Александр Тюрин. Подъем Атлантиды, война "грязных" ног и завоевание холода
(заметки об "истории" двадцать первого века)
0. Прелюдия
На предложение цыганки: "Позолоти ручку, дорогой, и я тебе погадаю" редко кто отвечает радостным согласием. Есть, есть в нас подсознательный страх перед прогностикой, такой же как перед черными кошками, червяками и мышами. Сидит в нашем подсознании некий сторож, который словно бьет гадателей по рукам и приговаривает: "Не лезь в мое будущее, не напортачь там. " Во времена более суровые, чем наши, прогностам улыбалась инквизиция и аутодафэ. Вот и знаменитый принцип Гейзенберга примерно о том же: "Наблюдение за объектом микромира меняет его поведение. " А наше будущее, как мне кажется, еще более тонкий объект, чем атом или протон.
Но есть один выход из положения. Можно представить себя не прогностом, смотрящим в будущее "а ля цыганка", а историком скажем двадцать второго века, для которого век двадцать первый — это уже потертое прошлое, перевернутая страница, не вызывающая особых эмоций.
(Не раз уж замечал, что страшная резня в каком-нибудь занюханном столетии или даже в недавнем прошлом у наших историков пробуждает не ужас, а разве что законное академическое воодушевление своей "грандиозностью" и "прогрессивностью". )
И вот в 22 веке сядет такой, с позволения сказать, историк на облако из сверхлегкого поролона, наполненного сверхдешевым гелием, засунет в разъемы на своем черепе мыслепроводы, идущие от инфосокровищниц, и начнет размышлять. Примерно следующим образом:
1. Чем двадцать первый век был похож на двадцатый
Век двадцать первый был похож на двадцатый век примерно так, как похож "Мерседес" на "Запорожец". Больше лошадиных сил, легированной стали, процессоров, пластика, но принцип тот же — движок внутреннего сгорания и четыре колеса.
Ведь по сути не закончены были процессы, стартовавшие еще в восемнадцатом столетии — индустриализация, урбанизация (отрыва человека от естественной среды обитания) и самое главное — глобализация хозяйства и политики. Как ни смешно, но стартовало все это в Англии, ныне превратившейся в сплошной аттракцион, где каждый может за небольшую плату стать лордом или купить принцессу-роботессу в натуральную величину.
Двадцать первый век, как и двадцатый, был характерен не увеличением абсолютной бедности, а взлетом амбиций, ожиданий, потребностей, снижением порога терпимости. Особенно это касалось миллиардов людей, живущих в слаборазвитых странах. Каждый, от эскимоса до последнего пигмея, видел мыльные оперы о шикарной жизни с грандиозных экранов, напыленных на айсберги или спроецированных на сгущеные облака.
В двадцать первом веке, как и в двадцатом, продолжался распад морали — морали как способа группового или национального выживания. Это сопровождалось гибелью национальных культур, обычаев и традиций. Не "чти отца своего", а вкати ему дозу ЛСД, чтобы вырезать ему почки, продать их за сорок тысяч долларов и поступить в Гарвардский университет.
В каком-то смысле мировая ситуация начала двадцать первого века стала повторением на новом витке европейской коллизии начала двадцатого века — обе привели, как известно, к цепочке войн и революций. И оба этих витка со столетним шагом относятся к одной спирали развития, называемой "построение общества массового потребления".
Схожих черт у обоих витков было предостаточно. В начале двадцать первого века, как и в начале двадцатого, снова произошло массовое вторжение новых технологий, которые высвобождали лишнюю рабочую силу из устаревшей промышленности, ремесел и сельского хозяйства. Не стоит забывать, что для многих слаборазвитых стран практически все технологии являлись новыми, что унитаз, что клонирование белых слонов.
Роль озлобленных европейских пролетариев начала двадцатого века сыграла в двадцать первом веке неквалифицированная рабочая сила, потерявшая работу на земле и ремесленных мастерских в слаборазвитой "южной" части мира. Пакистанский или иранский юноша, девятый или десятый ребенок в семье, доведенный до иступления какой-нибудь "барби" из наручной компьютерной порноигрушки, еше меньше был настроен мириться с ситуацией, чем русский крестьянский сын, пришедший сто лет назад из деревни на Путиловский завод.
