Михаил Веллер. Легенда о заблудшем патриоте
1. ДРАП
Как жили! Братцы мои, как же мы хорошо жили! Водочки выпьешь, колбаской с батончиком белым закусишь, сигаретку закуришь... и никаких беспокойств о будущем, потому что партия по телевизору все уже решила: стабильность.
Да - одобряли. А чего надо - осуждали. А кого надо вовремя расстреляли бы - так и до сих пор были бы великой державой.
Драпануть бы, так ведь не пускают уже никуда. Не впускают, в смысле. Не то, что раньше: везде объятия раскрывали жертвам Софьи Власьевны.
Вспомнишь - так это даже удивительно, на какие изобретения отваживался наш советский человеческий гений, чтобы незаконно пересечь священную границу и удрать в классово чуждый мир капитала. Когда военные летчики дули в Японию и Турцию на МИГах - ну, истребитель на то и создан, чтобы в воздухе никто и ничто не могло ему помешать. Но вот когда два бюргерских семейства из Восточной Германии самосильно мастерят в сарае воздушный шар и, спев: "Была бы только ночка потемней!.." влезают в корзину и с попутным ветром отбывают на Запад! - так ведь они еще и любимую собачку прихватили, обвязав ей морду понадежнее, чтоб лай из мглы небесной не нарушил мирную службу пограничников. Тьфу на Жюль-Верна и его художественное предвидение!...
Это что же, спрашивается, нужно было изделать над щирым украинским селянином, чтобы в противоположном конце света, в Корее, под взглядами родной тургруппы и автоматами бдительных северокорейских пограничников - - помчаться противоприцельными зигзагами в объятия реакционного южнокорейского режима. Чесали через Балтику в тумане на скоростном катере - ладно, солдатик одурел два года глазеть на экран радиолокатора, он захмелился удачно и курит в мечтах о дембеле, да и все равно догонять тот катер нечем, а с вертолета сквозь такую муть не видно ни черта: да и пока тот вертолет взлетит!.. Но вот из Новороссийска один мореплаватель отбыл удачно в Стамбул на надувном матрасе, подгоняемый бора: рассчитал курс, скорость, время, снизу подвязал второй матрас и пакет с водкой и шоколадом, а если и засекут с воздуха - ах, спасибо спасателям, унесло в море, мол. А еще парнишечка один, гадюка подколодная, тот просто уполз из Карелии в Финляндию через дренажную трубу: солидолом для тепла и скольжения обмазался, одежку в резиновом мешке к ноге привязал, ножовку в зубы - и вперед, решетку стальную выпиливать, пока наряд обратно не прошел. Господи, да что понимал в побегах тот граф Монте, понимаете, Кристо в своей расхлябанной либерализмом Франции!.. К парнишечке потом - репортеры тучей: ах, какие политические гонения заставили вас бежать от тоталитарного режима таким опасным путем? Да не столько опасным, сколько узким, говорит, и мокро было: никаких гонений, но просто я ужасно мечтал пойти вокруг света на яхте, а кто пустит?.. Те так и сели.
Вообще тема эта была неисчерпаемая, щекочущая крамольным злорадством - заграницу-то видели в трех видах: в подзорную трубу, в гробу и по телевизору; так дай хоть посудачить о тех, кто показал закону большой фиг. Хотя закон был простой и здравый: сбежать захотел? - вот тебе семь лет каторги, и трудись во благо, учись ценить ту свободу, что имел хотя бы внутри границ.
Главное зло была, конечно, авиация: летает, дрянь такая, и не всегда туда, куда надо. Вскоре после войны у нас для блага народа воздушные такси придумали, самолетики Як-12, так они на Кавказе так поперли по ущельям за бугор, а подобной услуги гражданам власти отнюдь в виду не имели, что скорей предпочли пересадить граждан обратно на ишаков. Как раз тогда руководил ДОСААФом товарищ Ворошилов, и он, полный закоренелой ненависти старого конника к авиации, прижал все аэроклубы к ногтю оставив со скрипом лишь планеристов и парашютистов: без мотора, значит, недалеко учапаешь, контра.
Невозвращенцы всякие - это было неинтересно, чего ж не остаться, если ты уже туда комфортным образом попал: смаковали только - кого из ответственных чинов вздрючат потом за слабую идеологическую работу с подчиненными. Пикантно, правда, смотрелось, когда вся группа возвращалась в некоей стыдливой растерянности, а ее руководитель, стократ проверенный КГБ сотрудник с анкетой столь блистательной, что на международной выставке чистопородных гончих впору большую золотую медаль получать, - трусливо, как писали тогда газеты, озираясь, лакейски семенил в сторону буржуазного посольства. Тогда руководящая рука отвешивала ответственным товарищам особенно крепких подзатыльников, чьи-то карьеры булькали в болото, и хоть в мировом масштабе это пустяк, а все-таки простым людям приятно!
