Владимир Высоцкий. 1980 год
Гимн бузовиков
из телефильма "Наше призвание"
Из класса в класс мы вверх пойдем как по ступеням, И самым главным будет здесь рабочий класс. И первым долгом мы, естественно, отменим Эксплуатацию учителями нас.
Да здравствует новая школа!
Учитель уронит, а ты подними!
Здесь дети обоего пола Огромными станут людьми.
Мы строим школу, чтобы грызть науку дерзко. Мы все разрушим изнутри и оживим, Мы серость выбелим и выскоблим до блеска, Все теневое мы прикроем световым.
Так взрасти же нам школу, строитель! - Для душ наших детских теплицу, парник.
Где учатся - все, где учитель Сам в чем-то еще ученик.
1980
Песни для кинофильма
"Зеленый фургон"
1. {Песня Сашки Червня}
Под деньгами на кону - Как взгляну - слюну сглотну! - Жизнь моя, и не смекну.
Для чего играю, Просто ставить по рублю Надоело - не люблю: Проиграю - пропылю На коне по раю.
Проскачу в канун Великого поста Не по вражескому - ангельскому - стану Пред очами удивленного Христа Предстану.
Воля в глотку льется Сладко натощак - Хорошо живется Тому, кто весельчак,
А веселее пьется На тугой карман - Хорошо живется Тому, кто атаман! В кровь ли губы окуну Или вдруг шагну к окну, Из окна в асфальт нырну - Ангел крылья сложит, Пожалеет на лету - Прыг со мною в темноту, Клумбу мягкую в цвету Под меня подложит...
Проскачу в канун Великого поста Не по вражескому - ангельскому - стану Пред очами удивленного Христа Предстану.
Воля в глотку льется Сладко натощак - Хорошо живется Тому, кто весельчак,
А веселее пьется На тугой карман - Хорошо живется Тому, кто атаман! Кубок полон, по вину Крови пятна - ну и ну! - Не идут они ко дну - Струсишь или выпьешь! Только-только пригубил, - Вмиг все те, кого сгубил, Подняли, что было сил, Шухер или хипеш.
Проскачу в канун Великого поста Не по вражескому - ангельскому - стану Пред очами удивленного Христа Предстану.
Воля в глотку льется Сладко натощак - Хорошо живется Тому, кто весельчак,
А веселее пьется На тугой карман - Хорошо живется Тому, кто атаман! 1980
2. {Песня инвалида}
Проскакали всю страну, Да пристали кони, буде! Я во синем во Дону Намочил ладони, люди.
Кровушка спеклася В сапоге от ран, - Разрезай, Настасья, Да бросай в бурьян!
Во какой вояка, И "Георгий" вот, Но опять, однако, Атаман зовет.
Хватит брюхо набивать! Бают, да и сам я бачу, Что спешит из рвани рать Волю забирать казачью.
Снова кровь прольется?
Вот такая суть: Воли из колодца Им не зачерпнуть.
Плачут бабы звонко...
Ну! Чего ревем?!
Волюшка, Настенка, - Это ты да дом.
Вновь скакали по степу, Разом все под атаманом, То конями на толпу, То - веревкой, то - наганом.
Сколь крови не льется - Пресный все лиман.
Нет! Хочу с колодца, Слышь-ка, атаман.
А ведерко бьется Вольно - вкривь и вкось...
Хлопцы, хлопцы, хлопцы, Выудил, небось! Есть у атамана зуй, Ну а под зуем - кобыла... Нет уж, Настенька, разуй, Да часок чтоб тихо было.
Где, где речь геройска Против басурман?
Как тебе без войска Худо, атаман!
Справная обновка, Век ее постыль: Это не винтовка, Это мой костыль.
1980
3. {Одесские куплеты}
Где девочки? Маруся, Рая, Роза? Их с кондачка пришлепнула ЧеКа, А я - живой, я - только что с Привоза, Вот прям сейчас с воскресного толчка! Так что, ребята! Ноты позабыты, Зачеркнуто ли прежнее житье? Пустились в одиссею одесситы - В лихое путешествие свое.
