Владимир Высоцкий. 1975 год
Баллада о времени
Замок временем срыт и укутан, укрыт В нежный плед из зеленых побегов, Но... развяжет язык молчаливый гранит - И холодное прошлое заговорит О походах, боях и победах.
Время подвиги эти не стерло: Оторвать от него верхний пласт Или взять его крепче за горло - И оно свои тайны отдаст.
Упадут сто замков и спадут сто оков, И сойдут сто потов целой груды веков, - И польются легенды из сотен стихов Про турниры, осады, про вольных стрелков.
Ты к знакомым мелодиям ухо готовь И гляди понимающим оком, - Потому что любовь - это вечно любовь, Даже в будущем вашем далеком.
Звонко лопалась сталь под напором меча, Тетива от натуги дымилась, Смерть на копьях сидела, утробно урча, В грязь валились враги, о пощаде крича, Победившим сдаваясь на милость.
Но не все, оставаясь живыми, В доброте сохраняли сердца, Защитив свое доброе имя От заведомой лжи подлеца.
Хорошо, если конь закусил удила И рука на копье поудобней легла, Хорошо, если знаешь - откуда стрела, Хуже - если по-подлому, из-за угла.
Как у вас там с мерзавцем? Бьют? Поделом!
Ведьмы вас не пугают шабашем?
Но... не правда ли, зло называется злом Даже там - в добром будущем вашем?
И вовеки веков, и во все времена Трус, предатель - всегда презираем, Враг есть враг, и война все равно есть война, И темница тесна, и свобода одна - И всегда на нее уповаем.
Время эти понятья не стерло, Нужно только поднять верхний пласт - И дымящейся кровью из горла Чувства вечные хлынут на нас.
Ныне, присно, во веки веков, старина, - И цена есть цена, и вина есть вина, И всегда хорошо, если честь спасена, Если другом надежно прикрыта спина.
Чистоту, простоту мы у древних берем, Саги, сказки - из прошлого тащим, - Потому, что добро остается добром - В прошлом, будущем и настоящем! 1975
x x x
В забавах ратных целый век, В трудах, как говорится, Жил-был хороший человек, По положенью - рыцарь.
Известен мало, не богат, - Судьба к нему жестока, Но рыцарь был, как говорят, Без страха и упрека.
И счастье понимал он так: Турнир, триумф, повержен враг, Прижат рукою властной.
Он столько раз судьбу смущал, Победы даме посвящал Единственной, прекрасной! Но были войны впереди, И от судьбы - не скрыться! И, спрятав розу на груди, В поход умчался рыцарь.
И по единственной одной Он тосковал, уехав, Скучало сердце под броней Его стальных доспехов.
Когда в крови под солнцем злым Копался он мечом своим В душе у иноверца, - Так счастье понимать он стал: Что не его, а он достал Врага копьем до сердца.
1975
Баллада о ненависти
Торопись - тощий гриф над страною кружит! Лес - обитель твою - по весне навести! Слышишь - гулко земля под ногами дрожит? Видишь - плотный туман над полями лежит? - Это росы вскипают от ненависти!
Ненависть - в почках набухших томится, Ненависть - в нас затаенно бурлит, Ненависть - потом сквозь кожу сочится, Головы наши палит! Погляди - что за рыжие пятна в реке, - Зло решило порядок в стране навести. Рукоятки мечей холодеют в руке, И отчаянье бьется, как птица, в виске, И заходится сердце от ненависти!
Ненависть - юным уродует лица, Ненависть - просится из берегов, Ненависть - жаждет и хочет напиться Черною кровью врагов! Да, нас ненависть в плен захватила сейчас, Но не злоба нас будет из плена вести. Не слепая, не черная ненависть в нас, - Свежий ветер нам высушит слезы у глаз Справедливой и подлинной ненависти!
Ненависть - пей, переполнена чаша!
Ненависть - требует выхода, ждет.
Но благородная ненависть наша Рядом с любовью живет! 1975
Баллада о вольных стрелках
Если рыщут за твоею Непокорной головой, Чтоб петлей худую шею Сделать более худой, - Нет надежнее приюта: Скройся в лес - не пропадешь, - Если продан ты кому-то С потрохами ни за грош.