Хотя и здесь не обходилось у нас без несправедливостей. В порту к штурману жена приходила, так он ее вывез в Англию в ящике для постельного белья. То, что они в Англии остались - это уже печаль англичан, с нашими ребятами везде хлопот не оберешься, а на судне - еще три штурмана, не потонут чай, а в резерве - так просто толпа штурманов ногами сучит, в Англию хочет; но вот за что закрыли визу, влепили строгачей и применили прочие репрессии к капитану и первому помощнику? Ну, первому - за дело, его затем на судне и держат, чтобы советский строй во всем превосходил все остальные, но как прикажете капитану штурмана воспитывать? Спать с ним в портах вместо жены? Нет, капитана жалко...
К счастью, все это в прошлом... Сейчас иначе. Просто стало все. Билет в Америку? ради Бога - свободно. Зарплату за десять лет скопи - и за въездной визой. Кто ее тебе даст, кому ты там нужен? а-а, сколько лет тебе большевики это твердили: никому ты там не нужен, - теперь убедился? Скучно, господа... Вот когда один зимой в метель дунул в Швецию через залив на "Жигулях", по льду, со свистом - и домчался, опять же догонять не на чем его было - о: это была - романтика; приключение, порыв.
Но - бывали истории совсем иные, даже - обратные: непредвиденные случались истории; непредсказуемые!..
2. ЖЕРТВА ГРИБНОГО СПОРТА
Воскресным летом на ленинградском заводе "Серп и молот" устроили день здоровья. Затоварились водкой, оделись в спортивные костюмы и поехали в собственном автобусе по грибы. На Карельском перешейке знатные грибы растут. Опять же, в соленом и маринованном виде под водочку летят необыкновенно. Свежий воздух, хвойный лес, домашняя закуска - что еще человеку для здоровья надо? Прикатили, выпили, душа песен запросила.
Пьют себе и поют. Поют - и пьют. И закусывают.
Напелись. Стали грибы собирать. Грибной, кстати, год выдался. Птички чирикают, озера блестят; собирают грибы. Собрали. Сели обедать, костерок разложили: выпили. Допили. И усталые, но довольные, полезли в автобус.
В автобусе спорторг сделал перекличку. И показалось, что выезжало из на одного больше. Пересчитали два раза - не хватает. Пьяных по головам перечли - все равно не хватает. По списку пальцем проверили: инженера Маркычева не хватает!
Разозлились: ехать пора, носит его нелегкая! Погудели. Подождали. Покричали. Нет инженера Маркычева.
Ну, вывалились из автобуса, заулюлюкали разбойничьими голосами, зааукали по лесу, засадили матюгами: нет Маркычева. Спорторг, ответственный за мероприятие, волнуется, прыгает: ищи его, товарищи! лес, как-никак...
До сумерек бродили и гукали, кайф весь без толку повыветривали: нет Маркычева. Заблудился, что ли. И черт с ним! не ночевать же здесь! скотина, весь коллектив взгоношил, а сам уж, наверно, на попутной свалил домой. Поехали и мы!
Из дому ночью спорторг позвонил Маркычеву - нет: нету.
Назавтра приходят все на работу - нет инженера Маркычева.
Вот неприятность какая. Нехорошо... Заблудился человек. Бросили пропавшего товарища.
Ну, спорторг отправился в профком и докладывает: так и так... один заблудился, все решили, что он до станции дошел и электричкой домой вернулся, ищи на попутной, до ночи ждали... Сколько выпили, спорторга спрашивают. Да немного, никаких неприличностей не было. Верно, говорят, шофер тоже говорил, что на этот раз никто автобус не обрыгал.
Еще день-другой: не объявляется Маркычев. Заявили официально в милицию: заблудился наш товарищ, в таком-то месте и в такое-то время, одет в синий спортивный костюм и коричневые кеды, лет - тридцать семь, рост средний, волосы каштановые, просим вернуть к жизни и коллективу: ГАИ, морг, железнодорожная охрана, травматология. Нет Маркычева, как корова языком слизнула!
Объявление в розыск, фотография на плакате, щиты в вестибюлях и на вокзалах; переходит коллега Маркычев в пятое измерение, в некую абстрактную субстанцию...
Ну, тем временем спорторга переизбрали, лишили премии, вместо путевки на сентябрь в Евпаторию дали выговор с занесением в комсомольскую карточку; профоргу выговор; парторгу тоже выговор; как же мы потеряли человека, товарищи. По утрам обсуждали: как? нету? сколько времени можно блуждать в карельских лесах, не сибирская тайга все-таки, не знаете вы карельских болот, там армии пропадали, не то что инженер; нет, должен в конце концов выйти к жилью, которому это он что должен? ага! городской интеллигент, ножку подвихнул, на грибках-ягодах недолго походишь, причем заблудившийся кругами ходит... поганку съест - и хватит мучаться... А у всех дела, дети, очереди, болезни, денег нет: говорили, что он, конечно, найдется, а про себя думали, что, конечно, с концами; своих забот хватает...