А помните вы Жорика-маркера И Толика - напарника его? Ему хватило гонора, напора, Но я ответил тоже делово.
Он, вроде, не признал меня, гадюка, И с понтом взял высокий резкий тон: "Хотите, будут речь вести за Дюка? Но за того, который Эллингтон"...
1980
x x x
Мог бы быть я при теще, при тесте, Только их и в живых уже нет. А Париж? Что Париж! Он на месте. Он уже восхвален и воспет.
Он стоит, как стоял, он и будет стоять, Если только опять не начнут шутковать, Ибо шутка в себе ох как много таит.
А пока что Париж как стоял, так стоит.
1980
x x x
Однако, втягивать живот Полезно, только больно.
Ну! Вот и все! Вот так-то вот!
И этого довольно.
А ну! Сомкнуть ряды и рты! А ну, втяните животы! А у кого они пусты - Ремни к последней дырке! Ну как такое описать Или еще отдать в печать? Но, даже если разорвать, - Осталось на копирке:
Однако, втягивать живот Полезно, только больно.
Ну! Вот и все! Вот так-то вот!
И этого довольно.
Вообще такие времена Не попадают в письмена, Но в этот век печать вольна - Льет воду из колодца. Товарищ мой (он чей-то зять) Такое мог порассказать Для дела... Жгут в печи печать, Но слово остается:
Однако, втягивать живот Полезно, только больно.
Ну! Вот и все! Вот так-то вот!
И этого довольно.
1980
x x x
В стае диких гусей был второй, Он всегда вырывался вперед, Гуси дико орали: "Встань в строй!" И опять продолжали полет.
А однажды за Красной Горой, Где тепло и уютно от тел, Понял вдруг этот самый второй, Что вторым больше быть не хотел:
Все равно - там и тут Непременно убьют, Потому что вторых узнают.
А кругом гоготали: "Герой!
Всех нас выстрелы ждут вдалеке.
Да пойми ты, что каждый второй Обречен в косяке!" Бой в Крыму: все в дыму, взят и Крым. Дробь оставшихся не достает. Каждый первый над каждым вторым Непременные слезы прольет.
Мечут дробью стволы, как икрой, Поубавилось сторожевых, Пал вожак, только каждый второй В этом деле остался в живых.
Это он, е-мое, Стал на место свое, Стал вперед, во главу, в острие.
Если счетом считать - сто на сто! - И крои не крои - тот же крой: "Каждый первый" не скажет никто, Только - "каждый второй".
...Все мощнее машу: взмах - и крик Начался и застыл в кадыке! Там, внизу, всех нас - первых, вторых - Злые псы подбирали в реке.
Может быть, оттого, пес побрал, Я нарочно дразнил остальных Что во "первых" я с жизнью играл, И летать не хотел во "вторых"...
Впрочем, я - о гусях: Гусь истек и иссяк - Тот, который сбивал весь косяк.
И кого из себя ты не строй - На спасение шансы малы: Хоть он первый, хоть двадцать второй - Попадет под стволы.
1980
x x x
Общаюсь с тишиной я, Боюсь глаза поднять, Про самое смешное Стараюсь вспоминать,
Врачи чуть-чуть поахали: "Как? Залпом? Восемьсот?"
От смеха ли, от страха ли Всего меня трясет.
Теперь я - капля в море, Я - кадр в немом кино, И двери - на запоре, А все-таки смешно.
Воспоминанья кружатся Как комариный рой, А мне смешно до ужаса, Но ужас мой - смешной.
Виденья все теснее, Страшат величиной: То - с нею я, то - с нею... Смешно! Иначе - ной.
Не сплю - здоровье бычее, Витаю там и тут, Смеюсь до неприличия И жду - сейчас войдут.
Халат закончил опись И взвился - бел, крылат... "Да что же вы смеетесь?" - Спросил меня халат.
Но ухмыляюсь грязно я И - с маху на кровать: "Природа смеха - разная, Мою - вам не понять.
