Андрей Таманцев. Закон подлости

Солдаты удачи-4:

Вы все хотели жить смолоду, Вы все хотели быть вечными, — И вот войной перемолоты, Ну а в церквах стали свечками.

А.Чикунов

В романах серии "Солдаты удачи" все события взяты из жизни. Мы изменили только имена героев. Почему? Это нетрудно понять: слишком тяжела и опасна их работа. Каждый из них всегда на прицеле, вероятность избежать смерти приближается к нулю... Имеем ли мы право лишать таких людей надежды на завтрашний день?..

Таманцев А. Т17 Закон подлости: Роман. — М.: Олимп; ООО "Фирма "Издательство ACT"", 1998. — 480 с. — (Солдаты удачи).

ISBN 5-7390-0773-9 ("Олимп")

ISBN 5-237-01060-1 (000 "Фирма "Издательство ACT"")

Снова читатель встречается с командой Сергея Пастухова. Бесстрашные и удачливые, эти суперпрофессионалы войны на сей раз встают на пути авантюристов в генеральских погонах, пытающихся шантажировать правительство с помощью бактериологического оружия, похищенного в некогда дружественном Советскому Союзу государстве. Преступные амбиции ставят на грань мучительной гибели миллионы ни в чем не повинных людей. Но тут вступают в действие "солдаты удачи"...

ББК 84(2Рос-Рус)6 © "Олимп", 1998 © Оформление. ООО "Фирма "Издательство ACT"", 1999

Содержание

Глава первая. Багдадский вор 2 Глава вторая. Театр военных действий 23 Глава третья. Калиф на час 37 Глава четвертая. Со свадьбы — на похороны 57 Глава пятая. Запасной вариант 74 Глава шестая. Предательство 87 Глава седьмая. Путь Аджамала 103 Глава восьмая. Жажда смерти 124 Глава девятая. Уйти первым 147 Глава десятая. Найти и обезвредить 163

Глава первая. Багдадский вор 1 Над Багдадом стремительно сгущались сумерки. По мере того как угасал шафрановый, в полнеба, закат, в темных водах древнего Тигра начинали плясать отражения огней набережной и ярких факелов нефтеперерабатывающего комбината, по какому-то странному недоразумению оказавшегося посреди громадного города.

Впрочем, с каждым годом факелов пылало над рекой все меньше. Экономические санкции, наложенные на Ирак Советом Безопасности ООН еще после оккупации Кувейта, оказывали свое действие. Уже сегодня в Багдаде бензин стоил не намного дороже стакана чистой питьевой воды в ресторанчике на набережной. Да и сама набережная не производила былого впечатления. Все меньше находилось желающих купить этот самый стакан воды. А как бывало замечательно в самый жгучий полуденный зной, когда казалось, что еще немного — и весь асфальтово-бетонный город начнет плавиться и стекать в реку, сделать глоток ледяной воды, утолив жажду сиюминутную. А потом смотреть, как веселый продавец ловкими движениями крошит в ваш стакан лед и выжимает в него свежий лимон, присыпав его сверху сахарной пудрой. В жару нет ничего лучше этого импровизированного мороженого.

Восемь лет блокады сделали свое дело. Уже не прогуливаются по набережной толпы туристов, захотевших поглазеть на колыбель европейской цивилизации — древнюю шумерскую Месопотамию. Давно разъехались и специалисты со всего мира, так любившие с размахом тратить деньги, которые, не скупясь, платил им Саддам Хусейн. Нефть, которая в Ираке, казалось, лежала под каждым камнем в пустыне, сегодня больше не приносила барышей. Именно поэтому гасли факелы на комбинате посреди города. "Зато легче стало дышать..." — грустно шутили некогда беззаботные багдадцы. Древний Багдад переживал явно не лучшие времена.

К тому же опять, как и в девяностом году, в залив стягивались эскадры натовских союзников, опять совсем по-хозяйски засновали в небе "фантомы" и "харриеры" — президент Хусейн отказался допустить ооновских инспекторов в свой личный Дворец. Запрет только сильнее распалил инспекторов: раз не пускают — значит, что-то прячут, скорее всего — оборудование для производства химического или бактериологического оружия. Но Саддам упорно стоял на своем, и конфликт разгорался, грозя перерасти в настоящую войну.

Потомки героев "Тысячи и одной ночи" по вечерам с опаской поглядывали на зажигающиеся звезды — не полыхнут ли там с воем внезапно подкравшиеся американские "томагавки"?.. Город жил в ожидании точечных бомбовых ударов.

— Война, опять война... — тяжко вздохнул старый Нохад, хозяин небольшого ресторанчика-чайханы на самом берегу Тигра, уныло окинув взглядом пустынную набережную. Полчаса назад муэдзины по всему Багдаду призвали к вечерней молитве, и старика, который был правоверным мусульманином, терзали укоры совести оттого, что он никак не мог заставить себя отправиться в подсобное помещение за молитвенным ковриком. На вечернем солнышке было так приятно, что переставали напоминать о себе стариковские болячки. А тут еще пришел сосед Закил, и коврик остался на своем месте, Аллах на своем, а старик на своем.

Итак, после обычных в таком случае приветствий и пожеланий здоровья, достатка и долгих лет старик Нохад повторил:

— Война, опять война... Я потерял сына на войне с Ираном. Разорился на войне с Кувейтом. Только Аллах знает, что со мной произойдет после этой войны.

— Нет, уважаемый Нохад, — возразил Закил, беря предложенный ему пузатый стаканчик с чаем. — Всевышний за что-то прогневался на нас, если допустил, чтобы эти кувейтские псы жирели, пока мы ждем бомбежек.

— Зачем нам Кувейт? — пожал плечами Нохад. — Аллах не обделил Ирак этой проклятой нефтью, из-за которой и происходят все беды. Пока ее не было — мы были великой страной...

— Саддам знает, что делать, — уверенно ответил Закил. — Аллах не допустит нашего поражения, да и русские помогут нам.

— Аллах милостив, — не стал возражать старый Нохад. — Но у русских свои проблемы. Им не до нас. Прошли те времена, когда каждый третий иностранец тут был русским...

— Да, уважаемый Нохад, сейчас и иностранцев совсем мало осталось, — вздохнул Закил.

И тут, словно для того, чтобы опровергнуть его слова, в ресторанчик вошел посетитель. Нохад, прервав степенную беседу, поклонился гостю и жестом пригласил его присесть на мягкие подушки, разбросанные поверх ковра. Гость был крепкого телосложения; бросались в глаза его небольшая бородка клинышком, словно выгоревшая на солнце, и гладко выбритый череп, изуродованный свежим шрамом. Второй шрам украшал правую скулу под солнцезащитными очками, которые гость не снял даже в сумраке зальчика. В довершение всего на левой руке этого человека не хватало мизинца. Одет он был в рубашку и брюки цвета хаки, ставшего столь обычным в последние годы на Востоке, когда одни войны стихали лишь для того, чтобы дать возможность разгореться другим.

Разместившись на подушках, посетитель провел рукой по бородке и принял предложенный Нохадом зеленый чай.

— Пусть Аллах продлит твои дни, хозяин, — поблагодарил гость по-арабски с еле уловимым акцентом, выдававшим в нем выходца из Афганистана или Пакистана.

— Аллах милостив, раз послал мне гостя, — с достоинством ответил Нохад. — Если уважаемый желает, то не успеет он допить чай, как его будет ждать свежая тигрская рыба.

— Что ж, на то Всевышний и создал рыбу...

Нохад сделал знак своему помощнику, молодому парню, и тот тут же, прямо с набережной, забросил удочку. Сам же хозяин, не желая нарушать покой гостя, неслышно удалился, словно не замечая призывных знаков старого приятеля Закила, желающего продолжить беседу.

Спустя минут пять в ресторанчик заглянул еще один посетитель. Этот, одетый в белую рубашку и голубые джинсы, был явно европеец.

"Что-то у меня по нынешним временам становится людно", — подумал про себя старый Нохад и все так же радушно предложил новому гостю присесть на свободном конце ковра. Но тот плюхнулся на подушки прямо рядом с посетителем в хаки.

Светлые, выгоревшие на солнце волосы, серые глаза и тонкие черты лица указывали на немецкое или скандинавское происхождение гостя. Но, приняв от старого Нохада традиционный стаканчик чая и отказавшись от всего остального, иностранец обратился к соседу на чистом русском языке:

— Как ваше здоровье, мистер Гхош?

— Вашими молитвами, Леонид Викторович, — ответил тот также по-русски. Только говорил он медленно, как будто тщательно подбирая слова.

— Головные боли не прекратились?

— Еще бывают... Перед рассветом.

— Но вы принимаете лекарства, Аджамал? — упорно продолжал расспрашивать тот, кого назвали Леонидом Викторовичем.

— Принимаю, — пожал тот плечами, как бы имея в виду: а что толку?..

Названный Леонидом Викторовичем неодобрительно покачал головой, отхлебнул чаю и отставил стаканчик.

— Никак не могу привыкнуть пить кипяток в такую жару, — пробормотал он. — А "коку" здесь только в отеле достанешь. Проклятые санкции.

— Давайте перейдем к делу, господин Захаров, — предложил Гхош. — Я уже две недели торчу в этом городе.

— Я вас понимаю, Аджамал. Но ваше время еще не пришло. Присматривайтесь, изучайте карту. Наша работа не терпит суеты...

— Я знаю свою работу, — буркнул Гхош.

— Не сомневаюсь. Иначе я не стал бы вытаскивать вас из Пянджа.

— Спасибо, что напомнили.

— Да перестаньте вы, Аджамал! — воскликнул Леонид Викторович. — Работа идет. Но не все так просто, как хотелось бы. Именно потому я вас и пригласил сегодня на встречу — у меня появились данные о том, что здесь, в Ираке, кое-кто вознамерился нам помешать. Так что необходимо удвоить осторожность. Никуда не отлучайтесь. Вы можете понадобиться в любой момент.

— Да я и так из отеля не вылезаю.

— Значит, запритесь в ванной! — отрезал Захаров.

— Это я. А за себя вы не волнуетесь?

— Нет. Не так, как за вас. Я работаю под журналистским прикрытием. С этим им приходится считаться, несмотря ни на что. Исчезновение русского корреспондента именно сейчас, когда российский МИД прилагает такие эффективные усилия для урегулирования конфликта, вряд ли будет правильно понято. Да и вас спецслужбы вряд ли тронут.

— Это еще почему?

— Я полагаю, вы им безразличны — подумаешь, какой-то пакистанец. Им нужен груз. И нужен здесь, в Ираке. Но, повторю, осторожность все же необходима. Двойная, тройная осторожность.

— Но, Леонид Викторович... Кстати, как вас лучше звать? Знаете ли, трудно каждый раз перестраиваться. В прошлый раз, в Пакистане, вы были Владимиром Петровичем.

— Ну зовите меня просто — Коперник, — широко улыбнулся Захаров.

— Хорошо хоть не Джордано Бруно.

— Да, наверно, — легко согласился Леонид Викторович. — Вот, кстати, и ваша рыба, — продолжил он по-арабски, увидев хозяина с блюдом в руках. — К величайшему сожалению, уважаемый Аджамал, я не могу разделить с вами трапезу. Дела призывают меня в отель. Всего доброго.

С этими словами Захаров-Коперник поднялся с подушек, отвесил легкий поклон и покинул ресторанчик. Гхош некоторое время смотрел ему вслед. Потом вздохнул и принялся за источающую ароматный пар рыбу.

* * * Тот же, кого называли Леонидом Викторовичем Захаровым, Коперником, прогулочным шагом двигался по одной из многочисленных улочек, ведущих к центру Багдада. К этому времени восточная ночь окончательно сменила день. Впрочем, улицы города были залиты светом, которому могла бы позавидовать любая европейская столица. Несмотря на кризис, правительство не жалело нефти для своих электростанций. Не пить же ее, если продавать запрещено, верно?

На одной из площадей, которую украшал красочный фонтан "Али-Баба и сорок разбойников", причем разбойники были представлены соответствующим числом кувшинов, русского журналиста окликнул полный человек в белой рубашке, джинсах и с пухлой бесформенной сумкой на плече.

— Хай, Леонид! — произнес толстяк по-английски с явным американским акцентом.

Захаров остановился. Судьба послала ему встречу со своим коллегой-журналистом Стивеном Флейшером.

— Здравствуйте, Стивен. Куда вы так спешите? Похоже, за вами гонятся.

— Ох, Леонид, еще нет, но скоро, возможно, начнут, — ответил действительно запыхавшийся Стивен, вытирая пот со лба. — Это просто замечательно, что я вас встретил. С вами мне будет спокойнее.

— Почему? — удивился Леонид.

— Вы русский. С вами я чувствую себя в безопасности. Вас, "русских братьев", здесь еще уважают. Нет, кроме шуток, мне все время кажется, что эти жизнерадостные потомки Али-Бабы как-нибудь побьют меня. Из чисто патриотических соображений. Как говорится, ничего личного. Вы в отель?

— Да.

И журналисты, теперь уже неспешно, продолжили свой путь.

— Побьют? — притворно изумился Леонид. — Но разве Шестой флот вашей державы не вселяет в вас уверенность?

— С радостью променял бы весь флот на русский паспорт.

— У нас говорят, что бьют не по паспорту, а по лицу. А у вас, Стивен, лицо типичного янки.

— Неужели? — Стивен ощупал свои пухлые щеки и вздохнул. — Впрочем, вы, наверное, правы, Леонид.

— Уж чего бы я на самом деле опасался на вашем месте, так это не проявлений патриотических чувств местного населения, а перспективы погибнуть от бомбы, произведенной на ваши, налогоплательщика, денежки...

— Вы говорите как настоящий коммунистический пропагандист. Но в таком случае вы сами, Леонид, не боитесь получить порцию сибирской язвы посредством биологической бомбы, созданной за счет ваших налогов? — Американец внимательно посмотрел на Захарова.

— Ну, налогов, которые я плачу, явно не хватит на производство даже обычного гриппа, — с улыбкой парировал Леонид. — И потом, Стивен, неужели вы искренне верите во все эти сказки о бактериологическом оружии?

— У меня работа такая. Да что я вам рассказываю — вы ведь и сами журналист...

За разговором оба не заметили, как подошли к отелю. В эти дни очередного кризиса багдадский "Хилтон" стал центром всего иностранного корпуса в Ираке. Журналисты, члены миссии ООН, дипломаты — все разместились в его стенах. С одной стороны, это было удобно — любую информацию можно раздобыть, не покидая стен местного бара. С другой — такое компактное размещение диктовалось соображениями безопасности. Еще со времени "Бури в пустыне" в девяностом году этот отель был внесен в компьютеры систем наведения бомб и ракет союзников как запретная зона.

— Жду вас через час в баре, — произнес Стивен, расставаясь с Леонидом в холле отеля. — Будете делиться информацией. Мое агентство требует, чтобы я сполна оправдывал свои командировочные. Вы же все равно работаете бесплатно, как и все русские. Одна из загадок вашей души.

— Ну что вы, Стивен, — отмахнулся Захаров. — Все новости я узнаю по Си-Эн-Эн. За мои командировочные, мое агентство большего от меня и не ждет.

— Один — один! — радостно рассмеялся на весь холл американец. — Ну все равно приходите. Пропустим по стаканчику.

— Не откажусь.

На том они и расстались.

* * * На следующее утро Захаров встал с тяжелой головой. Накануне он, как и договаривались, встретился со Стивеном в баре отеля. Пропустили по стаканчику. Потом еще по стаканчику. Стивен пил виски и, похоже, пока даже не помышлял об Ассоциации анонимных алкоголиков. Леонид, поддерживая честь русского человека, залихватски тяпал водку. Бармен вначале попытался оформить "смирновку" на западный манер — в широком стакане со льдом. Но пить из этого стакана залпом, как положено пить родную водку, мешали кубики льда. А цедить водку, да еще разбавленную, маленькими глотками Леонид вполне справедливо посчитал извращением.

Потом, для укрепления дружбы народов, коллеги-журналисты поменялись напитками. Потом к ним подсел француз из "Фигаро", и все трое по-братски выпили вина. Сквозь туман Леонид с опасением поглядывал на немца с кружкой пива на другом конце стойки. Дружбы с немецким народом его организм уже не перенес бы...

Окончание вечера он помнил смутно. Какие-то арабские рожи, перекошенные от борьбы двух противоборствующих желаний — желания как следует вмазать пьяному американцу и страха потерять выгодное место. Француз, нудно бормочущий что-то про экспансию заокеанских империалистов и будущее свободной Европы... А потом "Хилтон" закачало. Стены ходили ходуном. Пол норовил выскользнуть из-под ног. Мальчишка-лифтер упорно отказывался понимать номер нужного Леониду этажа. А тот тыкал в цифры на кнопках и твердил по-русски:

— Что ж ты, сукин сын, своих арабских цифр не понимаешь?..

Весь этот пьяный вечерок поутру сказался головной болью. Его рука автоматически потянулась к недопитой банке пива, но так и замерла на полпути: нельзя. Впереди у него визит в посольство: предстоял сеанс связи.

Захаров, поморщившись, бросил две таблетки "алко-зельцера" в стакан с водой и выпил залпом.

— Ну проклятая работенка...

Видно было, что этому человеку не впервой мучиться похмельем, что этот досадный недуг он, похоже, относит к профессиональным заболеваниям.

Спустя сорок минут Захаров, приобретя свежий, как после сауны, вид, уже подходил к воротам Российского посольства. Это было одно из немногих переживших строительный бум зданий еще британской колониальной архитектуры. На лужайке перед посольством росли экзотические для знойного Багдада, но столь родные голубые ели.

Внешне посольство не изменилось за последние годы. Разве что вместо красного флага под ленивым ветерком колыхался российский триколор. Зато внутри произошли значительные перемены. Куда только подевались былая великодержавная чопорность и снобизм?! Старожилы дипломатического фронта еще пытались поддерживать традиции, хотя бы приходя на службу в строгих темных костюмах. Но большинство сотрудников уже давно плюнули на подобные условности, и в коридорах старого здания теперь мелькали фривольные пиджаки всевозможных оттенков. В курилках открыто обсуждались темы, о которых раньше дипломаты побоялись бы подумать даже у себя в сортире. Все откровенно решали свои насущные проблемы, и создавалось впечатление, что делами государственной внешней политики здесь занимаются только на досуге.

Впрочем, было в посольстве одно место, которое, похоже, обошли перемены. Это было святая святых — помещение резидентуры. Здесь, как и прежде, царили прохлада и полумрак. Здесь не задавали лишних вопросов и не делились друг с другом служебными проблемами.

Именно сюда, миновав два поста охраны, и направился Захаров. По всему было видно, что он тут гость неслучайный. Уверенным шагом Леонид направился к стальной двери, за которой располагался пункт секретной связи. Назвав по интеркому введенный в этот день пароль, он вошел внутрь.

— У меня сеанс каблированной связи с Москвой, — тоном приказа сообщил он молодому сотруднику за столом. — Введите мой код. Оператор сам меня соединит.

Сотрудник молча кивнул и пододвинул к Захарову регистрационный журнал. Леонид небрежно расписался в нужной графе и, не спрашивая разрешения, прошел в небольшую кабину, обитую звукоизоляционными панелями. В кабине стоял обыкновенный советский стул. Согласно инструкциям, все оборудование резидентуры, вплоть до скрепок и туалетной бумаги, завозилось с родины. Перед стулом на журнальном столике с биркой инвентарного номера стоял обыкновенный телефонный аппарат без наборного диска.

Убрав с лица брезгливое выражение, Захаров плюхнулся на стул. Достал из кармана рубашки пачку сигарет, оглянулся в поисках пепельницы. Не обнаружив таковой, Леонид приоткрыл дверь и громко попросил:

— Пепельницу, пожалуйста.

Минуту спустя сотрудник, все так же сохраняя молчание, принес алюминиевую пепельницу с изображением герба города Костромы. Захаров закурил, поглядывая на часы. Как только стрелки показали десять утра, он затушил сигарету и взял трубку.

— Голубков на связи, — раздался голос на том конце провода.

— Доброе утро, Константин Дмитриевич, — поприветствовал собеседника Леонид.

— Здравствуйте, Коперник. Как погода на Востоке?

— Да спасибо. Жарко, как всегда. В Москве, наверное, снежком балуетесь?

— Слякотью в основном, — хмыкнул Голубков, — перейдем к делу.

— К делу так к делу, — согласился Коперник-Захаров. — Когда ожидать гонца?

— Наш человек сейчас в Ереване вместе со всей делегацией Госдумы. По данным нашего управления, вопрос о транзитном пролете через территорию Ирана практически решен. Так что ждите их завтра.

— Отлично. С моей стороны здесь, в Багдаде, все готово. Наши друзья из правительства сообщили мне, что у них тоже все в порядке. Пока никаких изменений. Ваш человек возьмет контейнер во время готовящейся встречи делегации с премьер-министром. Кстати, Константин Дмитриевич, он достаточно хорошо подготовлен физически? Контейнер хоть и небольшой по размеру, но весит как-никак пятнадцать килограммов. Что делать — защита.

— За моего человека не волнуйтесь. Но что означает это ваше "пока никаких изменений"? Значит ли это, что они возможны?

— Ну, если не исключать возможность того, что завтра американцы нанесут удар по Багдаду, то да, — пояснил Коперник. — Но я имел в виду не только это. Дело в том, что здесь, в Багдаде, не все однозначно восприняли нашу операцию. Кое-кто из военных явно не хочет упускать из рук такой козырь в игре с американцами.

— Кого именно вы имеете в виду? — спросил Голубков. — Или это предварительная информация "из компетентных источников, близких к информированным"?

— Речь идет о генерале Камале Абделе аль-Вади. Он возглавляет армейскую разведку вооруженных сил Ирака. И хотя наши партнеры из иракского правительства гарантируют успешное проведение операции, я не исключаю возможность возникновения непредвиденных ситуаций.

— Мой человек готов выполнить лишь курьерские функции. Он не подготовлен для активных действий у вас в Багдаде, — предупредил Голубков.

— Не волнуйтесь, Константин Дмитриевич, все прикрытие я беру на себя, — успокоил его Коперник.

— Очень надеюсь на это, Коперник.

— Можете не сомневаться.

— Значит, если делегация завтра не прилетит, то связь в это же время, — напомнил Голубков.

— Хорошо, — согласился Коперник.

— Тогда удачи...

Захаров повесил трубку и достал новую сигарету.

2 Примерно в то же время, когда Коперник закончил свой разговор с начальником оперативного отдела Управления по планированию специальных мероприятий полковником Голубковым, черный "мерседес" в сопровождении двух армейских джипов с охраной под вой сирены продирался сквозь поток автомобилей по городской трассе, ведущей прочь из Багдада.

Вообще движение на багдадских улицах более чем оживленное. Автомобили всех марок и возрастов не особо соблюдают правила. Да и каких-то дорожных знаков и светофоров на улицах практически нет. На особо бойких перекрестках стоят дорожные полицейские, но их присутствие мало что меняет. Багдадские водители привыкли чувствовать себя вольными птицами и вначале выскакивают на перекресток, а уж потом смотрят по сторонам. Как при этом удается избежать аварий — остается настоящей загадкой.

Наверное, появление внушительного кортежа было единственным, что могло испугать багдадских водителей. Заслышав пронзительный вой сирены, они сами спешили убраться с дороги. Некоторым для этого приходилось выскакивать на тротуар. Но с армейскими джипами шутки были плохи — невозмутимый офицер охраны сидел в переднем и с удовольствием лупил дубинкой по лобовым стеклам зазевавшихся водителей.

Таким образом "мерседес", практически не снижая скорость, вскоре миновал городскую суету и вырвался на загородное шоссе. Спустя пятнадцать минут кортеж уже подъезжал к контрольному посту в длинной ограде с колючей проволокой. За оградой, резко контрастируя с окружающей выжженной солнцем местностью, начинался густой зеленый парк. О важности объекта, скрывающегося в зелени парка, говорило хотя бы то, что на КПП несли службу не простые полицейские или армейцы, а солдаты личной президентской гвардии Саддама Хусейна.

Молодой подтянутый офицер в новенькой отутюженной форме скользнул равнодушным взглядом по армейским джипам и наклонился к окну "мерседеса". Непроницаемое тонированное стекло скользнуло вниз, и капитан, сидевший на переднем сиденье, не поворачивая лица, произнес:

— Начальник армейской разведки Камаль Абдель аль-Вади к господину советнику президента Джабру Мохаммеду аль-Темими.

Офицер молча взглянул на пропуск и отдал честь, сделав своим солдатам знак пропустить "мерседес". Оба джипа охраны свернули на стоянку и остались у КПП.

Парк тянулся не меньше километра, и президентские гвардейцы еще два раза останавливали "мерседес" для проверки. Наконец среди деревьев показалась цель поездки — Дворец. Именно так, с большой буквы, называли резиденцию президента Ирака Саддама Хусейна и его ближайших сановников. Великолепное здание было как будто перенесено из сказок "Тысячи и одной ночи" каким-то джинном. Все в духе багдадских халифов — башни, минареты, балконы и даже, кажется, висячие сады.

Как только "мерседес" затормозил у служебного входа Дворца, к лимузину тут же бросился гвардеец, чтобы отворить дверцу. Но его молниеносно опередил капитан, как-то ловко и незаметно выскользнувший из передней дверцы машины. Личный охранник начальника армейской разведки хорошо знал свое дело: его шеф не должен был соприкасаться с посторонним человеком. В наши дни никому нельзя доверять.

Сам Камаль Абдель аль-Вади оказался человеком лет тридцати пяти или тридцати семи, невысокого роста. Впрочем, генеральская форма и пронзительный взгляд голубых глаз на тонком смуглом лице сполна компенсировали этот природный недостаток. Не оглядываясь по сторонам, генерал стремительно взбежал по мраморным ступеням и через заботливо открытую прислугой дверь влетел в прохладный полумрак Дворца. Капитан не отставал от него, держа дистанцию в полметра.

Миновав ряд залов и коридоров, Камаль Абдель наконец оказался у дверей лифта. Еще один гвардеец попросил генерала приложить большой палец правой руки к сенсорной пластинке и, получив положительный результат, пропустил того в кабину. Капитан остался ожидать в коридоре, присев на диван у стены. По всему было видно, что вся эта процедура давно уже стала привычной для всех участников этой сцены...

Кабина плавно опустилась на несколько этажей вниз, и генерал оказался в святая святых — подземном бункере Саддама Хусейна. Это именно сюда так и не смогли проникнуть американцы, используя мандат ООН, и теперь стремились сделать это, угрожая прибегнуть ко всей мощи своего оружия.

При слове "бункер" наше воображение сразу рисует тесное мрачное помещение с унылыми серыми стенами и мощными стальными дверями. Во всяком случае, такой аскетизм вполне удовлетворил бы европейский глаз. Но Саддам, как всякий восточный владыка, похоже, терпеть не мог убогости и серости. Именно поэтому интерьер бункера ничем не отличался от убранства Дворца на поверхности, разве что здесь не хватало окон. Впрочем, отсутствие солнечного света с лихвой компенсировалось светом искусственным. Что же касается тесноты, то здешние подземные помещения можно было сравнить разве что со станцией "Маяковская" Московского метрополитена, которую аль-Вади, кстати, довелось увидеть во время его нередких поездок в Москву.

Тут же, у лифта, Камаль Абдель молча отдал свой пистолет офицеру за столом и уверенным шагом двинулся по коридору, помахивая своим генеральским стеком.

Через несколько минут начальник армейской разведки вооруженных сил Ирака уже входил в кабинет советника президента Хусейна. Сам советник при появлении генерала привстал из своего кожаного кресла, чтобы пожать ему руку. Это был сорокалетний мужчина в хорошем английском костюме, с лицом человека, не спавшего несколько ночей. Военный кризис давал о себе знать даже здесь, в тишине правительственного бункера.

— Рад вас видеть, генерал, — произнес советник, после того как Камаль Абдель расположился в кресле. — Вы не частый гость у нас здесь.

— Ну что вы, уважаемый Джабр, — ответил генерал, достав тонкую сигару. — Не возражаете? — спросил он и, не дожидаясь ответа, прикурил от золотой зажигалки. Выпустив струю синего ароматного дыма, он продолжил: — Мы, армейцы, больше привыкли к простым условиям. Я смотрю, советник, вы уже прочно перебрались в бункер. Неужели все так плохо?

— Еще нет, генерал, — ответил Джабр Мохаммед, пододвигая ему нефритовую пепельницу. — Но не вам мне напоминать об опасности американских ударов. В случае налета мне все равно придется сюда спускаться. И вряд ли у меня будет время собирать все свои бумаги. Не так ли, дорогой Камаль? У вас в штабе ведь тоже припасено место в подвале?

— Ну, уважаемый Джабр, у меня в подвалах все места заняты врагами Ирака, — спокойно ответил генерал. — Но, если вы не возражаете, перейдем к делу. Я прибыл, чтобы еще раз подтвердить решение о передаче русским контейнера со штаммами бактериологического оружия.

— Решение принято, генерал, — пожал плечами советник президента. — Я только сегодня еще раз говорил об этом с премьер-министром. Это наиболее приемлемое решение в данной ситуации.

— Безусловно, советник. — По губам генерала проскользнула змеиная улыбка. — Как и все решения нашего президента, — Камаль Абдель кивнул в сторону висящего на стене портрета Саддама Хусейна.

— Я рад, что вы понимаете дальновидность этого решения, — согласился советник.

— Но не кажется ли вам, что мы упускаем из своих рук козырного туза? Нам, военным, наверное, трудно понять все хитрости политики, но что такое хорошее оружие — мы понимаем прекрасно.

— Мы делаем все, чтобы боя не было, — объяснил советник. — Русские готовы приложить все свое влияние для блокирования американских планов через ООН. Новой "Бури в пустыне" не будет. Более того, появились реальные перспективы снятия эмбарго. Наверное, не надо объяснять, что это сулит Ираку. Но Москва настойчиво выставляет в качестве условия своего посредничества возвращение штаммов бактериологического оружия, проданных нам в 1989 году. Видимо, русские таким образом борются с наследием коммунистического прошлого.

— Русские уже не те, что были при Советах, — заметил генерал. — Может, стоит больше надеяться не на них, а на самих себя?

— Русские хотят вернуть свои кредиты и не хотят потерять рынок оружия. К тому же период дружбы с Америкой в Москве проходит. Похоже, они вспомнили, что с Вашингтоном можно говорить только с позиции силы.

— Вот именно, — кивнул генерал. — Именно поэтому русские и не спешат уничтожать свои ядерные ракеты. Будь они трижды нищей страной, с ними все равно будут считаться. В отличие от нас. Так разумно ли выпускать из своих рук то, что Аллах дал нам?

— Я понимаю вас, генерал. Вы, военные, готовы к драке. Но для драки сейчас не время. Мы ударим, но не сейчас, нам нужно время, для того чтобы накопить резервы и подготовить почву. Именно поэтому вопрос о передаче контейнера русским решен положительно. Я ценю ваше мнение, но изменить здесь ничего уже нельзя.

— Нет так нет, — неожиданно легко согласился Камаль Абдель, и по его губам вновь скользнула нехорошая улыбка.

— Лучше, дорогой Камаль, займитесь курдами. Там есть где применить силу, — теперь настала очередь улыбаться советнику.

— Кстати, — как бы вспомнил уже поднявшийся из кресла генерал, — я ведь шел сообщить, что, по данным моей агентуры, боевики из организации "Свободный Курдистан" готовят теракты, направленные против прибывающей завтра делегации русского парламента.

— Неужели? — нахмурился советник президента. — Это серьезно...

— Впрочем, скорее всего, это очередные пустые угрозы, — пожал плечами Камаль Абдель. — Но как знать...

— Ну вот вам, генерал, и карты в руки. Примите меры.

— Уж не беспокойтесь. Меры будут приняты... — И опять начальник армейской разведки не удержался от своей нехорошей двусмысленной улыбки. Такой уж, видно, это был "веселый" человек.

Как гостеприимный хозяин Джабр Мохаммед привстал из-за стола, проводил гостя самой доброжелательной миной, которая, впрочем, моментально исчезла сразу после того, как за начальником армейской разведки закрылась дверь. Советник президента только что разговаривал, наверное, с самым своим злейшим врагом. Американские бомбы были ерундой по сравнению с уважаемым Камалем Абделем аль-Вади. От первых можно отсидеться в бункере. Второй, в лучших традициях султанского двора, достанет и под землей.

Минуту-другую господин аль-Темими неподвижно сидел за столом, обдумывая результаты состоявшейся только что беседы. Потом, видимо придя к какому-то выводу, он нажал кнопку внутренней связи.

— Да, господин советник.

— У меня на это время назначено интервью с русским журналистом.

— Господин Леонид Захаров уже двадцать минут дожидается в приемной.

— Пригласите...

Когда спустя минуту в кабинет вошел Коперник, господин аль-Темими сквозь очки сосредоточенно изучал какую-то бумагу. Не поднимая глаз, он жестом указал на кресло, в котором некоторое время назад сидел начальник армейской разведки Ирака. Коперник не заставил себя уговаривать и молча воспользовался приглашением. В кабинете установилась тишина, нарушаемая только тихим шелестом кондиционера.

Подобно мхатовским актерам, Джабр Мохаммед выдержал подобающую его сану паузу, прежде чем отложить бумаги в сторону. Несколько секунд он все так же молча изучал взглядом своего посетителя. Коперник спокойно выдержал пристальный и немного усталый взгляд советника.

— Рад видеть вас, господин Захаров, — наконец нарушил молчание Джабр Мохаммед. — Я говорил с Москвой и полностью в курсе ваших полномочий и подробностей плана эвакуации контейнера. Я поражен изобретательностью вашего начальства. Использовать делегацию парламента — это неожиданный ход. Будем надеяться, что операция пройдет удачно.

— Спасибо, господин советник, — с поклоном ответил русский журналист. — Как вам известно, самолет с делегацией прибывает завтра утром.

Чтобы проинструктировать нашего человека, мне нужно знать, на какое время назначена аудиенция во Дворце.

— Один день мы как хорошие хозяева дадим гостям на отдых и осмотр достопримечательностей. В лучшие времена я отпустил бы на это неделю, но теперь время поджимает. Значит, аудиенция состоится послезавтра в полдень. Именно тогда и произойдет предположительно передача контейнера. Но должен предупредить вас, господин Захаров, что даже здесь, в Багдаде, мы не можем гарантировать операции полную безопасность.

— Я в курсе дела, господин советник, — сообщил Коперник. — И потому надеюсь хотя бы на общее прикрытие.

— Безусловно, — согласился Джабр Мохаммед. — Вы должны понять нашу ситуацию. В лучшие времена я смог бы ответить за каждого воробья в этом городе. Но теперь все находится под неустанным контролем американцев. В Москве мне сказали, что любая огласка исключается.

— Мы примем меры.

— Вот и отлично. Эта наша встреча была первой и последней. Вы должны понимать, господин Захаров, что было бы странно, если бы я встречался с одним журналистом несколько раз.

— Понимаю, — кивнул Коперник.

— Значит, связь вы будете держать через моего человека. Вы читаете по-арабски? — Советник протянул листок бумаги, исписанный арабской вязью.

— Да, читаю. — Коперник быстро пробежал по листку взглядом. — Я все запомнил.

— Можете звонить или встречаться с ним. На ваше усмотрение, — кивнул головой Джабр Мохаммед, давая понять, что беседа закончена.

— Рад был нашему знакомству, — произнес Коперник, вставая. — Еще один момент. Мне нужно будет отчитаться за интервью с вами, господин советник.

— Да, конечно. Возьмите текст у секретаря.

— Спасибо.

С этими словами Коперник покинул кабинет.

3 Камаль Абдель аль-Вади стоял у окна своего кабинета. Управление армейской разведки располагалось в отдельном особняке в центре города. Особняк строили еще англичане. В нем все сохранилось, как в далекие годы, даже внутреннее убранство. Камаль Абдель любил эти старые дубовые панели, стеллажи с книгами, штучный паркет и огромные, как-то медлительно тикающие часы с боем.

Наверное, для него вся эта обстановка была сама по себе атрибутом власти, она ассоциировалась у генерала с некой незыблемостью еще с тех времен, когда он пацаном жил в маленьком городке на севере страны. Примерно так, только, конечно, скромнее, выглядел кабинет британского чиновника, осуществлявшего в их городке управление колониальными властями. Как-то раз отец взял его с собой на прием к этому чиновнику. Тогда нужна была рекомендация для учебы в британском колледже. Чиновник угощал их чаем с молоком, и маленький Камаль молча пил эту гадость, тайком оглядываясь по сторонам.

С тех пор прошло немало времени. Но начальник разведки до сих пор сохранил пристрастие к английским интерьерам и отвращение к чаю с молоком.

— Осмелюсь доложить, господин генерал... — В дверь кабинета заглянул адъютант.

— Докладывайте, — не оборачиваясь, разрешил Камаль Абдель.

— Старший дознаватель Абдалла доложил, что арестованный молчит. Абдалла ждет дальнейших приказаний.

— Что значит молчит?.. — вспылил генерал. — Абдалла опытный следователь. Он что, не знает, как нужно развязывать языки этим собакам из Дворца?

— Не могу знать, господин генерал, — адъютант вытянулся по струнке.

— Пусть продолжают, — приказал Камаль Абдель. Но потом, передумав, добавил: — Хотя ладно. Я сейчас сам спущусь.

Адъютант тут же исчез, прикрыв дверь. Генерал вернулся от окна к своему столу и аккуратно собрал все бумаги, убрав их в ящик под замок. Годы нелегкой, зачастую опасной карьеры в разведке приучили его не доверять никому и никогда. Часы издали мелодичный перезвон и принялись гулко отбивать полночь. Камаль Абдель подошел к дубовой панели за столом и нажал скрытую кнопку. Панель бесшумно скользнула в сторону, открыв проход.

Об этом потайном ходе в армии ходили страшные слухи. Ход вел непосредственно из кабинета в Абдалла взял свой стул и поставил его напротив заключенного. Генерал перевернул стул спинкой вперед и сел на него верхом. Минуту он молча рассматривал человека перед собой. Потом тихо спросил:

— Ты знаешь, кто я такой?

Человек продолжал тупо смотреть перед собой.

— Ты знаешь, кто я такой? — спокойно повторил Камаль Абдель, стеком подняв подбородок арестованного.

Тот с трудом поднял глаза и утвердительно кивнул.

— Отлично. — Камаль Абдель достал сигарку и прикурил от расторопно предложенной Абдаллой зажигалки. Пустив дым в лицо арестованному, он продолжил: — Это хорошо, что ты знаешь, кто я такой. Значит, мне нет необходимости рассказывать, что я прикажу с тобой сделать, если ты не ответишь на мой вопрос. Во Дворце, наверное, ты слышал, что говорят обо мне? Слышал?.. — Генерал повысил голос.

В глазах арестованного промелькнул ужас. Он пошевелил разбитыми губами, но промолчал.

— Значит, слышал. — Камаль Абдель со вкусом затянулся сигаркой. — Ты веришь, что я смогу развязать тебе язык? Я редко спускаюсь сюда, в подвал. Но если это происходит, то я люблю с толком провести время. Абдалла только подготовил тебя для беседы. Так, может, не будем тратить время зря?

Арестованный застыл в оцепенении.

— Я многого от тебя не жду. Ответь только: контейнер приготовили к транспортировке?

Арестованный утвердительно кивнул.

— Приготовили. Когда это произойдет?.. Отвечай!..

— Я... я не знаю... — прошептал арестованный.

— Смотри мне в глаза, — приказал Камаль Абдель. — Когда приготовили контейнер? Сегодня?

— Да...

Генерал впился своим стальным холодным взглядом в глаза арестованного. Не отрываясь он смотрел так почти минуту. Потом арестованный со стоном повалился на бетонный пол, а генерал встал со стула.

— Он не врет и больше нам полезен быть не может, — констатировал генерал. — Избавьтесь от него поаккуратнее.

— Автокатастрофа? — деловито предложил Абдалла.

— Как обычно. — Камаль Абдель направился к выходу, но в дверях остановился. По его губам скользнула улыбка: — Хотя нет. Пускай наш уважаемый гость погибнет от рук жестоких курдских террористов. Он достоин большего, чем банальная авария...

С этими словами Камаль Абдель аль-Вади вышел из камеры.

4 Как только ИЛ-96 коснулся своими шасси бетонного покрытия багдадского международного аэропорта, буквально все депутаты, входящие в состав официальной делегации Государственной Думы России, прибывшей в Ирак в связи с очередным политическим кризисом, вскочили со своих мест. Несмотря на слабые протесты стюардессы, депутаты, толкаясь, бросились к выходу из салона первого класса. Как будто они ожидали, что сам Саддам Хусейн стоит у трапа в ожидании встречи с русскими парламентариями. Многочисленная свита, состоящая из помощников депутатов, охраны, секретарей, любовниц, иногда любовниц-секретарей, и журналистов, с места не двинулась, прекрасно осознавая, что к трапу теперь не пробиться. Только двое фотокорреспондентов попытались протиснуться сквозь толпу народных избранников, но безуспешно.

В числе оставшихся в своих креслах был и один молодой человек. И хотя одет он был, как и все остальные — строгий темный костюм, белая сорочка, неброский галстук, — человек наблюдательный обязательно отметил бы, что костюм этот не является привычной одеждой для молодого человека. И, если уж говорить все до конца, никто из депутатской свиты толком не знал ни кто этот человек, ни что он вообще делает в составе официальной делегации Госдумы. На обычные вопросы он отвечал коротко, на контакт не шел. В общих компаниях не пил и вообще держался особняком. Чем и вызвал к своей персоне пристальный интерес. Известно о нем было только то, что фамилия его Пастухов, а зовут Сергей.

Итак, не обращая внимания на суету в салоне, Сергей внимательно смотрел в иллюминатор. Авиалайнер медленно выруливал по бетонным дорожкам к современному зданию аэровокзала. Внешне аэропорт мало чем отличался от множества других. В разных уголках земного шара, в общем-то, все аэропорты одинаковы. Просто где-то рядом горы, где-то — море. А в остальном — бетон как бетон. Единственное, что сразу бросалось в глаза, так это полное отсутствие самолетов. То есть несколько лайнеров стояли где-то вдалеке, но было видно, что они стоят тут уже давно. Воздушная блокада Ирака давала о себе знать. Русский ИЛ-96 был, наверное, единственным самолетом, приземлившимся здесь в последнее время. Если, конечно, не считать самолетов ООН, обслуживающих группу наблюдателей, а заодно и иностранный дипломатический корпус.

Если честно, то вся эта делегация Госдумы успела порядком надоесть Пастуху еще в Ереване, где они несколько дней вынуждены были ожидать разрешения властей Ирана на пролет через его воздушное пространство.

В Ереване Сергей сразу же дистанцировался от остальной делегации, тем более что пить коньяк литрами он не любил. Побродив по городу и повалявшись на диване в гостиничном номере, на следующий день он не утерпел и, взяв такси, махнул в Эчмиадзин. Как он сумел узнать из туристических проспектов в холле гостиницы, в этом местечке недалеко от Еревана располагался духовный центр армянской автокефальной церкви, а кроме того, оно изобиловало памятниками древней урартской культуры.

Строгий полумрак собора с его голыми каменными стенами и золотым орнаментом росписи купола заставили Сергея вспомнить другой кафедральный собор — во Флоренции. Некоторое время он не спеша осматривал каменные барельефы, изображавшие каких-то древних святых. Потом его взор привлекла икона с ликом какого-то старца с нимбом над головой. Лицо у старца было скорбное, как и на большинстве икон. Во взгляд его художник сумел вложить какую-то тихую радость, как будто старец знал что-то очень важное и прекрасное.

— Это святой Георгий Просветитель, — раздался тихий голос за спиной у Пастуха.

Сергей обернулся и увидел перед собой седого священника с сухим орлиным лицом.

— Святой Георгий Просветитель основал этот храм полторы тысячи лет назад, — объяснил священник, он говорил по-русски с сильным акцентом. — Святому Георгию было видение Единородного Христа, который указал место для строительства. Отсюда и название Эч Миадзин — Сошествие Единородного.

— Полторы тысячи лет назад? — удивился Пастух. — Так давно...

— Храм, конечно, несколько раз перестраивался. Но место это святое. Откройся святому Георгию, и он просветит тебя...

С этими словами священник, видимо не желая мешать, повернулся и не спеша удалился прочь. Пастух проводил его взглядом и вновь повернулся к иконе.

Да, он сейчас очень нуждался в просвещении. Их было семеро, когда они начинали свою новую жизнь вне законов и правил. Тогда было все ясно: есть зло.

Родина призывает их на борьбу с этим злом. Но время идет. Многое становится видным в совершенно ином свете. Двоих смерть уже забрала к себе. Тимоха и Трубач. Потеря друга — это как потеря части самого себя. Но что тут сетовать — ведь все они знали, что рано или поздно такое может случиться с каждым из них. Такова уж их работа... Впрочем, "зло", "работа" — это все слова. А душа, другой раз не зная слов, все чаще оказывается в последнее время не на месте. Пастуха посещают сомнения. То, чем они занимаются, это от него, от Единородного? Или, может, все от Лукавого?..

Родина, позвавшая их на свою защиту, становилась все расплывчатой, как бы отходя куда-то на задний план, уступая место банальным политическим кланам, финансовым группировкам, всемогущим олигархам. Вместо защитника справедливости и свободы, они все чаще ощущали себя бойцами непрекращающейся тайной войны за власть.

Просветит ли его святой Георгий?..

Взглянув еще раз на икону, Пастух вздохнул и направился к алтарю. Через минуту семь свечей зажглись в полумраке древнего собора. Две за упокой и пять во здравие. Одна из заупокойных свечей долго не хотела зажигаться, но Пастух терпеливо ждал, пока оплавится воск и займется тонкий фитиль...

* * * — Эй, Сергей, так и будешь в самолете сидеть?.. — оторвал Пастуха от воспоминаний один из многочисленных помощников Жириновского.

— Иду-иду... — буркнул Пастух и поднялся из кресла.

У него в кармане тоже лежало бордовое удостоверение помощника депутата Жириновского. Бог его знает, как управлению это удалось, но сам Владимир Вольфович воспринял появление очередного помощника спокойно. То ли он был в курсе операции, то ли ему было вообще все равно, сколько у него помощников.

У трапа самолета делегацию Российского парламента встречал небольшой почетный караул, вызвавший среди депутатов бурю восторгов. После кратких приветственных речей депутаты и их свита погрузились в два автобуса и под усиленной армейской охраной укатили в отель.

Вслед за ними потянулись и журналисты, аккредитованные в Багдаде. Уже на паркинге Коперника, который в числе прочих репортеров встречал делегацию, догнал Флейшер.

— Как дела, Леонид? — радостно проорал американец. — Ваши депутаты прилетели усмирять или поддерживать Саддама?

— Это, Стивен, ты спроси у них сам, — пробурчал чем-то озабоченный Коперник.

— Леонид, познакомь меня с вашим Джириновски, — вполне серьезно попросил американец. — Я хочу взять у него интервью.

— Боюсь, Стивен, что тебе лучше заняться этим самому. Русским журналистам он бьет морду. Американца, может, и пощадит.

— Хочу спросить мистера Джириновски, привез ли он с собой сапоги, чтобы помыть их в местном море, — расплылся в улыбке Флейшер. — Кстати, какого дьявола здесь столько военных?

Американец кивнул в сторону трех бронетранспортеров и двух взводов солдат на площади.

— Ты разве не слышал? — удивился Коперник. — Сегодня ночью курды взорвали машину какого-то чиновника из Дворца. От бедняги даже мокрого места не осталось.

— Неужели? — протянул американец и загоготал: — У меня с утра так болела голова, как будто бомбу взорвали у меня в мозгах...

* * * Камаль Абдель аль-Вади выполнил пожелание советника президента. Ночью, сразу после взрыва в машине несчастного чиновника, в Багдад вошли части отдельного десантного полка, подчинявшегося лично начальнику армейской разведки. Были взяты под контроль аэропорт, отель "Хилтон", где разместилась делегация, и вся местность вокруг Дворца. Все передвижения русской делегации происходили только под усиленной охраной все тех же десантников Камаля Абделя аль-Вади...

* * * Гостеприимные или просто предусмотрительные иракцы подготовили для гостей весьма насыщенную программу. После размещения членов российской делегации в отеле "Хилтон" и небольшого официального фуршета всех гостей вновь усадили в автобусы и автомобили — в зависимости от ранга — и повезли на экскурсию в развалины древнего Вавилона.

Пастух, сославшись на плохое самочувствие и полное равнодушие к древней истории, остался в отеле. Запершись в номере, он принял душ и сменил одежду. Ведь когда они улетали из Москвы, там еще шел снег. В Ереване появилось солнце, но все равно температура не поднималась выше пяти градусов тепла. Зато Багдад сразу встретил жарой. Поэтому его темный костюм был явно здесь неуместен. Сергей с большим удовольствием переоделся бы в любимые джинсы и майку, но приходилось поддерживать имидж помощника депутата. В результате на свет из дорожной сумки появились строгие серые брюки и белая рубашка с коротким рукавом. Повертев в руках галстук, Пастух решил, что это уже слишком, и с отвращением сунул этот кусок ткани обратно в сумку.

Решив таким образом проблему экипировки, Сергей приступил к более важным вопросам. Внешне его задание выглядело достаточно простым. Прилетел, взял груз, доставил его в Москву. К тому же он все это время как бы находился под прикрытием дипломатической неприкосновенности. Но внешняя простота не вводила капитана в заблуждение. В прошлый раз, когда ему пришлось выполнять подобное "простое" задание, роль курьера обернулась активными военными действиями во Флоренции и пешим марш-броском чуть ли не через всю Италию.

Первым делом Пастух приступил к изучению местности. Для этой цели он взял у портье в холле отеля карту Багдада. Много раз он убеждался на собственном опыте, что знание хотя бы основных улиц города, где разворачивается операция, может иметь решающее значение при определенных обстоятельствах. Разложив карту на журнальном столике, Пастух водил пальцем по изображенным на ней улицам и площадям, стараясь запомнить их арабские названия и основные ориентиры, главным образом исторические памятники. Изображения памятников он дополнительно изучал по пачке туристических открыток.

За этим занятием его и застал телефонный звонок.

— Господин Пастухов? — поинтересовался звонивший по-русски.

— Я слушаю вас.

— Меня зовут Леонид Захаров. Леонид Викторович. Я корреспондент Российского телеграфного агентства. Очень хотелось бы, знаете, с вами побеседовать. Вся делегация укатила в Вавилон. На месте только вы. Не дайте своим соотечественникам умереть от информационного голода, а мне остаться без зарплаты. — Человек на другом конце телефонного провода выпаливал слова как пулемет.

— Готов с вами встретиться, — спокойно ответил Пастух. Он ждал этого звонка, и теперь его несколько раздражала эта дурацкая игра в журналиста-политика. Но таковы были правила.

— Надеюсь, вы не очень заняты сейчас? — поинтересовался "корреспондент".

Пастух аж закряхтел. Ему вдруг стало интересно — а что будет, если он сейчас сошлется на неотложные дела и откажется от встречи? Прокрутив пару вариантов, Сергей все же ответил:

— Нет, Леонид Викторович, я как раз сейчас свободен.

— Вот и отлично, — искренне обрадовался собеседник, — тогда через пятнадцать минут я жду вас у фонтана "Али-Баба". Сказки читали?

— Я знаю, где это, — поспешил сказать Пастух, кинув взгляд на открытки и карту.

— Тогда до встречи...

Положив трубку, Сергей задумался. Говорил этот Захаров настолько простодушно, настолько искренне, что у Пастуха даже закралось сомнение: а вдруг он и впрямь простой журналист? Если нет — Сергею придется работать с настоящим профессионалом. Хоть это радовало.

Где находится фонтан. Пастух уже успел узнать по карте. Пешком до него было как раз минут десять. Еще пять минут капитан слонялся вокруг фонтана, пересчитывая кувшины. На тридцать пятом к нему подошел высокий человек с серыми глазами и светлыми волосами.

— Господин Пастухов? — поинтересовался человек.

— Да, это я. Леонид Викторович?

— Собственной персоной. — С этими словами Коперник достал свою аккредитационную карточку. — Чтобы покончить с формальностями, давайте сюда, что там у вас есть.

Пастух в свою очередь достал из бумажника половину разорванной надвое открытки. Коперник приложил ее к своей половине, полученной через посольство. Линии разрыва полностью совпали. Аккуратно спрятав обе половины открытки, Коперник протянул Сергею руку.

— Рад видеть вас.

После рукопожатия оба разведчика расположились тут же, у фонтана, на скамейке.

— Я думаю, нет необходимости объяснять всю важность нашей операции, — став необыкновенно серьезным, продолжил разговор Коперник.

— Я получил все необходимые инструкции, — пожал плечами Пастух.

— Отлично. Значит, вы в курсе содержимого груза.

Пастух утвердительно кивнул.

— Этот контейнер содержит бактериологические штаммы. Это не просто какая-нибудь чума или черная оспа. Там находятся штаммы специально созданного смертельного вируса для применения на поле боя.

— Я думаю, Леонид Викторович, нам не следует обсуждать эту тему, — несколько раздраженно ответил Пастух. — Я уже сказал, что имею все необходимые инструкции.

— Не обижайтесь, — улыбнулся Коперник. — Я это все говорю к тому, что контейнер требует бережного обращения. Он, конечно, не стеклянный, но, как говорится, береженого и бог бережет. Но перейдем к делу.

— Неплохо бы, — пробормотал Пастух.

— Сегодня можете отдыхать, осматриваться. Ну, да вы сами знаете. На завтра запланировано посещение Дворца. Именно там и произойдет передача контейнера. На всех этапах, включая Дворец, необходимо соблюдать осторожность. Аэропорт, отель и подступы к Дворцу контролируются американцами. В остальных местах можно ожидать повышенного интереса со стороны самих арабов. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что не все здесь, в Ираке, согласны с эвакуацией контейнера. Этих людей и стоит опасаться больше всего.

— Кто это? — деловито спросил Пастух.

— Военные. Завтра вы в составе делегации прибудете во Дворец. Пока депутаты будут вести переговоры, вы получите контейнер. На место вы прибудете с кейсом. Точнее будет назвать его небольшим чемоданом. Где его взять — я скажу позже. Вам передадут точно такой же, но с грузом. Не выпускайте его ни на секунду. Обратно постарайтесь сесть в машину к Жириновскому. И вообще держитесь всегда рядом с ним. Отлет планируется на послезавтра. Эта ночь будет самой трудной. Вас будут страховать наши арабы, но возможно всякое. Будет неплохо, если вы вообще спрячете контейнер под кровать к Владимиру Вольфовичу.

— Или под подушку, — мрачно пошутил Пастух.

— Или под подушку, — совершенно серьезно согласился Коперник. — Следующим утром в самолет — и домой.

— Все ясно. Что с чемоданом? — спросил Пастух.

— С этим просто. Сейчас вы отправитесь вот по этому адресу. — Коперник достал листок бумаги. — Это небольшая лавка. Ее хозяин — наш человек. Он попросит вас представиться. Назовете свое имя. Потом попросите представиться самого торговца. Его имя Юсеф. Только после этого вы купите чемодан. Кстати, деньги у вас есть?

— Есть, конечно, — обиделся Пастух.

— А то я могу подкинуть... Ну, ладно, ладно — есть так есть. Торговец сам предложит вам чемодан. Берите не раздумывая. Я все понятно объяснил?

— Более чем.

— И еще раз предупреждаю — осторожно! Первым погибнете вы, вслед за вами миллионов двадцать человек.

— Ну, вы меня совсем запугали, Леонид Викторович, — проворчал Пастух.

— Я сам боюсь... — тихо произнес тот, и Сергей так и не понял, шутит он на этот раз или говорит совершенно серьезно.

* * * Нужную лавку Пастух обнаружил не сразу, но достаточно быстро для человека, впервые оказавшегося на арабском Востоке. Магазинчик Юсефа располагался на одной из кривых торговых улочек среди десятка таких же заведений. Сам хозяин, араб лет сорока, как и полагается на Востоке, сидел на небольшом табурете на пороге своей лавки и лениво перебрасывался с другими торговцами меткими замечаниями в адрес прохожих, не пожелавших стать их клиентами.

При виде этой картины Пастух с улыбкой вспомнил фильм "Бриллиантовая рука", тем более что, едва завидев Сергея, хозяин тут же вскочил на ноги и пригласил зайти в лавку. Там он первым делом предложил гостю на выбор зеленый чай, кофе или содовую со льдом. Пастух предпочел в такую жару содовую и тут же получил запотевший стакан.

Далее покупка чемодана прошла точно так, как и говорил Коперник. После обмена именами Юсеф молча достал большой вместительный кейс, сделанный из алюминия и, наверное, потому напоминавший те чемоданы, с которыми идут на старт космонавты. Впрочем, Пастух вспомнил, что не раз видел подобные кейсы в руках "деловых" людей. Вот только размером они уступали этому.

Несмотря на то что Юсеф являлся, так сказать, шпионом при исполнении служебных обязанностей, это обстоятельство не помешало ему содрать с Пастуха восемьдесят долларов. На чем операция "чемодан" благополучно и завершилась. Пастух убрался восвояси, а Юсеф собрался было вернуться к своей неспешной беседе с коллегами, когда его остановил требовательный стук в заднюю дверь лавки.

Проворчав что-то недоброе, араб отворил дверь и расплылся в приторной улыбке при виде Коперника:

— О, господин Захаров...

— Да, это я, Юсеф, — ответил тот по-арабски. — Так и будем на пороге торчать или, может, ты пустишь меня внутрь?

— О, конечно. — Араб посторонился, пропуская гостя, и затворил дверь. — Желает ли господин что-либо выпить? — предложил он Копернику, который уже расположился на стуле и даже успел закурить.

— Не желает, — буркнул тот. — Лучше прикрой свою лавочку на пять минут. Поговорим.

Юсеф тут же бросился исполнять приказ. Этот араб был тем самым связным, о котором говорил советник Джабр Мохаммед аль-Темими. Они были знакомы всего лишь сутки, но араб сразу же признал в Копернике своего начальника и теперь всячески старался ему угождать. Русский разведчик просто пользовался этим.

Когда хозяин закрыл дверь, ведущую на улицу, Коперник спросил его:

— Как прошла встреча?

— О, господин Захаров. Ваш человек ушел буквально за минуту до вашего прихода. Вы попросту разминулись.

— Ты дал ему нужный чемодан?

— О, конечно.

— И сколько ты содрал с него? — рассеянно поинтересовался Коперник.

— Совсем немного... — замялся араб.

— Сколько? Я все равно узнаю.

— Восемьдесят, — с вздохом сообщил Юсеф и тут же добавил: — Но это хорошая цена для такого чемодана...

— Восемьдесят чего? — перебил его Коперник. — Динаров?

— Долларов, — потупив взгляд, поправил араб.

— Во дает... — присвистнул Коперник. — Но впрочем, это не важно. Главное — все прошло как надо.

— О, господин Захаров. Можете не беспокоиться.

— Ну вот и славно. — Коперник сделал движение, чтобы встать, но остановился, как бы вспомнив о чем-то. — Да, Юсеф. Мы одни?

— Да, конечно. Я специально отправил своего помощника на базар. — Юсеф оглянулся по сторонам, как бы еще раз желая убедиться в сказанном.

— Я хотел у тебя спросить, — не спеша продолжил Коперник. — У тебя много товара. А я ищу для себя кинжал. Только не эти сувенирные поделки, а настоящий арабский клинок. Может, посмотришь у себя? Я бы купил.

— Купил?! — с искренним возмущением вскричал Юсеф. — Зачем покупать!.. Я подарю. Для хорошего человека ничего не жалко.

— Спасибо, конечно, — расслабленно улыбнулся Коперник, — но ты поищи, а там уж поговорим.

Юсеф нырнул куда-то под прилавок и через минуту извлек кривой арабский кинжал в ножнах, покрытых орнаментом и изречениями из Корана. Коперник с интересом взглянул на клинок. Араб вытащил кинжал из ножен и протянул рукояткой вперед.

— Занятная вещица, — пробормотал Коперник, беря кинжал. — А на ножны можно взглянуть?..

— О, конечно... — затянул свое обыкновенное Юсеф и повернулся к прилавку.

В этот же момент Коперник, сидевший до этого в позе абсолютно расслабленного человека, вдруг собрался, как для прыжка, и качнулся вперед всем телом, сделав резкое движение рукой. Тотчас старинный кинжал по самую рукоятку оказался в основании черепа бедного араба, а Коперник уже вновь, как ни в чем не бывало, развалился на стуле.

Юсеф дернулся и, не успев даже застонать, рухнул на пол. В его взгляде застыло изумление, не успевшее перейти в ужас. Предсмертная судорога пробежала по его телу, и он затих.

Коперник затянулся сигаретой и встал со стула. Первым делом он проверил пульс у своей жертвы. Убедившись, что удар клинком раз и навсегда вывел несчастного Юсефа из жизни, он достал носовой платок и тщательно протер рукоятку кинжала. Потом Коперник потратил несколько секунд на осмотр помещения. Удовлетворившись этой проверкой, он аккуратно перешагнул через труп и покинул лавку Юсефа...

5 Жаркое месопотамское солнце клонилось к западу, готовясь раствориться где-то среди бескрайних песков сирийских пустынь. Стройные ливанские кедры, окружавшие бассейн с трех сторон, отбрасывали длинную густую тень. Под одним из кедров пожилой повар в белом колпаке старательно переворачивал на жаровне палочки с люля-кебабом, и терпкий аромат специй и свежего мяса медленно заполнял неподвижный воздух вокруг.

С видимым удовольствием нырнув в последний раз, Камаль Абдель появился на поверхности воды у самой лестницы. Резким движением он покинул бассейн и, взяв из рук расторопного слуги полотенце, направился к шезлонгу. Начальник армейской разведки, несмотря на свое положение, а может, именно благодаря ему, редко когда мог позволить себе это нехитрое удовольствие. Служба занимала практически большую часть суток, оставляя немного времени на сон. Да и ночевать генерал частенько оставался в штабе. Так что у себя на вилле в пригороде Багдада он был не такой уж и частый гость.

Сегодня Камаль Абдель аль-Вади позволил себе немного расслабиться. Он, как опытный охотник, расставил своих егерей и теперь ожидал, попадется ли кто-нибудь в его ловушки. Камаль Абдель не любил лишних движений. Сделав все, что он считал нужным и возможным для достижения поставленной цели, он был готов ждать результатов столько, сколько понадобится. Не больше, но и никак не меньше. Это качество не раз помогало ему выходить победителем из многочисленных дворцовых интриг. Когда у его врагов сдавали нервы и они начинали совершать необдуманные шаги, генерал тут же наносил свой удар, оказывавшийся чаще всего смертельным. Так, и только так, он смог стать тем, кем был в настоящее время, и, что гораздо труднее, удержаться на завоеванных позициях...

Камаль Абдель с наслаждением растянулся в шезлонге, греясь в лучах заходящего и оттого ласкового солнца. Не глядя, он взял со стоящего рядом стола свою любимую сигарку, и тотчас из-за спины протянулась рука слуги с зажигалкой. Затянувшись, генерал закрыл глаза...

— Прошу прощения, господин генерал, — нарушил покой начальника армейской разведки голос дворецкого.

— Что еще? — не открывая глаз, спросил Камаль Абдель.

— С вами хочет встретиться ваш адъютант.

Генерал открыл глаза. Если вышколенный адъютант осмелился беспокоить своего начальника в минуты его редкого отдыха, да еще приехал на виллу, вместо того чтобы просто позвонить, то дело действительно того заслуживало.

— Пригласи его.

Ощущение отдыха оставило генерала. Его взгляд вновь приобрел стальной блеск. Только на секунду он позволил себе с сожалением посмотреть на неподвижную гладь бассейна и вдохнуть прелестный аромат люля-кебаба. Через секунду вся лирика была отброшена в сторону. Камаль Абдель запахнулся в шелковый халат и взял из нефритовой пепельницы дымящуюся сигарку.

Адъютант подошел к шефу твердым шагом, лихо козырнул и доложил:

— Прошу прощения, господин генерал...

— Говори, коли пришел, — пробурчал начальник армейской разведки.

— Русский вышел на связь. Просит о встрече, господин генерал.

— Я так и думал, — невозмутимо произнес Камаль Абдель, и было совершенно ясно, что он не рисуется, а действительно был уверен в этом. — В чем же проблема? Организуйте встречу.

— Прошу прощения, господин генерал, но он готов встретиться только с вами лично.

— Вот оно что... — протянул начальник армейской разведки.

Несколько секунд он молча размышлял. Потом резко выпрямился в шезлонге, затушил сигарку и встал.

— Едете со мной, — приказал он. — Только переоденьтесь. — Генерал кивнул па мундир адъютанта и стремительно направился к дому.

Спустя полчаса из ворот виллы генерала аль-Вади выехало обшарпанное такси. За рулем сидел адъютант. Только теперь на нем вместо щегольского мундира были надеты потертые джинсы, шелковая рубашка невероятной расцветки и широкая кепка — обычный для багдадских таксистов наряд. На заднем залатанном сиденье расположился сам генерал. Он тоже был одет соответствующим образом — дешевый деловой костюм, темные очки "хамелеон" каплевидной формы.

Подобно халифу Харуну ар-Рашиду из сказок "Тысячи и одной ночи" Камаль Абдель аль-Вади решил тайно посетить город...

Такси колесило по городу минут сорок. За это время солнце окончательно скрылось и южная ночь обрушилась на древний Багдад. Тем не менее город продолжал жить своей жизнью. Конечно, это была уже не та сумасшедшая суета, которая царила в столице до кувейтской войны. Но, несмотря на международную блокаду, жизнерадостные багдадцы изыскивали неведомые возможности для утоления своего темперамента. В общем, с наступлением темноты народ продолжал гулять, предаваясь своим нехитрым радостям.

Такси с необычным пассажиром и не менее необычным шофером сразу же потерялось среди сотен таких же автомобилей. В результате этой поездки они оказались на одной из центральных площадей. Адъютант припарковался у тротуара. Минут через десять к такси подошел высокий светловолосый человек и, не спрашивая разрешения, уселся на заднее сиденье рядом с генералом.

— Рад, что вы согласились на личную встречу, генерал, — произнес этот человек. — Зовите меня просто Коперник.

— Тогда оставьте мое звание в покое и зовите меня просто Ала ад-Дином, — ледяным тоном ответил Камаль Абдель и приказал адъютанту: — Поехали...

Такси тронулось с места и тут же затерялось в оживленном потоке городского транспорта.

— Вы понимаете, что если я оторвался от своих дел и счел необходимым лично встретиться с вами, Коперник, то только потому, что ожидаю услышать от вас действительно важную для меня информацию, — сообщил генерал, раскуривая очередную сигарку.

— Безусловно, уважаемый Аладдин, — ответил Коперник, произнеся имя сказочного героя на европейский лад. — Но и вы поймите, что в худшем случае вы рискуете потерять зря некоторое время. Я же рискую жизнью. Надеюсь, нет необходимости напоминать, какие функции я выполняю в вашей замечательной стране.

— Хорошо, — поморщился Камаль Абдель. — Давайте перейдем сразу же к делу.

— К делу так к делу, — согласился Коперник. — Вы в курсе условий нашей договоренности?

— Никакой договоренности не было, — отрезал генерал. — Выкладывайте, что вы хотите мне сообщить, и после посмотрим, стоит ли эта информация хотя бы потраченного мною времени. Мы не на базаре.

— И действительно не на базаре, — вздохнул Коперник. — Моя информация касается прибывшей сегодня делегации Российского парламента.

— Дальше. — Камаль Абдель ничем не выдал своей заинтересованности в этой информации.

— Конкретно я имею в виду тот груз, который эта делегация должна вывезти из Ирака. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь? — Коперник пристально посмотрел на собеседника.

— Допустим. — Генерал продолжал курить с самым невозмутимым видом.

— Допустим, — повторил Коперник. — Я могу сообщить имя русского агента, имеющего задание вывезти контейнер, и некоторые подробности операции. Интересует ли вас, Аладдин, такая информация?

— Да, — коротко бросил начальник армейской разведки.

— Тогда, по вашему мнению, она стоит потраченного времени и десяти тысяч долларов? — нагло улыбнулся Коперник.

— Стоит. — Генерал продолжал оставаться немногословным.

— Человека зовут Сергей Пастухов. Он формально является помощником Жириновского. Остановился в "Хилтоне", в номере 310. Завтра он вместе с делегацией прибудет во Дворец на встречу с вашим премьер-министром. Там он получит контейнер, с тем чтобы послезавтра вывезти его в Россию. Это все, что я могу вам сообщить.

Генерал несколько секунд молчал, потом задал вопрос:

— Кто должен передать контейнер?

— Простите, уважаемый Аладдин, — улыбнулся Коперник, — но я не могу выдать вам государственную тайну.

— А вы не подумали, что вот сейчас мы можем свернуть ко мне в штаб и там с вами побеседуют опытные специалисты выпытывать чужие гостайны? — спокойно поинтересовался Камаль Абдель.

— Подумал, — невозмутимо ответил Коперник. — Но вы же умный человек, опытный разведчик. Информации, которую я вам сообщил, вполне хватит для того, чтобы сорвать операцию. Схватив меня, вы, конечно, узнаете еще пару незначительных подробностей, но вреда от этого будет гораздо больше.

Камаль Абдель аль-Вади пристально взглянул на собеседника.

— Хорошо, господин Коперник. Будем считать, что этого достаточно. Вот то, о чем вы говорили. — С этими словами генерал протянул русскому резиденту пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке.

— Отлично. — Коперник сунул пачку денег в карман и попросил: — Притормозите здесь. Если что, вы знаете, где меня найти...

С этими словами он открыл дверцу, не оборачиваясь, высадился на тротуар и тут же смешался с потоком прохожих.

— В штаб, — приказал Камаль Абдель, и змеиная улыбка скользнула по его губам.

6 В Объединенном штабе вооруженных сил союзников на американской военной базе Эль-Риад в Кувейте царило некоторое оживление. В лицах подтянутых американских военных чувствовался какой-то скрытый азарт, присущий, наверное, всем военным перед боем. Здесь, в штабе, почти никто не сомневался, что очередной удар по Ираку будет нанесен со дня на день.

Командующий объединенными силами союзников бригадный генерал Вильям Эдельман развалился в походном кресле за столом. Несмотря на работающий на полную мощность кондиционер, генералу было не по себе от мысли, что рано или поздно ему придется покинуть это помещение и оказаться под палящим солнцем пустыни. Весь этот проклятый Кувейт был сплошной пустыней.

— Если тут такая жара весной, то что же будет летом?.. — пробормотал Эдельман, протягивая руку за ледяной банкой с "колой".

— Прошу разрешения доложить, сэр. — В проеме стеклянной двери застыл офицер-секретчик.

— Что там, Джон? Докладывайте.

— Только что получено донесение из нашей миссии ООН.

— Это не наша миссия, — раздраженно перебил генерал. — Как вы верно заметили, капитан, это миссия ООН. А ООН — международная организация...

— Прошу прощения, сэр, — извинился капитан. — Но сообщение получено именно оттуда.

— Читайте, — бросил Эдельман.

— Наш резидент Толстяк сообщает: у него есть все основания считать, что прибытие делегации парламента России связано с возможной попыткой вывезти из Ирака контейнер со штаммами бактериологического оружия.

— Что? — Брови генерала сошлись над переносицей. Отставив банку, он повернулся в кресле лицом к капитану. — Чем этот Толстяк подтверждает свою информацию?

— Подробности отсутствуют, сэр, — доложил капитан.

— Что они там думают у себя в ЦРУ?! — вскипел Эдельман. — Запросите подтверждение и вызовите ко мне начальника штаба.

Через несколько минут в кабинет вошел начальник штаба, генерал королевских вооруженных сил Великобритании Роберт Сикссмит.

— Что-то срочное? — спокойно спросил он. — Неужели наши правительства наконец-то приняли решение о начале операции?

— Хуже, — бросил Эдельман. — Садитесь, генерал. Прочтите это сообщение.

Британский генерал не спеша достал из кармана кителя очки в тонкой золотой оправе, нацепил их и пробежал взглядом текст сообщения. Закончив, он спокойно снял очки и убрал их обратно в карман. Только после этого поинтересовался у американца:

— Вы уже доложили в Белый дом?

— Нет еще. Не успел. Да и в любом случае докладывать необходимо с конкретным планом наших действий. Уверен, что Даунингстрит, 10, потребует от вас того же.

— Итак?

— Вся наша операция задумана из-за этого проклятого контейнера.

— Значит, нанести удар?

— Другого выхода я не вижу, — пожал плечами Эдельман.

— Но там эти русские парламентарии. Мы не можем нанести удар, пока они там, — заметил Сикссмит.

— Но мы не можем и выпустить их из Багдада с контейнером, — парировал американец. — В конце концов это только делегация парламента. Я уверен, что наш президент сумеет успокоить своего друга Бориса.

— Вы так думаете? — выразил сомнение британец. — Такой ход в мире будет иметь негативную оценку. Французы выступят на стороне русских. Немцы могут нас не поддержать. Не говоря уже обо всех арабах.

— Это политика, генерал, — брезгливо заметил Эдельман. — Оставим ее нашим правительствам. Я военный и вынужден решать конкретные задачи.

— У меня другое предложение, — произнес Сикссмит после минутного раздумья. — Нет необходимости наносить удар по всем запланированным объектам. Я думаю, наша авиация сможет аккуратно разбомбить взлетную полосу международного аэропорта, не задев русский самолет.

— Неплохо, — оживился американец. — Я уверен, мы как-нибудь сможем разумно объяснить подобные действия.

— Это уже политика, — улыбнулся британский генерал. — Оставим ее нашим правительствам.

— А русских мы потом вывезем силами ООН, — продолжил мысль Эдельман. — Пожалуй, я предложу Белому дому именно этот план.

— Значит, объявляем готовность авиации?

— Значит, объявляем...

Спустя десять минут на палубах американского авианосца "Энтерпрайсиз" зазвенел сигнал боевой тревоги. Мощные подъемники один за другим извлекали из трюмов крылатые машины, и пилоты бегом спешили занять места в кабине, чтобы в любой момент вылететь по приказу на задание...

Глава вторая. Театр военных действий 1 Шоссе в этом месте делало плавный поворот, словно огибая гордо торчащие сосны, и начинало неожиданно спускаться в низину. То есть сам спуск, естественно, не был для водителей неожиданностью, поскольку об этом недвусмысленно предупреждал знак. Но вот вид, открывавшийся сразу за соснами и невольно отвлекавший внимание как раз в тот момент, когда машина начинает стремительно спускаться с горы, и рождал то самое ощущение неожиданности. Как точно сказано: "дух захватывает". У всех, кто попадал сюда в первый раз, захватывало дух: примерно пять километров плавного спуска и такого же плавного подъема, где с одной стороны густо разросся лес, рассеченный линией высоковольтной электропередачи, а с другой, чуть в глубине, расположился небольшой тихий городок под названием Двоегорск.

Городок был по преимуществу одноэтажный, от него к шоссе тянулась узкая, давно не ремонтировавшаяся асфальтовая дорога, и там, где эта дорога утыкалась в шоссе, на большом пятачке стояло двухэтажное придорожное кафе с большой стоянкой, рассчитанной в том числе и на многотонные машины дальнобойщиков. Кафе непонятно почему носило название "Солнечный". Может быть, имелось в виду, что это ресторан или мотель? Впрочем, здание было построено в советские времена и с тех же времен сохранило свое название, а что могло иметься в виду в те странные времена — сказать очень сложно. Во всяком случае, название не раздражало. "Солнечный" так "Солнечный".

Сразу за кафе примостилась бензоколонка. И для обитателей Двоегорска это было так же удобно, как и для дальнобойщиков. Не надо было мотаться за бензином в областной центр.

В общем, казалось, что это тихое место, занесенное сейчас, в феврале, мягким скрипучим снегом и почти сказочное под февральским ослепительным солнцем, может лишь обволакивать покоем, ленью и тишиной. Наверняка каждый второй проносящийся мимо водитель успевал подумать о том, что здесь неплохо было бы отдохнуть, а каждый пятый успевал не только подумать, но и остановиться. И уж совершенно точно, что никому из проносящихся мимо никогда не приходило в голову, что здесь можно запросто нарваться на очень большие неприятности!

Истинно сказано — видимость обманчива. Но значительно хуже то, что обманчива она неожиданно...

2 "Солнечный" в этот день не пустовал. На стоянке отдыхало два "МАЗа", десятитонный рефрижератор "вольво" и парочка малолитражек. В кафе грелась, отдыхала и перекусывала дюжина человек, не считая бармена и девчонки лет семнадцати, с которой бармен вяло о чем-то разговаривал. Один столик занимала семья из четырех человек, видимо, из потрепанного "москвичонка" с багажником на крыше. Скорее всего, они ехали к родственникам куда-нибудь в Екатеринбург, но, увидев по дороге "Солнечный", решили накормить детей. За соседним столиком склонились в серьезном разговоре двое сосредоченных, хорошо одетых мужчин, без сомнения, хозяев вишневой "девятки". Перед ними был только горячий кофе. Есть они не собирались и остановились явно лишь ради заправки. Остальные шестеро принадлежали миру дальних автомобильных грузовых перевозок. Пятеро дальнобойщиков и одна мадам неопределенного возраста из тех, кого дальнобойщики называют "плечевыми" и возят с собой в качестве временных подружек в дороге. Причем четверо водил и их подруга сгрудились тесной компанией за одним столиком, а пятый дальнобойщик сидел отдельно, в одиночестве. Этот лысеющий, небритый молодой человек смотрел отрешенно в заиндевевшее окно и словно чего-то ждал. И ждал, судя по всему, каких-то неприятностей.

