Аскольд Якубовский. Сибирит
———————————————————————————————————- Авт.сб. "Купол Галактики".
OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000 ———————————————————————————————————- СТРАННАЯ НОЧЬ Октябрь, 19-е. 1981 год Сон не шел. Причин к этому, если разобраться, было много. И лег-то он слишком рано, и старый ватный мешок стал тонким, как сиротский блин; в ущелье долго и тоскливо выли волки.
Поворочавшись часа два с бока на бок, Липин чертыхнулся и решил вставать. Выпростав руку, он расстегнул холодные пуговицы, раскинул полы спального мешка. Сел.
Холодный воздух охватил его. Согреваясь, он заработал короткими толстыми руками. Вытягивал их, сгибал, с острым наслаждением напрягая мышцы.
Стало тепло и весело. Липин, пошарив руками, нащупал ящик с упакованными термометрами, барометрами и прочими хрупкостями. Приваливаясь к нему спиной, закурил и удовлетворенно сказал:
- Порядок!
Ветер по-прежнему трепал палатку, горстями бросал ледяные зерна в гулкий брезент. Но все это снаружи. В палатке же довольно уютно. Липин пожалел волков.
- Невесело им, - сказал он вслух, укоризненно качнув головой. Задумался.
Мысли были приятные. Втягивая щекочущий в горле дымок, он вспоминал удачно прошедшее лето, домик метеостанции в снегах. Поработали славно. Задание выполнили, сверх него многое сделали. И дружно так, без свар и споров. И когда после метели снежным обвалом завалило каменистую тропу, они не особенно огорчились и в свободное время проложили новую. Она прошла по неисследованной местности Сихотэ-Алиня и была длиннее старой на полсотни километров.
Ею-то и ушли ребята. Вчера перенесли весь груз - две с половиной тонны научного оборудования и багажа - через хребет, к лесистому ущелью, разбили ему палатку и отправились за лошадьми. От самолета, посовещавшись, отказались радиограммой. Погода была неустойчива: то шел снег, то бесновался ветер.
Долго ли до несчастья!
Липин испытывал приятное ощущение и оттого, что он хорошо знал свое временное хозяйство.
Знал, какой микроклимат в этих ущельях, знал, какие четвероногие и пернатые держатся здесь. Это было приятное ощущение.
Липин, занятый мыслями, не заметил, что вой усилился - крик голодных, мерзнущих зверей.
Он пронесся тоскливой жалобой и окончился воплем, полным отчаяния.
- Ишь, как вас прижало, - пробормотал Липин, внезапно ощущая в себе что-то отозвавшееся. На мгновение ему стало жутко. Вспомнилось, что он здесь один. Это не вязалось с прежним настроением, он сказал удивленно: - Ну и ну...
Но волки замолчали, а сигарета кончилась. Бесконечное шуршание ветра и царапанье льдинок нагнало на Липина дремоту.
Дремота была сладка и мучительна.
Зазвучал скачущий мотив детской песенки: "Дождик, дождик, перестань!", в лицо заглянули знакомо блестящие глаза, их неожиданно сменил страшный образ полумедведя-полуволка.
Зверь, широко раскрыв красную пасть, погнался за Липиным и закричал дико, страшно.
Липин вздрогнул и открыл глаза. Пока он дремал, что-то изменилось. А, тишина... ветер не шуршал палаткой, не царапали ее ледяные коготки. Неприятная тишина, гнетущая, Липин пожалел, что остался. А этот страшный крик, разбудивший его?.. Где он его услышал?.. Только ли во сне?..
Липин попытался отвлечься, обдумывая в подробностях путь вниз, а оттуда самолетом в Иркутск: неприятное ощущение не проходило.
Казалось, что на него смотрят пристальным, вяжущим руки взглядом. Взгляд то упирался холодным пальцем между лопаток, то окутывал паутиной. В этот момент Липину хотелось крепко вытереть свое лицо. Желание было сильное, он с трудом сдержал себя. Поразмыслив, он принял его за обычную в горах усталость нервов, рождавшую причудливые ощущения. Объяснение ему понравилось: нервы шалят! Но вдруг быстрые шаги, хруст льдинок и стук камней. Кто-то тронул палатку и захихикал странным, взлаивающим смехом. Сердце Липина сжалось.
Он принужденно ухмылялся в темноту. Кого испугался? Волков? Ладно же, сейчас он им даст.
Будут знать!
Липин вынул ноги из мешка (спал он одетый) и нащупал холодный приклад двустволки. Медленно и осторожно он потянул ее, тяжелую и обжигающе-холодную. Осторожно переломил ружье и ощупью проверил, заряжено ли? Ружье было заряжено. "Картечь", - вспомнил он и привычно сказал:
- Порядок.
Сказал и прикусил губу. Затем встал на четвереньки, отстегнул клапан палатки и, держа ружье стволами вперед, выскочил.
Холодный воздух охватил его. Показалось, спрыгнул в ледяную воду. "Минус пятнадцать", - отметил он, осматриваясь. Сзади как будто захихикали. Липин круто повернулся и вскинул ружье. Затем, тяжело вдавливая каблуки в сыпучую ледяную крупку, обошел палатку.
У горы багажа, прикрытого куском темного брезента, никого не было.
Обойдя палатку, он остановился у ее входа, присматриваясь и прислушиваясь.
Ветер снова подул - ровно, сильно. Прежнюю сплошную завесу туч сменили их лоскутья с просвечивающими закрайками. Тусклая луна ныряла в них. Так в весеннее половодье в волнах ныряет унесенный водой круг замороженного масла. Того, что делают про запас в сибирских деревнях.
И довольно светло, ночь походила на сумерки. Со всех сторон белели горные хребты. Поросли стланика делали их похожими на щеки небритого, бледного человека.
Скалы под шапками свежего снега... Они похожи на старые зубы. Лесистое ущелье чернеет бездонным провалом. Где-то в темноте оно вливалось в другие ущелья.
Их здесь множество - глубоких и лесистых, с обледеневшими склонами.
- Веселенькие места, - усмехнулся Липин.
От малого давления или скуки Липин зевнул. Он поправил брезент, набросал камней на край палатки. Окончив, покурил у входа.
Курилось легко и приятно, ветер вдувал дым в легкие. Волки, напуганные им, разбежались. Можно идти спать. И палатка представилась Липину желанным местом, манила, была его домом в этих диких местах.
Он с нежностью вспомнил старый ватный мешок.
Нагибаясь к входу, сквозь легкий шум в ушах, появляющийся в горах при движении, он услышал прежние звуки. Но этот вой чем-то отличался от прежнего. Его не глушил плотный брезент, он звучал отчетливее.
