Владимир Высоцкий. 1962 год
Тот, кто раньше с нею был
В тот вечер я не пил, не пел - Я на нее вовсю глядел, Как смотрят дети, как смотрят дети. Но тот, кто раньше с нею был, Сказал мне, чтоб я уходил, Сказал мне, чтоб я уходил, Что мне не светит.
И тот, кто раньше с нею был, - Он мне грубил, он мне грозил.
А я все помню - я был не пьяный. Когда ж я уходить решил, Она сказала: "Не спеши!" Она сказала: "Не спеши, Ведь слишком рано!" Но тот, кто раньше с нею был, Меня, как видно, не забыл, - И как-то в осень, и как-то в осень - Иду с дружком, гляжу - стоят, - Они стояли молча в ряд, Они стояли молча в ряд - Их было восемь.
Со мною - нож, решил я: что ж. Меня так просто не возьмешь, - Держитесь, гады! Держитесь, гады! К чему задаром пропадать, Ударил первым я тогда, Ударил первым я тогда - Так было надо.
Но тот, кто раньше с нею был, - Он эту кашу заварил Вполне серьезно, вполне серьезно. Мне кто-то на плечи повис, - Валюха крикнул: "Берегись!" Валюха крикнул: "Берегись!" - Но было поздно.
За восемь бед - один ответ. В тюрьме есть тоже лазарет, - Я там валялся, я там валялся. Врач резал вдоль и поперек. Он мне сказал: "Держись, браток!" Он мне сказал: "Держись, браток!" - И я держался.
Разлука мигом пронеслась, Она меня не дождалась, Но я прощаю, ее - прощаю. Ее, как водится, простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, - Не извиняю.
Ее, конечно, я простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, - Я повстречаю! 1962
x x x
Как в старинной русской сказке - дай бог памяти! - Колдуны, что немного добрее, Говорили: "Спать ложись, Иванушка! Утро вечера мудренее!".
Как однажды поздно ночью добрый молодец, Проводив красну девицу к мужу, Загрустил, но вспомнил: завтра снова день, Ну, а утром - не бывает хуже.
Как отпетые разбойники и недруги, Колдуны и волшебники злые Стали зелье варить, и стал весь мир другим, И утро с вечером переменили.
Ой, как стали засыпать под утро девицы После буйна веселья и зелья, Ну, а вечером - куда ты денешься - Снова зелье - на похмелье! И выходит, что те сказочники древние Поступили и зло и негоже. Ну, а правда вот: тем, кто пьет зелие, - Утро с вечером - одно и тоже.
1962
Серебряные струны
У меня гитара есть - расступитесь стены! Век свободы не видать из-за злой фортуны! Перережьте горло мне, перережьте вены - Только не порвите серебряные струны! Я зароюсь в землю, сгину в одночасье - Кто бы заступился за мой возраст юный! Влезли ко мне в душу, рвут ее на части - Только б не порвали серебряные струны! Но гитару унесли, с нею - и свободу, - Упирался я, кричал: "Сволочи, паскуды! Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду - Только не порвите серебряные струны!" Что же это, братцы! Не видать мне, что ли, Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?! Загубили душу мне, отобрали волю, - А теперь порвали серебряные струны...
1962
x x x
Люди говорили морю: "До свиданья", Чтоб приехать вновь они могли - В воду медь бросали, загадав желанья, - Я ж бросал тяжелые рубли.
Может, это глупо, может быть - не нужно, - Мне не жаль их - я ведь не Гобсек. Ну а вдруг найдет их совершенно чуждый По мировоззренью человек! Он нырнет, отыщет, радоваться будет, Удивляться первых пять минут, - После злиться будет: "Вот ведь, - скажет, - люди! Видно, денег куры не клюют".
