Библиотека

Библиотека

Эдвин Табб. Колокольчики Ахерона
Пер. - А.Прокофьева.

OCR & spellcheck by HarryFan, 18 August 2000


У каждой планеты своя атмосфера, не только та, которой мы дышим, но и та, которую мы ощущаем. Рвущиеся ввысь, изрезанные волнами бурных морей горы Кальтурии - исполинские откосы, голые и бесплодные, - отражают багровый свет зловещего солнца на небе, столь низком и хмуром, что человек чувствует себя букашкой на ладони мироздания. Локраш, теплый и ласковый, покрытый лесами и пологими холмами; ароматный ветерок раскачивает цветы, красный и зеленый свет двойного солнца сливается и переливается бесконечным переменчивым мерцающим чудом. Снега, льды и непрекращающиеся электрические бури Рагнарока, а по ночам ослепительной красоты сияние заполняет небо лентами и полотнищами разноцветного огня. Поющие колокольчики Ахерона.

Мы заходили на эти планеты во время Большого путешествия, приземлялись на день-два, пассажиры глазели и восхищались, затем снова вверх, гравитационные двигатели гудели, поднимая нас в Космос, кружение гиперпрыжка, бросающего нас от звезды к звезде, и снова посадка, и снова чудеса природы, поражающие и ошеломляющие. Могло бы и надоесть, но никогда не надоедало. Вселенная слишком велика, слишком много в ней миров, чтобы оставалось место для скуки. Поэтому экипаж ждал посадки не меньше, чем пассажиры, а после нам также не хотелось взлетать, а взлетев, мы снова с нетерпением ждали посадки на новой диковинной планете.

У каждого из нас были любимые миры. Я знал, что капитану нравились живые кристаллы Альмури, за главным инженером надо было приглядывать, когда мы высаживались на Хоумлайне, где в удивительных морях плавали не менее удивительные рыбы, а для меня ничто не могло сравниться с поющими колокольчиками Ахерона.

Хольман рассказывал о них, когда я появился в кают-компании. У него вошло в привычку говорить о мирах, которые нам предстояло посетить, с научной точки зрения объяснять явления природы и, в некоторой степени, подготавливать пассажиров к чудесам, которые они увидят, хотя это и не входило в его обязанности. Несчастных случаев было мало, болели редко, а гиперпрыжок занимал иногда несколько дней. Для доктора, как и для всех нас, время от звезды до звезды тянулось медленно.

Я тихо двигался по кают-компании, собирая пустые стаканы, вытряхивая пепельницы, прибирая разбросанные книги и журналы - превосходный стюард, как всегда. Хоть эта работа и была лакейской, меня она устраивала, жалованья хватало, иногда перепадали щедрые чаевые, служба не утомляла, она помогала скоротать время, и, пока мы заходили на Ахерон, я был доволен.

- Удивительный мир, - рассказывал Хольман. - По ряду причин животная жизнь так никогда и не возникла на Ахероне. Это царство флоры. Там нет даже насекомых.

- Нет насекомых? - Кляйнман нахмурился. Этот маленький лысый человечек много читал, но знал мало. - А как же тогда происходит опыление?

- Растения двуполые, - объяснил доктор. - Они самоопыляются. Семена же разносит ветер.

- Колокольчики, - сказал Кляйнман. - Что это такое?

- Знаменитые колокольчики. - Хольман замолчал и взглянул на слушателей.

Они все были в кают-компании, все тридцать пассажиров, которых мы везли в этот раз. Пожилые люди в большинстве своем, потому что Большое путешествие стоит недешево. Парочка молодых влюбленных, проводивших свой медовый месяц, перешептывались, держась за руки. Толстая матрона с бриллиантами на жирной шее следила за своим сыном, долговязый нелепый юнец не сводил щенячьих глаз с привлекательной пепельноволосой женщины. Я был знаком с ней - Лора Амхерст, молчаливая и сдержанная блондинка, она редко говорила, а улыбалась еще реже.