Вой несся из ущелья. Липин выпрямился. Чтобы яснее слышать, он загнул вверх мохнатые уши шапки.
Качал головой: нет, это не серые волки. Оборотень, что ли? Липин усмехнулся.
Может, это гималайский снежный волк?.. Говорят, они приходят сюда.
Вой пронесся и вернулся, эхом зазвучал со всех сторон. Не успело оно заглохнуть, как что-то темное отделилось от скалы и укатилось в провал.
Липин, сжимая ружье, вглядывался.
- Нужно было стрелять, - бормотал он.
В ущелье неожиданно взорвался шум драки: стоны, вой, прерываемый натужным ревом. В бездне ущелья дрались, и дрались жестоко. Это перекликалось с криком во сне и потому казалось особенно жутким.
У Липина отяжелели ноги. И в то же время его охватило любопытство.
- Что это?.. - шептал он. - Что?..
Липин осторожно подобрался к краю ущелья. Опершись о камень, глянул.
Ну и темь! Пахнет смолой, торчат верхушки елей. Вой и рычанье усиливаются, и вдруг (Липин обомлел) из ущелья донесся истошный женский визг. Здесь?.. Он был таким же неуместным, как вой волков в городе.
Он и толкнул Липина.
Закинув ружье за спину, обостренно чувствуя каждое движение своего короткого мускулистого тела, Липин стал спускаться вниз.
Каменистый склон был крут и скользок, приходилось цепляться руками и ногами. Склон ущелья шел уступами. Ободрав ладони, Липин спустился на верхний.
Уступ образовывал большую, в несколько десятков квадратных метров, площадку. Верхушки лохматых елей выглядывали из-за края. Льдистая крупа густо усыпала его.
А в ущелье шла драка: ясно доносились глухой рев и какие-то странные завывания, перемежающиеся криками.
Значит, в ущелье люди?..
- Эге-гей! - крикнул он. - Кто там?..
Драка продолжалась с прежним ожесточением. Затем, после особенно свирепого рева, шум стал быстро перемещаться. Вначале он удалялся. Вслед за этим дерущиеся загремели камнями левее площадки, затем правее. Липин отскочил в сторону и присел за большим камнем.
Снял ружье.
Послышались грузные шаги, стук скатывающихся камней, пыхтенье. Царапнули когти, и с коротким рыканьем на краю площадки выросло что-то большое и темное.
"Медведь", - решил Липин. Тот резко, наотмашь ударил лапой. Закричали. Медведь быстрыми прыжками пересек площадку и взобрался наверх, откуда только что опустился Липин. Там стал ходить. Медведь небольшой. Глаза его - зеленые огоньки, округлые уши прижаты. Зверь сердился.
Липин вскинул ружье, решив - была не была - стрелять в медведя картечью. И не выстрелил.
Внезапно (Липин даже вздрогнул) на выступ один за другим, словно подброшенные, выскочили сгорбленные фигуры. Четверо. Они неслись следом за медведем. Местами они бежали на коротких, согнутых в коленях ногах, местами опирались на длинные руки и тогда передвигались боком, резкими прыжками, словно пауки-бегунцы.
Липин замер.
Странные существа, добежав до подъема, остановились. Сев на корточки, они сгорбились, втянули узкие головы, руки и лапы. Они стали точно походить на лежащие вокруг черные камни.
Прошла минута. Черные существа вскочили. С резкими, дребезжащими звуками двое унеслись на край площадки и стали карабкаться вверх. Оставшаяся пара, поднявшись и крича, заковыляла к медведю.
Они, выставляя вперед локти длинных рук, били себя кулаками в грудь. Эти двое с ревом лезли вверх, к медведю, временами срываясь и падая. Медведь, начавший беспокойно топтаться, спустился навстречу. Он коротко рыкнул и сбил переднего. Оба существа, цепляясь друг за друга, покатились вниз. Одно поднялось и вновь направилось к медведю. Другое, пошатываясь, проковыляло на четвереньках к камню Липина. Оно село прямо в снег, поджав ноги. Круглые ступни зарылись в ледяную крупу. Остроконечную голову оно схватило руками. И, покряхтывая и раскачиваясь, роняло черные маленькие шарики.
"Кровь!" - ужаснулся Липин, жадно разглядывая раненое существо. Ростом оно было немногим более полутора метров, с вислыми плечами, круглой грудью. Волосы (или одежда?) покрывали короткое тело. А лицо неразличимо темное, чем-то прикрытое.
...Медведь испуганно ухнул. Липин поднял голову и увидел стремительные черные силуэты. Это были двое, что обошли медведя стороной. В этот момент третье существо, до сих пор отвлекавшее медведя, с криком бросилось на него. Сцепились. Темный клубок покатился по краю, скатился на площадку, распался на мгновение, вновь сцепился и стал кататься по площадке, весь седой от ледяной крупы.
Мелькали лапы, руки, ноги, головы. Шерсть летела клочками вверх.
В те редкие моменты, когда клубок распадался, трое нападающих метались вокруг медведя. Он рычал, кружился на месте, бил лапами наотмашь. Но, видимо, слабел.
Он сделал попытку вырваться: зарычал, защелкал зубами, бросился к скале. Но черные существа схватили его за задние лапы и опрокинули. Они мяли зверя, стонущего, втискивая его в мешок. Послышался натужный приглушенный хрип - мешок затянули. Но этот медвежий хрип был мучителен. У Липина сжалось сердце. Непроизвольно, только чтобы оборвать страшный звук, Липин поднял ружье стволами вверх, сдвинул предохранитель и нажал спуск.
Ружье дернулось в его руках. Оно громыхнуло, выпустив длинную струю огня. Вспышка на мгновение сгустила темноту, но, когда Липин вновь ясно увидел площадку, странные существа исчезли. И в ущелье тихо! ни стонов, ни воя!.. Ничего!..
- Ни-че-го, - пробормотал Липин.
Он закинул ружье за плечо и пошел, спотыкаясь. Очнулся, наткнувшись на гранитную стену.
- Сон был, я сплю, - сказал он и начал подниматься.
Около палатки он стряхнул снег неловкими тяжелыми ударами. Влез, застегнул клапан. Нащупав выстывший спальный мешок, лег, положив ружье рядом.
- Сон. Я сплю.
А сна-то и не было. Липин закурил.
Растерянно ухмыляясь, он глядел на красную шапочку огня и не чувствовал вкуса дыма.
- Это галлюцинация? А? - сказал он.