Жизнь - алфавит, я где-то Уже в "це", "че", "ша", "ще". Уйду я в это лето В малиновом плаще.
Попридержусь рукою я Чуть-чуть за букву "я", В конце побеспокою я," - Сжимаю руку я.
Со мной смеются складки В малиновом плаще. "С покойных взятки гладки", - Смеялся я вообще.
Смешно мне в голом виде лить На голого ушат, А если вы обиделись, То я не виноват.
Палата - не помеха, Похмелье - ерунда! И было мне до смеха - Везде, на все, всегда.
Часы тихонько тикали, Сюсюкали: сю-сю...
Вы - втихаря хихикали, А я - давно во всю.
1980
x x x
Жан, Жак, Гийом, Густав - Нормальные французы, - Немного подлатав Расползшиеся узы, Бесцветные, как моль, Разинув рты без кляпа, Орут: "Виват, Жан Поль, Наш драгоценный папа!" Настороже, как лось, Наш папа, уши - чутки. Откуда что взялось - Флажки, плакаты, дудки?
Страшась гореть в аду, Поют на верхней ноте. "А ну-ка, ниспаду Я к вам на вертолете!" "Есть риск - предупредил Пилот там, на экране, - Ведь шлепнулся один Не вовремя в Иране".
"Смелее! В облака, Брат мой, ведь я в сутане, А смерть - она пока Еще в Афганистане!" - И он разгладил шелк Там, где помялась лента, И вскоре снизошел До нас, до президента.
Есть папа, но была Когда-то божья мама. Впервые весела Химера Нотр-Дама.
Людским химер не мерь - Висит язык, как жало. Внутри ж ее теперь Чего-то дребезжало.
Ей был смешон и вид Толпы - плащи да блузки... Ан, папа говорит Прекрасно по-французски.
Поедет в Лувр, "Куполь" И, может быть, в Сорбонну, Ведь папа наш, Жан Поль, Сегодня рад любому.
Но начеку был зав Отделом протокола: Химере не сказав Ни слова никакого, Он вышел. Я не дам Гроша теперь за папу. Химеры Нотр-Дам, Опять сосите лапу! 1980
Две просьбы
М. Шемякину - другу и брату - посвящен сей полуэкспромт.
I.
Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я Гоню их прочь, стеная и браня, Но вместо них я вижу виночерпия, Он шепчет: "Выход есть - к исходу дня Вина! И прекратится толкотня, Виденья схлынут, сердце и предсердия Отпустят, и расплавится броня!" Я - снова - я, и вы теперь мне верьте, я Немного попрошу взамен бессмертия, - Широкий тракт, холст, друга, да коня, Прошу покорно, голову склоня: Побойтесь Бога, если не меня, Не плачьте вслед, во имя Милосердия!
II.
Чту Фауста ли, Дориана Грея ли, Но чтобы душу дьяволу - ни-ни! Зачем цыганки мне гадать затеяли? День смерти уточнили мне они... Ты эту дату, Боже, сохрани, - Не отмечай в своем календаре или В последний миг возьми и измени, Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли И чтобы агнцы жалобно не блеяли, Чтоб люди не хихикали в тени. От них от всех, о, Боже, охрани, Скорее, ибо душу мне они Сомненьями и страхами засеяли! 1 июня 1980
x x x
Неужто здесь сошелся клином свет, Верней, клинком ошибочных возмездий... И было мне неполных двадцать лет, Когда меня зарезали в подъезде.
Он скалился открыто - не хитро, Он делал вид, что не намерен драться, И вдруг - ножом под нижнее ребро, И вон - не вынув, чтоб не замараться.
Да будет выть-то! Ты не виновата - Обманут я улыбкой и добром. Метнулся в подворотню луч заката И спрятался за мусорным ведром...
Еще спасибо, что стою не в луже, И лезвие продвинулось чуть глубже, И стукнула о кафель рукоять, Но падаю - уже не устоять.
до 1 июня 1980
x x x
По речке жизни плавал честный Грека И утонул, иль рак его настиг. При Греке заложили человек, А Грека - "заложил за воротник".