Не стоит забывать, что в отсталых странах избыточной рабочей силы из-за демографического взрыва наплодилось еще больше, чем сто лет назад.
Роль всесильного учения о "равенстве-братстве" в двадцать первом веке сыграл исламизм, пересекающийся со старым марксизмом-ленинизмом в части апокалиптической борьбы с "неверными" и "нечистыми".
Вожди в кепках, чалмах и папахах, с усами и без оных, тыкали пальцами в глянцевый сисястый западный мир и кричали голодным нищим онанистам: "Возжелай и возьми у неверных их дома, женщин, бифштексы и мерседесы. Аллах отдает тебе это. "
Роль нацистского расового учения в двадцать первом веке сыграл паневропейский правый радикализм, выступающий под знаменами сохранения цивилизации от "шоколадных" орд, ломящихся с недоразвитого Юга.
В военных столкновениях вновь выявилось несоответствие старой военной доктрины и новых военных технологий (в том числе информационных). Если англо-бурская война 1901 года была провозвестником первой мировой войны, то русско-чеченская 1995-96 гг. и американо-иракская 1991 г. войны знаменовали характер третьей мировой, именуемой также войной "грязных ног".
Двадцать первый век характеризовался невиданной доселе глобализацией — в распространении знаний, товаров, суеверий, болезней и, кстати, спермы, то есть генетических признаков и дефектов. И какой-нибудь потомственный вампир из гаитянской деревни передавал свои гены и "навыки" банкиру с Манхэттэна. Впрочем это лишь продолжало тенденции двадцатого века.
Для корпораций и банков национальные границы окончательно потеряли какое-либо значение. Крупные корпорации перекачивали капиталы, ресурсы, технологии и рабочую силу с одной территории на другую, покупая или игнорируя национальные правительства.
И если в начале двадцатого века красные наркомы спокойно продавали своим идеологическим противникам национальное достояние — от ценных пород леса до музейных шедевров — по бросовым ценам, то сто лет спустя корпорации сами назначали "красных наркомов" в той или "народной республике" — для обеспечения стабильности поставок.
2. Чем двадцать первый век был не похож на двадцатый
Корпорации наконец породили глобальные наднациональные органы власти, чтобы решать свои задачи в масштабах всего земного шара, сведя к минимуму роль национальных правительств. Кнутом для непокорных национальных бюрократий были международные санкции, а пряником для покорных — кредиты, гуманитарная помощь, воздушные мосты по переброске залежавшихся йогуртов и одежды "секонд хэнд". Закрытые режимы (авторитарные, тоталитарные, фундаменталистские) доламывались с помощью эмбарго и тайных операций.
В то же время двадцать первый век охарактеризовался децентрализацией и своего рода феодализацией, невиданной со Средневековья.
Сотни миллионов людей снова занялись самостоятельной трудовой деятельностью на дому, проиобретая по вполне доступной цене малогабаритное оборудование для серьезных биотехнологических и информационных работ.
Из миллионов надомников и индивидуалов образовались тысячи различных объединений — наподобие средневековых гильдий и цехов, куда входили специалисты и любители определенных категорий: предприниматели, дизайнеры, фермеры, сектанты, ученые, терапевты, художники, писатели, читатели, контрабандисты, преступники и так далее. Эти объединения имели свои органы самоуправления, напоминающие средневековые бюргерсраты, и своих руководителей — модераторов и координаторов.
И эти объединения использовали свою силу, чтобы выйти из-под гнета как национальных, так и наднациональных властей.
Нет нужды говорить, что сетевая информационная технология обеспечивала мощную поддержку гильдиям и цехам по всему земному шару.
Сперва могло показаться, что глобализация и феодализация не противоречат друг другу, что гильдии с одной стороны, как и корпорации с другой, дружно работают на подрыв национальных правительств. Но вскоре гильдиям и корпорации стало тесно на одном земном шаре.
Гильдии хотели, чтобы их оставили в покое, корпорации же стали претворять из сказки в быль новый мировой порядок.