Бедняки и бедолаги, Презирая жизнь слуги, И бездомные бродяги, У кого одни долги, - Все, кто загнан, неприкаян, В этот вольный лес бегут, - Потому что здесь хозяин - Славный парень Робин Гуд! Здесь с полслова понимают, Не боятся острых слов, Здесь с почетом принимают Оторви-сорви-голов. И скрываются до срока Даже рыцари в лесах: Кто без страха и упрека - Тот всегда не при деньгах! Знают все оленьи тропы, Словно линии руки, В прошлом - слуги и холопы, Ныне - вольные стрелки. Здесь того, кто все теряет, Защитят и сберегут: По лесной стране гуляет Славный парень Робин Гуд! И живут да поживают Всем запретам вопреки И ничуть не унывают Эти вольные стрелки, - Спят, укрывшись звездным небом, Мох род ребра положив, - Им, какой бы холод ни был - Жив, и славно, если жив! Но вздыхают от разлуки - Где-то дом и клок земли - Да поглаживают луки, Чтоб в бою не подвели, И стрелков не сыщешь лучших!..
Что же завтра, где их ждут - Скажет первый в мире лучник Славный парень Робин Гуд! 1975
Баллада о Любви
Когда вода Всемирного потопа Вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока На берег тихо выбралась Любовь - И растворилась в воздухе до срока, А срока было - сорок сороков...
И чудаки - еще такие есть - Вдыхают полной грудью эту смесь, И ни наград не ждут, ни наказанья, - И, думая, что дышат просто так, Они внезапно попадают в такт Такого же - неровного - дыханья.
Я поля влюбленным постелю - Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу! И много будет странствий и скитаний: Страна Любви - великая страна! И с рыцарей своих - для испытаний - Все строже станет спрашивать она: Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна...
Но вспять безумцев не поворотить - Они уже согласны заплатить: Любой ценой - и жизнью бы рискнули, - Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную невидимую нить, Которую меж ними протянули.
Я поля влюбленным постелю - Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу! Но многих захлебнувшихся любовью Не докричишься - сколько не зови, - Им счет ведут молва и пустословье, Но этот счет замешан на крови. А мы поставим свечи в изголовье Погибших от невиданной любви...
И душам их дано бродить в цветах, Их голосам дано сливаться в такт, И вечностью дышать в одно дыханье, И встретиться - со вздохом на устах - На хрупких переправах и мостах, На узких перекрестках мирозданья.
Свежий ветер избранных пьянил, С ног сбивал, из мертвых воскрешал, - Потому что если не любил - Значит, и не жил, и не дышал! 1975
Баллада о двух погибших лебедях
Трубят рога: скорей, скорей! - И копошится свита. Душа у ловчих без затей, Из жил воловьих свита.
Ну и забава у людей - Убить двух белых лебедей! И стрелы ввысь помчались... У лучников наметан глаз, - А эти лебеди как раз Сегодня повстречались.
Она жила под солнцем - там, Где синих звезд без счета, Куда под силу лебедям Высокого полета.
Ты воспари - крыла раскинь - В густую трепетную синь. Скользи по божьим склонам, - В такую высь, куда и впредь Возможно будет долететь Лишь ангелам и стонам.
Но он и там ее настиг - И счастлив миг единый, - Но может, был тот яркий миг Их песней лебединой...
Двум белым ангелам сродни, К земле направились они - Опасная повадка! Из-за кустов, как из-за стен, Следят охотники за тем, Чтоб счастье было кратко.
Вот утирают пот со лба Виновники паденья: Сбылась последняя мольба - "Остановись, мгновенье!" Так пелся вечный этот стих В пик лебединой песне их - Счастливцев одночасья: Они упали вниз вдвоем, Так и оставшись на седьмом, На высшем небе счастья.
1975
Баллада о борьбе
Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров, Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от детских своих катастроф.
Детям вечно досаден Их возраст и быт - И дрались мы до ссадин, До смертных обид.
Но одежды латали Нам матери в срок, Мы же книги глотали, Пьянея от строк.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фраз. И кружил наши головы запах борьбы, Со страниц пожелтевших слетая на нас.
И пытались постичь - Мы, не знавшие войн, За воинственный клич Принимавшие вой, - Тайну слова "приказ", Назначенье границ, Смысл атаки и лязг Боевых колесниц.
А в кипящих котлах прежних боен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов! Мы на роли предателей, трусов, иуд В детских играх своих назначали врагов.
И злодея слезам Не давали остыть, И прекраснейших дам Обещали любить;
И, друзей успокоив И ближних любя, Мы на роли героев Вводили себя.
