Андраш Тотис. Убить голыми руками

OCR Халиман А. Т. FineReader 5.0, 17.10.00

---

Двое в масках неожиданно появились из-за ограды. Адзато резко остановился, затем медленно пошел дальше, к воротам. Неизвестные двигались мягко, но очень уверенно. Один из них преградил Адзато путь, другой, держась на расстоянии, зашел сзади. Попав в освещенное пространство под фонарем, все трое на миг замерли, прежде чем начать грозный молчаливый ритуал. Адзато принял боевую стойку, правую руку ладонью наружу медленно поднял, защищая лицо, а левой прикрыл корпус. Бандиты подкрадывались к нему, делая обманные движения, чтобы вынудить Адзато все время кружиться на месте. И вот они рванулись вперед. В тот же миг Адзато взвился в своем знаменитом, столько раз вызывавшем зрительское восхищение прыжке, готовый к удару ногой, от которого нет спасения. Однако нападающий в маске отразил этот удар: Адзато отскочил, словно от резиновой стенки. Он упал и перекатился в сторону, чтобы увернуться от удара ногой второго бандита, затем снова принял боевую стойку.

И двое в масках вновь перешли в наступление. Они приближались медленно, уверенно, с убийственным спокойствием. Адзато отразил два удара и ответил ударом ногой с разворота. Когда он косточкой ноги угодил в локоть противника, лицо его исказилось от боли. Два десятка лет постоянных тренировок закалили Адзато, приучили тело сносить любые физические страдания. Понадобились считанные секунды, чтобы боль утихла, подчинившись воле, воспитанной многими тысячами изматывающих тренировок и перенесенных болезненных ударов. Однако на сей раз и нескольких секунд оказалось много. За это время его успели ударить по почкам так, что он согнулся пополам, и сбили с ног, когда он выставил обе руки вперед, чтобы отвести неизбежный удар коленом в лицо.

Странно, но ему позволили встать на ноги. Лишь после этого один из нападающих нанес удар ногой, и Адзато, побитый, посрамленный, снова рухнул на пыльный тротуар. Но сколько раз во время кровавых схваток не на жизнь, а на смерть и в моменты, казалось, совершенно безнадежные он вновь поднимался на ноги! Он прибег к защите ладонью, и на сей раз его контратака достигла цели. Его твердый как камень кулак с ужасающей силой ударил противника под ребра. Но теперь пошел в наступление второй бандит. Этот действовал-уже не столь опрометчиво, выискивая брешь в защите и не оставляя шанса на спасение. Адзато вновь отбил удар и ответил опять-таки прямым вертикальным кулачным ударом. Выставленное навстречу стальное предплечье отвело его руку, а сзади тотчас же настиг удар кулаком. Адзато отдернул голову, развернулся и пустил в ход ногу. Круговой удар пяткой с разворота по почкам.

И все началось сначала: Адзато в боевой стойке с подрагивающими мускулами лица, двое в масках медленно приближаются. Но на этот раз та же самая картина все-таки выглядела иначе. В последний раз Адзато, пожалуй, сражался так — загнанным в угол зверем — в Макао. Тогда десяток китайцев, вооруженных цепями и ножами, напали на него в узком переулке. Бандиты в масках вдруг переглянулись, и тот, второй, пронзительно вскрикнув, бросился на Адзато. Из груди Адзато также вырвался крик. Ноги, кулаки, локти, колени, натренированные, твердые как сталь концы пальцев столкнулись где-то на полпути. Затем этот клубок распался: бандит в маске, отпрянув, занял исходную позицию, готовый обрушить на противника поднятый кулак, Адзато же начал медленно, мягко оседать. К тому времени, как тело его распростерлось на земле, нападающие успели скрыться за оградой. Неподвижное тело осталось лежать в полумраке.

— Стоп! Пока хватит!

Съемочная площадка заполнилась людьми. Осветитель выключил софиты, а Ямамото со вздохом облегчения остановил камеру. "Что значит профессионалы, — подумал он. — Каждое движение у них отрепетировано. С Адзато в редчайших случаях приходится делать дубли побоищ, настолько тщательно он отрабатывает сцены с каскадерами еще до начала съемок. Ну а эта сегодняшняя драка — одна из лучших". Он направился к Адзато, чтобы поздравить его и выразить свой восторг. Тем временем два бутафора, присев на корточки, растерянно смотрели на неподвижно лежащего актера. Ямамото ускорил шаги. Подстегиваемый дурным предчувствием, последние мет- ры он преодолел бегом. Кто-то резко вскрикнул, и весь штаб мгновенно собрался вокруг лежащего человека. Бутафор неуверенно окликнул его.

— Господин Адзато, вставайте же! Съемка окончена!

Затем тело перевернули на спину, увидели искаженное лицо Адзато, пробитую гортань и вызвали полицию.

Куяма, сделав легкий поклон, вошел в кабинет Шефа. Он вновь почувствовал себя смешным. "Черт знает что! — подумал он с досадой. — Я похож на японского клерка, каким его изображают в американских кинокомедиях". Тем не менее он растянул губы в улыбке и, почтительно склонив голову, приблизился к столу начальника. Он чувствовал, что переигрывает. Ну и наплевать. Куяма сел на стул, указанный ему Шефом, и замер с внимательным напряженным лицом. Интересно, сколько лет потребовалось, чтобы привить японским чиновникам раболепную позу человека, каждый миг готового вскочить на ноги? Как долго пришлось приучать к европейским стульям эту публику, привыкшую подобострастно жаться на корточках на полу? Куяма всем своим видом выражал настороженное внимание и смиренную почтительность, а чтобы легче было носить эту маску, в душе тешил себя дерзкими мыслями. Что, если взять да сказать Шефу, что ему, Куяме, наплевать на японские традиции, на чайную церемонию, на аранжировку цветов, что он предпочитает спать в кровати, а не на циновке на полу, что добрый бифштекс ему куда больше по вкусу, чем сырая рыба, кау-чукообразный бамбук, студенистое тесто и вообще вся прославленная японская кухня?.. Ну а что, если молодой сыщик отдела расследования убийств, удобно откинув-'шись на спинку стула и задрав ноги на край стола, заговорит с Шефом, как с уважаемым старшим коллегой, но не более того? А если бы разок обратиться к Шефу по имени, как это сплошь и рядом позволяют себе в стандартных американских детективных фильмах рядовые сыщики, запросто жующие резинку и хлещущие виски в присутствии старшего инспектора? Ответить на эти вопросы не составляло труда. Конечно же, он в два счета вылетит из розыска, а то и вообще из полиции. Тогда и отцовское имя не поможет, а напротив, лишь усилит скандал: подумать только, сын Куямы непочтительно обошелся со старшим по званию и возрасту!.. До чего же докатится страна, если даже в таких семействах, как Куяма, не могут привить молодежи должных навыков?..

Куяма предпочел держать язык за зубами и ждать. А Шеф явно не думал торопиться. Человек среднего роста, несколько грузный, лицо пухлое, доброе — Куяма знал его с малых лет, но лишь в последние месяцы с тех пор, как был зачислен в отряд расследования убийств, убедился, насколько жестким 4* энергичным может быть это лицо. Он увидел здесь совершенно иного человека, словно дядюшка Кадзэ, баловавший его шоколадом во время визитов в их дом, не имел ничего общего с господином Кадзэ, главою отдела. Тот Кадзэ носил удобные шерстяные брюки, светлые, стариковского покроя куртки и пестрые, несколько безвкусные рубашки. Этот неизменно был облачен в темный стандартный костюм и белую сорочку с темным галстуком. В данный момент пиджак висел на вешалке позади письменного стола, что на условном языке протокола означало: посетитель рангом не вышел. Куяма достал чистый носовой платок и вытер вспотевшие лицо и лоб. В кабинете стояла неприятная влажная духота: Шеф боялся простуды, поэтому включал кондиционер лишь на четверть мощности.

Кадзэ сидел с задумчивым видом, уставясь в одну точку. Иной раз он здорово действовал на нервы этой своей дурацкой привычкой. Замолчит вдруг после очередной фразы и сидит отрешенно, думая бог весть о чем. Иностранные гости, не выдержав затянувшейся паузы, как правило, начинали говорить свое. Японский этикет не дозволял этого, посему Куяма, запасшись терпением, учтиво ждал.

— Скоро год, как ты здесь работаешь, — неожиданно объявил Шеф и снова погрузился в молчание. Куяма, как и положено, согласно закивал головой: настоящий японец не оставит без внимания столь важное, глубокое, поразительно верное наблюдение. "Подумать только, как время-то летит!" — говорит каждая черточка его лица.

— Пора испробовать свои силы в самостоятельном деле. — Последовала очередная пауза, и на сей раз Куяме не надо было напрягаться, чтобы изобразить заинтересованность. В тишине скрипнул стул: Куяма наклонился вперед, мысленно внушая Шефу не томить молчанием, продолжать.

— Убит Джонни Адзато... актер...

— Джонни Адзато? — с дурацким удивлением переспросил Куяма. — Силы небесные! Да как же это?

Шеф, сузив глаза, взглянул на него, и Куяма испуганно смолк. Надо же было допустить такую оплошность! Если теперь он лишится самостоятельного дела, то лучше было ему откусить себе язык!

— Снимали для кино сцену драки, — Шеф презрительно махнул рукой, — и Адзато был нанесен смертельный удар. — Он замолчал, однако молодой человек на этот раз проявил выдержку. — Похоже на несчастный случай, — изрек господин Кадзэ, поразмыслив. — Поезжай и разберись, что там к чему. Если действительно произо- шел несчастный случай, составишь протокол, доложишь о происшедшем и закроешь дело.

Вновь наступила пауза, и Куяма на второй минуте решил, что в данном случае это означает конец разговора.

— Благодарю вас, Кадзэ-сан. — Он встал, поклонился, попятился к двери. И все же не удержался от вопроса: — А если это не несчастный случай?

— Тогда, значит, это убийство — разве не так? Ну и ты, естественно, начнешь расследование.

Куяма встретил насмешливый взгляд старика. Он считает, что нашел гениальный ход: поручить серьезное дело начинающему. Если провалится, то навеки, больше уж ему шанса не получить. Зато если справится...

— Да-да, Кадзэ-сан, благодарю вас, — сказал он и еще раз поклонился, прежде чем выйти из комнаты. Теперь он в свои двадцать пять лет, если, конечно, повезет, сможет разыскать убийцу одного из популярнейших людей Японии.

В окружном полицейском участке сообщение об убийстве было получено в одиннадцать тридцать. Дэмура по обыкновению сидел, уставясь в пространство, когда дежурный полицейский поднял телефонную трубку. Дэмура не дрогнул ни единой черточкой лица, он словно бы и не слышал звонка, а может, просто не считал нужным реагировать до тех пор, пока не выяснится, что телефонный звонок имеет отношение лично к нему. Рядовые полицейские, изо дня в день наблюдая эти сеансы медитации, никогда не решались их прервать. Старикан каждый Новый год получал поздравительные открытки от самого шефа полиции, а не так давно самолично доставил в участок трех вооруженных ножами хулиганов, справившись с ними в одиночку. Не иначе как есть в старом детективе нечто такое, что трудно предположить на первый взгляд. Но каковы эти скрытые достоинства, не знал никто в участке.

Дэмура был щуплого сложения, низкорослый, лет шестидесяти пяти. Несколько лет назад кто-то из полицейских был очевидцем случая, когда Дэмуре не хватило терпения дождаться лифта и он взбежал по лестнице на десятый этаж даже не запыхавшись. Другой очевидец как-то раз встретил Дэмуру в бане и уверял, что мышцы у старика литые. А третий рассказывал, как однажды за кофе он нечаянно столкнул локтем чашечку, и Дэмура, сидевший от него на расстоянии метра, успел подхватить ее у самого пола.

Вот что представлял собой сыщик Дэмура. Но стоило на него взглянуть, и сразу забывались все связанные с его именем легенды. Сухонький, маленький седой старичок, лицо умное, глаза блестящие, живые. Костюм на номер больше, ворот у шеи оттопыривается. Типичный японский служащий: по часам приходит в учреждение, по часам уходит, чтобы направиться прямиком домой, вздремнуть в теплой ванне, накинуть юкату — удобное домашнее кимоно — и забыть обо всем на свете. В полдень съедает в соседнем кафе рамэн или заказывает принести оттуда рис, овощи, рыбу. Человек, воспитанный в духе неукоснительного соблюдения иерархических отношений, который не смеет даже подумать дурно о начальстве, который вежливо обращается с подчиненными и настоятельно требует к себе должного почтения. Никто в участке не знал, с каких пор Дэмура служит в полиции; в 1954 году, когда в округе проходила реорганизация, он уже был тут — молча и с тем же отрешенным видом сидел за письменным столом. Поговаривали, будто бы иногда он рассказывал анекдоты и отпускал язвительные замечания. Нынешние коллеги не решились бы даже спросить Дэмуру, правда ли это. Старик наверняка отделается уклончивым ответом, а глаза его наполнятся грустью. Всем своим видом он подчеркнуто напоминал окружающим об их вопиющей невоспитанности, о неуважении к традициям и непочтении к старшим.

— Что-о?! Да-да... Немедленно выезжаем. — В голосе полицейского, ответившего на телефонный звонок, проскользнуло совершенно неуместное для профессионала волнение. Дэмура бросил на него укоризненный взгляд, и в комнате вдруг смолкли все разговоры. Полицейский положил трубку, осознав смысл этой непривычной тишины, тоже выдержал паузу, нагнетая напряжение на манер опытного оратора.

— Актер Джонни Адзато убит... А может, стал жертвой несчастного случая.

— Так уж сразу и убит! — лениво потянулся Дэмура.

— Во всяком случае, он умер во время съемок.

Дэмура пренебрежительно махнул рукой. Все равно не его очередь. Он недавно вернулся с места происшествия, составив протокол о самоубийстве, и теперь очередь за Эноедой. Тот уже выскочил из-за стола — чуть проворнее обычного, а за ним, словно по пожарной тревоге, устремились шофер и один из рядовых полицейских.

— Кто он такой, этот Адзато?

— Неужели вы не знаете? — Эноеда от удивления даже остановился. — Знаменитый актер-каратист, миллионер. Да он на весь мир известен!

— Актер-каратист? Какое ребячество...

— Адзато во всех эпизодах снимается сам, без каскадеров. За ним утвердилась слава непобедимого... Дэмура снова лишь отмахнулся.

Тут полицейский, принявший телефонный вызов, счел нужным вмешаться в разговор.

— А ведь на этот раз он оказался побежденным. Во время съемок драки его сразили одним ударом. — Видя, что оба детектива в штатском молча уставились на него, он испуганно добавил: — Если, конечно, это не был несчастный случай.

Эноеда засмеялся и поспешно вышел из комнаты. Дэ-мура, чуть помедлив, двинулся за ним следом.

— Обожди! По-моему, мне тоже лучше будет пойти. Глаза Эноеды сердито блеснули.

— Вот как? А по-моему, вам лучше остаться. Во всяком случае, для меня лучше.

— Поверь, что я для твоей же пользы!..

— Это вам так кажется. Вам до пенсии всего четыре года, а мне — пятнадцать, и я не хочу гнить заживо в этом паршивом участке.

Сухонький старичок печально посмотрел на него.

— Я ведь только хотел помочь.

Эноеда устыдился собственной резкости.

— Поезжайте, конечно, если вам так хочется. Но право же, не знаю, какая от вас может быть помощь.

Первое, что увидел Куяма на месте происшествия, был полицейский автомобиль, второе — два сыщика в скромной штатской одежде. Сохраняя на лице невозмутимость, он мысленно перебрал все древнейшие проклятия. Затем подал знак техникам, а те, нимало не смущаясь присутствием окружной бригады, подошли к прикрытой полиэтиленом бесформенной груде, которая некогда была человеком по имени Адзато. Сын одного из техников украсил свою комнату огромным плакатом, где популярный актер был запечатлен в момент своего знаменитого атакующего прыжка. Второй техник уосил майку с портретом Адзато. Но смерть кумира не*потрясла их. Они спокойно принялись за работу.

Куяма показал свое удостоверение, ожидая вспышки почтительного интереса в глазах обоих инспекторов. Однако ждал он напрасно. Сыщик повыше и помоложе выказал лишь разочарование, а его коллега — судя по всему, он приближался к роковому порогу и помышлял о льготной пенсии — полнейшее безразличие.

— Инспектор Куяма. Отдел расследования убийств.

— Эноеда, окружной участок. Ну что ж, я думаю, нам здесь делать нечего.

— Я тоже так думаю. По распоряжению Шефа вести расследование должен я.

— Понятно. А кто оповестил Шефа о случившемся? — Голос пожилого сыщика звучал учтиво.

— Не все ли равно?

— Нет. Нас вызвали по телефону с места происшествия. Мы прибыли сюда, поскольку это является нашей обязанностью. А вот вы, сынок, как здесь очутились?

Куяма побледнел от злости. Тощая облезлая обезьяна в дурно сшитом костюме, со сбившимся набок галстуком. Мужчины этого поколения чувствуют себя голыми, если на шее у них не болтается злополучная удавка.

— Откуда Шеф черпает свою информацию, это его дело. Но коль скоро отдел расследования приступил к работе, ваше присутствие здесь совершенно излишне. Всю ответственность я беру на себя.

Лагерь противника явно терпел поражение. Сыщик помоложе, тоже в костюме с галстуком, но на редкость безобразным, с неприятной ухмылкой пожал плечами. Другой, глядя куда-то вдаль, удивленно качал головой.

— Слышишь? Оказывается, наше присутствие здесь совершенно излишне. — Затем он без всякого перехода обратился к стоявшему рядом мужчине. — Это вы известили их?

— Д-да... Не поймите это как недоверие, но все же речь идет о Джонни Адзато...

— Это господин Ямамото, оператор фильма, — представил мужчину Эноеда. Куяма, который до сих пор не удостоил его вниманием, сейчас с интересом посмотрел на киношника. Ямамото был холеным мужчиной лет сорока, довольно высокого роста, носил американские джинсы, белую рубашку с распахнутым воротом и крас-• ный пуловер. Он выглядел как богатый и взбалмошный I двадцатилетний юнец, стремящийся сойти за взрослого. Было в кинооператоре нечто такое, что напомнило Куяме I Калифорнию, и он понял, что они найдут общий язык. Но ; прежде чем он успел произнести хоть слово, Эноеда про-должил церемонию представления: — А это инспектор Дэмура из окружного участка.

к Дэмура отвесил традиционный поклон, затем достал I из кармана дешевый блокнот и рекламную шариковую ручку — Господин Ямамото... как ваше имя?: — Кэйноске.

— Адрес? — И он не моргнув глазом, точь-в-точь как t постовой полицейский при составлении протокола, записал домашний и служебный телефоны оператора, рассеянно сунув в карман полученную визитную карточку. Блокнот был почти целиком заполнен аккуратными красиво выписанными иероглифами, и Эноеда знал, что письменный стол его коллеги до отказа забит такими сплошь исписанными блокнотами.

— Сколько времени требуется, чтобы проявить эту пленку?

— Когда как... Обычно дня два-три.

— А точнее?

— Когда очередь дойдет.

— На этот раз придется обработать ее вне очереди. — Дэмура чуть подумал. — Завтра в полдень я буду у вас в студии. К этому времени позаботьтесь, пожалуйста, о проекторе и киномеханике. — Он свел пятки вместе, коротко поклонился оператору, затем Куяме и пошел прочь. Эноеда растерянно протянул руку и поспешил за коллегой. Молодой инспектор и кинооператор облегченно вздохнули, глядя им вслед.

— Ну а теперь приступим к делу, — предложил Куяма.

Они расположились в трейлере, служившем Адзато во время съемок гримерной,"Т1о стенам были развешаны фотографии: Джонни среди звезд Голливуда, Джонни с главами разных государств, Джонни с мастерами каратэ. Здесь находилось большое, в рост человека зеркало, в углу стояли холодильник, стол, стулья. Фургончик был обставлен вполне комфортабельно, и Куяма счел обстановку подходящей для того, чтобы выяснить наконец, что же случилось.

— Шли съемки очередного фильма Адзато — "Белый дракон". Джонни играл актера, который вступает в борьбу с контрабандистами наркотиков.

— Так. И что дальше?

— Группа выехала на натурные съемки сюда, в Синдзкжу. — Оператор встал, подошел к окну. — Вот из-за той ограды должны были выскочить два каскадера и напасть на Джонни. Я поместил одну камеру по эту сторону улицы, другую — с противоположной стороны наискосок и еще одну на крыше здания, чтобы сделать парочку эффектных кадров сверху. Правильно расставить камеры очень много значит, они никоим образом не должны находиться одна против другой, чтобы не попасть в кадр. Я понятно объясняю?

— О да, очень, — вежливо кивнул Куяма. Ему и правда было понятно все, кроме одного: какое это имеет отношение к делу.

— Ну вот. Мы установили аппаратуру, включили юпитеры. Джонни, как и полагалось по сценарию, двинулся в том направлении, я снимал его с другой стороны улицы, затем появились двое в масках.

— .Кто?

— Два каскадера в масках. Они выскочили из-за ограды, и тут подключились остальные камеры.

— Что было дальше?

Ямамото растерянно развел руками.

— До сих пор не пойму, как это случилось. Сцена драки разыгрывалась великолепно, а потом вдруг Адзато упал замертво... то есть тогда мы еще не знали... Я скомандовал "стоп!", мы выключили юпитеры и стали ждать, когда он поднимется. — Ямамото безнадежно махнул рукой, давая понять, что ждать можно было хоть до скончания века.

— А что говорят каскадеры?

— Да ничего. Они исчезли.

— Как? — Куяма подскочил на месте. — И вы только сейчас мне об этом говорите? Оператор испуганно улыбнулся.

— Не стоит придавать этому значения. Ребята наверняка запаниковали, когда увидели, что случилось, потому и сбежали. Готов держать пари, что самое позднее завтра они объявятся.

— Ну а я утверждаю, что они вовсе не объявятся.

— Вы не знаете эту породу людей. Каскадеры, что дети, их интересуют только автомобили, мотоциклы, лошади, драки, падения, головоломные трюки. Это их мир, и он обеспечивает им неплохое существование. Но эти ребята сначала бьют, а потом думают.

— Как их зовут, что вам о них известно?

— Ровным счетом ничего. В масках они все на одно лицо. А Джонни постоянно менял каскадеров, чтобы сцены драк не были однообразными. Но вы не беспокойтесь. Вот увидите, они вернутся.

— А режиссер — он тоже их не знает?

— Режиссером был Адзато. Он же и продюсер, и исполнитель главной роли. Весь фильм, целиком и полностью, делал сам. Если бы он сумел это осуществить технически, он бы и без меня обошелся, сам встал бы к камере.

— Но почему?

— На каждого актера рано или поздно находит такая блажь.

Куяма не сводил глаз с фотографии на противоположной стене: Адзато обменивается рукопожатием с американским президентом. Стоящая рядом с ним длинноволосая девушка-американка с улыбкой что-то шепчет на ухо красивому плечистому японцу. Непонятно почему, но эта фотография действовала ему на нервы.

— Это его жена Линда, — сказал Ямамото. — Они познакомились в Голливуде.

— А кто этот мужчина рядом?

— Фукида. Друг детства Джонни. Они, как правило, работали вместе.

— Вот как? Чем он занимается, этот Фукида?

— В сценах рукопашных схваток он лучший каскадер, какого я когда-либо видел.

— Но мне известно, что Адзато не требовалось каскадера, он все всегда делал сам. — Куяма почувствовал себя задетым.

— Они вместе разрабатывали каждую мизансцену, а затем Фукида натаскивал партнеров, — пояснил Ямамото. — Но в этом фильме он не участвовал.

Наступило молчание. Куяма надеялся, что он производит впечатление человека, который размышляет над хитросплетениями преступных нитей, а не над очередным допросом к свидетелю. Ямамото же не прочь был выпить, но не был уверен, понравится ли такая вольность этому молодому, со вкусом одетому инспектору. Очень симпатичный юноша! Оба облегченно вздохнули, когда в фургончик поспешно вошел полицейский. Он откозырял и, готовясь рапортовать, встал по стойке "смирно". Куяме за то время, что он служил в полиции, не раз доводилось видеть, как полицейские вытягиваются перед начальством, отдавая рапорт, да и самому приходилось тянуться в струнку, но перед ним еще никто и никогда не стоял навытяжку. В этот момент он вдруг сразу понял, ради чего стоит сносить причуды Шефа и подковырки разных ничтожеств из окружных участков.

— Мы обнаружили двоих мужчин в наручниках!

— Что-о?

— Оба в масках, лежали за кустами с кляпом во рту.

— Каскадеры! — Куяма вскочил с места. — Где они?

— Сейчас их увезут в больницу. Доктор считает, что у них сотрясение мозга.

Куяма вслед за оператором выбежал из трейлера. Залитая солнцем площадка теперь походила на автомобильную стоянку у стадиона во время бейсбольного матча. Она была сплошь забита легковыми автомобилями, грузовиками, микроавтобусами — от некоторых в разные направления тянулись кабели и провода. Тут же, сверкая "мигалками", припарковались полицейские машины и карета "скорой помощи", в которую санитары усаживали двух неуверенно ступающих мужчин, закованных в наручники.

— Наручники другой конструкции, так что наши ключи не подошли, — на бегу пояснил полицейский. — Мы вызвали слесаря.

Но Куяма его не слушал. Он сделал знак шоферу "скорой помощи", чтобы тот подождал, и пустился бегом. Через секунду ему подумалось, что для инспектора центрального отдела расследований это как-то несолидно, и он замедлил было шаги, но тотчас спохватился: такая чрезвычайная ситуация, а он тут не спеша разгуливает.

"А-а, какая тут, к черту, солидность, когда важнее всего распутать первое порученное дело!" — И Куяма припустил бодрой тренированной рысцой под стать иному американскому детективу.

— При чем тут несчастный случай! — Дэмура сделал раздраженный жест, который не слишком вязался с его сединой и тихим голосом. — Убийство чистой воды, это и слепому ясно.

— Отчего же? Разве его не могли в суматохе пристукнуть случайно?

Если Эноеда полагал, будто ему удалось скрыть ироническую интонацию в голосе, он очень ошибался. Что же касается Дэмуры, то он даже не пытался сохранить сдержанность.

— — Конечно, в суматохе могли не только пристукнуть, но и пристрелить или столкнуть под поезд метро, если бы оно там было! — Он решительно отмахнулся, прежде чем Эноеда успел открыть рот. — Убийца почти насквозь проткнул жертве горло. Это был жестокий и точно нацеленный удар кончиками пальцев; тот, кто его нанес, тренировался годами. Хорошо, что этот момент заснят на пленку. Сейчас я расскажу тебе, как это произошло, а завтра, когда просмотрим пленку, ты убедишься, что я был прав.

— Ну, не знаю...

— : Если окажется, что я прав, тогда расследование продолжу я, договорились? — Дэмура откинулся на сиденье, собираясь с мыслями.

Водитель, обнаружив брешь в сплошном потоке машин, тотчас прибавил газу; служебная "королла" сделала вираж на повороте, и оба сыщика на заднем сиденье повалились друг на друга. Дэмура поспешил форсировать столь важный для него разговор. Если и дальше машина помчится с такой скоростью, то через пять минут они будут в участке, а до тех пор нужно убедить Эноеду принять пари.

— Эти двое, то есть убийца и ваш непревзойденный супермен, столкнулись в прыжке. Убийца или вообще игнорировал атаку Адзато, или же отразил ее кое-как. Все свое внимание он сосредоточил на горле жертвы и атаковал прямым выпадом. Если рассчитать точно, то можно быть уверенным в успехе. Прямой удар должен опередить любую акцию с разворота. Здесь все строится на точнейшем расчете...

— Ну а если Адзато тоже атаковал прямым ударом? Дэмура пожал плечами.

— Тогда он, вероятно, угодил убийце в солнечное сплетение, что послужит ему на том свете некоторым утешением, — сказал он и в качестве окончательного и неопровержимого довода добавил: — Сиондза на Окинаве таким же приемом расправился с одним китайцем.

— Когда это? — удивленно спросил Эноеда, который старался следить за всеми убийствами, упоминаемыми в полицейских сводках.

— Когда? — Дэмура напряженно вспоминал, желая быть точным. — По-моему, зимой 1784-го. А может, 85-го.

Эноеда счел за благо оставить ответ при себе так же, как и упрек Дэмуре в том, что он привязался к этому типу из отдела расследования и в буквальном смысле слова спровоцировал его на грубость. Все верно, он, Эноеда, и сам терпеть не может хлыщей из так называемых лучших домов, их путь от колыбели до престижного колледжа и высокого служебного поста устлан ковровой дорожкой. Но ведь стену лбом не прошибешь! Старому дурню до пенсии осталось несколько лет, вот он и вообразил, будто все может себе позволить. Или новогодние поздравления шефа полиции придают ему такую самоуверенность? Эноеда старался подавить в себе раздражение. Конечно, они всего лишь мелкие полицейские служащие, но тем не менее люди культурные, прошедшие выучку, им не пристало грызться между собой в присутствии шофера. Эноеда смолчал, однако же про себя решил, что в дальнейшем не намерен терпеть участие Дэмуры в расследовании.

— Ну как, принимаешь пари? — насмешливый голос Дэмуры окончательно утвердил его в решении.

— Договорились. Если все произошло именно так, берите это дело себе. Если нет, вы выходите из игры, — ответил Эноеда, пытаясь вспомнить, как звали того молодого инспектора, к которому прицепился Дэмура. Фамилия не запомнилась. Хорошо, что визитная карточка надежно спрятана в кармане пиджака.

— Иными словами, если я правильно понял, двое неизвестных напали на каскадеров и обезвредили их. Затем убили Адзато и скрылись, так?

— Так точно, Кадзэ-сан.

Из всех привычек Шефа эта была, пожалуй, самой раздражающей: по пять раз переспрашивать одно и то же, всякий раз лишь варьируя слова и выражения, и при этом выдерживать долгие неприятные паузы.

— Почему ты так считаешь?

Куяма подавил в себе желание пристукнуть его на месте;'раньше, скажем, в университетские годы, он даже не подозревал, что подобное желание может овладеть им с такой силой. Прежде чем ответить, он сосчитал до десяти, надеясь, что паузу Шеф примет за обдумывание ответа, и принялся снова излагать происшествие так, чтобы было понятно даже слабоумному подростку. А Шеф внимал ему с глубоким интересом, кивая головой, точно слышал всю историю впервые, а не в пятый раз, правда, теперь уже в более обкатанном варианте.

— То есть, если я верно понял, ты считаешь, что двое неизвестных напали на каскадеров? После чего надели маски...

Куяма почувствовал, как в животе у него ухнуло, а по всему телу разлился леденящий холод. Наконец-то он понял, чего от него добивается старик. Но почему было не спросить прямо?

— Да, конечно... Совсем необязательно неизвестные, это могла быть и другая пара каскадеров... — Он растерянно умолк, спохватившись, что перебил Шефа. Тот ответил ему учтивым взглядом и сделал знак продолжать: давно, мол, не приходилось слышать столь занимательных толкований. Истинный японец так смотрит на вас даже в том случае, если вы несете несусветную чушь. Однако Куяма был уверен, что на сей раз Шеф действительно слушает его с интересом. — Это могли быть даже те же самые каскадеры... — Он оживился при этой мысли. — Покончив с Адзато, они скрылись в кустах, надели наручники, каким-то образом ухитрились нанести друг другу удары и, свалившись, стали ждать, пока их обнаружат. Версия вполне достоверная! Иначе откуда бы убийцам с такой точностью знать, где и когда намечена съемка драки? Вот только не пойму, как они ухитрились заполучить сотрясение мозга? — Хорошо зная Шефа, Куяма понимал, что лучше самому предварить возможные контраргументы и с ходу опровергнуть их. Да, по мнению врача, сотрясение мозга оказалось серьезным, он даже не разрешил взять у каскадеров показания. А может, они перехитрили доктора? Неважно. Шеф и мысли такой не допустит, он испытывает перед наукой прямо-таки священный трепет, носится с разными специалистами и экспертами... И Куяма сообразил, что нужно сказать:

— Мне кажется, этот вопрос стоит обсудить с кем-нибудь из специалистов по искусству борьбы. Если не возражаете, я привлеку такого эксперта к расследованию.

— Как, еще одного? — удивился Шеф. — Насколько мне известно, по этому делу уже работает один из лучших наших специалистов.

— Кто же это?

— Дэмура! — с досадой ответил Шеф. — Да ты ведь разговаривал с ним!

— Разговаривал, Кадзэ-сан. Но он обещал, что...

На этот раз Шеф прервал его. С приветливой улыбкой, но тоном, не терпящим возражений, он обрушил на Куяму поток вопросов.

— Ты, конечно же, обшарил окрестности в поисках ключей от наручников? Полагаю, ты запасся заключением врача относительно того, могли ли каскадеры сами нанести себе повреждения? И наверняка выяснил, кому было известно, где намечено проводить съемки и как будут, одеты нападающие? Думаю, ты поинтересовался, какими бойцовскими качествами отличались эти два каскадера и можно ли предположить, что они победили великого Джонни Адзато? И если им это не под силу, то есть ли в съемочной группе достойный противник? Действительно ли Адзато владел искусством каратэ или это реклама сделала из него мастера?

Когда Куяме наконец было позволено уйти, он понял, отчего ведущий расследование коллега иной раз пошатываясь выходил из кабинета Шефа, точно трусливый самурай после проигранной битвы, лишенный сил даже сделать себе харакири. Куяма рухнул на стул, и единственным, что поддерживало в нем дух, была необходимость срочно записать все пункты задания. Он не страдал забывчивостью, но по мере того, как Шеф добивал его, указывая на многочисленные упущения, молодой человек чувствовал, что даже память изменяет ему. Едва он успел записать первое задание — в оперативном порядке обследовать окрестности (ну надо-же быть таким дураком, чтобы даже этого не сделать!), как зазвонил телефон.

— Инспектор Куяма, — спокойным вежливым тоном произнес он. Это было одним из первых правил, которое ему вбили еще в специальной школе: как бы ни нервничал полицейский, люди, поверяющие ему свои беды, не должны этого заметить.

— Вы-то мне и нужны. Я по делу Адзато.

— Во-от как? — Тому, что полицейский должен скрывать также и свою искреннюю заинтересованность, в школе не учили.

— Я инспектор Эноеда, наверное, вы меня помните. Куяма был слегка разочарован, но не показал этого.

— Разумеется, господин Эноеда. Что вам угодно?

— Я хотел бы извиниться за поведение своего коллеги.

— Пустяки, не стоит вспоминать.

— Видите ли, между нами возникли небольшие разногласия. Дэмуре хотелось бы заполучить это дело, но оно досталось мне...

— Да, и что же?

— Но, наверное, и вам было бы легче сотрудничать со мной, если...

Куяма не мог понять, почему из всего набора вежливых форм и оборотов, предлагаемых японским языком, его собеседник выбрал те, которые употребляются лишь при обращении к весьма почтенному, старшему по возрасту и чину человеку. Сам Куяма даже при общении с Шефом только однажды прибег к подобным выражениям, когда официально благодарил его за свое зачисление в отдел. И вдруг его осенило: да ведь этот человек побаивается его, а точнее, отдела по расследованию убийств. Знает, что, коль скоро отдел начал работу, ему там делать нечего, однако отказаться от перспективного дела не хочет. Куяма наслаждался ситуацией, но в такой же степени и стыдился своих чувств. Как бы отшить незадачливого детектива?

— Дэмура во что бы то ни стало желает участвовать в расследовании, но у меня есть план, как от него отделаться, — продолжил Эноеда, и Куяма решил, что не станет его отшивать. Если этот сыщик из окружного участка и в самом деле поможет ему отвязаться от старого шута, он заслуживает того, чтобы и ему перепали крупицы славы. А эксперта по искусству борьбы они подберут другого — такого, с кем легко будет найти общий язык.

— Что же это за план? — Куяма почувствовал, что Эноеда медлит с ответом, и поспешно добавил: — Я действительно предпочел бы сотрудничать с вами.

— Мы с Дэмурой заключили пари. Тот, кто выиграет, будет вести расследование. Значит, нужно всего лишь, чтобы Дэмура проиграл.

— Да, но как?

— Завтра в полдень в студии состоится просмотр пленки, где отснята сцена драки.

— Знаю.

— Дэмура до просмотра расскажет, как был нанесен смертельный удар. Если он ошибется, то откажется от участия в расследовании.

— А что нам делать, если он не ошибется?

— ^Нужно помочь ему ошибиться. Я предложу, чтобы посредником был инспектор из отдела расследований...

Куяме хотелось выругаться. Он терпеть не мог подобных трюков. Но либо этот безобидный подлог, либо тот неприятный настырный тип, весьма сомнительный специалист по борьбе и вообще по какому бы то ни было виду спорта. Тут взгляд Куя мы упал на раскрытый блокнот с записями, и он смекнул, как наказать Эноеду и одновременно извлечь из этого пользу.

— Ну что ж, предлагаю сразу же и приступить к сотрудничеству, — любезно произнес он и почувствовал, как обрадовался человек на другом конце провода. — Уточните, пожалуйста, кое-какие детали и, как только результат будет готов, доложите. Итак, необходимо, во-первых, обследовать место происшествия и попытаться найти ключи от наручников. Далее выясните, кто знал о месте съемок и о том, какие будут костюмы и грим у каскадеров.

Положив трубку, он почувствовал себя немного бодрее.

Дом, принадлежавший Адзато, находился неподалеку от полицейского участка Кодзи-мати. Дэмура добрался на метро до отеля "Даймонд". Эти места были не очень хорошо ему знакомы. Он знал, что слева в саду должен быть императорский дворец, и вокруг сада днем и ночью снуют сотни любителей бега трусцой, а у ворот толпятся туристы, безуспешно пытаясь заглянуть внутрь, и, за неимением лучшего, фотографируют стражу. Но как найти дом Адзато? Он беспомощно вертел в руках бумажку с адресом. Улицы здесь не имеют названий, и вся надежда лишь на отдельные ориентиры вроде станции метро или какого-либо примечательного здания, а в основном — на любезность прохожих. Каждый спрошенный отсылает тебя до ближайшего известного ему ориентира, пока наконец ты не доберешься до цели. Однако сейчас у Дэмуры времени было в обрез. Он проверил, сколько у него при себе денег, и остановил такси. Не то чтобы таксисты досконально знали город — для этого Токио слишком велик. Он состоит из переплетения самых разных, слитых воедино жилых массивов, нет центра города и окраин, нет главной улицы и центральной площади. Вокруг небоскребов располагаются старинные переулки, с безликими доходными домами начала века соседствуют роскошные современные здания с террасами и одноэтажные деревянные коттеджи. А всего в столице живет более десяти миллионов человек. Нет, даже таксисты не знают Токио. Зато они обладают огромным опытом, который помогает отыскать любое незнакомое место.

Дэмура удобно расположился на сиденье, сунул шоферу бумажку с адресом и решил воспользоваться всеми преимуществами человека, которого обслуживают. Вытянул усталые ноги, вытер платком потные лоб и шею, с наслаждением подставил лицо под струю прохладного воздуха из кондиционера. Да, именно этого удовольствия ему и не хватало! Такси между тем, проехав один квартал, остановилось; водитель подошел к телефонной будке, позвонил куда-то, затем они покатили дальше. Дальним уголком сознания Дэмура отметил, что и сам мог бы поступить так, как поступил таксист: набрать номер телефона, написанный на бумажке с адресом, и попросить человека, снявшего трубку, объяснить дорогу.

Район был намного лучше того, где жил Дэмура: широкие улицы, вдоль них высокие ограды с коваными воротами, деревья почти полностью скрывали дома изысканной архитектуры. Здесь умели тратить деньги со вкусом. Впрочем, вот и исключение: странное, довольно безвкусное соседство традиционного японского фасада и кованых решеток, типичных для европейских дворцов в стиле барокко; ворота с обеих сторон украшены головами драконов и каллиграфически выписанными иероглифами.

Такси остановилось, шофер нажал кнопку, и дверца распахнулась: они прибыли к дому Адзато. Нетрудно было догадаться, что декоративные причуды рассчитаны на гостей из Европы и Америки. Дэмура нажал какую-то кнопку под одной из голов дракона, надеясь, что привел в действие звонок, и от нечего делать стал изучать иероглифические надписи: "Движение есть сама Жизнь", "Лучший удар наносят незримо". Священные заповеди искусства борьбы использованы для украшения ворот!.. Дэму-ру покоробило. В этот момент появился слуга в традиционном кимоно — простом, безо всякого рисунка, и молча поклонился гостю.

— Инспектор Дэмура.