Бухгалтерия - с проблемой: когда найдется - платить ему как? отпуск за свой счет? вынужденный прогул? или больничный оформлять? Прогул - так долой тринадцатую зарплату и очередь на квартиру. Администрация: а сколько вообще ждать, что на его место нового брать? А как его увольнять, по какой статье?
И за всеми текучими и неотложными живыми делами окончательно отплыл в туман инженер Маркычев, перестал даже и вспоминаться как живой человек, а превратился в некую условную человеко-единицу, которую надо грамотно списать, умудрившись соблюсти и учесть все сложные требования трудового законодательства и гражданского кодекса, что не так просто в наших условиях; он не просто!.. Зараза был этот Маркычев, не фиг бродить одному где не надо; расхлебывайся теперь за него... скотина!
И даже стало ясно представляться, будто сами его хоронили.
3. ЯВЛЕНИЕ БАЛДЫ НАРОДУ
В ясный погожий осенний денек в двери советского посольства в Хельсинки позвонили. Дверь открыла какая-то мелкая посольская сошка, прекрасно, разумеется, одетая, с дипломатическим лицом; и увидела сошка образину ужасную и труднообъяснимую. Среднее между снежным человеком и мусорной крысой. Образина топорщила бурые лохмотья, шевелили клочковатой бородой и покачивалась на ветерке, держась за лакированный косяк черной когтистой лапкой.
- Боже, - произнесла образина слабым голосом. - Родные. Ай вонт рашн посол. Ай эм рашн гражданин.
Посольская сошка клацнула челюстью и растерянной спросила:
- Ду ю спик инглиш?
- Ес, - подтвердила образина, - но очень плохо. Сэр, ай вонт рашн посол, пожалуйста...
- Чем могу быть вам полезен, - ошеломленно осведомилась сошка, мужественно пытаясь заслонить некрупным телом родное посольство от неожиданной и неопределенной угрозы.
- Я заблудился, - в ужасе сказала образина, икнула и зарыдала, промывая слезами светлые дорожки на коричневом лице.
Мелкий сошка подумал о провокациях белогвардейцев и эмигрантов, опасливо выглянул в поисках фотокорреспондентов и тихо простонал:
- Господи, почему я...
В окно стоящего у тротуара автомобиля высунулся объектив камеры и зашелестел: съемка!
Сошка подпрыгнул, приосанился, оскалил любезную улыбку и проперхал:
- Очень приятно! Какие проблемы привели вас?.. - Покосился на камеру и принял позу светского дружелюбия, но руки прижал к бедрам, чтобы посетитель не произвел рукопожатие - от греха подальше.
Посетитель вытер глаза ошметками рукава, высморкался на тротуар (снимает, тоскливо отметил сошка) и сказал вразумительно:
- Товарищ! Я советский гражданин. Я заблудился и попал за границу.
- Как? - идиотски спросил сошка.
- Пешком! - трагически объяснил посетитель.
Журналист чертов или кто там вылез из машины и приспособился снимать их в профиль.
- Ти-Ви! - приятельски бросил он сошке. - Рашн пипл ар вери интрестинг! Май лак! Совьет тревеллер, йес? Хиппи? Грин пис?
- Пройдемте! - взял на себя ответственность за решение сошка, с отвращением стиснул грязное тощее плечо посетителя и вовлек внутрь.
Посол сошел в холл с каменным лицом закаленного бойца и профессионала. Посетитель оскорблял своей особой жемчужно-серое лайковое кресло. Колени его дрожали в прорехах. Сигарета в черных когтях осыпала их пеплом. Узрев важную фигуру посла, он встал, колыхнулся на ножках и упал обратно в кресло.
- Я вас слушаю, в чем дело, - с бесстрастностью робота произнес посол.
Посетитель положил окурок в урну и сидя постарался принять стойку "смирно".
- Товарищ, я советский гражданин, - переходя с хрипа на свист доложил он. - По чудовищному недоразумению нарушил границу. Готов понести любое наказание по закону. Прошу помочь вернуться на Родину.
Посол на миллиметр приподнял правую бровь, сел напротив и вынул сигарету, под которой сошка щелкнул зажигалкой.
- У вас есть документы? - осведомился посол.
- Какие ж документы, - завыл посетитель, - я грибы собирал!
- Грибы, - кивнул посол и переглянулся с сошкой. - Где?
Посетитель сделал убитый жест:
- В Карелии.
Посол подавился сигаретой и выпустил дым из глаз.
- А - кх-х, - точнее?
- День здоровья... на автобусе привезли нас...
- На каком автобусе? Номер?
- На заводском. Профсоюзном.
- Какого завода? Откуда?
- С завода "Серп и молот".