Только в грезы нельзя насовсем убежать: Краткий век у забав - столько боли вокруг! Попытайся ладони у мертвых разжать И оружье принять из натруженных рук.
Испытай, завладев Еще теплым мечом, И доспехи надев, - Что почем, что почем!
Испытай, кто ты - трус Иль избранник судьбы, И попробуй на вкус Настоящей борьбы.
И когда рядом рухнет израненный друг И над первой потерей ты взвоешь, скорбя, И когда ты без кожи останешься вдруг Оттого, что убили - его, не тебя, -
Ты поймешь, что узнал, Отличил, отыскал По оскалу забрал - Это смерти оскал! - Ложь и зло, - погляди, Как их лица грубы, И всегда позади - Воронье и гробы! Если путь прорубая отцовским мечом Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жарком бою испытал что почем, - Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Если мяса с ножа Ты не ел ни куска, Если руки сложа Наблюдал свысока, И в борьбу не вступил С подлецом, палачом - Значит, в жизни ты был Ни при чем, ни при чем! 1975
x x x
Знать бы все - до конца бы и сразу б Про измену, тюрьму и рочок, Но... друзей моих пробуют на зуб, Но... цепляют меня на крючок.
1975
x x x
Ублажаю ли душу романсом Или грустно пою про тюрьму, - Кто-то рядом звучит диссонансом, Только кто - не пойму.
1975
x x x
...Узнаю и в пальто, и в плаще их, Различаю у них голоса, - Ведь направлены ноздри ищеек На забытые мной адреса.
1975
x x x
И не пишется, и не поется, Струны рву каждый раз, как начну. Ну а если струна оборвется - Заменяешь другую струну.
И пока привыкнешь к новой, Иссекаешь пальцы в кровь: Не звучит аккорд басовый - Недостаточно верхов.
Но остались чары - Брежу наяву, Разобью гитару, Струны оборву,
Не жалею глотки И иду на крест - Выпью бочку водки За один присест.
1975
x x x
Не однажды встречал на пути подлецов, Но один мне особо запал, - Он коварно швырнул горсть махорки в лицо, Нож в живот - и пропал.
Я здоровый, я выжил, не верил хирург, Ну, а я веру в нем возродил, - Не отыщешь таких и в Америке рук - Я его не забыл.
Я поставил мечту свою на тормоза, Встречи ждал и до мести дожил. Не швырнул ему, правда, махорку в глаза, Но потом закурил.
Никогда с удовольствием я не встречал Откровенных таких подлецов. Но теперь я доволен: ах, как он лежал Не дыша, среди дров! 1975
x x x
Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты Даже в самой невинной игре, Не давай заглянуть в свои карты И до срока не сбрось козырей.
Отключи посторонние звуки И следи, чтоб не прятал глаза, Чтоб держал он на скатерти руки И не смог передернуть туза.
Никогда не тянись за деньгами, Если ж ты, проигравши, поник, - Как у Пушкина в "Пиковой даме" Ты останешься с дамою пик.
Если ж ты у судьбы не в любимцах - Сбрось очки и закончи на том, Крикни: "Карты на стол, проходимцы!" И уйди с отрешенным лицом.
1975
x x x
Мне бы те годочки миновать, А отшибли почки - наплевать! Знаю, что досрочки не видать, Только бы не стали добавлять.
1975
x x x
Не могу ни выпить, ни забыться. Стих пришел - и замысел высок. Не мешайте, дайте углубиться! Дайте отрешиться на часок.
1975
x x x
Вы были у Беллы?
Мы были у Беллы - Убили у Беллы День белый, день целый, И пели мы Белле, Молчали мы Белле, Уйти не хотели Как утром с постели.
И если вы слишком душой огрубели - Идите смягчиться не к водке, а к Белле. И ели вам что-то под горло подкатит - У Беллы и боли и нежности хватит.
1975
x x x
Препинаний и букв чародей, Лиходей непечатного слова Трал украл для волшебного лова Рифм и наоборотных идей.
Мы, неуклюжие, мы, горемычные, Идем и падаем по всей России...
Придут другие, еще лиричнее, Но это будут - не мы - другие.
Автогонщик, бурлак и ковбой, Презирающий гладь плоскогорий, В мир реальнейших фантасмагорий Первым в связке ведешь за собой!
Стонешь ты эти горькие, личные, В мире лучшие строки! Какие?
