еще и мужененавистничество. Она слепа и глуха от гнева, и работать с ней дальше бесполезно. Но вы все же собираетесь делать это?

— Вы правы. Собираемся. Но для чего?— он встал и посмотрел на Вульфа сверху вниз. — Скажите мне, для чего? Не считая того, что удалось вытянуть из этой женщины, я не вижу и тени...

Он снова вышел из себя. Я ничего не имею против возмущения инспектора Кремера, оно забавляет меня и улучшает мой аппетит, но в данном случае, должен признать, оно, как мне показалось, имело под собой реальную почву. До сих пор я не увидел и не услышал ничего, что подтверждало бы заявление Вульфа о наличии у него какой-то нити, и что эта нить не обман.

Была половина третьего ночи, перед нами прошли пятеро и остался лишь один. Поэтому, хотя я не поддерживал тявканье щенка Кремера на моего шефа, равно как и не предлагал ему за это орхидеи, в глубине души считал, что некоторые из его чувств не так уж абсурдны. Кремер все еще продолжал тявкать, когда дверь отворилась, пропустив Стеббинса и последнего клиента.

Подведя его к стулу, на котором сидели все предыдущие и который находился напротив Вульфа и Кремера, Стеббинс не пошел к стулу у стены, который он избрал себе на весь вечер. Вместо этого он устроился слева от Кремера, в двух шагах от приведенного им субъекта. Это было интересно, поскольку означало, что он считал Карла Буша самым опасным из всех, и хотя Стеббинс часто ошибался за то время, что я его знал, он и оказывался прав больше, чем один раз.

Карл Буш был тем самым низеньким, смуглым и ловким на вид птенчиком, чьи волосы находились где-то за пределами его головы. На копии со сведениями о нем я заметил буквы "НВМС", означавшие "без определенных занятий", но это было всего лишь данью заведенному порядку. Подробности этих сведений не оставляли сомнений в его существовании. Он был третьеразрядной бродвейской пташкой. Он не занимался театром, спортом, полицией или другим крупным рэкетом, но знал всех, кто этим занимался, и как волк крутился у всех углов, собирая сведения, как легальные, так и прочие, прибегая к сотням мелких уловок.

Тон, с которым обратился к нему Кремер, был совсем не тот, что раньше.

— Это Ниро Вульф,—отрубил он.—Отвечайте на его вопросы. Слышите, Буш?

Буш заверил, что слышит. Вульф, изучавший его, нахмурил брови и заговорил:

— Думаю, Буш, мне нет никакого смысла затевать с вами обычную канитель. Я читал ваши показания и считаю, что если начать мучить вас противоречиями, толку от этого будет мало. Но у вас состоялись три встречи с Лео Хеллером и в ваших показаниях разговоры не переданы, лишь подведен общий итог. Мне же нужны детали ваших переговоров, и как можно полнее, так что напрягите вашу память. Начнем с первого, состоявшегося два года тому назад. Что именно было сказано?

Буш медленно покачал головой.

— Это невозможно, мистер.

— И все же постарайтесь!

— Ха-ха-ха!

— Вы не можете?

— Если бы я отвел вас к пристани и попросил перепрыгнуть Бруклин, что бы вы сделали? Сказали бы, что нечего зря ноги бить. Вот так и я.

— Я же велел вам,—окрысился Кремер,—отвечать на его вопросы! Буш протянул руку в драматическом жесте.

— Чего вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы передали мне все ваши разговоры так подробно, как только сможете.

— 0'кей, пусть так. Я сказал ему: мистер Хеллер, меня зовут Буш, я маклер. Он спросил, в какой области, а я сказал, что в любой, где людям нужен маклер, хотя бы в качестве затычки, но у него не было чувства юмора, и я видел, что он не понял моих слов, тогда я оставил это и начал объяснять. Я сказал ему, что у самых разных людей есть огромное желание узнать о том, какая лошадь придет первой накануне скачек или хотя бы на час раньше, а я прочитал о его системе работы и подумал, что он сможет помочь мне ответить на этот простой вопрос. Он сказал, что не раз думал об использовании своего метода в личных интересах, поскольку сам никогда не играет, а составление формулы для одного забега потребует от него такой уймы исследований и будет стоить так дорого, что окажется невыгодным клиенту, какую бы сумму он после этого ни выиграл.