В кафе тихо, ненавязчиво играла музыка, сопровождавшаяся громкими голосами детей и взрывами смеха за столиком дальнобойщиков. За окнами время от времени проносились редкие машины, пассажиры которых не обращали никакого внимания на этот маленький мирок на обочине шоссе. В общем, все было мирно и вполне спокойно. Все было мирно примерно до трех часов дня. А где-то около трех часов на шоссе показалась темно-зеленая, почти оливковая "Нива", вызывающе новенькая, дня три как купленная, новая пятидверная модель — с дугами безопасности, галогенными фарами, широкой резиной и запаской на задней двери. Несколько громоздкая, но зато ставшая похожей на западные джипы. "Нива" притормозила у "Солнечного", чуть помедлила, зарулила на стоянку у кафе и остановилась рядом с вишневой "девяткой". Двигатель смолк, открылись двери, и из салона "Нивы" вылезли два человека. Один лет тридцати пяти, высокий и крепкий, в теплой длинной куртке на меху, другой помоложе — едва ли ему было тридцать, — примерно того же роста, что и первый, но худой и подвижный, в коротком фиолетовом пальто. Закрывая дверцу и засовывая руки в карманы своего яркого пальто, он закончил вопросом какую-то фразу, которую начал, видимо, еще в машине:

— И что это меняет?

— Мы не на работе, Семен, — ответил тот, что был постарше, запирая машину, — успокойся. Я не собираюсь тут рыскать по сугробам, когда можно просто спросить дорогу.

— Что-то я не помню, чтобы у нас когда-нибудь было просто, — весело ответил его спутник и тряхнул головой. — Ладно, пошли.

Они не спеша двинулись к входу и уже через минуту были в кафе. Никто не обратил на них особого внимания, если не считать бармена, который бросил на новых посетителей оценивающий взгляд. А новые посетители тем временем подошли к стойке. За барменом в жарочном шкафу коптилось на вертеле несколько жирных кур.

— Раз такое дело, — сказал веселый молодой человек, — я бы съел что-нибудь горячее.

Говоря это, он обернулся к своему собеседнику и тут увидел за его спиной, в дальнем углу кафе, бильярдный стол.

— Слушай, Док, а не покатать ли нам шары?

— Партия — двадцатник, — тут же вставил бармен.

— А ты заходить не хотел, — усмехнулся Док.

— Так откуда же я знал, что нам предложат партию в американку в этом забытом цивилизацией месте. Здесь, наверное, и книг-то не читают... — Неожиданно он повернулся к девушке, сидевшей рядом с ним у стойки на высоком табурете и пару минут назад разговаривавшей с барменом: — Скажите, барышня, где у вас тут можно приобрести томик Шекспира?

Девчонка глупо хихикнула.

— Вот видишь, Дек... — и снова девчонке: — Но ведь это Двоегорск, не так ли?

На этот раз девушка хихикнула кокетливо:

— Да.

Молодой человек оказался прав — в Двоегорске не было ни одной библиотеки и из четырех газетных киосков работали только два. Но свой ироничный тон молодой человек вдруг оставил, а переведя взгляд на меланхоличного бармена, сказал совершенно серьезно:

— Вообще-то нам нужна улица Маркса. Не подскажешь, как до нее добраться?

— Это где-то на окраине, — пожал плечами бармен и кивнул на сидящего в одиночестве дальнобойщика. — Спросите лучше вон Карася.

Посетители переглянулись.

Веселый молодой человек хлопнул того, кого называл Доком, по плечу и со словами: "Ладно, пойду займу место" — направился к столику одинокого дальнобойщика.

Девчонка невольно проводила его взглядом. Обычная семнадцатилетняя девушка из провинциального городка, которая пришла потрепаться со своим приятелем, работающим в кафе барменом, она, видимо, в Двоегорске не встречала таких странных и симпатичных молодых людей.

— Ну, так что будем заказывать? — спросил бармен.

Док не стал выпендриваться насчет цивилизации, а просто заказал курицу, горячего чая и расплатился. Он собирался было уже отойти от стойки, но в этот момент девчонка заставила его обернуться не очень определенным обращением: "Эй!"

— Эй! А вы не артисты? — спросила она и стрельнула взглядом в явно понравившегося ей молодого человека, который уже вовсю разговаривал с приунывшим отчего-то дальнобойщиком. — Мне кажется, я его где-то видела.

— Он-то точно Артист, — усмехнулся Док. — Это вы угадали.

— Да? — глаза ее загорелись. — А где он снимался?

— В основном в боевиках.

— Ух ты... А вы?

— А я просто доктор.

Интерес к Доку у девчонки немедленно пропал, и это так ясно отразилось в ее глазах, что Док снова невольно усмехнулся.

Тем временем Артист уже умудрился вытащить Карася к бильярдному столу и принялся расставлять шары.

— Вы у него автограф возьмите, — посоветовал девчонке Док, — он любит это дело.

Бармен спихнул курицу с вертела, разделил ее огромным ножом на две части, разложил по тарелкам и дополнил картошкой-фри с зеленым горошком. Потом плеснул в тарелки соус и занялся чаем.

В углу кафе послышался щелчок и загремели шары — Артист разбил пирамиду.

Неожиданно за окнами послышался шум подъехавшей машины, двери распахнулись, и в помещение кафе даже не вошли, а ввалились четыре накачанных парня в спортивных штанах и кожаных куртках. Вслед за ними вошел, поигрывая ключами от машины, бритый долговязый мужик и по-хозяйски оглядел зал. Все присутствующие притихли.

Кто-то из естественного чувства опасности, кто-то оттого, что узнал их. Бармен недовольно буркнул что-то, девчонка ойкнула и как-то сжалась на своем табурете. Карась машинально опустил свой кий, который до этого держал вертикально, как почетный караул держит свои карабины, и только на Артиста пришедшие не произвели ровным счетом никакого впечатления. Он даже и ухом не повел — как склонился враскоряку над столом, прицеливаясь для своего удара, так и остался в этой позе.

Бармен налил чай и молча подвинул чашки к Доку.

Вошедшие же направились прямиком к дальнобойщикам и расположились вокруг их стола.

— Платить надо за стояночку, мужики, — спокойно, но достаточно громко сообщил долговязый.

— Сколько? — спросил один из дальнобойщиков.

— Сто тысяч за ночь.

— Но мы не собираемся оставаться на ночь.

— Это нас не интересует. Хочешь спокойно уехать отсюда — заплатишь.

Тот, кто спрашивал "сколько", полез в карман за деньгами, но один среди них все-таки решил поспорить.

— А где гарантия, — спросил он, — что через пятнадцать минут твои друзья не подъедут и не потребуют еще?

— А я лично тебе, — оскалился долговязый, — расписку дам, что ты с братвой расплатился.

— Да что мне твоя расписка...

— Тебе не устраивает расписка Битого? — Долговязый в наигранном удивлении поднял бровь и слегка склонился в сторону одного из парней. — Кеша, ну-ка, пойди, распеленай "МАЗы". Мы с ними вечером побазарим. И заодно проверь, что у ниx там... — Парень, которого назвали Кешей, деловито выхватил охотничий нож и пошел к выходу, а долговязый выжидающе посмотрел на дальнобойщиков. — Молите бога, чтобы фуры оказались пустые.

— Мужики, вы что, ох... ли?! — возмущенно вскочил со своего места тот, кого не устроила расписка долговязого вымогателя по кличке Битый, — он прекрасно понимал, что ему сейчас продырявят колеса.

Но, получив хлесткий удар под дых, дальнобойщик охнул и осел на свое место.

— Сиди, — сказал Битый. — Я еще никого не отпустил.

И тут вдруг с грохотом покатились бильярдные шары.

— Видал, какие штаны! — радостно воскликнул Артист. — Два сразу по лузам раскатал!

Он абсолютно игнорировал команду Битого, чинившего в кафе разборку, и, казалось, с головой был увлечен своей партией. И несмотря на то что его партнер, дальнобойщик по прозвищу Карась, заметно побледнел и не обращал внимания на игру, физиономия Артиста расплылась от удовольствия.

— Ну что, Константин, — спросил он, — сдаешься?

Битый и его ребята с удивлением уставились на Артиста, и даже парень по имени Кеша с охотничьим ножом в руке остановился в дверях.

— Кто это? — недовольно спросил Битый и вдруг опять оскалился: — Карась! Какая встреча, а мы как раз тебя искали.

Оставив своих ребят рядом с дальнобойщиками, Битый вразвалочку подошел к бильярдному столу. Кеша присоединился к нему и встал за спиной у Артиста, спрятав нож за пояс.

— Ты что же, сучара, сбежать хотел? — зло спросил Битый у дальнобойщика. — Забыл, сколько нам должен? Я больше не собираюсь давать тебе отсрочку...

— Мужики, блин, — недовольно произнес Артист, — дайте партию доиграть-то.

Битый с отвращением взглянул на него.

— Тебе чего надо, чмо? — сказал, словно выплюнул, он. — Инвалидом хочешь стать? Иди отсюда, пока я добрый.

Кеша схватил Артиста за шиворот, собираясь отпихнуть его от стола.

— Отвали, не мешай играть, — добродушно произнес Артист и как-то неожиданно легко высвободился из Кешиных лап.

От такой наглости голос Битого вдруг сел.

— А ты петух... — просипел он в бешенстве. И трое его ребят, забыв о дальнобойщиках, тут же метнулись к бильярдному столу...

— Помогли бы другу, — неуверенно сказал бармен Доку, который молча наблюдал за всей сценой и даже не сделал попытки вмешаться. Минуту назад он спокойно достал сигарету и закурил.

— А что это за Битый? — вместо ответа задумчиво спросил Док, выдувая дым.

— Ему тут все платят, — проговорил бармен. Дальше все произошло как-то несуразно быстро. Кеша с грозным окриком "але, братан" снова схватился за Артиста, а к столу подбежали еще трое, готовые растоптать наглого незнакомца. Но через мгновение Кеша сломался надвое, с гулким стуком вмазался своей скуластой мордой в бильярдный стол и сполз на пол. В руках Артиста мелькнул кий, и, пока он произносил известную булгаковскую фразу: "В очередь, сукины дети! В очередь!", один из оставшихся троих размашисто получил толстым концом кия по уху, другой в живот, а третий по яйцам. Через несколько секунд все четверо мирно лежали на полу.

Артист аккуратно положил кий на стол и развернулся лицом к остолбеневшему Битому.

— Как ты там говорил? — напомнил ему Артист. — Петух? Чмо?

— Братан, — все еще самоуверенно сказал Битый. — Не гони. Ты здесь не хозяин. Ты не знаешь, с кем связался. Если ты сейчас сядешь в машину и уедешь отсюда, будем считать, что дело замазано и все в расчете. Ты...

— Как это уедешь? — искренне удивился Артист. — Я только что приехал. А ты мне хамишь, в бильярд играть мешаешь. Настроение испортил. Знаешь что, ты мне уже надоел.

Битый резким движением сунул руку в карман своей кожаной на меху куртки и выхватил оттуда обшарпанный ПМ. Девчонка у бара вскрикнула, но Битый не выстрелил, да и вытащить-то толком свой пистолет не успел. Артист перехватил его руку и крутанул ее за спину. Битый выгнулся, взвыл от боли и выронил оружие. Артист ногой отпихнул пистолет по направлению к Доку, а потом развернул того, кому здесь все платят, к себе лицом.

— Я тебе кое-что объясню, — сказал он, — только ты не обижайся.

После чего быстро схватил Битого двумя пальцами, словно клещами, за нос и повел медленно к выходу.

— Рекомендую. Любимый приемчик моего друга младшего лейтенанта Мухина по прозвищу Муха... Ну так вот. Битый, ты здесь говно, а не хозяин дороги. Понял? И место твое на улице, а не среди людей.

С этими словами он выпихнул воющего от боли бандита на заснеженный двор и выбросил вдогонку ключи от "ауди", которые Битый крутил на пальце.

— Скажи спасибо, — добавил Артист, — что твои ребята не видели этого.

И закрыл дверь.

Он не сомневался, что Битый после такого сразу уедет. И не ошибся. Через минуту взревел движок, и белая "ауди" покинула стоянку.

Дальнобойщики сконфуженно поблагодарили Артиста.

— Спасибо, старик, ~ сказал тот, кто не соглашался платить.

— Вы бы уехали отсюда, — посоветовал Артист. — А то, не дай бог, вернется.

После этого совета кафе опустело за минуту. Остались только бармен с девчонкой, Карась и Док с Артистом. Ну и еще четверо "качков", отдыхавших со слабыми постанываниями на полу. Артист подвел к стойке Карася.

— Док, знакомься, — как ни в чем не бывало, сказал он, — это Константин. Он, оказывается, живет в Двоегорске.

— Константин, — протянул руку Карась. — Карасев.

Рука его вспотела от пережитого напряжения. Док кивнул.

— Иван.

— Да что там, — встрял Артист. — Можно просто Док.

— Семен, — покачал головой Док, — нельзя, чтобы было не так театрально?

— Да ну, — отмахнулся Артист, — какой это театр? Ни тебе аплодисментов, ни криков "браво"... Просто этот Битый мне весь аппетит перебил. Что теперь с курицей-то делать?

— Ты лучше скажи, что с этими делать? — вставил бармен и кивнул на четыре тела.

— Да ничего не делать. Очухаются через полчасика и расползутся.

— А потом, — проворчал бармен, — они сползутся опять. Что делать-то?

— Да ты ведь тут ни при чем. Мало ли кто у тебя останавливается. Были и уехали, — сказал Карась. — Это меня они искать теперь будут.

— Боишься? — спросил Док.

— Не то чтобы боюсь, — пожал плечами Карась. — Неприятно как-то. Надоели они мне. Они ж знают меня. В одном городе живем. Вот и поймали как-то меня груженым. Давай нам, говорят, десятую часть груза. Ну я отказался. Вот теперь на счетчик меня поставили. Деньги требуют.

— Так это твой "вольво"?

— Ну да.

— А чего тут остановился? Дом-то рядом.

— Да заехал заправиться. А потом сидел, думал, что дальше-то делать? Достают ведь эти сволочи... Да и вообще. Живу-то я один. Так что дома все равно никто не ждет.

— Да, — сказал Артист, — заправились мы тут по самые уши. Пошли, что ли. Док?

— Слушай, — неуверенно поинтересовался у Артиста бармен, — а ты этим ничего не сломал? Мало ли...

— Ничего, не боись, жить будут.

— А вы мне дадите автограф? — спросила вдруг девушка.

Артист с удивлением взглянул на нее, а потом перевел взгляд на Дока.

— Твои шуточки? — спросил он. Док развел руками:

— Ты же хотел театра.

— Милая девушка, — назидательно сказал Артист. — Мордобой — это не театр.

Артист, Док и Карась не торопясь направились к выходу. Девчонка, так и не взявшая автограф, смотрела им вслед со смешанным чувством восхищения и страха. Что же касается бармена, так он с самого начала не очень-то верил, что эти типы имеют хоть какое-то отношение к кинематографу...

Когда вышли на улицу, Карась остановился и немного помялся, кутаясь в старую "аляску".

— Спасибо, мужики, — наконец сказал он.

— Что ты будешь делать дальше? — спросил Док.

— Ладно, не переживай. — Артист легко ткнул его кулаком в плечо. — Придумаем что-нибудь.

— Семен сказал, вы кого-то ищете? — спросил Карась.

— Ну да, — кивнул Док, — друг мой один затерялся тут у вас в Двоегорске.

— Где живет-то?

— Улица Карла Маркса, дом пять. Карась на секунду задумался.

— Дом пять не знаю, а на Маркса я вам дорогу покажу. Я там сам недалеко живу. Ну что, по машинам?.. Езжайте сперва за мной, а потом скажу куда.

Он обошел "Ниву", легко запрыгнул в кабину своего десятитонного "вольво" и врубил движок.

Док вытащил из кармана пистолет Макарова, который Артист отобрал у Битого, изучающе повертел его в руках.

— По-моему, — заметил он, — этот хлам лет тридцать назад списали.

— Брось бяку, — отозвался Артист. — И не пачкайся. Он наверняка паленый.

Док вытащил обойму, сунул ее себе в карман, а пистолет отдал Артисту.

— Разбери по дороге и выбрасывай по частям. "Вольво" уже двинулся со стоянки, так что обоим неожиданным визитерам Двоегорска осталось только посторониться.

— Не нравится мне все это, — произнес недовольно Док, выруливая с опустевшей стоянки вслед за рефрижератором. — Не успели доехать — и уже вляпались. Что нам теперь, воевать с ними?

— Да чего с ними воевать-то? — легкомысленно возразил Артист. — Детский сад. Только и умеют, что припугнуть да говном с ног до головы человека измазать... Кстати, ты ведь и не собирался надолго здесь задерживаться. Дня три-четыре?

— Дня три-четыре.

— Ну вот и хорошо. Не бери в голову, Док.

— Я и не беру. Просто...

— Что?

Док усмехнулся и, оторвавшись на секунду от дороги, бросил взгляд на Артиста.

— Как ты там говорил? "Забытое цивилизацией место"? Так вот, я просто надеялся, что уж здесь-то точно будет тихо и спокойно. Три-четыре дня блаженства в полном покое.

— Это, Док, хорошая, но несбыточная мечта. Как коммунизм. Такой четвертый сон Веры Павловны. Ты, наверное, подзабыл, что на самом деле мир — это театр военных действий, а мы в нем актеры.

— Ладно, убедил.

— Что?

— Не буду брать в голову...

Минут пятнадцать они колесили за карасевским "вольво" по заснеженным и пустынным улочкам Двоегорска, рассеивая потихоньку через окошко старенький ПМ... Вроде только что было четыре часа, солнце только-только склонялось к горизонту, а сейчас вокруг быстро темнело.

Городок оказался похожим на большую деревню — деревянные дома с трубами и крылечками, огороды, заборы, лающие из-за заборов собаки. Время от времени попадались двух- и трехэтажные, ощетинившиеся на небо спутниковыми антеннами кирпичные особняки, построенные совсем недавно. Они ясно говорили о том, что и в этом забытом цивилизацией месте не все пальцем деланные, а кое у кого деньжата водятся. Правда, не очень понятно было, на чем тут можно деньги сделать. Впрочем, это тоже вполне обычные российские впечатления. Людей же на улицах почти не было. Машин было еще меньше.

Через пятнадцать минут остановились на перекрестке.

Карась вылез из кабины, закурил и подошел к "Ниве".

— Садись, — бросил Док, и дальнобойщик устроился на заднем сиденье.

— Ну все. Приехали, — сказал он. — Мне прямо. Во-он, шестой дом отсюда. Забегайте как-нибудь. Буду рад. На всякий случай, мой адрес: Коминтерна, шестнадцать. А ваша улица вот, направо пошла... Вы надолго сюда-то?

— На несколько дней.

— А чего тут несколько дней делать? — искренне удивился Карась.

— Отдыхать.

— А, ну да, активный отдых. Я понял, — усмехнулся дальнобойщик, кивнув куда-то назад, в сторону "Солнечного".

— Да нет, — сказал Док, — приятель один нас сюда на свадьбу свою пригласил.

— Вот мы и прикатили ему подарок, — добавил Артист и похлопал по новенькому сиденью "Нивы".

— Как, Константин, одобряешь?

Карась с легкой завистью покачал головой.

— Повезло вашему приятелю, — сказал он. — Как его зовут-то? Может, я знаю?

— Лешка Сомин. — Док с интересом взглянул на Карася. Может, и правда знает?

Но Карась только с сожалением отрицательно мотнул головой.

— Вот и я не понимаю, — вздохнул Док, — как его занесло в Двоегорск...

— Интересно, — подхватил Артист, — а как вообще тут люди появились? Вот ты, Константин, давно здесь живешь?

— Года три, — охотно рассказал Карась. — Я сам из Воронежа, а здесь у меня бабка жила. Она умерла пять лет назад, ну а дом мне остался. Хороший дом, большой. Ремонтировали его недавно. Я и подумал, на хрена мне однокомнатная квартира в воронежской пятиэтажке, если такой дом есть? Ну и продал квартиру. "Вольвец", вон, взял себе и сюда переехал... ну ладно, мужики, пойду я...

Он открыл дверцу, и в салон ворвался морозный воздух.

— Константин, — спросил вдруг Артист, — а ты не думаешь продать бабкин дом и уехать куда-нибудь?

— Это из-за Битого-то? — переспросил Карась, и по лицу его пробежала гримаса злости. — Если из-за каждого козла уезжать — жить негде будет. Не дождется. А мне и тут хорошо.

— Это правильно, — сказал Док.

— "Ты сделал то, что должен был сделать. Но, может быть, ты сделал ошибку", — процитировал Артист. — Мы вообще-то чуть раньше приехали, свадьба только через два дня. Так что увидимся еще.

— Ну, тогда до встречи.

Карась пожал руки Доку с Артистом и захлопнул дверцу. Приезжие проводили взглядом своего нового знакомого до его машины, подождали, пока "вольво" пересечет перекресток, а потом завелись и медленно покатили искать дом No 5 по улице Карла Маркса. Поиски не отняли у них много времени. Через пять минут Док остановил "Ниву" у запертой калитки в чуть покосившемся заборе, рядом с которой висела табличка с нужным номером. Двигатель смолк. Артист и Док переглянулись. Док взглянул на свои часы.

— Кажется, пять часов вечера — это еще не поздно? — риторически спросил он.

— Даже зимой в городе Двоегорске, — согласился Артист.

Но, несмотря на это бесспорное утверждение, в окнах дома No 5 было темно. И эта темнота недвусмысленно демонстрировала, что дом совершенно пуст.

— Пойдем, проверим.

Они вышли из машины и огляделись. Под ногами скрипел и искрился снег. На темнеющем небе не было ни облачка, и с противоположной от заката стороны уже начали проблескивать звезды. Вокруг стояла совершенно непривычная для городского человека тишина. Если бы не раздававшийся временами собачий лай и не гудевший где-то вдалеке автомобильный двигатель, эта тишина просто нестерпимо звенела бы в ушах.

На улице не было ни души, Док закурил.

Артист подошел к калитке, снял с нее проволочную петлю и распахнул. Пару секунд смотрел в глубину двора. Потом к нему присоединился Док. Двор до самого дома белел нетронутым снегом, и только у крыльца виднелись несколько едва различимых следов.

— Ты знаешь, — задумчиво произнес Артист, — если твой старый приятель Леша Сомин и выходил куда-нибудь из дома, то это было неделю назад. Не позже.

Док выдул густое облачко дыма вперемешку с паром.

— Подожди здесь, — сказал Док и направился к крыльцу.

Поднявшись по трем ступенькам к двери, он постучал.

Никакого ответа. Никакого движения в доме.

Док немного подождал и постучал еще раз. Потом заглянул в ближайшее окно, медленно пошел вокруг и скрылся за темнеющим углом.

Неожиданно Артист услышал какой-то легкий скрип и оглянулся на улицу. Секунду спустя калитка дома No 4 с противоположной стороны улицы открылась, оттуда вышел мужичок в накинутом на плечи тулупе и направился прямиком к Артисту. По дороге он с интересом оглядел "Ниву", транзитный номер за лобовым стеклом и, закурив, наконец подошел. На лице его расплылась улыбка.

— Здоров, — сказал он и протянул руку.

— Да, в общем, не жалуюсь, — попытался схохмить Артист, пожимая руку, но мужичок на попытку не среагировал.

Неожиданно появился Док, и мужичку пришлось повторить приветствие.

— Здорово, мужики, — сказал он. — Вы к Шаху?

— К кому? — переспросил Артист.

— Ну, к Лехе Сомину? Я так и знал, что кто-нибудь приедет раньше.

— А где он? — спросил Док.

— Ну как. Он, это, за женой поехал.

— За какой женой? — не понял Артист.

— Ну, за Ленкой, за невестой своей. Вы че, не знаете? Она же не наша, не двоегорская.

Док и Артист переглянулись с некоторой растерянностью.

— А откуда тогда ты ее знаешь? — спросил Артист.

— Так она приезжала сюда.

— Раньше сама приезжала, а теперь он за ней поехал?

— Ну да. Это, мать-то ее тоже привезти надо.

— И куда же он за ней уехал, за невестой-то? Мужичок усмехнулся:

— Вы че, мужики, из ментовки? Я тут околею на ваши вопросы отвечать. Мое дело маленькое. Меня Леха просил за домом присмотреть, пока его нет. Да встретить кого, если раньше время на свадьбу приедет.

— Когда он хоть вернется? Говорил? — спросил Док.

— Должен был сегодня утром. Ведь я сначала так и подумал, что это он. Смотрю — нет, машина чужая... Вы, это, располагайтесь пока, заходите в дом. Там есть пожрать чего, чай, сахар. — Мужичок сунул руку в карман штанов и вытащил здоровенный ключ от висячего замка. — Вот. Размещайтесь, как дома. Леха-то наверняка приедет скоро. Ночью или завтра утром...

Док взял у мужичка ключи.

— Тебя как зовут-то? — спросил Артист.

— Меня-то? — переспросил мужичок. — Да можно Петровичем... Может, это, хлопнем по стакашке за знакомство? Я сейчас сбегаю домой, принесу.

— Да мы уж подождем, когда Леха приедет.

— Ну, как знаете. А я пойду, хлопну. — Мужичок выбросил окурок на землю и натянул тулуп поудобней. — У меня тут вчера маленько передозировочка вышла. Так весь день лечусь... Ну лады. Располагайтесь, отдыхайте. Машину можете загнать во двор. А я вас завтра попроведаю.

С этими словами мужичок развернулся, потрусил к дому напротив, скрылся за его калиткой.

Док задумчиво покручивал в руках оставленный ключ.

— Ладно, в ногах правды нет, — сказал Артист. — Пошли, что ли, в дом, раз ключ у нас есть. Они раскрыли ворота, загнали машину во двор, а потом пошли в дом. Сняли огромный замок, зашли в сени, включили свет. Сени — ну, скажем, по-городскому, прихожая, коридор, большая комната в два окна, маленькая комната, кухня, две печки, лестница наверх, лестница вниз. Дом как дом. Док и Артист остановились в большой комнате руки в боки. Артист сделал шаг в коридор.

— Ну что, ищи чай, — сказал он, — а я печку пока протоплю.

— Погоди, — остановил его Док. — Что-то здесь не так. Надо бы глянуть, куда лестницы ведут.

— Док, я и сам вижу, что здесь не все в порядке, — поморщился Артист, — но ведь нас не в тыл к врагу заслали, а? Ты же просто приехал к своему другу, с которым не виделся больше десяти лет, на свадьбу. И я с тобой. Отдохнуть и развлечься. Может, не стоит играть в партизан, а просто заварить чайку покрепче, да и посидеть, подумать о том, как странно живет твой Леха Сомин?

— Думаешь, это у меня профессиональная болезнь? — с сомнением спросил Док. — Вроде мании преследования?

— Будь проще. Док! Мало ли что на свете бывает.

Док покачал головой.

— Понимаешь, Семен, — произнес он, — как-то здесь все слишком не так. Посмотри. Ни одной фотографии на стенах. Никакой посуды. Никаких вещей. Ну, я не знаю, что там еще бывает в доме, где постоянно живут... Понимаешь, такое впечатление, что это мертвый дом. Не жилой... Нет, давай-ка мы все здесь осмотрим, а потом уж заварим чайку.

Артист вздохнул:

— Ну ладно. Уговорил. Давай осмотрим. Они разошлись по комнатам и минут пятнадцать усердно рыскали во всех углах, шкафчиках и нишах.

А потом снова сошлись в прихожей.

— Ну что? — спросил Док.

— Ничего. Абсолютно. Пара старых тряпок — и все. Даже золы в печках нет.

— А я нашел кое-что.

— Ну да?

— Там, в большой комнате, — рассказал Док, — на столе полупустая упаковка чая, сахар в банке, сухари и три стакана. А на подоконнике консервная банка с пятью окурками и несколько пустых пивных бутылок.

—Все?

—Все.

— Не густо. Ну и что мы имеем?

— Здесь никто не живет, — убежденно констатировал Док. — И давно. Может, это Петрович для нас с тобой принес сегодня с утра чаю с сахаром?

— А заодно пустые пивные бутылки. Артист снова хмыкнул.

— Бедновато, однако, твой Леха Сомин живет, — сказал он. — Может быть, у него хотя бы в погребе что-нибудь припасено для гостей?

Док кивнул:

— Давай. А я наверх.

И они опять разбежались, только теперь один вниз по лестнице, а другой наверх. Док отворил низенькую дверку в чердачное помещение и обнаружил за ней обычный хлам под толстым слоем пыли: пяток кирпичей, десяток досок, несколько стопок старых журналов, несколько тряпок. Одним словом, ничего особенного. И вдруг он услышал снизу короткое: "Док!" Тут же тревожно встрепенувшись, он быстро спустился в подвал.

Там, посреди высокого подпола, сидел на корточках Артист и с интересом разглядывал то, что было разложено перед ним на тряпках.

— А вот и сюрприз к праздничному столу, — сказал он, не оборачиваясь, когда в подпол спустился Док.

На промасленной тряпке были аккуратно разложены: новенький "калаш" АКМ с полным набором — подствольным гранатометом, лазерным прицелом, тремя обоймами и пятью гранатами, две "беретты" с глушителями и четырьмя запасными обоймами, штык-нож, взрыватели и две плоские коричневые упаковки.

Док присел рядом с Артистом.

— Это пластит, — сказа Артист, показывая на коричневые упаковки. — Сам видишь, здесь даже трети хватит, чтобы разнести в щепки "Солнечный" вместе с бензоколонкой... Док, что здесь происходит?

— Пока не понимаю.

— Но ведь здесь твой друг живет?

— Не уверен.

— Знаешь что, — предложил Артист, поднимаясь, — пойду-ка я загляну к этому Петровичу и потрясу его как следует. Что-то мне не нравятся такие загадки.

Док тоже поднялся.

— А про "передозировочку" помнишь, как он сказал? Тоже лексикончик тот еще, деревенский.

— Меня больше беспокоит другое, — сказал Док. — Этот Петрович поначалу назвал Лешку Сомина Шахом. Хотел бы я знать, откуда ему известно, что у Лешки было такое прозвище?

— Ты понимаешь, что здесь происходит? — спросил Артист. — Нас что, хотят втянуть во что-то? Или это просто чья-то шутка, розыгрыш?

— Я пока что понимаю только одно, — сказал Док. — Здесь нам лучше не оставаться.

Он завел двигатель и осторожно вывел машину через задний двор, где тоже были ворота, но только на соседнюю улицу. "Нива" медленно и почти бесшумно выкатилась со двора на проезжую часть. И только там Док врубил фары и прибавил скорость. В сгустившейся темноте зимнего вечера машина быстро уходила прочь от дома No 5 по Карла Маркса.

— Я надеюсь, ты не в "Солнечный" порулил? — поинтересовался Артист.

— Нет. Остановимся пока у Константина, а там видно будет.

— Ты что, собираешься проводить здесь расследование?

— Не знаю. Но только есть одна большая проблема. Пригласил меня сюда Лешка Сомин. Тот самый. Реальный. Мой школьный друг, которого я не видел больше десяти лет. Это совершенно неопровержимый факт, и я должен что-то с этим фактом сделать. Хотя бы прояснить его. При чем тут оружие? А если у него проблемы возникли, то при чем тут свадьба? Если это кто-то катит на нас, то при чем тут вообще Двоегорск? И где он, Шах, сейчас? Что это за хрен с горы, который назвался Петровичем?

— Да, — вздохнул Артист, — а я так всю дорогу мечтал о зимней рыбалке...

— Ну так ведь ты здесь вообще случайно. Все это мои личные проблемы...

— А вот это совершенно не факт. Так что сиди, дорогой мистер Перегудов, и не крякай. Я тебя одного здесь не оставлю...

Док знал, что Артист так и скажет. Не сомневался. Но все-таки чувствовал свою вину за то, что втянул его во всю эту историю. Ведь тогда, пять дней назад, она и в самом деле начиналась всего лишь как неожиданная поездка на зимнюю рыбалку. Как... "А с чего, собственно говоря, все началось? — подумал вдруг Док. — И в какой последовательности? Дайте-ка вспомнить. Что-то здесь явно не так..."

3 А началось все именно тогда, пять дней назад, в Москве, на смотровой площадке перед университетом, откуда с Воробьевых гор над Москвой-рекой открывается море московских крыш. Крыш всех видов, какие только можно придумать: купола, шпили, башни, ломаные крыши, плоские крыши панельных многоэтажек, огромный овал покрытия лужниковского стадиона — вроде бы и ничего особенного, а смотреть можно бесконечно, как на огонь или воду. Вот именно там все и началось. Приглашение на свадьбу Шаха, правда, пришло Доку чуть раньше, на адрес его матери заказным письмом, и Док ездил за ним, и даже узнал, что Леха Сомин звонил на днях, чтобы удостовериться, что письмо дошло. Только телефон свой так и не оставил. Но тогда еще Док не особенно задумывался над всем этим. Он просто был рад, что оно пришло, и все. Шутка ли — быть неразлучными друзьями с детского сада и до девятнадцати лет, потом разбежаться неожиданно по разным городам и потерять друг друга больше чем на десять лет, а потом вдруг неожиданно встретиться в Чечне... Док был очень рад этой случайной встрече. Оказалось, что так же, как и сам Док, Шах отучился в военном училище и что теперь они шагают по одной дорожке... А потом вдруг получить от своего друга, который все-таки нашел тебя, приглашение на свадьбу и напоминание о том, как клялись они в десятом классе собраться по первому же зову, каким бы он ни был, радостным или печальным, потому что выжить в этом мире можно, только сохраняя верность друзьям и данным в юности обещаниям. И разве можно было нарушить такое обещание теперь, когда жизнь Дока в последние несколько лет только подтвердила правильность этой мысли. Кровью подтвердила.

Тогда, в десятом классе, он еще не был Доком. Он был Ванькой Перегудовым. Доком он стал потом, после военной медицинской академии и нескольких лет службы, после того как встретился в Чечне с Пастухом, который раньше тоже был всего-то Сергеем Пастуховым. Капитан спецназа Пастухов тогда подбирал боевую команду. Тщательно подбирал, потому что это должна была быть лучшая в армии команда. Ему это удалось, и с тех пор они так и остались лучшими. Док уже был в команде Пастуха, когда встретил Шаха в Чечне, но тогда он ничего не сказал старому другу ни о Пастухе, ни о ребятах, потому что есть вещи, которые не доверяют даже старым друзьям. Ну и Лешка Сомин тоже не особенно распространялся о своей службе, а Док не спрашивал — по той же самой причине.

Больше они не встречались, а когда война кончилась, Доку уже было не до воспоминаний — Пастух снова собрал команду, потому что лучших не увольняют в запас и не отпускают на пенсию, и началась тяжелая утомительная работа. Только теперь они не воевали, а, как это официально называлось, выполняли "специальные мероприятия". Впрочем, какая разница, как это назвать? Да и они все остались прежними — Пастух, Док, Артист, Муха, Боцман — и по-прежнему верили друг другу безоговорочно. На все сто. И знали, что так будет всегда. Потому и оставались лучшими. Перемены же в их жизнь врезались совсем с другой стороны, врезались неожиданно и неумолимо: два года назад их было семеро. Тимоху убили под Зарайском чуть меньше двух лет назад "после операции на Кипре. Трубач погиб чуть меньше года назад во время их маленькой войны в Рашиджистане. Их команда редела с каждым новым годом, но об этом совсем не хотелось думать. Так же, как не хотелось им раздумывать над тем, на кого и ради чего они работают и какие политические силы в этом задействованы. Думать об этом было совершенно бессмысленно, и в этом они тоже убедились, увы, на своем собственном опыте. Они работают на правительство, в интересах государства и получают за это деньги. Все. Точка. Кроме этого достаточно знать только одно: пока они остаются верными друг другу, у них остается свобода действий. А значит, они всегда могут поступить так, как считают нужным. Правда, иногда это бывает невозможно сделать. Но это только иногда.

И вот, когда Док снова стал забывать о своем старом друге, от Лешки Сомина на адрес матери Дока пришло письмо. Пришло на мать просто потому, что его собственный адрес был мало кому известен. Только четверо теперь знали его адрес — Пастух, Артист, Муха и Боцман. А кроме них, может быть, лишь полковник Голубков да еще пара человек. Но уж Шах точно не мог знать адреса купленной всего два месяца назад московской квартиры Дока. Он сам связывался с матерью, и в один прекрасный день она сообщила о письме. Он понял, что приглашение на свадьбу — это только предлог встретиться и вспомнить былые дни. И на этот раз Док не мог отмахнуться от старого друга.

В последний месяц они жили как-то непривычно тихо, управление не тревожило, и поэтому Док, само собой, сразу же начал готовиться к поездке. Для него она вдруг стала очень важным событием. Он с радостью обнаружил, что та, его прежняя, жизнь никуда не делась. Просто она, как петляющее русло реки, скрылась на время за холмами, а потом показалась снова. Такая же сверкающая и безмятежная, как и была. А может быть, скрыл эту реку лед, всего лишь на зиму скрыл, а к следующей весне освободил. Существует ли река зимой? Можно ведь даже ходить по ней и не обратить на нее внимания... Но ведь зима проходит... Значит, все-таки можно вернуться? Можно войти в воду еще раз? Трудно, конечно, но если ты остался верным юношеской клятве, то почему не поверить в то, что это должно получиться?

Должно.

И понял все это Док, стоя на смотровой площадке перед университетом и глядя на московские крыши, белый снег и скованную льдом Москву-реку.

Все было решено.

Дока даже не смущало поначалу название городка, в котором почему-то поселился его старый друг Лешка Сомин. Какой-то Двоегорск где-то в Свердловской области. Как его туда могло занести? Впрочем, это было не важно. Док купил в первом же попавшемся на глаза автосалоне новую "Ниву": в конце концов, если он сейчас вполне мог позволить себе такой подарок, почему бы в самом деле и не позволить его? Кто его знает, что будет потом. Может, они с Шахом больше и не встретятся. Одним словом, купил и сразу решил ехать. Прямо на следующий день. Пусть на два дня раньше назначенной в приглашении даты. Это даже к лучшему.

Оставалось только зафиксировать свой отъезд.

Док собирался просто связаться с Пастухом по телефону и предупредить, что его дней пять, от силы шесть, не будет. Связывались они всегда через Серегу Пастухова, потому что Пастух был не просто старшим их команды, которому необходима полная информация. Пастух — это их генератор. Это не просто солдат — это прирожденный воин, обладающий дьявольским чутьем. Он единственный из них, кто устает не в боевых операциях, а в мирной жизни, когда нет опасности и напряжения. Кажется, он просто рожден быть воином-одиночкой, который может положиться только на себя и который всегда выживает, оставшись в одиночестве. Но при том это абсолютно надежный человек, преданный раз и навсегда. Что бы ни случилось. Поэтому и неудивительно, что именно вокруг Пастуха собралась команда, поэтому и неудивительно, что именно он стал старшим в команде, поэтому и неудивительно, что команда эта жива до сих пор...

В общем. Док позвонил.

Пастух слушал, как казалось, рассеянно, нехотя поддакивал — так, словно голова его была всецело занята чем-то другим. Через пару-тройку минут Док закончил, сообщив на всякий случай, что город называется Двоегорск. Пастух в очередной раз поддакнул и вдруг спросил:

— Ты уверен, что должен ехать один?

— Сережа, это ведь личное дело, — возразил Док, не совсем понимая причины его вопроса. — Все равно что приглашать кого-нибудь на просмотр своих собственных снов.

— Как знаешь, — сказал Пастух. — Но мой тебе совет: проанализируй все еще раз и не забывай, что уже два года в нашей жизни не может быть случайных совпадений. В принципе.

— Я подумаю над этим, — пообещал Док, — но здесь совсем другой случай.

На этом их разговор закончился, и Док еще полдня размышлял о том, что могло обеспокоить Пастуха при такой полной ясности. Можно было бы воспринять этот совет как следствие некоей липовой предусмотрительности: я, мол, тебя предупредил. Но только в том случае, если бы он прозвучал не из уст Пастуха. Слишком хорошо Док знал чутье старшего их команды...

Сомнения его закончились только к вечеру, когда неожиданно раздался звонок и Док услышал в трубке голос Артиста.

— Слушай, Док, — с ходу предложил Артист, — давай сегодня надеремся в каком-нибудь приличном баре до зеленых соплей, а?

— Семен, что ты болтаешь, — не удержался от смеха Док, прекрасно знавший, что Артист вообще не пьет.

— А что делать? — по-детски напрямик спросил тогда Артист, и голос его выдал полную растерянность и неразбериху чувств.

— У тебя что — проблема?

— У меня много проблем.

— Ну, тогда через два часа я за тобой заеду... Сомнения разрешились сами собой. Как оказалось, Семен Злотников по прозвищу Артист просто-напросто поссорился самым банальным образом со своей девушкой Александрой и, к своему несказанному ужасу, совершенно не представлял, что ему теперь делать. Первая мысль, пришедшая ему в голову, была самой примитивной — сбежать на время подальше. "А вот это как раз на руку, — решил Док. — И Семке помогу, и к предостережению Пастуха на всякий случай прислушаюсь". Хотя, если честно, он так и не воспринял тогда это предостережение всерьез.

Не воспринял тогда, захватывая с собой в дорогу Артиста. Не воспринимал и потом, в дороге. Более того, через полдня пути Док вообще забыл о нем.

И только сейчас, покинув пустующий дом No 5 по улице Карла Маркса, в подвале которого Артист наткнулся на оружие, и передвигаясь осторожно вдоль погрузившихся в вечерний полумрак улочек Двоегорска, только сейчас Док осознал во всю силу, что чутье опять не обмануло Пастуха...

4 Примерно в то же время, когда Док и Артист стояли у калитки дома No 5 по улице Карла Маркса и разговаривали с неким человеком, который назвался Петровичем, к "Солнечному" шумно подъехали две машины. В одной из них скучковалось пятеро хмурых личностей, молчаливых и злобных, а в другой — белой "ауди" — были только двое: долговязый Битый и толстый милицейский капитан. Причем Битый, сидя за рулем, метал громы и молнии, ожесточенно жестикулировал и покрикивал, а капитан недовольно морщился и пытался возражать. Когда машины остановились у "Солнечного", Битый выскочил первым и потащил за собой капитана буквально за шиворот. За ними потянулись и остальные пятеро. В помещении кафе тем временем оказалось пять человек: бармен и четверо накачанных молодых людей, тех самых, что часа полтора назад попытались вышвырнуть из этого кафе какого-то приезжего, игравшего в бильярд. Таким образом, в "Солнечном" в эту минуту собралась ровно половина того, что Битый называл своей бригадой, а толстому капитану и бармену следовало бы называть организованной преступной группировкой, но чего они ни в коем случае не делали, поскольку один получал от Битого деньги, а другой его боялся. Как, впрочем, и большинство остальных граждан Двоегорска, занимавшихся хоть какой-то деятельностью.

— Где они?! — рявкнул Битый на бармена, стремительно подходя к стойке.

— Кто? — попытался не понять бармен и тут же получил увесистый удар в челюсть.

— Где они, сука?! — повторил Битый. Бармен поднялся, стирая побежавшую кровь. Руки его дрожали.

— Не знаю, — сказал он. — Они сразу уехали.

— Куда?

— Да откуда мне знать...

Еще один удар чуть не сломал бармену челюсть. Он с грохотом врезался в жарочный шкаф, но на ногах удержался.

— Я правда не знаю... Но слышал, что они собирались задержаться в городе на несколько дней.

— У Карася?

— Нет. Карась ни при чем.

— Вы теперь все гут при чем, — огрызнулся Битый и резко повернулся к капитану: — Найди мне их! Найди, или я отымею всю вашу мусорную яму! Понял? Так и передай своему майору Смирнову.

— Успокойся, — недовольно буркнул капитан. Ему не нравилось все это. Абсолютно. Потому что ему совершенно не улыбалось искать каких-то залетных транзитников, не угодивших Битому, да и вообще, ему до тошноты осточертела эта гнусная бандитская рожа, с которой он, капитан, ничего, ничего не мог поделать. А поэтому оставалось только недовольно оправдываться и изворачиваться.

— Успокойся, — повторил капитан. — Если они в городе — найдем. Но ведь ты даже имен их не знаешь...

— Он знает, — подал вдруг голос Кеша и кивнул своей разбитой вдрызг о бильярдный стол рожей на бармена.

Битый тут же схватил несчастного бармена за шкирку и дернул на себя.

— Говори!

— Одного не знаю, — проговорил бармен, — а большого зовут Иван. Он еще сказал, что он доктор, и поэтому второй его Доком называл.

И тут вдруг брови капитана поползли вверх.

— Доком? — переспросил он.

— Ну да...

— Ты, если еще что-то знаешь, — посоветовал бармену Битый, — лучше сразу говори.

— Они спрашивали, как найти улицу Карла Маркса, — сказал бармен. — Это все, что я знаю.

— Карла Маркса? — снова переспросил капитан. Раздраженность его немедленно улетучилась. Теперь он был сосредоточен и серьезен. Настолько, что даже Битый его перестал беспокоить. Впрочем, долговязый "бригадир" всего этого не заметил. Он отпустил бармена и жестом приказал своей бригаде вываливать на улицу, и все девять бойцов молча поплелись к выходу.

— В общем, я сказал, капитан, — напомнил Битый, — чтобы завтра ты их нашел. Если я доберусь до них первый, я тебе ни копейки больше не отстегну. Запомни...

— Найдем, найдем, — отмахнулся от него капитан, как от назойливой мухи, и на какое-то мгновение Битый даже удивился. Но только на мгновение. Потом он ушел за своими, а капитан, тут же позабыв обо всем, подался к бармену и негромко, но требовательно произнес: — Телефон дай.

Он должен был немедленно сообщить своему начальству, тому самому майору Смирнову, что человек, которого они ждали послезавтра, уже появился в городе. И появился не один. Нет, ошибки быть не могло. Это именно он. И кличка сходится, и адрес, и даже то, как уделали этого козла Битого... Вот дурачок! "Найди мне его"! Да этого человека здесь ждет не вонючая бригада подростков-вымогателей, а две дюжины вооруженных до зубов спецназовцев!..

Впрочем, капитан и сам не знал всех подробностей.

Он знал только одно: что человек прибыл. Прибыл на два дня раньше срока, и не один. И теперь именно он, капитан Тарасюк, первым доложит об этом...

Глава третья. Калиф на час 1 Утро дня проведения операции Пастухов встретил в приподнятом настроении. Накануне он лег спать достаточно рано и великолепно выспался. Проснувшись, не спеша принял душ. Тщательно побрился, облачился в ненавистный строгий костюм помощника депутата. До времени, назначенного для сбора делегации в холле отеля, оставалось еще полчаса, и Сергей отправился в бар у себя на этаже, позавтракать.

В этот ранний час в баре еще почти никого не было. Только в углу сидел над чашкой кофе какой-то араб средних лет. Пастух подошел к стойке и попросил по-английски:

— Чашку "капучино" и пару сандвичей.

— Есть сандвичи с тунцом, ветчиной и цыпленком, — сообщил бармен.

— С цыпленком, — уточнил Сергей и взгромоздился на высокий табурет у стойки.

Бармен тут же поставил перед ним тарелку с сандвичами и запустил кофейный автомат. Пастух, не дожидаясь кофе, принялся жевать бутерброд — очень хотелось есть. Бармен же, убедившись, что клиент занят делом, бросил мгновенный вопросительный взгляд на араба в углу. Тот чуть заметно кивнул ему. Бармен вернулся к кофейному автомату и через секунду поставил перед Сергеем чашку с кофе.

— Приятного аппетита, сэр, — произнес бармен и принялся перетирать бокалы белоснежным полотенцем.

Весь завтрак занял у Пастуха минут десять, считая и неспешное смакование кофе. Расплатившись, он спустился в холл отеля, предварительно захватив приобретенный накануне чемодан.

В холле уже царило то обычное для больших делегаций оживление, когда практически все члены делегации уже собрались, но не могут пока никуда тронуться, поскольку ожидают двоих-троих опаздывающих. Перед входом в отель стояли огромные "мерседесы", присланные из президентского гаража после обычной волокиты и попыток выяснить какие-то совершенно ненужные подробности официального визита.

Наконец кто-то дал команду на посадку, и члены делегации ринулись к автомобилям. Тут сразу же выяснилось, что визит рассчитан не на всех. Какой-то эксперт с возмущением доказывал, что без его личного участия все мероприятие теряет всякий смысл, обещал жаловаться кому-то в Москве и под конец согласился взять такси за свой счет, если мест не хватит.

Пастух разумно в общей толчее не участвовал, но как-то так получилось, что он одним из первых занял место на переднем сиденье одного из "мерседесов". Но выяснения отношений избежать ему все же не удалось. Некий молодой депутат открыл дверцу машины и решительно сказал:

— Освободите место! Помощники на приеме присутствовать не будут.

— Будут, — скучным голосом ответил даже не пошевелившийся Пастух.

— Я кому сказал, — продолжал кипятиться депутат, тем более что и заднее сиденье уже заняли два человека.

Пастух мысленно сосчитал до десяти и промолчал. Не хватало ему еще влезть в конфликт с представителем законодательной власти. Депутат, похоже, уже готов был перейти к активным действиям. Но тут к машине подлетел личный референт Жириновского и, окончательно отбросив совершенно ненужные ему условности, попросту гаркнул на депутата:

— Вам что, места мало? Садитесь третьим назад и не задерживайте всю делегацию...

— Но что тут делает этот помощник?.. — начал было оправдываться опешивший молодой законодатель, но референт раздраженно оборвал его на полуслове:

— А ну, прекратите бардак. Этот человек едет по личному распоряжению главы делегации... Как дети, ей-богу!..

"Личное распоряжение главы делегации", видимо, произвело нужное впечатление, и молодой депутат, состроив чрезвычайно кислую мину, покорно полез на заднее сиденье.

Ожидая того момента, когда кортеж наконец-то тронется, Сергей со скучающим выражением лица смотрел в окно. Внезапно он вздрогнул и даже подался вперед, как будто стараясь получше что-то разглядеть. Его внимание привлек один человек в брюках и рубашке цвета "хаки", стоявший среди толпы зевак на противоположной стороне улицы. Секунда — и человек повернулся и пропал, затерявшись в толчее.

Пастухов вытер со лба появившуюся испарину и откинулся на сиденье.

"Надо же, до чего похож на Трубача! — подумал он.— Нет, это нервное. Надо просто успокоиться. Трубач погиб. А ты просто волнуешься перед операцией. Хотя с чего бы тебе волноваться?.. Правда, если уже друзья с того света являются — жди беды".

Сергей не был суеверным человеком. Но эта ошибка почему-то вывела его из равновесия. И оставшиеся несколько минут до отправления кортежа Пастух пребывал в состоянии смутной, неосознанной тревоги.

За всем происходящим с интересом наблюдали журналисты. Встреча проходила при закрытых дверях, и "акулы пера" ловили хоть какую-то возможность быть сопричастными происходящим событиям. Кто-то щелкал затвором фотоаппарата. Корреспондент Си-Эн-Эн бодро вещал на камеру какую-то ахинею; судя по его серьезному лицу, работал он в прямом эфире.

В общей толпе журналистов стоял и Коперник. Для виду он сделал несколько снимков и теперь просто курил, прислонившись к стене.

— Привет, Леонид, — как всегда громогласно произнес подошедший к нему Флейшер. — Вас тоже не берут с собой?

— Не берут, — ответил Коперник. — Обещают сообщить все после. Как говорится, с доставкой на дом.

— Вам хорошо, — вздохнул американец. — Вы всех знаете.

— Кое-кого знаю, — не стал спорить Коперник.

— Ну, в таком случае — кто этот тип в третьем "мерседесе"? — спросил вдруг Флейшер.

— Который? — насторожился Коперник.

— Вот тот парень на переднем сиденье, — пояснил американец.

— Этот как раз из тех, кого я не знаю. Какой-то эксперт или помощник, — пожал плечами Коперник. — Чем он вас так заинтересовал?

— Уж очень у него важный вид с этим чемоданом, — улыбнулся Флейшер, бросаясь к какой-то новой жертве.

Коперник проводил его внимательным взглядом.

Спустя минуту кортеж машин тронулся в путь. Впереди колонны катил армейский джип с пулеметом. Еще три таких же машины заняли место в хвосте. Пронзительный вой сирены и энергичные действия военных все же давали свои результаты: кортеж по закрученным багдадским улицам хоть и не очень быстро, но без остановок двигался.

Был и еще один человек, который пришел провожать машины с русскими парламентариями, — Аджамал Гхош. Пакистанец все это время стоял среди зевак напротив отеля, и, казалось, от его напряженного взгляда не ускользнет ни одна деталь происходящего. Как только последний джип скрылся за поворотом, Гхош как-то грустно вздохнул и не спеша побрел прочь.

А в салоне того "мерседеса", в котором ехал Пастух, никак не мог успокоиться оскорбленный в лучших чувствах депутат.

— Слушайте, — обратился он к Пастухову, — на кой черт вы взяли с собой этот дурацкий чемодан? Вы бы еще рюкзак прихватили...

"Вернемся в Москву, убью гада!.." — подумал про себя Сергей. Резко обернувшись, Пастух поманил депутата пальцем.

— Дело в том, что я шпион, — заговорщически сообщил он.

— К-как шпион? — оторопел от подобной откровенности депутат и спросил неуверенно: — Вы шутите, да?

— Уж какие там шутки, — горестно вздохнул Пастухов.

Он уже придумал фразу, чтобы окончательно запутать бедолагу-депутата, но произнести ее не успел: резкая боль вдруг пронзила его желудок — будто раскаленный бур прошелся по внутренностям. Сергей побледнел как полотно, из последних сил стараясь держать себя в руках.

— Что с вами? — испуганным шепотом спросил у него депутат.

Пастух подумал, что готов убить говоруна и не дожидаясь возвращения на родину, но тут новый приступ пронзительной боли окончательно лишил его сил. Судорожно вцепившись в ручку чемодана, лежащего у него на коленях, он второй рукой рванул ворот рубашки. И тут же его согнул пополам третий приступ.

Водитель, почуявший, что в салоне происходит что-то неладное, озабоченно обернулся на бледного пассажира и тут же поднес ко рту микрофон радиосвязи. Кортеж остановился. Тотчас около машины, в которой ехал Пастух, притормозил армейский джип, и подтянутый офицер распахнул дверцу "мерседеса".

— Наверное, съел какой-то местной дряни... — с сочувствием произнес притихший депутат.

Быстро окинув взглядом корчащегося от боли Пастуха, офицер отдал по радио какую-то команду. Спустя еще минуту из потока машин выскочила "скорая помощь". Два санитара деловито вытащили носилки и аккуратно положили на них почти теряющего сознание Пастуха, который тем не менее продолжал прижимать к себе чемодан мертвой хваткой. Так, в обнимку с чемоданом, он и исчез в чреве "скорой".

Так что когда на место происшествия прибежал запыхавшийся референт Жириновского, смотреть было уже не на что.

— Что тут происходит? — нервно спросил референт.

— Вашему человеку стало плохо, — пояснил депутат-говорун, и в его голосе послышалось: "Я же говорил, что не надо брать этого типа с чемоданом с собой".

— Твою мать, — только и нашел что сказать оторопевший референт. — Вот этого нам как раз и не хватало.

Тем временем "скорая" сверкнула разноцветными маяками и, оглашая окрестности сиреной, рванула прочь. Офицер, снявший Пастуха с гостевого маршрута, умчался вслед за "скорой", вскочив в свой джип уже на ходу. Референт проводил их растерянным взглядом. Потом встрепенулся и, покрикивая: "Продолжаем путь... Продолжаем путь...", засеменил к головной машине. И вскоре кортеж снова тронулся по направлению к Дворцу. Только уже без Пастуха, увезенного в неизвестном направлении...

* * * Коротая время до возвращения делегации из Дворца, Коперник сидел в баре отеля "Хилтон" в компании Стивена Флейшера. Похоже, что жизнерадостному американцу просто нечем было заняться, вот он и выбрал общение со своим русским коллегой как самый простой способ убить время. Коперник, как всякий шпион, старался избегать любых конфронтации и потому был сейчас вынужден терпеливо выслушивать болтовню Стивена. Сам он при этом был немногословен и больше кивал головой в знак согласия, иногда вставляя короткие фразы.

— ...Неужели, Леонид, вы уверены, что этой страной до сих пор правит Саддам Хусейн? — вопрошал американец, не забывая, впрочем, о своем пиве.

Коперник так не думал, но выражение его лица было столь неопределенным, что Стивен мог истолковывать его как угодно. И он истолковал его как одобрение.

— Саддам давно уже миф, — с уверенностью продолжил Стивен. — Его нет. Так, символ для своих и пугалка для чужих. И главное — это всех устраивает, включая наш госдеп. А знаете почему? Потому что американским налогоплательщикам нужен образ абсолютного врага. Что-то среднее между Гитлером и Сталиным.

И толстяк американец пытливо уставился на Коперника. Поняв, что во второй раз ничего не выражающая мина его не спасет, Коперник вяло ответил:

— Но Хусейн чуть не каждый день публично выступает...

— Вот! — радостно гаркнул на весь бар Стивен, так что бармен даже оторвался от своего любимого занятия — протирки бокалов. — В том-то и фокус, что слишком часто он это делает. Ну какого дьявола президент-диктатор стал бы таскаться по митингам? Что ему, заняться больше нечем?.. И в то же время по митингам таскается, а с официальными иностранными представителями почему-то упорно не желает встречаться. Вот и сегодня, между прочим... ваши конгрессмены удостоились увидеть лишь премьер-министра.

— Да, это так, — сказал Коперник, чтобы хоть что-то сказать.

— А вот вам конкретная история. Не далее как неделю назад состоялись целых два выступления Саддама перед военными и не то крестьянами, не то рабочими. Промежуток между выступлениями — час. Расстояние сорок миль. Так вышло, что я оказался на этом шоссе именно в это время... Никакого Саддама!.. Ни пешком, ни на автомобиле, ни даже на вертолете. Там пустыня и видно далеко. Двойники!..

— Напишите об этом, Стивен, — посоветовал Коперник. — Это посильнее "уотергейта".

— Да я ведь уже сказал вам, — вздохнул американец, — что госдепу это ни к чему. Не будет Саддама — с кем тогда станет сражаться наш Пентагон? С иракским народом? Но это противоречит принципам демократии...

— Неужели? — искренне удивился Коперник.

— Ну, по крайней мере, это будет выглядеть некрасиво, — ответил Стивен и допил пиво. — Пожалуй, пойду возьму еще. Прихватить на вашу долю пива, Леонид?

— Нет, спасибо. Я пас.

— Ну как хотите, — пожал плечами американец и отправился к стойке бара.

Коперник, воспользовавшись передышкой, взглянул на часы. И в этот момент к его столику подошел молодой араб в строгом костюме.

— Господин Захаров? — спросил он на безукоризненном английском.

— Да, — не стал возражать Коперник.

— Известное вам высокопоставленное лицо желает встретиться с вами как можно скорее, — тихо сообщил араб.

— Как можно скорее — это как? — не понял Коперник.

— Немедленно. Я буду ждать вас в синем "ситроене" в квартале от отеля. Дело не терпит отлагательства, — пояснил араб, и по его тону Коперник понял, что дело и впрямь не может ждать.

— Хорошо, я буду.

Араб, кивнув, исчез. Коперник тоже поднялся.

— Уходите? — с сожалением спросил вернувшийся со своим пивом Стивен.

— Дела, — развел руками Коперник. — Надо зарядить пленку в фотоаппарат до возвращения делегации.

— Возьмите мою, — предложил американец.

— Спасибо, но предпочитаю работать на своей, — поблагодарил Коперник, с облегчением покидая бар.

Стивен проводил его внимательным взглядом. Араб, как и обещал, ждал его в синем "ситроене". Коперник сел рядом с ним на переднее сиденье, и машина немедленно тронулась с места.

— Что случилось? — спросил Коперник.

— Вы все узнаете из разговора с господином советником, — коротко ответил араб.

Коперник, усмехнувшись про себя, подумал, что по крайней мере он теперь знает, о каком именно высокопоставленном лице идет речь.

Тем временем делегация Российского парламента возвратилась в отель. Официальная встреча во Дворце не затянулась надолго. Да иначе и быть не могло, ибо носила она скорее символический характер — что-либо конкретное решиться на ней просто не могло.

Стивен Флейшер не терял времени зря. Вернувшуюся делегацию он встречал в толпе журналистов. Опять несколько снимков. Пара абстрактных интервью на тему иракско-российских отношений. Особенно американца заинтересовал красочный, в меру юмористичный рассказ уже знакомого нам молодого депутата о внезапном недомогании одного из помощников по пути во Дворец. Не ускользнуло от внимания жизнерадостного толстяка и отсутствие его русского коллеги.

Члены делегации довольно быстро растеклись по своим номерам, чтобы поскорее сменить официальные костюмы на более уместную в такую жару легкую одежду. Американец же, с которого вдруг разом слетела его показная жизнерадостность, поймал такси и, тяжело плюхнувшись на заднее сиденье, приказал:

— В представительство ООН. Живо!.... Не у одного только Коперника время от времени возникала необходимость в сеансах секретной связи с Центром.

* * * ...Между тем "ситроен" доставил Коперника на место встречи. Местом этим оказался аккуратный дом на одной из тех многочисленных улочек, запомнить которые человеку, не родившемуся в Багдаде, было просто невозможно. Араб остановил машину напротив небольшой железной двери и, обернувшись, сказал:

— Поднимайтесь на второй этаж.

Коперник быстро окинул взглядом фасад дома, но ничего подозрительного не обнаружил. Впрочем, как профессионал, он прекрасно понимал, что в случае засады, подготовленной специалистами, ничего подозрительного быть и не должно. Продолжать сидеть в "ситроене" было бессмысленно — зачем он тогда вообще согласился ехать? Коперник вылез из автомобиля и вошел в железную дверь.

По темной лестнице он осторожно поднялся на второй этаж и оказался в небольшой белой комнате с минимумом мебели — два кресла и журнальный столик. У окна спиной к двери стоял советник президента Хусейна Джабр Мохаммед аль-Темими. И пребывал он явно не в лучшем расположении духа.

Услышав шаги, Джабр Мохаммед резко обернулся и посмотрел на Коперника.

— Добрый день, господин советник, — поприветствовал его тот.

— Хорошо, что вы пришли, — вместо приветствия бросил советник. — Садитесь, у меня всего двадцать минут. Никто не должен заметить моего отсутствия.

— Что-то случилось? — искусно изобразил озабоченность Коперник. — К чему такая экстренность? Я, конечно, как всегда, рад новой встрече с вами, господин советник, но, по-моему, мы должны были держать связь через вашего человека...

— Он мертв, — прервал его Джабр Мохаммед.

— Как мертв?.. — опешил Коперник.

— Очень просто — убит вчера днем. Зарезан собственным кинжалом.

— Наш человек, — поспешил сообщить Коперник, — взял у него чемодан без происшествий.

— По всей видимости, ваш человек был последним, кто видел связного живым.

— Что вы хотите сказать? — насторожился Коперник.

— Не волнуйтесь, — вяло улыбнулся советник. — Я не собираюсь обвинять его в убийстве. И у меня есть на то веские причины. По дороге во Дворец у вашего человека случился внезапный приступ. Его ведь зовут Пастухов?

— Да. Какой приступ? Где он? Он жив?.. — Коперник вошел в роль и вовсю сыпал бессмысленными вопросами.

— Ничего пока не известно, — спокойно ответил аль-Темими. — Приступ, что-то с животом или желудком. Охрана, замечу, это была охрана Камаля Абделя аль-Вади, так вот, охрана перенесла вашего Пастухова в "скорую", и он был увезен в неизвестном направлении.

— Он жив? — повторил свой вопрос Коперник.

— Пока никаких сведений.

— Его отравили, и это дело рук военных, — твердо заявил Коперник.

— Не буду спорить с вами, господин Захаров, — пожал плечами Джабр Мохаммед. — Ясно одно — на данный момент операция сорвана. Что скажете?

— В первую очередь необходимо найти нашего человека, — твердо заявил Коперник. — Разве военные уже захватили власть в Ираке?

Советник вздрогнул и пронзительно посмотрел на Коперника.

— Это имеет смысл только в том случае, если ваш человек не умер уже от приступа аппендицита, да такого скоропостижного, что даже наши военные хирурги не смогли его спасти. Такие случаи бывали уже ранее. Но я, безусловно, приложу максимум усилий для того, чтобы его найти.

— Мне необходимо срочно связаться с Москвой, — сказал Коперник. — Кое-что у нас на подобный случай предусмотрено.

— Запасной маршрут? — с сомнением спросил советник.

— Может быть, — уклончиво ответил Коперник. — В любом случае я могу обещать вам, что не позднее чем через день после убытия российской делегации контейнер покинет Багдад.

— Рад это слышать, — буркнул аль-Темими и посмотрел на часы. — Вы запомнили человека, что привез вас сюда?

— Да, господин советник.

— Теперь он будет вашим связным. Если он понадобится, то закажите в отеле разговор с Дамаском. Надеюсь, у вас нет необходимости и на самом деле звонить в Сирию?

— Да вроде бы...

— Ну вот и отлично. Этот человек сам вас найдет. Зовите его Али. А теперь прошу простить меня, господин Захаров, я вынужден убыть...

2 "Операция русских сорвалась в результате противодействия армейского руководства Ирака. По имеющимся данным груз Х остался на прежнем месте".

Бригадный генерал Вильям Эдельман с отвращением отшвырнул полученную только что шифровку.

— Все коту под хвост! — прорычал он и с сожалением посмотрел на подробную схему нанесения точечных ударов по взлетной полосе багдадского аэропорта. — Проклятые цэрэушники...

— Не волнуйтесь так, Билл, — невозмутимо заметил генерал Сикссмит. — У всего есть свои положительные стороны.

— К черту положительные стороны... — Бригадный генерал, похоже, был готов взять пистолет и лично идти на штурм Багдада. — Теперь придется снова начинать всю эту канитель с госдепом.

— Ну, могло ведь получиться и так, что шифровка пришла бы уже после того, как наши самолеты поднялись в воздух, — как бы между прочим предположил англичанин.

В глазах американского генерала на секунду зажегся азартный блеск, но тут же потух.

— Бесполезно, — вздохнул Эдельман. — Секретчики автоматически регистрируют время прибытия шифровок. К тому же аналогичное сообщение уже легло на стол директора ЦРУ.

— В любом случае нам ни к чему было бы возиться с русскими парламентариями. Тем более что, я слышал, их возглавляет весьма скандальный тип. Завтра они покинут страну, и мы нанесем удар по старому плану.

— Нет, — вздохнул Эдельман, — не нанесем... Какие они ни будь, эти чертовы генералы из иракской армии, но они действуют. Вон, сорвали операцию своих политиков. А мы пока пройдем все слушания в конгрессе, да комиссии в госдепе... — бригадный генерал обреченно махнул рукой. — Короче: я отдаю приказ об отмене готовности номер один...

* * * Сразу же после встречи с Джабром Мохаммедом аль-Темими Копернику предстоял еще один неприятный разговор — с начальником отдела специальных мероприятий управления полковником Голубковым. Через полчаса Коперник уже сидел в знакомой нам переговорной комнате в резидентуре Российского посольства. Глядя на телефонный аппарат в ожидании соединения с Москвой, он набрасывал в уме основные моменты предстоящего разговора.

Наконец телефон издал короткий звонок, и Коперник взял трубку.

— Рад слышать вас, Константин Дмитриевич. Хотя новости у меня дурные.

— Оставьте ваши любезности, Коперник. Что произошло? — сердито ответил Голубков.

— Операция сорвана.

— Это я уже понял. Говорите толком, что произошло? Что вы заставляете меня клещами из вас тащить подробности?

— Ну так выслушайте меня, — обиженно ответил Коперник, хотя лицо его осталось совершенно спокойным. Наоборот, он с удобством развалился на стуле и даже закурил сигарету. — Пастуха с приступом боли в желудке увезла "скорая". Это произошло по пути во Дворец. Соответственно операция оказалась сорванной.

— Ваши версии, — деловито спросил Голубков. — Только не говорите, что Пастух съел что-то острое на ужин.

— Объективности ради надо заметить, что и этот вариант нельзя отбрасывать, — спокойно заметил Коперник. — Но у меня, Константин Дмитриевич, другое мнение.

— Ну так давайте выкладывайте его!

— Я уже докладывал вам, что решение правительства Ирака вернуть нам контейнер с бактериологическими штаммами вызывает активное сопротивление со стороны армейских кругов. Конкретно можно назвать фигуру начальника армейской разведки генерала Камаля Абделя аль-Вади. Именно его люди охраняли кортеж с делегацией. Более того, под предлогом терактов со стороны курдских экстремистов он накануне прилета делегации ввел в Багдад войска.

— Почему я об этом узнаю только сейчас?

— Константин Дмитриевич, — ответил Коперник. — Я не обязан докладывать вам оперативную информацию. Для этого существует резидентура внешней разведки. Возьмите их сводки и почитайте. Мы проводим совместную, подчеркиваю, совместную операцию, и моих полномочий, данных мне руководством ГРУ, вполне хватает для принятия любых решений.

— И тем не менее у вас на глазах Пастуха отравили, и он исчез в неизвестном направлении, — уже спокойнее заметил Голубков.

— Не мне вам рассказывать, Константин Дмитриевич, — спокойно продолжил Коперник, — что если отравили именно Пастуха, то, значит, была утечка информации. В конце концов, там ведь было еще десять человек. Я только что встречался с нашими иракскими партнерами. Они сообщили, что их человек, видевший Пастуха и передавший ему, как это и было предусмотрено, чемодан, сразу же после этого был убит. Есть все основания предполагать, что это дело рук людей генерала аль-Вади. Его почерк.

— Хорошо, — оборвал его Голубков. — Что вам известно о Пастухе?

— Пока ничего, кроме того, что я вам уже сообщил. Я сейчас этим занимаюсь. Наш партнер из иракского правительства обещал приложить максимум усилий для поиска Пастуха. Учитывая характер работы армейской разведки, можно предположить два исхода дела. Первый. Пастух уже умер под ножом хирурга. Второй. Он завтра же будет доставлен целым и невредимым к трапу отлетающего самолета.

— Вы так просто об этом говорите, — проворчал Голубков.

— Я профессионал, Константин Дмитриевич, — пояснил Коперник. — Эмоции оставляю на потом. Вот вернусь в Москву, сядем мы с вами на дачке и поговорим по душам. А сейчас нужно работать.

— К какому варианту вы сами склоняетесь?

— Генералу аль-Вади нет необходимости узнавать все военные тайны России. Его задача предельно проста — не допустить вывоз контейнера. Поэтому, полагаю, у него нет необходимости в устранении нашего человека. Он уже и так выведен из игры. Поэтому можно надеяться увидеть завтра чудесно исцелившегося Пастуха в аэропорту.

— Будем считать, что вы правы, — произнес Голубков. — Держите меня в курсе, Коперник.

— Договорились, Константин Дмитриевич. — С этими словами Коперник повесил трубку. Пока все шло как следует.

Коперник вышел из кабины и на ходу затушил сигарету в большой чугунной пепельнице, стоявшей на столе у дежурного. Тот проводил посетителя недобрым взглядом и отправился выбрасывать пепел.

Коперник уверенно прошел по длинным посольским коридорам и в конце концов оказался в приемной посла. Там он плюхнулся на диван для посетителей и спросил секретаря, молодого подтянутого выпускника МГИМО:

— Посол у себя?

Секретарь с сомнением посмотрел на нахального посетителя и строго ответил:

— Посол только что вернулся с приема и просил его не беспокоить.

— Придется побеспокоить, — твердо произнес Коперник. — Передайте, что мне нужно срочно с ним переговорить.

Секретарь нахмурился и терпеливо повторил:

— Посол занят.

— Доложите, доложите, — махнул рукой Копер-118 ник и вытер рукой пот со лба. — Вы бы хоть изучили местные обычаи. В любой лавке сразу же предложат чего-нибудь холодненького выпить. В такую-то жару. А вот в приемной посла не дождешься.

— Но позвольте... — молодой человек начал терять терпение.

— Доложите. — Теперь настала очередь Коперника придавать своему голосу строгость. — Будет хуже, если я сам войду.

Секретарь с ненавистью взглянул на посетителя, но поднялся из-за стола.

— Как доложить? — холодно спросил он.

— Скажите, Захаров. Он поймет.

Посол действительно только что вернулся с приема во Дворце в честь прибытия российской делегации и теперь отдыхал от общения с депутатами. Здесь, в Ираке, официальные приемы были настоящей мукой, учитывая местный климат. Этикет обязывал посла надевать строгий темный костюм, а организм яростно протестовал против такого безумия. В течение всего приема посол с завистью смотрел на Владимира Вольфовича, дефилировавшего вопреки всему этикету в легком белом костюме. И потому, вернувшись в свой кабинет, посол первым делом сменил одежду и теперь лежал на диване в комнате отдыха и с наслаждением вкушал прелести современных систем кондиционирования.

Его покой был внезапно нарушен появлением секретаря.

— Иван Сергеевич, к вам посетитель, — доложил молодой человек.

— Вадим, я же просил... — простонал посол.

— Он настаивает. Его фамилия Захаров.

— О, только не это. — Посол сел и просунул ноги в легкие туфли. — Черт с ним. Зови.

Как опытный мидовский работник, начинавший службу таким же секретарем, как и Вадим, Иван Сергеевич какой-то генетической памятью вспомнил то подзабытое уже ощущение от общения с представителями разведки. Эти шпионы всегда были костью в горле или занозой в заду, если угодно, для любого дипломата. Если только дипломат сам не шпионил потихоньку. Шпионы не признавали внутренних негласных правил, считая, что они писаны не для них. Резидент мог ворваться в кабинет посла в любой момент и основательно испортить настроение. И ничего с этим поделать было нельзя. Никогда не знаешь, что именно пишет этот чекист в своем очередном донесении. Испортишь с ним отношения, а он наваляет такое, что в двадцать четыре часа на родину. Этот страх перед возвращением домой прочно сидел в душе каждого загранработника.

И вот вроде бы настали иные времена. Чекисты попритихли, растеряв свое былое негласное могущество. Но вновь и вновь Иван Сергеевич ловил себя на боязни конфликта с этими товарищами и ругал себя за этот въевшийся страх, но ничего поделать с собой не мог...

Когда посол вышел в кабинет, Коперник уже сидел в кресле и курил свою очередную сигарету.

— Леонид Викторович, — начал посол, усаживаясь за стол, — вам не кажется, что есть какие-то границы? Я уже не говорю про то, что мне так и не известен до конца ваш статус здесь, в Ираке. Ну да ладно. Шпионите — и на здоровье. Но есть резидент. Решайте все вопросы через него. Он за это валюту получает. — Посол произнес слово "валюта" с прежним, советским уважением, чем вызвал секундную улыбку у своего собеседника.

— Ах, оставьте, Иван Сергеевич, — дав послу высказаться, заявил Коперник. — Если бы не обстоятельства, то я, наверное, и пошел бы к резиденту. Но дело срочное и находится в вашей компетенции.

— Что еще за дело? — насторожился Иван Сергеевич, услышав про компетенцию.

— Вы уже, видимо, в курсе сегодняшнего инцидента по дороге делегации во Дворец?

— Вы про внезапное недомогание этого помощника? — удивился посол. — Ну... с кем не бывает. Местная пища требует осторожности. И потом, арабы сразу заверили меня, что пострадавшему будет оказана квалифицированная помощь.

— Пища тут ни при чем, Иван Сергеевич, — торжественно произнес Коперник. — Дело куда серьезнее тривиального пищевого отравления.

— Ну я так сразу и подумал! — всплеснул руками посол. — Сразу, как узнал, понял, что здесь не обошлось без ваших шпионских штучек. Вы не находите странным, уважаемый Леонид Викторович, или как вас там, что ваша контора проводит в Ираке какую-то операцию, а я, посол, об этом узнаю в последнюю очередь? Лишь тогда, когда она, если я вас правильно понял, уже сорвалась.

— Правильно, правильно, — устало подтвердил Коперник. — Вы простите меня, Иван Сергеевич, за прямоту, но я выполняю директивы своего начальства, а среди них не было указаний информировать посольство. Но сейчас не об этом. Необходимо найти этого Пастухова. Потеребите арабов. Потребуйте встречи с ним.

— Ну, знаете ли! — задохнулся посол. — Вот сейчас все брошу и побегу лично...

— Ну зачем же лично, — улыбнулся Коперник. — Пошлите кого-нибудь.

Ивану Сергеевичу вдруг захотелось послать этого наглеца не к больному Пастухову, а гораздо дальше. Но он сдержался.

— Это все? — сухо спросил он.

— Все. И это очень важно. Не откладывайте. Если не хотите потом отправлять в Россию цинковый ящик...