— Пожалуйста, проходите, Дэмура-сан. Нам уже сообщили печальную весть.

Поразительное существо: гибрид английского дворецкого викторианской эпохи и японского слуги времен То-кугавы. Он повел Дэмуру через маленький, изящной планировки декоративный садик. Узенькая тропинка, причудливо извиваясь, вела через символические ручьи, огибая живописно расположенные группы камней, и вдруг — Дэмура решил, что глаза его обманывают, — оборвалась перед уютной, в английском стиле провинциальной усадьбой. Странный слуга проводил гостя через веранду с плетеной мебелью и сумрачную гостиную; дом поражал большими размерами, квартира Дэмуры целиком могла бы поместиться в одной этой гостиной. Соединение английской и японской архитектур здесь выглядело явно удачнее, чем снаружи, у ворот. Японские раздвижные двери и бумажные перегородки — седзи — казались изящным экзотическим украшением интерьера. Дэмура мимоходом успел отметить эти детали. По мере того как они углублялись внутрь дома, мебели вроде бы становилось меньше, а комнаты делались светлее и ниже...

— Эта часть отстроена в традиционном стиле, — предупредительно сообщил слуга.

— Угу-м...

— Фасад дома двухэтажный, а обратная сторона ниже, всего в один этаж; оформитель использовал особенность рельефа. — Нельзя было понять, гордится он домом или же привычно исполняет роль гида.

— Готов поспорить, что при доме есть и тренировочный зал, — проговорил Дэмура, и, если прочая роскошь оставила его равнодушным, при этих словах в голосе его словно бы проскользнула зависть.

— Разумеется! Половину той части дома, что построена в национальных традициях, занимает тренировочный зал. Рядом находятся ванная комната и апартаменты господина.

Они поднялись по лестнице и вошли в комнату, которая по замыслу оформителя, должно быть, считалась библиотекой. Книжные полки до самого потолка, причудливая игра света, проникающего через овальные окна, огромные кожаные кресла, какие Дэмуре до сих пор доводилось видеть лишь в фильмах или же в телехронике совещаний глав государств. Здесь мужчины после обеда попивают коньяк... Но Дэмура уже не способен был все это разглядеть, ослепленный возникшим перед ним чудом: молодая, очень красивая блондинка была словно порождена игрою солнечных лучей. Волосы цвета меди. Или золота? Впрочем, неважно. Свободно ниспадающая на плечи золотистая грива. Мягкий овал лица, большие испуганные глаза, пухлые губы — по канонам красоты, пожалуй, не так уж она была и красива, эта женщина, а ведь глаз не оторвешь. Дэмура в мгновение ока охватил ее взглядом: стройная, но не худая, напротив, под свитером угадывалась округлость плеч, женственная полнота рук. Упругие, твердые груди задорно торчат, словно тщатся сбросить с себя стесняющую ткань. Дэмура невольно сглотнул слюну, почти уверенный, что эта женщина не носит бюстгальтера, — вещь, немыслимая для японки. Затем его оценивающий взгляд скользнул ниже. Длинные ноги, небольшой восхитительно округлый зад. Каким образом мужчине удается определить это даже в том случае, если женщина не поворачивается к нему спиной, остается загадкой.

Взгляд детектива с дивной фигуры вновь перешел на лицо: черты его не назовешь правильными, но глаз никогда не пресытится ими; эта женщина нравилась бы ему даже с некрасивыми ногами и плоской грудью. Затем Дэмура пересилил себя и повернулся к мужчинам, утонувшим в глубоких креслах. Один из них был молодой японец — высокий, плечистый, весьма недурной наружности. Он поднялся с кресла так, что невозможно было уловить начало движения, в его плавной повадке ощущалась сила хищного зверя. Дэмура, имея за плечами опыт более чем четырех десятилетий, по одному этому мимолетному движению сразу понял, что перед ним истинный мастер. Они поздоровались за руку. Рукопожатие мужчины было крепким, но отнюдь не похожим на железные тиски, какими силачи любят щегольнуть перед ничего не подозревающими жертвами. Сидевший в другом кресле Куяма снисходительно кивнул и, обращаясь к женщине, заговорил по-английски:

— Позвольте представить вам инспектора Дэмуру из окружного полицейского участка Синдзкжу. Коллеги начали расследование, прежде чем наш отдел взял на себя руководство.

Женщина приветливо улыбнулась и протянула руку. Глаза у нее были зеленые, улыбка искренняя, а рука теплая — такую приятно задержать в своей руке. Поймав себя на этой мысли, Дэмура поспешно отпустил руку. Куяма, выполняя долг вежливости, сообщил Дэмуре, что он имеет честь быть представленным хозяйке дома и господину Фукиде, давнему другу дома. Фукида, мягко опустившись в кресло, задумчиво разглядывал стоящего перед ними полицейского с седыми редеющими волосами.

— Неужели мастер Дэмура из клуба Сетокан?

— Да... это я.

Фукида вновь вскочил с места и церемонно раскланялся.

— Весьма рад встрече. — Он подвел Дэмуру к креслу и усадил. Настоящий мастер, умеет уважать старших.

— Линда, дорогая! — В английской речи Фукиды сквозило волнение. — Если существует человек, который сумеет поймать убийцу Джонни, то это господин Дэмура. Он один из лучших мастеров.

Дэмура считал, что давно утратил тщеславие. Но эта женщина одним лишь фактом своего существования совершенно перевернула всю его душу. И сейчас он, как ребенок, надеялся, что супруга Адзато одарит его взглядом искреннего уважения и восторга. Он был вынужден разочароваться. Линда не один год прожила с мужчиной, которого реклама провозгласила первейшим мастером в мире. Мужчина был молод, красив и полон сил, но, несмотря на все свое мастерство, оказался побежденным. Женщина смотрела на Фукиду с ласковой и печальной улыбкой, как терпеливая мать смотрит на подростка-сына, увлеченного очередной звездой поп-музыки. Проходя мимо Фукиды к бару, она легким естественным движением провела рукою по его волосам.

— Выпьете что-нибудь с нами?

— Виски с содовой и со льдом, — ответил Дэмура. Он знал, что его хорошее, американское произношение произведет должный эффект. Конечно, они не ожидают такой прыти от старого токийского сыщика. Но факт остается фактом: у него прирожденные способности к языкам, а охранники в лагере для военнопленных были родом из Техаса. Какое-то мгновение он заигрывал с мыслью скрыть свое знание английского и ответить по-японски: а вдруг они о чем-то проговорятся. Но затем решил, что это чистой воды ребячество, да к тому же и неэтично.

— Позвольте, госпожа Адзато, выразить вам соболезнование...

— Благодарю. Но вам, очевидно, следует знать, что мы с Джонни оформляли развод.

— Простите...

— Но, конечно же, мне жаль беднягу Джонни. Я прожила с ним удивительные четыре года! — Не будь в ее тоне искренней теплоты, эта фраза показалась бы обычным штампом.

— Не знаете, были ли у него враги?

— У кого из кинозвезд их нет?

Дэмура пожал плечами, давая понять, что он таких тонкостей не знает, поскольку до кинозвезд ему так же далеко, как до звезд обычных. Он увидел, что Куяма порывался что-то сказать, но вовремя осекся. По всей вероятности, молодой инспектор уже успел задать присутствующим необходимые привычные вопросы. Дэмуру все более раздражал этот самоуверенный тип. Куяма был высокий, смазливый; он, Дэмура, счел бы такую красоту слащавой, но женщины, к сожалению, придерживались иного мнения. Сейчас Куяма был одет в вельветовые брюки и свободный пиджак спортивного покроя с коричневыми кожаными нашивками на локтях. Дэмура мысленно оглядел себя со стороны и улыбнулся. Даже этот вполне приличный костюм, который на примерке сидел безукоризненно, сейчас выглядит на нем так, словно его основательно пожевала корова, а утюжку заменил проехавшийся по нему уличный каток. Зато Куяма в своем полубогемном одеянии выглядел так, что невольно возникала мысль: именно в таком виде и надлежит являться в дом к новоиспеченной вдове. Дэмура, как обычно, быстро принял решение: он продолжит расспросы, если хотя бы этим можно досадить Куяме.

— А вы что скажете по этому поводу? — обратился он к Фукиде.

— Желающего убить Джонни я бы еще мог найти. Но такого, кому это удалось бы, нет!

— Не преувеличивайте!

— Джонни действительно был выдающимся каратистом, такие рождаются раз в столетие. Полагаю, вы видели его фильмы?

— Нет.

Присутствующие посмотрели на него как на инопланетянина. Миллионы людей во всех странах мира смотрят фильмы Джонни Адзато. Он давно перестал быть просто актером или каратистом. Он превратился в самостоятельную отрасль развлекательной индустрии. Фукида первым пришел в себя.

— Понятно. Вы намеренно пренебрегаете такими зрелищами, как соревнования по каратэ или фильмы на эту тему.

— Вовсе нет!

— Ясно, ясно. Просто считаете, что это несовместимо с должным уважением к искусству каратэ. — И видя, что Дэмура хочет его прервать, продолжил. — Прошу вас, не станем сейчас спорить по этому поводу. Тем более что у вас есть возможность восполнить пробел и посмотреть хотя бы один такой фильм. Нужно видеть, как владел Джонни искусством каратэ, если вы хотите поймать его убийцу.

— Что же, если есть такая возможность...

— Разумеется! — вмешалась Линда. — Все фильмы Джонни есть у нас на видеокассетах. Фуки, проводи господина Дэмуру и покажи ему какой-нибудь из них. Тебе ведь ничего другого не надо, только дай лишний раз насладиться этими драками и побоищами.

Фукида вроде бы заколебался, но женщина по-приятельски подтолкнула их к двери.

— А я тем временем отвечу на вопросы инспектора из центрального отдела.

Не успели мужчины опомниться, как дверь захлопнулась. Они переглянулись с сообщнической ухмылкой: ни тот, ни другой по доброй воле не оставил бы белокурую красотку наедине с этим пижоном.

Черт побери, ну что за невезенье! Куяма едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Он думал, что сумеет допросить обоих каскадеров еще в больнице, и ему рисовалась весьма соблазнительная картина. Два главных свидетеля — они же подозреваемые — лежат на койках с марлевыми тюрбанами на головах орутанные всевозможными проводами и резиновыми трубочками; когда они успеют рассказать ему все самое существенное, в палату заглянет врач или миловидная сестра и напомнит, что больные устали и господину инспектору пора удалиться. Самое заманчивое во всем этом, что за один раз можно было бы опросить обоих свидетелей. И что из этого вышло? Врач в больнице — сущий шарлатан — бегло осмотрел пострадавших каскадеров и отпустил на все четыре стороны, а он, Куяма, теперь изволь бегать за ними, опасаясь, как бы они вообще не исчезли. Если он не возьмет у этой парочки показания, ему ох как достанется от Шефа. Он сбежал по лестнице и устремился к припаркованной у больничного подъезда "тойоте", на ходу вытаскивая из кармана блокнот, где были записаны адреса каскадеров. Поневоле пожалеешь, что приятная беседа с супругой Адзато так затянулась, тем более что эта женщина не вызывала в нем восторга. Старый дурень Дэмура, конечно, обмер при виде ее стройной фигуры и белокурой гривы. Но для Куямы такой тип женщины не в новинку, в Америке он насмотрелся на этих красоток, их там двенадцать на дюжину. Теперь его гораздо больше привлекали японские девушки — миниатюрные, хрупкие, казалось, беззащитные создания. Лягушачий рот госпожи Адзато был ему попросту отвратителен. Но будь даже американка страшна как дьявол, он все равно приударил бы за ней, подметив огонек вожделения в глазах Дэмуры. Зато теперь приходится расплачиваться.

Куяма попросил шофера поторопиться. Включив сирену, они "мчались" километров под тридцать, обгоняя плотные ряды машин, плетущихся еле-еле. Чтобы не терять времени даром, Куяма извлек из "дипломата" блокнот в твердой обложке и попытался сделать наброски отчета. Кто бы ни был убийцей Адзато, он замышлял не только физически уничтожить кумира публики. Адзато хотели уничтожить даже посмертно, выставить на посмешище, развеять миф о его непобедимости. Кто мог хотеть этого? Скорее всего человек, которого Адзато одолел в поединке, разорил в ходе своей предпринимательской деятельности или выставил в смешном свете. Не исключено, что история с таким печальным финалом началась давно, и каждый очередной фильм Адзато лишь подливал масла в огонь. Вся заумь, какой Куяма набрался во время университетских занятий, сейчас лезла ему в голову. Длительная фрустрация привела к неукротимому мономаниакальному стремлению действовать, и вот мститель подыскивает вместо себя исполнителя, который перед кинокамерами лишает Адзато нимба непобедимого. Куяма чувствовал, что он на верном пути. К черту всех этих экспертов по искусству борьбы, кому нужен анализ приемов и трюков! Почти наверняка это было наемное убийство, и ему, Куяме, нужно найти не исполнителя, а организатора. Возможно, им окажется владелец какой-нибудь мелкой кинокомпании, заживо проглоченной непомерно разросшейся империей Адзато. Или честолюбивый киноактер, карьеру которого загубил Адзато. Или кто-то из приятелей Линды, поколоченный ревнивым мужем. Куяма принял решение. Заранее известный рассказ каскадеров о том, как они в ожидании своего выхода околачивались на задворках, когда сзади их стукнули по голове, пусть выслушает кто-нибудь другой и представит ему протокол. А он, Куяма, лучше вновь побеседует с человеком, который проявил готовность помочь и к тому же прекрасно осведомлен обо всех делах Адзато. Ямамото, по всей видимости, сможет ответить хоть на какой-то из этих вопросов. Куяма дал шоферу адрес оператора, а сам снял телефонную трубку. Эноеда будет только рад, получив дополнительное задание.

Эноеда выехал в Синдзюку на своей машине. Толпа зевак уже рассеялась, и теперь улочка выглядела пустынной и тихой. Лишь один автомобиль с надписью "Пресса" стоял у перекрестка; очевидно, репортеры за неимением лучшего отправились выспрашивать окрестных жителей. Эноеда отыскал куст, под которым были обнаружены злополучные каскадеры, затем аккуратно поддернул штанины, опустился на колени и принялся тщательно обследовать каждый клочок земли. Он прекрасно понимал, что занятие это практически бесполезное. С какой стати здесь быть ключу? Для того чтобы защелкнуть наручники, ключа не требуется, это любому кретину ясно. Приподнятое настроение, охватившее его в тот момент, когда Куяма диктовал ему перечень заданий, испарилось. Тогда он испытывал волнение и радость, как на бейсбольном матче, где выигрывает твоя команда. Да, вот он, хваленый центральный отдел! Эноеда презрительно махнул рукой — разумеется, лишь мысленно, поскольку руки его старательно прощупывали каждый пучок травы. Если этот треклятый ключ все же валяется здесь, он его найдет.

Ключа он не нашел, зато сам был обнаружен неким пожилым толстяком, флегматичным, однако же весьма уверенным в себе.

— Эй, уважаемый, что это вы здесь делаете?

— Ищу кое-что.

— Я и сам догадался, что не молитесь. Вы полицейский? — И он дотошнейшим образом изучил служебное удостоверение Эноеды. Инспектор только диву давался. С таким наглым репортером его еще не сводила судьба.

— Вы от какой газеты?

— От газеты? С чего вы взяли? Я из съемочной группы. Мальчик для битья, на котором все отыгрываются. Продюсер — так называется моя должность.

— Полагаю, вас уже опросили?

— С какой это стати? Да меня и не было здесь, когда произошел несчастный случай.

В Эноеде пробудился охотничий инстинкт.

— Насколько мне известно, продюсером этого фильма был сам Адзато, — сказал он.

— Тогда вам известно больше, чем мне! Адзато финансировал съемки, и в этом смысле его, конечно, можно назвать продюсером. Но средствами распоряжался я, в мои обязанности входило следить за тем, чтобы каждому актеру, осветителю, бутафору был выдан гонорар, чтобы было уплачено по счетам за электричество. Уж не воображаете ли вы, будто Джонни сам обегал владельцев окрестных домов, добиваясь их согласия на то светопреставление, какое мы тут учинили?

Куяма, пожалуй, отпустил бы комплимент: ах, мол, сколько разных забот-хлопот, какая ответственность, и все на одного человека! Но Эноеда был вылеплен из другого теста. Он поднялся с земли, отряхнул брюки и сухо поинтересовался, где им можно побеседовать.

— А сейчас мы что, по-вашему, не беседуем? — проворчал толстяк, но тем не менее повел инспектора на автомобильную стоянку к освещенному трейлеру, похожему на передвижную гримерную Адзато, только поменьше и обставленную не с такой роскошью. Металлические упоры возле колес были спущены на землю — как видно, этот вагончик проектировали с учетом возможной длительной стоянки. Внутри размещался небольшой и скромный, однако оборудованный по всем правилам офис: письменный стол, сейф, несколько табуреток, развешанные по стенам загадочные таблицы — судя по всему, графики работы съемочной группы.

Эноеда примостился на табуретке, вытащил блокнот и без околичностей приступил к допросу.

— Имя?

— Таякама Сигэки. Токио, Маруноути, 52 года, 112 килограммов.

— Что вы сейчас здесь делали?

— Что делал? — Толстяк мгновенно сбился с тона подчеркнуто лаконичных, бесстрастных ответов. — Разведывал обстановку: не оцеплена ли территория, сможем ли мы завтра продолжить съемки. А что еще, по-вашему, я должен был здесь делать?

Эноеда смотрел на него как на одержимого.

— О каких съемках вы говорите? Кого вы собираетесь снимать, когда лишились исполнителя главной роли, продюсера, режиссера и сценариста в одном лице!

— Ну и что с того? Вы хоть представляете, сколько денег бывает угрохано на каждый такой фильм? Несколько миллионов иен, даже в слабую, паршивенькую ленту. И вся эта пропасть деньжищ пойдет прахом, если мы свернем дело. Зато если нам удастся завершить этот фильм — последний фильм Джонни Адзато! — затраты окупятся с лихвою.

— И кого же вы собираетесь снимать?

— Подберем какого-нибудь ловкого парнишку, отдаленно похожего на Джонни. Или же включим в сценарий смерть главного героя, и кто-нибудь из друзей будет мстить убийце.

— А каков сюжет по сценарию?

— С Луны вы свалились? Готовый сценарий — ишь чего захотели! Не было у этого фильма никакого заранее написанного сценария. По-моему, к моменту своей смерти Джонни и сам понятия не имел, какая будет концовка.

— Почему вы так думаете?

— Видите ли... все началось с того, что однажды он заявился с идеей сделать фильм по собственному сценарию. Я спросил, где сценарий, но он меня заверил, не стоит, мол, волноваться, со сценарием задержки не будет. И через неделю действительно принес вполне приемлемый текст. Конечно, там было что подправить, но в основном сценарий получился сносный. Правда, это было всего лишь начало.

— А потом?

— Потом недели через две оказалось, что существует продолжение. Джонни принес еще одну главу с несколькими довольно удачными поворотами сюжета.

— Как вы считаете, он сам сочинял или ему кто-то помогал?

— Если и был какой-то подсказчик, то ему удалось остаться неизвестным. Для Джонни это вопрос престижа: он, мол, не хуже других, уж с такой-то ерундой, как сценарий, справится. Можете мне поверить,, я пытался раскопать, кого он мог привлечь в соавторы, и хотя всех профессионалов знаю как свои пять пальцев, так и не дознался.

Добродушная, похожая на морду бегемота физиономия Таякамы покрылась испариной. При проектировке трейлера решили сэкономить на кондиционере, и в этих четырех стенах словно сконцентрировалась вся духота влажного жаркого дня. Пора было приступать к более существенным вопросам.

— Кто знал о том, где именно будут проходить съемки?

— Вся съемочная группа. Ну и еще полгорода — все, кого это могло интересовать: киношники, репортеры, окрестные жители. Это не было тайной.

— Та-ак. А кому было известно в точности, где надлежит ждать каскадерам и откуда они должны будут напасть на Адзато?

— Поди теперь разберись... — в голосе Таякамы впервые прозвучала неуверенность. — Знал об этом оператор Ямамото и его ассистенты, знали сами каскадеры. Скажем, вчера в эту пору дня знали только эти люди. А сегодня, за полчаса до начала съемки, знал каждый, кого это могло интересовать.

Эноеда хорошо изучил эту породу людей и умел должным образом обращаться с ними. Он захлопнул блокнот, встал и смерил Таякаму суровым взглядом.

— Вынужден напомнить вам, что ваш долг помогать следствию. Требую прямо ответить на мой вопрос: по вашему мнению, убийцы были из съемочной группы или это могли быть люди чужие, со стороны?

— Могли быть и чужие.

— Ладно, идем дальше. Как посторонние могли узнать, когда и где им находиться и как быть одетыми?

— Скажем, они могли следить за каскадерами.

— Допустим. Ну а вам не бросилось в глаза, что вблизи съемочной площадки околачиваются двое неизвестных?

— Мне лично не бросилось. В такие минуты вздохнуть некогда, не то чтобы следить, кто вокруг околачивается. Советую опросить остальных из нашей группы, но не думаю, чтобы они заметили что-либо подозрительное. Вы хоть представляете себе, какие толпы зевак собираются во время каждой съемки? Но если убийцы хотели получить свободный доступ на съемочную площадку, им достаточно было попросту наняться статистами.

— Ведь вы сказали, что скорее всего это люди чужие, со стороны.

— А статисты и есть чужие, они не входят в съемочную группу. Скажем, какая-нибудь домохозяйка из соседнего дома приходит поглазеть на съемки, и мы ее приглашаем принять участие в массовке или каком-либо незначительном эпизоде. К примеру, она выходит из автобуса и помогает молодой мамаше спустить коляску с ребенком. Никакого особого искусства тут не требуется, в кадр эта сцена войдет лишь задним планом. Но участница получит за это несколько тысяч иен, и никаких документов мы не спрашиваем. Так что если эти двое нанялись статистами, они имели возможность сшиваться тут круглыми сутками, не вызывая ни малейших подозрений.

— Но хоть кто-нибудь должен же был запомнить их в лицо!

— Господин инспектор, вы имеете дело с артистическими натурами! Статист для них — пустое место, конечно, если это не девица со смазливой мордашкой и покладистым характером.

— Но если убийцы проникли сюда под видом статистов, — торжествующе воскликнул Эноеда, — они должны попасть в кадр, как вы выразились, задним планом, заснятые в тот момент, когда высаживаются из машины или покупают в киоске газету!

Таякама с неудовольствием покосился на него.

— Что же... такой вариант не исключен.

Видеосалон в доме Адзато был оборудован превосходно: удобные кресла, бар, книжные полки, где вместо книг выстроились рядами видеокассеты. Телевизор отсутствовал, зато экран во всю стену был чуть меньше, чем в обычном кинозале, а дорогостоящая аппаратура отвечала новейшим требованиям. Фукида предложил посмотреть первый фильм Адзато, принесший ему мировую известность. Сюжет фильма был довольно тривиален. Джонни влюбляется в девушку и решает на ней жениться. Они развлекаются в компании, но Джонни — он играет полицейского — должен заступать на службу, поэтому просит приятеля проводить его невесту домой. По дороге на них, как водится, нападают бандиты, и приятеля, который готов защитить девушку даже ценою жизни, убивают ножом. Девицу насилуют, но тем временем окрестные жители, привлеченные шумом драки, вызывают полицию. На место происшествия, разумеется, прибывает Джонни. Бандиты разбегаются, но Джонни успевает опознать в одном из них личного шофера одного из местных гангстеров. Однако напрасно герой обивает пороги начальства: Джонни высмеивают, пытаясь охладить его пыл, а затем прибегают к угрозам. Наконец он решает самолично свершить суд над бандитами и однажды вечером врывается в ресторанчик, где гангстер развлекается в компании своих дружков и телохранителей. Завязывается грандиозная драка, в которой наш герой убивает всех злодеев. Сам Джонни тоже получает смертельную рану, и утешением ему может служить лишь финальная сцена, когда в разгромленном ресторанчике появляется шеф полиции и заверяет героя, что его не накажут по службе, а, напротив, представят к награде и похоронят за казенный счет.

Сцены драк были разыграны так искусно, что у зрителя дух захватывало. Профессионалы сходились во мнении, что детективный жанр в кино достиг качественно нового уровня, удачно соединив жестокую правду жизни с эффектной зрелищностью приключенческих фильмов с использованием приемов каратэ и кун-фу. Фукида знал наизусть каждый кадр и все же всякий раз, когда смотрел "Последнюю схватку", не мог побороть волнения. На экране мелькнула надпись "Конец фильма", но он лишь минуту спустя включил свет.

— Господи, этому фильму уже десять лет, но он так и остался непревзойденным!

— Я верно разглядел: ведь это вы играли роль того усатого бандита, с которым у Адзато был долгий поединок в финале фильма?

— Да, я.

— Гм... — Теперь-то Дэмура окончательно убедился, что первое впечатление было верным и Фукида действи- тельно мастер, каких поискать. Его движения на экране отличались быстротой, точностью и изяществом, как у барса. С тех пор он несколько отяжелел и раздался вширь, но его стремительность, сила удара, его опыт с годами, должно быть, еще возросли. — Растолкуйте, пожалуйста, как создаются на экране подобные драки.

— Да тут, в сущности, и растолковывать-то нечего! Главное, не жалеть времени и сил на предварительные репетиции. К примеру, над этой грандиозной потасовкой в конце фильма мы трудились почти два месяца. Видите ли, в этом жанре особенно много халтуры. В ту пору мы были молоды, только начинали свою карьеру и знали, что этот фильм дает нам великолепные шансы. Если он получится, то мы выбиваемся в первые ряды. Но в случае неудачи так и останемся на десятых ролях в фильмах низкого сорта, где отсутствие актерской ловкости и умения компенсируется кинотрюками. Мы продумали и обсудили эту сцену по секундам, чтобы каждое движение выглядело естественным и необходимым. Джонни страшно раздражало, когда на экране было видно, как нападающий выжидает, пока партнер подготовится к защите. Чтобы избежать этого, мы составили подробнейшую хореографию всей сцены, разметив, кто, когда и откуда появляется в кадре. Затем детально разработали для каждого участника систему элементов, которыми тот будет пользоваться. Эффектные приемы старались сочетать с логически ясным и практичным решением. Затем всю эту схему показали оператору.

— Ямамото или кому-то другому?

— Ямамото. Он тоже сделал себе карьеру на этом фильме. В ту пору господин оператор еще не гнушался приключенческими фильмами и способен был ночи напролет скакать вокруг нас со своей камерой, чтобы схватить удачный ракурс.

— А затем?

— Затем отсняли всю сцену целиком. Такого еще не было на экране! Представьте себе: потасовка на четверть часа с десятком участников, когда пускают в ход руки, ноги и оружие! И все это крупным планом, словно на театральной сцене. Одному из парней перебили нос, мне Джонни в азарте выбил два зуба, но он и сам после съемки был в таком виде, что врачи сочли необходимым уложить его на пару дней в больницу.

— Игра стоила свеч?

— Вы же видели своими глазами! Мы создали такой приключенческий фильм, какого еще не было. Нам очень хотелось выбиться в люди, и мы достигли своей цели: благодаря этому фильму все мы сделали карьеру. Джонни прочно вошел в число'мировых звезд, стал кумиром зрителей. Ямамото зарабатывает столько, что, как ни старается, не в состоянии потратить на свои увлечения и десятой доли всех доходов. Одно время он снимал все приключенческие фильмы подряд, но теперь выбирает. Снимает душещипательные сцены для слабых художественных фильмов или экспериментирует со всякими новинками киноаппаратуры. Если его приглашают для какого-нибудь коммерческого фильма, он заламывает целое состояние и, как правило, получает его.

— Ну а вы?

— А я сделался другом великого Джонни Адзато, — . Фукида горько усмехнулся. — Прославился я именно в таком качестве. Когда меня представили так впервые на одном приеме в Америке, меня это лишь позабавило. Затем стало раздражать, ну а после я привык...

— И на какие средства вы живете?

— На те же, что и прежде. Дерусь в приключенческих фильмах, натаскиваю каскадеров или артистов, а кроме того, держу небольшой спортивный зал. Он пользуется популярностью, поскольку тренером там — друг самого Адзато.

— В других фильмах Адзато вы тоже участвовали?

— Да. Джонни был чрезвычайно разборчив и не доверял никому, считал, что может положиться только на самого себя, ну и на меня.

Дэмура чувствовал, что следующий его вопрос бестактен, и ему было заранее неловко. Однако избежать этого вопроса было нельзя.

— Почему же вы выпали из этого фильма?

— Не знаю. Возможно, Джонни захотел самоутвердиться, доказать, что он способен обойтись собственными силами...

— А как другие режиссеры снимают подобные сцены?

— По частям. Чем слабее состав участников, тем больше частей. Вы видите, как герой высоко подпрыгивает, затем следует монтажная вырезка и на экране показано его лицо, снова вырезка, камера показывает, как нога героя попадает в цель, — и можете дать голову на отсечение, что это всего лишь трюк. Актер при этом подвешен на лонже.

— Меня интересует вот какой вопрос: когда Адзато мог сообразить, что сцена развивается не по плану?

— С самого начала.

Фукида молча вежливо ждал очередного вопроса, и Дэмуре был понятен смысл его молчания. Вполне естественно, что мастер такого уровня, как Адзато, с самого начала понимая, что столкнулся с чужаками, не выказывает этого.

— Я был бы рад, если бы вы завтра посмотрели вместе со мной ту ленту...

— Даже не знаю, что вам сказать. Конечно, было бы интересно, но ведь Джонни был моим другом, пожалуй, самым близким другом, и я не хочу смотреть, как его убивают. Я заранее страшусь этой сцены.

Дэмура понимающе кивнул, а между тем он знал, что ему совершенно необходима помощь Фукиды. Только что увиденный фильм убедил его в правоте Фукиды. Дэмура не любил акробатические прыжки, какие проделывал Ад-зато, но он вынужден был признать, что актер справляется со своей задачей великолепно. И убил его не просто какой-то недруг из мести или конкурент, решивший свести с Адзатс^счеты. И не каратист среднего уровня. Все эти люди могли убить Адзато лишь чужими руками. Любой, над кем Адзато хоть однажды одержал верх в бизнесе, в рукопашной схватке, в спорте, в кино, мог нанять человека, чтобы тот публично, перед камерами, унизил Джонни, сразил его. Человек, располагающий достаточными средствами и должным терпением, чтобы подыскать подходящего кандидата на роль убийцы, может оказаться кем угодно: деловым партнером, обманутым мужем, соперником в киноискусстве или просто безумцем, которого раздражала слава Адзато. Но тот, кто перед камерами вступил с ним в борьбу не на жизнь, а на смерть, — недюжинная личность, таких нечасто встретишь. Необходимо отыскать этого человека! А завтра после просмотра ленты он, Дэмура, будет знать, среди мастеров какой именно школы следует его искать. И в этом Фукида мог бы очень помочь, если, конечно, не он — тот самый мастер!

— Кто из вас был лучшим бойцом?

Фукида метнул в его сторону насмешливый взгляд.

— По-моему, я. Но уточнять это на практике — в поединке с Джонни — я бы не стал.

— Что будете пить? Да полно вам, не заставляйте себя' упрашивать, располагайтесь поудобнее, а я угощу вас чем-нибудь повкуснее. Вас, наверное, запугали рассказами о моих извращенных наклонностях, — презрительной гримасой Ямамото дал понять, до какой степени его не интересуют сплетни. — Но вы не бойтесь. Я никогда в жизни не приставал к коллегам или к знакомым и не собираюсь этого делать.

Неприятно задетый, Куяма промолчал. Каким бы свободомыслящим он ни считал себя — в особенности после годичной стажировки в Штатах, — все же в нем сказывалась старомодная родительская закваска.

— А ведь если вдуматься, друг мой, то гомосексуализм в нашей стране имеет глубокие традиции. В период правления Токугавы это было обычным явлением и не подвергалось гонениям, теперь такое встретишь не во всех цивилизованных странах. Впрочем, оставим эту тему, а то вы еще чего доброго подумаете, будто я подбиваю вас...

Куяма послушно взял рюмку и отхлебнул глоток коньяка. Вздумай он отказаться, Ямамото решит, будто из-за этого... Молодой человек поперхнулся — напиток оказался гораздо крепче, чем он ожидал; прокашлявшись, он решил приступить к делу.

— Господин Ямамото, вы ведь хорошо знали Адзато?

— Лучше, чем собственная жена. Не поймите превратно, но Джонни даже первый свой фильм делал со мной. Безвестный, но жаждавший выбиться в люди, он не желал упустить свой шанс. А я почувствовал, что в этом пареньке таятся немалые возможности.

— Что вы подразумеваете под шансом?

— Фирма Хориго в ту пору работала с Хасакавой. Видели бы вы этого Хасакаву! Силища, как у быка, грудь — что бочка и мускулы на руках — не в обхват. Поначалу дела у него шли хорошо, но затем гонконгские силачи вытеснили его с рынка, а вместе с ним и Хориго. Джонни каким-то образом прознал, что Хориго подыскивает новую звезду. Он в буквальном смысле слова пробился к президенту и бог весть как уговорил дать ему попробовать. Терять им обоим было нечего. Хориго дал Джонни сценарий, предложив дополнить его эффектными сценами стычек. Джонни в ту пору подвизался при другой кинокомпании каскадером и актером на эпизодических ролях и знал, что если фильм не получится, совсем без куска хлеба он не останется. Он привел с собой своего друга Фукиду, и они на пару взялись за работу, да как! Я с тех самых пор не видел ничего похожего. Своим азартом они и меня увлекли, хотелось помочь этим симпатичным ребятам. Однако, не скрою, я тоже вдруг почувствовал, что это и мой шанс в жизни. Эти двое добьются своего! А тогда и я смогу забросить рекламные короткометражки и стану настоящим кинооператором. Оценив наш энтузиазм, загорелся работой и режиссер.

— Как надо понимать ваши слова, что Адзато пробился к президенту?

— Его не допускали к Хориго, а когда он повел себя чересчур настойчиво, секретарь президента решил его выставить. Ну а Джонни сразил его одним ударом.

— И президент стерпел это?

— — Секретарь был в то же время и телохранителем президента, в прошлом чемпион по борьбе, этакий всесокрушающий бегемот. На президента произвело неизгладимое впечатление, что Джонни справился с ним одной левой.

— И что же, со многими Адзато справлялся так... одной левой?

— Вы хотите спросить, любил ли он драться? Нет, что вы! Малый он был добрый, тихий и довольно смирный. За последнее время у него, пожалуй, обнаружилась некоторая склонность отождествлять себя со своими героями и претендовать на титул вершителя справедливости. Но это вполне безобидное стремление. Ведь он никогда не играл ролей подлецов и злодеев.

— Кому была на руку смерть Адзато? — Куяма догадывался, что получит уклончивый ответ, и когда Ямамото, прежде чем заговорить, поднес рюмку к губам и не спеша сделал глоток, инспектор лишь утвердился в своем подозрении.

— Половине жителей страны. В том числе и мне. Как вам кажется, долго ли он еще мог продержаться в своем амплуа? Самое большее лет пять. А теперь культ Адзато возродится вновь и сохранится навечно. Близкий друг и постоянный оператор — то есть я — напишет о нем книгу воспоминаний, а каждый, кому Джонни хоть раз отпустил затрещину, может рассчитывать на безбедную жизнь в качестве тренера, поскольку в свое время "был партнером самого Адзато". Вы даже не представляете, какой бум начнется, если удастся затушевать ту подробность, что непобедимый герой попросту потерпел поражение. Жена его и прежде не ходила в бедных, ну а теперь и вовсе станет миллиардершей. Если бы Джонни остался в живых, через два месяца они бы развелись, и миссис не получила бы ни гроша.

— Почему?

— Потому что она собирается выйти замуж за некоего американского продюсера. Теперь он в придачу к красавице жене огребет еще и целое состояние.

— Продолжайте, пожалуйста!

— Повезло, можно сказать, десятку актеров, которые мнят себя не менее одаренными, чем Джонни, только невезучими. "Адзато легко было пробиться, поскольку индустрии зрелищ как раз в ту пору требовалась новая кинозвезда!"

— И что же, они не правы?

— Конечно, нет. Адзато создал жанр и создал определенное амплуа, которое теперь, после его смерти, нетрудно присвоить себе. Готов поспорить, что добрый десяток подражательных фильмов будет состряпан без промедления, если удастся найти парня, хоть отдаленно похожего на Джонни... Ну а если этих мотивов -вам недостаточно, подброшу еще один. От смерти Адзато выиграет и та небольшая кинокомпания, на которую он в последнее время зарился. Ведь он уже успел проглотить четыре небольшие фирмы. Знаете такой тип киностудий? Нет? Не беда. У них дешевое оборудование, каждый из сотрудников владеет всеми кинопрофессиями, и время от времени, набрав денег в кредит, они делают фильм. Мне не нравилось, что Адзато охотился на них. Такие мелкие фирмы являются прекрасной школой киноискусства.

— И на кого же он охотился теперь?

— Понятия не имею. Но могу разузнать. — Ямамото разлил коньяк и, к ужасу Куямы, не обошел и его. Они выпили за успешное расследование; Куяму прошибла слеза, и он начисто забыл о том, что напоследок собирался расспросить оператора о Фукиде. В мозгу свербила одна-единственная мысль: отчего это человек с такими женственными наклонностями не питает пристрастия к каким-либо напиткам помягче и послабее?

Куяма вернулся домой вечером. Мать подала ему ужин и, пока сын ел, не-проронив ни слова, смотрела, как убывает еда в тарелке. Маленького роста, улыбчивая, чуть более пухлая, чем принято у японок. И, пожалуй, более образованная — читает по-английски, по-французски. Возможно, она даже умнее своего мужа — человека с положением, но это никому и в голову не придет. Пока мужчины заняты едой, она молча сидит рядом, опустившись на колени, готовая в любой момент вскочить, чтобы принести еще риса, подлить пива или сакэ, подвинуть поближе соевый соус или приправы. Если мужчины расположены к разговору, она поддержит беседу и промолчит, если мужчина, как сейчас ее сын, погружен в свои мысли. Вот такая картина семейной жизни должна предстать перед гостем.

Лишь когда Куяма запил чаем последний кусок, мать встревоженно улыбнулась ему.

— Отец ждет тебя.

Она могла бы и не говорить этого: конечно же, отец ждет его, поскольку прекрасно знает, какое расследование ему поручено. А может, старик-то и замолвил за него словечко перед Шефом. Ничего не попишешь, придется ^давать отчет. Мать осталась за дверьми кабинета, поскольку, по семейным традициям, женщинам не положено присутствовать при обсуждении служебных дел. Вести семью и домашнее хозяйство — обязанность женщины; ^работа, добывание денег, забота о престиже — дело сугубо мужское. Куяме вдруг вспомнился вечер в американ— ском университете, когда студентам прочли лекцию о [японском образе жизни. "Главная сила современной Япо-|"ии заключается в том, что каждый знает свое место",— заявил лектор. Бог ты мой, какая разразилась дискуссия! Одни завидовали японцам, так как американцам именно этого и недостает: они потеряли уверенность в себе и не находят своего места в жизни и в обществе. Другие, напротив, порицали его соотечественников, а японскую иерархическую систему и вовсе заклеймили как профашистскую. Девушки же, узнав о роли, отведенной в стране женщинам, резко, чуть ли не злобно напали на Японию. Они с таким жаром отстаивали свою правоту, словно опасались, что и у них того гляди введут восточные обычаи. "Ни за какие блага не вышла бы замуж за японца!" — подытожила одна из девиц их общее мнение. "Где ты найдешь такого дурака-японца, который бы на тебе женился!" — мысленно ответил ей Куяма.

Закрывая за собою дверь отцовского кабинета, он улыбнулся. Если бы знали американцы, что это всего лишь видимость! Когда он отправится на покой и родители останутся одни, отец все расскажет матери и они шепотом долго будут обсуждать его, Куямы, шансы на успех. Точно так же они на равных обсуждают денежные вопросы и служебные дела отца. Куяма лишь в Америке окончательно понял, что у них дома глава семьи — мать, якобы бесправная, безгласная японская женщина. Жизнь — это театр, где матери тоже приходится играть свою роль.

Вернувшись к себе, Куяма удобно расположился на циновке, налил пива и углубился в записи по делу Адзато.

Дэмура отправился домой на такси. В эти вечерние часы в автомобиле можно было добраться быстрей, чем на метро, а Дэмура спешил. Он нервничал, поскольку никогда не приходил домой так поздно, и знал, что жена ждет его к ужину. Надо было бы позвонить ей из дома Адзато. Дэмура мог быть уверен, что жена не скажет ему ни слова упрека, лишь взглянет печально и с укором. У него сжалось сердце, когда он открыл дверь в свою квартиру.