— Вы говорите своими словами,— недовольно произнес Вульф. — Я предпочел бы те слова, которые были использованы в разговоре.

— Это самое большее, на что я способен, мистер.

— Что ж, продолжайте.

— Я сказал, что сам не силен в крупных выигрышах, но это, в общем-то, и не важно, потому что у меня на уме оптовая торговля результатами. Скажем, он обрабатывает 10 забегов в неделю. Я могу набрать, по крайней мере, 20 покупателей сразу, И ему вовсе не нужно быть всегда правым, как господь бог! Все, что от него требуется, это предсказать процентов на сорок, или немножко больше. Из этого можно раздуть такой костерок, что его и морем волн не зальешь. Мы могли бы заполучить хоть миллион покупателей, если бы захотели, да мы бы не захотели! Мы отобрали бы сотенку, не больше, и имели бы с этого такой процент, что не буду врать, получали бы каждую семидневку по сотне тысяч. И...

— Что?! — взорвался Кремер. — По сотне тысяч когда?

— В семидневку!

— Это что, в неделю?

— Конечно.

— Где же, черт побери, вы раскопали такое старинное слово?

— Оно не старое. Какой-то умник пустил его в оборот еще прошлым летом.

— Невероятно. Продолжайте!

— Где я остановился... ах, да! За год набежало бы полмиллиона, и мы с Хеллером могли бы их поделить. Из моей доли следовало бы вычесть расходы по проведению операции, из его — расходы на добычу сведений. Ему пришлось бы посовать свой нос в разные дырки и спустить сотню тысяч, чтобы все выяснить, да и я не сидел бы без дела. Пока у нас еще ничего не было, но он почуял запах денег! Мы встретились еще два раза, и он согласился сделать пробу на три забега. В первом, над которым он работал, по его расчетам выходило, что фаворитом должна была быть лошадь по кличке "Белая Роза", и она победила, но, черт возьми, для него это было лишь коротким упражненьицем! В следующем забеге были претендентки, и они шли так, что одна висела на хвосте у другой, но Хеллер сумел определить победительницу в лучшем виде, лошадку по кличке "Быстрая", но при ставке 50:56, и тут особого восторга быть не может. Но главное — следующая!—Буш поднял палец, показывая, что самое главное впереди. - Что было! Слушайте! Эта скотина шла 40:1 —мосластая, по кличке Зеро. Так вот эта лошадка Зеро заставила бы ругаться даже святого, но на нее все же стоило поглядеть! Весь ее вид наводил на мысль о собачьих консервах! Когда Хеллер уцепился за эту лошадку, я подумал: ого-го! Да ты просто деревенщина, смотри, как бы я не удрал! Да, вы просили пересказать слова, которые мы использовали, я и Хеллер. Так если бы я назвал вам некоторые из тех, что выкрикивал, когда эта самая Зеро выиграла забег, вы бы посадили меня под замок! Хеллер не только выбивал тысячу, он уложил всех самым... Вы что там, спите, что ли?

Все уставились на Вульфа. Он откинулся па спинку кресла с плотно закрытыми глазами. Он сидел совершенно неподвижно, лишь губы двигались к себе — от себя, и снова, к себе — от себя. Кремер, Стеббинс и я знали, что это означает: что-то попалось ему на крючок и теперь он пытался вытянуть рыбку. По моей спине пробежала дрожь! Стеббинс встал и сделал шаг к Бушу, готовый схватить его за локоть, Кремер пытался придать своему лицу саркастическое выражение, но у него ничего не получалось, он был взволнован не меньше моего. Свидетельством того было его молчание. Как и все прочие, он просто сидел и смотрел на Вульфа, на его шевелящиеся губы, как на что-то необыкновенное.

— Какого дьявола!—запротестовал Буш. —С ним припадок, что ли?

Вульф открыл глаза и подался вперед.