На этой зловещей ноте Коперник встал и поспешил откланяться, оставляя посла в полнейшей растерянности. Перспектива получить труп шпиона совсем не радовала Ивана Сергеевича. Хватит с него и ожидаемой с минуты на минуту бомбардировки.

3 Что было с ним после того, как он на носилках оказался в машине "скорой помощи", Пастух не помнил. К этому моменту дикая боль буквально раздирала его живот, как будто там разорвалась граната с перцем. Все плыло перед глазами, и уже на грани сознания Сергей подумал, что это конец. Страха не было. Почему-то вспомнился священник из кафедрального собора в Эчмиадзине и погибший Трубач. А потом его накрыла мягкая обволакивающая мгла...

В себя он пришел уже лежа в койке, раздетым. Белоснежная больничная палата. За окном верхушки деревьев. Немного кружилась голова. Слабость разливалась по всему телу — и все. Боли как не бывало. Чтобы убедиться в том, что он цел и невредим, Пастух сел в кровати. Никаких следов недавнего приступа. Он спустил ноги на пол, намереваясь встать.

Тотчас дверь открылась и в палату вошел араб средних лет в офицерской форме. Пастух плохо разбирался в местных званиях, но почему-то сразу решил, что этот человек был майором. Майор внимательно осмотрел пациента, и его тоненькие черные усики растянулись вместе со ртом в приторной улыбке.

— Вам рано еще вставать, — произнес араб на довольно сносном русском. — Вам следует отдыхать.

Спокойствие и радость избавления от боли мигом покинули Пастуха. Он тут же вспомнил, какую миссию он должен был выполнить здесь, в Багдаде, и понял, что миссия эта сорвана. Вид офицера никак не содействовал успокоению.

— Вы не врач, — скорее констатировал, чем спросил, Сергей.

— Нет, — не стал спорить майор.

— Тогда кто вы?

— Я офицер армии Ирака. Вы находитесь в центральном армейском госпитале и являетесь нашим гостем, — радостно сообщил майор. — Вам необходим покой.

— Что со мной произошло? — не унимался Пастух.

— Вам стало плохо. Жара, смена климата, острая пища... — участливо, как ребенку, ответил майор. — Сейчас все позади.

— Я не ел острой пищи, — уверенно ответил Пастух.

— Ну, значит, вода, — пожал плечами араб. — Это просто какой-то бич! У нас в Багдаде нужно, как это говорится у вас, держать уши востро...

— А может, меня просто отравили? — Пастух внимательно посмотрел на араба.

— Кто? — изумился тот с таким выражением лица, как будто хотел сказать: "Да кому ты, блин, нужен!.."

— Ладно, оставим, — буркнул Пастух. — Я чувствую себя хорошо. Когда меня выпишут?

— Это вопрос не ко мне. Вот придет доктор, он и решит. А пока вам нужно лежать.

— Я хочу видеть представителя посольства, — твердо произнес Пастух. Он точно знал, что если ему в этом будет отказано, то, значит, крышка.

Но майор в знак согласия даже закивал:

— Понимаю. Наверняка представитель посольства посетит вас.

— Что значит "наверняка"? — насторожился Пастух.

— Это значит, что мы безусловно уже оповестили ваше посольство о вашем состоянии. Но сочтут ли они необходимым навестить вас, я не знаю, — разъяснил майор.

Пастух так и не понял, чего ему теперь ждать — опасности или дружеского расположения.

"Успокоив" пациента, майор поспешил откланяться, не забыв пожелать скорейшего выздоровления. Насчет последнего у Пастуха были большие сомнения. Он, конечно, не доктор, но прекрасно понимает, что как-то уж слишком быстро "заболел" и не менее подозрительно быстро выздоровел. Вероятно, ему здесь, в госпитале, просто ввели противоядие.

В любом случае операция была сорвана, и это обстоятельство просто выводило Пастуха из себя. Проигрыши были не в его характере. Он всегда старался оставлять последнее слово за собой. И опыт подсказывал ему, что за этим стояло не просто упрямство самолюбивого человека.

Когда-то во Флоренции он уже оказывался в ситуации, когда все словно кричало, что задание провалено и нужно думать о том, как спасти собственную шкуру. Но тогда он доверился своим инстинктам, шестому чувству, если угодно, и поступил вопреки очевидным правилам. В результате он сорвал крупную провокацию одной могущественной спецслужбы.

Придя к выводу о необходимости активных действий, Пастух прилег, обдумывая, в каком направлении их предпринять.

Ближе к вечеру его действительно посетил представитель Российского посольства. Второй секретарь посольства, оказавшийся невысоким дядечкой с грустными глазами, как-то неуверенно справился о здоровье дорогого соотечественника. Выразил надежду, что тот вскоре поправится. Посетовал на низкое качество местной воды и заверил Пастуха в том, что Родина его не оставит. "Не оставит в покое..." — с мрачным юмором уточнил про себя Сергей.

Уже собравшись уходить, посольский дядечка как-то испуганно огляделся по сторонам и мученическим шепотом сообщил:

— Коперник просил передать, что все под контролем...

И, кажется, испугавшись собственных слов, поспешил ретироваться.

Никакого спокойствия этот визит Пастуху не принес. Наоборот, он еще больше укрепился в мысли, что если он сам о себе не побеспокоится, то еще неизвестно, чем вся эта история закончится. Но для активных действий у него пока не хватало сил и информации. Пастух разумно решил отложить свою активность до ночи, а пока постараться набрать и первое, и второе...

* * * Лежа в кровати, он тщательно обдумывал сложившуюся ситуацию. Информации было маловато, но кое-какая пища для выводов имелась. Можно было смело рассматривать три варианта происходящего.

Во-первых, он действительно мог банально отравиться какой-нибудь местной гадостью сам. Такое случалось во время самых серьезных операций. Пастух вспомнил, как однажды в Чечне, в районе Бамута, его разведгруппе пришлось пять дней бегать по горам, где за каждым камнем они могли наткнуться на боевиков. Причем не просто бегать, а корректировать огонь федеральных батарей. За такие прогулки боевики убивали медленно и изощренно. И все было бы хорошо, но одного его бойца в первый же день прохватил, простите, понос....

От случайностей застраховаться нельзя. Но сам Пастух не верил в свое "случайное" отравление. Слишком уж все ладно получалось.

Во-вторых, его могли отравить с целью вывести из игры. А вот задачи уничтожать его — не стояло. В этом случае становится понятен визит второго секретаря Российского посольства. Значит, после того как исчезнет опасность для противника, чудесным образом исцелившийся Пастух будет отпущен.

И наконец, в-третьих. Визит представителя посольства был лишь способом отвести подозрения. Смотрите, мол, все в порядке. Нам нечего скрывать. Уважаемый пациент жив и выздоравливает. Ну а если он ночью помрет — так на то и есть воля Аллаха...

Получается два шанса из трех, что он выживет. А так как случайность маловероятна, то и вовсе один к одному. Такой расклад совсем не понравился Пастуху. В "русской рулетке" и то больше шансов выжить — пять из шести. В результате таких нехитрых умозаключений Сергей еще больше уверился в необходимости побега.

Сказано — сделано. Для начала он осторожно обследовал окно палаты. За ним раскинулся парк с зелеными лужайками, дорожками и зарослями какого-то кустарника. В принципе этот ландшафт вполне подходил для побега. Если не днем, то, по крайней мере, ночью. Палата находилась на третьем этаже. Ну что ж, ничего страшного. Пастух был уверен, что, несмотря на некоторую слабость, вполне сумеет удачно приземлиться на траву. Проблема заключалась в другом: окно было закрыто, и закрыто наглухо. Даже беглый осмотр показал, что открыть его вряд ли удастся. Конечно, можно было разбить окно. Но тогда Пастух тут же привлек бы к себе внимание и лишился хоть небольшой, но форы.

Тогда Сергей перенес свое внимание на дверь. Запахнувшись в больничный халат, он попытался выйти в коридор, но тут же наткнулся на дюжего араба в военной форме. Тот решительно преградил ему дорогу, сердито сказав что-то по-арабски. Дальше разговорного английского познания Пастуха в иностранных языках не простирались. Поэтому он совершенно искренне ничего не понял.

— Мне бы в туалет, — произнес он на всякий случай по-русски.

Солдат вновь что-то приказал ему по-своему и сопроводил слова красноречивым жестом, предлагая Пастуху вернуться в палату.

— Ну, в сортир я хочу, — настырно повторил Пастух, и видя, что его вновь не поняли, добавил: — Ватерклозет... Пи-пи, твою бога душу мать!..

Неизвестно, что подействовало больше — крепкое выражение или интернациональное "пи-пи", но араб понятливо закивал головой, хотя при этом и повторил жестом приказ вернуться в палату. Пастух для первого раза не стал сопротивляться и подчинился. Тем более что за минуту разговора с охранником он успел оглядеть коридор и убедился, что солдат находится в нем в полнейшем одиночестве.

Вернувшись в палату. Пастух сел на кровать. Спустя пять минут вошел санитар в белом халате поверх военной формы. Санитар принес "утку" и деликатно отвернулся, предоставляя возможность справить пациенту свои надобности. Пастух сначала хотел было огреть санитара этой самой "уткой" по голове и переодеться в его форму, но потом передумал. Во-первых, санитар попался какой-то щуплый, на голову ниже Сергея. Во-вторых, на шум мог обратить внимание охранник. И в-третьих, днем шансов на побег не было практически никаких. Поэтому Пастух молча сделал свое дело и лег в постель.

До вечера его больше никто не беспокоил. Даже врач не пришел навестить больного, что еще больше укрепило Пастуха во мнении, что его "отравление" было спланировано. Никто и не беспокоился о его здоровье. Ну и ладно, так даже лучше. Капитан не терял времени зря. Пока была возможность, Пастух, как мог, изучал из окна парк. Где-то за деревьями он разглядел кирпичную стену. Судя по всему, ее высота составляла что-нибудь метра два. Вполне терпимо, даже для больного спецназовца.

Наконец настало время действовать. Когда, по расчетам Пастуха, было около трех часов ночи, он распахнул дверь палаты и, пошатываясь, держась рукой за стену, вышел в коридор. Солдат, стоявший у его двери на часах, встрепенулся и настороженно посмотрел на охраняемый объект. Пастух издал нечленораздельный хрип, придав своему лицу как можно более страдальческий вид.

— Хреново мне, братец, — с трудом произнес он и сделал вид, что собирается рухнуть на пол.

Солдат инстинктивно нагнулся, чтобы помочь страдальцу, и тут же, получив точный удар по сонной артерии, сам тюком рухнул вниз. Пастух, с которого всю его болезненность как рукой сняло, не теряя времени схватил безжизненное тело солдата и затащил его в палату. Араб оказался примерно такого же телосложения, что и он. Пять минут ушло у Сергея на то, чтобы переодеться в форму, — разгуливать здесь в больничном халате было неудобно, да и просто опасно.

Связав безжизненного араба простынями и заткнув ему рот наволочкой, Пастухов взял единственное оказавшееся у часового оружие — короткую деревянную дубинку — и вышел в коридор. Замерев на какое-то время на месте, он вслушался в ночную тишину. Где-то этажом ниже кипела жизнь. Раздавались голоса. Звучали шаги. Спустя минуту, когда Пастух собрался было идти, шаги раздались и на его этаже. Кто-то шел по коридору в его сторону.

Подавив в себе инстинктивное желание бежать или спрятаться, Сергей вытянулся около двери, надвинув берет поглубже на глаза. На его счастье, ночью в коридоре оставалось только дежурное освещение — кругом царил полумрак. Шаги все приближались. Пастух сжал рукоятку дубинки, приготовившись защищаться или, вернее, нападать.

Из-за поворота появился молодой санитар. Увидев Пастуха, он замедлил шаг и спросил что-то по-арабски. Сергею ничего не оставалось делать, как только демонстративно отвернуться в сторону и промолчать, проклиная про себя санитара. Тот отпустил, видимо, какое-то ехидное замечание, потому что тихо рассмеялся и продолжил свой путь. Чем сохранил себе здоровье, а может, и жизнь — Пастух был настроен весьма серьезно.

Как только санитар скрылся за поворотом коридора, Сергей бесшумно двинулся в противоположном направлении. Через несколько шагов он оказался в просторном холле, широкое окно которого выходило в парк. Тут же начинался и выход на лестницу. Перед Пастухом был выбор: либо прыгать с третьего этажа, либо попробовать внаглую спуститься по лестнице.

После нескольких минут колебания он выбрал все же второй вариант. Прыгать ему было не впервой, но он чувствовал, что все еще не в самой лучшей форме после "отравления". Подвернутая или, не дай бог, сломанная нога моментально свела бы его шансы к нулю. А вот другой вариант... По своему опыту он прекрасно знал, что в большинстве случаев окружающие не обращают ни малейшего внимания на то, что творится вокруг них, кто и куда ходит или что делает. В этой ситуации человек чаще всего выдает "себя сам, сразу выделяясь из общей массы людей своей неуверенностью.

Судя по звукам, внизу кипела бурная жизнь обычного госпиталя. Это устраивало Пастуха как нельзя лучше. Если хочешь оставаться незамеченным, то нужно, чтобы на твоем пути либо не было вообще ни одного человека, либо людей должно быть очень много, и желательно, чтобы они суетились.

Придав своему лицу сосредоточенное выражение, Пастух решительно двинулся на лестницу. Благополучно миновав второй этаж, он, не останавливаясь, вышел на первый, моля бога устроить так, чтобы выход оказался в поле его зрения и ему не пришлось бы вертеть в растерянности головой. На первом этаже располагалась регистратура. Две молодые девушки-администраторы в халатах сидели за стеклянной перегородкой. Выход располагался чуть дальше по коридору, за их конторкой. Туда Пастух и направился четким шагом, демонстративно не обращая внимания на прислонившегося к стене солдата с белой повязкой на рукаве. Солдат выглядел совершенно осоловевшим от бессонницы. В какой-то момент он было решил тормознуть Пастуха, но, на его счастье, усталость взяла верх над долгом, и солдат лишь молча кивнул Пастуху, как бы говоря ему: "Пусть я не исполнил свой воинский долг, но я держу ситуацию под контролем..."

Выйдя на улицу, Сергей испытал некоторое облегчение. Пока все складывалось не так уж и плохо. Хотя все это благоприятное стечение обстоятельств вовсе не гарантировало, что и дальше все пойдет так же гладко.

В парке было свежо. Можно даже сказать, прохладно. Сказывался континентальный климат — жаркие дни и холодные ночи. Дул легкий ветерок. В черном небе сияли яркие южные звезды. Свежий воздух придал Пастуху новые силы, и он бодрым шагом двинулся вдоль стены здания госпиталя.

Опасность подстерегла его за углом: на каменной дорожке Пастух нос к носу столкнулся с каким-то офицером. Тот окинул Сергея суровым взглядом и что-то сердито скомандовал ему по-арабски. Пастух команды не понял, но среагировал так, как поступил бы на его месте солдат любой армии мира, — вытянулся по стойке "смирно" и изобразил на лице высшую степень уставного дебилизма.

Офицер воспринял реакцию как должное и разразился длинной тирадой. Было нетрудно догадаться, о чем идет речь. Что-то о том, что хорошие солдаты несут службу согласно уставу, а не бродят по ночам в не предусмотренных уставом и приказами командиров местах...

Пастух даже вспомнил, как когда-то в военном училище он вот так же, стоя навытяжку, выслушивал тупые уставные тирады ротного старшины прапорщика Нечитайло. Так и казалось, что араб сейчас закончит словами: "Вы здесь курсант или зачем?"

Но араб закончил каким-то вопросом. Молчать далее не имело смысла. Даже самый тупой рядовой всегда что-нибудь да и ответит на вопрос начальника. Пастух и ответил.

— Да пошел ты, дядя... — сказал он, не позабыв указать точный адрес, куда "дяде" отправляться.

Офицер так опешил, что даже не прореагировал, когда Пастух вытащил дубинку и, вложив всю свою давнишнюю неприязнь к прапорщику Нечитайло, от души грохнул араба по голове. В последнее мгновение у того во взоре промелькнуло безграничное изумление, а в следующее мгновение он уже мешком рухнул на землю. Не теряя ни секунды. Пастух оттащил офицера в сторону с дорожки, спрятав его в кустах можжевельника.

Оставаться в парке становилось опасно. Черт их знает, сколько еще таких офицеров шляется вокруг этого проклятого госпиталя. Встреча с этим обогатила Пастуха автоматическим пистолетом, изъятым из офицерской кобуры. Это было уже кое-что получше простой деревянной дубинки.

Стараясь держаться в темноте, Пастух стремительными перебежками достиг стены, окружавшей парк, и здесь пришел в искреннее недоумение: к чему строить стену, если рядом сажаешь развесистые деревья? Воспользовавшись высокой акацией, он в два приема перемахнул через ограду и оказался по другую сторону, в густых зарослях какого-то кустарника.

И в этот момент оставленный им за стеной парк внезапно озарился ярким светом, ночную тишину огласил пронзительный вой сирены. Стало быть, либо нашли связанного охранника в палате, либо у офицера голова оказалась такой крепкой, что он сразу очухался.

Не поддаваясь естественному желанию броситься наутек, Пастух, стараясь не шуметь, пошел вдоль стены. Вскоре он оказался у КПП. Ворота были закрыты. На дороге возле них стоял армейский джип, около которого торчал солдат и с тревогой вглядывался в сторону госпиталя, видимо пытаясь понять причину всего этого переполоха. Джип — это было именно то, что требовалось. Прикинув несколько вариантов устранения ненужного водителя, Сергей выбрал самый простой.

Выбравшись на дорогу, он в открытую побежал к машине, и водитель, естественно, воспринял бегущего Пастуха, благо тот был в форме, как часть объявленной тревоги. Он спокойно подпустил его как раз настолько, чтобы капитан мог, не останавливаясь, в прыжке вырубить доверчивого араба ударом по голове.

Секунда — и Пастух оказался за рулем. Зажигание, сцепление, газ... И вот он уже мчится по ночному шоссе в неизвестном направлении. Потратив в свое время полдня на изучение карты Багдада, Сергей неплохо знал расположение его улиц. Но, увы, он был в настоящий момент не в городе. Он вообще не знал, где находится. Но на счету была каждая секунда, и Пастух просто спешил убраться подальше от госпиталя...

4 Из спокойного ровного сна Коперника вырвал телефонный звонок. Открыв глаза, он на ощупь отыскал аппарат, успев автоматически взглянуть на светящийся циферблат часов. Было четыре часа утра. Сон как рукой сняло. Звонок в такое время кого угодно приведет в чувство. Сняв трубку, Коперник хриплым со сна голосом сказал:

— Да, я слушаю.

— Леонид Викторович?

Коперник тотчас узнал голос Пастухова, и его словно подбросило в постели. Меньше всего он ожидал услышать именно этот голос. Если бы ему вот сейчас позвонил сам Саддам Хусейн — это было бы, ей-богу, не так неожиданно.

— Я слушаю, — осторожно повторил Коперник и почему-то задал совершенно идиотский вопрос: — Как ваше здоровье?

— Как доктор прописал, — буркнул Пастух. — У меня нет времени на пустой разговор. Мне нужна ваша помощь.

— Где вы находитесь? — Коперник наконец взял себя в руки.

— Понятия не имею. Кругом пустыня. Я звоню из какого-то таксофона на шоссе.

— Так вы что, сбежали из госпиталя?! — наконец-то сообразил Коперник.

— Нет, меня доктор отпустил прогуляться... Конечно, сбежал. Там уже поднялся страшный переполох.

— Зачем? — Коперник выругался нехорошим словом, но не вслух. — Я уже задействовал посольство для вашего возвращения. Ситуация была под контролем.

— Мне не нравится местная медицина. Нет уверенности, что доживешь до утра. Короче, я понятия не имею, что мне делать дальше.

— Еще раз: вы вообще не представляете, где находитесь?

— Я уже сказал, что нет. Здесь темно и пустынно.

— Секунду, сейчас попробую что-нибудь придумать...

Коперник несколько мгновений молчал, потом заговорил снова:

— Так вы сейчас в таксофоне?

— Да.

— Тогда там должен быть его номер. Посмотрите.

— Номер? — Пастух на секунду замолк. — Да, есть... 657-584.

— Ждите моего звонка или меня самого, — приказал Коперник и положил трубку. — И где они таких прытких берут? — пробормотал он себе под нос.

Спустя пять минут Коперник уже выходил из отеля на пустынную улицу. Пройдя квартал-другой, он вошел в первый попавшийся таксофон и набрал номер.

— Личная приемная господина аль-Вади, — ответили ему после короткого гудка по-арабски.

— Коперник на проводе, — представился Захаров на том же языке. — У вас проблемы.

— Господин аль-Вади уже оповещен.

— Наш клиент на шоссе в районе таксофона 657-584...

— Мы в курсе, — сдержанно ответил дежурный.

— Очень мило с вашей стороны прослушивать мой телефон... — проворчал Коперник. — Значит, я могу идти спать дальше? Надеюсь, во второй раз вы не ошибетесь. Только прошу напомнить господину аль-Вади о наших с ним договоренностях.

— Я обязательно передам ваши слова. На этом разговор закончился.

5 Минут двадцать после разговора с Коперником Пастух провел в полнейшей темноте, сидя за рулем джипа. Машину он предусмотрительно загнал в заросли какого-то колючего кустарника, росшего вдоль дороги. Было новолуние, и, кроме ярких звезд, раскинувшихся над головой, вокруг не было никакого источника света.

Под утро в пустыне стало совсем холодно — у Сергея шел изо рта пар. Чтобы согреться, он несколько раз принимался приседать около джипа. Его дыхание, скрип песка под ногами да какой-то далекий, наводящий тоску вой — вот и все звуки этой ночи.

Все ли? Вдруг что-то заставило насторожиться Пастуха. Он замер на месте, напряженно вслушиваясь в тишину пустыни. Да, он не ошибся. Какой-то посторонний, едва угадывающийся звук... Несколько секунд Сергей не мог определить направления, откуда он шел. Странный звук — не то гул, не то шуршание. Пастух осторожно повертел головой. Звук усиливался, и теперь он уже ясно понял, что гудит сразу с двух сторон — как раз с тех двух концов, в которые уходила дорога...

Рука Пастуха сама собой легла на рукоять пистолета. Сомнений не оставалось — по шоссе к тому месту, где прятался он со своим джипом, приближались как минимум две машины. Еще минута — и с обеих сторон появился свет фар. Теперь Сергей явно слышал натужный гул двигателей. И сразу понял, что это конец. Вероятность того, что автомашины случайные, была крайне мала. У него оставалась еще возможность попытаться уйти в пустыню, но есть ли в этом смысл? Джип все равно застрянет в камнях и вязком песке. А пешком далеко не уйдешь. Он будет отличной мишенью для инфракрасного прицела в темноте, посреди холодной пустыни. Оставалось только ждать, по-детски надеясь, что его не заметят.

Машины приближались, и свет их фар становился все ослепительнее. Пастух достал пистолет и передернул затвор. Он не собирался облегчать преследователям свою поимку. Хотя и героическая смерть в бою, до последнего патрона, тоже не особо прельщала капитана. У него еще были дела на этом свете.

Через несколько секунд около одинокой телефонной будки почти одновременно со скрипом тормозов остановились два армейских джипа. Из них быстро высыпали на дорогу солдаты, и сразу несколько фонарей зашарили своими лучами по окрестностям. Солдат было много, человек восемь. Как только один из них нашарил спрятанный в кустах джип. Пастух выстрелил. Вспышка на мгновение высветила все вокруг.

Солдаты разом рухнули на землю, и через мгновение Пастух получил в ответ шквал огня из автоматов. Трассирующие пули с визгом отскакивали от камней, с глухим шумом уходили в песок, со стуком пробивали борт машины. Откатившись на пару метров в сторону, Пастух послал две пули, целясь по вспышкам выстрелов. Он едва успел перекатиться назад, как весь огонь нападавших сконцентрировался на том месте, где он только что лежал.

Потом внезапно стрельба разом прекратилась. Пастух услышал, как кто-то отдавал команды по-арабски. Свет фонарей погас. Но даже в темноте Сергей заметил, как несколько темных фигур соскользнули с дороги и, прижимаясь к земле, начали обходить Пастуха с флангов. Противник, судя по всему, был не так уж плохо подготовлен. Капитан и сам в аналогичной ситуации поступил бы так же. Был еще один вариант: вяло перестреливаться, пока у противоположной стороны, то есть у него, у Пастуха, не кончатся патроны. Но сколько именно боеприпасов у него в наличии — противнику точно не известно...

Так или иначе, но его брали в клещи. Отстреливаться во все стороны одновременно он все равно не сможет. Решение пришло как бы само собой, как это часто происходило с ним в бою. Стараясь не делать резких движений. Пастух осторожно поднялся с песка и неслышно скользнул между сиденьями джипа. Слава Аллаху, на вооружении иракской армии состояли солидные, просторные джипы. Согнувшись в самой что ни есть противоестественной позе. Пастух быстро нащупал одной рукой ключи в замке зажигания, другой педали.

Где-то совсем рядом скрипнул песок. Повернув ключ зажигания. Пастух нажал локтем на педаль сцепления. Скрипнул стартер, и двигатель завелся. Тут же второй рукой, не поднимаясь с пола, Сергей включил первую скорость и что было сил надавил на газ. Взвизгнули по камням покрышки. Ревя двигателем, джип рванул вперед, ломая на своем пути кусты. И сразу с нескольких сторон раздались выстрелы, пули ударили по корпусу машины. Пастух попытался, не останавливаясь, сесть на сиденье, но так и не смог, застрял на полпути. Машина подпрыгнула на чем-то мягком, снизу раздался сдавленный крик одного из ползших к нему солдат.

Наконец с грехом пополам Пастуху удалось занять водительское место. Но было уже поздно. Прямо перед капотом джипа вдруг вырос темный силуэт бронетранспортера, спешившего к месту сражения. Капитан попытался увернуться от столкновения, но джип с глухим треском ударился о броню. Бронетранспортер шел, видимо, с порядочной скоростью — он попросту смел джип со своего пути.

Перед глазами Сергея мелькнули звезды, потом звезды уступили место сполохам выстрелов, а в следующее мгновение его вышвырнуло из-за руля. Удар, белая вспышка в глазах, противный скрип песка на зубах.

Это было последнее, что запомнил Пастух перед тем, как потерять сознание...

6 Очнулся он от прикосновения холодного металла к щеке. С трудом открыв глаза, Пастух увидел над собой на фоне светлого утреннего неба солдата, приставившего к его лицу ствол автомата. Сергей так и лежал на песке возле своего перевернутого джипа. В воздухе стоял запах бензина. Солдат, увидев, что Пастух пришел в себя, вполсилы пнул его ногой в живот, как бы давая понять, что всякое сопротивление бесполезно.

В следующие десять минут Пастуха заковали в наручники, несколько раз сильно встряхнули и бросили в кузов машины. Теперь он лежал на пыльном полу. Прямо перед его носом расположился ботинок одного из солдат. Все тело ныло от ушибов и ссадин, но, в общем, Пастух отделался довольно легко. Вот только тупая боль заполняла всю голову, и каждый ухаб, на котором подскакивала машина по дороге, вызывал новый всплеск этой боли.

Судя по времени в пути. Пастух понял, что везут его не в госпиталь. Спустя примерно час машина въехала в глухой двор какого-то здания казарменного вида. Сергея довольно грубо выволокли из машины и доставили в пустое помещение с небольшим зарешеченным окошком, где, не снимая наручников, бросили его на железный табурет. Тяжелая дверь захлопнулась, и на некоторое время Пастух остался один.

Ему было над чем задуматься. Получалось, что после всех его усилий он поменял койку в госпитале на тюремный табурет. Причем, если раньше его задерживали явно незаконно, то теперь власти имели полное право отдать его под суд за нанесение увечий, а то и убийство военнослужащих иракской армии.

Пастух вздохнул и попытался плечом стряхнуть приставший к скуле песок — конвоиры так и бросили его со скованными за спиной руками. Со второй попытки это ему удалось. Сидеть на табурете было мучительно больно, но прилечь он мог лишь на грязный пол.

Прошло не меньше получаса, прежде чем кто-то вспомнил о пленнике. Дверь за спиной у Пастуха со скрипом открылась (ох уж эти тюремные двери!..), и в помещение вошел охранник со стулом. Поставив стул напротив сидящего Пастуха, охранник, не говоря ни слова, отошел в угол и замер у стены. Прошло еще минут пять, и в комнату вошел высокий офицер с тонким холеным лицом. Судя по реакции вытянувшегося по стойке "смирно" охранника и по погонам вошедшего, звание этого человека было не меньше чем генеральским. Офицер перевернул стул спинкой вперед и сел на него верхом. Пристально рассматривая сидящего перед ним Пастуха, он не спеша достал золотой портсигар и вытащил из него тонкую сигарку.

Надо признаться, выглядел пленник неприглядно. Изорванная пыльная форма. Ссадины на лице. Кровь вперемешку с песком. Красные от усталости и бессонницы глаза.

Внимательный осмотр продолжался пару минут, после чего офицер произнес на хорошем русском языке:

— Что это вам, господин Пастухов, взбрело на ум устраивать ночные гонки с перестрелками? Вы прямо как будто начитались детективных романов.

— С кем я говорю? — тихо спросил Пастух.

— С начальником местной армейской разведки. — По лицу офицера скользнула улыбка.

— А... — протянул Сергей. — Камаль, как вас там полностью...

— Камаль Абдель аль-Вади, — подсказал офицер.

— Мне представляться, как я понимаю, не имеет смысла? — Пастух провел языком по пересохшим губам. — Вы не могли бы приказать принести мне воды?

— Позже, — ответил Камаль Абдель и добавил: — Если понадобится. Что за странное упорство у вас, у русских? — спросил он без перехода. — Когда я беру американца, то он спокойно дает показания и терпеливо ждет, когда его правительство выторгует его жизнь. Все по правилам. Ну вот зачем, скажите, вам понадобилось бежать? Вас плохо кормили в госпитале?

— Меня плохо кормили перед госпиталем. Иначе я туда не попал бы.

— Ну-ну, — вновь улыбнулся Камаль Абдель. — Всего-то живот схватило, а столько разговоров. Вы не производите впечатления мнительного человека. Вас ведь могли просто застрелить.

— Что вы хотите от меня? — прямо спросил Пастух.

— Ничего, — честно признался начальник разведки. — Все, что нужно, я уже получил. Просто я, знаете ли, коллекционирую человеческие типажи. Их много прошло передо мной. Вы сегодня ночью доставили мне некоторые хлопоты, и я заинтересовался вами. Скажите, а на что вы надеялись? Пешком дойти до Кувейта через три пустыни?.. Это чисто профессиональное любопытство. Или решили просто вернуться как ни в чем не бывало в отель?

— Я привык сам контролировать ситуацию...

— Похвально. Контролируйте.

— Не могу не задать следующий по логике вопрос: как вы намерены со мной поступить? — Пастуху было сейчас не до условностей, и он старался идти к цели напрямую.

— Это интересный вопрос, — ответил генерал, не спеша затягиваясь сигаркой. — Что вам не сиделось на месте?.. Вы успели натворить немало. Практически напали на охранявшего вас солдата, ограбили его. Кстати, форма, пусть и в таком плачевном виде, вам к лицу. — Генерал с улыбкой взглянул на расцарапанное лицо Пастуха. — Напали на майора. У него, между прочим, сотрясение мозга. Угнали машину, принадлежащую армии Ирака. Ранили двоих солдат... Набирается прилично для любого суда, вам не кажется?

— Идите к черту, — буркнул Пастух.

— Не обижайтесь. Слова из песни не выкинешь. Так у вас говорят? Кроме того, сразу после посещения лавки, где вы приобрели чемодан, ее владелец был обнаружен мертвым. Какое совпадение! — Камаль Абдель цокнул языком и картинно покачал головой.

— Лавочника я не трогал, — хмуро ответил Пастух.

— Знаю, но следствие может иметь свое мнение. Как-то неудачно вы выполнили свое задание. Крайне неудачно. Я даже начинаю подумывать: а может, вас и не возвращать на родину? Сейчас, конечно, не времена СССР, хорошие, кстати, были времена, но медаль вам за такую работу не дадут.

— Что вы знаете о моем задании? — насторожился Сергей.

— Все, — честно признался генерал. — Разве вы этого не поняли, когда оказались вместо Дворца в госпитале? Не расстраивайтесь. У всех бывают ошибки. Что касается вашей участи, то вам повезло — обстоятельства складываются в вашу пользу. Будете жить. Но предупреждаю: еще одно неверное решение, и я пойду против обстоятельств. Ирак еще не полностью избавился от многих страшных болезней. Антисанитария, знаете ли, плохое питание... Случаются у нас еще заболевания холерой, и тиф полностью не искоренен... Вы понимаете? Один укол — и домой вас повезут в запаянном гробу.

С этими словами Камаль Абдель аль-Вади встал, швырнув недокуренную сигарку на пол.

— Вы, кажется, просили пить? Я распоряжусь.

После этих слов генерал вышел.

7 Проводы делегации Российского парламента в международном аэропорту Багдада несколько затянулись. Каждый из довольных депутатов хотел произнести спич перед горсткой журналистов, которые в отсутствие других новостей сконцентрировали все свое внимание на русских парламентариях. Говорили в основном об историческом пути российского и иракского народов. О недопустимости эскалации напряженности в регионе, а также о недопустимости воинственных демаршей заокеанской державы и НАТО. Представители иракского правительства, наоборот, как бы опровергая представление о цветастом витиеватом восточном многословии, коротко выражали благодарность за проявленное к их стране внимание.

Наконец все, кто хотел, выговорились, и члены делегации не спеша потянулись к трапу ожидающего их ИЛ-96. Многие на обратном пути оказались отягощены солидным багажом. Тут уж постарались гостеприимные хозяева, не пожалевшие средств и сил на подарки для русских депутатов. Их помощники, располагавшие большим свободным временем, не рассчитывая на презенты, сами прочесали окрестные магазины и лавки. Наибольшим спросом пользовались ткани, чеканное серебро и золотые украшения. Справедливо не доверяя отечественной авиации, все старались весь свой багаж пронести в салон.

Среди журналистов находился и Коперник, и как всегда в компании с американцем. Тот вообще в последнее время не отходил от русского коллеги ни на шаг.

— Леонид, ваша делегация улетает. Как вы считаете, что-нибудь изменилось? — спросил Стивен, кивая в сторону авиалайнера.

— Вы хотите взять у меня интервью? — проворчал Коперник. — В школе вы тоже выезжали на подсказках? Думайте сами, чем накормить ваших читателей...

Он выглядел заметно встревоженным и все время оглядывался по сторонам, как бы ожидая какого-то подвоха.

— Вы сегодня не в духе, Леонид, — вздохнул Стивен. — Это, наверно, ностальгия по родине. Ваши конгрессмены улетают, а вы остаетесь.

— Очень смешно, — буркнул Коперник.

В этот момент на летное поле прямо к трапу самолета подрулила машина "скорой помощи". Коперник моментально перестал обращать на американца какое-либо внимание, сконцентрировавшись на том, что происходит у трапа самолета. Стивен не стал ему мешать, но, отметив этот внезапный интерес, верно связал его с давешним беспокойством русского коллеги.

Тем временем из "скорой" при помощи санитара выбрался Пастух. Увидев его поднимающимся по трапу, члены делегации даже замерли на месте. Пастух был одет в ту же одежду, что и позавчера, когда его увезла "скорая". Зато лицо его носило явные следы физического воздействия. Несколько свежих ссадин, заклеенных пластырем. Довольно броский фингал сиреневого цвета под правым глазом. И приличная шишка на лбу.

Тот самый депутат, что выражал недовольство участием Пастуха в визите во Дворец, теперь, видимо испытывая некоторые угрызения совести, первым подошел к Сергею и участливо осведомился:

— Что с вами? У вас же, кажется, был приступ боли в желудке...

— "Скорая", на которой меня увезли, попала в аварию, — хмуро объяснил Пастухов и, хромая, заковылял к трапу.

Депутат проводил Сергея странным взглядом. Он так и не понял: шутит этот странный "помощник депутата" или говорит серьезно.

* * * ...В помещении, где Сергей имел честь беседовать с начальником армейской разведки Ирака, его продержали еще несколько часов. Когда он уже буквально падал от усталости, его вдруг быстро помыли, причесали. Выдали старую одежду — не в форме же его везти. Потом пришел врач и ловкими движениями продезинфицировал ссадины и царапины. После чего Пастуха строго-настрого предупредили, чтобы он не болтал лишнего о своем пребывании в госпитале, и не только.

— Понятно, — вздохнул Пастух. — Шел, поскользнулся, упал, очнулся — гипс...

Кряхтя от боли, Пастух кое-как поднялся по трапу в салон авиалайнера, где был тотчас усажен в кресло сердобольными стюардессами. Едва его голова коснулась спинки кресла, как Сергей немедленно провалился в сон. Так что он уже не слышал, как стюардесса просила всех пассажиров пристегнуть ремни, как загудели двигатели и лайнер начал выруливать на взлетно-посадочную полосу. Как, наконец, шасси оторвались от потрескавшегося бетона багдадского аэропорта и ИЛ-96 взял курс на Москву...

* * * Как только самолет скрылся в голубом безоблачном небе, Коперник, с облегчением наконец вздохнув, повернулся, чтобы идти, и буквально наткнулся на Стивена, который все это время продолжал стоять рядом, внимательно наблюдая за своим коллегой.

— Простите, Стивен, — улыбнулся Коперник. — Я немного отвлекся. А не пропустить ли нам с вами по порции-другой виски в честь убытия делегации моих земляков? Теперь хлопот станет меньше, и мы с вами, как и прежде, будем ждать, когда прилетят ваши земляки, чтобы отбомбить как следует это змеиное гнездо терроризма.

— Что ж, Леонид, — покачал головой толстяк американец. — Я вас за язык не тянул. Вы сами предложили это. Стало быть, и выпивка за вами...

Стивен заржал на все здание аэропорта, довольный своей шуткой.

Некогда оживленный аэровокзал во время оно изобиловал питейными заведениями, благо в Ираке никогда не воспринимали запрет на алкоголь, завещанный пророком Магометом, буквально. В настоящий же момент здание после отлета русской делегации вновь погрузилось в тишину. Так что для выполнения своего замысла двум журналистам пришлось возвращаться обратно в город. А конкретно—в бары отеля "Хилтон", уже неоднократно опробованные обоими.

Проявив чудеса изворотливости и такта, Копернику удалось избавится от общества Стивена Флейшера всего после третьей порции виски. Для них обоих это было смешной дозой, но Коперник вполне правдиво изобразил внезапно возникшую головную боль и под этим предлогом поспешил удалиться.

А поднявшись к себе в номер, он запер дверь и тщательно осмотрел все помещения. Не обнаружив никаких следов пребывания непрошеных гостей, он достал свой чемодан. Как и полагается шпиону, в его чемодане было тайное отделение, из которого Коперник извлек компьютерную дискету. Следующие десять минут он провел за своим "ноутбуком". В результате ряда операций компьютер начал работать в режиме шифровальной машины.

С удовлетворением профессионала посмотрев на экран, Коперник набрал следующий текст:

"Коперник Барбароссе Лично Первая стадия операции "Бацилла" прошла успешно. Первый объект "отработал" по нашему плану.

Согласно тому же плану операции приступаю ко второй стадии с подключением второго объекта. Ждите следующих донесений".

Еще раз проверив текст, Коперник нажал клавишу ввода, и через пару секунд текст превратился в несколько столбцов цифр.

С зашифрованным листком в кармане Коперник отправился в уже знакомое нам по предыдущим главам помещение резидентуры в Российском посольстве. Там он приказал дежурному связисту срочно передать шифровку в Москву, в ГРУ Генштаба Министерства обороны. Проследив за исполнением, Коперник лично пропустил листок через машинку для уничтожения, в результате чего он превратился в горстку бумажной трухи.

И лишь после этого Коперник с чувством выполненного долга вернулся в отель и завалился спать...

Глава четвертая. Со свадьбы — на похороны 1 Карась совершенно не удивился, увидев на пороге своего дома Дока и Артиста, с которыми всего лишь час назад расстался на перекрестке. Он даже был рад тому, что ребята решили не откладывать свой визит.

Артист обезоруживающе улыбнулся ему и развел руками, — мол, ничего не поделаешь, Константин, принимай гостей. Карась показал Доку, куда можно загнать машину, и через пять минут все трое сидели за столом в большой комнате. Карась явно не ошибся, решив воспользоваться бабкиным наследством, — дом и в самом деле стоил того, чтобы переехать сюда жить. Правда, здесь царил беспорядок, но это было вполне объяснимо — Карась жил здесь один и, как и большинство одиноких мужчин, совершенно не мог справиться со своим бытом.

Впрочем, ни Док, ни Артист не обратили на это ни малейшего внимания. Они устроились за столом, с удовольствием ощущая, что этот дом вполне обжит и уютен в отличие от дома No 5 по улице Карла Маркса и что здесь можно расслабиться, спокойно поговорить и все обдумать.

Карась разлил чай в чашки и поставил на стол банку варенья.

— Больше нет ничего, мужики, — извинился он, — меня две недели не было дома, так что больше мне вам нечего предложить.

— Не суетись, Константин. Не на приеме.

— Слушай, Кость, — спросил Док, — а ведь у вас в Двоегорске, поди, есть какая-нибудь гостиница?

— Должна быть... А что, друга вашего дома нет, что ли?

Док кивнул.

— Пусто там. Совершенно. Я думаю, может, с адресом какая-то ошибка... В общем, на пару дней нам надо где-то остановиться, пока мы тут попробуем кое-что выяснить.

— Так зачем гостиница? Оставайтесь у меня. Места навалом. Я вам весь второй этаж отдам — там мансарда большая.

— А у тебя-то самого какие планы?

— Да никаких. Недели две буду бездельничать до следующего рейса. А там — ну, если, конечно, Битый не прицепится — опять свалю. Так что вы мне не будете мешать.

— Ну раз так, мы принимаем приглашение. Кстати, если мы предложим тебе деньги, ведь ты от них откажешься? — улыбнулся Артист.

— Конечно, откажусь. _ — Тогда за нами будет твой холодильник. А то, я смотрю, у тебя тут с голоду загнешься.

— Ну...

— Возражения не принимаются.

Карась отмахнулся. Холодильник так холодильник. Он был рад, что все так обернулось, и не стал спорить. Он сразу, еще в "Солнечном", почувствовал какое-то расположение к этим двум москвичам, хотя и понимал, что они не так просты, как хотят казаться. Что-то в них было не так. Может быть, какая-то опасность от них исходила. Впрочем, если и исходила, то не для него, не для Карася. И потом, лучшей защиты от Битого, если тот вздумает заявиться к нему снова, и не придумаешь. Уж в этом Костя Карасев успел убедиться.

— Кость, а телефон у тебя есть? — спросил Док, оглядывая комнату.

— Он там, наверху.

— Хорошо.

— Принести?

— Да нет, не надо. Пока не надо...

— Думаешь, пора Серегу найти? — спросил у Дока Артист.

— Может быть...

Карась не знал, о чем они, да и не мог знать, но в поведении Дока ему почудилась какая-то тревога, что казалось совсем уж неестественным для этого спокойного, уверенного в себе человека. И тут Карась подумал, что, скорее всего, ребята попали в неприятный переплет со своим этим двоегорским приятелем. Что ж, если жизнь свела людей вместе, значит, это не случайно. Вопрос только, сможет ли он для них что-нибудь сделать? Черт его знает. Но предупредить их он вполне может...

И Карась заговорщически взглянул на Дока с Артистом.

— Если у вас возникли проблемы, — сказал он уверенно, — в милицию лучше не суйтесь.

— Это почему? — с интересом спросил Артист.

— Потому что Битый вам оскорбления не простит.

— А при чем тут Битый?

— Долгая история. — Карась удовлетворенно вздохнул — наконец-то и его знания пригодились. — Двоегорск город маленький. Неужели вы думаете, что этому уголовнику позволили бы здесь хозяйничать, если бы у него не было возможности держать в руках Смирнова?

— Смирнов — это кто: начальник вашей милиции?

— Ну да.

Артист и Док переглянулись.

— А почему ты решил, — спросил Док, — что у нас проблемы?

Карась пожал плечами:

— Мне так показалось... А что, нет? Константин поставил на стол пепельницу, достал сигареты и закурил. Док автоматически последовал его примеру.

— Я не знаю, насколько все это в конце концов окажется проблематично, — сказал он, — просто мы хотим разыскать Сомина, если он где-то в городе.

— У меня тоже недавно приятель пропал, — рассказал Карась. — Тоже водила. Гонял парфюмерию. А тут неделю назад мы пересеклись в "Солнечном", и он рассказал, что ему предложили бешеные деньги за рейс с какими-то ядохимикатами. Я говорю, отваливай, мол, и не вздумай соглашаться — там наверняка наркота. Представляете, сколько наркоты перегнать можно? Это же не одна сотня тысяч баксов! Да за такие деньги машины пропадают бесследно вместе с водителями. А он отнекивается. Нет, говорит, я рискну. Мне деньги позарез нужны... Ну и все. С тех пор я его не видел. А вчера узнал, что машину его нашли. Пустую. Без груза и водителя... Игорь его зовут. Хороший парнишка.

— Опасная у тебя работа, — серьезно сказал Артист, — как у сапера. Ошибиться можно только раз.

— Да работа-то нормальная. Как любая другая. Неприятностей, правда, хватает но в основном мелких. Нет, на самом деле проблемы редко бывают. Просто любят о них в газетах писать, вот и кажется всем, что мы как саперы. А так... Ну гаишникам, конечно, отстегиваешь, бандюкам, если не было возможности пилить без остановки и остановился по дурости где-нибудь. Правда, они иногда и в дороге перехватывают. Догоняют тебя две-три тачки с головорезами, останавливают, один пересаживается в кабину — и сразу в путь... колонной такой. А в пути договариваются: мол, десять процентов груза нам — и кати дальше. Причем неважно, что ты там везешь, — телевизоры или консервы. Ну уж тут или плати, или вообще не останавливайся, а иди на таран... С тягачом-то вряд ли что-нибудь случится, но только таранить почти никто не решается...

— Кость, а у тебя оружие есть? — поинтересовался Артист.

— Да ну! Какое там оружие. Если что — все равно не поможет... Но самое страшное, что пристукнуть запросто могут даже и не бандиты, а так, случайные встречные. Вот происшествие недавно было... "МАЗ" с двенадцатью тоннами итальянских лифчиков заглох на шоссе, и водила, недолго думая, пошел в ближайшую деревню за помощью. Так его там отходили поленом, а груз весь растащили. Черт его знает, где в небольшой деревне можно спрятать двенадцать тонн лифчиков...

Константин усмехнулся и снова стал серьезным.

— Если бы не Битый, — сказал он, — я бы и не жаловался. Все у меня вроде в порядке. А он достает, подонок. Он ведь решил, что раз "Солнечный" с бензоколонкой относится к Двоегорску, значит, он здесь хозяин. Ну и года два уже, как всех здесь бомбит. Прошлой зимой они вообще залили шоссе водой — там, на подъеме за "Солнечным". Легковушки проскакивали, а фуры все назад катились. Так эти козлы только ходили да забирали, что понравится... Через неделю, правда, заткнулись. Больно уж нагло получалось. Могли из области прикатить с проверкой.

— Да, — вздохнул Артист, — весело вы тут живете.

— Вот что, мужики, — предложил вдруг Карась, — вам надо поговорить с Сан Санычем. Если ваш друг в городе, он его обязательно найдет. Он тут, по-моему, всех знает.

— А кто этот Сан Саныч?

— Участковый. Капитан Нелужа.

— Ты же сам говорил, — напомнил Артист, — что с милицией лучше не связываться...

— Да вы что! — с неожиданной убежденностью возразил Карась. — Сан Саныч — единственный представитель власти здесь, которому доверять можно. Абсолютно порядочный человек. В больших городах таких, наверное, и не осталось уже. И, главное, упрямый до изумления. Он уже третий год воюет со всеми, начиная с мэра...

— А у вас здесь что, и мэр есть? — с удивлением переспросил Артист. Уж больно не вязалось это иностранное слово с маленьким провинциальным российским городком.

— Конечно. Удивительная сволочь... Так вот, начиная с мэра и заканчивая городской милицией. Его пытались уже уволить, да жители не дали. В общем, конечно, справиться с местными чиновниками ему не по зубам. Да и полномочия не те. Но весь порядок только на нем и держится. Даже Битый его уважает, хоть и терпеть не может.

— А ты знаком с этим Сан Санычем? — спросил Док.

— Да только благодаря ему у меня все кости до сих пор и целы... Может, прямо сейчас и двинем к нему? Он недалеко здесь...

Док на секунду задумался.

— Нет, — сказал он, — давай подождем до завтра. Поздно уже.

— Ну, как знаете.

Артист словно ждал от Дока такого ответа. Он сразу поднялся из-за стола и слегка хлопнул себя по животу.

— Это правильно, — сказал он, — завтра пойдем к Сан Санычу. Нельзя на голодный желудок решать серьезные вопросы. Сколько сейчас времени? Часов девять? Константин, у вас можно купить что-нибудь в девять часов вечера?

— В центре, на площади рядом с почтой, должен работать магазинчик. Он круглосуточный. Показать дорогу?

— Да я уж сам найду...

— Выезжай сейчас направо и минут через десять доберешься до Центральной площади. А там не ошибешься.

Док достал ключи от машины и бросил Артисту.

— Скоро вернусь, — сказал тот и вышел из комнаты.

— Кость, — предложил Док, — а ты бы заварил еще чайку, а?

Карась пошел наливать воду в белый пластиковый электрочайник фирмы "Мулинэкс", смотревшийся в этом российском срубе с огромной печкой донельзя странно, а Док смотрел в окно на сверкающий в лунном свете снег и ловил себя на том, что его захлестывает волна досады. Да, Пастух опять оказался прав. Случайных совпадений в их жизни не может быть. Уже два года, как это стало правилом, и глупо было надеяться на то, что приглашение из Двоегорска станет одним из тех самых исключений, без которых не бывает правил. Все меньше и меньше история, которая происходила здесь с ним и Артистом, была похожа на случайность. Но, черт возьми, почему же не могло все-таки произойти этого чуда? Почему бы Доку и Артисту не сидеть сейчас за шумным столом в доме Лешки Сомина и не вспоминать старые деньки?

Вот досада сама собой и просилась наружу.

Но она, эта досада, все время наталкивалась на один очень нехороший вопрос: "А где он, Лешка Сомин?" Док не сомневался, что именно Лешка прислал приглашение, потому что той старой детской клятвы, да еще со всеми подробностями, не мог знать больше никто. И никто ничего не мог узнать о ней, что гораздо важнее. Даже если бы Шаха пытали, она бы не всплыла, потому что к таким детским переживаниям ни один взрослый человек не будет относиться серьезно. Тем более строить на них свои действия (если, конечно, их с Артистом втягивали в какие-то действия). Так что Док ни секунды не сомневался в реальности этого приглашения. Да и почерк был похож. Но если приглашал сам Лешка, тогда где он? Что с ним?

Этот вопрос, как волнорез, разбивал любую досаду.

Может быть, что-нибудь удастся узнать Артисту?

2 А Артист тем временем направлялся ни к какому не к магазину, а прямиком на улицу Карла Маркса, к дому No 5. Док был прав, прежде чем завтра идти к этому Сан Санычу Нелуже (бывают же колоритные фамилии!), необходимо было проверить кое-какие подозрения. В общем, желательно узнать по максимуму все, что узнать возможно. А там видно будет.

Артист вел машину медленно и осторожно. Благо "Нива" была новой, а движок оказался отрегулированным так, что передвигаться можно было почти бесшумно и незаметно. Метров за триста Артист остановился, погасил фары и дальше пошел пешком. Оказавшись рядом с домом No 5, он замер и минуту-другую стоял, прислушивался.

Полная тишина. Ни звука.

Ну что ж, посмотрим.

Для начала Артист незаметно юркнул во двор дома напротив — того самого, откуда к ним выходил некий тип по имени Петрович. Но, как и в тот раз, когда они уходили, и двор, и дом оказались пустыми. Никаких следов. Артист вернулся на улицу, осмотрелся еще раз и осторожно прошел сквозь калитку во двор дома No 5.

То, что здесь кто-то побывал после них с Доком, Артист обнаружил уже на втором шаге по двору. Беглый осмотр дома и двора подтвердил все сполна. Тропинка к крыльцу была хорошо вытоптана, дверь в дом сорвана с петель, а в подвале чисто — никакого упоминания о том, что несколько часов назад они здесь нашли целый склад новенького оружия. Вот такие пироги...

На улице скрипнула калитка, и Артист тут же бесшумно покинул дом, исчезнув в темноте февральской ночи. А через пару минут на освещенном покосившимся фонарем перекрестке появился некий улыбающийся молодой человек и очень вежливо, чтобы, не дай бог, не напугать, поздоровался с пожилой женщиной, только что вышедшей с улицы Карла Маркса.

— Инспектор Злотников, — представился он. — Что же вы, бабушка, по ночам-то гуляете?

— А что же мне не гулять? — удивилась бабка. — Я у себя дома. Хочу и гуляю... — и тут же подозрительно покосилась на пальто молодого человека, очень уж непохожее на форму. — Что-то я тебя не знаю, милый. У тебя документы-то есть?

— Конечно, есть, — кивнул молодой человек. — Вы мне лучше вот что скажите. Вы тут не заметили ничего подозрительного?

— А как же, заметила, — недовольно отозвалась бабка и двинулась своей дорогой, а фразу закончила уже на ходу: — Вот вас всех подозрительных и заметила. Примчались как ненормальные под вечер, перепугали весь народ. Управы на вас нету! Безобразие...

Она даже не оборачивалась. Только прибавила ходу.

Для Артиста все стало ясно. В дом No 5 по улице Карла Маркса недавно наведывалась милиция. Это они протоптали тропинку, это они снесли входную дверь. А вызвать их мог только один человек — тот самый Петрович. Что бы все это могло означать? Неужели их тут с Доком давно уже ждали? Что-то слишком много вопросов.

Артист вернулся к машине. Теперь надо было и в самом деле купить какой-нибудь жратвы и возвращаться к Карасю. Где, он там говорил, круглосуточный магазин? На Центральной площади у почты? Ну, поехали.

Артист вырулил назад, на ту улицу, где жил Карась, и погнал к центру. По проезжей части крутилась ленивая поземка, дорога была неровная и плохо освещенная. По пути ему встретилось только две машины, и вскоре "Нива" оказалась на площади, которая называлась Центральной и на которую выходило пять улиц с разных концов. Здесь вдруг оказалось, что Двоегорск и в самом деле город. Причем достаточно старый. Во-первых, сама площадь была застроена каменными трех- и четырехэтажными домами, еще дореволюционными, кроме одного административного здания, которое явно принадлежало советским временам. А во-вторых, дальше, за площадью, среди сугробов и черных силуэтов деревьев, торчали хрущевские пятиэтажки.

По меркам Двоегорска здесь, на площади, видимо, просто вовсю кипела жизнь: у кинотеатра "Рассвет", где только что закончился сеанс, толпилось человек десять, двери почты и телеграфа были открыты, а в ночном магазине горел свет, и рядом стояло несколько машин. Вот только с рекогносцировочкой Карась малость ошибся. Надо было сказать не "на Центральной площади у почты", а "на Центральной площади у милиции". Дежурная часть городского отделения внутренних дел тоже оказалась здесь. Доковскую "Ниву" могли узнать. Хотя едва ли.

Артист подъехал к коммерческому магазину.

Вышел из машины, запер дверь.

Медленно подошел к дверям магазина...

И в этот самый момент милицейская дверь раскрылась и на улицу вышел невысокий плотный человек. Тот самый, который у калитки дома No 5 представился им с Доком как Петрович. А вслед за Петровичем вышел милицейский майор. Через мгновение Петрович узнал Артиста и остановился... Уходить? Да нет, глупо. Тем более информации о том, что здесь все-таки происходит, до сих пор слишком мало. А так есть шанс пополнить ее.

И Артист решил рискнуть.

— Здорово, Петрович! — расплылся он в улыбке. — Ты куда делся-то? Я стучал, стучал тебе, думал хлопнем по рюмашке, а тебя нет. Заснул, что ли?

— Здоров, — тут же среагировал Петрович. — А где твой друг?

Майор, остановившийся за Петровичем, немедленно напрягся.

— Какой друг? — удивился Артист. — Да ты что, Петрович?

— Ну как же, — плохо скрывая нетерпение, все еще пытался играть Петрович. — Док твой. На Маркса-то вдвоем Шаха ждали, а теперь "какой Друг"?

"Как в первом классе, — усмехнулся Артист. — Они бы еще перемигнулись".

Но перемигиваться не понадобилось. Майор явно уже понял, кого это узнал Петрович у магазина, и вытянулся весь, как охотничья собака.

— Ты чего-то путаешь, Петрович, — продолжил тем временем Артист. — Ни на каком Марксе я не был и Шахов никаких не ждал. Тебе бы проспаться...

— Молодой человек, — вмешался майор, — документики предъявите.

— Документики? — благодушно переспросил Артист. — Документики — это пожалуйста... Чего-то сегодня всем мои Документики понадобились.

Он вытащил паспорт и показал его майору, не раскрывая, словно это был проездной билет на автобус.

— Сюда давай, — нетерпеливо потребовал майор, властно протягивая руку.

Артисту нестерпимо захотелось съездить этому майору, похожему на борова, да так, чтобы у него голова укатилась куда-нибудь к телеграфу с почтой. Но нельзя было.

— Ну на, — сказал Артист с усмешкой и отдал паспорт.

Майор взял его и быстро пролистал.

— Что делаете в Двоегорске, Злотников? — спросил он.

— Что-то не так? — поинтересовался Артист, кивнув на паспорт.

— Не так, Злотников, очень не гак...

— Да ну? Поддельный?

— Ты что думаешь, раз из Москвы приехал, можешь права здесь качать?! — зло прошипел майор.

— Да нет, какие права, просто удивился. Неужели, думаю, в милиции могут выдать поддельный паспорт...

— А ну, пошли! — не выдержал майор и подтолкнул Артиста по направлению к дежурной части. Паспорт он сунул себе в карман.

— Пошли, — сразу согласился Артист.

Согласился с явным облегчением, поскольку разговор стал его уже утомлять, а он, собственно говоря, с самого начала и собирался попасть в дежурную часть.

Майор втолкнул Артиста в кисло пахнущее, выкрашенное в зеленый цвет помещение дежурной части и жестом подозвал к себе дежурного. Из небольшого закутка, отделенного от основного помещения стеклом, поспешно выскочил лейтенант — парнишка лет двадцати четырех.

— Тарасюк еще здесь? — спросил майор.

— Никак нет, ушел.

Майор выругался и подтолкнул к лейтенанту Артиста.

— Этого в обезьянник.

Парнишка достал ключи и открыл просторную клетку с лавочкой, куда помещают задержанных.

— Проходите, — сказал он.

— Благодарствую, — сказал Артист, вошел и устроился поудобней.

Лейтенант запер обезьянник и вернулся в застекленный закуток. Там уже стоял майор, накручивал диск телефона и вполголоса матерился на капитана Тарасюка, который куда-то пропал. "А майор-то ведь тот самый, — подумал Артист, — о котором Карась говорил".

Майор бросил трубку и подошел к обезьяннику.

— Я думаю, ты останешься здесь надолго, — пообещал он Артисту. — Попал ты, Злотников, капитально. Так что лучше тебе не хамить. Понял?

— Понял, — кивнул Артист.

— Ну, так что ты делаешь в Двоегорске?

— Длинная история, майор, — вздохнул Артист.

— Ничего, у меня есть время. Рассказывай.

— Так это что, допрос?

— Считай, что допрос.

— Тогда снимай показания, а то потом забудешь что-нибудь важное.

Майор на секунду растерялся, а потом обернулся к лейтенанту и скомандовал:

— Записывай. Ну? — спросил он Артиста. — Вопрос повторить?

— Да заехал я, понимаешь, человека одного повидать, — начал Артист.

— Как фамилия?

— Смирнов. — Майор вздрогнул, лейтенант прекратил писать, даже не начав, а Артист продолжил, простодушно глядя в глаза майору: — Я-то, собственно, и не собирался останавливаться здесь, да черт меня дернул заехать в ваш "Солнечный" перекусить. А там пристал ко мне мужик один. Его все Битым называли. Пристал как банный лист — давай, говорит, сюда деньги, а то прямо здесь тебя пристрелю. Пистолетом угрожал. В общем, неприятная история. Я-то его выкинул на улицу, а мне все говорят: ты что, с ума сошел? Битый не просто бандит, он с самим Смирновым дружбу водит. Понимаешь, майор, — Артист понизил голос до зловещего шепота, — вроде как этот Смирнов — начальник здешней милиции. Ну, думаю, надо найти этого Смирнова да уладить конфликт... Может, поможешь?

— Ты это что же, — сквозь зубы проговорил майор, — издеваешься надо мной, сука?

— Я?! — изумился Артист.

— А теперь послушай, падла, что я тебе расскажу. Вчера два свидетеля видели, как ты со своим дружком проник ночью в дом номер пять на улице Карла Маркса. Свидетели вызвали милицию, и когда мы туда приехали, то обнаружили там целый подвал оружия. И я обещаю тебе, Злотников, что я найду доказательства того, что это твое оружие. Так что сидеть тебе здесь долго... И скажи спасибо, что мне запретили тебя трогать.

Майор развернулся и ушел в соседнее помещение. Видимо, названивать своему капитану Тарасюку, которого никак не мог найти. И как только он ушел, молодой лейтенант хмыкнул, не сдержавшись.

— Теперь он не отстанет, — сказал лейтенант, — так его еще никто не доставал.

— Так это и есть майор Смирнов? — разыграл удивление Артист, и тут ему стало смешно. Совершенно искренне стало смешно.

Получив некоторое удовольствие от своего представления, Артист решил, что пора бы и честь знать. Все, что мог, он выяснил, и оставаться здесь дольше у него не было никакого желания. Поэтому он просто молча встал и, пока лейтенант на что-то отвлекся, быстро справился с замком, не представлявшим для него никакой проблемы, и выскользнул наружу. Когда лейтенант снова поднял голову. Артист уже заходил в его закуток. Через мгновение молодой дежурный уже сидел в наручниках, не на шутку перепуганный от неожиданности.

— Как тебя зовут? — тихо спросил Артист.

— Лейтенант Невский.

— Вот чудак, зовут как спрашиваю?

— Саша.

—Лейтенант Александр Невский? Это звучит... Кстати, зря ты не записывал мои показания. Ваш майор Смирнов большая сволочь... Ну ладно, Саша, мне пора. Так что я, пожалуй, пойду. Только у меня к тебе один вопрос. И хорошенько подумай, прежде чем ответить, потому что от этого зависит твоя карьера. Но только недолго думай. Готов? Значит, так: кто запретил майору Смирнову меня трогать?

— Не знаю. Я только три месяца здесь работаю.

— Я же просил подумать... Хорошо, поставлю вопрос по-другому: кто дал майору Смирнову на меня ориентировку?

Невский покрылся капельками пота:

— Я ведь не знаю, кто вы. И вдруг Артиста осенило.

— А кого здесь ждали? Это ты знаешь? Лейтенант закивал:

— Ждали... Какого-то Дока.

— Кто ждал?

— Я не знаю. Раза три его видел только...

— Значит, официальных распоряжений по вашему отделению насчет этого Дока не поступало?

— Нет.

— Ну вот, лейтенант Невский, и хорошо. Желаю тебе и дальше не получать никаких официальных распоряжений на наш счет. Будь здоров.

С этими словами Артист дружески хлопнул лейтенанта по плечу и удалился. Петровича нигде видно не было. Артист быстро сел в машину и осторожно вырулил с площади. Вот теперь стало наконец кое-что понятно. Уже хорошо. Хоть не вслепую отбрыкиваться. Но, с другой стороны, хорошего мало. Потому что начинали появляться другие вопросы, и они были значительно неприятней.

3 Ясная безветренная погода, легкий морозец и ослепительное солнце, казалось, навсегда обосновались над Двоегорском. Если бы Док и Артист никуда не торопились, если бы они были в состоянии оценить это благодушие природы, едва ли они пожалели бы, что судьба занесла их в это место. Но увы! С самого утра Карась повел их дворами по скрипучему снегу к участковому Нелуже. Гуськом, по узким улочкам и тропинкам, они через четверть часа дошли до нужного дома.

У дома их встретил парнишка лет пяти-шести в пуховичке и шапке с помпоном — как оказалось, сын участкового Пашка. Он был знаком с Карасем и поэтому сразу поздоровался, сказал, что папка дома сидит, а лично он, Пашка, ужасно занят. После чего убежал на улицу. Карась же поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Открыли им почти сразу.

Александр Александрович Нелужа, или попросту Сан Саныч, с первого взгляда производил впечатление человека открытого и честного, из тех чудиков, которые никак не могут примириться с окружающей несправедливостью, но которым, как правило, с этой несправедливостью приходится мириться, потому что сил на постоянную борьбу с ней не всегда хватает. Сан Санычу было сорок пять, но выше капитана он так и не пошел. Его располагающая внешность, общительность то и дело затуманивались тяжелой озабоченностью. Но если взгляд капитана был хмур, то совсем не от постоянного пьянства, как можно было бы ожидать от милиционера-неудачника в маленьком захолустном городке — так же, как и Док с Артистом, Нелужа почти не пил, — нет, просто ни на минуту его не отпускали большие и маленькие проблемы, которые приходилось решать каждый день. Участковый Нелужа оказался ярким подтверждением одной не очень приятной мысли: быть непорядочным человеком в этом мире намного проще и спокойней, чем наоборот.

Коротко поздоровавшись с Карасем и пожав руку Доку с Артистом, Нелужа пригласил всех в комнату и предложил чай. Но Карась сразу перешел к делу. Он коротко обрисовал ситуацию, в которой находились его новые друзья, рассказал о столкновении в "Солнечном" и о странном исчезновении их приятеля, к которому те приехали, а точнее, о странной неразберихе с двоегорским адресом этого приятеля. Впрочем, ни об оружии в подвале, ни о Петровиче Карась не сказал капитану ничего. Просто потому, что ничего об этом не знал. Так же, как не знал и об истории с ночными приключениями Артиста, который и не подумал подробно объяснить вчера Константину, где его носило полтора часа.

Время от времени кивая головой. Нелужа внимательно выслушал Карася, а потом закурил папиросу "Беломорканал", и над его головой потянулся едкий дымок. Так сидел он минуту или чуть меньше. Потом переспросил:

— Алексей Сомин?

— Да, — подтвердил Док, — у него еще прозвище было Шах.

— Нет, не знаю...

И опять на минуту задумался, потягивая папироску.

— Может быть... это, — предположил Нелужа через минуту, — вы не с улицей ошиблись, а с городом?

Артист взглянул на Дока.

— Исключено, — сказал Док и достал из внутреннего кармана немного помятое приглашение на свадьбу. Оно было написано от руки на красивой открытке с цветами и шарами.

Нелужа взял приглашение и быстро пробежал глазами текст. Он обнаружил там и Двоегорск, и улицу Карла Маркса, и дом No 5.

— А вы уверены, — спросил он опять, — что, это... другого Двоегорска нет?

— Вряд ли, — сказал Артист.

— А что вас смущает? — поинтересовался Док.

— Ну, я, конечно, не знаю здесь, в Двоегорске, всех, — пояснил участковый, — но насчет улицы Карла Маркса могу сказать совершенно точно. Это... Там никогда не жил никакой Сомин и свадьбы никакой там тоже не намечалось...

— Но, может быть...

— Нет, вы уж, это... послушайте до конца. Самое главное, что дом номер пять по этой улице уже года два как нежилой. Старые хозяева умерли, а новые не объявились, вот он и стоит пустой. Так что никто вас туда пригласить, это... не мог.

— Так, может, с номером ошибка? — быстро вставил вопрос Артист. — Может, где-то рядом или напротив? В четвертом, например?

— На этой улице вообще много пустых домов. Еще два дома там нежилых, а из дома номер четыре хозяин, Балакирев Андрей, уехал в Москву, это... денег подработать. Он каменщик хороший. Так что нет, не может быть. Я эту улицу хорошо знаю. Она маленькая и, это... на отшибе стоит.

Нелужа тщательно затушил папиросу в пепельнице.

— Так что же делать, Сан Саныч? — спросил Артист. — Ведь приглашение есть, адрес есть, а человек вдруг пропал. Может быть, с ним случилось что?

Участковый ответил не сразу.

Было очевидно, что ситуация для него пока необъяснима, но вместе с тем что-то в ней его то ли тревожит, то ли не устраивает. Словно гвоздь в ботинке, который неожиданно пробился сквозь стельку и уже начинает колоть пятку.

— Вряд ли я вам чем-то смогу помочь, — сказал он, — если вы, конечно, это... ничего от меня не скрыли. Но попробовать можно. Давайте сделаем так. Я зайду сегодня и наведу справки об этом Алексее Сомине. Может, что-нибудь узнаю. А вам советую, это... если ничего не прояснится, сразу уезжайте к себе в Москву. Вы и так уж набаламутили здесь достаточно.

— Это вы про Битого? — спросил Артист.

— Да что Битый, — вздохнул Нелужа, — этот так, шестерка, прикрылся братьями и бегает, порядок наводит. Здесь не он заправляет.

— А кто? — спросил Док.

— Да вам-то что? Езжайте к себе в Москву и, это... забудьте обо всем.

— Послушайте, Сан Саныч! Вот это приглашение, — Док ткнул пальцем в открытку, лежащую на столе, — написано Алексеем Соминым, и никем другим. Может быть, он за эти десять лет сошел с ума, я не знаю. Но если он на самом деле в Двоегорске и у него возникли какие-то проблемы... представьте себе на минуту... Помочь-то ему можем только мы. И любая информация нам вполне может что-то объяснить.

— Я же сказал, что сделаю все, что смогу. Сегодня же, — ответил Нелужа, немного помолчал и вдруг добавил: — Но если вы хотите знать, во что вляпались с Битым...

— Хотелось бы, — подтвердил Артист.

— Двоегорск — город маленький и автономный, — начал Нелужа, — его достаточно просто прибрать к рукам. Вот его это... и прибрали братья Заславские. Один из них, Леонид, уже лет десять директор двоегорского леспромхоза — единственного в городе большого предприятия. Он всегда знал, что леспромхоз — это государственные деньги, которые можно положить в карман, и древесина, то есть сырье, которое можно хорошо продать. Понимаете? Леспромхоз наш с самого начала еле выживал, это... нерентабельным был, убыточным, рабочие копейки получали, а Заславский разбрасывался направо и налево миллионами. Я уж точно и не знаю, какие он там махинации крутил, кому продавал и перепродавал древесину и как списывал государственные деньги, которые воровал, но жил он всегда не по средствам. А потом ему, видимо, стало не хватать размаха или, может быть, натворил что-то серьезное. В общем, это... чтобы крутиться дальше, ему стала необходима полная власть в городе, ну и через полгода он ее получил: брата, Романа Заславского, сделал мэром Двоегорска, а городское собрание и майора Смирнова, милицию то есть, купил с потрохами. Ну вот и все. Теперь им с братом, это... не нужно стало хитрить и изворачиваться, чтобы крутить свои финансовые махинации. Они просто стали открыто хозяевами всей городской казны и всех официальных и неофициальных доходов леспромхоза...

— Так что же, — удивился Артист, — всех в городе это устраивает?

— Поначалу-то пытались возмущаться. Но потом появился Буркин... ну, это... Битый, бывший уголовник, и Заславские заключили с ним соглашение. Они заставили городское собрание одобрить придуманную ими систему штрафов и, как они назвали, "городских налогов", которые стал собирать Битый со своими людьми. Это такое официальное вымогательство. Ну и, это... Заславские отдают ему половину собранных денег, да еще закрывают глаза на то, что он трясет всех подряд в "Солнечном", но за это обеспечивает им полный порядок в городе. Кому же захочется возмущаться, если потом придут десять подонков и искалечат на всю жизнь?

— Я понял, — сказал Артист. — Если в вашем городе дать по зубам бандиту, то с тобой будет разбираться милиция?

Нелужа только развел руками.

Видимо, он ничего не мог поделать с этим, но ему, носящему ту же самую милицейскую форму, что и у его начальства, было невыносимо с этим мириться.

— Это все деньги, — сказал участковый, — раньше такого не было.

— Что же теперь, — возмутился Карась, — возвращаться в социализм?

— Не знаю...

— Не все деньги грязные, — заметил Артист.

— Ехали бы вы лучше к себе в Москву, — вздохнул Нелужа. — Мне еще не хватало за приезжих отвечать.

— Да вы за нас не беспокойтесь. Сан Саныч. Мы как-нибудь присмотрим за собой сами, — отмахнулся Артист.

— Все оказалось понятней, чем я думал, — сказал вдруг Док.

— Это плохо? — с интересом спросил Нелужа.

— Это плохо. Потому что сюда совершенно не вписывается Шах... А должен был бы.

— Давайте договоримся так, — предложил Нелужа. — Часа через четыре приходите сюда ко мне. Я к этому времени выясню все, что смогу, о вашем Сомине, и будем решать, что делать дальше. Ну что, пойдемте?

Когда они уже выходили на улицу. Нелужа взял Карася под руку.

— Константин, — сказал он, — я так понял, что, это... Буркин угрожал тебе расправой?

— Да он же мне не первый раз угрожает. Сан Саныч. Ты же знаешь.

— Вот и пойдем со мной, — уверенно распорядился Нелужа, запирая дверь своего дома, — напишешь обо всех угрозах. В конце концов, если ты будешь бояться его и молчать, он когда-нибудь и осуществит свои угрозы... Я отдам твое заявление в область. Туда он не дотянется.

Карась вздохнул, но сопротивляться не стал. Так они и разошлись — Док и Артист обратно к дому Кости Карасева, где у них остались вещи и машина, а Костя Карасев и участковый Нелужа в дежурную часть двоегорской милиции. Капитан Нелужа не особенно задумывался над просьбой заезжих москвичей. Нет, он конечно же наведет подробные справки, поднимет документы и выяснит, был ли в городе Двоегорске когда-нибудь человек по фамилии Сомин, но участкового отчего-то вдруг перестала беспокоить эта история — словно гвоздь в подошве, мешавший ходить, на время перестал ощущаться. Теперь Нелужа был совершенно уверен, что никакой тайны или ошибки здесь нет. Просто какой-то Алексей Сомин приехал на пару дней в Двоегорск, а потом или подшутил над своими московскими друзьями, или в самом деле хотел здесь расписаться со своей подружкой, но поссорился с ней и уехал, забыв, что вызвал сюда друзей. Одним словом, просто суета и никакой мистики. Сейчас Нелужу беспокоил не Сомин этот самый, а то, что эти двое отделали Битого. Впрочем, здесь он тоже не видел особых проблем — надо всего лишь убедить москвичей, чтобы они уехали сегодня же вечером. И все.

И все.

Так казалось капитану Нелуже, и поэтому он не особенно задумывался о москвичах по дороге в дежурную часть. Но его спокойствие немедленно улетучилось, как только они с Карасем добрались туда. Потому что в дежурной части очень быстро выяснилось, что только что обнаружен труп с документами на имя Алексея Владимировича Сомина и что в убийстве этого Сомина подозреваются двое приезжих. Тех самых, с которыми только что участковый Нелужа разговаривал в своем доме.

Вот такого поворота событий Сан Саныч никак не ожидал...

4 Док и Артист возвращались к дому Карася той же дорогой, что и пришли оттуда, осматриваясь по сторонам и негромко переговариваясь. Проблемы, выраставшие одна за другой у них перед носом, совершенно не радовали, а мороз и хрустящие сугробы нагоняли тоску.

Первым на подходе к дому остановился Док. За ним сразу же замер Артист.

— Слышал? — спросил Док.

Артист кивнул.

Во дворе карасевского дома слышалась едва уловимая суета, но забор мешал разобраться, что там происходит.

— Я видел дырку в заборе, — предложил Артист, — вон там, за сараем.

Теперь в ответ кивнул Док, друзья изменили направление и быстро пошли вдоль забора. Просочившись на участок, они устроились за сараем, осмотрели весь двор и пришли к неутешительному выводу, что пришли сюда явно не вовремя. На большой поляне перед домом стояли три автомобиля — их собственная "Нива" и еще два чужих, приехавших совсем недавно, причем одним из них была белая "ауди" Битого. Но зачем, интересно, его люди решили наведаться к Косте Карасеву? Чтобы продолжить разговор о деньгах? Или надеялись найти здесь Дока с Артистом?

Ну, так или иначе, а любопытство у Битого разгорелось не на шутку, потому что привез он с собой человек семь-восемь, не меньше: двое стояли около "ауди", двое уже забрались в кабину "вольво" Карася — фургон-рефрижератор стоял в самом углу просторного участка под навесом; один прохлаждался на крыльце дома, из окна которого доносился разговор. А раз разговор — значит, там еще как минимум двое. Что им тут надо? Кстати, ворота на улицу были закрыты. Значит, заезжали они спокойно, без суеты, с чувством, как говорится, собственного достоинства.

— Странно, — тихо сказал Артист, — я думал, что милиция здесь будет первой.