- Поющие колокольчики Ахерона, - продолжал Хольман, и я осторожно подошел ближе. - На самом деле никакие это не колокольчики. Просто каприз эволюции. Преобладающая растительная форма представляет собой кустарник, достигающий высоты в два человеческих роста. Он плодоносит круглый год и обычно покрыт стручками разной степени зрелости. Стручки сферической формы, около дюйма в диаметре, и в каждом полдюжины семян.

- А я-то думал! - потрепанный фат разочарованно надул губы, как было в моде, когда я родился. - Я воображал, что это настоящие колокольчики.

- Стручки, - недовольно фыркнул Кляйнман. - Только и всего?

- Только и всего, - Хольман бросил быстрый взгляд на меня. - Просто каприз природы. - Он улыбнулся пассажирам. - Но есть в них все же нечто особенное. Видите ли, в почве Ахерона содержится очень много кремния. Так много, что ни одно земное растение здесь бы не выжило.

- Ничего удивительного, - казалось, Кляйнман нарочно действует всем на нервы. - Во многих мирах земная растительность не смогла бы развиваться.

- Вы правы. - Хольман вновь замолчал, и я знал, что он пытается скрыть раздражение. Настоящим проклятием были для него невежды, воображавшие, что они знают все на свете. - Дело в том, - спокойно продолжал он, - что из-за высокого содержания кремния в стручках они представляют собой хрупкие стеклянные шары. Семена внутри не закреплены, и при порывах ветра они ударяются об оболочку.

- Правда, они похожи на плоды физалиса? - внезапно спросила Лора Амхерст.

- Да, - сказал Хольман и вновь взглянул на меня. - Очень похожи на плоды физалиса. В поющих колокольчиках в помине нет ничего сверхъестественного.

Затем последовал шквал вопросов и ответов. Кляйнман старался выказать свою начитанность и преуменьшить познания доктора. Хольман терпеливо отвечал. В конце концов, он был членом команды, и ему не хотелось показывать всем, каким дураком был Кляйнман. Только Лора Амхерст хранила молчание, прекрасные пепельные волосы, подчеркивали ее бледность. Позднее, когда пассажиры ушли отдыхать и на корабле все затихло, Хольман вызвал меня.

- Садись, Джон, - он указал на стул в тесной амбулатории. - Как тебе наши пассажиры?

- Как всегда.

- Кажется, невысокого ты о них мнения? - Он не ждал ответа и не получил его. - А что ты думаешь о блондинке?

- О Лоре Амхерст?

- Да, о ней. - Он уставился на шкафчик с инструментами. - Она вдова, вдобавок овдовела недавно. Не нравится мне все это.

Я знал, что он имеет в виду, но ничего не сказал. Есть темы, которые можно обсуждать сколько угодно, а есть такие, что раз поговорил - и баста. Я не мог говорить об Ахероне. Я сделал вид, что смотрю на часы, и Хольман понял намек.

- Итак, ты не хочешь говорить об этом, - сказал он упавшим голосом. - Что ж, я сделал все, что мог, остается только надеяться на лучшее. Но она вдова, и я уже пригляделся к ней. - Он тряхнул головой. - Черт бы побрал эти слухи. Почему люди не могут поверить тому, что есть на самом деле?

- Может быть, она и поверит. - Я встал и пошел к дверям. - Ты все очень убедительно объяснил.

- Но ведь недостаточно убедительно, а, Джон? - Он посмотрел на меня исподлобья. - Так я и думал. - Он вздохнул. - Ладно, подождем до завтра. Спокойной ночи, Джон.

- Спокойной ночи, доктор.

Когда я уходил, он не сводил глаз со шкафчика.

Смутные очертания Ахерона возникли перед нами на следующее утро, и мы завтракали под пронзительное гудение гравитационного двигателя. Завтрак уже закончился, когда мы вошли в атмосферу, посуда еще до посадки была убрана, и пассажиры ждали, когда откроются воздушные шлюзы. Хольман, как обычно проводил инструктаж вместо капитана.

- Ничто не может причинить вам вреда на этой планете. Но есть одна серьезная опасность. Каждый раз мы приземляемся в одном и том же месте, среди кустов протоптаны тропинки, вы не должны сходить с них ни на шаг.