Не будем слишком упрекать мировое правительство в гегемонизме, тогда в нем было не так уж много наполеонов. Ему объективно понадобился глобальный контроль ввиду глобальных же опасностей: эпидемий, перенаселения, климатических потрясений, падений комет и т. д. Поэтому мировое правительство и стало настойчиво выдвигать перед населением Земли глобальные задачи, направляя, к примеру, избыточную рабочую силу из Азербайджана на борьбу с африканскими пустынями. Естественно, что это вызывало неприязнь не только национального азербайджанского начальства, но и простых азербайджанцев.
Как нацбюрократы, так и гильдии оттягивали от глобальных задач значительные ресурсы, а кое-кто из них занимался и откровенно порочной деятельностью: покушением на банки данных и финансовые операции, созданием генетических монстров и наркокомпьютерных игр, торговлей органами и т. д. А некоторые национальные правительства и гильдии, например религиозно-фундаменталистские, напрямую выступали против мирового правительства, расчитывая самостоятельно дорваться до мировой власти.
Надо учесть и субъективный фактор. Мировое правительство всплыло как некого рода Атлантида, ведь костяк его составили развитые североатлантические страны. Как древние атланты, представители мирового правительства являлись в самые глухие уголки планеты, сбрасывая с самолетов и экранопланов мешки с гуманитарной помощью, а иногда и вакуумные бомбы. Глобалисты-атлантисты выступали в роли своего рода небожителей. А небожителей хочется свергнуть на землю.
2. Война — это продолжение кухни
К началу двадцать первого оформились две враждебные коалиции стран и регионов. Первую составили те страны, что выиграли от НТР и глобализации и собственно сформировали мировое правительство, то есть атлантисты. Вторую — те слаборазвитые страны и регионы, что остались во "втором эшелоне", чья примитивная продукция дешевела год от года.
Таким образом, основные военные коалиции определены были мировой хозяйственной ситуацией, если точнее — ситуацией на кухнях.
Одной из характерных стран "второго эшелона" являлась Россия, до середины восьмидесятых годов двадцатого века обладавшая вторым по мощности промышленным потенциалом, созданным за счет безбожной эксплуатации природных и демографических ресурсов.
В так называемые годы застоя, которые до сих пор многими исследователями почитаются за вершинные, случилось резкое отставание от западных держав по новым технологиям, особенно в электронике, ресурсосбережении, химии, металлургии, биотехнологии, в покорении космоса и в сфере компьютерных сетей.
Долгое время лидеры советской страны либо пытались не замечать своей отсталости, скрываясь за внушительными цифрами натуральных показателей, либо хотели сократить разрыв за счет наглого промышленного шпионажа.
В середине восьмидесятых советским лидерам стало ясно, что новые технологии определяют не только имидж страны, но и военную мощь, а также поддержание минимального жизненного уровня населения.
Многолетняя хаотическая модернизация так и не привела к желаемому результату, не вывела Россию в первый эшелон. Во многом потому, что западные страны уже поделили весь рынок высоких технологий...
Странам второго эшелона в мировом разделении труда либо надлежало играть роль поставщиков сырья (как например России и Конго-Киншасе) — либо превратиться в "грязно-промышленные" придатки и получить на свою территорию производства, активно загрязняющие окружающую среду или требующие монотонного ручного труда (как то случилось с Индией, Турцией, Китаем).
На дне второго эшелона оказались страны с хулиганским типом поведения — Иран, Ирак, Ливия, а также страны, которые просто застряли в родоплеменном строе на манер Афганистана.
Уделом стран второго эшелона стали экономические потрясения, связанные с колебаниями цен на тот или иной сырьевой или низкотехнологичный продукт. Учитывая, что цены на сырьевые и низкотехнологичные продукты как правило падали, то нищающее население периодически вырезало обанкротившееся правительство, а следующее начальство шло по миру с протянутой ладошкой. (Низкотехнологичным продуктом может быть даже микрочип, если является всего лишь элементом более сложного устройства, создаваемого в другой стране. )
Одним из любопытных итогов двадцатого века стало вытеснение во второй эшелон так называемых азиатских тигров: Кореи, Малайзии, Индонезии, Таиланда и даже супердинамичной до поры Японии.