— Так даже лучше, — ответил Док, — будем встречать по очереди.

— С этими-то что будем делать? Выводим из игры?

— Не всех. С Битым надо поговорить.

— Логично.

Тем временем один из тех двоих, что сидели в кабине "вольво", выполз, недовольно огрызаясь на второго, и потрусил к дому.

— Ну я пошел, — сказал Артист, понимая, что момент вполне удачный.

— Сначала рефрижератор, — скорректировал Док, — потом "ауди". Я жду за крыльцом.

Артист кивнул, и в тот же момент обе бесшумные фигуры скрылись за сараем. Через минуту Артист уже был у навеса с рефрижератором. Оглядевшись вокруг, он быстро подошел к кабине, несколько раз требовательно, но негромко стукнул в дверь и схватился за скобу.

— Ну, че? — откликнулся недовольный голос, и дверь "вольво" открылась.

И как только в этой двери показалась голова, Артист, чуть подтянувшись с помощью скобы, юркнул в кабину, и уже через секунду, осторожно прикрыв за собой дверь, бросил взгляд в сторону "ауди". Убедившись, что там ничего не заметили, Семен быстро облачился в куртку лежащего под сиденьем с разбитым носом парня, с удивлением обнаружив в ее кармане тяжелый ТТ. "Разберемся", — подумал Артист, собираясь для следующего броска. Спустя еще секунд десять дверь "вольво" открылась, оттуда бодро выскочил молодой человек в яркой пуховой куртке и, засунув руки в карманы, бодро засеменил по направлению к "ауди". Сначала стоявшие у белой легковушки двое дюжих молодцов не обратили на это никакого внимания, потом один из них обернулся.

— Чего случилось. Косарь? — спросил он после короткой паузы.

"Косарь" ничего не ответил, и только тут до спросившего вдруг дошло, что это совсем не Косарь. Но было уже поздно — Артист оказался слишком близко к нему. Поэтому все, что успели дюжие молодцы, так это только произнести не очень внятно "Эй, мужик", после чего послышался стук тел о железные бока "ауди". На этот легкий шум среагировал парень, стоявший на крыльце, но, видимо, с реакцией у него было еще хуже, потому что он не успел даже ничего произнести. А к тому моменту, когда он все же собрался произнести что-то, а может быть, что-то предпринять, незаметно выскользнувший из-за угла дома Док уже железной хваткой стаскивал его, чуть слышно хрипящего, с крыльца. Когда он затих, подоспел Артист. Док молча кивнул в сторону окна, и Артист юркнул мимо крыльца к окну. Он понял, что Док уже проверил: гости в гостиной, а окно там не защелкнуто на задвижку. А сам Док тем временем не торопясь зашел на крыльцо, тихо открыл дверь и осторожно вошел внутрь.

Голоса раздавались достаточно громко, и явно можно было различить, что говорящих трое. Док спокойно прошел в гостиную и остановился в дверях под недовольные слова Битого:

— ...а меня это не трет! Понял? Я Смирновым верчу, как хочу! Все, я сказал. Карася будем кончать вместе с этими москвичами!

— Битый... — тихо проговорил здоровенный мужик со шрамом на лбу, который раньше всех обнаружил Дока, поскольку двое остальных стояли к двери спиной.

Местный авторитет резко обернулся.

— Здорово, мужики, — сказал Док. — А я смотрю: дверь открыта. Константин здесь?

— Ты кто такой, бля? — спросил грозно здоровенный мужик.

— Так я к Константину. Битый вдруг осклабился.

— А я его помню, — сказал он, — эта сука тоже была в "Солнечном".

Док даже удивился, насколько тупы оказались эти идиоты. До них до сих пор не дошло, что при такой ораве на улице он просто не мог бы без шума зайти в дом. Ну что ж, каждый соображает в меру своих возможностей. А все-таки природа иногда справедлива бывает. Если у тебя есть наглость и сила, то, скорее всего, у тебя слишком мало мозгов...

Правда, молодой парнишка, который совсем недавно пришел в дом из "вольво", оказался посообразительней и, видимо, успел догадаться. Но окно за его спиной тихо растворилось, и с подоконника уже бесшумно опустился Артист.

— В "Солнечном"? — переспросил Док и кивнул: — В "Солнечном" был. Кажется, тебя там помяли немного?

Битый вздрогнул, а мужик со шрамом медленно пошел по направлению к Доку.

— Удавить? — спросил он у Битого, кивнув на Дока.

— Не надо, Вова, — сказал Битый, — лучше посмотри на эту падлу в последний раз. Сейчас я его сам освежую.

— Нос-то прошел у тебя, Битый? — спросил вдруг Артист.

На этих словах все разом резко обернулись к окну, и в то же мгновение Док вырубил мужика со шрамом на лбу, а Артист отключил парнишку.

Битый никак не мог сообразить, что ему делать; он стоял на месте, ошарашенно оглядываясь по сторонам.

— Не суетись, — посоветовал ему Артист, — ты все равно один остался. Так что лучше побереги свой нос.

— Оружие, — потребовал Док.

— А, суки!! — вскрикнул вдруг Битый и попытался дернуться, но тут же получил от Артиста ногой в живот, охнул, упал на колени и согнулся.

Док помог Артисту быстро оттащить мычащего бандита к дивану и усадить его там.

— Упражнение на дыхание, — пояснил Артист, когда Битый был уже в состоянии воспринимать слова. — Если успеваешь выдохнуть весь воздух из легких и напрячь мышцы, остаешься невредимым, а если хоть немного воздуха осталось — отключаешься. Повторить? Молчание знак согласия. И знаешь что. Битый, не рыпайся больше, ладно?

— Кто распоряжается сейчас в двоегорской милиции? — спросил Док, но Битый проигнорировал вопрос.

Артист уже хотел было продолжить дыхательную гимнастику, но Док его остановил.

— Подожди, Семен, — сказал он, — пойди собери лучше всех этих... до кучи.

— Как скажешь, — пожал плечами Артист, схватил за шиворот парнишку у окна и потащил на улицу.

А Док тем временем решил попробовать перейти на понятный для Битого язык.

— Спрашиваю еще раз, кто к ментам приехал? Артист не стал дожидаться ответа. Он вытащил парня на улицу, дотащил его до "ауди" и погрузил на заднее сиденье. Потом то же самое проделал со всеми, кто лежал в снегу. В машине Битого, правда, места всем не хватило, так что пришлось загружать вторую машину. Когда Артист с ними покончил и вошел в дом за мужиком со шрамом, из гостиной навстречу ему вышел Док, волочащий за собой Битого.

— Разговор не сложился? — с интересом спросил Артист.

— Достал он меня, — отмахнулся Док. Спустя пять минут они загрузили семь расслабленных тел в две машины, и Артист открыл ворота.

— Ну что, — спросил он, — куда их? Может, отвезем в дежурную часть и сдадим лейтенанту Невскому?

— Не стоит рисковать... Знаешь, единственное, что я от него добился, так это адрес Леонида Заславского, того самого, на которого этот Битый работает. Хозяина местного. Давай забросим все это дерьмо к нему.

— Думаешь, Заславский что-нибудь знает?

— А вот мы и выясним.

Они сели по машинам и вырулили со двора. Потом Артист запер ворота, и кортеж из двух машин, несколько напоминающий похоронную процессию, отправился в сторону Затона — райончика на отшибе, где Леонид Заславский выстроил себе кирпичный особняк.

Кого можно бояться, если тебе принадлежит весь город? От кого охранять себя, если в городе наводят порядок уголовники-"дружинники", нанятые тобой, а начальник милиции вообще получает у тебя зарплату? И машину твою водить будут, и за домом твоим присмотрят. Именно так и думал всегда Леонид Заславский. Так, собственно, и жил уже достаточно давно и чувствовал себя вполне комфортно.

Но ровно в полдень этого дня ему пришлось несколько пересмотреть свои взгляды...

5 — Ёшкин кот! Да ведь это же... Точно, это Игорек!

Карась обалдело смотрел на труп и не мог поверить своим глазам. В голове была совершеннейшая каша, и в первую очередь именно от этого неожиданного открытия, поскольку потрясение от вида безжизненного тела приятеля накладывалось на тот простой факт, что увидеть здесь они должны были совсем другого.

— Ты уверен? — спросил Нелужа.

— Да что там уверен, Сан Саныч! Я ж его знал как родного!

Участковый покачал головой.

Только этого еще не хватало! Что еще им предстоит выяснить сегодня? Даже для него, замученного проблемами капитана Нелужи, это было слишком. Но сама собой возникала подлая уверенность, что все это только начало. Не более часа назад в неприятном разговоре с майором Смирновым Нелужа узнал о том, что некий Алексей Сомин не только существует, но уже убит и стал причиной уголовного дела, которым Смирнов и занят. Начальник двоегорской милиции подтвердил, что еще не все в этом деле ясно, но, несмотря на это, у него уже есть твердое убеждение в том, что здесь замешаны двое приезжих, тех самых, что устроили драку в "Солнечном". Кстати, личность одного из них уже удалось установить. Это некий Иван Перегудов по кличке Док. Правда, пока неизвестно, кто он такой, но это тоже очень скоро выяснится.

Нелужа не стал говорить Смирнову, что успел лично познакомиться с этими приезжими, но неожиданный поворот событий очень насторожил участкового. И он попытался прояснить ситуацию. Почему у майора такая уверенность в их виновности? Каким образом он так быстро установил личность этого Дока? Откуда вообще взялся этот труп, если еще вчера о нем ничего не было известно? Но майора Смирнова просто взбесила настойчивость и любознательность участкового. Он и так с трудом терпел этого упертого капитана, а тут и без него такие проблемы на голову свалились, что хоть в отставку подавай.

— Тебя, капитан, это не касается! — рявкнул Смирнов. — Иди и занимайся своим делом!

— А я чем занимаюсь? — возразил участковый. — Вы, товарищ майор, как-то странно понимаете мои обязанности...

— Это не твои обязанности, понял? Этим делом Москва занимается... — Смирнов осекся, словно сболтнул лишнее, и от этого его раздражение немедленно усилилось. — Значит, так, капитан Нелужа. Отправляйтесь на свой участок, домой, в отпуск... Отправляйтесь куда хотите, но чтобы три дня я вас не видел и не слышал! Все ясно?!

— Ясно, — сказал Нелужа.

Но он ни секунды не собирался оставлять это дело. По двум причинам. Во-первых, он был твердо уверен, что не имеет морального права оставлять без внимания убийство на своем участке, а во-вторых, он должен был обязательно выяснить, имеют ли отношение к убийству его новые знакомые. Последнее было принципиально важным. Приезжие ему понравились, и если они никакого отношения к происшедшему не имеют, значит, Смирнов хочет на них это убийство повесить. Такого беззакония Нелужа терпеть не собирался. Но! Если эти люди и в самом деле совершили убийство, то, как бы хорошо он к ним ни относился, он обязан их арестовать.

— Что случилось, Сан Саныч? — встревоженно спросил Карась, когда мрачный Нелужа вырулил из дежурной части.

— Пошли, Константин, будешь, это... у меня свидетелем.

— Куда?!

— В морг.

По дороге в городскую больницу, больше напоминавшую небольшую санчасть, участковый вкратце рассказал Карасю об убийстве и предупредил, что сейчас они с ним осмотрят труп. Костя отказываться не стал, хотя и почувствовал неприятный озноб от скорой встречи с покойником.

Главврач, который прекрасно знал участкового, провел их в отдельно стоящее одноэтажное здание морга, подвел к тележке с телом и откинул брезент. И как только Карась увидел покойного, он его тут же и узнал. Это было тело его приятеля-дальнобойщика, об исчезновении которого он рассказывал совсем недавно Доку с Артистом.

— Та-ак, — произнес Нелужа, чувствуя приближение очень больших неприятностей.

— Что будем делать? — спросил Карась.

— Когда его привезли? — поинтересовался Нелужа у главврача.

— Ночью.

—Кто?

— Смирнов и еще двое. Я их не знаю.

— При нем были какие-нибудь вещи?

— Никаких... А что случилось. Сан Саныч? Участковый пропустил вопрос мимо ушей. Он достал "беломорину" и закурил.

—А Смирнов, это... объяснял как-нибудь свой приезд?

— Да ничего особенного, — пожал плечами главврач, — сказал, что найден ночью труп и что будем, мол, разбираться.

—Ладно, спасибо...

На этом Нелужа и Карась покинули больницу. Костя спрашивал еще раза два "что будем делать?", но участковый не реагировал. Он шел задумчиво впереди и только буркнул неразборчиво что-то вроде "и чего, твою мать, ему надо-то". Но потом докурил папиросу, выбросил окурок и обернулся-таки к Карасю.

— Пошли, Константин, ко мне. Будем ждать ребят. Кажется, у них, это... большие неприятности возникли.

И они бодрым шагом отправились к дому Нелужи.

Когда через полчаса они оказались на месте, у дома их уже ждали Артист и Док...

* * * Время зимой бежит почему-то значительно быстрее, чем в любое другое время года. Возможно, это связано с коротким зимним днем, а возможно, с холодной погодой. Но в любом случае ты практически не успеваешь оглянуться, как утро уже перетекает в вечер, почти ничего не оставляя на день. Вот и сейчас Док, Артист, Костя Карасев и капитан Нелужа сидели в натопленной комнате при свете люстры, потому что за окном быстро темнело, хотя, казалось, только что на улице был день...

После того как все они встретились снова, им было необходимо поделиться друг с другом добытой информацией и информацию эту как следует обмозговать, чтобы понять, куда они попали. А то, что попали они все, а не только Док и Артист, стало очевидно уже через час после начала разговора. Теперь им всем было проще, потому что у Нелужи не осталось сомнений относительно приезжих москвичей, да и у приезжих москвичей по отношению к участковому сомнения, если они и были, развеялись окончательно. Так что говорить можно было откровенно, не тратя время на недомолвки.

Для начала Нелужа подробно рассказал о своем посещении дежурной части, о разговоре с майором Смирновым и о трупе в городском морге. А потом Док и Артист рассказали о том, о чем умолчали раньше, — об оружии в подвале дома No 5, о Петровиче и о приключениях Артиста в той же дежурной части. Причем Нелужа совершенно отмел версию о том, что с помощью трупа Смирнов решил отомстить Артисту.

— Исключено, — сказал он. — Смирнов не стал бы связываться с убийством, если бы его не заставили.

— Да и вообще, — напомнил Артист, — он обещал повесить на меня оружие, а не труп.

Дело шло к ночи, за окном стемнело. Они разговаривали уже несколько часов. Все, что за эти два дня произошло, было восстановлено и подробно обсуждено.

— Мне кажется, — решил наконец подвести итог Нелужа, — что вас здесь ждали с самого начала. Нависла короткая пауза.

— Очень похоже, — согласился Артист.

— Давайте с самого начала, — предложил Док. — Получается вот что. Нас пригласили...

— Тебя пригласили, — напомнил Артист.

— Меня. Значит, о тебе ничего не знали сначала. Но в результате мы оказались вместе... Ладно, об этом потом. Итак, нас пригласили в город Двоегорск по адресу улица Карла Маркса, дом номер пять, и мы, ничего не подозревая, приехали. Дом оказался пустым и с подготовленным арсеналом оружия, причем за домом наблюдали. Из этого следует, что Сан Саныч прав. Нас действительно ждали с самого начала.

— Причем должны были, — добавил Нелужа, — взять вас сразу, как вы приехали, вместе с этим оружием, потому что дом пустой, там ничего нет и, это... вы бы сразу поняли, что здесь что-то не так.

— Но вышла небольшая промашка, — подхватил Артист. — Мы приехали на два дня раньше и спутали все планы.

— Мы не просто приехали на два дня раньше, — продолжил Док, — но и вовремя проверили подвал. Поэтому, когда те, кто нас ждал, с опозданием, но все же сориентировались и приехали нас брать, мы уже сидели у Константина и пили чай. И тогда они решили подкорректировать свой план. Они состряпали документы на имя Алексея Сомина, к которому мы ехали, и якобы обнаружили труп с этими документами. Причем я не удивлюсь, если уже нашлось оружие, из которого этот Сомин был убит, и оружием этим окажется, к примеру, одна из "беретт" из подвала.

— Скорее всего, — кивнул Нелужа, — таким образом они легко могут вас снова, это... привязать к делу.

— К какому делу? — спросил Артист. — Вот что самое интересное. К трупу? К оружию? Снова образовалась пауза.

— Мне кажется, — сказал Карась, — что у Игоря были проблемы с этим Битым. Наверняка это он его убил.

— Тогда приходится сказать, — вздохнул Нелужа, — что Смирнов с самого начала прикрывал этого бандита и знал о трупе.

— Ну да, — закончил Артист, — а когда труп понадобился, ему приделали новую фамилию...

— Что-то мы упускаем, — проговорил Док. — Что-то очень важное... Сан Саныч, подумайте еще раз, что в этом деле непонятно.

— Да все! — сразу ответил Нелужа. — И главное, зачем это нужно... — Потом задумался и сказал: — Вот что. В этом деле, это... все шито белыми нитками.

— Что вы имеете в виду?

— Понимаете, как-то хлипко у них все получается. На том, что есть, человеку не предъявить серьезных обвинений... Знаете что, я, кажется, понял.

— И я,— подхватил Артист. — Все становится логичным, если предположить, что местная милиция тут вообще ни при чем. Ее просто используют, а тем, кто все это задумал, надо было просто на время нас задержать именно в этом городе и именно... Док, когда там свадьба должна была состояться?

— Послезавтра.

— Вот. Послезавтра. Поэтому им не очень важны доказательства.

— Но зато очень важно нас взять, — добавил Док. — Они даже труп придумали!

— Сан Саныч, — спросил Артист, — вы говорили, что этим делом занимается Москва?

— Смирнов проговорился, это... мне кажется, случайно.

— Значит, сюда приехал кто-то из Москвы по ваши души, — констатировал Карась. — Ну и вляпались вы, ребята...

— Не кто-то, а люди ФСБ, — сказал Док.

— Откуда вы знаете?

— С нами делились информацией.

— Кто?

— Заславский ваш.

— Вы что, и к Заславскому ездили?!

— Понимаешь, Сан Саныч, Битый больно уж обнаглел. Надо было предупредить его хозяина, чтоб попридержал своего пса маленько, ну мы и решили к нему заехать, — пояснил Артист. — А он нам возьми да и расскажи, что толком ничего не знает, а знает только, что ФСБ нами интересуется. И даже специально из-за нас прислали сюда людей.

— Зря вы это, — недовольно сказал Нелужа.

— Ничего, вам с Карасем спокойней будет.

— А почему, — задал Нелужа вопрос, который давно хотел задать, — ФСБ вами, это... интересуется?

— Вот мы и должны выяснить, — сказал Артист. — И потом, послезавтра все само может разъясниться. Не зря же нас ждали послезавтра.

— И все-таки, — повторил участковый свою утреннюю мысль, — лучше вам уехать.

— Ни в коем случае.

— Почему?

— Потому что вас не имеем права оставить... Знаете, зачем мы ездили к Заславскому? Пока тебя, Константин, не было, Битый завалился в твой дом. Может быть, он и не стал бы отрезать твою голову, но покалечил бы точно. Я лично в этом не сомневаюсь.

Карась невольно поежился.

— Так что, — закончил Артист, — давайте дождемся послезавтра. Кое-что мы уже знаем. Осталось выяснить, что это за ФСБ такое, как-то в ФСБ я не очень-то верю, хорошо бы своими глазами увидеть то, что должно произойти. А увидим — по обстановке сориентируемся. Нам с Доком скрывать нечего. Мы не преступники.

На том и закончили.

Нелужа предложил всем оставаться у него. На всякий случай. Все согласились и вскоре разбрелись по комнатам.

— И все-таки Пастух был прав, — сказал Док, когда они разбирали с Артистом свои лежанки на втором этаже.

— Может, связаться с ним?

— Рано пока... Знаешь, мне не дает покоя одна мысль.

— Какая?

Док немного помолчал.

— Как ни крути, а приглашение-то все же написано Лешкой. Собственноручно.

Артист ничего не ответил. Да и что сказать? Но когда они уже легли, он вдруг вспомнил их сегодняшний разговор с Заславским. Вспомнил, как тот, трясясь от страха, рассказал им, что имени и фамилии главного фээсбэшника он не знает, но как-то слышал, что его назвали Коперником.

— Как ты думаешь, Коперник — это имя или фамилия?

— Творческий псевдоним, — хмыкнул Док.

Глава пятая. Запасной вариант 1 Аджамал Гхош купил порцию шаурмы и теперь с явным удовольствием уничтожал ее, с удобством расположившись на лавочке на набережной Тигра. Каждый раз, когда он откусывал очередной кусок, мясо начинало исходить соком, так что ему то и дело приходилось наклоняться вперед, чтобы не испачкать одежду.

Прошел уже почти месяц, как он сидел в Багдаде, и пока его жизнь больше напоминала отпуск на курорте, нежели выполнение опасного задания, ради которого он, собственно, здесь и оказался. Время шло, и каждый новый день, в сущности, ничем не отличался от предыдущего. Утром, пока ночной холодок еще не успел смениться дневным зноем, Аджамал отправлялся на набережную, чтобы съесть здесь же завтрак — порцию сочной шаурмы. Здесь же, на лавочке, он не спеша прочитывал все газеты, которые мог купить на ближайшем лотке. В основном это были арабские газеты. Иногда попадалась лондонская "Тайме", а однажды Аджамалу достался даже номер "Известий", только каких-то совсем незнакомых: название газеты было напечатано красной краской, а сверху почему-то добавилось слово "Новые".

С наступлением полуденного зноя Аджамал возвращался к себе — неподалеку он снимал комнату у одной вдовы, чей муж погиб еще на ирано-иракской войне. У него даже был здесь телевизор, и от безделья он смотрел все программы телевидения подряд. Основное содержание большинства из них укладывалось в две фразы: "Американцы — сволочи" и "Саддам просто молодец"...

Снова он выползал в город только вечером — пообедать в дешевом ресторанчике, просто поболтаться по городу. И так каждый день. Временами ему начинало казаться, что он обречен навсегда остаться в этом городе.

Сегодняшнее утро началось как обычно. Расправившись с шаурмой, Аджамал тщательно вытер пальцы и рот носовым платком и поднялся со скамейки, чтобы купить газеты. Продавец газет, прекрасно изучивший вкусы своего постоянного клиента, уже приготовил для него свежие номера.

— Обратите внимание, уважаемый, — посоветовал он, — много пишут о визите русской делегации. Есть мнение, что Россия наконец-то решится открыто выступить против Америки на стороне Ирака. Как вы думаете? Говорят, что делегация вела переговоры о военной помощи.

— Глава этой делегации, — ответил Аджамал, — у себя дома написал книгу о том, как он мечтает, чтобы русский солдат омыл свои сапоги в Индийском океане. Посмотрите на карту, уважаемый Сайд! Из России путь к океану пролегает как раз через Ирак...

— Ай-яй... — покачал головой торговец. — Значит, все врут про то, что Россия нам поможет? Неужели Аллах оставил нашу несчастную страну?..

— Свежую газету, пожалуйста.

Услышав этот голос, Аджамал обрадовался. Даже не взглянув на нового покупателя, он узнал человека, называвшего себя Коперником. Взяв газету, Коперник сделал знак глазами и не спеша пошел вдоль набережной. Гхош, не подавая вида, что знает его, неспешно расплатился с торговцем и, взяв кипу газет, двинулся следом.

Так они шли, пока не оказались в той части набережной, которая пострадала во время бомбежек еще в девяностом году. Сюда упала одна из американских бомб. За прошедшие годы воронка немного осыпалась, заполнилась водой и густо поросла бурьяном. Иракцы старались как можно реже заглядывать в этот район набережной — похоже, воронка эта будила в них неприятные воспоминания, а то и ущемляла национальную гордость...

Наконец Коперник решил остановиться. Расстелив только что купленные газеты на вывороченной бетонной плите, они с удобством расположились на ней. Коперник закурил и первым нарушил молчание:

— Рад вас видеть, Аджамал. У вас примечательное постоянство — каждое утро шаурма и газета. Не очень-то хорошее качество для нашей профессии. Вы не находите?

— Прогулки полезны для моего здоровья, — пожал плечами Аджамал.

— Кстати, как ваши боли?

— Да, благодарю. Стало легче. Но я так думаю, что не ради вопросов о моем здоровье вы решили со мной встретиться.

— Вы пессимист, дорогой Аджамал, — улыбнулся Коперник. — Но, как всегда, правы. Вы наверняка уже устали от безделья.

— Пожалуй, да, — грустно согласился Гхош. — Последние полгода я только тем и занимаюсь, что бездельничаю.

— Тогда могу вас обрадовать. — Коперник зашвырнул окурок в воронку. — Ваше время настало. Работа предстоит серьезная, а действовать вам почти всегда придется в одиночку.

— Я знаю, — кивнул Аджамал. — Давайте перейдем к деталям.

— Согласен.

— Правда, я ожидал, что операция будет приурочена к визиту из Москвы, — добавил Гхош.

— Увы, — развел руками Коперник. — Этот вариант не прошел. Могу сообщить только, что наш человек в самый последний момент оказался выведенным из игры людьми аль-Вади. Он остался жив, но есть и убитые.

— Прекрасно, — хмыкнул Аджамал. — Стало быть, мне отведена роль рояля в кустах, верно?

— Именно, — не стал спорить Коперник. — Но роль почетная, а главное, опасная. Как я уже сказал, вам придется действовать одному. То есть здесь, в Багдаде, я помогу. Но дальше — без меня.

— Вот давайте об этом и поговорим. Я не барышня. Мне сластить пилюлю не надо, — прервал его Гхош.

— Ладно, слушайте, — решительно перешел к делу Коперник. — Нам не удалось вывезти контейнер с делегацией. Камаль Абдель аль-Вади буквально нашпиговал город своими десантниками.

— Я обратил внимание, — кивнул Аджамал.

— Конечно, до открытого противостояния дело не дойдет, но и рисковать никто там, наверху, не хочет. Значит, десантники Камаля — это первая трудность.

— Но во Дворце-то их нет? — предположил Гхош.

— Во Дворце нет, — подтвердил Коперник. — Зато вокруг предостаточно. Дворец — вторая трудность. Там предостаточно людей из армейской разведки. Моим иракским партнерам приходится нелегко. Секреты более получаса не сохраняются. Конечно, во Дворце вам будет оказана максимальная помощь. Но ориентироваться нужно на худшее.

— Я всегда рассчитываю только на худшее, — угрюмо сообщил Гхош.

— Поэтому я и говорю, что вы пессимист, — улыбнулся Коперник.

— Я не всегда был таким, — ответил Аджамал все так же угрюмо.

— Итак, продолжим. План ваших, вернее, наших действий во Дворце мы обсудим подробно в следующий раз. Пока я вкратце обрисую ваш маршрут, а вы подумаете, какие дополнения или уточнения вам понадобятся. Из Багдада вы направитесь на север.

— Турция, — согласился Гхош. — Я думал об этом.

— Да, Турция. Ваш маршрут пройдет через мятежный Курдистан. Там Камаль Абдель будет чувствовать себя не так уверенно. Курды не дают армии расслабиться. К тому же у нас налажены неплохие связи с мятежниками. Мы еще со времен СССР работаем с ними против турок. Значит, после Багдада Киркук и Эбриль. Вы запоминаете?

Аджамал кивнул головой.

— В Эбриле вас должны будут встретить курды. Место сложное. Город практически находится на положении оккупированной территории, несмотря на то что это все еще территория Ирака. Но там, в мутной воде, у вас больше шансов уйти от преследования.

— Повстанцев мне придется искать самому? — поинтересовался Аджамал.

— Ну не совсем, — возразил Коперник. — Впрочем, связью с курдами занимаюсь не я. Когда мне сообщат из Центра подробности, я с вами поделюсь... Курды по горам переправят вас на турецкую территорию. На этом этапе вам уже можно будет не бояться длинных рук армейской разведки. Но тут другая сложность: турки тоже имеют претензии к независимому Курдистану.

— Я читал об этом в газетах, — заметил Гхош.

— Вот и славно. Значит, мне нет необходимости описывать все в подробностях.

— По крайней мере сейчас, — уточнил Аджамал.

— Хорошо. Все необходимые информационные справки я подготовлю, — согласился Коперник. — Но вообще-то Турция — наиболее легкая часть пути. Там вас встретят наши люди. Вас будет ждать самолет. Да, собственно, на этом ваша миссия и закончится. Если вас не собьют наши доблестные пограничники, то спустя несколько часов вы окажетесь в России. А там я уже буду вас встречать. С цветами.

— В общем понятно, — сказал Аджамал. — Теперь давайте поговорим о снаряжении.

— Конечно, вам ведь понадобится оружие, документы. Ну, в этом наши иракские партнеры ничем не ограничены. Танк, конечно, вам не дадут, но на все остальное можете смело рассчитывать.

— Танк мне и не понадобится, — все так же серьезно ответил Гхош.

— Хорошо. Говорите, что вам нужно. Я весь внимание.

— Пистолет. Лучше "стечкин" и четыре полные обоймы к нему. Потом револьвер. Что-нибудь поменьше размером. Соответственно кобура под плечо и на ногу. О мелочах поговорим позже. Я имею в виду фляжки, фонарь, веревку и прочее.

— Понятно. Из оружия все?

— Две гранаты.

— Немного, — удивился Коперник. — Вы уверены, что вам этого хватит?

— Я же не в атаку иду, — отрезал Аджамал, — если я не отстреляюсь из "стечкина", то мне и "базука" не поможет. Далее. Мне нужны как минимум два комплекта надежных документов. Один — на какого-нибудь гражданского чиновника. Что-то вроде санитарного инспектора. Есть такие в Ираке?

— Я понял, — кивнул Коперник.

— Соответственно к документам командировочное удостоверение. Второй комплект — на офицера иракской армии. Тут нужно хорошо продумать, какую именно должность выбрать. Посоветуйтесь с иракцами. К документам понадобится армейский джип и форма. Подготовьте также подробное описание нравов и обычаев иракской армии. Уставы и прочее. Также нужна справка о дислокации частей по моему маршруту. Имена командиров и что-нибудь из событий прошлого. Это мне понадобится срочно.

— Будет, — коротко согласился Коперник.

— О деньгах я уж и не говорю.

— Об этом не беспокойтесь. Иракцы нас спонсируют.

— Тогда пока все. Об остальном поговорим в следующий раз.

— Отлично. С вами приятно работать, — улыбнулся Коперник.

— Вернемся к этому разговору, если встретимся в России, — мрачно заметил Гхош.

— Да, еще, — вспомнил Коперник. — Кажется, иракцы готовы выделить пару человек вам в попутчики. Вероятно, крепкие ребята.

— Это лишнее, — решительно возразил Аджамал. — Я их не знаю, а времени на знакомство у нас нет. Они будут только мешать.

— Понимаю, — согласился Коперник. — Привыкли работать в одиночку.

— Нет, только с надежными людьми.

— Буду считать это за комплимент, — пошутил Коперник.

— А с вами я тоже не поехал бы, — осадил его Гхош.

— Ну спасибо за искренность... — проворчал Коперник. — Хорошо. Завтра, на этом же месте, я передам вам кое-какие материалы. Карты маршрута, план Дворца и прочее, что вы просили.

— Договорились.

Они поднялись с бетонной плиты, и налетевший порыв ветра с реки тут же унес газеты, на которых они сидели.

— Ну вот, — огорчился Гхош. — Моя пресса улетела. Придется разоряться на новую.

— Бросьте, — сказал Коперник, отряхивая брюки от пыли. — Ничего нового вы там не прочтете.

— Не скажите, есть мнение, что русские скоро объявят войну Штатам, — невозмутимо сообщил Гхош.

— Вы это серьезно? — опешил Коперник.

— Так мне сказал торговец.

— Ну-ну... — протянул Коперник. — До завтра.

— До завтра, — попрощался и Аджамал.

2 Ближе к вечеру Коперник собрался на встречу с советником Джабром Мохаммедом аль-Темими. Нужно было как следует озадачить сего государственного мужа — ведь иракцы тоже заинтересованы в благополучном исходе дела. В конце концов не может же русский шпион сам все сделать. На встречу Коперник отправился пешком. В назначенное время в условленном месте его должен был подобрать автомобиль. На этот раз разговор с советником намечался на нейтральной территории. Вторичный визит русского корреспондента во Дворец мог вызвать кое у кого ненужные подозрения. Хотя первый визит тоже наверняка не остался незамеченным.

С замиранием сердца Коперник спустился в холл отеля. Самое неприятное, что могло с ним сейчас произойти, — это встреча с навязчивым американцем. Но фортуна улыбнулась ему, и Стивена на пути Коперника не оказалось. С облегчением вышел он на улицу, быстрым шагом двинувшись вдоль проспекта. Времени у него было предостаточно, но лучше на всякий случай подстраховаться.

Так, прокручивая в голове план предстоящего разговора, Коперник шел мимо закрывающихся магазинчиков, обгоняя неспешную багдадскую толпу. Но судьба все же не уберегла его от неприятного сюрприза. Сворачивая в очередную улочку, он нос к носу столкнулся с запыхавшимся американцем.

Похоже было, что толстяку пришлось некоторое время даже бежать. Тем не менее при виде русского коллеги он изобразил полнейшую беззаботность и даже радостно улыбнулся этой "неожиданной встрече".

"Чтоб тебя!.. — в сердцах пробормотал Коперник себе под нос. — Как же это я давеча в сортир без тебя сходил?.."

— А, Леонид! — радостно завопил Стивен. — Какая неожиданная встреча! Определенно я начинаю думать, что Багдад весьма мелкий городишко.

— Да, если учитывать вашу прыть и размеры, — отбросив всякую вежливость, открыто схамил Коперник в надежде, что толстяк обидится и уберется восвояси.

Но не тут-то было. Стивен, пропустив замечание Коперника мимо ушей, все так же радостно продолжал:

— Я слоняюсь без дела по городу и тут вижу вас, Леонид. Вижу, вам тоже не пишется, верно?

— Так вам же не сидится, — продолжал гнуть свое Коперник, — вот и не пишется! Он был готов убить толстяка на месте.

— Не моя вина, что наше проклятое правительство тянет кота за хвост, — продолжал свой треп американец. Он не замолкал ни на минуту, несмотря на то что Коперник продолжал свой путь в прежнем бодром темпе и Стивену приходилось что есть силы семенить рядом. При его комплекции, да в такую жару, это было нелегкое испытание.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Коперник. — То, что ваше правительство продолжает оплачивать ваше пиво?

— Нет, Леонид, я имею в виду начало военных действий. Я рискую умереть от скуки, а это не предусмотрено моей страховкой.

"Ты рискуешь умереть от моей руки", — подумал Коперник, а вслух сказал:

— Я спешу, Стивен.

— Вижу, вижу, — согласно покачал головой толстяк.

— У меня важное дело, — уточнил Коперник.

— Что-нибудь интересное? — оживился американец. — Леонид, не жадничайте. Поделитесь темой. Ваши читатели в России все равно не читают американской прессы. Мы не конкуренты.

— Это дело в посольстве, а вас туда не пустят.

— А, — ухмыльнулся толстяк, — идете передавать шифровки в Центр. Понимаю, шпионите понемногу. Признайтесь, Леонид...

— Не больше чем вы, — довольно двусмысленно ответил Коперник.

Американец озадаченно замолк, соображая, как он должен реагировать на услышанное.

— Ладно. — Коперник так резко остановился, что Стивен по инерции пробежал несколько шагов вперед. — Вы меня уломали. Давайте заглянем в бар и пропустим по стаканчику.

— Вот это — настоящий мужской разговор, — как-то вяло откликнулся на это предложение Стивен.

Ближайший бар оказался в двух шагах. Усевшись за стойку, они заказали по бокалу пива.

— У меня предложение, — заявил американец, после того как осушил залпом половину запотевшего бокала.

— Какое? — с неприкрытой тоской спросил Коперник.

— Я точно знаю, что у вас в посольстве имеются стратегические запасы водки "Столичной". Предлагаю вам прихватить парочку бутылок, и мы сможем славно закончить этот вечерок.

— Замечательно. — Коперник посмотрел на часы и понял, что если общение с американцем еще хоть немного затянется, то он рискует опоздать. — Секунду, Стивен, — сказал он, поднимаясь со стула. — Я только загляну в сортир, и мы продолжим этот замечательный разговор.

— Я буду ждать вас, — отсалютовал толстяк бокалом.

— Сколько угодно, — пробормотал Коперник, выходя через кухню на соседнюю улочку.

Он ни на секунду не поверил в то, что американец на самом деле такой идиот. А значит, в преддверии операции он может осложнить все дело. Нужно было ликвидировать эту опасность на корню.

Как бы в подтверждение его самых худших ожиданий, за ближайшим поворотом он вновь столкнулся со Стивеном. По всему выходило, что толстяк американец действительно оказался далеко не дураком и, разгадав намерение Захарова улизнуть, попросту перехватил его на полпути.

— Сегодня просто день неожиданных встреч, — хмуро буркнул Коперник, окинув американца недобрым взглядом. — Что вам от меня нужно, Флейшер? Только выкладывайте все сразу, у меня мало времени.

— Я выложу, Леонид, — совершенно серьезно ответил Стивен. — Но только если вы перестанете от меня бегать.

— Тогда вернемся в бар, — предложил Коперник.

Через пару минут они вновь оказались у стойки.

— Виски? — спросил Коперник.

— Нет, — покачал головой Стивен. — Только содовую.

— Ну... значит, дело серьезное, — покачал головой русский. — Я вас внимательно слушаю. Только, ради бога, Стивен, не забывайте о времени. Иначе мне придется вновь от вас сбежать.

— Я буду краток, — покорно пообещал американец. — Прошу отнестись ко всему, что я сейчас скажу, совершенно серьезно. Мы с вами, Леонид, коллеги, и я имею в виду не журналистское ремесло. Поэтому нет необходимости ходить вокруг да около, — Ну так и не ходите, — проворчал Коперник.

— Для экономии времени я не стану перечислять все имеющиеся в нашем распоряжении факты вашей шпионской деятельности. Просто поверьте, что у нас есть все основания считать вас, Леонид, сотрудником ГРУ Генерального штаба Министерства обороны Российской Федерации.

— Вы сказали "у нас", — ответил Коперник, не подтвердив и не опровергнув слова Стивена. — Кто это "мы"?

— Мы — это Центральное разведывательное управление США. Вы не волнуйтесь, Леонид, мы на нейтральной территории и оба одинаково находимся вне закона. У каждой из наших стран есть интересы в Ираке, которые мы здесь и осуществляем. Свои интересы в последние дни моя страна продемонстрировала достаточно ясно. А вот интересы России нам еще не до конца ясны. Вы, Леонид, могли бы нам помочь.

Флейшер многозначительно посмотрел на своего собеседника. Коперник не спеша отхлебнул из стакана холодной содовой и медленно ответил:

— Следует ли мне расценивать ваши слова как попытку завербовать меня?

— Безусловно, — с готовностью подтвердил Стивен. — Вас что-то шокирует? Но вы же профессиональный разведчик, Леонид. К тому же вы спешите.

— А почему вы решили, что офицер русской разведки так легко пойдет на предательство своей страны?

— Потому что вы уже один раз сделали это, — с улыбкой ответил американец. — Два дня назад вы встречались с генералом аль-Вади. Брали у него интервью? Ваше командование в курсе этих ваших встреч? А деньги вы выиграли у генерала в покер? — С каждым новым вопросом в голосе Стивена все с большей и большей силой проявлялись металлические нотки. Добродушный увалень, пьяница и балагур на глазах уступал место профессиональному разведчику. Не дождавшись ответа, Флейшер жестко произнес: — Перестаньте, Леонид. Неужели вы думаете, мы не поняли, как ловко вы сдали своего собственного агента! Но это нас не касается! Это проблемы вашей конторы. Но у ЦРУ тоже есть некоторые вопросы к вам. Я не понимаю, к чему вам пачкаться с какими-то арабами. Мы — солидное учреждение. И платим тоже хорошо. А главное — стабильность...

Пару минут русский молча вертел в руках стакан и ничего не отвечал. Стивен терпеливо ждал. Потом Коперник поднял взгляд на часы, висевшие на стене, и сказал:

— Мне нужно время. Вернемся к нашему разговору позже.

— Хорошо, — не стал спорить Флейшер. — Позже так позже. Только не совершайте опрометчивых поступков, Леонид.

— До встречи, — бросил Коперник, поднимаясь со стула.

Выйдя на улицу, он тут же поймал такси и последующие десять минут имел возможность осмыслить состоявшийся только что разговор. Он, признаться, не ожидал от американца столь решительных действий. По его расчетам, они еще как минимум неделю должны были играть в "кошки-мышки". Но, видимо, американцев подгоняли обстоятельства, и они были вынуждены сыграть в открытую.

Но, по крайней мере, теперь отпала необходимость изображать из себя эдакого русского рубаху-парня. А то смех один — два взрослых мужика изображают беззаботное пьянство, а на самом деле оба напряженно работают, ловя и запоминая каждое слово.

Что касается денег, то этим Коперника сегодня не соблазнишь. Именно за эту операцию ему заплатили неплохо. Очень неплохо.

В назначенном месте его уже ждал черный "пежо" с условленными номерами. Коперник молча пересел в эту машину, и шофер тронулся вперед.

Встреча состоялась в одном из неприметных домов на окраине Багдада. Шофер остановился у старого облупленного здания с окнами, наглухо закрытыми ставнями.

— Вам нужно подняться на второй этаж, — сообщил шофер, указав на приоткрытую дверь.

Коперник молча вылез из "пежо" и вошел в дом. На темной лестнице его остановил охранник и, не говоря ни слова, обыскал с ног до головы. Убедившись, что посетитель оружия не имеет, охранник пропустил Захарова на второй этаж.

В комнате с тщательно занавешенными окнами, освещаемой только светом настольной лампы, сидел в кресле советник Джабр Мохаммед аль-Темими. Иракский чиновник выглядел очень уставшим.

— Добрый день, господин советник, — поздоровался Коперник.

Аль-Темими сделал приглашающий жест, показав в сторону второго кресла. Коперник сел.

— У меня мало времени, мистер Захаров, — начал разговор Джабр Мохаммед. — Поэтому сразу к делу. Ваш запасной вариант готов?

— Да, мой человек проинструктирован. Практически мы можем приступить к операции немедленно.

— Надо торопиться, — согласился советник. — В любой момент НАТО может нанести удар, и тогда смысл операции потеряется. Я думаю, что в Москве тоже понимают это. У каждого свои интересы.

— Вот список того, что необходимо. — Захаров протянул листок бумаги. — Своими силами я не способен обеспечить все это.

Советник взял список и быстро пробежался по нему взглядом.

— Хорошо. Все, что здесь перечислено, ваш человек получит завтра. Значит, следующей ночью мы назначаем операцию. Ваш человек должен будет ждать в месте, которое вы узнаете также завтра. Там он получит контейнер, и на этом мое участие заканчивается. В любом случае я буду считать, что свою часть договора я выполнил. Дальше — ваши проблемы.

— Я проинформирую свое руководство, — Тогда, — советник поднялся из своего кресла, — ждите информации завтра по известному вам каналу. А сейчас прошу меня простить — дела.

— Одну минуту, господин советник, — остановил его Коперник.

Аль-Темими удивленно посмотрел на русского.

— У меня возникла одна проблема, — продолжил тот. — Вам знаком такой человек — Стивен Флейшер? Официально он представляет в Багдаде одно американское информационное агентство.

— По нашим данным он является резидентом ЦРУ, — ответил советник.

— Он может сорвать нашу операцию. Только что Флейшер пытался меня завербовать. Вы можете как-то нейтрализовать его?

— В сложившейся ситуации арест Флейшера может быть использован американцами как повод для начала военных действий против Ирака. По этой же причине отпадает и силовой вариант решения проблемы.

— А нет ли какого-либо третьего варианта? — Коперник внимательно посмотрел на аль-Темими. — Генерал аль-Вади убедительно продемонстрировал, что такой вариант есть.

— Хорошо, — ответил советник после недолгого раздумья. — Считайте, что Флейшер для вас больше не существует.

На этом они и расстались.

Когда на следующее утро Коперник спустился в холл отеля, он увидел, как от подъезда отъехала машина "скорой помощи". У стойки администрации он заметил французского корреспондента "Фигаро", который о чем-то оживленно спорил с портье. До Захарова донеслись слова последнего:

— Господа! Нет совершенно никакого повода для беспокойства...

— Да перестаньте!.. — нервно бросил француз, отходя от стойки.

— Что произошло? — поинтересовался у него Коперник.

— Как, вы не знаете? — воскликнул французский журналист, еще не успокоившийся после выяснения отношений с администрацией отеля. — Этого толстяка американца — Флейшер, кажется, его зовут — только что увезли с приступом дизентерии. А этот кретин портье уверяет, что нет поводов для беспокойства!..

Француз махнул рукой и направился к лифту.

— Вот оно что... — протянул Коперник, и довольная усмешка скользнула по его губам.

Советник президента аль-Темими сдержал свое слово.

3 Несмотря на поздний час — стрелки на старинных напольных часах еще английской работы показывали четверть второго пополуночи, — в кабинете советника президента Ирака его высокопревосходительства Джабра Мохаммеда аль-Темими горел свет. Его референт, молодой вышколенный чиновник, сидел в приемной за своим столом и уныло смотрел в угол на пустую вешалку для одежды. В свои тридцать лет он вполне был бы способен найти лучшее применение для ночных часов, но служба обязывала.

Сам советник в свете настольной лампы, выхватывающем из общей темноты кабинета только зеленое сукно письменного стола, сосредоточенно изучал какие-то бумаги. Но, судя по тому, как он время от времени посматривал на часы, мысли советника были далеки от содержания этих самых бумаг.

Тихо гудел кондиционер, нагнетавший прохладный сухой воздух в помещения подземного бункера, где располагался кабинет аль-Темими. Мерно тикали старинные часы. Едва слышно шелестели листки бумаги в тонких холеных пальцах советника. Ночные минуты тянулись медленно. Каждая из них, казалось, вмещала вечность...

Но вот наконец часы гулко пробили половину второго. Джабр Мохаммед решительно отложил документы и поднялся из-за стола. Подойдя к сейфу, он быстрыми движениями набрал комбинацию цифр и открыл дверцу. Из глубины сейфа советник достал небольшой пистолет, сунул его в карман пиджака и, закрыв дверцу сейфа, вернулся к письменному столу. А сев за него, тут же нажал кнопку звонка.

От резкой трели, прозвучавшей в могильной тишине бункера громко, как выстрел, референт вздрогнул и нервно вскочил на ноги.

— К вашим услугам, ваше высокопревосходительство, — с поклоном произнес он, появившись на пороге кабинета советника. — Вызвать машину? — В голосе референта просквозила надежда на то, что начальник наконец-то собрался домой.

— Нет, в этом нет необходимости, Юсеф.

— Разве господин советник остается ночевать во Дворце? — позволил себе удивиться референт.

— Нет. У меня здесь одно важное дело. Вы отправитесь со мной. — Слова аль-Темими звучали как приказ.

Во взоре молодого чиновника промелькнуло беспокойство.

— Могу я узнать, куда мы идем? — как-то неуверенно поинтересовался он.

— В чем дело, Юсеф? — строго спросил советник. — Вы что — куда-то торопитесь?

— Нет, что вы, ваше высокопревосходительство!.. — испуганно выпалил Юсеф и повернулся, чтобы покинуть кабинет.

— Куда вы? — остановил его Джабр Мохаммед.

Юсеф вздрогнул. Повернувшись к шефу с совершенно убитым лицом, он с поклоном объяснил ему:

— Вызвать охрану вашего высокопревосходительства.

— Разве я приказал вызвать охрану? — Советник пристально посмотрел на своего референта. — Я вас не узнаю, Юсеф.

От волнения чиновник побледнел. Казалось, еще одно замечание начальника, и он рухнет в обморок.

— Прошу прощения, ваше высокопревосходительство...

— Не будем терять время. — С этими словами советник вышел из кабинета, жестом приказав референту следовать за собой.

Проходя мимо своего стола, Юсеф бросил полный отчаяния взгляд на телефон, но сейчас он не осмелился бы отстать даже на мгновение от господина советника, который быстрым шагом направлялся по коридору к лифту.

После десяти минут торопливого шага по переходам, лестницам и коридорам бункера они оказались перед небольшой бронированной дверью на одном из самых глубоких уровней убежища. Перед дверью замерли два офицера охраны. При появлении людей первой их реакцией было взять на изготовку автоматы "узи", висевшие у обоих на шее. Но, узнав советника, офицеры вытянулись по стойке "смирно".

— Откройте доступ к хранилищу, — приказал Джабр Мохаммед.

Офицеры переглянулись, но перечить не осмелились. Советник подошел к бронированной двери, набрал шифр. После того как на табло зажглась красная лампочка, советник вставил в приемное отверстие пластиковую карточку. Лампочка погасла. Дверь медленно отворилась.

За ней оказалось небольшое помещение, посреди которого на небольшом столе лежал пузатый чемоданчик серебристого цвета.

— Юсеф, возьмите этот кейс, — приказал советник.

— Ваше высокопревосходительство, — осмелился подать голос один из офицеров. — Если вы хотите забрать контейнер, то нам необходимо получить письменное разрешение...

— Получите. — Советник протянул ему небольшой конверт.

Офицер вскрыл печать и достал из конверта листок бумаги. Пробежав взглядом по тексту, он спрятал документ в нагрудный карман, отдав советнику честь еще раз.

— Все в порядке, ваше высокопревосходительство. Но так как у меня приказ охранять контейнер, то я обязан доложить командиру...

— В этом нет необходимости, — жестко ответил аль-Темими. — У вас есть письменное разрешение. Кроме того, вы продолжите охрану контейнера. Следуйте оба за мной.

— Но ваше... — начал было офицер, но советник резко оборвал его:

— Выполняйте приказ! Обжаловать мои действия вы сможете потом согласно уставу. Есть еще вопросы?

— Нет, ваше высокопревосходительство... — пробормотал офицер и еще раз отдал честь.

— Тогда в путь. — Джабр Мохаммед взглянул на часы и решительно двинулся прочь от хранилища.

4 Начальник армейской разведки Ирака генерал Камаль Абдель аль-Вади спал на диване у себя в кабинете, когда прозвучал резкий телефонный звонок. Генерал, перестав мерно дышать, разом сел на диване. Взгляд его был так строг и осмыслен, как будто он вовсе не спал. Первым делом генерал взглянул на часы. Они показывали четверть третьего ночи.

— Я слушаю, — произнес Камаль Абдель, сняв трубку.

— Господин генерал, осмелюсь доложить, — услышал он голос адъютанта. — Вам звонит начальник охраны Дворца полковник Асаад.

— Соедините, — приказал генерал ледяным тоном. Лицо его словно окаменело, только едва приметно играли желваки на скулах. Начальник армейской разведки сразу понял, что именно хочет сообщить ему полковник Асаад.

— Господин генерал, прошу прощения за столь ранний звонок... — начал было полковник, но Камаль Абдель приказал:

— Переходите к делу.

— Только что на пульт охраны пришел сигнал, что хранилище номер три вскрыто личной карточкой советника президента господина аль-Темими. Доклада с поста охраны не поступало. Проверка показала, что хранилище пусто. Охрана отсутствует.

— Так... — протянул генерал. — "Только что" — это когда?

— Десять минут назад, господин генерал.

— Так какого шайтана вы мне докладываете так поздно?! — взорвался Камаль. Абдель.

—Я проводил проверку... — попытался оправдаться полковник.

— За задержку позже ответите передо мной лично. Сейчас дорога каждая секунда. Советник аль-Темими покинул территорию Дворца?

— Его личный автомобиль по-прежнему в служебном гараже Дворца. Никаких приказов шоферу и охране не поступало.

— Понятно. Тихо, без шума задержите советника при его попытке покинуть Дворец.

— Но, господин генерал, как я осмелюсь задержать господина советника?.. — испуганно спросил полковник.

— Асаад, от этого зависит ваша судьба. До моего приезда советник должен еще находиться во Дворце, — металлическим голосом приказал генерал. — Придумайте любой предлог.

— Будет выполнено, господин генерал... Положив трубку, Камаль Абдель задал сам себе вопрос:

— Почему же этот ишак Юсеф меня не предупредил?..

5 Тем временем "этот ишак" Юсеф тащил вслед за советником аль-Темими довольно тяжелый контейнер по какому-то едва освещенному коридору. У себя за спиной он слышал шумное дыхание и тяжелые шаги двух охранников.

Сразу после хранилища советник аль-Темими почему-то повел всех не наверх, а куда-то вниз. Туда, где ни референт, ни даже охранники, судя по их обескураженному виду, никогда не были. После многочисленных разветвлений коридоров, в которых советник ориентировался так же уверенно, как если бы находился у себя в кабинете, его спутники окончательно перестали понимать, где они находятся. Бункер Дворца строился основательно, с расчетом на прямое попадание ядерной бомбы.

После очередного поворота Джабр Мохаммед аль-Темими остановился у какой-то вентиляционной решетки и, оглянувшись на сопровождающих, нажал скрытую кнопку. Решетка бесшумно скользнула в сторону, открыв длинный полуосвещенный проход.

По этому проходу они теперь и шли вот уже около получаса.

В течение всего пути советник сохранял молчание и без необходимости не останавливался ни на секунду. Юсеф уже еле тащил проклятый чемодан, который оттянул ему обе руки, так что приходилось то и дело перекладывать кейс из руки в руку. Он даже стал подумывать, не привлечь ли к транспортировке контейнера одного из офицеров, топающих налегке позади. Тем более что референту становилось плохо при одной мысли о содержимом этого с виду совершенно безобидного чемоданчика.

Однако время он не забывал отмечать.

В общей сложности вся дорога заняла у них чуть меньше часа. Учитывая, что туннель, по которому теперь они шли, был практически прямым, референт догадался, что они уже давно покинули территорию Дворца.

Так оно и было на самом деле. С какого-то момента пол под ногами начал постепенно подниматься вверх, вверх, и в конце концов бесконечный коридор закончился вполне тривиальной металлической дверью.

Господин советник достал связку ключей и отомкнул замок.

За дверью оказалось какое-то заброшенное, захламленное помещение. Но сразу чувствовалось, что помещение это находится уже едва ли не на поверхности земли — затхлый воздух подземелья сменился свежим сквознячком. Миновав еще две двери, которые советник открывал и аккуратно затворял за собой, вся эта так неожиданно сложившаяся группа оказалась на улице.

Подземный туннель привел их в какое-то небольшое здание. И вот теперь, когда советник открыл очередную дверь, случайные спутники застыли на его пороге. Они, похоже, оказались посреди пустыни. Вокруг было темно, только звезды да молодой месяц освещали окрестности. Рядом проходило шоссе. На обочине прямо около здания стоял темный "мерседес" без водителя.

— Давайте сюда чемодан, — приказал Джабр Мохаммед Юсефу. Это были первые слова, произнесенные советником после того, как все они покинули хранилище. — Вы умеете водить машину?

— Да, ваше высокопревосходительство... — от долгого молчания у референта аж першило в горле.

— Отлично. Садитесь за руль. Ключи найдете в замке зажигания. — Советник открыл дверцу и уселся на заднее сиденье. Потом, как бы что-то вспомнив, он обратился к ничего не понимающим офицерам. — А вас, господа, я благодарю за службу. Вы свободны... Поехали, Юсеф...

Два обалдевших офицера проводили изумленными взглядами "мерседес" советника и остались в полнейшем одиночестве в ночной пустыне, абсолютно не представляя, где они находятся...

6 Камаль Абдель аль-Вади прибыл во Дворец не более чем через двадцать минут после звонка начальника охраны. Сам полковник Асаад встречал генерала на главном КПП, срочно усиленном взводом солдат и бронетранспортером.

— Господин генерал, — начал докладывать полуживой от волнения полковник, — с момента вскрытия хранилища моими людьми задержаны две машины сотрудников канцелярии господина премьер-министра, машина офицера фельдъегерской почты и продовольственный фургон. Господин советник аль-Темими территорию Дворца не покидал.

— Хорошо, — кивнул генерал.

У полковника, который все эти двадцать минут всерьез думал о необходимости пустить пулю в лоб, отлегло от сердца.

— Видел ли кто-либо за это время советника аль-Темими вообще? Вам известно хотя бы приблизительно его местоположение? — спросил генерал.

— Никак нет, господин генерал. В свой кабинет он не возвращался. Вместе с ним пропали его референт, а также два охранника хранилища. Поиски продолжаются.

— Пропали... — задумчиво повторил Камаль Абдель. — Не могли же они пропасть на самом деле... Хорошо. Все задержанные машины обыскать под предлогом поступившей информации о готовящемся теракте. Искать чемодан серебристого цвета или вообще что-либо подозрительное. Искать тщательно. Возможно использование тайников. Усилить охрану по всему периметру Дворца. Машины после проверки отпустить.

— Будет исполнено, господин генерал. — Полковник отдал честь и ринулся исполнять приказ.

Однако никаких следов советника или сопровождающих его лиц не удалось отыскать даже после часа тщательных поисков. Генерал аль-Вади, выслушав очередной доклад, нервно прошелся по кабинету начальника охраны Дворца и в сердцах произнес:

— Ушел!.. Всегда был умен, белая кость. Полковник, прикажите прекратить поиски. Наблюдение за перемещением всех лиц за территорию Дворца продолжать.

— Но как же это? — растерянно спросил полковник Асаад. — Он не мог пройти мимо моих людей.

Или вы, господин генерал, подозреваете меня?.. — В своем приступе служебного рвения полковник был сейчас готов на все, чтобы доказать свою лояльность.

— Нет, полковник, — тихо ответил Камаль Абдель. — Советник и не проходил мимо ваших людей. Он воспользовался одним из подземных туннелей, ведущих из бункера. И теперь он может находиться в любой точке в радиусе двадцати километров от Дворца...

Полковник Асаад растерянно посмотрел на генерала. Даже начальник дворцовой охраны не контролировал все подземные коммуникации. Только ограниченное число приближенных к президенту лиц знало о существовании и расположении тайных ходов.

Камаль Абдель был готов рвать и метать. Его, всемогущего начальника армейской разведки, обвели вокруг пальца, как молоденького лейтенанта из провинции.

— Посмотрим, Джабр, кто кого... — пробормотал генерал и подошел к телефону. Набрав номер штаба, он начал отдавать распоряжения: — Немедленно усилить контроль за всеми дорогами и рекой. Задерживать всех подозрительных. Искать чемодан серебристого цвета. Чемодан не вскрывать до приезда моих специалистов. Немедленно установить местонахождение советника Джабра Мохаммеда аль-Темими. По обнаружении взять под наблюдение. Немедленно доставить ко мне референта советника Юсефа Али. И последнее. Любыми способами задержать русского журналиста Леонида Захарова и тоже доставить ко мне. Обо всей поступающей информации докладывать каждый час. Если будут результаты — докладывать немедленно...

7 Еще один человек в Багдаде провел эту ночь не сомкнув глаз. В своем номере в отеле "Хилтон" Коперник прикончил уже вторую пачку "Кэмела" и решительно достал третью. В номере слоями стелился сизый дым. На журнальном столике стояло пять грязных кофейных чашек, и Коперник подумывал о том, чтобы заварить себе шестую.

Надо сказать, что внешность русского журналиста претерпела значительные перемены. Из блондина он чудесным образом превратился в жгучего брюнета. Его лицо украсили пышные усы а-ля Саддам Хусейн, шею — золотая цепь с полумесяцем. Одет Коперник был в брюки и рубашку цвета "хаки" и вообще выглядел заправским арабом.

Время тянулось медленно. От выкуренных сигарет и выпитого кофе во рту творилось черт-те что, в голове тихо шумело. Коперник автоматически закурил очередную сигарету и тут же с отвращением затушил ее в пепельнице. И в этот момент зазвонил наконец телефон.

— Я слушаю, — хриплым голосом сказал Коперник, сняв трубку.

— Мохаммеда мне, — отреагировала трубка по-арабски.

— Вы неправильно набрали номер, — по-арабски же отозвался Коперник.

— Странно, я уже говорил с Мохаммедом по этому номеру, — ответил голос, и в трубке послышались короткие гудки.

Коперник положил трубку на рычаг и с облегчением вздохнул. Этот звонок означал, что операция по передаче контейнера Аджамалу Гхошу прошла успешно. Это также означало и то, что его, Коперника, миссия здесь, в Ираке, закончена. Теперь оставалось лишь уповать на милость Аллаха и профессионализм Гхоша. Коперник уже ничем не мог ему помочь. Настало время позаботиться и о себе. Он прекрасно знал, что Камаль Абдель аль-Вади никогда не простит предательства. Судя по всему, начальник армейской разведки уже должен знать о пропаже контейнера. Значит, жди гостей.

Собственно, Копернику не надо было готовиться к отходу — у него все уже было готово. Внешность он изменил. Документами на имя некоего Абдаллы Назема запасся. Окинув взглядом номер, Коперник взял приготовленную заранее спортивную сумку и отнес ее к входной двери. Потом заглянул в ванную, где достал из-под раковины пластиковую бутылку. Отвернув крышку, плеснул из нее на кровать, на которой были свалены все его вещи, облил ковер и стены. По комнате распространился резкий запах бензина.

Опустошив бутылку, Коперник чиркнул спичкой и бросил ее на пол. Занялось моментально. С глухим хлопком пламя мгновенно охватило весь номер. Убедившись, что горит замечательно, Коперник подхватил сумку и вышел в коридор. Уже спускаясь по лестнице, он услышал, как по всему отелю сработала пожарная сигнализация. Где-то раздались встревоженные крики, захлопали двери, раздались быстрые шаги.

Когда к "Хилтону" подлетели три армейских джипа с десантниками из личной охраны генерала аль-Вади, то они застали следующую картину. Из парадного выхода прямо на улицу неслись полуодетые, мокрые от включившейся системы пожаротушения люди. Здание отеля оглашало окрестности звонкими трелями звонков и пронзительным воем сирены. Из окон восьмого этажа валил густой дым и вырывались языки пламени.

Офицер, возглавлявший группу захвата, приказал солдатам следовать за собой и вошел, расталкивая людей, в холл отеля. Портье за стойкой нервно кричал в телефонную трубку что-то про пожар и панику. Офицер решительно опустил руку на рычаг телефона и спросил:

— Мистер Захаров. Русский журналист. Где он? Портье взглянул на офицера как на сумасшедшего и повел взглядом по мечущимся постояльцам, как бы говоря: "Вы что, не видите, у нас пожар..." Но, обратив внимание на звание и род войск офицера, а главное — на сурового вида десантников с оружием в руках, портье решил проявить терпение, к которому призывал Магомет, и ответил:

— Мистер Захаров проживал в 813-м номере. Но вряд ли вы его там застанете. Весь этаж уже в огне...

— Понятно, — промычал офицер. О том, что Захарова они упустили, ему стало ясно уже с первого взгляда на превратившийся в разворошенный муравейник отель. Русский поступил как настоящий профессионал: зная, что за ним установлен круглосуточный контроль, он решил уйти громко.

Так навсегда покинул Багдад русский журналист Леонид Захаров для одних и русский шпион Коперник для других. Более его здесь никто не видел. Зато спустя час после начала пожара в "Хилтоне" на одном из многочисленных суденышек, стоявших вдоль берега Тигра, появился новый матрос Абдалла Назем. Вскоре это суденышко снялось с якоря и не спеша отправилось вниз по течению в устье Евфрата.

Еще через три дня к борту российского большого противолодочного корабля "Маршал Гречко" подошла замызганная рыбацкая фелюга. По сброшенному штормтрапу на борт русского корабля резво поднялся человек, который тут же с улыбкой представился старпому:

— Я Коперник. Мне нужно как можно быстрее попасть в Дубай...

Глава шестая. Предательство 1 Поздно ночью или, точнее сказать, уже рано утром, примерно в то время, когда Док и Артист на втором этаже дома участкового Нелужи вспоминали свой разговор с Леонидом Заславским, подполковника Старыгу разбудил срочный телефонный звонок. Старыга был командиром воинской части No 21360, располагавшейся на окраине Двоегорска, части давно никому не нужной, решение о расформировании которой уже год как должны были принять, а потому не представлявшей из себя совершенно никакого стратегического значения, поскольку принадлежала к строительным войскам. Бетонные плиты, некогда бывшие забором части, покосились, проржавевшая колючая проволока свисала до земли, единственное, что здесь подтверждало принадлежность к вооруженным силам, — редкие солдатики, подметающие плац летом или разгребающие на плацу снег зимой.

Подполковник Старыга командовал частью уже почти десять лет, а потому давно наладил свой быт и был вполне доволен жизнью. Жил он в Двоегорске, в своем собственном доме, соседствовавшем с домом участкового Сан Саныча Нелужи, вел кое-какое хозяйство и ездил на работу в часть на собственном "Москвиче". Женат Старыга, правда, не был. Он жил, как говорили при советском строе, в гражданском браке с одной полненькой татарочкой лет сорока, с которой познакомился здесь же, в Двоегорске, и был этой частью своей судьбы вполне удовлетворен. Одним словом, жизнь подполковника Старыги давно, по его собственным словам, "устаканилась", он спокойно ждал своей заслуженной пенсии, и только проверки, которые сваливались время от времени ему на голову, портили настроение. Правда, происходили они не часто и, как правило, больше пугали, чем приносили проблем, — особых злоупотреблений Старыга не допускал, а больше с него и взять-то было нечего. Ну, бывало, правда, иногда что-нибудь безобидное, вроде просьбы прапорщику Хохлову пополнить запас свежей рыбы, после чего, как обычно, начиналось: "Сержант Майкин!" — "Я!" — "У вас в деле написано, что вы имеете разряд по гребле?" — "Так точно!" — "Собирайтесь. Поедете со мной". — "Куда, товарищ прапорщик?" — "На рыбалку". Ну и дальше оба отправлялись на озеро Шора, где прапорщик Хохлов глушил рыбу, а разрядник Майкин отправлялся за ней на маленькой резиновой лодочке, гребя половником. Ну разве же это злоупотребление? Даже смешно.

Но тем не менее каждый раз приходилось порядком нервничать, поскольку представителей инспекции Генштаба, разъезжающих по частям со своими проверками, хлебом не корми, а дай как следует отыметь тебя за нарушения, непорядок, злоупотребления и перегибы. Они, эти проверяющие, как налоговые инспектора: если захотят — обязательно найдут, к чему придраться... В этот раз с проверкой должно было вроде пронести, и вдруг неожиданный ночной звонок, разбудивший Старыгу. Кого это черти по ночам душат? А вот кого: решили его предупредить старые знакомые из штаба округа, что генерал Кудрявцев, совершавший инспекцию округа, вдруг изменил свой маршрут и неожиданно умчался по направлению к Двоегорску. Так что, по всему, рано утром уже должен прибыть в расположение части подполковника Старыги. Так что жди неприятностей, подполковник! Старыга проснуться-то толком еще не успел — а тут такие новости! Было от чего занервничать.

Когда Старыга пришел в себя, наскоро собрался и уже даже отправился в часть, то вдруг вспомнил невольно, как в последние дни вдруг начало происходить что-то не совсем понятное, а стало быть, совсем нежелательное для него как для командира части. А именно: в городе появились какие-то люди из черт знает каких спецслужб — вроде бы из ФСБ. Черт знает зачем появились, сразу приперлись в часть, ничего толком не объяснили, а начали тыкать Старыге в физиономию распоряжением из Министерства обороны о предоставлении им всесторонней поддержки личным составом и техникой на время проведения какой-то там операции. Вели они себя безобразно, командовали как у себя дома, и при этом им было совершенно до фонаря, что по этому поводу думает он, Старыга. Ни чего-то объяснять, ни вообще хоть как-то контактировать по-доброму с командиром части они явно не собирались.

Сначала было их двое. Один высокий, холеный, хорошо одетый и уверенный в себе черноволосый тип, который, собственно, и начал командовать. Второй был неразговорчивый, замкнутый, молча выполнявший приказы черноволосого. Через день в их распоряжение прибыло пятнадцать хмурых, вооруженных до зубов молодчиков, видимо подразделение спецназа, которых расселили в одной из казарм. А еще через день эти двое точно так же подмяли под себя городскую администрацию и милицию. Действовали они настолько серьезно и напористо, что создавалось впечатление приближающейся третьей мировой войны. Не меньше. Но в чем там конкретно было дело — так до сих пор никто и не понял. Единственное, что произошло за это время, — десять рядовых солдат из части Старыги были отправлены на давно заброшенный песчаный карьер за городом. По мнению подполковника, занимались они там совершенно бессмысленной деятельностью: расчищали и утрамбовывали поле над карьером, а также разгребали завалившие въезд в карьер сугробы. Но в данном-то случае Старыга прекрасно понимал, что его мнение по этому поводу никак не может быть верным.

В общем, вспомнил все это подполковник и совсем скис. Ведь если неожиданный визит генерала Кудрявцева из Генштаба не связан со всей этой чехардой, то у него, Старыги, будут очень большие неприятности, поскольку генерал Кудрявцев плевать захочет с высокой колокольни на какие-то там операции другого ведомства. Ну а если его визит связан со всей этой чехардой... то, черт возьми, что же здесь, в Двоегорске, должно произойти?!

Тишина в части были почти полная. Ясное дело: четвертый час ночи, личный состав дрыхнет без задних ног и ничего не подозревает. Старыга проверил заступивших на дежурство по КПП. Молодцы — все в наличии, никто не спит и все трезвые. Наконец подполковник добрался до штаба и принялся поднимать, практически по тревоге, командный состав. К шести часам утра все его офицеры были готовы к визиту генерала Кудрявцева как физически, так и морально. Состояние дел в части, да и сама часть были проверены самым тщательным образом, и теперь оставалось только ждать.

В девять часов в небе послышался какой-то гул, и вскоре над частью завис здоровенный транспортный вертолет. Немного повисев, выбирая место для посадки и возгоняя лопастями снежную пыль, вертолет наконец чуть переместился и плавно осел прямо на дороге рядом с частью.

— Е... твою мать, — произнес в задумчивости Старыга.

Он подумал, что если уж генерал из Генштаба так торопится сюда, то дела здесь предстоят — серьезнее некуда.

Через пять минут ворота части были открыты, и генерал Кудрявцев в сопровождении двух человек пожаловал в ее расположение. Старыга со своими офицерами двинулся генералу навстречу. Подойдя вплотную, Старыга отдал честь и собрался уже было отрапортовать, но генерал только отмахнулся от него. Он вообще выглядел каким-то то ли недовольным, то ли озабоченным; казалось даже, что ему совершенно не до подполковника Старыги и его законной части. Осунувшееся лицо генерала, мешки под глазами, проскальзывающее нервное возбуждение в жестах — все говорило Старыге о том, что отнюдь не инспекция части явилась причиной его визита.

— Ну что, подполковник, — спросил Кудрявцев, — как у тебя тут служба?

— Как положено, товарищ генерал.

— Проблемы какие-нибудь есть?

— Никак нет.

— Ну и хорошо.

Генерал отдал распоряжение своим людям осмотреться, а сам немедленно удалился в штаб и спросил, откуда он тут мог бы сделать пару звонков. Старыга отвел его в свой кабинет, и генерал уединился там, попросив не мешать. Подчиненные подполковника чесали в изумлении затылки, а сам Старыга чувствовал, как его все настойчивее мучают сомнения и опасения.

Наконец, спустя полчаса, инспекция части закончилась, так толком и не начавшись, и сопровождавшие генерала люди присоединились к своему начальнику, заперев за собой плотно дверь и посадив у входа вооруженную охрану из числа тех самых спецназовцев, разместившихся в казарме.

Старыга начал нервничать.

А еще через полчаса в часть заявился тот самый холеный тип, с которого все для подполковника и началось, и молча проследовал в комнату, где собрался весь этот "генералитет". Черноволосого пропустили даже не моргнув глазом, причем по ходу дела он полностью проигнорировал всех офицеров части, которые встретились на его пути. Это уже было слишком, и Старыга не выдержал. Приказав своим офицерам не спускать глаз со всей этой делегации, он быстро покинул часть. Раз такое дело — плевать он хотел на субординацию. Теперь одно-единственное желание одолевало подполковника — попробовать хоть как-то разобраться, что же здесь все-таки происходит. Поэтому он сел в машину и помчался к своему соседу Сан Санычу Нелуже. Если в этом долбаном Двоегорске и мог кто-то разрешить сейчас его сомнения, так это только участковый Нелужа. Они были по-соседски знакомы и поддерживали вполне дружеские отношения. Во всяком случае, за помощью к капитану Старыга мог обратиться не задумываясь.

Что подполковник и решил сделать.

В конце концов, должен участковый знать, что происходит у него в городе? Должен!

Впрочем, спокойнее от визита к Сан Санычу подполковнику явно не стало...

2 — Я не знаю, кто вы, — сказал капитан Нелужа, — я не знаю, зачем вы сюда приехали, да и не хотел бы ничего об этом знать. Но все выходит так, что именно из-за вас наш город превратился в сумасшедший дом.

Артист развел руками:

— Для нас это такая же неожиданность, как и для вас...

— Неужели?

— Точно.

— Но ведь это... зачем-то вы ехали сюда! И вас тут почему-то ждали! Не верю я в такие совпадения!

— Один человек нам об этом уже говорил, — хмуро вставил Док.

— А мне что делать? — спросил Нелужа. — Подозревать вас или верить вам на слово? Что мне, это... прикажете делать?

— Хорошенький вопрос, — согласился Артист. — Мне кажется, лучше над ним не задумываться. Единственное, что я могу сказать, — приказывать мы вам не собираемся.

— Что случилось-то, Сан Саныч? — спросил вдруг Карась, и все на минуту смолкли, потому что это была единственная фраза, произнесенная по делу.

Иногда, как это ни странно, точно сформулировать проблему может именно человек, не имеющий к ней совершенно никакого отношения.

— Что случилось, что случилось, — проворчал участковый. — Здесь каждые полчаса, это... что-нибудь случается. Это у нас-то! Где годами ничего не происходило.

— Давайте так, — предложил Док. — Мне кажется, у вас появилась новая информация, и она вас беспокоит. Давайте, выкладывайте ее, и, может быть, мы совместными усилиями додумаемся, что нам делать.

Нелужа и в самом деле растерялся сегодня, он просто не привык к такой сложной многозначности и, будучи человеком прямым и непосредственным, искренне не мог сообразить сейчас, как же ему все-таки следует относиться к этим людям? Вроде бы вчера все начало проясняться, а сегодня туман снова густо застлал сознание участкового, заставляя сомневаться во всем.

А дело было вот в чем.

Пока Док и Артист сидели у него дома в ожидании завтрашней развязки, Нелужа опять получал нагоняй от майора Смирнова. Участковый решил официально заявить, что находящийся в морге городской больницы труп им опознан, что никакого отношения к приезжим он не имеет, а имеет отношение совсем к другим людям и что вся эта история есть чистейшей воды должностное преступление. Капитан собирался потребовать от Смирнова привлечения к расследованию этого убийства следователей районной прокуратуры, хотя прекрасно понимал, что такое требование — дело совершенно бессмысленное. Но как неисправимо порядочный человек Нелужа надеялся, что Смирнов присмиреет и затихнет, если намекнуть ему о том, что его беззакония могут быть запросто задокументированы.

Куда там!

Со Смирновым после слов участкового началось такое!

Он взвился как смерч, как разрушительный самум, не сдерживая и не контролируя себя. Он брызгал слюной и трясся, словно паралитик, то ли от страха, то ли от гнева. Он орал на Нелужу, обещая, что сорвет с него погоны и утопит в таком говне, которое участковому и не снилось. Стало совершенно очевидно, что Нелужа попал в точку и что Смирнов просто боится своих преступлений или, корректней сказать, своего соучастия в преступлениях Заславского и Битого, которые он покрывал.

Но дело было не в одном этом. Дело было еще и в том, что благодаря своей несдержанности Смирнов взял да и рассказал участковому Нелуже, как он, участковый Нелужа, мешает сотрудникам государственной безопасности проводить крайне важные оперативные мероприятия, за что участковый Нелужа обязательно будет иметь очень большие неприятности. Потребовалось приложить совсем небольшое усилие, и Смирнов раскрыл карты окончательно. Вот тут-то Нелужа и уяснил, что к чему. Он узнал, что несколько сотрудников Федеральной службы безопасности России и приданное им подразделение быстрого реагирования МВД осуществляют в Двоегорске операцию по перехвату крупной партии наркотиков, которая должна быть доставлена сюда из Таджикистана на небольшом транспортном самолете, перегружена здесь и отправлена дальше двумя-тремя фурами. Операция перехвата тщательно спланирована, прикрыта от посторонних глаз, дабы избежать утечки информации. Самолет ожидается уже завтра, а эти самые приезжие, в чьих интересах так рьяно выступает Нелужа, подозреваются в причастности ко всему этому наркобизнесу.

— Теперь, идиот, ты понимаешь, куда вляпался?! — закончил Смирнов.