И долго еще Липин перебирал в памяти мельчайшие подробности увиденного. И не заснул до утра, а когда рассвело, он сошел на каменистую площадку и увидел, что камни под снегом вовсе не камни, а синеватые, с дымкой кристаллы. Их здесь множество.
Он туго набил ими карманы, чтобы унести отсюда, а поглядев на них, вспомнить то, что он видел до сне или наяву.
...В городе он заказал перстень своей подружке. Другие кристаллы отдал Приходько на химическое исследование.
СОСЕД Май 1982 года. Необыкновенно теплый, можно было спать на улице, Эта командировка в Новосибирск не порадовала Нехалова. Во-первых, завод все не отгружал станки, Да и то сказать, сотни людей висели на заводском телефоне, из них десятка полтора сущих прохиндеев. Они предлагали снабженцам путевки и очереди на покупку автомобилей "Москвич" и "Жигули".
У Нехалова не было путевок и автомобилей, а только желание получить станки и убраться домой. А еще он чуял, что нравится директору: не вязнет, не суетится, ведет себя достойно.
Чуял - программные универсальные станки ему дадут. Он всегда чувствовал, дадут или нет, так развила в нем работа телепатические способности.
Место ему дали в гостинице в двойном номере с постояльцем непонятной профессии.
Нехалов его никогда не видел днем и редко ночью.
Сосед был и одним, и разным. То старичком, то девушкой или современным парнем, кто их разберет. И чувствовалось, что он посторонний, шпион или артист. Потому и внешность разная. То влетит птицей, а не то ночью замяукает котом.
Эта гипотеза удовлетворила Нехалова - артист! Потому и сны виделись фантастические. Раньше Нехалову снилось деловое: директор, жена, дети... Теперь снились ракеты. А однажды приснился себе самому Нехалов радиопередатчиком, будто сосед передает им, Нехаловым, разные сведения.
В ночь на вторник он передал такую радиограмму: "Арбукез Мобешти - Всесовету относительно распространения телепортации. План Ауза выполнен, возникли затруднения увлечением охотой на животное медведь, кристаллы в руках людей".
В среду Нехалов стал уже радиоприемником, так как принял следующее сообщение: "Всесовет - Арбукезу Мобешти относительно выполнения плана Ауза. Сколько времени займет у людей понимание свойств кристаллов?" Нехалов решил, что он злоупотребляет кофе, и стал обедать в диетической столовой, невкусно, водянисто, зато по-медицински. Не помогло, в ночь на пятницу (он обедал протертым супом и паровыми котлетами) Нехалов передал следующее сообщение: "Всесовету - Арбукез Мобешти относительно времени. По обнаружению телепортационных свойств будут изучаться в так называемых НИИ, у нас минаусах будут созданы новые НИИ, изучатели напишут диссертации и книги, на что уйдет двести земных лет. Предлагаю обратить особенное внимание на людей, называемых чудаками-изобретателями, разновидность существ у нас неизвестная".
Тотчас же Нехалов принял короткий ответ: "Всесовет - А.М. относительно чудаков-изобретателей.
Действуйте. Почему в последних сообщениях примешивается вид странного металлического сооружения. Проверьте чистоту канала".
И тут-то Нехалова разбудил сосед. Он стоял, страшно волосатый и ощетиненный, в виде той гориллы, которую показывают по телевизору. Глаза его лучились красным светом. Он прошипел:
- Завтра получишь станки, убирайся отсюда к матушке черта! Понятно?.. Подводилов ты, чистой энергии жалел...
- Все десять? - спросил одуревший и все-таки не потерявшийся Нехалов.
- Два. Вам нужно два. Ты сквалыга!..
- Спасибо.
- Проваливайте!.. Пошел! (И даже посинел от злобы.) - Прямо сейчас? - спросил перепуганный Нехалов.
- Сию минуту к матушке черта!
Нехалов быстро оделся и ушел. Он брел сонный пустыми улицами города, на ходу передавая текст: "Арбукез Мобешти - Всесовету относительно чудаков-изобретателей. Прошу разрешения пустить мозговой зонд в среднего представителя канал вычищен".
И принял следующий: "Всесовет - Арбукезу Мобешти относительно зондажа чудаков-изобретателей, - бормотал Нехалов. - Зондаж разрешается никто кроме крауготов не в состоянии осуществлять телепортацию".
Эту ночь несчастный телепат-толкач провел на скамье, в сквере. Жаловаться милиции он побоялся. Зато с утра его дела быстро двинулись - ему отгрузили даже три станка. Счастливый Нехалов дал телеграмму на завод и побежал купить билет на самолет. И все, что было у него в голове, - ночь, телеграммы, Всесовет и прочее, - исчезло. Забылось накрепко. Но Арбукез Мобешти, показывая этим хорошую память, не забыл Нехалова...
ДВЕ НЕДЕЛИ ОТПУСКА 19.5.82. Взял отпуск - переутомился.
Открылось мне это внезапно. Я спокойно обедал.
Вчера завод отдал новую партию станков (с моим улучшением), и нас перестало лихорадить.
Я обедал бутербродом, стоял у окна и смотрел на улицу. По ней прокатывалась цепь грузовых машин. Пыль и чад поднимались к нам, на девятый этаж.
Шли грузовики. Я считал машины, проходящие без груза, и меня трясло от негодования: гнать машины пустыми!
Жуя, я задумался о тотальной рационализации процесса жизни и прикинул свои возможности. Я мечтаю быть изобретателем-профессионалом (в штатном расписании нет такой должности).
А пока я изобретатель-чудак, одиночка. Мне дана жизнь (одна). Имею три авторских свидетельства: бедно и огорчительно...
Сумма знаний (всех) равна 4, помноженным на 10 в 12-й степени. Число комбинаций их (ресурс возможных изобретений) составляет же 24^10^18, что в 100^100 раз больше всех атомов вселенной. А тут пустые грузовики... И в этот момент меня и ударило.
Падая, я уронил бутерброд и вцепился в подоконник. И увидел - мир рассыпается передо мной в голубую пыль.
Рассыпались чертежные столы, бумаги, счетные машины, люди, находившиеся в комнате.
Затем темнота и пробуждение. Я открыл глаза в здравпункте, на кушетке, обтянутой холодным дерматином. Один мой рукав был засучен, в бицепсе ощущается тягучая боль. От меня отходила Мария Игнатьевна - со шприцем. Она подошла к раковине и пустила струю. Вытянув поршень, стала мыть шприц.
- Что это? - спросил я, ощущая боль в затылке и сладкое изнеможение в теле. - Кирпич?
- Два кубика кордиамина, - сказала она.