Тут посетитель издал тихий мышиный писк и попросил:
- Поесть... не найдется... чуть-чуть, хоть что-нибудь...
Посол выдержал паузу и сделал движение подбородком. В холле произошла мелкая суета, в результате которой возник подносик с двумя бутербродами и бутылочкой пепси.
Посетитель зарычал сглотнул бутерброды и вылил пепси на бороду.
Когда он отер бороду, вместо посла перед ним сидел контрразведчик.
4. НА КОГО ТЫ РАБОТАЕШЬ?!
- Итак, - приступил контрразведчик: - Кто вы такой?
- А? - спросил посетитель. - Товарищ...
- Как вы сюда попали?
- Какое сегодня число? - вместо ответа спросил посетитель.
- Двенадцатое сентября, - услужливо известил сошка.
- Боже мой... - прошептал посетитель и закрыл глаза.
Контрразведчик двумя железными пальцами принял его под локоток и сопроводил в свой кабинет, за двойные непроницаемые двери. Посетитель остекленел и собрался с духом:
- Моя фамилия Маркычев. Паспорт серия VII-АМ номер 593828, выдан 10 октября 1977 года 31 РОМ г. Ленинграда...
- Покажите.
- Что.
- Паспорт.
- Нету.
- Почему?
- Не взял с собой.
- Почему?
- Не знал.
- Чего не знал.
- Что вы попросите.
- Естественно, - нехорошо улыбнулся контрразведчик.
- Что?
- Продолжайте.
- Чего?
- Рассказывать.
- А... Прописан Бухарестская улица, дом 68, корпус 2, квартира 160.
- И почему вы не там?
- Где?
- В квартире 160?
- 16 июля сего года мы проводили в цехе день здоровья... В лесу я заблудился...
- У вас цех в лесу?
- Нет.
- А что?
- Где расположен ваш цех?
Посетитель подумал.
- У нас режим, - сказал он - Какой?
- Ну. Режим.
- И что?
- Зачем вас расположение моего цеха? - с неожиданной бдительностью спросил посетитель.
- В цехе день, а вы в лесу заблудились? - тонко улыбнулся контрразведчик.
- День здоровья!
- И что же?
- В лес поехали!
- Кто? Фамилии, клички, быстро! Не задумываться!!
- Не-не-не не помню... - струсил посетитель. - У спорторга список. Вы позвоните, спросите...
- Номер телефона! Номер телефона!
- Я не знаю!!!
- А что ты знаешь?!
- Я хочу домой...
- Где твой дом?!
- Бухарестская, дом 68, корпус 2, квартира 160...
- Как ты сюда попал?!
- Через лес...
- Откуда? Координаты! Какое было задание?!
- Я заблудился!!!
- Отставить легенду!!!
- А?..
- Зачем вы пришли в посольство?
- Чтобы меня отправили домой...
- Прекрати бред!! - завопил контрразведчик и грохнул кулаком: на столе подпрыгнул бюстик Дзержинского. - Если ты хочешь домой, то какого хрена ты там не сидел?
- Я заблудился в лесу.
- Где?! Где?! Где?!
- В Карелии.
- Что ты там делал?!
- Собирал грибы.
- Где же грибы?
- Съел.
- И пошел сюда?
- Да.
- А почему же не домой, дубина?!
- Перепутал стороны... лес...
- Десять лет, - зловеще подытожил контрразведчик. - Десять лет строгого режима за нелегальный переход границы при отягчающих обстоятельствах. И ты хочешь сказать, что предпочел десять лет лагеря жизни здесь?
- Я не знал... за что...
- А ты что думал - по головке тебя погладят?!
- Что же мне делать?..
- Колоться!
- Чем?..
- Что - чем!! Сотрудничать! Рассказывать все! Чистосердечно признаться!
- В чем?
- А вот это тебе лучше знать, - нежно улыбнулся контрразведчик, достал бумагу и ручку, включил магнитофон и погладил успокоительно указательным пальцем бюстик. - Итак?
В животе у Маркычева заерзали неуютно и заурчали непрожеванные бутерброды. Он поежился, поскребся подмышкой и щелкнул когтями. Протрещал непроизвольный звук.
Контрразведчик дернул кадыком, отодвинулся и встал подальше. Маркычев поскреб в паху.
- Простите, - брезгливо спросил контрразведчик, - у вас нет... этих?..
- Этим? Какие-то есть... не знаю. Кусают, - пожаловался Маркычев.
- Вы когда последний раз мылись?
Маркычев пошевелил губами.
- Накануне... Пятнадцатого июля...
- Встать! Стул бери с собой. Напустил тут!..
5. ЕСТЬ В ЖИЗНИ СЧАСТЬЕ
Маркычева сдали посольскому врачу. Врач посмотрел на Маркычева с брезгливой жалость и надел резиновые перчатки. В голове у него завертелось забытое военное слово "санпропускник". Приставленный охранник внимательно следил, готовый при малейшей опасности обезвредить подозреваемого.