Это все было настолько неожиданно, что участковый на время даже потерял дар речи. По его мнению, трудно было придумать что-нибудь более бредовое, чем крупная партия наркотиков в окрестностях Двоегорска. Но, с другой стороны, не будет же начальник городской милиции вешать своим сотрудникам на уши лапшу? Да и вообще, было совершенно очевидно, что Смирнов полностью уверен в том, что говорит. Но тогда что же здесь такое происходит? Может быть, и в самом деле операция ФСБ, наркотики, наркокурьеры из Москвы? Конечно, проще было поверить в это, нежели в то, что майор Смирнов сошел с ума прямо в служебном помещении.

Одним словом. Нелужа от неожиданности даже пропустил мимо ушей совет Смирнова подумать как следует да и принести через три дня заявление с просьбой разрешить немедленно уволиться из органов милиции по собственному желанию.

В таком состоянии Нелужа и вернулся домой.

Но самое главное, что он совершенно не представлял, как ему вести себя дальше. Если он доверяет этим людям, то должен рассказать им о том, что услышал. Если не доверяет, то не должен ни в коем случае этого делать. Что выбрать?

Недолго думая, Сан Саныч выбрал самое естественное для себя решение. В конце концов он никогда не ошибался в людях и не видел никаких причин для ошибки и на этот раз. Так часто бывало — он мог не знать, доверять ли ему или не доверять конкретному человеку, но он всегда доверял своему первому впечатлению от этого человека. И оно, первое впечатление, никогда его не обманывало. В чем тут дело, не очень ясно, но этот принцип всегда оказывался эффективным. Хотя и несколько рискованным, не без этого...

Короче, Нелужа решился рассказать обо всем москвичам.

— Все очень просто, — сказал участковый Доку и Артисту, — вас подозревают, это... в контрабанде наркотиков.

— В чем нас подозревают? — не понял Артист. Участковый кивнул в подтверждение своих слов и замолчал, а Док с Артистом переглянулись.

— Рассказывайте сразу все, Сан Саныч, — попросил Док.

— А что рассказывать, вы же и так все знаете. Помните наш разговор вчера о людях из ФСБ? Ну так вот, они действительно в городе сейчас находятся, как сказал Смирнов, для перехвата крупной партии наркотиков из Таджикистана. А вы подозреваетесь в причастности к этому делу.

— Так-так, — сказал Артист, — а Смирнов ваш не рассказал, где именно лежат наши наркотики? Ну, куда их подвезут-то? Где можно забрать?

— Куда подвезут — не сказал, — серьезно ответил Нелужа. — Сказал только, что их сюда самолетом перебросят.

— Ах вот чего они, оказывается, здесь ждут! — воскликнул Артист. — Док, ты понял?

— Свадьба? — подхватил Карась.

— Ну конечно!

— Теперь кое-что становится понятно, — согласился Док. — Нас с помощью подлога пригласили сюда к тому самому часу, когда должен прибыть некий самолет, хотя я пока что не особенно себе представляю, где тут может сесть самолет. И тому, кто это придумал, очень хочется привязать нас к этому самолету... Кстати, мы теперь точно знаем, когда его можно ждать.

Док вытащил из кармана уже порядком помятое приглашение на свадьбу.

— Завтра в шесть часов вечера.

— Да, — кивнул Нелужа, — Смирнов тоже говорил, что завтра.

— А что он там про сотрудников ФСБ рассказывал? — спросил Артист.

Но ответа Артист не услышал, потому что в этот момент их разговор был прерван. Неожиданно у дома резко притормозила машина, и через минуту в дверь позвонили; а потом настойчиво постучали.

Артист с Доком немедленно оказались у двери, готовые к любым неприятностям, а Нелужа выглянул в окно и сразу после этого успокаивающе замахал рукой.

— Это сосед, — сказал он и открыл дверь.

— Привет, Сан Саныч, — выдохнул хмурый подполковник Старыга, входя в дом и пожимая руку Нелуже. — Хорошо, что ты дома.

— Что-нибудь случилось?

— Помощь твоя нужна... Ты не занят сейчас?

— Проходи.

Старыга прошел в комнату, на ходу расстегивая шинель, а потом увидел в комнате Дока, Артиста и Карася, остановился и нерешительно затоптался.

— Так чего ты не говоришь, что занят? — спросил подполковник, оглянувшись на стоящего сзади Нелужу.

— Да ладно, тебе же, это... помощь нужна.

— Ну не так, чтоб помощь. Совет.

— Давай, вон в ту комнату проходи, мы там с тобой и потолкуем... без свидетелей.

Старыга кивнул и, опустив голову, быстро прошел в соседнюю комнату. Участковый последовал за ним. Закрывая дверь, он начал произносить: "Ну, что там у тебя?" На этом дверь захлопнулась, но через пару минут она уже снова раскрылась под возглас Нелужи: "Ну, я так и знал!" После чего он вывел подполковника из комнаты в гостиную.

— Ты, это... всем расскажи, — предложил Нелужа, — мы тут уже два дня пытаемся разобраться.

Старыга сначала сомневался, стоит ли ему рассказывать, но потом решил, что терять ему все равно нечего, а так, глядишь, и прояснится что-нибудь. Поэтому он снял фуражку, положил ее рядом с собой на стол, вздохнул и рассказал. Подробно. Начиная с того момента, как перед ним появился тот черноволосый тип из ФСБ, и заканчивая сегодняшней инспекцией. Когда рассказ его закончился, подполковник попросил налить ему чаю, чтобы не так сохло во рту, и смолк в ожидании.

— Ну вот, — произнес Док, — я же говорил, что стоит разложить всю ситуацию по порядку и детализировать ее, как все становится ясно.

— Вам что, уже все ясно? — с сомнением спросил Нелужа.

— Ну, почти все, — поправился Док. — Но, во всяком случае, теперь стало совершенно ясно, что делать дальше.

— А вы должны что-то делать? — спросил в свою очередь Старыга.

— Я же сказал, давайте все по порядку...

— Ну, во-первых, — подхватил Артист, — что это за спецназ?

— Да, Сан Саныч, что вам говорил Смирнов?

— Он говорил, что это спецподразделение МВД.

— СОБР?

— Да какой там СОБР! — уверенно возразил Старыга. — Обычный спецназ ВДВ. Пятнадцать человек.

— Так, — кивнул Док, — очень хорошо. Значит, к МВД они не имеют никакого отношения. Зато имеют отношение к Министерству обороны. Так же, как и распоряжение, которое показывал подполковнику черноволосый человек по кличке Коперник, и так же, как прилетевший сегодня генерал...

— Вы что, хотите сказать, что это военные химичат здесь?! — с некоторым возмущением удивился Старыга.

— Не сомневаюсь.

— Бред какой-то... А почему мне тогда ничего не известно, а? Да в этом случае меня бы просто взяли и поставили перед фактом, мол, пойди туда да сделай то-то, о результатах проинформируй!

— Вот и делайте из этого выводы! — вставил Артист. — Что вы тратите время на бессмысленные возмущенные восклицания. Раз не проинформировали — значит, так им удобно. А милицию, например, очень даже проинформировали, ну и что толку? Ни вы, ни они все равно не знаете правды! Значит, что? Либо они не имеют прямого отношения к вашему непосредственному начальству, либо совершают что-то незаконное.

— Либо, — продолжил Док, — и то и другое вместе.

— Этого еще не хватало, — проворчал Старыга.

— Да вам радоваться надо, подполковник, а не трястись от страха! — не выдержал Артист. — Ведь это они совершают какое-то преступление, а не вы!

— Может быть, — произнес вдруг Карась, — это военная разведка?

— Не думаю, — возразил Док.

— Минуточку, — вмешался Нелужа, — так мы с вами, это... можем дойти до ЦРУ и Моссада. Почему вы отвергаете все предположения о принадлежности этих людей к спецслужбам?

— А мы и не отвергаем ничего.

— Сан Саныч, мы ведь говорим не о принадлежности определенных людей к конкретным ведомствам, а о том, что здесь происходит. Поймите же вы, что все они — и генерал этот, и тем более этот черноволосый — могут иметь отношение к чему угодно, вполне возможно, что и к военной разведке, но занимаются они здесь явно не своими прямыми обязанностями. Совершенно также очевидно, что это не официальная операция какой-то спецслужбы, и, боюсь, все это вообще не имеет отношения к государственным интересам. Вот о чем мы говорим. И это сейчас самое важное.

— Вы считаете, — с дрожью в голосе предположил Старыга, — что все эти...

— Офицеры, — подсказал Артист слово, которое не решился произнести подполковник.

— ...офицеры проворачивают здесь какие-то свои дела?

Вопрос получился таким ясным, что Старыга даже поежился, всего лишь на секунду представив себе, какой нагоняй он может за него получить...

— Именно так мы и думаем, — охотно подтвердил Док страшное предположение подполковника. — Более того. Дела, которые они здесь проворачивают, настолько серьезны, что им даже потребовалось имитировать секретную операцию ФСБ.

— Да что же они здесь делают?! — спросил Нелужа недоверчиво. Честно говоря, он не очень представлял себе, как можно заниматься чем-то неофициальным с таким размахом.

— Как бы объяснить... — Док на секунду задумался. — Вы помните убийство в Москве несколько лет назад журналиста Холодова? Все грешили тогда на военную разведку. Но ведь это не было операцией государственной спецслужбы! Просто конкретные люди, причастные к спецслужбам, но замешанные в злоупотреблениях, избавились от журналиста, который мог об этом рассказать.

— Лучше вспомните вот что, — продолжил Артист. — Сан Саныч, скажите, майор Смирнов ведь офицер МВД, так?

— Ну да.

— А чем он занимается? Обязанностями офицера МВД или личными просьбами и распоряжениями мэра, его брата и бандита Битого?

— Ну ладно, — согласился Нелужа, — это понятно. Но тогда что конкретно они здесь, это... задумали?

— Если бы знать! Давайте мы лучше прикинем, что они уже успели. Значит, так, послезавтра здесь должен приземлиться самолет. Но только перехватывать его никто не собирается. Самолет здесь ждут. Именно для этого черноволосый готовил поле у песчаного карьера и именно поэтому сюда неожиданно примчался генерал Кудрявцев. Видимо, самолетом прибудет груз, который необходимо скрыть, перепрятать, украсть... Одним словом, изъять. Следовательно, им нужен кто-то, кого можно подставить, обвинив в исчезновении груза. Для этого они и вызвали нас сюда — якобы на свадьбу. Очень удобно. В приглашении указывается не только адрес, но и точная дата, буквально до минут. Они рассчитывали, что мы появимся в назначенное время в назначенном месте и нас тут же возьмут, причем вместе с оружием, и все будет очевидно. Вот почему они затеяли всю эту игру с операцией ФСБ. Запугать мэра и начальника милиции, погрязших в преступлениях, несложно. Эти сами будут тщательно соблюдать секретность операции, лишь бы их не трогали. Но тут у разработчиков вышла промашка. Мы оказались в городе на несколько дней раньше, да еще и засветились из-за этой драки в "Солнечном". Таким образом мы спутали им планы, к тому же сами кое-что успели узнать об их секретах...

— Ну вы и напугали меня, мужики, — с облегчением произнес Старыга, — у меня аж чуть не опустилось все. Теперь понятно. Все это ерунда. Ведь это наверняка те же самые наркотики или что-то похожее...

— Нет, — покачал головой Док, — это не наркотики. И это совсем не ерунда.

— Почему?

— Потому что им потребовалось подставить именно нас.

Воцарилось напряженное молчание. Каким-то зловещим получилось утверждение Дока. Наверное, зря он это сделал, но вылетевшего слова не вернуть.

— А вы-то кто? — задал Старыга неизбежный теперь вопрос. — Вы что, из прокуратуры? Какие у вас полномочия?

— Полномочий у нас нет никаких, — ответил Док.

— А лично я, — сказал Артист, — сам себе определяю полномочия.

— Семен... — попытался было остановить его Док.

— Да о чем ты говоришь! Возможности, полномочия! Одни только деньги существуют вокруг, и больше ничего! Остальное — слова...

— Ты хочешь сказать, что все вокруг покупаются и продаются?

— Нет, я хочу сказать, что если тебе отваливают бабки, то ты начинаешь думать о возможностях и изобретать полномочия. Но если в тебе просто есть чувство справедливости, то плевать ты должен на любые ограничения твоих полномочий. Как говорили древние, "делай, что должен, и будь, что будет".

— Я не знаю, о чем вы тут спорите, — нетерпеливо перебил Нелужа, — но меня через два или три дня выкинут из милиции. Пока я еще на службе, я должен что-то предпринять. В городе творится какое-то беззаконие, и, это... если вы можете помочь, мы постараемся что-то сделать...

— Мужики, — сказал Старыга, — а вы ведь вроде говорили, что знаете, что делать Как-то само собой получилось, что все эти люди, все эти простые обыватели небольшого провинциального городка Двоегорска не то чтобы обвиняли Дока и Артиста в происходящем, они считали их причастными к происходящим событиям. И ждали от них помощи. Не требовали, а именно ждали. Им нужно было положиться хоть на кого-то...

И Доку с Артистом просто не оставалось ничего другого, как взять на себя ответственность за этих людей.

— Делать надо вот что, — сказал наконец Док. — Самолет будет здесь завтра во второй половине дня, и вы должны успеть проинформировать об этом свое начальство в Москве еще до того, как он приземлится. Понимаете? Надо раскрыть все действия этих людей. Они боятся этого, и вы можете таким образом остановить их, не вляпавшись в их игру ни как соучастники, ни как жертвы. Тем более что нам удалось уже узнать их планы. Это единственный выход. Сделайте это завтра, прямо с самого утра. А мы пока постараемся прояснить ситуацию до конца. Нам еще, к сожалению, не известно самое главное. Для чего эту игру вообще затеяли. Это может оказаться важнее, чем мы себе представляем.

— Ладно. — Старыга поднялся и напялил на голову фуражку. — Я понял. За совет спасибо. Если что-то неожиданно изменится, я дам знать. Ну, мне пора, мужики.

— Кстати, — спросил Док подполковника, — когда вы уходили, черноголовый был еще в части?

— Да он и сейчас наверняка еще там.

— Отлично.

— Если вы хотите встретиться с ним, имейте в виду, от него можно ожидать всего, чего угодно, — предупредил подполковник и вышел из комнаты.

— Вот мы у него и поинтересуемся, — пробормотал Артист, — что от него можно ожидать в ближайшем будущем... Сан Саныч, как до части быстрее добраться?

Нелужа объяснил подробно все возможные подходы к воинской части и спросил, не нужна ли его помощь.

— Оставайтесь здесь, вечером встретимся, — сказал Док. — Мы сами справимся.

— Они справятся, — подтвердил Карась.

— А тебе, Константин, тоже лучше здесь оставаться, — предупредил Артист. — Битый может еще раз твой дом навестить.

Когда Док с Артистом вышли на улицу, у них вдруг возникли опасения, что завтра может все сорваться — над Двоегорском нависли тучи, грозя нелетной погодой. Вокруг было темно и ветрено. Ну тут уж они совершенно бессильны. С небесами не поспоришь. Так что оставалось только ждать...

Они шли к дому Карася за своей машиной. Шли осторожно, все время осматриваясь и стараясь не шуметь.

— Не пора ли созвониться с Пастухом? — спросил Артист.

— Нет. Сначала найдем этого Коперника и поговорим с ним.

— Док, не забывай, что вся эта история должна быть как-то связана с нашими работодателями, с управлением. Ведь не зря же они вышли именно на тебя... Кстати, какого черта! Получается, что этот черноволосый, как его там... Коперник или этот генерал тоже как-то связаны с управлением, иначе как бы они вышли на тебя?

— Вот поэтому, Семен, и не спеши, — рассудил Док. — Сначала мы сами попытаемся узнать ответ на этот вопрос. И еще, меня все больше интересует, какое отношение к этому имеет мой бывший друг Лешка Сомин.

— Да что ты со своим Соминым привязался! Может, он вообще не имеет к этому никакого отношения. Просто они узнали, что когда-то был у тебя друг Лешка Сомин, и приплели его для достоверности.

— И просто заставили его написать письмо...

— Ну, не знаю... Меня больше другое беспокоит.

— Что?

— А ты сам подумай. — Артист ненадолго смолк, словно собираясь проверить, сколько Доку потребуется времени, чтобы подумать, но потом усмехнулся и продолжил: — Тебя же выманивали одного. Я присоединился случайно. Значит, и подставить собирались тебя одного. Не маловато ли для серьезной операции? Что, не нашли выход на остальных? Или нашли? А если нашли, то на кого? На Серегу Пастухова? На Муху? На Боцмана? Что со всем этим делать?

— Семен, не гони! Здесь вообще сплошные вопросы. Откуда летит самолет? Что должен доставить? Для чего? Не гони. Попробуем прояснить все и к вечеру будем хоть что-то знать. Тогда и свяжемся с нашими.

— Да, — вздохнул Артист. — Хороший отдых получился.

— Тебе скучно? — попытался пошутить Док.

— Нет, мне грустно...

Машина оказалась на месте и в полном порядке. Док с Артистом перебрались через забор, разогрели двигатель "Нивы" и, дождавшись, пока на улице станет пустынно, осторожно вырулили за ворота.

3 — Да вы что, капитан, с ума сошли?! — медленно начиная приходить в ярость, спросил генерал Кудрявцев. — Это вам не учения! Это, вашу мать, не праздничные маневры! Здесь все рискуют жизнью! Ни одной ошибки нам не позволено совершить, ни одной! А вы мне тут заявляете, что упустили из поля зрения вашего Дока!

Коперник склонил голову.

Но это невольное движение было вызвано не чувством вины перед начальством. Вот уж чего он не чувствовал сейчас, так это своей вины. Просто-напросто Коперник был раздражен. Раздражен тем, что его, профессионала, прекрасно знающего, что и как надо делать, отчитывают как ребенка. И кто!

Наконец Коперник, справившись с приступом раздражения, взглянул на генерала.

— Мы не предполагали, — сказал он, — что они появятся в городе на несколько дней раньше. У нас все было готово.

— Вы не предполагали, — тут же, и не без ехидства, перебил его генерал, — что ваш клиент появится не один. Вы не предполагали, что он появится на несколько дней раньше. Вы не предполагали, что не успеете их взять в приготовленной вами ловушке... А что же вы предполагали?! Вы обделались, как первоклассник!

Генерал Кудрявцев презрительно смотрел на этого капитана, которого советовали ему как лучшего специалиста и как человека, на которого во всем можно положиться. Он смотрел на этого Коперника, и ему хотелось прямо здесь придушить его. Неужели задуманное ими колоссальное дело, так тщательно разрабатываемое почти полгода, дело, от которого зависит даже не карьера, а жизнь генерала Кудрявцева, да и не только его одного, — неужели это дело сорвется из-за какого-то тупорылого капитана?! Как можно было не сообразить, что люди, работающие на президентское Управление по планированию специальных мероприятий, запросто способны на нестандартное поведение? Что они не дураки и соображают очень быстро? Ведь это же очевидно.

— Капитан, — немного успокоившись, продолжал Кудрявцев. — Не забывайте, что мы поставили на карту все. Нам дороги назад нет. И если что-то сорвется, то первым будете отвечать вы. И я уверяю вас, что мало вам не покажется... Кстати, учтите, что ситуация очень напряжена, в Москве у нас тоже не все в порядке, поэтому сейчас наш успех зависит от того, насколько грамотно и четко вы будете действовать здесь. Вам ясно?

— Так точно, товарищ генерал, — сказал Коперник, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он был совершенно спокоен внешне, но Кудрявцев прекрасно понимал, что капитан нервничает побольше него. Ну и пусть нервничает, это даже к лучшему. Пусть отдает себе отчет в том, что дело хоть и "наше", но отвечать за него, если что, и в самом деле будет он.

— Хорошо, — кивнул генерал. — А теперь выкладывайте, что вы намерены предпринять?

— Я точно знаю, что люди управления еще не покинули город и покидать его не собираются. И я знаю, где их искать. То, что их оказалось двое, нам только на руку. Таким образом, я не терял контроль над ситуацией. Я просто жду завтрашнего дня. Завтра город будет блокирован, и сразу после прибытия груза мы их возьмем. Я думаю, что у нас нет причин для волнений.

— Будем надеяться... Скажите мне вот что, капитан. Кто этот второй, с которым прибыл в город ваш Док? Он из той же команды?

— Да. Семен Злотников. Или Артист, как они его называют. Он тоже из этой команды. Но я уверен, что его решение присоединиться к Перегудову было чисто случайным и не имело отношения к нашему делу.

— А вы никогда не замечали, что все планы разрушают именно случайности?

— Нет, не замечал. Генерал усмехнулся:

— Ладно, лучше скажите, уверены ли вы, что эта команда наемников есть надежный козырь против Нифонтова? Ведь они не состоят, насколько я понимаю, в штате управления?

— Уверен. Нифонтов как начальник управления отвечает за любые действия своего подчиненного полковника Голубкова, начальника Оперативного отдела управления. А то, что полковник Голубков привлек для операции в Ираке эту команду, мы можем подтвердить документально. Причем не имеет никакого значения тот факт, что разговор у Голубкова шел не обо всей пятерке, а в первую очередь об их командире Сергее Пастухове. Мы представим дело по-своему. Ну и потом, я вам уже докладывал, что мы попытаемся использовать если не всю команду Пастуха, то, во всяком случае, по максимуму. Их сейчас пятеро. Все профессионалы высокого класса. Использовались управлением неоднократно в сложнейших операциях. Причем неофициально. Мы можем представить эту команду в любом выгодном для нас свете. Понимаете? Мало ли для чего их готовят в ближайшем будущем! Так что появление Дока в паре с Артистом, а не в одиночку играет нам на руку.

— А вы не думали, капитан, что они могут еще до завтрашнего дня успеть сообразить, что приглашение в Двоегорск как-то связано с управлением, и связаться со своим начальством?

— Исключено.

— Это почему же?

— Потому что им неоткуда об этом узнать. Единственное, что могло их насторожить, — это отсутствие Сомина, к которому они ехали. Но мне эту проблему удалось решить. Теперь всему городу известно, что некий Сомин был убит несколько дней назад и что в этом как-то замешаны местные бандиты. Поэтому наши клиенты будут уверены, что все их проблемы связаны с коррупцией в городских властях. Это, во-первых, позволяет нам задержать наших клиентов здесь, в городе, на несколько дней, а во-вторых, позволяет надежно скрыть истинную суть дела.

— Допустим, — кивнул генерал. — Но не забывайте, что торопиться тоже не следует. Операция будет эффективна только в том случае, если пройдет здесь и в Москве одновременно. Нифонтов, Голубков и все остальное начальство управления для нас не менее важны. Поэтому мы должны дождаться груза, проинформировать наших людей в Москве о его прибытии, дождаться сигнала от них и только после этого действовать. И никакой самодеятельности!

— Мне могут понадобиться ваши бойцы для нейтрализации Дока и Артиста.

— Спецназ здесь только для прикрытия операции и охраны самолета, капитан.

— Но наши клиенты могут оказаться не по зубам местной милиции.

— Опять не предусмотрели? — ехидно заметил генерал. — А ведь вам платят за вашу сообразительность и организационные способности... В общем, так. Никакого спецназа. Выкручивайтесь силами местной милиции... или кто здесь еще в вашем распоряжении? И еще, капитан.

— Я слушаю.

— Вы хорошо поработали в Ираке. Не заставляйте разочаровываться в вас сейчас, когда остался всего один день. Не подведите. Вы знаете, чем это может закончиться для вас.

Коперник знал. Очень хорошо знал. Он прекрасно понимал, какую работу выполняет и чем она может закончиться для него. Ему платили — он делал, и делал хорошо, что бы там Кудрявцев ни говорил. Но вот чего Коперник не предусмотрел с самого начала, а теперь понял очень отчетливо, так это то, что проблемы у него могут возникнуть в любом случае. Не важно, насколько хорошо он сделает свою работу и сделает ли ее вообще. Сейчас, глядя на то, как генерал Кудрявцев прячется за свою иронию и грубость от навалившегося на него страха, глядя в его потемневшие усталые глаза, Коперник понял, что вся эта операция задумана им и ему подобными не с политическими целями, как они пытались убедить его с самого начала, а исключительно в страхе за свою шкуру! Что уж их там, в Генштабе, так прижало — не важно. Важно то, что трясущиеся в страхе не знают верности и не держат своего слова. Вот в этом Коперник был уверен на сто процентов. А стало быть, они попытаются утопить его в любом случае: если все получится — то на всякий случай, как непосредственного исполнителя, который слишком много знает, а если операция провалится — чтобы спасти остатки своей шкуры.

Нет, он не будет отказываться, он сделает все, что от него зависит. Хотя бы потому, что уже и сам во всем этом измазан. Но с этой минуты он будет очень тщательно обдумывать свое исчезновение и совсем никому не будет доверять.

— Вам все ясно, капитан? — спросил Кудрявцев.

— Ясно.

— Вопросы есть?

— Нет.

— Значит, так. Я буду находиться все время в расположении части. Если возникнут какие-то проблемы, немедленно докладывать мне. А завтра, когда все закончится и дело примет официальный оборот и сюда прибудет специальная команда, которая разберется с грузом, мы с вами отправимся в Москву.

Генерал поднялся и подошел к двери. Они разговаривали, естественно, без свидетелей, и прибывшие с инспекцией офицеры ждали там, за дверью.

Кудрявцев вышел в коридор.

— Я остаюсь здесь на два дня, — сказал он одному из своих сопровождающих. — Как мы и договаривались. Можете возвращаться прямо сейчас. Я сам закончу все дела... Да, и попросите там, чтобы ко мне явился командир части.

Коперник вдруг подумал о том, что генерал не захотел разрешить ему использовать спецназовцев по очень простой причине. Он просто собирается их все время держать здесь, рядом с собой, для надежной защиты. Неужели он так боится этих двоих наемников? Ну и ну!..

— Можете быть свободны, капитан, — сказал Кудрявцев. — Идите и сделайте все, как надо... Кстати, вы где остановились-то?

Коперник поднялся.

— Здесь много желающих сдать комнату, — сказал он и вышел из кабинета.

Сегодня у него было еще много дел. Он собирался нанести визиты начальнику милиции, мэру и этому его ненормальному брату. Он должен был подробно проинструктировать всех, как им действовать завтра. Завтра у Коперника не будет возможности контролировать их действия, а потому сегодня необходимо сделать так, чтобы все они без всякого контроля действовали слаженно. А потом со спокойной душой можно будет отвалить на боковую. В том, что его клиенты, эти двое москвичей из управления, никуда до завтра не денутся, Коперник совершенно не сомневался. Ну а завтра их не спасет никакая сообразительность.

Выйдя из части, он сел в поджидавший его "уазик".

— К Смирнову, — бросил Коперник водителю и откинулся на сиденье.

Впрочем, в "уазике" не очень-то расслабишься. На плохих дорогах его трясет, а хороших дорог в Двоегорске нет в принципе. Даже подъезд к дому Заславского представляет из себя сплошные колдобины, хотя этот-то уж мог себе позволить хорошо асфальтированный подъезд. Правда, сейчас, в феврале, снег смягчал все эти колдобины, но даже он не мог полностью выровнять дорогу. Впрочем, несмотря на то что по такой дороге больше сорока — пятидесяти километров в час невозможно было выжимать, "советский джип" довольно бодро прыгал по ухабам в сторону Центральной площади, разбрасывая комья снега и натужно рыча. Коперник курил и задумчиво смотрел вперед. Он в сотый раз просчитывал все свои действия, пытаясь перепроверить в очередной раз, не сделал ли где ошибки, не упустил ли какую мелочь. И в сотый раз он приходил к выводу, что ошибки быть не может, что все сделано четко и верно. Нет, Кудрявцев просто паникует. Срыва быть не может.

Дорога была одна — сначала вдоль забора части, мимо пустырей, а потом направо, по тихой окраинной улочке. Когда машина свернула на эту улочку, в отдалении, ближе к ее концу, быстро переместились какие-то фигуры, но Коперник не придал этому значения. Слишком он здесь был уверен в себе, слишком занят своими проблемами. Впрочем, когда "уазик" уже приближался к противоположному концу улицы, Коперник все же заметил мужика, сидящего на лавочке у дороги рядом с калиткой одного из домов и хлещущего водку прямо из горлышка. Словно трубач, он, запрокинув голову, вылил в себя содержимое бутылки на одном дыхании. А когда машина была уже недалеко от него, мужик оторвался от бутылки, потом, видимо одолев все до капли, приложился к ней на всякий случай еще раз и, отшвырнув пустую посудину в сторону, поднялся. Его сильно повело в сторону, прямо на дорогу, и тут, на накатанном снегу, он уже был не в силах сохранить равновесие. Взмахнув руками, словно разучившаяся летать птица, мужик свалился прямо на проезжую часть.

— Вот козел, — проворчал водитель, резко тормознул и попытался объехать упившегося аборигена.

Но в то мгновение, когда машина медленно протискивалась между лежащим на дороге телом и кустарником на обочине, из этих кустов неожиданно выскочил еще один человек и, мгновенно распахнув дверцу водителя, резко рванул водителя на себя, вывалившись вместе с ним в снег. Коперник тут же дернул ручник, машина вздрогнула, остановилась, и в ту же секунду дверцу с его стороны с силой рванул тот самый рухнувший на дорогу абориген, который оказался трезвым как стеклышко, и Коперник получил в челюсть. Но абориген не стал вытаскивать его из машины, а, свалив лицом вниз на водительское сиденье, уселся сверху, быстро обыскал, а потом проворно связал Копернику руки за спиной.

— Артист! — позвал он.

— Порядок, — отозвался Артист, затаскивая водителя на заднее сиденье. — Проворным оказался, гад, так что пришлось помять его немного... Кстати, Док, узнал старого знакомого?

Док бросил взгляд на бесчувственное тело водилы и только тут понял, почему этот человек показался ему знакомым. Точно! Это же тот самый Петрович, который уговаривал их остаться в доме No 5 по улице Карла Маркса. Вот и встретились.

Док коротко кивнул.

— Оклемается?

— Если будет сидеть спокойно, то оклемается.

— Тогда поехали... Помоги.

Артист подошел к открытой дверце водителя, чтобы помочь Доку усадить Коперника и освободить себе место за рулем.

— Ну что, Коперник, — сказал Артист, приподнимая его, — дождался своей инквизиции? Садись, сейчас звезды поедем считать.

Вот этого Коперник никак не ожидал. Никак.

Просто этого не должно было произойти. Особенно сейчас.

Все, что угодно, только не такая встреча с глазу на глаз, потому что это будет полный провал операции, потому что это именно то единственное, чего капитан действительно опасался. Твою мать...

Док и Артист подняли капитана и усадили его. Как-то сжавшись, словно чего-то опасаясь, Коперник молча отвернулся к окну. Артист уселся за руль, а Док, прежде чем пересесть на заднее сиденье "уазика", задержал свой взгляд на лице Коперника. Задержал и вдруг чуть заметно вздрогнул и только потом захлопнул дверь, чтобы пересесть к лежащему без сознания водителю. Машина, ведомая теперь уже Артистом, тронулась в путь.

— Ты подумай, пока мы едем, — сказал Артист Копернику, — чтобы потом отвечать на вопросы быстро и точно. Мы тебя долго мучить не будем. Ты нам не нужен. Только несколько ответов на несложные вопросы — и все.

Коперник промолчал.

Док тоже.

Артист же хмыкнул и продолжил:

— Ты, конечно, можешь молчать, но славы тебе это не принесет. Мы давно уже знаем о самолете, который ты завтра ждешь, и о том, что ты хотел нас подставить. Вряд ли у тебя все это получится, так что ты лучше расскажи нам чистосердечно все, что знаешь, ну, а мы, может быть, помилуем тебя.

И тут заговорил Док.

— Леша, — сказал он неожиданно, и голос его казался севшим, — как ты мог? Зачем тебе это понадобилось?

Вот этого Коперник и боялся. Боялся, что Док его узнает.

Артист с изумлением посмотрел на Коперника и, отвлекшись от дороги, едва не въехал в придорожную канаву.

— Я ведь верил тебе, — продолжил Док. — Ты заставил меня поверить, что на этом свете существует что-то кроме войны... Я же сюда из-за тебя приехал...

— Ну, теперь все ясно, — сказал Артист. — Лихой ты, оказывается, парень, Алексей Сомин... Или как там тебя теперь? Коперник? Так запросто сдать друга не каждый сможет.

— Я ни при чем, — подал голос Коперник. — Ты все равно был обречен... Вы все были обречены... А то, что ты оказался на моем пути, — просто случайность.

— Ну-ка, ну-ка, — переспросил Артист, — это почему же мы были обречены?

— Потому что вы наемники. За вас никто не отвечает. Таких, как вы, уничтожают первыми. Вы попали в политику.

— Док, а давай-ка открутим ему голову, чтобы он не сомневался в том, кто из нас обречен, а?

— Подожди, Артист... Леша, почему нас вызвали сюда?

— Потому.

— Как на нас вышли?

— Очень просто. Некое управление планировало одну операцию в Ираке, которую мы должны были подправить в своих интересах, а ваша команда во главе с Пастухом значилась в исполнителях. Ну а узнать, что под именем Док скрываешься именно ты, было несложно.

— И ты воспользовался этим?

— Мне ничего не оставалось делать.

— На кого ты работаешь?

— Бесполезно, Ваня, я все равно ничего больше не скажу.

Артист резко затормозил, и Коперника сильно качнуло вперед.

— Док, давай выкинем его к едрене фене из машины, чтобы он замерз в каком-нибудь сугробе?

— Идиоты! — заорал вдруг Коперник. — Вы что, не понимаете, что вам конец?! Раз вы оказались такими сообразительными, так валите отсюда, пока не поздно! Спасайте свои задницы! Вы можете прирезать меня, но изменить все равно ничего не сможете! Это политика! Самолет все равно прилетит, и груз все равно заберут, что бы вы ни делали!

— Смотри-ка, — со злостью произнес Артист, — огрызается...

Вдруг водила, который как-то незаметно пришел в себя, нанес Доку резкий удар, обхватил за шею и начал душить. Артист немедленно развернулся, но таким образом потерял из поля зрения Коперника, чем тот и воспользовался, — он открыл дверцу и вывалился на дорогу. Быстро поднявшись на ноги, Коперник со всех ног рванул прочь, и через несколько секунд, пока Артист снова отключал водилу, он уже скрылся за ближайшим домом.

Когда прыткому водителю все же свернули шею, догнать Коперника было уже невозможно.

— Сволочь, — проворчал Артист, стирая кровь с рассеченной брови.

А Док молча вышел из "уазика" и нервно закурил.

— Что делать, Семен? — спросил он.

— Ты о чем?

Док смотрел куда-то в небо.

— Как жить, когда предают друзья? Ведь это единственное, что у нас есть...

— Что делать, что делать, — проворчал Артист через некоторое время. — С Пастухом связываться, вот что делать. Ты же слышал, что они на всех на нас вышли...

4 Коперник был близок к панике. Нет, он не паниковал еще, он только был близок к ней, но и этого оказалось достаточно. С веревкой ему удалось справиться быстро, но что там веревка, когда вся операция идет под откос, — как выяснилось, Док и Артист уже слишком много знали. Так что теперь, если только они будут действовать решительно и быстро, они смогут разрушить все. Да, они до сих пор не знают, что за груз прибывает, да, они не знают, с кем имеют дело, но ведь они, по всему судя, совсем не лыком шиты — хватило же у них ума выйти точно на Коперника!

Столько сил потрачено за последние месяцы, столько усилий, что напряжение достигло самого крайнего предела. Коперник прекрасно отдавал себе отчет, что до конца этой масштабной титанической операции остались всего сутки. Жалкие сутки! И меньше всего он сейчас хотел, чтобы именно в последнюю минуту все полетело к черту! Нервы просто не выдерживали. Когда на него, офицера ГРУ, вышел генерал Кудрявцев из Генштаба (разумеется, Кудрявцев был не один, но с Коперником общался только он) и предложил участие в этом деле, раздумывать долго не пришлось. Тем более отказываться. Эта гоп-компания высших офицеров была крайне убедительна. В первую очередь они хорошо оплачивали работу. Очень хорошо. А во вторую очередь подготовили очень убедительную политическую подоплеку всего дела, — мол, вы же понимаете, что в условиях тотальной коррупции просто приходится действовать незаконными методами. Коперник понимал. Сам пользовался теми же аргументами зачастую. Но все-таки некая моральная поддержка тоже сыграла свою роль. Одним словом, он согласился и половину своего гонорара получил немедленно. Это тоже оказалось вполне убедительно.

А дальше начались его хитрые маневры в Багдаде, и он начал чувствовать себя как рыба в воде. Это была его работа, которую он знал и в которой был профессионалом, в которой он, Коперник, все сделал блестяще, без единой ошибки. Официально все это было совместной операцией Министерства обороны и президентского Управления по планированию специальных мероприятий, в результате которой из Ирака должны были вывезти обратно в Россию, в специально подготовленное хранилище под Екатеринбургом, штаммы бактериологического оружия. Что, зачем да почему — это Коперника не интересовало. Задача перед ГРУ и управлением была предельно ясна: набор штаммов боевых бактерий необходимо было немедленно вывезти из Ирака. Сделать это предполагалось под прикрытием делегации российских депутатов во главе с Жириновским. Но личная задача Коперника, которую перед ним поставил Кудрявцев и о которой никто больше не подозревал, была несколько иной. Коперник должен был чуть-чуть подкорректировать официальные планы. И выполнял он именно эту задачу. И не просто выполнял, а с блеском выполнял!..

Нетрудно оказалось обвести вокруг пальца начальника Голубкова, отвечавшего за операцию со стороны Оперативного отдела спецмероприятий управления, его человека Сергея Пастухова, который должен был получить контейнер со штаммами, советника Саддама Хусейна аль-Темими, который должен был передать контейнер русским, и начальника армейской разведки Камаля аль-Вади, пытавшегося предотвратить вывоз из страны стратегического оружия. Несложно было с опытом Коперника сделать так, чтобы контейнер оказался в руках подготовленного самим Коперником человека, о котором не знал никто и который должен был переправить контейнер в Россию, но, разумеется, не в государственное хранилище, а прямо в руки самого генерала Кудрявцева, который на время операции в Багдаде выдумал себе угрожающий псевдоним Барбаросса.

Все это Коперник сделал и благополучно исчез из Ирака. Казалось, что самое трудное закончилось и теперь остались лишь мелочи — встретить в Двоегорске самолет, на котором Аджамал Гхош, так тщательно подготавливаемый Коперником в течение нескольких месяцев для этой операции, доставит контейнер, после чего отчитаться перед Кудрявцевым и исчезнуть вместе со второй половиной своего гонорара.

Как все должно было быть просто... Господи, кто же надоумил этого идиота Кудрявцева подставить Управление стратегического планирования! Впрочем, вполне может быть, что именно это обстоятельство — дискредитация управления — и было изначально самой важной частью всей операции... Коперник подробностей не знал.

Но он прекрасно понимал, что все действия Кудрявцева ведут к тому, что президентское управление окажется подставленным, и он теперь точно знал, что это с самого начала было ошибкой, с которой ему — увы! — приходилось мириться. Причин ему не открывали — только самый минимум, необходимый для работы, поскольку Коперник должен был организовать и дискредитацию тоже. Он и организовал. Когда ему пришлось бывать в управлении, чтобы оговаривать с Голубковым детали, он потребовал самого тщательного отбора кандидатур возможных исполнителей и таким образом узнал о команде Пастуха. Подвело Коперника то, что слишком уж удачной оказалась эта команда. Во всех отношениях. И еще одно — что человека из этой команды по имени Док он узнал сразу. Это был Иван Перегудов, его старый школьный приятель. Оказывается, Ванька тоже попал в тайные коридоры политики! Нет, Коперник не собирался уничтожать его. Он не взял бы на себя такой грех даже при всем своем цинизме. Но выбор был сделан, и операция началась, хотя то, что он должен был подставить Ивана, все же, помимо воли, царапало душу. Надежда была только на то, что им с Иваном не придется встречаться лицом к лицу.

И вот теперь, когда закончились шпионские игры и началась российская действительность, вся операция вдруг полетела кувырком! И Коперник начал нервничать. Вся эта очевидность предательств, грязных политических игр словно подкосила его. Он даже не ожидал этого от себя, если честно. А мерзость эта подкосила его так, что Коперник растерялся. На самых сложных заданиях не терялся, а тут на тебе! Он перестал чувствовать себя уверенным, как это было в Багдаде. Как ему теперь выкручиваться? Что делать? Как быть с заговорившей совестью?

Нервы были на пределе.

А ведь генерал Кудрявцев будет абсолютно раздавлен, если узнает об этой встрече Коперника с Доком! Уж для него-то это будет катастрофа. А если генерал Кудрявцев будет раздавлен, от него можно будет ожидать любой глупости.

Похоже, у него, Коперника, нет выхода.

Он снимал номер в двоегорской гостинице — просто так, безо всяких хитростей, безо всякой конспирации. И вот теперь, когда он добрался до своего номера и лежал на кровати, греясь в тепле и глядя в потолок, он постепенно приходил к мнению, что мысль, спонтанно возникшая у него еще на улице, единственно верная. И Коперник решился.

Во-первых, он, естественно, ничего не скажет Кудрявцеву.

Во-вторых, он уничтожит всех, кто мог иметь к этому делу отношение, кто мог навести на него. Док с Артистом ждали на дороге, а стало быть, знали, что он в части и собирается ехать в город. Кто мог им об этом сказать? Никакого осведомителя у них нет, а значит, это случайный человек. Таким человеком мог быть только подполковник Старыга, этот старый мудак, который недовольно ворчит при каждой их встрече с Коперником. А раз так, то теперь, пожалуй, Коперник понимает, почему Смирнов со своими ментами второй день не может взять эту парочку. Все очень просто — они наверняка осели в доме участкового... как же его фамилия? Нелужа, кажется. Кстати, через подполковника же они могли узнать и о самолете. Все сходится, тем более что Старыга и Нелужа соседи... Всех! Всех уничтожить, чтобы оборвать нити, чтобы изолировать этих настырных наемников...

А в-третьих, надо сейчас же, немедленно отправляться к Заславскому и заставить его обосраться от страха за свою шкуру! Надо намекнуть ему, что он не только распрощается со своей карьерой мэра, но и вообще сядет очень надолго вместе со своим бра-тельником, если завтра не наведет порядок в городе. Надо разрешить ему делать все, что захочет, любой беспредел, но только чтобы к шести часам вечера Док и Артист сидели в тюрьме, а лучше, чтобы лежали в морге. В конце концов не все они нужны живыми и лучше оставить Аджамала, который должен прилететь сюда в самолете вместе с экипажем. Лучше уж его, чем Дока и Артиста. Слишком много они узнали. Извини, Иван Перегудов. Но другого выхода нет...

Коперник рывком поднялся с кровати и схватил телефонную трубку. Пора было действовать. Набрав номер, капитан молчал с минуту, а потом, когда абонент соединился, прижал трубку поближе ко рту и зловеще зашипел:

— Слушай меня внимательно, Заславский...

Глава седьмая. Путь Аджамала 1 За несколько предрассветных часов Аджамал Гхош проделал немалый путь. Коперник сдержал свое слово, и Аджамал получил все, о чем они договаривались. Кроме джипа он имел теперь форму капитана иракской армии и документы офицера по особым поручениям, направляющегося в город Эбриль в распоряжение командира 6-го отдельного корпуса, расквартированного в мятежной провинции. В сопроводительных документах также говорилось о некоем особом поручении и содержался приказ об оказании вышеуказанному капитану посильной помощи на всем пути следования. Советник, как выяснилось, не был лишен чувства юмора, потому что сопроводительные бумаги были подписаны лично начальником армейской разведки генералом аль-Вади.

Сама же передача контейнера прошла для Аджамала спокойно и даже как-то буднично. Просто в условленном месте на шоссе Багдад — Эбриль, в ста километрах севернее Багдада, где он просто ожидал, сидя в армейском джипе, к нему подкатил "мерседес", и советник аль-Темими сам, лично передал Аджамалу Гхошу заветный чемодан серебристого цвета. На словах он лишь добавил:

— Да поможет вам всемилостивейший Аллах. Мне пришлось постараться. Будет крайне обидно, если вас поймают.

— Не волнуйтесь, господин советник, — ответил Аджамал и на всякий случай отдал честь.

И вот Гхош уже третий час несся по пустынному шоссе на север страны. Из радиоприемника, настроенного на джазовую волну, неслось пронзительное соло на саксофоне. Ночь выдалась более чем прохладной, и Аджамалу приходилось кутаться в куртку с меховым воротником. Но с первыми лучами солнца температура воздуха начала заметно повышаться, и часов в девять утра стало даже жарковато. С рассветом на дороге стали появляться машины. Большей частью это были страшные монстры, собранные местными механиками из частей различных автомобилей. Какие-то грузовички с крестьянами, разноцветные пестрые автобусы. Много попадалось и русских машин. В основном "Волги", в том числе еще и "ГАЗ-21". Эта картина была знакома Аджамалу еще по Афганистану.

Через каждые пять километров у шоссе возвышалcя постамент с искореженным остовом автомобиля. По личному распоряжению президента Хусейна эти жертвы автокатастроф призваны были устрашать распоясавшихся водителей, тем более что больше их устрашать было некому. Дорожная полиция в стране, похоже, отсутствовала. Зато на дороге было много военных. Каждый третий автомобиль оказывался армейским грузовиком или джипом. Ирак готовился к очередной войне, и это было на руку — среди такого обилия армейцев Аджамал ничем не выделялся из общей картины, так что мог преспокойно нестись на север на той скорости, на какую только была способна машина. Местные водители, прекрасно усвоив, что для военных никакой закон не писан, сами торопились убраться с дороги.

Документы, добытые советником аль-Темими, оказывали волшебное действие на всех, кто держал их в руках. В течение всего пути Гхошу приходилось несколько раз останавливаться на блокпостах, перегораживающих шоссе, — Ирак уже лет десять или даже больше жил на военном положении. Обычно блокпост представлял собой несколько бетонных блоков у дороги, сложенных в виде укрытия. Из-за блоков торчал пулемет. При каждой такой дорожной крепости был свой гарнизон — обычно взвод солдат, возглавляемый офицером не выше лейтенанта. Вся служба здесь сводилась к непрестанной проверке документов. Впрочем, кое-кто из местных жителей, чье поле, например, оказывалось отрезанным блокпостом от дома, проезжал здесь уже без проверки. Их просто узнавали в лицо.

Итак, Аджамал показывал свои документы, и, сразу же после того как офицер доходил до подписи Камаля Абделя, Гхош тут же получал положенную "посильную помощь". Даже за сотни километров от столицы одной своей подписью генерал аль-Вади наводил благоговейный ужас на всех без исключения. Пароль командир блокпоста спрашивал уже как-то стыдливо, как бы показывая, что ему дико неудобно перед столь уважаемым человеком, но служба есть служба. Аджамал называл пароль и преспокойно следовал дальше. Этот пароль, действовавший до полудня, ему сообщил также советник. После полудня пароль должен был смениться. Предполагалось, что за это время Гхош должен был проделать значительную часть пути до Эбриля.

Впрочем, сам он на такую удачу не надеялся. Генерал аль-Вади недаром пользовался репутацией стального человека, чьи руки могли дотянуться до любого в этой стране, и не только в ней. Поэтому, внутренне ожидая скорых неприятностей, Аджамал все жал и жал на педаль газа своего джипа, стараясь скоростью выиграть если не время, то хотя бы расстояние.

Гхош уже подъезжал к Киркуку, первому и последнему крупному городу на пути к Эбрилю, когда его везение кончилось. На очередном блокпосте царило нездоровое оживление. Здешний лейтенант, в отличие от остальных своих коллег, которые на всех предыдущих блокпостах лениво отдыхали в тени, предоставляя своим солдатам право осуществлять самим контрольные функции, вдруг почему-то лично бросился проверять документы. Подпись всемогущего генерала произвела на лейтенанта какое-то двойственное впечатление. С одной стороны, видно было, что он инстинктивно вздрогнул от одной мысли о человеке, поставившем этот автограф. Но, с другой стороны, на его лице явно отпечатались какие-то сомнение и недоверие. Лейтенант замялся на месте, зачем-то еще раз просмотрел документы и как-то несмело спросил:

— Господин капитан, не назовете ли вы пароль?..

— Смелее, лейтенант, — нагло ответил Гхош. — "Эн-Наджаф-46".

Лицо лейтенанта приобрело окончательно кислый вид.

— Простите, господин капитан, но этот пароль уже недействителен.

Аджамал подавил в себе желание немедленно прекратить общение с лейтенантом путем нажатия педали газа. Он посмотрел на часы — те показывали только четверть двенадцатого. В точности своих часов Гхош не сомневался. К тому же было понятно и по солнцу, что полдень еще не настал. И означать это могло только одно: начальник армейской разведки приступил к решительным действиям.

— Но ведь полудня еще нет!.. — изобразил удивление Аджамал. — Я рассчитывал добраться до штаба в Киркуке и там взять новые пароли.

— Все правильно, господин капитан, — уныло пояснил лейтенант, — полудня еще нет. Но полчаса назад по приказу из Багдада все пароли были сменены. Вы могли этого не знать, находясь в пути...

— Вот именно! — прибавил возмущения Гхош.

— ...Но это недоразумение просто исправить. Я сейчас доложу о вас в штаб, и там примут решение, как с вами поступить. А пока вам придется повременить...

С этими словами лейтенант, не возвращая Аджамалу документов, отправился в вагончик, служивший ему кабинетом. В открытое окно Гхош видел, как лейтенант пытается дозвониться до штаба. Кроме офицера все остальные на блокпосте вели себя совершенно спокойно. Два солдата остановили автобус и не спеша проверяли документы, здороваясь со знакомыми. Еще два солдата сидели в вагончике рядом с лейтенантом, да еще один загорал за пулеметом.

Предвидя результат телефонного разговора, Аджамал привел себя в состояние боевой готовности. Стараясь не привлекать внимания, он осторожно расстегнул кобуру и снял пистолет с предохранителя. Следующим движением он переключил рукоятку скоростей, благо он все это время не глушил двигатель.

Тем временем солдаты закончили проверку автобуса и, выпустив струю черного дыма, тот покатил далее по шоссе. Теперь Гхош остался на блокпосте в одиночестве.

Лейтенант между тем дозвонился до штаба и минуту-другую внимательно выслушивал приказ, который ему отдавало начальство на том конце провода. Положив трубку, он посмотрел через окно на Гхоша. Аджамал встретился с лейтенантом взглядом, и этой секунды ему хватило для того, чтобы прочитать в озабоченном взгляде офицера содержание его разговора со штабом.

И, не дожидаясь больше, пока лейтенант сообразит, что ему предпринять в сложившейся ситуации, Аджамал начал действовать. Левой рукой он выхватил пистолет и выстрелил в солдата у пулемета. Правой рукой, почти одновременно, он схватил лежавшую под сиденьем гранату и швырнул ее в открытое окно вагончика, выдернув зубами чеку.

Продолжая стрелять по опешившим солдатам, Гхош выжал газ, и его джип, взвизгнув покрышками, рванул с места. Аджамал снес закрытый шлагбаум, когда сзади грохнул взрыв, и в тот же миг ему вслед затрещали автоматные очереди. Несколько пуль звонко ударили в борт машины. Остальные со свистом пронеслись мимо. Гхош рвал руль из стороны в сторону, не давая своему противнику возможности вести прицельный огонь. Краем глаза он успел разглядеть в зеркало заднего вида всю картину. Два солдата стреляли ему вслед, лежа в пыли. Из вагончика валил дым. Пулеметчика он, кажется, свалил с первого выстрела.

Потом на несколько секунд выстрелы прекратились, — видно, с перепугу солдаты выпустили по полному магазину из своих "Калашниковых", а теперь судорожно перезаряжали автоматы.

Этих секунд Гхошу хватило на то, чтобы перестать метаться по шоссе и набрать скорость.

Некоторое время Аджамал несся по дороге. Уже чувствовалось приближение города — пустыня вокруг постепенно превращалась в цветущий край. Внутренний голос подсказал ему, что пора предпринимать меры безопасности. Притормозив, Гхош свернул с шоссе в заросли акации и, загнав машину в гущу деревьев, заглушил мотор. И вовремя. Со стороны города к блокпосту с воем сирен пронеслось несколько джипов и грузовик с солдатами.

Нужно было торопиться. Желанная подмога быстро сообразит, что если они не встретили Аджамала по пути, то, значит, стоит его поискать по окрестностям дороги. Продвигаться далее на пробитом пулями армейском джипе, да еще без документов, не имело никакого смысла. Гхош быстро переоделся в цивильную одежду. Теперь он стал простым санитарным инспектором, что убедительно подтверждалось соответствующими документами. Чемодан с бактериологическими штаммами он спрятал в ранец. Один небольшой пистолет остался в специальной кобуре на правой лодыжке. "Стечкин" отправился за пояс. Там же разместились две гранаты. Аджамал собирался дорого продать свою жизнь в случае чего.

Уходя от возможной погони, Гхош отшагал несколько километров по палящему солнцу, пока не достиг какого-то селения. Тут снова начало везти. В селении как раз готовился к отходу в город автобус. Был базарный день, и желающих попасть в Киркук было хоть отбавляй. Пока шумные арабы, толкаясь, набивались в автобус, ежесекундно споря с водителем из-за оплаты, Аджамал спокойно сидел неподалеку в тени развесистого дерева. А когда суета улеглась и автобус, издав торжественный гудок, натужно тронулся в путь, Гхош в два прыжка догнал его и ловко уцепился за лестницу, ведущую на крышу, где размещался многоместный багаж аборигенов.

Уже на ходу Аджамал взобрался на крышу и с относительным удобством разместился среди корзин с сушеными фруктами, тюков с тряпьем и клетками с орущей птицей.

В Киркук Аджамал въехал без приключений. Несмотря на то что в городе после его бегства с блокпоста была объявлена тревога, а контроль на постах при въезде в город был усилен, солдаты плохо справлялись со своей задачей. Как уже говорилось выше, день был базарный, и тысячи крестьян из окрестных селений стекались в город со своим товаром. На блокпостах творился сущий ад. Десятки повозок, автобусов и грузовиков сбивались в одну кучу, и разобраться в этой толчее было непросто. Военные честно проверяли документы у всех, но заглядывать на крышу автобуса у них просто не было заведено.

В Киркуке Аджамалу предстояло решить, как он будет передвигаться дальше. До Эбриля оставалось еще километров сто по горам. Теперь уже вся нужная ему дорога будет находиться под контролем правительственных войск. Побродив с час по шумному базару, Гхош пришел к простой мысли. Не колеблясь, он отправился в городскую больницу, прямо к главному врачу. Старый араб, получивший медицинское образование еще при англичанах, довольно быстро вошел в печальное положение своего "коллеги" из санитарной инспекции.

— Вы понимаете, уважаемый Сайд, — жаловался Аджамал, — начальство отправляет меня в Эбриль в связи с тяжелым санитарным положением в провинции, а денег на дорогу не дает... Ох уж эти санкции. Совсем житья не стало.

— Я вас понимаю, уважаемый Аджамал, — кивал головой старичок доктор. — Сам в таком же положении. Того и гляди — вспыхнет эпидемия дифтерии. Лекарств нет. Денег нет...

— Я как раз еду по делам эпидемии, — подхватил Гхош. Он не очень кривил душой, если учитывать, что у него в ранце находились штаммы десятка самых страшных болезней человечества, от одних названий которых у старого доктора встали бы дыбом остатки седых волос, а дифтерия показалась бы благословением Всевышнего...

— Ну так я вам помогу, уважаемый Аджамал, — расчувствовался старичок. — Завтра утром в Эбриль отправляется санитарная машина Красного Креста. Они везут лекарства и вакцину. Будем делать прививки.

— О, это очень важно, — на всякий случай закивал Аджамал.

— Безусловно... — пробормотал старик и замолк, потеряв нить своей мысли.

— Вы сказали: санитарная машина, — напомнил Гхош.

— ... Да, — встрепенулся врач. — Вообще-то они пассажиров не берут. Все-таки международная организация. Но мне они не откажут. — Старик хитро улыбнулся. — Старый Сайд знает, как говорить с людьми...

— Спасибо, уважаемый Сайд, — искренне поблагодарил его Гхош. — Прямо не знаю, что бы я без вас делал.

— А до завтра вы можете переночевать у меня в больнице. — Видно, старик решил окончательно добить Аджамала своей щедростью.

2 На столе перед Камалем Абделем аль-Вади лежало несколько обгорелых клочков бумаги — все, что осталось от документов Гхоша после взрыва гранаты. Самое ценное — фотография сильно пострадала. Оставшиеся в живых и раненые солдаты с блокпоста, как смогли, дали словесный портрет капитана, устроившего на их посту маленькую войну. Выходило, что человек, которого теперь разыскивали все вооруженные силы Ирака, был крепкого телосложения, со светлыми глазами и лицом, обезображенным шрамом. Приметы более чем характерные, но в стране, которая пережила за последние годы две кровопролитные войны, человек со шрамом не был такой уж редкостью.

Генерал отдал правильный приказ о смене паролей. Более того, с этого момента пароли менялись каждые три часа и назначал их сам аль-Вади. Поиски же советника закончились тем, что утром он сам объявился у себя на вилле. Референт Юсеф Али неотлучно оставался при нем, так что еще несколько часов Камаль Абдель не мог выслушать его версию событий. Наконец, едва советник аль-Темими соизволил отпустить своего секретаря, того арестовали буквально за воротами виллы.

Но Юсеф не смог рассказать чего-либо ценного. Да, он по приказу советника повсюду следовал за ним и даже нес проклятый чемодан. Каким образом они покинули Дворец? Этого референт объяснить не смог, так как не запомнил дорогу по коридорам бункера. Соответственно не знал Юсеф и где они встретились с Аджамалом. Человека, которому советник передал контейнер, он не смог рассмотреть из-за темноты. Вспомнил только, что тот, кажется, был в военной форме. Именно тогда генерал и отдал приказ сменить пароли.

Результат последовал через пару часов. Из Киркука поступил доклад о том, что на одном блокпосте задержан капитан, чьи полномочия вызывают подозрения. Камаль Абдель тут же приказал приготовить вертолет. Уже на аэродроме он узнал новые подробности: перестреляв полпоста, капитан сумел бежать. Ведутся активные поиски.

Прибыв в Киркук, генерал засел в штабе местного гарнизона и лично возглавил операцию по поимке человека с контейнером. И вот теперь он рассматривал остатки документов у себя на столе, пытаясь понять, с кем имеет дело. Чутье разведчика подсказывало ему: задействован профессионал весьма высокого уровня. Однако было совершенно непонятно, является ли этот "капитан" человеком аль-Темими или же это агент русских. В первом случае выходило, что он недооценивал силу советника. Если тот сумел создать свою дееспособную спецслужбу, да так, что никто об этом не знал, — значит, готовится к активным действиям и в любом случае представляет для начальника армейской разведки реальную угрозу. Во втором случае масштабы и наглость действий русской разведки в Ираке превосходили все возможные ожидания. Схватить Захарова, который, как выяснилось, вел все это время с генералом двойную игру, тоже не удалось. Русский шпион устроил в отеле пожар и буквально растворился в неизвестном направлении.

Вообще сложившаяся ситуация просто бесила Камаля Абделя. Его враги бесследно исчезали один за другим, оставляя генерала с носом, и он, похоже, пока ничего поделать с этим не мог. Аль-Вади собрался было отвести душу на несчастном командире блокпоста, но и тот погиб при взрыве гранаты, лишив генерала естественной человеческой радости найти козла отпущения.

Проходил час за часом, а никаких следов Капитана (именно такое кодовое название получил Аджамал), кроме брошенного джипа, не было. Генерал уже понял замысел противника. Путь Капитана явно лежал в Эбриль и далее через эту мятежную провинцию в Турцию или Сирию. Пока было непонятно, действует ли Капитан в одиночку или рассчитывает на помощь повстанцев-курдов. Но в любом случае уже сейчас поиски Капитана с контейнером начинали приобретать масштабы чуть ли не общевойсковой операции. На время генерал аль-Вади даже забыл о ежеминутной угрозе нападения американцев. Похоже, что ему даже стало наплевать на сам контейнер. Поимка Капитана стала для генерала делом чести...

3 Ранним утром Аджамал искренне поблагодарил старого Сайда и в машине Красного Креста выехал в Эбриль. Лучшего средства передвижения в сложившейся ситуации ему было не придумать..

Представитель Красного Креста оказался молодым врачом из Арабских Эмиратов. Похоже, что он искренне считал иракцев дикарями, и только клятва Гиппократа и элементарное человеколюбие не позволяли ему вместо вакцины раздавать цианистый калий. Впрочем, он оказался веселым парнем и всю дорогу рассказывал довольно смешные анекдоты про Саддама Хусейна.

Аджамал быстро нашел с врачом общий язык. Когда тот в сердцах произнес, показывая на очередной армейский грузовик:

— У них скоро дети в горах начнут умирать от голода и болезней, а они все еще не наигрались в войну. Ничего, что я так резко о ваших властях?

Гхош честно ответил:

— Ерунда. Я сам некоторым родом из Пакистана.

Врач рассмеялся и признал Аджамала за своего. Когда они подъехали к первому блокпосту, у Гхоша возникла мысль сыграть с военными забавную шутку. Он тут же поделился этой идеей с эмиратцем и получил с его стороны полную поддержку.

Поэтому, когда машина остановилась на блокпосте, все ее пассажиры оказались в марлевых повязках на лицах. Врач с совершенно серьезным видом рассказал о том, что они везут вакцину страшной болезни, дифтерии, и вынуждены соблюдать повышенные меры предосторожности (что, вообще-то, не слишком отличалось от истины). Испуганные солдаты, не понаслышке знакомые с эпидемиями, поражавшими провинцию с завидной частотой, убедившись, что в документах действительно значится вышеуказанная вакцина, поспешили пропустить машину и не искушать Аллаха излишней подозрительностью.

Марлевая повязка так удачно скрывала шрамы Аджамала, что до Эбриля они добрались беспрепятственно. Здесь Гхош распрощался с веселым эмиратцем и отправился далее в одиночку.

Эбриль был классическим восточным городком. Чудеса цивилизации и завоевания президента Саддама Хусейна еще не достигли этого места. Виной тому была его удаленность от центра и предвзятое отношение местного населения к любым изменениям вообще. Недаром Эбриль стал центром сепаратистских настроений. Иракские войска чувствовали себя здесь, как на чужой, временно завоеванной территории. Это чувство в вояках довольно успешно поддерживали курды из организации "Свободный Курдистан". В сложившейся ситуации лучшего места для того, чтобы оторваться от преследования Камаля Абделя аль-Вади, Гхош выбрать просто не мог. В Эбриле каждый мальчишка считал за честь плюнуть в проезжающий мимо армейский джип.

По оговоренному еще с Коперником плану Аджамал должен был выйти на членов "Свободного Курдистана". Для этого ему следовало остановиться в строго обозначенном караван-сарае на главном базаре Эбриля. Караван-сарай оказался плоским, длинным глинобитным зданием, казалось, попавшим сюда прямо со страниц "Тысячи и одной ночи". Только вместо верблюдов у его входа стояли потрепанные автомобили неизвестных моделей и происхождения.

Аджамал зашел внутрь и довольно быстро сговорился с хозяином, обладателем чрезвычайно хитрой рожи, о комнате и питании. Комната была очень низким помещением с плохо белеными стенами, по которым ползали какие-то существа из мира насекомых. Впрочем, Аджамал и не рассчитывал получить здесь номер с кондиционером. Более того, именно в этом номерке, где едва можно было стать во весь рост, он чувствовал себя более или менее спокойно.

Единственное, что еще всерьез беспокоило Аджамала, был контейнер. У него уже была возможность убедиться, что таскать с собой смертоносный чемодан — далеко не самый лучший способ времяпрепровождения. Если он не попадется с ним в руки аль-Вади, то ради такой яркой штуки кое-кто из болтающегося вокруг караван-сарая отребья может вполне решиться поиграть перед носом Аджамала ножиком. И в то же время добросовестное разглядывание хозяйской рожи привело Гхоша к выводу, что ее обладатель — достаточно отвратительная и хитрая личность, как раз такая сволочь, которой, пожалуй, можно доверить на хранение контейнер.

Хозяин вполне оправдал ожидания Гхоша. За определенную плату он с удовольствием согласился взять на некоторое время чемодан и сделать при этом вид, что он даже никогда не знал о его существовании.

— Запомни, уважаемый, — грозно предупредил Аджамал, отсчитывая деньги, — это не шутка. Что бы ни произошло, я обязательно вернусь за этим чемоданом. Если его не окажется у тебя — я тебя зарежу. Можешь не сомневаться, но даже если я не смогу этого сделать, за меня тебя зарежут другие достойные люди. Я понятно выражаюсь?

— Конечно, уважаемый, — не моргнув глазом ответил хозяин, пряча деньги. — Я не первый день в Эбриле и достойного человека вижу сразу. Можешь не сомневаться — получишь свой чемодан как новенький... Если, конечно, заплатишь вторую половину. — Хозяин хитро улыбнулся.

— Получишь ты свои деньги. И еще. Не вздумай совать свою хитрую рожу в чемодан. Там смерть!..

Хозяин понимающе кивнул головой — мол, ясное дело, что же еще там может быть. В городе, где десятилетиями идет тайная партизанская война и взрывы гремят чуть ли не каждую неделю, слова Аджамала не вызвали особого удивления. Пришел человек, попросил схоронить вещь, дал денег. Что еще нужно знать хозяину караван-сарая? Он потому и жив до сих пор, что не лезет куда не нужно и помалкивает о том, что знает.

* * * Пристроив на время контейнер, Гхош решил выйти в общий зал — что-то вроде крытого двора, где собирались все постояльцы. Откушать люля-кебаб, покурить кальян, послушать, о чем говорят люди. Аджамал решил совместить первое и последнее. Вот уже сутки, как он ничего не ел. А кроме того, было бы весьма полезно узнать про обстановку в городе. Да и связной от курдов должен же был его как-то найти.

В общем зале, несмотря на поздний час, было шумно. Сизый сладковатый дым анаши смешивался с острым ароматом жарившегося тут же на углях люля-кебаба и стелился поверх голов сидящих и лежащих на протертых коврах и подушках постояльцев. Здесь собирались видные люди — торговцы, контрабандисты, и нередко трудно было отличить одних от других. Были тут и просто мрачные типы неведомых профессий — из тех, с кем лучше не встречаться вечером, будь ты хоть правоверный мусульманин, хоть неверный. В общую компанию затесался даже один факир, подрабатывавший на базаре глотанием огня и показом кобр, танцующих под флейту.

Аджамал со своим шрамом поперек лица практически не выделялся из общей массы. Наверное, половина присутствующих могла похвастаться подобными отметинами — результатами битв с иракскими и турецкими войсками, конкурирующими бандами и товарищами по ремеслу. Он заказал себе еду, отказался от предложенного кальяна и расположился рядом с факиром.

Некоторое время Аджамал молча наблюдал за двумя дородными тетками, которые, к всеобщему удовольствию, исполняли на помосте посреди зала довольно откровенный танец живота. Потом он осторожно начал разговор с факиром. Тот оказался неплохим малым, а когда стало ясно, что он тоже родом из Пакистана, беседа у них пошла полным ходом. Факир, будучи рад пообщаться, говорил без умолку обо всем сразу, и Гхошу оставалось только время от времени направлять этот поток информации в нужное русло. Так он узнал, что в городе в последнее время неспокойно. Курды ждут начала американских налетов, чтобы со своей стороны нанести удар по правительственным войскам, когда тем станет не до мятежной провинции. Военные, правда, это тоже понимают и поэтому усилили контроль в городе, осложнив жизнь простым людям, и без того живущим нелегко. Потом факир посетовал на то, что нынче сборы уже не те, и он подумывает: не сменить ли ему место работы. Сегодня людей не интересуют танцующие змеи, их интересуют автоматы и патроны. А в соседнем Иране, говорят, дела идут куда лучше, и на базарах можно неплохо подзаработать...

За время этого разговора Аджамал успел поужинать. Омыв пальцы в предложенной чаше с фруктовой водой, он откинулся на подушки и огляделся по сторонам. Его взгляд наткнулся на деревянную флейту, торчащую за поясом у факира. По губам Аджамала скользнула грустная улыбка, и после недолгих колебаний он спросил факира:

— Уважаемый, не разрешите ли вы попробовать вашу флейту?

— Флейту?.. — удивился факир. — Да ради Аллаха!

Пакистанец с готовностью протянул свой музыкальный инструмент. Гхош осторожно взял его с какой-то странной торжественностью и поднес наконец к губам. Через секунду в общем шуме вдруг зазвучала грустная, необыкновенной красоты мелодия. Факир в изумлении взглянул на своего соседа.

Но тут две круглые корзины, все это время тихо стоявшие у ног факира, вдруг как-то странно зашевелились. Аджамал перестал играть и вопросительно взглянул на пакистанца.

— Тихо, тихо... — прикрикнул тот, обращаясь к корзинам, и добавил уже Аджамалу, как бы извиняясь: — Мои кобры. Хоть и говорят, что змеи реагируют только на кончик раскачивающейся флейты, а не на звуки, но я-то знаю, что это не так...

— Кобры?.. — Аджамал тут же вернул флейту хозяину. — Вы что, всегда их вот так с собой таскаете?

— Они начинают волноваться, когда меня нет, — пояснил факир. — А потом, мне как-то спокойнее, если они рядом. Здесь могут запросто пошарить по вашим вещам. Просто из любопытства. Змеи могут испугаться, сбежать.

— Испугаться? — с сомнением пробормотал Гхош, и по его виду было понятно, что он не очень-то верит в испуганных кобр. — Вы им зубы-то ядовитые хоть выдрали?

— Конечно. Да вы не волнуйтесь — они у меня тихие, — успокоил его факир.

— Ну, если тихие...

В этот момент Аджамал поймал на себе чей-то пристальный взгляд. Какой-то мрачного вида детина с густой черной бородой открыто рассматривал Гхоша, о чем-то переговариваясь со своим спутником, Аджамал посидел еще некоторое время и решил, что этот тип может вполне оказаться связным. Если это так — ему по вполне понятным причинам неудобно подходить к Аджамалу на глазах у всего караван-сарая. Значит, пора возвращаться в комнату. Тем более что накопившаяся за день усталость давала о себе знать.

Гхош поднялся и не спеша вышел из зала. Отведенная ему комната располагалась в конце длинного темного коридора. Аджамал забыл попросить хозяина прислать слугу со светильником, а возвращаться было уже лень. Поэтому пришлось пробираться на ощупь. Уже преодолев большую часть коридора, он вдруг замер на месте. Аджамал не то чтобы увидел или услышал что-то подозрительное, он просто почувствовал чье-то присутствие. В сложившейся ситуации ему оставалось лишь броситься ничком на пол и постараться в темноте проскользнуть назад. Но он не успел.

В глаза ударил яркий свет фонаря, моментально ослепивший Гхоша. Чей-то голос недвусмысленно произнес:

— Стой, где стоишь, дорогой. Буду стрелять...

Аджамал сообразил, что он попался как пацан. Надо было тянуть время, чтобы понять, с кем он имеет дело. Он уже приготовился открыть рот, но тут сильный удар обрушился на его затылок, и все поплыло перед глазами...

4 Очнулся Аджамал от дуновения свежего ветерка. Судя по всему, он сидел верхом на лошади. Убедиться в этом он не мог, так как на глазах его была плотная повязка, а руки были связаны за спиной. Его попытка освободиться тут же спровоцировала несильный удар чем-то твердым в спину.

— Сиди тихо... — раздался голос сзади. Аджамал понял, что он по крайней мере находится не в руках людей из армейской разведки. Вряд ли те пользуются лошадьми. Решив не торопить события, Гхош больше не повторял попыток освободиться. Дорога растянулась на несколько часов. Сидеть в седле было неудобно, к тому же давал о себе знать недавний удар по затылку. Временами Аджамал впадал в тревожный сон, то и дело прерываемый тряской.

Когда он уже окончательно потерял счет времени, лошадь остановилась. Сильные руки сняли Гхоша с седла и поставили на землю. Он тут же рухнул вниз, так как затекшие ноги отказывались его держать. Кто-то поднес к его рту флягу с каким-то отвратительно пахнущим крепким пойлом.

— Пей... — раздался приказ.

Решив, что вряд ли его стали бы так далеко тащить только ради того, чтобы отравить, Аджамал сделал пару глотков. Пищевод обожгло огнем, но питье возымело свое действие, придав Аджамалу бодрости и сил.

Потом еще некоторое время его вели пешком. Наконец он услышал треск костра и почувствовал тепло огня. Ноги опять подкосились, и Гхош свалился на землю.

Наконец конвоиры сняли с его глаз повязку. Он увидел, что около костра сидели вооруженные люди в камуфляже, опоясанные пулеметными лентами и обвешанные гранатами. Если бы не их арабская речь, то Аджамал мог бы поклясться, что оказался в лагере чеченских боевиков. Те же густые бороды, автоматы Калашникова, горские лица.

Один из боевиков, по виду командир, первым обратился к Аджамалу, как бы упреждая логичный вопрос о цели его похищения:

— Моли Аллаха, что мы тебя не убили сразу. Мы не бандиты и поэтому дадим тебе возможность оправдаться. Но предупреждаю — я повидал много таких, как ты, и меня провести нелегко.

— Может, я могу узнать, уважаемый, с кем имею честь общаться? — спросил Аджамал.

— Меня зовут Нагиб, и этого достаточно.

— Вы курды, как я понял?

— Мы бойцы "Свободного Курдистана"! — гордо ответил Нагиб. — А теперь не будем тратить времени. Ты ответишь на несколько вопросов. Али, — позвал командир кого-то, — расскажи, что ты видел.

В круг света около костра вступил небольшого роста человек. Аджамал узнал его — это был спутник того детины, что разглядывал Гхоша в караван-сарае.

— Я видел этого человека вчера на одном из блокпостов не доезжая Киркука. Этот человек был одет в форму капитана, ехал один на джипе и предъявил документы, подтверждающие его особое поручение. Потом я встретил этого человека в Киркуке уже без формы. Я проследил за ним. Он уехал в Эбриль на санитарной машине. В Эбриле я нашел его в караван-сарае. Это все.

Али закончил свой короткий рассказ и отступил обратно в тень. Командир пристально посмотрел на Аджамала и спросил:

— У тебя мои люди нашли оружие и документы санитарного инспектора. Может, объяснишь, какое "особое задание" ты получил от разведки? Внедриться в наши ряды?.. Жаль, у тебя не будет возможности рассказать своим командирам, что это смешно. Неужели вы там, в Багдаде, считаете нас малыми детьми? Но твоя отрезанная голова сама все расскажет...

— Вот оно в чем дело!.. — облегченно, даже радостно протянул Аджамал, вызвав недоумение у боевиков. — Так, значит, вы приняли меня за агента правительственных войск?

— А ты хочешь сказать, что ты пророк Магомет? — усмехнулся Нагиб.

— Ну, на это я не претендую. У меня была назначена встреча с вашими людьми в караван-сарае, где вы меня взяли.

— Встреча? — заинтересовался Нагиб. — Назови имя этого предателя.

— Да нет! — начал сердиться Гхош. — Ваши люди должны были встретить меня. Свяжитесь со штабом. Они должны быть в курсе. Сообщите им, что Аджамал Гхош привез привет от Коперника. Они поймут.

Нагиб несколько секунд напряженно думал.

— Сдается мне, что ты решил спасти свою паршивую жизнь и рассказываешь нам сказки Шахразады. Пустое занятие, дорогой. Свою пулю ты все равно получишь еще до утра.

— Да шайтан с ней, с пулей, — взорвался Аджамал. — Что ты мне заладил — пулю, пулю!.. Ты меня смертью не пугай. Я уже не раз на том свете побывал. Свяжись со штабом. Не будь упрямым ослом... При этих словах несколько курдов возмущенно схватились за оружие. Нагиб жестом остановил их.

— Хорошо, — медленно произнес он. — Я свяжусь со штабом. Но если все это сказки, то те несколько минут, что ты выторговал себе, обернутся для тебя часами мучений. Поверь, я знаю, как сделать так, чтобы ты умер не сразу.

— Верю-верю... — пробурчал Аджамал. — Связывайся со штабом. А я пока с вашего позволения посплю. Двое суток, как я выехал из Багдада, и с тех пор толком отдохнуть ни разу не удалось... — С этими словами Гхош завалился на бок и закрыл глаза.

Нагиб с некоторым уважением посмотрел на Гхоша и, достав радиостанцию, отошел прочь от костра, чтобы пленник не слышал его разговора. Через десять минут он вернулся уже не в столь кровожадном настроении.

— Ты еще не спишь? — спросил он Аджамала. — Человек из штаба будет через полтора часа. Они действительно ждут человека из Багдада. И твой пароль совпал... Но надо еще выяснить, тот ли ты человек!.. — добавил Нагиб, как бы оправдываясь.

— Выясним, — сонным голосом ответил Аджамал. — А пока этот человек из штаба добирается, может, развяжешь мне руки?

Нагиб жестом приказал одному из курдов снять веревку и предупредил:

— Не пытайся бежать. Кругом горы, и мои люди знают их отлично. У тебя нет шансов.

— Не буду, — пообещал Аджамал и закрыл глаза.

* * * Проснулся он оттого, что кто-то осторожно тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел склонившегося над ним Нагиба.

— Уважаемый, простите, что пришлось потревожить ваш сон, но прибыл человек из штаба, — произнес полевой командир.