Эноеду ужин ждал на столе. За едой он вновь просмотрел свои заметки; завтра их надо будет перепечатать в нескольких экземплярах. Должно же быть документальное подтверждение его работы по заданию центрального отдела расследований. Он сложил в мойку грязную посуду, бережно спрятал в портфель бумаги с записями и лег спать. Жена не промолвила ни слова, и все же Эноеда знал, что она не спит.

Двое в масках внезапно появились из-за ограды. Один из них преградил Адзато дорогу, другой, держась на безопасном расстоянии, зашел с тыла. Адзато взметнулся в прыжке и тотчас же упал как подкошенный. Лишь двое из сидящих в небольшом просмотровом зале успели выхватить из серии молниеносных приемов резкий, как взмах меча, удар ребром ладони. Кадр сменялся кадром, и они видели, как у Адзато вздрагивают мускулы лица, видели его напряженный, внимательный взгляд; теперь оба специалиста были убеждены: актер уже понял, что это не игра, а смертельный поединок. "Боже правый, что ему стоило закричать или убежать, уклониться от схватки!" — думал Куяма, чувствуя, как его подташнивает от волнения. На пленке было запечатлено подлинное убийство реального человека, и молодой инспектор полиции лишь в эту минуту осознал, что от него требуется не отыскать неизвестное лицо в абстрактной схеме, а поймать вдохновителей этого конкретного злодеяния.

Дэмура с грустью наблюдал за событиями на экране. Он видел страх в глазах Адзато, видел его усилие овладеть собой, побороть свой страх, что, очевидно, не раз удавалось актеру. Опытному глазу было видно, что сейчас Адзато не думает о красивых, эффектных приемах, а прикидывает расстояние до неизвестных, старается выбрать нужный темп и ждет мгновения, когда можно будет с криком броситься на противника и раздавить, уничтожить его. Это было лицо истинного каратиста, и знаменитый Джонни Адзато в этот момент снискал искреннюю симпатию Дэмуры. Старый сыщик занимался каратэ с 1934 года, то есть с десятилетнего возраста. Тогда каратэ единодушно считалось высоким искусством ведения боя, таковым оно осталось для Дэмуры и поныне. Он не ходил на соревнования по каратэ, не интересовался фильмами на эту тему, но и не вступал в споры, отстаивая свои взгляды. Давным-давно прошли те времена, когда он с пылкостью миссионера объяснял всем и каждому, что каратэ не имеет ничего общего с тем, во что его превратили мода, бизнес и европеизация жизни. Теперь Дэмура довольствуется собственными тренировками и редкой возможностью передать другим ту совокупность знаний, которую он считает истинным искусством каратэ. Он из тех мастеров, кто остался вне федераций, во множестве расплодившихся с конца шестидесятых годов. Если возникала нужда в партнере, его с радостью принимали в любом додзе*. Большинство его давних друзей занимались преподаванием каратэ. Одно время, пока был жив старый мастер Эгами, Дэмура посещал додзе Сетокан, где исповедовали те же принципы, что и сам Дэмура: приемы каратэ сопряжены со смертельной опасностью и потому оно не может быть видом спорта. Соревнования только Тренировочный зал для каратэ, дзюдо, фехтования, борьбы.

убивают в учениках почтение к искусству, ведь человек накапливает знания вовсе не для того, чтобы демонстрировать их перед другими. Затем, когда в клубе Сетокан занялись модернизацией технических приемов и системы тренировки, Дэмура перестал туда ходить.

Впрочем, партнер ему требовался редко. За полстолетия ему довелось столкнуться с таким количеством противников, что его трудно было удивить чем-либо новым. В течение долгих лет у него выработалась привычка видеть перед собой живого человека, даже если он упражнялся в одиночку. Обязательные упражнения — ката — он воспринимал как истинную борьбу. Нанося удары макиваре — врытой в землю доске, он ставил себе задачу перерубить, сломать ее. Предаваясь медитации, он был способен совершенно отключиться от сумятицы внешнего мира. Каратэ было для него образом жизни, а ежедневные тренировки — частью личной гигиены, и если у него почему-либо не было возможности поупражняться, возникало ощущение, будто он утром не умывался.

А в наши дни любое размахивание кулаками норовят выдать за каратэ! Сколько раз Дэмуре казалось, что он способен утопить в луже воды всех, кто стремится превратить каратэ в бизнес: самозваных мастеров, чиновников от спорта, участников соревнований, заделавшихся профессиональными драчунами, и того же Адзато, чьими рекламными плакатами был наводнен весь город. Но сейчас, когда он видел, как Адзато, собравшись" с духом, вступил в свою последнюю схватку, у него сжалось сердце. Возможно, он, Дэмура, заблуждался?

Затем Адзато и нападающий в маске бросились друг на друга. В просмотровом зале царила мертвая тишина, мужчины внимательно следили за развертывающейся на экране трагедией, и, хотя фильм не был озвучен, при виде перекошенных в крике ртов всем казалось, будто они слышат боевой клич сражающихся. Адзато и его противник сшиблись в прыжке, затем отскочили друг от друга. Один из них победил, но держался по-прежнему настороженно, готовый в любой миг продолжить борьбу, другой рухнул на землю, но даже в этой позе еще несколько мгновений держал противника в напряжении. Включили свет, и Ямамото закашлялся. Кошмар какой-то! И ему придется еще три раза смотреть это от начала до конца: те же кадры, снятые сверху, с противоположной стороны улицы и крупным планом. В задачу одного из операторов входило снимать телеобъективом только глаза, искаженные лица, занесенные для удара руки, вскинутые для удара ноги. Адзато и Ямамото взяли себе за правило еще со времен их первого фильма монтировать по нескольку таких крупноплановых кадров, отснятых на натуре. Все остальное дорабатывалось позднее, в павильоне. Сейчас Ямамото впервые за многие годы работы мечтал, чтобы оператор, занятый крупным планом, не справился со своей задачей.

— Ну, каково твое мнение? — Шеф прибыл на просмотр за несколько минут до начала, на сей раз, правда, без обычного своего эскорта, но и так привел всех в нервозное состояние. Куяма не раз подмечал эту любопытную особенность: в присутствии Шефа человека охватывает желание сжаться в комочек, сделаться незаметным и в то же время показать себя с лучшей стороны. Он всегда приписывал это воздействию многочисленной внушительной свиты, усиливавшей магическое влияние титула. Судя по всему, Куяма ошибался.

По счастью, Шеф адресовал свой вопрос не ему, а Дэмуре. Тот вытащил носовой платок, вытер лицо и, прежде чем спрятать платок в карман, аккуратно сложил его. Лишь после этого он ответил на вопрос Шефа.

— Профессиональный каратист. Работает в традициях старой окинавской школы, причем очень хорошо.

— Могла ли смерть быть результатом... скажем, случайности, несчастного случая? - — Нет. Бой был открытым, и оба понимали это.

— Адзато сознавал, что его хотят убить?

— Пожалуй, нет. Но он, безусловно, понимал, что над ним хотят одержать верх и унизить его. И, конечно же, от него не могло укрыться, что против него выступают не каскадеры, с которыми он репетировал. , — Он понял это, как только они появились, — хрипло проговорил Фукида. — Мы всегда отрабатывали каждое движение с точностью до миллиметра.

— А как вы определили, что эти люди двигались не так, как надо?

Фукида холодно глянул на Куяму.

— Все их действия, их движения были недостаточно выразительными и грозными.

— Гм... Мне они показались достаточно грозными.

— Потому что вы знали, чем все это кончится. Одно дело фильм, совсем другое — жизнь. Зритель в кино начинает волноваться лишь в том случае, если злодеи появляются, эффектно демонстрируя свою силу.

— Тогда отчего же Адзато не прервал съемки?

Фукида взглянул на Дэмуру, тот посмотрел на Шефа, Шеф — на Куяму. Куяма покраснел. Ну и осрамился же он, черт бы их побрал с их самурайским кодексом чести! Ему следовало бы знать, что Адзато, даже рискуя жизнью, должен был принять вызов.

— Не желаете ли посмотреть отснятое с другого ракурса? — Ямамото, правда, уповал на то, что о нем позабудут, но надо же было как-то вызволить этого симпатичного молодого человека из щекотливой ситуации.

— Я хочу! — тотчас же отозвался Дэмура. Шеф взглянул на часы, затем утвердительно кивнул головой. У Куя-мы, естественно, не оставалось выбора. Зато Фукида вскочил так неожиданно и быстро, что Куяма инстинктивно сжался в кресле.

— А я не хочу! С меня и этого предостаточно. И пусть будет милостив господь бог к этому мерзавцу, если я наткнусь на него раньше вас! Потому как от меня он милости не дождется. — Прежде чем захлопнуть за собою дверь, Фукида почтительно поклонился присутствующим.

— Вы думаете, ему удастся найти убийцу? — обратился Куяма к Дэмуре. Он чувствовал, что совершает предательство по отношению к Эноеде, который так выручил его, но что тут поделаешь? Шеф чуть ли не демонстративно подчеркивает свое расположение к этому старикану. К величайшему удивлению Куямы, Дэмура утвердительно кивнул.

— Вполне возможно. Немного людей найдется в стране, которые бы так владели искусством боя. Значит, надо запастись терпением и обойти все клубы, всех мастеров.

— Вы полагаете, убийца занимается в каком-либо спортивном клубе?

— Только не в спортивном. Для этого человека каратэ — не спорт.

— А что же тогда?

— Мастер Фунакоси, у которого я в свое время учился, любил повторять: не искусство формирует человека, а, наоборот, человек создает искусство. В каратэ каждый находит то, что ищет. Адзато и его друг превратили его в средство зарабатывать на жизнь. Иные видят в нем способ физической закалки, самозащиты или вид спорта.

— А что нашел в нем убийца?

— Оружие.

Куяма, отбросив обязательную почтительность к старшим, понимающе усмехнулся. Что бы ни находил убийца в этом каратэ, но ведь он же учился у кого-то и должен же где-то тренироваться, так подсказывает логика. Если Дэмура решит обойти все тренировочные залы, еще ничего. Но когда он отыщет нужного человека, ему придется нелегко. Куяма достаточно разбирался в людях, чтобы понять: с ордером на арест старый детектив отправится в одиночку.

Все разговоры смолкли, как только Ямамото погасил свет и на экране вновь возник Адзато: спокойный и невозмутимый направился он к ограде, где его подстерегала смерть.

Куяма все утро трудился над справкой, которая послужит Шефу шпаргалкой на пресс-конференции во второй половине дня. Он десятки раз обдумывал каждое слово, прежде чем написать, и несколько раз перечитал весь текст от начала до конца. Если он не поймает убийцу, конечно, будет неприятно, однако это еще не катастрофа. Но если Шеф на пресс-конференции окажется в неловком положении, ляпнув какую-нибудь глупость, или же не сумеет ответить на простой вопрос, Куяме не поздоровится. К счастью, дело вроде бы не столь запутанное, каким казалось поначалу. Оба каскадера изложили свою незамысловатую историю в точности так, как и предсказывал Куяма. К ним подкрались сзади и оглушили ударом по голове — только и всего. Ничего больше из них выжать не удалось. По мнению врача, удар пришелся в затылок. Куяма купил в ближайшем книжном магазине книгу по каратэ со схемой всех жизненно важных точек человеческого организма. В нижней части черепного изгиба была помечена точка — на уровне первого шейного позвонка. Удар, точно нацеленный в это место, приводит к потере сознания или смертельному исходу. Важной деталью было также врачебное заключение, что каскадеры еще накануне побывали на месте съемки. Им впервые посчастливилось работать с Адзато, поэтому на репетициях они приглядывались к каждому его движению, В своем донесении Куяма подробно изложил, почему он считает случившееся во время съемок убийством, и, опираясь на новейшие достижения психологии, проанализировал духовный мир закомплексованной, жаждущей отмщения личности. Шеф, прочтя эти психологические изыскания, холодно взглянул на Куяму и распорядился:

— Выясни, почему он работал над фильмом не со своим постоянным штатом.

Так прошло утро. Затем в полдень состоялся этот мучительный просмотр, и конца испытаниям пока еще не предвиделось. В зале вспыхнул свет, все встали, соревнуясь в вежливости, старались пропустить друг друга вперед. Шеф, церемонно раскланиваясь, прощался с Ямамото. Прежде чем отбыть, уже в дверях он обернулся и бросил Куяме:

— Надеюсь, вы сработаетесь с мастером Дэмурой! — Пожелание было высказано в недвусмысленной форме, а Куяма был парень смышленый. Он не позволил себе состроить гримасу, пока Дэмура долго и основательно до-гв&аривался с оператором, как бы получить видеокопию. Запасшись терпением* выждал, пока Ямамото в свою очередь подробно опишет качества каждой из существующих видов пленки и раскроет преимущества и недостатки того -или иного типа киноаппаратуры. Куяма проявил максимальную лояльность, предложив коллеге зайти в какой-нибудь ресторанчик, где можно будет обсудить дальнейший ход расследования. Дэмура не возражал, и оба сыщика, пройдя некоторое расстояние пешком, обнаружили подходящее местечко.

Это был небольшой ресторан в старинном духе. Ямамото со съемочной группой, внеся в обстановку небольшие изменения, могли бы снять здесь красочный приключенческий фильм. Однако вместо самураев в цветных кимоно за низкими столиками сидели современные деловые люди в европейских костюмах, хлебали суп и, проворно работая палочками, поглощали рис. Перед ними — запотевшие бутылки с пивом и подогретое сакэ в крошечных чашечках. От этого зрелища сразу становилось теплее на сердце. Дэмура привычным движением опустился на пятки. Куяма сел в неудобной позе, по-турецки, и пробормотал слова благодарности, когда владелец заведения сунул ему под спину подушку. В ту же минуту на столе появились стаканы с водой, где плавали кусочки льда, и изящная бамбуковая корзинка с горячими салфетками для освежения лица и рук. Официантки — женщины средних лет, облаченные в шелковые кимоно, отгородили их ширмой, дабы создать иллюзию отдельного кабинета, а управительница, опустившись подле их столика на колени, долго распространялась, какая честь для заведения принимать столь желанных гостей. Дэмура похвалил красивую роспись ширмы, а Куяма — каллиграфию, украшавшую стены. Словом, все формальности японского гостеприимства были соблюдены. Старый детектив заказал себе чай и жареный пирожок с капустой. Куяма попросил принести рыбу двух видов, говядину, рис и овощи.

— Ну, так что будем делать? — спросил молодой человек, когда они наконец остались одни.

— Мне кажется, для начала хорошо бы составить перечень заданий. Тогда мы могли бы распределить, кому куда идти и что делать, не мешая друг другу.

Куяме определенно понравилось это предложение. Он приготовил лист бумаги, ручку и ждал дальнейших указаний.

— Я думаю так... — начал было Дэмура и замолчал. Принесли заказанный им чай, а при посторонних не следовало обсуждать служебные дела.

Официантка спокойным заученным движением опустилась на колени, поставила на циновку бамбуковый поднос и задвинула за собою створку ширмы. Она поднялась на ноги с такой легкостью, словно ее подняли сверху, как марионетку. Американки ее возраста со стула и то поднимаются кряхтя, подумал Куяма. А официантка вновь опустилась на колени. Проворно и ловко навела порядок на столе перед Дэмурой, отодвинула в сторону стакан с водой, использованную салфетку для рук заменила свежей. Движения ее были проворными, но каждому предмету и действию она воздавала должное. Куяма с трудом сдерживал нетерпение, бросая взгляды на запотевшую бутылку пива. На улице он мучился от духоты, во время просмотра горло у него пересохло от волнения, и ему казалось, что он вот уже несколько часов жаждет припасть к этой бутылке. Официантка поставила перед Дэмурой чай, крохотное печенье, сахар, лимонный сок, сливки. Затем поднялась, мелкими шажками торопливо подошла к Куяме и начала накрывать стол перед ним.

Когда она наконец удалилась, мужчины облегченно вздохнули. Куяма выпил первый бокал залпом, Дэмура неторопливо глотал чай; увидев, что Куяма опустошил свой бокал, он наклонился вперед и снова наполнил его пивом. Подобная предупредительность входит в правила японского этикета, и все же Куяма воспринял этот жест как символический.

— Я думаю, нам надо разыскать режиссера, — продолжил Дэмура с того места, на котором их прервали.

— Какого режиссера?

— Того, кто ставил бы теперешний фильм, если бы Ад-зато не пожелал все делать сам. Ведь у него наверняка был такой же постоянный режиссер, как, скажем, постоянный оператор Ямамото.

— Неплохая мысль, — Куяма сидя поклонился, дабы подчеркнуть свое одобрение. — Затем, по-моему, следует разыскать сценариста. То есть якобы несуществующего сценариста, вместо которого Адзато сам занялся сочинительством.

— Можно... Кроме того, следует выяснить, чем занимался Адзато в последние несколько дней. Возможно, истоки трагедии в прошлом, хотя большинство преступлений лишены романтической подоплеки. Ну и... неплохо бы повнимательней присмотреться к каждому, кто хоть как-то замешан тут. Что собой представляют Ямамото, Фукида, Линда, надо собрать о них все сведения, какие только можно.

— Кое-что уже есть, — не без гордости произнес Куяма и достал из "дипломата" аккуратную папку. Как хорошо, что он переписал своей рукой наиболее содержательные места донесения Эноеды! Ведь не сунешь под нос Дэмуре оригинал. — Вот, к примеру... Линда Адзато, урожденная Линда Харрис... оп-пля, любопытная деталь!

Дэмура с глубоким интересом следил, как с молодого человека вмиг слетело всякое позерство и самолюбование и на умном лице сохранилось лишь выражение любопытства и напряженного внимания. Возможно, юноша унаследовал от отцэ не только имя, деньги и авторитет, но и его способности?

Куяма с лихорадочной поспешностью рылся в своих записях.

— Как же я не заметил раньше?! Сценарист, которого мы ищем, не кто иной, как брат жены Адзато.

— И он оказывается не у дел именно в тот момент, когда Адзато разводится. Гм... а нет ли в ваших бумагах какой-либо информации относительно причины развода?

— Нет. Но, возможно, сценарист ответит нам на этот вопрос.

На том они и порешили. Расплатились за еду — угощение обошлось им недешево — и отправились на первый совместный допрос.

Американский писатель Харрис жил в Индабаси, достаточно далеко, чтобы ехать без предварительной договоренности. Посоветовавшись, оба детектива сошлись во мнении: надо позвонить Харрису по телефону, и если его не окажется дома или он занят, то вызвать его повесткой на следующий день. Пусть он едет к ним, а не они к нему. Но им не повезло. Уже после второго звонка Харрис снял трубку и на беглом японском, хотя и с сильным акцентом, сказал, что он всецело к услугам господ полицейских.

Проще всего было бы дойти пешком до ближайшей станции метро на линии Юракуте. Однако оба чувствовали себя усталыми и не испытывали ни малейшего желания прогуливаться пешком. Зато выяснилось, что всего лишь с одной пересадкой можно добраться до линии Тодзай. Они еще какое-то время изучали схему, чтобы не ошибиться, а затем двинулись в путь. Токийское метро образует столь сложное переплетение линий, что запомнить их не под силу обычному человеку. Дэмура, к примеру, хорошо знал линию Тоэй-Синдзюку, по которой добирался на работу, но совершенно не мог припомнить, когда он последний раз пользовался линией Тодзай. Это еще полбеды. Стены всех станций метро пестрят наглядными схемами и картами, на которых специально для тугодумов каждая линия помечена особым цветом. Истинные трудности начинаются в тот момент, когда доберешься до нужной станции: если тебе объяснили дорогу от выхода А, а ты выбрался на поверхность через выход Д или Е, то проще всего будет снова спуститься вниз и начать все сначала. Иначе очутишься совсем в другом районе и можешь заблудиться.

У станции метро "Индабаси" инспекторы сели в такси. Шофер был высоким здоровяком. Впрочем, Куяма не слишком-то приглядывался к нему, он обычно воспринимал водителя как необходимую деталь машины. В данном случае деталь оказалась весьма скверного качества.

Шофер рванул машину с места так, что колеса заскрежетали, на развороте дал задний ход, едва не сбив с ног какую-то старушку, и направил такси прямо под колеса грузовика. Дабы спасти положение, он резко крутанул руль, прижав к тротуару мотоциклиста в соседнем ряду, и при этом не переставал вполголоса сыпать ругательствами. Из общей массы традиционно-учтивых японцев выделяется привилегированная каста таксистов и вокзальных носильщиков, которые невесть почему ведут себя невежливо, а то и вовсе грубо. Куяма какое-то время пытался подобрать подходящую к случаю остроту вроде того, что, мол, не стоит так лететь, гоночные состязания уже закончены и ежегодный приз вручен. Но затем отказался от попытки сострить и лишь молился про себя, чтобы им удалось доехать без аварии. Дэмура же, наклонившись вперед, тронул водителя за плечо.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь не в свое дело, но не могли бы вы ехать помедленней?

Куяма ничуть не удивился, когда таксист резко затормозил и, включив первую скорость, повел машину черепашьим шагом. Будь он на месте водителя — здоровый, сильный, наглый, этакий таксомоторный камикадзе — и вздумай его какой-то старый козел учить правилам езды по улицам, он реагировал бы точно так же. Но он был всего лишь пассажиром, поэтому испытал облегчение, когда непосредственная опасность миновала. Но когда позади такси выстроилась длиннейшая вереница машин, тоже ползущих еле-еле, Дэмура, словно ему жизнь была немила, снова сунулся к водителю.

— Остановите машину, я выйду!

Такси протащилось еще несколько метров, пока шофер решал, как поступить, затем остановилось у тротуара. Водитель, обернувшись назад, уставился на Дэмуру долгим насмешливым взглядом, потом с силой плюнул ему в лицо. Затем, ухмыляясь, нажал кнопку автомата, и дверца распахнулась.

— Извольте!

Рука Дэмуры взметнулась вверх, шофер тоже молниеносно замахнулся, но старик всего лишь вытер лицо, после чего довольно спокойным тоном произнес:

— Ну а теперь давай выйдем, и я порву твою поганую пасть.

— Ух, напугал! — весело отозвался таксист и проворно выскочил из машины.

Дэмура вылез с другой стороны, и Куяма оценил его предусмотрительность. Куяма принадлежал к числу тех японцев, которые не занимаются ни одним из видов национальной борьбы. В университетские годы он играл в бейсбол, и, когда проходил стажировку в Штатах, американцы отказывались верить, что бейсбол самый популярный вид спорта в Японии, оставивший позади дзюдо, каратэ и фехтование. Но, несмотря на это, Куяма способен был трезво оценить, с кем не стоит вступать в рукопашную. Таксист был именно из таких людей! Мощные мускулы налиты силой, кулачищи, как гири, да и весь словно начинен взрывчаткой. А развинченная походка и спокойные холодные глаза яснее ясного должны были остеречь этого старого дурня. Куяма перевел взгляд на Дэмуру. Тот производил впечатление маленького и хрупкого, однако уверенно противостоял своему грозному противнику. Куяма на всякий случай отступил подальше и приготовил полицейское удостоверение. Дэмура пусть подставляется, если хочет, но его увольте. Шофер тоже счел шансы неравными.

— Ну что, дед, не передумал драться? — Он презрительно смотрел на старика.

Дэмура не произнес в ответ ни слова, лишь медленно пятился по мере того, как наступал противник.

— Язык проглотил, что ли? Я тебя в последний раз спрашиваю!

— Ладно, замнем дело...

Куяма не знал, какому чувству отдать предпочтение: разочарованности или облегчению. В глубине души он все же надеялся, что старик постоит за честь мундира. С горечью наблюдал он, как рослый наглец с пренебрежительной ухмылкой взирает на Дэмуру. Старик повернулся, чтобы уйти, и вдруг как волчок крутанулся на месте. Шофер вычислил этот трюк: мягко скользнув назад, он вскинул обе руки, заняв оборонительную позицию. Дэмура, скорчив печальную гримасу, безнадежно махнул рукой и взглянул на Куяму. Куяма пожал плечами, мол, ничего не поделаешь, но Дэмура с молниеносной быстротой пнул шофера по ноге — в самое чувствительное место, по косточке, и тотчас же метнулся вперед, чтобы подбить таксисту другую ногу. Он не дал даже упасть своему врагу. Левой рукой нанес ему удар в висок, правой ткнул в лицо, заставив таксиста запрокинуть голову, а затем — Куяма лишь задним числом смог восстановить цепочку действий — .Дэмура большим пальцем левой руки коснулся какой-то точки на голове противника, и верзила завопил от боли. В то же мгновение согнутые пальцы Дэмуры ухватили этот орущий рот и рванули в стороны.

Зрелище было поистине ужасающее. Из разорванного рта хлестала кровь, таксист понапрасну пытался остановить ее, зажимая рану руками. Постепенно вокруг них стала собираться толпа; люди не решались вмешиваться, но смотрели на них враждебно. Дэмура не спеша, спокойной походкой направился к перекрестку. Куяма последовал за ним, и толпа расступилась, открывая им путь.

Харрис оказался мужчиной некрасивым, с неправильными чертами лица. Существует немало типов американцев, и большинство были Дэмуре антипатичны. Сценарист же принадлежал к той разновидности людской породы, при виде которой становилось понятным, почему американцы выиграли войну. Харрис источал силу и самоуверенность. Этот человек знает, как ему жить, и готов обрушиться на любого, кто ему помешает. Среднего роста, худощавый, жилистый, очень подвижный, одет в видавший виды шерстяной свитер, растянутый от носки, — так выглядел хозяин дома. По всей комнате были разбросаны книги и газеты, кое-где стояли неубранные тарелки и чашки. Старомодные кожаные кресла, письменный стол, допотопная пишущая машинка — вся обстановка создавала тот уютный беспорядок, в котором Дэмура, как ни странно, чувствовал себя очень хорошо. Сам он, педант по натуре, питал невероятное пристрастие к чистоте и аккуратности, но эта симпатичная безалаберность казалась ему в такой же степени привлекательной, в какой раздражала тяга Куямы к богемности.

Харрис угостил их индийским чаем, заваренным по-английски, и Дэмура неторопливо прихлебывал напиток, словно явился сюда в гости. У японцев церемонией является приготовление чая, у англичан — питье. За чаем можно и поговорить, а можно и посидеть молча, обдумать то, что произошло. !?оже правый, он и не подозревал, что в нем еще сохранилась эта жестокость. Дэмуру волновала именно эта сторона дела, а не последствия. В Японии использование приемов борьбы равнозначно применению оружия, поэтому каратисту или дзюдоисту следует основательно подумать, прежде чем применить прием, но ведь полицейский, подвергшийся нападению, имеет право прибегнуть к оружию. Куямы он не опасался: парень порядочный и не подведет, если придется писать докладную. Дэмуру ужасала мысль, что прошлое довлеет над ним с такой силой. Сколько лет он занимается борьбой лишь в тренировочном зале. Иногда при исполнении повседневных полицейских обязанностей случается осадить разбушевавшегося хулигана, вот он и решил, что натура его изменилась. Но иногда внутри словно что-то взрывается, и он вступает в рукопашную с холодной расчетливостью, точностью и жестокостью автомата, запрограммированного на убийство.

Харрис, не дожидаясь просьб, снова налил чаю посетителям. Он молчал, как человек западного мира, на-слышанный о чайной церемонии и восточном терпении.

А может, попросту обдумывал очередное свое сочинение...

Лицо Куямы было бледно. Он тоже сидел молча и чувствовал, что охотно уступит инициативу старшему коллеге. Дэмура поставил на стол чашку и вытащил из кармана блокнот. У него не было ни малейшего желания приступать к расспросам, но, пожалуй, так будет лучше — работой отогнать неприятные мысли.

— Когда вы познакомились с Адзато?

— Во время съемок "Последней схватки". Я написал сценарий к этому фильму — факт не слишком известный, — а Джонни дрался в нем, и этот фильм вошел в историю кино.

— Как разворачивались события после успеха фильма?

— На Джонни со всех сторон посыпались предложения. В результате мы тем же составом, но на американские деньги сделали еще один фильм — "Счастливая акула". На его долю выпал успех еще более шумный, и каждый из нас заработал кучу денег. Мы располагали огромными средствами, великолепной техникой, хорошо организованной рекламой, но этому фильму было далеко до первого. Все мы повторяли самих себя: я — в сценарии, Ямамото — в операторской работе, Итотю — в режиссуре... Все это было бы полбеды. Но и Джонни, вместо того чтобы создать новый типаж, попросту перенес на экран все тот же первый свой удачный образ.

— Ну а чем это плохо?

— Оказалось, что он не актер. Может, больше чем актер, но не актер. Джонни Адзато — это явление, понятие. Симпатичный парень с открытым, честным лицом, который, применяя каратэ, становится поборником справедливости, защитником попранной чести. Этот штамп переходил из фильма в фильм, и зрители все охотнее отождествляли Джонни с его героями. В сознании людей сливались представления об Адзато-актере, человеке с миллионным состоянием, с тем бедняком, дерущимся на экране.

— Ну и что тут предосудительного? Адзато достиг такой славы, как ни один другой актер в стране! — Куяме казалось, что писатель порет чушь. Или попросту завидует.

— В "Последней схватке" мы создали живой, правдивый характер, а затем, вместо того чтобы и дальше работать с такой же отдачей, выжимая из себя все возможное, мы успокоились на достигнутом. Шлепали копию за копией со своего первого и единственного удачного творения, но ведь и копии-то раз от разу становились бледней. — Он махнул рукой. — Если бы Джонни остался в живых, он все равно бы через год-другой вышел в тираж.

Куяме припомнилась мысль, которую финансовый дока Таякама развил в беседе с Эноедой.

— А так, если удастся замять, что его убили голыми руками, он останется вечной легендой?

— Да, — писатель не без удивления посмотрел на молодого полицейского. — По-моему, мозговой трест КМК уже озабочен этим.

— Что это за КМК?

— Karate Movie Company. Она была основана через два года после премьеры "Последней схватки" и рекламировала себя как предприятие Джонни Адзато. Но в действительности Джонни был лишь одним из основных пайщиков.

— А кто остальные? Харрис пожал плечами.

— Воротилы кинобизнеса, продюсеры, финансовые дельцы — обычный состав. И каратэ и киноискусство интересуют их как прошлогодний снег. Все помыслы их об одном — побольше заработать, ну а КМК дает такую возможность.

— Почему Адзато решил свой последний фильм делать, по сути, в одиночку?

— А черт его знает, почему. Я уже давно отошел от их дел и несколько лет практически не встречался с Джонни. Спросите кого-нибудь из заправил КМК, а там — ваше дело, верить их ответу или нет.

— Почему распался брак Адзато? — Дэмура, пожалуй, чересчур поспешно переменил тему.

— Отчего бы вам не спросить об этом мою сестру?

— Действительно, отчего бы не спросить?" — Дэмура смотрел на Куяму, словно бы искренне изумляясь, как это он сам не додумался. — У вашей сестры были романы?

Харрис громко и от души рассмеялся.

— Понятно. Такие вопросы женщинам задавать не принято. Мне казалось, японские нравы допускают здесь большую свободу. — Откинувшись на спинку кресла, он задумчиво смотрел на полицейских. — Не знаю, от кого вы слышали о том, что у моей сестры были романы. Но разводятся они не из-за этого и не из-за увлечений Джонни.

— А из-за чего же?

— Моя сестра актриса, причем неплохая. Возможно, ей так и не удастся сделать карьеру, но она считает, что стоит попробовать. А ведь возле знаменитого Джонни Адзато у нее и вовсе не было ни малейших шансов.

— И одной звезды на семью хватит?

— Вот именно.

— Адзато не был ревнив по натуре?

— Напротив. Просто через некоторое время он понял, что Линду надо принимать такой, какая она есть, измениться она не может. Ну и что говорить, у самого Джонни тоже рыльце в пушку... Зато несчастный Фукида — тот буквально заболевал от ревности.

Оба инспектора сделали стойку, как туристы перед витриной скандинавской порнолавчонки.

— К кому же он ревновал? Неужели к мужу?

— К каждому, кто попадал в окружение Линды. И кстати сказать, в большинстве случаев у него были основания. Но к Джонни Фукида не ревновал, на столько у него ума хватало. Он радовался, что Джонни позволяет ему обожать свою жену.

— Вы хотите сказать, что Адзато знал о чувствах Фукиды?

— Конечно, знал. Мы, люди западного склада, напичканы романтическими историями, где мужчина, влюбившись в жену своего лучшего друга, втайне сохнет с тоски или уходит с глаз долой. Фукида куда практичнее. Он дал понять Джонни, что влюблен в Линду, но семья друга для него святыня.

— И что на это ответил Адзато?

— Не знаю. Если верить досужим сплетням, то он якобы рассудил так: если жена все равно изменяет ему, то пусть по крайней мере изменяет с близким другом, а не с первым встречным.

— Гм... это как посмотреть. А жена и друг воспользовались этой возможностью?

— Откуда мне знать? Но факт, что отношения между ними были очень хорошие, а Фукида ревновал даже в тех случаях, когда ревновать полагалось бы Джонни.

— А новый жених вашей сестры, как он сносит это обожание Фукиды?

— Маццони? С трудом, — на лице Харриса промелькнуло злорадство. — Они даже подрались. Я, к сожалению, при этом не присутствовал, видел лишь следы потасовки на физиономии Джека. Смотреть на это было приятно!

Куяма решил, что самое время применить свои познания в психологии.

— Вы, кажется, не любите своего будущего зятя.

— Не я должен его любить, а моя сестра.

Харрис явно не хотел посвящать полицейских в тонкости своих родственных отношений. Куяма решил на всякий случай выяснить обстоятельства упомянутой драки. Дэмура что-то задумчиво чертил на странице блокнота. Харрис засмотрелся в окно; он откинул голову на спинку кресла так, чтобы ему были видны облака в небе. Дэмуре показалось, будто и по лицу его промелькнула как бы тень от облачка. Он сделал знак Куяме, что пора уходить.

День клонился к вечеру, и у Эноеды не оставалось сомнения, что его обманули. Утром, когда Дэмура уходил из участка на студию, Эноеда испытывал некоторое злорадство. Но проходил час за часом, а от Куямы не было ни ответа ни привета. Надежда, что вот-вот возвратится Дэмура, огорченный и подавленный своим проигрышем, постепенно исчезла. Молодой инспектор центрального отдела расследований должен был подыграть Эноеде в их споре сДэмурой. Выходит, он предал Эноеду?.. Детектив достал копию своего вчерашнего донесения и еще раз внимательно просмотрел его. Он и сейчас не нашел в нем никаких пробелов. Вот как надо расследовать преступления: не жалеть ни времени, ни труда, докапываться до истины, по крупицам собирая свидетельства, скрупулезно восстанавливать картину событий. И тем не менее все говорит за то, что Куяма решил пожертвовать им.

Эноеде даже в голову не приходило обратиться к самому инспектору и спросить, отчего он так поступил. Характер, воспитание, строго регламентированный традициями образ жизни подсказывали Эноеде два возможных решения. Во-первых, можно отступиться и похоронить дело Адзато среди прочих погибших надежд. Другой вариант — волнующий, неожиданный и, пожалуй, все же выполнимый — привлекал его гораздо больше. Продолжить расследование, собрать все факты, привести их в порядок, выстроить логическую цепочку и в таком виде представить готовые результаты Куяме. Так вдохновенно трудится поваренок под началом кулинара, вынуждая старшего к похвале.

С утра Эноеда по телефону навел справки у приятеля, и тот подтвердил его предположения: Куяма — сын высокого министерского начальника и внук генерала Куямы, того самого, который после военного поражения покончил с собой. Эноеда отложил свое донесение, обдумывая дальнейшие шаги. Какое задание дал бы ему Куяма, если бы они встретились? В каком направлении могут работать мозги инспектора, которому поручено расследовать дело об убийстве? Погруженный в раздумья, Эноеда застыл на неудобном стуле. Оти — молодой шофер, — как обычно в спокойные минуты, зубрил руководство полицейских курсов. Эноеда встал, прошелся по комнате и через плечо парня заглянул в учебник. "Правила доставки арестованного..."

Оти испуганно вскинул глаза. Детективы время от времени принимались экзаменовать его, и бедняге Оти приходилось попотеть. Старые зубры подкидывали вопросы, что называется, "из жизни", выбирая самые что ни на есть заурядные дела: об ограблении старушки с соседней улицы, об изнасиловании юной девушки, о безработном, который сначала убил жену и детей, а затем покончил с собой... А в руководстве для полицейских рассказывалось о методах фиксации следов на месте преступления, о технике допроса и порядке ведения протокола... Что, если и на конкурсном экзамене станут задавать вопросы не по учебнику, а из практики? Однако Эноеда был далек от намерения экзаменовать парня; буркнув что-то себе под нос, он вернулся к письменному столу: "Действовать по науке? — размышлял он про себя. — Но как знать, чего нахватался Куяма в своем элитарном университете и каким премудростям его обучали в Соединенных Штатах?.. Да черт с ним, с этим Куямой и специальными курсами! Надо продолжить расследование так, как будто дело это ведет он сам". Эноеда не отличался какими-то выдающимися сыскными способностями, но проработал довольно долго для того, чтобы усвоить обычный порядок следствия. После двадцати лет практики уже назубок знаешь, что нужно делать': Итак, придется реконструировать последние десять дней жизни Адзато — вдруг да причина убийства кроется в недавнем прошлом и, возможно, актер в эти дни вступал в контакт со своим убийцей. До конца дежурства оставалось полчаса. Эноеда по телефону предупредил жену, что вернется домой поздно. Он проглотил бутерброд и выпил кофе. Времени было в обрез, по всей вероятности, полночи придется провести на ногах, если он намерен назавтра раскопать для Куямы что-то действительно стоящее. Все тревоги Эноеды рассеялись. Выяснять конкретные факты, выспрашивать подробности тихо, вежливо, неутомимо — тут он непревзойденный мастер. И если центральный отдел расследования действительно заинтересуется, как провел Адзато последнюю неделю жизни, об этом они узнают от него, Эноеды. Это заставит их призадуматься У станции метро "Индабаси" они расстались, попрощавшись за руку. Высокая элегантная фигура Куямы затерялась в толпе. Наступил час пик. Машины терпеливо простаивали на улицах, ,а стоило человеку внизу, в системе подземных переходов, остановиться хоть на миг, возникало ощущение, будто на тебя обрушился Ниагарский водопад. Словно бы все десятимиллионное население Токио кишело вокруг: служащие, перебросив пиджаки через руку, юные девушки в полотняных шортах, гимназисты в форме, детишки в цветных шапочках или соломенных шляпах, исполненные достоинства пожилые дамы в кимоно, с прямой осанкой. Десятки людей проходят мимо, ты стоишь посреди шумного, бурлящего людского потока и чувствуешь, как начинает болеть голова и рябит в глазах, больше тебе не выдержать. Надо стронуться с места, включиться в общий темп и следить лишь за тем, чтобы толпа своим течением увлекла тебя в нужный подземный коридор; затем ты становишься в очередь к двери вагона*, и все проходит — и головная боль, и страх, и ощущение собственной отъединенности.

Дэмура повернул назад. Отыскал телефонную будку и попытался объяснить жене, почему он сегодня снова вернется домой поздно. Объяснить было нелегко, поскольку он и сам не очень-то понимал, что с ним происходит. На карьере он поставил крест, деньги и слава ему не нужны, все необходимое у них с женой есть. Дух соревнования никогда не был присущ ему. Но Дэмура чувствовал: он просто не в состоянии сейчас идти домой, принимать ванну, пить чай, вести разговоры с женой, смотреть телевизор и ложиться спать, зная, что увиденный им на экране убийца разгуливает на свободе. Дэмуре необходимо встретиться с ним один на один и покарать его за то, что тот обратил во зло искусство каратэ. Чем лучше мастер, тем большее преступление совершает он, злоупотребляя своим умением. А этот человек, к сожалению, большой мастер. В Дэмуре странным образом усиливалось и дру-,гое чувство: убийцу должен найти именно он, прежде чем это сделает Куяма или кто-то другой. Это чувство было настолько чуждо самому Дэмуре, что он был искренне поражен. Однако самого себя не обманешь. Да, он хочет доказать свое превосходство! А сегодня веуером он впервые понял, что Куяма не такой простак, за какого он, Дэмура, его принимал. "Познай себя, познай противника — и выиграешь сотни схваток. Познай себя — и тогда, даже если ты не познал противника, у тебя остается шанс на победу. Если же не познал ни себя, ни противника — наверняка потерпишь поражение". Эта истина, которую ему с детских лет внушали на тренировках, сейчас обрела особый смысл. "Познай самого себя". Знает ли он себя? После инцидента с таксистом он вовсе не был в этом уверен. Вот и Куяму он недооценил так же, как начинающий борец недооценивает любого противника, умеющего скрывать свои сильные стороны. Конечно, он допустил просчет. Куяма способен на дельные мысли, не исключено, что, вместо того чтобы идти домой, он продолжит расследование: начнет собирать факты, накапливать данные, чтобы получить фору хотя бы в один ход. Ибо Дэмура был уверен, что Куяма прекрасно сознает: между ними идет соперничество.