В ванной Маркычеву велели сложить одежду в пластиковый мешок. Этот мешок охранник доставил контрразведчику и тот, плюясь и морщась, стал пороть швы и подкладки на предмет обнаружения шифров, инструкций, секретных карт и прочих шпионских вещей.
Маркычев же под горячим душем сладострастно застонал и прикрыл глаза. Доктор взял мочалку, подумал, взял унитазный ежик, намылил хозяйственным с мылом и стал тереть. Коричневая корка, тая, ломалась и отваливалась под горячими струями, обнажая тощее ребристое тельце. Маркычев в экстазе выводил горловые рулады. Врач смахивал ежиком вошек с краев ванны в отверстие слива.
- Ох, - стонал Маркычев, - братцы... товарищи... родимые... хорошо-то как!.. и вот здесь, вот здесь потри!.. боже, дошел!..
Врач решал проблему: стричь клиента во всех местах наголо, или истратить на него пригоршню собачьего антиблошиного шампуня, купленного за кровные двадцать две марки. Любознательность победила: он полил ему волосатые места зеленой вонючей жидкостью, радужно вспенившейся, засек рекомендуемые на упаковке десять минут, и стал ждать, действительно ли сдохли насекомые, и действительно не вылезет ли на Маркычеве шерсть.
Шампунь был хороший. Обеззараженный Маркычев долго вычесывал голову и растирался полотенцем. Потом он состриг распушившуюся бороду и побрился одноразовым лезвием. Потом протерся финским лосьоном "Барракуда" и обильно обрызгался финским дезодорантом "Барракуда". Потом потянулся к французской туалетной воде, но ее врач не дал:
- Хватит с тебя... не на приеме! Обувь - какой размер?
Пока доктор ходи собирать гуманитарную помощь пострадавшему, Маркычев воровато вычистил зубы докторской зубной щеткой, выпил полбанки докторского пива "Хейнекен" и выкурил из докторской пачки сигарету "Ротманс".
Его экипировали в вышедшие из употребления джинсы шофера, рубашку второго секретаря, ботинки военного атташе и носки охранника. Трусы доктор дал ему свои, советского производства. И повел на кухню кормить.
Вдохнув запахи изобилия, Маркычев затрясся и заплакал. Пугливо и сдерживая нетерпение подвинул тарелки поближе и начал жрать с неправдоподобной скоростью: суп, бананы, куриные ножки, овсяные хлопья в молоке, хлеб, маргарин, чай с сахаром и сахар просто так, маринованную свеклу и подкисший мясной салат. Через сорок минут он еще не выказывал никаких признаков утомления. Раздувшись и встопорщившись, подобно шар-рыбе, наконец осовел и, склонив голову набок, стал храпеть, пукая и отрыгиваясь. Ему было хорошо.
Врач дал ему две таблетки фестала для облегчения пищеварения и уложил в изоляторе на чистые простыни. Сонный и разнеженный Маркычев поцеловал врача в щеку, врач дернул щекой и сказал, что медицина приветствует все виды половых отношений, вот только к гомосексуализму лично он относится скептически. Посоветовал пока копить силы.
6. РОТОЗЕЙ - НО НАШ!
Через час Маркычев, захлебываясь от усердия и восторга, рассказывал свою одиссею консулу, особисту и секретарше, что потом и исполнял готовно на бис по первой просьбе любого желающего.
Углубившись в лес за грибочками, Маркычев безусловно заблудился. Спирт помогает ориентированию на местности только в одном случае - когда в нем плавает картушка компаса. Влито же внутрь алкоголя было изрядно. Мурлыча песню о рыжике, который будет соленый, Маркычев наполнил корзину отменной закуской - брал только белые, подосиновики и подберезовики. Но когда он вернулся к автобусу, на месте автобуса была сплошная чаща. Маркычев припомнил справочник пионера-туриста, который учил, что у человека левая нога длиннее правой, поэтому шаг левой на несколько сантиметров длиннее правого, поэтому в лесу человек всегда забирает направо, поэтому надо забирать налево, и тогда выйдет прямо. Он попытался измерить разницу в длине своих ног и пошел налево. К сумеркам он понял, что взял слишком налево, и пошел направо. Хмель выветрился, ночь опустилась на глухой лес, и Маркычев ужаснулся своего положения: завтрашний прогул, выговор, скандал! Он разложил костерок, съел уцелевшие два бутерброда и без надежды покричал еще раз помощь.
В ответ поухал филин. Справочник пионера-туриста учил, что филин живет только в глухих, безлюдных местах.
Еще справочник учил определять путь по звездам, но звезд не было, а наоборот - стало накрапывать. Справочник учил, что мох на стволах деревьев растет с северной стороны. Это оказалось враньем, потому что мох на деревьях или не рос вообще, или распределялся вокруг ствола равномерно.