Придут другие, еще лиричнее, Но это будут - не мы - другие.
Пришли дотошные "немыдругие", Они - хорошие, стихи - плохие.
1975
Письмо к другу,
или Зарисовка о Париже
И. Бортнику Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу - И то, что слышу, и то, что вижу, - Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку: Когда состарюсь - издам книжонку.
Про то, что, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны - как в бане пассатижи.
Все эмигранты тут второго поколенья - От них сплошные недоразуменья: Они все путают - и имя, и названья, - И ты бы, Ваня, у них выл - "Ванья".
А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны - как в русской бане лыжи! Я сам завел с француженкою шашни, Мои друзья теперь - и Пьер, и Жан. Уже плевал я с Эйфелевой башни На головы беспечных парижан! Проникновенье наше по планете Особенно заметно вдалеке: В общественном парижском туалете Есть надписи на русском языке! 1975, 1978
Седьмая струна
Ах, порвалась на гитаре струна, Только седьмая струна! Там, где тонко, там и рвется жизнь, Хоть сама ты на лады ложись.
Я исчезну - и звукам не быть. Больно, коль станут аккордами бить Руки, пальцы чужие по мне - По седьмой, самой хрупкой струне.
1975
x x x
Муру на блюде доедаю подчистую. Глядите, люди, как я смело протестую! Хоть я икаю, но твердею как Спаситель, И попадаю за идею в вытрезвитель.
Вот заиграла музыка для всех, И стар и млад, приученный к порядку - Всеобщую танцует физзарядку, Но я - рублю сплеча, как дровосек: Играют танго - я иду вприсядку.
Объявлен рыбный день - о чем грустим?
Хек с маслом в глотку - и молчим как рыбы.
Повеселей: хек семге - побратим.
Наступит птичий день - мы полетим, А упадем - так спирту на ушибы.
1975
x x x
Я был завсегдатаем всех пивных, Меня не приглашали на банкеты: Я там горчицу вмазывал в паркеты, Гасил окурки в рыбных заливных И слезы лил в пожарские котлеты.
Я не был тверд, но не был мягкотел, Семья прожить хотела без урода, В ней все - кто от сохи, кто из народа. И покатился {я} и полетел По жизни - от привода до привода.
А в общем - что? Иду - нормальный ход, Ногам легко, свободен путь и руки. Типичный люмпен - если по науке, А по уму - обычный обормот, Нигде никем не взятый на поруки.
Недавно опочили старики - Большевики с двенадцатого года. Уж так подтасовалася колода: Они - во гроб, я - в черны пиджаки, Как выходец из нашего народа.
У нас отцы - кто дуб, кто вяз, кто кедр, Охотно мы вставляем их в анкетки, И много нас, и хватки мы, и метки, Мы бдим, едим, восшедшие из недр, Предельно сокращая пятилетки.
Я мажу джем на черную икру, Маячат мне и близости и дали, - На жиже, не на гуще мне гадали. Я из народа вышел поутру, И не вернусь, хоть мне и предлагали.
Конечно, я немного прозевал, Но где ты, где, учитель мой зануда? Не отличу катуда от ануда! Зря вызывал меня ты на завал - Глядишь теперь откуда-то оттуда.
1975
x x x
Я юркнул с головой под покрывало, И стал смотреть невероятный сон: Во сне статуя Мухиной сбежала, Причем - чур-чур! - колхозница сначала, Уперся он, она, крича, серчала, Серпом ему - и покорился он.
Хвать-похвать, глядь-поглядь - Больше некому стоять, Больше некому приезжать, Восхищаться и ослеплять.
Слетелись голубочки - гули-гули! Какие к черту гули, хоть кричи! Надули голубочков, обманули, Скользили да плясали люли, люли, И на тебе - в убежище нырнули, Солисты, гастролеры, первачи.
Теперь уж им на голову чего-то Не уронить, ничем не увенчать, Ищи-свищи теперь и Дон-Кихота В каких-то Минессота{х} и Дакота{х}. Вот сновиденье в духе Вальтер Скотта. Качать меня, лишать меня, молчать! 1975
x x x
Что брюхо-то поджалось-то, - Нутро почти видно? Ты нарисуй, пожалуйста, Что прочим не дано.
Пусть вертит нам судья вола Логично, делово: Де, пьянь - она от Дьявола, А трезвь - от Самого.
Начнет похмельный тиф трясти - Претерпим муки те! Равны же во Антихристе, Мы, братья во Христе...