Так что в первом эшелоне остались традиционно развитые США, Канада, Западная Европа, пригласительные билеты получили и некоторые страны восточной Европы, проявившие себя как ревностные союзники лакейского типа: Чехия, Польша, Венгрия, прибалтийские государства, Украина. Высокий научно-технический потенциал первосортных стран поддерживался в значительной степени за счет "выкачивания мозгов" из стран второго эшелона. Одновременно в каждой стране первого эшелона был создан своего рода внутренний второй эшелон, состоящий из эмигрантов, готовых на грязную и низкооплачиваемую работу.
Естественно, что страны второго эшелона не удовольствовались своей ролью. Большинство из них страдало от перенаселения, а значит миллионы молодых людей охотно соглашались на "посмертную славу" и превращение в пушечное мясо. Многие страны использовали рыночные возможности по приобретению "ноу-хау" на оружие массового поражения. Как ни парадоксально, ОМП стало оружием бедных — поскольку позволяло достигать максимальных результатов при минмальных затратах.
Роль детонатора войны сыграла КНР, составившая элиту второго эшелона. Китай к началу 21 века нес функции мировой мастерской. И он не замедлил попроситься в первый эшелон.
Обиженные страны второго эшелона и независимые гильдии, поначалу выступившие в роли их союзников, собственно и бросили вызов транснациональным корпорациям, мировому порядку и мировому правительству.
3. Хаккер вместо пушки
В лобовых столкновениях крупные игроки, к числу которых в первую очередь относились США и Китай, быстро истощили свой потенциал (особенно морально-психологический). Китай из-за слабости флота не смог провести даже десантную операцию по захвату Тайваня, США же не сумели отмобилизовать достаточное количество солдат для осуществления масштабных сухопутных операций против материкового Китая.
Война в дальнейшем "ограничивалась" столкновениями спецподразделений, диверсионными пакостями и разведывательно-агентурной борьбой. При этом широко применялись компьютерные сети с космическими элементами базирования для слежения за противником и управления своими войсками. Особо разрушительны оказались портативные средства доставки ОВ и ВВ. К примеру Китай активно применял живые средства доставки поражающих средств — дельфинов, морских рептилий и птиц. Достаточно вспомнить, что запрограмированные черепахи уничтожили ударные авианесущие силы США.
Исламисты же использовали для доставки химического оружия людей-смертников. Психика их была модернизирована с помощью "модельных" наркотиков или управляющих биочипов, а пакеты с ОВ были имплантированы в различные полости тела или на место удаленных органов.
Нашли свое применение и нанороботы (некоторые из них были близки вирусам, другие являлись своего рода молекулярными танками и самолетами) как средства микроскопической войны. Упомянем сейчас только знаменитую "маньчжурскую пылевую бурю", уничтожившую как кожный покров у личного состава, так и линии связи китайских частей.
Обе стороны активно воздействовали на атмосферу, океан и недра мощными электромагнитными импульсами, а также ядерными зарядами, искуственно вызывая цунами, землетрясения, ураганы, наводнения, температурные колебания, но в то же время не принимая на себя ответственность. За гибелью Сан-Франциско и Гонконга безусловно стоят вражеские штабы.
Америка не нашла себе поддержки со стороны России и Индии, подвергшихся американскому остракизму в последнее десятилетие двадцатого века. В тоже время Индия и союзный Китаю Пакистан наносили друг другу удары тактическим ядерным оружием и спутниковыми рентгеновскими лазерами. В многих странах Юго-Восточной Азии произошли погромы богатых этнических китайцев. В то же время в Иране громили интернетовских провайдеров и резали пользователей сети, совершенно незаслуженно обвиняя их в связях с мировым проамериканским правительством.
Когда главные противники оказались в состоянии кризиса, в дело вступили силы социально-идеологической революции.
Сценарий революционной деятельности был узнаваемым, хотя и модернизированным. Захват телекоммуникаций, взятие под контроль сетей, хаккерские налеты на банки, грубое использование нанотехнологий, ну и обычные захваты заложников с последующим вымогательством денег. С момента, когда "черно-красная гвардия" захватила небоскребы центра международной торговли в Нью-Йорке, собственно и начался мировой финансовый крах.
Страны второго эшелона, особенно исламские, выступали в роли организаторов и спонсоров революционного движения и мирового джихада.
