Михаил Веллер. Возвращение
А в Ленинграде шел снег. Вспушились голые ветви Александровского сада. Мягко выбелился ледок, стянувший сизые разводья Невы. Ударила петропавловская пушка, взметнув ворон из-под стен.
- Ким приехал!
Колпак Исаакия плыл. Медный всадник ссутулился под снежным клобуком. Несли елки.
- Дьявол дери... Ким!
- Здор-рово! Ким! Бродяга! Ух!
- Ну... здравствуй, Ким! Старина...
- Кимка! Ах, чтоб те... Кимка, а!
- Салют, Ким. Салют.
- Ки-им?!
- Братцы: Ким!
Билеты спрашивали еще от остановки. Подъезд светился у Фонтанки. Высокие двери не поспевали в движении. Билетерши снисходили в причастности искусству. Программки порхали заповедно; шум предвкушал: сняв аплодисменты, двинулся занавес.
- За встречу!
- Ким! - твой приезд.
- Гип-гип, - р-ра!!
- Горька-а! Ну-ну-ну... - эть!
- Ха-ха-ха-ха-ха!
- Ти-ха! Ким, давай.
- И чтоб всегда таким цветущим!
- Позвольте мне себе позволить... э-э... от нашего... э-э...
- "Пр-риходишь - привет!"
- Ну расскажи хоть, как ты там?
- Спой что-нибудь, Ким. Эй, дай гитару.
- Пойдем потанцуем!
Раскрывается свежее тепло анфилад, зеленая и призрачная нестеровская дымка, синие сарьяновские тени на горящем песке, взрывная белизна Грабаря, сиреневый парящий сумрак серовской балерины и предпраздничная скорбь Демона.
- Отлично выглядишь! ЗдОрово!
- Надолго теперь?
- Молоток. Завидую я тебе!..
- Ну ты даешь.
- Расскажи хоть поподробнее!
- Все такой же красивый.
- Что, серьезно?
- Одет прекрасно.
- Где? Ой, я хочу на него посмотреть!
Назавтра день был прозрачный, оттепель, влажные ветви мотались в синеве, капало с блестящих под солнцем крыш, девушки, блестя глазами, гуляли по набережным, и большой водой, фиалками и талым подмерзающим снегом пахли сумерки.
- Мощный мужик.
- Ну авантюряга!
- Вот живет человек так как надо!
- Не каждый так может, слушай.
- Этот всегда своего, в общем, добивался.
- Ким, ну идем!
- Значит, в восемь, Ким!
- Так жду тебя обязательно.
- Завтра-то свободен? Все, соберемся. Приходи смотри!
- Так в субботу, Ким, мы на тебя рассчитываем.
- На дне рождения-то будешь?
- Да давай, Ким, не сомневайся, тебе там понравится!
В филармонии было душно, музыка звучала в барабанные перепонки, тихо вступили скрипки, нарастая, музыка прошла насквозь, захватила в мерцании и сполохах, и в отчаянии заламывала руки и падала женщина на угрюмом берегу, метались под тучами чайки, и накатилась, закрывая все в ярости, огненная волна, стены городов рушились в черном дыму, гремел неотвратимо тяжелый солдатский шаг, но среди этого запел, защелкал невесть откуда уцелевший дрозд, и утренний ветер пробежал по высокой траве, березки затрепетали, в разрыве лазури с первым утренним лучом показался парус, он рос победно, и только пена кипела в прибрежных скалах.
"Да. Эдуард слушает. Что?! Ким, драть твои веники!! Старик сто лет когда скотина давай идет титан конечно. Да как, у меня нормально. Митьке? Пятый уже, недавно вот стихотворение выучил. Анька молодцом, вертится. Обязательно, о чем речь, сейчас я смоюсь с работы. Подходи, подходи! Да у меня и останешься, и не думай, что отпущу... кто стеснит - ты? С ума сошел! Посидим хоть душу отведем. Отлично! Добро!"
- Здорово!
- Даже так?
- Помнишь!..
- Помнишь...
- Помнишь...
- Помнишь...
- Помнишь...
- Помнишь...
Официант склоняет пробор: коньячок, икорка; оркестр в полумраке. Покойно; вечер впереди; твердые салфетки; по первой. Женщины красивы.
- Танька - вон, русый, высокий.
- Это и есть тот знаменитый Ким? Хм. Симпатичный.
- ... - ...? - ... - ...! - ... - ...
"...откуда ты взялся такой... господи... мне кажется, я знаю тебя давным-давно... Поцелуй меня еще... милый..."
Витрины в гирляндах ярки. Длинноногая дива склонилась к окошечку кассы. Светлые волосы легли по белой шубке. Короткая шубка задиралась. Девушка чуть приседала, говоря к кассирше. Открытые бедра подавались в прозрачных чулках. Она отошла к прилавку, переступая невероятно длинными и стройными ногами, гордая головка возвышалась.
- Дорогой! Заходи же скорее, заходи!
- Спасибо, ну зачем же; спасибо, родной. О! Боренька, ты посмотри какая прелесть.
- Да не снимай ты туфли ради бога. Ниночка, скажи ему.
- Ну дай-ка я тебя поцелую. Да загорелый ты какой!
- Выглядишь ты прекрасно, должен тебе сказать.
- И как раз к обеду, очень удачно! Боренька, достань белую скатерть из шкафа.
- Так; водка у нас есть? - хорошо. Сейчас я только позвоню Черткову, скажу, что мы сегодня заняты.
- Ну дай же я на тебя посмотрю-то как следует.
- Ниночка, где у нас в холодильнике семга оставалась?