1975
Песня о погибшем летчике
Дважды Герою Советского Союза Николаю Скоморохову и его погибшему другу Всю войну под завязку я все к дому тянулся, И хотя горячился - воевал делово, - Ну а он торопился, как-то раз не пригнулся - И в войне взад-вперед обернулся за два года - всего ничего.
Не слыхать его пульса С сорок третьей весны, - Ну а я окунулся В довоенные сны.
И гляжу я дурея, И дышу тяжело: Он был лучше, добрее, Добрее, добрее, - Ну а мне - повезло.
Я за пазухой не жил, не пил с господом чая, Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол, - Но мне женщины молча намекали, встречая: Если б ты там навеки остался - может, мой бы обратно пришел?!
Для меня - не загадка Их печальный вопрос, - Мне ведь тоже несладко, Что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся: "Извините, что цел!
Я случайно вернулся, вернулся, вернулся, - Ну а ваш - не сумел".
Он кричал напоследок, в самолете сгорая: "Ты живи! Ты дотянешь!" - доносилось сквозь гул. Мы летали под богом возле самого рая, - Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я - до земли дотянул.
Встретил летчика сухо Райский аэродром.
Он садился на брюхо, Но не ползал на нем.
Он уснул - не проснулся, Он запел - не допел.
Так что я вот вернулся, Глядите - вернулся, - Ну а он - не успел.
Я кругом и навечно виноват перед теми, С кем сегодня встречаться я почел бы за честь, - Но хотя мы живыми до конца долетели - Жжет нас память и мучает совесть, у кого, у кого она есть.
Кто-то скупо и четко Отсчитал нам часы Нашей жизни короткой, Как бетон полосы, -
И на ней - кто разбился, Кто взлетел навсегда...
Ну а я приземлился, А я приземлился, - Вот какая беда...
1975
x x x
Я еще не в угаре, не втиснулся в роль. Как узнаешь в ангаре, кто - раб, кто - король, Кто сильней, кто слабей, кто плохой, кто хороший, Кто кого допечет, допытает, дожмет: Летуна самолет или наоборот? - На земле притворилась машина - святошей.
Завтра я испытаю судьбу, а пока - Я машине ласкаю крутые бока. На земле мы равны, но равны ли в полете? Под рукою, не скрою, ко мне холодок, - Я иллюзий не строю - я старый ездок: Самолет - необъезженный дьявол во плоти.
Знаю, утро мне силы утроит, Ну а конь мой - хорош и сейчас, - Вот решает он: стоит - не стоит Из-под палки работать на нас.
Ты же мне с чертежей, как с пеленок, знаком, Ты не знал виражей - шел и шел прямиком, Плыл под грифом "Секретно" по волнам науки. Генеральный конструктор тебе потакал - И отбился от рук ты в КБ, в ОТК, - Но сегодня попал к испытателю в руки! Здесь возьмутся покруче, - придется теперь Расплатиться, и лучше - без лишних потерь: В нашем деле потери не очень приятны. Ты свое отгулял до последней черты, Но и я попетлял на таких вот, как ты, - Так что грех нам обоим идти на попятный.
Иногда недоверие точит: Вдруг не все мне машина отдаст, Вдруг она засбоит, не захочет Из-под палки работать на нас! 1975
x x x
...Мы взлетали как утки с раскисших полей: Двадцать вылетов в сутки - куда веселей! Мы смеялись, с парилкой туман перепутав. И в простор набивались мы до тесноты, - Облака надрывались, рвались в лоскуты, Пули шили из них купола парашютов.
Возвращались тайком - без приборов, впотьмах, И с радистом-стрелком, что повис на ремнях. В фюзеляже пробоины, в плоскости - дырки. И по коже - озноб;
и заклинен штурвал, - И дрожал он, и дробь по рукам отбивал - Как во время опасного номера в цирке.
До сих пор это нервы щекочет, - Но садились мы, набок кренясь.
Нам казалось - машина не хочет И не может работать на нас.
Завтра мне и машине в одну петь дуду В аварийном режиме у всех на виду, - Ты мне нож напоследок не всаживай в шею! Будет взлет - будет пища: придется вдвоем Нам садиться, дружище, на аэродром - Потому что я бросить тебя не посмею.