— Нет!— огрызнулся он. — Кремер, вы разрешите увести Буша? На время? Кремер без колебаний кивнул Перли, тот тронул Буша за плечо, и они вышли. Дверь за ними закрылась, но не прошло и пяти минут, как она снова отворилась, пропустив вернувшегося к нам Перли. Он так же горячо желал взглянуть на "рыбку", как его шеф и я.

— Называли ли вы меня,— обратился Вульф к Кремеру,— когда-нибудь болваном или старым дурнем?

— Может быть, и не точно так, но, конечно же, называл!

— Вы вполне можете проделать это сейчас. Ваше самое скверное мнение обо мне гораздо выше того, что я сейчас о себе думаю,— он посмотрел на часы, показывающие пять минут четвертого. — Нужно обставить все как следует. Сколько ваших людей в моем доме?

— Четырнадцать или пятнадцать!

— Вы вполне можете проделать это сейчас,— повторил Вульф ту же фразу, что и недавно. — Пусть придут сюда все, так будет эффектней. И половине из них следует принести стулья. Приведите, конечно, и тех шестерых. Спектакль не займет много времени. Час, возможно, хотя я в этом и сомневаюсь. Во всяком случае, затягивать я не собираюсь.

Кремера это явно не устраивало.

— Вы и так уже достаточно затянули. Вы что, можете назвать его имя? Сейчас?

— Нет. Я не имею об этом ни малейшего понятия. Но я знаю, как нужно действовать, чтобы разоблачить ее или его. В противном случае я потеряю к себе уважение.

Вульф ударил ладонью по столу, что являлось для него весьма энергичным проявлением чувств.

— Черт возьми! Разве вы не достаточно хорошо меня знаете, чтобы понять, что я готов к схватке?

— Я вас даже слишком хорошо знаю, - Кремер посмотрел на своего сержанта и глубоко вздохнул. — Ну и человек! Ладно, Перли, собирай всю компанию!

Глава 7

Наш кабинет достаточно обширен, но когда в нем собрались все присутствующие, свободного места оказалось совсем немного. Я насчитал 27 человек.

Впервые лицезрел я такой богатый набор сотрудников отдела убийств. Они разместились от стены до стены, причем четверо из них стеснились на диване.

Кремер сидел в красном кожаном кресле со Стеббинсом по левую руку. Стенографист устроился за моим столом.

Шестеро граждан сидели в ряд, и ни один из них не выглядел счастливым.

Агата Эбби была единственной из присутствующих, занявшей сразу два стула: один для себя, другой для своей норки, но никто не возмутился, несмотря на тесноту. Все были слишком заняты своими мыслями.

Вульф оглядел собрание.

— Мне придется проделать все очень тщательно, чтобы каждый из вас смог уяснить обстановку... В настоящее время я не имею ни малейшего представления о том, кто из вас пристрелил Лео Хеллера, но я знаю, как можно определить это, и постараюсь это сделать.

Единственно заметной реакцией на его слова был звук, который издал Винслоу, прочистив горло.

— С самого начала расследования мы располагали сведениями, о которых вам не сообщили. Вчера, в четверг, Хеллер позвонил сюда и сообщил, что подозревает одного из своих клиентов в совершении серьезного преступления и хотел бы нанять меня для расследования. Я отказался по причине, о которой не имеет смысла сейчас рассказывать, но Гудвин, который только тогда подчиняется, когда это ему удобно и отвечает его темпераменту, по собственному почину зашел сегодня утром к Хеллеру, чтобы обсудить с ним этот вопрос. — Он бросил на меня красноречивый взгляд, и я ответил на него весьма неучтиво. Он снова повернулся к собранию и продолжал:

— Гудвин поднялся в кабинет Хеллера, но никого там не обнаружил. Он пробыл там несколько минут, но благодаря длительной тренировке и высокой способности к наблюдению, успел заметить среди других деталей несколько карандашей и вынутую из одного карандаша резинку, разложенные на письменном столе в определенном порядке. После того, как было обнаружено тело Хеллера и полиция начала заниматься этим делом, она, конечно, обратила внимание на эту деталь. Именно данное обстоятельство и привело сюда, ко мне, инспектора Кремера. Он уверен в том, что Хеллер, сидя за своим столом под угрозой револьвера и понимая, что настали последние минуты его жизни, расположил карандаши в особом порядке и оставил таким образом записку с целью дать ключ к установлению личности убийцы. Я согласен с Кремером в этом пункте. Не будете ли вы так любезны подойти и взглянуть на мой стол? Карандаши и резинка размещены в том же порядке, что и на столе Хеллера.