- Почему? - Кляйнман, как всегда, был невыносим. - Если нам ничего не угрожает, то что же в этом опасного?

- Вы можете заблудиться, - терпеливо объяснил Хольман. - Кусты высокие, и заблудиться очень легко. Не сходите с тропинок, и вам это не грозит. - Он улыбнулся. - Честное слово, вы ничего не потеряете, если последуете моему совету.

Дело было не только в этом, но он, видимо, решил не тратить слов попусту. По обыкновению пассажиры выслушали инструктаж беспечно и равнодушно и явно собирались поступать как им заблагорассудится. Под наблюдением Хольмана они прошли через шлюз, сопровождавшие их члены экипажа следовали в некотором отдалении. Он, должно быть, заметил выражение моего лица, потому что подошел ко мне и серьезно посмотрел на меня.

- Может, не пойдешь на этот раз?

- Не могу.

- Смог бы, если бы захотел! - рявкнул он, затем уже мягче добавил: - Зачем тебе это, Джон? Что тебе это даст?

- Извини, - я не хотел спорить с ним. - Мне нужно идти работать.

Работа не заняла у меня много времени, об этом я позаботился заранее. Как всегда на Ахероне, я торопливо покончил с делами, мысли мои были далеко. Когда я закончил, Хольман был занят: трое, в том числе и Кляйнман, вернулись на корабль с изрезанными в кровь руками. Мне было слышно, что говорил доктор, перевязывая раны.

- Я ведь предупреждал вас, - говорил он. - Кремний - это стекло, а стекло - вещь твердая, нехрупкая. Что случилось?

- Я хотел сорвать несколько стручков, - сказал Кляйнман, - попытался сломать ветку. - Он выругался, возможно, от боли. - С тем же успехом я мог бы схватить пригоршню ножей.

Я направился к воздушному шлюзу и не услышал, что ответил Хольман.

Член экипажа, стоявший у шлюза, узнал меня и вновь повернулся лицом к зарослям, окружавшим корабль. Слабый ветерок едва ощущался, но даже через поляну был слышен звон колокольчиков.

Я побежал в сторону долины, и звук усилился.

Это было в стороне от тропы, но я знал дорогу. Я осторожно пробирался между высокими кустами и остановился, только когда добрался до знакомого мне места. Передо мной был крутой обрыв, а далеко внизу долина, сплошь покрытая кустарником, склонившимся под тяжестью блестящих стручков. Я ждал затаив дыхание, наконец ветер усилился, и началось.

Звон колокольчиков невозможно описать словами. Другие пытались сделать это, но не смогли, а я не поэт. Нужно услышать эту музыку и понять, а один раз услышав, невозможно забыть. В долине были тысячи кустов, усыпанных стручками, она звучала, как огромный резонатор. Звук поднимался наверх волной, множество нот, все, какие только возможны, вместе и по одной, сливались, переплетались в бесконечном разнообразии мелодий. В этой музыке были все звуки, все, какие только могли быть.

Чья-то рука опустилась на мое плечо, и я открыл глаза. На меня смотрел Хольман.

- Джон!

- Оставь меня в покое. - Я сбросил его руку. - Зачем ты вмешиваешься?

- Уже поздно, - сказал он. - Я начал беспокоиться. - Он взглянул вниз, на долину, и я понял, что он имел в виду. - Пойдем на корабль.

- Нет, - я шагнул в сторону. - Оставь меня в покое.

- Не дури, - сказал он хриплым от злости голосом. - Сколько раз я должен повторять тебе, что это - иллюзия?

- Какое это имеет значение? - Я посмотрел на долину. - Я верю в это. Он живет где-то там, внизу. Я слышу его голос.

- Иллюзия, - повторил Хольман. - Мечта.

- Так считаешь ты, но это все, что у меня есть. - Я взглянул на него: - Не беспокойся, я верю тебе.

- И надолго хватит твоей веры? - Он выругался грубо и зло. - Черт возьми, Джон, прекрати травить себя. Твой сын уже пять лет как мертв, твоя бывшая жена снова вышла замуж. Давно пора вернуться к работе и перестать растрачивать себя понапрасну.