Правда шит я не лыком и чую чутьем В однокрылом двуликом партнере моем Игрока, что пока все намеренья прячет. Но плевать я хотел на обузу примет: У него есть предел - у меня его нет, - Поглядим, кто из нас запоет - кто заплачет!
Если будет полет этот прожит - Нас обоих не спишут в запас.
Кто сказал, что машина не может И не хочет работать на нас?! 1975
Баллада о детстве
Час зачатья я помню неточно, - Значит, память моя - однобока, - Но зачат я был ночью, порочно И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе, - Девять месяцев - это не лет! Первый срок отбывал я в утробе, - Ничего там хорошего нет.
Спасибо вам, святители, Что плюнули, да дунули, Что вдруг мои родители Зачать меня задумали -
В те времена укромные, Теперь - почти былинные, Когда срока огромные Брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия, А многих - даже ранее, - А вот живет же братия - Моя честна компания! Ходу, думушки резвые, ходу! Слова, строченьки милые, слова!.. В первый раз получил я свободу По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил, - Отыгрался бы на подлеце! Но родился, и жил я, и выжил, - Дом на Первой Мещанской - в конце.
Там за стеной, за стеночкою, За перегородочкой Соседушка с соседушкою Баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так, - Система коридорная, На тридцать восемь комнаток - Всего одна уборная.
Здесь на зуб зуб не попадал, Не грела телогреечка, Здесь я доподлинно узнал, Почем она - копеечка.
...Не боялась сирены соседка И привыкла к ней мать понемногу, И плевал я - здоровый трехлетка - На воздушную эту тревогу! Да не все то, что сверху, - от бога, - И народ "зажигалки" тушил; И, как малая фронту подмога - Мой песок и дырявый кувшин.
И било солнце в три ручья Сквозь дыры крыш просеяно, На Евдоким Кирилыча И Гисю Моисеевну.
Она ему: "Как сыновья?"
"Да без вести пропавшие!
Эх, Гиська, мы одна семья - Вы тоже пострадавшие!
Вы тоже - пострадавшие, А значит - обрусевшие: Мои - без вести павшие, Твои - безвинно севшие".
...Я ушел от пеленок и сосок, Поживал - не забыт, не заброшен, И дразнили меня: "Недоносок", - Хоть и был я нормально доношен.
Маскировку пытался срывать я: Пленных гонят - чего ж мы дрожим?! Возвращались отцы наши, братья По домам - по своим да чужим...
У тети Зины кофточка С драконами да змеями, То у Попова Вовчика Отец пришел с трофеями.
Трофейная Япония, Трофейная Германия...
Пришла страна Лимония, Сплошная Чемодания!
Взял у отца на станции Погоны, словно цацки, я, - А из эвакуации Толпой валили штатские.
Осмотрелись они, оклемались, Похмелились - потом протрезвели. И отплакали те, кто дождались, Недождавшиеся - отревели.
Стал метро рыть отец Витькин с Генкой, - Мы спросили - зачем? - он в ответ: "Коридоры кончаются стенкой, А тоннели - выводят на свет!"
Пророчество папашино Не слушал Витька с корешом - Из коридора нашего В тюремный коридор ушел.
Да он всегда был спорщиком, Припрут к стене - откажется...
Прошел он коридорчиком - И кончил "стенкой", кажется.
Но у отцов - свои умы, А что до нас касательно - На жизнь засматривались мы Уже самостоятельно.
Все - от нас до почти годовалых - "Толковищу" вели до кровянки, - А в подвалах и полуподвалах Ребятишкам хотелось под танки.
Не досталось им даже по пуле, - В "ремеслухе" - живи не тужи: Ни дерзнуть, ни рискнуть, - но рискнули Из напильников делать ножи.
Они воткнутся в легкие, От никотина черные, По рукоятки легкие Трехцветные наборные...
Вели дела обменные Сопливые острожники - На стройке немцы пленные На хлеб меняли ножики.
Сперва играли в "фантики"
В "пристенок" с крохоборами, - И вот ушли романтики Из подворотен ворами.
...Спекулянтка была номер перший - Ни соседей, ни бога не труся, Жизнь закончила миллионершей - Пересветова тетя Маруся.
У Маруси за стенкой говели, - И она там втихую пила... А упала она - возле двери, - Некрасиво так, зло умерла.
Нажива - как наркотика, - Не выдержала этого Богатенькая тетенька Маруся Пересветова.
Но было все обыденно: Заглянет кто - расстроится.
Особенно обидело Богатство - метростроевца.