Будет долго мыслить головою бычьей: "Пятаки - понятно - это медь. Ишь - рубли кидают, - завели обычай! Вот бы, гаду, в рожу посмотреть!" Что ж, гляди, товарищ! На, гляди, любуйся! Только не дождешься, чтоб сказал - Что я здесь оставил, как хочу вернуться, И тем более - что я загадал! 1962
Правда ведь, обидно
Правда ведь, обидно - если завязал, И товарищ продал, падла, и за все сказал: За давнишнее, за драку - все сказал Сашок, - И двое в синем, двое в штатском, черный воронок...
До свиданья, Таня, а, может быть - прощай!
До свиданья, Таня, если можешь - не серчай!
Но все-таки обидно, чтоб за просто так Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак! На суде судья сказал: "Двадцать пять! До встречи!" Раньше б горло я порвал за такие речи! А теперь - терплю обиду, не показываю виду, - Если встречу я Сашка - ох как изувечу!
До свиданья, Таня, а, может быть - прощай!
До свиданья, Таня, если можешь - не серчай!
Но все-таки обидно, чтоб за просто так Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак! 1962
x x x
Я не пил, не воровал Ни штанов, ни денег, Ни по старой я не знал, Ни по новой фене.
Запишите мне по глазу, Если я соврал, - Падла буду, я ни разу Грош не своровал! Мне сказали - торгаши Как-то там иначе, - На какие-то гроши Строят себе дачи.
Ну и я решил податься К торгашам, клянусь, Честный я - чего бояться! - Я и не боюсь.
Начал мной ОБХС Интересоваться, - А в меня вселился бес - Очень страшный, братцы:
Раз однажды я малину Оптом запродал, - Бес - проклятая скотина - Половину взял! Бес недолго все вершил - Все раскрыли скоро, - Суд - приятное решил Сделать прокурору.
И послали по Указу - Где всегда аврал.
Запишите мне по глазу, Если я соврал! Я забыл про отчий дом И про нежность к маме, И мой срок, как снежный ком, Обрастал годами.
Я прошу верховный суд - Чтоб освободиться, - Ведь жена и дети ждут Своего кормильца!..
1962
Зэка Васильев и Петров зека
Сгорели мы по недоразуменью - Он за растрату сел, а я - за Ксению, - У нас любовь была, но мы рассталися: Она кричала и сопротивлялася.
На нас двоих нагрянула ЧК, И вот теперь мы оба с ним зека - Зэка Васильев и Петров зека.
А в лагерях - не жизнь, а темень-тьмущая: Кругом майданщики, кругом домушники, Кругом ужасное к нам отношение И очень странные поползновения.
Ну а начальству наплевать - за что и как, - Мы для начальства - те же самые зека - Зека Васильев и Петров зека.
И вот решили мы - бежать нам хочется, Не то все это очень плохо кончится: Нас каждый день мордуют уголовники, И главный врач зовет к себе в любовники.
И вот - в бега решили мы, ну а пока Мы оставалися все теми же зека - Зека Васильев и Петров зека.
Четыре года мы побег готовили - Харчей три тонны мы наэкономили, И нам с собою даже дал половничек Один ужасно милый уголовничек.
И вот ушли мы с ним в руке рука, - Рукоплескали нашей дерзости зека - Зека Петрову, Васильеву зека.
И вот - по тундре мы, как сиротиночки, - Не по дороге все, а по тропиночке. Куда мы шли - в Москву или в Монголию, - Он знать не знал, паскуда, я - тем более.
Я доказал ему, что запад - где закат, Но было поздно: нас зацапала ЧК - Зека Петрова, Васильева зека.
Потом - приказ про нашего полковника: Что он поймал двух крупных уголовников, - Ему за нас - и деньги, и два ордена, А он от радости все бил по морде нас.
Нам после этого прибавили срока, И вот теперь мы - те же самые зека - Зека Васильев и Петров зека.
1962
Весна еще в начале
Весна еще в начале, Еще не загуляли, Но уж душа рвалася из груди, - Но вдруг приходят двое С конвоем, с конвоем. "Оденься, - говорят, - и выходи!"
Я так тогда просил у старшины: "Не уводите меня из Весны!".