Дэмура положил трубку и несколько секунд простоял в нерешительности. Затем купил в ближайшем киоске несколько газет для любителей каратэ, зашел в дешевый ресторанчик и, наскоро перекусывая, просмотрел газеты. Однако нашел мало интересного: новости кун-фу из Китайской Народной Республики, интервью с киноактерами, репортажи о соревнованиях, рассказы о звездах профессионального кик-боксинга. Лишь одну из них он сохранил, а прочие оставил за ненадобностью на ресторанном столике. Вновь отыскал телефонную будку. Фамилия редактора и несколько телефонных номеров значились в самом начале газеты наряду с прочими малоинтересными сведениями. Сираи... Дэмура перелистал телефонную книгу. Номера, указанные в газете, наверняка установлены в редакции, однако не исключено, что один из них соединяет с квартирой редактора. Его предположение подтвердилось. В длинном перечне всех токийских Сираи телефон одного из них совпал с номером, обозначенным в газете. Дэмура обрадовался, как в давно прошедшие времена, в бытность свою начинающим полицейским радовался после той или иной удачной акции. Хороший признак! Он набрал номер, и после нескольких звонков в трубке отозвался приятный женский голос.

— Добрый вечер! Вас беспокоит инспектор Дэмура. Я хотел бы поговорить с редактором газеты "Сэнсэй".

— Муж сейчас на тренировке. Он будет дома поздно вечером. У вас что-нибудь срочное?

— Я расследую обстоятельства смерти Джонни Адза-то, и ваш супруг как специалист, возможно, дал бы мне кое-какие советы, - — Понятно, — голос женщины зазвучал дружелюбнее. — Муж проводит тренировку в университетском клубе. Попробуйте застать его там, он охотно поможет вам, если это в его силах. Вы знаете, как туда проехать?

Дэмура нисколько не сомневался, что разыщет тренировочный зал. Подобно большинству каратистов, он обладал безошибочным чутьем, позволявшим ему в любом уголке города обнаружить тренировочный зал, куда стоит заглянуть. С полчаса он путешествовал на метро, затем минут десять шел до университета, а там решил положиться на инстинкт. Университет казался вымершим, Дэмура блуждал по безлюдным коридорам. Откуда-то из другого корпуса доносилась негромкая музыка. Дэмура несколько раз сворачивал, почти не колеблясь, какое выбрать направление, и наконец понял, что попал в нужное место. Из-за закрытой двери слышались такие знакомые звуки: слова команды, топот ног, боевые выклики, глухой звук ударов... Еще до того, как отворить дверь, Дэмура понял, что здесь идет настоящая, серьезная тренировка. Этот мастер может ему помочь. Какого бы мнения ни были о нем Шеф, Фукида или этот напыщенный юнец Куяма, сам-то Дэмура знал: он вовсе не тот специалист по искусству боя, от которого может быть толк в этом деле. Ведь он всего лишь тренируется каждый божий день, отшлифовывает приемы, предается медитации, дабы слиться со всеобщим "бытием". Но он всегда сторонился того пестрого и невероятно запутанного мира, который тоже носит название каратэ. Кто, как не редактор специальной газеты, лучше прочих осведомлен об этом мире соревнований, федераций, рекламных средств, приключенческих фильмов? К тому же эту газету Дэмура счел более солидной, чем остальные, и не столь деляческой.

Он снял ботинки и склонился в глубоком поклоне, прежде чем переступить порог зала. Это не был настоящий додзе, где против двери стоит алтарь, куда не допускаются праздные зеваки, где вдоль стен выстроились ма-кивары, а ученики до начала и после окончания тренировки часами оттачивают удары об эти врытые в землю и покрытые циновками доски. Нет, это был обычный гимнастический зал, где днем занимались баскетболисты, а до тренировки по каратэ женщины, стремившиеся похудеть, проходили курс лечебной гимнастики. Но Сираи даже здесь проводил тренировку по всем правилам.

Невысокий, плотный мастер тренировал одновременно человек сорок. Дэмуре доставляло удовольствие наблюдать за ним. По отрывистым словам команды одновременно и в четком ритме взлетали безукоризненно чистые рукава курток — ученики отбивали серию ударов и в свою очередь сами наносили их. Каждое очередное упражнение Сираи вначале проводил медленно, затем голос его вдруг взметался резко, это означало, что разминке конец, и глаза учеников сужались в щелочку, лица искажались, из гортани вырывался боевой клич. Дэмура уже второй раз в ходе этого расследования ловил себя на мысли, что, пожалуй, он не совсем прав... Конечно, правда, что все эти соревнования, газеты, фильмы опошляют исконное древнее искусство, но ведь наряду со всем прочим существует Сираи, который со своей группой культивирует прекрасное, чистое, подлинное каратэ.

Дэмура отогнал от себя эту мысль и стал ждать конца тренировки. По его расчету, она должна была кончиться где-то через полчаса, и он не ошибся. После основных упражнений наступил черед техники боя и отработки приемов и поз. Ганкау — журавль на скале. Здесь это проделывали несколько иначе, чем Дэмура. При первом движении принимали заднюю стойку вместо стойки всадника, в более быстром ритме подтягивали ногу под колено противника и на более короткое время застывали в стойке журавля... но в целом на них было приятно смотреть. Движения каратистов были исполнены силы и стремительности.

Тренировка завершилась короткой медитацией. Дэмура тактично вышел из зала и подождал тренера в коридоре. Тот вскоре появился — с улыбкой, адресованной потенциальному Новому ученику или, во всяком случае, лицу заинтересованному. Словом, Сираи был профессионалом, который кормится преподаванием каратэ, но, по крайней мере, хорошо делает свое дело.

— Простите за беспокойство, я инспектор Дэмура. — Он предъявил удостоверение, хотя знал, что Сираи и без ,того поверит ему. — Я веду расследование дела о смерти Джонни Адзато.

В глазах мужчины блеснул интерес. Опубликовав подробности о смерти Адзато, его газета может обогнать соперников. Сираи был не только каратистом, но и репортером, который готов броситься в огонь и в воду ради сенсационного материала. Дэмуре было не жалко: если Сираи поможет ему, то отчего бы и самому редактору не поживиться? Однако Сираи нерешительно почесал в затылке.

— Вы уверены, что нужный вам человек был каратистом? А не мог он иметь отношения к таэквондо, кун-фу, таиландскому боксу или чему-то в этом роде? Ведь в Азии полным-полно местных видов искусства боя, которые у непосвященного сходят за каратэ. Уж хотя бы нам, японцам, не стоит путать.

— Он был каратистом, — спокойно произнес сыщик. Дэмуру не удивило, что его имя ничего не сказало Сираи. Для того чтобы вести такую газету, этот человек поистине должен быть ходячей энциклопедией, но далекие от общественной жизни старые мастера наверняка выпадают из круга его интересов.

— Ну раз вы так говорите, очевидно, так оно и есть, — сказал Сираи без всякой убежденности в голосе.

— Более того, могу сказать, что убийца не занимался французским боксом "сават", бразильским танцем "ка-поэйра", индонезийским "пенчак-силатом" и филиппинским "арнисом". Кроме того, он не имеет отношения ни к айкидо, ни к дзюдо, джиу-джитсу или кэндо, если говорить об отечественных видах искусства борьбы. — Дэмура прекрасно знал, что из-за этой склонности ироническим тоном поучать других многие его не любят, но ничего не мог с собой поделать.

— Если вы располагаете столь серьезной информацией, какой вам прок от меня?

И Дэмура устыдился, как всякий раз, когда позволял себе высокомерный тон общения с порядочным человеком. В конце концов, Сираи абсолютно прав, уточняя столь важные детали, ведь в повседневном обиходе каратэ часто путают со всякого рода драками, где пущены в ход руки-ноги.

— Прошу прощения, Сираи-сан, — Дэмура учтиво поклонился. — Вам это обстоятельство, разумеется, неизвестно, однако фильм был просмотрен экспертом полиции, по мнению которого убийца занимается традиционным окинавским каратэ.

— Кто этот эксперт?

— Я. — Если до сих пор Дэмура считал себя лишенным здорового тщеславия, то сейчас вынужден был убедиться в обратном. Для преподавателя театрального училища это было бы находкой: на лице редактора отразилась целая гамма чувств и мыслей. Удивление, любопытство... и вдруг до него дошел смысл сказанного.

— Как вы сказали... убийство было заснято на пленку?

И Дэмура понял, что отныне этот человек предан ему душой и телом. Сираи согласился обойти с ним все клубы, если такой ценой получит право увидеть эпизод, запечатлевший поражение великого Адзато.

— Нужен список всех, кто мог бы голыми руками убить Адзато. Если в легендах есть хотя бы половина правды, то и тогда таких людей сыщется немного...

— Легенды!— - пренебрежительно отмахнулся Сираи.

— Не исключена возможность, что убийца когда-то участвовал в соревнованиях или фигурирует в списках мастеров, сдавших квалификационный экзамен. А может, и сам тренирует в каком-нибудь клубе.

— Все это верно, — согласился Сираи. — Но при чем здесь я?

— Вы знаете поименно всех чемпионов с того времени, как у нас начали проводиться состязания по каратэ, и наверняка помните каждого мастера, который чем-то привлек к себе внимание, не так ли?

— В точности так, — с гордостью признал редактор. — Но как быть, если убийца из числа тех мастеров, которые никогда и ничем не привлекли к себе внимание?

— Тогда, значит, нам не повезло, — пожал плечами Дэмура. И тут ему пришла в голову еще одна идея. — Можно было бы еще проверить, не нанес ли Адзато в бытность свою участником соревнований серьезных увечий кому-либо, кто поклялся бы ему отомстить.

— Об одном таком случае я знаю. Давно еще, году в семидесятом, Адзато выступал на открытом состязании профессиональных борцов. Доводилось вам видеть подобные зрелища?

— Нет.

— Состязания проходят на ринге для бокса, и участники дерутся в буквальном смысле слова. Выступать имеет право любой: каратист, профессионал по кун-фу, боксер — были бы желание и уверенность в своих силах. Руки участников защищены лишь тонкими протекторами, а правила дозволяют применение чуть ли не всех приемов.

— Кошмар какой-то!

— Верно. Хотя ведь принимать участие вовсе не обязательно. Одним словом, Адзато выступил на таких состязаниях в Лос-Анджелесе и так отделал одного американского парня, что тот долго находился на волосок от смерти. По-моему, ему пришлось удалить одну почку.

— Весьма любопытно! А фамилии его вы не помните?

— Обождите, сейчас всплывет в памяти. Мы тогда очень много писали об этом американце... Харрис, Эдди Харрис! Но что с ним сталось, понятия не имею. Однако не думаю, чтобы он по-прежнему занимался каратэ.

Дэмура надолго погрузился в размышления. Явственно увидел перед собой натренированные руки писателя, его расслабленные движения и налитую силой внешне хлипкую фигуру.

— А мне кажется, наоборот, — произнес он наконец. — Если мы имеем в виду одного и того же человека, то Эдди Харрис и с одной почкой не оставил любимого занятия.

Куяма спустился в метро и облегченно вздохнул, когда толпа скрыла его от глаз Дэмуры. "С этим старикашкой держи ухо востро", — подумал он, зная эту породу людей. Любитель предаваться медитации, соблюдающий чайную церемонию, мастерски владеющий каким-нибудь из видов искусства боя, старательный, упорный в достижении цели, слЪвом, столп нации. Такой способен трудиться дни и ночи напролет. Куяма готов был поспорить, что Дэмура отправился вовсе не домой, как сказал ему, а по делу. Нельзя позволить старику вырваться вперед хоть на полшага! Каждая клеточка его существа молила об отдыхе, и все же Куяма решил, что он тоже продолжит работу. Более того, он знал, куда должен пойти. Тяжело вздохнув, он направился к телефонной будке. Номер телефона не было нужды разыскивать: в объемистой папке, которую он таскал с собой с утра, лежала карточка и на Маццони. Родился в 1940-м в Чикаго — Куяма наскоро пробежал глазами незначительные, с его точки зрения, подробности. Вот уже пять лет как живет в Японии, кинопродюсер. Член правления КМК. Карточка была снабжена пометкой, смысл которой Куяма знал, но сейчас впервые увидел воочию. Пометка указывала на то, что о данном лице имеется еще кое-какая — неофициальная, не подкрепленная фактами и неподпадающая под статьи закона — информация. К примеру, слухи, которые не внесешь в официальную картотеку, но которые могут пригодиться, если детектив серьезно заинтересуется данным лицом.

"Какого же характера могут быть эти слухи?" — раздумывал Куяма, набирая номер телефона Маццони. Продюсер разговаривал вежливо, пожалуй, чуть свысока; по голосу его чувствовалось, что он не слишком встревожен желанием полицейского наведаться к нему домой в столь поздний час. Возможно, он привык к таким визитам. Глядишь, и судимость у него есть... Хотя нет, наличие судимости было бы указано в картотеке. Куяма в этот день основательно потратился, и сердце у него обливалось кровью, когда он остановил проезжавшее мимо такси. Но он спешил, а по его мнению, грешно скупиться, когда речь идет о первом серьезном расследовании. К тому же он ехал по направлению к дому. Маццони жил в нескольких кварталах от него, из чего Куяма заключил, что американец не принадлежит к многочисленному лагерю бедняков.

Маццони действительно не принадлежал к их числу. Дом когда-то был традиционно японским, а затем его — без должного чувства меры — переоборудовали в американскую виллу. Дверь открыл плечистый, крепкий японец. Быстрым взглядом он с головы до пят прощупал Куяму, который не удивился бы, если бы даже его обыскали. В комнате он обнаружил еще двоих таких же мускулистых парней. Фукиде придется туго, если он пожелает еще раз схватиться с Маццони. Комната была огромных размеров, а интерьер спроектирован профессиональным дизайнером. Художник разместил здесь бар со стойкой, зеркала, читальный уголок, оставил открытыми просторные площадки, но не привнес ничего индивидуального. Впрочем, этого, по всей вероятности, от него и не требовали. Маццони, должно быть, заказал интерьер в современном духе. Необычные лампы поблескивали на изогнутых хромированных подставках, гармонировавших со светлой кожей обивки, матовой поверхностью дерева. Все вместе взятое производило неплохое впечатление, равно как и сам хозяин дома. Маццони был высокого роста, привлекательной наружности. Куяма не удивлялся, что из-за него женщина бросила мужа, даже такого, как Адзато. Взгляд у Маццони был твердый, даже жесткий, и потому несколько театральный костюм не делал его смешным. Элегантные брюки, пестрая рубашка с воротом нараспашку, шелковый шейный платок... Интересно, что сказал бы Дэмура, увидев его?

Куяма назвал себя и попытался произвести впечатление невозмутимого сыщика высокого ранга, которому не в новинку допрашивать похожего на мафиози американца, охраняемого тремя "гориллами". Он чуть было не испортил это впечатление, лишь в последний момент удержавшись, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Вот оно что! Теперь ясно, какого характера эта негласная, сообщаемая лишь в частном порядке информация о Маццони! Ну конечно же, он мафиози или, во всяком случае, связан с мафией. От этого открытия Куяме отнюдь не стало легче.

Маццони встретил его любезно. Предложил сесть и сделал знак одному из телохранителей, чтобы тот налил им выпить. Сам хозяин плюхнулся в мягкое кресло, скрестил длинные ноги и с интересом воззрился на молодого сыщика. Куяма выждал несколько секунд. У него из головы вдруг выскочили все вопросы, с которых пристало начинать разговор. Пауза чересчур затянулась, и Куяма волей-неволей вынужден был начать с первого, что пришло в голову.

— Если я правильно осведомлен, вы являетесь членом правления КМК...

— Вы верно осведомлены, — Маццони тонко улыбнулся, что, по мнению Куямы, должно было означать следующее: отчего бы токийской полиции и не быть осведомленной на этот счет, к тому же никакого криминала тут нет.

— Нет ли у вас какого-нибудь предположения поводу этой странной идеи Адзато сделать весь фильм в одиночку?Куяма ждал, что последует стереотипный ответ, но вдруг взгляд Маццони сделался еще более жестким, и американец в свою очередь спросил:

— Вы думаете, это может быть важным для следствия?

— Не только думаю, но знаю, — ответил Куяма, чувствуя, что нащупал верное направление.

Маццони несколько секунд испытующе смотрел на Куяму, затем махнул рукой.

— Да вы наверняка уже слышали...

— Кое-что слышал...

— Тогда не понимаю, чего вы от меня хотите?

— Хочу дать вам возможность изложить ситуацию со своей точки зрения. — В Америке Куяма пристрастился к покеру, и ему казалось, он умеет блефовать. Однако такого успеха ему еще не выпадало.

— Ну ладно... — проговорил Маццони после некоторого колебания. — Месяца два назад состоялось заседание правления, надо было одобрить расходы на новый фильм Адзато.

— Адзато на каждый свой фильм должен был испрашивать согласие КМК? — Куяме опять повезло: по лицу Маццони он тотчас увидел, что попал в точку.

— Зто было чистой формальностью. Адзато годами делал что хотел, а члены правления только послушно кивали. Да разве осмелился бы хоть кто-нибудь сказать, нет, мол, приятель, на такую муть денег жалко! Правда, фильмы Адзато долгие годы приносили должную прибыль.

— Ну а теперь? Нашелся смелый человек, который не побоялся сказать "нет"?

— Никакой тут особой смелости и не требовалось, — Маццони одарил его хищной улыбкой. — И вообще я не робкого десятка.

Куяма вовремя подавил удивленное восклицание и учтивейшим тоном, который парадоксальным образом напоминал стиль Дэмуры, продолжил:

— Позволено будет поинтересоваться, что именно послужило причиной этого дворцового переворота?

— То, что добрый старый Адзато стал заигранной пластинкой. У нас в Штатах звезда его закатилась. Еще год-другой, и он займет место лишь в кинотеатрах повторного фильма. Я высказался за то, чтобы он сошел со сцены в расцвете славы. Пусть живет, как магараджа, пусть огребает денежки, но не скачет по экрану. Другой бы на его месте только обрадовался.

— Но Адзато не обрадовался.

— Вы же наверняка слышали, что произошло. Адзато обвинил меня в том, будто я выступаю против него из-за Линды, и заявил, что скорее умрет, чем откажется от съемок.

— Что было после?

— Никто не сказал ему: умри, туда тебе, мол, и дорога, — если вы это имеете в виду. Мы поставили вопрос на голосование. И КМ К прокатила его, хотя остальные члены правления не имели никакого отношения к Линде.

Куяма не был на все сто уверен в этом, но счел за благо не обсуждать вопрос с женихом. Он снова прибег к блефу, чутьем угадывая, что история отнюдь не является полной в таком ее изложении.

— Это делает понятным, отчего он сам финансировал съемки. Однако же не проясняет стремления Адзато самому выступать и за сценариста, и за режиссера. Ведь не ради же экономии это затеяно!

Маццони сделал знак снова наполнить бокалы. Похоже было, что разговор начинает ему надоедать. Но он все же ответил.

— Какое там сэкономить! Он получил колоссальный заем от одного безумца, так что мог бы оплатить все виды работ. Но этот великий умник решил доказать свою правоту. Он жил в вымышленном мире и воображал, что и в жизни все происходит так, как в его фильмах. Сколотил состояние, приобрел настолько громкое имя, что, умело продав права, мог бы удвоить капитал. Так нет же тебе, этот олух решил, что он еще способен удивить мир!

— И он был способен?..

— Да что вы! Видите ли, я уже двадцать лет варюсь в этой кухне и провал чую за версту. От этого фильма прямо-таки разило провалом.

— Значит, вы и мысли не допускали, что Адзато соберется с силами и сделает по-настоящему хороший фильм?

Маццони сделал раздраженный жест, расплескал дорогой коньяк, но даже не заметил этого.

— Вы по-прежнему не улавливаете сути! Никого не интересовало, какой фильм сделает Адзато. Его имя отслужило свой срок, и компании необходимо было подыскать новую звезду. Это бизнес, приятель, бизнес, не имеющий ничего общего с искусством.

— Вы хотите сказать, что Адзато не интересовала прибыль?

— Конечно, нет. Адзато рассчитывал, что, как и герой его фильмов, он, этакий борец-одиночка, хорошенько проучит КМК. И, видимо, забыл, что от этой выступившей против него монополии он получал прибыли больше, чем любой из нас.

— А преемника... уже нашли?

— Зачем его искать? Желающие годами обивают пороги. У некоторых из них сейчас дела пойдут хорошо.

— Да и у акционеров компании дела тоже пойдут неплохо. — Куяма произнес эти слова с приветливейшей улыбкой участливого друга, надеясь, что Маццони не обидится. Тот действительно не обиделся, но холодно взглянул на Куяму и спросил:

— Что вы хотите этим сказать?

— Для компании теперь все оборачивается к лучшему. Фильм будет доснят и прибыль принесет колоссальную...

С лица Маццони исчезло напряженное выражение, и он почти радушным тоном проговорил:

— Ошибаетесь, старина. Компания в фильме финансового участия не принимает, а стало быть, не заработает на нем ни гроша.

Куяма решил, что если уж он так далеко зашел, то нет смысла останавливаться. Пусть этот "жених".не принимает его за круглого дурака.

— Зато вдова Адзато, то есть ваша невеста, полагаю, в накладе не останется.

— Ах, вы так полагаете?.. — В этот момент Маццони совсем не походил на любезного хозяина дома, каким был в начале беседы. — Еще бы, ведь вам нужен козел отпущения! Ну, так вы не там его ищете. У Линды и без того денег хватает. А если уж вам непременно хочется раскопать что-нибудь пикантное, займитесь тем человеком, который финансировал фильм и теперь получает все права на его завершение.

— Может быть, вы даже знаете, кто этот человек?

— Отчего же не знать? Это секрет Полишинеля, все киношники только об этом и говорят. Оператор Ямамото.

Эноеда рухнул на постель и, не обращая внимания на то, что жена уже спит, застонал вслух. Кажется, еще никогда он не уставал так, как сегодня. Шутка сказать: на ногах до самого позднего вечера! Не упомнишь, сколько людей ему пришлось сегодня опросить; в голове смешалось множество голосов и лиц, и стоило Эноеде закрыть глаза, как бешеной чехардой замелькали дома, заборы, бензоколонки. Эноеда чувствовал, что ему не уснуть. Он ворочался с боку на бок, а затем разбудил жену, чтобы та дала какое-нибудь снотворное.

Дэмура осторожно пробрался в безмолвную квартиру. Выключил на кухне свет и относительно быстро отыскал ужин. Разогревать еду было неохота, он проглотил немного холодного риса, запил чаем и сразу почувствовал себя бодрее. Он встал из-за стола почти в хорошем настроении. Возможно, под впечатлением истории с Адзато он погасил лампу, мимоходом ткнув в выключатель кончиком пальца так, что тот чуть не треснул. Дэмура инстинктивно продолжил эту комбинацию, развернулся, левой рукой прикрыл корпус от воображаемого удара, правая рука тем временем, описав дугу, сбоку рубанула ребром ладони по шее "противника". Одновременно дернулась в резком ударе и нога, а Дэмура вновь круто повернулся. Канку дай... давно же он не проделывал этот "ката"! На тренировки времени совсем не остается. Затем и эта мысль вылетела из головы, движения его убыстрились, и вот настал черед удара ногой в сторону в сочетании с одновременным ударом кулаком назад. Удар ногой пришелся по кухонному шкафу, кулачный удар отбросил падающее фарфоровое блюдо к двери, и от звона бьющегося стекла, казалось, даже кровь застыла в жилах у сыщика. Почти в тот же миг в спальне вспыхнул свет, и на пороге появилась жена Дэмуры. Несколько секунд она укоризненно смотрела на разгром в кухне, а затем, ни слова не говоря, принялась наводить порядок. В конце концов, грех жаловаться, ведь за весь год такое случилось впервые.

Куяма был поражен и чуть ли не обижен тем, что дома его никто не дождался. Он не знал, что и думать: либо родители наконец-то признали взрослым сына, занятого расследованием столь серьезного дела, либо их попросту сморил сон? Он унес ужин к себе в комнату и, управляясь с едой, обдумывал известные ему факты. Его не покидало ощущение, будто в какой-то момент он напал на след, вот только не сообразить, когда это произошло. Словно бы ему вдруг открылась разгадка, он понял даже, кто убийца и из-за чего совершено это ужасное преступление. Вроде бы ему даже ясно представилось, как уличить преступника, но потом минутное озарение исчезло без следа. С этим неприятным чувством он и уснул.

— Значит, по-твоему, с последним фильмом дело нечисто? Гм... интересно.

— Да, Кадзэ-сан, — с жаром подтвердил Куяма, благодарный за то, что Шеф подал ему идею вести расследование именно в этом направлении. Но теперь он и сам склонялся к той же версии. Будь его воля, он бы наведался к Таякаме, чтобы как следует повыспросить обо всех тонкостях. Не то чтобы Эноеда допустил какой-то промах, но ведь совсем другое дело, когда вопросы ставит человек, который точно знает, в какую точку бить, и который к тому же имел пятерку по психологии.

— Но, надеюсь, ты разрабатываешь и другие версии.

Да, это был орешек покрепче. Куяма успел просмотреть утренние газеты, откуда узнал, что обстоятельства смерти знаменитого актера Адзато выясняет сам господин Кадзэ, начальник отдела расследования убийств. Молодой человек испытал легкое разочарование. Конечно, он вовсе не рассчитывал увидеть на страницах газет свое имя, и все же ему не удалось удержаться от гримасы до-седы. Отец тут же, за завтраком, хорошенько отчитал его. Аргументы были все те же, привычно старомодные: ему, Куяме, следовало бы поблагодарить старшего коллегу за доверие. И самое скверное, что Куяма был вынужден признать справедливость отцовских упреков. Стоит обнародовать, что розыск убийцы поручен начинающему инспектору, — и разразится скандал на всю страну. Предоставив в качестве вывески свое имя, Шеф крупно рисковал. Если он, Куяма, не размотает дело, то в глазах общественности это будет провалом Шефа, причем провалом непоправимым. Но вздумай он передать расследование какому-нибудь опытному, умелому сыщику, тот не согласится работать анонимно. Так выглядело дело в другом аспекте. Куяма утешал себя тем, что Шеф подвергается лишь видимости риска. Просто исключено, чтобы он, Куяма, провалился!

Отбросив дурные мысли, Куяма внимательно проштудировал выступление Шефа на пресс-конференции. Он догадывался, что сегодня утром ему предстоит явиться к начальнику на доклад, и хотел подготовиться. Еще в студенческие годы он понял, что, если мысли преподавателя сумеешь преподнести как свои собственные, осенившие тебя сию минуту, в редкий миг прозрения, отличная оценка обеспечена. Сейчас, конечно, ситуация несколько осложнялась тем, что Шеф выстраивал свою теорию и отвечал на вопросы журналистовТосновываясь на его, Куямы, донесениях. Но пока что все шло гладко. Куяма доложил, что подозревает закулисные махинации под вывеской КМ К. Доложил, что Ямамото, об извращенных наклонностях которого он неизвестно почему умолчал, из человека состоятельного превратился в баснословного богача, хотя этот факт, конечно *е, нуждается в дополнительной проверке; доложил, что, по его мнению, финансовый эксперт Таякама знает гораздо больше того, что рассказал следствию. Добавил даже, что сегодня, прямо сейчас, хотел бы допросить его. Куяма надеялся, что после этого Шеф сразу же его отпустит. Но не тут-то было! Впрочем, этого и следовало ожидать. Две газеты закончили свой отчет о пресс-конференции в том духе, что усилия отдела представляются перспективными, но стоило бы направить их и в другую сторону. По поводу того, где ее искать, эту "другую стор.ону", журналисты никакой идейки не подбросили; правда, это и не входит в их обязанности.

Куяма лихорадочно размышлял. Необходимо что-то придумать сейчас, поскорее, пока Шеф не высказал свои соображения. Ну хоть что-нибудь...

— Или, по-твоему, достаточно, если мы и впредь будем заниматься только киношниками? — продолжал Шеф долбить в одну точку.

— Н-нет... мы установим, что делал Адзато в последний день, вернее, в последние дни.

— Реконструируете Последнюю неделю жизни жертвы? — Шеф с довольным видом кивал головой и улыбался так, словно выжал из Куямы долгожданное, заветное признание. Затем, верный своей привычке, закончил разговор наставлением: — Неплохая мысль. Но рекомендую не ограничиваться одной неделей. Восстанови всю картину последних десяти дней жизни, а то и двух недель.

Пожалуй, за все сорок лет службы Дэмуре никогда не было на работе так тошно, как сегодня. Изволь сидеть в участке, словно на привязи, зная, что Куяма тем временем ведет расследование! Вчера в полдень Дэмура отпросился на два часа, чтобы просмотреть киноленту, а вместо этого не вернулся вообще. Второй раз подряд такое самоуправство не сойдет, тут даже безупречное прошлое не поможет. У Эноеды хватило ума утром сообщить по телефону, что он болен, и взять отпуск. И ведь не постеснялся, мерзавец, ввернуть, что Дэмура, мол, наверняка охотно заменит его. А у Дэмуры не оставалось выбора, он сидел за столом как пришитый, делая вид, будто корпит над текущими делами, и ждал, вдруг что-нибудь случится. Однако ничего не происходило: ни поножовщины, ни самоубийства, ни банальной кражи. Вконец измученный ожиданием, Дэмура взялся за телефон. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе... Как видно, в данном случае горою приходится считать Куяму. Ведь это он не дает о себе знать, не звонит, не интересуется, чем занят напарник, с которым ему велено сотрудничать. Дэмура даже не удивился сообщению, что инспектор Куяма выехал в город по делам, но ему могут передать... Ничего не надо передавать! Несколько удрученный, Дэмура повесил трубку и задумался. Конечно, можно бы позвонить Шефу, который сам велел Куяме координировать свои действия с ним, Дэмурой. Стоит Шефу сказать слово, и Дэмуру на время расследования включат в группу центрального отдела. Как ни убеждал себя Дэмура, что если до сих пор он ни о чем не просил Кадзэ или шефа полиции, хотя имел на это право, то сейчас не время лезть с просьбами, однако мысль эта по-прежнему представлялась соблазнительной. Как далеко можно было бы продвинуться в расследовании! Первым делом* он отправился бы к Фукиде; с этим молодым человеком надо потолковать всерьез. Да и редактору Сираи он пообещал сегодня утром наведаться к нему. Ах ты, дьявол! Дэмура вновь схватился за телефон; набрал номер и через несколько секунд услышал голос Сираи — редактора газеты "Сэнсэй" и тренера университетского клуба.

— Добрый день, господин Сираи, говорит инспектор Дэмура.

— Добрый день! — В голосе редактора звучало удивление. — Если мне не изменяет память, мы условились, что к десяти вы будете у меня?

— Нет, память не изменяет. Но, к сожалению, возникли непредвиденные обстоятельства... Так что вы уж меня простите, Сираи-сан. Я не могу отлучиться с дежурства.

— Понятно... — Редактор не скрывал своего разочарования. — Вы считаете, что я должен приехать в участок?

— Видите ли... — Соблазн был велик. Но что, если за это время Дэмуру вызовут на происшествие? Ведь он обязан ехать, даже если Сираи пообещает доставить сюда самого убийцу Адзато! — Нет, нет, не хочу вас затруднять, — поспешно сказал Дэмура. И чуть не рассердился, когда Сираи принялся из вежливости настаивать.

— Помилуйте, меня это нисколько не затруднит.

— Вы очень любезны, но я не уверен, что смогу вас дождаться. А не могли бы вы сказать по телефону, каковы результаты ваших поисков?

— Что ж, если по-другому никак не получается... Я составил список, включив в него всех победителей состязаний по каратэ за последние двадцать лет, а также тех, кто создал новую школу, тех мастеров, кто из-за драк или других тяжких проступков был дисквалифицирован, тех, кто прославился, снимаясь в кино, и так далее.

— О, это, должно быть, огромная работа...

— Ну что вы! Всего-навсего пришлось просмотреть свой домашний архив. Но я очень удивлюсь, если на основании моей информации вам удастся обнаружить убийцу Адзато.

— Сколько человек у вас в списке?

— Сначала их было сто. Затем я еще раз прошелся по списку и сократил его до двадцати человек. Вычеркнул, к примеру, таких, кто, будучи неплохим каратистом, все же, на мой взгляд, не дотягивает до высшего уровня. Убрал тех, кто вроде Ямагути в свое время великолепно дрался, но теперь очень стар и способен разве что обучать других. И под конец вычеркнул крупнейших мастеров, пользующихся всеобщим уважением и мировой известностью. Думаю, вы со мной согласитесь, что таких людей, как Ояма или Канадзава, невозможно заподозрить в чем-либо предосудительном.

— Ну ладно, — недовольно пробурчал Дэмура. Основа добросовестной полицейской работы в том, что никакой ранг или имя не освобождают от подозрения. Но Сираи в конце концов был прав. Следовало как-то сократить список, хотя бы и таким способом.

— Из числа тех, у кого имеются судимости, я отмел всех, чья техника годится лишь для уличных драк или подлых расправ по найму какой-нибудь банды. Тот, кто победил Адзато, был незаурядной личностью.

— А из тех двадцати, что остались в списке, каждый мог бы управиться с ним?

— Не думаю. Это было бы под силу одному-двум из них. Но я не решаюсь утверждать, что убийца наверняка входит в эти два десятка. Существует бог весть сколько искусных мастеров/о которых я даже и не слыхал. Откуда мне знать, кто проходит подготовку в полиции, в Оборонном ведомстве или какое число наемников состоит на службе у гангстерских банд? Причем многие обучаются каратэ даже не в спортивных клубах, а дома, где любящие папаши готовят их к преступному поприщу!

— Вы правы. — Дэмуре тоже пришла эта мысль, и он ей вовсе не обрадовался. Если это действительно так, то и у него немного шансов напасть на след убийцы.

— Сколько их, мастеров, которых я не знаю!.. — укоризненным тоном продолжал Сираи. — Вот ведь и вы, должно быть, из их числа, коль скоро являетесь экспертом полиции, а я даже имени вашего никогда не слыхал, — Не случайно. Я никогда не участвовал в состязаниях.

— Это я сразу понял, — в голосе Сираи послышался оттенок иронии. — Когда вы были в цветущем возрасте, соревнования по каратэ еще не вошли в моду.

— Верно. Однако мое додзе и сейчас уклоняется от участия в состязании.

— Неужели додзе Сетокан? — Так приятно было услышать в голосе Сираи искреннее почтение. Возможно, на них смотрят как на чудаков, возомнивших, будто они могут остановить время, и все же относятся к ним с уважением. Дэмура чувствовал, что это максимум, к какому может стремиться каратист или додзе.

— Разрешите привезти вам этот список, Дэмура-сан. Если не дождетесь меня, я оставлю его у вас на столе.

Дэмура знал, что эта предупредительность адресована не ему, Дэмуре, и не полиции, а той школе, которая его воспитала и выучила, и принципам, которым он хранил верность. Он больше не противился, радуясь, что главный редактор "Сэнсэя" желает оказать любезность мастеру старой выучки.

Кто бы мог подумать! На улочке, где два дня назад убили Адзато и где было не протолкнуться от полицейских, сейчас в полную силу трудилась съемочная группа. Фигуры суетливых, хлопочущих людей при резком свете юпитеров казались нереальными. Самоуверенные, шикарно разодетые киношники бросали на сыщика пренебрежительные взгляды. Интересно, за кого они его принимают? Куяма полагал, что ему не составит труда найти директора Таякаму, когда в ответ на его телефонный звонок ему было сказано, что тот выехал в Синдзюку. Инспектор настроился на приятную беседу в каком-нибудь уютном фургончике, а вместо этого попал в сущий бедлам. Двое подсобных рабочих, тащивших какой-то осветительный прибор, чуть не сбили его с ног, отскочив в сторону, он запутался в проводах; давно он не чувствовал себя таким беспомощным и неловким. Таякамы, конечно же, не было в отведенном ему фургончике, хотя каждый, у кого Куяма справлялся, отсылал инспектора именно туда. Делать было нечего. Куяма томился в бездействии и наблюдал за съемками в надежде, что директор рано или поздно объявится. Приглядевшись к обстановке, сыщик понял, что не напрасно приехал сюда. Если до сих пор у него и оставались некоторые сомнения, то теперь они рассеялись: здесь можно проторчать хоть целый день — тебя никто не заметит. Очевидно, убийцам тоже не составило труда разведать обстановку, смешавшись с толпой зевак.

И вдруг кровь застыла у него в жилах. За оградой мелькнули двое в масках и выжидательно затаились. По тротуару, приближаясь к засаде, шел молодой человек — невысокого роста, полноватый, с приятным, улыбчивым лицом. Куяма понимал, что это всего лишь игра, и тем не менее с трудом удержался от предостерегающего оклика. Видимо, такое ощущение возникло не только у него. Голос, усиленный динамиком, дал команду "стоп"; улыбчивый толстяк остановился, а бандиты, потягиваясь, выпрямились во весь рост.

— Опять ты прогуливаешься с блаженным видом, лопух несчастный! — сердито взревел голос откуда-то сверху.

Куяма вскинул голову и увидел на вершине дерева репродуктор, выкрашенный в красный цвет. Однако взгляд артиста был устремлен не на дерево, а на один из фургончиков, возле которого стояла небольшая группа людей. Один из мужчин ожесточенно размахивал руками, а громкоговоритель разносил на всю площадку его слова, не предназначенные для чужих ушей.

— Вышагиваешь, словно фонарщик на священной церемонии, от веселья тебя прямо-таки распирает. Ты же должен показать, что боишься, что ожидаешь какого-то подвоха. А если в тебе нет ни тени настороженности, то откуда ей взяться у зрителя, черт бы тебя побрал!

Толстячок по-прежнему улыбался. Подбоченясь, он внимательно огляделся по сторонам. Наконец его взгляд наткнулся на красный репродуктор. Несколько мгновений он молча изучал его, затем издал странный резкий вскрик и рванулся вперед. В одно мгновение он преодолел несколько метров до дерева, взбежал по стволу вверх, пнул репродуктор и, проделав сальто, приземлился на ноУи. Сбитый репродуктор отлетел далекЪ в сторону. Это прямое попадание на высоте более трех метров не так потрясло Куяму, как последующее поведение молодого человека: он даже не запыхался и голос его звучал абсолютно спокойно, когда он проговорил:

— Если я причинил ущерб, прошу удержать из моего гонорара!

Теперь и Куяма решил проявить твердость. Он ухватил за плечо ближайшего к нему участника съемочной группы и, сунув удивленному мужчине под нос свое удостоверение, заявил, что, если в течение пяти минут ему не отыщут Таякаму, он вообще прекратит съемки. Таякама появился через минуту. Это был толстый неряшливый человек; костюм заляпан жирными пятнами, рубашка вылезала из брюк, галстук завязан кое-как. Если во всем этом и была поза, то в завершенности ей не откажешь: Таякама резко выделялся на^фоне разодетых модников.

— Чего вам от меня нужно? — Директор с неприязнью смотрел на сыщика. — Я уже все рассказал вашему коллеге, сообщил даже то, чего не знаю...

В толпе вокруг засмеялись, Куяма попытался сохранить достоинство.

— Тогда, быть может, расскажете то, что знаете, — отпарировал он, однако реплика его не возымела успеха.

— Что именно, черт побери?! Да меня вообще здесь не было, когда произошло убийство, я ездил договариваться насчет места натурных съемок.

— Угу... Где бы мы могли поговорить без помех?

Таякама проглотил просившуюся на язык грубость, безнадежно махнул рукой и молча проследовал к своему фургончику. Но когда они очутились внутри, высказал все.

— Я ведь тоже грамотный, газеты читаю, так что точка зрения вашего начальства мне известна. Преступника, видите ли, надо игкать среди людей, имеющих отношение к фильму. Дурак догадается, что скоро сюда нагрянет полиция.

У Куямы было одно несомненное достоинство, которое признал бы даже Дэмура, если бы присутствовал при этой сцене: терпение. Он улыбнулся в ответ, словно Таякама порадовал его приятной новостью.