- А вообще?.. Знаете, в голове ощущение - ей тяжело, ее раздуло.
- Лежите и молчите. Вы что же, Григорьев, решили, что у вас нет сердца, нет тела, а только мозг? Работаете как лошадь. Изобретатель! Фу...
И Мария Игнатьевна, добрая душа, стала меня воспитывать. Я, лежа на кушетке, рассматривал потолок с волосной трещинкой и решил просить отпуск. И даже сочинил (в уме) рапорт начальству.
Дали отпуск! Проведу-ка я его дома. В самом деле, надо помнить механику тела: питание, физкультура, прогулки, сон, холодный душ и т.д.
20.5. (20 ч. 30 м.). Я в сквере и сижу на скамье. Вокруг вьются комары. На светлом небе они взлетающие и снова падающие снежинки, на темном фоне дома они светят крылышками и оттого видятся мне узенькими гофрированными ленточками.
Увидел я это впервые, и меня поразила способность глаз стробоскопически воспринимать движение. По-видимому, это происходит от нехватки освещения. Глазу трудно схватывать движение крыльев, их проекции скользят по глазным нервам и накладываются одно на другое. Отсюда и эффект. Некоторое время я размышлял над возможностью крыла в аэронавтике, о замене его, скажем, полужесткими лентами. Но голова работала смутно, в ней что-то от надвигающихся сумерек и от недвижной плотности древесины. Тогда я стал разглядывать деревья, людей, первую выскочившую звезду. Как ее звать?
Никогда я не ощущал такой жадности видеть. Мне хотелось посмотреть все.
Я разглядывал ветки, освещенные фонарем; парочки целующиеся, окурок, зачем-то приклеенный у витрины гастронома.
Мое ощущение: я прибыл из космоса и вижу чужую жизнь.
21.5. Утро я провел у знакомых - живут они в частном строении. Я помогал им в огороде и придумал новый тип лопаты - рукоять в виде боевого бумеранга, режущее лезвие маленькое, изогнутое. Это удвоит темп землекопания.
Поработав, я вынес табурет и долго отдыхал около грядок. Хорошо! Мелкие комары толклись над каждым пучком крапивы. Трясогузка присела на грядку редиса и кивнула мне хвостиком. И тут же взлетела. Я (собой?) ощутил ее взлет и рванулся следом. Но опомнился и ощутил как разновидность своего счастья всех комаров, пучки молодой крапивы и лопуха. Но они чужие мне, я принадлежал к другому, потребляющему их миру. Я стал размышлять о триаде жизни (насекомые - животные - травы). Машины, еще не изобретенные мной, теснятся в голове, они зовут, и кричат, и требуют: "Овеществи!.." Такое, видимо, ощущают бездетные женщины, слышащие приказ: "Роди!" И я засмеялся - от этой разновидности счастья.
Меня волнует растительная красота контуров. Такое отличие от кристаллических структур с их плоскостями и центрами кристаллизации. Но и перекличка есть, и перекличка... А вдруг все живое - это сочетание жидких кристаллов?
Не в этом ли метод изобретения будущих машин?
22.5. Гулял в тополевой аллее. В полдень туча завесила солнце, и тополевый пух смешался цветом с древесной корой. День порыжел, как старинная картина. Но подул ветер, туча прошла, солнце ударило, и все зеленое засветилось. Тополя же стояли, будто ряды форсунок, горящих зеленым пламенем.
Увидел странное - моя тень на сером асфальте окаймлена узкой и яркой полоской. Ясно, это мозговые неприятные явления (тот удар). Есть и другое: все время я ощущаю присутствие невидимых. Они зовут, они тихо окликают меня, они произносят странное имя. Чудное.
Приму-ка на ночь снотворное.
Открытие: там, где быть цветам, сирень выставила черные угольки. В черном спрятана формула каждого цветка - семилепесткового. И не верится, что из этого черного надуется цветочная гроздь - большая, влажная, лиловая. Хотя и знаю по опыту.
Набросал эскиз гибкого (ленточного) крыла и завел тетрадь для записи неприятных мозговых явлений.
24.5. Оса угодила в миску воды. Стенки миски эмалевые, скользкие, она не могла вылезти и мокла в ней часа два. Но я спас ее в нарушение параграфа инструкции о невмешательстве в жизнь других миров (мой психоз - воображаю себя пришельцем, забывшим свое имя). Но я спас насекомое и положил на солнце.
Оса была крепкая. Немного обсохнув, она привстала и загудела крыльями. И не поднялась. Тогда перестала гудеть, а вытерла себе голову и усики.
Особенно долго терла голову с правой стороны. Потом протерла хоботок, беря его передними лапками и несколько раз вытягивая до отказа.
Втянув хоботок, оса опять погудела и снова осталась на месте. Тогда она вытерла лапки - передние и задние - и выжала воду из нагрудной щетины. Этого ей показалось мало. Оса стала кататься на полу и облипла пылью.
Промокнулась ею, зажужжала и унеслась. Я рванулся следом. Я был оса - проносился в промежутках ветвей, затем пошел на снижение.
Когда эта дурь кончилась, я сидел у мостовой, рядом с желтой горстью одуванчиков, и растерянно смотрел.
А такая идея - сделать искусственную планету, шар, полый внутри. Там мы и выстроим дома. Варианты материалов - железо и пластики, силикаты и пластики.
Черт бы побрал этот отпуск! Или я схожу с ума?..
Мне кажется, у меня есть странное внеземное имя. Оно доносится ко мне из уличного шума, из скрипов деревьев. Но я не могу расслышать его.
Был в поликлинике. Врач назначил меня на снимок головы, выписал ножные горячие ванны (на крестец - горчичники). Мило! 26.5. Зацвела черемуха, принесла медовый запах и короткое похолодание. Молекулы запаха синим дымком плывут вдоль улицы. Они клубятся, обтекают дома, влетают в носы. Я тотчас прикинул возможности сделать портативное устройство для анализа запахов: гроздь трубочек, покрытых изнутри меняющими цвет реагентами, и насос.
Набросал в записнушку и предполагаемое устройство, и название реагентов. Вот что странно - я вижу структуру этих реагирующих веществ в виде сросшихся параллелограммов. А ведь в химии я пустое место.
Проверить по справочникам.
Проверил - ходил к Приходько, в лабораторию. Он химичит над какими-то странного вида кристаллами. Красивые такие, я стащил один. А анализатора еще нет, но теперь он будет, будет... Ура! Я уменьшил количество изобретений на одно. А гибкое крыло? Значит, на два. Но еще и планета...
По сему случаю выпил сухого вина - бутылочку - и пошел гулять.