К рассвету Маркычев докурил сигареты, пнул в кусты свою корзину и, твердо зная, что солнечная сторона в квартирах - южная, идти днем на солнце, потому что Карелия севернее Ленинграда, а, значит, Ленинград южнее Карелии - сообразил как единственно верный в его положении маршрут.
К сожалению, день наступил пасмурный и солнце не светило ниоткуда, а навигационные способности Маркычева ограничивались тройкой в школе по географии, которую бессвязно преподавал горький пьяница-учитель, больше напиравший на новостройки социализма, да отрывочными сведениями из того туристского справочника, лживого, как вся пионерская идеология. Вооруженный такой теорией для путешествий, Маркычев уже совершенно не представлял, где он и куда ему податься. Больше всего он боялся нарваться на пограничников и получить срок за попытку нелегального перехода границы - их предупреждали, что запретная зона здесь недалеко.
Полдня он объедал лесной малинник, готовый задушить медведя-конкурента, если тот появится, голыми руками. На третий день съел сыроежку и о пограничниках стал уже мечтать. Мечтал о спасительном окрике: "Стой! Кто идет?", мечтал об автомате, упертом между лопаток, о допросе в теплом сухом помещении, об объедках с солдатской кухню, о решетке на окне и спокойном сне под крышей не чистых нарах.
Потом он стал мечтать о лагере. Страх перед пенитенциарной системой, по мере того, как он дни и ночи волокся сквозь буреломы, изводясь от голода, страха, сырости, комаров, сменился горячим желанием сесть. Выявлялись очевидные преимущества: трехразовое питание, спальное помещение, одежда-обувь по сезону, восьмичасовой рабочий день в обществе других людей, и досрочный выхода на свободу с чистой совестью за примерное поведение. А может, еще и не посадят...
Он сбился со счета времени, часы стали от дождевой влаги, спички давно кончились, он ел ягоды и сыроежки и шел, шел, шел.
Велика страна моя родная!
Маркычев измерил этот размах собственными ногами, пока однажды не различил обостренным лесным слухом далекое тырканье трактора. Он вскинулся и почти побежал!
На маленьком поле чего-то пахал колхозный трактор!
- А-а-а! - закричал Маркычев и бросился к нему, приветственно маша руками. - Друг! Дорогой! Здорово! Ура!!!
Здоровый белявый тракторист в чистом комбинезоне посмотрел на него и сказал:
- Терве!
- Пожрать нет? - завопил Маркычев. - Заблудился я!
- Антекси? - спросил тракторист сквозь треск трактора.
"Слыхал я, - рассказывал Маркычев, - что в этой Карело-Финской АССР местный народ, но чтоб они уж вообще по-русски ни бельмеса...
- Хавать! Шамать! Лопать! - приплясывал от нетерпения Маркычев, зарычал и заклацал собственными зубами, показывая, значит, чего он хочет.
Тракторист соскочил на землю и отошел на несколько шагов, похлопывая по огромной ладони монтировкой.
- Ленинград! - убеждал Маркычев. - Инженер! Русский! Кушать! Ам-ам!
- Русски, - повторил тракторист без особого энтузиазма. - Ам-ам... Онко синулля водка?
- Водка! Поставлю, не сомневайся! Ящик поставлю! - Маркычев изобразил руками, как ставит трактористу ящик водки, и как вкусно будет ее пить.
Тракторист, оказавшийся очень молчаливым парнем, привез его домой, и Маркычев поразился богатству и роскоши простого карело-финского колхозника: дом - терем, в терему полная чаша, телевизор японский и иномарка под окном. При виде еды рассудок его оставил.
Рассудок вернулся, когда наполнился желудок, и жена хозяина стала говорить английские слова, а телевизор стал показывать не наши программы, причем в цвете и со звуком, а наши вовсе не показывал. Тогда его оставило сознание. Маркычев знал, что у переживших бедствие бывают галлюцинации и миражи.
Он был в Финляндии.
И что ведь характерно: теперь ему тюрьма была обеспечена, так он, гадюка, совсем не радовался. Он твердо знал, что финны, славящиеся аккуратностью и законопослушанием, наших выдают обратно, а там поди объясни, что через границу бы попер случайно... Полиция, КГБ, показательный суд, Сибирь: прощай, жизнь...
Выходов было два: или добровольно сдаться властям, или идти тем же путем домой. Был еще третий выход: вернуться в лес и удавиться на первом суку.
Финн полицию не вызвал. Напротив, достал карту и с помощью полуанглоговорящей жены сочувственно объяснил, что его папа воевал у маршала Маннергейма, а если Маркычев во-он здесь перейдет границу в Швецию, то там получит политическое убежище. Добрый оказался человек, но не понимающий чаяний души советского человека. Два мира - две системы...