— Ну, так что вы хотите от меня услышать? — Таякама плюхнулся на стул и уставился на полицейского с видом человека, которому каждая минута дорога. Что, кстати, было правдой.

— Кто финансировал этот фильм?

— Я уже говорил! Адзато.

— Откуда у Адзато были деньги?

— Как это — откуда? Да он за один год зарабатывал больше, чем два десятка сыщиков вроде вас способны заработать за целую жизнь. Ну и вопросики у вас!..

— Любопытно... А я слышал, ему пришлось прибегнуть к займу.

— Ну слышали так слышали...

— Вам на этот счет ничего не известно?

— Меня это не касается.

У каждого полицейского своя техника допроса. Куяма старался быть предельно любезным, чуть ли не ласковым, ему нравилось, когда опрашиваемый чувствовал себя партнером в приятной беседе. Таякама таким партнером быть не пожелал, и Куяма перешел на более жесткий тон.

— В чей карман пойдет прибыль?

— Откуда мне знать? Наследнику, наверное.

— А как быть с кредитором?

— Кредитору следует вернуть долг, и дело с концом. Все остальные деньги идут наследнику, если, конечно, кредитор не выговорил у Адзато право на участие в прибыли.

— Кто этот человек?

— Понятия не имею.

Куяма готов был поклясться, что директор картины лжет. Немыслимо предположить, будто он не знал, что капиталы отстегивает Ямамото. Ну да ладно, попробуем подъехать с другой стороны!

— Кто дал указание продолжить съемку?

— Я дал, а кто же еще!

— Почему? Или вы тоже лицо заинтересованное? Видно выло, как Таякама сдерживается, чтобы не вспылить.

— Да будет вам известно, что в этом состоит моя работа! Я обязан наладить бесперебойный ход съемок, даже если произойдет землетрясение, разразится война или, к примеру, если два психа прикончат главного героя. Понятно? И я выполняю свои обязанности, конечно, если меня не отвлекают всякой чепухой!

"Постой, я тебя проучу!" — подумал Куяма и назло директору продолжил расспросы. Если бы этот тип не вел себя так нагло, он, пожалуй, посовестился бы отнимать время у делового человека и поспешил бы свернуть разговор. Но Таякама держался в высшей степени нахально, и инспектор не без злорадства углубился в подробности, совершенно бесполезные для хода следствия, однако вполне пригодные на тот случай, если понадобится завалить Шесра лавиной фактов.

— Где вы нашли подходящих людей?

— Вам-то не все равно? Вас еще и на свете не было, а я уже знал всю кинопублику как свои пять пальцев. Если вы мне скажете, что вам нужен режиссер, который сумел бы сочетать секс, "хоррор"* и мистику с ультралевой политикой, я только уточню, желаете ли вы заполучить прославленного мастера этого жанра или довольствуетесь дешевым халтурщиком. В данном случае понадобился режиссер, которому не составит труда работать в манере Адзато, только и всего.

— Кто дописал сценарий? Харрис?

— О нет! Он годится, если нужен совершенно новый текст. А здесь уже была основа — обычная дребедень, сказочка про славного парня, который в одиночку выступил против целой банды гангстеров, — и оставалось лишь довести ее до конца. Бандиты убивают парня, а друг мстит за его смерть.

— Но ведь похожий сюжет и в "Последней схватке"...

— Сюжет примерно одинаков еще в сотне фильмов, которые я снимал. Думаете, в этом жанре возможно большое разнообразие?

— Как же кончался фильм по первоначальному замыслу?

— Представления не имею! Я уже говорил вашему коллеге, что Адзато приносил сценарий по частям. Когда его убили, он дошел, мне кажется, только до середины, так что теперь можно дописать как угодно.

— Не могли бы вы мне дать сценарий Адзато? — Куя-ма и сам не знал, как у него вырвалась эта просьба. Разумеется, если бы понадобилось мотивировать ее, он нашел бы объяснение. "Текст может рассказать о характере его автора" — это для Таякамы. "В случае чего, можно будет заткнуть Шефу рот" — это для себя самого. Но если уж быть до конца откровенным, то в нем попросту взыграло любопытство. Никакой особой ценности рукопись эта не представляла. Но когда он увидел, что Таякама не хочет с ней расставаться и пытается его отговорить, сыщик решил настоять на своем. Под конец пригрозил даже изъятием при обыске и намерен был свою угрозу осуществить. Это подействовало. Таякама достал из шкафа пухлую пачку листов и в сердцах швырнул на стол.

— Вот вам сценарий, получили что хотели! А теперь, надеюсь, я смогу заняться работой!

Куяма тоже был по горло сыт его обществом. Он поблагодарил директора за любезную помощь и проявленную готовность к сотрудничеству, с чем и отбыл. У него было такое ощущение, что, если понадобится еще раз допросить директора, он предоставит эту честь Дэмуре. И если очень повезет, глядишь, Дэмура еще и поколотит строптивца. Он сладострастно улыбнулся при этой мысли.

Эноеда все утро провел в беготне. Где только он не побывал: дома у Адзато — беседовал с вдовой, со слугою и соседями, после этого — с полицейскими из ближайшего участка, затем был у автомеханика и в увеселительных заведениях, в конторах и на квартире у начинающих актрис. Он и не предполагал, что задача окажется такой легкой. Адзато был слишком известной личностью, и его присутствие вызывало сенсацию всюду, где он появлялся. Люди пользовались случаем, чтобы дома похвастаться перед женой: "Представь себе, сегодня в ресторане встретил Джонни Адзатб. В жизни он гораздо ниже ростом, чем кажется на экране". Или жены сплетничали с мужьями: "Представь себе, я видела в ресторане Джонни Адзато, знаменитого актера! Он был с какой-то размалеванной бабенкой. Никогда бы не подумала, что он способен опуститься до таких..." И машина у него была приметная. Европейской марки — "порше". Эноеда знал лишь, что машина эта стоит бешеных денег, но с него и этих знаний было довольно.

Между делом Эноеда купил в писчебумажном магазине по дороге блокнот с почасовым расписанием, каким пользовался в школе его сынишка, и стал записывать, где и когда был актер на прошлой неделе. В полдень, зайдя в харчевню, он взял на обед рамэн. Как и все сидящие рядом, он быстро и ловко отправлял палочками в рот лапшу, кусочки мяса и крабов, а затем, взяв чашку обеими руками, выпил соус. После обеда, в отличие от прочих посетителей, которые, наскоро поев, расплачивались и уходили, Эноеда извлек из кармана блокнот и окинул его горделивым взглядом. Если и дальше так пойдет, то вскоре все почасовые графы окажутся заполнены. Знать бы, что эти данные действительно необходимы, он бы вручил их не этому лощеному субчику Куяме, а самому Шефу. Он отогнал от себя эту недостойную мысль еще быстрее, чем только что заталкивал, в рот еду.

Дэмура поймал себя на том, что берется за телефон привычным движением человека, который только таким способом и проводит расследование. Он набрал номер Фукиды, и, когда в течение минуты никто не снял трубку на другом конце провода, им овладело неприятное чувство, будто удача покинула его. Однако ему не хотелось так легко сдаваться. Он позвонил вдове Адзато, и воспоминание о красивом лице Линды, ее пухлых, чувственных губах всколыхнуло в нем приятные мысли. Но в голосе женщины звучали не волнующие, чувственные нотки; а искренняя тревога и даже страх.

— Ах, это вы?.. Какое счастье, что вы позвонили! Ради бога, помогите, сделайте что-нибудь!

— Что случилось? Пожалуйста, объясните толком!

Женщина говорила отрывисто, быстро и с таким умопомрачительным акцентом, что оставалось удивляться, как Дэмура вообще хоть что-то понял.

— Джек был у меня и забрал Фукиду... Сделайте же что-нибудь пока не поздно!

— Что значит "забрал"? Фукида не узел с барахлом, а здоровый, сильный мужчина!

— Господи, ну неужели вы до сих пор не поняли? Джек спбсобен на все. Фукида зашел ко мне и стал уговаривать, чтобы я не выходила замуж за Джека. Сказал, что он сам на мне женится, даст мне все, что душа пожелает. Представляете, до чего трогательно?

— И что же?

— Я посмеялась. Но потом мне сделалось его жаль, и я решила его слегка утешить.

— Ага, начинаю понимать суть дела! И тут неожиданно нагрянул ваш жених.

— Да не один, а с тремя "гориллами".

— Ничего страшного! — Дэмура был уверен, что даже три драчуна — не угроза для такого, мастера, как Фуки-да. — Не стоит волноваться, Адзато-сан. Фукида сумеет за себя постоять.

— Но вы не знаете, каких телохранителей подобрал Джек! Думаете, я ничего не смыслю в каратэ? Я несколько лет прожила бок о бок с Джонни Адзато, наблюдала за его тренировками, за репетициями перед каждым очередным фильмом, видела, как они упражнялись с Фукидой.

— Я верю вам. Конечно же, вы разбираетесь...

— О'кей. Тогда поверьте, что я в состоянии оценить, чего стоят эти три молодчика. Все они опытные мастера, а один так просто экстра-класса. Но это еще полбеды.

— Тогда в чем же беда? — Дэмура занервничал.

— Джек угрожал Фукиде пистолетом. — Голос женщины звучал все слабей, и последние слова она выговорила чуть слышно. Но все же выговорила. А ведь ей нелегко было решиться на такой шаг: выдать человека, с которым она собирается строить совместную жизнь. Человека, который, по ее мнению, способен на все.

— Куда они направились? — Теперь уже и Дэмура был взволнован, хотя внешне это никак не проявлялось. Взгляни на него кто-нибудь из скучающих дежурных по участку, он не заметил бы в Дэмуре никакой перемены. 'Невысокий щуплый старик с реденькими седеющими волосами и отрешенно задумчивым лицом.

— Не знаю. Джек сказал только, что они научат его приличиям.

— Ладно! Я позвоню, как только мне удастся что-нибудь разузнать. — Дэмура бросил трубку и выскочил из-за стола. Маццони скорее всего собирается просто поколотить Фукиду, так сказать, вернуть долг. Если бы в его намерения входило убийство, Джек Маццони был бы далеко* отсюда, скажем, улетел бы к себе в Америку, пока здесь по его приказанию провернули бы это дельце. Но мысль эта не успокоила Дэмуру. Фукида не из тех, кто послушно даст себя поколотить. Конечно же, он воспротивится и, если ему удастся совладать с "гориллами", разделает Маццони под орех. Правда, тот может пустить в ход оружие и застрелить Фукиду в порядке самозащиты. Свидетели в его пользу найдутся — целых три. Дэмура выбежал из здания, увлекая за собой шофера, и на ходу назвал ему адрес Маццони. Если у американца есть хоть капля ума, он увезет Фукиду к себе. Тогда речь пойдет не только о самообороне, но и о защите жилища. Большинство американцев свято убеждены, что в своем доме они имеют право пристрелить любого, кто вошел без разрешения. А как доказать, что Фукида очутился в доме Маццони по воле хозяина? Даже если Линда решится свидетельствовать против жениха, все равно легко можно отговориться. Да, моя, они увезли Фукиду, но совсем недалеко, а.там отвесили ему пару оплеух и выставили из машины вон. Им и в голову не приходило, что тот вздумает мстить и ворвется в дом Маццони. Должно быть, так и поступит американец, если у него есть хоть капля ума и если он действительно способен на убийство. А почему, собственно, отказывать ему в уме? И близкий человек — его невеста — считает, что Маццони способен на все.

Фукида нервничал, ладони его противно вспотели. Ему еще никогда не доводилось стоять под дулом пистолета. Конечно, в фильмах это случалось сплошь и рядом. Но жизнь — сейчас он остро почувствовал это — совсем не похожа на кино. Мысль, что вооруженному человеку достаточно шевельнуть пальцем, чтобы оборвалась его жизнь, парализовала Фукиду. Но каждой клеточкой существа он сознавал, что не позволит избить себя. Впрочем, какая ерунда! Ведь искусство каратэ должно было бы привить ему необходимое самообладание и гибкость тактики. Пусть даже на сей раз он уйдет побитым, зато при случае отплатит гангстерам с лихвой. Но Фукида чувствовал, что это самообман. Если он поддастся им сейчас, то нечего надеяться на благоприятный случай впоследствии. Если позволит побить себя, у него уже никогда не достанет смелости в открытую схватиться с Маццони. Подобная порода бандитов только потому и существует, что их боятся. Люди видят их жестокость, понимают, что жизнь человеческую они не ставят ни в грош, к тому же все наслышаны об их связях с мафией, о гангстерском произволе — чем не достаточная почва для страха? Фукида понимал, что по-настоящему страшен именно этот вид жестокости, а не тот, что бедняга Джонни, да и он сам годами развивали в себе. Они обращали жестокость на самих себя. Приучали свое тело выдерживать кошмарные тренировки, более длительные и суровые, чем у обычных мастеров каратэ. Приучались побеждать свой страх и вступать в единоборство с любым противником, даже зная наперед, что тот обладает лучшими физическими данными или большей славой. Конечно, для этого тоже нужны и самообладание и сила. Они способны дать отпор разнузданным уличным хулиганам — такая победа работает на авторитет, они способны даже убить противника в открытой схватке, если возникнет такая необходимость. Но хладнокровно приказать своим подручным, чтобы те пытали и убивали людей, — такое занятие не для них с Джонни. Зато вполне в характере Маццони.

Фукида помнил свой страх, когда Маццони впервые пригрозил ему расправой. Американец держался самоуверенно, его ничуть не смущало, что перед ним прославленный мастер каратэ. Уверенности ему придавала собственная страшная слава и обеспеченный тыл — связи с мафией... Фукида знал, что, если Маццони и в самом деле располагал такими связями, с ним не сладить. Ведь это лишь в кинофильмах преступные кланы разделываются со своими противниками голыми руками; в жизни, когда возникает такая ситуация, человека попросту прошивают пулями — и дело с концом. Или подкладывают бомбу в автомобиль, а в крайнем случае прибегают к яду. Все эти способы были Фукиде не по нутру. Затем он вспомнил о своем решении и отмел прочь все неприятные мысли. Представил себе, как рассветное солнце встает над морем, и вспомнил ту тренировку, когда они стояли друг против друга, увязая по колено во влажном песке. Он, Фукида, нанес один-единственный удар, и этого было достаточно. Точно так же он поступит и сейчас, лишь тщательнее выверит момент атаки. Если же ему не повезет, если движение его запоздает или окажется неточным... что же, тогда он умрет с этим воспоминанием в душе: восходящее солнце, берег моря и та незабываемая тренировка с Джонни, когда они еще были друзьями...

Телохранители взяли его в кольцо, американец держался от него метрах в трех, и Фукида догадался, как все должно произойти. "Гориллы" кинутся на него, схватят, вывернут ему руки, чтобы Маццони мог отложить оружие и спокойно приблизиться к нему вплотную. Еще бы, ведь американец желает бить его своими руками! Фукида попытался оценить боевые качества телохранителей. Откуда их набрал Маццони? Должно быть, из каких-нибудь гангстерских семеек, где мальчиков с самого детства обучают каратэ, драке руками и ногами, как в давние времена обучали самурайских отпрысков. Если да... Тут он опять задержал ход мысли. Необходимо трезво оценивать противника, но не для того, чтобы его бояться, а для того, чтобы взвесить свои шансы и избрать единственно правильную тактику.

"Гориллы" действовали лучше, чем он ожидал. Двое схватили его за руки и зажали в замок, третий же упер ребро ступни в подколенный сгиб, одной рукой схватил Фукиду за волосы и резко запрокинул ему голову назад, а косточками пальцев с силой давил на шею, повыше позвоночника.

Фукида наметил план: для видимости поддаться, пусть они скрутят ему руки, он выждет, пока Маццони подойдет поближе, и тогда проведет прием. С любителями этот номер прошел бы, но ведь это не любители, а профессионалы. Фукида издал мощный вскрик и напряг все мускулы тела. Сжимающие его тиски ослабли только на мгновение, и вся троица тотчас же снова навалилась на него. Но даже этого короткого мгновения Фукиде оказалось достаточно, чтобы ударом ноги вбок отбить руки одного из бандитов. Он хотел было повернуться, когда тот, что стоял сзади, коленом нанес ему удар в позвоночник и со страшной силой рванул его голову назад. Затем вновь упер ногу в коленный сгиб, куда жестче, чем прежде, и Фукида распластался на полу, корчась от боли. Но зато теперь он по крайней мере знал, кого надо первым выводить из игры, если представится шанс. Кроме него здесь есть еще один мастер выше среднего: тот тип с хитрой физиономией, пристроившийся сзади.

Впрочем, все выглядело так, что шанса на борьбу ему не представится. Бандиты ногами встали ему на руки и на ноги, а третий надавил на горло ребром ступни. Маццони, настороженно выжидавший, когда его подручные обезвредят Фукиду, теперь двинулся к нему. Он подошел к распростертой жертве почти вплотную, и у Фукиды перед глазами уже плясали красные круги, когда где-то в отдалении раздался негромкий голос хорошо воспитанного человека:

— Добрый день, господа. Надеюсь, я вам не помешал?

На пороге стоял Дэмура — старенький, хрупкий, смущенно улыбающийся, Маццони вмиг развернулся на сто восемьдесят градусов — пистолет снова был у него в руке — и холодно воззрился на нежданно вторгшегося незнакомца.

— Кто вы, черт побери, и что вам здесь нужно?

— Полиция, — произнес Дэмура, и спокойным, но все же быстрым шагом приблизился к американцу.

— Стой! — взревел Маццони, но было уже поздно. Не успел он договорить, как Дэмура ударил его по руке. Раздался истошный крик боли, и двое телохранителей бросились на помощь шефу. Фукида понял, что настал момент действовать. Он издал громкий крик и напряг мускулы шеи. Когда-то во время публичных выступлений ассистенты гнули железные прутья о его шею. Сейчас этот аттракцион пришелся весьма кстати. Ребром левой ладони он рубанул по ноге, придавившей его горло, надеясь, что ему удастся попасть в болевую точку с тыльной стороны под икрой и что внимание бандита в этот миг будет отвлечено.

Иначе тот со всей силой надавит ребром стопы ему на горло, и тогда уж как ни напрягай мускулы... Фукиде повезло. Давившая на горло нога отлетела прочь, а сам Фукида в тот же миг перевернулся, стараясь откатиться подальше. Благодаря опыту многолетних упражнений он тотчас же вскочил на ноги, приняв защитную позицию. И вовремя. Бандит с хитрой рожей, высоко вздернув колено, летел на Фукиду, по-видимому целя ему в голову, но в последний момент согнулся вдвое, избегая встречного удара, и нацелился в пах. Фукиде был знаком этот прием, поэтому он присел, сместив центр тяжести вниз, и, приняв кошачью стойку, парировал удар упругой защитой. Противник отступил, и Фукида наконец-то получил секундную передышку. Краем глаза он покосился на Дэмуру. Старик сидел в кресле и с искренним любопытством следил за их поединком. Два других телохранителя в глубоком обмороке валялись на полу. Маццони натужно пытался встать на ноги, его правая рука, неестественно согнутая, висела вдоль тела.

Фукида увидел, что бандит с хитрой рожей тоже косится вбок, но когда спохватился, было уже поздно. Противник смекнул, что с той стороны опасность пока что не угрожает, и вновь сосредоточился на Фукиде. Оба осторожно кружили, делали ложные выпады, не решаясь идти на прием, поскольку каждый из них слишком быстро и точно парировал выпады другого. Фукида скользящим шагом приближался к противнику. Он всегда предпочитал бой на короткой дистанции, когда идут в ход плечи и локти, когда можно перебросить противника через себя или поразить его неуловимым движением колена. Хитромордый принял предложенный способ борьбы и тоже пошел на сближение. Оба переместили центр тяжести назад, и в тот момент, когда бандит готовился провести прием, нога Фукиды рванулась вперед, нацеленная как бы для прямого удара, ступня описала дугу и плотно припечатала лицо противника. Окажись этот удар чуть более точным, единоборство на этом было бы закончено. Теперь же Фукида использовал расслабленное положение бедра и, плавно продолжив обманное движение, пронес поднятую ногу над головой пошатнувшегося противника и резко отдернул ее. На сей раз удар пяткой был нанесен в болевую точку за ухом. Для финала этого было бы достаточно, однако комбинация состояла из тройного удара ногой, и действия Фукиды направлял автоматизм, отработанный за годы тренировок. Лицо бандита залила кровь, когда и третий удар — корпус прямо, нога разит сбоку — достиг своей цели. Телохранитель рухнул на пол.

— Что здесь происходит? Немедленно вызываю полицию! — По лицу Маццони было видно, что американец никак не может решить, хвататься ли ему за телефон или за лежащий на полу пистолет. А может, лучше вообще не двигаться?

— Як вашим услугам: полицейский инспектор Дэму-ра. Так что вам самому придется объяснить, что здесь происходит.

— Этот субъект совершил на меня нападение в моем же собственном доме... Я всего лишь пытался обезвредить его... — моментально нашелся американец. — Предъявите удостоверение!

Дэмура сунул ему под нос полицейское удостоверение.

— Значит, вы пытались обезвредить его. Ну а ваши приятели?

Однако при виде документа Маццони вновь почувствовал под ногами твердую почву.

— А вы по какому праву ворвались в мой дом? Сию же минуту вызываю своего адвоката! Вы еще поплатитесь за свое самоуправство. По-моему, вы сломали мне руку.

— По-моему, тоже, — согласно кивнул Дэмура. — Я, знаете ли, терпеть не могу, когда на меня наставляют револьвер. Такое со мной случается слишком часто.

Маццони подошел к телефону и принялся энергично набирать номер. Дэмура поднялся с места.

— Говорят, страшно неудобно, когда у человека перебиты обе руки. Даже задницу не подотрешь.

— Грозить вы можете, но выполнить свою угрозу у вас кишка тонка, — Маццони явно колебался. — Стоит мне кому следует порассказать о ваших делишках, и вы вылетите из полиции как миленький.

— Ваше право. Поступайте как вам будет угодно. — Дэмура двинулся к американцу. Движение было быстрым, однако Фукида опытным глазом определил, что Дэмура вложил в него отнюдь не всю стремительность, на какую был способен. Маццони, конечно, не, ощутил, разницы. Вскрикнув, он выронил телефонный аппарат и отскочил назад. Присев на корточки, он схватился за револьвер. Держа оружие в левой руке, он нацелился на Дэ-муру.

— Ах ты, гнусная ищейка! Сделай хоть шаг, и я тебя изрешечу!

— Оригинальная складывается ситуация, — насмешливо протянул Дэмура, однако замер на месте. — Допустим, вы застрелите меня, застрелите господина Фукиду, а там, глядишь, и полицейского, что стоит у входа в дом... Хотя, возможно, он услышит выстрелы в доме, а он ведь, знаете ли, тоже вооружен. Правда, возможен и такой вариант: вам не удастся достаточно быстро нажать на курок, и тогда я все же сломаю вам и другую руку...

Маццони попятился, а Дэмура повернул голову к двери, словно собираясь позвать своего напарника. Маццони слегка покосился на дверь, не выпуская инспектора из поля зрения, а Фукида, про которого американец на мгновение забыл, ногой выбил у него оружие. Дэмура рванулся теперь уже со всей своей стремительностью и молниеносно отбил руку Фукиды, готовую кувалдой обрушиться на голову американца.

— Хватит! В конце концов, мы живем в цивилизованном обществе. Пойдемте, мистер, отвезу вас в больницу. А вы останьтесь тут и побеседуйте с этой бравой троицей. Узнайте у них, кто сейчас считается лучшим профессиональным телохранителем, предпочитающим обходиться голыми руками, и лучшим бойцом.

— А если они не пожелают отвечать? __ Дэмура улыбнулся:

— Ведь это вашего друга отправили на тот свет...

Куяме с трудом удавалось скрывать свою нервозность. Он знал, что коллеги исподтишка наблюдают за ним, стоит зародиться слуху, будто он раздражителен сверх меры, до того что грызет ногти на руках, и Шеф тотчас же перестанет ему доверять. Нет, он, Куяма, должен излучать неколебимый оптимизм и уверенность в себе. Дело пошло бы куда легче, если бы удалось связаться с этим треклятым Эноедой. У Куямы не было ни малейшей охоты выяснять самому, чем занимался Адзато в последние десять дней жизни. Даже в благоприятном случае такая работа отнимет не один день, а ему необходимо гораздо раньше представить Шефу какой-либо результат. Найти если не убийцу, то по крайней мере какой-то след, мотив, объяснение. Куяма сознавал, что не совсем годится для такой работы. Мысль эта была ему неприятна тем, что заставляла признать: доведись ему начинать свое поприще с патрулирования улиц или дежурства в окружном участке, по всей вероятности, он там бы и застрял до конца дней. Разумеется, это еще ни о чем не говорит. У него способности совсем другого рода, не связанные с беготней по городу и собиранием фактов по крупицам. Дипломы с отличием в Токийском университете не раздаются за здорово живешь Дэмуру он тоже не застал на месте. Правда, в дежурной комнате сказали, что старый инспектор на службе, просто отлучился по вызову, однако Куяма был уверен, что тут кроется подвох. Чтобы чем-то занять себя, он вытащил сценарий и положил на стол перед собой. Поначалу он намеревался прочесть его дома — ради развлечения перед сном, нно лучше будет ознакомиться с ним сейчас.

Главное — не сидеть сложа руки, будто не знаешь, за что взяться.

Сценарий оказался весьма неудобочитаем. На одной половине страницы излагался сюжет, другая была отведена диалогам. Бессмысленное марание бумаги! Поначалу Куяма опасался, что его нервы не выдержат, потому что взгляду приходилось метаться от столбца к столбцу, как глазам судьи на состязаниях по пинг-понгу. При этом он все время боялся пропустить строку. Затем втянулся и через несколько минут с головой ушел в чтение.

По сценарию Адзато отведена роль знаменитого актера. Естественно, это звезда фильмов о каратистах и в жизни тоже потрясающе порядочный парень. Скромный, всегда готовый помочь, поборник справедливости. При описании жилища героя Куяма едва не рассмеялся вслух. Куда этой скромной уютной квартирке до роскошного особняка Адзато? Возможно, моделью послужила прежняя обитель актера? Этот идеализированный Адзато оказывается втянутым в дела торговцев наркотиками. Конечно, и тут причиной послужило его доброе сердце. Он узнает, что одного из ассистентов режиссера собираются уволить, поскольку тот пристрастился к наркотикам. Ему становится жаль несчастного парня, и он решает помочь ему. Добивается для молодого ассистента испытательного срока и берет его под свою опеку. Какое-то время все идет как надо, но затем торговцы наркотиками снова нападают на след парня и в отсутствие Адзато пичкают его кокаином. И тут Адзато решает положить преступному делу конец. В первую очередь он отыскивает мелкого торговца, который снабжает покупателей "белой смертью", и выбивает из него имя шефа. Затем направляется к главарю банды. Тот уже поджидает визитера: несколько дюжих парней с дубинками и цепями пытаются "отговорить" нашего героя продолжать частное расследование — разумеется, безуспешно, поскольку тот выходит из схватки победителем. После этого он направляется в некое злачное заведение — по слухам, место сходок торговцев наркотиками, — затевает расспросы и, конечно же, привлекает к себе внимание. Вскоре за ним начинают охотиться, и, чтобы опередить недругов, он решает отсечь голову дракона.

На этом месте рукопись обрывалась. Актер, взявший на себя роль самодеятельного писателя, довел повествование до этих пор. Но почему он писал сценарий по частям? Куяма вновь почувствовал еще сильнее, чем вчера вечером, перед тем как уснуть, будто он знал, что случилось, но потом это вдруг выскочило у него из памяти. Так бывает, когда надо вспомнить имя давнего приятеля, а оно никак не приходит на ум, или враз забываешь обра- тную дорогу к дому. У него возникла одна идея, однако прежде чем ее проверить, нужно снова позвонить Эноеде. Если он, Куяма, окажется прав, то восстановление картины последних дней Адзато будет отнюдь не лишним.

Инспектор Эноеда чувствовал, что этот день он не забудет до конца жизни. Удача! Он напал на след! С трудом верилось, но он нашел чуть ли не десяток поводов для убийства Адзато, и каждого из них в отдельности оказалось бы более чем достаточно. Если так пойдет дальше, то к вечеру, пожалуй, он будет знать не только имя преступника и его адрес, но и, если потребуется, даже его любимое блюдо. Ну а тогда придется хорошенько подумать, как использовать сведения; ведь теперь у него и в мыслях нет уступать свою славу другому. Он раскаивался, что отослал донесение Куяме. Ах, какой необдуманный поступок! Придется побегать, чтобы завершить расследование прежде, чем донесение прибудет в канцелярию центрального отдела расследования убийств. Счастье еще, что у него хватило ума не включать туда все, до чего он докопался...

В этот момент его ударили сзади. Мощный удар пришелся по теменной части черепа у швов, в самом слабом месте, и, как позднее было установлено при вскрытии, вызвал мгновенную смерть.

Когда Дэмура вернулся в участок, на столе его дожидался список, составленный Сираи. По счастью, он содержал не просто перечень имен, но и краткие характеристики. Дэмуре было очень интересно узнать, кто, по мнению знатока, способен в открытом поединке убить "каратиста века". Таких оказалось немного — несколько мастеров, о которых был наслышан и Дэмура: победители мировых состязаний, тренеры прославленных клубов, преподаватели приемов самообороны... Кое-кто из каратистов, пошедших по кривой дорожке, наемные кулачных дел мастера, телохранители — их имена мало что говорили Дэмуре. И против каждого имени стояло краткое замечание, отбивавшее охоту к дальнейшему расследованию. Одному, по мнению Сираи, не хватало навыков борьбы, чтобы в открытую выступить против Адзато. Другому, пожалуй, и хватило бы уверенности в своих силах — что, впрочем, для каратиста всегда опасно, — но трудно предположить, чтобы этот человек был способен на убийство. Ни одна из предложенных кандидатур не казалась вероятной. Дэмура спрятал список в письменный стол и, приняв свою излюбленную позу — спина удобно опирается о спинку стула, руки скрещены на груди, глаза полузакрыты, — погрузился в размышления. Он знал, что ключ к разгадке содержится в списке Сираи, только бы сообразить, как к нему подобраться. Дэмура понимал это и тогда, когда пробегал глазами перечень имен, характеристики, причины, исключающие участие того или иного каратиста в убийстве. Похожее ощущение возникает, когда в метро встречаешь человека вроде бы знакомого: кажется знакомым-лицо, фигура или жесты... Иногда даже раскланяешься со встречным и после мучаешься, не в силах припомнить, кто он такой. Пожалуй, будь он иначе одет или причесан, этот случайный встречный, его легче было бы узнать...

Ладно, не к спеху. Теперь разгадка в его руках, необходимо лишь выждать подходящий момент. По мере того как накапливаются сведения, растут и шансы на удачу: четче вырисовывается облик убийцы. И Дэмура теперь уже был уверен, что облик этот ему знаком. Сегодня же он узнает, что удалось вытянуть Фукиде из "горилл", и если этих сведений окажется недостаточно, завтра надо будет снова наведаться к Сираи и еще раз пройтись с ним по списку. Завтра он уж точно не будет целый день торчать в участке, если есть какая-то возможность схватить человека, который с таким хладнокровием выступил против Адзато.

В памяти Дэмуры резко запечатлелся каждый кадр той трагической киноленты. Он знал, что никому не посмеет открыть чувства, какие охватили его тогда: смесь гордости и отвращения, а затем острое чувство стыда, когда он уловил нотки удовлетворения в собственном голосе. "Ну, каково твое мнение?" — поинтересовался у него Шеф, и он чуть ли не с гордостью ответил: "Каратист. Работает в манере традиционной окинавской школы... и работает очень неплохо". Хорошо хоть сдержался от похвальбы: я, мол, так и знал и мог это заранее предсказать. И действительно, если пораскинуть умом, кто же еще мог прикончить Адзато, как не очень хороший каратист, обученный подлинному искусству боя, а не жалкой пародии на него! Дэмура внутренне торжествовал, что этот трагический случай доказал превосходство древних принципов боя нагляднее, чем любая газетная статья, интервью или показательные соревнования. Но сам факт убийства в то же время и дискредитировал школу, показав людям, что каратэ не просто вид спорта, как подает его реклама, а смертоносное оружие, тень мрачного прошлого. А оружия при теперешней жизни и без того хватает. В этом бою справедливость была на стороне Адзато, ведь убийца дрался за деньги, по сути, продав свое искусство, как продают лом или пистолет. И Дэмурой вновь овладело то же чувство, что и после просмотра: даже не будь он официальным стражем порядка, он все равно должен покарать неизвестного каратиста за надругательство над древним искусством.

Дэмура прикрыл глаза и вновь увидел перед собой человека в маске, вынырнувшего из-за ограды, и Адзато, принявшего боевую стойку. Затем, словно при киносъемке, когда один план сменяется другим, Адзато исчез, а против бандита в маске стоит он сам, Дэмура. Он чувствовал, как дыхание его замедляется и окружающий мир перестает существовать. Дежурные с улыбкой переглянулись. Задремал наш старик!

Бездыханное тело Эноеды валялось в подворотне. Сотни людей проходили мимо, не обращая на него внимания, а иные досадливо отворачивались: еще один пьянчужка! Затем мужчина, который жил в том доме, наклонившись, потрепал Эноеду по плечу: "Эй, приятель, и долго ты намерен тут спать?.." Вызванный им полицейский лишь бросил взгляд на проломленный череп и тотчас же дал знать в окружную следственную часть, а прибывший на место происшествия сыщик, изучив документы убитого, известил полицейский участок в Синдзюку. Дэмура, не колеблясь ни минуты, позвонил в центральный отдел расследования убийств, и Куяма впервые в жизни без вызова, самочинно вторгся в кабинет к Шефу. Дело приняло слишком серьезный оборот, чтобы руководствоваться в своих поступках соображениями престижа. И Дэмура и Куяма прекрасно понимали, что гибель Эноеды непосредственно связана с расследованием по делу Адзато. Куяма, хотя и неохотно, но все же попытался убедить в этом Шефа.

— Значит, ты утверждаешь, будто этот инспектор работал на тебя?

— Да, — бледнея, ответил Куяма. Если Шеф сейчас и не задаст ему столь логичный вопрос, — с какой это стати сотрудник центрального отдела расследования перепору чает то, что входит в его прямые обязанности, и без того перегруженному работой инспектору окружного участка? — он сделает это исключительно из уважения к погибшему полицейскому. Но рано или поздно этот вопрос прозвучит.

— И что же он делал?

— Не знаю.

Не будь ситуация столь кошмарной, Куяму позабавило бы выражение лица Шефа. Господин Кадзэ если уж не каждый день, то по нескольку раз на неделе говорил или цавал понять своим подчиненным, что нет в их профессии ничего такого, с чем бы он не сталкивался. Однако заяв-пение Куямы явно было ему в новинку.

— Ты хочешь сказать, будто поручил ему работу, а сам и понятия не имел, чем конкретно он занимался?

— Да, — признался Куяма.

Шеф продолжал бы свои расспросы до бесконечности, но, к счастью, им пора было выезжать на место происшествия. В машине все сидели молча. Шеф, возможно, придумывал десяток разных вариантов постановки последнего вопроса, а Куяма воспринимал происходящее как дурной сон. С включенной сиреной, визжа тормозами, полицейский автомобиль подкатил к роковому месту. Кордон почтительно расступился перед ними, и они с уверенным видом подошли к небольшой группе людей, столпившихся вокруг трупа. В течение всей своей предшествующей служебной карьеры Куяма был бы счастлив, попади он в участники столь эффектной сцены. Сейчас же он не испытывал никакой радости. Слушал, как Шеф задает протокольные вопросы, словно по ответам мог бы установить нечто такое, что ускользнуло от внимания усталых детективов. Труп обнаружил водитель автобуса, возвращавшийся с работы. У Куямы зародилось чудовищное подозрение. Рассеянно слушал он заключение врача о том, что череп пострадавшего проломлен, и все более утверждался в своей мысли.

— Как вы сказали, господин доктор... чем был нанесен удар?

— Затрудняюсь сказать определенно. Судя по всему, каким-то тяжелым и твердым предметом. Но что это за предмет, установит лишь лабораторный анализ.

— Руками его убили. Голыми руками, — вмешался Дэмура. До этой фразы Куяма и не заметил старого сыщика, который с угрюмым видом стоял возле полицейского оцепления. Остальные сотрудники отдела, кто видел Дэ-муру впервые, с удивлением воззрились на старика в потертом костюме. Куяма же при виде старого инспектора неожиданно для себя испытал чувство уверенности. Кто-то пренебрежительно отмахнулся от слов Дэмуры, а полицейский врач неохотно пожал плечами, не исключено, мол, хотя он со своей стороны считает такое предположение маловероятным. Шеф не вмешивался в пререкания. Он молча опустился на корточки и осторожно, не дотрагиваясь, осмотрел голову жертвы. Затем поднялся и утвердительно кивнул, не говоря ни слова. Зато Куяма чувствовал, что больше не в силах молчать.

— Кадзэ-сан... — поймав взгляд Шефа, Куяма тихо продолжил. — Поначалу я счел случайностью, но теперь далеко не уверен в этом.

— В чем дело?

— Вчера на нас тоже было совершено нападение. Мы с господином Дэмурой ехали в такси...

Четверть часа спустя все трое уже сидели в кабинете Шефа. Куяма и Дэмура, диктуя на магнитофон, изложили обстоятельства происшествия по всем протокольным формам, как это сделал бы любой свидетель или подозреваемый; затем последовала знакомая процедура составления словесного портрета и фоторобота. Нет, усов у него не было, а вот лоб вроде был ниже. Что же касается рта... но если говорить по правде, то Куяма гораздо лучше запомнил кулаки таксиста, чем его лицо. Вид этих здоровенных кулаков буквально заворожил его.

— Можно ли предположить, что это он убил Адзато?

Все, кто находился в кабинете — художник, Куяма, два более старших по рангу сотрудника отдела, — чувствовали, что Шеф задал вопрос, вертевшийся на языке у каждого из них.

— Какое там! Это заурядный уличный драчун! — ответил Дэмура, к всеобщему разочарованию.

Куяма почувствовал, как в нем просыпается былая антипатия к Дэмуре.

— Тогда отчего вы цацкались с ним, а не расправились сразу? Ведь вы-то истинный мастер, не так ли?

— Жизнь не игра и не спорт, здесь нет правил, кроме единственного: один из двоих останется лежать. Ну так вот я предпочитаю, чтобы лежать остался другой.

Куяма не стал с ним спорить. Он вспомнил, с каким ужасом взирал он на здоровяка таксиста, и попроси его в ту минуту кто-нибудь описать бандита, он убежденно сказал бы, что это самый страшный человек — если не во всем мире, то уж в Японии наверняка. А маленький, неприметный Дэмура разрывает страшиле физиономию и заявляет, что тот всего лишь уличный драчун. Или взять, к примеру, знаменитого актера-каратиста или его друга Фу-киду... Каждый из них начинен взрывной силой и уверен в собственной непобедимости, а затем вдруг из ниоткуда появляется мастер еще более умелый, более стремительный и жестокий. Что же это за мир? Откуда у них берется мужество, что придает им такую уверенность в себе? Блестящая техника, опытность? Почему каждый из ни,х считает себя лучшим и не допускает мысли, что может столкнуться с мастером еще более подготовленным технически? Куяма не понимал этого и чувствовал, что никогда не поймет. Дэмура, например, ждет не дождется часа помериться силами с убийцей Адзато. Куяма был далек от того, чтобы недооценивать старика. Но ведь и убийца Адзато не уличный драчун, его на обычный прием не подловишь.

Шеф тем временем приказал одному из инспекторов обойти таксомоторные парки, другому — больницы и амбулатории, после чего вернулся к делу несчастного Эноеды. С молниеносной быстротой раскидал своим подчиненным десятки поручений, и в считанные минуты огромная машина расследования была запущена на полную мощность. Куяма диву давался, наблюдая во всем блеске профессиональный опыт и сноровку Шефа. Или все дело в том, что гораздо проще давать указания, чем действовать самому, и легче разослать десяток людей с конкретными поручениями, чем самому протирать подошвы? Во всяком случае, первой задачей Шефа было реконструировать последний день Эноеды, выяснить, где он побывал и с кем встретился, а если и это не наведет на след, то заглянуть на день раньше. Одному пожилому инспектору он поручил наведаться домой к погибшему, деликатно известить госпожу Эноеду о смерти мужа и тотчас же справиться, из дома ли звонил он утром в участок. Прежде чем посланец удалился, Шеф тонко намекнул, что полагалось бы и кому-то из ближайших коллег Эноеды составить депутацию к вдове. Дэмура умел понимать намеки. Он поднялся, бросив многозначительный взгляд на Куяму. Момент был мучительный. Куяма чувствовал, что лицо его горит, но не шелохнулся. Каждой клеточкой существа он противился этому визиту.