31.5. Распустились сирень, яблоня-дикуша, ранеты и верхние, пригретые цветы крупноплодных яблонь.
Сколько цвета, запахов, пчел! Они кружат у яблонь даже в сумерки.
1.6. Первая жара. Скворцы и воробьи сидят с раскрытыми клювами. В зелени деревьев, словно мыши, ползают мухоловки. Мне ясны основные соотношения жизни - жертвы и хищники, снова жертвы и снова, как ступени, хищники. Наверху этой лестницы стоит победитель - человек.
Он высок, он император, он первое лицо на Земле. И - грустное лицо. Почему он так одинок здесь, почему равного ему в природе нет?
2.6. Рыжий, жалкого вида кот пошел в сени (опять я был у знакомых, опробовал лопату-бумеранг). Кот шел с оглядкой.
Курица, ловящая червяков, увидела его. Она бросила свои земляные раскопки и тоже пошла в сени. О чем она говорила с котом, я не знаю, но сначала из сеней с максимальным достоинством вышел рыжий кот, а за ним твердо ступала белая курица. Из нее так и выпирал самоуверенный характер. Это же смешно - видеть личность в птице.
Прорабатываю тему железной планеты.
5.6. Отцвели яблони, опал их цвет. Всюду лежат лепестки. Кажется, это умерли все на свете белые бабочки.
Жуткое ощущение! Умереть - значит не вернуться. Я тоже умру, не достигнув своей родины. Где она? В городе?.. На зеленой природе? На планете, выкованной из железа, что снится мне еженощно?
В моих снах она похожа на шар поседевшего одуванчика. И я не знаю, просто ли снится она или это вызревает гроздь моих будущих изобретений.
Я знаю, я одинок, я всем чужой, мне предельно тоскливо.
К вечеру похолодало и прошел дождь с ветром. Так - сначала ветер угнал яблоневые лепестки, затем дождь помочил все. И мокрый, холодный, почерневший асфальт вдруг задышал, завихрился, зашевелился белыми дымками.
Я увидел на нем десятки бегущих легких фигурок. Вдруг одна из них, повернув ко мне странное лицо, крикнула:
- Добрый вечер, Арбукез! Давно тебя не видно.
И сам я бежал, ветер толкал меня в спину, а я не мог остановиться. Потом я вернулся и увидел самого себя, тупо глядящего вдаль. До предела глупая рожа! 6.6. Мир Земли чудесен! Он состоит из вложенных друг в друга миров. Они сочетаются. Например, у куста сирени - там гнездо горихвосток - лежит черный кот. Он уверенно смотрит наверх, на суету птиц: съем! А я вижу его связь с птенцами, и связь птиц с насекомыми, и связь насекомых с растениями, их связь с микробами, а тех - с животными.
Я стараюсь проследить перемещение земной энергии от одного объекта к другому.
Фокус жизни - перемещение энергии.
Фокус техники - создание энергии.
Опираясь на технику, человек начал путь особого существа. А конец пути?.. Он представляется мне в виде освобожденного разума, человека, вертящего солнцами. Высшим усилием человека будет создана вторая, особая, вселенная. Это цель! Это работа! 12.6. Завтра на службу, и сегодня я вышел на реку половить язей. Ловил их на личинку жука-носорога (торгует ими старик, 10 копеек штука).
Лодка у меня складная, легонькая, стекловолокно плюс мини-двигатель. От горизонта набегает мерная зябь.
Я качаюсь в лодке. Волны несут и несут ко мне бесчисленные зеркала. Я же прислушиваюсь к колокольчикам: донок, жду поклевку.
Суета видений и мыслей ушла вчера, и тоже ударом. Зеркало чудных видений погасло. Но они же меня посещали! Они были.
Было небо с тысячью солнц, мерцание цветов в сумерках и фигурки, что бежали передо мной по асфальту. Было и ушло. Теперь я вполне нормален, я живу в мире, требующем рационализации.
Но какой? Может быть, сращение себя с машиной?
Тогда я сразу уменьшу число комбинаций, то есть изобретений, на один порядок.
24.6. Перечитал все и... удивился. Прими я всерьез этот бред, то мог бы пойти к психиатру. Или дать в некую звездную туманность следующую телепатограмму: "Адрес: Звездная Туманность, планета Железопластмассовая.
Текст: человечество вступило на путь научной техники и не свернет с него. Оно идет логичным и ясным путем. Сейчас люди - это существа, управляющие механизмами, приделавшие себе крылья, колеса и двигатели. Затем они превратят себя в киборгов, чтобы безгранично продлить свою жизнь.
СООБЩЕНИЯ В СИСТЕМУ ТУМАННОСТИ 333 "Арбукез Мобешти - Всесовету. Нахождение зонда в мозгу изучаемого объекта показало, что данные существа готовы повторить наш путь: существо - механизм - киборг - постройка Железной планеты - проникновение во вселенную. Прошу на Всесовете обсудить возможность предупреждения данных разумных существ опасности пути. Также требую передачи секрета телепортации".
"Всесовет - Арбукезу Мобешти. Относительно помощи людям в телепортации. Действуйте осторожно, иначе отнимете гордость поиска и находки".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Передаче секрета нет необходимости. Григорьевым переброшена мышь через стену. Кристаллы недостаточно чистые. Работа кристаллами попала Высокой Науке. Отыскиваются общие закономерности. Переместили на метр грамм золота. Создаются НИИ телепортации, буями - ретрансляторами не спешите".
"Всесовет - Арбукезу Мобешти. Относительно докторов и кандидатов - кто они?" "Арбукез Мобешти - Всесовету. У людей кандидат - это ихневмон, а краугот - доктор наук. Ихневмонов больше, чем крауготов".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Относительно созданий НИИ телепортации. Создано более тысячи по числу добытых кристаллов. Исследуются возможности очистки".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Относительно практической телепортации. Чудаки-изобретатели предприняли попытку воздействовать вибрацией на кристалл. Григорьев, прозываемый технарем, интуитивно решил задачу - при наличии батареи от фонарика и массажного аппарата перебросил пачку сигарет через город ихневмону Приходько. Ученый мир взволнован, и сверхкраугот Вахтин включился в работу. Все упирается в очистку кристаллов, земная химия не скоро справится с этим. Но прошу обратить внимание: пришлось сократить гипотетические сроки".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Относительно кристаллов. По месту находки на территории Сибири они названы сибиритом. Я их видел, работаю в лаборатории простым котом. Они малы, чтобы привести в колебание атомную решетку человека и затем наложить ее на световую волну".