Он дал Маркычеву эту карту и сухой паек на дорогу, довез на своей машине до шоссе, указал пальцем на Запад и ободряюще хлопнул по спине:
- Хюва маткаа!
Маркычев помахал ему вслед, слез с дороги в кусты, и вот так, кустами, пошел в Хельсинки - искать советское посольство... Явка с повинной и чистосердечное раскаяние должны были облегчить его вину.
"Да чтоб я еще в жизни по грибы... ни глотка! Отдыхать только в библиотеке!"
Умирая от голода и усталости, боясь полиции и не вступая ни в какие контакты с иностранцами, хромал он на встречу со своими: и вот я здесь, товарищи. Готов нести ответственность по закону и надеюсь на смягчение участи.
7. ШЬЕМ ДЕЛО ИЗ МАТЕРИАЛА ЗАКАЗЧИКА
Консульство и его внешняя контрразведка ГБ известили свои начальства в Москве: вот такой чудак... просим поверить.
Москва: только Бога ради - никакой утечки информации в прессу! Покормите его пока, до дальнейших распоряжений, и присмотрите. И звонит в Ленинград: выясните, уточните, разберитесь. Что у вас там за бардак в пролетарских коллективах и на священной границе!..
С Литейного звонят в отдел кадров завода "Серп и Молот": как там у вас Маркычев? Такие звонки в кадрах понимают. Ах, говорят, Маркычев... Какой Маркычев - инженер? Да можно сказать, и не работает. Как? - да он в отпуске... С тридцатого июля... у него неделя, мол, с прошлого года оставалась, плюс отгулы... Когда выйдет? да должен в понедельник. Что, номер приказа? сейчас, одну минуточку... И тут же задним числом рисуют Маркычеву отпуск. А что такое? А ничего, отвечают зловеще, скоро узнаете.
И звонят директору. Отпуска, значит, даем на август государственным преступникам? Директор - старая гвардия, буквально слышно, как у него броневое забрало лязгает, опускаясь: какие отпуска, товарищ? каким преступникам? Ваш работник инженер Маркычев задержан за переход государственной границы в буржуазном государстве. Позвольте, говорит директор. Маркычев мне не инженер. У нас такой не работает. Что значит, у нас есть сведения... Да, был. Но уволен. Когда, за что? Минуточку... вот: тридцатого июля. За халатность и неоднократные нарушения. А отдел кадров говорит!.. Наверное, напутали, нашли не тот приказ, у них там вечно... Так он не ваш? Не наш. Упаси Бог от таких работников. А как его можете характеризовать? Крайне отрицательно. Политически неграмотен, морально неустойчив. Политику партии понимает неправильно. Хорошо; характеристику передайте в отдел режима. Директор - отделу кадров: поднимитесь ко мне забрать подписанный приказ... болтун - находка для шпиона! Мигом!!!
Но на Литейном сидят парни вдумчивые, они позвонили еще и в жэк. Есть такой жилец! Есть; а что? Какие на него сигналы, жалобы, нарушения? Да так... знаете... а что? Он задержан в Финляндии за нелегальный переход границы, ведется следствие, вот мы сейчас занимаемся его делом. А-а... он всегда был подозрительным, не наш человек - за квартиру платил неаккуратно, соседи жаловались, так что мы собираемся выписывать его за шум и дебоши. Так; ясно.
Ну - выпадает кому-то загранкомандировочка! Звонят в посольство: завтра, говорят, наш человек за ним приедет, заберет; вы пока караульте получше, он, судя по всему, враг матерый, антисоциальный элемент, явно сбежать хотел. Им отвечают: да вы что, он всю Финляндию пропер пехом, сам к нам пришел, плакал и домой просился. А, теперь плачет, иуда - понял, что за границей не мед! А вот не пускать его обратно! - пусть там и живет в капиталистических джунглях, жрет свои грибы! Товарищи, нельзя же так, у нас гуманизм и милосердие... У вас милосердие, а у нас бдительность. Знаете, чем отличается абстрактный гуманизм от социалистического? Ага: девять граммов разницы. А он что... действительно сам пришел? И врач говорит - не сумасшедший? Видите - характерный прием двойного агента.
А погранзаставы рапортуют твердо и однозначно: никаких нарушений госграницы не зафиксировано, случайности исключены!
Короче, приезжает утром мордастый парнишечка в неброском костюмчике, кормят Маркычева напоследок завтраком, вгоняют в вену укол против любых желаний организма, грузят ко всему покорное тело в автобус, и парнишечка везет его на Родину, напевая "Летят перелетный птицы". А на границе - в машину и на Литейный.
Неделю его трясли. Как, да что, да где, да почему: всячески сбивали хитрыми вопросами и повторами. Но он твердо повторял историю своих злоключений и кричал, что лучше тюрьма, но своя, много ведь не дадут, правда? я ведь сам пришел! Что возьмешь с дурака?..