— Ну что же, проиграем все еще раз.

Дэмура и Куяма сидели в каком-то третьеразрядном ресторанчике. Они не были голодны, а Куяма и вовсе чувствовал, что не в силах проглотить ни кусочка. Он всячески упирался, не желая идти к жене Эноеды, и подчинился, лишь перехватив повелительный взгляд Шефа. На деле все оказалось еще хуже, чем он себе представлял: безграничное горе вдовы, которую они тщетно пытались утешить, обостряло чувство собственного бессилия, и вдобавок мучил вопрос — почему? Из-за чего погиб Эноеда? Возможно, из-за какого-то необдуманного поручения, данного ему Куямой, только потому, что ничего более толкового не пришло на ум. Пожилой детектив из отдела расследований завершил свою миссию в считанные минуты. Задал вдове несколько вопросов, выяснил, что Эноеда звонил не из дома, более того, жена думала, будто он пошел в участок. На том сыщик — один из любимчиков Шефа — распрощался и ушел с такой естественностью, что никто не решился его удержать: не иначе как человек прямиком направляется брать убийцу! Дэмура с Куямой вынуждены были остаться, хотя у обоих было подсознательное ощущение, что они подступили к убийце гораздо ближе, чем могло показаться со стороны.

Затем, когда маленькую квартирку Эноеды заполнили родственники, полицейским удалось освободиться. Они покинули дом с облегчением, и оба стыдились этого своего чувства. Не сговариваясь, они двинулись на поиски ближайшей пивной, словно давние, испытанные соратники.

Заведение оказалось паршивенькое, но не из тех притонов, где только успевай озираться, как бы не пырнули ножом в спину. Узкий, вытянутый зал, вдоль стен столики в два ряда, кухня в дальнем конце, а сразу у входа в небольших стеклянных витринах выставлены муляжи блюд, сделанные из пластика или воска; бутафория, конечно, но все же аппетит она возбуждала. Выбор был не ахти какой. Несколько посетителей в сосредоточенном молчании поглощали еду, почти на каждом столике во вместительных бутылях стояло пиво. Иссохшая — кожа да кости — старушка поставила перед посетителями традиционные стаканы воды со льдом и принесла влажные салфетки для рук. Салфетки были из дешевой махровой ткани, бамбуковый поднос — самый простенький. Дэмура заказал подогретое сакэ и пиво. Оба инспектора молча прихлебыва-пи слабую рисовую водку. Любой средний европеец может выпить ее сколько угодно и будет ни в одном глазу, а японец способен опьянеть от одной-двух чашечек. К счастью, сакэ скоро кончилось, и Куяма с удовольствием потянулся к пиву. Он наполнил оба стакана и начал разговор, которого нельзя было избежать.

— В преступлении может быть замешан Маццони, Негодяй отъявленный, по-моему, он самый настоящий преступник, который выступает продюсером лишь для того, чтобы отмыть деньги. Мотив для убийства у него был, а нанять исполнителя нехитро. При нем неотлучно состоят гри "гориллы" — по-моему, кошмарные типы. Легко могу себе представить, что один из них убил Адзато и Эноеду.

— А я не могу.

— Почему? Вы видели их.в деле?

— Конечно, — ответил Дэмура и тотчас спохватился. Эткуда Куяме знать о стычке, происшедшей в доме Мацоони? Но ведь и молодой инспектор/должно быть, видел немало такого, о чем он, Дэмура, и не догадывается. Нет, так дело не пойдет. Сейчас самое время выложить другому все, что каждый из них знает, а уж потом можно и проолжить розыск. Иначе это импровизированное соперничество заведет в тупик: они попросту упустят убийцу. Дэмура вздохнул и сделал официанту знак принести еще два пива. Затем перевел взгляд на Куяму.

— Ну ладно, начнем сначала. Что и о ком нам изветно?

— Взять, к примеру, каскадеров. Они годятся разве что на роль сообщников, хотя по голове их ударили безжалостно. И, по мнению доктора, они не могли сами причинить себе такие травмы. — Куяма смотрел на Дэмуру с любопытством и с легким страхом, как на экзамене в школе. Он всегда волновался, пока на лице экзаменатора не появлялась первая одобрительная улыбка. На сей раз он мог ждать сколько угодно — Дэмуре было не до улыбок.

— Доктор в таких вопросах мало смыслит. Конечно, можно допустить, что каскадеры сами нанесли себе удары, вызвавшие легкое сотрясение мозга. Но им никогда бы не победить Адзато, а уж так играючи, как это удалось убийце... — старик махнул рукой, и в этом жесте заключалось множество разных чувств: снисходительное превосходство по отношению к доктору, легкое презрение к каскадерам и искреннее уважение к изуверскому мастерству убийцы. Куяму обозлило это плохо скрываемое преклонение, но он сдержался.

— Неважно... Каскадеров пока что можно оставить в стороне, — продолжил он, и Дэмура согласно кивнул. — Пройдемся по списку киношников. Главная фигура тут оператор Ямамото. Какого вы мнения о нем?

— Я? Да никакого, — удивленно ответил Дэмура. — Это, скорее, по вашей части.

Куяма не решился спросить, что именно старик имеет в виду. То ли он причисляет Куяму к натурам артистическим, то ли подозревает его в извращенных наклонностях. А может, попросту считает, что вся эта киношная компания в его компетенции? Как бы то ни было, Куяма решил не отвлекаться от темы.

— Основания для убийства у Ямамото, конечно, были. Он якобы ссудил Адзато деньгами на съемку фильма. Если договор был заключен на условиях долевого участия в прибыли, то гибель актера выгодна Ямамото.

— Возможно... Необходимо проверить эту версию.

— Да, необходимо проверить... — эхом отозвался Куяма, подумав, что поручит это Эноеде. И тут же опомнился. К счастью, Дэмура не обладал способностью читать мысли, и Куяма поспешно продолжил: — К тому же Ямамото более десяти лет снимает фильмы с участием каратистов, он знает всех каскадеров и мастеров и вполне мог подобрать такого, кто сильнее Адзато.

— Верная мысль, — одобрительно кивнул Дэмура, и Куяма еще больше воодушевился.

— Если оставаться в рамках съемочной группы, то, по-моему, следующая кандидатура — Таякама. — Со стороны Дэмуры не последовало никаких возражений, так что директор картины на время стал фигурой номер один. — Заинтересован ли он в гибели Адзато, не знаю. Но, по-моему, он тормозит расследование. — Куяма сделал паузу, чтобы Дэмура мог вставить свои замечания, и был слегка разочарован, когда старик воздержался от назидательной реплики, что, мол, нежелание помочь следствию еще не означает попытку затормозить его. Ну а так Куяма лишился возможности блеснуть своими контрараргументами. — Словом, он тормозит расследование, и если задаться вопросом, мог ли он организовать убийство, ответ будет однозначным.

— То есть утвердительным?

— Конечно! Этот человек в силу своей профессии способен раздобыть и уладить буквально все. Он выбираает место для съемок, он подбирает статистов, он знает юех и каждого. Видели бы вы, как он гонит съемки, — а ведь минуло всего лишь несколько дней после смерти Адзато! Таякама нашел человека, который дописал сценарий, подобрал паренька на главную роль вместо Адзато. А тот играет, да еще как играет. Советую хоть раз взглянуть.

— Не исключено. Во мне пробудился интерес к киносъемкам.

Куяма слегка поперхнулся и решил закончить с кандидатурой Таякамы.

— Во всяком случае, надо проверить, не связаны ли его финансовые интересы с какой-либо конкурирующей фирмой. Если мы обнаружим мотив, то Таякама войдет в число подозреваемых.

Дэмура сделал знак продолжать. К Таякаме можно будет вернуться, если подтвердится его заинтересованность гибели Адзато. У Куямы не было сомнений, что искать одтверждение придется ему. Предполагаемые инспираторы или организаторы убийства гораздо меньше интересуют Дэмуру, нежели его непосредственные исполнители.

— Оставим пока съемочную группу в покое и рассмотрим еще одну фигуру — жену Адзато.

— Рассмотрим! — живо откликнулся Дэмура, и Куяма ыл уверен, что старик не прочь рассмотреть эту фигуру разных ракурсах. — Все знаю, — продолжил Дэмура аким-то уж чересчур покладистым тоном. — Причина у ее была, поскольку наследство ей свалилось немалое. Да и организовать убийство для нее не составляло труда, так как под рукой был один из немногих людей, кто мог победить Адзато.

— Да, — твердо сказал Куяма. — Что вам не нравится таком ходе рассуждений?

— Все не нравится. Мне нужны факты. У половины обитателей города могли быть основания желать смерти этому несчастному, и каждый из них тем или иным способом мог подыскать для этой цели подходящего исполнителя. А-а! — Дэмура в сердцах стукнул по столу, бутылки и стаканы со звоном разлетелись в стороны. Владелец испуганно бросился к ним, а расстроенный Дэмура попытался промокнуть пролившееся на костюм пиво. Всполошившиеся посетители отпускали шуточки в адрес незадачливого старика. Лишь Куяма, видевший все вблизи, отметил про себя любопытную деталь: Дэмура обрушил свой удар не с высоты, и не с размаху, а с совсем короткого расстояния, максимум в пять сантиметров. До этого он рассеянно барабанил пальцами по столу и чуть приподнял руку, чтобы без всякой задней мысли, просто для вящей убедительности стукнуть, как бы поставить точку. Куяма внимательно разглядывал столешницу: прочное, массивное дерево. Молодой инспектор украдкой огляделся по сторонам. Никто на него не смотрел. Он поднял руку над столом сантиметров на десять и ударил. Никакого эффекта. Правда, стаканы и бутылки разлетелись уже до этого, но стол даже не дрогнул. От такого удара пиво не выплеснулось бы на костюм. Куяма ударил снова, подняв руку чуть выше. Результат был тот же самый. Куяму охватила ярость. Вскинув руку, он со всей силой стукнул по столу и на сей раз достиг определенного результата. Громкий вопль боли привлек всеобщее внимание, и сочувствующие люди столпились вокруг Куямы. Официант принес мокрую повязку для компресса. Некоторые доказывали, что в таких случаях пиво — наивернейшее средство. Прошло минут десять, прежде чем детективы смогли вернуться к работе. Куяма чувствовал, как распухает и болезненно пульсирует под компрессом рука. На миг его охватило сомнение: где уж им отыскать этого дерзкого, хладнокровного профессионального убийцу — Прошу меня простить, — в этот момент тихо проговорил Дэмура. — Это была моя вина, нельзя было прерывать вас. К фактам мы вернемся попозже, а сейчас продолжайте, пожалуйста.

Обычно такие церемонные извинения раздражали Куяму, но сейчас они были ему приятны. Он продолжил как ни в чем не бывало:

— Остановимся на Фукиде. Не станем даже обсуждать, насколько весомы его основания желать гибели Адзато. Я хотел бы знать, по силам ли ему убийство.

— Да. Я полагаю, по силам. — Дэмура задумался. Странным образом до сих пор он практически не принимал в расчет Фукиду, хотя с первого же момента распознал в нем искушенного мастера каратэ, а после того как он увидел Фукиду в поединке с телохранителем, это убеждение еще более окрепло. Должно быть, Дэмура старался отвести от него подозрения, потому что парень этот ему симпатичен. Да, несмотря на участие в фильмах, на использование каратэ как средства заработать деньги, Фукида ему нравился. Он уже готов был рассказать об гой своей симпатии Куяме, когда неожиданная мысль пронзила его мозг. Но ведь и к неведомому убийце он испытывал точно такое же странное, двойственное чувство — смесь ненависти и почтения. Мог ли быть Фукида этим человеком в маске, которого он видел в фильме? Над этим вопросом следовало подумать.

— Фукида достаточно хороший мастер, — как бы раззышляя вслух, произнес Дэмура. — А точнее говоря, очень хороший. Но у меня такое впечатление, что убийца проходил иную школу каратэ, ту же самую, что и я, — школу Сюри той поры, когда еще не было деления на стили. Фукида изучал кэмпо — японизированный вариант шаолиньского бокса. Правда... — ему вспомнилась характеристика Фукиды, данная Сираи. — Правда, он обучался вадо-рю.

— А что это такое?

— Один из популярных стилей. Он возник в результате развития Сетокана, который, в свою очередь, восходит к древнему окинавскому каратэ из округа Сюри. — Дэмура открыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти детали боя Фукиды.

— Возможна ли в принципе такая вещь: мастер намеренно меняет манеру боя, чтобы сбить с толку зрителей?

— Безусловно, возможна. В особенности, если речь идет о таком мастере, как Фукида, который уже в силу своей профессии должен в совершенстве владеть различными видами каратэ. Но это, когда дело касается игры в кино. А в поединке не на жизнь, а на смерть, и с серьезом противником... тут уж не до нарочитого смешения стилей. Я видел Фукиду в деле и все же... все же затрудняюсь ответить со всей опредеденностью.

— Понятно. — Куяма не стал анализировать сомнения, раздиравшие душу Дэмуры, мысленно подведя итог рас-ждениям: по мнению эксперта, Фукиде под силу было совершить это преступление. Мотив? Он лежит на поверхности: ищи женщину! Отсюда намечался логический переход к семейству Харрисов.

— Следующая кандидатура — писатель Эдди Харрис. отивов для убийства я не вижу, да, кстати сказать, — по моему, такая работа ему не по плечу. — Куяма из вежливости сделал паузу, чтобы Дэмура мог вставить слово, несказанно удивился, когда старик воспользовался пре-ставленной ему возможностью.

— Эдди Харрис выступал на состязаниях каратистов-офессионалов в 1970 году в Лос-Анджелесе. Одним из его противников был Джонни Адзато.

— Во-от как? И чем кончился поединок?

— Харрис проиграл и долгое время находился на волосок от смерти. Пришлось даже удалить одну почку.

— Ничего себе! Для мотива больше чем достаточно. Ну а что касается практического осуществления... отчего бы и не подыскать подходящего исполнителя?

— В самом деле, отчего бы и не подыскать? — Дэмура умолчал о том, что, на его взгляд, Харрис и поныне сохранил хорошую форму. А чего он стоит как боец, все равно предстоит решать ему, Дэмуре.

Еще какое-то время они перебирали киношников, каратистов, знакомых Адзато. Дэмура уже сделал знак официанту, что они хотят расплатиться, и тут Куяма вспомнил еще одного человека. Актер-толстячок, получивший главную роль в неоконченном фильме Адзато. Ему смерть Адзато открыла дорогу к блестящей карьере. Дэмура вежливо кивал головой, покуда Куяма не пересказал эпизод с репродуктором, сбитым с дерева. Равнодушное внимание собеседника в этот момент сменилось неподдельным интересом, и Куяма был уверен, что Дэмура в самое ближайшее время наведается на съемочную площадку.

Осоловелые от пива, они разошлись по домам. И все же Куяма долго не мог уснуть. Из головы не шел несчастный Эноеда и его неутешная вдова, неотступно преследовал строгий взгляд Шефа, снова и снова пытавшегося узнать, какое же задание он дал Эноеде и по какому праву, а когда ему удалось отогнать эти мучительные видения, им вновь овладело необъяснимое чувство, будто он уже напал на след, но прошел мимо убийцы, допустив какую-то оплошность...

Дэмура насильно заставил себя съесть бутерброд и сел к письменному столу, безо всякой нужды перекладывая разные бумаги, делая вид, будто работает, чтобы избежать разговоров с женой. Когда настала пора ложиться спать, он под каким-то предлогом задержался в кабинете. Распахнул окно, чтобы проветрить комнату, плавно опустился на корточки и закрыл глааа. Перед его мысленным взором, сменяя друг друга, проносились человеческие лица, фигуры, и чаще других мелькал человек в маске. Раз от раза он подходил все ближе, весь его облик был пронизан холодной жестокостью и грозной силой. Дэмура испытывал страх и почти физически ощущал мощь нацеленных в него ударов. Он все явственнее видел, как человек в маске налетает на него, круша его сопротивление. Наконец он овладел собой и как бы задержал кадр. Нападающий в маске вновь приблизился, однако воображаемый Дэмура стоял не дрогнув. Противники сшибались снова и снова, и схватка все чаще заканчивалась поражением незнакомца. Дэмура еще раз за разом одерживал верх, все более уверенной и четкой становилась его техника. К тому времени как он закончил медитацию, наступила полночь. Дэмура был весь потный, предельно измученный, каждая мышца его дрожала от напряжения, словно он и в самом деле провел тяжелый бой, зато душу его наполняло чувство уверенности в себе.

Куяма открыл глаза невыспавшийся, с головной болью. Отца уже не было дома. Может, сказаться больным и провести денек в постели? Конечно, Шефа это не обрадует, но с другой стороны, вряд ли он так уж жаждет сейчас лицезреть своего незадачливого протеже. Самое милое дело не показываться на глаза Шефу, пока нельзя будет похвалиться конкретными результатами. Господи, да где их взять, эти результаты?! И тут вдруг его осенило. Ведь он еще при чтении сценария принял определенное решение, а потом оно совершенно улетучилось из памяти, и, пытаясь вернуть утерянную мысль, он ощутил необычную боль; так "болит" у человека ампутированная рука или нога. Сонливость и дурное самочувствие как рукой сняло. Куяме казалось, что даже "гориллам" Маццо-ни не удержать его в постели. Он умылся, но времени на завтрак пожалел. Машина — - черный "ниссан-прези-дент" — стояла в гараже, отец, судя по всему, отбыл на служебной. Куяма на какой-то миг заколебался. Он еще ни разу не брал отцовскую машину без спроса, но ведь рано или поздно должно же это случиться. Разумеется, отец другого мнения на этот счет, но если и брать машину, так именно в тот момент, когда первое серьезное дело в его практике вроде бы близится к развязке Он гнал машину по шоссе, направляясь к резиденции КМК. Куяме удалось полностью восстановить душевное равновесие. Утренний поток схлынул, дорога была относительно свободной. Машина слушалась малейшего движения водителя, и Куяма наслаждался ездой. Он вставил в магнитофон американскую кассету, и теперь ему казалось, будто вчерашний день — всего лишь дурной сон.

Он припарковал "ниссан" перед зданием офиса. Швейцар в униформе бросился стремглав, чтобы распахнуть дверцу. Вот что значит прибыть в роскошном черном лимузине. Кабинет директора-распорядителя помещался на третьем этаже. Куяма решил, что он достаточно глубоко проник в закулисные тайны КМК и кинопромышленности, чтобы позволить себе строить предположения. Директор наверняка окажется профессиональным менеджером, именно он представляет интересы Джонни Адзато и правления акционерного общества — этого скопища бездельников. При виде директора Куяма подумал, что не ошибся. Господин Миура казался типичным образчиком прилежного японца. Невысокого роста, в очках, учтивый, скромный. На таких вот трудягах и держатся заводы, конторы, акционерные общества. Такой господин Миура по пять лет не пользуется отпуском, а потом едет отдыхать в Европу. Дорвавшись до крепких европейских напитков, напивается допьяна, фотографирует всех своих спутников подряд, а те в свою очередь запечатлевают его, послушно таскается по всем музеям Парижа, а затем в Лидо, глотая слюнки, пожирает глазами обнаженных танцовщиц, похожих одна на другую как две капли воды. Конечно, в баре ему достается самое скверное место, а шампанское наливают из початой бутылки. И тут взгляд Куямы перешел на развешанные по стенам старые фотографии и афиши.

— Вас тогда и на свете не было, — директор приветливо улыбнулся. — Мое имя больше скажет вашим родителям.

Теперь и Куяма сообразил, что к чему. Ну, конечно же, это Сигэки Миура, прославленный киноактер довоенной Японии! Можно бы предположить, что эта легендарная личность давно уже перекочевала на страницы истории кино, и вот вам — неожиданная встреча в директорском офисе. Куяма и это воспринял как признак, что удача не покинет его сегодня. Стоит ему рассказать дома об этой встрече, и ему простят самовольство с машиной. Кто бы мог подумать, что этот невзрачный человечек в молодости был кумиром его матери!

Миура наслаждался, видя его смущением — Удивлены? Не вы первый...

— Не случайно люди удивляются. Вам бы заниматься искусством, а не в конторе... — Куяма запнулся. Он хотел сказать: "а не прозябать в конторе", однако, обведя взглядом кабинет, вынужден был признать, что не прав.

— Полно, мой друг! Надо уметь вовремя уйти. Я ведь выступал в амплуа первого любовника. Вы хоть представляете себе, что это значит? Если представляете, тогда хорошо. А теперь взгляните на меня и скажите: можете вы вообразить меня в роли первого любовника? Нет? Вот видите, поэтому я занимаюсь бизнесом, а не искусством.

— Гм... Вероятно, какого-то похожего решения ждали и от Адзато?

— Конечно. Правда, он еще не исчерпал своих возможностей. Ему просто надо было сделать передышку. Или изменить типаж... я уж не знаю. А вы, я слышал, расследуете дело о смерти несчастного Джонни?

— Да, — Куяма не сумел скрыть гордости. — Я хотел бы получить кое-какую информацию.

— Пожалуйста, — Миура королевским жестом обвел кабинет, словно желая сказать: все, что здесь есть, — к услугам полиции.

— Меня интересует вот какой вопрос: не собиралась ли компания в последние месяцы уволить кого-либо из работников студии — к примеру, ассистента режиссера — за злоупотребление наркотиками?

В Миуре мгновенно проснулся директор, тотчас же отодвинув на задний план актера.

— Что вы подразумеваете под "последними месяцами"? Два месяца, полгода?

— Н-ну... — Куяма подождал, вдруг этой невнятной подсказки окажется достаточно, однако Миура предпочитал точность. — Скажем, пусть будет год, — рискнул он.

— К вашим услугам. — Миура действовал быстро и энергично. Тотчас же отдал по телефону распоряжение собрать необходимую информацию. Куяме казалось, он видит, как человек на другом конце провода в свою очередь звонит куда-то, и так далее, до бесконечности. Но, судя по всему, дело обстояло проще. Ответ пришел через несколько минут, и полицейский инспектор вынужден был признать, что, хотя КМ К и является кинофирмой, заправляют ею отнюдь не артистические натуры.

— Вы интересовались, собирались ли мы кого-нибудь уволить за пристрастие к наркотикам, не так ли?

— Да, — удивленно ответил Куяма.

— Ну так мы не только собирались, но и уволили одного ассистента. Три месяца назад.

— И Адзато не сумел ему помочь?

— Джонни? Чем он мог бы ему помочь? Он не имел к этому делу никакого отношения. Куяма был просто поражен.

— Вы хотите сказать, что Адзато даже не пытался как-то вступиться за этого беднягу?

— С какой стати ему было вступаться? — настал черед Миуры удивляться.

Бывший первый любовник явно не принадлежал к категории людей мягкосердечных. Куяма рассудил, что в задачи центрального отдела расследования убийств не входит объяснять чиновникам, с какой стати люди иногда должны вступаться друг за друга. Поэтому он предпочел попросить адрес уволенного ассистента. Миура снова набрал какой-то номер, а затем с насмешливой улыбкой продиктовал:

— Миямото Кэндзо. Живет в Асакусе. Но ведь эти сведения мы уже сообщили вашему коллеге.

— Какому коллеге? — спросил Куяма, чуя неладное. Директор вновь запросил по телефону невидимого всезнайку.

— Некоему инспектору Эноеде. Знаете такого?

Дэмура встал в обычное время. Вышел в миниатюрный садик и с часок потренировался, затем принял душ и с удовольствием позавтракал. На часы он даже не смотрел, и без того зная, что ему уже давно надо быть в участке. Его не слишком беспокоило это обстоятельство. Когда Дэмура решил, что готов к выходу из дома, он недолго думая совершил поступок, на который, как ему казалось двадцать лет, никогда не решится: он позвонил начальнику полиции. Конечно, можно бы позвонить и господину Кадзэ, начальнику отдела расследования убийств, но Дэмура считал, что Кадзэ и сам в состоянии был бы додуматься до такой элементарной мелочи: отозвать его из участка на время следствия. Да, Кадзэ должно быть стыдно! Не станет он, Дэмура, просить его об одолжении.

Весь разговор занял одну минуту. Дэмура знал, что использовал свой шанс, но не жалел об этом. Ведь он мог просить что угодно. Пожелай он перейти в центральный отдел расследования или стать постоянным высокооплачиваемым экспертом по искусству рукопашного боя, его желание давным-давно осуществилось бы. Точно так же, как сейчас, когда едва ему стоило заикнуться, что он не хотел бы появляться в участке на время расследования дела Адзато, тотчас же последовало разрешение. Конечно, на этом власть Дэмуры кончилась. Отныне, какие бы затруднения у него ни возникли, начальник полиции по своему усмотрению либо поможет, либо откажет ему, как и любому другому сотруднику полиции. До сих пор дело обстояло иначе. Начальник полиции был обязан ему за помощь в трудную минуту, и это было куда более надежным капиталовложением, чем банковский вклад. Дэмура долго не прикасался к этому своему вкладу и теперь, когда он вынужден был пустить его в ход, начальник полиции расплатился с превеликой радостью. Дэмура улыбнулся. Новогодние поздравительные открытки за подписью начальника полиции, вероятно, и впредь будут присылаться в участок. В конце концов, он человек воспитанный.

Наконец-то, не связанный условностями службы, Дэмура мог делать что хочет. А он в первую очередь хотел взглянуть на того чудо-каратиста, который так поразил Куяму во время съемок. Были у него и другие соображения, но он решил не отвлекаться на второстепенное, пока в деле остались невыясненные вопросы. Дэмура вывел машину из гаража. Прежде чем тронуться в путь, он проверил, хорошо ли надуты шины, достаточен ли запас бензина, масла, жидкости для ветрового стекла. Найдя все хозяйство в порядке, Дэмура выехал.

Все удивлялись тому, как плохо он водит. И это мастер экстра-класса, привыкший принимать решения в сотые доли секунды, человек с рефлексами много выше среднего, освоивший науку концентрировать внимание одновременно на разном! Да, вопреки этому Дэмура был плохим водителем и знал это. Но зато машина у него была хорошей марки — добрый старый английский "остин". Управление простое, без выкрутасов, не то что в теперешних автомобилях, приборная доска из настоящего дерева, салон удобный, просторный. Машина эта когда-то принадлежала одному англичанину, который в течение десяти лет каждый божий день приезжал на ней в их додзе на тренировки. А когда пришла пора ему возвращаться на родину, он дешево продал машину Дэмуре. Конечно, англичанин был благодарен за то, что его, иностранца, допустили в святая святых. С тех пор прошло почти восемь лет, и Дэмура успел нежно привязаться к своей машине. Вот и сейчас он не спеша тащился через весь город, величественно-холодно посматривая на безумцев, мчащихся с бешеной скоростью, нажимающих на клаксоны и грозящих ему кулаком. Дэмура тщательно выбрал место на площадке, сплошь забитой грузовиками с кинооборудованием, жилыми фургончиками и легковыми автомобилями всевозможных цветов и марок. Как бы не повредили тут его машину! Дэмура успокоился, лишь когда поставил свой автомобиль на достаточно безопасное расстояние от прочих; теперь можно было заглянуть в таинственный мир, именуемый съемками фильма.

Прежде всего Дэмуре бросилось в глаза, что здесь никто не работает. Инспектору было невдомек, что на съемочной площадке — во всем мире — большая часть времени тратится на ожидание. Запаздывает кто-то из актеров, режиссер заново продумывает мизансцену. Главную героиню не успели загримировать, готовится смена декораций, а все остальные ждут. Суть в том, что, если сторонний человек ненароком забредет на съемки, он наверняка увидит группки слоняющихся без дела, и скука его лишь на первое время будет приглушена необычностью декораций и костюмов и созерцанием кинознаменитостей.

Дэмура прохаживался взад-вперед и с изумлением убедился, что никто не обращает на него ни малейшего внимания. Он уже решил было вытащить удостоверение и велеть проводить его к кому-нибудь из начальства, но вовремя сообразил, что это лишено смысла. Ведь он хотел всего лишь присмотреться, а к чему тут присматриваться, если на съемочной площадке ровным счетом ничего не происходит! Дэмура испытал явное облегчение, когда издали увидел Фукиду; тот с озабоченным видом стоял в группе мужчин. Наконец-то хоть один человек, с которым можно словом перемолвиться в этой чуждой обстановке! Фукида поздоровался вежливо, но, как показалось Дэмуре, без особой радости. Ничего, не каждый же раз радоваться приходу полицейского. Хоть в прошлый раз он подоспел как раз кстати.

— Скажите, что здесь происходит? Почему все слоняются без дела? Я думал, что сегодня идут съемки.

— Они бы и шли, если бы нам удалось сговориться, — полноватый молодой человек рядом с Фукидой весело рассмеялся, но остальные даже не улыбнулись.

— Сговориться не можете? Так у вас что, забастовка? Тут рассмеялись и все остальные, а Фукида, явно чувствуя себя не в своей тарелке, начал оправдываться.

— Какая там забастовка! Просто новые каскадеры и Такаси не согласны с концепцией режиссера.

— Угу, — глубокомысленно отозвался Дэмура. Он и не стал бы вдаваться в подробности, однако Фукида словно открыл какой-то шлюз, и все наперебой пустились объяснять ситуацию. Дэмура мало что понял из общего гвалта и с надеждой бросил взгляд на Фукиду. Тот глубоко вздохнул.

— Видите ли, мы решили, несмотря на смерть Джонни, доснять фильм. Нашли человека, который дописал сценарий, подобрали актера на главную роль и приступили к работе.

— Понятно. Ну и что же?

— Однако Такаси — новый главный герой! — не согласен с указаниями режиссера.

— Такаси — это я, — ухмыляясь вставил толстяк.

Дэмура удивленно посмотрел на него. Что ж, каратист Такаси хороший, этому он готов был поверить. Наружность бывает обманчива, кому, как не Дэмуре, это было знать лучше других. Кстати, ему действительно приходилось встречать мастеров похожего сложения. Некоторые толстяки способны на короткое время развивать невероятную стремительность, а под обманчивой полнотой, если внимательней присмотреться, угадываются литые мускулы. Такими же пузатыми толстяками были и первые мастера кун-фу. Ведь если средоточием жизни человеческого тела считать не сердце, как утверждают представители Запада, а хару — низ живота, как учит восточная философия, тогда чем вместительнее живот и мощнее развит брюшной пресс, тем красивее и сильнее сам человек. Каратист такого телосложения буквально сметает противника массой тела, охотно идет на подножки и броски, используя более низкий центр тяжести.

Дэмура окинул Такаси наметанным глазом: приветливый человек с вечно приклеенной улыбкой. Однако Дэму-ру не проведешь. Он видел, что парень — сплошь тугие мускулы, а пухлые руки, выглядывающие из-под закатанных рукавов рубахи, налиты силой. Дэмура был уверен, что эти веселые глаза, не моргнув, выдержат чей угодно взгляд. Многое разглядел он в Такаси, кроме одного: перспективы стать звездой экрана.

— Вы теперь главный герой? Заменили Адзато? — Дэ-мура недоверчиво покачал головой. Такаси не обиделся.

— Неужели и вы не понимаете, что в этом-то вся соль? Кого в наши дни заинтересует тип героя — явного супермена? Но вот появляется увалень вроде меня и проделывает то же самое, что великий Адзато.

— И у него это действительно получится? — вежливо поинтересовался Дэмура.

Толстячок лишь ухмыльнулся, а Фукида с бессильным вздохом ответил:

— Судя по всему, получится. Оттого и нельзя попросту от него отмахнуться. Джонни умер, и КМ К требуется новая звезда.

— Но я по-прежнему не понимаю, в чем тут камень преткновения.

— От меня ждут, чтобы я стал вторым Джонни Адзато, — ответил молодой человек на этот раз серьезно. — Пригласили сценариста, который завершил сюжет в духе тошнотворных историй доброго старого Эдди Харриса. Наняли режиссера, воспитанного на школе Джонни Адзато, он с закрытыми глазами состряпает фильм по этим шаблонам. Ну и, наконец, призвали прославленного мастера Фукиду, чтобы драки не отличались от знаменитых потасовок Адзато. Только ведь я не Джонни Адзато, а комичный толстячок, сам себя не принимающий всерьез.

До инспектора наконец дошло. Здесь идет та же самая борьба за свободу, какую десять лет назад вели Адзато, Фукида, Харрис и Ямамото. Только за это время Адзато из бунтаря превратился в миллионера, и теперь новая волна намеревается смести его со своего пути. И надо же, чтобы именно Фукида проявил такое непонимание!

— Отчего вы не разрешаете ему делать так, как он хочет? Разве у него плохо получается?

— Я же сказал, что получается хорошо! — Фукида в сердцах махнул рукой. — Должно быть, по-вашему, во мне говорит зависть. Но это не так! Пусть выбивается в звезды, мне не жалко, он того заслуживает.

— Тогда в чем же дело?

— Этот фильм не совсем обычный: последний фильм Джонни Адзато, который и задуман-то им для того, чтобы доказать, что рано его списывать в тираж. По той же причине он все решил делать сам: написать сценарий, играть, режиссировать, разрабатывать мизансцены поединков, и, если верить полиции, каким-то образом этот фильм по- служил причиной его гибели. На этом фильме новичок не должен делать себе карьеру. Этого я не допущу!

Фукида и Такаси в упор уставились друг на друга. Дэмура охотно полюбовался бы их единоборством..Толстяк, должно быть, действительно первоклассный мастер, если Фукида столь высокого мнения о нем. Но не доводить же до рукопашной! Дэмура встал меж ними. Он почти физически ощущал исходящие от обоих мастеров волю к бою, неукротимое стремление помериться силой. Дэмура подавил в себе инстинктивное желание отшатнуться и тоже напряг волю и мышцы. Результат оказался неожиданным: инспектор не произнес ни слова, не сделал ни малейшего жеста, но оба соперника попятились назад.

— Господин Фукида, — мягко произнес Дэмура, — по-моему, пора представить меня вашему коллеге. Толстяк рассмеялся.

— Мастер Дэмура из школы Сетокан, — сказал он с ухмылкой, но в голосе его не было и тени насмешки.

— Откуда вы знаете? — изумился Дэмура. Он не принадлежал к числу популярных мастеров, в газетах о нем не упоминалось, и даже редактор Сираи — эта ходячая энциклопедия каратэ — не слышал его имени.

— Это входит в мою профессию. Если уж я решил строить свою карьеру на фильмах с каратэ, я просто обязан знать ведущих мастеров каждой школы. Я посещал каждый мало-мальски значительный додзе. Бывал я и в вашем — по рекомендательному письму, присутствовал на многих тренировках.

— Какой стиль вы изучали?

— Прежде всего Сетокан. Но этого, сами понимаете, в кино недостаточно, для того чтобы прокормиться. Тогда я и начал обходить клубы, изучать различные школы, отрабатывать эффектные технические приемы и оригинальные позиции. Теперь во мне так смешались все элементы, что я и сам'не мог бы сказать, в какой технике я работаю. Иной раз сомневаюсь, каратэ ли это вообще.

— Почему?

Толстяк снова рассмеялся:

— Видите ли, родители мои — цирковые артисты. Я вырос в цирке и научился крутить сальто раньше, чем писать и читать. Родители заставляли меня упражняться чуть ли не целые сутки, я тренировался больше любого другого ребенка из цирковой семьи, хотя вообще леность в тех кругах не в чести. И несмотря на это, я расплывался как на дрожжах. Пробовали оставлять меня без еды, но я все равно толстел, должно быть от воздуха. — Такаси покатывался со смеху, словно рассказывал остроумнейший анекдот. — И тогда кто-то посоветовал родителям сделать из меня клоуна. Не обычного, а клоуна-акробата; знаете, на вид такой растяпа и нескладеха, а цирковым искусством владеет в совершенстве.

— Вот и вышел из него клоун-каратист!

Дэмура вздрогнул. Похоже, этим двоим не терпится схватиться врукопашную. Но Такаси и не думал бросаться на Фукиду. Он улыбнулся и усиленно закивал головой — этакий самодовольный Будда. Все ясно, ведь для прирожденного циркача в слове "клоун" нет ничего оскорбительного, даже когда другие вкладывают в него именно такой смысл. В их понимании клоун — неутомимый труженик, мастер, артист, достойный всяческого уважения. Но на что, собственно, способен этот Такаси? К каратисту с таким вопросом не сунешься, он, Дэмура, без церемоний отшил бы любопытствующего... И все же инспектор рискнул.

— Вы меня заинтриговали. Не продемонстрируете какой-нибудь из своих аттракционов?

— С удовольствием! — Толстяк ухмыльнулся и в тот же миг, проделав обратное сальто, вышиб сигарету изо рта стоящего позади мужчины. Тот удивился, но затем на губах его тоже заиграла ухмылка и, прокатившись катком, он подсек Такаси. Оба вскочили, как резиновые мячи, и ноги их столкнулись в синхронном толчке. Оба шлепнулись на землю: противник — осторожно пятясь в оборонительной позе, Такаси с дурашливой миной клоуна застыл на пятой точке. От группы отделился еще один каскадер (тут Дэмура догадался, что перед ним штаб Такаси) и головой вперед прыгнул на толстяка. В мгновение ока тела их переплелись, покатились, сделав подсечку первому противнику, попытавшемуся снова вмешаться в борьбу. Затем на первый план выдвинулся Такаси: пыхтя и отдуваясь, с жалобным лицом, он коленом прижимал противника к земле и при этом старался привести свою одежду в порядок. Рубашка, разумеется, оказалась прижатой коленом, и нужно было либо пожертвовать ею, либо выпустить противника. На помощь Такаси двинулся третий каскадер, затем еще один, и вскоре все участники группы взлетали, прыгали, падали, катались по земле вокруг Такаси. Было ясно, что артисты демонстрируют отлаженный и великолепно отрепетированный аттракцион. Дэмура украдкой покосился на Фукиду: лицо его выражало нескрываемую зависть. Перехватив взгляд Дэмуры, он горько улыбнулся.

— Победа за ними. Публике приелось боевое каратэ, так же как к моменту появления Джонни зрителю надоели силовые трюки. Теперь на сцену выйдет клоун и какое-то время продержится. А там, как знать, что еще потребуется публике для остроты ощущений: бои голых женщин или поражение положительного героя и торжество зла — не хочу гадать. У этого парня лучшие побуждения, хоть он и не ведает что творит.

— Но ведь начало этому положили вы!

— Да, — печально согласился Фукида. — Пожалуй, не стоило этого делать.

— Представление закончилось. Такаси, тяжело дыша, присоединился к ним. Дэмура чувствовал, что Фукида прав, и все же улыбнулся толстяку-акробату.

— Не убедись я воочию, ни за что не поверил бы, что такое возможно! — Дэмура видел, что Такаси рад похвале. Что ж, похвала заслуженная и паренек симпатичный. К тому же Дэмуру мало волновало будущее фильмов о каратэ. Он пытался представить себе, как мог бы драться этот человек в случае реальной опасности. Хорошо — это не подлежит сомнению, но сможет ли он сыграть роль каратиста традиционной школы? Почему бы и нет, ведь он изучал Сетокан.

По правде говоря, Куяма не рассчитывал застать уволенного ассистента дома. И все же, когда в третий раз понапрасну нажал кнопку звонка, он почувствовал себя обманутым. День начался так удачно, сегодня все должно бы идти как по маслу. Не зная, что предпринять, Куяма вышел на улицу, огляделся по сторонам. Уезжать ни с чем не хотелось. Пожалуй, стоит немного подождать: что, если он объявится, этот Кэндзо. Конечно, можно и не ждать, но тогда придется тащиться на службу.

И вдруг Куяма замер как вкопанный. На противоположной стороне улицы находилась маленькая убогая чайная, какие десятками встречаются в бедных кварталах Токио. Деревянный домишко наверняка отведен под заведение без ведома пожарной охраны, и власти в любой момент могут прикрыть его. Над низкой дверью развешаны выцветшие флажки с зазывными надписями. На окнах занавески, внутри полумрак, несколько коротконогих столиков на потертых циновках. Куяма воспрянул духом, поняв, что удача ему не изменила. "Чайный цветок" — гласила обшарпанная вывеска. Не обращая внимания на прохожих, Куяма сосредоточенно рылся в портфеле. Вот он, на месте! К счастью, толстая серая папка со сценарием оказалась у него при себе. Зажав коленями портфель, он взволнованно перелистывал страницы. Все верно, память его не подвела. "Чайный цветок" — так называлось заведение, где герой фильма встречает торговца кокаином. С левой стороны страницы находилась подробная инструкция декораторам с описанием чайной.