"Арбукез Мобешти - Всесовету (срочное!). Относительно телепортации. Найдены гигантские чистые кристаллы на территории Эвенкии, они решат вопросы телепортации, Приступайте к постройке буев. Хочу спасти вышеозначенного находчика кристаллов, он упал, тяжело ранен".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Относительно выговора за вызов Блистающего Шара без согласования. Необходимо медицински помочь человеку, но сохранить в тайне пребывание Блистающего Шара. Находчик Мохов принял его за галлюцинацию, отбрасывают обвинение во вмешательстве. Сообщаю запись разговора человека с психиатром (зигрисом).
- Вы, говорят, видели что-то необычное.
- Видел.
- Что же это было?
- Мои грезы да кристаллы.
- Но там оплавлен гранит. Не могли там оказаться пришельцы?
- Там просто упал метеорит".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. В дополнение к ранее сообщенному. Технарями похищены большие кристаллы у крауготов, ведется работа по транспортации. Установлено: вышеупомянутый Григорьев уже перемещается из дома в мастерские НИИ с помощью карманной установки... Относительно нарушения режима запрещенной охоты четвероногое медведь. Прошу заставить миннигов вернуть медведя, справлюсь один, если будет разрешение перемещаться во времени".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Относительно крауготов и ихневмонов. Защитили десять тысяч диссертаций, описывают переброски одного грамма вещества на один метр. Сверхкраугот Бахтин собрал множество чудаков-изобретателей, а крауготам заявил: их науку может родить факт транспортации, как астрономию родил чудак - изобретатель подзорной трубы".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Относительно времени первой транспортации. Может быть осуществлена через сто лет. Бахтиным подключены к работе писатели, они пишут о мучениях чудаков-изобретателей, ярко показывают возможности телепортации".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Относительно открытия телепортации объявлено: не осуществится никогда, доказано крауготами: человек прибудет на другую планету мертвым. Возмущен, прошу разрешения открыться людям".
"Арбукез Мобешти - Всесовету (сверхсрочное). Относительно телепортации собаки на сателлит Земли - все прошло удачно".
"Арбукез Мобешти - Всесовету. Относительно сверхкраугота Бахтина. С помощью толкача Нехалова, добывшего материалы, построена машина телепортации, изобретение Григорьева. Может телепортировать человека, по требованию крауготов машина опечатана. В плане намечены тридцать лет опытов над животными - для выработки теории".
"Арбукез Мобешти - Всесовету относительно телепортации лабораторной кошки Улианы - все прошло удачно".
ДЕСЯТЬ МИНУТ ГРИГОРЬЕВА Дежурил у машины Семушкин, человек покладистый за бутылку арманьяка. Он и пустил их в башенную пристройку, к Машине. И когда все уже было сделано и Григорьев лежал в машинной, Бахтин спросил его шепотом:
- Жене позвонить?
- Моей?
- А чьей же? - поразился Бахтин.
- Не надо звонить, - пробасил Григорьев.
- Ты хоть намекал ей? - заинтересовался Бахтин.
Григорьев промолчал, и Бахтин ушел. Но приник к двери и стал глядеть в специально проделанную им дырочку. Телевизорам он не доверял. А в машинной оставаться не разрешалось.
Бахтин стоял, изолировавшись резиновым ковриком, а Григорьев остался один. Ему было как-то не по себе. Не то чтобы он боялся, нет... Он покосился на дверь.
Гм, дверь... Обита, за ней стоит Бахтин и... ждет. Чего?.. Успеха, конечно. А кричать не нужно, микрофон держит черное свое ухо рядом с губами, он настороже...
Микрофон караулит все его слова и, быть может, предсмертный крик. В него сейчас можно сказать Бахтину (и Машине): "Знаете что? Идите вы все к черту с вашей телепортацией, я пошел домой, изобретать буду, но летать не стану". А кто станет?.. Вдруг это больно? Собака и рвалась, и визжала.
- А я не заору, - пробормотал Григорьев. - А Мария? Вот бы увидела.
Спина устала. Григорьев попробовал ворохнуться и лечь хотя бы на бок. Но Машина держала крепко.
Снизу она напирала резиновой холодной губкой, сверху жала крышкой.
Со стороны это походит, Григорьев знал, на стеклянный саркофаг.
Над Григорьевым нависала голова Машины. Он видел медленно шевелящиеся ее части и морганье индикаторов. Да, сработано все на высоком уровне, чисто и аккуратно.
Добротная вышла штука, хорошие работали мастера - со всех заводов Сибири. И отлично всех увязал Нехалов.
- Ты поосторожнее, - сказал он Машине.
Она гудела, а Григорьев размышлял.
Он вспомнил, что, хотя ее общую схему придумал он, Машина и конструировала, и частью делала себя сама. Что даже Бахтин не все о ней знает. Но эксперименты с собаками шли стопроцентно удачно, а кристалл в ней был великолепен.
Но может быть и неудача - по теории вероятностей.
Есть такая теория. Умная. Она не соврет, об этом все говорили: Бахтин и другие. Главное, конечно, Бахтин...
Гм, откуда выскочила эта цифра, еще и зеленая? А-а, сейчас Машина будет собирать в нем информацию, всюду заглянет, все прощупает. Вот черт!
Она узнает о нем больше самой Марии. Смешно?.. Не очень. Информация уйдет в ту черную пятиэтажку без окон, что вертит на крыше антеннами, которую окружает лес столбов с толстыми проводами.
- Валяй, Машина! - сказал Григорьев. - Валяй! Что тянуть?
Сказал - и ощутил поклевыванье в кончиках пальцев, потом в руках до плеч, в ногах, в кончиках пальцев. К Григорьеву пришло странное ощущение, словно бы он таял дрожа. Ему стало страшно, захотелось крикнуть и убежать.
Телесный испуг промелькнул в нем. Григорьев знал, что сейчас он и в самом деле по-настоящему перестанет быть здесь. И возникнет совсем в другом месте. Григорьев презрительно улыбнулся страху тела.
- Дрожишь, протоплазма, - сказал он, видя, что ноги его тают, словно размазываются в сумраке комнаты.
Сначала, как оно и положено, исчезли пальцы, затем ступни. Когда подошли толстые берцовые кости - загудело сильнее. И нарастал пронзительный и чужой звук.
Откуда он?.. Что это?.. Что-нибудь с Машиной?.. Но аварийная лампа темна. А-а, это крик! И вдруг в синих вспышках индикаторов он увидел на выпуклости шаровой головы Машины чье-то лицо.
Дикое! Выпучены глаза, распахнут рот, переднего зуба не хватает. И Григорьев понял - это он, его лицо, его зубы, он кричит, но... зачем кричать, боли нет.