В нем добрая заложена основа, Он оттого и начал поддавать. "Закладывать" - совсем простое слово А в то же время значит: "предавать".
Или еще пример такого рода: Из-за происхождения взлетел, Он вышел из глубинки, из народа, И возвращаться очень не хотел.
Глотал упреки и зевал от скуки, Что оторвался от народа - знал, Но "оторвался" - это по науке, На самом деле - просто убежал.
{1980}
x x x
Михаилу Шемякину - чьим другом посчастливилось быть мне!
Как зайдешь в бистро-столовку, По пивку ударишь, - Вспоминай всегда про Вовку - Где, мол, друг-товарищ?!
И в лицо трехстопным матом - Можешь хоть до драки!
Про себя же помни - братом Вовчик был Шемяке.
Баба, как наседка квохчет (Не было печали!)
Вспоминай!!! Быть может, Вовчик - "Поминай как звали!" M.Chemiakin - всегда, везде Шемякин. А по сему французский не учи!.. Как хороши, как свежи были маки, Из коих смерть схимичили врачи!
Мишка! Милый! Брат мой Мишка!
Разрази нас гром!
Поживем еще, братишка, По-жи-вь-ем!
Po-gi-viom.
1980
x x x
И снизу лед, и сверху - маюсь между: Пробить ли верх иль пробуравить низ? Конечно, всплыть и не терять надежду! А там - за дело в ожиданьи виз.
Лед надо мною - надломись и тресни! Я весь в поту, хоть я не от сохи. Вернусь к тебе, как корабли из песни, Все помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека - сорок с лишним, - Я жив, тобой и Господом храним. Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, Мне будет чем ответить перед Ним.
11 июня 1980
Грусть моя, тоска моя
(Вариации на цыганские темы)
Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка, - Чувствую - дышу и хорошею... Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска, Изловчась, мне прыгнула на шею.
Я ее и знать не знал, меняя города, - А она мне шепчет: "Как ждала я!.." Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда? Сам связался с нею, не желая.
Одному идти - куда ни шло, еще могу, - Сам себе судья, хозяин-барин. Впрягся сам я вместо коренного под дугу, - С виду прост, а изнутри - коварен.
Я не клевещу, подобно вредному клещу, Впился сам в себя, трясу за плечи, Сам себя бичую я и сам себя хлещу, - Так что - никаких противоречий.
Одари судьба, или за деньги отоварь! - Буду дань платить тебе до гроба. Грусть моя, тоска моя - чахоточная тварь, - До чего ж живучая хвороба! Поутру не пикнет - как бичами не бичуй, Ночью - бац! - со мной на боковую: С кем-нибудь другим хоть ночь переночуй, - Гадом буду, я не приревную! 1980
x x x
Я не спел вам в кино, хоть хотел, Даже братья меня поддержали: Там, по книге, мой Глеб где-то пел, И весь МУР все пять дней протерпел, Но в Одессе Жеглова зажали.
А теперь запылает моя щека, А душа - дак замлеет.
Я спою, как из черного ящика, Что всегда уцелеет.
Генеалоги Вайнеров бьются в тщете - Древо рода никто не обхватит.
Кто из них приписал на Царьградском щите: "Юбилеями правят пока еще те, Чей он есть, юбилей, и кто платит"?
Первой встрече я был очень рад, Но держался не за панибрата. Младший брат был небрит и не брат - Выражался как древний пират, Да и старший похож на пирата.
Я пил кофе - еще на цикории, Не вставляя ни слова, Ну а вайнеры-братики спорили Про характер Жеглова.
В Лувре я - будь я проклят! - попробуй, налей!
А у вас - перепало б и мне там.
Возле этой безрукой - не хошь, а лелей, Жрать охота, братья, а у вас - юбилей И наверно... конечно, с банкетом.
Братья! Кто же вас сможет сломить? Пусть вы даже не ели от пуза... Здоровы, а плетете тончайшую нить. Все читали вас, все, - хорошо б опросить Членов... нет, - экипажи "Союза".