Все шестеро сделали то, что их просили, но кое-кто составил им компанию. Со своих мест встала и направилась к столу не только большая часть людей Кремера, но и сам он решил посмотреть, может быть и просто из любопытства, но я думаю, он хотел проверить, не переделал ли Вульф что-нибудь.

Когда все вновь уселись на свои места, Вульф продолжал:

— У Кремера было грудное положение относительно этой записки. Его предположения я отверг и не собираюсь их сейчас излагать. Мое собственное заключение сложилось почти сразу, однако, я обязан этим не внезапному озарению, а, скорее, хорошей памяти. Рисунок напомнил мне что-то виденное, и воспоминание стало более явственным, едва я подумал о том, что Хеллер был математиком, притом довольно высокого уровня. А что потом... Воспоминание было достаточно далеким, и для того, чтобы его проверить, я достал с полки книгу, которую читал 10 лет назад — "Математика для миллионов" Хогбена, и удостоверился в том, что память меня не подвела, поскольку мне было жалко времени Кремера, которое он потерял, листая ее.

— Ближе к делу,— пробурчал Кремер. Вульф так и сделал.

— Как говорится в книге Хогбена, более двух тысячелетий тому назад в Индии использовалась письменность, которую они назвали числовой. Три горизонтальные линии означали 3, две — 2 и так далее. Это, конечно, примитив, но он лучше, чем сложные изобретения евреев, греков и римлян. Ко времени Рождества Христова какой-то остроумный индус улучшил систему, связав горизонтальные линии диагональными и отделив тем самым одно число от другого,— Вульф указал на рисунок на своем столе.— Эти пять расположенных слева от вас карандашей составляют цифру три. расположенные справа — цифру два. Эти индийские символы — одна из самых замечательных в истории систем цифровых знаков. Между прочим, обратите внимание на то. что современное изображение чисел три и два заимствовано непосредственно от индусов.

Двое встали по очереди и подошли посмотреть. Вульф вежливо подождал, пока они не сядут снова.

— Итак, поскольку Хеллер был математиком, а этот язык хорошо известен в истории математики, я пришел к выводу, что данная надпись изображает цифры 3 и 2. Но резинка, очевидно, тоже является частью записи и должна приниматься в расчет. Это просто. В обычае математиков употреблять, если они хотят перемножить 4 на 6 или 7 на 9, не "х", как это делаем мы, профаны, а точку. Этот обычай настолько хорошо известен, что Хогбен использует данный знак в своей книге, не считая необходимым объяснять его значение. Поэтому я с уверенностью предположил, что резинка означает точку, а записка 3*2, то есть 6.

Вульф поджал губы и покачал головой.

— Это было какое-то сильное умопомрачение. В течение этих семи часов, в продолжении которых я сидел здесь, работая с вами, я пытался выяснить значение цифры 6 таким образом, чтобы оно или поставило одного из вас особняком, или связало с каким-либо другим преступлением, или то и другое вместе. Предпочтительны, конечно, оба фактора, но и одного из них достаточно. Во всех беседах цифра 6 повторялась с удивительным упорством, что я приписал неудачному стечению обстоятельств, но без каких-либо намеков па результат. Таким образом, в три часа утра я находился там же, где был и в самом начале расследования. И не будь счастливого толчка, сколько бы времени мне понадобилось на то, чтобы понять, насколько ужасающе я слеп. Но я получил этот толчок и теперь могу довольствоваться тем, что отозвался на него быстро и оперативно. Автором толчка стал Буш, упомянув о лошади по кличке Зеро.— Он приподнял ладонь. Конечно, Зеро! Я был безмозглым ослом! Использовать точки вместо икса в умножении — чисто современный способ. Поскольку же для основной части записки, то есть цифр 3 и 2, используется индийский цифровой шрифт, следовало бы предположить то же самое относительно точки, тем более, что индусы очень широко ею пользовались. Вот этот-то факт и делает мою слепоту непростительной: индусы использовали точку в числовой записи, и Хогбен в своей книге приводит этот факт как предмет замечательного и остроумнейшего изобретения во всей истории числовых знаков. Вот вы придумали, как обозначить 3 и 2, но как отличить 32 от 302 или 3002 от 30002? Эта проблема была решающей в числовом языке, и древние греки, и римляне, несмотря на высокоинтеллектуальное развитие, так и не преуспели в ее решении. Зато ее решил какой-то гениальный индус 20 столетий назад. Он понял, что все дело в позиции. Мы в наши дни используем ноль точно так, как это делал он, только он вместо нуля использует точку. Вот что означала точка в древнеиндусском цифровом языке: она была эквивалентом нашему нулю. Так что записка Хеллера не означает 3 умноженное на 2, то есть 6. Она означает 302 или три сотни два.