И ног уже нет, и туловища, осталась одна голова. Последним поворотом своего тающего глазного яблока он увидел ряд прозрачных саркофагов одинакового размера, с одинаковыми Григорьевыми.
"Орешь, тело?.. - мысленно спросил Григорьев. - Визжишь?" И все прекратилось - и страх, и крик, и он сам. Григорьев ощутил, что разбухает быстро, стремительно.
Увидел набегавшую на себя стену, зажмурился - и пронесся сквозь нее.
Теперь он стоял на улице: нагой гигант стеклянной прозрачности. "Ничего себе, разбарабанило Мишку", - весело подумал он. Да он ли это? Вот здесь перелом кости. Хорошо срослось (он наклонился и увидел в себе тени жил и костей). А сквозь ступни ног просвечивает город. Григорьев поднял руку - сквозь ладонь замигали ему дальние звезды. Вот бы туда... Ничего, терпение...
Он потянулся к Луне раскрытой ладонью, и космический корабль белой звездой прошел сквозь его ладонь. Сверкнули желтые иллюминаторы. В одном торчало широкое лицо с расплющенным носом - человек смотрел на него, должно быть, не веря себе. И рот открыт.
- Опупел, - сказал ему Григорьев и пожалел, что таким его не увидит Мария. Это бы очень помогло в семейной тряской жизни.
- Надеюсь, меня снимают.
С высоты Григорьев увидел зарево приближающегося утра. Шагнул навстречу ему. Случилось то непонятное, что с тех пор называют эффектом Григорьева. Он остался на месте, из него вышел второй Григорьев. Он шагнул и тоже замер. Затем вышагнул третий, четвертый... Этот последний увидел, что ноги его уже стоят на лунной горе. Той самой, которую Бахтин указывал ему пальцем на карте, еще они очертили ее синим кружком.
- Даже разброс в десять километров будет хорош, - говорил ему Бахтин.
- Ух ты! В точку!.. - вскрикнул Григорьев и присел уже в своем обычном размере.
Плотный и жилистый человек, он сидел на лунном камне. Не прозрачный, нет, а вполне вещественный. Только вот голый, и дыханья нет, хотя грудь и колышется.
Где время?.. Вот оно, на руке, в виде часиков с одной только стрелкой и тонкой красной черточкой. Стрелка - толчками - ползла к этой черточке. Гм, гм, время идет, и надо спешить.
Но это же Луна!.. Именно она - и тени черны, и небо. А камни легкие. Попрыгать, что ли?.. Говорят, здесь легко.
Григорьев встал и почувствовал - роботы уже близко, они спешат к нему. Вот глухой и далекий взрыв и гул, ощущаемый и сквозь камни. По-видимому, это работают сейсмороботы.
Или упал метеорит?..
Луна!.. Вот черт!.. Но к Григорьеву подошла историческая кошка Улька и потерлась о ногу.
Ульяна прославилась своей дракой с первой лунной собакой. Дрались они перед телекамерой, Григорьев смотрел и не знал, что ему делать - смеяться или плакать. У жены сомнений не было, она плакала и жалела зверей.
- Бедная, маленькая, экспериментальная, - говорил он, гладя Ульяну. - А все же поразительно: солнце косматое, сердитое, звезды, кошка...
- Лунная, грязная, бедная...
Из-за камней вывернулся робот. Суставчатый и сверкающий, он здорово смахивал на алюминиевого паука и был потрясающе подвижен. Идя к Григорьеву, он работал - карабкался на камни и энергично, только клочья вверх летели, разгребал лунный мох.
Он подбежал к Григорьеву, присел на задние лапы и выставил две передние. У этого робота вполне приличная сохранность: башенка с глазами легко крутилась, светился красный индикатор и какая-то трубка. А-а, телекинез. Значит, Бахтин организовал передачу. А он голый. И Григорьев торопливо прикрылся.
Мелькнули искры между рожками антенны робота.
- Сигналит, - догадался Григорьев и шагнув к многоножке - дырочка на корпусе, палец войдет. Что это?.. Метеорит ковырнул?
Многоножка попятилась от его пальца, и Григорьев опасливо покосился на лунное небо. Кошка пропала в камнях, ловя свою тень. А со всех сторон торопились к Григорьеву роботы. Штук двадцать. Половина их были многоножки, четыре суставчатых. Прочие двигались на колесах.
Последним шел большой, коробчатый робот-матка. Он направился к Григорьеву. Подъехал и спросил:
- Вы кто?
Григорьев объяснил.
- Запрошу информацию, - оповестил робот, выпуская антенну и мгновенно втягивая ее обратно. Откинулся борт.
- Садитесь в кузов, - сказал он. - Изолируйтесь резиновым ковриком. Инструменты в кузове. Требуют осмотра механизмы за номерами 102, 576, 981, 983. Ремонт нужен номеру седьмому и от сто второго до сто девятого. Актом списан механизм за номером 13. Телепрограммы вашей работы поведут роботы номер 75, 101, 1001/бис. На всех телеканалах ("Это, конечно, устроил Бахтин. А не предупредил, хитрец!").
- Я же не одет! - возразил Григорьев.
- Изолируйтесь ковриком.
Из-за скалы опять выбежала кошка. К нему? Нет, за ней гнался Второй Лунный пес, дворняга. Он разевал пасть, будто лая.
- Фью, фью, - засвистел Григорьев, но те скрылись в тени. Да и не услышали бы.
Откинулся задний борт. По нему к Григорьеву вползла многоножка. Одна лапа ее волочилась - сломана. Григорьев сделал юбочку из запасного коврика и взял в руки сварочный аппарат.
- Теперь можете и по всем каналам...
У трех роботов оказался пробой метеоритом, у остальных было нужно сменить отдельные стандартные блоки. Он не был механиком, но с делом справился. Этот ремонт, конечно, придумал Бахтин, как доказательство возможностей.
Григорьев торопился - стрелка спешила к черте. А тогда кончится запас энергии. Скоро кончится.
Работая, он говорил машинам:
- Однако вы хорошо сработаны, почини вас, и еще надолго годитесь.
Роботы теснились вокруг Григорьева. А один, бойкий, целился кинокамерой.
- Для потомков? - спросил Григорьев.
...Все больше и больше роботов присоединялось к ним. Они желали рассмотреть Григорьева.
- Смотри, настоящий человек.
- Ему бы добавить конечности.
- Как лунный микроклимат? - спрашивали они.
Стрелка подходила к красной черте - Григорьев положил инструмент.