- Кушай ты, милый, не стесняйся, давай-ка я еще подложу.
- Ну, как твои успехи? А что делать собираешься?
Болельщики выламывались из троллейбусов. Из надеющихся доказывал книжкой рыбфлота. Шайба щелкала под рев. Лед в хрусте пылил веерами. Короткие выкрики игроков. Транслирующий голос закреплял взрывы игры.
- Привет, Ким!
- Как дела, Ким?
- Здравствуй, Ким.
- Здравствуй.
- Здравствуй.
- Ким приехал.
- Он мне звонил вчера.
- А мы с ним в пять встречаемся, присоединяйся.
- Давно, давно я его не видел.
Неимоверно морозный день калился в багровом дыму над Марсовым полем. Побелевшие деревья обмерли над кровоточащим солнцем, насаженным на острие Михайловского замка. Звон стыл.
- За встречу!
- Ким! - твой приезд.
- Гип-гип, - р-ра!!
- Горька-а! Ну-ну-ну... - эть!
- Ха-ха-ха-ха-ха!
- Ти-ха! Ким, давай.
- И чтоб всегда таким цветущим!
- Позвольте мне себе позволить... э-э... от нашего... э-э...
- "Пр-риходишь - привет!"
- Ну расскажи хоть, как ты там?
- Спой что-нибудь, Ким. Эй, дай гитару.
- Пойдем потанцуем!
Дети катались с горки, падали, ликующе визжа, теребили своих пап в саду Дворца пионеров. Светилась огнями елка, лохматый черный пони возил малышей, бренчал бубенчиками, струйки пара вылетали из широких мягких ноздрей. Румяный кроха восседал на папиных плечах, всплескивая радостно руками.
- Как Ким-то? Что рассказывает?
- Вчера его Гоша видел. Цветет!
- Слушай, так что там насчет места в финансово-экономическом?
- В четверг буду знать; позвоню тебе.
- Если что - с меня причитается. Как твоя публикация?
- Вроде удается пристроить в "Правоведении".
В толпе наступали на ноги, магазины, автобусы, метро, толстые и тонкие, старость - молодость, осторожно - двери закрываются, портфели, сапожки, ондатры, сегодня и ежедневно, топ-топ-топ по кругу, вы проходите - не мешайтесь.
- Еще что нового?
- Вчера Кима видел.
- Еще что нового?
- Вчера Кима видел.
- Еще что нового?
Лыжню припорошило. Снежная пыль сеялась с сосен. Дымки стояли от крыш в серо-молочное небо. А здесь пахло промерзшим лесом, лыжной мазью, чуть овлажневшей шерстью свитера, руки с приятным автоматизмом выбрасывали палки, отталкивались, четко посылая; необыкновенно приятно было глотать лесной воздух.
- Эдуард, Митька опять ночью кашлял.
- Драть твои веники, звоню сегодня Иваницкому, у него есть знакомый хороший терапевт, а то что ж такое.
- Позвони, пожалуйста, не забудь. Как твоя изжога?
- Анька, отстань. Пью твой овощной сок.
- Как Ким?
- Нормально.
- Увидишь - передай привет. Сегодня среда, у меня семинар; буду поздно. Купишь поесть.
- Добро.
- И Митьку заберешь из садика.
- Могла не напоминать.
Автобус был пуст, и темные улицы тоже пусты. Согреться удалось только на заднем сиденье, но там высоко подбрасывало и сильно пахло выхлопом. На поворотах слышно было, как звякают и пересыпаются в кассах медяки.
- Боренька, ты совсем себя не бережешь.
- Ниночка, не пили меня. Я купил на рынке парной телятины.
- Милый, но зачем ты тащил эту картошку?
- Умеренные нагрузки полезны. А еще нам достали билеты на Темирканова, я Черткову звонил.
- Ты поблагодарил его?
- А как ты думаешь?
- Ким не давал о себе знать?
- При мне нет.
- Ну, ложись, ложись, отдохни. Вон до сих пор еле дышишь.
- Сейчас, ниночка, сейчас, положу все в холодильник.
Девушка притоптывала, поглядывая на часы. Парень подошел, невзрачный какой-то, маленький. Они поцеловались дважды, она, сняв варежку, погладила его по щеке, он обнял ее за плечи, они ушли прижавшись друг к другу.
- Танька - вот, тени французские, нужны? Ты что, того? Что - Ким?..
Мороз заползал за брюки и жестко стягивал бедра. Дубленка была короткая, ветер распахивал полы и продувал насквозь. Руки в карманах, ветер забирался в рукава до локтей. Зато пальцы не мерзли. Каждые несколько минут приходилось вытаскивать правую руку из кармана и тереть онемевший кончик носа кожаной холодной перчаткой. На перчатке всякий раз после этого оставался мокрый след.
- Старик, моя статья будет в четвертом номере "Правоведения".
- Король! Как ты ее все-таки умудрился там просунуть?
- Уметь надо.
- Рад за тебя.
- Сигарету. Так вот, место в финансово-экономическом - сто тридцать пять без степени. Сеньшин (ты слышал) заинтересован в своем человеке, ему нужен молодой мужик против старых дур на кафедре. Смысл, пожалуй, есть. Я обещал, что ты дашь ответ послезавтра.
- Смысл есть..
Подушка была тугая, постель свежая.
От настольной лампы резало глаза, но в темноте толку не было.
Четыре сигареты оставались в пачке.
Под серым дождем таяли сугробы на пустой площади.
В домах светились окна только лестничных площадок.
В шесть часов зашаркал скребок дворника.