Я сегодня по "ихнему" радио Не расслышал за воем Что-то... "в честь юбилея Аркадия Привезли под конвоем..."
Все так буднично, ровно они, бытово.
Мы же все у приемников млеем.
Я ж скажу вам, что ежели это того...
Пусть меня под конвоем везут в ВТО - С юбилеем, так уж с юбилеем.
Так о чем же я, бишь, или вишь? Извини - я иду по Аркаде: МУР и "зря ты душою кривишь" - Кончен ты! В этом месте, малыш, В сорок пятом работал Аркадий.
Пусть среди экспонатов окажутся Эти кресла, подобные стулу.
Если наши музеи откажутся - Увезу в Гонолулу.
Не сочтите за лесть предложенье мое, Не сочтите его и капризом, Что скупиться, ведь тут юбилей, е-мое! - Все, братьями моими содеянное Предлагаю назвать "вайнеризмом"! 1980
x x x
Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени - Некому: жена - в Париже, все дружки - сидят. Даже Глеб Жеглов - хоть ботал чуть по новой фене - Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.
Хорошо, что в зале нет Не наших всех сортов, Здесь - кто хочет на банкет Без всяких паспортов.
Расскажу про братиков - Писателей, соратников, Про людей такой души, Что не сыщешь ватников.
Наше телевидение требовало резко: Выбросить слова "легавый", "мусор" или "мент", Поменять на мыло шило, шило - на стамеску. А ворье переиначить в "чуждый элемент".
Но сказали брат и брат: "Не! Мы усе спасем.
Мы и сквозь редакторат Все это пронесем".
Так, в ответ подельники, Скиданув халатики, Надевали тельники, А поверх - бушлатики.
Про братьев-разбойников у Шиллера читали, Про Лаутензаков написал уже Лион, Про Серапионовых листали Коли, Вали... Где ж роман про Вайнеров? Их - два на миллион!
Проявив усердие, Сказали кореша: ""Эру милосердия"
Можно даже в США".
С них художник Шкатников Написал бы латников.
Мы же в их лице теряем Классных медвежатников.
1980
Письмо торговца
ташкентскими фруктами
с центрального рынка
Жора и Аркадий Вайнер! Вам салям алейкум, пусть Мы знакомы с вами втайне, - Кодекс знаем наизусть.
Пишут вам семь аксакалов Гиндукушенской земли, Потому что семь журналов Вас на нас перевели.
А во время сбора хлопка (Кстати, хлопок нынче - шелк) Наш журнал "Звезда Востока" Семь страниц для вас нашел.
Всю Москву изъездил в "ЗИМе" Самый главный аксакал - Ни в едином магазине Ваши книги не сыскал.
Вырвали два старших брата Все волосья в бороде - Нету, хоть и много блата В "Книжной лавке" - и везде.
Я за "Милосердья эру" - Вот за что спасибо вам! - Дал две дыни офицеру И гранатов килограмм.
А в конце телевиденья - Клятва волосом седым! - Будем дать за продолженье Каждый серий восемь дань.
Чтобы не было заминок (Любите кюфта-бюзбаш?) Шлите жен Центральный рынок - Полглавы - барашка ваш.
Может это слишком плотски, Но за песни про тюрьмы (Пусть споет артист Высоцкий) Два раз больше платим мы.
Не отыщешь ваши гранки И в Париже, говорят... Впрочем, что купить на франки? Тот же самый виноград.
Мы сегодня вас читаем, Как абзац - кидает в пот. Братья, мы вас за - считаем - Удивительный народ.
Наш праправнук на главбазе - Там, где деньги - дребедень. Есть хотите? В этом разе Приходите каждый день.
А хотелось, чтоб в инъязе... Я готовил крупный куш. Но... Если был бы жив Ниязи... Ну а так - какие связи? - Связи есть Европ и Азий, Только эти связи чушь. Вы ведь были на КАМАЗе: Фрукты нет. А в этом разе Приезжайте Гиндукуш! 1980