И вдруг рассыпался - синими искрами. Исправленная им многоножка N 1001/бис сходила на каменистую почву, а робот-матка запросила по радио новые запчасти с Земли.
...Григорьевы стояли - все четверо, - переглядываясь и пересмеиваясь. У ног их низкой травкой румянился лес и клубились белесые туманы, покрывая кубики домов.
Вдали Григорьев увидел проступающий блеск гор Путорана и тусклые нити таежных речек. Он подумал, что было бы хорошо помотаться по государству, сесть в авто с Марией и ринуться в путь. Теперь он его купит, и на весь отпуск ринутся они во все колеса.
Хорошо! Теперь это возможно - Машина работает, теперь ему дадут очень долгий отпуск и приличную премию: Бахтин обещал. Он такой - скажет и обязательно сделает.
...И вдруг все стронулось с места, все кинулось в лицо Григорьева единым мощным броском. А выбежавшие люди снизу видели, как пронеслись к антеннам светлые пятна. Исчезли.
Они услышали, как Машина взревела один раз, второй, третий, четвертый. И каждый раз вздрагивало черное здание, дрожали стаканы и посуда на полках всего города, и что-то отзывалось в каждой человеческой душе сладкой и манящей тревогой.
...Машина стихла. Голова ее шевельнулась и, урча подшипниками, отползла в сторону. Но проблески индикаторов бесконечно продолжались, так как Машина все время была под током, ее не полагалось выключать.
Григорьев лежал и не шевелился. На него, захлестнув и смяв, вдруг обрушилось все увиденное, чему он не удивился сразу из-за поспешности, - слепящий блеск лунных пород, косматое солнце, лунные кошки, собаки, роботы... Мозг Григорьева отчаянно защищался от чрезмерности увиденного, это родило непереносимую боль в голове.
И тут клацнула дверь. Далее же было все так, как они с Бахтиным рассчитали. Вошли медики, люди в белых халатах (приехали на "скорой"). Хрустящие, стерильные, незнакомые. И - величественные, так как осознали момент.
Один нес в ванночке здоровенный шприц и вату. Откинув крышку саркофага, он мазнул холодком по руке Григорьева и - ударом! - воткнул иглу.
Григорьев даже зашипел от резкой, шипучей боли. Потом он ворохнулся, желая встать, и говорил им, что все нужное сделано. Починил роботов, но вот собака и кошка Ульяна...
- Мы все уже видели, видели, - сказали ему. - Был телерепортаж, с постелей нас всех поднял. Мы же были на дежурстве.
- Там кошка и собака.
- Лежите, лежите, - велели они.
(А к нему катили телеаппарат.) - Их надо забрать.
- Спокойней, спокойней.
Подошел беленький старичок (за ним вошли премолоденькие медсестры), положил ладонь на голову. Погладил.
- Как мы себя чувствуем? - спросил он тем голосом, которым разговаривают уверенные и удачливые врачи. - Все увиденное улеглось в сознании?.. Наступил покой?.. После мы поговорим, сейчас ждут корреспонденты. Надо подумать, первый космонавт без корабля. Каково? С ума... А? Как вы решились? Пустить журналистов?.. Что вы им скажете?
- Пускайте, - разрешил Бахтин.
Ворвался первый журналист после борьбы в дверях. Григорьев видел в глазах академического старичка такое лютое любопытство, что даже сжался комом.
- Вскрыть бы... Ах! - прошептал старичок.
- Что вы всем нам скажете? - спросил журналист. - Ваши, так сказать, первые слова? Обращенные и к нам и к потомкам?..
Григорьев стянул лоб в гармошку: искал слова. Что он скажет всем на свете журналистам? Этим врывающимся волосатым разбойникам. Почему Бахтин не подскажет?..
- Это были лучшие десять минут моей жизни.
И тут ворвалась его жена.
Григорьев, увидев ее, не то чтобы испугался, а как-то озяб. Люди в белых халатах быстро сгрудились в тесную кучку.
Бахтин пятился. Умный человек, все угадал - и пятился.
- Изверг! - закричала Мария. - Я тебя видела сейчас! Изверг! Молчал! А я не знала-а-а... - И, обернувшись, влепила Бахтину пощечину. Что увидели: а) коллеги, б) корреспонденты, в) телезрители всех материков, г) только что проснувшаяся его собственная жена (по телевизору).
А Григорьев не увидел, так как от страха зажмурился раньше самого момента удара и услышал только, как он говаривал впоследствии, "аплодисмент". За Марию уже цеплялись медсестры - молоденькие, в белых комбинезончиках.
Потом, конечно, Мария приходила к Бахтину извиняться с Григорьевым, чувствовавшим себя, так сказать, не в своей тарелке: стал знаменитостью!.. Вид он имел мятый, измученный, так как лежал в больнице и его обследовали.
Бахтин повел себя умно и соответственно положению. Даже шутил. Но, улучив момент, он с надеждой спросил Григорьева:
- А тебе?.. Тоже досталось?..
- Она мне дома устроила, - шепнул ему Григорьев, с любовью глядя на жену. - Полный запуск на трехступенчатой ракете с взрывом. Но вот такая идея, как вы на нее посмотрите?..
И, отойдя в сторонку, они зашептались...
"Всесовет - людям от 2 июля 1982 года земного времени. По поводу включения планеты Земля в Ассоциацию Свободных Планет. Через Полномочного Представителя Супер-Краугота Арбукеза Мобешти мы передаем низкий-поклон Земле-матушке и приглашение на межпланетную конференцию системой межпланетных буев. Обратное возвращение делегата гарантируем. Поздравляем с невиданно быстрым выходом в звездный космос".
Заявление ООН от 12 июля 1982 года. В связи с приглашением участвовать на Межпланетной конференции считаем единственно приемлемой кандидатурой академика Бахтина. Сообщаем некоторые подробности о первом делегате-астронавте методом телепортации. Павел Григорьевич Бахтин родился в таежном поселке в Нарыме, вышел из среды так называемых охотников-промысловиков. Показав незаурядные математические способности, в пятнадцать лет он поступил в институт, в двадцать стал академиком, в двадцать девять принял участие в разработке телепортационной системы в то время, когда ведущие ученые мира не поверили в возможности телепортации и дело двигали несколько изобретателей. Назовем ведущего, Михаила Григорьева, что стал Первым Космонавтом Без Корабля.
Срочная. Новосибирск, ул. Белинского, 106.
Бахтиной Надежде Петровне.
Дорогая мама выдвинут делегатом межзвездный первый съезд отправляюсь вечером пробы буев. Не волнуйся сто процентов надежности. Целую Павел.