По тому, как изменились по сравнению с ночным разговором его интонации, Аджамал понял, что недоразумение если и не разъяснилось окончательно, то, по крайней мере, его уже не держат за шпиона.

Гхош вдохнул полной грудью свежий утренний воздух и сел на земле. Уже рассвело. Первые лучи солнца окрасили окрестные горы, поросшие густым лесом, в розовые тона. Костер потух или, вернее, был кем-то тщательно затушен, так что даже дымка не было видно. Может быть, еще и от этого Аджамал, спавший практически на голой земле, ибо засыпал он еще как потенциальный шпион, которому постель не положена, продрог до самых костей. От утренней прохлады у него ныли старые и свежие раны — а их на его теле было немало...

— Вчера ваши люди. Нагиб, любезно угощали меня каким-то пойлом, — сказал Аджамал, пытаясь унять стучащие зубы. — С вашей стороны было бы весьма любезно угостить меня еще раз...

Полевой командир сделал знак рукой, и один из боевиков, стоявших рядом с ним, тут же отстегнул от пояса флягу и протянул ее Гхошу.

— Это настой на горных травах, — пояснил Нагиб. — Глотните, и вы тут же согреетесь. А потом пойдем говорить с человеком из штаба.

— Всенепременно, — пробормотал Аджамал, припадая к фляге.

Спустя пару минут живительный огонь волной прокатился по всему его продрогшему телу, унимая боль и возвращая Гхоша к жизни. Вернув с благодарностью флягу, он поднялся на ноги, всем своим видом изъявляя готовность следовать куда надо.

От площадки с потухшим костром они по узкой тропке проследовали вдоль горного склона, поросшего какими-то хвойными деревьями, похожими на кедры. В конце концов тропинка вывела их к довольно большой палатке, умело замаскированной среди ветвей. Первым в палатку вошел Нагиб. Аджамал последовал за ним.

Внутри стоял грубо сколоченный стол, за которым сидел невысокий худощавый араб, одетый, как и все, в камуфляж. Арабу было лет сорок на вид. В отличие от полевого командира он был гладко выбрит и вообще выглядел скорее человеком умственного труда, чем мастером стрельбы и минирования.

Араб поднял взгляд от какой-то бумаги, лежавшей перед ним на столе, и поднялся навстречу.

— Рад приветствовать вас, господин Гхош, — произнес он, глядя Аджамалу прямо в глаза. — От кого у вас ко мне привет?

— От Коперника, — ответил Аджамал.

— Все правильно, — улыбнулся араб. — Меня зовут Самар. Я представитель штаба "Свободного Курдистана".

— Вот и отлично, — проворчал Гхош. — Но тогда, если все действительно "нормально", то я, видимо, могу рассчитывать услышать от вас условленный ответ?

— Конечно. — Самар хитро прищурил глаза, и стало ясно, что, не попроси Гхош "условленного ответа", его судьба могла бы сложиться весьма печально. — Мы всегда рады гостям из Багдада. Особенно с ценными подарками.

— Вот теперь действительно все в порядке, — вздохнул Аджамал и поискал взглядом место, куда бы он мог сесть.

— Присаживайтесь, уважаемый Аджамал. — Самар указал на табурет перед столом.

Аджамал не преминул воспользоваться любезностью штабиста.

— Я прошу прощения за действия моих людей, но вы должны их понять. Армейская разведка прилагает много усилий, чтобы внедрить в наши ряды своих шпионов, и иногда, к сожалению, ей это удается. Поэтому когда один из наших людей увидел вас в форме капитана на блокпосте, а потом обнаружил вас появившимся в Эбриле уже как гражданское лицо, то вывод был сделан один. Вам еще повезло, что в надежде получить от вас ценную информацию Нагиб решил взять вас живым.

— Да уж, — поежился Аджамал. — Но если бы ваш человек немного задержался на блокпосте, то, я думаю, переменил бы обо мне мнение в лучшую сторону.

— Да, мне уже сообщили об инциденте под Киркуком, — кивнул Самар. — Вы теперь очень важная персона. Я еще не помню, чтобы кого-то разыскивали с таким рвением и с таким размахом. Вся провинция поставлена на уши. Так что нет худа без добра. Если бы Нагиб не похитил вас вчера, то сегодня вас вполне могли бы схватить армейцы. Они настроены вполне серьезно.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь... — не стал возражать Гхош.

— Значит, будем считать, что полдела мы уже сделали, — обрадовался Самар. — Сюда армейцы не сунутся. Руки коротки. Значит, нам осталось обеспечить ваш дальнейший путь в Турцию...

— Не все так просто, — остановил его Аджамал. — Если бы уважаемый Нагиб, — Гхош кивнул в сторону полевого командира, — не так торопился, то он мог бы спросить меня, не забыл ли я чего важного. Речь идет о том грузе, что я должен доставить в указанное место. Мне льстит внимание со стороны иракских властей к моей скромной персоне, но в большей степени это внимание распространяется на мой груз.

— А где этот груз? — обескуражено спросил Самар и сурово взглянул на Нагиба.

— Самар, мы обыскали его комнату и, кроме вещей и оружия, ничего не обнаружили, — попытался оправдаться полевой командир.

— Все правильно, — вступился за курда Гхош. — Груз остался в Эбриле. За полчаса до моего похищения я сдал его на хранение хозяину караван-сарая.

— Так... — протянул задумчиво Самар. — Это какой караван-сарай? — спросил он, обращаясь к Нагибу.

— Старого Омара, — ответил тот. — Старик еще тот плут, но если что-то к нему попадет в руки, то даже сам Саддам не сумеет это отнять.

— Выходит, придется возвращаться в Эбриль, — обреченно вздохнул Самар.

— Выходит, придется, — подтвердил Аджамал. — Груз — это самое главное.

5 Эбриль действительно находился в состоянии чрезвычайного режима. Все въезды и выезды из города, включая тропки и даже просто открытые пространства, были тщательно перекрыты войсками. Проверке подвергались все без исключения, включая самих военных. Армейские власти, учитывая историю на блокпосте под Киркуком, решили не рисковать.

Во второй половине этого же дня, ближе к вечеру, по пыльной дороге к городу подъехал раздолбанный грузовик с цистерной. Ни один самый искушенный специалист в автомобилестроении не смог бы определить марку и происхождение этого автомобиля. Похоже, что в его конструкции были использованы части от всех известных и вовсе не известных моделей. Так или иначе, но, завывая двигателем и дребезжа корпусом, грузовик лихо подкатил к армейскому посту и замер, протяжно скрипнув тормозами. К кабине тут же подошел молодой усталый лейтенант в сопровождении двух солдат и хриплым голосом приказал:

— Глуши мотор. Документы...

Водитель в потрепанном пыльном комбинезоне послушно выключил двигатель и, с грохотом отворив дверцу, спрыгнул на землю. Порывшись в многочисленных карманах, он достал потрепанные, видавшие виды документы и протянул их лейтенанту.

Тот, подозрительно принюхавшись, спросил:

— Что везешь?

— Сейчас ничего не везу, господин офицер, — простодушно ответил водитель. — А вообще-то дерьмо вожу...

— Дерьмо? — Лейтенант брезгливо окинул взглядом грузовик. — Так ты ассенизатор?..

— Ясное дело, ассенизатор, — согласился водитель и философски добавил: — Аллах дал человеку два отверстия. В одно он кушает, из другого гадит...

Лейтенант тихо выругался. Дело в том, что Эбриль, как уже упоминалось выше, еще не был охвачен многими достижениями современной цивилизации. В частности, в городе полностью отсутствовала канализация. Поэтому все отходы вывозились многочисленными машинами вроде этого вот грузовика.

— Надо бы проверить, — обреченно произнес лейтенант, возвращая документы.

— Это что, вы в цистерну лазить будете? — искренне удивился водитель.

— Будем, — твердо ответил лейтенант и жестом приказал одному из солдат приступить к проверке.

Тот скорчил чрезвычайно кислую физиономию, но ослушаться приказа не посмел. С неприкрытым отвращением солдат забрался на цистерну и осторожно приоткрыл крышку. Заглянув внутрь цистерны, он тут же отпрянул назад, сдавленным голосом сообщив:

— Воняет, господин лейтенант...

— Так ведь дерьмо, — прокомментировал его слова водитель.

— Заткнись, идиот! — прикрикнул лейтенант. — Катись отсюда. И вот мой тебе совет: упаси тебя Аллах обратно ехать этой же дорогой.

— Премного благодарен, господин офицер, — пробормотал водитель и быстро забрался в кабину.

Миновав пост, грузовик некоторое время кружил по узким улочкам Эбриля, в отличие от столичного Багдада сохранившего все признаки средневекового города. Но путь грузовика только казался беспорядочным, потому что в конце своего пути он остановился у караван-сарая, куда сутки назад прибыл Аджамал Гхош и откуда вскоре был похищен.

Не выключая двигателя, водитель, а это был не кто иной, как сам Нагиб, выпрыгнул из кабины и, убедившись в том, что вокруг ничего подозрительного нет, три раза стукнул в борт цистерны. В ответ послышался скрежет, и задняя стенка цистерны открылась. За ней оказался тайник, из которого на свет божий вылезли Аджамал и Самар.

— Я теперь, кажется, на всю жизнь провонял этим дерьмом... — проворчал Аджамал.

— Ничего, — рассудительно заметил Самар, — лучше некоторое время вонять живым, чем протухнуть на виселице мертвым.

— Согласен, — ответил Аджамал. — Однако, похоже, что мы немного опоздали. — Он указал на безжизненное здание караван-сарая.

Караван-сарай действительно претерпел значительные перемены по сравнению со вчерашним вечером. Куда-то исчезли все постояльцы. Уже не гремела музыка, не звучали восторженные крики посетителей, подзадоривающих танцовщиц, да и самих танцовщиц тоже не было.

Караван-сарай стоял в настороженной тишине. Приготовив оружие, все трое прибывших осторожно вошли внутрь через сорванные двери. Общий зал носил явные следы недавнего погрома. Все было перевернуто. На стенах виднелись следы автоматных очередей.

— Ты прав, — мрачно произнес Нагиб. — Узнаю знакомую руку военных.

— Что будем делать? — спросил Самар.

— Надо выяснить, что именно здесь произошло, — ответил Аджамал.

— По-моему, все и так понятно, — заметил Нагиб.

— То, что чемодан нашли, — еще не факт, — упрямо ответил Гхош.

В этот момент в дальнем углу зала что-то зашевелилось. Маленькая щуплая фигурка метнулась в глубь здания.

— Стоять!.. — приказал Нагиб и для убедительности щелкнул затвором своего автомата. Фигурка послушно замерла на месте.

304 — Во имя Аллаха, не стреляйте... — раздался тонкий испуганный голос.

— Не будем, только без шуток, — грозно ответил Нагиб. — Медленно иди сюда. Руки подними.

Когда фигурка приблизилась, то стало понятно, что это всего-навсего мальчишка лет четырнадцати. От страха его щуплое тело била мелкая дрожь.

— Не стреляйте... — вновь попросил он дрожащим голосом.

— Ты кто?

— Сайд...

— Ты видел, что здесь произошло?

— Утром приехали военные... Они избили всех, кто здесь был. Перевернули весь караван-сарай.

— Что они искали?

— Они искали вон его, — мальчишка показал на Аджамала.

— Понятно... — Нагиб задумался.

— Не бойся, — тихо произнес Гхош. — Опусти руки. Мы тебя не тронем. Скажи, а где хозяин? Омар?

— Его военные забрали с собой, — всхлипнул мальчик. — А он должен был сегодня со мной расплатиться за месяц работы... — На его глаза навернулись слезы.

Чувствуя, что сейчас начнется рев, Аджамал сунул руку в карман и достал несколько смятых купюр.

— На, держи. Постарайся вспомнить. Военные что-нибудь нашли? Такой пузатый чемодан серебряного цвета...

— Нет, — рассеянно ответил мальчишка, быстро пряча деньги. — Офицер еще кричал на солдат, что они олухи и не могут ничего отыскать... Он поэтому и Омара забрал.

— А куда его увезли? — спросил Самар.

— Как куда? — удивился мальчик. — В зиндан.

— При штабе?

— Да...

— Ладно, беги отсюда, — приказал Нагиб. — И смотри, никому ни слова о том, что нас видел.

— Могила... — прокричал, убегая, пацан.

— Вот именно, что могила, — мрачно заметил Аджамал. — Омар им отдаст чемодан, если уже не сделал это...

— Ну нет, — улыбнулся Нагиб. — Этот старый лис никогда этого не сделает. Уж если он не отдал его сразу — то теперь будет молчать. Хоть на куски его режь. Упрямый старик. И потом, у него нет другого выхода. Если признается, что чемодан у него, его все равно расстреляют.

— Может, нам удастся узнать, где он его спрятал? — с надеждой спросил Аджамал.

— Исключено, — твердо ответил Нагиб. — Эту тайну знают только Аллах и сам старик.

— Что же делать?

— Доставать старика из зиндана, — пожал плечами Самар.

— А это возможно? — удивился Гхош.

— Все возможно, если на то будет воля Аллаха, — усмехнулся Самар. — И большая решимость человека.

В горы они возвращаться не стали. Самар совершенно логично рассудил:

— Опаснее всего входить и выходить из города. У нас здесь есть надежные места.

Надежным местом оказался дом одного из торговцев. Каждый курд был патриотом своего народа, и этот патриотизм зачастую граничил с фанатизмом. В доме торговца было оборудовано убежище, в которое нужно было залезать через похожую на огромный горшок восточную печь для приготовления лепешек. В тайник было проведено электричество и даже вентиляция.

Оставив Аджамала в одиночестве, Самар с Нагибом ушли на разведку. Гхош, чтобы скоротать время, завалился спать. Прошло несколько часов, прежде чем два курда вернулись обратно. На поверхности была уже глубокая ночь.

У обоих было какое-то странное выражение лица — нечто среднее между ненавистью и мрачной удовлетворенностью. Когда оба боевика уселись на лежанке, Аджамал спросил:

— Ну как?

— Тебя нам послал сам Аллах, — ответил Самар.

— Что случилось? — насторожился Гхош.

— В город прибыл лично генерал аль-Вади, начальник армейской разведки.

— Ну и?.. — не понял Аджамал.

— Мы ждали этого момента долго, — мрачно пояснил Нагиб. — Эта змея обычно не высовывается из своей багдадской норы. Но теперь он здесь.

— Аллах на нашей стороне, — продолжил Самар. — Мы не можем упустить такого случая.

— Вы его что, убить собрались? — догадался Аджамал. — А как же мой груз?

— Не волнуйся, — успокоил его Самар. — Мы просто сделаем одновременно два дела.

— За двумя зайцами погонишься... — пробормотал по-русски Аджамал.

— Куй железо, пока горячо, — на том же языке ответил ему Самар.

Гхош внимательно посмотрел на него, но промолчал.

6 Камаль Абдель аль-Вади был готов стереть с лица земли этот проклятый город, что раскинулся за распахнутым окном убогого кабинета начальника местного гарнизона. Генерал прилетел в Эбриль на вертолете сутки назад. За это время местные войска буквально перетрясли город, но никакого результата это не дало. Фотография Аджамала Гхоша имелась на каждом посту, у каждого офицера, у каждого тайного осведомителя.

Прошлой ночью они, казалось, напали на след Гхоша. Один из агентов армейской разведки сообщил, что человека, похожего на разыскиваемого, видели в одном из караван-сараев на базаре. Усиленный отряд через двадцать минут нагрянул в указанный караван-сарай. Были арестованы все его посетители и хозяин. Солдаты перерыли все здание, но никаких следов контейнера или Гхоша не обнаружили.

Да, какой-то человек был здесь вечером. Но куда-то исчез за пару часов до обыска. Большего следователи аль-Вади добиться от задержанных не смогли. Хозяин молчал, хотя Камаль Абдель чувствовал, что тот знает еще что-то.

Выходило, что он опять немного опоздал. Все время он чуть-чуть опаздывает! Гхоша уже чуть не взяли на посту под Киркуком, но тот, перестреляв весь личный состав, скрылся, чтобы возникнуть в Эбриле. Возникнуть и пропасть опять. Судя по всему, случилось самое худшее: Гхош вошел в контакт с местными курдами и теперь уже может находиться в Турции, Иране или Сирии.

Но генерал с каким-то одержимым упорством продолжал перетряхивать этот проклятый город, давно доставляющий ему столько неприятностей. Он, казалось, решил сорвать всю накопившуюся злость на мятежной провинции.

Аресты следовали за арестами. Вторую ночь по городу носились отряды солдат, врываясь наугад в дома местных жителей. Количество задержанных уже перевалило за две сотни, а генерал все никак не мог успокоиться.

Какое-то внутреннее убеждение подсказывало ему, что, вопреки здравому смыслу, еще не все потеряно. Что еще остался шанс напасть на след проклятого Гхоша. И мало-помалу эта погоня теряла свой конкретный смысл, становясь навязчивой идеей генерала. А когда навязчивая идея охватывает такого человека, как начальник армейской разведки, — плохо приходится тем, кто оказывается у него на пути...

Шел второй час ночи, когда в дверь кабинета заглянул начальник гарнизона.

— Осмелюсь доложить, господин генерал, вы приказали все сообщения о поисках переключать лично на вас...

— Что?.. — встрепенулся аль-Вади. — Ну так переключайте, полковник!..

Начальник гарнизона мгновенно исчез, и через секунду на столе зазвонил телефон спецсвязи.

— Да, — схватил трубку генерал.

— Господин генерал, — послышался взволнованный голос.

— Переходите к делу!

— Докладывает капитан Мохшид, восьмой пост. Только что моими людьми задержан человек, изображенный на предоставленной фотографии...

— Что? — Лицо Камаля Абделя приняло хищное выражение, а по его губам скользнула знаменитая змеиная улыбка. — Чемодан у него?

— Никак нет.

— Шайтан... — выругался генерал. — Но это точно он?

— Сомнений нет — он, — браво доложил капитан.

— Если это так, капитан, то Аллах свидетель — я не забуду тебя отблагодарить.

— Рад стараться, господин генерал.

— Я высылаю конвой...

— В этом нет необходимости. У меня готовы два взвода солдат. Через двадцать минут мы будем у вас. Генерал секунду поколебался и ответил:

— Если ты его упустишь, то я сам, лично расстреляю тебя, капитан.

— Так точно, господин генерал.

Камаль Абдель повесил трубку и закурил сигарку. Похоже, что предчувствия не обманули его. Пусть Гхош без контейнера. Аль-Вади сумеет развязать ему язык.

Увы, но даже всемогущий начальник иракской армейской разведки не мог знать, что час назад весь восьмой пост был тихо и быстро вырезан людьми Нагиба. В живых не осталось никого из двадцати человек солдат и офицеров. Сам капитан Мохшид тоже не избежал общей участи и теперь валялся в своем кабинете с перерезанным горлом.

Аджамал молча наблюдал, как боевики резали иракских солдат, словно овец на Рамадан. Это была не его война. Он волею случая оказался втянут в этот старый конфликт. Но он видел уже не одну подобную войну. Афганистан, Карабах, Чечня... Везде одно и то же. Кровь, насилие. Он не брался осуждать курдских боевиков. Наверное, потому что и сам поступал бы так же, будь он на их месте.

Кровь капитана Мохшида еще растекалась по полу, а Самар уже звонил по спецсвязи в штаб. Поговорив с самим генералом аль-Вади, Самар зловеще улыбнулся:

— Теперь лиса в западне. Пора...

Спустя обещанные генералу двадцать минут к штабу гарнизона подъехала колонна. Впереди шел бронетранспортер. За ним джип с арестованным и два грузовика с солдатами.

Камаль Абдель с удовлетворением наблюдал из окна своего кабинета на третьем этаже, как открылись ворота и колонну пропустили во двор. Бронетранспортер тут же остановился у ворот. Джип лихо подкатил к дверям штаба. Один грузовик развернулся и пристроился рядом с бронетранспортером. Второй некоторое время беспомощно блуждал по двору, пока на водителя не прикрикнул дежурный офицер. Водитель с перепугу рванул в глубь двора и остановился у входа в казарму.

Генерал по достоинству оценил меры безопасности, предпринятые капитаном Мохшидом.

— Если бы все были так предусмотрительны... — вздохнул аль-Вади.

Тем временем капитан Мохшид в сопровождении двух солдат высадил из джипа арестованного Гхоша и хотел войти в штаб. Личная охрана генерала аль-Вади преградила ему дорогу.

Генерал отошел от окна и снял трубку внутреннего телефона.

— Охрана, пропустите капитана Мохшида с арестованным. У меня есть несколько слов для него.

Спустя несколько секунд прения прекратились, и капитана вместе с конвоем и арестованным беспрепятственно пропустили в здание штаба. Еще через две минуты за дверью кабинета послышались шаги и в кабинет заглянул личный адъютант генерала.

— Господин генерал, — доложил он. — Прибыл арестованный в сопровождении капитана Мохшида.

— Приготовьте наградной пистолет. Я хочу отблагодарить капитана за достойную службу, — приказал аль-Вади.

— Пистолет уже готов, — ответил счастливый своей догадливостью адъютант.

Он был из той породы личных секретарей и адъютантов, которые всегда на полшага опережают хозяина в его желаниях. Уловив краем уха теплый отзыв генерала о каком-то неизвестном капитане, адъютант тут же сообразил, что генерал наверняка захочет подкрепить свою благодарность чем-нибудь вещественным.

Адъютант торжественно передал генералу бархатную коробку с наградным пистолетом и бесследно исчез в приемной. Через распахнутую им дверь в кабинет вошел капитан Мохшид.

Два солдата втолкнули скованного наручниками Гхоша.

— Господин генерал, осмелюсь доложить, — бравым голосом начал капитан, — арестованный Аджамал Гхош доставлен. — И застыл по стойке "смирно".

Генерал вонзил свой взгляд в лицо Аджамала. Ему было интересно посмотреть на человека, который чуть не переиграл самого Камаля Абделя аль-Вади. На минуту в кабинете повисла тишина. Аджамал выдержал тяжелый генеральский взгляд. Наконец аль-Вади встрепенулся и перевел взгляд на капитана, продолжавшего стоять навытяжку.

— С тобой, Гхош, у нас еще будет время поговорить, — со знаменитой своей змеиной улыбкой произнес генерал. — Что касается вас, капитан Мохшид, то я благодарен вам за отличную службу. Можете в дальнейшем рассчитывать на мою поддержку.

— Рад стараться! — гаркнул капитан.

— Такому отличному офицеру, как вы, я могу предложить только оружие. Надеюсь, вы знаете, как им распорядиться. — С этими словами аль-Вади протянул капитану коробку с пистолетом.

Капитан бережно принял подарок и тут же, как ребенок, раскрыл его, чтобы посмотреть. Генерал с улыбкой наблюдал за тем, как Мохшид достал блестящий пистолет с выгравированной надписью: "За отличную службу Ираку от генерала Камаля Абделя аль-Вади".

— Это самый дорогой подарок для меня, господин генерал, — искренне произнес капитан, вставив обойму и передернув затвор. — И я знаю, как им распорядиться...

Генерал еще улыбался, но какое-то беспокойство уже зажглось в его глазах. Рука аль-Вади потянулась к звонку на столе. Однако позвонить генерал не успел.

— За свободный Курдистан! — крикнул Самар — а это именно он был в форме капитана, — и в кабинете грохнул выстрел.

Начальник армейской разведки Ирака генерал Камаль Абдель аль-Вади был убит первой же пулей, выпущенной из подаренного им же пистолета. Генерал не дарил ерунды, и пуля снесла ему полчерепа. Тело аль-Вади рухнуло на стол.

Тут же грохот выстрелов заполнил кабинет. Два солдата и сам Аджамал, выхвативший из-под одежды пистолет, за несколько секунд перестреляли испуганного адъютанта и всю личную охрану покойного генерала, прибывшую забрать арестованного.

Выстрел, убивший генерала, послужил сигналом и для находившихся во дворе. Броневик у ворот ожил. Его башня повернулась, и крупнокалиберный станковый пулемет принялся поливать огнем опешившую команду, охранявшую штаб.

Одновременно с этим штабной двор потряс страшный взрыв. Грузовик, стоявший у казармы, за доли секунды превратился в огненный шар. Взрывной волной повыбивало все окна в зданиях, выходящих во двор. Казарма же моментально была уничтожена, став грудой руин. Из-под ее обломков раздавались стоны и крики ужаса.

И тут из второго грузовика во двор высыпало человек двадцать боевиков — и вовремя. Оставшиеся в живых солдаты гарнизона оправились от первого потрясения, завязался жестокий бой.

Между тем находившиеся в кабинете генерала тоже времени зря не теряли. Аджамал одну за другой швырнул две гранаты в распахнутую дверь кабинета и спрятался за стену. Грохнули взрывы. Самар быстро собрал документы, лежавшие на столе аль-Вади, и сунул их за пазуху. Как настоящий штабист, он не мог упустить такого случая.

— Уходим, Самар! — крикнул Аджамал.

На первый этаж они пробивались сквозь плотный огонь. Ошалелые штабисты стреляли во все, что движется. Но пока преимущество было на стороне нападавших. В ночное время только караул да дежурные оказались в состоянии оказать сопротивление. Основной же личный состав, как и положено, отдыхал в казарме, уничтоженной в самый первый момент боя. Самар и Нагиб, разработавшие план операции, постарались на славу...

Спустя пять минут Самар и Аджамал добрались до второго этажа, потеряв при этом одного человека. Ниже спуститься было трудно. Несмотря на то что снаружи здание буквально поливалось плотным огнем из "Калашниковых", дежурный взвод личной охраны генерала аль-Вади сумел организовать оборону и сдаваться не собирался.

— Придется прыгать, — мрачно сказал Самар. — Дорога каждая секунда. Пока преимущество внезапности на нашей стороне, но вот-вот к ним подойдет подмога, и тогда нас быстро уничтожат. — Он достал радиостанцию "уоки-токи". — Капитан вызывает первого.

— Я слушаю, капитан, — донесся из радиостанции голос Нагиба.

— Мы работу закончили.

— Успешно? — Было понятно, что Нагиб имеет в виду жизнь или смерть генерала аль-Вади.

— Успешно. Прикрой нас. Мы будем уходить через второй этаж. Как у тебя дела?

— Старика из зиндана вызволили. Можете отходить. Скоро здесь будет горячо. Действуйте сразу после третьего взрыва.

— Понял...

Все трое — Самар, Аджамал и оставшийся в живых боевик — подошли к разбитому окну. Внизу во дворе огонь нападавших усилился. Потом из-за броневика выступил человек с гранатометом. Заряд с шипением ударил по этажу внизу. Раздался взрыв. Потом второй и третий.

— Пошли! — крикнул Самар и сиганул в окно. Когда Аджамал перелезал через подоконник, у него за спиной раздался грохот автоматной очереди. Уже прыгая, он успел увидеть, как оставшийся боевик, чьего имени он так и не успел узнать, с остервенением палит в дверной проем.

Хотя Гхош и успел сгруппироваться в воздухе, удар о землю отдался в его израненном теле пронзительной болью. На секунду все потемнело у него перед глазами, и Аджамал чуть не потерял сознание. Ощущая себя словно в тумане, он почувствовал, как чья-то сильная рука подхватывает его...

В себя он пришел, когда из окна второго этажа рвануло пламя и взрывная волна больно ударила по барабанным перепонкам. В помещении, где они только что были, взорвалась граната.

Самар, несмотря на довольно щуплое телосложение, оказался человеком весьма не слабым. За какие-то несколько секунд он сумел протащить Гхоша, у которого от боли подкашивались ноги, через двор к броневику. Чем и спас ему жизнь. Когда до спасительного прикрытия оставалось два метра, им в спину посыпались выстрелы защитников гарнизона.

Аллах хранил обоих, и, несмотря на то что воздух вокруг буквально вскипел от трассирующих пуль, ни одна не попала в цель. Упав на землю в безопасном месте, запыхавшийся Самар с трудом выдавил:

— Всем уходить... Отходим...

Все еще не пришедший в себя Аджамал словно во сне видел, как оставшиеся в живых боевики, прикрывая друг друга автоматными очередями, на бегу подхватывают убитых и раненых товарищей. Броневик взревел двигателем и, пятясь задом, вышиб закрытые ворота.

В образовавшийся проем, отстреливаясь на ходу, бросились курды. Аджамал, наконец-то пришедший в себя, бежал рядом с Самаром.

На улице боевики небольшими группами исчезали в темноте боковых улочек, буквально растворяясь в ночном городе. Самар с Аджамалом точно так же нырнули в какую-то подворотню. Последнее, что увидел Гхош, был броневик, перегородивший въезд в штаб гарнизона. В отсветах разгоравшегося пожара было видно, как две человеческие фигуры выпрыгнули из люка на землю. Одну тут же сразила очередь трассирующих пуль. Вторая метнулась вдоль стены и исчезла во мраке. Несколько секунд спустя внутри броневика грохнул взрыв и сквозь открытые люки выбились клубы дыма, окрашенного пламенем...

После получасового бегства по вымершему городу Самар и Гхош добрались до уже известного нам караван-сарая. В городе слышалась оживленная стрельба. Ухали взрывы. В ночное небо то и дело уходили светящиеся автоматные очереди. Где-то полыхали пожары.

— А это что за война? — спросил Аджамал, когда они остановились перевести дух.

— Еще пять отрядов одновременно с нами атаковали воинские части в городе, — пояснил Самар. — Отвлекли на себя войска, иначе мы не продержались бы в штабе и нескольких минут.

— Тогда нам нужно торопиться. Они ведь не смогут вечно сдерживать войска.

— Через час мы должны покинуть Эбриль, — твердо сказал Самар. — Мы переправим тебя в Турцию. Здесь же теперь будет много дел... Армия начнет нам мстить, и мстить, как ты понимаешь, жестоко...

В разгромленном караван-сарае их уже ждали Нагиб и старый Омар, хозяин заведения. Старик, чье лицо было разбито в кровь, сидел на полу и молча раскачивался из стороны в сторону.

— Мои потери — десять человек убитых, — сообщил Нагиб.

Его голова была перевязана. Лицо было черно от копоти и пыли.

— У нас мало времени, — ответил Самар.

— Ты уверен, что застрелил эту гадину? — спросил Нагиб, пристально посмотрев на него.

— Уверен. Где чемодан?

— Эй, Омар, куда ты спрятал чемодан этого человека? — Нагиб потряс старика за плечо.

— ...Все пропало... — пробормотал тот в ответ. — Кто мне вернет мой караван-сарай?..

— Очнись, старик! — повысил голос Нагиб. — Сейчас не время стенать. Аллах воздаст тебе за твои деяния. Где чемодан?

Старик перестал раскачиваться и молча поднялся на ноги. Хромая и охая, он прошел к разбитому прилавку и нагнулся к стыку пола и стены. Совершив там какие-то движения, он открыл потайную дверцу в половину человеческого роста и повернулся к Гхошу:

— Здесь твой трижды проклятый чемодан. Лучше бы ты вообще не появлялся никогда... Как мне теперь все это восстановить?

— Перестань ныть, Омар, — прикрикнул на старика Нагиб. — Ты не так уж беден, как прикидываешься. Где твои денежки, что ты заработал, продавая нам оружие? В Иордании?

— Мои деньги — это дело мое и Аллаха, — пробурчал старик. — Забирайте свой чемодан и убирайтесь отсюда. Это пока еще мой караван-сарай.

— Ну ладно, ладно, — смягчился Нагиб. — Тебе нельзя оставаться в городе. Идем с нами.

— Без тебя разберусь, мальчишка. Ты еще не родился, когда Омар уже протаптывал свои тропы по горам Курдистана. Меня помнят еще британские таможенники...

— Время. — Самар выразительно постучал по часам.

Гхош вынул из тайника свой чемодан, успев заметить, что там еще кое-что осталось. Когда он повернулся, чтобы уйти, старик остановил его вопросом:

— А деньги? Ты обещал заплатить деньги... Аджамал молча выгреб из кармана ворох купюр и не считая сунул их Омару.

* * * Эбриль они покинули без приключений. Солдаты на постах, испуганные стрельбой, заняли круговую оборону с одной мыслью — дожить до утра.

С восходом солнца Аджамал и те, кто его сопровождал, были уже далеко в горах, где даже все войска Ирака были им не страшны. Отдохнув несколько часов, залечив раны и пересчитав убитых, Самар и Нагиб были вполне готовы отправить Аджамала дальше по маршруту.

— Где ты так научился планировать операции? — поинтересовался напоследок у штабиста Гхош.

— Я два года учился в разведшколе в Баку, еще когда это был Советский Союз, — с улыбкой ответил тот. — Иначе с чего бы я работал на русскую разведку?

— Понятно, — кивнул головой Аджамал. — Ну прощай. Береги подарок генерала.

— О, это теперь моя святыня. Детям оставлю... Надеюсь, они будут жить в свободном Курдистане.

— Прощай и ты, командир, — Гхош повернулся к Нагибу. — Ты хороший товарищ в бою. Аллах даст, свидимся.

— Аллах милостив, — протянул руку Нагиб. Обнявшись на прощание, они разошлись. Курдам предстояли тяжелые бои с правительственными войсками, которые наверняка ответят на ночной бой и убийство генерала аль-Вади карательной операцией. Аджамала же Гхоша ждал долгий путь домой...

Спустя сутки Аджамал уже был на территории Турции. Граница между двумя государствами носила условный характер. Турки, как могли, перекрыли ее войсками, но как бороться с курдами, которые по праву предков считали местные горы своим домом?

7 В маленькой турецкой деревушке, куда вывел Аджамала проводник, его уже поджидал некий нервный человек. После того как они обменялись паролями, человек представился по-русски:

— Зовите меня просто Иван Сергеевич. Долго вы, однако. Я тут третьи сутки торчу по вашей милости.

Аджамал вспомнил горящий броневик в воротах штаба и ледяным тоном ответил:

— Я, Иван Сергеевич, не по грибы ходил. Да и вы тут не в отпуске. Раз задержался — стало быть, нашлись на то причины.

— Ну хорошо, — смягчился связной. — Не обижайтесь, Гхош. Просто время поджимает. Вас уже давно ждут в России. Да и здесь оставаться небезопасно. Турки землю роют. Знаете, сколько положено по местным законам за шпионаж?

— Надеюсь, что Господь избавит меня от этой информации, — устало проворчал Аджамал. — Раз небезопасно — значит, едем.

— Что, даже не перекусим? — удивился Иван Сергеевич. — Я тут обнаружил славное вино. Что-то вроде "ркацители" в лучшие годы застоя. Чай, от арабов с их сухим законом устали уже?

— А как же турки, роющие землю? — улыбнулся Аджамал.

— От пары стаканчиков вина хуже не будет, — уверенно заявил связной. — Что мы с вами, не русские люди, что ли?

Аджамал пропустил это замечание мимо ушей и только сказал:

— Ну так ведите меня. Где тут накрыт стол? "Пара стаканчиков вина" заняла минут сорок. Гхош больше налегал на еду, от вина отказавшись. Закончив с трапезой, оба разведчика сели в небольшой японский джип с эмблемой прокатной фирмы, и понеслись по горному серпантину в глубь страны.

Дорога заняла часа четыре. Постепенно горный ландшафт сменился равниной со всеми признаками цивилизации — вроде бензоколонок и многочисленных туристических ресторанчиков. Казалось странным, что всего в одних сутках пути по горам гремят выстрелы и взрывы на самой настоящей беспощадной партизанской войне. Здесь же вдоль хороших дорог стояли почти декоративные деревушки, сошедшие, казалось, с рекламных проспектов туристических фирм. Хотелось забыть как страшный сон стрельбу на блокпосту под Киркуком, бой в Эбриле и, главное, страшное содержимое серебристого чемоданчика, способное за несколько дней превратить самую прекрасную страну в кромешный ад.

Поездка на машине, ставшая самым приятным отрезком пути, который пришлось проделать Аджамалу, закончилась на небольшом аэродроме где-то в центре Турции. Кроме потрепанного сельскохозяйственного бипланчика-"кукурузника" на летном поле стоял новенький двухмоторный самолет "Сессна".

Под крылом, как и положено, на травке дремал молодой пилот в синем комбинезоне. Услышав шум подъехавшей машины, он приподнялся на локте и откровенно зевнул.

— Это Степаныч — гроза поднебесья, — представил пилота Иван Сергеевич. — На вид ленив, но это характерная черта всех летунов. Зато в воздухе он Покрышкин.

— Хорошо, что не Гастелло, — мрачно пошутил Аджамал.

— Если товарищ готов, то вылетаем через пять минут, — сообщил пилот.

— А почему не сразу? — поинтересовался Иван Сергеевич.

— Мне отлить нужно, — честно пояснил Степаныч.

— Слушай, а если бы мы еще на час задержались, то ты так бы и валялся на траве? — удивился Иван Сергеевич.

— Это примета такая, — расплылся в широкой улыбке пилот. — Чтобы леталось лучше. И потом, в воздухе будет не до этого... Кстати, — обратился он к Аджамалу, — я и вам советую. Лайнер сортирами не оборудован, а путь не близкий.

Так или иначе, но через двадцать минут оба пропеллера "Сессны" с воем рассекали воздух. Аджамал молча пожал Ивану Сергеевичу руку и забрался в кабину. Кресла здесь располагались как в автомобиле, и Гхош сел справа от пилота.

— "Он сказал: поехали — и взмахнул рукой..." — промурлыкал пилот.

— Что?.. — прокричал Аджамал, стараясь перекрыть гул двигателей.

— Я говорю — наденьте наушники! — проорал в ответ Степаныч. — Иначе у нас разговора не выйдет...

Самолет пробежался по небольшому летному полю и легко взмыл в воздух. Степаныч не удержался и пронесся на бреющем полете над стоявшим около своего джипа Иваном Сергеевичем. Тот помахал рукой и сел в машину.

— Очень трогательно, — буркнул себе под нос Аджамал.

— Это, конечно, не СУ-27, — промурлыкал пилот, набирая высоту, — но машина вполне сносная.

Некоторое время они летели над холмами и лесами Турции. Потом вдруг на горизонте заблестело море.

— Черное море, — сообщил Степаныч. — Эх, сейчас бы в Сочи!..

— Успеешь.

Полет над морем ничем не запомнился. Иногда на темной поверхности гладкого как стекло моря под крылом самолета проплывали какие-то корабли. Один раз встречным курсом проследовал пассажирский лайнер. Больше — ничего примечательного.

Через три часа впереди показался берег. С каждой минутой он разрастался вширь, пока не заполнил весь горизонт.

— "Не нужен нам берег турецкий, зачем нам чужая страна..." — пропел весельчак пилот. — Расея-матушка.

— У нас не будет проблем с ПВО? — поинтересовался Аджамал.

— Зачем? — искренне удивился Степаныч. — Руст до Кремля вон в какие времена долетел! А сейчас и на "Боинге" просочиться можно — никто задницу не поднимет. К тому же я тоже не пальцем деланный. У меня и карты радиолокационных полей имеются.

— Тогда вперед... — устало ответил Аджамал. Чем ближе был конец его нелегкого пути, тем сильнее наваливалась тяжесть усталости. Все сильнее наливались тупой ноющей болью былые раны...

Как обещал Степаныч, "задницу" действительно никто не поднял. Государственную границу Российской Федерации их "Сессна" миновала так же беспрепятственно, как и турецкую. Пейзаж под крылом сменился, и с этой минуты он менялся постоянно. Сначала проплыл Кавказский хребет. Потом потянулись ставропольские степи, разделенные лесополосами на четкие квадраты, а потом начались леса, леса. Только сейчас они были блеклыми, почти двуцветными: деревья, чернеющие на фоне снега, — вот и все. Самолет теперь жался к земле. Пилот, пытаясь придерживаться одному ему известного маршрута, то и дело сверялся с картой, и Аджамал понял, что он ориентируется по автомобильным дорогам и населенным пунктам, словно они едут на машине, а не летят на самолете.

— ...Так это, стало быть, дорога на Самару, — бормотал он себе под нос, — а это не иначе как совхоз "Тридцать лет Октября"...

Аджамал даже впал в дрему и проснулся оттого, что пилот наконец радостно хмыкнул, пошевелив его за плечо.

— Слезай, приехали. Во-он место нашей посадки. За тем вон городом, видишь?

Впереди, за бесконечным лесом, наметился среди снега небольшой городок, а за ним белоснежное поле и обрыв карьера. Вот на это поле и показывал Степаныч.

— Там, за твоим креслом, комбинезон и куртка теплая, — добавил пилот. — Возьмешь, когда будешь выходить, а то здесь тебе не Турция!

И, сказав это, он заложил крутой вираж.

Глава восьмая. Жажда смерти 1 Похоже, что в эту ночь в городе Двоегорске бессонница мучила чуть ли не всех. Видимо, какие-то стихии сошлись в это время и в этом месте, лишая покоя и сна любого, кто попадался на их пути.

Чуть в стороне от города, в красивом месте на склоне холма, располагался маленький поселок под названием Затон. Домов здесь было немного, но все как на подбор новенькие, из красного кирпича и в несколько этажей, с высокими заборами и ушами-антеннами. В Затоне жило почти все городское начальство. Как говорится, поближе друг к другу и подальше от народа. Здесь жили и братья Заславские. Точнее, жил пока только один — Леонид, дом которого, самый большой и важный, вырос в Затоне, естественно, первым. Дом же двоегорского мэра Романа Заславского еще только строился, и поэтому в поселке он бывал редко, только если возникала необходимость обсудить с братом дела.

На этот раз такая необходимость возникла вчера поздно вечером, практически уже ночью. Роман даже не просил, а требовал, чтобы брат отложил немедленно все дела, какие у него только могли быть, сосредоточился и приготовился к серьезному разговору. Через двадцать минут мэр Двоегорска прибыл в резиденцию директора двоегорского леспромхоза на казенной машине, молчаливый и мрачный. При этом он сразу отпустил водителя, что ясно говорило о серьезности предстоящего разговора: раз отпустил водителя, значит, приехал надолго. Было уже поздно, на улице стемнело, и поэтому все дорожки на двух гектарах владений Леонида были подсвечены фонарями. Роман вышел из своей машины, и водитель сразу же развернул ее и увел за территорию. Ворота закрыли, и Леонид Заславский повел Романа в дом.

У Леонида Заславского было перед братом три весьма существенных преимущества. Во-первых, он был на пять лет старше, во-вторых, успел за последние десять лет намолотить значительно больше денег и, в-третьих, занимался не общественной, или тем более государственной, а исключительно частной деятельностью (даже государственный некогда леспромхоз давно приватизировал). Только эти три преимущества давали Леониду такой перевес, что сам он считал свое превосходство над братом само собой разумеющимся. Аксиомой. А что уж говорить о превосходстве над всем остальным населением Двоегорска... Впрочем, тут Леониду больше нравилась роль покровителя. Этакого крестного отца города. Правда, не далее как день назад Док и Артист видели перед собой совершенно другого директора леспромхоза — жалкого, трясущегося от страха. Но то было результатом минутной слабости, возникшей под напором обстоятельств, да-да! И об этом никто не должен был узнать. И никто пока не знал. Поэтому сейчас, приобняв мэра города за плечи, Леонид Заславский, как всегда покровительственно и несколько снисходительно, ввел его в каминный зал.

— У тебя опять возникли какие-то проблемы? — мягко спросил он.

— В последнее время, — недовольно ответил Роман, — у меня одна-единственная проблема. И ты ее прекрасно знаешь.

— Эта идиотская возня с самолетом? Она мне тоже порядком надоела... Кстати, когда он должен наконец прилететь?

— Завтра.

— Ну и слава богу. Значит, завтра все и закончится... Ну, так что у тебя там стряслось?

Они сели в кожаные кресла у камина, Леонид достал коробку с сигарами, предложил Роману, но тот только отрицательно мотнул головой, и Леонид закурил сам.

— Достало меня все это, — сказал со злостью Роман, — сил нет. Хочу уехать куда-нибудь отдохнуть...

— Ну, не паникуй, — снисходительно улыбнулся Леонид, — не паникуй. Разберемся с твоими проблемами.

— Только я тебя умоляю, — в раздражении наморщил лоб мэр Двоегорска, — оставь свой пафос для кого-нибудь другого!

— Что, неужели так сильно припекает?

— Так сильно.

— Рассказывай.

Роман немного помолчал, собираясь с мыслями.

— На меня только что наехал капитан из конторы, — сказал он. — Ну, этот, который тут всех достал уже со своим самолетом. Просто за горло взял. Сука.

— И всего-то?

— Всего-то! Это ты так говоришь, Леня, потому что не слышал, что он мне говорил! Давил, как бульдозер, тварь!..

— А чего хотел-то?

Роман снова тянул с ответом, словно слова не шли из горла. Совершенно игнорируя сигары брата, он с кряхтением достал пачку "Мальборо", закурил и только после этого продолжил с тяжелым вздохом:

— У него, по-моему, какие-то проблемы возникли. Злой был как черт... Короче говоря, ему нужны эти двое, которые наделали шороху в "Солнечном" и разделали твоих ребят. Зуб даю, что он их боится.

— Ну, ясно, — сказал Леонид.

Но беспечность и спокойствие, в которые он только что играл, бесследно исчезли с его лица. Директор леспромхоза больше не скрывал своего истинного настроения — он был раздражен.

— И капитан сказал, — продолжил Роман, — что я, как мэр города, должен обеспечить задержание этих двоих. И что я лично буду за это отвечать. То есть если завтра к шести часам вечера они не окажутся у него в руках, то он сдаст меня со всеми потрохами в Генеральную прокуратуру. А ты сам видел, что фактики у него против нас имеются, и нехилые.

— Ну так и отдай их ему, — совершенно серьезно предложил Леонид. — Что тебе мешает?

— Что мне мешает?! Ты же прекрасно знаешь, что Смирнов три раза их упускал! Что ему помешало?

— Смирнов твой — говно. Нечего на него рассчитывать. Я поручу это своим ребятам.

— Твои ребята тоже с ними встречались уже, насколько я знаю...

— Вот поэтому им и надо все поручить! — взорвался вдруг Леонид, и этот нервный взрыв был совершенно неожиданным для Романа. Мэр даже и не подозревал, как сильно его брат жаждет крови этих двоих москвичей за свое унижение. — Тем более, — уже спокойней добавил Леонид, — Битый имеет на них очень большой зуб. Самый лучший охотник тот, который имеет личные счеты с жертвой, разве не так?

Роман ответил не сразу. В принципе он именно за таким предложением сюда и ехал, но все равно, прежде чем принять окончательное решение, надо было бы все обдумать.

Но Леонид прервал его размышления:

— Послушай меня, Рома.

— Подожди...

— Послушай меня, — повысил голос Леонид, — и не перебивай... Так вот, все, что ты имеешь, все пришло к тебе только благодаря мне. Вспомни как следует — это я оплатил твои выборы, это я взял тебя в долю и назначил тебе процент с наших оборотов по древесине, я оплатил строительство твоего дома во-он там, в двухстах метрах отсюда. Ты, Рома, живешь за мой счет. Пока. Так что сейчас ты будешь делать то, что я тебе скажу.

— У тебе есть предложение? Леонид многозначительно кивнул.

— Вспомни-ка хорошенько. Если этот капитан требовал любыми средствами арестовать приезжих, значит, он и любые средства предполагал?

— Ну да. Он сказал, что ему все равно, в чем мы их обвиним.

— А если нам придется повоевать немного? Это спишется на их операцию?

— Да.

— Отлично.

Леонид тщательно затушил сигару и поднялся.

— Знать бы, где они остановились. Не шерстить же весь город!

— Капитан советовал начинать с дома участкового по фамилии Нелужа. Кажется, он уверен, что приезжие там кантуются.

— Я так и думал! Великолепно.

— Что великолепно, Леня?

Леонид подошел к креслу Романа и, опершись о его спинку, наклонился к самому уху брата:

— Этот придурок капитан дал нам карт-бланш на целый день. Мы можем делать все, что нам заблагорассудится, а потом свалить на него. Понимаешь, к чему я?

— Не думаю, что это хорошая идея, — попытался было возразить мэр города.

— Это я к тому, — продолжил директор леспромхоза, не обращая внимания на его возражения, — что у нас в городе есть несколько проблем, которые этот карт-бланш поможет нам разрешить. Кое-кто не платит деньги, кое-кто качает права, а кое-какие участковые суют свой нос куда не велено. Вот завтра мы под это дело со всеми и разберемся!

— Ничего не хочу знать! — возмущенно замотал головой Роман. — Ничего! Делай что хочешь, но меня в это не втягивай!

— Как скажешь, — согласился Леонид.

— Только найди этих двух приезжих, хорошо? Смирнову я распоряжение дам, но я не доверяю милиции.

— Не беспокойся. Эти двое приезжих мне тоже кое-что должны. Лично мне. А я долгов не забываю...

2 — Ну как? — спросил Нелужа с надеждой.

— Глухо, — вздохнул Док, кладя на рычаг мертво молчащую телефонную трубку. — Полная тишина. Участковый в растерянности потер подбородок.

— Не может быть, — сказал он, но как-то не очень уверенно. — Наверно, что-то на подстанции. Так всегда бывает. Как только что-то срочно понадобится — так обязательно, это... начинают возникать проблемы.

— Боюсь, что это не случайность, — проворчал Док.

Как бы там ни было, а факт оставался фактом: дозвониться по межгороду не представлялось никакой возможности.

...Еще вчера вечером Док и Артист пришли к мнению, что дело, в которое они оказались втянутыми, настолько серьезно, что ждать дальше нельзя. Все, пришел момент связываться со своими. Они должны были предупредить полковника Голубкова — начальника Оперативного отдела Управления по планированию специальных мероприятий, того самого человека, который выходил с ними на связь каждый раз, как спецслужба начинала нуждаться в услугах команды. А кроме того, они должны были найти Серегу Пастухова, командира, потому что настало время действовать им всем вместе. Одним словом, надо было звонить в Москву, и Док хотел осуществить это немедленно, но вчера вечером им не ответили ни по одному номеру. Не отвечал мобильный Голубкова. Не отвечал мобильный Пастуха. Не отвечали телефоны Мухи и Боцмана. Как назло. Поэтому когда рано утром Док с Артистом повторили попытку и обнаружили, что междугородная связь вообще перестала работать, они даже не удивились. Все правильно. По закону подлости так и должно было быть. Но, с другой стороны, это было уже слишком даже для закона подлости.

Во время этой утренней их попытки к ним, на второй этаж своего собственного дома, заглянул Heлужа. Он так же, как и они, не смог заснуть и, зная, что ребята безуспешно пытаются связаться с Москвой, спросил у них первым делом: "Ну как?"

Было еще только шесть часов утра, на улице тьма тьмущая. Но в доме спал только Пашка — сын участкового — ив своем глубоком детском сне спокойно сопел, совершенно не разделяя беспокойства взрослых.

— Сан Саныч, — спросил Артист, — а телефон у вас не могли отключить как-нибудь? Ну, чтобы по межгороду позвонить нельзя было?

— Отключить? — удивился Нелужа.

— Ну, Смирнов ваш, например, — пояснил Артист. — Чтобы вы не накапали в район о его художествах?

— Можно проверить, — предложил участковый. — Можно, это... позвонить Константину и попросить его набрать Москву со своего телефона.

— Ага. А заодно и поинтересоваться его здоровьем, — недовольно ввернул Док.

Дело в том, что Карась еще вчера вечером ушел к себе домой, несмотря на то что и Док, и Артист, и даже Нелужа отговаривали его от этого и пытались убедить остаться. Они боялись, что если их начнут усиленно искать, то начнут именно с карасевского дома, а тогда за жизнь дальнобойщика едва ли можно будет поручиться... Ребята никак не могли позволить себе подставить Карася. Но он наотрез отказался оставаться у Нелужи. Сказал, что должен посмотреть движок у своего "вольво", поскольку скоро очередной рейс, да и вообще, он у себя дома и плевать хотел на всех этих козлов. А если что — так у него есть охотничье ружьишко тульского разлива.

Это было вчера, часов в девять вечера. А сейчас Нелужа присел у телефона, снял трубку и набрал номер Карася. Но в ответ услышал короткие гудки.

— Ну что? — спросил Артист.

— Занято, — удивленно ответил Нелужа. — С кем это он в шесть утра решил поговорить?

— Что-то мне это не нравится, — проворчал Док.

Он подошел к окну, откинул штору и выглянул на улицу.

— Семен, — позвал он через минуту. Артист встал рядом и тоже выглянул в окно.

— Видишь?

— Что там? — спросил Нелужа. — Темно же и, это... не видно ни хрена.

— Горит что-то, — сказал Артист.

— У Константина?!

— Не знаю, но в той стороне.

— Кажется, у нашего приятеля возникли проблемы, — пробормотал Док.

Участковый тоже подошел к ним. Так с минуту они стояли втроем у окна, а потом Нелужа как-то неожиданно встрепенулся и быстро пошел к двери.

— Надо проверить, в чем там дело, — сказал он на ходу. — Ждите. Я скоро.

— Не стоит его одного отпускать, — вполголоса проговорил Док Артисту. — Мало ли...

Нелужа вышел из комнаты и застучал по лестнице вниз.

— Тем более что нам надо проверить на междугородную связь еще и телеграф, — добавил Артист.

Они одновременно оттолкнулись от подоконника и вышли из комнаты вслед за участковым. Нелужа уже успел надеть шинель и собирался открывать входную дверь, когда к нему подошли Док с Артистом.

— Давай подвезем, Сан Саныч, — сказал Артист.

— Ну, тогда, это... по машинам.

Они выскочили из дома, быстро погрузились в "Ниву" и вырулили на улицу. Где-то в стороне карасевского дома виднелись всполохи огня, которые так их встревожили, все они не отрывали глаз от этих мерцаний, и чем ближе приближались к дому Кости Карасева, тем ярче становились эти всполохи и тем очевидней им становилось, что пожар разгорелся именно там.

Минут через десять они подъехали наконец к дому дальнобойщика. Сомнений больше не оставалось — над зубцами высокого забора полыхало пламя, но горел явно не дом, и уже это обстоятельство обрадовало пассажиров "Нивы". Ну не то чтобы обрадовало — хорошего-то все равно было мало, — но все-таки у всех отлегло немного от сердца. Впрочем, буквально через полминуты они увидели в подробностях, что именно здесь произошло. Ворота у Карася были распахнуты, а одна из створок даже снесена с петель, так что Артист сразу влетел во двор и уже только здесь тормознул. Оказывается, горел грузовик Карася. Многострадальный "вольво". Док и Артист помчались в дом. Слава богу, Карась оказался на месте и был вполне живым, хотя и не очень здоровым. Он лежал на полу в гостиной и еле слышно стонал, а рядом валялся телефон. Вот почему, когда Нелужа звонил сюда, ответом ему были короткие гудки. Пока Док, склонившись над Карасем, быстро осматривал его, в гостиную, тяжело дыша, с грохотом ввалился Нелужа.

— Ну что? — выдохнул он.

— Все в порядке, — сказал Док. — Ни огнестрельных ранений, ни ожогов нет.

— А что с ним?

— Сильно избит... Костя! Константин!.. Карась открыл глаза, попытался улыбнуться, но у него это не очень получилось. Он снова застонал.

— Машину мою... гады... — выдавил он.

— Лежи спокойно, не дергайся, — сказал Док. — Жить будешь, обещаю. Только придется немного потерпеть, пока мы тебя в больницу отвезем.

Дом Карася был разгромлен. Хорошо хоть, что не пришло в голову поджечь его, так же как машину. Стекла в двух окнах были выбиты, мебель разбита и перевернута, и повсюду было так натоптано, словно здесь побывало человек пятьдесят, и все — очень на Карася обиженные.

— Кто это сделал. Костя? — спросил Нелужа. Карась ответил не сразу. Пришлось повторить вопрос, чтобы до него наконец дошло, о чем его спрашивают.

— Битый, — сказал наконец Карась. Мысль о том, что в его городе возможно такое беззаконие и такой наглый разбой при попустительстве со стороны милиции, просто вывела участкового из себя. Он готов был в одиночку идти против всех, только чтобы остановить все это. Но, конечно, никуда в одиночку Док с Артистом его не отпустили. Так же как и не позволили больше задавать вопросы Карасю...

— Отнесем его в машину, — сказал Док. Они осторожно подняли парня и медленно понесли к "Ниве", потом уложили его на заднее сиденье, туда же втиснулся и участковый. Артист сказал:

"Секундочку" — и быстро вернулся в дом. Там он поднял телефон и еще раз попытался набрать московский номер. И опять у него ничего не вышло. Межгород не работал и здесь. Артист захлопнул за собой входную дверь и подбежал к машине.

— Молчит межгород, — сообщил он.

— Это Коперник, — убежденно констатировал Док. — Решил связь нам отрубить.

— Какой Коперник? — не понял Нелужа.

— Тот самый, знаменитый, — схохмил Артист. — Ну, я польщен! Ради нас целый город без телефона оставили!

— Как бы нам за все это платить не пришлось...

— Мужики, надо бы здесь, это... в порядок все привести. — Нелужа кивнул на окружающий их разгром.

— Некогда, — отмахнулся Артист, садясь за руль. — Рефрижератор не спасти, а пламя через полчасика само стихнет.

— А дом? Он же открыт!

— Так окна все равно разбиты, какой смысл запирать дверь? Все, поехали.

По дороге к городской больнице Карась снова пришел в себя. Сообразив, где он, что он и куда он, Константин сначала сообщил, что он в порядке, но, увидев, что ему все равно никто не верит, позвал Дока.

— Уезжайте, — сказал Карась. — Уезжайте отсюда прямо сейчас.

— Константин, — подал голос Артист, не отрывая взгляда от дороги, — боюсь, что ты до Москвы не дотянешь. Мы уж сначала тебя подвезем, а потом сами. О'кей?

Карась невольно улыбнулся, но с основной мысли слова Артиста его все равно не сбили.

— Уезжайте, — повторил он. — Они ищут вас. Их много. Милиция им мешать не будет — я слышал...

— Ты только не волнуйся, Константин, — сказал Артист, — тебе это вредно.

— Они вооружены? — спросил Док.

— Да.

— Лично я, — снова сказал Артист, — этого Битого уже видел и пару раз с ним разговаривал. Так что меня им напугать сложновато будет... Док, ты как, не обделался еще?

— Почему ты говоришь, что милиция не станет вмешиваться? — возмущенно спросил Нелужа.

— Битый так сказал. Сказал, что Смирнову дано указание не вмешиваться.

— Вот гады...

— Константин, ты преувеличиваешь. А как же Сан Саныч? Он что, не милиция? Карась вздохнул.

— Уезжайте, — снова повторил он и устало закрыл глаза.

Нелужа тихо матюгнулся.

— Все понятно, — сказал Док. — Коперник запаниковал. Или этот генерал его запаниковал...

— Или оба запаниковали, — вставил Артист. — Док, я балдею! Они ведь нас боятся!

— Рано радоваться, Семен. Похоже, они решили уничтожить нас руками местных бандитов. И, как видишь, их хорошо слушается местное начальство. Но я вот чего не пойму: ведь у них в распоряжении спецназ, почему они его-то не используют?

— Тебе что — спецназа не хватает?

— Да нет, мне и без спецназа неплохо. А только согласись, что это как-то странно...

— Может быть, просто еще не пришло время его использовать?

— Ну! Я тебе просто и говорю, что рано радоваться.

— Мужики, — сказал Нелужа, — так, может, нам, это... к командиру части, к Старыге заглянуть? Может, он что-нибудь прояснит?

— Хорошая мысль. Вот отвезем Константина — и заглянем.

Дальше они ехали молча.

Они думали о том, что, по большому счету, уже готовы были к любым столкновениям и к любым проблемам, что вряд ли все может закончиться без этого. Но такое неожиданное и раннее начало все-таки застало их врасплох. Еще только семь часов утра, а в городе уже творится черт знает что. А еще они думали о том, что кто-то из них может и не дожить до сегодняшнего вечера, но эта мысль не только не пугала их, но и вообще возникала как-то краем, отдаленно и ненавязчиво. Как говорится, живы будем — не помрем, а помирать все равно один раз.

Минут через десять Артист притормозил у городской больницы. Идти сам Карась не мог — кроме всего прочего ему сломали лодыжку. Поэтому Док и Нелужа вытащили его из салона и понесли в приемный покой, сопровождаемые Артистом. Главврача еще не было, но участкового здесь знали почти все, так что никаких проблем не возникло. Санитары переложили Карася на каталку, а дежурный врач осмотрел его. И пока он осматривал, Док стоял рядом и тихо о чем-то с ним разговаривал. Наконец осмотр был закончен, дежурный врач закивал головой на какую-то фразу Дока, а потом подтолкнул его к выходу.

— Идите, — сказал он всем. — Мы все сделаем как надо.

Спорить не стали. Троица быстро покинула здание больницы и загрузилась в машину. Док и Артист теперь вообще все делали быстро, потому что каждую минуту и каждую секунду возникало нервирующее ощущение, что надо торопиться, чтобы не опоздать. Это ощущение всегда возникает в форс-мажорных обстоятельствах, особенно в таких, как сегодня, и очень важно не поддаваться ему, потому что в таких обстоятельствах поговорка "поспешишь — людей насмешишь" явно норовит зазвучать несколько по-другому, например, так: "поспешаешь — пулю поймаешь" или что-нибудь в этом роде. Док и Артист вполне справлялись с этим нервным позывом спешить, спешить, спешить, не раз уже побывали в похожих переделках, но Сан Саныч Нелужа, обычный участковый милиционер, привыкший к неторопливым и понятным событиям, поймался на этот крючок. Он уже был на взводе и в любую минуту мог сорваться.

— Поехали, мужики, — торопил Нелужа, когда они сели в "Ниву", — Старыга может уйти...

— Спокойно, Сан Саныч, без нервов, — ответил Артист. — Никуда подполковник от нас не денется. Сначала надо выяснить, что в городе с телефонной связью случилось. Телеграф-то тут рядом, насколько я помню, так?

— Вообще-то рядом. Через два дома, — уже более спокойно проговорил Нелужа. — А при чем тут телеграф? Это же телефонная станция нужна.

— Если межгород отрубили везде, — пояснил Док, — то на телеграфе будут знать причину, хотя бы косвенную. А если не везде, то мы прямо оттуда и прозвонимся.

Артист врубил движок и двинул "Ниву" к телеграфу.

Над Двоегорском едва-едва рассветало, ночная тьма рассеялась еще не полностью, люди только просыпались, город только оживал. Было холодно и пасмурно. Самое время для проблем и форс-мажорных обстоятельств.

Двоегорский телеграф работал круглосуточно, поэтому можно было не опасаться, что там не окажется никого из служащих. Но то, что подъехавшие увидели здесь, привело их в изумление. На телеграфе наблюдалось совершенно необычное для семи утра многолюдье. Кроме недовольных горожан, кроме дежурных телефонисток туда уже приехал начальник городского узла связи, человек лет шестидесяти, с крючковатым носом, недовольно поджатыми губами и огромной лысиной, который сразу и вышел к приехавшим. Нелужа в своей форме выглядел вполне официально, так что доверие к нему у начальника возникло полное.

— Что у вас случилось? — строго спросил участковый. — Весь город остался без междугородной связи?

— А мы тут при чем? — возмутился начальник. — Вы видите, мы сами сидим без связи. Это я у вас должен спрашивать, что случилось! А пока, если хотите, можете отправить телеграмму или заказное письмо.

— Значит, отсюда в Москву прозвониться тоже нельзя? — спросил Артист.

— Пока нет.

— А вы выясняли, что произошло? — настоял на своем вопросе Нелужа.

— Пытались... Только у меня такое ощущение, что связь здесь ни при чем.

— Как это?

— Да во всем городе что-то происходит! Я уж и не знаю, прятаться куда-нибудь или караул кричать.

— Что вы имеете в виду? — спросил Док.

— Мы думали, что на линии обрыв кабеля, и сообщили техникам, чтобы те попытались восстановить. А они вернулись через полчаса и заявили, что их из города не выпускают!

И Док, и Артист, и Нелужа были в легком замешательстве.

— Как не выпускают? — не понял участковый. — Кто не выпускает?

— А хрен его знает, — пожал плечами начальник. — Какие-то люди в форме и с оружием перекрыли въезд и выезд из города у "Солнечного" и с противоположной стороны — там, где дорога на Ашукино, вдоль которой кабель проложен... Бред какой-то!

— А обойти нельзя было? — поинтересовался Артист.

— Если такой умный, иди да обходи, — огрызнулся начальник.

— Да что же это такое! — возмутился Нелужа. — Беспредел просто!

— Теперь понятно, зачем им спецназ понадобился, — проворчал Док. — Ну ладно, здесь нам больше делать нечего. Поехали к Старыге. Может, он нас чем порадует.

Он молча развернулся и направился к выходу. За ним потянулся Нелужа.

— Эй, эй! — вскрикнул начальник. — Товарищ капитан! Вы должны объяснить, что все это значит. Ведь вы же здесь власть!

— Власти в вашем городе давно уже нет, — назидательно произнес Артист.

И вышел вслед за Доком и Нелужей. Они сели в машину, хмурые и напряженные.

— Да, — сказал Артист, — подготовились они конкретно. Ничего не скажешь. Изолировали целый город.

— Сдается мне, что это импровизация Коперника, — возразил Док.

— А спецназ?

— А спецназ предназначен был для другого. Я уверен.

— Да? — Артист вырулил на улицу. — Ну, тогда поехали к вашему Старыге.

Зарычал двигатель, и "Нива" понеслась по пустынной улице.

— Нет, — произнес потрясенно Нелужа, покачав головой, — я просто не могу поверить, что все это происходит в нашем городе...

Когда они свернули на ту самую улицу, где стояли рядом дома Нелужи и подполковника Старыги, уже совсем рассвело. Однако погода впервые за эти несколько дней испортилась, все небо было затянуто облаками, а вдоль улиц дул неприятный колючий ветер. Впрочем, им было сейчас не до погоды.

У дома Старыги все трое молча вылезли из машины и быстрым шагом, словно их кто-то требовательно окликнул, направились, не обращая внимания на появившихся уже редких прохожих, к входу. Артист, шедший первым, нажал дверной звонок. Ответом была тишина. Тогда Артист постучал. И снова в ответ только тишина. Артист оглянулся.

— Открывай, — сказал Док.

— Может, его просто нет дома? — предположил Нелужа. Идея взламывать двери ему не очень понравилась.

— Откроем на всякий случай, — мягко настоял Док.

Артист взялся за ручку, примериваясь к двери, как вдруг обнаружил, что она не заперта. Дверь легко подалась и растворилась. Артист тут же поднял руку, потребовав полной тишины, постоял несколько секунд, прислушиваясь, а потом неслышно скользнул внутрь. За ним Док. Последним в дом вошел Нелужа, уже ясно предчувствуя что-то недоброе.

Подполковника Старыгу они нашли почти сразу. Он лежал в луже крови в небольшом коридорчике возле кухни. Его руки были неестественно раскинуты, а в голове рядом с правым ухом зияла страшная рана. Подполковника Старыгу пристрелили уверенно и хладнокровно.

Док нагнулся и внимательно осмотрел тело.

— Его убили часа четыре назад, — сказал он. — Значит, часа четыре назад, еще ночью, в двух шагах ©т нас был... был Сомин.

Гримаса боли за своего бывшего друга на мгновение исказила лицо Дока.

— Коперник, — поправил его Артист. — Он давно уже перестал быть Соминым, понял, Док? Так что четыре часа назад в двух шагах от нас был Коперник.

— Коперник, — отозвался Док.

— Да что это еще за Коперник? — возмутился Нелужа, уже и так изрядно растревоженный валящимися одно на другое с утра происшествиями. — Что за Коперник тут отключает телефонную связь в городе и расстреливает людей?!

— Не берите в голову, Сан Саныч, — серьезно сказал Артист. — К вашему участку этот человек не имеет никакого отношения.

— А кто он?

— Тот, кто пригласил нас на свадьбу. Видимо, от такого ответа Нелужа настолько опешил, что вопросов больше не задавал. Док и Артист стерли все отпечатки, которые могли оставить, и вместе с Нелужей покинули дом, а потом прикрыли дверь как было и быстро вернулись к своей машине.

— Что будем делать? — спросил Артист, когда они все расположились в салоне. Док ответил не сразу.

— Кажется, я понимаю его основной ход, — сказал он. — Он должен был подготовить себе свободу действий в городе.

— Так он связь отрубил! — вставил Нелужа.

— Раньше, — мотнул головой Док.

— Мэр Заславский? — догадался Артист.

— Точно.

— Что вы имеете в виду? — невольно спросил участковый.

— Коперник был прекрасно проинформирован о местных делах. О делишках мэра и его брата. А значит, он наверняка припугнул Заславского прокуратурой и таким образом взял все в свои руки. Мэр делает то, что скажет Коперник. А мэру подчиняется тут все и вся, потому что у него есть брат Леонид. Что из этого следует?

— Что мэр Заславский должен знать планы Коперника, — подхватил Артист.

— Вот именно! Какую бы лапшу Коперник ему ни повесил на уши, а кое-что Заславский знать должен. Хотя бы то, где Коперник и что собирается делать сразу после встречи самолета... Сан Саныч, вы знаете, где живет ваш мэр?

— Что вы собираетесь там, это... делать?

— Задать ему пару вопросов. Вы же сами видите, что мы все время опаздываем! Так не годится!

— Поймите, — добавил Артист, — в этом городе только Заславский может дать нам хоть какую-то информацию! Ни Смирнов, ни даже этот генерал в части не могут знать того, что случайно мог выудить ваш мэр из разговоров с Коперником! Мы должны к нему наведаться. Док прав.

— Сан Саныч, как у вас с оружием? — спросил Артист.

— С оружием? С каким?

— С вашим! С табельным!

— Нормально, — пожал плечами Нелужа.

— С собой?

— Да, — участковый похлопал по кобуре с пистолетом Макарова.

— Так, хорошо. — Артист вытащил из-за пояса ТТ и протянул Доку. — Держи. А теперь помчались к Константину.

Когда они гоняли Битого с его боевиками на участке Карася, Артист прикарманил на всякий случай этот пистолет у Косаря. Тогда этим бандитам еще не дали команды найти и уничтожить Дока с Артистом, а стало быть, их тогда еще не вооружили, и на всех у них был один ТТ. Но теперь-то их, надо полагать, вооружили, и двух пистолетов на них маловато... а Карась, помнится, говорил, что у него есть охотничье ружье...

В облаках взметающейся снежной пыли "Нива" неслась, подскакивая и натужно взвывая, к дому Карася. Туда, откуда сегодня и начала свои метания по городу. Первый круг замыкался, и это было не очень хорошим знаком. Какое-то суетливое метание...

— Есть один маленький вопрос, — сказал Док, когда они уже подъезжали. — Мы должны действовать быстро, жестко и уверенно. Но без вас. Сан Саныч, все эти действия будут иметь мало смысла. Вы готовы взять на себя ответственность за жесткие действия, вплоть до арестов?

— Я не имею права на аресты без санкции...

— Какие санкции, — раздраженно перебил Артист. — У нас даже на предупредительный выстрел нет времени!

— Хорошо, — поправился Док, — задерживать-то вы имеете право подозреваемых в совершении преступлений?

— Задерживать имею. Это... до трех суток, для выяснения.

— Вот и отлично. Готовы вы взять на себя ответственность за жесткие действия, вплоть до задержания?

Нелужа ответил не сразу. Он с удивлением глядел на Артиста и Дока и чувствовал, как в нем ломаются какие-то рамки и ограничения, всю жизнь направлявшие его действия. Он и побаивался этого, и с удивлением чувствовал, как у него прибавляется силы и уверенности...

— Сейчас, — сказал убежденно Нелужа, — я готов взять на себя ответственность за что угодно.

— Отлично. — Артист сделал крутой вираж, и "Нива" остановилась во дворе карасевского дома. — Тогда прошу минутный тайм-аут. Мне необходимо экипироваться. Сан Саныч, поможете?

— Что ищем?

— У Константина где-то должно быть ружьишко... Все трое выскочили из машины, переместились мимо дымящихся останков "вольво" в дом и разбежались по комнатам. Им пришлось порыскать по закоулкам жилища Кости Карасева минут пятнадцать, прежде чем Артист вылез из подвала, держа в руках оружие.

— Все в порядке, — сказал он, деловито осматривая находку, — поехали.

Артист и не подозревал, что им так подфартит. У Кости Карасева оказалось совсем не легкомысленное двуствольное ружьишко, а серьезный карабин тульского оружейного завода с оптическим прицелом. И пятьдесят патронов к нему, аккуратно уложенных в кожаную сумку на ремне. Артист предоставил место за рулем "Нивы" Доку, а сам занялся оружием. Он быстро проверил карабин, потом набил магазин, после чего аккуратно поставил оружие в ноги.

— Вот теперь другое дело, — с удовлетворением произнес он. — Теперь можно и к господину Заславскому на чай.

3 Сегодня был вполне удачный день — еще нет полудня, а братья Заславские уже успели решить все свои вопросы. Ну, почти все. Осталось только ублажить этого фээсбэшника. Чтобы он успокоился и отвязался от них. Но, кажется, и этот вопрос должен был удачно решиться в ближайшие два часа. Во всяком случае, по убеждению Леонида. А пока братья сидели в квартире мэра и ждали.

— Позвони Смирнову, — посоветовал Леонид Заславский брату, — и скажи, пусть не трясется, все под контролем. И вообще, скажи ему, что Москва будет довольна местной милицией. Скажи, что часа через два ты привезешь ему обоих клиентов и он спокойно сможет их отдать этому фээсбэшнику.

— Мне все это перестало нравиться, — мрачно заявил мэр.

— Да ты что, Роман? — беззаботно спросил Леонид. — Ты чего-то боишься?

— Почему ты уверен, что через два часа все разрешится?

— Потому что я это знаю, — Опять своего Битого зарядил?

— Ты догадлив. Роман. Так что можешь не беспокоиться. У Битого хватит людей и сил, чтобы взять москвичей. А нам с тобой надо только подождать его звонка. Вот и все.

— Он что — сюда будет звонить?

— Да.

— Я же сказал, что не хочу иметь никакого отношения ко всем этим делам!

— Я лучше знаю, что делать! — безапелляционно заявил Леонид, но тут же смягчился: — Он просто позвонит и сообщит, что все сделано. А мы просто скажем ему, куда вести клиентов. Тебя что беспокоит-то? Здесь никто не появится. Даже я уйду. И Битого, которого ты так не любишь, здесь тоже не будет. Так в чем же дело?

— Я слышал, вы говорили о сыне этого участкового. Вы что, хотите со своим Битым приплести в эту историю ребенка?

— Роман, ты иногда расстраиваешь меня своей глупостью. — Леонид Заславский театрально покачал головой. — Как ты не понимаешь, что эти двое москвичей для нас сейчас самое главное. И достать мы их можем только через участкового. Они либо у него дома, либо у них есть связь. Если участковый будет упорствовать, то мы сыграем на его отцовских чувствах. Это заставит его отдать нам москвичей и самолично отконвоировать их под присмотр к Смирнову. Последнее, с ребенком, даже предпочтительнее, потому что в этом случае участковый сам побежит искать своих приятелей. Мы же в любом случае не будем иметь к этому никакого отношения.

— Этот Битый нам все испортит, — проворчал Роман.

— Почему?

— А если он что-нибудь сделает с этим мальчиком? Искалечит его? Или убьет участкового?

— Это не наши с тобой проблемы, — отрезал Леонид.

— Знаешь что! Это уже слишком! Леонид немного помолчал, словно не решаясь сказать о чем-то, но потом вздохнул и признался:

— Битый ненормальный. Его не переубедить. У него какие-то счеты к участковому, и, скорее всего, он так и так собирается его прикончить.

— Да вы что, спятили?! — воскликнул возмущенно мэр.

— Заткнись! — так же резко ответил Леонид. — Я еле убедил этого психа не трогать москвичей, а взамен пришлось отдать ему жизнь участкового. Было бы намного хуже, если бы недовольным осталось ФСБ. Что нам тогда, войну с ними начинать?!

— Господи, зачем я с тобой связался!

— Не ной! Мэр хренов. Иди и звони Смирнову. И если тебе мало двоих моих людей, попроси, чтобы Смирнов прислал тебе сюда еще кого-нибудь.

Роман Заславский недовольно поднялся и поплелся к телефону. Он поговорил с майором Смирновым, рассказал ему все, что советовал рассказать брат, а потом попросил прислать кого-нибудь, как опять же советовал брат. Он мог быть недовольным сколько угодно, но, когда доходило до дела, Роман Заславский начинал терять волю и всегда слушался брата...

Прошло еще пятнадцать минут ожидания, потом двадцать, потом полчаса, и наконец объявился Битый. Леонид схватил телефонную трубку и потребовал объяснений. И пока Битый рассказывал ему, лицо директора леспромхоза становилось все более озабоченным. Для Романа это означало только одно: у них с братом неприятности.

Наконец Леонид положил трубку.

— Я еду к себе, — сказал он.

— Что случилось, Леня?

— Меня там ждет Битый... Этот идиот не нашел в доме участкового ни москвичей, ни самого участкового...

— И что?

— И сжег дом.

— Я же предупреждал тебя!

— Отстань!

— А ребенок?

— Не знаю!!

Леонид поднялся и нервно вышел из квартиры.