Главное - он никак не мог указать, где пересек границу. Знал бы где - так и не пересекал бы! Там ведь сигнализации напихано, препятствий наворочано - вот уж против дурака все меры бессильны. Ставили следственный эксперимент: привозили на место того пикника - иди! Разводит руками - был пьян, простите. Верно - бутылок в кустах нашли до черта.
А если он пересек границу на самолете? А если надел коровьи копыта - обмануть следопытов? а если все грибники вот так, беспрепятственно, попрут через границу?! Влепили для профилактики начальнику погранрайона о неполном служебном соответствии, а больше поделать ничего нельзя.
Его бы, конечно, законопатили года на четыре. Нарушил? - нарушил. Получи и распишись. Но финский телевизионщик тот подгадил. Он снял не только приход Маркычева в посольство, он и отъезд подкараулил, и у консула интервью взял: вот, мол, какой стойкий и сознательный гражданин - испугался, что невольно нарушил финские законы и может быть наказан финскими властями и даже вызвать международный инцидент! Он голодать будет - ради сохранения дружественных государственных отношений с соседний страной. А посол, старый мидовский волк, подал случай в этом свете как акт большого уважения и залог добрососедства.
И в таком виде это прошло по финскому телевидению и, разумеется, прозвучало по Би-Би-Си. И теперь, в свете международной обстановки, сажать Маркычева было бы идеологически невыгодно. А лучше наоборот - отечески пожурить и милосердно позволить вернуться в ряды заблудшему, но верному гражданину. Просвечен насквозь - советский мышонок...
И отпустили с Богом. Иди и не греши!
8. ВЕРНУЛСЯ В СВОЙ ГОРОД, ЗНАКОМЫЙ ДО СЛЕЗ
Когда я работал в отделе пропаганды одной газеты, над столом у меня висела репродукция картины Репина "Арест пропагандиста". Но есть у Репина и еще не менее знаменитая картина - "Не ждали".
С работы Маркычев был уволен. В отделе кадров ему вручили трудовую книжку со статьей. И известили, что теперь, с самоходом через границу, ни одно режимное предприятие его не возьмет. Да и не режимное не разбежится.
А также его выписали с жилплощади, и его комнату уже заняли многодетные соседи-очередники. То есть - он был выписан из Ленинграда.
Заодно его, для порядка, сняли и с воинского учета.
Что называется, Родина-мать раскрыла объятья, и в каждой руке у нее было по нокауту.
Маркычев был не в той весовой категории, чтоб тягаться с матерью-родиной. Но волну погнал страшную.
Он ночевал по знакомым и строчил жалобы во все инстанции - вплоть до комиссии по реабилитации репрессированных. Пришел со статьей в "Ленинградскую правду". Доставал начальство по домам и бесстрашно грозил карами. Он известил горком партии о сожительстве директора со своей секретаршей. Сигнализировал в ОБХСС о воровстве на заводе. Скатил телегу в спортобщество "Трудовые резервы" о пьянках, устраиваемых спорторгом. Настучал прокурору города товарищу Караськову о взятках, вымогаемых в родном жэке. У него обнаружился стиль, и этим стилем он излагал всю подноготную недоброжелателей: что начальник отдела кадров в тридцать седьмом году пытал коммунистов, что начальник отдела купил свой диплом на толкучке в Ташкенте, и что профорг противоестественно развращает несовершеннолетних пэтэушников-практикантов; а парторг заявил в юбилей блокады, что Жуков хотел чуть ли не повесить товарища Жданова, который приказала минировать Ленинград и готовиться к сдаче. Нагадил всем как мог, а смог немелко, потому что за каждой бумагой следовала хоть какая-то, но нервотрепательская проверка.
Опасен и страшен советский человек, упершийся насмерть в борьбе за свои права. Отвел душу пострадавший инженер.
Парторг сказал, что сожалеет в своей жизни только об одном: что не может ходатайствовать перед органами о применении к врагу народа высшей меры. А спорторг сказал, что вызвался бы лично привести ее в исполнение.
А инженер Маркычев, землепроходец-камикадзе, сдав заказным последнее письмо, снял деньги со сберкнижки и гульнул с двумя одноклассниками в ресторане "Нева". Он слал пятерки в оркестр и велел играть "Летят перелетные птицы" и "Артиллеристы, Сталин дал приказ!"
Они еще узнают, кто лучше ориентируется в пространстве, пообещал он.
9. КУ-КУ!
А через неделю он сдунул.
С концами.
Через эту самую границу.
С рюкзаком, с едой, со всеми приготовленными ценностями, с картой, компасом и валютой. Отъелся, значит, подправился и сдунул. Там сел в автобус и укатил быстро в Швецию, которая не выдает.
Причем зашел ведь еще к тому финну, к фермеру, и честно поставил ему литр водки.
Это он просто, паразит, маршрут проверял. Репетицию провел, так сказать. Вот обстоятельный человек.