- Да, - я шагнул в сторону корабля. - Работа. Меня будут искать.

- Да не об этой работе речь, о твоей настоящей работе. Нужно делать то, чему ты учился, а не нянчиться с кучей туристов. - Он обнял меня за плечи и заглянул в глаза: - Когда-нибудь ты попытаешься забыть, что это иллюзия. Когда-нибудь ты решишь, что это реальность. Может, мне нужно рассказать тебе, что тогда произойдет?

- Нет, - я посмотрел вниз. - Не нужно.

- Пора образумиться, Джон, - сказал он устало. - Ты должен вернуться к своей научной работе. Какую пользу ты приносишь здесь?

Этот довод был не нов, я слышал его много раз, но как я мог это сделать? Ведь я потерял бы возможность бывать на Ахероне, в долине поющих колокольчиков, я не услышал бы больше голос, который так терпеливо ждал моего возвращения.

По расписанию на Ахероне была двухдневная стоянка. И на это были свои причины. Лучше всего колокольчики звучали на рассвете и на закате, когда утренний и вечерний ветер наполнял их трепетной жизнью. Проходили часы, и пассажиры изменялись. Они стали спокойнее, задумчивее, не вступали в споры. После первой посадки никто не пытался собирать сувениры. И не потому, что боялись порезаться о стеклянные ветки, с этим можно было как-нибудь справиться, - скорее, они боялись, что планета лишится даже малой части того, что рождало такую чудесную музыку.

Наступила вторая ночь и прошла очень быстро. Рассвет залил горизонт сверкающими потоками золота и огня, и, как всегда, утренний ветер тронул колокольчики, и воздух наполнился неправдоподобно прекрасной музыкой. Все слушали. Экипаж и пассажиры застыли в лучах восходящего солнца, и красота Ахерона переполняла их души и сердца.

Потом, когда корабль готовился к отлету, пропала Лора Амхерст. Это известие принес мне Хольман, в его голосе был ужас.

- Вдова, - сказал он. - Колокольчики. Черт возьми, Джон, ты должен был быть внимательнее.

- Я не отвечаю за пассажиров после того, как они покинули корабль. Но мне кажется, я знаю, где она.

- В долине? - опередил он меня. - Ты уверен в этом?

- Нет, но один раз я видел, как она шла в том направлении. - Я бросился к двери. - Я приведу ее.

Я побежал прочь от корабля, продираясь через кусты, не обращая внимания на ветви, в клочья раздиравшие мою одежду, не вслушиваясь в музыку, звучавшую вокруг меня, музыку, возникавшую от моих движений. Я свернул с протоптанной тропинки и побежал в сторону долины. Надо было спешить, я мчался наперегонки с ветром, и, когда я добежал, все мое тело было изранено, а одежда превратилась в лохмотья. Я оказался прав. Лора Амхерст с закрытыми глазами, вытянув вперед руки, шла к краю обрыва.

- Лора! - Я бросился за ней, схватил ее, ударил по лицу.

Она открыла глаза, рот искривился от боли. Я заговорил быстро и громко, стараясь заглушить доносящийся звон, перебарывая желание сосредоточиться и слушать.

- Этого нет на самом деле. Ведь это иллюзия. - Я крепко прижимал ее к себе, предупреждая внезапное движение. - Ваш муж?

- Вы знаете? - Она ловила мой взгляд. - Вы знаете. Правду говорили. Мертвые на самом деле живут здесь, я знаю, что они здесь живут.

- Нет, - я искал слова, которые могли бы разбудить ее. Сколько раз я слышал их, сотни раз повторял их Хольман и другие, но все же я с трудом находил их. - Это обман чувств. Приходишь сюда и слушаешь все звуки, которые когда-либо звучали, и из них выбираешь те, которые больше всего хочешь услышать. Лепет умершего ребенка, голос мужа, смех и слезы тех, кого уже нет. Человеческое сознание - странная вещь, Лора. Оно воспринимает звуки и наполняет их смыслом, и они уже не то, что есть на самом деле.