Он дом сломал, а нам сказал: "У вас носы не вытерты, А я, за что я воевал?!" - И разные эпитеты.
...Было время - и были подвалы, Было дело - и цены снижали, И текли куда надо каналы, И в конце куда надо впадали.
Дети бывших старшин да майоров До ледовых широт поднялись, Потому что из тех коридоров, Им казалось, сподручнее - вниз.
1975
x x x
Тоска немая гложет иногда, И люди развлекают - все чужие. Да, люди, создавая города, Все забывают про дела иные, Про самых нужных и про близких всем, Про самых, с кем приятно обращаться, Про темы, что важнейшие из тем, И про людей, с которыми общаться.
Мой друг, мой старый друг, мой собеседник!
Прошу тебя, скажи мне что-нибудь.
Давай презрим товарищей соседних И посторонних, что попали в суть.
1975
x x x
Я прожил целый день в миру Потустороннем И бодро крикнул поутру: "Кого схороним?" Ответ мне был угрюм и тих: "Все - блажь, бравада, Кого схороним?! - Нет таких?..
Ну и не надо".
Не стану дважды я просить, Манить провалом. Там, кстати, выпить-закусить - Всегда навалом.
Я и сейчас затосковал, Хоть час - оттуда. Вот уж где истинный провал, Ну просто - чудо.
Я сам шальной и кочевой, А побожился: Вернусь, мол, ждите, ничего, Что я зажился.
Так снова предлагаю вам Пока не поздно: Хотите ли ко всем чертям, Где кровь венозна, И льет из вены, как река, А не водица. Тем, у кого она жидка, Так не годится.
И там не нужно ни гроша, - Хоть век поститься! Живет там праведна душа, Не тяготится.
Там вход живучим воспрещен Как посторонним, Не выдержу, спрошу еще: "Кого схороним?" Зову туда, где благодать И нет предела. Никто не хочет умирать - Такое дело.
Скажи-кось, милый человек, Я, может, спутал: Какой сегодня нынче век, Какая смута?
Я сам вообще-то костромской, А мать - из Крыма. Так если бунт у вас какой, Тогда я - мимо.
А если - нет, тогда еще Всего два слова. У нас там траур запрещен, Нет, честно слово! А там - порядок - первый класс, Глядеть приятно. И наказание сейчас - Прогнать обратно.
И отношение ко мне - Ну как к пройдохе. Все стали умники вдвойне К концу эпохи.
Ну, я согласен - поглядим Спектакль - и тронем. Ведь никого же не съедим, А так... схороним.
Ну почему же все того...
Как в рот набрали? Там встретились - кто и кого Тогда забрали.
И Сам - с звездою на груди - Там тих и скромен, - Таких как он там - пруд пруди!
Кого схороним?
Кто задается - в лак его, Чтоб - хрен отпарить! Там этот, с трубкой... Как его?
Забыл - вот память! У нас границ полно навесть: Беги - не тронем, Тут, может быть, евреи есть?
Кого схороним?
В двадцатом веке я, эва!
Да ну-с вас к шутам! Мне нужно в номер двадцать два - Вот черт попутал! 1975
x x x
Вот в плащах, подобных плащпалаткам, - Кто решил такое надевать?! - Чтоб не стать останками остаткам, - Люди начинают колдовать.
Девушка - под поезд: все бывает, Тут уж истери - не истери... И реаниматор причитает: "Милая, хорошая, умри! Что ты будешь делать, век больная, Если б даже я чего и смог? И нужна ли ты кому такая - Без всего и без обеих ног?" Выглядел он жутко и космато, Он старался за нее дышать. Потому что врач-реаниматор - Это значит должен оживлять.
Мне не спится и не может спаться, - Не затем, что в мире столько бед, Просто очень трудно оклематься, Трудно, так сказать, реаниматься, Чтоб писать поэмы, а не бред.
Я - из хирургических отсеков, Из полузабытых катакомб, Там, где оживляют человеков, Если вы слыхали о таком.
Нет подобных боен и в корриде - Фору дам, да даже сотню фор, Только постарайтесь в странном виде Не ходить на красный светофор.
1975
x x x
Склоны жизни прямые до жути - Прямо пологие: Он один - а жена в институте Травматологии.
Если б склоны пологие - туго: К крутизне мы - привычные, А у нас ситуации с другом Аналогичные.