Куяма почти не удивился, когда вошел внутрь и огляделся по сторонам. Крохотные столики, желтоватое освещение, клубы дыма, бар со стойкой в американском духе, совершенно не вписывающийся в стиль чайной, — по описанию в сценарии Куяма узнал бы это место из сотен других. Взгляды присутствующих обратились к нему. Молодой человек в очередной раз убедился, что в крупнейшем городе мира люди и поныне, случается, живут как в деревне. Одни и те же посетители изо дня в день ходят в это заведение, а если порою и забредет какой-нибудь чужак, он тоже, скорее всего, обитатель такого же убогого квартала. Куяма чувствовал, что он выделяется из этой среды. Он сел и заказал чаю с печеньем. Официантка, к счастью, оказалась учтивой, но решительной женщиной средних лет, а мускулам бармена мог позавидовать борец. "Такая обслуга не допустит, чтобы клиента ни за что ни про что поколотили", — успокоил себя Куяма.

Чай оказался хороший, гораздо лучше, чем можно было ожидать, и лучше, чем в той первоклассной чайной, куда он наведывался с друзьями. Печенье тоже было вполне съедобным, и Куяма принялся изучать сценарий с приятным ощущением сытости.

На этот раз читал он внимательно. Заглянув в сценарий впервые, он мельком пробежал глазами эту сцену; удивительно, что название чайной как-то сохранилось в памяти. Сейчас он начал с того места, когда Адзато, то бишь герой фильма, вместе с ассистентом режиссера входит в чайную. Его встречают любопытными взглядами, но, видя, что чужак не один, а с постоянным посетителем, теряют к нему интерес. Они садятся за столик, заказывают чай. Кэндзо подзывает какого-то мужчину, говоря, что его друг хочет с ним потолковать. Адзато не спешит брать быка за рога. Несколько минут болтает с мужчиной о том о сем, по ходу разговора делая намеки, что не прочь бы разжиться "снежком". Лишь сейчас, при внимательном чтении, Куяма заметил, с каким знанием жизни написан этот диалог. Адзато как бы оправдывается, сам-то он, мол, не балуется, но устраивает дома вечеринку и хотел бы поднять приятелям настроение, артисты есть артисты, ничего не поделаешь... Мужчина отнесся к его словам с пониманием. Уж ему ли не знать, когда он связан с такими знаменитостями, Адзато-сан сроду бы не догадался, но он чужие тайны блюдет строго. Затем оба проходят в уборную, чтобы без помех осуществить сделку. Актер достает деньги, мужчина — пакетик с наркотиком. В этот момент Адзато резко меняется. Схватив мужчину за руку, он выкручивает ее... Интерес Куямы упал. Если до сих пор сюжет и отвечал действительности, то с этого места Адзато начал фантазировать. Поначалу, вероятно, все так и было: он обманом заманил злополучного торговца в уборную, заломил ему руку и пригрозил убить, а тот от боли и от страха выдал имя главаря банды. Но чудовищная потасовка в туалете, во время которой торговец наркотиками пытается пустить в ход нож, по всей видимости, плод воображения Адзато. Зато, по крайней мере, Куяме было ясно, что делать.

Прежде чем расплатиться и уйти, Куяма еще раз огляделся по сторонам. Кто бы мог быть тем незадачливым торговцем? Если верить сценарию, это мужчина с отекшими глазами, ростом метр девяносто, не меньше, толстяк с животом, но мускулистый. Если есть такой среди посетителей, его нельзя не заметить. Человек ростом в метр девяносто даже в Америке сошел бы за гиганта! Где-то в дальнем углу действительно мелькнуло похожее лицо: одутловатая физиономия, мешки под глазами, настороженный взгляд. Но нет! Маленький жалкий человечек, истрепанный, задавленный жизнью — какой же это противник для Адзато? И тут Куяму осенило. Разве можно представить себе в фильме такую сцену, когда непобедимый герой пытает слабого, беспомощного человека? Она вызвала бы у зрителей лишь отвращение, даже знай они, что герой поступает так во имя справедливости. У великого Адзато не хватило фантазии, чтобы сочинить весь сюжет от начала до конца. Он вспомнил про ассистента, недавно уволенного за пристрастие к наркотикам, и ухватился за эту идею. С помощью этого несчастного он отправился по следам подлинной банды торговцев наркотиками, как десятки раз проделывал это в своих фильмах. Разве не говорили в один голос писатель Харрис, оператор Ямамото и многие из давних знакомцев Адзато, что Джонни склонен был отождествлять себя со своими героями?

Разумеется, у него хватало ума понять, где именно следует подменять реальность вымыслом. Так, роскошная вилла миллионера превратилась в скромное, но уютное жилище актера, безжалостно уволенный ассистент — в работника студии, находящегося под угрозой увольнения, а ущемленный в своих амбициях Адзато, не брезгуя обманом ради удачного сюжета, — в бескорыстного человека, готового прийти на помощь ближнему. Пустяковые отклонения! Зато теперь понятно, как ничтожный завсегдатай убогонькой чайной вырос в гиганта с мощными кулаками.

Куяма направился прямиком к мужчине с отечным лицом. Тот испуганно воззрился на инспектора.

— Я бы хотел потолковать с вами. Разрешите присесть?

— Ну... — Мужчина быстрым взглядом обвел помещение и нехотя кивнул. — Если уж вам так необходимо...

Куяма сел и, не вытаскивая удостоверения, тихо, но решительно заговорил.

— Я из полиции.

Всполошенный взгляд мужчины не ввел Куяму в заблуждение. Ничтожный, жалкий мошенник, но все же мошенник, заслуживающий своей участи. И хотя для Адзато он, конечно, не противник, но не такой он хлюпик и размазня, каким кажется, — в этом Куяма был уверен. Сейчас у него, ясное дело, поджилки трясутся: Адзато выколотил из него имя шефа, а сам Адзато убит, и полиция чего доброго вздумает подозревать его, но и натуре своей, и занятию своему этот жулик верен. Разумеется, в уборную его не выманить, на эту удочку он второй раз не попадется, и товаром своим теперь наверняка базарит в другом месте. Не исключено, что нанял одного-двух парней, чтобы были под рукой на всякий случай. Сидят здесь, в чайной, и выжидают, когда торговец подаст знак. Интересно, вступится ли за него этот мускулистый бармен? Куяма отнюдь не был в этом уверен.

— Что вам нужно?

Этого Куяма и сам не знал. Спросить про Адзато? Нет смысла, торговец все равно не признается, что встречался с ним. И тут, словно по чьей-то подсказке, он произнес уверенно, как нечто само собой разумеющееся:

— Вчера здесь побывал мой коллега инспектор Эноеда.

— Ну и что? Я ему сразу заявил, что ничего не знаю.

В одном Куяма был уверен: что-то здесь не так. У этого типа Эноеда наверняка ничего не выведал. И все же, цержась какой-то ниточки, какого-то следа, он двинулся цальше и шел до тех пор, пока его не сочли нужным убрать. Что это за след? С кем мог говорить Эноеда? Задавать здесь эти вопросы было бесполезно.

Куяма расплатился и вышел. Благодаря сценарию, он знал, куда вел путь Адзато и куда мог направиться Эноеда. Огава, имя которого Адзато выбил из отечного <люпика, нанимал контору в Тораномоне.

— Где вы откопали этого Такаси? Фукида пожал плечами.

— Таякама где-то на него наткнулся. У нашего директора феноменальная способность всегда находить подходящего человека, или дом, или автомобиль — всех и $ся, в чем возникает необходимость.

— Занятная фигура.

— Таякама?

— О нет! Такаси.

____ Это для вас, Дэмура-сан, кажется занятным, — рассмеялся Фукида. — А я на таких чудаков насмотрелся, меня теперь ничем не удивишь. Знавал я сына китайской танцовщицы и норвежского оперного певца, который зарабатывал на жизнь тем, что выбрасывался из мчащихся автомобилей. Отпрыск влиятельного министра с детства мечтал стать каскадером и три раза в неделю брал у меня уроки, чтобы приблизиться к своей мечте. Такаси, с моей точки зрения, дерется лучше других — но не более того.

А с точки зрения Дэмуры, в Фукиде говорила зависть, но он не стал вступать с ним в спор. Представление, устроенное в его честь группой Такаси, вселило в его душу беспокойство. Сколько еще таких мастеров, о существовании которых он и не подозревал, пройдет перед ним в ходе следствия? Мир каратэ, до сих пор представлявшийся ему четким и обозримым, становился все более похожим на джунгли.

Разговаривая, они подошли к автомобильной стоянке. Дэмура с гордостью остановился у своего "остина". Фукида с восторгом разглядывал допотопную конструкцию.

— Вот это да! Вы, наверное, участвуете в гонках типа "ретро"? - — Нет, — коротко ответил Дэмура. Не пускаться же в объяснения с этим остолопом! Для молодежи любая модель, если она не новейшей марки, годится лишь на свалку. Пусть его "остин" несколько вышел из моды, зато он в прекрасном состоянии и ездить на нем — одна радость. Уму непостижимо, отчего все уговаривают его сменить машину. Дэмура включил мотор и двинулся по направлению к городу. Первые несколько перекрестков поглотили все его внимание, но затем, выбравшись на открытое шоссе, он рискнул отвлечься и задать несколько вопросов.

— Как прошла ваша беседа с законопослушной компанией у Маццони? Удалось вам что-либо выведать?

— Немногое. — Фукида был бледен и старался насколько возможно съежиться на сиденье. В первые минуты он раздумывал, не покажется ли неприличным, если он лишь сейчас, с некоторым опозданием, поблагодарит Дэмуру за помощь. Но потом ему стало казаться, будто Дэмура только затем и спас ему жизнь, чтобы угробить в автокатастрофе.

— Но хоть что-то новенькое они сообщили?

Фукида закрыл глаза, чтобы не видеть стремительного мелькания машин, и сосредоточился на отчете инспекто-РУ- — Они работают на некоего типа по имени Огава. Слышали вы о таком?

— А ведь он, должно быть, видная фигура в преступном мире, если у него на службе десятки таких головорезов, — их он, так сказать, сдает внаем. Кроме того, он заправляет фирмой, которая защищает от других рэкетиров транспортировку денег, дежурные бензоколонки и ночные рестораны. Ему принадлежит целый ряд увеселительных заведений, а в последнее время он занялся... чем бы зы думали? Кинобизнесом!

— Любопытно. И все это вам поведала наша славная троица? Однако же в разговорчивом настроении они были.

— Да-а, — рот Фукиды растянулся в ухмылке. — Мне удалось их разговорить.

Фукида открыл глаза. Теперь, когда первый страх прошел, ему показалось, что Дэмура ведет машину не то что неумело, а скорее оригинально. Внимательно приглядывается к машинам в непосредственной близости и в мгновение ока рассчитывает, какой скорости и какого ряда ему держаться, чтобы это было оптимально удобно для других водителей. Наверняка оказалось бы, что Дэмура водитель первоклассный, если бы остальные вели себя за рупем так же, как он. Но другие предпочитают ехать каждый в своем темпе и потому либо сердито мигают фарами, поторапливая Дэмуру, либо испытывают его нервы, неспешно плетясь впереди, и вынуждают внезапно и резко притормаживать или идти в объезд. В преддверии часа пик с неизбежными пробками вокруг урчал, гудел, тарахтел и надсадно визжал тормозами густой транспортный поток: микроавтобусы, сверкающие чистотой японские атомобили средней категории, несколько мотоциклов. Знаменитые японские мотоциклы встречаются, как это ни парадоксально, чаще на дорогах Западной Европы, чем в Токио. Точно так же обстоит дело и со знаменитыми японскими малолитражками. Японцы изготавливают их в расчете на европейского потребителя, а сами предпочитают большие, комфортабельные автомобили. Те, кому позволяют средства, приобретают машины иностранных марок. В автомобильном потоке то и дело мелькают черные "мерседесы", "порше" и "пежо". А среди них — чудо из чудес: "остин" инспектора Дэмуры... Фукида так глубоко задумался, что чуть не прозевал очередной вопрос.

— И кто же, по их словам, самый лучший?

— Простите?.. Ах да, кого они считают сильнейшим из наемных каратистов? Они и сами не знают. Называли одно-два имени, но без всякой уверенности. Вот разве что...

— Да, слушаю вас.

— Малый с мерзкой хитрой рожей проговорился, что он как-то слышал от Огавы, что в серьезном деле тот мог бы положиться только на одного человека. Но имени он не назвал, не сумел вспомнить. Упомянул лишь кличку, да и то не наверняка...

— И что же это за кличка?

— Однократный, Одним-махом или что-то в этом роде. "Горилла" не помнил в точности это прозвище, но смысл его такой, что каратист во время боя наносит всего лишь один удар, и этого оказывается достаточно, чтобы отправиться к праотцам.

Дэмура так резко свернул в сторону, что Фукида чуть не вышиб ветровое стекло. Господи, почему в машине нет даже привязного ремня?! Что, если их остановит дорожная полиция? Фукида счел за благо оставить эти вопросы при себе. А старик дал задний ход, затем рванул машину так, что шины заскрипели, обогнал огромный грузовик, держась от него в считанных сантиметрах. И при этом он ухитрялся еще вести беседу.

— Заедем в участок за моими записями, — сообщил Дэмура. Остальную часть пути оба молчали, погруженные в свои мысли. А серия малых чудес продолжалась. Дэмура в хорошем гоночном темпе ворвался на автомобильную стоянку возле полицейского участка, и тормоза "остина" взвизгнули так громко, что прохожие обернулись. Затем старый инспектор, которого сослуживцы ни разу не видели спешащим, взлетел по ступенькам в здание участка, в спринтерском темпе промчался по коридору и распахнул дверь в комнату дежурных. Полицейские оторопело уставились на него; вероятно, они меньше удивились бы, возникни вдруг на пороге несчастный Эноеда. Дэмура выхватил из ящика стола какой-то конверт, пробормотал нечто похожее на приветствие коллегам и был таков. Уму непостижимо! Когда кто-то из дежурных, опомнившись, выглянул за дверь, Дэмуры и след простыл.

У Фукиды пробудилась надежда получить хоть какое-то объяснение. Сейчас, когда старик снова сел в машину и раз пять пробежал глазами свои записи, он вроде бы вернулся в свое обычное уравновешенное состояние, хотя как знать. Читает, похмыкивает, кое-какие места ему явно хотелось бы пометить, но под рукой нет авторучки, и он попросту вырывает листки из блокнота. Вот Дэмура закрыл глаза, губы его беззвучно шевелились, словно формулируя словами некие логические построения, и наконец старик рассмеялся вслух.

— Макамура С-Одного-Удара! Конечно же, это он! — Дэмура откинулся на сиденье и с довольным видом потянулся. — Не эту ли кличку упомянул Огава в разговоре с хитромордым?

— Возможно и эту. А что, вы его знаете?

— Последний раз мы виделись лет сорок тому назад, я не знал даже, жив ли он.

— Что он был за каратист?

— Высшего класса. Он уже тогда вполне оправдывал эту кличку, а с тех пор наверняка усовершенствовал свое мастерство. Ай-яй-яй!

Фукиде показалось, что Дэмуру не слишком-то радует перспектива единоборства с этим Макамурой, если действительно убийца он. От этого слегка приуныл и сам Фукида.

— В ту пору он был лучшим мастером, чем вы?

— Да, — с горечью признался Дэмура. — Он был лучшим из нас и самым жестоким. Мне часто казалось, что ему доставляет удовольствие убивать людей.

— Да что вы говорите!

— Дело было во время войны. Мы вместе служили в отряде особого назначения. В нашу задачу входило брать "языков". Отряд состоял сплошь из мастеров каратэ, все как на подбор. — Он взглянул на Фукиду и улыбнулся. — Знаю, о чем вы сейчас думаете, ну и тип, даже фильмы с участием каратистов и то осуждает, а сам, оказывается, способен был использовать на погибель людям искусство, призванное служить им во благо... Да, теперь легко рассуждать...

— У меня и в мыслях...

— Полно вам! Именно это и было у вас в мыслях, и вы абсолютно правы. Видите ли, сейчас, задним числом, я мог бы и приврать — выдать себя за пацифиста, которого насильно заставили участвовать в войне, — но не вижу смысла искажать истину. Я не хотел воевать, это факт, но по первому зову вступил в армию. Конечно, теперь все прежние поступки предстают в ином свете, но тогда каждый японец считал своим долгом служить отчизне. Я лишь отцу осмелился признаться, что предпочел бы остаться дома, так он меня чуть не избил за такие слова.

Инспектор умолк. Фукида счел бестактным подгонять его вопросами. На улице смеркалось. Водители включили фары и чуть ли не шагом плелись по широкой, в шесть рядов, мостовой. Толпы людей спешили к станциям метро, вдали засияли огнями небоскребы Синдзюку.

— Мы находились в привилегированном положении. Снабжали нас лучше/чем прочие армейские части, одевались мы как хотели и делали что хотели. И чуть не круглые сутки тренировались, словом, вроде бы нам повезло. Но затем нас бросили в дело. Самое странное, что в джунглях действительно сплошь и рядом приходилось вступать в рукопашную, как в старые времена. Все походило на кошмар, но мне казалось, что это гораздо лучше, чем с криками "банзай" бросаться в атаку. Я воображал, будто тут у меня больше шансов остаться в живых. Потом я понял, что заблуждался. То, чем мы занимались, было близко к самоубийству, но по крайней мере и от меня кое-что зависело, а не только от шальной пули, которая то ли сразит, то ли нет. Не последнюю роль играли здесь мои умение и ловкость. Я научился беззвучно подкрадываться, скрываться, читать чужие следы и уничтожать свои собственные.

— И действительно была такая нужда в этих пленных?— не удержался от вопроса Фукида.

— Поначалу я тоже клюнул на эту удочку и поверил, будто это и есть наша задача. Лишь позднее до меня дошло, что суть совсем в другом. Истинная наша роль заключалась в том, чтобы сеять страх среди американцев. Поэтому-то мы и должны были вступать в рукопашную: убивать невооруженной рукой, ножом, мечом или веревкой — что пугало противника больше, чем стрельба. Цель состояла в том, чтобы лишить их спокойствия, чтобы они каждую минуту опасались подкравшейся неведомо как таинственной смерти, когда люди из центра лагеря...

— И что же?..

— Мы проиграли войну, если вы это имеете в виду. Что же касается нашего спецотряда, то в живых остались очень немногие. Американцы нас боялись, это правда. Но зато со страха они охотились на нас, как на диких зверей. Чудо, что хотя бы нескольким из нас удалось выжить. Мне-то вообще повезло, я попал в плен, и у меня хватило ума скрыть, в какой части я служил. Хотя лично я действительно только доставал "языков". Но остальные все более ожесточались: оставляли за собой изуродованные трупы и чуть ли не соревновались, кто больше врагов угробит.

— А Макамура?

— Он был среди нас самым лучшим мастером и самым жестоким. Я не любил его, а он меня, говорил, что я мягкотелый слюнтяй. С тех пор мы не виделись. Я думал, что он погиб, и мне не было его жаль. Должно быть, он и есть тот самый человек, которого Огава имел в виду, при условии, что он остался в живых... — Дэмура удивленно покачал головой. — Вчера, когда просматривал список, я должен был догадаться. Ведь чувствовал же, что какая-то важная информация в этом списке есть, а вот проглядел. Меня в первую очередь интересовало, кто из мастеров, по мнению эксперта, способен был бы убить Адзато.

— И что же?

— Ни одна из кандидатур не выглядела убедительной. Скажите, а ваш глаз ни на чем не спотыкается в этом списке?

Фукида с любопытством просмотрел список и разочарованно покачал головой. Дэмуру это утешило.

— Меня тоже только что осенило. Смотрите, вот эти три человека проходили обучение в одном и том же додзе. Migce трое по разным причинам проштрафились.

— Интересно.

— Не правда ли? Но еще интереснее посмотреть, кто этим додзе руководил. — Дэмура с торжествующим видом ткнул в примечания Сираи. — Некий Ёсэй Макамура.

Но истинной радости в его голосе не прозвучало, и Фукида прекрасно его понимал. Фукида знал, что сам он очень неплохой мастер, но так же хорошо знал, что старый Дэмура куда более опасен, чем он. Ну а если все, что он сейчас услышал, правда, то этот Макамура — смерть во плоти.

Адзато не давал себе труда изменить реальные имена и названия. Куяма терялся в догадках, пытаясь проникнуть в его замысел. Неужели он так и рассчитывал вывести в фильме преступников под их подлинными именами и указав их подлинные адреса? Руководствуясь сценарием, инспектор с легкостью отыскал Огаву в деловом квартале Токио на четвертом этаже высоченной коробки из стекла и бетона. Солидное здание, отведенное под столь же солидные фирмы. За дверью, открывающейся посредством фотоэлемента, посетителей встречает швейцар в униформе. Неподалеку от входа в стеклянной клетушке находится справочное бюро, стоят кресла, вазы с цветами, огромное табло на стене содержит перечень фирм, арендующих это здание. В цокольном этаже, как обычно, размещается ресторан, отсюда подают наверх в офисы кофе и сандвичи, сюда же предприниматели приводят на деловой обед своих партнеров. Словом, это не был бандитский притон, это было типичное административное здание, каких в Токио сотни.

Куяма в нерешительности топтался в вестибюле. Что ни говорите, а ведь именно в этом районе был убит, Эноеда. Сейчас молодому инспектору хотелось бы очутиться в компании Дэмуры или Шефа — кого угодно, кто подсказал бы ему, что делать. Он на верном пути — тут сомнений быть не может. Правда, по сценарию, люди Огавы подкарауливали Адзато, вооруженные ножами, дубинками, цепями, а такую ситуацию трудно было вообразить в этом хорошо охраняемом здании. Но если актер и преувеличил грозящую герою опасность подобно тому, как в сценарии он изменил внешность торговца наркотиками, ему, Куяме, достаточно и той доли истины, что скрыта в сюжете. Его ни на минуту не утешало сознание, что он полицейский. Ведь бедняга Эноеда тоже был полицейским и шел по этому следу. Как знать, может, он даже успел побеседовать с Огавой и был убит по дороге отсюда.

Инспектор подозрительно оглянулся по сторонам. Зрелище светлого, чистого современного вестибюля, деловито снующих бизнесменов, швейцаров и охраны в униформе несколько успокоило его.

Не отступать же с позором, коль скоро его сюда привела нить расследования! Но и нагрянуть в контору Огавы он тоже не решался.

Куяма вышел на улицу, постоял, пытаясь собраться с мыслями. Вокруг царила привычная обстановка токийского делового квартала. Всюду конторы, банки, рестораны, гаражи. Массы людей, как и водится в центре города: сухопарые чиновники в европейских костюмах и при галстуках, юные девушки в полотняных шортах, детишки в неизменных соломенных шляпках. Объявления на японском и на английском языках. И на противоположной стороне улицы — небольшой цветочный магазин с икебаной и каллиграфической надписью в витрине. Оформление рассчитано не на туристов, надписи, как видно, часто меняют, следя за тем, чтобы они гармонировали и с выставленными цветами, и с окружающей обстановкой. Из всех старинных обычаев Куяма дорожил именно этим. Древняя традиция являлась как бы неотъемлемой частью его жизни, хотя он лично не делал ничего, чтобы поддержать ее. В доме его родителей всегда стояло блюдо с цветочной композицией. Куяма любил эти "стихотворения в цветах", любил смотреть, как мать составляет букеты. В удобном домашнем кимоно, уютно расположившись на приятно пахнущей циновке, она проворно и в то же время мягкими, спокойными движениями перебирает цветы, формирует букет. Затем надолго застывает в одной позе, не сводя взгляда с цветов. Можно подумать, будто она любуется творением своих рук, но это не так. Вот мать укорачивает стебель одного цветка, другой отодвигает чуть в сторону. Икебана почти не меняется, но смотредь на нее приятнее, она больше радует глаз и дает отдохновение душе.

Продавщица оказалась маленькой хрупкой девушкой. Она поклонилась посетителю и, как птичка, склонив голову набок, снизу вверх смотрела на Куяму. Губы ее улыбались. Куяма достал удостоверение и с ходу понес какую-то чушь.

— Простите за беспокойство. Я по поводу жалобы граждан...

— Да-а? — глаза миниатюрной, как куколка, продавщицы выжидательно уставились на него.

— Якобы за последнее время в округе участились случаи нарушения общественного порядка. Хулиганы нападают на людей, учиняют драки... Что вам известно на этот счет?

— У нас ничего подобного не случалось. — Девушка говорила застенчиво и быстро, щебечущим голоском, которому специально обучают теледикторш и актрис. В конце каждой фразы она наклоняла голову и робко улыбалась Куяме. Молодой человек не раз задумывался над тем, что же, собственно, привлекает его в таких девушках, но так и не мог прийти к окончательному выводу. Улыбка этих куколок — пустая маска, их учтивость — всего лишь поза, а все манеры — заученный с детства стереотип идеальной японской жены. Стоило об этом подумать, и Куяма тотчас же испытывал раздражение. Насколько не похожи они на американских девушек — по-спортивному подобранных, естественно раскованных, улыбающихся нормальной человеческой улыбкой! И все же Куяма не мог устоять перед этими миниатюрными созданиями. В глубине души он понимал, что рано или поздно женится на такой вот куколке, если ему подвернется по-настоящему очаровательная японочка. Этой продавщице обаяния было не занимать, что и заставило Куяму продолжить расспросы.

— Ну как же не случалось? А драка, что произошла здесь на днях?

— Ах вот вы о чем! Но ведь это был единственный случай, да и тот завершился благополучно. Знаете, к кому вздумали приставать хулиганы? К Адзато, знаменитому актеру и каратисту! Ну он и всыпал им по первое число!.. Жаль, что он погиб так нелепо.

Девушка произнесла эти слова таким выразительным гоном, что Куяму кольнула ревность.

— Вы видели, как все это происходило?

— Нет. Но видела моя подруга, так что если нужно...

— Вы не могли бы дать ее адрес?

— Разумеется! — Девушка достала из письменного стола изящный фирменный бланк и красивыми иероглифами выписала адрес. — Но вряд ли стоит обращаться к ней, она уже рассказала все, что знала.

— Кому?

— Другому полицейскому. Вчера ведь сюда уже наведывались из полиции.

Куяма знал, что девушку распирает от любопытства, с чего бы это к ним зачастила полиция, но она никогда не задаст этого вопроса вслух. Воспитанный японец не спрашивает о том, чего собеседник не хочет говорить. А уж японская женщина и подавно не позволит себе подобной вольности. Эта куколка, владеющая искусством икебаны и каллиграфии, конечно же получила традиционное воспитание. Она никогда не заговаривает первой, не садится к столу развлечься беседой, если муж пригласил гостя к ужину, она почтительно относится к старшим, к более образованным, к людям, занимающим более высокое общественное положение, к мужчинам, к гостям. А Куяма старше по возрасту, образованнее, чем она, занимает более высокий общественный ранг и здесь, в лавке, он гость.

Куяма решил воспользоваться случаем и потешить свое тщеславие.

— Должно быть, из окружного участка, — небрежно обронил он. — Меня-то прислали из центра.

— Настолько серьезной была жалоба? — ужаснулась девушка. — Впрочем, понятно: ведь репутация округа поставлена под угрозу.

— Да, конечно, — Куяма взял листок с адресом и, прежде чем спрятать, внимательно разглядел строчки. — Красивый у вас почерк.

На сей раз девушка смутилась искренне, Куяма готов был поклясться в этом.

— Вам нравится?

— Очень, — ответил он и посмотрел ей прямо в глаза. Но ему не удалось вновь вызвать румянец. — Возможно, мне придется еще раз обратиться к вам; дело очень серьезное, сами понимаете. Не дадите ли на всякий случай свой адрес?

— О, пожалуйста!

Красиво оттиснутая визитная карточка, домашний адрес, телефон. Малышку зовут Мррико. Теперь оставалось выяснить лишь одну небольшую деталь.

— Э-э... скажите, у вас есть поклонник?

И в этот момент в цветочную лавку вторгся двадцатый век, сокрушив барьеры возраста, пола, общественного ранга... Одним-единственным вопросом Куяма проиграл свое право на традиционное почтение. Из солидного по-пицейского чина он вмиг превратился в робеющего юнца. Девушка, доселе строго державшаяся в рамках подобострастной церемонности и позволявшая себе разве что несмелую улыбку, звонко, естественно рассмеялась и глянула на Куяму так лукаво, что это было куда дороже пюбой традиционной почтительности.

— Есть, — сказала она и долгим взглядом ответила на ззгляд Куямы. — Но несерьезный.

Куяма как во сне побрел к выходу. Уже распрощав-иись, он сообразил, что не выяснил существенную под-эобность: когда именно произошла драка. Но инспектор не стал возвращаться: совестно признаваться, что при исполнении служебных обязанностей он совершенно по-герял голову. Куяма отыскал телефонную будку и позвонил в ближайший полицейский участок. Его расчет оказался верным. Дежурный полицейский ответил на его вопрос не задумываясь. Драка случилась в среду на прошлой неделе около трех часов дня... Что ж, если в этом эайоне нарушения общественного порядка происходят эедко, немудрено, что это событие засриксировано с та-сой точностью.

— А что, собственно, произошло?

— С чего началось, мы не знаем. Очевидцы спохватились, когда драка уже была в разгаре. Конечно, сразу же >ызвали полицию, но когда мы прибыли на место проис-иествия, то никого из дерущихся не обнаружили. Правда, многие свидетели узнали среди участников драки Джон-ш Адзато.

— Вы не пытались связаться с ним?

— А как же, конечно связались. Он сказал, что на-фавлялся в Сингаку Синке Билдинг, когда на него неожиданно напали; кто и почему — он не знает. Адзато дал от-юр, и нападающие разбежались. Кстати, вы знаете, что ю этому же поводу к нам обращались и из участка Синдзюку? — настороженно добавил дежурный.

— Знаю, успокоил его Куяма. — Это был инспектор Эноеда. Скажите, Адзато шел пешком?

— Да. Он оставил машину в двух кварталах от того леста. Есть там на углу автомойка. Адзато сдал машину и :казал, что зайдет за ней через час. В этом районе часто ак делают, если не удается найти место для стоянки. Вот !вдь судьба как распорядилась. Доехал бы Адзато на машине прямо до места, и тогда жертвой нападения оказался бы не он, а обычный прохожий, которому не отбиться с такой легкостью.

— Вероятно, — согласился с ним Куяма, хотя был иного мнения на этот счет. Он поблагодарил, попрощался и повесил трубку. Прижавшись лбом к стеклу, погрузился в размышления, игнорируя удивленные взгляды прохожих. Выходит, к Огаве можно вообще не наведываться. Из сценария известно, что на боевом пути Адзато не Огава был последней остановкой. В тот же день Адзато посетил некое увеселительное заведение, а затем, чтобы "отсечь дракону голову", нанес визит главарю всей преступной сети. Но кто он, этот главарь? Увеселительное заведение, несомненно, удастся обнаружить. Наверняка при описании этого, места Адзато следовал своему принципу верности деталей. Но вот кто возглавляет торговлю наркотиками, этого из рукописи не узнать. Эта глава останется ненаписанной. Но почему ее не написал сам Адзато? Не успел? Или, может, он и не побывал у главаря банды? Если еще в прошлую среду он решил, что должен спешить, поскольку следующий, за кем станут охотиться бандиты, это именно он, Адзато, а значит, надо опередить их и "отсечь голову дракону", то с какой стати он отложил столь горящее дело? Колебания подобного рода никак не вписывались в характер Адзато, довольно четко вырисовывающийся по киносценарию. Нет, актер в тот же вечер или самое позднее на следующий день отправился к главарю банды — на этот счет у Куямы не было сомнений.

Он опустил в автомат еще один жетончик и набрал номер центральной дежурной службы, но тут удача изменила ему. Дежурный не пожелал дать по телефону справку, не участвовал ли Адзато на прошлой неделе в какой-либо потасовке. Куяма вздумал было пошутить со своим строгим коллегой и этим окончательно испортил положение. По возвращении с американской стажировки он не раз попадал в аналогичные неприятные ситуации. Во время скучных рабочих совещаний он позволял себе отпускать шутливые замечания и всякий раз ловил удивленные или укоризненные взгляды коллег. Затем однажды Шеф одернул его: сейчас, мол, мы заняты делом, и не время шутить. Вероятно, дежурный центральной службы придерживался того же мнения, и после допущенного промаха Куяма мог ссылаться на что угодно: что в успехе дела заинтересован лично господин Кадзэ, что речь идет об убийстве... Дежурный полицейский не мог доверять человеку, который отпускает шутки во время работы.

Куяма сдался, поняв, что борьба неравная, и приберег тательства до того момента, как повесит трубку. Тупоголовый упрямец, из-за таких вот и теряешь драгоценное время! Адзато было легче: он попросту избивал своих собеседников, пока те не назовут какое-нибудь имя, и к шел по цепочке от звена к звену. Огава отправил его в увеселительное заведение, где он вечером учинил разгром, и тогда... Нет, концы с концами не сходятся. Куяма листал сценарий и начал его перелистывать. Похоже, это был рабочий экземпляр, испещренный вставками и исправлениями. До сих пор инспектор не обращал на них внимания, а сейчас сосредоточился в первую очередь на нем. Вдруг да удастся найти какую-нибудь зацепку... Но сценарии больше решительно не за что было ухватить-. Разочарованный Куяма спрятал рукопись в портфель, ничего не попишешь, дело застопорилось. Придется дать в отдел и объясняться с Шефом в надежде, что ему зачтется хотя бы тот скромный результат, который получил. Не следует забывать, что Эноеда за тот же самый ре-льтат поплатился жизнью.

Впрочем, Куяма тоже чуть не умер... от страха. Чья-то рука схватила его сзади за плечо, и он отчаянно вскри-|ул: "Нет-ет!" Сердце бешено заколотилось где-то у гор-I. Молодой человек метнулся в сторону, заслонив голо-массивным "дипломатом". Однако сокрушительного lapa не последовало, зато где-то на уровне его груди 1здался тихий, испуганный голосок.

— Вам плохо? Вызвать "скорую помощь"?

Куколка из цветочного магазина робко стояла в 1врях телефонной будки, не зная, как поступить: убежать ючь или, взяв Куяму за руку, увести с собой... Только ого не хватало, что она теперь о нем подумает!

— Что случилось? Вам сделалось дурно?

— О, нет!.. Просто я задумался.

— Вот как? — Видно было, что девушка не очень-то поверила этому объяснению.

— Расследование не двигается с места, вот я и задумался... Теперь вам понятно?

— Конечно, — проговорила куколка с традиционной учтивой улыбкой. — И без телефона тут не обойтись. — И прежде чем Куяма успел решить, рассмеяться ему или обидеться на ее слова, девушка, к счастью, прибавила: — зайдемте в магазин. У нас тоже есть телефон, так что можите обдумывать свои дела сколько угодно.

Они вернулись в цветочную лавку. Девушка заварила и, и Куяма открылся ей во всем. Рассказал, каким обра-м он очутился здесь, следуя сценарию и в то же время — бог весть почему, но как бы идя вслед за погибшим Эноедой. Куяма понимал, что нелепо рассчитывать на какую-то "помощь, и все же было до того приятно отвести душу. Ему еще не доводилось так откровенно говорить ни с одной своей подружкой. Впрочем, ничего удивительного: эту девушку специально вышколили, чтобы подготовить ее к роли идеальной жены. Ее обязанность — внимательно выслушивать мужчину, согласно кивать в такт его словам и каждой клеточкой существа переживать услышанное: "Подумать только!" — без конца повторяла она в соответствии с правилами японского этикета. Ведь в Японии даже на телеэкране можно видеть одновременно двух дикторов: один сообщает новости, другой рядом одобрительно кивает или осуждающе качает головой, радуется, ужасается и время от времени вставляет неизменное "подумать только!". Так же ведет себя и эта миниатюрная девушка с хорошеньким личиком и широко раскрытыми глазами: внимательно слушает, а потом наверняка скажет какую-нибудь глупость. Предвидя это, Куяма заранее досадовал на собственную болтливость, а девушка, когда он умолк, испуганно спросила:

— Отчего бы вам не позвонить моей подруге? Ведь я дала вам номер ее телефона.

— Зачем? Пригласить ее на свидание? — Как ни хороша собою была эта малышка, Куяма чувствовал, что терпение его иссякло.

— Неплохая идея, — задумчиво произнесла девушка — Моя подруга очень красивая, даже Адзато она понравилась.

— Что-о?

— Он просил ее о свидании, и моя подруга согласилась. Еще бы: знаменитый актер, кумир женщин! — голос девушки звучал язвительно, и все же Куяма почувствовал ревность.

— И что же, они встретились?

— Да. И пошли в бар.

— Как назывался бар, не помните?

— "Зубы дракона".

Заглядывать в сценарий не было нужды, этот раздел Куяма знал на память. "Зубы дракона" — относительно приличное заведение в одном из кварталов, пользующихся дурной репутацией.

— Как же разворачивались события дальше?

— Как обычно: они пили, танцевали, разговаривали...

— А драка?

— При чем здесь драка? Никакой драки не было.

— Должна была быть. Наверное, Адзато, после того как проводил девушку домой, снова вернулся в бар.

— Да не возвращался он! — девушка вспыхнула до корней волос. — Моя подруга провела с ним всю ночь.

Куяму опьянила мысль о возможности аналогичного и оль же быстрого успеха. Почему бы и нет? "Скажи мне, кто твой друг..." Ну и мерзавец этот Адзато, хорошо еще, что нарвался не на девочку! Выходит, он дважды побывал гом баре? Маловероятно. Скорее, напротив: если бы Ад-то считал этот бар бандитским притоном, он бы не ло-л туда девушку. И тут Куяму осенило. Ведь согласно 1енарию, в баре действительно ничего особенного не юисходит: Адзато делает кому-то замечание, завязывается ссора, переходящая в драку. Здесь нет никакой новой информации, никакого поворота действия. Эта сцена — результат писательской фантазии Адзато. Актер правился с девушкой потанцевать, тщательно зафиксировал детали обстановки, а затем домыслил несколько раз и завершил эпизод дракой. Сделать это было нетрудно, вот только для чего? Куяма понимал, что среди его знакомых лишь один человек способен ответить на этот вопрос: Эдди Харрис, брат красавицы Линды и непрев-зойденный сочинитель сценариев фильмов о каратэ.

Додзе Макамуры размещался в старом двухэтажном деревянном доме. Нижняя часть дома была отведена под тренировочный зал, вверху находилась квартира мастера, Макамура был дома. Одетый в простую, ничем не украшенную одежду и домашние дзори, он застыл на пороге, не приглашая посетителей войти.

— Хм... Дэмура! Давненько не виделись. Я думал, ты погиб.

— Меня захватили в плен.

— Да я и сам мог бы догадаться! — Фукиду поразило учавшее в его голосе презрение. — Что тебе нужно?

— Войти.

Макамура на миг заколебался, потом неохотно отступил. Полицейский и его спутник сняли обувь и вошли в крохотную, метров четырех, комнату. Потертая, но хорошего качества циновка, маленький черный лакированный столик, в углу цветы. На рисовой бумаге раздвижных дверей — седзе — классические иероглифы: один означает силу, другой — спокойствие. Фукида догадался, что двери дут в тренировочный зал и в ванную. Макамура был среднего роста, с массивными мускулами, с сильными, разработанными ладонями. Поступь мягкая, движения замедленные, спокойные, а взгляд, хоть и устремлен на тебя, но словно бы и не замечает. Неужели он и есть убийца? Фукида заглянул ему в глаза, и у него отпали все сомнения. Его охватил страх. Он чувствовал, что в поединке с этим человеком у него нет ни малейшего шанса на победу. Макамура прикончил бы его точно так же, как беднягу Джонни, расчетливо и хладнокровно. Наблюдая за Макамурой, Фукида все больше убеждался в том, что тому достаточно нанести один-единственный удар, чтобы сразить противника наповал; до этого он лишь тянул время, изматывал, чтобы сделать снимаемый эпизод подлиннее. И великий Адзато, лучший из лучших, пал от его удара! Кто бы мог предположить, что в стороне от бурной современной жизни сохранились такие страшные мастера смерти, которые к тому же передают свое умение другим. Словно бы в зоопарке вдруг откуда-то появились давно вымершие хищники! Фукида не так давно прочел, что война унесла почти всех ведущих мастеров каратэ. Это и дало возможность нынешней когорте выдвинуться на первый план. Однако, судя по всему, кое-кто уцелел. В чем же преимущества этого Макамуры? Вероятно, он даже незнаком с современными методами тренировки, да-м немолод уже. Откуда тогда в нем это пренебрежение к таким мастерам, каким был Джонни Адзато, или как он, Фукида, проворству ног которого может позавидовать любой каратист мира? Разве сладит Дэмура с этим чудовищем? Скорее всего, нет. А если Дэмура потерпит поражение, продолжить борьбу придется ему, Фукиде. Не приведи господь, чтобы Макамура все же оказался убийцей Харриса Куяма застал дома. Писатель был поглощен работой, и ему явно не хотелось отрываться. И все же держался он учтиво. Вытащил из машинки лист бумаги и вложил его в папку, похожую на ту, в которой находился сценарий Адзато. Затем, не спрашивая согласия Куямы, приготовил напитки: коньяк, "бурбон" со льдом и содовой, а молодой инспектор тем временем, чтобы не сидеть без дела, достал принесенную с собой рукопись.