До мая пропотели - Все расколоть хотели, - Но - нате вам - темню я сорок дней. И вдруг - как нож мне в спину - Забрали Катерину, - И следователь стал меня главней.
Я понял, я понял, что тону, - Покажьте мне хоть в форточку Весну! И вот опять - вагоны, Перегоны, перегоны, И стыки рельс отсчитывают путь, - А за окном - в зеленом Березки и клены, - Как будто говорят: "Не позабудь!"
А с насыпи мне машут пацаны, - Зачем меня увозят из Весны!..
Спросил я Катю взглядом: "Уходим?" - "Не надо!" "Нет, хватит, - без Весны я не могу!" И мне сказала Катя: "Что ж, хватит так хватит", - И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу.
Как ласково нас встретила она!
Так вот, так вот какая ты, Весна! А на вторые сутки На след напали суки - Как псы на след напали и нашли, - И завязали суки И ноги, и руки - Как падаль по грязи поволокли.
Я понял, мне не видеть больше сны - Совсем меня убрали из Весны...
1962
Я был душой дурного общества
Я был душой дурного общества, И я могу сказать тебе: Мою фамилью-имя-отчество Прекрасно знали в КГБ.
В меня влюблялася вся улица И весь Савеловский вокзал.
Я знал, что мной интересуются, Но все равно пренебрегал.
Свой человек я был у скокарей, Свой человек - у щипачей, - И гражданин начальник Токарев Из-за меня не спал ночей.
Ни разу в жизни я не мучился И не скучал без крупных дел, - Но кто-то там однажды скурвился, ссучился - Шепнул, навел - и я сгорел.
Начальник вел себя не въедливо, Но на допросы вызывал, - А я всегда ему приветливо И очень скромно отвечал:
"Не брал я на душу покойников И не испытывал судьбу, - И я, начальник, спал спокойненько, И весь ваш МУР видал в гробу!" И дело не было отложено И огласили приговор, - И дали все, что мне положено, Плюс пять мне сделал прокурор.
Мой адвокат хотел по совести За мой такой веселый нрав, - А прокурор просил всей строгости - И был, по-моему, неправ.
С тех пор заглохло мое творчество, Я стал скучающий субъект, Зачем же быть душою общества, Когда души в нем вовсе нет! 1962
Большой Каретный
Посвящено Леве Кочеряну
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет?
На Большом Каретном.
А где тебя сегодня нет?
На Большом Каретном.
Помнишь ли, товарищ, этот дом? Нет, не забываешь ты о нем. Я скажу, что тот полжизни потерял, Кто в Большом Каретном не бывал.
Еще бы, ведь
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет?
На Большом Каретном.
А где тебя сегодня нет?
На Большом Каретном.
Переименован он теперь, Стало все по новой там, верь не верь. И все же, где б ты ни был, где ты ни бредешь, Нет-нет да по Каретному пройдешь.
Еще бы, ведь
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет?
На Большом Каретном.
А где тебя сегодня нет?
На Большом Каретном.
1962
Лежит камень в степи
Артуру Макарову Лежит камень в степи, А под него вода течет, А на камне написано слово: "Кто направо пойдет - Ничего не найдет, А кто прямо пойдет - Никуда не придет, Кто налево пойдет - Ничего не поймет И ни за грош пропадет".
Перед камнем стоят Без коней и без мечей И решают: идти иль не надо.
Был один из них зол, Он направо пошел, В одиночку пошел, - Ничего не нашел - Ни деревни, ни сел, - И обратно пришел.
Прямо нету пути - Никуда не прийти, Но один не поверил в заклятья И, подобравши подол, Напрямую пошел, - Сколько он ни бродил - Никуда не забрел, - Он вернулся и пил, Он обратно пришел.
Ну а третий - был дурак, Ничего не знал и так, И пошел без опаски налево.
Долго ль, коротко ль шагал - И совсем не страдал, Пил, гулял и отдыхал, Ничего не понимал, - Ничего не понимал, Так всю жизнь и прошагал - И не сгинул, и не пропал.
1962