Мэр Двоегорска Роман Заславский остался с двумя охранниками, словно под домашним арестом. И у него были очень, очень нехорошие предчувствия.

Роман Заславский (пока не был достроен его новый дом в Затоне) жил в огромной квартире на втором этаже четырехэтажного каменного старого дома с высокими, в четыре метра, потолками и с полукруглыми окнами. Это было одно из немногих каменных зданий в городе. Когда-то оно принадлежало купцу Захарову, который лелеял в свое время сумасшедшую мысль сделать из Двоегорска второй Нижний Новгород, но из этой затеи у него ничего не получилось, Двоегорск остался заброшенным провинциальным городком, и только несколько домов, построенных Захаровым, напоминали о тех благодатных временах. А теперь здесь жил мэр Заславский, и занимал он в этом доме даже не квартиру, а пол-этажа в пять комнат и четыре подсобных помещения, не считая кухни, трех санузлов, четырех балконов и тридцатиметровой прихожей.

Теперь он сидел в этом огромном помещении один и ждал неприятностей. Когда раздался мелодичный звонок в дверь, Роман даже съежился. Он и не подумал идти открывать. Зачем? Лешины ребята, которые его охраняют, прекрасно и сами откроют. И он снова застыл в ожидании неприятностей.

Ждать их пришлось недолго. Секунд тридцать. Потом из коридора донеслись звуки какой-то возни, вскрики, шум борьбы и грохот. Роман Заславский зачарованно смотрел на вход. Возня в коридоре закончилась оглушительным выстрелом, который заставил мэра даже подпрыгнуть от неожиданности. Еще через пару секунд в гостиную, где сидел Роман, ввалился Артист с карабином в руках, а за ним Док и участковый Нелужа.

Мэр Двоегорска опешил от такого поворота событий и застыл неподвижно в кресле. На секунду. Но потом попытался прийти в себя.

— В чем дело?! — истерично спросил он. — Что вы себе позволяете?!

Артист усмехнулся и отвесил легкий поклон.

— Добрый день, господин мэр, — сказал он. — Рад с вами познакомиться. Я уже четвертый день в вашем городе, но скучать мне не дают.

— Что вам надо в моем доме? — нервно спросил Роман.

— В вашем доме нам нужны вы. У нас к вам есть несколько вопросов, — пояснил Артист.

— Каких еще вопросов? Если вы имеете в виду ребенка этого человека, — Роман кивнул в сторону участкового, — то я ничего об этом не знаю.

И Нелужа и Артист с Доком замерли от неожиданности. В эту секунду вдруг повеяло холодком какой-то непоправимой беды. Или поправимой? Надо было немедленно принимать решение. Нелужа попытался было прояснить ситуацию, но голос его предательски задрожал.

— Что вы...

— Спокойно! — резко перебил Артист. — Я сам.

И кивнул в сторону телевизора.

Док сразу понял его мысль — на телевизоре лежала видеокамера. Он быстро подошел, взял ее, включил батарею.

— Это не будет иметь юридической силы, — тихо предупредил Артиста Нелужа, который понял, что именно его новые друзья собрались заснять на видеокамеру.

— Да и хрен с ним, — так же тихо ответил Артист. — Зато разговорим его... А потом, Сан Саныч, если отдать кассету кому надо, так и юридическая сила появится.

С этими словами он подошел к Роману и попытался начать наобум, в надежде на точное попадание.

— Ваш брат, господин мэр, — начал он, — слишком вами управляет. Вы пешка в его руках.

— При чем тут мой брат?

— Вы из-за него надолго сядете в тюрьму.

— Да вы...

— Коперник водит вас за нос, Заславский. Он пугает вас разоблачениями, хотя на самом деле все эти материалы о подвигах вашего брата давно уже в разработке. Со дня на день вашего брата должны арестовать, и прокуратура предъявит ему очень много обвинений, а вас, господин мэр, брат потащит за собой на бойню, как безмозглую корову!

— О чем вы тут говорите?! Какой еще Коперник?!

Первое попадание, понял Артист.

— А вы не знаете какой? Как вы там называете человека из ФСБ, повесившего вам лапшу о самолете?

— Вы имеете в виду Захарова?

— Вот именно. Только он не Захаров и совсем не из ФСБ. Вы глубоко вляпались, Заславский!

— Что вы от меня хотите? — спросил совершенно сбитый с толку и перепуганный Роман.

— Не усугубляйте свое положение враньем! Где Коперник?

— В городской гостинице... То есть он был там, но теперь, наверное, уже ушел. Я не знаю, где он сейчас. Он сам связывается со мной и со Смирновым. Он туда, в дежурную часть, должен звонить сегодня. Он ждет... ждет...

— Нас он ждет. Двоих людей из Москвы.

— Вас?!

— А вы еще не поняли? Мы должны были арестовать его, а он решил поиграть с нами в прятки и втянул в эту игру вас.

— Но...

Роман был совершенно ошарашен.

— Как он собирается уходить?

— Не знаю... Вроде бы улетит вместе с каким-то генералом... У них там вертолет.

— Когда?

— Сразу после посадки самолета.

— Какая задача у спецназа?

— Он сказал... сказал, что спецназ блокирует город, а вас... ну, найти вас должен я...

— А вы поручили это своему брату? Так?

— Ну...

— Так или нет?!

— Так... Да... Нет, я просто попросил...

— А ваш брат решил воспользоваться этим, чтобы рассчитаться со своими должниками? И натравил на них Битого. Так или нет?

— Но я тут ни при чем. Я был против! Против! Я сразу сказал, что этого нельзя делать!

— Хорошо. При чем здесь участковый Нелужа? В его доме искали нас?

— Да. Этот уголовник Битый. Я предупреждал...

— Почему вы упомянули о сыне участкового?

— Сыне?

— Почему вы упомянули о сыне участкового?! Что собирался сделать ваш брат?

— Ничего! Оставьте Леонида в покое! Это Битый! Это он хочет рассчитаться с вашим участковым!

Беспрерывный беглый допрос не давал Роману передохнуть, и он уже был на грани срыва.

— Каким образом?

— Убить хочет. Убить!

— Что?! — воскликнул Нелужа.

— Записано, — сказал Док, выключая камеру.

— Это беззаконие, — без сил проговорил Заславский. — Вы за это самоуправство будете отвечать.

— Конечно, будем, — согласился Артист. — Но только после вас.

И тут не выдержал Нелужа.

— Беззаконие?! Вы мне говорите о беззаконии?! — воскликнул он. — Вы взяли в заложники целый город! Вы издеваетесь над людьми! Вы занимаетесь вымогательством и воровством! Вы, это... позволяете в своем городе похищать людей и даже безнаказанно убивать их! Если это ваши законы — то это законы подлости! И я отказываюсь соблюдать их!

— Это беззаконие, беззаконие, — повторял Роман трясущимися губами.

— Если с моим сыном что-нибудь случится... — начал Нелужа.

— Я не знаю, что с вашим сыном, — тихо сказал мэр, — но дом ваш Битый поджег...

— Поджег... Что с моим сыном?!

— Не знаю.

— Не знаешь?!

Нелужа неожиданно рванулся к Роману Заславскому и отвесил ему такую плюху, что мэр города Двоегорска, схватившись за лицо, опрокинулся вместе со стулом на пол. Док схватил участкового и оттащил его к дверям.

— Если с Пашкой что-нибудь случится, я убью тебя! — прорычал Нелужа.

— Успокойтесь! — сказал Док. — Что с ним может случиться? Они просто взяли его заложником, чтобы выменять на нас.

— Просто в заложники! Я, это... я не верю им! Артист тем временем наклонился к лежащему на полу мэру.

— Где сейчас Битый? — спросил он.

— У моего брата, — проворчал Роман, стирая кровь с лица.

— Значит, так, — сказал Док. — Сан Саныч, вы к своему дому. Проверьте, что там. А мы к дому Заславского.

Они быстро вышли из комнаты и почти бегом направились на улицу, позабыв о лежащем вверх ногами мэре и о связанных боевиках его брата Леонида. Но в ту секунду, когда Артист схватился за ручку входной двери, у мэра ожил дверной звонок.

Артист распахнул дверь и увидел на пороге толстого капитана Тарасюка, которого Смирнов направил сюда по просьбе мэра.

— Чего надо? — спросил не очень любезно Артист.

Он не знал, кто это такой, а Тарасюк Артиста узнал сразу, поэтому он несколько оторопел и молча уставился на наглую рожу, высунувшуюся из-за двери, ту самую рожу, которую должны были привести в наручниках в отделение милиции.

За Артистом выскочил Нелужа.

— Это Тарасюк, — быстро проговорил он. — Его, наверное, Смирнов за вами прислал.

— Да? Очень любезно с его стороны. Ну, пошли, Тарасюк.

И Артист потянул толстого капитана, совершенно обалдевшего от такого приема, за собой на лестницу.

— Что такое? — пыхтел, семеня следом, Тарасюк.

— Ты местная власть, — пояснил Артист, — а значит, обязан предотвратить преступление. Понял?

362 Тарасюк аж вспотел весь.

— Ты это самое... — проговорил он, переваливаясь по лесенке вниз, — ты чего гонишь?

— Некогда. По дороге все узнаешь. И Тарасюк только громко сопел и отдувался. Нелужа вскочил в милицейский "уазик", на котором приехал Тарасюк, и помчался к своему дому, а ребята, запихнув толстого капитана в "Ниву", отправились по направлению к Затону.

— Тебе не кажется, — спросил Артист, — что мы слишком погружаемся в местные проблемы? Нам ведь Коперник нужен.

— Нам нужен груз, Семен. Груз, который привезут самолетом. А груз будет в шесть часов у карьера. И Коперник, кстати, будет там же... Не суетись, Сенька, успеем.

4 Как только Нелужа сделал поворот и въехал на свою улицу, он тут же увидел в дальнем ее конце мелькающие за забором его дома языки пламени и густо валивший дым. Двигатель взревел, "уазик" рванул вперед. Сан Саныч вцепился в руль, словно это могло остановить что-то или как-то еще помочь делу.

Через минуту машина подлетела к дому, впечатавшись радиатором в сугроб у калитки. Мгновенно умерли последние надежды участкового: его дом полыхал, как пионерский костер, и пламя слизывало стены, треща и разбрасывая во все стороны жаркие искры.

Нелужа выскочил из машины и со всех ног бросился к дому. Не останавливаясь, он влетел в раскрытые двери, уже охваченные пламенем, и скрылся внутри. Он не замечал ни жара, ни дыма и пробирался лихорадочно по комнатам, прислушиваясь, вглядываясь, то и дело подавая голос. Но Пашки нигде не было видно или слышно. Отчаяние захватывало участкового. И вдруг он увидел сына. Увидел и понял, что лучше бы этого не произошло... Хотя что теперь для него может быть лучше?..

Пашка лежал в своей комнате на полу. Огонь еще не охватил его. Пашка был недвижим.

Нелужа подхватил тельце сына на руки и, прижимая его к себе, начал выбираться из полыхающего дома, задыхаясь от огненно раскалившегося воздуха, обжигающего легкие. Наконец, распахнув дверь ногой, он чуть ли не кубарем вывалился из дыма на белоснежную морозную улицу и, отойдя чуть подальше, туда, где жар был не таким нестерпимым, бережно опустил тело мальчика на землю. В голове билась одна мысль: может быть, еще не все потеряно, может быть, еще можно помочь... Но действительность была неумолима и жестока — его крохотный сын Пашка был мертв. Умер он, видимо, мгновенно, не мучаясь, и совсем не от дыма и огня. Плача и бережно лаская Пашкино тельце, Нелужа с ужасом обнаружил одно, второе, третье пулевое отверстие... В Пашку, в бедного маленького Пашку стреляли пять раз!

Капитан опустился на колени, бессильно склонив голову над тельцем. Он не слышал, как где-то за забором причитала соседка, как начали собираться встревоженные пожаром люди, как пытались сбивать пламя, что было совершенно бесполезно и бессмысленно. Он не думал о том, зачем застрелили шестилетнего мальчика, и о том, почему в городе в этот день не функционирует пожарная охрана. Сан Саныч Нелужа не хотел ни о чем думать и не хотел ничего видеть. Зачем? Пашку все равно не вернуть.

А потом он поднял голову и молча смотрел, как догорают стены его дома и как начинают рушиться вниз стропила, но не испытывал при этом ничего — ни горя, ни жалости. Все его существо сейчас было заполнено одной болью: нет больше Пашки... Все остальное просто не достигало его сознания. Только на какую-то долю секунды как-то спокойно и равнодушно в голове Нелужи скользнуло подобие мысли о том, что теперь ему негде будет жить. Да и незачем.

А потом примчалась вызванная кем-то машина "скорой помощи". Нелужа молча передал врачам тело Пашки, так же молча поднялся и пошел к "уазику", ждавшему у ворот. Сел за руль, секунду помедлил, потом, решительно врубив движок, направил машину в сторону Затона.

5 В два часа дня к дому Леонида Заславского в Затоне медленно подкатила оливкового цвета "Нива", остановилась немного поодаль и замерла. Через минуту дверцы "Нивы" открылись, и из нее выскользнули два человека, тут же скрывшиеся в прилегающих к забору дома кустах. А спустя несколько минут одного из них уже можно было увидеть влезшим на дерево перед высоким забором и оглядывающим огромную огороженную территорию, принадлежащую Заславскому.

— Двое перед входом на улице, — сказал он, — остальные внутри.

— Как у тебя там обзор? — спросил снизу не видимый глазом второй.

— Отлично. Все как на ладони.

— Держи. — К сидящему на дереве взлетел карабин, сидевший ухватил его за ствол и подтянул к себе. — Укладывай всех, кто выскочит из дома, а начни с этих двоих. Не сразу, через две минуты.

Док — а это он был внизу — быстро преодолел забор с помощью все того же дерева и начал тихо продвигаться в сторону дома. Обойдя его, он чуть меньше чем в две минуты оказался в торце, рядом с черным входом и двумя мозаичными окнами, располагавшимися одно над другим, — судя по всему, здесь была лестница, ведущая на второй и третий этажи. Рядом с этими окнами на уровне второго этажа нависал узкий длинный балкон. Док посмотрел вверх на балкон, прикидывая дальнейший путь. И как только он сделал это, отведенные им две минуты закончились, раздались друг за другом два выстрела и послышались вскрики раненых. Тут же музыка, которая едва доносилась из-за двери черного входа, стихла, и через несколько секунд в доме послышались голоса и топот ног. Док, подтянувшись, взобрался наверх и осторожно перевалился через балконные перила. И пока он это проделывал, раздались еще три выстрела, начались крики и ругань.

На балкон выходило две комнаты. В одной, с приоткрытым окном, не было никого, а в другой, обхватив голову руками, притаился какой-то испуганный человек. Док неслышно пробрался в пустую комнату и выглянул в коридор. На этаже было пусто. Сняв пистолет с предохранителя, он передвинулся к соседней двери, резко раскрыл ее ногой и ворвался внутрь. В комнате он обнаружил испуганного Леонида Заславского с такой же испуганной девушкой, и ни тот, ни другая явно не собирались сопротивляться. Оба покорно позволили усадить себя на стулья и связать.

— Ну что, господин Заславский, — грозно сказал Док, — доигрался? Я тебя предупреждал. Заславский склонил голову.

— Сколько человек в доме кроме тебя? — спросил Док. — Быстро.

— Семеро.

— Битый здесь?

— Нет.

— Сидеть тихо.

Он вышел из комнаты и осторожно направился к лестнице, ведущей вниз. Снаружи раздалось еще несколько выстрелов. Потом на первом этаже застучали шаги и послышались возбужденные голоса. Разговаривали двое.

Оказавшись у лестницы, Док подался чуть вперед и заглянул на первый этаж.

Лестница спускалась в огромный каминный зал, за которым виднелся за распахнутыми стеклянными дверями холл с выходом на улицу. В дверях, между холлом и каминным залом, стояли двое, оба вооруженные пистолетами и оба взвинченные из-за неожиданного нападения. Один — тот, что был постарше, — нервно выговаривал что-то второму, тыкая рукой, в которой был зажат пистолет, в направлении каминного зала. Через секунду Док понял, что речь идет о телефоне. Старший приказывал младшему куда-то немедленно звонить. Док быстро пригнулся, спрятавшись за бортиком лестницы, и вовремя, потому что мгновение спустя младший развернулся и побежал прямо на Дока — как оказалось, базовая станция радиотелефона стояла на высокой подставке под лестницей. Когда младший добежал до нее и схватился за трубку радиотелефона, старший уже отвернулся от него и пошел к входной двери, держа пистолет перед собой. Было совершенно ясно, что Артист своим прицельным огнем навел панику на всю братию.

Запикали кнопки радиотелефона, парнишка под лестницей уже готовился к разговору, когда Док, бесшумно перескочив через перила, обрушился прямо ему на плечи. Парнишка успел только крякнуть и тут же рухнул под тяжестью Дока, придавившего его к полу. Несмотря на то что шума они почти не произвели, тот, что был постарше, резко обернулся. Док увидел его искаженное злобой и диким страхом лицо, а потом увидел, как он, вскинув руку с пистолетом, быстро идет на него, но как-то немного странно от нервного перенапряжения — на полусогнутых ногах, а еще через секунду он начал стрелять. Резкий грохот разорвал тишину в доме, потом еще раз и еще. Этот человек упорно лупил в стену рядом с Доком, который лежал, железной хваткой вцепившись в парнишку, но он приближался все ближе, и шансы попасть с каждым шагом у него увеличивались. И хотя так уж получилось, что Док оказался прикрыт парнишкой и его трудно было достать, не продырявив этого замершего от страха незадачливого охранника, Док видел, что стрелявшего это нисколько не беспокоит. Наконец Доку удалось просунуть руку с пистолетом под локтем парня, спокойно прицелиться и выстрелить. Старший охранник, уже вошедший к этому времени в каминный зал, дернулся и, взмахнув руками, рухнул на пол. Пуля, выпущенная Доком, попала точно в сердце. Охранник был мертв.

Прошло всего шесть секунд.

Док встал, поднял с пола совершенно сомлевшего парня, быстро и крепко спеленал его веревкой, хорошенько тряханул малого, чтобы хоть немного привести его в чувство.

Через минуту Док уже спешил на улицу.

Едва приоткрыв дверь, он сразу понял, что бой закончился; он уже совершенно спокойно толкнул дверь ногой, и взору его предстала следующая картина: на земле лежало пятеро стонущих, извивающихся от боли братков, получивших от Артиста свинцовые подарки — кто в ногу, чтоб меньше бегал, кто в руку, чтоб не стрелял, а рядом стоял сам Артист и выговаривал что-то одному из них, у которого вдобавок была еще и в кровь разбита морда.

— Я же тебе говорил, — назидательно произносил Артист, — не надо стрелять, тир закрыт. У тебя что, со слухом не все в порядке?

Видимо, Артист уже успел отобрать у этих горе-бандитов все оружие, потому что вооружен он теперь был просто как герой боевика. На правом плече кроме карасевского карабина с оптикой болтался "Калашников", за пояс были заткнуты две новенькие "беретты" и пистолет Макарова.

Док подошел к нему и положил руку на плечо, останавливая поток красноречия.

— Ну как там? — спросил Артист.

— Порядок.

Артист кивнул, а потом, достав из-за пояса одну "беретту", перехватил за ствол и протянул Доку.

— Узнаешь? — спросил он с усмешкой. Док взял пистолет.

— Тот, что мы нашли в подвале?

— Точно. Все стволы из того подвала здесь. Все! Ай да милиция!

— А может быть, ай да Коперник?

— Может быть. Интересно, куда они пластит подевали?.. Кстати, эти, — Артист кивнул на валяющихся на земле, — говорят, что никакого ребенка здесь, в доме, нет. И Битого тоже.

— Я уже понял.

— Увел его с собой или убил?

— С этого станется и то, и другое.

— Ну тогда давай думать, что делать со всей этой оравой. Вызываем из машины Тарасюка?

— Подожди, Тарасюк потом. Давай-ка их разговорим пока.

— Док, — с сомнением произнес Артист, — думаешь, надо?

— Надо, Сан Санычу надо... Ну-ка, давай всех этих орлов в дом.

Артист принялся сгонять раненых в кучу, а Док развернулся и отправился в дом. Там он для начала усадил в каминном зале в одно кресло хлопающего обалдевшими глазами парнишку, а в другое — труп его напарника. Потом обоим завязал глаза и сказал:

"Замри". Парнишка от страха даже, кажется, перестал дышать, и теперь с первого взгляда вряд ли кто смог бы отличить живого от мертвого.

А потом он снова вышел на улицу и направился к машине. Через пять минут Док вернулся в каминный зал с сумкой, в которой лежали видеокамера, которую они захватили в доме мэра города, и четыре чистых кассеты. К этому времени Артист перетащил туда всех пятерых раненых, рассадил и разложил их по диванам и креслам. Зал наполнился тихими постанываниями и негромким разговором.

— Начнем, — сказал Док.

Все тут же обернулись к нему со злостью и опасением. Док на ходу вытащил камеру, подсоединил к ней батарею, включил и вставил кассету.

— Семен, командуй, — сказал он, — у тебя это лучше получается.

Артист, который уже понял, что задумал Док, бодро вышел на середину зала.

— Так, господа бандиты, минуточку внимания, — провозгласил он. — Сейчас мы будем задавать вам вопросы, а вы будете четко и ясно отвечать на них. Чем быстрее вы ответите, тем быстрее вам окажут медицинскую помощь.

С этими словами Артист подошел к Доку.

— Правый что — зажмурился? — спросил он, кивнув в сторону покойника с завязанными глазами.

Док кивнул.

Тогда Артист подошел к дивану, развязал глаза парнишке, сидящему рядом, и приказал ему пересесть. Таким образом шестеро раненых бойцов Битого образовали полукруг, словно амфитеатр перед сценой, в качестве которой был диван. На диване сидел труп с завязанными глазами, но о том, что это труп, никто из бойцов даже и не догадывался. "Что делать — провинция", — подумал с усмешкой Артист.

— Предупреждаю, — грозно произнес он вслух. — После первой же грубости или отказа отвечать я разнесу башку вашему другу, а того, по чьей вине это произойдет, усажу на диван. Все ясно?.. Я спрашиваю, вам все ясно?!!

Отдельные недовольные голоса подтвердили, что им все ясно.

— Док, готов?

— Готов.

— Врубайся.

Камера заработала.

Артист протянул руку в сторону самого молодого из бойцов, того парнишки, на которого обрушился с лестницы Док.

— Имя, — потребовал Артист.

— Николай Баринов.

— Как давно работаешь на Буркина?

— На кого?

Артист не торопясь достал "беретту" и снял ее с предохранителя.

— Не заставляй меня повторять дважды, — предупредил он. — Так как давно ты работаешь на Битого?

— Полгода, — хрипло ответил парень, мгновенно покрывшийся холодным потом.

— Какую работу выполняешь?

— Как все. Собираем деньги с магазинов, с водителей, охраняем этот дом и... иногда выезжаем в другие города.

— С какой целью?

— Ну, это... по наводке, которую дают Битому... мы, это...

— Вооруженный грабеж?

— Ну да.

— Командует всегда Битый?

— Да.

— И всегда принимает участие во всех акциях?

— Да.

— Как Битый связан с Леонидом Заславским? Парень секунду-другую помедлил, и Артист тут же вскинул пистолет, направляя его в сторону дивана.

— Он платит ему деньги, — тут же испуганно проговорил парень. — Часть денег от всех наших сборов. И... иногда выполняет его поручения.

— Какие поручения?

— Наказать кого-нибудь там, избить или поговорить... ну, если деньги не платят.

— Сука ты все-таки, Коля, — проговорил вдруг здоровенный усатый мужик с дальнего кресла. — Так обосрался, что всех заложил.

Артист немедленно повернулся в его сторону и указал на него пальцем.

— Имя?

— Пошел ты на х... — с отвращением проговорил усатый.

Артист поднял руку с пистолетом, отвел ее назад и, не оборачиваясь, выстрелил в усаженный на диване труп. Потом еще раз. Грохот и звон в ушах заглушили все остальные звуки вокруг. Артист не промахнулся оба раза. Тело на диване вздрогнуло и медленно повалилось на бок, и в каминном зале воцарилась гробовая тишина всеобщего оцепенения. В этой тишине Артист подошел к дивану, спихнул тело на пол, а потом вернулся к усатому, схватил его за отвороты куртки и рывком поднял.

— Теперь твоя очередь, — кровожадно проговорил он и потащил мужика, который был не в состоянии двигаться из-за простреленной ноги и связанных за спиной рук, к дивану. Там он усадил усатого, а потом, сняв повязку с лица убитого, принялся тщательно завязывать ему глаза.

— Ты что, братан... мужик... эй, ты что... — лепетал усатый, который за секунду превратился из крутого боевика в жалкого доходягу с трясущимися руками.

Но Артист даже не удостоил его вниманием. Он снова отошел в центр зала. Док тем временем отмотал пленку чуть назад, чтобы все это безобразие не запечатлелось на ней, и снова включил запись.

Маневр Артиста возымел просто волшебное действие на всех присутствующих. Никто больше рисковать не хотел, и ответы на его вопросы посыпались один за другим, просто наперебой. Назадавав для разнообразия и общей картины вопросов о делах Заславского и Битого, Артист наконец перешел к сегодняшним событиям. Допрос продолжался недолго и шел достаточно спокойно до того момента, пока дело не дошло до вопросов о налете на дом Нелужи. Немного помявшись, люди Битого рассказали, как приехали туда на разговор с участковым и о том, что вроде бы Битый собирался там застать каких-то людей, которые нужны Заславскому. Он был взвинчен и под кайфом, а потому очень раздражен и озлоблен, а когда выяснилось, что в доме никого нет. Битый просто взбесился. Он стал крушить все вокруг и стрелять. Они не помнят точно, как появился сын участкового, видимо, он прятался где-то, а потом решил убежать из дома, и, когда дернулся к выходу, Битый развернулся и не глядя выпустил по нему пол-обоймы. А когда пришел в себя, то приказал поджечь дом, чтобы скрыть все следы происшедшего.

На этом месте Артист понял, что разговоры пора кончать. Можно было себе представить, что сейчас чувствует Нелужа. Ведь он полгорода готов будет перестрелять! Вот когда пришло время выпускать Тарасюка!

— Подожди, — сказал Док, убирая камеру, — надо выяснить, где Битый. Иди за Тарасюком. Я сейчас.

Док отправился на второй этаж.

Он зашел в комнату, где сидели связанные Леонид Заславский со своей дамой, без разговоров выхватил "беретту" и приставил дуло пистолета ко лбу Заславского. И без того трясущийся от страха, Заславский замер в полном оцепенении. Ему и в голову не приходило, что Док оружие поставил на предохранитель и стрелять не собирается. Ему приходило в голову другое: если он искал их, чтобы сдать, значит, они пришли мстить ему.

— Считаю до трех, — объявил Док, — и отправляю тебя на небеса. Раз...

— Что... что вам надо?!! — завизжал Заславский, как поросенок на бойне.

— Где Битый? — задал вопрос Док.

— Битый? Какой Битый... Я...

— Два.

— Вы что?! Вы что?! Не смейте!!. Я не знаю, где он! Я...

— Ты разговаривал с ним здесь полчаса назад, и после этого он уехал куда-то. Подумай хорошенько, куда.

На лице Заславского отобразился мучительный мыслительный процесс. Он сомневался.

— Я не знаю...

— Три.

— Нет!!!

— Вспомнил?

— Битый поехал на недостроенную дачу моего брата. Здесь... здесь... вон там, через дом... Я ни при чем! Он сам убил ребенка! А участковый ваш звонил и требовал, чтобы я сказал, где Битый... А он хочет прикончить участкового и... и...

— Все понятно, — хмыкнул Док. — Он хочет прикончить участкового, а припрятать тело на даче твоего брата... Это ты ему посоветовал? Ты хотел подставить своего брата? Ну и паскуда ты, Заславский.

Леонид зарыдал, не выдержав пережитого страха.

А Док не удержался, снял пистолет с предохранителя и выстрелил в стенку прямо над его головой. По телу Заславского пробежала судорога, и, закатив глаза, он потерял сознание.

Док развернулся и вышел из комнаты.

Они решили оставить Тарасюка — пусть забирает отсюда всех сам. Кого в отделение, кого в больницу. При этом посоветовали капитану сделать все как надо, если он хочет хорошо выглядеть перед начальством, которое обязательно нагрянет сюда завтра.

Но неожиданно где-то рядом затрещали выстрелы.

Док и Артист поняли, что Нелужа своим ходом добрался к недостроенной даче Заславского и встретился там с Битым. Бросив все, оба помчались к машине.

6 Недостроенный дом Романа Заславского стоял на пустующем участке в два гектара, еще не огороженном мощным высоким забором. Он представлял собой мощный цокольный этаж, выстроенный на глубоком фундаменте. Обычно здесь ковырялась бригада рабочих, но сегодня кто-то предусмотрительно отпустил бригаду, и стройка стояла совершенно пустая. Вот сюда-то Заславский и распорядился привезти Пашку, если участковый будет упорствовать. То есть посоветовал-то ему так сделать Битый, а уж Заславский согласился. В самом деле — не к себе же домой везти заложника? А тут, если что, можно и отбрехаться. Дом-то ведь известно чей...

Но когда Битый прикончил мальчишку, планы изменились. Он понимал, что Нелужа будет искать его. Ну и х... с ним, пусть ищет, это даже и к лучшему. Пусть участковый выйдет на него, пусть сам придет за своей смертью. А Заславский подскажет ему, где надо искать...

Битый приехал сюда с тремя своими ребятами. Он расположился на цокольном этаже, откуда был прекрасный обзор всех подступов к дому, и стал ждать. Он не задумывался о том, что будет после. Он не задумывался о том, чем ему все это аукнется. Он задумывался только об одном. Сейчас должен был прийти сюда этот поганый участковый, которого он ненавидел, и выйти отсюда живым он не должен ни в коем случае. Если даже ему. Битому, не суждено разделаться с этими двумя приезжими, которые два раза так его унизили, то уж на участковом-то отыграться он просто обязан. А там видно будет.

С тех пор как они приехали, прошло уже четыре часа, ребята даже начали было ворчать, но Битый был на редкость терпелив. И вот наконец послышалось урчание двигателя, и на фоне белых сугробов, серого неба и черных силуэтов деревьев показался милицейский "УАЗ". Битый напрягся. У него даже мелькнула мысль, что если это Смирнов решил наехать на него, так ему же хуже: не лезь не вовремя, Битый не побоится перестрелять здесь всех, кто с ним приехал. Впрочем, эта мысль мелькнула лишь на мгновение и продолжения не потребовала, потому что из машины вышел Нелужа, а больше с ним никого не было.

Участковый захлопнул дверь, сунул руки в карманы и спокойно пошел по направлению к стройке. Он и впрямь был один. Битый подивился его самонадеянности и глупости. Ну да ладно. Ему же хуже.

— Андрюха, Витек, рассейтесь по комнатам, — скомандовал Битый, — Вова, останешься со мной.

Два молодых парня, один лысый, а другой, как нарочно, с густой шевелюрой, разбежались по противоположным комнатам, а здоровенный мужик со шрамом на лице встал как вкопанный у двери, подняв автомат.

Нелужа подошел к входу в темнеющее чрево цокольного этажа, остановился, посмотрел по сторонам, потом, не вынимая рук из карманов, движением плеч поправил теплую форменную куртку и вошел в дом.

— Стоять, поднять руки! — тут же скомандовал амбал со шрамом и пихнул в спину Нелуже дулом автомата.

Участковый замер и поднял руки.

Из полумрака к нему вышел ухмыляющийся Битый.

— Ну что, капитан, вот ты и сам пришел ко мне...

Бандит проверил карманы куртки участкового и быстро охлопал его по бокам. Обыск показался ему достаточным, и он, решив, что оружия у Нелужи нет, даже цыкнул языком.

— Да, — сказал он. — Знал я, что ты честный, но что такой глупый...

— Ты убил моего сына, — сказал участковый. — Я уничтожу тебя.

— Сына-то? Было дело. Хотел я побаловаться с ним, да подумал, чего на мальца время тратить?

Битый тихо засмеялся. Нелужа скрипнул зубами от рвущейся из него злобы, но ничего не сказал.

— Я убил твоего сына, — продолжал Битый, — а теперь я с тобой разберусь, гнида ментовская.

И, широко размахнувшись, Битый ударил участкового в живот. Охнув, Нелужа согнулся, прижал руки к животу, фуражка слетела с его головы, и Битый с удовольствием отфутболил ее к стене.

Предвкушая кровавое развлечение, двое парней Битого не выдержали и вышли из своих укрытий. У лысого был в руках автомат. Он опустил его дулом к земле. У второго был пистолет Макарова. Он держал его в руке, но тоже опустил, поставив на предохранитель. Они собирались наслаждаться редким зрелищем разборки своего главаря с ментом.

Битый вытащил пистолет и медленно, чтобы участковый прочувствовал момент, снял его с предохранителя и щелкнул затвором.

— Сейчас, — сказал он, — я буду тебя убивать. Но помирать ты будешь не сразу, а долго и мучительно.

Это было последнее, что успел сказать бывший уголовник Буркин по кличке Битый, потому что, как только он произнес эту фразу, Нелужа резко выпрямился и в руке его сверкнул вороненый ствол табельного пистолета, который он сунул за пояс и который при обыске не заметили. Один за другим раздались три выстрела, Битый дернулся, вскрикнул, рухнул на пол и затих. А пока его братки в этом оглушительном грохоте сообразили, в чем дело, пока инстинктивно отшатывались в полумрак, к укрытиям, пока вскидывали свое оружие, Нелужа, развернувшись, почти в упор расстрелял здоровяка по имени Вова, который так и не успел воспользоваться своим автоматом. И только после этого из-за углов начали лихорадочно палить в участкового Витек и Андрюха, ошалевшие от такой неожиданной развязки, от грохота и гари.

Две пули пробили Сан Санычу Нелуже грудь и бросили его на спину. Он еще жил секунд десять, и если бы в эти секунды он был в состоянии о чем-то подумать, то наверняка подумал бы с облегчением о том, что судьба позволила ему отомстить. И не было бы в его мыслях никакого сожаления...

— Битый!.. Он убил Битого! — истерично крикнул Андрюха. — Сука!

А Витек подбежал к трем телам и каждое по очереди пихнул ногой.

— Все откинулись, — хрипло проговорил он. — Надо мотать отсюда.

— Куда?!

— Куда подальше! Быстрее!

Витек рванул к выходу.

Тут же вскочил на ноги и Андрюха, бросился следом.

— Стоять! — раздался окрик с улицы. — Оружие на землю!

Витек вскинул руку с пистолетом, но тут же получил пулю в лоб и упал как подкошенный.

— Оружие на землю! Руки за голову! Одуревший от страха Андрюха швырнул в сторону свой ствол, закинул руки за голову и замер в дверном проеме. Через секунду мимо него в дом влетел Артист с автоматом наперевес, а следом за Артистом появился Док, который ткнул Андрюху мордой в стену и связал ему руки за спиной.

— Никого, — сказал Артист, уже без всякой спешки выходя из дома.

— Ну что? — спросил Док.

— Опоздали.

7 Майор Смирнов нервничал.

Никакого терпения у него не хватало на этих братьев. Они обещали через час привести к нему обоих приезжих, тех, о которых говорил этот капитан из ФСБ, — Дока и его напарника. Привести и сдать ему, Смирнову. Майор уж было понадеялся, что все кончилось и можно расслабиться. И когда позвонил фээсбэшный капитан и спросил, как у него дела, Смирнов спокойно обнадежил его, что все, мол, в порядке, приезжайте забирать. И вот тебе на — больше двух часов прошло, а до сих пор никого нет. Он отправил к Роману Заславскому капитана Тарасюка, чтобы тот проконтролировал ситуацию и проследил за конвоированием арестованных в милицию, но и от капитана Тарасюка ни слуху ни духу. Вот тут-то майор Смирнов и начал нервничать не на шутку. А тут еще междугородняя телефонная связь отрубилась с самого утра. Фээсбэшник, правда, предупредил, чтобы не брали в голову, что это оперативная необходимость, но все-таки как-то не по себе было. Что происходит в городе-то?

Смирнов выглянул на улицу.

Было уже около четырех часов дня.

К зданию милиции подъехали два автомобиля. Старый раздолбанный "УАЗ", на котором уехал Тарасюк, а следом обшарпанный леспромхозовский автобус "ПАЗ". Они аккуратно подъехали к входу в дежурную часть и остановились. Из "уазика" вылез капитан Тарасюк, и на этом нормальная, поддающаяся объяснению часть события закончилась. Дальше началось такое, что у майора Смирнова дыбом встали волосы, потому что ничего подобного он и предположить не мог в своем городе.

Тарасюк открыл дверь "пазика" и вытолкал оттуда Леонида Заславского со связанными сзади руками, а следом за ним один за другим вышло семь человек со ссадинами, кровоподтеками и перебинтованными руками и ногами, причем некоторых из них пришлось вынести и усадить прямо на землю. Это были почти все люди Битого, только самого Буркина почему-то здесь не оказалось. Процессия хмуро тусовалась перед входом в дежурную часть.

Такого самоуправства майор Смирнов от Тарасюка просто никак не мог ожидать.

Окончательно ошалев от увиденного, он пулей выскочил на улицу, выхватывая на ходу из кобуры пистолет.

— Какого х...!! — заорал он, подлетев к стоящим и сидящим на улице.

— А что мне было делать?! — вскрикнул в ответ толстый Тарасюк. — Разбрасывать трупы по городу?

— На хера ты мне их привез? Ты думаешь, что делаешь?

— А ты сам подумай! За два часа в городе произошло три вооруженных налета, два поджога и было убито восемь человек! Восемь за два часа! Причем среди них есть ребенок, есть командир воинской части и есть участковый инспектор. А завтра утром здесь будет не только прокуратура и пресса... Да нас сожрут тут с говном! Ты об этом не хочешь подумать?!

Майор Смирнов в ужасе от свалившейся ему на голову перспективы топтался на месте и не знал, что предпринять — то ли застрелиться, то ли застрелить Тарасюка.

— Где этот Док? — спросил он наконец. — И этот второй?

— Да х... их знает!

— Ты их должен был привезти.

— Вот иди и сам их вези. А я вообще ничего не хочу о них знать. Я не понимаю, что здесь происходит, и не хочу понимать, а тебе советую держаться подальше от этого козла, который своим самолетом нас тут задолбал...

— Ты пойдешь под суд, — тихо проговорил Смирнов.

Тарасюк измученно отмахнулся от майора как от назойливой мухи и отправился открывать камеру. Смирнов постоял несколько секунд в полном изнеможении, а потом вернулся в здание дежурной части.

И тут неожиданно ожил телефон.

Смирнов поднял трубку.

— Слушаю, — произнес он.

— Смирнов? — спросил голос в трубке, и майор тут же узнал этого чертова Коперника. И ничего не ответил.

— Смирнов, — требовательно произнес Коперник, — вы взяли людей, о которых я вам говорил?

Начальник двоегорской милиции ответил не сразу. Несколько секунд он лихорадочно решался и только потом подал голос.

— Пошел ты в жопу, — сказал он. И положил трубку.

8 Артист высунул голову в окно "Нивы" и увидел небольшой двухмоторный самолет, резко снижающийся прямо над городом. Казалось, самолет вот-вот рухнет прямо на дома, но он дотянул до окраины и только где-то там, в районе старого карьера, исчез.

А в это время с другой стороны "Нивы" точно так же высунулся Док, так же, как Артист, сосредоточенно проследил за траекторией рискованной посадки самолета.

— Вот тебе и транспортный "Антей"! — сказал Артист. — Похоже, Док, что приперли-то сюда никак не больше, чем маленький чемоданчик. Что же там такое?

— Четыре часа, — констатировал Док. — Что-то рановато они...

— Слушай, Док а ведь Коперник-то, между прочим, сейчас встречает самолет там, на месте. Голову даю на отсечение!

— Ты прав, Сеня. Такой момент упускать нельзя. Вперед.

— Вперед!

Обе головы исчезли в салоне.

И "Нива", разбрасывая комья снега, мгновенно сорвалась с места и понеслась вслед за падающим самолетом.

Глава девятая. Уйти первым 1 Серый вертолет с российским флагом на боку аккуратно зашел на посадку в четыре часа двадцать минут пополудни неподалеку от дачного Затона. Это была уже третья авиамашина над Двоегорском за последние два дня. Для такого городка это событие, совершающееся в третий раз, уже можно не считать исключительным, а потому на него практически не обратили никакого внимания. Единственное, что отличало все эти три посадки, — это то, что произошли они в совершенно противоположных местах. Вертолет, который доставил генерала Кудрявцева, сел рядом с воинской частью, "Сессна" совершила посадку в пяти километрах севернее — на поле перед карьером, а сейчас пухлый МИ приземлился у Затона, то есть и вовсе на противоположном конце города. Пилоты словно заранее договорились разнообразить места посадки.

Когда гул двигателей затих, из вертолета выскочили на снег три человека и бодрой рысцой направились в город. Такой бодрой, что по единственной улице Затона они чуть ли не бежали и лишь в городе перешли на шаг, тоже, впрочем, очень быстрый. Каждому из них было не больше тридцати, все трое были людьми крепкими и как-то необычно сосредоточенными. Бег вновь прибывших оборвался на одной из улиц Двоегорска — им пришлось остановиться для короткого совещания.

— Боцман, ты со мной в часть, — сказал старший группы. — Надо сориентироваться и там. Муха, тебе задача посерьезней. Выяснишь, где Док и Артист, не выйдешь на контакт — попробуй наладить с ними связь.

— А если они уже ушли?

— Не ушли. Они здесь. Все сейчас здесь. Но мы должны точно знать их планы и дать им знать, что прибыли.

— Понял.

— Все. Разбежались.

Самый маленький и шустрый из этой троицы, тот, которого старший назвал Мухой, быстро пошел дальше по улице, к центру города, а двое других свернули в сторону, пошагали мимо покосившихся заборов напрямик к воинской части. По всему было видно, что план города они себе представляют достаточно ясно, так как ни сверяться по карте, ни расспрашивать прохожих им не требовалось.

— Пастух, — напомнил здоровяк Боцман старшему. — Не забудь о спецназе. Если у Голубкова информация точная и они здесь, то как минимум половина из них охраняет часть.

— Не каркай, — недовольно ответил Пастух.

— Так что, будем брать их приступом?

— Не хотелось бы. Попробуем с ними договориться.

— Но ведь можем и не договориться, да?

— Можем.

— Мать моя женщина!

— Ты только не забывай одну вещь.

— Какую?

— Спецназовцы не знают своей истинной задачи здесь. Кудрявцев их просто подставляет.

— Это оставляет надежду.

Разговор происходил на бегу. У них — у Пастуха, Боцмана и Мухи — оставалось очень мало времени Они видели самолет двадцать минут назад. Им приходилось действовать вслепую, импровизируя, но ошибиться они не имели права. Перед ними стояла одна, но крайне сложная задача — перехватить прибывший опасный груз и арестовать Коперника.

Пастух первым догадался, к чему клонится дело. Догадался благодаря тому разговору с Доком перед его отъездом в Двоегорск. А кроме того, когда Пастух, вернувшись в Москву, докладывал о провале операции, в нем уже созрела твердая уверенность в том, что Коперник предал его. Это стало ему понятно сразу после того, как его взяли на шоссе. Тогда, сбежав из военного иракского госпиталя, он позвонил Копернику — а к кому еще он мог обратиться? И после этого его тут же накрыли. Да как накрыли!

С двух сторон, как будто точно знали, где он находится. А они и знали, если его предположение о предательстве Коперника верно. В Москве его подозрения переросли в уверенность, и он поделился своими соображениями с Голубковым. Кстати, Константин Дмитриевич и сам подошел близко к тем же выводам, что и Пастух. Ведь Коперник был единственным слабым звеном в операции по переброске штаммов боевых бактерий в Россию. Поскольку операция была поручена управлению и ГРУ совместно, то руководство управления проработало досконально все, кроме, естественно, личного состава ГРУ, участвовавшего в операции. Зачем проверять гэрэушников, если они должны были стать коллегами, вызывающими полное и однозначное доверие? Так что за все, кроме Коперника, Голубков готов был ответить перед кем угодно.

А в ГРУ, где ответственным за операцию был генерал Данилов, объясняли привлечение управления тем, что их собственная резидентура давно находится в стране, на виду, и вполне вероятно, что за их людьми ведется круглосуточное наблюдение. А поскольку рисковать в таком деле нельзя, как нельзя и пренебрегать никакой мелочью, то есть смысл привлечь к операции людей новых, так сказать, со стороны — совершенно не "засвеченных". И только позже, когда ФСБ оказались известны некоторые подробности переговоров генерала Кудрявцева из Генштаба и генерала Данилова из ГРУ, вдруг стало ясно, что далеко не простое и не однозначное решение вывезти штаммы боевых бактерий из Багдада было выдвинуто именно с их легкой руки, и выдвинуто в своекорыстных, далеко идущих целях. Оказывается, они спланировали эту операцию еще тогда, когда им стало известно, что они попали в число тех высокопоставленных военных, против которых в управлении по заданию из администрации Президента были собраны разоблачительные документы. Увы, воровали генералы! И во время войны в Карабахе воровали, и во время войны в Абхазии, и в период боевых действий в Чечне, и без всяких боевых действий, а Кудрявцев и Данилов были всего лишь верхушкой айсберга, "делегатами" этих самых жуликов в генеральских мундирах... И вот какая-то светлая генеральская голова предложила выдающийся по силе ход: раз все равно надо заметать следы перед мировым сообществом, вывезти в Россию штаммы из Ирака, но так, чтобы при этом подставить управление, опозорить его и навсегда вывести из игры, а самим же выехать на триумфальных конях спасителей Родины и всего человечества. Так сказать, все в дерьме, а они в белых фраках...

Вот только конкретные действия их были ясны не до конца, а времени на ответный удар уже практически не оставалось. Тут совершенно неожиданно даже для себя Пастух и догадался об этих конкретных действиях. Догадался сразу, как только всплыло название городка, куда перегоняли самолет.

После того как Сергей услышал слово "Двоегорск", в его голове немедленно всплыл телефонный разговор с Доком. Черт возьми, ведь Дока пригласили в Двоегорск на свадьбу! И пригласил некто Алексей Сомин. Таких совпадений просто не бывает! Он выложил свои соображения Голубкову, и тот, по предложению Пастуха, немедленно навел справки в ГРУ, выяснив при этом очень интересные вещи. Во-первых, хоть они и подозревали Коперника в предательстве, но всего лишь подозревали — достаточных доказательств у них не было, но когда, во-вторых, оказалось, что настоящее имя Коперника Алексей Сомин, — у них отпали последние сомнения.

Теперь оставалось только действовать. Правда, во всей этой схеме совершенно темной личностью оставался пока курьер, который вез контейнер в Россию. Пастух тут же проверил на всякий случай, на месте ли ребята — Боцман, Муха, Артист. Ведь само собой напрашивалось, что везти контейнер должен кто-то из них, поскольку лишь в этом случае все замыкалось четко и логично. Пастух убирает свидетелей и отправляет контейнер, Док встречает его в Двоегорске, а кто-то из остальных ребят — ну, скажем, Боцман — контролирует груз в пути — вот вам и полная картина заговора управления! Но Боцман и Муха оказались на месте, а вот Артиста не было. Неужели он?! Но каким образом? Пастух не очень-то в это верил, но времени на сомнения и раздумья у него уже не было. Перед управлением встали две задачи — опередить генералов с докладом Президенту о раскрытии жуткого заговора, а также успеть перехватить груз в Двоегорске. Далее. Если начальник управления опережает генералов с докладом Президенту, то тут же на уши будут поставлены все — и ФСБ, и прокуратура с милицией. И тут принципиально важно, чтобы они только разгребали последствия предотвращенного управлением заговора —полностью предотвращенного, когда и люди управления выведены из-под удара, и опасности применения контейнера нет. Должна быть совершенно исключена даже самая малая доля вероятности такого применения — это же катастрофа, политический скандал! Это пострашнее Чернобыля!

Поэтому Пастух и его ребята были немедленно отправлены в Двоегорск. И вот теперь Пастух и Боцман, залегшие в полуразвалившемся сарае напротив КПП воинской части No 21360, планировали ее захват. Потому что груз уже мог быть там, в части, у генерала Кудрявцева. И Коперник — там же.

Минут пятнадцать спустя к ним присоединился сияющий Муха.

— Ты чего радуешься-то? — спросил Пастух.

— Смех без причины — сам знаешь признак чего, — напомнил Боцман.

— Вы не поверите, — выдавил, хихикая, Муха.

— Да что случилось-то?

— Док с Артистом посадили в КПЗ пол-Двоегорска!

— Да ну? Это ты где, в справочной узнал?

— Нет, в милиции. Я уже придумал было штук пять отмазок, чтобы попытаться узнать какую-то информацию о них, а мне выложили все напрямую...

— Значит, и Семен здесь? — спросил Пастух.

— Ну да!

— Во дают, — восхитился Боцман. — Наверное, сильно их здесь достали, если они такое учудили! А где они сейчас-то?

— Не знаю, — сказал Муха. — Вроде менты совсем недавно их видели, а потом они куда-то умотали...

— Ну да, — проговорил вдруг Пастух словно бы про себя. — Док просто взял Семку с собой. Понял, что одному лучше не ехать... Но кто же тогда везет контейнер? Неужели я ошибся?..

2 Док и Артист в это время неслись на своей "Ниве" в ту сторону, где сел недавно самолет. Артист не зря считался первоклассным водителем. Машина, словно хорошо объезженный мустанг, неслась по улицам, потом по грунтовкам, а потом вообще по пересеченной местности, подпрыгивая и поревывая двигателем. Комья снега летели из-под колес, следом, как хвост кометы, клубилась снежная пыль. Артист и Док торопились.

Двоегорск закончился, и они выскочили на проселочную дорогу, ту, что вела к рощице, за которой начиналось поле, и дальше, к заброшенному карьеру.

— Я понял, — сказал Артист, — самолет сел на поле, это здесь самое подходящее место, а в карьере его можно спрятать.

Но когда до рощи оставалось метров двести, из-за деревьев вдруг выскочил человек в камуфляже с автоматом наперевес, дал предупредительную очередь перед "Нивой" и очень доходчиво показал жестами, что дальше проехать он не даст. Но Док с Артистом даже не снизили скорость. Тогда из-за деревьев выбежал еще один человек, на этот раз в гражданском, в джинсах и куртке, и пару секунд переругивался со спецназовцем, а потом этот второй отобрал у спецназовца автомат и вскинул его. Артист резко тормознул, и, прежде чем человек в джинсах и куртке дал по машине длинную очередь, Артист и Док синхронно вывалились из салона, выхватив захваченные недавно "беретты". Оба они были надежно скрыты от стреляющего машиной, так что достать их было сложновато.

— Док, выруби его! — крикнул Артист и пополз вперед.

Док поискал упор ненадежнее — бампер на "Ниве" подходил для этого прекрасно — и прицелился.

Тем временем человек в гражданском бросил автомат спецназовцу, сам достал пистолет, и оба они зашли за стволы деревьев. Выстрелы с той и с другой стороны прозвучали практически одновременно. Стрекотнул автомат, пару раз хлопнул пистолет гражданского, и пару раз грохнул из "беретты" Док. Результата это никому не принесло. Док метнулся к "Ниве" и одной рукой быстро достал карабин Карася, который Артист теперь везде таскал с собой. Проверив магазин, он вскинул ствол и, задержав дыхание, прицелился.

Щелкнуло несколько пуль по крыше "Нивы", сразу вслед за этим откуда-то снизу от души выматерился Артист. И в этот момент карабин гулко сказал свое слово, после которого спецназовец рухнул, словно подрезанная косой трава. Человек в куртке принялся беспрерывно палить, отступая все глубже в лес, и через несколько секунд, видно расстреляв все патроны, он исчез за деревьями.

Док отложил карабин, снова достал пистолет и, пригибаясь, побежал к спецназовцу. Вернулся он буквально через несколько минут и без всяких приключений. Спецназовец был ранен в ногу, и у него уже не было совершенно никакого желания воевать в таких условиях, когда непонятно в кого и зачем палишь, да еще оказывается, что тот, кто заставил тебя стрелять, подло сбежал с поля боя, бросив тебя, и наскоро перевязывать рану пришлось твоему противнику.

— Самолет здесь, за рощей, — сообщил Док, деловито перезаряжая автомат спецназовца, — минут десять ходьбы...

— Пошли, — сказал он.

— Да, — согласился Док, — дальше лучше пешком, а то шуметь будем.

Они взяли с собой все оружие — автомат спецназовца, карабин Карася и обе "беретты" — и быстрo углубились в лесные заросли. После десяти минут утомительного пути по сугробам среди деревьев они наконец достигли опушки, за которой перед ними открылось поле. Но никакого самолета на нем не было и в помине. Однако, немного присмотревшись, они обнаружили следы посадки и поняли, что расчищали здесь дорогу к карьеру солдатики из части покойного подполковника Старыги не зря. Самолет наверняка отогнали в карьер и там спрятали.

Осторожно передвигаясь вперед, Док с Артистом еще через десять минут достигли края карьера и немедленно увидели на дне "Сессну". Теперь надо было замереть и терпеливо пересчитывать своих врагов.

За двадцать минут Док с Артистом насчитали четырех спецназовцев, Коперника и пилота. Но где-то здесь еще явно должен был находиться тот, кто вез сюда груз. А стало быть, всего семь человек, причем пилота можно и не брать в расчет — уж он-то здесь совсем не затем, чтобы воевать. Каждый должен заниматься своим делом.

— Ну что, — подытожил Док, — кажись, дело нехитрое?

Ответить Артист не успел. Там, внизу, началось вдруг какое-то движение. Один из спецназовцев, видимо старший, напропалую ругался несколько минут с Коперником, а потом, захватив еще одного бойца, покинул место стоянки самолета. Коперник пнул со злости колесо самолета и полез внутрь.

— Кажется, пора, — сказал" Артист.

— Подождем минут пять.

Они подождали, но за эти пять минут ничего не изменилось.

— Ну вот, теперь пора, — скомандовал Док, и они начали аккуратно спускаться вниз.

3 Боцман контролировал выход КПП, ведущий в часть, Муха контролировал выход на дорогу, а Пастух выяснил у стоящих перед ним по стойке "смирно" двух солдатиков ситуацию в части. Удача была на их стороне, поскольку в части был полный бардак — только что выяснилось, что командир части подполковник Старыга убит неизвестно кем выстрелом в голову сегодня утром, все офицеры были заняты только этим печальным событием, и часть осталась практически без командования. А что касается приезжих, то здесь все было просто. Генерал Кудрявцев окопался в штабе и, по всей видимости, ждал, когда за ним прилетит тот самый вертолет, что привез его сюда. Вместе с ним в штабе находилось пять спецназовцев. Только пять. Все остальные разъехались еще с утра. Куда? Да кто ж их знает, куда! Не можем знать.

— Отлично, — сказал Пастух и приказал солдатикам замереть ровно на час и в течение этого часа даже не дышать.

После чего они, все трое, быстро двинулись к штабу.

Солдатики объяснили им, где располагается кабинет командира части, в котором заперся Кудрявцев, так что вычислить окна не составило труда. Быстро миновав расстояние до штаба и нырнув под самые окна, Пастух и Боцман помогли легкому Мухе вскарабкаться к окну второго этажа. Муха зацепился там и осторожно заглянул внутрь. Через секунду он освободил одну руку и показал указательный палец. Генерал был в помещении один. После этого Муха быстро слез, и они обогнули здание, оказавшись с фасадной стороны, там, где был вход. Здесь уже была охрана — у входа стояли двое бойцов спецназа. Пастух знаками показал Мухе и Боцману, что они сейчас будут делать, вышел на дорожку и не торопясь пошел к входу.

Через минуту оба молодца, стоявшие у дверей, не отрываясь от неторопливой расслабленной фигуры, ждали, что будет дальше. Еще минуты через полторы Пастух, не обращая на них внимания, начал спокойно подниматься на штабное крыльцо. То есть он собирался это сделать — преодолеть шесть широких ступенек до крыльца, на котором держали пост спецназовцы, уже взявшие оружие на изготовку.

— Стоять! — приказал один. Пастух остановился и с удивлением уставился на них.

— Ребят, да вы че?

— Проход закрыт. Вали отсюда.

— Я к подполковнику... Ну, к командиру части.

— Сказано, вали отсюда!

На Пастуха навели два ствола.

— Не, а в чем дело-то? — все так же расслабленно переспросил Пастух. — Он вызвал меня, сказал: давай ко мне, я тебя жду...

— Глухой, что ли?! — крикнул один из спецназовцев и, подняв ствол к небу, дал предупредительный выстрел.

И в то же мгновение, как грохнул этот выстрел, из кустов выскочили Муха с Боцманом, и на крыльце перед входом в штаб части на несколько секунд завязалась ожесточенная борьба. Но силы были явно неравны. Скоро оба часовых лежали на земле, спеленутые, как младенцы. Пастух распахнул входную дверь, обнаружив за ней совершенно пустой коридор, и все трое ввалились внутрь. Они дошли до лестницы, взбежали на второй этаж и направились туда, где сидел генерал. Когда Пастух раскрыл дверь большого предбанника перед кабинетом командира части, все трое спецназовцев, что сидели там, тут же вскочили.

— Кто старший? — не дав им опомниться, спросил Пастух.

— Я, — ответил молодой лейтенант. У Пастуха мелькнула мысль, что надо бы прострелить ему тут же голову, чтобы другим неповадно было так отвечать, вместо того чтобы стрелять или по крайней мере вскинуть оружие. Но в данный момент такая раздолбайская реакция охраны была очень даже кстати. Ну и слава богу, что этот лейтенант не надумал повоевать с ними.

— Капитан Пастухов, — представился Пастух. — Немедленно свяжитесь с командиром отряда. У вас очень мало времени.

Лейтенант послушно подошел к рации, стоящей на столе, и вызвал майора Бруснику, командира того отряда спецназа, который Кудрявцев притащил сюда.

— Майор, — сказал ему Пастух, — у тебя и твоих людей могут быть очень большие неприятности, и, если ты не хочешь геморроя на свою задницу, советую тебе немедленно связаться со своим командованием.

— А ты кто такой, — спросил Брусника, — чтобы мне советовать?

— Это тебе знать не обязательно, но учти, что в данный момент ты выполняешь приказы человека, которого обвиняют в измене Родине, предательстве и организации террористической акции.

— Не понял, — насторожился Брусника.

— Ты сейчас у самолета? — спросил Пастух наобум, поскольку не был уверен, что груз уже прибыл.

— Ну...

Пастух убедился, что попал.

— Вот тебе и ну! С сегодняшнего утра на ушах стоит все высшее командование, включая Президента, потому что кое-какое военное оборудование неожиданно для всех вместо подготовленного для него хранилища под Екатеринбургом попало лично в руки генералу Кудрявцеву, понял? И ты сейчас помогаешь организовать прием этого самого оборудования. Как ты думаешь, тебя похвалят за это? Короче! Времени очень мало. Немедленно связывайся со своим командованием и принимай какое-то решение. У нас есть приказ арестовать Кудрявцева, и мы это сделаем. Что будешь делать ты — решай сам. Но только побыстрее.

— Дай лейтенанта, — хмуро сказал Брусника. Пастух уступил место лейтенанту и стал ждать. Лейтенант выслушал приказ от своего командира, сказал "есть" и отключил связь. А потом наконец снял автомат с предохранителя и повернулся к Пастуху и его ребятам. В какую-то долю секунду они даже подумали, что он сейчас начнет стрелять, но толком даже не успели испугаться.

— Будете ждать здесь, — сказал лейтенант.

— И долго ждать? — поинтересовался Муха. Лейтенант сначала молчал, но потом все-таки ответил:

— Майор едет сюда.

— Ну и хорошо, — сказал Пастух и опустился в кресло. — Только пусть кто-нибудь из вас спустится вниз. Мы там ваших ребят немного связали. Замерзнуть могут...

Через пятнадцать минут появился взмыленный Брусника. Сообщение Пастуха явно вывело его из равновесия. Майор сразу предупредил, что все его люди, за исключением зама, которого он оставил у самолета, в течение десяти минут будут здесь, и если с ним ведут какую-то игру, то мало всем тут не покажется. Пастух только усмехнулся, хотя на самом деле он совсем не был так уверен в себе, как могло показаться. Если Голубков не успел развернуть широкие действия против генштабовских генералов, если не успел предупредить штаб ВДВ, что кто-то у них в руководстве сотрудничает с предателями и что этот кто-то подставил отряд спецназа, то Бруснике отдадут приказ брать команду Пастуха. А о таком повороте событий Сергей даже не хотел думать.

Брусника вышел на связь, доложил о своем местонахождении, о выполнении задания и назвал генерала Кудрявцева, в распоряжение которого его группа поступила. После этого лицо майора вытянулось и побледнело, и несколько минут он молча выслушивал приказ своего начальства. Глядя, как исчезает румянец со щек крепыша Брусники, Пастух вздохнул с облегчением. Пока ситуация складывалась в их пользу.

— Ну что? — спросил Пастух.

— Мне поступил приказ немедленно возвращаться в Москву, — сказал Брусника.

— А как с самолетом? — спросил Пастух.

— О самолете ничего. Я им заниматься не буду. Пусть этот капитан связывается со своим начальством и сам разбирается.

— Какой капитан?

— Да Кудрявцев запряг там одного капитана из военной разведки...

— Коперник! — воскликнул Пастух. — Стало быть, и контейнер там...

Теперь он точно знал то, чего еще не знали в управлении. Коперник не исчез, выполнив свое задание. Он здесь, в Двоегорске, встречает контейнер!

— Ладно, майор, боюсь, что твои проблемы не закончились. Кого ты оставил у самолета с капитаном?

— Зама своего...

— И все? Это зря. Ты можешь его больше не увидеть.

Брусника бросился к рации и принялся вызывать зама. К этому моменту в штабе собралась почти вся его команда. Бойцы, ничего пока не понимая, молча следили за действиями своего командира.

Рация не отвечала. Все. Как будто на том конце просто выбросили ее за ненадобностью. Брусника оторвался от микрофона и взглянул на Пастуха.

— Коперника я беру на себя, — сказал тот. — Вот кто мне нужен побольше твоего генерала. Поторопимся, майор.

— Я на колесах, — сказал Брусника. — Доберемся за пятнадцать минут.

Он отдал необходимые распоряжения и попытался войти в кабинет, где был Кудрявцев. Дверь оказалась запертой. Тогда Брусника коротко размахнулся и со всей своей богатырской силой вышиб дверь ногой. Перед испуганным генералом предстали десяток спецназовцев, на охрану которых он надеялся, а с ними Пастух, Муха и Боцман.

— Генерал Кудрявцев, — сообщил ему Пастух, — вы арестованы по подозрению в предательстве. Мне приказано отконвоировать вас в Москву.

Кудрявцев побагровел.

— Да как ты смеешь со мной так разговаривать?! — завизжал он. — Я же сгною тебя! Уничтожу, гнида!!

Ни один мускул не дрогнул на лице Пастуха.

— При малейшей попытке к бегству, — спокойно сказал он, — вы получите пулю в лоб...

— Прохоров, останешься здесь, — приказал майор одному из своих бойцов.

4 Коперник понял, что операция провалилась окончательно. Все, это был конец. И в первую очередь для него. Он не знал, сможет ли выкрутиться генерал Кудрявцев, но то, что теперь уже не сможет выкрутиться он сам, Коперник знал точно. То есть не сможет, если будет сидеть сложа руки и ждать, когда за ним придут.

Когда наконец прибыл этот чертов самолет и он встретил его, все еще казалось вполне нормальным. Аджамал живым и здоровым добрался до Двоегорска, а главное — в полной сохранности доставил контейнер. Надо было срочно действовать, пока расставленный на всех дорогах спецназ блокировал подступы к городу, пока не работала связь благодаря уничтоженным Коперником кабелям, пока еще было время... И он связался с генералом Кудрявцевым, чтобы окончательно передать все в его руки, а самому исчезнуть. К этому моменту Коперник успел переодеться, достать машину — он совершенно спокойно угнал в городе машину, потому что знал: сегодня милиция в городе парализована. Словом, Коперник подготовил все, чтобы исчезнуть. Навсегда.

Но Кудрявцев сказал ему:

— Ничего не предпринимайте. В Москве возникли осложнения. Возможно, нам придется изменить планы.

Это было ударом.

Коперник понял, что операция раскрыта и что управление начало контригру; правда, все же оставалась надежда — ведь успели же капнуть ему обо всем этом. А это значило, что за Кудрявцевым есть еще какие-то силы. Но буквально через сутки делом будут заниматься все силовые структуры страны. Потому что не смогут же они допустить, чтобы контейнер со штаммами, способными поразить миллионы человек, находился в чьих-то частных руках! И вне зависимости от того, как изменит свои планы Кудрявцев, сам Коперник по любому из этих планов должен идти в расход. Суки!

Дальше события понеслись, как скаковая лошадь на ипподроме. Сначала Коперник позвонил в дежурную часть в надежде на помощь Смирнова, и вдруг этот козел посылает его и бросает трубку! А потом к самолету подъехал майор спецназовский с пятью своими людьми и говорит, что генерал приказал ему охранять самолет. А это означает только одно: что генерал приказал этому майору в назначенный момент схватить его, Коперника.

Не успел он переварить эту новость, как один из бойцов майора обнаружил приближающийся автомобиль. Коперник рванул туда. Эту зеленую "Ниву" он, конечно, узнал сразу. Надо было как-то хотя бы приостановить бывшего друга Ивана, и Коперник попытался расстрелять машину.

Беготня туда-сюда, заставлявшая задыхаться, вдруг вызвала у него приступ какого-то необъяснимого страха. Коперник просто физически почувствовал, что если сейчас ничего не предпримет, то начнет паниковать, окончательно потеряет лицо. Он едва унес ноги из перестрелки с Иваном и его дружком. Когда майор спросил, где его боец и почему он, Коперник, вернулся один, то они просто полаялись с ним, сцепившись чуть было не до драки. И тут майора вызвали по рации. Коперник не знал, что там случилось, но майор ушел, оставив у самолета своего зама, старшего лейтенанта, и еще одного бойца. И Коперник понял, что это его шанс. У него есть минут десять, от силы пятнадцать, чтобы исчезнуть отсюда, пока не появились Док с Артистом, а то, что они уже на подходе, он нисколько не сомневался.

И тут у него возникла идея.

Он просто-напросто подошел вплотную к оставшимся двум бойцам майора Брусники и без лишних разговоров пристрелил их, а когда на шум выстрелов из самолета выскочил пилот, то пристрелил и его. Коперник знал, что Аджамал и рукой не двинет, пока контейнер рядом с ним, потому что он прекрасно осознает опасность его содержимого. Так что Коперник спокойно вошел в салончик "Сессны" и сказал Аджамалу:

— Кажется, мы с тобой в полном говне. Генштабовские крысы продали нас со всеми потрохами. Им как воздух нужен контейнер и не нужны мы, сделавшие всю работу. Только что я узнал, что через десять минут здесь будет группа быстрого реагирования, которой приказано уничтожить все живое... Извини, на этот раз я ничем не смогу тебе помочь.

— А себе? — спросил Аджамал.

— Себя я уже списал. Ведь это тебя не существует среди живых и ты можешь попробовать исчезнуть. А обо мне все известно слишком хорошо...

И тогда Аджамал сказал то, на что Коперник и рассчитывал. Он придвинул к нему чемодан с контейнером и сказал:

— Забирай и уходи. Я тебя прикрою. Коперник намеренно перешел с ним на "ты", чтобы подчеркнуть трагичность ситуации, намеренно дал понять: он знает, что Аджамал никакой не пакистанец. И то, что Аджамал последовал его примеру, тоже перейдя на "ты", дало Копернику понять, что он таки переиграл этого бесхитростного вояку... Вытащив из кармана упаковку тех самых таблеток от головной боли, которыми он время от времени снабжал Аджамала в Ираке, Коперник хлопнул его по плечу.

— Это все, брат, чем я могу тебе помочь. Удачи.

Он подхватил чемодан, вышел из самолета и не оглядываясь заспешил к противоположному склону карьера. Противоположному от того, по которому спустя семь минут заскользили вниз по снегу две фигуры. Но к этому моменту Коперник уже скрылся среди чернеющих на белом снегу кустов, которыми начал зарастать карьер.

Аджамал ждал недолго. Он сидел в полной тишине, прислушиваясь к малейшему движению и малейшему звуку. И вскоре услышал сразу два: гул двигателя за спиной и треск веток перед собой. Он понял, что Коперник уехал, а те, кто должен был уничтожить здесь все живое, появились. Страха не было. Только дьявольская сосредоточенность и напряжение. Он приготовил все оружие, какое только у него было, а было у него не очень много: свой пистолет да "калаш", который принес ему Коперник. Проверив магазины, Аджамал тихо выскользнул из самолета, быстро огляделся по сторонам, перекатился за самолетное колесо и тут увидел наконец, что к самолету приближаются двое. Они передвигались быстро, но осторожно, не особенно рассчитывая налететь на встречный огонь, но и не исключая такой возможности.

Аджамал приготовился к бою. Он снял автомат с предохранителя и опустил палец на спусковой крючок. Приближавшиеся собирались обойти самолет с разных сторон, но пока были рядом друг с другом и в полной видимости Аджамала. Пора было начинать... Но что-то останавливало сурового пакистанца с бритой головой, шрамами на лице, решительного и могучего. Что-то пока еле уловимое в фигураx приближающихся останавливало его и не давало нажать на спусковой крючок, снять обоих нападающих одной очередью.

И вдруг Аджамал понял, кто перед ним. Руки его задрожали, он положил автомат на землю и лег горящим шрамом на снег...

Через несколько секунд к лежащему на земле человеку подскочил Артист и рывком перевернул его на спину.

— Лежать смирно! — приказал Артист грозно и вдруг обомлел.

— Кто... — начал было подбежавший Док и тоже замер — точно так же, как только что замер обомлевший Артист.

Они оба смотрели на изуродованное шрамами, но улыбающееся лицо и не могли поверить своим глазам.

— Трубач! — наконец произнес Артист. — Колька! Сдохнуть мне, это Колька!..

5 Рашиджистан Год назад ...Год назад Пастух и его команда в горах по соседству с Афганистаном преследовали сволочей, делающих бизнес на секретах могущественной некогда российской оборонки.

Тогда в их славной команде и появился Михаил — фээсбэшник, хват, на все руки мастер, а главное — золотой мужик, прямо хоть сманивай его к себе. Именно он в тот роковой день и повел в горах санитарный вертолет, погнавшийся за гадами.

Михаил зорко просматривал через выпуклое остекление "вертухи" все, что открывалось глазам, и, хотя на нем были темные очки, он отлично видел широкое плато, обширные пустынные пространства, быстро несущиеся внизу гряды скал, горные вершины, перевалы и распадки. Поглядывая на приборы, чуть заметными движениями ручки "шаг-газ" он управлял в пространстве удивительно верткой машиной. И вот наконец он увидел "тот" вертолет.

Скользнув с высоты вправо и вниз, Михаил срезал угол и настиг странно, боком летящую машину.

И тут в проеме десантного люка они увидели Трубача.

Его лицо и одежда были залиты кровью, но он продолжал отчаянную схватку против нескольких врагов на борту. Все, кто был в санитарном вертолете, затаив дыхание, ждали исхода этой схватки. Увы, они ничем не могли помочь товарищу...

Вертолет с Трубачом был чуть ниже и несколько впереди, но огонь с его борта почему-то больше не открывали — видно, было не до того.

Еще ближе, еще... Теперь между ними было не больше полусотни метров.

Михаил маневрировал, скользил и ежеминутно менял положение, все ближе подтягиваясь к летящей впереди машине.

Артист, уцепившись одной рукой за скобы на потолке вертолета, висел как обезьяна, привычно держа у глаза видеокамеру и снимая все, что открывалось объективу.

Стрелять было нельзя. Вертолет с их другом швыряло из стороны в сторону. Внизу были горы — до вершин метров двести, не больше.

Вдруг правее по курсу Михаил увидел еще один военный вертолет, который, видно, вызвали на подмогу.

— Держись между ними, ближе к этому, подбитому! Подставляйся так, чтобы тот боялся стрелять и не мог нас сбить! Для них самое главное — доставить "подарок", так что стрелять поостерегутся!

Михаил понимающе кивнул и, сделав резкий маневр, занял такое положение в воздухе, чтобы высланная на помощь машина не могла открыть огонь без риска задеть своего.

И в то же время Пастух, Док и Боцман, откинув дверь своего вертолета, ударили разом из трех автоматов по двигателю вертолета поддержки.

Из той "вертухи", на которой оказался Трубач, вывалился еще кто-то. В проеме люка вновь показалось лицо Николая. Он наконец узнал своих, замахал им рукой.

— Он увидел нас, — закричал Пастух. — Увидел! Двигатель вертолета поддержки, по которому они втроем вели огонь, вдруг задымил, он резко отвалил в сторону и пошел к земле, видимо надеясь найти хоть какую-нибудь площадку для вынужденной посадки.

Теперь все они смотрели на Трубача. Он кричал им что-то, размахивая руками, но вдруг его отбросило в сторону пилотского кресла, и они увидели, как лейтенант спецназа Николай Ухов по прозвищу Трубач в последнем усилии навалился на летчика, обхватил его голову и закрыл тому глаза. Отсюда трудно было понять, что именно произошло перед этим, но похоже было, что пилот исхитрился-таки как-то зацепить Трубача, и, похоже, очень серьезно зацепить.

И тут же они увидели, как вертолет, потерявший управление, швырнуло вбок, закружило на месте. В последний момент летчик сумел вырваться из рук Трубача, но выровнять машину так и не сумел.

Жидкий раскаленный воздух уже не держал вертолет. В беспорядочном вращении его понесло вниз, к земле, и бросило на отвесную горную скалу.

В свете солнца вспышка взрыва была тусклой, ее тут же сменил вспухший черно-красный шар, который сразу развеяло ветром. Все в оцепенении смотрели на уносящуюся вниз серо-красную скалу, на которой не осталось ничего — ни следа взрыва, ни обломков.

— Колька!.. — прошептал Пастух.

Рассказ Трубача Да, так оно все и было. Я когда в этот вертолет прыгнул, у меня же одна только мысль в башке засела — не упустить документы. Как в атаку шел. Перед глазами бумаги, что этот хмырь передал. Все остальное воспринимал исключительно как препятствие. В общем, прыгнул в кабину, а вертолет возьми да и рвани вверх.

Это теперь я, как настоящий шпион, сначала пять раз подумаю, где тут выход, прежде чем куда-либо войти. А тогда...

В общем, смотрю — земля уплывает вниз. Пилот жмет на газ. Передо мной два парня в камуфляже. Один сидит ко мне спиной, работает за пулеметом — как на "зингере" строчит. Второй от неожиданности аж позабыл про то, что он вооруженный солдат армии Рашиджистана, и давай меня по башке лупить. Но голова у меня тогда еще ничего, крепкая была. Это теперь болеть стала — тоска, хоть стреляйся.

В общем, как он меня пару раз хватанул каблуком по лбу, так я чуть обратно на воздух и не вылетел. Тут у меня выбор был невелик — либо за косяк хвататься, либо остаться при автомате, но в свободном падении без парашюта. Ясное дело, что я выбрал косяк. Высота-то уже приличная была, я ее даже спиной чувствовал.

Я руками за скобы — там они на борту снаружи приварены были очень удобно, и на скобах этих уголок изобразил — как в спортзале на кольцах. Ну, и малому этому, который меня одной ногой лупил, своими обеими как раз под брюхо и засветил. Смотрю — он и отвалился.

А у меня из раны кровища хлещет — у него, у гада этого, ботинки на шурупах оказались. Хорошие ботинки, крепкие...

Ну, кровь — это не страшно, правда? Встряхнулся, и пока этот, с башмаками, в отключке валялся, я пулеметчику такой пинок славный отвесил, что он аж красиво так через свой пулемет и кувыркнулся.

Я пока его взглядом провожал — первый очухался. Забыл я про него, а он, собака, оказался крепче, чем я ожидал. Короче, собрался парень с мыслями и такую мне замечательную подсечку сделал, что я чуть за пулеметчиком следом не отправился.

Бились мы с ним, как в американском фильме. То он меня за борт выдавливает, то я его. Вертолет-то не очень вместительный оказался — мы друг друга по переборкам кидали, только стук стоял. В конце концов я ему один захват из джиу-джитсу провел и благополучно оформил посадку без парашюта.

Минуту, наверно, в себя приходил. Башка трещит. Кровища в глаза лезет. Два ребра точно сломаны, если не больше.

Наружу выглянул, смотрю, а тут ваш вертолет с красным крестом за мной шпарит. Пока я вам приветствие кричал да ручкой делал, пилот — а он до этого вел себя вроде как таксист: рулил себе, не обращая внимания, что у него там за спиной делается, — так вот этот пилот вдруг какой-то такой хитрый вираж заложил, что меня на него и швырнуло. Я, если честно, схватился за первое, что мне под руку попалось, — за его башку. — Он мычит: мол, что ж ты, дурень, делаешь — оба навернемся!..