— Как вы думаете, что это?

— Издали видно — сценарий. Уж не собираетесь ли вы сменить поприще?

— - Я? — изумился Куяма. — Это сочинение вашего зятя. Оно вам знакомо?

— Нет. Разрешите взглянуть?

— Для этого я и принес.

Харрис без околичностей погрузился в чтение, словно Куямы и не было тут. Куяма от многих своих приятелей-американцев слышал, что, по их мнению, это наиболее раздражающая японская привычка. Один из них рассказы- л в красках, как он брал для университетской газеты ин-рвью у некоего японского музееведа. Вначале все шло как по маслу: он спрашивал, ученый отвечал. Затем парень задал вопрос позаковыристее. Собственно говоря, ответ не имел такого уж большого значения, репортер нинить не огорчился бы, скажи японец попросту, не знаю. Но не тут-то было! Музеевед глубоко задумался: взгляд устремлен в пространство, вид отрешенный. Так проходила минута за минутой. Парень негромко кашлял, затем окликнул ученого — безрезультатно. Тогда он робко заметил, что, пожалуй, есть смысл перейти к следующему вопросу, — то есть вел себя просто-таки по-варварски, с точки зрения японца. Однако вскоре репортер вынужден был сдаться в этой неравной борьбе: достав журнал, он принялся читать. "Вы не поверите, что было потом, — рассказывал он приятелям. — Минут через десять этот тип продолжил разговор как ни в чем не бывало: думаю, что правильнее всего будет ответить на это вопрос так..."

Похоже, Харрис был из того же теста. Во всяком случае, вел он себя как истинный японец, чего нельзя было сказать о Куяме. Тот, на манер невоспитанного американца, вытащил книгу из тесно заставленного стеллажа хозяина и углубился в чтение. Он успел прочесть страниц двадцать, когда Харрис деликатно похлопал его по плечу.

— Сюжет довольно банальный. Не бог весть что, но сойидет.

— Вы ожидали от Адзато лучшего?

— Удивляюсь, как его на это хватило! Писать сценарий совсем не простое дело.

— Скажите, а как бы вы завершили этот сюжет? Вернее... — Куяма спохватился, что вопрос в такой форме звучит оскорбительно, и наспех сформулировал его иначе. — Вернее, как бы его завершил Адзато, останься он в живых?

— Откуда мне знать?

— Вы же сами сказали, сюжет банальный. Тогда, очевидно, не так уж трудно определить развязку, если исходить из привычных шаблонов.

Харрис скрестил свои длинные ноги, руки свесил через поручни кресла, запрокинул голову назад и, уставясь потолок, заговорил в тоне бывалого рассказчика.

— Адзато — то есть герой фильма — узнает из заслуживающего доверие источника, кто в действительности является главарем всей преступной банды. Конечно, имеется в виду не какой-нибудь заурядный уголовник и не делец сомнительной репутации, с одинаковой легкостью (участвующий и в грязных аферах, и в легальном бизнесе, нет, истинный главарь банды— человек совсем другого типа. Это лицо, пользующееся всеобщим уважением, скорее всего, известный политик или меценат, глава солидной фирмы, вполне возможно даже врач или ученый. А вот Адзато... впрочем, постойте! Вы уверены, что вам требуется самая расхожая дребедень, а не доподлинно стоящий сюжет?

— Уверен.

— Тогда получайте. Адзато заявляется на квартиру главаря. Тот радушно встречает гостя, угощает дорогими напитками, всячески подчеркивает, как он рад визиту. Однако нашего героя не подкупить дешевой лестью. Он прямо в глаза заявляет хозяину дома, что знает всю правду и не успокоится до тех пор, пока не выведет преступника на чистую воду. Главарь банды в завуалированной форме угрожает ему, но нашему герою море по колено. Опершись о стол, он произносит несколько высокопарных фраз, чтобы последнее слово осталось за ним, и уходит. Можно еще на прощание отвесить гостеприимному хозяину пару оплеух — тут, так сказать, дело вкуса.

— Никаких грандиозных потасовок?

— Помилуйте, о чем вы! Главарь банды — человек безупречной репутации, к его дому не приставишь гангстеров для охраны. Разумеется, в финале, когда наступит час расплаты, может выясниться, что главарь тоже мастак драться. Должна же быть свобода творчества. Но к чему эти ваши расспросы?

Куяма колебался, стоит ли говорить. Ведь речь идет не о прогнозе погоды и не о новой теории воспитания детей, это один из этапов серьезного полицейского расследования. Наконец он все же решился.

— Я сообразил, что сценарий Адзато опирался на реальные факты. Ваш зять действительно начал расследовать махинации преступной сети торговцев наркотиками. Поколотил кое-кого из мелких гангстеров — охрану "промежуточного" главаря, которого вы охарактеризовали как дельца сомнительной репутации. Словом, все происходило почти так, как он описал.

— Дуралей несчастный!.. Вот теперь все встало на свои места. Только чудом ему удалось бы выкарабкаться. Но... если все это правда, то почему вы спрашиваете, как бы я завершил сценарий?

— Потому что Адзато мыслил шаблонами. Он и в жизни придерживался стереотипа, заимствованного из своих фильмов. Значит, если он действительно узнал имя главаря банды, то мы можем быть уверены на все сто процентов, что он нанес визит главному мафиози в точности так, как вы сейчас рассказали. Ну а главарь предпринял встречный ход.

Харрис предостерегающе поднял руку.

— Но почему именно главарь? Организовать убийство мог и Огава или тот торговец с подпухшими глазами.

— Нет, — убежденно проговорил Куяма. Подобно тому, как Дэмура был уверен, что убийцей Адзато не мог оказаться заурядный драчун, Куяма готов был поклясться, о идея исходила не от какого-то мелкого мошенника, этому человеку хватило чувства стиля, чтобы не подставлять под пули прославленного каратиста, у него достало смелости пойти на риск — ведь Адзато мог бы и (выиграть поединок, — и он располагал достаточными связями и средствами, чтобы подыскать и нанять самого надежного профессионала-каратиста. Нет, все это под силу только главарю банды. Человеку, пользующемуся уважением в обществе, известному бизнесмену, политику или ученому, которому Адзато пригрозил разоблачением, а то и отпустил оплеуху.

— Я вот все думаю, — продолжал он, — зачем Адзато включил в сценарий эту драку в баре? Я проверил, и окалось, что не было там никакого скандала. Адзато был там с девушкой, они пили и танцевали. — Куяма чувствовал, что рассуждает достаточно убедительно и профессионально. Пожалуй, сам Шеф оценит факты точно так же. — Это как раз понятно, — Харрис пренебрежительно махнул рукой. — Ни один заурядный фильм о каратистах не обходится без шаблонной сцены драки в ночном баре, это великолепное место действия, не говоря уж о том, что обывателю внушается мысль, будто каждое такое заведение — злачный притон, где в задних комнатах гангстеры режутся в карты. По-моему, Джонни либо не знал, кто глава банды, либо попросту поменял последовательность сцен. Уж в этих-то пределах он разбирался в сценариях для кино.

Куяма допил остатки "бурбона", но Харрис не спешил налить ему новую порцию. Он даже свой коктейль позабыл выпить. Куяме знакомо было это состояние человека, который чувствует, что напал на след.

— Если Джонни удалось выбить из этого Огавы фамилию шефа, он направился прямо к нему. Разыграл кульминационную сцену и с чувством выполненного долга отправился вечером с девушкой потанцевать. Но когда он снова взялся за сценарий, то увидел, что в рамки киноштампов это не ложится. Тогда он перенес в начало сцену в баре, вставив сюда же легкую потасовку, чтобы, как положено, перебить в притоне все зеркала. Ну а теперь уже можно ввести и главаря банды.

Харрис выглядел довольным, все ему казалось простым и ясным. Куяма раскланялся с улыбкой, словно получив ответ на каждый свой вопрос. К чему отравлять человеку радость? И все же он садился в машину с подпорченным настроением. Он заранее знал, что Шеф двадцать раз уточнит, действительно ли он, Куяма, считает сценарий своего рода дневником, и призовет его к ответу за то, что он не поговорил с Огавой. Не может же Куяма сказать ему, потому, мол, что боялся и не хотел для себя такой участи, какая выпала Эноеде. Таким заявлением он бы окончательно дискредитировал себя в глазах Шефа. Успокаивала его только мысль о том, что наверняка ему удалось добиться наилучших результатов. Маловероятно, чтобы Дэмура достиг в расследовании таких успехов.

Они расположились на татами. В традиционной японской комнате, если компания собирается дружественная, гости уютно рассаживаются, скрестив ноги. Не похоже было, что сейчас будет именно так. Макамура смотрел на посетителей холодно, но без особой неприязни. Он не спрашивал, зачем они пришли, это было бы нарушением приличий. Гостя вводят в дом, иногда угощают чаем или едой, но не выспрашивают, с чем он пришел. Возможно, хозяина это вообще не интересует. При одном взгляде на Макамуру было ясно, что он способен хоть несколько часов просидеть неподвижно, лишь краем глаза наблюдая за посетителями. Дэмура же погрузился в столь глубокое раздумье, что, похоже, и не собирается нарушить молчание. Фукида также счел за благо не раскрывать рот.

Прошло минут двадцать. Дэмура, опустив веки, предавался медитации, и у Фукиды забрезжила догадка: старик готовится к поединку. Должно быть, понял это и Макамура; взгляд его сделался холодным, жестким.

— Чего тебе нужно?

— Я полицейский, — ответил Дэмура.

— Можешь быть кем угодно. Зачем пришел?

— Мне нужен убийца Адзато.

— Ищи ветра в поле! — рассмеялся Макамура. — Я тебя не задерживаю.

— Ты убил его.

Если полицейские рассчитывали увидеть на лице Ма-камуры тень страха или хотя бы смущения, они вынуждены были разочароваться.

— Попробуй докажи!

— Я и не собираюсь доказывать. Мое намерение — расквитаться с убийцей.

Макамура не произнес ни слова. Он не стал отрицать обвинение или прибегать к угрозам, но и прежняя насмешливая улыбка больше не появлялась на его лице. Будучи истинным мастером, Макамура не привык недооценивать противника. Он остался сидеть неподвижно, с напряженными мускулами, точно бомба, готовая взор-заться от прикосновения.

— Я даю тебе шанс, — продолжал Дэмура. — Если ты победишь, даже имя твое будет забыто. Если верх одержу я, ты сделаешь добровольное признание. Если же ты не согласишься на поединок — что крайне удивило бы меня, — то я передам дело в отдел расследования убийств, и там займутся поисками доказательств.

— Ты не подумал об одном возможном осложнении. Ведь такой поединок может стоить жизни..

— Я подумал и об этом, — голос Дэмуры звучал столь же спокойно. — Оба мы наденем спортивные кимоно. Если я погибну, значит, виною тому досадный несчастный случай во время тренировки. Фукида засвидетельствует, что ты невиновен... Ну а ты все-таки подготовь признание в письменной форме. В случае своей победы ты сможешь его уничтожить. Согласен?

Макамура медленно, церемонно поднялся.

— Там ты найдешь для себя подходящую одежду, — он указал Дэмуре на дверь, украшенную иероглифом "спокойствие".

Господина Кадзэ не оказалось на месте. Куяма какое-то время околачивался в приемной Шефа, обдумывая свой устный доклад, но затем сообразил, что, чем ждать попусту, лучше составить письменное донесение. Преимущества такой формы отчета были неоспоримы. Куяма вернулся в свой кабинет и попытался освободить место на столе: отодвинул в сторону письма, все еще ждущие ответа, неоформленные протоколы, непрочитанные сводки — словом, попытался устранить недостойный японского полицейского беспорядок. Еще немного, и под ворохом бумаг скрылся бы ничем не примечательный коричневый конверт с донесением Эноеды, но в последний момент взгляд молодого инспектора задержался на фамилии отправителя. Потрясенный Куяма держал конверт в руках, боясь вскрыть: как бы это послание с того света не обратилось в пепел.

Затем, придя в себя, он вытащил из ящика стола нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт. Оттуда выпало школьное почасовое расписание и письмо. Куяма начал с последнего. Он сразу узнал ровный правильный почерк Эноеды. Тон послания был учтивый, чуть ли не извиняющийся.

"Уважаемый Куяма-сан! В соответствии с нашей договоренностью продолжаю совместную работу по расследованию дела об убийстве Адзато. К сожалению, вы не сумели связаться со мной, поэтому мне пришлось своим умом додумываться, какого рода помощь я мог бы оказать специалисту отдела расследований. Я полагал, что, если мне удастся установить, как провел Джонни Адзато последнюю неделю жизни, это может принести пользу делу. Ваше доверие — большая честь для меня, и, надеюсь, наше сотрудничество, к обоюдному удовлетворению, приведет к положительному результату".

Ну и витиеватое послание, Куяме бы такого ни в жизнь не сочинить! Жаль все же, что в наше время в школах не обучают эзопову языку, который дает представление об определенных вещах, не называя их своими именами. В этом письме четко вырисовывался характер Эноеды, каким его успел узнать Куяма. Отчаянная попытка прирожденного неудачника на ходу вскочить в экспресс удачи. Лесть, традиционное, вошедшее в плоть и нфовь преклонение перед начальством и перед счастливчиками^ от рождения. С другой стороны, сказывалась и уверенность в себе, свойственная профессионалу. Кто, как не Куяма, способен был оценить достоинства Эноеды: за полтора дня составить почасовой распорядок жизни Адзато за последнюю неделю. Бедный Эноеда! Если бы его не убили, это расследование обернулось бы для него горьчай-шим воспоминанием жизни. Шеф, в лучшем случае, удовольствовался бы благодарственным письмом и разве что небольшим вознаграждением/но о переводе в центральный отдел Эноеде смешно было бы и мечтать.

Не без некоторых угрызений совести Куяма отложил письмо и взял расписание. Изумлению его не было границ: в почасовом графике почти не осталось пробелов. Внизу страницы мелкими иероглифами стояла пометка Эноеды: он готовит отдельное донесение, где будет указано, от кого, какие данные получены и кто их может подтвердить.

Взгляд Куямы невольно перескочил на среду. Утром — тренировка в саду, затем посещение конторы КМ К. После этого обед в ресторане КМК на верхнем этаже здания. Вслед за этим посещение чайной. Визит на квартиру Кэндзо выпал из расписания, и, поскольку был очень кратким, Эноеде не бросился в глаза этот минутный пробел. В три часа дня — массовая драка неподалеку от станции метро "Хандзомон". Оттуда Адзато направился в Сингаку Синке Билдинг и, по свидетельству очевидцев, вел себя там скандально. Впрочем, на этот счет у Куямы не было сомнений. От Огавы Адзато направился домой и лег спать. Пробудившись ото сна, заперся у себя в комнате. Вечером ушел из дому, встретился с девицей, которую повел в бар "Зубы дракона". Там они развлекались до трех часов ночи, а затем отправились на квартиру девицы.

Куяма еще раз пробежал глазами расписание. Все отрезки времени складывались в единое целое. Но ведь если Харрис прав, то Адзато от Огавы должен был прямиком направиться к главарю банды. Однако времени у него не оставалось: в три часа тридцать пять минут он вышел из офиса, а в три пятьдесят уже был дома... Куяма безнадежно махнул рукой. Внимательно изучив расписание по шсам — четверг, пятницу и конец недели, — он несколько эастерялся. Нигде ни следа такого визита, который можно было как-то увязать с предполагаемым главарем банды. Неужели Адзато так и не удалось узнать его имя? Или же... Куяму бросило в жар — его и не было, этого главаря банды. Как же он раньше не додумался! Адзато проводил свой частный сыск по шаблонам приключенческих фильмов, но жизнь ведь не обязана придерживаться шаблонов. Огава наверняка был последним звеном в цепочке и не мог отослать воинственного Адзато к кому-либо другому. Огаве артист грозил разоблачением, и Огава нанял таинственного убийцу. Куяма понятия не имел, как это доказать, но чувствовал, что выиграл. Правда, с посторонней помощью, но он все же раскрыл дело об убийстве Адзато.

В гардеробной Дэмура нашел чистое, свежевыстиранное кимоно и подобрал к нему гладкий, без иероглифов, черный пояс. Взглянув в зеркало и убедившись, что одежда его в порядке, он вошел в додзе. Не обращая внимания на Фукиду, он опустился на корточки и с закрытыми глазами стал ждать противника. Тренировочный зал Макамуры был первоклассным: чистые, светлые стены, на одной из них зеркало, вдоль другой выстроились макива-ры; в деревянных бадьях песок и мелкие камешки для тренировки кончиков пальцев. Красиво выведенные тушью иероглифы: "Малейший промах может обернуться пагубной ошибкой". У третьей стены поместился крохотный алтарь, над ним — японский флаг. Взгляд Фукиды вернулся к старому сыщику. Неряшливый, плохо одетый человек на глазах превратился в личность, внушающую уважение. Было видно, что спокойствие его не напускное. В таких тренировочных залах он чувствовал себя как рыба в воде, это был его привычный мир. Затем появился Макамура. Он тоже облачился в белое, безо всяких украшений кимоно, а на потертом черном поясе сверкало лишь его имя, вышитое золотом.

Ни один из противников не стал тратить время на разминку. Оба бойца считали гораздо важнее духовную подготовку. Дэмура с просветленным лицом был погружен в медитацию вплоть до последней секунды перед появлением противника. Макамура, 'по всей вероятности, осво- водился от посторонних мыслей наверху, в своей комнате. На пол позади себя он положил какую-то бумагу.

— Это мое признание. Можешь взять, если сумеешь, — медленным, спокойным шагом он двинулся к Дэмуре. А тот стоял как вкопанный, лишь взгляд его менялся по мере приближения противника. Фукиде не раз приходилось наблюдать, как меняется взгляд каратиста даже во время тренировочных встреч. В нем чувствуется напряженное внимание, а после нескольких ударов, нанесенных сильнее, чем требуется, в глазах бойца появляются гнев, холодная ярость, желание сокрушить противника. Но то, что Фукида увидел сейчас, ему было в новинку. Взгляд Макамуры и прежде не отличался дружелюбием, теперь же он был полон открытой угрозы. Этот хладнокровный, мертвенно-спокойный взгляд казался страшнее, чем самый злобный. Глаза Дэмуры изменились еще больше: словно змея глядела с его обычно приветливого лица. Фукиде довелось однажды наблюдать старика в поединке, но тогда в нем не было и следа этого грозного выражения.

Макамура тоже почувствовал, что противник сильнее, чем он думал. Он остановился и застыл в неподвижности. Странный это был поединок — психологическое единоборство двух неподвижно замерших людей. А стоило любому из них сделать молниеносный выпад — и бойцу такого класса, как Фукида или Адзато, пришел бы конец. Да, борьба была в высшей степени необычной. Противники не делали обманных движений, не принимали угрожающих поз, лишь упорно следили друг за другом. Их напряженная неподвижность напоминала замерший перед взлетом реактивный самолет, в котором уже запущен мотор. Оба держались в нескольких сантиметрах от той черты, за которой каждый из них чувствовал себя в безопасности. Это точно выверенное расстояние окружало их подобно незримому защитному колпаку или некоему силовому полю, в которое никто не смеет вступить безнаказанно.

"Вот почему они не прибегают к обманным маневрам", — подумал Фукида. Он понимал, что если выйдет целым из этой передряги, то не забудет удивительного поединка вовек... Пока один из противников не высунется из-за защитного колпака, не переступит невидимую, но ощутимую границу, он волен делать что угодно. Время тянулось нескончаемо долго. Прошло не менее пяти минут, а у противников не дрогнул взгляд, не ослабло внимание, не сбился дыхательный ритм, ни один из них не давал другому ни малейшего шанса к нападению. Первым не выдержал Макамура и начал едва заметно подбираться к противнику. У Фукиды кровь застыла в жилах: сейчас сшибутся! Но нет, Дэмура не принял вызова и точно так же медленно, расчетливо отступил на несколько сантиметров. Расстояние между противниками оставалось прежним. Макамура снова двинулся вперед, на этот раз быстрее, а Дэмура попятился, с невероятной точностью сохраняя все ту же дистанцию. Шаг его был не короче и не длиннее, чем требовалось. Даже в ритме движения он приноравливался к противнику. И все же он был в худшем положении, Фукида понимал это. В таких случаях преимущество на стороне нападающего. Он все настойчивее теснит противника, пока не заставит его спасаться чуть ли не бегством, тем самым ломая и его душевное сопротивление. Единственная возможность — удачная контратака. Но Дэмура, по всей видимости, не собирался останавливать противника предостерегающим ударом. Вместо нападения он сделал шаг в сторону, удаляясь больше, чем до сих пор. Он хотел занять новую позицию, чтобы затем начать все сначала, но... судя по всему, опоздал. У Фуки-ды перехватило дыхание, он едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Макамура тоже оценил представившуюся возможность. Он устремился вслед за Дэмурой и теперь уже не теснил его, а гнался за ним. Дэмура скользнул назад, еще раз и еще...

Даже Фукида с его двадцатилетним опытом за плечами с трудом сориентировался в том, что произошло. В очередной раз Дэмура не отступил назад, а в тот момент, когда преследующий его Макамура нарушил заветную границу, обрушил встречный удар. Классический, общеизвестный прием, просто Дэмура выполнил его стремительнее, резче, неожиданнее, чем это удавалось обычным каратистам, и лучше сумел скрыть свое намерение. Окажись любой другой на месте его противника, и поединку пришел бы конец. Любой — но не Макамура. В то же мгновение ударил и он. Оба парировали встречные удары и вновь перешли в атаку. Последовала короткая, жестокая схватка. Дэмура внешним ребром стопы ударил противника по косточке на щиколотке, при этом правая рука Дэ-муры из положения отбивающей защиту вышла из зоны удара, скользнула назад и вновь устремилась вперед, нанеся рубящий удар ребром ладони, тогда как его левая блокировала руку Макамуры. Но Макамура тоже был воплощенная стремительность: он провел удар снизу вверх коленом, ладонью свободной руки целя в лицо Дэмуре, и выставил локоть левой для защиты. Когда удар, нацеленный в пах, пришелся в солнечное сплетение, Дэмура почувствовал облегчение. В последнюю долю секунды он успел сложиться вдвое, выводя .нижнюю часть корпуса из~-тюд удара. Впрочем, его удар ногой тоже не был эффективен: лодыжки у Макамуры в результате длительных тренировок стали твердыми как камень и утратили чувствительность к боли. Дэмура решил продолжить поединок, перебросив противника через себя. Упершись стопой в ногу Макамуры, он сделал рывок. Прием был проведен чисто, но Макамура свободно подался на рывок, дал себя перебросить и мягко откатился в сторону.

И вот они снова стояли друг против друга. Дыхание их было равномерным, ни один не давал другому возможности уловить момент, когда он выдыхает воздух. Макамура снова пошел в нападение. Дэмура, судя по всему, не был готов к отпору, так как быстро попятился. Знаменитый убийца С-одного-удара теперь держался осторожнее. Внезапно Дэмура остановился: ровно столько потребовалось ему, чтобы собраться с силами. Чувствовалось, что больше он отступать не намерен. Макамура бросился на него, и в то же мгновение взметнулась рука Дэмуры. Он парировал атаку противника ребром ладони. Страшной силы встречный удар, подобный удару мечом, обрушился на локоть Макамуры на мгновение раньше, чем рука того успела подняться. Громкий боевой крик, вырвавшийся у обоих противников, заглушил хруст ломающейся кости. Боль, должно быть, была чудовищной, но Макамура и не думал сдаваться. Прижав сломанную правую руку к бедру и выставив левую на уровне груди, он ждал нападения. Дэмура даже не пытался предлагать ему сдаться. Он настороженно подбирался к Макамуре, стараясь зайти справа. Удар руки был нацелен в голову, левая нога метила в сломанный локоть. Ступня попала в цель. Макамура до крови прикусил губу, чтобы не вскрикнуть от боли. Дэмура, не давая ему опомниться, вновь перешел в атаку. Макамура теперь повернулся боком/чтобы защитить перебитую руку, но тем самым лишился возможности бить ногой с поворотом корпуса. Однако он по-прежнему оставался грозным противником. Стоило допустить малейший промах в атаке, и он способен был одной рукой или ногой прикончить противника. Однако Дэмура слишком хорошо изучил его, чтобы переоценить собственные силы. Теперь уже он теснил Макамуру, гоня его все быстрее, принуждая к бегству, стараясь подавить его психику. Макамура был лишен возможности ответить контрударом рукой назад. Он попытался использовать прямой удар: стремительный, резкий тычок двумя пальцами в глаза противника. Однако попытка эта заранее была обречена на неудачу: Дэмура почти наверняка знал, что она* последует.. Он пустил в ход обе руки: левая перебила Макамуре запястье, удар правой пришелся по локтю. И вновь раздался ужасающий хруст сломанной кости. Боль и горечь поражения лишили Макамуру отстатков самообладания. Головой вперед он бросился на Дэмуру и...наткнулся на колено противника. Лицо его залила кровь; затем последовал несильный удар в затылок, и Макамура потерял сознание.

Совсем другое дело войти в административное здание так, как сейчас, когда Куяму сопровождала четверка детективов из центрального отдела и целый отряд полицейских. Они торжественно продефилировали через вестибюль и поднялись на четвертый этаж; полицейские мигом заняли посты на каждой лестничной площадке, а Куя-ма, коротко постучав в дверь, вежливо, но решительно вошел в офис Огавы.

У Куямы в глазах потемнело, когда Шеф приказал ему арестовать главаря банды. До этого, конечно, была прокручена вся обычная программа. "Значит, ты полагаешь, что именно он дал распоряжение устранить Адзато? Очень интересная мысль. А Эноеду убили сразу же после того, как он вышел от Огавы? Как ты сказал, где находится почта, откуда Эноеда отправил свое донесение? Ах, в том же здании?"

Затем Шеф вел по телефону долгие переговоры с начальником отдела по борьбе с наркоманией — судя по всему, человеком столь же осторожным, как сам господин Кадзэ, — затем с юрисконсультом, но никак не мог прийти к определенному решению. Обладая богатым опытом службы в полиции, он понимал, что Куяма прав, и по этой же причине понимал и другое: виновность Огавы нелегко будет доказать. Конечно, при желании можно: наверняка отыщется свидетель, который видел, как Эноеда незадолго до своей гибели заходил в офис Огавы. Какой-нибудь мелкий гангстер из банды Огавы рано или поздно проговорится. Кроме того, ничего не стоит арестовать околачивающегося в "Чайном цветке" торговца наркотиками, из которого Адзато выколотил имя главаря. У полиции масса возможностей, однако реализация их требует времени. Если арестовать подозреваемого даже при недостаточности улик, то можно запросто лишиться должности. Если же упустишь убийцу Адзато, результат будет тот же самый.

— Прямо не знаю, что делать, — наконец откровенно признался Шеф.

— На вашем месте, Кадзэ-сан, я бы арестовал Огаву, — снисходительно посоветовал Куяма. И тут Шеф принял окончательное решение.

— Ладно. Тогда поезжай и арестуй его, — сказал он.

Куяма чуть не умер от волнения. Но затем оказалось, что и эта малоприятная процедура имеет свой отработанный метод. Не помня себя, бледный от напряжения Куяма вышел из кабинета Шефа и обратился к одному из коллег постарше.

— Норио, я должен арестовать убийцу Адзато!

— Ну и дела! — коллега посмотрел на Куяму с завистью.

— Это опасный преступник... Ты не мог бы поехать со мной на задержание?

Норио набрал какой-то номер, скупо обронил, что, мол, просит выделить людей для операции по задержанию опасного преступника, и пригласил Куяму к выходу. Пока они спускались по лестнице, во дворе у грузовиков выстроился отряд полицейских в защитных шлемах, со щитами и длинными дубинками в руках, а в двух легковых автомобилях ждали наготове детективы в штатском. Вся эта масса хорошо организованных людей увлекла за собой Куяму; от него только и требовалось назвать адрес и фамилию, все остальное шло как бы само собой. Полицейские машины промчались по городу, в мгновение ока здание было окружено, все входы-выходы перекрыты, у лифта и на лестничных площадках расставлены посты, и, поднявшись в офис Огавы, Куяма застал хозяина растерянным и перепуганным насмерть. Двое полицейских держали Огаву под прицелом, а третий обыскал его.

— Огава Фумио! Вы арестованы по подозрению в убийстве актера Джонни Адзато и полицейского сыщика Мацутаки Эноеды. Вам как организатору инкриминируется соучастие в преступлении. Мой долг — поставить вас в известность о ваших юридических правах...

И прежде чем Огава успел опомниться от неожиданности, ему надели наручники и вывели из кабинета. Сыщики остались допросить служащих и провести тщательный обыск, а Куяма повез арестованного в центральный отдел. Молодой инспектор был на седьмом небе. Игра стоила свеч, даже если он на этом деле сломает себе шею. А такой исход вполне вероятен: если вину Огавы доказать не удастся и его придется отпустить на свободу. Шеф не станет покрывать своего незадачливого подчиненного. Ведь не случайно он поручил Куяме провести задержание — пусть молодому инспектору перепадут крупицы славы, но зато и вся ответственность также ложится на него. Куяма не без основания предполагал, что к тому времени, когда они приедут в отдел, Шефа уже не будет на месте. Иначе ему придется решать: отпустить ли Огаву на свободу или держать под арестом.

— Есть у вас хоть какие-нибудь доказательства? — спросил задержанный, словно прочитав мысли Куямы.

— У Шефа есть, — без колебаний ответил Куяма. В нем вдруг проснулся игрок, и он решил блефовать дальше. — Если бы вы ограничились организацией убийства Адзато, глядишь, вам и удалось бы выкарабкаться. Но вы посягнули на Эноеду.

— Какого еще Эноеду?

Огава, по-видимому, тоже блефовал либо же действительно не знал, в чем дело. У Куямы не оставалось времени поразмыслить, как это могло быть на самом деле, поэтому он интуитивно держался своей линии поведения.

— По делу Адзато адвокат мог бы еще найти смягчающие обстоятельства. В конце концов, актер ворвался к вам силой, учинил скандал, избил вас, — понятно, что в вас взыграла жажда мести. Однако за убийство полицейского придется расплачиваться сполна.

— О каком полицейском вы говорите?

Куяма промолчал. Он не знал, что ответить. Ведь если Огава не имеет отношения к убийству Эноеды, дело запутывается окончательно. Профессионал, поднаторевший на ведении допросов, в таком случае промолчал бы сознательно. Куяма же просто ушел в свои мысли, не замечая, что Огава беспокойно вертится на месте, покашливает, робко пытаясь заговорить. Картина получалась неутешительная, Куяма думал и не находил выхода. А Огава вновь попробовал заговорить с ним — теперь уже громче и весьма учтивым тоном.

— Простите, господин инспектор, не могли бы мы побеседовать доверительно?

— Что?., Ах, побеседовать! Пожалуйста, я к вашим услугам. Сейчас приедем на место и приступим. — Куяма снова умолк, мучительно раздумывая, как быть. По прибытии в отдел он действовал автоматически, выполняя все то, чему его учили в школе полицейских. Велел подозреваемому сесть, включил магнитофон и, заполняя протокол, задал множество формальных вопросов: фамилия, имя, дата и место рождения, образование... У Ога-вы не выдержали нервы.

— Чем задавать глупые вопросы, лучше объяснили бы, с какой стати вы собираетесь пришить мне убийство полицейского?

Куяма устремил на него дружелюбный взгляд.

— Вы признаетесь в убийстве Адзато?

— Не в чем мне признаваться! Понятия не имею, чего вы от меня добиваетесь.

— Не признаетесь — и не надо, это не меняет сути дела. — Куяма поднялся из-за стола и прошел к двери, чтобы вызвать конвой и отправить арестованного в камеру. — Шефу явно не понравится, если вы сделаете признание мне, а не ему.

— О каком признании вы твердите, черт побери?!

— Не станете же вы отрицать, что причастны к убийству двух человек? Шеф располагает неопровержимыми доказательствами, иначе не распорядился бы доставить вас сюда, — сами понимаете. Но вы, конечно, вправе поступать, как считаете лучшим для себя.

— Да поймите же, это невозможно!.. — воскликнул Огава и, чуть подумав, спросил: — Какие доказательства вы имеете в виду?

Куяма пожал плечами.

— Шеф сказал, что на вашей совести два убийства, а он слов на ветер не бросает. — Куяме не стоило особого труда представить начальника отдела расследования этакой грозной фигурой. Он знал, что любой из сотрудников согласился бы с его характеристикой. А ведь Шеф, по сути, человек добрый, в особенности по отношению к нему, сыну давнего друга. Однако остальные инспектора придерживались мнения, что дружеские беседы в светлом, уютном кабинете Шефа были не легче допроса третьей степени.

Возможно, Огаву убедила искренность сказанного Куямой. Возможно, на него подействовала безупречная слаженность полицейского механизма, под колеса которого он угодил. Может быть, произвело впечатление могущество мифического Шефа: тот настолько уверен в исходе дела, что даже не торопится самолично допросить его, а поручает это зеленому юнцу. А скорее всего, Огава, исходя из богатого жизненного опыта, легко представил себе парадоксальную ситуацию: ему сойдет с рук убийство, которое он совершил в действительности, зато его засудят за другое, о котором он и понятия не имеет. Кроме того, видимо, сказался страх, что, если он будет отпираться, полиция копнет глубже и докопается до торговли наркотиками, а тогда уже ему и точно крышка. Куяма, по счастью, не упомянул, что полиции уже известно об этом. Лишь всеми этими причинами, вместе взятыми, можно объяснить невероятный факт: бывалый гангстер улыбнулся начинающему сыщику и покладистым тоном произнес:

— Ладно, так уж и быть... Признаю, что я повинен в смерти Адзато... Но все произошло чисто случайно...

Куяма включил магнитофон, и сердце его радостно забилось. Победа!.. Но по мере того как Огава излагал обстоятельства дела, им все сильнее овладевало дурное предчувствие. Он поверил арестованному преступнику. Конечно, тот далеко не безвинный агнец, каким себя выставляет: ему, видите ли, хотелось лишь слегка проучить Адзато! Но за гибель Эноеды в ответе не он, а кто-то другой. И Куяма прекрасно понимал: до тех пор пока он не отыщет этого другого, он не вправе считать дело Адзато закрытым.

Они встретились в ресторане "Олд Инглэнд Стэйк Хаус" — излюбленном месте Куямы. Дэмура отчужденно оглядывался по сторонам. Он любил чистые японские харчевни и чайные, приятно пахнущие татами, изящно расставленные ширмы, голые, ничем не завешанные стены, бесшумно раздвигающиеся двери. Панели и перегородки темного мореного дерева, стены, сплошь увешанные картинами, гул разговоров, музыка, хотя и тихая, но беспрестанно раздающаяся из невидимых репродукторов, клубы табачного дыма, полумрак, цветные свечи на столиках — все это было не для Дэмуры. Посетители — в основном молодежь — сидели за столиками в боксах, пили пиво и ели бифштексы с жареным картофелем. Юноши в легких, свободных рубашках с короткими рукавами, хорошенькие, пикантные девушки... Откуда у них берутся деньги на такие дорогие рестораны?

Куяма гордо вышагивал рядом с Дэмурой, неряшливо одетым и пялящим глаза даже на самых невзрачных девчонок. Да, старик показал себя в наилучшем свете, доставив на своей допотопной тачке в центральный отдел убийцу Адзато, разделанного под орех: руки перебиты, нос сломан! Такое зрелище в токийской полиции — не каждый день.

Признание Макамуры было кратким и точным. Он обезвредил каскадеров и на пару со своим учеником занял их место. Ему было велено поиграть с Адзато, прежде чем его прикончить. Однако актер неожиданно оказался сильным противником, и Макамура не стал тянуть время. В признании содержались все подробности, которые могли заинтересовать специалиста вроде Дэмуры, но не было ответов на вопросы, кто нанял убийцу и сколько заплатил за работу. От Макамуры таких сведений не добиться — это было совершенно очевидно. Разоблачить самого себя он мог: проиграл — изволь расплачиваться. Но выдать нанимателя?! Полицейские старшего поколения понимали, что для Макамуры даже сам вопрос оскорбителен.

"Чистосердечное признание" Огавы тоже мало что дало. Преступник в первую очередь стремился обелить себя. Он не отрицал, что пьяный Адзато вломился к нему со скандалом и бог весть почему избил его. Да, конечно, надо было бы обратиться в полицию, теперь он и сам это понимает. Какая жалость, что он сразу об этом не подумал! А его дернула нелегкая нажаловаться друзьям. Что поделаешь, если друзья принимают его неприятности близко к сердцу? Но как бы дурно они ни поступили, ими двигала тревога за него, ведь этот безумец грозил прикончить его, Огаву. Свидетели могут подтвердить.

На этот счет никто и не сомневался. Правоту Огавы наверняка засвидетельствуют все его служащие, и не исключено, что при этом они скажут правду. Шумная драка и угрозы — вполне в стиле Адзато. Но кто именно из друзей мог оказать Огаве скромную услугу, наняв убийцу, этого главарь банды не сказал. Он всячески уклонялся от ответа. Сначала плел, будто бы приятели намеревались лишь поколотить Адзато, а тот, кого они наняли, перестарался. Однако признание Макамуры опровергало эту версию. Тогда Огава стал расписывать, какое множество друзей-приятелей у него по всему городу, и он, мол, рассказывал о своей обиде всем и каждому. Но при этом ни одного имени не назвал. Сыщики знали, что, как ни допытывайся, Огава в своих признаниях дошел до определенной границы, которую он не переступит никогда. Если не старинные понятия чести, то уж здравый рассудок наверняка удержит его. Себя самого топи, если прижали к стенке, но выдать кого-либо из банды... тут дело пахнет мучительной смертью в камере, которая надежно охраняется днем и ночью. Все дальнейшие попытки докопаться до правды означали пустую трату времени.

Оба инспектора съели мясо и допили пиво. Дэмура — в пиджаке и при галстуке — изнывал от жары. Ему так хотелось скорей очутиться дома, принять ванну, облачиться в дзори и наконец рассказать жене всю историю, опустив, конечно, подробности опасного поединка с Макамурой. Но разговор по душам был необходим им обоим — Куя-ме и Дэмуре. Они пропустили по второй кружке пива: взаимные поздравления были уже позади. Осталось самое трудное: ответить на вопрос, кто был третий человек. Тот, кто дал приказ убить Эноеду и кто в деле Адзато играл роль связника между Огавой и Макамурой.

— Мне кажется, мы его знаем, — осторожно произнес Куяма.

— Кто-то из съемочной группы? — Фраза Дэмуры прозвучала полувопросом, но оба сыщика понимали ее как утверждение.

— Человек, который знал, что в основе сценария лежат подлинные факты.

— Да. И знал, что полиция забрала сценарий.

— Он был знаком с Эноедой.

— А когда узнал, что Эноеда восстанавливает события последних дней жизни Адзато, сообразил, что мы обратим внимание на сходство киносюжета с реальной действительностью.

— Этот человек готов на все ради денег...

— Он привык принимать решения в считанные минуты...

— И если потребуется, в считанные минуты найдет вам даже наемного убийцу.

Подобно ребенку, который знает, какой подарок его ждет, и нарочно медленно разворачивает упаковку, чтобы продлить удовольствие, оба детектива старались подобрать все новые и новые определения для одного и того же лица. Теперь уже оба они были уверены, что ход их мыслей развивается правильно. Столь же очевидно было, что завтра утром они вместе арестуют его. Съемки начинаются с рассветом, но им не поздно будет встретиться и восемь часов у жилого фургончика, который служит конторой продюсеру Таякаме.

Они распрощались, выйдя из ресторана. Куяма поклонился — церемонно и с искренним почтением. Торжественность минуты несколько снизил Дэмура, который на этот раз запросто и от чистого сердца протянул руку младшему сыщику.

Авторы от А до Я

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я