— Сьюзен Матуро вздрогнула и подняла голову.

Вульф остановил на ней свой взгляд.

— Да, мисс Матуро, 302 человека погибли при взрыве в больнице Монтроз месяц назад. Вы упомянули об этой цифре в беседе со мной, но даже если бы вы этого и не сделали, она настолько врезалась в сознание каждого, кто читает газеты и слушает радио, что, конечно бы, не прошла мимо меня незамеченной. Как только я понял, что записка Хеллера означает цифру 302, то сейчас же связал ее с тем несчастным случаем вне зависимости от ваших слов.

— Но неужели... — она не отрываясь, смотрела на него.— Вы хотите сказать, что тут есть связь?

— Я считаю такое предположение очевидным. Я полагаю, что на основе научной информации, которую один из вас сообщил Лео Хеллеру для составления формулы, тот заподозрил одного клиента в совершении преступления или соучастии в нем, и его записка, число 302, указывает на то, что преступлением было сокрытие в больнице Монтроз бомбы, которая явилась причиной гибели 302 человек.

Мне показалось, что я ощутил напряжение, овладевшее всеми присутствующими. Большинство из этих сыщиков принимало участие в расследовании монтрозского дела. Кремер инстинктивно подобрал под себя ноги и сжал руки в кулаки. Перри Стеббинс вытащил револьвер из кобуры, положил его себе на колени и подался вперед, чтобы лучше видеть всех шестерых.

— Итак,— продолжал Вульф,— записка Хеллера указывает не на убившее его лицо, не на преступника, а на преступление. Все было проделано превосходно и, учитывая положение, в котором находился Хеллер, он достоин самого глубокого восхищения, что я и хочу сейчас выразить, отказываясь от прежнего отношения к нему. Я недооценивал его. Теперь было бы естественным сосредоточить внимание на мисс Матуро, поскольку она связана с несчастным случаем, но прежде внесем ясность. Я собираюсь опросить всех вас, бывали ли вы когда-нибудь в больнице Монтроз, не были ли связаны с ней другими путями, не имели ли дела с кем-нибудь из ее персонала. Отвечайте на вопросы в том порядке, как я их задал.— Он обвел глазами всех шестерых.

— Миссис Тиллотсон, отвечайте, пожалуйста, — Нет,— произнесла она еле слышно.

— Громче, пожалуйста.

— Нет!

Он переместил взгляд:

— Мистер Эннис!

— Нет, никогда.

— Вас, мисс Матуро, я пропускаю. Мистер Буш?

— Я никогда не бывал в больнице.

— Это ответ лишь на треть моего вопроса. Прошу ответить на весь.

— Отвечаю "нет", мистер.

— Мисс Эбби?

— Я была однажды, два года назад. Навещала больную подругу. Это все, — кончик языка ее показался и спрятался.

— Все ясно. Мистер Винслоу?

— Нет—на все вопросы. Твердое "нет"!

— Хорошо,— Вульф вовсе не казался рассерженным или расстроенным.— Это указывает на то, что мисс Матуро следует изолировать, но не будем спешить.— Он повернулся к Кремеру.— Инспектор, если лицо, которое не только убило Лео Хеллера, но и взорвало больницу, находится среди этих людей, вы, я уверен, не захотите ни в малейшей степени подвергать себя риску потерять его. У меня есть предложение для вас.