- Я говорила с ним, - сказал она. - И он отвечал мне. Я знаю, он здесь.

- Его здесь нет. - Она попыталась вырваться, и я еще крепче прижал ее к себе. Я знаю, что один неверный шаг, и мы оба угодим с обрыва. - Закрываешь глаза и начинаешь слушать и слышишь голос, который хочешь услышать. Говоришь - и он отвечает, но все это время говоришь с самим собой. Говоришь и отвечаешь самому себе, а слова и интонации подбираешь из звона колокольчиков. Это самообман, это еще менее реально, чем фотография или магнитофонная запись. Память подсказывает слова.

- Там мой муж, - настаивала она. - Он звал меня. Я должна идти к нему.

- Нельзя. - Меня прошиб пот при мысли о том, что случится, если она вырвется. - Послушайте, слышали ли вы его голос или думали, что вы его слышите, но вы пошли с закрытыми глазами на звук. Но звук-то шел от кустов. - Я встряхнул ее. - Вы понимаете? От кустов!

Она не понимала.

- Кремний, - сказал я. - Листья, как бритвы. Долина вся ими покрыта, а здесь обрыв. Еще два шага, и вы бы сорвались вниз. - Я сжал ее за плечи и повернул лицом к обрыву. - Мы недаром не водим сюда туристов. Слишком многие вели себя так же, как и вы, верили, как и вы. - Я показал на то место среди бледно-зеленых зарослей, где что-то смутно белело. - Мы зовем это место Долиной поющих колокольчиков, а правильнее было бы назвать его Долиной смерти.

Она долго смотрела на побелевшие кости. Ветер стих, и лишь нежный звон доносился из долины, и, когда она заговорила, ее голос звучал громко.

- Вы приходите сюда, - сказала она. - Почему?

- Ради своей мечты, - я рассказал ей все. - Но теперь я понимаю, что напрасно потерял пять лет. Не повторяйте моей ошибки, не живите прошлым. Надо жить настоящим и будущим. Не стоит терзать себя воспоминаниями. Пусть мертвые покоятся с миром.

- А вы?

- И я последую своему собственному совету.

Еще раз я оглядел сверкающее пространство долины и, наверное, впервые увидел ее. Не то, что о ней рассказывали, не последний приют покинувших нас, не единственное место во Вселенной, куда мертвые приходят, чтобы знакомыми голосами говорить с теми, кто их любит и помнит. Я увидел то, что видел Хольман. Колокольчики - чудо природы, не более. Каприз эволюции, в них нет ничего сверхъестественного, не больше, чем в любом другом растении.

Когда мы шли обратно к кораблю, Лора улыбалась. Я понял почему раньше, чем мы вернулись на Землю.

Я забыл, что Хольман - психолог. Я недооценивал себя. Не учел того, что крупных ученых не так уж много. И правительство, очевидно, все еще нуждалось во мне. Но им был нужен здравомыслящей человек.

- Все было подстроено, - сказал мне Хольман в последнюю ночь полета. - Я не прошу прощения, врачу не нужно искать оправдания для своих методов лечения. Лора-то вдова. Она актриса божьей милостью - Он внимательно посмотрел на меня: - Ты удивлен?

- Нет, - честно ответил я. - Я не удивлен.

Умный не поглупеет только потому, что у него в голове слегка помутилось. У меня было время все обдумать, и некоторые детали прояснились. Намеки Хольмана, обстоятельства, при которых Лора пропала, и даже то, что Хольман дал мне понять, куда она могла пойти. Конечно же, она слышала, что я приближаюсь, и рассчитала все до мелочей. Ей ничего не угрожало, но я-то этого не знал. Испугавшись за нее, я разрушил собственную иллюзию, взглянул на себя со стороны и все понял. Но я получил взамен неизмеримо больше.

Я улыбнулся Хольману и ушел, он обескураженно смотрел мне вслед. Я мог все объяснить ему, впрочем, все и так разъяснилось бы позже.

Меня ждала Лора.

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я