А эмигранты составили пятую колонну так сказать униженных и оскорбленных, которая во всех странах первого эшелона поднялась на борьбу против властей за "справедливое" переустройство общества — с помощью террактов, погромов, наркотиков, психоделических компьютерных игр, рэкета, "пиратства", проституции и контрабанды. Дотоле смирные бэбиситтеры, сиделки, мусорщики, кухарки в одночасье превратились в кровожадных бунтовщиков.
Вольными и невольными союзниками мировой революции стали независимые гильдии, также ненавидящие глобалистов-атлантистов. Гильдии хаккеров и контрабандистов придали немалую силу революционерам, которые смогли получать самую оперативную информацию и наносить самые точные удары по властям. Такие, например, как захват "первой леди" во время ее посещения музея "Метрополитэн". (Судьба супруги президента до сих пор неизвестна, хотя согласно некоторым версиям она приняла "новую веру" и выступала в роли дерзкой террориcтки по имени Анка-Пулеметчица).
Помимо глобальных корпораций противниками революции оказались европейские правые радикалы, провоцирующие и использующую истерику бюргеров против нашествия "чужаков" с Юга. Бритоголовые ненадолго смогли захватить власть в десятке немецких городов и даже построить несколько фабрик по переработке "недочеловеков" в мыло и корм для собак.
4. Завоевание холода
Революцией были охвачены все развитые и некогда столь привлекательные регионы мира: США, Канада, Западная Европа, Юго-Восточная Азия. Итогом стало перераспределение власти и значительное разорение "очагов цивилизации".
Почти четверть века в международных организациях всем заправляли представители Латинской Америки, которую почти не затронула война "грязных ног". Если точнее, латиноамериканские фирмы хорошо нажились на поставках оружия и продовольствия всем противоборствующим сторонам. В это время даже заседания Ассамблеи ООН заканчивались массовым исполнением ламбады.
От войны и революции особенно пострадали территории, уязвимые в экологическом отношении, обладающие максимальным процентом эмигрантов и не имеющие достаточных собственных ресурсов. Это были, к примеру, Франция, Германия и Калифорния, Нью-Йорк, Сингапур, Гонконг и другие мегаполисы Юго-Восточной Азии. Даже нашим современникам слово Париж говорит только о большой мусорной свалке.
Россия, в целом, можно сказать легко отделалась. От нее отошли исламские регионы, уж лет двадцать как предпочитающие Мекку Москве, полностью окитавшееся Приморье, а также некоторые русские регионы, удаленные от центра в географическом или психологическом отношении — например, Курская губерния.
Упадок одних территорий неизбежно привел к финансовому подъему и промышленному развитию других, особенно обладающих скрытыми до поры до времени ресурсами. Это малоосвоенные до 21 века пространства российской тайги, канадской тундры, австралийских пустынь и бразильских джунглей; произошел прорыв и на материковый шельф, и к антарктическим недрам.
Здесь сыграли огромную роль технологии, использованные при исследовании ближнего космоса, Луны, Марса, астероидов, спутников Юпитера. Именно там были опробованы купольные поселения, альтернативные источники энергии (солнечные, приливные, волновые, геотермальные), гидропонические фермы, замкнутые циклы жизнедеятельности, новые транспортные средства и вживляемые в тело системы контроля здоровья.
И хотя масштабное освоение космоса началось только в нынешнем двадцать втором веке, когда были серьезно удешевлены полеты за счет использования гравитационных "подушек" и солнечного "ветра", космическая техника сперва привела к экспансии человечества именно на Земле.
И, кстати, тундровые и лесотундровые территории в результате глобального потепления стали более благоприятными в хозяйственном, эпидемиологическом и бытовом отношении, чем многие южные регионы.
Хрестоматийным примером является Западная Сибирь, быстро лишенная болот и вечной мерзлоты при помощи искуственного солнца-солетты, но получившая внутреннее море размером с Каспийское и превратившаяся в главную житницу планеты.
С "завоеванием холода" я связываю глобальную стабилизацию в последнюю четверть двадцать первого века. В ней нашлось место и глобальному правительству, которому было поручено управление наиболее кризисными регионами, и корпорациям, направившим свои ресурсы на освоение тайги и тундры, и гильдиям, создавшим гибкое и емкое мировое хозяйство, ну и национальным органам власти, которым поручено было заведовать культурой, языком и художественной самодеятельностью.