А у друга ведь день рожденья - Надо же праздновать! Как избавиться от настроения Безобразного?
И не вижу я средства иного - Плыть по течению... И напиться нам до прямого Ума помрачения! 1975
x x x
Мы с мастером по велоспорту Галею С восьмого класса - не разлей вода. Страна величиною с Португалию Велосипеду с Галей - ерунда.
Она к тому же все же - мне жена, Но кукиш тычет в рожу мне: На, - Мол, ты блюди квартиру, Мол, я ездой по миру Избалована и изнежена.
Значит, завтра - в Париж, говоришь...
А на сколько? А на десять дней!
Вот везухи: Галине - Париж, А сестре ее Наде - Сидней.
Артисту за игру уже в фойе - хвала. Ах, лучше раньше, нежели поздней. Вот Галя за медалями поехала, А Надю проманежили в Сидней.
Кабы была бы Надя не сестра - Тогда б вставать не надо мне с утра: Я б разлюлил малины В отсутствие Галины, Коньяк бы пил на уровне ситра.
Сам, впрочем, занимаюсь авторалли я, Гоняю "ИЖ" - и бел, и сер, и беж. И мне порой маячила Австралия, Но семьями не ездят за рубеж.
Так отгуляй же, Галя, за двоих - Ну их совсем - врунов или лгуних!
Вовсю педаля, Галя, Не прозевай Пегаля, - Потом расскажешь, как там что у них!
Та какой он, Париж, говоришь?
Как не видела? Десять же дней!
Да рекорды ты там покоришь, - Ты вокруг погляди пожадней! 1975
Купола
Михаилу Шемякину Как засмотрится мне нынче, как задышится?! Воздух крут перед грозой, крут да вязок. Что споется мне сегодня, что услышится? Птицы вещие поют - да все из сказок.
Птица Сирин мне радостно скалится - Веселит, зазывает из гнезд, А напротив - тоскует-печалится, Травит душу чудной Алконост.
Словно семь заветных струн Зазвенели в свой черед - Это птица Гамаюн Надежду подает! В синем небе, колокольнями проколотом, - Медный колокол, медный колокол - То ль возрадовался, то ли осерчал... Купола в России кроют чистым золотом - Чтобы чаще Господь замечал.
Я стою, как перед вечною загадкою, Пред великою да сказочной страною - Перед солоно - да горько-кисло-сладкою, Голубою, родниковою, ржаною.
Грязью чавкая жирной да ржавою, Вязнут лошади по стремена, Но влекут меня сонной державою, Что раскисла, опухла от сна.
Словно семь богатых лун На пути моем встает - То птица Гамаюн Надежду подает! Душу, сбитую утратами да тратами, Душу, стертую перекатами, - Если до крови лоскут истончал, - Залатаю золотыми я заплатами - Чтобы чаще Господь замечал! 1975
Разбойничья
Как во смутной волости Лютой, злой губернии Выпадали молодцу Все шипы да тернии.
Он обиды зачерпнул, зачерпнул Полные пригоршни, Ну а горе, что хлебнул, - Не бывает горше.
Пей отраву, хоть залейся!
Благо, денег не берут.
Сколь веревочка ни вейся - Все равно совьешься в кнут! Гонит неудачников По миру с котомкою, Жизнь текет меж пальчиков Паутинкой тонкою, А которых повело, повлекло По лихой дороге - Тех ветрами сволокло Прямиком в остроги.
Тут на милость не надейся - Стиснуть зубы да терпеть!
Сколь веревочка ни вейся - Все равно совьешься в плеть! Ах, лихая сторона, Сколь в тебе ни рыскаю - Лобным местом ты красна Да веревкой склизкою! А повешенным сам дьявол-сатана Голы пятки лижет. Смех, досада, мать честна! - Ни пожить, ни выжить!
Ты не вой, не плачь, а смейся - Слез-то нынче не простят.
Сколь веревочка ни вейся - Все равно укоротят! Ночью думы муторней. Плотники не мешкают - Не успеть к заутрене: Больно рано вешают.
Ты об этом не жалей, не жалей, - Что тебе отсрочка?! На веревочке твоей Нет ни узелочка!
Лучше ляг да обогрейся - Я, мол, казни не просплю...
Сколь веревочка ни вейся - А совьешься ты в петлю! 1975
x x x
Что ни слух - так оплеуха! Что ни мысли - грязные. Жисть-жистяночка, житуха! Житие прекрасное! 1975