— Я слушаю,— проворчал Кремер.

— Заберите их, как свидетелей, и держите, не выпуская, по возможности, на поруки. Начиная с этого времени, займитесь персоналом госпиталя и соберите как можно больше сведений. Многие остались в живых, дайте им взглянуть на этих людей и спросите, видели ли они кого-нибудь раньше. Учтите, что многие из персонала не дежурили в момент взрыва. Параллельно вы можете работать, конечно, над мисс Матуро, но вы слышали отрицательный ответ пяти остальных, и если вы получите неопровержимые доказательства, что один из них лжет, вам не понадобятся больше мои предположения, В самом деле, если один из них солгал и покинет эту комнату под охраной, не признавшись в своей лжи, то он наполовину обречен. Мне очень жаль...

— Одну минуту.

Взгляды всех устремились в одном направлении. Это был Джек Эннис, изобретатель. Его тонкие, бесцветные губы изогнулись наподобие улыбки, но он и не думал улыбаться Его взгляд ясно говорил об этом.

— Мой ответ не является абсолютной ложью!— сказал он.

Глаза Вульфа сузились.

— Значит, неабсолютной, мистер Эннис?

— Я имею в виду, что приходил в больницу не как в больницу. И я не хотел иметь с ней дел, а только пытался. Я хотел, чтобы они взяли на испытание мое Х-лучевое устройство. Один из них не возражал, но двое других отговорили его.

— Когда это было?

— Я приходил туда трижды: два раза в декабре и один раз в январе.

— Я понял, что ваша установка имела изъяны?

— Ее нельзя было назвать превосходной, но она стала бы работать и делала бы это лучше, чем любая из тех, которыми они пользовались. Я был уверен, что смогу добиться своего, потому что тот человек, его фамилия Хэлом, не возражал, хотел попробовать ее, а я видел его первым. Но двое других отговорили его, и один из них очень... он...— Эннис запнулся.

Вульф подтолкнул его:

— Что очень, мистер Эннис — Он ненавидел меня! Он ненавидел меня! Он не понял меня!

— Такие люди бывают. Всякие бывают. Вы когда-нибудь занимались бомбами?

— Не понимаю...

— Изобретатели занимаются многими вещами. Если вы никогда не занимались бомбой, то вам никогда бы не представился случай получить необходимые вещества, например, взрывчатые. Ну что? Самое разумное все же признаться. Это вы принесли бомбу в госпиталь в отместку за оскорбление, действительное или мнимое? Какой-то пункт, или пункты, входящие в состав сведений, данных вами Лео Хеллеру, заставили его подозревать вас в этом преступлении. Что-то из сказанного им привлекло вас, в первую очередь, к подозрениям относительно его подозрений. Поэтому, придя в то утро, вы принесли с собой оружие, готовый действовать, если ваши подозрения подтвердятся. Войдя в дом, вы опознали в Гудвине моего помощника. Поднявшись в кабинет Хеллера, вы спросили его, назначена ли у него встреча с Гудвином, и его ответ усилил ваши подозрения и окончательно укрепил их. Вы вытащили револьвер и...

— Хватит,— перебил его Кремер,— я забираю его отсюда. Перли, возьмите его... Перли чуть-чуть опоздал. Он встал, но Эннис вскочил быстрее и стремительно рванулся к Вульфу. Я тоже рванулся и схватил его за руку. Он сумел выдернуть ее, но к тому времени рядом уже была вся бригада из отдела убийств. Они закружились вокруг него, а я отступил в сторону, поскольку был уже не нужен. Едва я это сделал, как кто-то кинулся ко мне. Это была Сьюзен Матуро. Она вцепилась в лацканы моего пиджака.

— Скажите мне!— потребовала она.—Это он? Скажите мне! Чтобы избавить ее от необходимости обрывать мне лацканы, я ответил быстро и лаконично, одним словом:

— Да!

Глава 8

Через два месяца суд присяжных, состоящий из восьми мужчин я четырех женщин, согласился со мной и Ниро Вульфом.

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я