Ну, так оно и вышло, как он предупреждал. Вертолет как-то закачался, закачался — он и до этого летел не очень-то резво, а тут и вовсе вниз пошел. Перед глазами все кувыркается. Пилот — жить-то хочется — извернулся и меня локтем промеж глаз. Я от него отлепился, как мячик какой...

Это уже потом я понял, что он невольно мне жизнь спас. Я прямехонько в раскрытую дверь вписался. И, главное, все как в замедленном кино: лечу, наблюдаю, как валится вниз один вертолет, как улетает ваш, с крестом... Тут что-то как сверкнет! Мне огнем прямо в лицо пыхнуло...

...А что было потом — совершенно не помню. То есть абсолютно не в курсе. Упал ли я куда или повис на чем... Сплошная темень в камере. Я из этой темноты только через месяц на белый свет вылез...

А потом у меня времени много было. Все лежал да размышлял, как же это я умудрился остаться в живых?.. Черт его знает... Может, меня взрывной волной подняло? Может, я в какие-нибудь заросли упал или по касательной по склону чиркнул... Хоть убейте, не знаю.

Вообще-то чего вам объяснять — на войне чудеса всякие случаются. Когда Грозный штурмовали, нас на Минутке бомбой накрыло. Я ближе всех стоял. Так меня только контузило, а ребят на противоположной стороне улицы — всех осколками уложило...

Ну вот, остался я жив... Чудом там или не чудом — какая теперь разница. Только когда я в себя пришел, то поначалу, ей-богу, не рад был, что жив остался. Пошевелиться не могу, даже рта открыть, а тело все как через бетономешалку пропустили...

Это я потом узнал, что месяц без сознания провалялся. А как глаза открыл, смотрю: в какой-то хибаре лежу. Огонь горит в очаге. На стене какой-то потертый ковер. Под потолком развешаны пучки сушеных трав, шкурки каких-то животных.

И вот валяюсь я среди всей этой красоты, как чурбан. От боли выть готов, а не могу... И какой-то дремучий старик меня растирает ужасно вонючей дрянью. Старик такой сухонький, весь в морщинах, на вид лет двести. Тихо так лопочет по-своему.

Он меня несколько месяцев козьим молоком да отварами из трав отпаивал. Кроме жидкого, ничего проглотить не мог. Замечательный старик... Я лежу, а он мне Коран читает. По-арабски. Я ни бельмеса не понимаю, но замечаю, что, когда он бубнит свои молитвы, боль вроде бы стихает. То ли отвлекаешься, то ли действительно сила какая-то в этом есть... Не знаю...

В общем, сплошная мистика и шаманство.

Только я вот что скажу. Старичок этот, его Сульхи звали, меня молочком, травками да молитвами своими с того света вытащил. И не просто вытащил, а так, что потом в большом медицинском центре врачи меня с головы до пяток прощупали, но так и не поняли, как это я еще двигаюсь. По всему выходило, что быть мне инвалидом в лучшем случае. А в худшем... На все воля Аллаха!..

Мало-помалу начал становиться на ноги. Месяца через четыре вытащил меня Сульхи впервые на улицу. Сижу я на солнышке. Любуюсь на горы, облака. Орел какой-то в небе парит. И думаю себе — какая благодать!..

К тому времени я уже начал сносно понимать на урду и классическом арабском. Это все, ребята, оттого, что дед мне Коран читал. Лучше всякого лингафонного курса получилось. Я пока в бреду валялся, старик мне бу-бу-бу, бу-бу-бу... Так, видать, слова на подкорку сразу и записывались. А потом, когда малость оклемался — скукотища же все время лежать, верно? — я от нечего делать языками и овладел. Ей-богу!

Ну, правда, врать не буду, потом уже по моей просьбе Сульхи со мной специально занимался. И начал я читать, даже писать под конец научился. Старик-то оказался ученый. У него какая-то мутная история вышла с местным муллой. То ли он в Коране решил что-то на свой лад переиначить, то ли какие-то мысли Магомета слишком вольно трактовал. А скорее всего, просто слишком для муллы умным показался. Два мудреца на одно селение — слишком много. Вот старого Сульхи из селения натуральным образом и поперли. Объявили, значит, персоной "нон грата".

По-моему, он не очень-то огорчился. Отстроил себе хижину в горах повыше. Закопался в свои книги — у него их была целая библиотека. Собирал травы, сушил. Готовил по каким-то древним рецептам настои да мази, которыми меня с того света и вытащил.

Любил он на рассвете сидеть на пороге хижины. Оттуда вид — обалденный!.. Наверное, на сотню километров. И никаких вокруг людей, никакого жилища. Мне самому иногда начинало казаться, что мы со стариком одни остались. Так вот, сядет и смотрит. Молчит. Только губами шевелит. То ли молится, то ли что-то разъясняет сам себе. И так часа три может сидеть, пока солнце его не сгонит.

Я его как-то спросил:

— Ты чего, старик, тут сидишь зря?..

Он посмотрел на меня, как на дитя малое, и говорит в ответ:

— Смотрю на движение мира...

Постепенно я на ноги встал. Сначала на костыле ковылял. Потом перешел на палочку. А уж потом и сам по себе. Пока старик о моей душе да моих мозгах заботился, лекции мне о мироздании читал, я решил, что и тело мне тоже еще пригодится. Вспомнил кое-что из карате, кое-что из ушу, кое-что из джиу-джитсу.

Я же когда рукопашным боем занимался с инструктором нашим, Григорием Иванычем, то все больше налегал на удары да на технику. А всю эту восточную философию за чепуху держал. А тут пригодилось.

Стал потихоньку в теньке заниматься. Дыхание выставлять да медитировать. Руками машу, а сам в голове соло на саксе прокручиваю. Кругом красота дикая. Гармония. Такой меня восторг временами брал!

Единственно, чего мне, ребята, не хватало, так это саксофона. У старика-то даже радиоприемничка завалящего не было. Так что я по памяти втихую Глена Миллера или Гиллеспи мурлыкал.

В общем, когда я достаточно окреп, то полностью к тому моменту пришел в соответствие с обстановкой. Дни текут. В душе полное успокоение. Проблем никаких. Как летом в детстве — полное ощущение потери времени...

Вначале, конечно, были у меня мысли о побеге. Вернее, не о побеге. Старик Сульхи меня никогда не держал при себе силой. Какая у него сила?.. Я как чуть-чуть оклемался, так уже мог его одним плевком уложить. Просто бежать как-то было некуда.

Он, старик, меня сразу спокойненько так предупредил:

— Ты вниз не ходи. Ты шурави. Тебя там убьют. А я даже толком и не знал, где нахожусь. Вроде бы и не в Рашиджистане. Я часто пытался у Сульхи выяснить подробности того, как он меня нашел. Но старик был кремень. Твердит в ответ одно и то же:

— Аллах тебя послал, Аллах и заберет...

Только я понял так. Дед время от времени из хижины своей выбирался. Брал ишака — и в горы. Травы собирать. Минералы какие-то одному ему известные. Да и просто на "движение мира" поглазеть. Старику много не надо. А уйти мог аж на месяц. За это время проходил достаточно большие расстояния. Похоже, вот во время одного такого похода он меня и нашел.

И вот это, ребята, как раз чудо. В пустыне я падаю вместе с вертолетом и остаюсь жив. Почти жив... А тут бредет мимо безумный старик, которому не лень меня за сотню километров на своем ишаке тащить тайными тропами да потом незнамо сколько выхаживать. Другой бы пошарил по карманам да и пошел себе с Аллахом дальше. Ну, может, прикончил бы из человеколюбия.

А старик... У него философия...

В общем, время летело. Я уже почти, как дед советовал, растворился в природе, да не до конца — в один прекрасный день цивилизация напомнила о себе сама.

Как-то занимался я своей хитрой гимнастикой, да что-то из Глена Миллера напеваю и вдруг слышу: какой-то странный, непривычный, но в то же время знакомый звук появился. Я на месте застыл и сообразить не могу, что бы это могло быть.

А звук, вернее сказать, гул все сильнее. И вдруг как из-за горы вертолет выскочит — прямо на меня. Военный вертолет. Круг над хижиной сделал, кое-как на каком-то пятачке приземлился.

Из вертолета вылезают два солдата да офицер. Как я понял — пакистанцы. Офицер меня осмотрел и говорит (на урду, между прочим):

— Давай-ка, братец, полезай в кабину. Пожил на свежем воздухе, и хватит.

— А кто ты таков будешь? — поинтересовался я у него.

— Тебе это знать пока ни к чему, — он мне в ответ. — Полезай, говорю. Вид у тебя болезненный, не хотелось бы силой тебя тащить.

Старик с каменным лицом сидит и только бормочет:

— ...Аллах дал, Аллах взял...

— Это, — говорю ему, — не Аллах. Это солдаты.

В общем, полез я в вертолет добровольно. Все равно когда-нибудь вылезать из этих гор пришлось бы. А тут грех транспортом не воспользоваться. Убивать меня никто вроде не собирался. Велика охота машину гонять, чтобы доставить себе такое удовольствие...

Летели часа три. Приземлились тоже в горах, но уже на военной базе. Все как у взрослых — аэродром, казармы, склады ГСМ. Меня вроде как пленного определили. Хотя в зиндан сажать не стали. Просто приказали с территории не выходить.

Вначале меня какой-то следователь допрашивать пытался. Только я дурнем прикинулся. Мол, ничего, ребята, не помню. Ни кто таков, ни как звать, ни как сюда попал. Видно же, что я через мясорубку прошел. Следователь помучился недельку да и отстал.

Определили меня в госпиталь. Ну, про это я уже говорил. Врачи меня смотрели-смотрели, языками цокали-цокали, но так и не смогли понять, как это меня старик по частям собрал. А я как с гор спустился, тут же хворать стал. Головные боли почти каждую ночь мучили. Хоть в петлю лезь. Мне какие-то таблетки давали, но все впустую. Выходило, что мне без стариковских травок весело не жить.

На базе этой я еще месяца два просидел. Уже начал план разрабатывать, как мне отсюда ноги делать. Присмотрел, где оружие прибрать к рукам, еду в столовой. Дело, в общем-то, не хитрое. Самое трудное было понять, куда идти? Я ведь, ребята, понял, что в Пакистане оказался. В Афган к талибам мне что-то не хотелось. И что? В родные просторы через горы идти или в Индию? Пока я выбирал, меня однажды привели в штаб. Там уже какой-то хмырь в гражданском сидит. Белобрысый, высокий. На немца похож.

Смотрел он на меня минуты три и говорит вдруг по-русски:

— Ну что, Николай Ухов, здравствуй, что ли. Я, конечно, напрягся и осторожно так в ответ говорю:

— Здравствуй, коли не шутишь. Только, может, я и Ухов, но уверенности у меня такой нет. Память напрочь отшибло. Он глаза расширил и давай хохотать:

— Ухов ты, Ухов. Это я точно выяснил. Или если хочешь — Трубач. Это как тебе привычнее.

И фотографию мою показывает. Армейскую. Я фотографию посмотрел и свое гну:

— Хороший парень. Кто такой?

— Ладно, это ты пакистанцам мозги крути, — отвечает серьезно. — А я не затем в такую дыру лез, тебя разыскивая.

— А зачем? — спрашиваю.

— А затем, что нечего тебе здесь торчать. Или ты уже ислам принял?

— Нет, — говорю, — недосуг как-то было. Да и не предлагал никто.

— Ну вот и славно. Тогда у меня к тебе дело есть.

— С кем имею честь? Меня вы Уховым сразу окрестили, а сами не представились.

— Зови меня Коперником, — серьезно отвечает он.

— Кем?..

— Коперником, — повторил он. — Это для удобства. Я, понимаешь, имена часто меняю. Так чтобы не путаться.

— Ну ладно. Тогда уж и я лучше буду Трубачом.

— Нет, — возражает он. — Ты теперь будешь Аджамал Гхош.

— Это почему?

— А это отдельный разговор.

В общем, он мне долго баки забивал о том, что родина меня не забыла и что он, подполковник ГРУ, ее представитель, за мной специально прибыл.

— Это вы, Коперник, молодым рассказывайте, про родину-то. Я не первый день по земле хожу и прекрасно за это время усвоил, что родина про тебя не вспомнит, пока ей не припрет. Выкладывайте начистоту, в чем дело?

— Ладно, — не стал спорить Коперник. — Начистоту так на чистоту. Есть, — говорит, — одно дело, для которого вы, Аджамал, — на "вы", гад, перешел, — очень даже подходите.

— Что за дело?

— В общих словах, надо поехать в Ирак. Взять там одну вещь и доставить в Россию.

— А не в общих?

— А не в общих расскажу, когда вы согласитесь сотрудничать.

— У меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. Пакистанцы не дураки и просто так вас не отдадут. Родина, как вы верно заметили, тоже просто так ста тысячами долларов швыряться не будет. А именно столько они хотят за вашу голову.

— Неплохо, — заметил я. — Но, бывало, давали и больше.

— Я знаю. Читал ваше досье.

— А как вы меня вообще нашли?

— Если знать, что искать, то найти можно, — отвечает он мне с улыбкой. — На нас пакистанцы вышли, говорят, ваш человек у нас. А дальше сопоставить нетрудно. В последнее время в этих краях только вы и пропали. Вернее, погибли. А это в моей ситуации весьма важное обстоятельство. Нужен такой человек. Профессионал, но незасвеченный.

Все живые профессионалы на виду, а вас давно уже похоронили. Улавливаете?

— Улавливаю. Так в чем дело-то?

— Сначала о вашем выборе. У вас две возможности. Сгнить здесь, в Пакистане. Местные дяди как только поймут, что за вас денег не получить, так живо вас спишут в расход. Или согласиться сотрудничать со мной. В этом случае я вас выкупаю, а взамен попрошу прогуляться через Ирак. Ну как?

Я подумал и согласился. Хуже, чем есть, думаю, все равно уже не будет.

— Вот и славно. Контрактов я подписывать с вами не стану. Верю на слово, — обрадовался Коперник.

— Спасибо за доверие, — отвечаю.

— Но на всякий случай не забывайте, что за убийство мертвеца претензий к нам никто иметь не будет. Я не то чтобы вас пугаю. Просто вы профессионал и сами должны понимать правила игры.

— Понимаю.

— Тогда слушайте. Это не просто сделка. Я вас подписываю на дело, которое и впрямь для России очень важно. И, поверьте, это не пустые слова. Слышали, наверное, что в Ираке творится?

— Нет, — честно признаюсь. — Вот уже почти год, как ни телевизор не смотрел, ни газет не читал.

— Хм. — Коперник с пониманием так на меня посмотрел. — В общем, американцы в очередной раз на Саддама наехали. На этот раз по поводу бактериологического оружия. У Клинтона свои проблемы дома, так что и ему сейчас Ирак бомбануть — только в радость. Вся закавыка в том, что еще в "совковые" времена мы действительно это самое бактериологическое оружие иракцам продали. Оборудование, технологию... Ну да дело былое... Само по себе оружие не страшно. Я имею в виду его наличие у иракцев и вклад России в это дело. Но именно сейчас, в связи с кредитами и прочей политикой, не хотелось бы, чтобы Россию обвиняли во всяких гадостях, чтобы спекулировали на "совковом" прошлом. На бактериях, конечно, не написано: "Сделано в СССР". Но есть там один контейнер со штаммами очень, очень неприятных болезней, и по контейнеру этому специалисты запросто выяснят, откуда ноги растут. Вернее, не выяснят — это и так все знают, а докажут. Короче, именно этот контейнер и надо из Ирака вытащить.

— Так Саддам его и отдал. За него ведь уплачено. И немало, — возразил я. — Или вы мне предлагаете взять его штурмом?

— Нет. С иракцами уже есть договоренность. Я бы сказал, сделка. Они нам контейнер, а мы улаживаем вопрос с американцами и НАТО. Но проблема в том, что американцы будут землю рыть, чтобы перехватить этот контейнер. Да и в самом Ираке есть ястребы, которые не в восторге от этой сделки. И хуже того. У нас, в России, тоже есть желающие наложить руку на этот самый контейнер. Зачем, почему — вопрос другой. Но вот это-то и есть самое опасное. Именно поэтому я и вышел на вас. Вы мало того что мертвы... Есть еще и некоторая гарантия, что вас пока не завербовала ни одна из заинтересованных сторон. Понятно?

— Понятно, — отвечаю. — Я, значит, темная лошадка.

— Очень темная. Согласны?

— Согласен.

Вот так я в эту историю и влез. Если честно, я ведь этому Копернику поверил. Не только за свою шкуру старался. Да и он, в общем-то, чистую правду говорил. Только забыл, сволочь, добавить, что он сам в числе тех, кто желает "наложить руку"...

За то, что он меня из Пакистана вытащил, — я ему благодарен. А вот за то, что он меня использовал, и за то, что чуть не заставил в собственных друзей стрелять, — я ему голову собственноручно откручу...

6 Теперь Пастух понимал все. Вот он, весь пасьянс, разложенный Коперником, — самого Пастуха он советует выбрать для операции в Багдаде, Трубача подготавливает к перевозке груза, а Дока вызывает в Двоегорск, и если бы все удалось, то похищение контейнера выглядело бы спланированной управлением операцией. Представив все это Президенту в нужном свете, с управлением можно было бы покончить, а их пятерых... — нет! теперь опять шестерых — можно было бы пустить в расход, сохранив таким образом свои шкуры и толстые задницы! Хотели ли они еще как-то использовать этот контейнер? Какая теперь разница!

Радость встречи с Трубачом отодвинула на второй план все остальное. Пастух молча обнял его, Муха похлопал по бритой голове и сказал: "Жив, курилка!", а Боцман воскликнул: "И где тебя, черта лысого, столько носило?!" Он рассказал им всю свою историю, и история эта оказалась интереснее любого романа, но было это чуть позже. А сейчас у них совершенно не было времени на разговоры.

Коперник исчез.

Коперник исчез вместе с грузом, который они обязаны были забрать у него.

Где теперь его искать? Где? Трубач сразу рассказал им, что встречать самолет Коперник приехал на машине, он вспомнил и марку, и цвет, и даже ее номер. Это было уже кое-что. Но куда он мог податься?

— В любом случае, — рубанул Артист, — он первым делом должен был вырулить на шоссе. Не по сугробам же он поскачет?

— Сделаем так, — предложил Пастух, — мы расколем генерала по всем швам. Он должен знать возможный маршрут Коперника. Одним словом, он единственный, кто может дать нам хоть какую-то информацию.

— Дело, — кивнул Муха.

— Значит, так, Муха, Трубач — вы со мной. Раскалываем генерала и дальше на "вертушку". Она ждет нас здесь недалеко. Док, Артист, берите Боцмана и дуйте на своей машине по шоссе. Мы скорректируем ваш маршрут.

— У нас бензин практически на нуле, — предупредил Артист.

— Здесь есть заправка?

— А как же.

— Отлично. Мотайте туда и ждите моего звонка. Я постараюсь вас хотя бы сориентировать, в какую сторону вам по шоссе дуть.

На этом они и разбежались.

Боцман сел за руль. Док и Артист плюхнулись следом, и "Нива" рванула на всех газах к "Солнечному".

Спустя пятнадцать минут Артист, Док и Боцман добрались до "Солнечного". Там их уже ждало сообщение Пастуха: командир сообщал, что, как выяснилось, Коперник, скорее всего, намылился в Москву.

Заправившись, они снова вскочили в машину и помчались прочь от этого города, помчались в надежде, что их усилия не пропадут даром...

Глава десятая. Найти и обезвредить 1 Утром дорогу припорошил свежий снежок, и теперь Боцман легко находил след машины Коперника. После снега перед ними по дороге прошли всего несколько автомобилей — какой-то грузовик с прицепом, "жигуленок" на родной лысой резине и суровый колесный трактор "Кировец". Машина Коперника была четвертой, и следы ее импортной резины перекрывали предыдущие.

— Давай, надо не упустить гада! — подначивал Артист сидящего за рулем "Нивы" Боцмана.

— Не мешай, Семка, — ответил тот наконец. — Лучше свяжись с вашими ментами в этом... в Двоегорске. Пусть сообщат, что за тачка может быть у этого гада? По следу далеко не уйдешь... Ведь наверняка кто-нибудь видел его раньше, а может, он у кого машину позаимствовал... Ведь не вез он ее сюда из Москвы, как думаешь? Он ведь вроде по воздуху сюда...

Артист достал радиостанцию и принялся настойчиво кричать в нее:

— Невский... Артист вызывает лейтенанта Невского...

— Невский на связи... — буркнула радиостанция.

— Лейтенант, нет ли у вас каких-нибудь данных на машину, на которой ездил по городу московский капитан, называвший себя Коперником?

— Есть, как не быть! У нас тут заявление об угоне... Вот, читаю: "Я, Заславский Роман Павлович, 11.02 сего... По просьбе капитана Коперника... Поскольку машина мне не возвращена, а сам капитан находится в неизвестном мне месте, прошу..." Ну и так далее.

— Так, ясно. Что за машина?

— На имя Р. И. Заславского была зарегистрирована "Ауди-100" 1986 года выпуска. Синего цвета. Госномер — Е 12-56 ЕК... — деловым тоном сообщил Невский. — Номер кузова и двигателя сообщить?

— Поинтересуемся у Коперника при встрече, — отшутился Артист.

— Я уже передал сведения в перехват в ГАИ.

— Хорошо, мы его с тыла подгонять будем. Далеко не уйдет!.. — уверенно сообщил Артист. — До связи, лейтенант.

— Как бы гаишники не перестарались, — подумал вслух Док. — Как начнут палить сдуру, так полстраны на тот свет и уйдет с насморком.

— Ничего, — буркнул Артист. — Пусть палят. А что, если этот гад скроется, где его потом искать?

Боцман не отрывал взгляда от дороги, выжимая из "Нивы" максимум возможной на этой дороге скорости. Здешнее шоссе и в хорошую-то погоду было не сахар, теперь же, покрывшись мокрым снегом, и вовсе превратилось в каток. После очередного удачно пройденного виража, когда машина чудом избежала падения в кювет. Боцман со злорадством сообщил друзьям:

— Одно хорошо — у этой "ауди" резина не ахти. Скорости этот ваш Коперник на ней не даст. У нас на "Ниве" шансов больше. Все-таки полный привод...

Еще с час они неслись по пустынной дороге. Пару раз у развилок Боцман тормозил, чтобы убедиться, куда идет след "ауди". Но вскоре это уже почти перестало помогать.

Когда первые снежинки упали на лобовое стекло, Боцман многозначительно посмотрел на друзей и от всей души матюгнулся.

— Снег пойдет — хрен мы его по следу отыщем... — с ходу понял Боцмана Артист.

— Он не ковбой в прерии, да и мы не могикане, — возразил Док. — Ты что, хотел его по следу до самой Москвы вести?

— Если через полчаса не догоним, — уверенно подытожил этот диспут Боцман, — то плакала наша погоня.

Снегопад с каждой минутой усиливался, превращаясь в настоящую пургу. С каждым километром пути надежда на успех таяла, как снежинки на горячем капоте.

Наконец, когда дорога уперлась в большое шоссе, от этой надежды и вовсе не осталось и следа. Трасса уходила в обе стороны, и здесь было слишком хорошо видно, что пурга разыгралась не на шутку, — уже на расстоянии каких-то пятидесяти метров невозможно было что-нибудь разглядеть.

— Ну, куда будем путь держать, могикане? — поинтересовался Док, закуривая сигарету.

— Налево пойдешь — в столицу попадешь. Не сразу, но километров через тысячу-другую-третью — точно, — ответил Артист, рассматривая развернутую на коленях карту. — Направо, стало быть, дорога на Оренбург.

— Если он решил к границе уходить, то, пожалуй, вправо взял, — предположил Боцман.

— Я бы на его месте к границе не рвался, — задумчиво произнес Док. — Уж границы-то мы перекрыть сумеем...

— Ага, закроем на замок, и Карацупу у каждого столба поставим, — съехидничал Артист. — Не, он на Москву пошел. В Сокольники, гад, рвется... Там есть где укрыться... — процитировал героя известного фильма.

— На пальцах кинем или монетку? — хмуро спросил Док. — Накрылась, мужички, наша погоня...

В это время заговорила рация:

— ...Невский вызывает Артиста... Прием...

— Я на связи, — живо откликнулся Артист, благо рация была у него под рукой.

— Только что мне сообщили — разыскиваемую "ауди" видели на посту у села Видное.

— Что значит — видели? — не понял Артист. — Машина ж в перехвате! Они там что, смотреть только поставлены?

— Знаю не больше вашего, — обиженно ответил лейтенант.

— Все, все, молчу! — закричал Артист. — Спасибо тебе, лейтенант.

— Видное — это как раз на московском направлении, — объяснил Боцман, решительно сворачивая налево.

— Преследуем, — сообщил в рацию Артист. — А ты и дальше держи нас в курсе событий, лейтенант.

— Постараюсь...

Боцман набрал скорость, насколько позволяли скользкая дорога и снег, забивавший лобовое стекло так, что с ним уже еле справлялись "дворники". Километров через пятнадцать показались какие-то дома. Сквозь пургу на обочине промелькнул указатель: Видное.

На выезде из села они увидели покосившуюся будку с затертой надписью: "ГАИ". У будки два милиционера копались в открытом капоте гаишной "шестерки".

— Это вы, мужики, тут "ауди" видели? — грозно спросил Боцман, притормозив у поста.

— А ты кто будешь, чтобы вопросы задавать? — огрызнулся один из милиционеров.

— Как докладываете, сержант! — гаркнул Док, высунувшись из окна "Нивы". — "Ауди" госномер Е 12-56 ЕК проезжала? Вы докладывали?

Признав в Доке человека, имеющего право задавать вопросы, сержант струхнул и, вытянувшись по стойке "смирно", четко доложил:

— Так точно! Указанная машина проследовала в сторону Москвы полчаса назад. На наши приказы остановиться водитель не отреагировал и скрылся.

— А что ж ты, Анискин хренов, глазами хлопал?! — взъярился Док. — Ты для чего здесь поставлен?

— Так машина сломалась, товарищ... — сержант вопросительно посмотрел на Дока.

— Капитан, — сообщил тот.

— На рухляди ездим, товарищ капитан, — беспомощно развел руками сержант.

— И пистолеты заржавели... — проворчал Артист. — Поехали, Док, только время теряем.

— Доложите по рации, что группа Дока продолжает преследование. Жми, Боцман...

"Нива", выбросив две струи снега из-под задних колес, рванула дальше по шоссе.

— Машина у них, видите ли, сломалась... — не мог успокоиться Артист. — Задницу подставлять не захотели ребята...

— Может, оно и к лучшему, — философски заметил Док. — Коперник тертый калач. Уложил бы их с двух выстрелов...

— Ты им еще благодарность объяви — за проявленную выдержку и осторожность...

Еще минут сорок они с трудом продирались сквозь пургу. Шоссе как будто вымерло. Видимо, они да Коперник были единственными сумасшедшими, отважившимися пуститься в путь в такую непогоду.

Один только раз их "Нива" чуть не столкнулась с какой-то белой машиной. Разошлись буквально в нескольких сантиметрах. Водитель машины возмущенно им просигналил.

— Как бы не загреметь под фанфары! — произнес Артист. — Ты уж, Боцман, поосторожнее...

— Ага, сейчас скорость снижу, чтобы, как по правилам, тормозной путь соответствовал бы видимости... Только тогда нам стоять придется.

Они ехали еще минут десять.

— Стоп! — приказал вдруг Док, и Боцман резко ударил по тормозам.

"Ниву" развернуло поперек дороги. Артист от неожиданности стукнулся лбом о спинку переднего кресла.

— Ну и в чем дело? — спокойно поинтересовался Боцман.

— А вон, посмотри. — Док указал в кювет. И только теперь Боцман и Артист увидели сквозь непрекращающийся снегопад, что из придорожного рва, который, видимо, в этом месте был довольно глубок, торчит корма какого-то автомобиля.

— Вот черт! — выпалил Артист. — Ну у тебя и зрение...

— Пойдем смотреть. Я думаю, это проделки нашего клиента, — усмехнулся Док и открыл дверь.

На улице было противно именно так, как это представлялось из салона. Мокрый снег старался залепить глаза и нос. Резкий промозглый ветер продувал даже сквозь куртки. Друзья выскочили на дорогу и осторожно, скользя по колено в снегу, спустились в кювет.

Это действительно была "ауди" синего цвета. И, судя по взрыхленному снегу, попала она сюда недавно.

— Номер наш! — сообщил Артист, ногой очистив номерной знак.

— И мотор еще теплый, — подхватил Боцман, указав на тающие на капоте снежинки. — Недавно ухнул...

Док заглянул в салон и произнес:

— Там кто-то есть.

Он открыл дверцу водителя, и на снег вывалилось тело мужчины в кожаной куртке.

— Не справился с управлением? — с надеждой предположил Боцман.

— Это было бы слишком просто... — пробормотал Док и опытным движением пощупал пульс на шее мужика. — Готов! Это, ребята, не Коперник. Это кто-то другой.

— А где же Коперник? — растерянно спросил Боцман.

— И откуда взялся этот тип? — продолжил Артист.

— Я так думаю, — ответил Док, — Коперник, после того как его попытались остановить на посту, быстро сообразил, что не сейчас, так потом его на этой засвеченной "ауди" обязательно возьмут. И решил тачку поменять. Я не знаю, как он этого бедолагу остановил. Может, проголосовал — якобы у него машина сломалась, а мужик решил в непогоду солидарность шоферскую проявить... Черт его теперь разберет!..

— Ну и сволочь этот твой однокашник... — процедил Артист.

— У него теперь под ногами земля горит, — покачал головой Док. — Он теперь во сто крат опаснее всего Генштаба и ГРУ!.. Не нравится мне эта история. Лучше уж со спецназом перестреливаться, чем гоняться за парнем со съехавшей крышей, у которого к тому же в руках целый чемодан холеры и прочей чумы... Улавливаете, чем это все может закончиться?

— Надо его остановить, — твердо решил Боцман.

— Надо... — с вздохом согласился Док.

— Документы у мужика проверь, — напомнил Артист. — За чем нам теперь-то гоняться?

— Вряд ли Коперник совершит одну и ту же ошибку, — возразил Док, но по карманам трупа пошарил. — Так и есть — пусто!.. У него хоть крыша и съехала, но котелок еще варит.

— Не будем время терять! — Боцман полез обратно на дорогу. — Может, все же догоним?..

— Попытка не пытка... — с сомнением пробормотал Док.

Через минуту они уже неслись дальше по дороге. Артист докладывал по радио об обнаруженном трупе.

— ... И срочно нужно опознать его! — кричал он лейтенанту Невскому. — Документов мы не обнаружили, но нужно знать, какая у него была машина...

— А, вашу мать! — заорал вдруг Док, хлопнув себя по лбу. — Стой!

Боцман вновь автоматически выполнил приказ. "Ниву" развернуло поперек дороги.

— Ты чего? — осторожно спросил Артист, прикрыв рацию ладонью. — Вспомнил чего?

— Ах мы, дурни!.. — сокрушался Док. — Боцман, давай обратно.

— Но... — начал было Артист, и тут до него дошло. — ...Слушай, Невский, — закричал он, — машина у него белая. — Артист обратился к Боцману: — Ты марку заметил?

— А бог его знает, — буркнул тот. — Вроде "жигуль"...

— Вроде "Жигули" — белого или бежевого цвета. Двигается в обратном направлении. Как понял меня?

— Понял, понял, — ответил Невский. — Как же это вы с ним разминулись?

— И на старуху бывает проруха... — буркнул Семен и отключил рацию. — Ну и жук этот твой Леша Сомин!..

— Да, — согласился Док. — Он еще в школе всегда меня в карты обдувал.

— Надо брать реванш, — серьезно заявил Боцман.

— Возьмешь тут, — проворчал Артист. — Ты прикинь-ка, арифметику-то в школе проходил или, как Док, в карты с всякими проходимцами дулся? Мы же в разные стороны двигались. Потом около этой "ауди" провозились минут десять...

Они пролетели назад по пустынному шоссе километров сорок. Настроение у всех резко испортилось. Коперник обманул их, как мальчишек. А они еще наезжали на сержанта-гаишника! Того, кстати, и след простыл вместе с напарником и патрульной машиной. Видимо, сержант решил, что одного нагоняя от неизвестного капитана ему вполне достаточно.

Через полчаса они добрались до следующего поста ГАИ. Боцман тормознул у запорошенного снегом патрульного "жигуленка" и опустил стекло.

— Ребята, белый "жигуль" в ближайшие полчаса не проскакивал?

— А что? — хмуро спросил гаишник. И тут — исключительно из-за отсутствия вожделенных "корочек" — наши герои впервые пожалели, что не состоят на государственной службе.

— Операция по перехвату объявлена. Слышали? Мы в преследовании, — терпеливо объяснил Боцман.

— Слышали, — согласился гаишник. — Но не видели. "Ауди" вроде разыскивают. — Он повернулся к напарнику: — Так ведь, Вань?

— Точно, — компетентно кивнул тот. — "Ауди"...

— Уже "Жигули", — начал терять терпение Боцман. — Белая или бежевая машина проходила? Вам что, не сообщили?

— Так ведь погода-то какая... — пожал плечами гаишник. — Связь ни к черту.—. так что про "Жигули" еще не сообщали. А так — вроде какие-то машины проходили. Но точно не знаю.

— Ну вот и приехали... Мать их так!.. — выругался Боцман.

— Да, ребята, — протянул Док. — Похоже, дело каюк — упустили мы моего Лешку Сома.

— Если он такой хитрожопый, то хрен мы его найдем, — согласился Артист. — Только время зря потеряем. В такую-то пургу. Вон по карте дальше начинаются развилки — где его там искать?

— Он мог и просто свернуть с дороги, фары погасить и подождать, пока мы обратно по его следу проковыляем, — продолжил описание хитроумия Коперника Боцман. — Потом спокойненько продолжить путь на Москву. Я бы так и сделал.

— Ваши предложения? — снова подытожил прения Док.

— Надо в Москву ехать, — предложил Артист. — Он наверняка туда прибежит. В столице легче укрыться, да и у него там своя территория. С явками и агентами.

— Ну, его территорию мы быстро в свою переделаем, — возразил Док. — Но то, что он в Москву рвется, — это точно. Ты как, Боцман, так же поступил бы?

— А я вам что, модель Коперника, что ли? — обиделся тот. — Родной брат-близнец?.. Ладно, ладно... Дело верное. Я бы тоже в Москву отправился.

— Значит, в путь, — решил Док. Боцман развернул "Ниву" в очередной раз и рванул по шоссе в сторону Москвы.

2 Москва Понедельник 13.00 На просторной кухне конспиративной квартиры Управления планирования специальных мероприятий в одном из старых домов в центре Москвы Константин Дмитриевич Голубков, сидя на табурете у окна, ждал, пока соберутся все члены команды Пастухова. Все было так подчеркнуто просто, неофициально, что казалось, здесь намечается не оперативное совещание секретной спецслужбы, а просто хорошие друзья решили по старой памяти посидеть на кухоньке, выпить пивка, поболтать о жизни.

Первым прибыл, как это и полагается, сам Пастухов. Поздоровавшись с Голубковым, Сергей уселся в углу у холодильника и вопросительно посмотрел на начальника.

— Не смотри на меня, — устало ответил на его немой вопрос Голубков, выглядевший явно не лучшим образом. — Чтобы мне не пришлось повторяться, давай дождемся остальных. Чувствую я, эта неделя мне будет дорого стоить...

Пастух молча развел руками, мол, хозяин — барин, и уткнулся взглядом в заснеженные крыши за окном. Минуты через три подошли Трубач и Муха. Муха, как всегда, балагурил, рассказывая какую-то очередную байку. Трубач вяло кивал головой, давая понять, что все еще слушает Олегов треп. Несмотря на то что в квартире было тепло. Трубач продолжал кутаться в дубленку и вообще, судя по всему, чувствовал себя плохо. Сквозь его черный азиатский загар пробивался нездоровый румянец. Шрамы на бритом черепе, напротив, поражали какой-то неестественной белизной.

Увидев Трубача, Голубков расплылся в улыбке и вышел из-за стола.

— Рад, рад видеть тебя живым, Николай... — Константин Дмитриевич крепко обнял Трубача.

Тот попытался что-то ответить, но его согнул приступ тяжелого гулкого кашля. Голубков внимательно посмотрел на Ухова и сказал:

— Что-то, Коля, хреново выглядишь...

— Ничего, — с трудом переводя дух, ответил Трубач. — Это акклиматизация... Я ж из лета прямо в зиму попал.

— Я уж говорил ему — надо полечиться... — стал серьезным Муха.

— Да ерунда! Легкая простуда... — тут Трубач вновь раскашлялся. — ...Вот этого подонка найдем — тогда можно и поболеть. Константин Дмитриевич, мне управление больничный оплатит?

— Оплатит, — успокоил его Голубков. — Вот прямо сейчас и оплатит. Ступай-ка ты, Николай, и правда отдыхать.

— Нет, — возразил тот. — Я должен ему в глаза посмотреть...

— Посмотришь потом, — решительно ответил Голубков. — Не забывай, что ты теперь вновь в команде. Здесь есть кому в глаза смотреть и без тебя. Сергей, объясни ему.

Пастух поднялся из своего угла.

— Он прав, Коля. Мы только-только тебя нашли. Не хотелось бы, чтобы ты загнулся от воспаления легких. И потом, без легких на саксе ведь не слабаешь, а? Так что отправляйся ты болеть. Это приказ.

Трубач упрямо переводил взгляд с одного на другого. Потом махнул рукой и рассмеялся:

— Ну, черти!.. Уговорили. Мне, ребята, и впрямь хреново... Я ж еще не отошел от ранений. Старик Сульхи хоть и великий лекарь, но все же не волшебник...

— Ну вот и славно, — обрадовался Голубков. — Я тебя, Ухов, определю в знатный госпиталь. Там тебя подлечат. Отоспишься. Отдохнешь...

— Только разрешите в самом начале все же поприсутствовать, — добавил Трубач. — Я больше вас общался с Коперником, вдруг да буду полезен.

— Согласен, — кивнул Голубков.

Тут дверь распахнулась, и на кухню ввалились Док, Боцман и Артист. Друзья прибыли в Москву еще вчера вечером, так что успели даже отдохнуть.

— Можете нас убить, но мы его упустили, — с порога сообщил Артист. — Эта сволочь идет по трупам.

— Садитесь, — строго приказал Голубков и через полминуты начал: — Да, Коперник идет по трупам, и через сутки к ним может прибавиться еще несколько миллионов человек.

— Я так и думал, — серьезно произнес Док.

— Коперник в Москве и настроен решительно. Чтобы не быть голословным, прошу внимательно прослушать запись моего разговора с ним. Потом буду готов к обсуждению.

С этими словами Голубков включил стоящий на столе диктофон.

* * * Запись разговора:

— Голубков на проводе...

— Рад, что довелось вновь с вами поговорить, Константин Дмитриевич.

(Голос Коперника внешне спокоен, но в интонациях проскальзывает какая-то напряженность.)

— Коперник?! Хорошо, что вы, Сомин, решили сами выйти на нас. Ваши действия в Двоегорске бессмысленны...

— Перестаньте, Голубков!.. Это лирика.

— Вы офицер, так имейте мужество признать свое поражение!

— Я имею мужество оставаться в живых. Вы лучше других знаете, что я уже труп. Слишком много я смогу рассказать.

— Приходите, и управление обеспечит вам безопасность.

— Ерунда!.. Ваше управление чуть не провалилось, и во многом благодаря моим стараниям.

— Однако пока в бегах вы, а не я.

— Это все лирика... Лучше перейдем к делу... Да, и не нужно затягивать разговор. Я принял меры для того, чтобы вы меня не засекли. Так что расслабьтесь, Константин Дмитриевич.

— К делу так к делу... Что вы хотите сказать?

— Вы знаете, что именно находится у меня в руках. Не нужно объяснять, что может произойти, если я по неосторожности или злому умыслу разгерметизирую контейнер.

— Но вы этого не сделаете. Вы же разумный человек, Коперник.

— Я разумный человек, у которого горит земля под ногами! Оставим вопрос степени моей разумности. Ситуация проста. У меня есть то, что вам нужно. Мне нужны деньги и возможность уйти. Для того, чтобы у вас не возникло соблазна меня обмануть, я заминировал контейнер и готов взорвать его в любой момент.

— Вы становитесь банальным уголовником.

— Я становлюсь человеком, диктующим свои условия. Итак, мне нужно полмиллиона долларов наличными. Никаких помеченных купюр и переписанных номеров. Это будет аванс. Вернее, мои командировочные на дорогу за рубежи моей любезной родины. Когда я достигну нужного места, вы переведете пять миллионов долларов в банк, который я укажу. До этого момента вы меня должны оставить в покое. Повторяю — я смогу взорвать контейнер в любой момент!.. Я заберу деньги и только тогда сообщу местонахождение контейнера.

— Это глупо, Коперник. Где гарантии, что вы отдадите контейнер?

— А гарантий нет. Это игра по моим правилам.

— Как я могу передать вам наличные?

— Их мне должен принести Иван Перегудов. Док, по-вашему.

— Куда принести?

— Пусть сидит дома и ждет моего звонка. И никаких хвостов! Мои люди будут пасти квартиру Перегудова.

— Предположим, что я согласен...

— Никаких "предположим", Голубков!.. Вечером я звоню Ивану и назначаю встречу.

— Но в любом случае пять миллионов — сумма нешуточная. Таких денег у меня в кармане нет.

— Я не фантазер, Константин Дмитриевич. Именно поэтому я и согласен на перевод суммы на мой счет. Подробности обговорим позднее. Надеюсь услышать Ивана сегодня вечером.

Конец записи.

* * * Голубков выключил диктофон и испытующе посмотрел на присутствующих.

— Что скажете?

— Ну и сволочь же... — протянул Артист.

— Это, цитируя моего однокашника, лирика, Семка, — вздохнул Док. — Похоже, что он выкручивает нам руки. У нас есть варианты, Константин Дмитриевич?

— Опасность велика. Под угрозой жизнь миллионов людей. Я не могу взять на себя такую ответственность.

— А он не блефует? — поинтересовался Пастух.

— А если и так? — пожал плечами Голубков. — Что с того? Даже если есть всего один шанс из тысячи, что Коперник выполнит свою угрозу, то и тогда мы не имеем права рисковать. Иван, что ты можешь сказать?

Док машинально достал сигарету, виновато посмотрев при этом на Голубкова.

— Можно?.. — Голубков разрешающе кивнул головой. — Что я могу сказать? Леха Сомин, по кличке Сом, из десятого "Б" этого бы никогда не сделал. Но прошло столько лет. Теперь это — Коперник, и про этого человека мне известно, что он, не задумываясь, убил несколько человек по служебным соображениям. А сейчас речь идет о его собственной жизни...

— Комментарии излишни, — вставил Артист. — Но есть ведь основная проблема любого террориста. Он неуязвим, пока не совершил то, чем грозится. После этого у него уже нет козырей.

— Это так, — согласился Пастух. — Но здесь дело сложнее. Он может сегодня распространить один штамм. Холеру, например. Если мы не пойдем на уступки — завтра распространит чуму. Послезавтра — тиф... Сколько у него там этих сюрпризов в чемодане?

— Я считаю, что опасность совершенно реальная, — откашлявшись, подал голос Трубач. — Я пообщался с Коперником и уверен, что он пойдет до конца.

— Ладно, — решительно заявил Голубков, — будем считать, что этот вопрос закрыт. Как нам поступать?

— Его связи? — предположил Боцман.

— Этим сейчас заняты сотрудники ГРУ и ФСБ, — сообщил Константин Дмитриевич.

— Пустой номер, — покачал головой Трубач. — Коперник профессионал. По крайней мере, показал себя таковым в Ираке. Он не совершит этой ошибки. Не будет светиться по связям.

— Но он упомянул о "своих людях", — возразил Боцман.

— Я имел в виду связи, которые могут быть нам известны. А кто его знает, сколько у него своих людей вообще?

— Да что вы, ей-богу! — воскликнул Док. — Что у него, армия, что ли? Я уверен, он действует в одиночку.

— Стоп, — остановил спор Голубков. — Будем проверять все варианты. Ты, Иван, сейчас получишь деньги и отправишься домой. Жди звонка. Тут же сообщишь о месте встречи. На всякий случай мы разобьем Москву на сектора, и наши люди будут готовы перекрыть любой район.

— Ото, — присвистнул Артист. — Это ведь несколько тысяч человек!..

— Мне приданы сотрудники ФСБ, — ответил Голубков. — Еще идеи? А если он действует один?

— У меня есть идея, — подал голос Муха. — Я попытался встать на его место. Куда бы я подался в такой ситуации? Просто знакомые, а также служебные контакты, даже самые скрытые, отпадают. Он понимает, что сейчас на его поиски брошены все силы государства. Как я понял, если понадобится, то и авиацию привлечем?

Голубков молча кивнул.

— На улице болтаться тоже небезопасно. Могут по-глупому опознать милиционеры. Гостиницы отпадают. Можно "на шару" влезть к какому-нибудь алкашу, но это чревато осложнениями. Остается снять квартиру.

— Конторы отпадают, — вставил Пастух. — Долго, к тому же нужны документы.

— Правильно, — согласился Муха. — А где можно снять квартиру или комнату без проблем и особо не светясь?

— Вокзалы! — выпалил Боцман.

— Точно, — улыбнулся Муха. — Пусть ваши фээсбэшники пошустрят по вокзалам, автовокзалам и аэропортам. Там всегда старушки толпятся.

— Только лучше, если это будет кто-нибудь из местных ментов, — предложил Пастух. — Чтобы не поднимать панику. Менты и так кормятся с этих старушек, так пусть хоть поработают.

— Все, — решил Голубков. — Пока все свободны. Быть всем в одном месте и готовыми к действиям. Иван, ты знаешь, что тебе делать. За работу...

* * * Понедельник 20.00 Это была, как говорится, городская резиденция Ивана. Здесь он иногда ночевал, когда дела задерживали в городе. Но настоящий его дом был, конечно, в Переделкине.

Док сидел у себя в комнате в полной темноте и тупо смотрел на телефонный аппарат. Рядом на столе в пепельнице догорала очередная сигарета. Судя по количеству окурков. Док пребывал в таком состоянии не меньше двух часов.

Рядом, так же молча, сидел, отмахиваясь от табачного дыма. Трубач — напросился проводить Дока после совещания, чему тот был даже рад, — пока суд да дело, он посмотрит Николая, простукает его — за мужика явно надо браться всерьез. И вообще... дело лучше безделья. Может, отвлечется от тяжелых мыслей о предательстве, о том, что он теперь, после всех трудов, всех смертей, самолично выпустил Леху Сомина, Коперника, туда, где его, похоже, уже не настигнет справедливое возмездие.

Все это время Иван пытался понять, что же это за штука такая жизнь, если два школьных приятеля через полтора десятка лет становятся смертельными врагами. Причем один из них готов заразить многомиллионный город смертельной болезнью, а второй хочет его за это убить...

Его размышления прервала телефонная трель.

— Да. — Док взял трубку, жестами показав Трубачу, что это тот, кого они ждали.

— Ну, здравствуй, Ваня, — услышал он голос Коперника.

— Тебе того же не желаю, — мрачно ответил Док.

— Брось, Док. У меня нет другого выхода.

— Выход всегда есть...

— Это похоже на банальный американский фильм. Перейдем к делу, а то ваши архаровцы перегреют свои компьютеры, пытаясь определить, откуда я звоню.

— Я слушаю.

— Деньги при тебе?

— Да.

— Отлично! Тогда через двадцать минут я жду тебя на Манежной площади. Вернее, так — ты с Манежной, не торопясь, поднимаешься по Тверской. По левой стороне. Я сам к тебе подойду.

— Хорошо, — ответил Док.

— До встречи...

В трубке зазвучали короткие гудки.

Док посмотрел на часы. Он знал, что его телефон прослушивается, что теперь десятки людей в спешном порядке занимают свои места вдоль указанного маршрута. Было странно, что Коперник выбрал такой простой способ передачи денег. Хочет взять его, Дока, в заложники? Может быть...

— Ну что? — нетерпеливо спросил его Трубач. — Чего он?

— Коля, ты в любом случае не в игре, ты понял? Ложись пока отдыхать, дожидайся меня.

— А ты куда? — Обида Николая была так велика, что он даже не скрывал ее.

— Я встречусь с ним на Тверской, а потом сразу назад. Не надо, Коля, хватит тебе за ним гоняться. Вот подлечим тебя...

— Да-да, конечно, — как-то слишком быстро согласился Трубач, думая о чем-то своем, и при этом глаза его загорелись бесшабашной решимостью.

Но Док, занятый мыслями о предстоящей встрече, не обратил на это никакого внимания. Он решительно встал и вышел в прихожую. Одевшись, сунул в карман куртки пистолет, взял небольшой кейс с деньгами. Чувствуя себя героем идиотского боевика, Док открыл дверь и вышел на лестничную площадку.

Трубач провожал его, стоя в дверях.

— Смотри, Ваня, в оба. Это такая сволочь... По-моему, брехня это все насчет Тверской, где-нибудь по дороге тебя перехватит...

— Ничего, бог не выдаст... Все, Коля, давай закрывайся.

Док притворил дверь и не спеша начал спускаться вниз. Опять какие-то придурки выкрутили все лампочки и на лестнице стояла тьма египетская. А ведь, помнится, еще утром горели. Вот вроде и лампочки уже давно не дефицит. И стоят они копейки. Но кто-то с прежним упорством продолжает их красть. Привычка — великая вещь!..

Он спустился еще на один марш, как вдруг не то чтобы услышал, а скорее ощутил за спиной чье-то присутствие. Не замедляя шага, он осторожно протянул руку к карману с пистолетом.

— Не шути, Ваня, — раздался спокойный голос Сомина—Коперника, и в спину Доку ударил луч фонаря. — Стой как стоишь — спиной. Как-нибудь перетерплю твою невежливость.

Док замер на месте.

— Я знал, Шах, что ты выкинешь какую-нибудь шутку. Ты всегда был выдумщик, — сказал он не оборачиваясь.

— А ты уж решил, что я окончательно свихнулся и попрусь на Тверскую? Да там теперь не протолкнуться от оперов.

— Нет, я сразу подумал, что здесь что-то не так.

— Ну что, Ваня, плохи наши дела, — как-то грустно произнес Коперник. — Влип я по самые уши.

— Меня о помощи не проси. Ты знал, на что шел, когда заманивал меня в Двоегорск.

— Это так, — согласился Коперник. — А помнишь наши годы золотые? Как мы в шпионов играли вдоль бульваров? Я там был недавно... Многое уже изменилось... А все еще пахнет нашим детством...

— Доигрались мы с тобой. С чего это тебя, Коперник, на лирику потянуло? — жестко осадил его Док.

Коперник помолчал и уже ледяным голосом приказал:

— Поставь чемодан на пол, Док. И без шуток. Ты знаешь, я стреляю неплохо.

— Помню. На соревнованиях призы брал... Док осторожно поставил кейс на ступеньку рядом с собой.

— Теперь тихо вынь пушку из правого кармана куртки. Двумя пальцами... Вот так. Брось!

Пистолет с глухим стуком отлетел куда-то вниз. Док услышал, что Коперник спускается к нему, и весь напрягся, приготовившись действовать.

— Повернись, — приказал Коперник. И тут...

— Руки! — приказал чей-то спокойный голос, и Док, мгновенно узнав Трубача — не удержался-таки Никола, решил все же самолично проследить, как он спустится, — вздохнул с облегчением и, не откладывая дело в долгий ящик, присел, чтобы нашарить выброшенный пистолет.

—А, господин Аджамал Гхош! — радостно сказал Сомин-Коперник. — Давно ли мы с вами расставались, клялись в вечной дружбе...

— Руки, — еще раз приказал непреклонный Трубач, — иначе я применю силу!

— Да-да, конечно, конечно, — засуетился Коперник, хотя голос у него был все такой же странно радостный.

Он поднял руки, и тут Док снизу увидел, как в них что-то блеснуло в слабом свете уличного фонаря, льющемся через стекло лестничного проема.

— Берегись, Коля, — закричал он, но было уже поздно, — Трубач вдруг с каким-то страшным сипением схватился за глаза, в воздухе густо запахло перцем. Николай, рухнувший на лестницу, страшно хрипел, задыхался. Не думая больше об опасности, исходящей от бывшего школьного однокашника, Док бросился к другу.

— Посвети, — резко приказал он Копернику, и тот снова врубил свой мощный фонарь. — Что же ты наделал, сволочь! — сказал он, задыхаясь от ненависти и пытаясь привести Николая в чувство. На губах того выступила пена, лицо посинело — Николай задыхался. — Видно, у него что-то с легкими, а тут еще ты со своим газом! Видишь — асфиксия.

— Ага, — охотно согласился Коперник. — Асфиксия. Возможен спазм мозгового кровообращения, короче говоря, инсульт. Да что мне тебе объяснять, ты же лучше меня все это знаешь, ты ведь врач-то, а не я!

— Ну ты и сволочь! — задохнулся Док.

— Не спорю, некрасиво, — легко согласился Сомин-Коперник. И снова приказал: — Повернись ко мне лицом. Если ему вот эти таблетки не помогут, — он кинул Доку в руки небольшую картонную упаковку, — наверно, ничто уже не поможет. А теперь извини...

Док собрался было встать над телом Трубача с твердым намерением нанести врагу удар, но еще в полуприседе получил в лицо струю красного перца все из того же банального баллончика. Глаза, казалось, полыхнули огнем. На какое-то время он совсем перестал что-нибудь видеть. Тут же последовал сильный удар ногой по почкам, и Док согнулся пополам.

Коперник легко перескочил через него и, схватив кейс, побежал вниз по лестнице.

— Я помню о дружбе, — усмехнулся он на ходу. — А потому дарю вам обоим жизнь...

Конечно, слова о дружбе прозвучали как издевка. Просто Коперник не хотел привлекать к себе внимание выстрелом, да и лишнее убийство не входило в его планы. Полученные деньги были как нельзя более кстати — они давали ему возможность исчезнуть. Коперник прекрасно осознавал, что его будут разыскивать по всему миру. ГРУ не прощало предателей. А кроме того, в сложившейся ситуации и предложение Флейшера, сделанное им тогда в Багдаде, приобретало свою актуальность. Перебежать на сторону ЦРУ — это был теперь, пожалуй, единственный для него шанс остаться в живых.

* * * Понедельник 21.15 Когда час спустя на той же конспиративной квартире снова собрались все, кроме Трубача, которого таки увезли в госпиталь, Док не мог смотреть своим, друзьям в глаза. В прямом и переносном смысле. Глаза слезились от перца, и Иван был готов провалиться сквозь землю от стыда, что снова как пацан упустил Коперника.

— Брось убиваться. Док, — в который раз хлопал его по плечу Пастух. — Да, конечно, этот жук из Багдада как по маслу ушел, ну и что? Что, по-твоему, лучше было бы, если бы ты Кольку там бросил?

— Колю жутко жалко, — сказал Боцман. — Только-только выбрался из всего этого дерьма — и на тебе...

— Ну пусть эта падла мне только попадется в руки, — кровожадно сказал Муха.

— Лучше бы он в нас стрелял, — выдавил тоскливо Док. — А то как шпану — баллончиком!..

— Пристрелить тебя у него еще шанс будет, — философски заметил Артист. — Парня надо брать, и точка. Вряд ли он будет дожидаться остальных мифических миллионов. Он же не такой дурак, да и пол-"лимона" ему вполне хватит.

— Скорее всего, ты сегодня на совещании был прав, — задумчиво произнес Муха. — Он действует один. Только ушлый он больно. Но, как говорится, на каждую хитрую задницу...

Договорить он не успел — раздался телефонный звонок, прервавший все разговоры. Голубков снял трубку и с минуту внимательно слушал.

— Спасибо. Без меня ничего не предпринимать! Наконец полковник положил трубку и торжествующе окинул взглядом собравшихся.

— Кое-что есть. Человек, похожий на Коперника, сегодня ночью снял квартиру у бабки на Казанском вокзале. Снял на три дня. Заплатил вперед.

— Ну, так надо навестить мерзавца! — решительно предложил Боцман.

— Не спеши, — осадил его Голубков. — Это еще, может, и не он. Бабка оказалась подслеповата и не очень-то уверена, что на фотографии изображен ее клиент. Надо проверить. Но какое-то чутье подсказывает мне, что это на девяносто процентов он. Будем брать. У меня в распоряжении спецподразделение "Альфа"...

— Да знаем мы, как они работают, — махнул рукой Артист. — У шведского посольства насмотрелись.

— Действительно, Константин Дмитриевич, — поддержал друга Пастух. — Мы и сами справимся. Тем более что Трубачу пообещали.

— Хорошо-хорошо... Я и не возражаю. Тем более если Трубачу... Только помните — осторожность! Вы уже поняли, что это за тип. Никаких радио- или иных переговоров. Брать или ликвидировать наверняка!

— Это уж будьте спокойны, — мрачно сказал Док, поднимаясь со стула.

— А куда это ты собрался? — удивился Пастух.

— Не понял? — Док в недоумении посмотрел на Сергея, как будто тот неожиданно сморозил жуткую глупость.

— Не обижайся, Ваня, но ты теперь на операцию не ходок. Куда тебе с такими-то глазами!.. Не маленький, понимать должен. Ты лучше давай к Николаю в госпиталь...

Док поиграл желваками, но послушно опустился обратно на стул.

— Да, наверное, ты прав, Серега. Извини. Но уж больно хочется поквитаться...

— Значит, так, — вернул всех к делу Голубков. — Оружие и снаряжение получите прямо сейчас...

* * * Вторник 04.20 Квартира, которую предположительно снял Коперник, располагалась в старом пятиэтажном доме в Перове. На улице в этот час было пустынно. Только иногда проносились шальные автомобили, не обращавшие никакого внимания на мигающие желтым светом светофоры.

Во дворе, забитом личным автотранспортом граждан, стояла тишина. В мертвых конусах света от фонарей медленно опускались снежинки, чтобы тут же растаять в обычной московской зимней слякоти. Пара бездомных псов да облезлые коты — вот, кажется, и все живые обитатели улицы.

Но это только на первый взгляд. Впрочем, и на второй тоже. Потому что увидеть лежащих рядом друг с другом на промерзший крыше в особых спецназовских костюмах белого цвета Пастуха и Муху мог бы, наверно, только Господь Бог. Рядом с ними на снегу лежала снайперская винтовка. Костюмы, что на ребятах, были экспериментальной разработкой и предназначались именно для таких вот лежаний на снегу. Они и маскировали, и, с виду тонкие, отлично сохраняли тепло. Так что двое друзей в засаде чувствовали себя вполне комфортно.

— Хороший костюмчик, — прошептал Муха. — Такие бы нам в Чечне... Помнишь, Серега, как мы под Бамутом сутки вот так на снегу пролежали? Я тогда чуть без яиц не остался...

— Помню... — коротко ответил Пастух.

* * * Вторник 06.10 По двору медленно проехал патрульный милицейский "уазик". И все. В окнах начал зажигаться свет. Какой-то очумелый спортсмен выскочил на пробежку.

Город оживал. Одиночные прохожие выходили на улицу и, сонно ежась на утреннем морозце, трусили на работу. По улице с протяжным гулом проехал автобус.

— Смотри, Коперник встал, — прошептал Пастух, указывая на зажегшееся окно в доме напротив.

Это был условленный сигнал. В условиях радиомолчания только таким способом оперативники, следившие за окнами предполагаемой квартиры Коперника, могли, не привлекая к себе внимания, подать сигнал.

Во дворе появился новый персонаж. Какой-то мужик брел, покачиваясь из стороны в сторону, хватаясь за капоты автомобилей, чтобы не упасть. Мужик явно всю ночь славно квасил и теперь осуществлял решительную попытку добраться до дома. Но как раз напротив лежащих на крыше Пастуха и Мухи мужик окончательно поссорился с земным притяжением и упал в подтаявший сугроб у подъезда. Еще некоторое время он предпринимал слабые попытки встать, но вскоре затих.

Внизу хлопнула дверь. Пастух прилип к окуляру оптического прицела винтовки. Из подъезда вышла какая-то тетка и вразвалочку направилась к остановке автобуса.

Вдруг условленное окно погасло. Пастух вновь напрягся.

— Внимание! — предупредил он Муху, и тот, страхуя командира, тоже взял свою винтовку на изготовку.

Они были готовы в случае чего изрешетить Коперника. Дверь подъезда вновь открылась, и на улицу вышел высокий мужчина. Он внимательно осмотрел лежащего в сугробе и, засунув руки в карманы пальто, проследовал дальше.

Так бы он и шествовал степенно к автобусной остановке, если бы в тот момент, когда он проходил мимо припаркованого тут "жигуленка", из-под машины не появились внезапно две руки и не дернули мужчину одним точным движением за ноги. Потеряв равновесие, мужчина грохнулся на землю. И в тот же момент лежавший до этого без всякого движения пьянчужка взметнулся в воздух и обрушился на мужчину сверху. Боцман и Артист сработали как нужно.

— Готово! — сообщил Пастух и поднялся на ноги.

Внизу с двух сторон двора к лежащим на земле подлетели два автомобиля. Несколько секунд, и на Коперника уже надевали наручники. Хотя в этом не было никакой необходимости — Артист и так обезвредил его точным ударом в сонную артерию.

Изумленные жители окрестных домов наблюдали, как из подъезда, не таясь, вышли Пастух с Мухой в маскировочных комбинезонах, со снайперскими винтовками в руках. Еще несколько минут — и двор опустел. Коперника погрузили в машину. Какие-то мрачные люди в одинаковых куртках поднялись в его квартиру и принялись тщательно, методично ее обыскивать.

* * * Вторник 06.55 На конспиративной квартире Коперника довольно быстро привели в чувство. Он сидел на стуле в одной из пустых комнат. Перед ним за столом расположился Голубков. Кроме этих двоих в комнате присутствовали еще Пастух и Док.

— Ловко вы меня, — процедил Коперник. — Только я же предупреждал — никаких попыток меня взять. Теперь я умываю руки.

— Слушай, Коперник, — почти ласково произнес Пастух. — Мы не в прокуратуре и адвоката тебе вызывать не собираемся. Ты все это затеял ради спасения своей паршивой шкуры. Отлично. Так вот я, капитан Пастухов, тебе обещаю: я лично тебя пристрелю. Ты с катушек слетел? Хочешь весь свет угробить? Отлично... Я тоже с мозгами не в ладах. Можешь узнать у Камаля. Или привезти тебе сюда Трубача? Аджамала Гхоша? Как бы то ни было, тебе все одно конец. Ты даже не узнаешь, взорвалась ли твоя бомба, хоть это-то ты себе представляешь? Здесь, в городе, может хоть чума произойти, ядерная война — ты этого не увидишь. Потому что будешь лежать с простреленной головой... Подумай об этом, Коперник... Подумай!..

Пастух нависал на Коперником. Его вкрадчивый голос действовал лучше всякого крика. Сергей смотрел, не отрываясь, в глаза Сомину, и со стороны казалось, что это сеанс гипнотизера, экстрасенса.

— Или иной вариант. Ты говоришь, где спрятана бомба, и сохраняешь себе жизнь. Будешь корпеть в тюрьме. Или еще где. Но жить. Альтернатива ясна?

— Ясна, — медленно ответил Коперник. — Но может, все наоборот? Ты готов, капитан, взять на себя гибель сотен тысяч людей? Вот ты убьешь меня. А потом из-за этого люди — тысячи, миллионы — будут умирать от страшных болезней...

— На понт берешь? Да ведь тебе надо взорвать твою бомбу, верно? Запустить взрыватель? — спросил Пастух. — А вот мы сейчас прокрутим тебя на полиграфе и рано или поздно узнаем все, что нам надо. Ты ведь знаешь, что это такое? Тебя, конечно, обучали обманывать полиграф, но это тебе не поможет. А когда мы найдем контейнер — я тебя пристрелю. Константин Дмитриевич, не возражаете?

— Стреляй, — пожал плечами Голубков.

— И вы не захотите получить компромат на генералитет? — улыбнулся Коперник.

— А мы и так знаем достаточно, — возразил Голубков. — Иначе почему, вы думаете, нас решили подставить?

Коперник с беспокойством посмотрел на часы на стене. Они показывали семь утра. Потом немного подумал и сказал:

— Ладно. Ставлю вас в известность. Если через пять минут я не предупрежу своего человека, он взорвет бомбу.

— Какой человек, Коперник? — протянул Пастух. — Нет у тебя никаких "своих" людей.

— Это просто человек. Он ничего не знает. Просто у него в руках пейджер и радиовзрыватель. Он знает, что если до пяти минут восьмого он не получит сообщение, то он должен нажать кнопку. Просто нажать. Это наркоман. Он даже не задается вопросом, для чего эта кнопка.

— Ну, это ты врешь, — уверенно заявил Пастух.

— Поди проверь, — пожал плечами Коперник. — Я прошу-то всего-навсего сбросить сообщение на пейджер...

Пастух посмотрел на Голубкова. Потом на часы. Времени было три минуты восьмого. Как-то по-дурацки все это получалось — они с Коперником по очереди брали друг друга на понт. Как в покере... Но рисковать все же не хотелось. Не было у них права на ошибку...

— Давай свой номер пейджера, — произнес Голубков.

Коперник продиктовал номер.

— Что передать? — спросил Пастух, держа трубку на весу.

— Да все равно, — ответил Коперник. — Что-то вроде — "все в порядке". Или "все нормально"... Можно без подписи.

Пастух дождался голоса оператора и сообщил:

— Для абонента сто пятьдесят: "Все в порядке".

— Вот и славно, — кивнул Коперник.

— Что славно-то? — подозрительно поинтересовался Пастух.

— Сейчас восемь ноль пять. Стало быть, ровно через полтора часа бомба взорвется. — Он торжествующе улыбнулся.

— Ах ты, сукин сын! — Пастух еле сдержался, чтобы не ударить Коперника. — Что ты несешь?

— Пейджер, — подал голос молчавший до этого Док. — Пейджер как радиовзрыватель или пусковой механизм. Это просто...

— Теперь я диктую условия, — жестко произнес Коперник. — У нас всех девяносто минут. Вы сейчас же отпускаете меня, и никакой слежки. Получаса мне вполне хватит, чтобы раствориться в городе. Потом я сообщаю вам место, и расстаемся по-джентльменски...

— Я его пристрелю, — тоскливо сказал Пастух.

— Полиграф, — приказал Голубков.

Стало ясно, что полковник зря времени не терял и основательно подготовился к допросу Коперника.

Через минуту в комнату вошел молодой человек с портативным компьютером и небольшой к нему приставкой-полиграфом. Все те киношные образы "детектора лжи" как какой-то машины с самописцами на полкомнаты давно уже устарели. Теперь это просто компьютер с соответствующей программой и датчики.

Молодой человек привычным движением прикрепил датчики на пальцы Коперника и на его грудь. Еще через несколько минут проверка на полиграфе началась.

* * * 08.20 Проверочный тест закончился. Оператор задавал вопросы и, не дожидаясь ответа, делал отметки в блокноте. Полиграфная проверка в наше время освобождает проверяемого даже от необходимости отвечать. Просто проверяемым сообщается какая-то информация (все равно какая), и, если она соответствует действительности, полиграф показывает это.

— Северный округ, — диктовал оператор. — Южный... Юго-восточный... Центральный... Есть! — Оператор, с удовлетворением ученого, открывшего новый закон, расплылся в улыбке. — Бомба в Центральном округе.

Далее он начал перечислять названия кварталов. Когда прозвучало название Чистопрудного бульвара, полиграф вновь дал положительный результат.

Теперь уже Коперник поглядывал на часы с неподдельной тревогой. Вот стрелка подошла к половине восьмого. Было заметно, что Коперник нервничает. Оператор, разложив перед собой карту Москвы, бубнил названия переулков.

В 09.05 Коперник с тоской посмотрел на компьютер и вдруг сказал:

—Ладно, хватит!..

— Почему же, — возразил Пастух с садистской улыбкой. — Продолжим.

— На часы посмотри, капитан! — огрызнулся побледневший Коперник. — Ну найдете вы переулок. Верю. Но на перечисление всех домов и квартир у вас уйдет не меньше часа!.. Будет уже поздно. И это не блеф...

— Ну так, твою мать! — не выдержал Пастух. — Поехали! Человек ты или маньяк? В Бога не веришь, так хоть о себе подумай! Я ж тебя на кусочки порежу, а перед этим заставлю всем умирающим "утки" менять!..

— Меньше слов, капитан, — угрюмо ответил Коперник. — Едем, и быстрее, быстрее!..

— Вот и славно, — вскочил на ноги Пастух. — Давно бы так!..

* * * 09.15 Почти бегом Коперник в сопровождении Пастуха и все еще немного заторможенного Дока выскочили из подъезда и направились к ждавшей их машине с маячком на крыше. Они были уже в паре шагов от ее открытой двери, когда вдруг раздались два приглушенных хлопка, и Коперник как подкошенный свалился в сугроб. Белый снег вокруг его головы быстро набухал алым пятном.

Доку, который прошел не одну боевую переделку, не нужно было ставить диагноз — работал снайпер. Пригнувшись, Пастух подбежал к машине. В руке его блеснул пистолет.

— Суки!.. Суки!.. — повторял он в бессильной злобе.

Док, не обращая внимания на опасность тоже получить пулю, нагнулся к еще живому Копернику.

— Давай, Шах, давай!..

— ...Школа... — скорее прочитал по губам, чем услышал, Док. — ...Прогулы...

Леха Сомин дернулся и затих. Так закончил свою жизнь капитан ГРУ по кличке Коперник...

"Вот и кранты мрази, — подумал Док. — Жаль только, Коле это не поможет. Второй инсульт — это почти конец... Речь потеряна, правосторонний паралич... Эх, из-за какого-то дерьма — и такой парень... Ладно, будем мстить за Колю, будем действовать дальше!"

— Бери снайпера! — крикнул он Пастуху и бросился к машине.

Пастух с каким-то изумлением взглянул на друга, но подчинился. Впрочем, в его взгляде явственно читалось: "На хрена мне снайпер, когда через пятнадцать минут все полетит к чертям собачьим!.." Но так уж был устроен капитан Пастухов. В самом безвыходном положении он предпочитал действовать, а не ждать. Да и Док не был похож на человека в растерянности. Счет шел на секунды, и Док явно соображал, что он делает. А это главное — в бою ведь некогда переспрашивать. В бою главное — верить, что товарищ прикроет...

Все эти мысли пронеслись в голове Пастухова за одно мгновение. А в следующее он уже несся к противоположной стороне улицы, к дому, откуда стрелял снайпер.

Краем глаза на бегу он видел, как Иван прыгнул в машину, как та рванула с места, взвыв сиреной.

Впереди в подворотне хлопнул еще один выстрел. Пастух прижался к стене и заглянул за угол, для того чтобы тут же вновь отпрянуть назад. Прямо на него из подворотни несся новенький "БМВ". Набирая скорость, автомобиль, взвизгнув на оттаявшем асфальте, повернул на улицу, где с глухим ударом врезался в припаркованый "жигуль" и тут же, дико взревев двигателем, рванул вперед.

Пастух упал на одно колено и очередью выпустил вслед "БМВ" весь магазин своего "стечкина". Он ясно видел, как на дорогу посыпались осколки фар и заднего стекла. Автомобиль вильнул несколько раз и вновь врезался — теперь уже в припаркованый на обочине фургон. Через секунду с шипением взорвался его пробитый бензобак, и "БМВ" превратился в громадный полыхающий факел.

Пастух поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел во двор, откуда только что выскочила расстрелянная им машина. Посреди двора лежал в луже крови молодой парень. Пастух нагнулся и пощупал пульс — парень был мертв.

— Снайпер — свои же убрали, — раздался за спиной Сергея голос Артиста. — Надо пойти поискать винтовку на чердаке...

— Генералы? — поднял голову Пастух.

—А кто еще... — махнул рукой Артист. — Коперника выследили. Он в любом случае должен был замолчать... У нас еще есть десять минут. — Семен взглянул на часы. — Что будем делать, командир?

— Молиться, чтобы Док успел.

— Я видел, как он умчался словно наскипидаренный. А славно ты их срезал, говнюков. Догорают теперь, голубчики...

* * * 09.30 — Здесь! — приказал Док водителю. Парень оказался профессионалом. Когда Иван впрыгнул к нему в салон и заорал: "Гони!.." — тот и ухом не повел — выжал газ и рванул с места.

В результате головокружительного пути по городу, когда водитель умудрился буквально растолкать две пробки — на бортах машины появились вмятины, а вслед им полетели проклятия, — они успели.

Услышав приказ остановиться, водитель ударил по тормозам, и машина замерла как вкопанная посередине одного из переулков в районе Чистопрудного бульвара. Док выскочил из салона, метнулся к подъезду старого дома. Распахнув тяжелую дверь, он чуть не сбил с ног выходившую женщину с собачкой. Женщина отскочила к стене, а пекинес, встретившись с Ивановой ногой, с визгом полетел в глубь парадного.

— Пардон, мадам... — пробормотал Док и нырнул под лестничный пролет.

— Хам!.. — взвизгнула женщина в ответ.

Но в следующий момент она пожалела о сказанном и, позабыв про любимого песика, с криками бросилась на улицу — из-под лестничного пролета грохнули три выстрела. Это Док торопливо расстреливал висячий замок на двери в подвал.

Когда замок со звоном упал на пол, Иван рванул на себя дверь и бросился вниз. В подвале было темно и сыро. Из вентиляционных отверстий лился дневной свет.

Несколько секунд Док стоял, привыкая к полумраку. Потом он двинулся в глубь помещения, стараясь не удариться головой о нависающие трубы и уворачиваясь от струй горячего пара. У дальней стены он наткнулся на то, ради чего погибло столько людей.

Серебряного цвета чемодан стоял под трубой.

Сбоку к нему была прилеплена лепешка пластиковой взрывчатки с взрывателем. От взрывателя с жидкокристаллическим циферблатом к черной коробочке пейджера тянулись два проводка.

В последние минуты своей жизни Леха Шах не врал. Док нагнулся к взрывателю и осторожно отлепил от него капсюль детонатора.

На циферблате истекали последние секунды. Вот исчезла последняя единица, вот замерли на нем, как страшное напоминание о смерти, четыре грозных нуля. Раздался легкий щелчок, и между двумя проводками проскочила искра...

Обессиленный от напряжения Док сел прямо на сырой пол. По его лицу стекали капельки пота. Взгляд Дока скользнул по стене и наткнулся на выцарапанную на закопченном кирпиче надпись:

"Здесь прогуливали свои уроки Шах и Вано".

...И внизу дата из давно забытого, но замечательного школьного года...

3 Что еще?

Дело было закрыто, проблемы закончились, головная боль прошла. Они теперь опять могли отдохнуть, опять раствориться в обычной жизни, все меньше и меньше привычной для них. Усталость была колоссальной, ни с чем не сравнимой. Усталость валила с ног. И еще страшнее она была оттого, что такой недолгой оказалась радость от возвращения Трубача, сменившись горем новой потери.

Найтись, чтобы вновь исчезнуть из жизни, теперь уже навсегда, — какая жестокая ирония судьбы!

Голубков распорядился выплатить им их обычный гонорар — пятьдесят тысяч баксов на человека — за отлично выполненную работу. Они не то чтобы отказывались — какой же дурак будет отказываться от денег? — но просто восприняли этот факт с равнодушием. Уход Трубача, который нельзя было назвать гибелью в бою, был словно тревожный звонок для каждого из них: ведь Трубача постигла смерть не от руки убийцы — от старых ран, от накопившейся за все эти неспокойные годы усталости, на которую им не приходило в голову сетовать.

И все-таки это была смерть бойца, которой не было бы стыдно никому из них.

Во всяком случае, эта история закончилась. И в целом — закончилась удачей. Может быть, потому, что кроме умения вовремя выстрелить они научились еще одной важной вещи — вовремя не выстрелить. А может быть, просто оттого, что в маленькой церквушке в местечке Спас-Заулок под Зарайском время от времени появлялся молодой еще человек по имени Сергей Пастухов, чтобы без слов, в сердце своем, отблагодарить Всевышнего за жизнь живых и попросить покоя умершим.

* * * ...И снова горело в маленьком храме в Спас-Заулке семь свечей — пять за здравие и две за упокой душ погибших товарищей — Тимофея Варпаховского и Николая Ухова, обретшего наконец свой покой под тяжелой плитой, которая уже лежала здесь целый год и целый год была памятной, а теперь стала могильной.

...Тяжелая плита на далеком деревенском кладбище под родными небесами...

Склонясь перед образом покровителя воинов Георгия Победоносца, Сергей Пастухов все думал о том, сколько смертей уже на счету его маленькой команды. Смертей, для кого-то явившихся заслуженной карой; смертей ради добра для множества других людей, оставшихся благодаря команде Сергея живыми и невредимыми; смертей, вызванных необходимостью самому остаться в живых...

И, осеняя себя крестным знамением, он все пытался понять:

Чей я солдат, Господи?

И если Твой — не допусти, Господи, стать мне слугою Князя Тьмы.

Господи. Господи. Господи.

6 А.Таманцев. "Закон подлости"

А.Таманцев. "Закон подлости"

5

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я